Томас проснулся с легкой головной болью и сразу вспомнил почему. Молодое вино, которое они вчера пили в полиции, было совершенно не выдержано. Йоргис сказал, что его вполне могли сделать в прошлом месяце.

Но пара чашек хорошего кофе исправит ситуацию. А может, лучше выйти и поесть на завтрак свежих апельсинов и горячих хрустящих булочек? Вероятно, у Вонни тоже похмелье. Это своеобразная солидарность.

Но, выйдя из комнаты, он увидел, что дверь в другую спальню открыта, а постель аккуратно убрана. Она действительно использовала ее, только чтобы переспать ночь. Ему стало интересно, где она теперь. Снова в курятнике? Или с детишками в гавани?

Она была такая самодостаточная маленькая женщина с косами вокруг головы, с морщинистым загорелым лицом, широкой улыбкой, из-за которой невозможно было понять, сколько ей лет. Сорок? Пятьдесят? Шестьдесят? Узнать у кого-то в Агия-Анне, сколько времени она здесь живет, тоже было невозможно. А о себе она говорила или очень мало, или вовсе ничего, поэтому приходилось гадать.

Томас зевнул и направился в кухню. Она опять его обошла. На столе лежали четыре больших апельсина, а в клетчатой салфетке свежие булочки, чтобы не остыли. Томас вздохнул с облегчением и сел завтракать.

Фиона еще спала, Эльза оставила ей записку:

Ушла в гавань. Не хотела будить. Почему бы тебе не присоединиться ко мне в полдень. Возьми купальник, если хочешь, и мы посидим в этом симпатичном месте со скатертями в сине-белую клеточку. Не помню названия. Мне очень хочется.

Обнимаю,

Эльза.

Она воспринимала Фиону как младшую и глупенькую сестру. Трудно было поверить, что в реальном мире девушка была уважаемой, опытной медсестрой, но при этом совершенно глупо поверившей, что Шейн где-то в Афинах беспокоится и думает о ней.

Эльза медленно брела по узким улочкам, разглядывая все вокруг. Люди мыли тротуары перед своими маленькими магазинчиками и выкладывали товар. В кафе и ресторанчиках они старательно писали на больших досках меню.

После трагедии не ощущалось больше прежней беспечности и радости в их поведении. Но жизнь продолжалась, или они только притворялись. Так же, как Эльза.

Она решила, что правильно делает, скрывая от всех, что теперь внутри она бесчувственная и пустая. Думала, что так лучше, когда все под контролем. Она душевно поговорила с остальными прошлой ночью, была несгибаема с Фионой, которая выплакалась ей в плечо, когда они вернулись.

Теперь она могла спокойно кивать и улыбаться прохожим, время от времени говоря им «калимера».

Но ощущала она себя пустой и ненастоящей.

Как ей хотелось оказаться где-то, где были бы люди, которым она безразлична. Она никогда не чувствовала себя столь одинокой. Ни семьи, ни любви, ни работы. А после того, как уехала из Германии… дома у нее тоже нет. Отец, который ее бросил, мать, которая ее не любила, но лишь ублажала свои амбиции, любовник, который лгал ей и собирался лгать вечно.

Кто-то в разбитом фургоне поприветствовал ее. Эльза прикрыла глаза ладонью от солнца, чтобы разглядеть, кто это.

Это была Вонни с толпой детишек.

— Мы едем купаться на фантастический берег. Где он, вы не знаете. Поедем с нами?

— Отлично, но должна встретиться с Фионой в полдень в гавани, к тому времени надо вернуться, договорились?

Эльза обрадовалась, что у нее с собой купальник и соломенная шляпа, теперь она готова пойти куда угодно.

Вонни кивнула ей в знак согласия:

— О, конечно, мы вернемся к тому времени. Детям нельзя долго на открытом солнце в полдень. — Она что-то сказала по-гречески пяти- и шестилетним ребятишкам в фургоне. И они все разом заулыбались ей и хором сказали: «Яссу, Эльза!»

