Когда Синьора награждала кого-то из своих учеников итальянским именем, главным для нее было даже не то, чтобы оно являлось аналогом английского, которое носил этот человек. Но начинаться они — настоящее и вымышленное — обязательно должны были на одну и ту же букву. Вот, к примеру, женщина, которую звали Герти. Вообще-то, на итальянский лад ее нужно было бы называть Маргарет или Маргаретта. Но она просто не воспринимала эти имена, поэтому Синьора назвала ее Глория. Женщине имя понравилось до такой степени, что она решила оставить его себе навсегда — ив повседневной жизни.

Немолодой крупный мужчина сказал, что его зовут Лэдди. Синьора задумалась. Бессмысленно искать итальянский аналог этому имени — его просто не существует. Значит, надо дать ему любое другое — главное, чтобы оно ему понравилось.

— Лоренцо, — решительно сказала она. Лэдди новое имя пришлось по душе.

— А что, — с доверчивостью ребенка спросил он, — так называют себя итальянцы, которых зовут Лэдди?

— Вот именно, Лоренцо. — Синьора специально повторила имя, чтобы мужчина запомнил его.

— Лоренцо… Ну надо же! — с довольным видом покрутил он головой. — Лоренцо… Лоренцо… Mi chiamo Lorenzo.

Когда в тридцатые годы крестили маленького Лэдди, у алтаря ему дали имя Джон Мэттью Джозеф Бирн. Он был пятым ребенком — первый мальчик, родившийся после четырех девочек. Это означало, что за будущее фермы можно не беспокоиться. В семье будет мужчина, который сможет управляться с нею. Однако судьба не всегда складывается так, как хотелось бы.

Школа находилась за полторы мили от дома. Как-то раз, возвращаясь после занятий, перепрыгивая через лужи и ежась от капель, падавших с ветвей прямо за шиворот, он увидел вышедших ему навстречу сестер. И сразу понял: случилось что-то ужасное. Сначала он подумал, что беда стряслась с Траппером, его любимым колли. Может, пес поранил лапу, или его укусила крыса?

Лэдди пытался бегом миновать плачущих сестер, но девочки схватили его, остановили и сказали, что мама и папа отправились на небеса, и теперь растить его будут они.

— Они не могли отправиться туда оба сразу, одновременно.

Лэдди было восемь, и он уже успел кое-что узнать о жизни. Люди отправлялись на небеса по одному, и тогда все остальные надевали черное и принимались плакать.

И все же это случилось. Их убило на железнодорожном переезде. Они пытались перетащить через рельсы тележку, но она застряла, и тут — откуда ни возьмись — поезд. Лэдди понимал, что их призвал к себе Господь, что пришло их время, но даже потом, много лет спустя, он недоумевал, почему Всевышний выбрал для них именно такую смерть.

Это событие потрясло всех. Бедняга, который управлял поездом, тронулся рассудком и угодил в сумасшедший дом. Люди, которые обнаружили раздавленные тела, с тех пор больше никогда и ни с кем не говорили на эту тему. Как-то раз Лэдди спросил священника, почему, если Господь хотел призвать к себе папу и маму, он не даровал им более милосердную смерть. Священник поскреб в затылке и сказал, что это тайна и что, если бы мы понимали, почему происходит так, а не иначе, мы были бы так же мудры, как сам Всевышний, а такого, естественно, быть не может.

Роз, старшая сестра Лэдди, работала медсестрой в местной больнице. После смерти родителей ей пришлось оставить работу и полностью посвятить себя семье. Помочь было некому. Даже парень, с которым она встречалась, бросил ее. Ему было неохота топать полторы мили, чтобы повидаться с девушкой, которая, к тому же, пасла целый выводок младших детей.

И все же Роз сумела заменить им мать. По ночам, сидя на кухне, она тщательно проверяла домашние задания сестер и брата, стирала и чинила их одежду, готовила еду и прибирала в доме, выращивала овощи и держала кур. Она даже наняла батрака, которого звали Шей Нейл.

Шей ухаживал за их небольшим стадом скота, ездил на ярмарки и базары, заключал сделки. Он жил тихо и незаметно в надворном строении за пределами фермы. Иначе было нельзя. Что подумали бы люди, если бы мужчина-батрак жил под одной крышей с четырьмя девочками и мальчиком!

Но сестры не захотели остаться в семейном гнезде. Одна за другой, успешно сдав школьные экзамены и с благословения Роз, они разъехались в разные стороны. Одна стала медсестрой, другая поехала учиться на преподавателя, третья получила работу в одном из дублинских магазинов, четвертая — должность в Государственной гражданской службе.

Девочки Бирн устроились хорошо — все так говорили, и Роз обратила всю свою заботу на Лэдди. Большой парень — ему уже исполнилось шестнадцать, — почти совсем забыл родителей и помнил только свою жизнь с Роз. Она была терпелива, весела и никогда не считала его тупицей. Часами просиживала она с ним за его учебниками, снова и снова повторяя одно и то же — до тех пор, пока он не запомнит. И никогда не попрекала его, если на следующий день он начисто все забывал. Лэдди слышал, что говорили мальчики в школе о своих родителях, и понял, что Роз — лучше любой матери.

В тот год, когда Лэдди исполнилось шестнадцать, две его сестры вышли замуж. На обеих свадьбах, которые удались на славу, готовила стол и развлекала гостей именно Роз. Теперь на стенах комнат были развешаны фотографии, сделанные в эти торжественные дни. Они снимались во дворе, на фоне стены дома, который Шей ради такого случая заново выкрасил. Сам он, конечно, тоже присутствовал, но скромно держался поодаль. Он ведь был всего лишь наемным работником.

А потом сестра Лэдди, которая работала в Англии, сообщила, что у нее будет «очень скромная свадьба». Это означало, что она беременна и во избежание кривотолков ограничится регистрацией брака в муниципальной конторе. Роз написала, что, если сестра не возражает, они с Лэдди будут счастливы приехать. Ответное письмо было полно благодарности, а в последней — старательно подчеркнутой — фразе давалось понять, что в их приезде вряд ли есть необходимость.

Сестра, которая работала медсестрой, уехала в Африку.

Вот так сложилась судьба семьи Бирн. А Роз тем временем управлялась на ферме, дожидаясь того момента, когда Лэдди окончательно вырастет и сможет принять на себя хозяйственные хлопоты. Дай-то Бог, чтобы это когда-нибудь случилось! Все, правда, отмечали, что Лэдди какой-то заторможенный. Все, кроме него самого и, разумеется, Роз.

Ему уже исполнилось шестнадцать, и, казалось бы, подошло время получать аттестат о среднем образовании, но в монастырской школе, где учился Лэдди, никто об этом даже не заикался.

— По-моему, братья относятся к этому как-то слишком легкомысленно, — заметила однажды Роз. — Ты, по идее, уже должен вовсю готовиться к экзаменам, составлять конспекты и планы, а они словно воды в рот набрали. Тебе ведь скоро получать диплом!

— Знаешь, наверное, в этом году ничего не выйдет, — сказал Лэдди.

— Это еще почему? А когда же выйдет?

— Брат Джеральд об экзаменах даже словом не обмолвился. — Вид у Лэдди был обеспокоенный.

— Ничего, Лэдди, я с этим разберусь, — пообещала Роз. Она всегда и со всем разбиралась сама.

Ей уже было почти тридцать лет. Красивая темноволосая женщина, жизнерадостная и дружелюбная, она всегда пользовалась успехом у мужчин, но никогда не отвечала на ухаживания. Ей нужно было заниматься семьей. «Вот когда разберусь с этим, тогда и подумаю о замужестве», — с веселым смехом говорила она очередному ухажеру. И никто на нее никогда не обижался, поскольку она пресекала ухаживания раньше, чем отношения успевали принять серьезный характер.

Роз отправилась к брату Джеральду, доброму маленькому человечку, о котором Лэдди всегда отзывался с большой симпатией.

— А, Роз! — приветствовал ее монах. — Только, пожалуйста, не смотри на меня такими глазами. Лэдди — отличный парень, но, к сожалению, в голове у бедняги всего две извилины, да и те работают со скрипом.

В лицо Роз бросилась краска возмущения.

— Вероятно, вы чего-то не поняли, брат Джеральд, — начала она. — Лэдди очень хочет учиться и старается изо всех сил. Может, он не очень хорошо справляется потому, что класс слишком велик?

— Он может читать, только если водит пальцем по строчкам, да и то с трудом.

— Это просто привычка. От нее можно избавиться.

— Я пытаюсь отучить его от этой привычки уже десять лет, а воз и ныне там.

— И все же это еще не конец света. Лэдди пока не провалил ни одного экзамена, ни одной контрольной работы. Он ведь получит аттестат, правда?

Брат Джеральд открыл было рот, вознамерившись что-то сказать, но затем передумал.

— Нет уж, брат Джеральд, говорите, коли начали, прошу вас! Ведь мы с вами не станем ссориться, мы оба желаем Лэдди только добра.

— Послушайте, Роз, Лэдди никогда не завалил ни одного экзамена лишь потому, что он никогда их не сдавал и ни разу не писал контрольных работ. Я бы ни за что не позволил себе унизить его таким образом — ведь он вечно плелся бы в хвосте у всех своих одноклассников. Зачем подвергать мальчика такому испытанию!

— А что же делает Лэдди, когда все остальные ученики выполняют контрольные работы?

— Я даю ему разные поручения. Он славный парень, на него можно положиться.

— Какие поручения, брат Джеральд?

— Да самые разные. Перенести коробки с книгами, развести огонь в камине в учительской комнате, сходить на почту и отправить письма.

— Выходит, я плачу деньги не за то, что моего брата учат, а за то, что он работает в качестве прислуги у монастырской братии? Так получается?

— Роз Бирн! — В глазах монаха стояли слезы. — Перестаньте выворачивать все наизнанку. Да и о каких деньгах вы говорите? Всего несколько фунтов в год! Лэдди у нас хорошо, и вы это прекрасно знаете. Мы делаем для него все, что в наших силах. Не может быть и речи о том, чтобы заставлять его сдавать экзамены на аттестат зрелости, и вы должны это понимать. У мальчика задержка в развитии, вот что я пытаюсь вам втолковать.

— Как же мне теперь быть, брат Джеральд? Ведь я надеялась, что Лэдди поступит в сельскохозяйственный колледж, выучится агрономии, будет работать на ферме.

— Это за пределами его возможностей, Роз. Даже если бы Лэдди поступил в колледж, что совершенно нереально, он все равно ничему бы не смог научиться.

— Но как же тогда он будет управлять фермой?

— Он не будет управлять фермой. Фермой будете управлять вы. И вы всегда это знали.

