ГЛАВА 1, в которой я неважно выгляжу

Это же форменное издевательство над животным!

Вот уже целый час я бегу рядом с велосипедом Тима. Ну допустим, у меня четыре ноги, но коробки передач-то у меня пока еще нет! А жара! Еще километр, и я свалюсь замертво. Тим, глупый, не понимает, что похороны собаки сегодня стоят бешеные деньги. На его месте я бы лучше сэкономил и посадил меня в корзинку.

Да-да, представьте себе: у Тима на багажнике есть специальная корзинка для собаки! А он, балда, зачем-то гоняет меня по всему Дюссельдорфу. С чего это он решил, что я буду терпеть все его выходки?

He мешало бы ему вспомнить, что мы, собаки, никогда не теряем своих инстинктов хищника. Конечно, когда он вежливо просит, я даю ему лапку. Но я в любую минуту могу превратиться в тигра и вцепиться ему в глотку. Неужели он не боится, что у ближайшего светофора, когда он остановится на красный сигнал, я от злости разорву его на тысячу паззл-элементов?

Как бы не наступить на собственный язык! Пробегая мимо какой-то витрины, я успеваю бросить взгляд на свое отражение. Боже, ну и видок! Язык болтается, как тряпка.

На следующем углу какая-то девчонка даже захихикала, глядя на меня. Я бы с удовольствием остановился и написал ей на кроссовку. Но тогда я вообще никогда не догоню хозяина.

Хозяин! Даже смешно. Тиму пару недель назад исполнилось одиннадцать лет. И вот этот сопливый шкет уже целый час гоняет меня по городу. И вообще, как он со мной в последнее время обращается, это же уму непостижимо! То и дело нечаянно наступает мне на хвост. А если бы я не напоминал ему про мою еду, то уже, наверное, давно сдох бы с голоду. Он вообще перестал меня кормить. Да и не играли мы вместе уже целую вечность.

А кто виноват в том, что Тиму теперь до меня нет никакого дела? Его новый компьютер! Целый день он торчит перед этим идиотским ящиком. Я мог бы собрать свои чемоданы и переехать в приют для бездомных животных, и он бы этого даже не заметил.

Нет, ну это уже слишком — Тим рванул еще быстрей! Он так налегает на педали, как будто участвует в гонках Тур-де-Франс и до финиша осталось несколько метров. У него что — вообще крышу снесло? Я ему не борзая! Отец у меня, правда, терьер, но мамаша всего лишь… э… как бы это сказать… Ну, в общем, замнем для ясности.

Хотя я уже несусь изо всех сил, расстояние между мной и Тимом все увеличивается. Я бы залаял ему вслед, но в глотке у меня так пересохло, что вместо лая раздается какое-то позорное завывание. А Тим едет себе и едет!

Что за бред? Похоже, этот дурацкий компьютер отнял у него последние остатки ума.

Все, мое терпение кончилось. У меня нет желания получить инфаркт, поэтому я останавливаюсь, тащусь, полуживой, до ближайшего подъезда и падаю на асфальт.

Мимо проходит женщина с детской коляской. В коляске сидит белокурый кудрявый карапуз с бархатным воротничком и цепочкой на шее. Он показывает на меня пальцем, и его толстый пятак расплывается в глупой улыбке. Не понимаю, что может быть смешного в умирающей от усталости собаке.

— Бедный гав-гав не может ходить, он наступил на колючку, — на ходу сочиняет мамаша и даже не краснеет.

Я смотрю вслед этой парочке и грустно качаю головой. Когда я бегаю по городу, я наступаю на окурки, крышки от бутылок, жевательную резинку и рассыпанный тухлый картофель-фри. А она болтает о каких-то колючках! Хорошо, что мы, собаки, не можем говорить, а то бы, наверное, тоже, как люди, мололи всякую чушь.

Я лежу и терпеливо жду, но Тим не возвращается. Постепенно до меня доходит, что означали эти идиотские гонки: мой благородный хозяин решил от меня избавиться! Похоже, ему разонравилось иметь собаку. Ну да, конечно, это же скучно! Разве может сравниться какой-то там четвероногий с этими его компьютерными играми! Значит, сплавить его с глаз долой.

Ага, размечтался! От меня так просто не отделаешься. В конце концов, любая собака и сама найдет дорогу домой. Ей поможет инстинкт. Надо просто пойти по этой же улице обратно и на втором перекрестке… Или на третьем?.. Во всяком случае, повернуть налево. Нет, направо. А может, все-таки на первом перекрестке?

Н-да, пожалуй, неплохо было бы заменить этот инстинкт на хорошую карту города.

Эх, Тим…

Я зарываюсь мордой в лапы и погружаюсь в скорбные раздумья.

Да, я, конечно, страшно разочарован Тимом. Хотя не могу сказать, что сильно удивлен. Три года мы жили с ним душа в душу, но с тех пор, как ему подарили на день рождения этот компьютер, я стал для него пустым местом. А теперь я, видимо, надоел ему окончательно и он решил выкинуть меня на улицу.

Да, такова собачья жизнь: сегодня тебя гладят и тискают, а завтра выбрасывают на свалку, как старый комод…

— Эй, ты чего тут разлегся, лентяй? — слышу я вдруг голос Тима.

Ура!! Вернулся! Если бы я только мог, я бы вскочил на ноги, завилял хвостом как сумасшедший и задохнулся бы от радостного лая. Но я так измотан, что у меня хватает сил лишь на то, чтобы в знак радости шевельнуть левым ухом.

Тим слезает с велосипеда, прислоняет его к фонарному столбу и подходит ко мне.

— Ты чего не бежишь за мной? — спрашивает он. — Неужели устал? За каких-то пять минут?

Пять минут? А мне показалось, что мы мотаемся по городу уже целый час.

— Тебе необходимо движение, толстый! — говорит Тим. — Сколько ты еще собираешься жиреть? Пока не лопнешь?

Спокойно, спокойно! Что значит «жиреть»? Какая-нибудь пара килограммов лишнего веса…

— Ну ладно, вставай, вставай! Маленькая пробежка тебе только на пользу.

Я притворяюсь глухим и продолжаю лежать. Нужна мне эта дурацкая беготня, как рыбке зонтик! В конце концов, я не собираюсь выступать на очередных собачьих олимпийских играх. Мой любимый вид спорта — это еда, и тут я давно уже чемпион.

Тим в нерешительности почесывает затылок. Потом вздыхает, берет меня на руки, несет к велосипеду и сажает в корзинку.

Ну, вот это другое дело! Сразу бы так, хозяин!

Тим садится на седло, поворачивается ко мне и спрашивает:

— Ну что, Освальд, ты доволен?

Тс-с-с! Не кричи! Совсем не обязательно, чтобы весь город знал мое дурацкое имя!

 

ГЛАВА 2, в которой, собственно, ничего не происходит

— Ну что, жирный? — приветствует меня Изабель, когда мы минут через пятнадцать въезжаем в ее сад.

Мне, конечно, следовало бы откусить ей за это руку, когда она вынимала меня из корзинки. Но я совсем не горю желанием, чтобы меня усыпили, как бешеную собаку. Признаюсь, дрыхнуть — это одно из моих хобби, но просыпаюсь я тоже с удовольствием. (К тому же я все равно при всем желании не смог бы причинить Изабель никакого вреда, потому что она очень классная девчонка.)

Изабель садится вместе со мной на мягкую скамью-качели и чешет меня за ушами. Ах, до чего же я это люблю!

Тим садится рядом с нами.

— А где остальные? — спрашивает он Изабель.

— Сейчас придут, — отвечает она. — Ты уже сделал уроки?

Тим кивает. Потом они беседуют о школе — брррр, скучища!

Я смотрю то на Тима, то на Изабель. Из них получилась бы неплохая парочка. На месте Тима я бы поскорее предложил ей руку и сердце, пока ее не увел у него из-под носа какой-нибудь тип. Интересно, как будут выглядеть их дети? Надеюсь, они будут похожи на Изабель. У нее короткие светлые волосы, веснушки и забавный курносый нос.

А Тим? Пожалуй, его тоже не назовешь уродом, хотя эти рыжие вихры мне всегда напоминали лису. У него огромные уши-локаторы, и он даже может ими шевелить. А его зеленые глаза иногда светятся, как мох на весенней, влажной от росы лужайке. (Стоп, чего это меня на лирику потянуло? Прямо хоть стихи пиши. Или рекламные тексты.)

Тим и Изабель все еще болтают о школе. Тоска! Почему бы им не побеседовать о своей свадьбе? На худой конец могли бы и поцеловаться. Чего тут долго думать? Тим — мальчишка, Изабель — девчонка, и они нравятся друг другу. Когда они собираются заговорить о любви? Когда выйдут на пенсию?

Вот они вообще умолкли, потому что появился Юсуф. Юсуф — маленький крепыш, который может болтать несколько часов подряд, и у него не отвалится язык.

Он втискивается между Тимом и Изабель. Потом хватает мой хвост и, держа его перед собой, как микрофон, начинает петь. Очень остроумно, Юсуф!

— Не трогай собаку, балбес! — возмущается Изабель и отнимает у него мой хвост. — Он этого не любит.

— Да что ты говоришь! — отвечает Юсуф. — Откуда ты это знаешь? Ты что, можешь читать собачьи мысли?

— Представь себе! — говорит Изабель.

Да-да! Если бы это было правдой, Изабель давно уже сходила бы на кухню и принесла мне сардельку. Черт, до чего же есть охота! Неудивительно: я же целых пять минут носился по городу. Если мне сейчас же не дадут чего-нибудь съедобного, придется отгрызть Юсуфу кусок ляжки.

Через пару минут притащился длинный Свен. При виде велосипеда, который он вкатывает через садовую калитку, Юсуф разражается хохотом.

— Послушай, когда ты наконец сдашь на металлолом свою ржавую колымагу? — кричит он. — Поражаюсь твоему мужеству: я бы не рискнул появиться на улице на таком драндулете!

Свен не реагирует. Он ставит велосипед, подходит к качелям и ласково треплет меня за шею. Потом приветствует остальных. При этом он смешно размахивает своими длинными руками.

— Ну что, придумали название? — спрашивает он.

— Нет, мы ждем Марушу, — отвечает Изабель. — Она ведь тоже имеет право голоса.

— Хм, — произносит Свен и, почесав свою длинную шею, садится под вишней.

— Лучше бы она сидела дома!.. — пробурчал Тим, который недолюбливает Марушу. Если бы она вдруг решила отказаться от своего членства в Клубе сыщиков, Тиму было бы на это наплевать.

Но зачем ей отказываться от членства в клубе, который она сама же и основала?

Да-да, именно Маруша все и придумала. А дело было так: Маруша — заядлый книжный червь… Нет, стоп! Это длинная и сложная история, требующая отдельной главы.

 

ГЛАВА 3, в которой слишком часто употребляется слово «сыщики»

В общем, Маруша как сумасшедшая глотает одну за другой книги из серии «Три сыщика». И так как они ей страшно нравятся, она стала искать фанатов «Трех сыщиков», чтобы вместе с ними основать клуб.

Об этом услышала ее двоюродная сестра Изабель и сразу же загорелась этой идеей. А Изабель знала, что ее одноклассник Тим тоже прочел все книги про «Трех сыщиков», и уговорила его стать членом клуба.

Тим, в свою очередь, привел еще одного фаната «Сыщиков» — Юсуфа. Они с ним оба члены одного футбольного клуба.

А Юсуф притащил Свена, который тоже помешан на «Сыщиках». Мать Свена работает уборщицей у родителей Юсуфа, поэтому они и знают друг друга.

Минутку, и это что же — всё? Хм, для этого, пожалуй, не стоило начинать отдельную главу.

А может, мне просто немного рассказать о самом себе, чтобы глава не была такой короткой? Да, так я и сделаю.

Вы хотите знать, какой я породы? Честно признаться, на этот вопрос не так-то просто ответить. Мой отец терьер. Моя мать… э… как бы это сказать?.. Она не терьер, она… э…

Однако пора уже заканчивать главу. Перейдемте наконец к

 

ГЛАВА 4, в которой пахнет кошачьей мочой (фффу, мерзость!..)

Неужели ни одна дрянь не слышит, как урчит мой желудок?

Я все еще лежу на коленях у Изабель, которая чешет меня за ушами. Как же дать ей понять, что мне срочно нужно что-нибудь бросить на клык?

Конечно, я мог бы спрыгнуть с качелей, залаять, заскулить, завыть и завертеть хвостом, как пропеллером. Но тогда какой-нибудь умник наверняка зашвырнул бы палку на другой конец света и потребовал бы, чтобы я притащил ему эту хреновину. Людям нужно четко и ясно говорить, что тебе от них нужно, иначе будешь ждать до зеленых веников.

Юсуф, который все это время рассказывал о своем дедушке из Марокко, вдруг начинает зевать и смотрит на часы:

— Не понимаю, почему эта Маруша заставляет себя ждать! Ведь живет за углом.

— Можно начать и без нее, — предлагает Тим.

— Еще чего! — возразила Изабель. — Маруша нас убьет, если мы без нее придумаем название.

Это, кстати, и есть причина встречи: Клуб сыщиков уже насчитывает пять членов, а названия до сих пор не имеет.

— Тим, ты сколько вариантов придумал? — спрашивает Юсуф моего хозяина.

— Три. Но они мне и самому не очень нравятся.

— А зачем нам вообще название? — говорит Свен. — Главное — раскрывать преступления.

В этот момент в калитку входит Маруша. У нее заплаканные глаза.

— Что-нибудь случилось? — спрашивает Юсуф и спрыгивает с качелей.

Маруша кивает:

— Кора пропала.

У нее опять на глаза наворачиваются слезы. Я бы тоже с удовольствием взвыл. От радости. Кора — это черная кошка, одна из отвратительнейших когтистых каракатиц, которых я знаю. По мне, так пусть она пропадает хоть на веки вечные.

Изабель опускает меня на траву и утешает Марушу.

— Найдем мы твою Кору, никуда не денется, — говорит она и гладит ее волнистые каштановые волосы.

— Конечно найдем! — поддерживает ее Юсуф. — Сыщики мы или не сыщики? Пусть это будет наше первое расследование!

Длинный Свен достает блокнот и ручку.

— Когда пропала Кора? — деловито осведомляется он.

— Сегодня утром, — отвечает Маруша и шмыгает носом. — Она удрала через окно в кухне.

— Это ее первая попытка бегства? — спрашивает Свен.

— Да. Она еще никогда не была на улице. Кора — домашняя кошка. — Маруша размазывает слезы по щекам. — Может, ее уже сбила машина?

— Чушь! — сердито отвечает Юсуф. — Она для этого слишком шустрая.

Много он понимает! При таком уличном движении шансы Коры равны нулю.

Бедняжка! Хе-хе-хе!

Зануда Свен задает Маруше триста тридцать три вопроса и аккуратно записывает ответы в блокнот.

— Кончай эту болтовню, Длинный! — не выдерживает Юсуф. — Надо искать Кору. И немедленно!

— Сначала надо собрать факты, — возражает Свен. — А потом уже выстраивать стратегию расследования…

— «Стратегию»! — с ехидной ухмылкой передразнивает Юсуф. — Забудь этот бред! У нас есть он!

Юсуф показывает на меня.

Мой хозяин морщит лоб.

— Освальд будет искать Кору?..

— Ну конечно! — отвечает Юсуф. — Изабель все время говорит, что он такой умный. Вот и пусть покажет, что он может не только лопать и описывать деревья. — Он поворачивается к Маруше и спрашивает: — У тебя есть с собой что-нибудь, что пахнет Корой?

Маруша думает несколько секунд. Потом сообщает:

— Вчера Кора описала мои босоножки.

— Ну вот видишь! — восклицает Юсуф. Он наклоняется ко мне, показывает на Марушины босоножки и говорит: — Нюхай, Освальд! Нюхай!

Он что, совсем обалдел? Нюхать кошачью мочу без противогаза?.. Да у меня бы все содержимое желудка выпрыгнуло наружу — если бы в нем что-нибудь было.

— Что это с твоим Освальдом? — спрашивает Юсуф моего хозяина. — Чего он не нюхает босоножки?

Сам нюхай, если это тебе так нравится!

Тим встает и говорит мне:

— Если ты найдешь Марушину кошку, Маруша купит тебе целых два чизбургера. Верно?

Маруша кивает.

Я подскакиваю, как на пружине, бросаюсь на ее левую босоножку и втягиваю носом воздух. О боже!.. Вонь зверская! Просто невыносимо! Но за два чизбургера я готов понюхать даже описанную детскую пеленку.

— Где Кора? — спрашивает меня Маруша.

Вот придурки! Я им что — ясновидящий?

Несколько секунд я раздумываю, потом для начала бегу легкой трусцой к калитке. И Клуб сыщиков в полном составе бежит за мной.

 

ГЛАВА 5, в которой рассказывается о поисках, лазании по деревьям и поцелуях

По правде сказать, я и представления не имею о том, где может торчать эта Кора. Ее мерзкий запах я уже давным-давно позабыл. В конце концов, я не полицейская собака, а простая двор… э… я хотел сказать: не ищейка, прошедшая специальную подготовку.

Но я то и дело опускаю нос к земле и делаю вид, будто взял след Коры. Это выглядит солиднее, чем если бы я просто бегал туда-сюда.

— Посмотрите на Освальда! — слышу я голос Изабель. — Да он найдет Кору за ноль целых ноль десятых минуты!

— Поживем — увидим… — бормочет Тим.

Через каждые пару метров мне попадается кто-нибудь из моих собачьих коллег. К счастью, никто из них не догадывается, что я ищу кошку. Кошку! Да-да, я знаю, есть люди, которые любят кошек. К тому же кошка — очень полезное животное. Можно, например, содрать с нее шкуру и сделать замечательный пояс от ревматизма. А в остальном эти когтистые чудовища существуют лишь для того, чтобы раздражать нас, собак.

Вскоре мы добрались до Восточного парка.

— Что такое? Зачем это Освальд притащил нас сюда? — удивляется Изабель.

Я и сам хотел бы это знать.

— Здесь ведь полно птиц, — объясняет Тим. — Может, Кора удрала, чтобы пристукнуть парочку воробьев?

— Дурак! — говорит Маруша.

Тим закатывает глаза с видом мученика.

— Пойми ты, кошки — это хищники. Твоей Коре наверняка просто надоело охотиться на «Вискас»!

— Дурак! — повторяет Маруша.

— Да перестаньте вы ругаться! — вмешивается Изабель. — Освальд из-за вас никак не может сосредоточиться на следах.

Что? Единственное, на чем я могу сосредоточиться, — это чизбургеры. Но чтобы получить их, я должен добыть им эту ядовитую каракатицу. Где ты, Кора? У меня нет желания бегать за тобой по всему Дюссельдорфу.

Я вдруг замечаю метрах в двадцати обалденно толстое дерево. Ну и толщина! С ума сойти. Такое дерево я еще не помечал.

Я перехожу с третьей сразу на шестую скорость и несусь в направлении дерева.

— Он ее нашел! — кричит Изабель. — Вперед! За ним!

Пока я бежал, я страшно запыхался. И вот, из последних сил подняв правую ногу и прицельно брызнув на дерево, я вдруг слышу прямо над собой жалобное мяуканье.

— Ура! Вон она! — кричит вне себя от радости Маруша.

Юсуф одобрительно треплет мой загривок:

— Молодец, Освальд! Ты, оказывается, не так глуп, как я думал.

Тоже мне — комплимент! Ррррр!..

Маруша и все остальные пытаются уговорить Кору спрыгнуть вниз, но она, похоже, боится. Юсуф решительно карабкается на дерево и срывает ее с ветки, как яблоко. Когда он спускается на землю, Маруша звонко чмокает его в щеку. Физиономия Юсуфа расплывается в улыбке.

И кто бы, вы думали, краснеет при этом как рак? Тим! Ну и дела! Боюсь, что все это неспроста…

— А теперь пора бы вручить Освальду его чизбургеры! — объявляет Свен.

— Конечно! — говорит Маруша, нежно прижимая Кору к груди. — А кроме того, Освальд назначается суперсыщиком нашего клуба! Согласны?

Никто не возражает.

Суперсыщик Освальд… Хм. Звучит недурно. Жаль только, что чувство голода от этого титула ничуть не уменьшается. А ну подать сюда чизбургеры!

 

ГЛАВА 6, в которой я не кусаю Акселя

Все, с чизбургерами покончено раз и навсегда!

Я не желаю больше видеть слона, глядя в зеркало. Я хочу видеть там тренированную, поджарую ищейку.

Да, с тех пор как меня неделю назад назначили суперсыщиком, в моей жизни кое-что изменилось. Каждое утро, еще до того как встанет Тим, я совершаю небольшой кросс — пару кругов по саду.

Ем я теперь в два раза меньше. А от сластей и вовсе отказался (если, конечно, не считать тех сластей, от которых я при всем желании отказаться не в силах). Во всяком случае, я уже совсем в другой форме. И когда я понадоблюсь для следующего расследования, я вообще буду как огурчик.

Да, ребята, я вошел во вкус. Суперсыщик Освальд уже с нетерпением ждет следующей операции. Игра в сыщиков с Тимом и его друзьями мне безумно понравилась.

Вот только непонятно, существует ли еще его клуб. С того дня, когда мы искали Кору, мой хозяин ни разу не виделся с другими сыщиками (не считая, разумеется, Изабель, которая учится с ним в одном классе).

Все этот проклятый компьютер!

Я уже не могу слышать это пиканье и пуканье. Самые лучшие — летние послеобеденные — часы он бездарно растрачивает, сидя перед этим дурацким ящиком и нажимая на какие-то кнопки!

