— Ну? Они еще не здесь?

Маргарита могла бы рассмеяться над безучастным вопросом мужа, если бы не волновалась при мысли о приезде сына.

Волновалась и даже слегка боялась этого.

Она знала, что Брэм хорошо приготовился к приезду Джеффри. Он внимательно слушал ее, когда она рассказывала о хрупком здоровье мальчика, и о том, как с ним надо обращаться, чтобы он хотя бы немного окреп. Но, несмотря на это, Маргарита понимала, что, независимо от того, как много она рассказывала ему и как много раз заставала Брэма за разглядыванием портрета, который он повесил в гостиной, ничто не могло по-настоящему подготовить его к первой встрече с сыном.

— Ну?

Она поняла, что уже слишком долго тянет с ответом.

Брэм заволновался.

— Что-нибудь не так?

— Ничего, ничего. Просто я нервничаю.

Он понимающе улыбнулся.

— И я тоже, — затем вдруг серьезно спросил: — Как я выгляжу?

— Великолепно.

Брэм сегодня оделся, как на парад, и был действительно неотразим в темном костюме и ослепительно белой рубашке.

— Они скоро будут здесь? — спросил он.

Они оба знали отлично ответ на этот вопрос, но Маргарита все-таки сказала:

— В телеграмме говорилось, что в полдень.

— Хорошо, — он подошел к окну, отодвигая занавеску, чтобы было видно дорогу. — Пока мы ждем, я хотел кое-что обсудить с тобой.

Его серьезный тон заставил ее насторожиться.

— Что? — выдохнула она.

— Я думал о Джексоне.

— О Джексоне? — Ей так хотелось, чтобы его брат был сейчас здесь с ними.

— Я не думаю, что он погиб, Маргарита. Я знаю, что о нем ничего не было слышно, но… — он положил руку себе на грудь. — Где-то в глубине души я чувствую, что он жив.

Она улыбнулась и обвила его талию руками, прислонившись щекой к его спине.

— Тогда верь себе, Брэм. В прошлом твоя интуиция тебя не подводила.

Он накрыл ладонями ее руки.

— Тебе нравится здесь, Маргарита?

— Где?

— Здесь, в этом доме?

Она улыбнулась и прижалась к нему сильнее.

— Я всегда любила это место.

— Я тоже, — он поцеловал ее пальцы. — Ты не возражала бы, если бы мы здесь поселились навсегда?

Несколько мгновений понадобилось для того, чтобы она осознала смысл его слов. Они как-то обсуждали это и так и не пришли тогда к какому-либо решению.

— Ты не хочешь возвращаться в Солитьюд?

Он пожал плечами.

— Эта земля больше подходит для пастбищ, а я всегда хотел заняться лошадьми. А дом…

— Похож на дом, — закончила она.

— Да.

Она тихо засмеялась, заставляя его оглянуться.

— Что в этом смешного? — спросил он, глядя ей в глаза.

— Я думала, ты хотел разрешить какую-то очень сложную, таинственную проблему.

Он серьезно посмотрел на нее.

— Но ведь так и есть. Ты ведь влюбилась в Солитьюд еще очень давно.

Она покачала головой.

— Меня никогда не волновал Солитьюд. Он был прекрасен, но просто как место и не больше.

— Но…

— Ты не понимаешь? Меня никогда не волновали деньги, положение в обществе или слава. Все, чего мне хотелось, это тихого места для моей семьи и достаточно средств, чтобы всю ее прокормить. Это единственная причина, по которой я собиралась выйти замуж за Элджи. Но с тобой… — она взяла его лицо в свои руки. — Ты должен верить мне. С тобой я сейчас только потому, что ты мне нужен, потому что без тебя моя жизнь потеряет смысл. Где мы живем и что мы делаем — не имеет никакого значения, ведь я доверила тебе нашего сына, и это очень для меня важно.

Голос Маргариты стал глуше, ее захлестнули чувства.