Нет, она не знала этого. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Домой Роз шла с тяжелым сердцем. Шей Нейл вилами сгребал в кучу навоз. Он приветствовал ее своим обычным сдержанным кивком. Траппер, старая собака брата, радостно залаяла, и через секунду в дверях появился сам Лэдди.

— Ну что, — опасливо спросил он, — брат Джеральд жаловался на меня?

— Он сказал, что ты — самый хороший мальчик в школе.

Сама того не замечая, Роз заговорила с братом, как с малышом, сюсюкая и пришепетывая. Спохватившись, она одернула себя. Однако Лэдди ничего не заметил. Его широкое лицо расплылось в улыбке.

— Правда? Он так сказал?

— Да, он сказал, что ты здорово умеешь разводить огонь в камине, переносить ящики с книгами и выполнять разные поручения. — Роз постаралась умерить горечь, звучавшую в ее словах.

— Да, он не всякому доверяет, а вот мне — полностью! — с гордостью произнес Лэдди.

— Знаешь, Лэдди, у меня что-то голова разболелась. Не мог бы ты сделать чаю и принести его мне в комнату? И еще — бутерброды. А потом приготовь чаю для Шея, хорошо?

— Ага, я сделаю тебе бутерброды с ветчиной и помидорами, ладно?

— Отлично, Лэдди, это будет здорово!

Роз поднялась в свою комнату и легла на кровать. Как же она раньше не замечала его заторможенности? Наверное, это вообще свойственно родителям — не видеть в своих детях никаких недостатков? Впрочем, теперь это уже не важно. Она никогда не выйдет замуж. Она обречена жить со своим умственно отсталым братом и мрачным батраком. У нее нет будущего, и отныне все ее дни будут похожи один на другой. Жизнь утратила свет и краски.

Каждую неделю Роз посылала письмо какой-нибудь из сестер, сообщая новости о Лэдди, об их жизни на ферме. Теперь ей было трудно писать им. Знают ли они, что их брат — неполноценный? Если да, то понятно, откуда их похвалы и благодарность!

Роз с горечью подумала о родителях. Ну зачем им понадобилось вытаскивать эту чертову тележку! Бросили бы ее и бежали, спасая свои жизни!

Ей предстояло поздравить племянницу с днем рождения. Она написала открытку и вложила ее в конверт вместе с купюрой в десять шиллингов. И в этот момент в голову ей пришла мысль: наверняка сестры считают, что за все свои хлопоты она получила достаточную компенсацию. Ей осталась ферма и земля. А разве ей все это нужно?! Знай она, что они позаботятся о Лэдди, она подарила бы им все свое имущество.

Каждое лето в городе устраивали ярмарку. Однажды Роз взяла с собой Лэдди, и они сразу направились к аттракционам. В «Пещере ужасов» они визжали от страха, но, выехав наружу, заплатили еще шиллинг, чтобы снова испытать захватывающие ощущения. Им попадалось множество знакомых, и все тепло приветствовали ее. Роз Бирн вызывала у окружающих искреннее восхищение, и теперь она понимала, почему. Все считали подвигом то, что она пожертвовала собой ради умственно отсталого брата.

А для Лэдди этот день стал настоящим праздником.

— Можем мы потратить деньги, вырученные за яйца? — спросил он.

— Немного — можем, но не все.

— Где же тратить деньги, если не на ярмарке! — воскликнул Лэдди.

Роз отвела его на площадку для бросания колец и попросила, чтобы он выиграл для нее главный приз — статуэтку Божьей Матери. Вскоре брат вернулся к ней, сияя от гордости и прижимая дешевую гипсовую статуэтку к груди, словно величайшее сокровище мира.

Внезапно голос позади них произнес:

— Давайте, я отвезу ее на ферму. Не будете же вы таскаться с этой штуковиной целый день. — Это был Шей Нейл. — Я прикреплю ее к багажнику велосипеда.

Его предложение оказалось весьма кстати, поскольку статуэтка, кое-как обернутая газетой, была довольно большая и тяжелая.

Роз с благодарностью улыбнулась работнику.

— Хороший ты все же человек, Шей. Когда нужно, всегда оказываешься рядом.

— Спасибо, Роз, — ответил батрак.

Его голос звучал как-то странно, как будто он выпил. Роз посмотрела на него испытующим взглядом. А впрочем, что ж тут такого, почему бы ему и не выпить в свой выходной? У него ведь тоже не самая веселая жизнь: живет в каком-то сарае, сгребает целыми днями навоз, доит коров.

Они отдали Шею статуэтку и направились к гадалке.

— Ну что, заглянем в свое будущее? — шутливо спросила Роз.

Лэдди был счастлив, что они остаются на ярмарке. Он боялся, как бы сестра не решила вернуться домой.

— Ага, я очень хочу, чтобы мне предсказали судьбу.

Цыганка Элла долго изучала его ладонь. Она предсказала Лэдди большой успех в разных играх и спорте, долгую жизнь, сказала, что его ждет работа с людьми и большое путешествие. Роз незаметно вздохнула. Так все хорошо шло, зачем только эта гадалка брякнула про путешествие! Лэдди не суждено побывать за границей, если только сама Роз не решит отправиться куда-нибудь, но такое вряд ли когда-нибудь случится.

— А теперь ты, Роз, — попросил Лэдди. Цыганка радостно встрепенулась.

— Мое будущее для нас не секрет, Лэдди, — мягко произнесла Роз.

— Как это?

— Мое будущее — управлять фермой на пару с тобой.

— Но ведь мне предстоит встречаться с разными людьми и путешествовать! — возразил он.

— Верно, верно, — поспешила согласиться Роз.

— Давай руку, Роз, пусть цыганка прочтет и твое будущее, — настаивал Лэдди.

Цыганка Элла предсказала Роз, что через год она выйдет замуж, родит одного ребенка и через это обретет великое счастье.

— А я буду путешествовать? — спросила Роз больше из вежливости, чем из любопытства.

Нет, никаких признаков того, что ее ждет путешествие, цыганка разглядеть не могла. Она, правда, сообщила, что Роз ожидает болезнь, но не очень скоро.

Они заплатили цыганке две полукроны, поели мороженого и отправились домой. Дорога показалась Роз непривычно долгой, хорошо хоть не пришлось тащить на себе статуэтку Божьей Матери.

Дома Лэдди только и говорил о том, как здорово они провели время, и что в «Пещере ужасов» он ни чуточки не боялся. Роз смотрела на огонь в камине и думала о цыганке Элле. Какой странный способ зарабатывать себе на жизнь: без конца переезжать из города в город все с той же группой людей! Может быть, она замужем за кем-то из мужчин, которые управляют аттракционами?

Лэдди улегся в постель с книжкой комиксов, которую купила ему Роз, а она стала думать о том, что сейчас происходит на ярмарочной площади. Наверное, скоро там все уже закончится. Погаснут разноцветные лампочки, артисты разойдутся по своим палаткам.

Рядом, негромко посапывая, лежал Траппер, Лэдди в своей спальне уже уснул. За окном царила темнота. Роз подумала о предсказанном ей замужестве, рождении ребенка и болезни, которая, по словам цыганки, ждет ее в отдаленном будущем. Властям надо бы запретить гадание — у некоторых людей хватает глупости верить всем этим бредням.

Роз проснулась в темноте оттого, что ей стало нечем дышать. На нее навалилась какая-то огромная тяжесть, и она начала в страхе извиваться, пытаясь высвободиться. Может, на нее упал платяной шкаф? Роз попыталась закричать, но тут чья-то рука, пахнущая спиртным, плотно зажала ей рот. С чувством омерзения она поняла, что к ней в постель забрался Шей Нейл.

Роз дернула головой, чтобы сбросить с лица его руку.

— Пожалуйста, Шей, не надо! — прошептала она. — Не делай этого!

— Ты сама этого просила, — прорычал он, пытаясь раздвинуть ее ноги.

— Нет, Шей, я не просила и не хочу, чтобы ты это делал. Уходи, Шей, и мы забудем о том, что произошло.

— А почему ты шепчешь? — также шепотом спросил мужчина.

— Чтобы не разбудить Лэдди. Чтобы он не испугался.

— Нет, ты шепчешь, чтобы нам не помешали заняться этим, — вот почему ты боишься его разбудить.

— Я дам тебе все что угодно, только оставь меня.

— Нет, это я тебе сейчас кое-что дам, затем я сюда и пришел.

Он был груб, он был тяжел, он был слишком силен, чтобы Роз могла с ним справиться. У нее оставалось два пути. Первый — закричать, чтобы Лэдди проснулся, спустился вниз и ударил Шея чем-нибудь тяжелым. Но разве можно допустить, чтобы он увидел ее в таком виде: в изорванной ночной рубашке, почти не скрывающей обнаженного тела! Второй вариант заключался в том, чтобы позволить Шею сделать то, ради чего он сюда пришел. Роз выбрала второе.

На следующее утро она тщательно выстирала простыни, сожгла то, что осталось от ночной рубашки, и настежь распахнула все окна в своей спальне.

— Шей, должно быть, поднимался ночью на второй этаж, — проговорил Лэдди за завтраком.

— Почему ты так решил?

— Статуэтка, которую я выиграл вчера… Он принес ее наверх, — с довольным видом сообщил Лэдди.

— Да, наверное, так и было, — кивнула Роз.

У нее болело все тело, ее лихорадило. Она попросит Шея уйти от них. Лэдди, конечно, засыплет ее вопросами, так что нужно заранее подготовить ответы. Необходимо придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение и для соседей. И тут ее захлестнула волна гнева. С какой стати она, женщина с безупречной репутацией, должна придумывать какие-то истории, объяснения, оправдания? Ничего более несправедливого и представить нельзя!

Это утро было похоже на все остальные. Она сделала Лэдди бутерброды, и он отправился в школу — выступать, как всегда, мальчиком на побегушках у своих учителей. Теперь-то Роз это знала. Она отправилась в птичник, собрала яйца, насыпала курам корм. Простыни и наволочка сохли на бельевой веревке, пододеяльник — на живой изгороди.

Шей, как было издавна заведено, позавтракал в своем жилище хлебом с маслом и горячим чаем. Обычно, после того как звонил колокол городской церкви, призывая верующих читать молитву Богородице, Шей мыл руки и лицо у колонки во дворе, а затем шел в дом обедать. Мясо бывало не каждый день, иногда они ограничивались супом, но зато на столе всегда стояло блюдо с крупными, горячими, рассыпчатыми картофелинами и графин с холодной водой. Затем следовало чаепитие. Поев, Шей брал свою тарелку, нож с вилкой, шел к раковине и мыл их.