А помогает ему в этом полезном занятии его новый друг Аксель, который два месяца назад переехал в дом напротив. Чем-то мне этот тип не нравится. Хотя Аксель все время отпускает разные идиотские шуточки в мой адрес, я чувствую, что у него от страха передо мной поджилки трясутся. Он еще ни разу не решился погладить меня. Вот чего я не могу терпеть, так это трусов, которые корчат из себя суперменов.

Сегодня Аксель опять торчит у Тима, и оба, конечно, опять прилипли к своему дурацкому монитору. На улице светит солнце, а они убивают время совершенно дебильной игрой.

Какой-то робот загоняет стадо буйволов на гору. На вершине горы он сбрасывает их одного за другим в пропасть. Кто приземлится на четыре ноги, может нестись дальше, и робот гонится за ним теперь уже с лазерным пистолетом. А буйволы, упавшие на спину, ревут как резаные и исчезают с экрана.

Аксель вдруг смотрит на меня и ухмыляется. Потом толкает Тима в бок.

— Чего тебе? — спрашивает Тим.

— Может, попробуем выкинуть Освальда в окно?

Потрясающая идея! От счастья я бы с удовольствием впился Акселю зубами в глотку.

Тим качает головой:

— Зачем это?

— Просто интересно — он тоже взревет, как буйвол, или нет?

— He болтай ерунду! Давай играй дальше!

В этот момент раздается звонок в дверь.

Тим идет открывать. Я остаюсь один с Акселем, который со злостью пялится на меня.

— Не подходи ко мне! — рычит он. — Меня уже однажды кусала собака!

Вот оно что! Вот почему он меня не любит.

На его лице появляется противная, подлая усмешечка. Он шипит:

— Спорим, что я уговорю Тима вышвырнуть тебя в окошко?

Тут меня охватывает ярость. Я бросаюсь на правую кроссовку Акселя и разрываю шнурок на мелкие кусочки. Этот придурок орет так, как будто на него напали сразу три тигра.

— Что у вас тут происходит? — слышу я голос хозяина, который входит в комнату вместе со Свеном. На всякий случай я ретируюсь под стол.

Та-ак, интересно! Что это Аксель задумал? Он вдруг хватается за свою грязнобелую левую ляжку и скулит:

— Твоя придурошная шавка меня укусила!

Чего?..

— Освальд не кусается, — решительно возражает Свен и, наклонившись под стол, гладит меня.

— А я тебе говорю, что он меня укусил, идиот! — огрызается Аксель. — Вот, посмотрите сами!

Он показывает красное пятно на своей ляжке. Это же с какой силищей нужно было себя ущипнуть!

— Ты что, обалдел, Освальд? — возмущается Тим. — Какого черта ты укусил Акселя?

У моего хозяина, похоже, не все дома! Неужели он совсем ослеп и не видит, что это никакой не укус? Если бы я и в самом деле укусил Акселя, они могли бы уже разглядывать его открытую кость.

Свен качает головой и повторяет:

— Освальд не кусается.

— Что ты говоришь? — ехидно шипит Аксель. — А откуда у меня, по-твоему, рана на ноге?

— Рана? — спокойно возражает Свен. — Я вижу только красное пятно.

Аксель впивается в него сузившимися от злости глазами, словно собирается просверлить в нем дырку. Потом, повернувшись к Тиму, спрашивает:

— Кто это вообще такой?

— Это Свен, — отвечает Тим. — Мы с ним вместе в… э… — Тим медлит, почесывая подбородок.

— Клубе сыщиков, — договаривает за него Свен.

Аксель выпучивает глаза.

— В каком клубе?.. — переспрашивает он изумленно и вдруг начинает хохотать как сумасшедший и никак не может остановиться. — «В Клубе сыщиков»!.. — повторяет он ехидно. — Детский сад! Неужели ты и вправду занимаешься такой ерундой, Тим?

— Да это, в общем-то, ненастоящий клуб, — уклончиво отвечает Тим. — И я, собственно, в него и не вступал…

— Значит, я могу тебя не спрашивать, придешь ли ты завтра к Маруше? — говорит Свен. — Мы встречаемся у нее, чтобы наконец придумать название клуба.

— «Название клуба»!.. — Аксель покрутил пальцем у виска. — Послушай, Тим, сколько тебе лет?

Мой хозяин садится за компьютер и продолжает эту дурацкую охоту на ревущих буйволов. Аксель, бросив паскудную улыбочку в сторону Свена, тоже включается в игру.

А Свен? Этот телеграфный столб растерянно стоит посреди комнаты с вытянутым лицом, и это вытянутое лицо подходит к его фигуре, в которой все чересчур длинное: руки, ноги, шея. Если он в таком же темпе будет расти и дальше, то лет через десять сможет работать уборщиком Эйфелевой башни — без лестницы!

Наконец Свен, которому эта ситуация давно уже действует на нервы, не выдерживает и спрашивает Тима:

— Так ты придешь завтра к Маруше или нет?

— Еще чего! — бурчит Тим, не отрывая глаз от компьютера.

— Придурок! — бормочет Свен, разворачивается на сто восемьдесят градусов и уходит на своих ходулях, с треском захлопнув за собой дверь.

Через некоторое время Аксель говорит:

— А я уже думал, ты и вправду член этого придурошного Клуба сыщиков.

Тим промолчал и даже бровью не повел. Фу, стыдоба! Я забираюсь под кровать и закрываю голову лапами. Сказать вам честно? Бывают дни, когда я готов десять раз подряд описать своему хозяину ногу. Например, сегодня…

 

ГЛАВА 7, в которой похититель седел наносит свой первый удар

На ужин сегодня — косые взгляды. Тим со своими хозяевами… Стоп! Я же, по-моему, еще ни словом не обмолвился о хозяине и хозяйке Тима, то есть о его родителях!

Отец Тима — маленький, худенький и работает консультантом по налоговым делам. У него густая рыжая шерсть, но не на голове, а на подбородке. Я каждый вечер выгуливаю его, и он всегда смирно идет на поводке.

Хозяйка, то есть мать Тима, — маленькая, не такая худенькая, как отец, но тоже работает консультантом по налоговым делам. (Отгадайте с трех раз, на какую тему родители Тима беседуют чаще всего?)

У матери Тима есть птичка — страшно избалованный волнистый попугай по имени Ронни, с которым она разговаривает чаще, чем со мной. К сожалению, Ронни не решается вылезать из своей клетки, когда я рядом. Иначе я уже давно выяснил бы, отличается ли вкус волнистых попугайчиков от вкуса «Педигри-пала».

Тим в самом начале ужина врет как сивый мерин:

— Освальд укусил Акселя!

А родители, конечно, ему верят. С этой минуты меня бомбят косыми взглядами. И конечно же, мне не дают ни кусочка гуляша, этой вкуснятины, удивительный аромат которого сводит меня с ума. Свинство! В конце концов я не выдерживаю этой пытки и выкатываюсь из столовой с пустым желудком, злой как черт! С какой стати меня наказывают за то, чего я не делал? У этого Тима и его родителей — ну ни капли доверия ко мне!..

Я ложусь под яблоней в палисаднике и кляну себя за то, что на самом деле не укусил этого Акселя. Подлый врун! Это по его милости я сегодня ем на ужин не гуляш, а мошек и комаров, которые случайно залетают мне в рот. Еще 8659 штук, и я, может, все-таки смогу заглушить чувство голода.

Через какое-то время из дома выходит Тим.

— Ты куда-то собрался? — слышу я голос его матери.

— Проедусь на велосипеде! — отвечает на ходу Тим и с досадой хлопает дверью.

По пути в гараж он не удостаивает меня взглядом. С того момента, когда я будто бы укусил Акселя, он еще не сказал мне ни слова. И я ему тоже.

Тим исчезает в гараже.

— Ззарраза!! Это еще что за бред?.. — орет он вдруг и выкатывает велосипед из гаража. — Ну идиотизм!.. Какой-то придурок стащил седло!..

Одним прыжком я вскакиваю на ноги. Кража? Ну наконец-то — долгожданное дело для суперсыщика Освальда! Я подбегаю к велосипеду и обнюхиваю его со всех сторон. Тем временем появляются родители Тима.

— Может, вызвать полицию? — спрашивает Тим.

— Из-за седла?.. — Отец качает головой. — Купишь себе завтра новое.

— Это седло все равно было слишком жесткое, — говорит мать.

Родители возвращаются в дом. Просто уму непостижимо, как они реагируют на кражу! Как будто им совершенно на это наплевать. А Тим? Ведь это пропавшее седло — как раз то, что нам надо, нам, членам Клуба сыщиков. Я бы на его месте бросился к телефону и объявил тревогу всем сыщикам. А он что делает? Он преспокойненько достает с полки свои роликовые коньки и надевает их.

Значит, получается, что вор может безнаказанно уйти на все четыре стороны? Я опять подхожу к велосипеду, еще раз обнюхиваю его и начинаю лаять. Так поступают все четвероногие суперсыщики. А потом бросаются со всех ног в погоню и хватают вора.

— Заткнись! — рычит Тим, но я продолжаю лаять.

— Ты закроешь свою пасть или нет? — кричит мой хозяин в ярости и запускает в меня кроссовкой. Эта хреновина попадает мне в голову.

Все! С меня хватит! Я беру ноги в руки, выскакиваю из гаража и мчусь по улице.

— Стой, дурило! — кричит мне вслед Тим. — Ты куда?

Представления не имею. Но я несусь все дальше, пока у меня не начинает колоть в боку; только тогда я делаю паузу. В этот момент прямо передо мной останавливается трамвай. Двери открываются, и я, недолго думая, решительно прыгаю внутрь.

— Освальд! Освальд!

Это же голос моего хозяина! Я проворно вскакиваю на сиденье и смотрю в окно. Тим, с красной как помидор физиономией, подлетает на своих роликах к остановке, но трамвай трогается у него перед самым носом.

— Освальд!! — орет он, — Сейчас же выходи!

Как это, интересно? Что мне — зубами рвануть стоп-кран, что ли? Я поднимаю лапу и царапаю стекло. Мой хозяин грозит мне вслед кулаком.

 

ГЛАВА 8, в которой меня достает контролер в вонючих носках

Трамвай оказался довольно пустым. Я устраиваюсь поудобней на сиденье и только теперь наконец спрашиваю себя, чего это я вдруг ни с того ни с сего удрал.

Ну, вообще-то я хотел поймать вора, который стащил седло. А кроме того, мне хотелось позлить своего хозяина, который сегодня целый день обращался со мной как последняя свинья. Пусть теперь ищет меня по всему городу и рвет на себе волосы! Надеюсь, когда я вернусь — часа через два-три, — он станет приветливей.

Только вот как мне поймать вора, укравшего седло? Если бы у меня была хоть какая-нибудь маленькая зацепка, например его имя или адрес… Вдруг в нескольких метрах от меня раздается низкий голос:

— Будьте любезны, ваш билет, пожалуйста!

Контролер! Я спрыгиваю на пол и забиваюсь под сиденье. Контролер приближается. Я втягиваю носом воздух — и чуть не падаю в обморок: таких вонючих носков я в своей жизни еще ни разу не встречал! Я задерживаю дыхание, пока эта вонючка не удаляется на безопасное для моего носа расстояние, потом глубоко дышу, приходя в себя.

Ого! Что это там так вкусно пахнет? Не иначе, клубничное мороженое. Я оглядываюсь по сторонам. Так и есть: прямо посредине прохода лежит кусок вафли в лужице из растаявшего клубничного мороженого. И что бы вы думали, я обнаруживаю рядом с вафлей? Взбитые сливки! Объедение! У меня чуть хвост судорогой не свело — так он завертелся от радости.

Я бросаюсь к этому неожиданному лакомству и зарываюсь мордой в сливки. Через ноль целых ноль десятых секунды все уже у меня в желудке. Я как раз собираюсь приступить к десерту — к вафле, и вдруг опять слышу прямо над собой знакомый голос.

— Кто хозяин этого четвероногого пассажира? — спрашивает контролер на весь автобус.

Я поворачиваюсь, и мой бедный нос опять подвергается зверской пытке вонючими носками. Интересно, как выглядит хозяин этого уникального орудия пытки? Я поднимаю голову. И что происходит? Контролер в ужасе распахивает глаза и запрыгивает на сиденье. Потом орет как полоумный:

— Осторожно! У этой таксы явные признаки бешенства!

Остальные десять пассажиров тоже в мгновение ока оказываются с ногами на сиденьях. Они что, решили поиграть в акробатов, что ли? Все пялятся на меня квадратными от страха глазами, как будто у меня в каждой лапе по автомату Калашникова. Что за бред?

Я озираюсь по сторонам, но нигде не вижу бешеной таксы, о которой болтал контролер. Или этот придурок принял взбитые сливки на моей морде за пену? И принял меня за… за таксу?!.

Я с злобным лаем бросаюсь на контролера и впиваюсь в его джинсы.

— Помогите! Эта шавка загрызет меня насмерть! — кричит контролер.

Мое рычание звучит так угрожающе, что я сам себя путаюсь.

— Вызовите полицию! Вызовите полицию! — орет этот горлопан.

Я бы с таким удовольствием разорвал на куски и джинсы, и самого контролера. Но этот тип обладает смертоносным оружием и безжалостно обращает его против меня: вонючие носки. Ффффу!.. Против такой газовой атаки не устоит даже грозная служебная собака.

Тут трамвай останавливается. Как только двери открываются, я выпрыгиваю на улицу и несусь в ближайшие кусты.

— Закрывайте двери! А то эта зверюга еще вернется! — кричит контролер.

«Зверюга»… Хм. Звучит недурно. Во всяком случае в сто раз лучше, чем… э… чем это ужасное ругательство на букву «т»… Трамвай исчезает за ближайшим поворотом. Интересно, вызвал водитель трамвая полицию или нет? Если вызвал, то меня сейчас начнут ловить, как бабочку, огромным сачком. Или палить по мне усыпляющими пулями. Честно говоря, я не испытываю острого желания получить в зад такую пилюлю, которая в мгновение ока перенесет меня в царство грез. Так что, пожалуй, надо поскорее уносить… О боже! Что это там за вой? Ну, так я и знал: сирена! А вот и полицейская машина — выскакивает из-за угла и с визгом тормозит прямо перед трамвайной остановкой.

Прощай, Освальд! Приятных тебе сновидений…

 

ГЛАВА 9, в которой я превращаюсь в фарфоровую собаку

Просыпайся, Освальд, это всего лишь дурной сон! Или я действительно вижу в десяти метрах от себя двух полицейских с пистолетами в руках? Неужели они собираются застрелить меня только за то, что я слопал чье-то недоеденное мороженое со взбитыми сливками?

О боже, сливки!.. Я быстро вытираю морду о траву. Потом включаю мозг. Мне срочно нужна идея, иначе остаток жизни я проведу в маленьком гробике на собачьем кладбище — если это, конечно, можно назвать жизнью.

Где я вообще? Место мне кажется знакомым. Ну конечно, я в Восточном парке, где неделю назад выследил Марушину кошку Кору. Маруша живет где-то здесь неподалеку. Это я знаю, потому что самое первое заседание Клуба сыщиков состоялось в ее хибаре. Если бы у меня был мобильный телефон и я умел говорить, я бы не раздумывая позвонил Маруше и попросил помощи.

Полицейские подходят все ближе. Их пистолеты, к сожалению, совсем не похожи на ружья, которые заряжают снотворными уколами. Сердце мое колотится у самого ошейника. Что же делать? Врубить турбопривод и рвануть что есть мочи? Чушь! От пули не убежишь.

— Ну и что мы будем делать, если найдем эту собаку? — спрашивает большой полицейский маленького.

— Пристрелим, что же еще! Это же бешеная собака. Ты что, не знаешь, как это опасно?

Я затаил дыхание. Они стоят уже в двух метрах от меня. Я бы не стал возражать, если бы они уже наконец сунули свои пистолеты в кобуры. Я бы не прочь набить чем-нибудь брюхо, но свинцовые пули не самое мое любимое блюдо.

— Проклятые комары! — ворчит Большой. — Всю руку искусали.

— Покажи, — говорит его коллега, и Большой сует ему под нос свою правую ладонь.

Тут я вдруг замечаю пожилую женщину, сидящую на остановке под навесом, и меня осеняет мысль! Пока полицейские изучают комариные укусы, я потихоньку выползаю из кустов, бегу к старушке и сажусь рядом с ее розовыми лакированными туфлями на задние лапы. Моя новая «хозяйка» даже не заметила, что у нее появилась собака. Вот и хорошо.

Полицейские обшаривают кусты, в которых я еще несколько секунд назад прятался. Потом, обследовав прилегающую территорию, они прячут наконец пистолеты и возвращаются к своей машине. Но прежде чем сесть в нее, Маленький бросает взгляд в мою сторону.

— Я бы советовал вам взять вашу собаку на поводок! — кричит он старушке. — Здесь где-то бегает бешеная такса.

— У меня нет никакой собаки, молодой человек, — отвечает та.

Полицейские, переглянувшись, подходят к остановке. Боже, теперь главное — сохранить самообладание!

— А это разве не ваша собака? — спрашивает Большой и показывает на меня.

Старушка только теперь замечает меня.

— Представления не имею, чья это собака. Во всяком случае не моя, — отвечает она с улыбкой.

Я сижу неподвижно, как будто я — фарфоровая собака. Полицейские сверлят меня недоверчивыми взглядами. Маленький снимает фуражку и чешет затылок.

— На таксу она что-то не похожа… — говорит он.

Его коллега кивает:

— И пены у нее на морде нет…

— Верно, — соглашается Маленький. — А с другой стороны, ты когда-нибудь видел, чтобы гангстер в жизни выглядел так же, как на плакате «Разыскивается опасный преступник»?

— Хм… — задумчиво произносит Большой. — Так-то оно так, но бешеная собака не гангстер?

— Это как посмотреть! — возражает коллега.

Старушка встает со скамейки, потому что подходит ее трамвай. Она идет к краю тротуара, я не отстаю от нее ни на шаг. Полицейские тоже.

— Это действительно не ваша собака? — спрашивает Маленький.

— Нет-нет, — отвечает старушка. — Может, его бросили?

— Тогда нам придется взять его с собой и сдать в приют для бездомных животных.

Трамвай останавливается. Старушка садится в него. Маленький полицейский опускается передо мной на колени и протягивает ко мне руки. А что делает Большой? Он опять достает свою пушку и говорит:

— Осторожно! Кто его знает, может, это все-таки та самая? Пусть мне только дернется!..

— Эй! Отстаньте от моей собаки!

Тим! Он выскакивает на своих роликовых коньках из трамвая и берет меня на руки. Мой хвост от радости превращается в пропеллер. Я мигом облизываю своему-хозяину все лицо.

— Это ваша собака? — спрашивает большой полицейский.

— Вы же сами видите! — отвечает Тим. — Его зовут Освальд. Что он тут натворил?

Тим опускает меня на землю, так как ему задают кучу вопросов. Смешно! Как будто у полиции нет более важных дел! Пока полицейские болтают здесь с Тимом, где-нибудь крадут еще одно седло.

Кстати, я совсем забыл — седло! Я же удрал из дома, чтобы ловить вора! И, недолго думая, суперсыщик Освальд вновь со всех ног пускается в погоню за преступником.

— Куда? Опять за свое?!. — отчаянно кричит мне вслед Тим. — Освальд! Стой, придурок!!.

 

ГЛАВА 10, в которой мой хозяин превращается в хамелеона

Согласен: то, что я сейчас делаю, — полная бессмыслица. Я представления не имею, кто этот вор, которого я должен поймать, и где его искать. И все же я несусь по городу в таком волнении, как будто уже преследую преступника. А почему? Потому что так всегда делают служебные собаки-ищейки в полицейских сериалах. Да, неумеренное потребление телекинопродукции может свести с ума даже собаку.

Тим мчится за мной на своих роликах. Мы уже сделали пару кругов по Восточному парку, и я потихоньку выдыхаюсь. Ну хоть бы кто-нибудь наконец случайно перебежал у меня перед носом дорогу с седлом под мышкой! Я же должен поймать вора! Пусть для Тима Клуб сыщиков больше не существует, но я-то пока еще суперсыщик!..

Стоп! Минутку. Клуб сыщиков! Здесь же где-то живет Маруша. Стоит ей только услышать об украденном седле, и все пойдет само собой. Я покидаю парк и бегу по улице. На всякий случай я бросаю взгляд назад: Тим не должен потерять меня из вида. Ага, вот он несется! Кстати, он уже однажды переехал мне хвост на своих проклятых роликах. С тех пор я приблизительно представляю себе ощущения собаки, которой купируют хвост.

На следующем перекрестке я поворачиваю налево. Маруша живет в конце этой улицы. Хотя я, конечно, могу ошибаться. Ошибаться свойственно не только человеку, но и животному. Но вот уже через пару метров я стою перед Марушиным домом. Самое время поторопиться! Я уже еле держусь на ногах. Из последних сил я подпрыгиваю и нажимаю на одну из четырех кнопок.

— Слушаю! — раздается в домофоне низкий мужской голос.

Я так запыхался, что не могу ни лаять, ни скулить. Мое пыхтенье способно разжалобить даже камень.

— Это ты, Сюзанна? — спрашивает тот же голос.

Я продолжаю пыхтеть, и вот, пожалуйста, — мне открывают дверь! У этой Сюзанны, наверное, жуткая астма, иначе бы меня с ней ни за что не спутали. Навалившись всем телом на стеклянную дверь, я открываю ее и — шмыг в подъезд. Уфффф, как вовремя! Только дверь успела захлопнуться за мной, как к ней подлетает мой хозяин. Он барабанит по стеклу кулаком и в ярости кричит:

— Освальд!! Сейчас же выходи! Ты слышишь?

He-а, не слышу. Я никогда не слышу того, чего мне не хочется слышать. Я тащусь вверх по лестнице на третий этаж, где живет Маруша. Если Тим желает меня поймать, пусть тоже звонит.