У Эльзы сдавило горло, словно она получила ответ на свою просьбу. Словно каким-то непостижимым образом она вдруг стала частью единого целого. Совсем ненадолго.

Дэвид взял напрокат велосипед и прокатился пять километров туда, куда посоветовали ему его домохозяева, и нашел отличный пляж. Ему хотелось повидаться с теми, с кем он провел предыдущую ночь, и поговорить о вечере, о танце, о том, как люди выражают свои чувства. Но никто не предложил встретиться, а Дэвид не хотел быть навязчивым.

Он перебрался через холмы и спустился с другой стороны. Природа вокруг была изумительная. Зачем люди стремятся жить в тесных городах? Зачем тратить часы на дорогу, дышать выхлопными газами, если можно наслаждаться жизнью в таком месте?

Он спустился туда, где должен был быть пляж, и, к своему разочарованию, увидел припаркованный фургон. Но потом он заметил Эльзу и эту странную пожилую Вонни, сидевшую на песке в окружении восьми или девяти ребятишек. Он видел, как Вонни выстроила детей вдоль кромки воды и делала широкие движения руками. Дети кивали в знак согласия. Она, должно быть, объясняла им, что в воду войдет первая вместе в Эльзой и что никто не должен заплывать дальше, чем взрослые.

Дэвид лежал на поросшей травой дюне и следил за ними. Эльза была такая красивая в своем элегантном бирюзовом купальнике. Ее короткие белокурые волосы сияли на солнце, тело слегка загорело, и движения ее в море были грациозны, когда она играла с детьми.

Вонни, маленькая и неказистая, с косами вокруг головы, была одета в практичный черный купальник, вышедший из моды лет двадцать тому назад. Она тоже плескалась в волнах, призывая детей присоединиться к ней и помогая самым робким, держа их ладонью за подбородки.

Дэвиду хотелось присоединиться к ним, но он боялся быть навязчивым. Эльза заметила его.

— Эла, эла, Дэвид, поплавай с нами, вода божественная!

Неуклюже он направился к воде. Под шортами у него были плавки. Сняв очки, он положил их поверх аккуратно сложенной одежды.

— Ясси, име англос, — поприветствовал он их.

— Можно подумать, они не знают, что ты англичанин! — пошутила Вонни.

— Полагаю, — буркнул Дэвид.

— Ну ладно, Дэвид, ты лучше всех остальных туристов, ты потрудился выучить несколько греческих слов. Не поверишь, но это всем очень нравится.

— Правда? — Он был по-детски обрадован.

Один из детей обрызгал его водой из пригоршни.

— Очень хорошо, поли кала, — улыбнулся он.

— Надеюсь, у тебя будет шесть детей, Дэвид, и ты будешь отличным отцом, — вдруг сказала Вонни.

Томас шел в гавань. Жизнь вокруг почти вернулась в нормальное русло. Многие рыбаки уже вышли в море, другие чинили снасти.

Все кивали ему, приветствуя. Он здесь уже много дней и больше не чужой для них, не случайный прохожий.

Один из них что-то сказал, но Томас не понял. Теперь он пожалел, что не выучил несколько фраз из разговорника, как Дэвид, тогда бы он мог понять хотя бы немного.

— Очень сожалею, сигноми, — извинился он.

Мужчина, похожий на моряка и весь в татуировках, сказал:

— Мой приятель говорит, что ваши друзья хорошие люди, что вы разделили наше горе.

Томас смущенно посмотрел на него:

— Мы все очень сожалеем о том, что произошло здесь, и были чрезвычайно растроганы вчерашним танцем. Никогда не забудем.

— Когда вернетесь домой, будете рассказывать про это вашим друзьям? — Моряк, вероятно, знал их и готов был переводить другим.

Томас говорил медленно:

— Мы из четырех разных стран: из Германии, Англии, Ирландии и Америки, но мы все обязательно расскажем обо всем дома.

— А мы подумали, что вы друзья навеки.