Это были безрадостные, невеселые трапезы. Иногда Роз во время еды читала. Шей был не из тех, с кем приятно поболтать.

В этот день Роз не стала готовить обед. Когда Шей войдет в дом, она скажет ему, чтобы он убирался. Однако колокола прозвонили «Ангелюс», а Шей все не приходил. Роз знала, что он работает. Она слышала, как пришли на дойку коровы, и видела во дворе бидоны для молока.

Ей стало страшно. А вдруг он снова нападет на нее? Может, Шей ожидал, что она прямо с утра прогонит его, а когда она не сделала этого, осмелел? Может, его воодушевило то, что Роз не стала сопротивляться вчера ночью? Он наверняка не понял, что ее пассивность была вызвана лишь нежеланием испугать Лэдди. То, что было известно любому нормальному шестнадцатилетке о взаимоотношениях мужчины и женщины, было недоступно для бедного Лэдди.

К двум часам Роз стала нервничать не на шутку. Еще не было такого дня, чтобы Шей не появился в доме на обед. Может быть, он где-нибудь подкарауливает ее, чтобы схватить и снова надругаться? Ну что ж, если он и впрямь задумал такое, то на этот раз она сумеет за себя постоять. У стены за кухонной дверью стоял длинный шест, один конец которого был утыкан гвоздями. Они использовали его для того, чтобы сгребать с соломенной крыши упавшие на нее ветки. В данной ситуации это было как раз то, что нужно. Роз взяла шест, поставила его рядом с кухонным столом и стала обдумывать свои дальнейшие действия.

Шей открыл дверь и вошел на кухню раньше, чем Роз успела опомниться. Она схватила шест, но Шей одним резким движением вырвал его и отшвырнул в сторону. Роз видела, как лихорадочно двигается у него кадык.

— То, что я натворил вчера ночью… Я не должен был этого делать. — Роз сидела, дрожа всем телом. — Я был сильно пьян. Я не привык к крепким напиткам. Во всем виновато виски.

Роз пыталась подыскать слова, которые заставили бы его навсегда уйти из их дома и при этом не спровоцировали бы новое нападение. Однако Роз была не в состоянии говорить. Они привыкли молчать. Многие часы, дни, недели они с Шеем Нейлом проводили за этим кухонным столом, не разговаривая друг с другом, и это казалось нормальным. Но сегодня все было иначе. Страх и воспоминания об унизительной борьбе, стонах и унижении вчерашней ночи, давили…

— Хотел бы я, чтобы вчерашней ночи не было, — сказал Шей после долгого молчания.

— Видит Бог, я тоже, — сказала Роз. — Но поскольку это все же случилось… — Вот теперь она сможет сказать, чтобы он уходил.

— Но поскольку это случилось, — заговорил он, — я думаю, что не имею больше права есть в твоем доме и за одним столом с тобой. С сегодняшнего дня я сам буду готовить себе еду в своей хибаре. Так будет лучше.

После всего того, что произошло, он намеревается остаться здесь? Унизив ее самым отвратительным образом, изнасиловав ее, он хочет отделаться малостью — лишь тем, что не будет больше обедать за этим столом? Да этот человек, должно быть, не в своем уме!

Роз заговорила — спокойным, но очень решительным тоном, стараясь, чтобы он не распознал страха в ее голосе:

— Нет, Шей, я думаю, этого недостаточно. Тебе лучше уйти. Нам не удастся выбросить из памяти то, что случилось. Лучше тебе подыскать работу где-нибудь еще.

Шей посмотрел на нее так, будто не верил своим ушам.

— Я не могу уйти, — сказал он.

— Ты найдешь другое место.

— Я не могу уйти. Я люблю тебя, — выдавил из себя Шей.

— Не говори ерунды! — вспыхнула Роз. Она была напугана еще больше, чем прежде. — Не любишь ты ни меня, ни кого бы то ни было другого. То, что ты натворил, не имеет никакого отношения к любви.

— Я ведь уже сказал тебе: виновато виски. Но я в самом деле люблю тебя.

— Тебе придется уйти, Шей.

— Я не могу оставить тебя. Вы с Лэдди без меня пропадете.

Он повернулся и вышел из кухни.

— Почему Шей не пришел обедать? — спросил в субботу Лэдди.

— Он сказал, что теперь предпочитает обедать один. Ты ведь знаешь, он очень стеснительный.

Со времени последнего разговора и вплоть до сегодняшнего дня они с Шеем не обменялись и парой слов. Работа шла своим чередом. Шей починил изгородь вокруг теплицы, приделал к кухонной двери новый засов, чтобы Роз на ночь могла запираться изнутри.

Умирал Траппер, их старый колли.

Лэдди не находил себе места от горя. Он сидел рядом с собакой, гладил ее по голове и пытался поить с ложки водой. Иногда он принимался плакать, обнимая собаку за шею.

— Поправляйся, Траппер, — умолял он, — я не могу, когда ты вот так дышишь, будто задыхаешься.

— Роз! — В первый раз за несколько последних недель Шей осмелился с ней заговорить. От неожиданности она чуть не подпрыгнула.

— Что?

— Наверное, мне стоит отвезти Траппера в поле и пристрелить. Как, по-твоему?

Они оба посмотрели на хрипящего пса.

— Нельзя сделать этого втайне от Лэдди.

В тот день Лэдди пошел в школу лишь с тем условием, что на обратном пути он зайдет в лавку и купит Трапперу кусок мяса. Может, хоть это поможет собаке выздороветь! Пес был уже не способен ничего есть, но Лэдди отказывался в это верить.

— Так, может, мне спросить Лэдди?

— Попробуй.

Шей отвернулся. Тем же вечером Лэдди выкопал для пса могилу на заднем дворе, и они отвезли его в поле. Шей приставил к голове собаки ружье. Все было кончено за долю секунды. Лэдди смастерил маленький деревянный крест, и все трое молча постояли у маленького холмика. Затем Шей ушел к себе.

— Ты очень расстроена, Роз, — сказал Лэдди. — Наверное, ты любила Траппера так же сильно, как я?

— Да, я действительно его любила, — ответила Роз. Однако ее подавленное состояние было вызвано другим: у нее не начинались месячные. Раньше с ней такого никогда не случалось.

Всю следующую неделю Лэдди очень нервничал. С Роз творилось что-то неладное, и это явно было вызвано не одной только смертью Траппера.

Тогда, в Ирландии пятидесятых, в подобной ситуации у нее оставалось три выхода. Первый — родить ребенка и растить его на своей ферме, постоянно слыша за спиной злой, презрительный шепот соседей. Второй выход — продать ферму, переехать вместе с Лэдди в какое-нибудь другое место, где их никто не знает, и начать новую жизнь. А еще она могла привести Шея Нейла к священнику и женить его на себе.

Однако ни один из этих вариантов ее не устраивал. Роз было невыносимо думать о том, что станет с ее жизнью, когда, прожив здесь столько лет, она превратится для окружающих в незамужнюю мать незаконнорожденного ребенка. Она лишится своих и без того редких и маленьких удовольствий: съездить в город, выпить чашечку кофе в отеле, поболтать со знакомыми после воскресной мессы. Она станет объектом сплетен и пересудов, или, что еще хуже, ее станут жалеть и сочувственно качать головой. Бог знает, как все это отразится на Лэдди. А с другой стороны, имеет ли она право в подобных обстоятельствах продать ферму и уехать? Ведь в какой-то степени ферма принадлежит всем ее четырем сестрам тоже. Что они подумают, узнав, что она продала их ферму, прикарманила все деньги и уехала вместе с Лэдди и своим незаконнорожденным отпрыском?

Она вышла замуж за Шея Нейла.

Лэдди был очень рад, и обрадовался еще больше, узнав о том, что скоро станет дядей. Он то и дело спрашивал:

— А маленький будет называть меня дядей Лэдди?

— Конечно, милый, — отвечала Роз.

В их жизни мало что изменилось. Разве что Шей и Роз стали спать в одной постели. Роз ездила в город уже не так часто, как прежде. Отчасти из-за того, что теперь, ожидая ребенка, она быстрее уставала, отчасти потому, что ей уже не так сильно хотелось видеть людей. Лэдди удивлялся, но не понимал, в чем дело. И еще она стала реже писать своим сестрам, хотя те, в свою очередь, буквально засыпали ее письмами. Они были удивлены ее замужеством и тем, что она не стала затевать пышную свадьбу вроде тех, какие сама же устраивала для них. Сестры навестили их и робко пожимали руку Шею. Они задавали много вопросов, но их старшая сестра, обычно открытая и искренняя, на сей раз проявила непривычную сдержанность.

А затем родился ребенок — здоровенький и крепкий малыш. Его крестным отцом стал Лэдди, а крестной матерью — миссис Нолан, работавшая в гостинице. Мальчика окрестили Аугустусом, и они стали называть его Гас. Баюкая сына, Роз снова научилась улыбаться. Лэдди всем сердцем полюбил малыша и мог часами нянчиться с ним. Шей по отношению к ребенку проявлял такую же сдержанность, как и ко всем остальным. Странная это была семья.

Лэдди устроился работать в отель к миссис Нолан, и она не могла им нахвалиться. Такого старательного работника, говорила дама, у нее еще не было. Для Лэдди нет ничего невозможного, без него они бы просто пропали.

Маленький Гас, научившись ходить, гонялся по двору за курами, и Роз, стоя в дверях, любовалась сыном. Шей Нейл был по-прежнему замкнут и мрачен. Иногда по ночам Роз незаметно наблюдала за ним. Он подолгу лежал с открытыми глазами, устремив отсутствующий взгляд в потолок. О чем он думал в эти минуты? Принес ли ему счастье этот брак?

Их сексуальная жизнь не отличалась насыщенностью. Поначалу — из-за беременности Роз, а потом, родив Гаса, она сказала:

— Мы с тобой муж и жена. Прошлое забыто, и теперь у нас должна быть нормальная супружеская жизнь.

— Ты права, — без всякого энтузиазма ответил Шей.

К своему удивлению, Роз обнаружила, что он больше не вызывает у неё ни отвращения, ни страха, и воспоминания о той ужасной ночи больше не возвращались. Это был сложный, замкнутый человек, и говорить с ним тоже было непросто.

Они никогда не держали в доме спиртных напитков, если не считать полбутылки виски, стоявшей на шкафу в кухне. Его использовали только для дезинфекции или для того, чтобы намочить ватку и положить на больной зуб. Роз и Шей никогда не вспоминали то, как он напился в ту памятную ночь. Те события теперь казались приснившимся кошмаром, и Роз спрятала их в самый дальний закуток памяти. Она даже никак не связывала их с последующим рождением ее любимого Гаса, ребенка, который принес ей неизведанное доселе счастье.