Именно это он и делает. Только он почему-то звонит не Маруше, а в какую-то квартиру на первом этаже. Что бы это значило? Я влетаю на площадку перед дверью Маруши и начинаю лаять. Тим со своими роликами на ногах не может так быстро бегать по лестницам.

— Заткнись!.. — шипит он снизу, и я лаю еще громче.

Тим все ближе и ближе. Почему никто не реагирует на мой лай? Когда Тиму остаются всего три ступеньки до меня, Марушина мать наконец открывает дверь. Она смотрит на меня со злостью, но, заметив Тима, улыбается.

— Тебя, кажется, зовут Том? — говорит она.

— Тим, — отвечает мой хозяин и проворно берет меня на руки. — Все, я уже ухожу.

Он и в самом деле собирается смыться, но Марушина мать кричит:

— Маруша! К тебе гости!

Тим краснеет как рак, так же, как неделю назад в Восточном парке, когда Маруша поцеловала Юсуфа. Не иначе, мой хозяин влюбился.

В дверях появляется Маруша и делает удивленное лицо.

— А ты-то что здесь забыл? — спрашивает она Тима.

Мой хозяин пожимает плечами и вдруг становится белым как мел. Вот это да! Он запросто мог бы работать в зоопарке хамелеоном!

— Зайдешь? — спрашивает Маруша.

Тим отрицательно качает головой. Маруша хмурит брови:

— Что-нибудь служилось?

Тим опять мотает головой. Что это с ним? Язык проглотил, что ли? Они какое-то время стоят друг перед другом, не произнося ни слова. Мать Маруши тем временем ушла к себе. Проходит по крайней мере полвечности, прежде чем Тим понимает, что дальше молчать уже неприлично. А так как он не знает, что говорить, он рассказывает Маруше об украденном седле.

— Врешь!.. — радостно произносит Маруша, но тут же с притворным равнодушием вздыхает и говорит: — А мне-то какое дело? Свен сказал, что ты уже не член нашего Клуба сыщиков.

— Чего?.. Он что, совсем обалдел? — отвечает Тим и опять краснеет. Врун!

Маруша смотрит на часы:

— Сейчас уже поздно собирать ребят. Но завтра надо обязательно встретиться и подумать, как поймать этого воришку. Так ты и вправду еще член Клуба?

— Конечно, — отвечает Тим. — И Освальд тоже.

Маруша улыбается и чешет меня за ушами. Тим смотрит на меня с ревностью и довольно неласково опускает на пол. Ну, не знаю — если мне докажут, что он не влюбился, я готов с завтрашнего дня лопать только птичий корм.

— Ну ладно, нам пора отчаливать, — говорит Тим, покачиваясь на своих роликах. — Уже темнеет.

— Я могу отвезти тебя на велосипеде, — предлагает Маруша. — Прицепишься за багажник, а Освальда посадим ко мне в рюкзак. Идет?

— Неплохая идея!

Я тоже так считаю. В конце концов, я сегодня уже набегался за троих.

Маруша приносит свой рюкзак, прощается с матерью, и мы спускаемся по лестнице.

— Мой велосипед стоит во дворе, — говорит Маруша.

Мы с Тимом идем за ней во двор.

Ну а теперь отгадайте с трех раз, какой сюрприз ждет нас во дворе! Нет, не горилла, жонглирующая осьминогами. И не банда саблезубых крыс, а… Верно! Угадали: седло — тю-тю, Маруша с Тимом — в осадке, суперсыщик Освальд на ушах в поисках следов.

Выражаясь языком протокола: неизвестный похититель седел, пятьдесят семь минуг назад впервые попавший в поле зрения правоохранительных органов, совершил повторную кражу и может быть квалифицирован как опасный вор-рецидивист.

 

ГЛАВА 11, в которой суперсыщик Освальд опозорился до мозга своих собачьих костей

Через день члены Клуба сыщиков собираются в саду Изабель. Юсуф и Маруша уже на месте, когда мы с Тимом заруливаем в сад. Нет только Свена.

— Ну и жара! — стонет Тим, слезая со своего нового седла.

Он бросает быстрый взгляд в сторону Маруши, которая устроилась с комиксом под вишней, и краснеет, как эти самые вишни. Потом вынимает меня из корзинки и опускает на траву.

— Освальд! Иди ко мне! — зовет Изабель, которая сидит с Юсуфом на скамье-качелях.

Я трусцой направляюсь к Изабель и прыгаю ей на колени. Она начинает меня гладить, и по мне, так пусть это ее занятие никогда не кончается. Юсуф корчит кислую рожу и ноет:

— Меня ты никогда так не гладишь! Почему такая несправедливость?

— Потому что у тебя нет такой мягкой шерстки, — с улыбкой отвечает Изабель.

— Еще как есть! — заявляет Юсуф. Он берет правую руку Изабель и кладет ее себе на голову. — Ну как? Что ты чувствуешь?

Изабель стучит костяшками пальцев по юсуфовской макушке и говорит:

— Пустоту!

Юсуф отталкивает ее ладонь, скрещивает руки на груди и дуется. При этом он закрывает свою варежку на целых несколько минут. Такого продолжительного молчания у этой болтливой сороки Юсуфа я еще ни разу не наблюдал.

Тим, который, судя по всему, не решается приблизиться к Маруше, разгуливает по саду, засунув руки в карманы. Перед каждой розой он останавливается и пялится на нее, как будто никогда в жизни не видел ни одного цветка. Готов поспорить, что при этом он каждый раз косится на Марушу! Та читает себе свой комикс. А Изабель гладит меня именно там, где мне приятнее всего, то есть везде.

Странная это штука — Клуб сыщиков! Когда мы наконец перестанем бездельничать и начнем обсуждать, как поймать вора? Тут опять берет слово Юсуф. По-видимому, его рот просто не в состоянии находиться без дела.

— Ну где болтается этот Свен? Мы же договорились встретиться в три. Сейчас уже пятнадцать мину четвертого.

— У него сломались часы, — объясняет Маруша.

— Ну и что? — Юсуф пожимает плечами. — Пусть купит новые.

— У него нет денег, — возражает Маруша. — Его мать не очень-то много зарабатывает у вас, верно?

— Может быть, — говорит Юсуф, слегка смутившись. — Что поделаешь, если труд уборщиц стоит меньше, чем услуги специалистов в области пластической хирургии. Но я-то в этом, кажется, не виноват?

— Никто и не говорит, что ты виноват, — вмешивается Изабель. — Чего это ты сегодня на всех бросаешься?

— Не знаю! — вздыхает Юсуф. — Наверное, возраст такой — период полового созревания.

В этот момент в калитке показывается велосипед Свена.

— Ну наконец-то! Мог бы и поторопиться! — ворчит Юсуф.

— У меня цепь слетела, — объясняет Свен. Он ставит велосипед и плетется к качелям.

Юсуф вдруг хватается за живот и хохочет как сумасшедший.

— Чего ты ржешь, придурок? — возмущается Изабель и толкает его в бок.

Юсуф показывает пальцем на джинсы Свена, которые давно следовало бы отпустить по крайней мере на полметра. Свен смотрит на свои джинсы, и лицо его белеет.

Юсуф перестает хихикать и говорит, качая головой:

— Если уж носишь джинсы, доставшиеся по наследству от прадедушки, так они должны быть хотя бы чуть длиннее трусов.

— Заткнись, урод!.. — шипит Свен.

— Расслабься! — отвечает Юсуф, махнув рукой. — Если у тебя нет бабок на приличные тряпки, мы можем скинуться. Что скажете, народ? Я бы, например, и десятки не пожалел…

Он не успевает договорить, потому что Свен бросается на него, как волк. Качели опрокидываются, и мы с Изабель совершаем не очень мягкую посадку на траве. Свен сидит на Юсуфе и дубасит его почем зря. А Юсуф дубасит его.

— Перестаньте сейчас же, идиоты! — кричит Маруша и вместе с Изабель пытается разнять двух петухов.

Тим, наоборот, делает вид, будто его эта бодаловка вовсе не касается. Он расхаживает от одной розы к другой и сует нос в бутоны. Воспользовавшись неразберихой, я потихоньку сваливаю в дом. У меня так пересохло в горле, что я готов выпить целую ванну воды. Что я сейчас и сделаю.

В ванной прохладно. Я беру разгон и прыгаю в ванну. Встав на задние лапы, я обхватываю передними кран и изо всех сил поворачиваю его влево — мощная струя обрушивается из душа прямо мне на голову и отбрасывает меня в сторону, так что я ударяюсь о край ванны. Мою жажду сразу как рукой сняло. Мокрый с головы до ног, я вылезаю из ванны, а душ тем временем прыгает, как взбесившаяся лягушка, и поливает все вокруг. Я поскорее смываюсь и бегу за подмогой.

Прибежав в гостиную, я первым делом валюсь на ковер и кое-как вытираюсь об него. Потом оглядываюсь по сторонам, нет ли кого-нибудь поблизости, кто мог бы остановить наводнение. Ни души!

Я полаял немного, но никто не реагирует. Похоже, я в доме один. Значит, нужно срочно в сад, Изабель… Стоп, что это за звуки? Навострив уши и сгорая от любопытства, я бегу в кухню. Такое впечатление, что там кто-то ходит по осколкам стекла. Вперед!

В кухне я раскрываю рот от удивления. Какой-то мужчина, который явно только что влез в кухню через разбитое окно, стряхивает мелкие осколки стекла с рубахи и вельветовых брюк. Это, наверное, отец Изабель, хотя он ни капельки на нее не похож. Интересно, зачем он в такую жару носит кожаные перчатки?

Похоже, он забыл свои ключи от дома. Или, может, это просто его хобби — бить стекла? Отец Тима, например, собирает фарфоровых кошек — тоже идиотизм.

Мужчина, заметив меня, улыбается и прикладывает палец к губам. Понял, меня просят заткнуться; наверное, у него очень чувствительные уши. Пожалуйста, нет проблем. В знак благодарности отец Изабель сует руку в карман брюк и кладет передо мной целую пригоршню сухого корма для собак. Вот это я понимаю — обхождение! Славный малый этот папаша!

Пока я занимаюсь угощением, мужчина исчезает из кухни. Интересно, есть у него в кармане еще какие-нибудь лакомства? Смолотив все, я отправляюсь на поиски щедрого папаши. Я нахожу его в гостиной, где он как раз снимает со стены одну за другой картины. Эта мазня и в самом деле выглядит ужасно. Я бы такое ни за что не повесил в своей будке, если бы она у меня была.

Чего это отец Изабель так спешит? Нет, в самом деле — через пару минут все четыре стены опустели (смотри-ка, получилось в рифму!). Он берет шесть не очень больших картин под мышку и собирается куда-то идти. Но, заметив меня на пороге, останавливается, опять сует руку в карман. На этот раз порция хрустелок вдвое больше первой.

Я принимаюсь за еду, а отец Изабель на цыпочках покидает гостиную. Через минуту я слышу, как он тихонько защелкивает за собой дверь квартиры. Странно: чего это отец Изабель крадется по своей собственной квартире, как вор?..

Ик!.. Ик!.. На меня вдруг ни с того ни с сего нападает икота. В горле застревает хрустелка. Кое-как откашлявшись, я смотрю на стены, где только что висели картины. Потом вспоминаю разбитое окно и кожаные перчатки…

О боже!.. Суперсыщик Освальд — самая безмозглая дворняга во всей вселенной!

 

ГЛАВА 12, в которой хрипит умирающий лебедь

Я с громким лаем несусь в сад, который по размерам мало чем отличается от Восточного парка. Неудивительно, что сыщики не слышали звона разбитого окна в кухне.

Юсуф со Свеном уже закончили свою бодаловку и теперь швыряют друг в друга самыми оскорбительными словами.

— Тихо, Освальд! — кричит мне Тим, но я лаю еще громче.

— Что с ним? — спрашивает Изабель.

Я еще пару раз прыгаю вверх вокруг Изабель, потом хватаю зубами ее правую штанину и тащу ее на себя. При этом я рычу, как тигр.

— Сейчас же отпусти ее! — приказывает мой хозяин. (Пять раз подряд!)

Длинный Свен прекращает словесную дуэль. Он упирает руки в бока и говорит:

— Люди, что-то явно случилось. Освальд хочет нам что-то показать.

Браво! Попал в самую точку! Я с лаем несусь обратно в дом, сопровождаемый всеми членами Клуба сыщиков.

Они, конечно, выпадают в осадок, когда я демонстрирую им разбитое окно на кухне.

— Взломщики! — возбужденно восклицает Юсуф. — Среди бела дня!

— Интересно, они полезли вслепую или искали что-то определенное? — говорит Маруша.

Изабель пожимает плечами:

— Может, мамины драгоценности?

Ошибаетесь, господа! Я пару раз гавкаю и веду сыщиков в гостиную. Изабель осматривает комнату. Наконец она замечает пропажу.

— Грюттлинг!! — кричит она и показывает на голые стены.

— Чего?.. — спрашивает Тим.

— Картины Хартмута Грюттлинга. Исчезли все до одной. — Изабель нервно заламывает пальцы. — Родители этого не переживут! Эти картины стоят такую кучу денег!

Маруша недоверчиво качает головой:

— Да это же были какие-то цветные каракули. Такое любой может нарисовать.

— Много ты понимаешь! — возражает Изабель.

Пока она объясняет, что эти картины стоят по меньшей мере полмиллиона, я подъедаю остатки хрустелок. Ну, допустим, этот тип, который меня ими угостил, — бандюга, но, что ни говори, он хотя бы любит животных. Юсуф вдруг показывает на меня и спрашивает:

— А этот обжора куда смотрел? Почему он не залаял, когда они выбили окно? Он же все это время торчал в доме.

— Хм. Действительно странно, — говорит мой хозяин.

Юсуф смотрит на меня с ехидной улыбочкой:

— «Суперсыщик»! Со смеху можно помереть. Да он ничего не заметит, даже если у него стащат его собственную шкуру.

Все смеются. А я? Я падаю на ковер, словно сраженный молнией (на самом деле осененный гениальной идеей, хе-хе!), и хриплю, как будто пробил мой последний час. Смех обрывается. Мой суперкрутой трюк с предсмертным хрипом действует безотказно — у них у всех, наверное, мурашки побежали по спине.

— Что это с ним? — спрашивает наконец Изабель дрогнувшим голосом.

— Представления не имею, — отвечает Тим. — Может, это у него от жары?..

Тут вдруг Свен как заорет:

— Хрустелки!! Этот подонок дал ему отравленный корм!

— Ззаразза!.. — в ужасе говорит Тим. — Что же делать? Отвезти его к ветеринару?

— Надо как-то вытряхнуть из него это дерьмо, — заявляет Юсуф. — Давай отнесем его в сад и сунем ему в рот палец.

Фффу, гадость! Бррр!

Через миг я уже лечу на руках Тима через всю квартиру и вскоре приземляюсь на траве в саду. Две руки раздирают мне пасть. Потом кто-то сует мне в глотку палец, да так глубоко, словно решил пощекотать мои кишки. И я в ту же секунду исторгаю из себя все, что употребил в пищу за последние сорок восемь часов, в более или менее жидком виде, прямо на газон. Выражаясь менее изящно, блюю до зеленых слюней.

— Ура! Он жив! Мы его спасли! — ликует Изабель.

После самой последней судороги моего бедного желудка я пытаюсь сделать несколько шагов на своих подкашивающихся ногах. Через два-три метра я валюсь на бок, закатываю глаза и скулю так, что даже самому себя жалко.

Классное шоу! Я просто тащусь от самого себя! При этом я даже не заканчивал никаких актерских курсов. Нет, у меня определенно есть талант! Мне даже захотелось сразу помчаться в аэропорт и сесть в первый же самолет, отправляющийся в Голливуд. Спорим, что я заработал бы там на съемках кучу денег?

Свен злобно сверкает на Юсуфа глазами и говорит:

— Попробуй только еще раз посмеяться над ним, придурок! Освальд из последних сил притащился к нам в сад, чтобы сообщить об ограблении…

— Точно! — поддерживает его Маруша и, присев на корточки, чешет меня за ушами. — Наш суперсыщик — настоящий герой!

Изабель кивает:

— И честно заработал толстую сардельку.

Ага, и «Оскара» в придачу…

 

ГЛАВА 13, в которой я поливаю цветы, в то время как другие разрабатывают план действий

Как только я умял сардельку, Тим заторопился, потому что ему надо было к зубному врачу. Так что мы с ним не увидели, как в квартире Изабель появилась полиция и начался осмотр места происшествия. А жаль: суперсыщик Освальд с удовольствием посмотрел бы на работу своих коллег.

К счастью, члены Клуба сыщиков через день собираются у Тима. Гостей угощают лимонадом, печеньем и соленой хрустящей соломкой. В комнате — жуткий кавардак. Все одновременно трещат как сороки, не слыша и не понимая друг друга. Наконец Изабель не выдерживает. Она залезает на матросский сундук Тима и вопит:

— Да вы можете заткнуться или нет?!

В комнате мгновенно воцаряется мертвая тишина. Правда, всего на пару секунд. Потом Юсуф, который сидит на подоконнике, с ухмылкой говорит Изабель:

— Значит, ты теперь наш босс?

— Чушь! — шипит Изабель. — Никакой я не босс. Но должны же мы наконец перестать болтать и поговорить конкретно об этих двух ворюгах.

— Конкретно? — повторяет Маруша, наморщив лоб. — И что это значит?

— Ну… честно говоря, я и сама толком не знаю… — признается Изабель и проводит рукой по своим коротким светлым волосам.

— А каких «ворюг» ты, собственно, имеешь в виду? — спрашивает Тим.

— Того, который стащил седло, и того, что украл картины. Мы должны отыскать обоих. Иначе зачем мы основали Клуб сыщиков?

Юсуф с сомнением качает своей курчавой черноволосой головой:

— А мы его, между прочим, еще и не основали.

— Чего?.. — Свен, который сидит на тахте рядом с Марушей, раскрывает рот от удивления. Его ручищи достают до самого пола.

— А что, у нас уже есть название? — спрашивает Юсуф.

И тут опять разражается пятиголосый звуковой хаос. Мне это ничуть не мешает. Чем больше они болтают, тем меньше лопают. Я скромно пристраиваюсь посреди комнаты, как раз между тарелкой с соленой хрустящей соломкой и коробкой с печеньем. После вчерашнего шоу с промыванием желудка у меня прорезался зверский аппетит: двадцать четыре часа подряд я только и делал, что ел. Если так пойдет дальше, то я скоро буду похож на беременного сенбернара.

Сыщики все еще спорят о том, можно ли считать клуб клубом, если у него нет названия. Этот галдеж продолжался бы еще пару часов, если бы Свен не выдвинул действительно толковое предложение:

— Давайте назовем наш клуб просто «Клуб сыщиков, Икс-Игрек», до тех пор пока не придумаем настоящее название. Согласны?

Против только Юсуф, но он оказывается в меньшинстве.

— Так, а теперь давайте наконец подумаем, как нам поймать воров, — говорит Изабель, устроившись на краю письменного стола. — У кого есть идея?

Идея у всех одна и та же — сунуть в рот печенье или соломку и сделать задумчивое лицо. Какое-то время слышны только хруст и чавканье. Тим, который уже давно крутится на своем вертящемся стуле, еще ни разу не удосужился взглянуть на Марушу и не сказал ей ни одного слова. Пусть меня называют Фиффи, если мой хозяин не втрескался в Марушу по самые свои уши-локаторы!

Поскольку в ближайшие пять минут я все равно ничего интересного пропустить не могу, я решаю использовать это время с пользой, то есть пописать. Я встаю и бегу в сад. Там есть уголок, специально отведенный для моих больших и малых нужд. Но когда никто не смотрит, я предпочитаю писать на белые гвоздики. А сейчас как раз опять никто не смотрит, хе-хе!

Задрав заднюю ногу и полив цветы, я делаю крюк к гаражу. Там друзья Тима оставили свои велосипеды. Все седла пока еще на месте. Вор-рецидивист, совершивший кражу, не торопится повторять свое преступление, во всяком случае пока.

Когда я возвращаюсь в комнату, Тим как раз выключает свой компьютер и говорит:

— План — просто блеск! Если этот тип клюнет на наш трюк с Интернетом, нам для преследования потребуется первоклассное техническое оснащение.

— Какое, например? — спрашивает Свен.

— Ну, например, мобильные телефоны и видеокамера.

Интернет? Телефоны? Видеокамера? Ну дают, ребята! А как же простое, надежное оснащение юных сыщиков в старые добрые времена — лупа, переносная химическая лаборатория, тайнопись и гениальная собака-ищейка? Или они решили раньше времени отправить суперсыщика Освальда на пенсию, заменив его сверхсовременной техникой? Это было бы с их стороны последним свинством!

— Хм. Я не думаю, что похититель картин окажется таким придурком, что сам полезет в нашу ловушку, — с сомнением говорит Юсуф.

— Поживем — увидим, — отвечает ему Тим.

Свен морщит лоб.

— Мне кажется, этот тип вообще нам не по зубам. — Он чешет свою жирафью шею. — Нам следовало бы заняться вплотную вторым.

Изабель машет рукой:

— Все по порядку. Сначала поймаем того, который стащил у моих родителей картины и устроил наводнение в ванной.

Чего?.. Какое еще наводнение? A-а! Изабель имеет в виду кран, который я не закрыл.

— Кстати, что сказали полицейские, которые вчера были у вас? — спрашивает Тим.

— Что они вряд ли найдут вора, — отвечает Изабель. — Мол, полиция страшно перегружена — столько дел, а людей мало.

— То-то они обрадуются, если мы избавим их от лишней мороки! — улыбается Маруша, на что Юсуф, скорчив кислую рожу, заявляет:

— Если ваш план сработает, я укушу себя за задницу.

