Евгений Львович Шварц, драматург, автор «Тени», «Дракона», «Обыкновенного чуда», до сих пор не вполне оценен современниками. Это был большой и своеобразный талант, со своим собственным обаятельным стилем, один из самых остроумных людей, каких я когда-либо знал. Некоторые из его шутливых экспромтов сбереглись в моем альманахе «Чукоккала».

К сожалению, в Чукоккале очень мало материалов, относящихся к Серапионовым братьям. Эта литературная группа возникла в Доме искусств. То были молодые писатели, многие из которых впоследствии сыграли заметную роль в советской литературе: Константин Федин, Мих. Зощенко, Мих. Слонимский, Всеволод Иванов, Елизавета Полонская, Вениамин Каверин, Лев Лунц, Николай Тихонов, Николай Никитин. На их собраниях часто бывали Юрий Тынянов, Евгений Шварц и Валентин Стенич.

В 1922 году тяжело заболел Лев Лунц. Ему пришлось спешно уехать за границу лечиться. Серапионы устроили прощальную вечеринку. В тот день у меня не было возможности участвовать в ней, и я попросил Евгения Шварца, бывшего в то время моим литературным секретарем, передать мой привет отъезжающему, причем предложил Евгению Львовичу взять с собой на вечеринку Чукоккалу, чтобы каждый участник чествования написал там о Лунце хоть несколько строчек. Но Шварц, опасаясь брать с собой такую книгу на пиршество, оставил ее дома в ящике своего стола. Явившись ко мне на другой день с повинной, он объяснил свой нерадивый поступок такими стихами:

Отрывок из трагедии «Секретарь XV»

Монолог секретаря. Д. V, картина VIII

Секретарь.

Корней Иванович! Чукоккала была В руках надежных! Невозможно быть, Чтоб мы в своем веселом пированьи Забыли осторожность. Лева Лунц, И Федин, и Замятин, и Каверин, Полонская известная, Гацкевич [23] . ( 1 ) И Харитон [24] . (которые дрожали Благоговейно) — все они Чукоккалу пытались обесчестить. Мне не смешно, когда маляр негодный Мне пачкает Мадонну Рафаэля! И вот я, притворившись огорченным, В разгаре пира, глядя, как Радищев [25] , Ваш родственник (и сам в душе палач), Пьет пиво и кричит: «Эван-эвое!», Как Лева Лунц почесывает челюсть Слегка испорченную. Как старик Замятин Жует мундштук с английскою улыбкой, — Я произнес дрожа, как прокаженный: «Увы мне! Братья…» Все остолбенели — Радищев уронил котлетку. Лева Воскликнул: «мама!» [26] , засмеялась Зоя, Замятин плюнул. «Братья!» — я заплакал. Чукоккала лежит в моей квартире, Нечаянно покинутая. Фреры! [27] . «Экрир е дифисиль! [28] И трудно Служить безукоризненно. И я Обычно аккуратный — опозорен!» Умолкли все. И в мертвой тишине Стучали слезы в грязные тарелки. И вдруг М. Л. Слонимский, Потомок Венгерова, Вестника Европы И Стасюлевича [29] , заговорил, качаясь: «Мы возьмем бумажки и напишем Слова для Лунца лестные. И завтра В Чукоккалу их, поплевав, наклеим» — Восторженные вопли! — и котлета Исчезла в пасти сына вашего. И Лева Сказал: «Не надо мамы!» И опять Замятин улыбнулся по-английски.

* * *

Все. Дорогой учитель! Неужели Я плохо вел себя. Рукопожатья Я жду за мудрую лукавость. Dixi [30] . Ваш верный ученик

К 1924 году Серапионы сочли себя вынужденными поступить на государственную службу и стать работниками разных издательств. Михаил Слонимский пишет об этом в своих мемуарах так: «К тому времени мы уже состояли в редакциях. В только что основанном журнале „Звезда“ работал К. Федин, до того редактировавший журнал „Книга и революция“. Александр Лебеденко, в ту пору начинающий прозаик и ответственный секретарь „Ленинградской правды“, привлек меня в редакцию журнала „Ленинград“. Нам вместе с друзьями нашими из числа пролетарских писателей прозаиком Сергеем Семеновым и поэтом Ильей Садофьевым удалось организовать в Госиздате издание альманаха „Ковш“». По этому поводу Евгений Шварц написал в Чукоккале такую сатиру:

Стихи о Серапионовых братьях, сочиненные в 1924 году

Серапионовы братья — Непорочного зачатья. Родил их «Дом искусств» От эстетических чувств.
Михаил Слонимский: Рост исполинский — Одна нога в Госиздате И не знает, с какой стати, А другая в «Ленинграде» [32] ( 3 ) И не знает, чего ради. Голова на том свете, На дальней планете, На чужой звезде, Прочие части неизвестно где.
Константин Федин Красив и бледен. Пишет всерьез Задом наперед [33] , Целуется взасос И баритоном поет. Зощенко Михаил Всех дам покорил — Скажет слово сказом [34] , И готово разом [35] .
Любит радио, Пишет в «Ленинграде» о Разных предметах Полонская Елизавета. Вениамин Каверин Был строг и неумерен. Вне себя от гнева Так и гнул налево. Бил быт, Был бит [36] . — А теперь Вениамин Образцовый семьянин, Вся семья Серапионова Нынче служит у Ионова [37] .