Вот почему Роз так изумилась, когда Шей вернулся с ярмарки настолько пьяным, что был даже не в состоянии разговаривать. А когда Роз принялась его корить, он взбесился, вытащил из штанов ремень и избил ее. Насилие, видимо, возбудило его, и он овладел женой точно так же, как в ту, самую первую ночь, которую Роз столь усердно старалась забыть. Далекие воспоминания снова накатили на Роз, обдав ее волной страха и отвращения. И даже несмотря на то, что теперь его тело было ей хорошо знакомо и в иных ситуациях даже желанно, сейчас Роз не испытывала ничего, кроме ужаса. Она лежала избитая и с порванной губой.

— Теперь у тебя уж не получится корчить из себя высокородную и всемогущую леди, завтра поутру ты уже не сможешь сказать: «Собирай свои шмотки и выметайся из дома!» Не-ет, теперь у тебя этот номер не пройдет, потому что ты — моя жена.

Шей перевернулся на другой бок и захрапел.

— Что с тобой случилось, Роз? — с испугом спросил Лэдди.

— Во сне упала с кровати и ударилась лицом о тумбочку, — солгала она.

— Хочешь, я, когда буду в городе, попрошу доктора навестить тебя? — Лэдди еще не приходилось видеть человека с разбитой губой.

— Не надо, Лэдди, все и так заживет, — сказала Роз и тем самым присоединилась к миллионам женщин, которые не противятся насилию, поскольку это проще, чем бороться против него.

Роз надеялась, что у нее будет еще один ребенок. Ей очень хотелось, чтобы у Гаса была сестричка, но случиться этому было не суждено. Ну не странно ли: ночь, когда она была изнасилована, принесла ей ребенка, а месяцы того, что называют нормальной супружеской жизнью, — ровным счетом ничего.

В разговоре с доктором Кении миссис Нолан из гостиницы заметила: странно, что Роз так часто падает в последнее время.

— Да, я тоже обратил на это внимание.

— Она говорит, что стала на удивление неуклюжей, но мне почему-то в это не верится.

— Вы правы, миссис Нолан, все это странно, но что я могу поделать?

Доктор уже долго жил на свете и знал, что многие замужние женщины вдруг становятся «неуклюжими» и часто «падают».

И еще одно странное обстоятельство заключалось в том, что обычно эти «падения» происходили либо в дни очередной ярмарки, либо после базарного дня. Будь на то его воля, мистер Кении категорически запретил бы продавать в такие дни спиртное, но кого интересует мнение старого провинциального лекаря! Доктору никто не хотел говорить правду, и ему приходилось собирать ее по кусочкам, словно мозаику.

Лэдди пытался ухаживать за девушками, но у него из этого ничего не получалось. Он сказал Роз, что хотел бы иметь длинные гладкие волосы и ботинки с острыми носами, тогда девушки сразу полюбили бы его. Однако даже эти уловки не давали результата.

— Как ты думаешь, Роз, я когда-нибудь женюсь? — спросил он сестру однажды вечером. Шей уехал в другой город покупать бревна, а Гас уже спал. Весь этот день мальчик пребывал в сильнейшем возбуждении, поскольку назавтра ему предстояло в первый раз отправиться в школу. Роз и Лэдди вдвоем сидели у камина, как это часто бывало в старое доброе время.

— Не знаю, Лэдди. Я, честно говоря, и сама не рассчитывала выйти замуж, но, помнишь, несколько лет назад гадалка на карнавале предсказала мне это и не ошиблась. Я не ожидала, что у меня родится ребенок, что я буду любить его, хотя это тоже было предсказано и случилось. А тебе она предрекла работу, на которой ты будешь встречаться со многими людьми, и вот ты работаешь в отеле. И еще она сказала, что ты будешь путешествовать, достигнешь успехов в спорте, так что у тебя еще все впереди.

Напоминая брату обо всех этих приятных вещах, которые ожидали его в будущем, Роз улыбалась ему. Она специально не стала вспоминать о том, что цыганка предсказала ей самой тяжелую болезнь. Зачем говорить об этом, ведь гадалка сказала, что это случится еще не скоро.

Все произошло совершенно неожиданно. В тот день не было ярмарки, не намечалось никакой пьянки вроде тех, когда виски течет рекой, делая мужчин более веселыми и общительными. Роз не ожидала никаких неприятностей, и тем сильнее оказался шок, когда Шей заявился домой абсолютно пьяным. Его мутный взгляд бессмысленно блуждал по сторонам, мокрый рот был перекошен.

— Нечего на меня так смотреть! — с ходу пошел он в наступление.

— Я на тебя не смотрю, — ответила Роз.

— Смотришь! Глядишь!! Таращишься!!!

— Ты купил телок?

— Телок? Сейчас я тебе покажу телок! — И он стал вытягивать из брюк ремень.

— Нет, Шей, не надо! Я ведь не спорю с тобой, а просто разговариваю. Я тебе слова плохого не сказала. Нет!!!

Раньше в таких ситуациях, как эта, Роз лишь шепотом умоляла его о пощаде, опасаясь разбудить и напугать Лэдди и Гаса, не желая, чтобы они узнали о происходящем, теперь же она впервые закричала в полный голос.

Ее крик, казалось, еще больше раззадорил Шея.

— Ах ты дрянь! — зарычал он. — Мерзкая потаскуха! Только и думаешь о том, как бы с кем перепихнуться! И всегда такой была, еще до того, как замуж выйти! Гнусная тварь!

Он размахнулся и стал хлестать ее изо всех сил — сначала по плечам, потом по голове. В этот момент с него свалились штаны, он споткнулся и, пытаясь удержаться на ногах, ухватился за ночную рубашку Роз, которая с треском разорвалась. Женщина кинулась к стоявшему в спальне стулу, чтобы защититься с его помощью, однако Шей оказался проворнее. Он первым схватил стул, размахнулся и ударил им об изголовье кровати. Стул разлетелся в щепки, а в руках Шея осталась одна ножка. Воздев это оружие над головой, он стал наступать на Роз.

— Не надо, Шей! Во имя всего святого, уймись!

Ей уже было не важно, услышит ли кто-то ее крики или нет. Позади Шея, в дверном проеме, она увидела маленькую фигуру перепуганного Гаса, от страха засунувшего руку в рот, а за ним стоял Лэдди. Они оба проснулись, разбуженные криками, и теперь в ужасе застыли, глядя на разворачивающуюся перед ними сцену. Не успев осознать, что делает, Роз пронзительно закричала:

— Помоги, Лэдди! Помоги мне!

И в следующую секунду она увидела, как дернулся ее озверевший муж. Огромная рука Лэдди обхватила его за шею и потащила назад. Гас плакал от страха. Подхватив разорванную ночную рубашку и не обращая внимания на кровь, струившуюся по лицу, Роз бросилась к сынишке и схватила его в объятия.

— Он сам не свой, — сказала она Лэдди. — Он не ведает, что творит. Нам придется на время запереть его где-нибудь.

— Папа! — закричал Гас.

Шей освободился и пошел по направлению к жене и сыну, по-прежнему сжимая в руке ножку от стула.

— Лэдди, умоляю тебя! — воскликнула Роз.

Шей остановился и посмотрел на Лэдди, который стоял в пижаме — вспотевший, с красным от борьбы лицом, не зная, что делать дальше.

— Ну-ну, леди Роз, хорошим же ты защитничком обзавелась! Городской дурачок в пижаме, ха-ха-ха! Деревенский идиот решил постоять за свою перезревшую сестричку! Ну, давай, — принялся он подзуживать Лэдди, — ударь меня! Ударь меня, Лэдди! Ты, жирный, неуклюжий педик! Давай же!

Он ухватил ножку от стула так, что ее острый конец был направлен в сторону Лэдди, и она превратилась в грозное оружие.

— Бей его, Лэдди! — крикнула Роз, и в следующее мгновение пудовый кулак врезался в челюсть Шея. Он отлетел назад, ударившись головой о мраморный умывальник, раздался сухой хруст. Шей рухнул навзничь и остался лежать с широко открытыми неподвижными глазами.

Роз осторожно поставила Гаса на пол. Мальчик уже не плакал. Тишина, казалось, длилась целую вечность.

— По-моему, он умер, — проговорил наконец Лэдди.

— Ты сделал то, что должен был сделать, Лэдди.

Он посмотрел на сестру недоверчивым взглядом. Ему, наоборот, казалось, что он совершил нечто ужасное. Он ударил Шея слишком сильно и вышиб из него дух. Роз часто говорила ему: «Ты даже сам не знаешь, насколько ты силен, Лэдди, так что будь осторожен». Однако на сей раз она ни словом не попрекнула его. Лэдди не мог поверить в то, что случилось. Он отвернулся от пустых неподвижных глаз лежавшего на полу мужчины.

Роз медленно заговорила:

— А теперь, Лэдди, я хочу, чтобы ты оделся, сел на велосипед и поехал в город. Найдешь доктора Кении и скажешь ему, что бедный Шей упал и ударился головой. Он сообщит об этом отцу Манеру, и вы все вместе приедете сюда.

— А мне сказать, что?..

— Ты скажешь, что услышал громкие крики, что Шей упал, и я попросила тебя съездить за доктором.

— Но разве он не… В смысле, разве доктор Кении не…

— Доктор Кении сделает все, что в его силах, а затем в последний раз закроет глаза бедного Шея. Теперь же одевайся и поезжай. Ты ведь у нас хороший мальчик?

— С тобой будет все нормально, Роз?

— Со мной все в порядке, и с Гасом — тоже.

— Со мной в полядке, — подтвердил Гас, который по-прежнему держал палец во рту, а второй ручонкой крепко вцепился в ладонь матери.

Лэдди мчался по темной дороге. Мутное желтое пятно света от велосипедного фонарика то прыгало по стволам деревьев, то проваливалось в глубокие колдобины.

Доктор Кении и отец Майер погрузили его велосипед на крышу докторовой машины, и все вместе отправились в путь. Когда они приехали на ферму, Роз была совершенно спокойна, хотя и бледна. На ней был аккуратный темный кардиган и юбка с белой блузкой. Волосы она зачесала так, чтобы они скрыли глубокую ссадину на лбу, которую оставила пряжка ремня. В камине плясали яркие языки пламени. Они уже давно пожрали останки сломанного стула, и грозное оружие Шея превратилось в кучку углей.

На плите плевался кипятком горячий чайник, на столе лежали заранее приготовленные церковные свечи. После того как были прочитаны заупокойные молитвы, доктор Кении выписал свидетельство о смерти. В нем говорилось, что летальный исход наступил вследствие алкогольной интоксикации, результатом которой стал несчастный случай.