— Приятного аппетита! — с улыбкой произносит Свен.

Потом Длинный прощается, потому что ему нужно на баскетбол. Как только он уходит, Юсуф бурчит:

— Брехло несчастное!

— Почему это? — удивляется Маруша.

— Какой там «баскетбол»!.. Он сейчас будет два часа совать рекламные листки в почтовые ящики. Его мать просто лопается от гордости за сыночка, который сам зарабатывает свои карманные деньги. Вы бы послушали, как она его нахваливает — жуть!

— Так ты поэтому терпеть не можешь Свена? — спрашивает Тим.

— Ерунда! — отвечает Изабель за Юсуфа. — Бедный Юсуф злится на Свена, потому что еле-еле достает ему до пупка, верно, Юсуф?

— Да идите вы!.. — рычит Юсуф и сует себе в рот печенье.

Тут Маруша начинает выговаривать ему за то, что он вчера издевался над Свеном за его короткие джинсы.

— Это было просто гнусно! — возмущается она.

— Да что ты говоришь! — огрызается Юсуф. — А то, что он из-за этого бросился в драку, — не гнусно?

— Я бы на месте Свена сделал то же самое, — заявляет Тим и получает в награду улыбку Маруши. Физиономия его сразу наливается малиновым цветом и становится похожей на его огненно-рыжую всклокоченную шевелюру.

Минут через пятнадцать мы с Тимом провожаем гостей. Маруша, Изабель и Юсуф садятся на велосипеды и разъезжаются по домам. Маруша, перед тем как повернуть за угол, оборачивается и машет моему хозяину рукой. Он в свою очередь машет ей, пока она не скрывается из виду. Потом берет меня на руки, крепко прижимает к груди и тяжело вздыхает.

— Я тебя люблю… — шепчет он и нежно гладит меня по голове.

Хм. У меня такое впечатление, что Тим меня кое с кем спутал.

 

ГЛАВА 14, в которой кое-кто вступает в мою жизнь, а кое-кто — в мое дерьмо

Около половины десятого отец Тима пристегивает мне поводок, чтобы идти со мной на прогулку. Это происходит каждый вечер, в любую погоду — хоть дождь, хоть снег.

У меня, конечно, есть возражения против поводка, но гулять с отцом Тима, когда его свобода передвижения ничем не ограничена, — удовольствие нижнего среднего. Он в таких случаях прилипает носом к каждому припаркованному автомобилю и часами пялится на приборную доску. А когда он на поводке, то я просто тяну его за собой, пока он не трогается с места.

Удивительный летний вечер. Заходящее солнце зажигает кудрявые облачка на небе разноцветным огнем. Теплый южный ветерок ласково треплет мою темно-коричневую шерсть. (Ну как вам нравится моя манера изъясняться? Правда, здорово? Да, что ни говори, а мое истинное призвание — писать. Кто сказал «писать»?! Попрошу без дурацких шуточек!)

По пути я с интересом обнюхиваю деревья, изгороди и фонарные столбы. Конечно, я знаю всех собак нашего квартала, которые расписываются на этих объектах. Но иногда попадается и незнакомый почерк, как, например, на афишной тумбе, у которой я только что остановился.

Да, вот это аромат! По сравнению с ним «Шанель № 5» — зловоние протухшей кислой капусты. Я просто не могу нанюхаться. Это облако аромата явно оставила какая-нибудь потрясающе эффектная дамочка. Если она когда-нибудь попадется мне на глаза, я ей точно предложу лапу и сердце. А если она мне откажет, я покончу с собой, приняв смертельную дозу «Чаппи».

Я еще раз на прощание втягиваю носом этот роскошный аромат, и мы идем дальше. Метров через тридцать я сажусь посреди тротуара и справляю свою большую нужду. Куча становится все больше и больше, а лицо отца Тима все длиннее. Он потом должен будет погрузить эту кучу в полиэтиленовый пакет и бросить в ближайшую урну для мусора. А что он делает, когда я заканчиваю свои дела? Он осторожно озирается по сторонам, и мы быстренько сматываем удочки.

— Не вздумай наябедничать на меня дома! — тихо грозит мне отец Тима и ухмыляется.

Он может быть спокоен: трудно предположить, что в ближайшие пятнадцать минут я научусь говорить. А если бы и научился, то я бы первым делом… Стоп! Я вдруг замираю на месте и широко раскрываю глаза. Как вы думаете, кто стоит на другой стороне улицы рядом с чужим горным велосипедом? Новый друг Тима Аксель, которого я будто бы укусил. А где находится его правая рука? На седле!

— Ну пошли, пошли! — говорит отец Тима и тянет поводок на себя. Я не трогаюсь с места; неотрывно глядя в сторону Акселя, я начинаю рычать.

Отец Тима смотрит в ту же сторону и узнает Акселя, который нас еще не заметил.

— Привет, Аксель! — кричит отец Тима через улицу. — Куда это ты собрался на ночь глядя?

— Почему на ночь? Еще ведь светло.

— Что, купил новый велосипед? — спрашивает отец Тима, и мы переходим улицу.

— Нет, — отвечает Аксель. — Просто смотрю. Классная тачка, правда?

Отец Тима тоже осматривает велосипед со всех сторон. Рука Акселя все еще лежит на седле. Мне это не нравится, поэтому я начинаю лаять, делая вид, будто собираюсь вцепиться в его красные джинсы. Аксель сразу же убирает руку с велосипеда и испуганно смотрит на меня.

— Я… я надеюсь, он не собирается меня еще раз укусить? — бормочет этот врун.

— Не бойся, — успокаивает его отец Тима. — Если Освальд еще раз кого-нибудь укусит, мы его сдадим в приют для бездомных животных.

Чего?.. Это что, шутка, что ли?

Аксель, сделав страдальческое выражение лица, хватается за свою ляжку и жалуется:

— Он мне чуть ногу не откусил. До сих пор еще болит.

Жалкий подлый притворщик! Я с бешеным лаем бросаюсь на его штанину, но отец Тима держит меня на поводке так, что я могу дотянуться лишь до носков аксельских ботинок. Аксель отпрыгивает в сторону и перебегает на другую сторону улицы. Я просто захлебываюсь от злобного лая, и этот трус берет ноги в руки и бежит домой. Но тут он совершает одну досадную ошибку: он оглядывается на меня и — попадает ногой прямо в кучу, которую я только что оставил на тротуаре. Поскользнувшись, Аксель приземляется на задницу. Если бы собаки могли смеяться, я бы, наверное, себе кишки порвал со смеху.

Даже отец Тима не может удержаться от ухмылки. Правда, он тут же делает серьезное лицо, и когда мы подходим к Акселю, от ухмылки и следа не остается.

— Все в порядке, Аксель? — спрашивает он.

Аксель кряхтя поднимается на ноги. Ну и видок! Не говоря уже о запахе… Аксель, что называется, оказался в полном дерьме.

Отец Тима спрашивает, не ушибся ли он. Тот отрицательно качает головой. Потом с ненавистью смотрит на меня.

— Какое безобразие, что некоторые владельцы собак оставляют эту гадость прямо на тротуаре! — с невинным видом заявляет отец Тима. — А чего ты, собственно, побежал, когда Освальд залаял? Я же его держал на поводке. К тому же он просто хотел с тобой поиграть.

Аксель бормочет что-то невразумительное, поворачивается и идет прочь широченными шагами. А мы продолжаем нашу прогулку. Я размышляю, мог ли Аксель действительно украсть седла. В сущности, воровство ему ни к чему, он получает от своих богатеньких родителей кучу денег на карманные расходы. Но может, он ворует просто из спортивного интереса? Говорят, такое бывает. Во всяком случае, я принимаю решение в ближайшие пару недель приглядывать за Акселем. Если повезет, я поймаю его с поличным.

— Рядом, Жаклин! — слышу я вдруг высокий женский голос.

Кто такая Жаклин? И вот я уже вижу ее, она идет мне навстречу — сногсшибательная красотка чау-чау с красными ленточками в волосах и золотой цепью на шее. Сомнений нет: это та самая дамочка, чей ароматный почерк на афишной тумбе напрочь лишил меня рассудка. Клянусь своей миской!

Я останавливаюсь как вкопанный, и Жаклин гордо шествует мимо, недосягаемая, как модель на подиуме. Она даже глазом не повела в мою сторону, а я так страстно впиваюсь в нее взглядом, что того и гляди зенки полопаются.

— Ай, молодец, хорошая девочка! — мурлычет хозяйка Жаклин, одетая в короткую красную юбку. — Вот так и иди, рядом, а не то опять возьму на поводок, золотце мое.

Мы с отцом Тима смотрим им вслед раскрыв рот. Правда, его язык не достает до земли, как мой.

На ближайшем перекрестке Жаклин и ее хозяйка исчезают за поворотом. Отец Тима переводит дух и восторженно произносит:

— Вот это люля-кебаб!.. Ты когда-нибудь видел такое, Освальд?

He-а. Баб видал, а люляки — никогда.

 

ГЛАВА 15, в которой речь пойдет о тоске и о седлах

Жаклин… В следующие вечера во время наших прогулок с отцом Тима я держу глаза, уши и нос в состоянии непрерывной боевой готовности. Жаклин, к сожалению, больше не появляется, но я наслаждаюсь ее ароматом на некоторых фонарных столбах и деревьях. Эта милая дамочка из семейства чау-чау наверняка живет где-нибудь по соседству, и рано или поздно наши стежки-дорожки пересекутся.

Но когда? Если я не увижу ее в самое ближайшее время, я еще, чего доброго, помру от любовной тоски. Да, друзья мои, признаюсь: я потерял голову! День и ночь я вижу перед собой изящные ушки Жаклин, ее хорошенькую мордочку и мягкую шелковистую шерстку, в которую я бы с таким удовольствием зарылся носом. Ах, Жаклин! Тоска по тебе почти напрочь лишила меня моего собачьего ума.

Моему юному хозяину живется ничуть не легче. Он, правда, в последние дни еще дольше сидел перед своим компьютером, но время от времени рука его застывала на клавишах, а сам он, уставившись на стену как баран на новые ворота, чему-то глупо улыбался. Держу пари, что в эти минуты он мечтал о Маруше!

Тим теперь опять частенько берет меня на руки и ласкается ко мне, чего он не делал уже чуть ли не целый месяц.

Да, трудно представить себе этот мир без любви! Это была бы какая-то серая каменная пустыня с одним-единственным супермаркетом, в котором нет собачьего корма. (Или что-нибудь в этом роде.)

Кстати, то, чем занимается мой хозяин, сидя перед компьютером, наверняка имеет какое-то отношение к похитителю картин, которого члены Клуба сыщиков решили изловить. И зачем только я, идиот, ушел в самый важный момент, когда они разрабатывали план?

Похоже, в этом плане суперсыщику Освальду вообще не отвели никакой роли. Мы, четвероногие ищейки, и в подметки не годимся компьютерам; во всяком случае так считают члены нашего клуба. Ну, я им покажу! Я сам, один прищучу похитителя седел — без всяких интернетов, мобильных телефонов и прочей белиберды. Тем более что у меня есть важный козырь: в отличие от моих коллег я знаю, кто этот похититель, — Аксель! Неделю назад я в первый раз застукал его, когда он лапал чей-то новенький горный велосипед. А вчера вечером он опять стоял перед тем же самым великом и держал руку на седле. Заметив нас с отцом Тима, он быстренько слинял. Очень подозрительно, верно?

Сейчас Аксель опять сидит у Тима, а я слоняюсь по залитому солнцем саду и усердно поливаю гвоздики. Я теперь постоянно должен быть начеку и ни в коем случае не допустить, чтобы меня хоть на минуту оставили с Акселем наедине, иначе он повторит свой коронный номер: «Помогите! Спасите! Освальд меня кусает!» — и я действительно окажусь в приюте для бездомных собак.

Не понимаю, как Тим может дружить с такой вонючкой? Тут мне вдруг приходит в голову очередная гениальная идея. Я в ту же секунду рысью несусь к забору, перемахиваю его одним прыжком и мчусь на другую сторону улицы, к дому Акселя. Я еще ни разу не был у Акселя, потому что Тиму запретили брать меня с собой, когда он идет к нему.

Отдышавшись, я ползком прокрадываюсь в сад. Момент подходящий: родители Акселя еще на работе, сам он торчит перед компьютером Тима, их экономка как раз подстригает газон, треща газонокосилкой, и дверь на веранду открыта настежь. Проходите, гости дорогие, будьте как дома!

Да, на этой вилле живут не самые бедные люди. Светильники, ковры, гардины — все здесь из лучших магазинов. Если бы я был вором, у меня бы глаза разбежались. Стоп: я же и есть что-то вроде вора. Если экономка меня заметит, с ней точно случится истерика, она заорет, как сирена пожарной машины, а это было бы серьезным испытанием для моих чувствительных ушей. Поэтому я быстро принимаюсь за дело и ищу комнату Акселя. Я нахожу ее на втором этаже в конце коридора. Дверь закрыта. Нет проблем: открывать двери я умел, еще когда бегал в памперсах. Маленький прыжок, легкий удар лапой по ручке — и дверь открыта.

Боже, что это за чудо?.. Такой аккуратной детской комнаты я отродясь не видывал! Письменный стол выглядит так, как будто Аксель вылизывает его каждые два часа. И ничего нигде не валяется — ни комикса, ни трусов, ни недоеденного сникерса. А я думал, что такие комнаты можно увидеть только в витринах мебельных магазинов.

Куда же Аксель спрятал украденные седла? Первым делом я перерываю платяной шкаф. Я выгребаю из него все, что мне попадается в зубы. Седел, к сожалению, пока не наблюдается. Потом принимаюсь за письменный стол. Выдвижные ящики один за другим летят на пол и подвергаются основательной проверке. Безрезультатно.

Я оглядываю комнату. На подоконнике стоят большие горшки с цветами. Я как-то раз видел фильм, в котором прятали героин в таком же вот горшке. Интересно, седло в нем можно спрятать? Недолго думая, я выгребаю лапами землю из горшков (вместе с цветами) прямо на пол. Никаких седел. Но зато как весело было копать землю!

А что дальше? Ну конечно — кровать! Как я сразу не догадался?.. Через пару минут в комнате Акселя можно было бы снимать фильм «Госпожа Метелица». Я разодрал в клочья подушки и одеяло и теперь все время чихаю, потому что в воздухе летают тысячи пушинок Тем временем экономка закончила стричь газон. Самое время сматываться!

Прежде чем вышмыгнуть из комнаты, я еще раз оглядываюсь и любуюсь результатами проделанной работы. Пусть я не нашел седел, но поисковая операция все же оказалась успешной: теперь комната Акселя наконец стала похожа на нормальную детскую комнату.

 

ГЛАВА 16, в которой Юсуф достает вора из кармана джинсов

Пару дней спустя я бегу по улице рядом с Тимом, который едет на велосипеде. Мы направляемся к Свену, где должна состояться очередная встреча членов все еще безымянного Клуба сыщиков.

Сегодня я в гораздо лучшей форме, чем в начале книги, когда чуть не умер от инфаркта во время велосипедно-пешеходного кросса. Строгая диета и особая система тренировок в последнюю неделю вернули мне былую легкость и выносливость. Я намерен предстать перед Жаклин, когда она вновь покажется на моем горизонте, как молодой собачий бог.

Хватит, ни слова больше о Жаклин, о моей безответной любви! Мне нельзя о ней думать, а то еще получу от тоски приступ бешенства.

Моему хозяину везет больше, чем мне. Он встречает свою Марушу на ближайшем перекрестке. На ней красное платье. Она сидит на своем велосипеде, скрестив на груди руки. Когда Тим тормозит рядом с ней, она улыбается ему.

— Ну как дела? — щебечет она весело, на что Тим бормочет что-то невнятное, чего не могут разобрать даже мои чувствительные уши таксы… э… пардон, я хотел сказать: терьера.

— А я тебя ждала, — говорит Маруша. — Я не знаю точно, где живет Свен.

— Хм… — отвечает Тим и обстоятельно чешет затылок.

А потом — это просто уму непостижимо! — он вдруг молча трогается с места и едет дальше.

Маруша корчит гримасу, потом смотрит на меня непонимающе и говорит:

— Что это с твоим хозяином, Освальд?

Ничего. Он просто втрескался в тебя.

— Вперед! — командует Маруша. — Быстрее! А то мы потеряем из вида этого психа!

Маруша жмет на педали, я врубаю турбопривод и несусь так, что лапы дымятся. Метров через двести мы догоняем Тима.

— Ты что, сдурел? — обрушивается на него Маруша.

На лице Тима появляется довольно глупая улыбка, похожая скорее на судорогу. Не понимаю, почему люди, влюбившись, ведут себя как полные идиоты?

Остаток пути Маруша с Тимом проделывают молча.

Свен живет в одном из микрорайонов, состоящих сплошь из высотных домов. Нам пришлось побегать, прежде чем мы нашли нужный дом. Когда мы наконец прибыли на место, Свен ждал нас перед подъездом. Поздоровавшись с нами, он немного смущенно произносит:

— Ко мне, к сожалению, нельзя…

— Почему? — спрашивает Маруша.

— У нас как раз начали ремонт.

То же самое он повторяет, когда появляется Изабель.

— Давайте подождем Юсуфа и пойдем на детскую площадку, — предлагает Свен.

Потом все пристают к Тиму с расспросами — выяснил ли он что-нибудь через Интернет про вора. Ага, наконец-то я узнаю, что за план мои коллеги разработали без меня неделю назад.

Тим пытался через Интернет установить контакт с людьми, интересующимися живописью Хартмута Грюттлинга. (Это тот тип, который намалевал украденные картины.) Мои коллеги думают, что вор стащил картины по заказу какого-нибудь коллекционера. И что вор гоняется за всеми картинами Грюттлинга, какие только попадутся.

— Среди них есть кто-нибудь подозрительный? — спрашивает Свен.

— Нет, — отвечает Тим. — Ответили три человека. Просто хотели поболтать о Грюттлинге. Три балаболки, которые в каждом предложении употребляют по десять иностранных слов.

— И что, никто не захотел посетить тебя и посмотреть на картины, которые ты будто бы продаешь? — удивилась Маруша.

— Не-а, — отвечает Тим. — Они просто хотели почесать языки и показать, какие они умные.

— Хм… — произнесла Изабель. — И что дальше?

Сыщики обмениваются беспомощными взглядами. В этот момент подлетает на своем суперкрутом гоночном велосипеде Юсуф и тормозит в сантиметре от Свена.

— Всё! Он у меня в кармане! — кричит он, весь дрожа от возбуждения и сияя как медный котелок.

— Кто?

— Кто-кто? Вор, кто же еще!

Он спрыгивает с велосипеда, сует руку в карман и достает четыре почтовых конверта.

— Ну и что это такое? — спрашивает Изабель.

— Письма. И одно из них — от того самого типа, который стащил у твоих родителей картины! — возвещает Юсуф и многозначительно умолкает, сделав загадочную мину.

— Ну не тяни кота за хвост! Говори, в чем дело, — сердится Тим.

Юсуф неторопливо, как в замедленной съемке, разворачивает жевательную резинку и так же не спеша кладет ее себе в рот. Только после этого он приступает к изложению фактов.

— Ну, короче, я с самого начала не верил, что этот план с Интернетом сработает, — начинает он. — Или, может, я ошибся, а, Тим?

Мой хозяин отрицательно качает головой.

— Просто я знаю этих чокнутых «людей искусства»! — заявляет Юсуф. — Мои родители все время таскают меня по каким-то галереям. Там тусуется жутко старомодный народ. Какой там Интернет! Они даже не знают, с какой стороны подходить к компьютеру. Я один раз попробовал объяснить, как работает…

— Да кончай трепаться! Давай короче, — перебивает его Свен. — Объясни, что значат эти письма.

— О’кей. Короче так короче, — говорит Юсуф. — Сразу же после нашей встречи я дал объявление в газете: «Продаются картины Хартмута Грюттлинга». И вот сегодня утром из газеты мне прислали письма, поступившие на мое имя.

— И откуда ты знаешь, которое из них написал вор? — спрашивает Маруша недоверчиво.

— Все очень просто! — Юсуф вынимает письма из конвертов и показывает их сыщикам. — Ну, какое из них, по-вашему, самое подозрительное?

Все дружно указывают на крайнее правое письмо. И я бы сделал то же самое, если бы у меня был указательный палец. В остальных трех письмах имеется шапка — адрес и имя отправителя, и они все напечатаны на машинке или на компьютере. А подозрительное письмо нацарапано от руки, и подпись совершенно неразборчива. К тому же никакого адреса, только номер телефона. Правда, странно? Мне, например, если честно, это письмо кажется даже слишком подозрительным.

Тим задает Юсуфу именно тот вопрос, который вертится у меня на языке:

— Неужели ты и вправду думаешь, что это письмо от вора? Тогда получается, что он просто дебил! Что-нибудь более подозрительное, чем вот эта бумажка, при всем желании не придумаешь.

— Если бы все преступники были такими умными, как ты хочешь, полиция никогда бы никого из них не поймала, — оправдывается Юсуф. Он рвет на клочки все письма, кроме того, что написано от руки.

Изабель выхватывает его у него из рук и читает. Потом говорит:

— Мы ведь можем попробовать позвонить ему. Что вы по этому поводу думаете?

Все согласны.

— Ближайшая телефонная будка за углом, — говорит Свен.

— «Телефонная будка»! — презрительно фыркает Юсуф и достает из кармана мобильный телефон.

Он набирает номер и ждет. Потом вдруг делает испуганное лицо и спрашивает.

— А что мне ему вообще говорить?..

Тим пожимает плечами и собирается что-то сказать, но Юсуф вдруг прикладывает палец к губам и начинает нервно теребить свои черные волнистые волосы. Понятно: кто-то снял трубку.