Фиона проснулась и прочла записку. Как причудлива жизнь, что случайно послала ей такую добрую и великодушную Эльзу, которая стала для нее такой же верной подругой, как Барбара. Как замечательно! Шейн обрадуется, когда она ему расскажет.

Он обязательно свяжется с ней скоро, независимо от того, что они все думают. Фиона вымыла голову и воспользовалась феном Эльзы. Выглядела она не так уж плохо. Бледная, немного усталая, но не настолько, чтобы пугать ворон, как говорил ее отец о людях, которые выглядели неважно.

Фиона немного подумала об отце. Он был такой добрый, замечательный папа, пока она не привела в дом Шейна. Она очень хотела отпраздновать дома серебряную свадьбу родителей.

Но отец — может, и в этом была его ошибка — стал слишком резок в отношении Шейна. Не стоит тратить время на раздумывания по этому поводу. Она должна как-то жить, пока Шейн не вызовет ее. Она нарядится как можно лучше и медленно пойдет к гавани. Ей не хотелось, чтобы Эльза думала, будто она какая-то безнадежная неудачница.

Она себя не выдаст.

Вонни и Эльза оставили Дэвида на берегу учить очередные десять фраз в день, потом Вонни высадила детей на площади и завезла Эльзу в гавань ровно к одиннадцати часам.

— Спасибо за компанию, — поблагодарила Вонни.

— Почему люди в Агия-Анне доверяют вам своих детей, Вонни? — спросила Эльза.

— Они знают меня уже много лет, верят, что я абсолютно надежна, как мне кажется. — Вонни не была уверена.

— Сколько лет, Вонни?

— Я приехала сюда более тридцати лет назад.

— Что? — изумилась Эльза.

— Ты спросила, я ответила. — Вонни забеспокоилась.

— Действительно. Простите. Уверена, вам не нравится, когда лезут в душу, — извинилась Эльза.

— Обычно я не возражаю, когда задают разумные вопросы. В Агия-Анну я приехала, когда мне было семнадцать, чтобы быть рядом с тем, кого я любила.

— И вы были с ним? — спросила Эльза.

— И да и нет. Расскажу когда-нибудь. — Вонни завела мотор и укатила.

— Томас!

Он посмотрел на нее с того места, где сидел на старом деревянном ящике, глядя на гавань и волны.

— Рад видеть вас, Эльза. Не желаете ли присесть на симпатичный стул? — Он пододвинул ей второй ящик.

Она села так элегантно, будто они находились в гостиной.

Он вдруг понял, какая она отличная телеведущая, или была ею. Никакой суеты или неуверенности и всегда владеет собой.

— У вас мокрые волосы. Плавали?

— Да, в маленькой лагуне есть прекрасный пляж километрах в пяти отсюда на том берегу, — показала она.

— Не говорите, что прошли десять километров сегодня! — Он сильно удивился.

— Нет, к стыду моему признаюсь, что туда и обратно меня довезла Вонни. Мы встретили там Дэвида, он молодец, взял напрокат велосипед. Мне кажется, Томас, что море здесь гораздо привлекательнее, чем где бы то ни было.

— Гораздо лучше, чем в Калифорнии. Там все слишком плоско. Красивые закаты, но нет такого прибоя, игры цветов и красок, как здесь.

— Что говорить о море в Германии, ледяном у берегов Голландии и Дании. Конечно, оно не такое, как здесь. Неудивительно, люди в восторге от здешних мест. Хочу сказать, море должно быть отражением неба, но не говорите мне, что вода вовсе не синяя.

— «Кати свои волны, о темный и бездонный океан, волнуйся и кипи»! — процитировал Томас.

К его удивлению, Эльза продолжила:

— «Сто тысяч кораблей в твоих пучинах тонут; руинами покрыта суша. Власть человека только до брегов твоих…»

Он посмотрел на нее, раскрыв рот:

— Вы знаете наизусть английские стихи. Как смеете вы быть столь образованны!