В Чукоккале сохранились экспромты Евгения Шварца. Однажды он написал о Михаиле Слонимском:

Миша — пророк

Федин уехал в Крым за неделю до землетрясения. Слонимский сказал: — Федин уехал встряхнуться.

Так и вышло.

18/IX 27 г.

Иеромонах Е. Шварц

А вот стихи, которые Евгений Шварц написал в Чукоккалу по поводу того, что некий администратор, человек бестолково запальчивый, внезапно из пустого упрямства отказался уплатить гонорар ряду авторов (в том числе Юрию Тынянову).

Экспромт пародирует речь этого взбалмошного деятеля.

Приятно

Приятно быть поэтом И служить в Госиздате при этом. Служебное положение Развивает воображение.

Авторы и Леногиз

Сочинение Е. Шварца

Все у нас идет гладко, Только авторы ведут себя гадко. Прямо сказать неприятно — Не желают работать бесплатно. Все время предъявляют претензии: Плати им и за рукописи, и за рецензии, И за отзывы, и за иллюстрации, Так и тают, так и тают ассигнации. Невольно являются думы: Для чего им такие суммы? Может, они пьют пиво? Может, ведут себя игриво? Может, занимаются азартной игрой? Может, едят бутерброды с икрой? Нельзя допустить разврата Среди сотрудников Госиздата.

Первый Всесоюзный съезд писателей состоялся в Москве в августе 1934 года.

Мы, ленинградские писатели, ехали на съезд веселой и дружной компанией. Тогда же в поезде появились записи в Чукоккале:

Кто приехал на съезд? Во-первых, Б. Рест, Во-вторых,                Г. Белых,                Шишков,                Козаков,                К.Чуковский (Украшение Большой Московской),                Лебеденко,                Черненко,                Миттельман (который о съезде напишет роман),                Моргулис (которые еще, в сущности, не проснулись), И, наконец, я сам: который от счастья близок к небесам!

Перечень расходов на одного делегата ( 4 )

Руп На суп Трешку На картошку [39] Пятерку На тетерку Десятку На куропатку [40] Сотку На водку И тысячу рублей На удовлетворение страстей

* * *

Второй Всесоюзный съезд советских писателей открылся 15 декабря 1954 года в Большом Кремлевском дворце. На торжественном открытии съезда я сел рядом с Евгением Шварцем, который тут же написал мне в Чукоккалу:

Филиал Чукоккалы № 14

Во Дворце 15 декабря

Не всякий Шваре́ц Попадает во дворец.

Из письма Е. Л. Шварцу от 28.10.56 ( 5 )

…А между тем изо всех писателей, на которых Вы тогда, в 20-х годах, смотрели снизу вверх, Вы, дорогой Евгений Львович, оказались самым прочным, наиболее классическим. Потому что, кроме таланта и юмора, такого «своего», такого шварцевского, не похожего ни на чей другой, Вы вооружены редкостным качеством — вкусом — тонким, петербургским, очень требовательным, отсутствие которого так губительно для нашей словесности. И может быть хорошо, что Вы смолоду долгое время погуляли в окололитературных «сочувствователях»; это и помогло Вам исподволь выработать в себе изощренное чувство стиля, безошибочное чувство художественной формы, которое и придает Вашим произведениям такую абсолютность, безупречность, законченность…

А святые двадцатые годы вспоминаются и мне, как поэтический Рай. И неотделим от этого Рая — молодой, худощавый, пронзительно остроумный, домашний, родной «Женя Шварц», обожаемый в литературных кругах, но еще неприкаянный, ненашедший себя, отдающий все свое дарование «Чукоккале». 20-е годы, когда мы не думали, что Вам когда-нибудь будет 60, а мне 75, и что те времена станут стариной невозвратной. И Дом искусств, и «Серапионовы братья», и Тынянов, и Зощенко, и Олейников, и Миша Слонимский, и Генриэтта Давыдовна, и Маршак (тоже худощавый, без отдышки, без денег) — все это так и ползет на меня, стоит мне только подумать о Вас и о Вашей блистательной литературной судьбе.

Любящий Вас К. Чуковский (прадед).

До скорого свидания