— Совершенно верно, — говорит Юсуф в трубку низким голосом. — Это я давал объявление в газету. Меня зовут… э… — Его взгляд случайно падает на меня. — Освальд. Йозеф Освальд.

Маруша прыскает со смеху. Тим проворно зажимает ей рот рукой и, конечно же, краснеет при этом как рак. Но не отпускает ее до тех пор, пока она не берет себя в руки и не перестает смеяться.

Юсуф внимательно слушает своего собеседника и время от времени бормочет:

— Ясно. Понятно. Вот как?

Наконец он поднимает брови, вопросительно смотрит на всех и переспрашивает:

— Послезавтра в четверть пятого?

Все кивают. Кроме Изабель.

— У меня послезавтра балет!.. — шепотом говорит она. — Я смогу не раньше…

Но тут Свен толкает ее в бок, чтобы она замолчала.

— О’кей. Послезавтра в четверть пятого, — говорит Юсуф и называет свой адрес. — Да-да, буду рад встрече. Всего доброго! — Он выключает телефон и с облегчением вздыхает. — Ну, вы сами все слышали: послезавтра этот тип явится ко мне, чтобы посмотреть картины Грюттлинга.

— И что дальше? — спрашивают в один голос Маруша и Тим.

Юсуф ухмыляется.

— А дальше — все желающие приглашаются на охоту. Преследование преступника на такси, на роликовых коньках, с видео- и фотоаппаратурой и мобильными телефонами! — торжественно объявляет он.

И разумеется, с Освальдом, суперкрутым суперсыщиком восточных окраин западной части южного Дюссельдорфа!

 

ГЛАВА 17, в которой я остаюсь с (мокрым) носом

Но как вы думаете, что происходит, когда через сорок восемь часов Тим загружает свои роликовые коньки и видеокамеру в рюкзак и выкатывает из гаража велосипед, чтобы ехать к Юсуфу? Он собирается оставить меня дома!

— Пока, Освальд! — кричит он мне и садится на велосипед. — Тебе со мной, к сожалению, нельзя.

Что?!.

Я навожу на него свой коронный взгляд — самый жалобный, на какой только способен, — и начинаю скулить. Мой хозяин со стоном закатывает глаза:

— Кончай свой цирк, Толстый! Ты остаешься дома, понял?

И с этими словами он жмет на педали и укатывает прочь.

Что же делать? Что-что! Ясное дело — что! Я раздумываю не дольше десятой доли секунды, потом бросаюсь вслед за Тимом. Он только через пару сотен метров замечает, что я прилип к его заднему колесу, и тормозит так резко, что я действительно влипаю в его задний фонарь.

— Ты что, совсем обалдел?.. — шипит Тим. — Тебе сказано: сидеть дома! Ты понял? А ну, пошел домой!

Я сажусь на задние лапы, тру свой нос и притворяюсь глухим. Мой хозяин продолжает тявкать, но на меня это не производит особого впечатления.

— Ну погоди!.. — говорит наконец Тим сквозь зубы и в ярости слезает с велосипеда.

Ага, он решил поиграть со мной в пятнашки. Вот здорово! Давно мы с ним не играли в пятнашки. Тим, расставив в стороны руки, бросается на меня. Но не тут-то было! Я каждый раз уворачиваюсь. Мой хозяин ловкий парень, но я еще ловчее. Минут через пять, убедившись в этом, он возвращается к велосипеду и говорит:

— Ладно, твоя взяла! Но не вздумай путаться у нас под ногами, когда появится Мюллер.

Мюллер — это фамилия, которую выдумал себе вор, укравший картины. Небогатая у него фантазия! У этого типа, судя по всему, уровень интеллекта, как у пекинеса: нулевой.

Мы в темпе вальса отправляемся дальше, к дому Юсуфа. Он живет в предместье на другом конце города. Когда мы прибываем на место, у меня от удивления глаза на лоб вылезают. Это не дом, а целый дворец! Отец Юсуфа — хирург, делает всяким дамочкам пластические операции, прилепляет им новые щеки и груди и гребет деньги лопатой. Интересно, может ли он исправить собачьи уши? (Я все еще никак не оправлюсь от того шока, когда этот шизанутый контролер трамвая спутал меня с таксой.)

Остальные сыщики уже ждут нас в саду. Они разлеглись в шезлонгах на краю бассейна и сосут свои соски — бутылки с лимонадом.

Изабель, конечно, тоже пришла, плюнув на свой балет. В конце концов это у ее, а не у моих родителей сперли картины.

— Ну так как мы будем действовать? — спрашивает Маруша Юсуфа, когда и Тим устроился в шезлонге рядом со всеми.

— Очень просто, — отвечает Юсуф и смотрит на часы. — Через десять минут господин Мюллер позвонит в дверь дома. Никто ему, конечно, не откроет, потому что никого нет. Господин Мюллер садится в свою машину и едет домой. А мы едем за ним в такси и выясняем его адрес. А там видно будет.

— Отличный план! — с иронией говорит Свен и стучит себя пальцем по лбу. — А если таксист не захочет играть вместе с нами в шпионов?

— А мы предложим ему щедрые чаевые и скажем, что это просто розыгрыш, — говорит Юсуф.

— А если господин Мюллер заметит слежку? — не унимается Свен.

— Будем просто нагло ехать за ним и все!

— А если он все-таки уйдет от нас?

— Ну, значит, нам не повезло! — раздраженно отвечает Юсуф. — И отстань от меня со своими дурацкими вопросами! Я и без тебя знаю, что план не дает никакой гарантии. Может, получится, а может, и нет.

— А может, господин Мюллер вообще никакой не вор, — вставляет Тим. — Тогда вся эта затея курам на смех.

Прежде чем кто-либо успевает ему ответить, перед домом бибикает машина.

— Это такси, — объясняет Юсуф. — Пошли!

Сыщики встают. Тим опускается передо мной на корточки, проникновенно смотрит мне в глаза и говорит:

— Ты побудешь здесь, в саду, пока я тебя не заберу, понял? И не вздумай прыгать в бассейн! Собакам там купаться запрещено.

Маруша садится рядом с ним на корточки.

— Освальд, будь послушной собакой! — говорит она и гладит мою башку. Бедный Тим опять зеленеет от ревности.

— Ну чего вы там копаетесь? — кричит Юсуф. Они с Изабель и Свеном уже стоят у калитки.

— Пока, Толстый! — говорит мне Тим на прощание и через минуту скрывается вместе с Марушей в направлении такси.

А я? Я срываюсь с места, несусь к краю бассейна, взмываю ласточкой над водой и, пролетев целый метр по воздуху, приземляюсь, вернее, приводняюсь на живот. О, вот это наслаждение! В такую жарюку нет ничего приятнее, чем бултыхаться в прохладной воде. Зажмурив от удовольствия глаза, я не спеша плыву кролем. Нет, что ни говори, а жизнь — прекрасная штука! Голубое небо, щебет птиц, роскошный бассейн — что еще нужно для счастья? Неохота даже думать о плохом: о кошках и других чудовищах, о глупых пекинесах и черствых хрустелках, о тесных ошейниках, о ворах и жули… Стоп! О боже, я же совсем позабыл… Вор!

Я изо всех сил гребу всеми четырьмя лапами к краю бассейна, карабкаюсь наверх и трясу мокрой гривой, чтобы поскорее обсохнуть. Так, господин Мюллер, теперь займемся вами…

 

ГЛАВА 18, в которой я работаю поливальной машиной

Я крадусь к садовой калитке, которая осталась приоткрытой, и вышмыгиваю наружу. Потом останавливаюсь и осторожно оглядываю местность в поисках такси, в котором сыщики ждут господина Мюллера.

Вот это номер! Никакого такси не видать. Может, «охота» уже началась, пока я прохлаждался в бассейне? Вот придурок! От ярости я готов откусить свой собственный хвост. Надо было залечь в засаду сразу же, как только ушел Тим, а я, как идиот, стал корчить из себя морского льва и зачем-то полез в воду…

Ого! Вот это тачка! Огромный американский кадиллак с открытым верхом медленно выворачивает из-за угла и останавливается прямо перед домом Юсуфа. Этой телеге уже давно пора на заслуженный отдых или хотя бы на капитальный ремонт. При виде ее жутко толстых шин у меня в мочевом пузыре происходит революция — ноги сами несут меня к цели!

Когда я, пристроившись к левому заднему колесу, собираюсь поднять ногу, из машины выходит хозяин — лысый, в джинсах и футболке, на ногах ковбойские сапоги, на шее пестрый платок Он смотрит на свои сапоги, плюет на них и полирует своим собственным платком. Потом опять завязывает платок на шее и медленно направляется к дому Юсуфа. Он звонит в дверь. Ждет. Потом еще раз звонит.

И тут наконец до меня доходит: этот лысый и есть господин Мюллер! Но господин Мюллер — это совсем не тот тип, который украл картины. Тот был гораздо выше, и у него были на голове волосы. Похоже, Клуб сыщиков идет по ложному следу.

То есть… стоп! Кажется, Лысый что-то задумал. Он возвращается на тротуар и украдкой озирается. А потом вдруг ныряет в садовую калитку и исчезает за домом.

А мне что прикажете делать? Прежде всего пописать — в конце концов, я для того и подбежал к машине. Я поднимаю ногу — и чуть не падаю в обморок от страха! В доме Юсуфа взвыла сигнализация. Из сада выскакивает господин Мюллер, прыгает в машину и включает зажигание.

Ну, суперсыщик Освальд, покажи, на что ты способен! Я мгновенно беру разбег и прыгаю на заднее сиденье. Почти в ту же секунду машина, взревев, срывается с места. На заднем сиденье лежит скомканное одеяло, пахнущее собакой, какой-то маленькой толстой дворнягой с сопливой мордой. Я прячусь под одеялом. Если господин Мюллер меня обнаружит, он просто вышвырнет меня на ходу из своей тачки. А я не летучая собака, а всего лишь наполовину терьер, наполовину… э… да, в общем, какая разница! Сейчас мне совсем не до дискуссий об отличительных признаках разных пород!

Лежа под одеялом неподвижно, как плюшевая собачка, я ломаю себе голову, куда могло подеваться такси с моими сыщиками. Почему его не оказалось перед домом? Может, оно уехало еще до того, как появился господин Мюллер? Во всяком случае, что-то не сработало, и получается, что я единственный, кто может выяснить адрес Лысого.

Если я хочу понять, куда мы держим путь, я не могу всю дорогу торчать под одеялом. Я должен хотя бы изредка бросать взгляд на улицу. Поэтому я осторожно высовываю морду из укрытия и, скосив глаза, смотрю на бычий загривок господина Мюллера. Этот бандит тем временем врубил музыку — техно! Обе колонки над моей головой бухают так, что черепная коробка, того и гляди, треснет по швам.

Я медленно-медленно вылезаю из-под одеяла, ни на секунду не спуская глаз с господина Мюллера. К счастью, он, похоже, полностью поглощен нелегкой задачей: не посадить на мель свое гигантское корыто в бурлящем потоке машин и автобусов. Я осторожно встаю на задние лапы и оглядываюсь по сторонам.

И что я вижу? Такси с сыщиками! Значит, они все-таки не так глупы, как я думал. Наверное, они спрятали такси в какой-нибудь подворотне, когда господин Мюллер примчался на своем кабриолете. И вот такси едет прямо за нами. Впереди рядом с водителем — Тим. У него лезут глаза на лоб, когда он замечает меня. Я шевелю ушами, но Тим не отвечает на мои сигналы. Взволнованно жестикулируя, он показывает на меня остальным.

Я принимаю решение на всякий случай вернуться обратно в укрытие. Не успел я скрыться под одеялом, как в моем брюхе зазвонил мобильный телефон. Или он лежит где-то сверху, на одеяле? Точно! Лапа господина Мюллера шарит по мне в поисках телефона и находит его.

— Да! — отвечает он странно писклявым голосом, который больше подошел бы пекинесу. — Нет, картин Грюттлинга я не видел. Никого не было дома. — Короткая пауза. — Что-что?.. Надо было заглянуть в избушку? Да что ты говоришь! Ах, какой ты умный! Представь себе, я так и поступил… Но не успел я прикоснуться к двери веранды, как врубилась сигнализация.

Господин Мюллер болтает еще какое-то время, потом бурчит: «Пока!» — и бросает телефон назад на одеяло — прямо на мою голову! Я взвизгиваю.

— Заткнись, Тигр! — кричит не оглядываясь господин Мюллер.

Тигр? Похоже, он меня с кем-то спутал. Во всяком случае я теперь знаю, как звать сопливую морду, под чьим одеялом я лежу.

Через пару минут господин Мюллер вдруг хихикает:

— Тьфу ты черт! Тебя же здесь нет, Тигр!

Из этого я делаю вывод: господин Мюллер ездит быстрее, чем соображает. В сущности, для наших сообразительных детективов и их суперсообразительного суперсыщика это должно быть плевым делом — прищемить хвост Лысому и его сообщнику.

Господин Мюллер вдруг резко жмет на тормоз и разражается отборной бранью. Какой-то водитель отвечает ему тем же. Я, пользуясь неожиданной заминкой, опять быстренько встаю на задние лапы и оглядываюсь на Тима.

О боже!.. Где они? Нет, смотри не смотри — такси исчезло. Да и неудивительно! При таком безумном количестве транспорта на дорогах практически невозможно не отстать от машины, которую преследуешь. Замечательно! Теперь я должен один-одинешенек гоняться за ворами.

Машины за нами хором сигналят, господин Мюллер обрывает поток ругани и едет дальше. Я опять залезаю под одеяло и слышу, как стучат мои зубы. Да, вынужден признаться, друзья мои, мне страшно. Да еще как! Но ведь страх для того и существует, чтобы его преодолевать? Ясное дело! И я сразу же начинаю борьбу со страхом.

Через какое-то время я чувствую, что мы спускаемся куда-то вниз. Резко темнеет. По звуку мотора отчетливо слышно, что мы петляем по подземному гаражу. Наконец господин Мюллер, припарковав свое корыто, вырубает музыку, вылезает из машины и с треском захлопывает дверцу. Стук его каблуков медленно удаляется.

А я? Я продолжаю борьбу со страхом, и пока трудно даже предположить, кто из нас победит. Но если я еще пару минут полежу здесь на заднем сиденье, Лысый тоже исчезнет.

— Как насчет того, чтобы заключить маленькое перемирие? — спрашиваю я свой страх. — Потом продолжим нашу борьбу.

— О’кей… — бормочет страх. — Но чтобы ты от меня не смылся, я засяду у тебя в костях.

— Милости просим! — отвечаю я вежливо.

— Спасибо, — отвечает страх так же вежливо.

— Не за что.

Все, хватит болтать! В гигантском прыжке я покидаю автомобиль и для начала быстро делаю очень важное дело: писаю на заднее колесо. И только потом отправляюсь на поиски господина Мюллера.

 

ГЛАВА 19, в которой я помечаю 139 фонарных столбов и выступаю в роли бешеной таксы

Минуту спустя я нахожу его. Он стоит перед лифтом, барабанит кулаком по кнопкам и ругается, как матрос. Он что, не умеет читать? Прямо у него перед носом — записка. И дураку ясно, что там может быть написано — «Лифт неисправен», а не «Обеденный перерыв». Всего через каких-нибудь полчаса Лысый наконец замечает записку. Пнув с досады дверь лифта, он топает в сторону лестницы. Я за ним.

Засевший в моих костях страх категорически против того, чтобы я наступал господину Мюллеру на пятки. Поэтому, поднимаясь вслед за ним по лестнице, я даю ему фору — минимум один этаж. Тем более что мне совсем необязательно постоянно видеть его. Я ведь как-никак собака, а у всех собак имеется одно изначальное конструктивное преимущество: каждая из них обладает сверхчувствительными ушами, даже помесь терьера с таксой, как я, например (о боже! ну вот я и проболтался!). Каблуки господина Мюллера производят такой грохот, что их, наверное, слышно на другом конце города.

Проклятые ступеньки не кончаются! Не иначе это небоскреб. Правда, жутко занюханный. Перила все насквозь ржавые. А со стен валится штукатурка. Похоже на то, что мы здесь… Стоп! Что это вдруг случилось с каблуками? Я замираю на месте и прислушиваюсь — каблуков больше не слышно. Но наверху кто-то звякает связкой ключей, и вскоре раздается звук захлопываемой двери. Кажется, господин Мюллер добрался до своей квартиры. Остается только выяснить, где она.

Я на цыпочках крадусь на следующий этаж, осторожно выглядываю из-за угла. Какой кошмар! Передо мной раскинулся бесконечный холл с множеством дверей. Ничего не поделаешь, старина Освальд, придется поработать носом!

Я подбегаю к первой двери и прикладываю свой чувствительный орган обоняния к щели. Нет, это все незнакомые запахи. Дальше! Я тружусь в поте лица, продвигаясь все дальше к другому концу холла. Но может, господин Мюллер живет совсем не здесь, а этажом или, чего доброго, двумя этажами выше?.. Тогда мне придется нюхать, пока нос не отвалится.

Но мне везет: запах из предпоследней двери кажется мне на удивление знакомым. Ну конечно, я знаю его, этот запах! Что же он мне напоминает? Вспомнил: одеяло на заднем сиденье кадиллака. Это явно запах Тигра, с которым меня спутал господин Мюллер. Какой породы этот Тигр, я пока не могу разобрать. Но если он такой же тупой, как его хозяин, то это может быть только пекинес. (Если кто-нибудь из вас решил, что я терпеть не могу пекинесов, то он не ошибается!)

О’кей, теперь я знаю, где живет господин Мюллер, и могу привести своих коллег-сыщиков прямо к его двери. Только вот как мне запомнить дорогу сюда? Я сажусь на задние лапы и ломаю себе голову. Ясно одно: если я сейчас просто свалю отсюда, то уже никогда не найду дороги к этому дому. А если я останусь здесь сидеть, то самое позднее через три дня умру от голода и жажды. Что же делать?

— Смотри, мама! — слышу я вдруг детский голос на другом конце холла.

Я с любопытством оглядываюсь. Там стоит маленький мальчишка со своей мамашей. Этот лилипут испуганно таращится на меня и спрашивает:

— Это злой волк из сказки?

Чего?!. Почему дети всегда задают такие идиотские вопросы?

— Да, это злой волк из сказки, — отвечает мамаша, отпирая дверь квартиры. — И если ты не будешь каждое утро лопать свои мюсли, то волк придет и сожрет твоего плюшевого мишку.

Это точно. А на десерт скушает твою слабоумную мамашу. Почему взрослые всегда обязательно дают такие идиотские ответы? Мамаша с ребенком исчезают в своей квартире. А злой волк из сказки продолжает ломать себе голову, как ему… Стоп! Сказка?!. Ну конечно! Вот оно, решение — Мальчик-с-пальчик и его гениальный трюк с камешками! Ура!

Загвоздка только в отсутствии камешков. Придется посыпать дорогу чем-нибудь другим. Но чем? У меня же нет ничего такого, что я мог бы оставлять на дороге в качестве ориентиров. Разве что пару капель…

Хм… Капельки вместо камешков… Может, это и есть выход? Но боюсь, без дозаправки мне не дотянуть до цели. Я становлюсь к двери господина Мюллера и задираю заднюю ногу. Потом бегу к лестнице и оставляю пометку на стене, после чего скачу по ступенькам вниз и жду перед дверью, когда кто-нибудь выйдет или войдет, чтобы выбраться наружу.

Через пару минут дверь открывается и входит старичок. Я проскальзываю у него между ног во двор. Как только дверь захлопывается, я помечаю ее двумя-тремя каплями.

Стоя перед домом, я смотрю по сторонам. Нет, эта местность мне совершенно незнакома. Не остается ничего другого, как выбрать направление наугад. Если чуть-чуть повезет, оно окажется правильным. Я пускаюсь в путь и начинаю свою операцию под кодовым названием «Мальчик-с-пальчик»: у каждого второго фонарного столба я останавливаюсь и роняю пару капель. Скажу вам честно, занятие довольно утомительное — и не только для задних ног.

Через несколько кварталов мне попадается маленький фонтан. Я останавливаюсь и выпиваю его почти до дна. Потом продолжаю путь под аккомпанемент своего раздувшегося и булькающего, как грелка, живота.

Спустя два часа, окропив 139 фонарных столбов, я наконец добираюсь до знакомых мест — Восточный парк! Если бы я не был так изнурен и опустошен, я бы подпрыгнул от радости. Здесь поблизости живет Маруша, если я заявлюсь к ней, она наверняка сразу же отвезет меня домой.

Из последних сил я тащусь через парк Желудок мой так же пуст, как и мочевой пузырь. Если у Маруши не найдется для меня ничего более приличного, чем кошачий корм, я сожру целый дневной рацион Коры и… Стоп! Что это так безумно вкусно пахнет? Я иду на запах и нахожу под скамейкой, на которой сидят две женщины, — что бы вы думали? Сахарную вату! Вот это везуха!

Я зарываюсь носом в вату и уминаю все за три секунды. Когда я собираюсь мирно продолжить свой путь, женщины вдруг вскакивают со скамейки, в ужасе смотрят на меня, а потом визжат как резаные.

— Это же та самая такса, про которую писали в газете! — визжит одна, белая как полотно. — У которой бешенство!

— Помогите! Помогите! — орет другая.

Про меня писали в газете? Надо же!

Значит, я уже прославился на весь город. А звезда должна давать своим поклонникам именно то, чего они от нее ждут. И я начинаю представление, коронный номер — «бешеная такса». Я скалю зубы, закатываю глаза и злобно рычу. А потом начинаю скакать вокруг скамейки, как взбесившийся кенгуру.