Эльза рассмеялась, польщенная похвалой:

— В школе у нас был учитель, который любил Байрона, думаю, он был просто влюблен в него. Если бы вы выбрали другого поэта, я бы не смогла блеснуть знаниями!

— Но я серьезно, потому что из немецкой поэзии я не знаю ни строчки. Да что там говорить о немецкой поэзии? Я не знаю не единого немецкого слова.

— Нет, знаете. Вы сказали «wunderbar» и «prosit» вчера вечером, — успокоила она его.

— Думаю, прошлым вечером «prosit» говорили слишком часто, как это обычно бывает… Ох, вспомнил еще одно немецкое слово — «reisefieber».

Эльза залилась смехом:

— Какое замечательное слово вы знаете… откуда оно у вас?

— Оно означает «дорожная лихорадка», не так ли? Когда паникуешь в аэропортах и на железнодорожных вокзалах.

— Именно так, Томас. Воображаю, что вам это известно! — Он произвел на нее впечатление.

— У нас на факультете был парень, который вечно возникал с такими словами. Я запомнил.

Они беседовали так непринужденно, словно знали друг друга всю жизнь.

Неудивительно, что рыбаки приняли их за старых друзей.

Вонни подъехала в фургоне к дому Марии, которая сидела за столом с пустой чашкой кофе.

— Чем дальше, тем труднее, а не легче, — проговорила она. — Мне казалось, что это Манос вернулся на своей машине.

— Конечно, труднее, воспоминания тонут, отчего еще тяжелее. — Вонни повесила ключи на крючок на стене и поставила на стол чайник с горячим кофе, который купила в таверне через дорогу, и немного пахлавы.

Мария подняла на нее заплаканное лицо.

— Ты всегда знаешь, что нужно людям, — сказала она с благодарностью.

— Вовсе нет. Я? Да у меня вечно все не так, и ошибок делаю больше всех, вместе взятых в Агия-Анне, — возмутилась Вонни.

— Что-то не припомню, — возразила Мария.

— Это потому, что ты слишком молода. Мои самые впечатляющие ошибки я совершила еще до твоего рождения.

Вонни прошлась по кухне, подбирая вещи то там, то здесь, вымыла чашки, непроизвольно наводя порядок, и наконец села.

— Как красиво вчера танцевали. Ему бы понравилось, — сказала она.

— Знаю. — Мария снова заплакала. — Вчера вечером я чувствовала себя сильной, словно дух его был еще там. А сегодня это чувство пропало.

— Оно может вернуться, если выслушаешь и примешь мой план. — Вонни подала ей кусок бумажного полотенца вытереть слезы.

— План?

— Да, хочу научить тебя водить машину.

Мария слабо улыбнулась сквозь слезы:

— Водить машину? Я — сесть за руль? Вонни, хватит шутить. Манос не позволил бы мне даже подержать ключи от фургона.

— Но теперь он бы хотел, чтобы ты водила машину. Уверена, хотел бы.

— Нет, Вонни, не хотел бы. Он бы подумал, что я убьюсь не только сама, но и покалечу всех в Агия-Анне.

— Ну что же, мы докажем, что он не прав, — заверила ее Вонни, — потому что для твоей новой работы ты должна научиться водить машину.

— Работы?

— О да, ты должна помочь мне с магазином, не так ли? И для этого надо будет ездить в такие места, как Калатриада, и закупать там товар. Избавь меня от тряски в автобусе.

— Но, Вонни. Ты же можешь ездить туда на фургоне, вон он стоит…

— Нет. Я не могу. Маносу это не понравится, он так долго и трудно собирал на него деньги, что не захочет отдать просто так. Нет, он будет гордиться, если ты начнешь работать на нем.

Удивительно, но Мария заулыбалась, теперь совершенно искренне. Словно снова увидела его дух в доме, будто вновь она старалась для него, как делала всегда, когда он был жив.

— Верно, Манос, ты будешь доволен, — сказала она.

Дэвид повстречал их во время урока вождения на большом пустыре на вершине городского холма.