На следующее утро пришли женщины, чтобы обмыть и обрядить Шея в последний путь. Роз выражали соболезнование, но формально, на скорую руку. И доктор, и священник знали, что это был брак без любви. Просто наемный работник взял да и обрюхатил свою хозяйку — вот и все.

Покойник совершенно не умел пить — это тоже было всем известно.

Доктор Кении не пожелал распространяться относительно того, как именно упал Шей. Не стал он упоминать и о свежих следах крови на лбу Роз. Но когда священник ненадолго отошел, он быстро, не дожидаясь, пока его попросят об этом, обследовал рану на голове Роз и продезинфицировал ее.

— У тебя все будет хорошо Роз, — ободряюще сказал он, и женщина поняла, что доктор говорит не о ссадине, а о той жизни, которая ждет ее впереди.

После похорон, на которых присутствовала вся семья Роз, она пригласила их на ферму. Стол на кухне был уже накрыт, и на нем стояли кушанья, которые хозяйка дома заботливо приготовила заранее. На кладбище присутствовали и какие-то родственники Шея, но их Роз не пригласила.

Когда все расселись вокруг стола, Роз заговорила. Она сказала, что этот дом не принес ей счастья и, по-видимому, никогда не принесет, поэтому они с Гасом и Лэдди хотели бы продать его и переселиться в Дублин. Она уже говорила с агентом по продаже недвижимости и выяснила, какую сумму можно выручить за ферму и дом. Есть ли у кого-нибудь возражения против того, чтобы продать их? Может, кто-нибудь хочет здесь жить? Нет, жить здесь никто не хотел, и все с энтузиазмом поддержали идею продажи дома.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно подвела итог Роз. А потом спросила, не хотят ли они забрать из дома что-нибудь на память.

— Что, сегодня? — удивилась родня.

— Да, прямо сейчас.

Она хотела выставить дом на продажу завтра же утром.

Гас пошел учиться в одну из дублинских школ, а Лэдди, вооружившись восторженными рекомендательными письмами от миссис Нолан, очень скоро нашел себе работу портье в небольшой гостинице. Его там все полюбили, более того, даже предложили переехать и жить в этой самой гостинице. Такой вариант устраивал всех без исключения, и вот потекли годы мирной, спокойной жизни.

Гас, весьма успешно закончив школу, поступил на курсы гостиничного менеджмента, а Роз снова стала работать медицинской сестрой. В свои сорок с небольшим она все еще была очень привлекательной женщиной и вполне могла бы подыскать себе в Дублине нового мужа. За ней ухаживал вдовец, жена которого была когда-то пациенткой Роз, но она оставалась неприступной. Хватит с нее одного неудачного брака. Роз твердо решила, что нипочем не выйдет замуж, если не будет твердо знать, что ее по-настоящему любят. А если любовь пройдет стороной, тоже не беда. Ведь в ее жизни есть Гас и Лэдди.

Гасу нравилось учиться. Он был готов часами, не разгибаясь, постигать премудрости гостиничного бизнеса. Лэдди часто водил его на футбольные матчи и боксерские поединки. Он помнил предсказания гадалки и говорил Гасу:

— Может, она имела в виду не то, что я сам буду заниматься спортом, а то, что я буду им очень интересоваться?

— Вполне возможно, — соглашался Гас. Он был очень привязан к своему доброму дяде, который уделял ему так много времени.

Никто из них никогда и словом не обмолвился о той злосчастной ночи. Иногда Роз задумывалась: а много ли из того, что тогда произошло, помнит Гас? Ему ведь было шесть лет — вполне достаточно, чтобы сохранить воспоминания. Однако в детском возрасте он не страдал от ночных кошмаров, а когда подрос, мог без всякого смущения слушать разговоры о своем отце. Правда, он никогда не расспрашивал о том, каким человеком был Шей, и это заставляло задуматься. Другие дети наверняка бы поинтересовались. Но, может быть, Гас и без расспросов знал достаточно много?

Гостиница, в которой работал Лэдди, принадлежала пожилой супружеской паре. Старики сообщили ему, что скоро собираются на покой, и это привело его в сильнейшее волнение. Не первый год эта гостиница была для него домом. А тут еще Гас повстречался с Мэгги, девушкой своей мечты — живой и веселой, остроумной и уверенной в себе. По профессии она была поваром. Роз считала, что молодые люди идеально подходят друг другу, и всячески поощряла их взаимоотношения.

— Мне всегда казалось, что я буду ревновать, когда Гас найдет себе девушку, а тут, гляди-ка, ничего подобного! Я счастлива за него.

— А я всегда думала, что в качестве свекрови мне достанется какая-нибудь летучая мышь — вампир с окровавленными клыками, а тут — вы! — весело отзывалась Мэгги.

Разумеется, молодые люди мечтали работать вместе. Они даже подумывали о том, чтобы купить какое-нибудь небольшое заведение и перестроить его по своему вкусу.

— А ты не могла бы купить для ребят гостиницу, в которой я работаю? — спросил у сестры Лэдди. Это было бы как раз то, что нужно, но, разумеется, Гас и Мэгги не могли позволить себе столь дорогое приобретение.

— Если вы предоставите мне там комнату, я дам вам деньги, — просто ответила Роз.

Невозможно было лучше распорядиться деньгами, которые она скопила, и теми, которые получит от продажи своей дублинской квартиры. Гостиница станет домом для Лэдди и Гаса, позволит молодоженам начать свой собственный бизнес. А ей будет где приклонить голову, когда нагрянет болезнь, предсказанная много лет назад. Роз знала, что верить в предсказания судьбы — грешно и глупо, но все же тот день, когда они повстречали цыганку Эллу, до сих пор жил в ее памяти вплоть до мельчайших деталей. Ведь, помимо всего прочего, это был тот самый день, когда ее изнасиловал Шей.

Начать свой бизнес оказалось непросто. Молодые днями напролет изучали счета и платили больше, чем зарабатывали. Лэдди чувствовал, что дела идут не очень хорошо, и, горя желанием помочь, предлагал:

— Давайте, я буду таскать на верхний этаж еще больше угля?

— Вряд ли это поможет, Лэдди. Какой смысл разводить огонь, если номера пустуют! — Мэгги очень хорошо относилась к дяде Лэдди.

— Послушай, Роз, — предлагал Лэдди, — давай выйдем на улицу и устроим рекламу нашей гостинице. Я буду человек-сандвич: надену на себя плакаты с ее названием, а ты станешь раздавать прохожим рекламные листовки.

— Нет, Лэдди, это гостиница Гаса и Мэгги. Они сами что-нибудь придумают. Я уверена, что скоро здесь будет не протолкнуться от постояльцев.

Так со временем и случилось.

Молодая супружеская чета работала круглые сутки. Им удалось найти постоянных клиентов, которые теперь останавливались только у них. А новым постояльцам Мэгги говорила:

— У нас есть друзья, говорящие на французском, немецком и итальянском.

Это было правдой. Среди их знакомых действительно были немец-переплетчик, преподаватель французского в школе для мальчиков и итальянец — хозяин дешевого магазинчика. Если Гасу и Мэгги требовался переводчик с того или иного языка, эти люди с готовностью помогали им.

У Гаса и Мэгги было двое детей — девочки, хорошенькие, как ангелочки, и Роз чувствовала себя самой счастливой бабушкой в Ирландии. Часто по утрам, когда ярко светило солнце, она брала своих ненаглядных внучек, и они отправлялись в парк святого Стефана кормить уток.

Один из постояльцев поинтересовался у Лэдди, нет ли поблизости бильярдного зала, и Лэдди, горя желанием помочь, нашел такое заведение.

— Не сыграете ли со мной партию? — спросил гость. Это был заезжий бизнесмен из Бирмингема, и в незнакомом городе он чувствовал себя одиноко.

— Боюсь, я не умею играть в эту игру, сэр, — виновато ответил Лэдди.

— Я научу вас, — пообещал мужчина.

Предсказание гадалки полностью сбылось: у Лэдди обнаружился врожденный дар бильярдиста. Бирмингемец не мог поверить, что гостиничный портье никогда прежде не держал в руке кия. В считанные минуты Лэдди освоил правила игры и легко, один за другим, укладывал шары в лузы. Вокруг их стола собралась толпа зрителей, которые восхищенно аплодировали каждому удару новичка.

Так вот в каком виде спорта цыганка предсказала ему небывалый успех!

На него делали ставки, но сам Лэдди никогда не играл на деньги. Заработок доставался ему слишком тяжело, чтобы рисковать деньгами, которые были столь необходимы и Роз, и Гасу, и Мэгги, и маленьким девочкам. Зато он одержал победу на соревнованиях по бильярду, и его снимок появился в газете. Его пригласили вступить в бильярдный клуб, и вскоре Лэдди превратился в звезду местного значения.

Роз с гордостью наблюдала за всем этим. Наконец-то ее брат стал важной персоной! Ей даже не придется просить Гаса присматривать за Лэдди, когда самой ее не станет. Она знала, что теперь в этом нет необходимости. Лэдди будет жить с Гасом и Мэгги до конца своих дней. Она сделала фотоальбом — что-то вроде летописи всех его бильярдных побед, и часто они вдвоем листали его.

— Как ты думаешь, Шей гордился бы мной? — спросил Лэдди сестру однажды вечером. Он уже давно не упоминал имя покойного Шея Нейла — человека, которого много лет назад он убил одним могучим ударом кулака.

Роз ошеломленно посмотрела на брата и медленно заговорила:

— Думаю, ему было бы приятно. Но, знаешь ли, он был очень замкнутым человеком, мало говорил, и мне никогда не удавалось понять, что у него на уме.

— Почему ты вышла за него, Роз?

— Я хотела, чтобы у нас была полноценная семья, — бесхитростно ответила она.

Такое объяснение, казалось, вполне удовлетворило Лэдди. Насколько было известно Роз, сам он никогда не помышлял о браке и мало думал о женщинах. Наверное, как и любому другому мужчине, ему были присущи желания и потребности сексуального характера, но внешне это никак не проявлялось. Теперь же, судя по всему, его интересовал только бильярд.

К этому времени Роз выяснила, что женские недомогания, которые одолевали ее уже какое-то время, требуют немедленной гистерэктомии, а потом оказалось, что и операция не решила проблем. Роз приняла приговор спокойно.

Врач был удивлен ее реакцией.

— Мы сделаем все, чтобы боли доставляли вам как можно меньше страданий, — пообещал он.

— О, я в этом не сомневаюсь, доктор. Но вот чего мне хотелось бы больше всего, так это переехать в хоспис и остаться там до конца. Это возможно?