Представление получается на славу: эти две козы вопят все громче, у них от страха уже крыша поехала. Когда я наконец, совершенно измотанный, заканчиваю выступление, аплодисментов почему-то не слышно. Хотя повторить номер еще раз на бис у меня бы уже все равно не хватило сил. И пока публика ревет от восторга, суперзвезда Освальд направляется к Маруше.

 

ГЛАВА 20, в которой я принимаю извинения

Уже метров за двадцать я вижу, что на лужайке перед Марушиным домом происходит что-то вроде траурного митинга. Эти пять умирающих лебедей сидят полукругом повесив носы и угрюмо молчат. Да, милые мои коллеги, несмотря на все ваши мобильные телефоны, такси, видеокамеры и роликовые коньки, господин Мюллер ушел у вас из-под носа, в то время как гениальный суперсыщик Освальд со своей задачей справился.

Я с громким лаем несусь к своим убитым горем коллегам. И жизнь тут же возвращается в эти ходячие траурные урны. В первую очередь включаются их органы говорения. Все вскакивают с мест и тараторят наперебой.

— Освальд! — кричит Тим и так крепко прижимает меня к себе, что у меня перехватывает дыхание. — Откуда ты взялся, толстяк?

— Спорим, что от господина Мюллера? — говорит Маруша, которая принимает эстафету от Тима и тоже начинать меня тискать.

Потом наступает очередь Изабель и Свена. И даже Юсуф, не удержавшись, одобрительно похлопывает меня по спине.

— Вы что, и вправду думаете, что он вернулся от Мюллера? — спрашивает Изабель. — Но тогда он может отвести нас к нему.

— Сомневаюсь, — бормочет Юсуф, сделав скептическую мину.

— Конечно может! — говорит Маруша. — Освальд самая дошлая собака-ищейка во всем Дюссельдорфе!

Не знаю, не знаю, в данный момент я больше похож на самую дохлую ищейку Дюссельдорфа. И чтобы показать это, я валюсь на траву без задних ног.

— Бедный песик! — говорит Изабель и чешет мне брюхо. — Он, наверное, с голоду помирает.

Маруша тут же несется домой и через пару минут возвращается с четырьмя сверхтолстыми котлетами и миской воды. Я сразу же принимаюсь за это суперобъеденческое угощение.

— Если ты приведешь нас к господину Мюллеру, мои родители купят тебе двадцать ромштексов, — говорит Изабель.

Свен хмурится:

— Почему вы решили, что этот лысый и в самом деле вор, который украл картины?

— Потому что он пытался влезть к нам в дом, дубина! — отвечает Юсуф. — Ты что, не слышал сигнализацию?

— Да может, он просто постучал в стекло, раз ему не открыли входную дверь, — не унимается Свен.

Умяв котлеты и вылакав воду, я почувствовал прилив свежих сил и готовность заработать двадцать ромштексов.

— Ну что, Освальд? Вперед? — спрашивает Тим и смотрит на меня с ожиданием, как и все остальные сыщики.

Я направляюсь в сторону Восточного парка, за мной все члены Клуба сыщиков «Икс-Игрек». Когда парк остается позади и я начинаю обнюхивать каждый второй фонарный столб, мои сыщики впадают в ступор.

— Чего это он делает, Тим? — спрашивает Изабель.

— Ты что, сама не видишь, нюхает! — отвечает за него Юсуф. — Он и сам ни ухом ни рылом, где живет этот господин Мюллер. А мы как идиоты тащимся за ним через весь город.

Тим бросает на него свирепый взгляд:

— Сделай одолжение, заткни свою пасть хотя бы на десять минут!

— Это невозможно… — вздыхает Юсуф.

Маруша первая врубается, что означает моя нюхня. Приблизительно после сорок третьего фонаря она хлопает в ладоши и кричит:

— Я поняла! Освальд проложил след!

— Чего?.. — хором откликнулись сыщики.

— От самого дома господина Мюллера он через равные отрезки пути разбрызгивал свои пометки.

— Ага. А через месяц Освальд сдает вступительные экзамены в университет, — язвит Юсуф. Потом стучит себя пальцем по лбу. — Я смотрю, у вас у всех уже давно крыша поехала! Скажите еще, что он прочел сказку про Мальчика-с-пальчик и решил последовать его примеру! Поймите вы — это всего лишь такса, а не лауреат Нобелевской премии!

Кто, я?!. Кипя от злости, я останавливаюсь как вкопанный.

— Ой, что это с вашим суперсьпциком? — злорадствует Юсуф. — Сбился со своего вонючего курса?

— Сам не пойму… — растерянно бормочет Тим, который лучше разбирается в своих дебильных компьютерных играх, чем в психологии собственной собаки.

Изабель с Марушей пытаются доказать, что девочкам легче понять нежную собачью душу, чем мальчикам.

— Он обиделся, — заявляет Маруша, на что Изабель кивает и говорит Юсуфу:

— Если Освальд такса, то ты — обезьяна. Сейчас же извинись перед ним!

Юсуф так ошарашен, что действительно становится похож на обезьяну. Он садится на корточки рядом со мной, показывает на мои уши и спрашивает:

— Чьи это уши — таксы или нет?

— Ну как сказать?.. — уклончиво отвечает Изабель.

Тут берет слово Тим:

— Отец Освальда терьер, а мать…

Я тихо рычу в знак предостережения.

— А его мать я не знаю, — быстро говорит Тим и подмигивает Маруше.

— Давай извиняйся перед Освальдом! — требует Свен, обращаясь к Юсуфу.

Тот явно собирается сказать ему в ответ что-нибудь не очень лестное, но, похоже, свирепый взгляд Свена напоминает ему об их последней драке. А это, видимо, не самое приятное воспоминание Юсуфа.

— О’кей… — вздыхает он и чешет меня под подбородком. — Извини, Освальд. Больше никакого токсикоза, обещаю!

Юсуф берет мою лапу и трясет ее. А я принимаю его извинения. После этого фонарный слалом продолжается.

 

ГЛАВА 21, в которой открывается открытая дверь

Не проходит и полвечности, как мы достигаем цели нашего путешествия — высотного дома, в котором живет Лысый.

Тим изучает фамилии рядом с кнопками звонков.

— Никакого Мюллера здесь нет. Но это наверняка все равно липовая фамилия.

— Конечно! — соглашается Изабель и жмет наугад сразу с полдюжины кнопок.

В домофоне одновременно отвечают несколько голосов, причем все одинаково:

— Да?

— Реклама! — фирменным медоточивым голосом отзывается Изабель.

Через секунду мы уже в подъезде.

— И что дальше, Освальд? — спрашивает мой хозяин.

Дальше потребуются крепкие мышцы ног, потому что нам предстоит до посинения карабкаться вверх по лестнице. И если мы не свалимся замертво где-нибудь на полпути, то через пару минут окажемся перед дверью господина Мюллера.

Подъем по лестнице напоминает «Танец маленьких утят» — гусак Освальд впереди, утята-сыщики следом. На каждом этаже я ищу свои пометки — безрезультатно! Тим и остальные сыщики начинают нервничать. Я тоже.

— Кто его знает, куда он нас тащит! — ворчит Юсуф.

— Наверное, на небо! — стонет Свен, перешагивающий на своих ходулях сразу по три ступеньки. — Нет, я бы запретил такие длинные лестницы…

Наконец мы на нужном этаже. Я в изнеможении валюсь на пол в конце холла перед квартирой господина Мюллера.

— Ну, что будем делать дальше? — спрашивает Тим полушепотом.

Юсуф показывает на дверь:

— Чего это на двери нет таблички с фамилией жильца? Не знаю, как вам, а мне все это кажется очень подозрительным.

— Ерунда! — шипит Свен.

— Хотела бы я знать, кто здесь живет? — шепчет Маруша.

— Я тоже, — говорит Изабель и нажимает на кнопку звонка.

Свен толкает ее в бок:

— Ты что, спятила?

— Тсссс!.. — командует бледный как смерть Тим.

Мы ждем. За дверью тишина. Изабель звонит еще раз.

— Что ты собираешься говорить этому типу, когда он откроет?

— Скажу: «Здравствуйте!» — улыбается Изабель в ответ. Она просто делает вид, будто ей море по колено. А на самом деле волнуется не меньше, чем Свен и остальные; я вижу это по тому, как она заламывает пальцы.

— Никого нет дома, — говорит Юсуф через некоторое время. Остальные с облегчением вздыхают и обмениваются взглядами.

— Все, сматываемся! — предлагает Свен и направляется к лестнице.

Остальные уже собрались последовать его примеру, когда Изабель вдруг говорит:

— Подождите!

Мы останавливаемся.

— А что если?.. Короче, не нанести ли нам визит господину Мюллеру, несмотря на его отсутствие?

У Тима отваливается челюсть.

— Ты что, собираешься влезть к нему в квартиру?

— Угадал! — отвечает Изабель с лукавой усмешкой. — Почему бы нам не стащить у него картины, которые он украл у моих родителей?

— Ты что, сдурела? — рычит Свен. — Откуда ты знаешь, что Лысый и в самом деле вор?

Если бы я мог говорить, я бы, конечно, рассказал все, что мне известно: что мистер Лысый, хотя лично и не крал картин Грюттлинга, но имеет к этому делу прямое отношение. А лаем, рычанием и визгом или какими-нибудь пантомимическими вывертами я вряд ли смогу растолковать ситуацию этим чилдренам.

— Ну так что? Вы за или против? — спрашивает Изабель.

— Конечно против! — резко отвечает Свен. — Если нас тут застукают, то мало нам не покажется!

— Успокойся, — говорит Юсуф. — Нам все равно не попасть в квартиру. Посмотрите на эти замки! Среди вас есть специалисты по замкам? То-то! Такие двери по зубам только профессионалам. Я не удивлюсь, если эта дверная ручка бьет током.

Юсуф осторожно, двумя пальцами жмет ручку вниз — и у всех пяти сыщиков во главе с суперсыщиком Освальдом глаза лезут на лоб: дверь не заперта! А теперь и вообще приоткрыта.

Сыщики молча смотрят друг на друга и хлопают ушами. Но тут на лестнице вдруг раздаются шаги.

— Сейчас или никогда! — шепчет Изабель и первой ныряет в раскрытую дверь.

— Стой!.. — шипит ей вслед Свен, но уже поздно: остальные двинулись вслед за ней.

Свен стискивает зубы, думает две-три секунды и бежит прочь. Правда, недалеко — всего метров на пять. Потом останавливается, опять думает две-три секунды и возвращается. Перед дверью он собирается с духом и решительно входит в квартиру. Я за ним.

 

ГЛАВА 22, в которой я чуть не погиб в дамских объятиях

Тим, Юсуф, Изабель и Маруша стоят, прижавшись друг к другу в прихожей. Они не шевелятся и не произносят ни звука.

Свен стучит Изабель пальцем по спине.

— Чего это вы тут стоите в тем…

— Чччч!.. — Изабель показывает пальцем на пол.

Хм. Чего там такого интересного?

О боже!.. Питбультерьер! Сердце у меня уходит в пятки. Это, наверное, и есть Тигр, боевая собака господина Мюллера.

— Теперь понятно, почему дверь не заперта… — шепчет Маруша.

— Вряд ли он выпустит нас отсюда живыми… — тоже шепотом откликается Юсуф.

Тигр обнажает клыки.

— Хорошо еще, что Освальд остался в холле, — бормочет Тим. — Этот крокодил разорвал бы его на куски.

Блестящая перспектива, ничего не скажешь! Брррр! С замирающим от ужаса сердцем я задом, беззвучно ступая, пячусь к двери. Но когда мне уже остается всего один шаг до порога, происходит как раз то, чего я больше всего опасался: Тигр издает такой жуткий рык, что у меня застывает в жилах кровь. Через полсекунды я уже заживо погребен под этой зубастой тушей.

Бом-бом! — пробил мой последний час. А я даже не успел составить завещание. Сыщики возбужденно галдят над нами:

— Сделайте же что-нибудь!

— Помогите же ему!

— Он же его разорвет!

И вдруг… Я не верю своим ушам: Маруша и Изабель хихикают.

— Смотрите! Он же просто играет с ним! — слышу я голос Изабель.

Играет?!. Ничего себе игры! Мне нечем дышать, потому что это чудовище навалилось на меня всем телом! Вместо того чтобы просто быстро и безболезненно перекусить мне глотку, Тигр, похоже, решил медленно замучить меня насмерть. Эти свирепые питбультерьеры и предназначены для того, чтобы… Стоп! Минутку!.. Да это же… не Тигр, а Тигрица! Или я ошибаюсь? Нет, ошибка исключена — я лежу под питбультерьершей.

В этот момент она раскрывает свою страшную пасть. Все, Освальд, скажи тете «до свидания»… Я закрываю глаза и жду смертельного укуса. И что происходит? Фрау Тигрица облизывает мне всю морду своим слюнявым языком. Ффффу! Отчаянным рывком я высвобождаюсь из ее объятий и несусь в гостиную. Тигр с громким лаем мчится за мной. И мы играем в догонялки вокруг дивана. При этом я краем глаза наблюдаю за сыщиками и заклинаю судьбу, чтобы они как можно скорее отыскали украденные картины.

Марушу, которая умеет громче всех свистеть, отсылают в холл. Если кто-то появится, она должна подать сигнал. Свен, Изабель и Юсуф со скоростью ветра обыскивают шкафы и ящики, а Тим достает из рюкзака видеокамеру и усердно снимает все происходящее в квартире.

Я делаю круг за кругом вокруг дивана; у меня уже начинает кружиться голова. В конце концов я валюсь без задних ног на пол и высовываю язык. В ту же секунду Тигрица прыгает мне на спину и ласкается как сумасшедшая. Ну и зверские ласки, скажу я вам! Даже наша газонокосилка и то, наверное, нежнее, чем эта ведьма.

Неожиданно звонит телефон. Изабель, как раз стоявшая у аппарата, недолго думая, снимает трубку.

— Алло! — говорит она.

Юсуф и Тим смотрят на нее, окаменев от ужаса.

— Ты что, спятила? — шипит Свен и стучит себя пальцем по лбу.

Изабель опускает трубку и задумчиво морщит лоб.

— Кто это был? — спрашивает Тим.

— Не знаю… — отвечает она. — Но голос показался мне знакомым. Могу поклясться, что я его уже…

В холле раздается пронзительный свист.

— Это Маруша! — кричит Свен. — Быстрее! Смываемся!

Все бросаются к двери. А я? Мне что — до конца дней терпеть ласки этой чокнутой питбультерьерихи? Отчаянным лаем я напоминаю своему хозяину, что он кое-что забыл.

— Освальд! — кричит Тим, и через миг он уже вместе с Изабель и Свеном стоит рядом со мной.

Им приходится попыхтеть, чтобы освободить меня из лап Тигрицы. На прощание это чудовище вырывает у меня из гривы клок шерсти. Оказавшись в безопасности, на руках хозяина, я долго не могу поверить, что выдержал это страшное испытание и остался жив.

Сыщики выскакивают из квартиры и захлопывают за собой дверь. Вовремя! Через секунду в конце холла показывается Лысый. Маруша, белая как мел, с облегчением вздыхает при виде нас.

Господин Мюллер проходит мимо, не обращая на нас никакого внимания. Потом мы слышим, как он открывает дверь своей квартиры.

— Пронесло!.. — говорит Свен дрожащим голосом. — Теперь надо срочно сматывать удочки!

Мы садимся в лифт и едем вниз. У всех сыщиков страх написан на лицах заглавными буквами. Мистер Лысый чуть не накрыл нас!

Когда мы выходим из дома, Маруша с любопытством спрашивает:

— Ну, где он их прячет?

— Ты о чем? — отвечает Тим вопросом на вопрос.

— О картинах. Или вы их так и не нашли?..

Юсуф качает головой:

— Скорее всего Свен бы прав и этот господин Мюллер не имеет к краже никакого отношения.

— Этот голос по телефону… — бормочет Изабель и тормошит свои коротко стриженные волосы. — Клянусь вам, я его уже где-то слышала.

— А что он сказал? — спрашивает Свен.

— Что ошибся номером. Откуда же я знаю этот голос?

— Во всяком случае, Освальд нас всех спас, когда отвлек этого пса, — говорит Тим и треплет мой загривок.

— Это точно, — подтверждает Свен. — Если бы не Освальд, он бы сделал из нас фарш. И поэтому Освальду присваивается очередное офицерское звание «старший суперсыщик», согласны?

Все согласны. Кроме Изабель, которая даже не слышала, что предложил Свен. Она, как лунатик, таращится куда-то прямо перед собой и бормочет:

— Голос… Чей же это голос?..

 

ГЛАВА 23, в которой я кусаю себя за хвост

На следующее утро про меня пишут в газете — но не по поводу моих героических любовных утех с Тигрицей или моего гениального трюка с писаниной на фонарных столбах.

— Не ходи больше с Освальдом в Восточный парк, — говорит за завтраком отец Тима моему хозяину, который занят своими мюсли.

— Почему?

Отец Тима складывает газету и делает глоток кофе.

— Я только что прочел в газете, что там завелась какая-то бешеная такса. Вчера она напала на двух женщин. На нее уже охотится полиция.

— Хм… — бормочет Тим, смотрит на часы и начинает жевать в резко ускоренном темпе.

Мой хозяин опять слишком долго провалялся в постели и теперь опаздывает.

— А где ты вчера проторчал целый день? — спрашивает мать Тима. — Ты же пришел только в полвосьмого.

— Да я… я… э… — мямлит Тим. — Ну, короче, я сейчас очень спешу!

Он вскакивает из-за стола и пулей вылетает из столовой.

Родители обмениваются озабоченными взглядами.

— Он наверняка вчера опять носился на этих своих опасных для жизни… как их там… сколлертейтах, что ли? — говорит мать.

— Боллертейпах, — поправляет ее отец.

Ясно одно: консультанты по налоговым делам гораздо лучше разбираются в своих налогах, чем в молодежном спорте. Если бы хозяева Тима знали, что их дорогой сыночек вчера влез в чужую квартиру, чтобы спереть краденые картины, они уже давно лежали бы в шоке на полу. Но, к счастью, Тим, щадя нервы родителей, не стал посвящать их в тонкости своей секретной работы.

После обеда сыщики собираются у нас на военный совет. К тому же им хочется посмотреть, что Тим наснимал в квартире господина Мюллера. Вполне возможно, что камера увидела больше, чем сыщики.

Я валяюсь на горячем от солнца подоконнике в гостиной, когда начинают сползаться друзья Тима. На этот раз я твердо намерен пробыть на совещании с начала до самого конца и ничего не упустить.

В качестве приветствия каждый из вновь прибывающих участников совещания чешет меня под подбородком. Когда все наконец собрались, Тим включает телевизор, видеомагнитофон и начинает киносеанс.

Да, признаться, я видел и более захватывающие фильмы, чем этот: все так качается и трясется, что ничего толком не поймешь.

— Что за бред?.. — возмущается Юсуф. — Чего это у тебя камера пляшет, как пьяная? От страха руки тряслись?

Маруша решительно выступает на защиту Тима.

— Кончай ныть, придурок! — шипит она на Юсуфа. — Ты и сам трясся не меньше, чем все остальные.

Тим бросает Маруше взгляд типа «Если бы мои глаза могли говорить, они, не умолкая, болтали бы часами».

— О’кей, допустим, мне тоже было в этой чужой квартире, скажем так, не очень уютно… — оправдывается Юсуф. — Но я бы все равно не…

— Вот он!.. — кричит вдруг Изабель, широко раскрыв глаза, и вскакивает с места. — Ну-ка отмотай чуть-чуть обратно! — просит она Тима, и тот безропотно повинуется.

— Стоп!!! — орет Изабель.

Тим останавливает кадр. В нем отчетливо видно огромное фото, висящее в гостиной господина Мюллера прямо над телевизором. На фото — три мужчины в плавках: Лысый, какая-то накачанная, как Геракл, блондинистая длинношерстная такса и еще какой-то жирный усатый кабан.

Изабель подходит к телевизору и показывает на блондина в центре.

— Это он! — возвещает она, весело ухмыляясь. — Я же знала, что мы с ним знакомы.

— С кем? — спрашивает Свен.

— С человеком, который вчера звонил, когда мы были в квартире Мюллера.

— Ну, давай говори, кто он такой! — торопит Маруша.

— Марсель, новый массажист моей мамы! — Ее слова производят эффект разорвавшейся бомбы. — Жутко скользкий тип, я его с самого начала терпеть не могла. Но маме он почему-то кажется безумно симпатичным.

— Когда мы ей расскажем, какое отношение он имеет к украденным картинам, она в нем слегка разочаруется, — говорит Свен и чешет свою длинную шею.

— Ага, размечтались! — вздыхает Изабель. — Да она не поверит ни одному нашему слову. Во всяком случае до тех пор, пока у нас не будет доказательств.

— Значит, нужно их ей предоставить, — говорит Тим.

— И где же их взять? — спрашивает Маруша.

Тим морщит лоб и задумывается. Через пару минут его физиономия проясняется.

— Есть идея! — радостно сообщает он.

— Выкладывай! — требует Юсуф.

И Тим излагает сыщикам свой план.

Первые несколько фраз я еще слышу, но потом вдруг, случайно взглянув на улицу, чуть не падаю с подоконника. Кто бы, вы думали, шествует по тротуару напротив нашего дома вместе со своей хозяйкой? Жаклин!

Мое сердце колотится как бешеное. Я не видел эту красавицу из семейства чау-чау с самой нашей первой встречи. Но моя любовь к ней по-прежнему огромна, как… как… э… От волнения мне ничего подходящего в голову не приходит. К тому же нельзя терять ни секунды.

Я прыгаю в сад, несусь через открытую калитку на улицу и ищу глазами Жаклин. А, вон она! Остановившись на краю тротуара, она слегка приподнимает свою изящную заднюю ножку и роняет на траву несколько потрясающе ароматных капель. Не успевает она отойти, как я бросаюсь к оставленному посланию и зарываюсь в него носом. Вот это аромат! Просто не оторваться.