— Сига, сига! — кричала Вонни, когда фургон трясло и кидало.

— Что значит «сига»? Я часто слышу это, — заинтересовался Дэвид.

— Думаю, так, как теперь, тебе его слышать еще не доводилось. — Вонни вылезла из машины, вытерла лоб и несколько раз глубоко вздохнула. Мария сидела, вцепившись в руль так, словно руки ее приклеились к нему. — Это означает «потише». Но леди не понимает.

— Это жена Маноса, не так ли? — Дэвид присмотрелся к женщине за рулем.

— Бог свидетель, я никогда не считала себя способной в этом деле, но в сравнении с ней я просто чемпион «Формулы-1», — пожаловалась Вонни, закрыв глаза.

— Ей надо научиться водить? — спросил Дэвид.

— Сегодня утром я так и думала, а теперь не уверена. Но, конечно же, кто-то потянул меня за мой длинный язык, и вот приходится возиться со всем этим, — вздохнула Вонни.

— Я научил маму водить, когда никто не мог. Три школы вождения отказались от нее, — произнес Дэвид медленно. — Может быть, мне попробовать?

— Как ты это сделал? — В глазах Вонни мелькнула надежда.

— Я был очень терпелив. Ни разу не повысил голос и тренировал ее часами.

— Попробуй, Дэвид. О, милый, хороший, добрый Дэвид, пожалуйста, помоги ей.

— Конечно. Тогда скажите мне, как будет по-гречески тормоз, газ, сцепление.

Он записал слова в блокнот и направился к фургону.

Когда он сел рядом, Мария взглянула на него с недоверием.

— Калимера, — официально произнес он и пожал ей руку. — Как сказать «поехали»? — спросил он Вонни.

— Паме, но не говори пока, а то она въедет вместе с тобой прямо в стену.

— Паме, Мария, — мягко произнес Дэвид, и, дернувшись с места, машина поехала.

Вонни смотрела на это с изумлением. Она наблюдала, как он учил Марию останавливать машину. У него на самом деле был талант. Выражение ужаса стало постепенно исчезать с лица Марии.

— Когда закончишь, отвези ее домой. Хорошо? — попросила Вонни.

— А как насчет моего велосипеда?

— Поеду на нем и оставлю у дома Марии.

Не успел он ответить, как она оседлала велосипед и направилась в город.

Дэвид повернулся к своей ученице.

— Паме еще раз, Мария, — спокойно сказал он, и на этот раз она завела мотор плавно.

Фиона сидела за столом в маленьком кафе и удивилась, увидев Вонни, проезжавшую мимо на велосипеде. Вонни заметила ее и развернулась обратно.

— Сама по себе? — спросила она.

— У нас с Эльзой встреча в полдень.

— О да, Эльза мне говорила. Она помогла мне отвезти детей купаться.

— Неужели? — ревниво сказала Фиона.

— Да, потом Дэвид приехал на велосипеде, одолжил мне его. Я оставлю велосипед возле дома Марии. Дэвид взялся учить ее водить машину.

— Господи, да все действительно обживаются здесь! — воскликнула Фиона.

Вонни прислонила велосипед к одному из пустых столиков.

— Посижу с тобой, пока Эльза не придет.

Фиона была довольна.

— Хотите узо? — спросила она.

— Нет, только метрио кафетаки, немного кофе, — ответила Вонни.

Они сидели за столиком, спокойно наблюдая за жизнью в гавани.

Фиона заметила особенное умиротворяющее свойство Вонни. Та знала, что разговаривать без умолку вовсе не обязательно. Как это успокаивало!

— Вонни?

— Да, Фиона?

— Я подумала, можно ли здесь найти работу, здесь, в Агия-Анне? Я могла бы выучить греческий. Могла бы помогать доктору Леросу. Что вы думаете?

— Почему ты хочешь остаться здесь? — Голос Вонни звучал ласково.

— Здесь красиво, и мне хочется обосноваться, когда Шейн вернется ко мне.