— Но ведь у вас есть любящие родственники! Они наверняка позаботятся о вас.

— Так-то оно так, но у них и без меня хлопот хватает. Им нужно заниматься гостиницей, и я не хочу быть им в тягость. Пожалуйста, доктор, отправьте меня в хоспис. Я буду помогать, чем смогу.

— Хорошо, — ответил доктор и громко высморкался.

У Роз, как и у любого другого человека, случались минуты, когда ею овладевала злость, даже ярость, но она никогда не выплескивала эти чувства ни на родных, ни на соседей по хоспису. Большую часть времени мысли ее были заняты тем, что необходимо сделать за недолгое время, оставшееся в ее распоряжении.

Когда Роз навещали родные, им не удавалось выяснить почти ничего о ее самочувствии и течении болезни. Зато они получали массу информации о хосписе и обо всем, что там происходит. По словам Роз, это было замечательное место, и она желала помочь всем: не надо приносить ей конфеты и теплые одеяла, сделайте лучше что-нибудь нужное, полезное для всех — вот чего Роз хотела от своих родных.

И они пошли ей навстречу.

Лэдди где-то раздобыл подержанный бильярдный стол и стал учить обитателей хосписа искусству этой игры, а Гас и Мэгги организовали кулинарные курсы. Жизнь больных наполнилась смыслом и радостью, время бежало незаметно. Месяц проходил за месяцем. Роз сильно исхудала и ходила теперь гораздо медленнее, однако не уставала повторять, что не нуждается ни в сочувствии, ни в жалости. Пусть близкие делятся с ней лишь энтузиазмом и жизнелюбием.

Гасу и Мэгги не удалось утаить от нее постигшей их катастрофы. Они вложили все свои деньги в страховую компанию, которая вскоре лопнула. Это означало, что они потеряют свою гостиницу, а вместе с ней и мечты о будущем. Поначалу они надеялись, что Роз не узнает об их беде и умрет в счастливом неведении. В конце концов, она так ослабела, что они уже не могли, как прежде, забирать ее по воскресеньям к себе в гостиницу — на традиционный семейный обед и для того, чтобы она могла пообщаться с внучками. Зачем ей знать, что все средства, которые она столь щедро пожертвовала для них, вылетели в трубу!

Однако Роз почувствовала неладное.

— Вы обязаны рассказать мне обо всем, что произошло, — заявила она Гасу и Мэгги. — Вы не имеете права выйти из этой комнаты, оставив меня в неведении. Мне осталось жить считанные недели, так не заставляйте меня провести их, мучаясь догадками и воображая себе невесть какие ужасы.

— А что было бы для вас самым страшным? — спросила Мэгги.

— Если бы что-нибудь случилось с детьми. Я права? — Они дружно помотали головами. — С кем-то из вас? С Лэдди? Кто-то заболел? — И снова сын с невесткой ответили отрицательно. — Ну, если так, то все остальное не страшно, — немного успокоившись, проговорила Роз. Она уже улыбалась, и глаза ярко горели на ее изможденном лице.

И тогда они рассказали ей все. О том, как приобрели акции страховой компании. О том, как через некоторое время разнеслась весть о ее банкротстве. О том, как внушающий доверие мужчина по имени Гарри Кейн выступил по телевидению и сообщил, что никто из вкладчиков не потеряет своих денег, что все инвестиции будут возвращены. И все же люди продолжали нервничать. Все было слишком туманно.

По щекам Роз потекли слезы. Ничего подобного цыганка Элла не предсказывала. Роз прокляла Гарри Кейна и все, что с ним связано, за его жадность и воровство. Родным еще никогда не приходилось видеть ее в таком гневе.

— Я так и знал. Не надо было нам рассказывать тебе всего этого, — удрученно вздохнул Гас.

— Надо! И поклянитесь, что с сегодняшнего дня вы будете держать меня в курсе всех событий. А если вздумаете обманывать, уверяя, что все в порядке, я вам этого никогда не прощу!

— Если хочешь, ма, я даже буду показывать тебе документы, — успокоил ее Гас.

— А если он этого не сделает, сделаю я, — вставила Мэгги.

— Если же нам не удастся выкрутиться и придется подыскивать себе новую работу, то, будь уверена, ма, мы возьмем Лэдди с собой.

— Как будто она этого не знает! — с упреком посмотрела на мужа Мэгги.

Через некоторое время они принесли и показали Роз письмо из банка. В нем было сказано, что им причитается компенсация. Их капитал возвращался обратно. Пусть немного урезанный, но все же возвращался. Роз внимательно прочитала официальную бумагу, стараясь не упустить ни единой мелочи.

— Лэдди осознает, насколько близки мы были к краху? — спросила она.

— Осознает… по-своему, — сказала Мэгги, и Роз с чувством огромного облегчения поняла: что бы с ней ни случилось, Лэдди находится в любящих и надежных руках.

Она умерла с миром в душе.

Ей не суждено было узнать, что женщина по имени Шивон Кейси позвонит в гостиницу и сообщит Гасу и Мэгги, что деньги, выплаченные семье Нейл за их гостиницу, взяты из личных фондов мистера Кейна, и теперь все, чей бизнес он спас, обязаны поддержать его новое предприятие.

Над всем этим витала некая аура секретности, хотя мисс Кейси предпочитала слово «конфиденциальность». Бумаги выглядели солидно, однако было оговорено, что условия сделки не должны фиксироваться в бухгалтерских книгах. Это было чем-то вроде джентльменского соглашения, о котором властям знать необязательно.

Поначалу им было предложено внести довольно разумную сумму, но впоследствии она выросла. Гас и Мэгги испытывали неподдельную тревогу. Но ведь их действительно спасли, когда они уже думали, что все потеряно. Может быть, в лабиринтах большого бизнеса так принято? Мисс Кейси говорила о своих партнерах почтительно, с придыханием, как о могущественных людях, перечить которым было бы непростительной глупостью.

Гас знал: будь мать жива, она бы не одобрила подобное предприятие, и из-за этого еще больше нервничал, кляня себя за наивность. Лэдди они ничего не сказали, но стали экономить буквально на всем. Они не могли себе позволить новый бойлер, когда в нем возникла необходимость, им было не на что купить новый ковер, и они стыдливо прикрыли протертые до дыр места дешевой циновкой. Однако Лэдди почувствовал неладное, и это не на шутку обеспокоило его. Он понимал, что дело — не в отсутствии клиентов, их-то как раз было предостаточно, однако «Плотный ирландский завтрак» — фирменное блюдо, которое подавали постояльцам по утрам, — был уже не таким плотным, как раньше, а Мэгги сказала, что ему больше не надо ходить на рынок за свежими цветами, поскольку это им не по карману. Когда же уволилась одна из официанток, на ее место так никого и не взяли.

Теперь у них часто останавливались итальянцы, и Паоло, их друг, который владел маленьким магазином, просто замучился, выступая в роли переводчика.

— Кто-нибудь из вас должен выучить итальянский язык, — не выдержал он однажды. — От этого зависит ваш бизнес, а вы даже не чешетесь.

— Может быть, девочки? — вслух подумал Гас, но этого не случилось.

Однажды в их гостинице остановился итальянский бизнесмен Гаральди с женой и двумя сыновьями. Глава семьи днями напролет пропадал в Ирландской торговой палате, его супруга бегала по магазинам, щупая мягкий ирландский твид и прицениваясь к драгоценностям, а мальчики-подростки изнывали от скуки. Лэдди предложил им отправиться в бильярдную. Не в тот бильярдный зал, где посетители курили, пили и играли на деньги, а в Католический клуб для мальчиков, где все было очень чинно. И это спасло мальчикам каникулы в Дублине.

Паоло написал на листе бумаги: «tavola da biliardo», «sala da biliardo», «stecca da biliardo». А мальчики потом заучили эти выражения по-английски: «бильярдный стол», «бильярдный зал», «бильярдный кий».

Гаральди были люди состоятельные. Насколько удалось понять Лэдди, они жили в Риме. Перед отъездом итальянцы сфотографировались вместе с ним на память возле гостиницы, а затем сели в такси и отправились в аэропорт. Лэдди посмотрел под ноги и увидел лежащую на дорожке пачку денег — ирландские банкноты, свернутые в тугую трубочку и стянутые резинкой. Он поднял глаза, но машина уже скрылась за поворотом. Итальянцы хватятся пропажи не раньше, чем приедут домой, да и то вряд ли вспомнят, где выронили деньги. Но ведь они — богатые люди. Каждый раз, оказываясь на Графтон-стрит, дамочка спускала в магазинах целое состояние. Эти деньги для них ничего не значат. Они им просто не нужны.

А вот Гас и Мэгги нуждаются буквально во всем: например, в красивых подставках для меню, поскольку старые было уже стыдно выставлять на столы, настолько они потерлись и заржавели. А еще нужна новая вывеска.

Эти мысли одолевали Лэдди минут пять, а затем он вздохнул, сел на автобус и поехал в аэропорт, чтобы вернуть бывшим постояльцам потерянные деньги. Он нашел их у стойки оформления багажа. Они пересчитывали свои многочисленные чемоданы из дорогой мягкой кожи. На миг его вновь охватили сомнения, но Лэдди преодолел их и помахал итальянцам своей большущем, что та лопата, ладонью.

Итальянцы были потрясены. Они обнимали его, кричали во все горло и призывали окружающих в свидетели того, насколько бескорыстны, порядочны и благородны жители прекрасной Ирландии. Несколько банкнот были отделены от общей пачки и перекочевали в карман Лэдди, но это уже было не важно.

— Puo venire alia casa. La casa a Roma, — умоляли его итальянцы.

— Они приглашают вас к себе. Просят погостить у них в Риме, — перевели ему люди, стоявшие в очереди. Им было приятно услышать столько добрых слов в адрес соотечественника.

— Я понял, — сказал Лэдди. Глаза его сияли. — Я обязательно приеду. Много лет назад гадалка предсказала мне путешествие.

Лэдди сиял. Итальянцы снова расцеловали его, он сел в автобус и поехал обратно. Ему не терпелось поделиться хорошими новостями с родными.

Ночью Гас и Мэгги обсуждали услышанное.

— Может, через несколько дней он забудет обо всем этом? — предположил Гас.

— Зачем только им понадобилось приглашать его в гости! — сокрушалась Мэгги. — Дали бы на чай, и дело с концом.

Они знали, что Лэдди воспринял приглашение совершенно серьезно и теперь будет с нетерпением готовиться к путешествию, а если оно не состоится, сердце его будет разбито.

— Мне нужно получить паспорт, — сказал им Лэдди на следующий день.