Получив мощную дозу этого дурмана, я сажусь Жаклин на хвост и любуюсь ее потрясающими пятками. Нет, это, не пятки, а какое-то стихийное бедствие — в том смысле, что меня сразу же тянет на стихи! И так как одному Богу известно, увижу ли я еще когда-нибудь Жаклин, я решительно начинаю ее клеить.

Внимание всех робких мальчишек! Сейчас я открою вам секрет успешного сближения с любимым существом женского пола.

Я догоняю Жаклин и шагаю рядом с ней. При этом я впиваюсь в нее сияющим взглядом. Это действует всегда. Вернее… э… почти всегда. Жаклин, например, даже бровью не повела в мою сторону. Может, она слепая?

Когда мы останавливаемся на красный свет светофора, я пробую еще один трюк писаю на ближайший фонарный столб. Это срабатывает! Жаклин сразу же подбегает и обнюхивает столб. Сейчас она улетит от восторга, спорим?

Опять ошибка в расчетах: Жаклин брезгливо морщит свой носик и со скучающей миной плетется обратно к своей хозяйке. Ну вообще!!. Облом за обломом! Обычно мой запах действует безотказно на любую дамочку собачьей породы.

Я перехожу улицу бок о бок с Жаклин. На другой стороне я прибегаю к самому что ни на есть последнему средству привлечь к себе внимание: суперсыщик Освальд превращается в клоуна. Для начала я пару раз делаю колесо. Потом прыгаю у нее перед носом, как резиновый мяч. После этого становлюсь на задние лапы и сам себе аплодирую передними. И тут наконец лед тронулся: Жаклин завертела от удовольствия своим маленьким хорошеньким хвостиком.

«Победа!» — думаю я. И вдруг я понимаю, что она вертит хвостом не из-за меня, а из-за… из-за… Нет, это выше моих сил! Жаклин бросается на шею какому-то сопливому пекинесу. Пекинесу!.. Похоже, она давно уже знает этого сопляка. Уму непостижимо — Жаклин дружит с пекинесом! От отчаяния я кусаю себя за хвост и плетусь домой, почернев от разочарования и тоски.

Ну что, робкие мальчишки? Вы внимательно следили за моими действиями? Ну, тогда поскорее забудьте все, чему только что научились, — прежде всего писанию на фонарные столбы.

 

ГЛАВА 24, в которой я отправляюсь в путешествие

Через два дня Тим за обедом в рекордном темпе уминает свою порцию и сразу же исчезает у себя в комнате. В высшей степени подозрительно — такая спешка! Спорим, мой хозяин что-то затевает?

Когда я прихожу в его комнату, он как раз кладет видеокамеру в рюкзак.

— Сегодня я действительно не могу взять тебя с собой, Освальд, — говорит он и гладит меня по голове.

Почему это он не может? Наклонив голову набок, я жалобно смотрю на него. Более грустный взгляд у меня, наверное, не получился бы даже на моих собственных похоронах. Но Тим остается непреклонным.

— Мне очень жаль, Толстый! Но сейчас уже действительно запахло жареным и ты нам будешь только мешать.

Ага, значит, сыщики решили сегодня разобраться с массажистом мамаши Изабель. То есть тут уже не просто «запахло жареным» — тут запахло двадцатью жареными ромштексами, моим вознаграждением за поимку вора.

Тим тем временем достает из шкафа свои роликовые коньки и тоже сует в рюкзак.

— Тим! Телефон! — слышу я вдруг голос фрау Дёллинг из коридора.

(Стоп. А я вообще хоть раз упомянул фрау Дёллинг? Нет? Ну, это не страшно, друзья мои, поверьте, вы ничего не потеряли. Фрау Дёллинг приходит каждый день в девять утра и уходит в четыре. Это повариха, уборщица, нянька Тима и собаконенавистница в одном лице. Она меня терпеть не может. Я ее тоже. И поэтому фрау Дёллинг упоминается в нашей книге только в тех случаях, когда этого никак не избежать.)

— Мне сейчас некогда! — кричит Тим, но фрау Дёллинг невозмутимо повторяет тем же тоном:

— Тим! Телефон!

Тим со стоном закатывает глаза и бросается в коридор. А я бросаюсь к его рюкзаку, молниеносно вынимаю ролики, прячу их под кровать и — вжик-вжик — прыгаю в рюкзак. Там я без особого комфорта размещаюсь рядом с видеокамерой, на полотенце, которое Тим забыл вынуть после бассейна.

Вскоре Тим возвращается. К счастью, он здорово спешит, поэтому даже не заглядывает в рюкзак, прежде чем застегнуть его. Взгромоздив его на спину, он спешно покидает дом.

— Ты куда? — кричит фрау Дёллинг нам вслед из какого-то окна.

— Ухожу!

— Куда? — кричит фрау Дёллинг еще громче, и на этом ее участие в нашей истории кончается раз и навсегда.

В рюкзаке имеется крохотное отверстие, которое я увеличиваю с помощью своих клыков настолько, чтобы можно было одним глазом следить за происходящим.

В конце концов, я ведь должен знать, куда мы направляемся.

Тим останавливается и ждет трамвая. Мы едем две остановки и делаем пересадку. Через пятнадцать минут опять меняем трамвай. И наконец, едем еще куда-то на автобусе. Может, Тим собрался в кругосветное путешествие?

 

ГЛАВА 25; в которой выясняется, что Тим тоже способен прослезиться

Когда Тим — по прошествии целой вечности — вылезает из автобуса, сыщики уже поджидают его на остановке.

— А где Освальд? — спрашивает Маруша.

— Дома, — врет мой хозяин, сам того не подозревая. — Сегодня он нам только мешал бы.

— Чушь! — возражает Изабель. — Без него мы бы никогда не вывели этого Марселя на чистую воду.

— Какая там еще чистая вода? — говорит Свен. — Мы и представления не имеем, связан ли вообще твой Марсель с ограблением или нет.

Юсуф корчит недовольную мину:

— Если мы тут будем стоять и болтать, то так никогда этого и не узнаем. Пошли!

Сыщики наконец отправляются дальше. Я даже не знаю, в какой части города мы находимся. Сквозь дыру в рюкзаке я вижу только много зелени и пару высотных домов.

Из разговоров сыщиков мне постепенно становится понятно, что они затевают. Этот Марсель вчера был дома у Изабель, делал массаж ее матери. И его куртка целый час одиноко висела в прихожей. А Изабель только этого и надо было — то есть ее интересовала не сама куртка, а содержимое карманов. Со связкой ключей, которую она выудила из кармана куртки, Изабель помчалась в ближайшую мастерскую и заказала дубликаты всех ключей. И вот теперь Тим и его друзья направляются в квартиру Марселя, чтобы отыскать картины. Я что-то не пойму — это Клуб сыщиков или банда взломщиков? Плевать. Главное, что я тоже в деле!

— Ну вот, где-то здесь, — говорит Изабель и идет прямиком к двери дома.

— Как его фамилия? — спрашивает длинный Свен.

— Прольберг.

Свен изучает фамилии жильцов на табличках рядом с кнопками звонков.

— Второй этаж, — сообщает он.

— Отлично! — радуется Юсуф. — Значит, нам будет легче исчезнуть, если кто-нибудь появится. Кто на шухере?

— Я, — говорит Изабель. — Из вас же никто не знает Марселя.

Юсуф вручает Изабель мобильный телефон:

— Ты знаешь, как эта штуковина работает?

Изабель кивает:

— Как только Марсель появится на горизонте, я вам звоню. Номер его телефона я нашла в телефонной книге.

— Что у нас с камерой, Тим? — спрашивает Маруша.

Мой хозяин снимает рюкзак, ставит его на землю и расстегивает. Я зарываюсь под полотенце. Поскольку роликовые коньки не имеют шерсти, я молю Бога, чтобы Тим случайно не прикоснулся ко мне. Но он быстро вынимает видеокамеру и опять застегивает рюкзак Уффф! Пронесло.

— Держи, — говорит Тим Свену и сует ему в руки камеру. — У меня от волнения так трясутся руки, что получится, наверное, еще хуже, чем в прошлый раз.

Свен криво усмехается:

— Чудило! Ты что, думаешь, я не волнуюсь?

— Может, лучше плюнуть и уйти, пока не поздно? — предлагает Маруша. Ее нижняя губа уже стала ярко-малиновой, потому что она все время ее кусает. — У меня какое-то дурацкое чувство…

— У меня тоже… — признается Изабель. — Я эти картины все равно терпеть не могла. Может, это даже и хорошо, что их стащили.

Сыщики какое-то время молчат и довольно робко поглядывают друг на друга. И я бы их прекрасно понял, если бы они вдруг рванули когти. Надо быть настоящим сорвиголовой, чтобы лезть в чужую квартиру. Особенно если в ней живет подозрительный тип, у которого явно рыльце в пуху.

В конце концов не кто иной, как Тим, решительно заявляет:

— Ну ладно, хватит сопли жевать! Зачем мы тогда основали Клуб сыщиков?

Это наше первое серьезное дело, и если мы его завалим из-за собственной трусости, то можно сразу же закрывать наш клуб.

— Он прав, — поддерживает Юсуф моего хозяина. — Пошли! Вперед! Чем раньше мы попадем в эту квартиру, тем раньше выйдем из нее, верно?

И, не дожидаясь ответа, он нажимает на кнопку звонка Марселя Прольберга.

— Если он дома, сразу удираем! — шепчет Маруша.

Но домофон молчит. Юсуф звонит еще раз. Тишина.

— Отлично. Значит, нам зеленый свет, — говорит Тим. — Давай ключи!

Изабель дает ему дубликаты ключей. Три из них не подходят к входной двери. Четвертый именно тот, который нужен.

— Будьте осторожны! — сдавленным голосом кричит нам вслед белая как мел Изабель.

— Спасибо, и тебе того же! — отвечает Юсуф. — Если ты нас вовремя не предупредишь…

— Да знаю, знаю! — перебивает его Изабель. — Давайте там побыстрее!

Тим первым поднимается по лестнице, за ним идут Маруша и Юсуф. Замыкает шествие Свен, который включил видеокамеру и приник к ней правым глазом.

И вот мы стоим перед квартирой Прольберга на втором этаже. Тим еще раз на всякий случай звонит, все слушают затаив дыхание.

— Никого, — шепчет Юсуф.

На этот раз Тим находит нужный ключ со второй попытки. И вот дверь открыта. Сыщики не медлят ни секунды. Они один за другим ныряют в квартиру и закрывают за собой дверь.

— Злых собак не наблюдается? — спрашивает Юсуф, включив свет в прихожей.

— Похоже, что нет, — отвечает Тим. — Давайте разделимся: каждый берет по комнате.

Сыщики разбегаются по разным комнатам. Тим обыскивает спальню. При этом мой хозяин не церемонится с вещами: он вышвыривает шмотки из шкафа, срывает простыни с кровати, двигает стулья и столы.

Вдруг раздается голос Маруши:

— Я кое-что нашла!

Тим бросается из комнаты, сталкивается в коридоре с Юсуфом. Оба валятся на пол. Свен, ставший свидетелем столкновения, хохочет.

— Вы что тут, репетируете сцену для кукольного театра? — спрашивает Маруша, укоризненно качая головой. Под мышкой у нее две картины. — Посмотрите лучше, что я откопала!

Тим и Юсуф быстро поднимаются на ноги и разглядывают картины. На обеих внизу справа подпись художника: «Грюттлинг».

— Да это же и есть украденные картины! — ликует Юсуф. — Ну, ты молодчина!

Он звучно чмокает растерянную Марушу в щеку. Тим бы его за это задушил и глазом не моргнул.

— Но это только две картины, — говорит Свен, снимая все на видео. — А украли шесть. Где же остальные?

— Найдем, — говорит Тим. — Маруше лучше сразу же смыться отсюда вместе с картинами. На всякий случай.

Юсуф кивает:

— Неплохая идея!

Тим отпирает дверь квартиры, и Маруша исчезает.

— Жди нас вместе с Изабель внизу.

— Ладно!

То, что я в курсе всех дел, объясняется очень просто: я постоянно подглядываю в дырку, навострив уши. Фу, ну и жара здесь, в рюкзаке! У меня даже весь ошейник взмок. Как это Тим не замечает, что таскает на горбу горячую печку? Наверное, оттого, что думает только о картинах.

Отправив Марушу на улицу, сыщики продолжают поиски. Тим продолжает превращать спальню в ядерный полигон — и все безрезультатно. Потом он идет в коридор и переворачивает вверх дном маленькую кладовку.

И вдруг он замирает на месте и испуганно зовет громким шепотом:

— Свен!.. Юсуф!..

Я прислушиваюсь: кто-то отпирает входную дверь. О боже! Юсуф и Свен, который проворно прячет камеру за спиной, пугливо сгрудились вокруг Тима.

— О! Да у меня, оказывается, гости! — раздается незнакомый мне мужской голос. — Господа, позвольте полюбопытствовать, что вы тут искали?

— Мы… мы… э… — мямлит Юсуф.

— Минутку! — говорит вдруг мужчина, у которого, похоже, мелькнуло какое-то подозрение. Я слышу торопливые шаги.

— Ах вы, сукины дети! — кричит он вдруг из соседней комнаты и быстро возвращается в коридор. — Где картины, соплячье вонючее?

Сыщики молчат, как в рот воды набрали. Мужчина повторяет свой вопрос и, после того как они второй раз отвечают ему минутой молчания, хватает моего хозяина за загривок. Тот вскрикивает.

— Слушайте меня внимательно, придурки! Сегодня вечером ровно в восемь вы приносите картины обратно. Если будете вести себя прилично, получите своего дружка живым и невредимым. И не вздумайте соваться в полицию, поняли? Иначе я сделаю из него отбивную!

— А-а! — вскрикивает Тим, потому что бандит, судя по всему, еще сильнее сдавил ему шею. Я слышу приглушенные всхлипывания моего хозяина.

— Вы поняли или нет? — спрашивает бандитская рожа, и Юсуф отвечает дрожащим голосом:

— Поняли.

— Ну, тогда вон отсюда! Сегодня ровно в восемь картины должны быть здесь, иначе этому засранцу несдобровать. Всё! Брысь отсюда!

Через три секунды раздается щелчок дверного замка.

— А ты у меня перестань ныть, понял? — рявкает бандит на Тима, который в ответ громко шмыгает носом. — И иди за мной!

Обнаружив в спальне оставленный Тимом хаос, он опять начинает ругаться:

— Ах ублюдки несчастные! Это же надо — что натворили! Чтобы через двадцать минут здесь был порядок, понял? А потом мы совершим маленькую автомобильную прогулку.

Он захлопывает за собой дверь и запирает дверь снаружи. Тим падает на кровать и ревет как белуга, истекая соплями и слезами. Конечно, я бы с удовольствием утешил своего хозяина. Но мне кажется более разумным оставаться пока на нелегальном положении.

Бедный Тим никак не может нареветься. Я и не знал, что мальчишки плачут ничуть не хуже, чем девчонки. Выше нос, парень! Освальд не бросит тебя в беде. А суперсыщик уж как-нибудь позаботится о том, чтобы с твоей рыжей головы не упал ни один волос.

 

ГЛАВА 26, в которой мне удастся кое-что сохранить. А именно: нервы!

Прошло немало времени, прежде чем Тим более-менее успокоился. Вот он наконец снимает рюкзак, ставит его рядом с кроватью и начинает наводить порядок в комнате. Первым делом он принимается за груду тряпок из платяного шкафа. Но не успевает он засунуть обратно в шкаф и половины вещей, как дверь комнаты открывается и на пороге появляется бандит.

— Э, да здесь ничего не изменилось! — возмущается он. Потом уже чуть-чуть приветливее прибавляет: — Ну-ну, не начинай опять реветь. Если твои дружки сделают все так, как я им сказал, с тобой ничего не случится. Так, а теперь пошли, мы с тобой сейчас прогуляемся, съездим на природу. А чтобы ты не видел, куда мы едем, мне, к сожалению, придется завязать тебе глаза. Как в кино, верно? Ха-ха-ха!

Очень смешно! Я слышу, как он отрывает кусок скотча.

— Ну как? Не больно?

— Нет… — бормочет Тим.

— О’кей. Тогда надевай солнечные очки и бейсболку. Смотри, не отходи от меня ни на шаг, пока мы не сядем в машину, понял? И не забудь свой рюкзак.

Он поднимает с пола рюкзак и сует его Тиму в руки. Мы выходим в коридор. Бандит оставляет Тима на минуту одного и идет в кухню. Когда он возвращается, я наконец вижу его лицо и сразу же узнаю его. Это та самая длинношерстная такса, что была на фотографии, которая попала в кадр во время видеосъемки в квартире Лысого, где меня чуть не заласкала насмерть эта злая ведьма питбультерьериха. О, пардон, предложение получилось длиннее, чем мой хвост. Впредь обещаю выражаться лаконичней.

Своим глистоподобным предложением я хотел сказать следующее: мужчина, который силой удерживает у себя Тима, — Марсель Прольберг, массажист матери Изабель. Получается, что он все-таки имеет отношение к украденным картинам. Но он не вор! Вора я ведь видел своими глазами. Значит, есть еще один сообщник. И это, как пить дать, тот третий на фотографии, спорим?

Тим выходит с Прольбергом из квартиры. Поскольку мой хозяин временно лишен зрения, мне приходится смотреть за двоих. И это одним-то глазом! Хотя ничего особенного я пока не вижу. Прольберг, выйдя из дома, сразу же направляется к машине и открывает ее.

Тиму приказано сесть на заднее сиденье. Он кладет рюкзак рядом с собой. Единственное, что я могу видеть во время всей поездки, — это набитая окурками пепельница. Ффффу, гадость! Она воняет мне прямо в нос, из-за нее мне приходится вести отчаянную борьбу с желанием чихнуть. К счастью, я выхожу из этой борьбы победителем и всю дорогу не издаю ни звука, как и мои попутчики — длинношерстная такса и убитый горем хозяин. Единственная шумовая помеха — это оперный певец по радио, который воет, как кастрированный пекинес.

Хорошо еще, что поездка длилась недолго. Заглушив мотор, наш шофер грубо сообщает:

— Приехали!

Тим берет рюкзак.

— Ну, давай шевелись! — торопит Прольберг и почти вытаскивает моего хозяина из машины. — Вперед! — командует он. — И смотри мне, без фокусов! Иначе я тебя сильно огорчу!

Мы покидаем стоянку, окруженную деревьями и кустарником. Тим, к сожалению, не стал надевать рюкзак на спину, а тащит его в руке, и я уже начинаю испытывать первые признаки морской болезни.

Где это мы, интересно? В лесу? Нет, я понял: мы в дачном поселке. Все эти дачно-садоводческие участки до того аккуратны и похожи один на другой, что просто жуть! Газоны как будто каждое утро стрижет ножницами парикмахер. И собаке, испоганившей эту «красоту» своей кучкой, наверняка грозит смертная казнь.

Этот поселок такой же огромный, как Северное кладбище. И такой же мертвый. Самое живое из всего, что нам попадается на пути, — какой-то тощий старичок в плавках. Он стоит на коленях посреди дорожки и красит свой деревянный забор. Прольберг вежливо здоровается со стариком и шипит Тиму:

— Осторожно, сейчас налево!

— Отличная погода сегодня, не правда ли? — кричит дед.

— Да. И говорят, она продержится до самого понедельника, — отвечает Прольберг.

Потом я слышу, как он открывает дверь, и вот мы уже в маленьком дачном домике, состоящем из двух комнат. Прольберг ведет Тима в заднюю комнату.

— Садись на кровать! — приказывает он и задергивает шторы. Потом я слышу звук отдираемого скотча. — Ну как? Ничего? Пережил? — спрашивает он.

Что ему может ответить Тим? Что это было самое прекрасное похищение в его жизни? Мой хозяин кладет рюкзак рядом с собой и молчит.

Прольберг достает из какого-то древнего шкафа наручники и пристегивает руки Тима к спинке кровати.

— Сиди тихо и не вздумай орать, иначе башку оторву, — говорит он.

Он выходит из комнаты и запирает за собой дверь на ключ. Я уже хотел было выйти из подполья, тем более что опять послышались всхлипывания, но тут вдруг запиликал мобильный телефон Прольберга. А я не прочь узнать, о чем он будет говорить.

— Алло! Нет, я не дома. У меня проблемы: пропали две картины. Так, теперь успокойся, понял? Это просто соплячье, которому захотелось поиграть в сыщиков. Самое позднее завтра картины будут у меня. Я прихватил с собой одного из этих мелких сыщиков и… Погоди, погоди! Что значит, «похитил»? Я просто подержу его до тех пор, пока эти идиоты не притащат картины обратно. Конечно, сразу же после этого линяем. Нам все равно уже пора сматываться. Ладно, понял. Пока.

Ага, значит, это жулье собирается сматываться. Хотя в данный момент мне на это наплевать. Сначала я должен утешить Тима, который как раз опять начал реветь. Я громко шевелюсь — и Тим в ту же секунду умолкает. Наверное, удивляется, отчего вдруг ожили его роликовые коньки. Я тихонько рычу.

— Освальд?.. — взволнованным шепотом произносит Тим. — Это ты?..

Ну а кто же еще, по-твоему? Так как его руки прикованы к спинке кровати, ему приходится открывать рюкзак зубами, а это не так просто. Наконец, я вылезаю из рюкзака. О боже! Ну и видок у Тима! У него такие красные глаза, что его можно перепутать с больным кроликом. Я становлюсь на задние лапы и начинаю слизывать у него со щек слезы. Фу, до чего же соленые!