Вонни ничего не сказала.

— Вы думаете, что он не вернется, да? — заплакала Фиона. — Как и все, вы судите о книге по ее обложке. Вы его не знаете так, как я.

— Конечно.

— Поверьте, Вонни, у него никогда в жизни не было никого, кто бы понимал его, пока не встретил меня.

Вонни наклонилась к Фионе и осторожно убрала волосы с ее лба, обнажив синяк.

— И он нашел удачный способ показать тебе, как сильно ценит твое понимание.

Фиона сердито отпрянула.

— Это не так, он переживает, что поднял на меня руку. Я знаю.

— Конечно.

— Не будьте такой высокопарной и снисходительной, мне этого и дома хватало.

— Со стороны всех, кто тебя любит, полагаю?

— Это не настоящая любовь. Это удушающая клаустрофобия и стремление каждого остепениться, жениться или выйти замуж за клерка, получать зарплату и рожать детей.

— Знаю, — посочувствовала Вонни.

— Если знаете, то почему не верите, что Шейн вернется за мной?

— Ты действительно веришь, что он вернется?

— Конечно. Мы любим друг друга, мы уехали вместе навсегда. Почему же ему не вернуться?

Вонни сглотнула и отвернулась.

— Нет, пожалуйста, скажите мне. Простите, что кричу на вас, Вонни. Просто ужасно расстроилась, что все против Шейна, мне кажется, что это будет вечно, пока мы с ним совсем не состаримся. Возможно, вы знаете то, чего не знаю я.

У нее был такой несчастный вид, она схватила Вонни за руку, глядя на нее широко раскрытыми глазами, желая узнать больше.

Вонни промолчала.

В конце концов, она была виновна в том, что Шейн уехал в Афины, посоветовав шефу полиции Йоргису выслать его из Агия-Анны. Поэтому она должна была все как-то объяснить Фионе. Но ничего, кроме плохого, она сказать не могла.

Йоргис дал Шейну карточку с адресом и телефоном полицейского участка.

Элени сказала, что предлагала ему карандаш и бумагу, чтобы он написал записку, но он от всего отказался. Эта информация радости Фионе не доставит.

— Нет, не думаю, что знаю что-то, чего не знаешь ты, — медленно произнесла она. — Но могу предположить, что Шейну не понравится, чтобы ты здесь оставалась, понимаешь, без него. Если он с тобой когда-нибудь свяжется…

— Обязательно, обязательно свяжется.

— Когда он объявится, то будет искать тебя в Дублине. Такое возможно?

— Нет. Он знает, я никогда не вернусь к ним и не признаю, что они были правы. Шейн знает меня слишком хорошо, ни за что не позвонит туда. Нет, однажды он приплывет на одном из этих паромов. Хочу быть здесь, когда он вернется.

— Это нереально, Фиона, это курортное место. Здесь нельзя жить постоянно.

— А вы живете, — просто сказала Фиона.

— Тогда было иначе.

— Почему иначе?

— Просто так было, вот и все, и я приехала сюда не сама по себе, как ты, но к мужчине из Агия-Анны.

— Да?

— Да. Именно так, многие годы тому назад. Здесь тогда не было никаких туристов, я была здесь в диковину. Конечно, для них — потаскуха. В те времена здесь, так же как у меня дома, прежде всего сватались и женились.

Вонни посмотрела на море, вспоминая прошлое.

— Значит, вы знаете, что можно покинуть Ирландию, приехать в такое красивое место и стать счастливой? — Фиона отчаянно попыталась найти параллели между ними.

— В какой-то степени, — согласилась Вонни.

— Не хотите же вы сказать, что жалеете, — сказала Фиона. — Вы часть этой жизни. Это, наверное, было правильное решение.

— Нет, господи, нет. Не стоит тратить время на сожаления. Это, наверное, самое бессмысленное чувство. — И она снова замолчала.

— А что случилось с… э-э… с мужчиной… из Агия-Анны? — Фиона отважилась задать ей прямой вопрос.