— Кроме того, мои планы на будущее очень прагматичны. Я собираюсь любить тебя и быть любимой, — она приподнялась на цыпочки. — И если ты действительно хочешь, чтобы мы жили здесь, в Уиллоу Бруке, тогда все, о чем я мечтала, за что я боролась, произойдет именно здесь. С тобой.

Он нежно прижал ее к себе, засмеялся и закружился с ней в танце от радости.

— Я так боялся, что ты подумаешь, будто я вконец обезумел.

— Нет.

— Но Джексон всегда мечтая ухаживать за лошадьми. Он всегда их очень любил. Я думал, что ему захочется остаться в Солитьюде, ближе к конюшням, тогда я смогу заняться вплотную покупкой и выведением новых пород.

— Думаю, это будет прекрасно.

— Мы найдем его. И скоро будет восстановлен дом.

— И сады.

— Построим новые конюшни и амбар.

— И посадим деревья.

— Это будет великолепная усадьба, не правда ли?

Она улыбнулась.

— Да. Так оно и будет.

— Маргарита! Выйди наконец и освободи меня из этого ящика!

Возглас заставил их подпрыгнуть от неожиданности.

— Нанни Эдна? — она распахнула окно и увидела вереницу повозок, остановившихся рядом с домом. — Нанни Эдна!

Затем она побежала на улицу.

Дверь первой кареты открылась, и тетя Эгги протянула ей руку, радостно улыбаясь.

— Мы уже здесь, девочка. Мы наконец-то приехали.

Отбросив все приличия, она бросилась к Маргарите с объятиями. Затем отпрянула, чтобы как следует рассмотреть свою племянницу.

— Ты прекрасно выглядишь.

— Спасибо. Я и чувствую себя великолепно. — Она повернулась, взяла Брэма за руку и подтолкнула его вперед.

— Ты, конечно, помнишь Брэма.

— Как будто я когда-то могла забыть человека, выкравшего тебя прямо из-под венца! — она подошла ближе и добавила: — Как я рада, что ты так поступил, мой мальчик. Я считаю, что мужчина должен быть немного грубоват.

Маргарита почувствовала, что напряжение покинуло Брэма.

— Я очень рад, что вы так смотрите на эти события.

— Господи! Ты возбудил достаточно сплетен, чтобы мы с Эдной пресытились ими за эти несколько недель. Меня никогда не приглашали в такое множество мест одновременно и никогда так вкусно не кормили. Ни одно событие в радиусе ста миль не обходилось без нас, — ее глаза загорелись. — Зато как же я устала от этой светской жизни!

— Забудь об этом, и пусть он мне поможет выбраться из этого ящика на колесах.

По команде Нанни Эдны Брэм вытащил и поставил на землю ее кресло. Тетя Эгги воспользовалась случаем и поинтересовалась:

— А как ваши дела? По-честному?

Маргарита наклонилась к ее уху и прошептала:

— Великолепно!

Затем она пошла к другим экипажам, чтобы найти своего сына.

— Ma petite! — воскликнул Жоли, выходя из следующей кареты, за ним последовал взволнованный дядя Уилсон.

— Ради этого мы все и живем! Как одна большая счастливая семья!

Она быстро взглянула на своего мужа, но он весело улыбался.

— Вам придется вести себя как следует, Жоли, а портретам моей жены суждено отныне окончательно одеться. Иначе вы будете спать в амбаре.

— В амбаре? — он подумал и пожал плечами. — Возможно, мы все вместе подыщем мне новую модель, что вы об этом думаете?

— Я думаю, это отличная идея.

Он начал усаживать Нанни Эдну в ее кресло.

— А что до вас, юная леди, то я не потерплю никакого дикого обращения.

Нанни Эдна засмеялась и покраснела, как девочка, схватив его за руку.

— Ты мне всегда нравился. Я никогда не видела тебя, но все, что я о тебе слышала, мне было по душе.