— А может, для начала тебе стоит выучить итальянский язык? — вдруг осенило Мэгги. Если отложить эту заморскую экспедицию, то, возможно, потом им удастся убедить Лэдди в том, что все это ему попросту приснилось.

Оказавшись в бильярдной, Лэдди стал расспрашивать всех знакомых, где учат итальянскому языку. Знакомый водитель грузовика, Джимми Салливан, рассказал ему, что есть одна потрясающая тетка по имени Синьора, которая снимает у него комнату и вскоре открывает вечерние курсы итальянского при школе Маунтенвью.

Вечером Лэдди поехал в Маунтенвью и записался на курсы.

— Я, вообще-то, не очень образованный. Как вы думаете, получится у меня выучить итальянский язык? — спросил он женщину, которую звали Синьора и которой он вручил плату за обучение.

— О, об этом не тревожьтесь. Если вы действительно хотите выучить язык, сами не заметите, как начнете на нем говорить, — успокоила его женщина.

Вечером Лэдди умоляющим тоном говорил Гасу и Мэгги:

— Я буду отсутствовать только два раза в неделю и всего по два часа: во вторник и четверг.

— Господи, да ты как будто прощения просишь! Сколько тебе понадобится времени, столько и трать. Ты и без того работаешь, не разгибаясь.

— Вы были правы, когда сказали, что сначала мне нужно выучить язык, а то приехал бы я в Рим дурак дураком! Синьора обещает, что я оглянуться не успею, как уже буду говорить по-итальянски.

Мэгги закрыла глаза. Ей было страшно представить себе, на какие мучения она обрекла бедного Лэдди, который теперь по ее милости будет вынужден корпеть над учебниками.

В день первого занятия Лэдди так волновался, что Мэгги поехала вместе с ним, и, присоединившись к большой группе людей разного возраста, они вошли на довольно запущенный школьный двор. Но в классной комнате по стенам были развешаны фотографии и плакаты, а на столах даже стояли тарелки с угощением — сыром и салями, — которое им, видимо, позже предстояло съесть.

Женщина, которая была тут главной, раздала ученикам карточки, чтобы они написали свои имена, переделанные на итальянский лад.

— Лэдди… — задумчиво проговорила она. — Да, это не просто… У вас есть еще какое-нибудь имя?

— Боюсь, что нет, — виновато и даже немного испуганно ответил Лэдди.

— Ничего-ничего, все в порядке, — успокоила его Синьора. — Давайте придумаем вам какое-нибудь красивое итальянское имя, которое бы хоть немного напоминало ваше. Ну, например, Лоренцо! — Лэдди колебался, но Синьоре это имя, похоже, понравилось. — Лоренцо… Лоренцо… — Она повторяла его снова и снова, как будто смакуя звуки и пробуя их на вкус. — По-моему, подходит.

— А что, так называют себя все итальянцы, которых зовут Лэдди? — с детской наивностью спросил Лэдди. Мэгги ждала, прикусив губу.

— Конечно, Лоренцо! — ответила женщина с широкой радушной улыбкой.

Вернувшись в гостиницу, Мэгги сказала Гасу:

— Она — хороший человек и ни за что не допустит, чтобы Лэдди почувствовал себя дурачком. Но я готова биться об заклад, что больше трех занятий он не выдержит и бросит это дело.

Гас вздохнул. Еще одна головная боль вдобавок ко всем остальным неприятностям.

И Гас, и Мэгги — оба заблуждались относительно курсов итальянского. Лэдди полюбил их всем сердцем. Он учил фразы, которые им задавали на дом, с таким усердием, как будто от этого зависела его жизнь. Когда в гостинице останавливались итальянцы, он приветствовал гостей на их родном языке, с гордостью добавляя: «Mi chiamo Lorenzo». Итальянцы были приятно удивлены — они меньше всего ожидали встретить в захудалой ирландской гостинице портье по имени Лоренцо.

Недели сменяли одна другую, и дождливыми вечерами Гас и Мэгги нередко видели, как Лэдди вылезает из подкатившего к гостинице роскошного БМВ. Однажды Мэгги высунулась в окно и увидела, что за рулем машины сидит красивая женщина.

— Почему ты не пригласил свою знакомую в гости, Лэдди?

— Ой, нет! Констанце нужно домой. Ей еще ехать и ехать.

Констанца! Как удалось этой странной учительнице вовлечь взрослых людей в свои игры? Лэдди даже пропустил соревнование по бильярду, которое, несомненно, выиграл бы, не будь он столь сильно увлечен изучением итальянского языка. На этой неделе они проходили части тела. Лэдди и Франческе предстояло встать перед классом и поочередно показывать то на горло, то на локоть, то на лодыжку. Лэдди выучил все, что положено, назубок. «Le golo», — и он клал руку себе на шею. «Il gomito», — каждая из ладоней обхватывает локоть, а затем, наклонившись, он прикасался к «lа caviglia» на каждой ноге. Франческа ни за что не простила бы его, если бы он пропустил это занятие. А соревнования по бильярду… Что ж, их еще будет много, этих соревнований, а вот такого дня, когда они изучают части тела, уже не будет. Да и он рассердился бы не на шутку, если бы Франческа из-за какого-нибудь соревнования вдруг решила не прийти.

Гас и Мэгги в изумлении переглядывались. Пожалуй, занятия все-таки идут на пользу Лэдди. Им хотелось в это верить, поскольку все остальное пока что складывалось безрадостно: гостиницу пора ремонтировать, а они не могут себе это позволить. Они старались жить сегодняшним днем, не гадая о том, что принесет завтрашний. Ну что ж, пусть хотя бы Лэдди будет счастлив, а Роз умерла, веря, что у них все хорошо.

Временами Лэдди забывал некоторые из выученных им слов. Он не привык к таким интенсивным занятиям, поскольку в монастырской школе его не особенно нагружали знаниями. Однако на курсах от него ожидали многого.

Иногда, заткнув уши пальцами, он сидел на парапете школьного двора и зубрил фразы, пытаясь при этом вспомнить нужную интонацию. Например, фразу «Dov'e il dolore» нужно произносить с вопросительной интонацией. Так обычно спрашивают врачи, когда приходишь в больницу. Если не ответишь, они подумают, что ты не знаешь, где у тебя болит, и сочтут тебя полным идиотом. Поэтому Лэдди сидел, снова и снова повторяя: «Dov'e il dolore…»

Мистер О'Брайен, директор всей школы Маунтенвью, подошел и сел рядом.

— Как идут дела? — спросил он.

— Bene benissimo, — с энтузиазмом откликнулся Лэдди. Именно так говорила Синьора, когда была довольна.

— Ну, вот и славно. Вам, значит, нравятся курсы? Кстати, напомните, как вас зовут, а то я забыл.

— Mi chiamo Lorenzo.

— Ах, ну да, конечно. Так что, Лоренцо, не жалеете, что потратили денежки?

— Честно говоря, синьор, я даже не знаю, сколько это стоит. За меня заплатила жена моего племянника.

Тони О'Брайен посмотрел на большого простодушного мужчину, сидевшего рядом с ним, и в горле у него встал комок. Эйдан Данн был прав, когда сражался за эти курсы, и они, судя по всему, удались на славу. Кто только сюда ни приходит: и жена Гарри Кейна, и какой-то гангстер…

То же самое Тони уже говорил грании, но она не верила в его искренность, полагая, что, восхваляя успехи ее отца, он просто подлизывается, пытается искупить свою вину. Поэтому Тони решил разузнать о курсах побольше, дабы убедить Гранию в том, что ему не все равно.

— Что вы проходите на этой неделе, Лоренцо?

— Мы проходим части тела — на тот случай, если в Италии у кого-то из нас случится сердечный приступ или какая другая хворь. Когда вас привезут в больницу, доктор первым делом спросит: «Dov'e il dolore?» Знаете, что это означает?

— Нет, не знаю. Я же не учу итальянский. Ну, спросит врач «Dov'e il dolore?» И что это значит?

— Это значит: «Где у вас болит?» А вы ему в ответ…

— «Dov'e» — это «где»?

— Да, наверное, потому что мы еще учили «Dov'e il banco?» и «Dov'e il albergo?». Да, наверное, вы правы, «dov'e» означает «где».

Лэдди был чрезвычайно доволен, словно он только что сделал невесть какое открытие.

— Вы женаты, Лоренцо?

— Нет, синьор, боюсь, я не гожусь для этого. Сестра говорит, что мне лучше сосредоточиться на бильярде.

— Ну, старина, разве обязательно выбирать между женитьбой и бильярдом? Эти вещи вполне можно совмещать.

— Можно, только если человек умен и руководит целой школой, как вы. А у меня вряд ли получится делать несколько дел одновременно.

— У меня это тоже не очень хорошо получается, Лоренцо, — грустно покачал головой мистер О'Брайен.

— Значит, вы тоже не женаты? А я-то думал, что у вас уже взрослые дети, — сказал Лэдди.

— Нет, я не женат.

— Может, учитель — это вообще такая профессия, которая мешает людям жениться? — предположил Лэдди. — Мистер Данн, который руководит нашей группой, он ведь тоже не женат.

— Вот как? — насторожился Тони О'Брайен. Это было что-то новенькое.

— Точно-точно. Но я думаю, что у него роман с Синьорой. — Лэдди оглянулся по сторонам, не слышит ли кто-нибудь. Произносить подобные вещи вслух казалось ему верхом вольнодумства.

— Что-то мне в это с трудом верится, — Тони О'Брайен был поражен.

— Мы все так думаем. И Франческа, и Гульельмо, и Бартоломео, и я — мы много раз обсуждали это. Мистер Данн и Синьора постоянно смеются, когда разговаривают, а после занятий вместе уходят из школы.

_Ну, что ж… — неопределенно сказал Тони О'Брайен.

— Здорово, правда? — спросил Лэдди. Он любил, когда у других людей все хорошо.

— По крайней мере, интересно, — покачал головой Тони О'Брайен. Он всего лишь хотел побольше узнать о вечерних курсах, чтобы продемонстрировать грании свою заинтересованность, и такое услышать никак не ожидал. Сейчас он мучительно размышлял: что это — наивная болтовня великовозрастного простака или правда? Если правда, то дело принимает интересный оборот. Будучи сам вовлечен в, мягко говоря, интрижку на стороне, Эйдан Данн не будет иметь морального права чересчур строго отнестись к отношениям между своей дочерью и Тони О'Брайеном. В конце концов, Тони О'Брайен — холостяк и ухаживает за незамужней женщиной. Он никому не изменяет, его не в чем упрекнуть.

Но с Гранией подобными размышлениями Тони О'Брайен пока поделиться не мог. Накануне они встретились, и разговор получился натянутый, оба пытались быть вежливыми и забыть о размолвке, столь тягостной для них.