Вонни прямо посмотрела ей в глаза:

— Ставрос? Не знаю. — Она оборвала разговор, сказав, что у нее много дел, и порадовалась, что не надо больше учить Марию вождению. — Тебе тут хорошо одной? — спросила она Фиону.

— Прекрасно, и спасибо за доброту, — вежливо ответила Фиона.

Она обрадовалась, что пожилая женщина уходит. Не стоило спрашивать ее про мужчину. Она увидела Эльзу и помахала ей рукой.

Эльза села и рассказала Фионе про утро на пляже. Они заказали салат и непринужденно болтали про жизнь на острове. Уже заканчивая ленч, они увидели фургон, рывками пронесшийся мимо. За рулем была Мария, а Дэвид сидел рядом. Они видели, как он открыл ей дверь машины, похлопал ободрительно по спине, а потом склонился и поцеловал руку.

— Боже, какой замечательный муж однажды получится из него, — с восхищением промолвила Эльза.

— Да, мы встречаем таких людей раз в миллион лет. — Фиона тяжело вздохнула. Они почему-то нашли это забавным и еще смеялись, когда Дэвид подъехал к ним. — Она плохая ученица? Вонни сказала, что она просто кошмар.

— Вонни преувеличивает. Она в порядке, просто нервничает, естественно, очень расстроена по поводу всего. Вонни собирается дать ей работу, когда Мария научится водить. Она замечательная женщина.

Фиона собиралась рассказать им про Ставроса, который был у Вонни много лет тому назад, но потом передумала. Это касалось только Вонни.

Солнце садилось, и гавань озарилась золотисто-алым светом. Томас заметил, что Вонни все еще работает в своей сувенирной лавке. Он решил зайти и пригласить ее выпить с ним чего-нибудь, но вспомнил, как ей нравилось одиночество.

Она согласилась спать в доме только после его бесконечных обещаний, что они не будут вмешиваться в жизнь друг друга. Но одному оставаться в квартире ему тоже не хотелось.

Он решил позвонить Биллу. В прошлый раз звонок был какой-то неловкий. Он все еще был раздосадован тем, что Вонни слышала разговор и что он сам все испортил. Теперь он найдет нужные слова.

Томас сел в маленьком кафе у дороги и составил список тем, на которые он будет говорить. Например, об обеде в полицейском участке рядом с камерами для заключенных, о танце после похорон, о немцах, знающих английскую поэзию, даже несмотря на то, что он ничего не знает об их поэзии.

Он просмотрел список тем. Каким скучным и странным это может показаться ребенку. Мальчик может не понять, почему его папа ест рядом с камерами заключенных. Он испугается, узнав, что мужчины танцуют вместе, особенно на похоронах. А что знает Билл об английской и немецкой поэзии?

Томас сидел, обхватив голову руками, думая, насколько беспомощен он в общении с сыном, которого любил всем сердцем.

— Вонни?

— Заходи, Йоргис, садись.

— У тебя здесь красиво. — Полицейский огляделся.

— Конечно, действительно неплохо. Еще раз спасибо за гостеприимство прошлым вечером. Йоргис, всем очень понравилось.

— Не время для одиночества. Слышал, ты перестала учить вдову вождению.

— Я поручила это дело милому англичанину, но это должно было стать секретом! — засмеялась Вонни.

— В этом городе?

— Знаю-знаю. — Вонни замерла. Скажет он, наконец, зачем сюда пришел?

— Был звонок из Афин, о том парне, которого мы выслали, ирландец, ты знаешь…

— О, да?

Так он позвонил в конце концов. Фиона была права. Вонни не знала, радоваться или огорчаться.

— Что он сказал?

— Ничего не сказал. Звонок был из полиции в Афинах. Его взяли за наркоторговлю в баре. Они нашли мою визитку у него и хотели знать, что и как.

— А что ты знаешь, Йоргис? — спросила она.

— Пока ничего. На звонок отвечал не я, меня там не было. Хотел обсудить с тобой. Фиона такая милая девушка.