— Спасибо, Нанни Эдна.

Брэм оглянулся в поисках сына.

— Мама!

Голос послышался из кареты Жоли и дяди Уилсона.

Маргарита побледнела, чувствуя, что то, что произойдет сейчас, никогда нельзя будет исправить.

Господи, пусть Брэм будет с ним как можно более естественным.

Пусть Джеффри признает его.

Вытянув руку, она проникла внутрь кареты и увидела там ребенка, которого она любила больше жизни. Эти прекрасные черты и густые черные кудри. В его темных глазах была вечность.

Джеффри рассмеялся и, опершись руками о сиденье, подвинулся к матери.

— Мой маленький мужчина, — заворковала она, чувствуя лишь необыкновенную радость от того, что он наконец снова с ней.

— Мама, — запротестовал он, отворачиваясь.

Затем она взяла его на руки и прижала к себе, он очень вырос и возмужал, и потяжелел.

— Я хотела бы тебя кое с кем познакомить, — сказал Маргарита, когда немного успокоилась.

— Папа?

Она удивленно посмотрела на Джеффри.

— Он здесь? — Джеффри смотрел через ее плечо. — Нанни Эдна мне все рассказала о нем, я знаю, что он был на войне, а ты думала, что он погиб, но он вернулся и выкрал тебя прямо из церкви, но теперь вы вместе и ждете меня.

Как ее сыну удавалось произносить все это на одном дыхании? На этот раз, впрочем, его болтливость сослужила ему хорошую службу. Маргарита пыталась смириться с мыслью, что ее дорогая няня успела достаточно хорошо Подготовить Джеффри к встрече с отцом.

— Да, милый. Он здесь. И он так волнуется!

С этими словами она повернулась к своему мужу.

Брэм стоял рядом с Нанни Эдной с перекошенным от волнения лицом. Он внимательно разглядывал мальчика, явно узнавая в нем себя. Если у него и был шок, то он его тщательно скрыл.

Если ему что-то не нравилось, он не подавал виду.

Она была счастлива.

— Это твой отец, Джеффри, его зовут…

— Авраам Лексингтон Сент-Чарльз, — продолжил Джеффри.

Нанни Эдна хорошо его вышколила.

— Но я его буду звать папой.

— Я думаю, это ему очень понравится, — ответила Маргарита, едва произнося слова, от волнения у нее перехватило дыхание.

— Да, — голос Брэма был слегка охрипшим.

— Ты очень высокий, — заключил Джеффри. — Ты любишь лошадей?

Перемена темы не удивила Брэма.

— Люблю. Я думаю, что мы будем их здесь разводить.

— Это будет здорово! — воскликнул Джеффри. — Хотя я не могу кататься верхом, но я люблю на них смотреть.

— Не можешь кататься? — отозвался Брэм. — Что за чепуха!

Джеффри нахмурился.

— Мои ноги… Я не могу сидеть в седле.

Брэм подошел к нему и взял его из рук Маргариты. Он так просто это сделал, словно провел с мальчиком все эти годы.

— Это потому, что ты не пробовал сидеть в настоящем седле. Пошли в стойло, и я покажу тебе, что я имею в виду. Я думаю, что за день-два ты научишься. Тогда мы и начнем уроки верховой езды.

Джеффри был страшно доволен.

— Правда? — Он повернулся к Маргарите за подтверждением. Ему так много вещей запрещали в жизни из-за его слабого здоровья, что он боялся лишиться этого. — Правда, мама, я смогу?

— Если твой отец так говорит, — сказала она, чувствуя страшную слабость. От радости.

Их взгляды встретились. Она была благодарна своему мужу за все, она ощущала огромную любовь, которая с каждым мгновением становилась все сильнее. И когда Маргарита увидела ответные чувства, светящиеся в его глазах, она уверилась, что их сын будет счастлив.

Ведь они стали семьей и обрели свой дом.