— Ты останешься на ночь? — спросил он ее.

— Останусь, но любовью заниматься не хочу, — ответила Грания, нисколько не пытаясь рисоваться или кокетничать.

— А спать будем вместе, или мне устроиться на диване? Грания смутилась и стала похожа на маленькую девочку.

Тони захотелось обнять ее, нежно погладить по голове и сказать, что все в конце концов уладится, и они будут счастливы, но он не осмелился.

— На диване нужно спать мне. В конце концов, это ведь твой дом.

— Даже не знаю, что тебе ответить, Грания. Если я стану упрашивать тебя лечь со мной в постель, это будет выглядеть так, будто я к тебе пристаю. Если же позволю тебе спать на диване, ты подумаешь, что я к тебе равнодушен. Видишь, в каком глупом положении я оказался?

— Ну, пожалуйста, позволь мне сегодня переночевать на диване, — попросила она.

Тони обнял ее и ласково поцеловал в лоб.

Утром он сварил для грании костариканский кофе. У нее был усталый вид, вокруг глаз залегли темные круги.

— Всю ночь не могла заснуть, — сказала девушка. — Читала твои книги. Потрясающе! О существовании многих из них я даже не слышала.

На полу возле дивана Тони О'Брайен увидел две книги: «Уловка-22» и «На дороге». Значит, Грания раньше не читала Хеллера и Керуака. Как зачарованная, она смотрела на его коллекцию классического джаза. Сущий ребенок!

— Мне бы хотелось сегодня поужинать с тобой, — сказала Грания перед уходом.

— Скажи, когда ты придешь, и я приготовлю ужин, — ответил Тони.

— Сегодня? Или мы должны выждать подольше?

— Нет, это было бы отлично! — торопливо согласился он. — Только приходи поближе к вечеру, мне нужно выяснить, как идут дела на курсах итальянского. И прежде чем ты снова набросишься на меня, сообщаю: это нужно мне самому и не имеет ничего общего с тобой и твоим отцом.

— Ладно. Мир, — сказала Грания, но в глазах ее читалась тревога.

И вот теперь Тони О'Брайену предстояло отправиться домой, чтобы приготовить все к ее приходу. В соусе из имбиря и меда уже мариновались куриные грудки, стол был накрыт. Он поменял белье на кровати, а диван на всякий случай застелил пледом.

Тони надеялся разузнать о вечерних курсах что-нибудь важное, чем можно было бы поделиться с Гранией, а вместо этого неожиданно выяснил, что ее отец, по слухам, крутит роман с преподавательницей итальянского языка.

Впрочем, сейчас ему надо идти прямиком в класс, чтобы потом рассказать грании о своих впечатлениях.

На прощание он сказал Лоренцо:

— Dov'e il dolore?

— II gomito, — с воодушевлением ответил тот, схватившись за локоть.

— Ничего, до свадьбы заживет, — заверил Тони и поднялся на ноги. Похоже, что мир сошел с ума.

Это занятие, на котором учащиеся проходили части человеческого тела, было похоже на цирковое представление. Тони О'Брайен зажимал рот ладонью, чтобы не расхохотаться, когда ученики тыкали друг в друга пальцами и кричали «eccola». Но, к его удивлению, выяснилось, что на самом деле они знают чертовски много итальянских слов и с легкостью используют их.

Эта женщина оказалась отличным преподавателем. С частей тела она неожиданно перескакивала на дни недели или на ресторанную лексику.

— Ведь мы же не собираемся провести все время в больнице, когда окажемся в Риме? — говорила она.

Ее ученики явно верили, что им предстоит экскурсия в Италию!

Тони О'Брайен, который не терялся, общаясь с чиновниками из Департамента образования, сворой священников и монашек, придирчивыми родителями, наркоторговцами, вандалами, трудными подростками, сейчас, услышав о поездке в Рим, потерял дар речи.

Он уже собрался уходить, когда его взгляд наткнулся на Синьору и Эйдана. Непринужденно смеясь, они переставляли большие картонные коробки, которые только что выступали в роли больничных коек, а теперь должны были превратиться в сиденья поезда. Эти двое общались так, как это происходит между дорогими друг другу людьми — интимно, хотя и без взаимных прикосновений. Господи Иисусе, неужели это правда?

Тони схватил в охапку плащ и отправился к себе, мечтая вкусно поужинать, выпить вина и, если получится, затащить в постель дочь Эйдана Данна.

Дела в гостинице шли так скверно, что Гасу и Мэгги было совершенно не до Лэдди с его итальянским. А он часто донимал их просьбами проверить его знания, жаловался на то, что приходится учить слишком много слов, и в голове у него уже настоящая мешанина.

— Не расстраивайся, Лэдди. Что запомнишь, то и запомнишь, — утешал его Гас точно так же, как много лет назад его успокаивали братья монахи, уговаривая не перетруждать себя учебой. Однако Лэдди такой подход не устраивал.

— Ты не понимаешь, — протестовал он, — Синьора говорит, что мы должны уверенно ориентироваться в языке, не мычать и не запинаться. У нас будет еще одно занятие по частям человеческого тела, а я уже половину перезабыл. Ну проверь меня, пожалуйста!

В этот день из гостиницы демонстративно съехали два постояльца, заявив, что качество номеров не соответствует их требованиям, а одна дама даже пригрозила написать жалобу в Совет по туризму. Денег на то, чтобы заплатить недельное жалованье работникам, едва хватило, а тут еще Лэдди с умоляющим выражением на своей круглой физиономии пристает, требуя, чтобы проверили его домашнее задание по итальянскому языку!

— Я бы не волновался, если бы знал, что мне в напарники опять достанется Констанца. Она мне обычно помогает. Но у нас не положено, чтобы напарники все время были одни и те же. Возможно, мне достанется Франческа или Глория, но, скорее всего, это будет Элизабетта. Ну так что, поможете мне? Пожалуйста!

Мэгги взяла лист бумаги.

— С чего начнем? — спросила она, но в этот момент их прервали. Заявился мясник, горевший желанием выяснить, намерены ли они когда-нибудь платить по счетам.

— Позволь, я сама с ним разберусь, Гас, — проговорила Мэгги и вышла из комнаты. Вместо нее бумагу взял Гас.

— Ну, ладно, Лэдди, кем я буду — врачом или пациентом?

— А ты не мог бы сначала побыть и тем, и другим, Гас? Я хотел бы послушать, как звучат эти слова, когда их говорит кто-то другой.

— Идет. Итак, я пришел в больницу, потому что со мной что-то не так. Ты — врач. Что ты должен сказать?

— Я должен сказать: «Где у вас болит?» Элизабетта будет пациентом, а я — доктором.

Гас дивился самому себе: откуда у него берется столько терпения?

— Dov'e il dolore? — цедил он сквозь стиснутые зубы. — Dov'e le fa male?

И Лэдди упорно, снова и снова повторял за ним фразы.

— Видишь ли, когда Элизабетта только пришла на курсы, она была глупенькая и не старалась, но Гульельмо заставил ее относиться к учебе серьезно, и теперь она все учит.

Лэдди и его соученики представлялись Гасу и Мэгги группой клоунов. Взрослые люди, которые называют друг друга какими-то дикими прозвищами, тыкают пальцами в свои колени и локти, делают вид, что выслушивают друг друга с помощью воображаемого стетоскопа.

Но именно в этот вечер Лэдди пригласил в гости Констанцу. Такой красивой женщины им еще не доводилось видеть. Но на лице ее читалась крайняя озабоченность. Надо же, Лэдди выбрал для этого визита самое что ни на есть неподходящее время. Мало того, что они с Мэгги провели битых три часа в задней комнате, изучая колонки цифр, закрывая глаза на неизбежное, а именно — то, что им придется продать гостиницу, так теперь еще нужно вести светскую беседу с какой-то незнакомой и к тому же очень взволнованной женщиной!

Однако светской беседы не получилось. Женщина оказалась не только самой красивой, но и самой сердитой из всех, кого они знали. Она сообщила им, что является женой Гарри Кейна — того самого, чье имя значится в контракте, а Шивон Кейси — его любовница.

— Любовница? — поразилась Мэгги. — Но как такое возможно? Вы такая красивая…

Констанца поблагодарила ее коротким кивком и достала чековую книжку, а затем сообщила координаты своих друзей, которые выполнят все необходимые работы по ремонту и дизайну гостиницы. Гас и Мэгги ни на секунду не усомнились в ее искренности. Женщина сказала, что если бы не они, ей вряд ли удалось узнать обо всем этом и набраться смелости, чтобы сделать то, что она намерена сделать сейчас. Теперь все изменится, и пусть они не сомневаются: эти деньги принадлежат им по праву. В конце концов, они смогут рассчитаться с ней после того, как встанут на ноги.

— Ничего, что я рассказал о наших трудностях Констанце? — робко спросил Лэдди, глядя на троих людей, сидевших напротив него. Он еще никогда не говорил с посторонними о делах своего племянника и боялся, как бы тот не рассердился из-за того, что он привез сюда незнакомую даму. Но теперь, насколько он мог понять, проблемы разрешились, и все стало на свои места. На такое он и надеяться не смел.

— Ты все сделал правильно, Лэдди, — сказал Гас. Фраза прозвучала буднично, но Лэдди уловил в ней высшую похвалу, пусть и скрытую за скучными словами.

Теперь всем словно и дышать стало гораздо легче. Когда несколько часов назад Гас и Мэгги помогали Лэдди учить итальянские фразы, все были в таком напряжении! А сейчас беды словно отступили на задний план. Он должен рассказать им, как успешно прошло сегодняшнее занятие.

— Сегодня в классе все было так здорово! — сияя, начал Лэдди. — Помните, я боялся, что позабуду слова? Так вот, я не забыл ни одного!

Мэгги кивнула, не в силах говорить. В глазах у нее стояли слезы.

Констанца решила спасти положение.

— Мы с Лэдди были напарниками на сегодняшнем занятии, — сказала она, — и выступили очень успешно.

— Локоть, лодыжка, горло? — спросил Гас.

— И не только это. И колено, и борода, — ответила Констанца.

— Il ginocchio е la barba! — восторженно гаркнул Лэдди.

— Вы знаете, что Лэдди намеревается навестить своих знакомых, живущих в Риме? — осведомилась Мэгги.

— Конечно, мы все об этом знаем. И следующим летом, когда мы поедем в Рим, обязательно навестим их. Синьора слов на ветер не бросает.

Констанца ушла, а они еще долго сидели втроем — трое людей, которым суждено оставаться вместе до самого конца. Роз это знала.