— Знаю, такая хорошая, что, возможно, сядет на следующий паром и отправится защищать своего мужчину.

— Я так и подумал, — вздохнул Йоргис.

— Знаешь выражение о том, как запереть кого-то и выбросить ключ? — спросила она.

— Знаю это выражение и часто готов сделать это. Думаю, надо сообщить им об избиении женщины и пьянстве в общественных местах. Не думаю, что скажу что-то особенное про Фиону, как ты думаешь?

— Думаю, что ты прав, и мы ничего девушке не скажем. Ты согласен?

— Полагаю, это не по-божески, — задумался Йоргис.

— Даже если так, все равно мы сделаем именно это. Бог не пришел на помощь, когда этот подонок избивал Фиону. Возможно, Всевышнему надо иногда помогать, — сказала Вонни, довольно улыбнувшись.

Гораздо позже в тот вечер Вонни поднялась наверх и увидела, что Томас сидит в кресле в темноте.

— Святой Йозеф, вы меня напугали.

— Привет, Вонни. — Настроение у него было прескверное.

— Вы позвонили сыну и снова его расстроили?

— Нет, я сидел здесь, размышляя, что сказать, и не мог ничего придумать, поэтому я ему не звонил, — признался он.

— В конечном итоге это мудрее, — одобрила его Вонни.

— Какая же я после этого задница, не могу найти тему для разговора с девятилетним мальчиком.

— Думаю, вы такой же отец и сын, как все в этом мире, совершенно неспособные общаться. — Она не сильно ему сочувствовала, хотя по ее словам понять это было невозможно.

— Он не мой сын, — просто сказал Томас.

— Что это значит?

— То, что я сказал. Почти десять лет назад, когда мы с Ширли хотели сделать ребенка, я был у врача. Свинка в детстве сделала меня практически стерильным. Я весь день бродил, обдумывая, как сказать Ширли. Но когда пришел домой, она мне сообщила замечательную весть: она беременна.

— А вы ей рассказали?

— Нет. Надо было подумать. Я не знал, что она мне изменяет, ни сном ни духом. Но потому, что я не сделал этого сразу, не смог и потом.

— Значит, так и не сказали?

— Я люблю его так, словно он мой.

— Он ваш во всех отношениях, — подтвердила Вонни.

— Да, это так. Мы вырастили его вместе. Я кормил его детской смесью по ночам, научил читать, плавать. Он мой так же, как и чей бы то ни было. Его биологический отец, должно быть, исчез с лица земли. Это был не Энди. Он появился спустя годы. Энди думает, что Билл мой сын.

— Во время развода вы об этом сказали?

— Что? И потерять всякую связь с Биллом?

— Разумеется, — кивнула она.

— Вонни, он такой замечательный мальчик.

— Уверена, совершенно уверена.

Наступило долгое молчание.

— Вернитесь к нему, Томас. Если вы будете от него так далеко, ваше сердце не выдержит.

— Не могу. Мы все договорились, что так лучше.

— Любую договоренность можно изменить, планы переделать, — сказала Вонни.

— Там будет хуже, чем здесь. Представьте, что мне придется видеть этого идиота Энди каждый день, кривляться, притворяться, что я отец ребенка.

— Вы и есть его отец во всех отношениях. — Вонни уставилась в пол.

— Хотелось бы верить.

— Верьте, Томас. — Она произнесла это с тихой уверенностью, словно знала, о чем говорит.

Их глаза встретились, и вдруг Томасу стало совершенно ясно, что Вонни действительно знала, о чем она говорила.

В ту ночь, когда она сказала ему, что он испортил разговор с Биллом, она призналась, что у нее тоже был ребенок. Сын, которого потеряла навсегда, приняв неверное решение.

Томас закрыл глаза. Он не молился Богу очень давно, но в этот вечер молитва шла прямо из сердца. «Прошу Тебя, помоги сделать так, как надо. О Боже, не дай мне потерять этого мальчика».