— Ты должен позвать кого-нибудь на помощь, Освальд! — шепчет мне Тим в ухо. — Как только дверь откроется, ты сразу же смываешься, понял?

Понял, босс! Я еще какое-то время целуюсь и обнимаюсь со своим хозяином. В сущности, наручники — очень полезная вещь. Если бы у меня дома были наручники, я бы, может, излечил Тима за пару недель от этой проклятой компьютерной болезни.

— Теперь слушай внимательно, Освальд! — шепчет Тим. — Как только выйдешь из дома…

Больше он ничего сказать не успевает, потому что в этот момент раздается звук отпираемого замка. Я прыгаю на пол и забираюсь под кровать.

— Почему бы тебе не вздремнуть часок-другой? — говорит Прольберг.

Из-под кровати мне видны только его копыта. Вот он подходит к старому шкафу и раскрывает обе дверцы. Сейчас или никогда! Я потихоньку прокрадываюсь за спиной Прольберга к двери и покидаю комнату. При этом я успеваю бросить взгляд на Тима. Он подмигивает мне, и я не помню, чтобы кто-нибудь в моей жизни подмигивал так грустно.

 

ГЛАВА 27, в которой я делаю два открытия

Тощий старичок, только что красивший свой забор, стоит в своем садике и лопает яблоко. Увидев меня, он забывает про яблоко.

— Ого! А это еще чей пес? — спрашивает он.

К сожалению, я не могу ему это объяснить. У меня в данный момент нет времени на долгие разговоры. Я ныряю в садовую калитку и несусь прочь.

— На всей территории дачно-садоводческого поселка Графратер-Форст собаки должны ходить на поводке! — орет скелет в плавках мне вслед.

Ну и чудило этот дед! Что мне, самому, что ли, надеть поводок на шею и взять другой конец в лапу? Я бегу и бегу и, лишь очутившись на автостоянке и сделав короткую передышку, спрашиваю себя, куда я, собственно, бегу? Мне эта местность так же малознакома, как Котолония (или как там она называется?).

Ну, допустим, я мог бы опять прибегнуть к старому трюку с писаниной на фонарных столбах. Но на этот раз меня хватило бы от силы на три фонаря, потому что в моем баке осталось не больше десяти капель. А воды пока нигде не наблюдается. Что же делать?

И тут я слышу, как заводится мотор. Какая-то черная спортивная машина с открытым верхом. Недолго думая, я беру разгон, прыгаю на заднее сиденье — и… чуть не падаю в обморок! На этом сиденье, в своей устланной бархатом корзинке сидит не кто иной, как кто бы вы думали? Пекинес, в которого втрескалась Жаклин! Ошибка исключена: он весь насквозь пропах прекрасной дамой из семейства чау-чау.

Да, друзья мои, бывают в жизни совпадения, каких, собственно, не бывает, — разве что в детективах. Пекинес раскрывает рот от удивления. Если он сейчас тявкнет — я пропал: его хозяин схватит меня за шкирку и превратит в летучую собаку. Значит, мне нужно попробовать как-нибудь подлизаться к пекинесу, чтобы он не…

— О! А это еще что за чудо? — слышу я вдруг голос сидящего за рулем.

Зараза! Заметил! Он останавливается у обочины и поворачивается. У него два кольца — но не на пальцах, а в носу и на брови.

— Ну что, выкинуть его, Сантана? Или это твой дружок?

Пока Сантана задумчиво разглядывает меня, я лихорадочно читаю молитву и даю торжественный обет: если этот ходячий прикроватный коврик сделает так, чтобы я остался в машине, я больше никогда в жизни ни слова не скажу против пекинесов. И смотри-ка: моя молитва была услышана. Сантана перегибается ко мне из своей корзинки и обстоятельно облизывает мне морду.

— А, понятно: дружок… — бормочет его хозяин и едет дальше.

Я бросаю Сантане благодарный взгляд. Он выпрыгивает из корзинки, перелезает на переднее сиденье и возвращается с огромной шоколадной костью, которую кладет передо мной. Ну надо же — какой он, оказывается, классный парень, этот Сантана!

Уминая кость, я спрашиваю себя: почему я, собственно говоря, всегда считал пекинесов полными идиотами? Очень просто: потому что они и есть полные идиоты! Все пекинесы, с которыми мне до сих приходилось иметь дело, были такие ослы! Но теперь, после знакомства с Сантаной, мне придется пересмотреть свои взгляды на этот вопрос. Ибо теперь я знаю: на три миллиона пекинесов приходится по крайней мере одно исключение.

И это «исключение» добывает мне еще одну шоколадную кость, когда я приканчиваю первую. Я так тронут, что даже оставляю пару крошек и для Сантаны. Он слизывает их своим крохотным розовым язычком.

Дачный поселок тем временем остался позади, и мы едем по проселочной дороге. Но вскоре показываются первые высотные дома, и я узнаю эти дома: где-то здесь живет Свен! Мне бы надо срочно выпрыгнуть из машины, но прыжки из движущихся автомобилей только в кино имеют счастливый конец. В жизни они чаще кончаются переломанными лапами и разбитой в кровь мордой. Если бы хозяин Сантаны хоть немного снизил скорость! Но мы летим по микрорайону со скоростью ракеты.

И тут мне приходит на выручку Сантана. До сих пор я думал, что у пекинесов слишком маленькая головка, чтобы в ней мог поместиться мозг. Я ошибался, друзья мои! Сантана, заметив мое волнение, похоже, задумался и угадал причину этого беспокойства. Потому что он вдруг вылез из своей корзинки и вскарабкался хозяину на плечо.

— Что случилось, Сантана? — спрашивает тот, на что Сантана начинает скулить. — Ага, понял: тебе пора на горшок.

И через несколько секунд машина останавливается. Я быстро прощаюсь с Сантаной, потеревшись носом о его нос. Потом выпрыгиваю из машины и отправляюсь на поиски дома, в котором живет Свен. А это чертовски трудно, потому что все дома здесь похожи, как братья-близнецы. Пробегав целую вечность по микрорайону, я вдруг замечаю у двери одного из домов велосипед Свена. Это ржавое ведро на колесах не спутаешь ни с каким другим велосипедом.

Ну хорошо, дом я, допустим, нашел. Но как я узнаю, на каком этаже он живет? Может, с помощью звуковых сигналов? В этот момент какая-то рыжеволосая девчонка открывает дверь. Я проскальзываю внутрь, иду вверх по лестнице и облаиваю, как сумасшедший, каждую дверь. Двери открываются одна за другой, люди орут на меня так громко, что мой лай по сравнению с их руганью — просто нежные соловьиные трели.

— Безобразие!

— Чья это шавка?

— Заткните же ей наконец пасть!

— Что тут происходит? Что за шум?

— Прекратите немедленно, иначе я вызову полицию!

— Ну я же говорила: конечно, это Освальд!

Последние слова были произнесены Марушей, которая вместе со Свеном выходит на лестничную площадку и берет меня на руки.

— Я сразу узнала твой лай, Толстый! — говорит она и несет меня, крепко прижав к груди, в квартиру.

Когда мы вошли в комнату Свена (которая ненамного больше собачьей будки), Юсуф чуть не захлебнулся своей кока-колой.

— Освальд!! — орет он. — Откуда ты взялся?

Но прежде чем я успеваю ответить, Изабель показывает мне на спину и говорит:

— Смотрите, нитки!

— Чего? — не понял Свен. — Ты имеешь в виду эти красные ошметки?

Он выбирает из моей шерсти какие-то красные хлопчатобумажные нитки. Я сижу смирно и разглядываю две картины, прислоненные к батарее. У меня в голове не укладывается, что вот эта вот разноцветная мазня для кого-то может быть дороже жизни Тима.

— Это нитки из рюкзака Тима, — говорит Изабель, у которой совершенно зареванное лицо.

Юсуф слезает с подоконника.

— Ты хочешь сказать, что… что Освальд все это время сидел у него в рюкзаке?

— А потом он наверняка его выпустил, чтобы тот позвал кого-нибудь на помощь, — говорит Маруша. — Освальд может привести нас к нему. Ну, чего мы ждем? Пошли!

— Ты что, с ума сошла? — говорит Свен. — Мы должны наконец сообщить в полицию. Это же настоящие гангстеры!

— А мы настоящие сыщики! — решительно возражает Юсуф. — И у нас еще полно времени до восьми часов. Пока что мы пойдем за Освальдом, а если это ничего не даст, мы всегда успеем вызвать полицию. Согласны?

Все, кроме Свена, согласны.

— Так ты идешь с нами или нет? — спрашивает Маруша.

— Дурацкий вопрос! — ворчит он. — Но сначала надо дать Освальду чего-нибудь поесть.

Он хватает открытую пачку чипсов, лежащую на письменном столе, и сыплет их на пол. Маруша опускает меня на ковер, и я уплетаю их за обе щеки. Пара чипсин залетает под кровать, но я не собираюсь их там оставлять. Я заползаю под кровать и уминаю все съедобное, что мне попадается на пути.

И вдруг в ноздри мне бьет знакомый запах. Я принюхиваюсь. Точно — здесь, под кроватью, однозначно пахнет Тимом. И этот запах исходит из полиэтиленового пакета. Что же там внутри?

— Освальд! Давай быстрее! — торопит меня Маруша. — Нам пора идти!

Несмотря на спешку, я не могу не заглянуть в пакет.

Нет!.. Этого не может быть! В пакете два велосипедных седла. Одно Тима, другое Маруши. С ума сойти! Свен — похититель седел!

— Освальд!..

Я вылезаю из-под кровати.

— Чего ты там долго копался? — спрашивает Юсуф.

Я бросаю взгляд на Свена. Эта каланча смотрит на свои огромные копыта и становится белее снеговика, которого мы с Тимом слепили прошлой зимой.

 

ГЛАВА 28, в которой я опять работаю дорожным указателем

Мы выходим из дома. Маруша что-то говорит мне, но я настолько ошарашен своим открытием, что не понимаю ни слова. Я до сих пор не могу поверить в то, что мне все это не приснилось. Свен! Не кто-нибудь, а Свен, который всегда так хорошо ко мне относился, — вор, укравший седла?

Маруша легонько щиплет меня за брюхо:

— Эй, Освальд! Проснись! Веди нас к Тиму!

Ах да, мой хозяин! Я ускоряю шаги и принимаюсь за поиски дороги, по которой только что примчался сюда в спортивной машине. Изабель опять начинает плакать.

— Если с Тимом что-нибудь случится, это я виновата! — всхлипывает она. — Это я не предупредила вас, когда появился Прольберг. И все потому, что дура набитая, которая даже не умеет обращаться с мобильным телефоном…

— Ты опять за свое! — ворчит Юсуф. — Я еще больше виноват, чем ты!

— Почему это?

— Я должен был объяснить тебе, что мой телефон работает по-другому, не так, как ваш.

— Откуда же ты мог это знать? — спрашивает Изабель и достает носовой платок.

Маруша со стоном закатывает глаза:

— Вы бы еще подрались из-за того, кто из вас больше виноват! Нам сейчас всем надо заткнуться, чтобы Освальд мог сосредоточиться.

Я еще какое-то время мотаюсь по микрорайону, пока наконец за последними домами не выхожу на дорогу, ведущую через поля прямо за горизонт. Я останавливаюсь и два раза гавкаю.

Юсуф раскрывает рот:

— Что? И по этой дороге мы потащимся пешком?..

— Почему пешком? — говорит Маруша. — Ты что, забыл, что у нас есть роликовые коньки?

Все садятся в траву и надевают свои коньки. А мне что делать?.. Я не понимаю этих людей — месяцами торчат в космосе, а на то, чтобы придумать роликовые коньки для собак, у них ума не хватает! Что же мне, всю дорогу бежать?

Но меня ждет приятный сюрприз: Маруша, управившись со своими коньками, берет меня на руки и сажает в рюкзак.

— Только смотри мне, гляди в оба, понял? — говорит она, надевая рюкзак. — И как только мы окажемся где-нибудь поблизости от Тима, гавкнешь пару раз, да погромче, не стесняйся!

Сыщики трогаются в путь. Через несколько минут они набирают такой темп, что только ветер свистит в ушах. Я то и дело поглядываю на Свена. С той минуты, как мы вышли из его дома, эта каланча ни разу даже не взглянул в мою сторону. И не сказал ни слова. Он, конечно, догадывается, что я увидел у него под кроватью. Теперь его поедом едят угрызения совести. То-то удивятся наши сыщики, когда я продемонстрирую им украденные седла! Свен, конечно, вылетит из Клуба сыщиков, как пробка. А старшего суперсыщика произведут в «самые старшие суперсыщики», потому что он один, без посторонней помощи вывел на чистую воду похитителя седел.

Вопрос только в том, радоваться мне этому или нет. Ведь Свен не только жутко длинный, но и жутко симпатичный парень. Я бы никогда в жизни не подумал, что он способен на такое свинство. Я был на сто пудов уверен, что это новый дружок Тима — Аксель.

Да, друзья мои, от ошибок никто не застрахован…

Однако пора перестать ломать себе голову над этой проблемой, потому что мы как раз пролетаем мимо автостоянки дачного поселка.

— Гав! Гав!

Маруша резко тормозит, и я бьюсь затылком о ее спину. Остальные сыщики тормозят более элегантно. Все они здорово запыхались.

— Это же дачный поселок, — говорит Юсуф, тяжело дыша. — Вы что, думаете, что этот Прольберг спрятал Тима где-то здесь?

— А ты думаешь, что Освальд привел бы нас сюда, если бы Тим был спрятан где-то в другом месте? — ядовито отвечает Маруша.

— Твой Освальд может и ошибаться! — обиженно заявляет Юсуф.

— Хватит болтать, снимайте ролики! — командует Изабель. — Посмотрим, что делается в поселке.

Сыщики спешиваются и входят в поселок. К сожалению, все эти дачно-садоводческие участки так же похожи друг на друга, как бетонные коробки в микрорайоне, где живет Свен. Мы таскаемся по поселку из конца в конец, но хибара, в которой уже пару часов томится под замком Тим, нам не попадается.

— Освальд водит нас по кругу!.. — ноет Юсуф. — Может, Тим все еще в квартире Прольберга?

— О’кей, — вздыхает Маруша. — Ищем еще пять минут и уходим.

Я усердно смотрю, слушаю и нюхаю, но при всем желании не могу отыскать домик Прольберга. Я все время представляю себе, как Тим, прикованный наручниками к спинке кровати, проливает целые ведра слез и ждет, когда же я вырву его из лап похитителя… Ах, друзья мои, если бы собаки могли плакать, я бы сейчас бросился на дорогу и ревел, пока не…

Стоп! Краска! Я, одновременно увидев ведро и почувствовав его запах, останавливаюсь как вкопанный. Это же тот самый забор, который красил тощий старикан! Ну конечно! Вон и две бумажки прицеплены, на которых, без всякого сомнения, написано: «Осторожно! Окрашено!» Но где старик? Я прислушиваюсь и слышу тихий храп. Ага, понятно: наш доблестный маляр решил прикорнуть.

Изабель спрашивает:

— Ну что, здесь, Освальд?

— Нет, рядом, — хочу я ответить, но вовремя вспоминаю, что не могу говорить. И вот я веду сыщиков к следующей калитке, сажусь перед ней и показываю на нее правой лапой.

Они переглядываются и садятся на корточки.

— Тим заперт там, внутри, — шепчет взволнованно Маруша.

— Во всяком случае так считает Освальд, — прибавляет Юсуф.

Изабель бросает на него сердитый взгляд.

— А я уверена, что Освальд не ошибается. Что же нам теперь делать?

— Надо разработать план действий, — говорит Маруша.

Сыщики несколько минут молча ломают себе голову, как освободить Тима. И тут вдруг неожиданно берет слово Свен, который уже целый час не раскрывает рта. Он встает, упирает руки в бока и произносит решительным тоном:

— Нам нужен не план, нам нужен Тим! И поэтому мы сейчас все вместе пойдем и вытащим Тима из этого дерьма!

 

ГЛАВА 29, в которой речь идет о жизни и смерти

Хотя по лицам сыщиков видно, что у них поджилки трясутся, никто не возражает против предложения Свена.

— Свен прав! — говорит Юсуф. — Если Тим и в самом деле здесь, мы должны его освободить. Плевать на Прольберга! Нас как-никак четверо. Даже если он скрутит троих из нас, четвертый всегда успеет вызвать полицию.

— А почему бы нам сразу не вызвать полицию? — подает голос Изабель.

— Потому что мы клуб сыщиков, а не трусливых зайцев! — заявляет Юсуф.

Он открывает калитку и входит в сад. Остальные идут вслед за ним. Я тоже хочу последовать за ними, но что-то меня удерживает — мой инстинкт. Он настоятельно советует мне остаться у калитки.

Юсуф первым оказывается у домика. Почему же он не нажимает на дверную ручку, а всей пятерней, как гребешком, зачесывает свои черные волнистые джунгли назад? Что ты там только что говорил про клуб трусливых зайцев, Юсуф?

Свен, Изабель и Маруша тоже не горят желанием открыть дверь. Сыщики обмениваются робкими взглядами. Понятно: самое время вмешаться суперсыщику Освальду и продемонстрировать знаменитый трюк с дверной ручкой. Я уже собираюсь тронуться с места, как вдруг слышится громкое всхлипывание. Тим!

Сыщики, как по команде, тянутся к дверной ручке. Через три секунды все исчезают в доме. Я жду затаив дыхание и навострив уши. Нет, никакого всхлипывания больше не слышно. И вообще, здесь стоит какая-то зловещая тишина. Наверное, щебет птиц на всей территории дачно-садоводческого поселка Графратер-Форст строго воспрещен и пернатые родители несут ответственность за проступки своих пернатых детей.

Не слышно и признаков присутствия Прольберга. Похоже, он смотался и оставил Тима одного в доме. В таком случае сыщики должны вот-вот появиться вместе с моим хозяином.

Однако они не появляются. Я терпеливо жду, стараясь не потерять самообладания. Собственно, я понимаю, почему они так долго не выходят: потому что не так-то просто освободить Тима от наручников. Может, я смогу перегрызть их?

Но этого не потребовалось. Дверь наконец открывается, и… кто появляется на крыльце?.. От ужаса я чуть не проглотил свой собственный язык. Но тут же постарался стать незаметнее полевой мыши, чтобы меня не обнаружили. Из дома выходят не сыщики, а преступники! Вся банда в полном составе: Прольберг, Мюллер (Лысый, хозяин питбультерьерихи) и третий, тот, которого я видел на месте преступления в квартире Изабель. Где же сыщики? По лицу Мюллера видно, что он злится.

— Зачем тебе надо было хватать мальчишку и тащить сюда? — рычит он на Прольберга. — Это же идиотизм! Сейчас у нас на шее уже не один, а целых пять!

— Но они же стащили картины! — робко оправдывается Прольберг, прикуривая сигарету. — Как я, по-твоему, должен был заставить их вернуть картины, а?

— Ладно, не дергайтесь, — спокойно произносит третий. — Двумя картинами больше, двумя меньше… Мы добыли нашему клиенту целых двадцать штук — я думаю, он будет доволен. Поэтому предлагаю как можно скорее все упаковать и рвать когти.

— Да, тебе хорошо говорить! — разозлился Лысый. — «Рвать когти»! А что с детьми? Первое, что они сделают, выбравшись отсюда, это сообщат в полицию.

— Ну, значит, берем их с собой, — предлагает третий. — Если они будут вести себя тихо, завтра отпустим их.

— А если не будут?.. — спрашивает Прольберг.

Третий пожимает плечами.

— Отличный план! — язвительно замечает Мюллер.

— У тебя есть лучше? — ухмыляется третий.

Мюллер думает с минуту, прищурив глаза. Потом отрицательно качает головой.

— Значит, решено: сваливаем! — командует третий. — Сначала грузим в машину картины, потом выводим детей. Вы их как следует связали?

Прольберг кивает, бросает на землю окурок и растаптывает его ногой. Преступники скрываются в доме.

Мое сердце бешено колотится. Вопросов нет: я должен задержать банду! Но как? Допустим, я собака и мог бы напасть на них, но, пока я расправляюсь с одним, двое других меня мигом прикончат. Есть только одно оружие, с помощью которого можно победить более сильного противника: хорошая идея. Но у меня нет идеи. И в мозгу моем тоже тишина.

И вот они уже выходят из дома, у каждого под мышкой большая картина. Они направляются к калитке. Освальд, ну где твоя идея? Срочно нужна идея! Прольберг открывает калитку. Он внимательно следит за тем, чтобы не наткнуться ни на что картиной, и поэтому не видит меня. Сделай же что-нибудь, Освальд! Что-нибудь!

И я делаю: я отступаю на несколько шагов назад. Чересчур смелым поступком это, конечно, не назовешь. Но сейчас нужна не смелость, а… Ой! Обо что это я споткнулся? Я поворачиваюсь — передо мной разливается огромная белая лужа. Сливки! Я сую в нее нос — ффффу!.. Какие там, к черту, сливки! Это белая краска, которой тощий старикан красил свой забор. Двигаясь задним ходом, я опрокинул ведро.

— Ну, чего ты там застрял? — слышу я голос Мюллера.

— Тут какая-то белая лужа, — отвечает Прольберг. — У меня нет желания загадить свои новые ботинки.

— Ну, давай проходи!

Только через мой труп! Я становлюсь у Прольберга на пути. Но этот сукин сын даже не замечает меня и поддает своим ботинком по брюху. Я взвыл от боли и злости.

— Откуда он взялся, этот барбос? — удивляется Прольберг.

— Плевать! У нас нет времени разбираться тут со всякими барбосами! Ого! Да он, кажется, бешеный! Давай шагай дальше!

Что? Бешенство?.. Опять?! Ах да! Белая краска на моей морде! И вот у меня уже рождается идея, которой я так долго ждал. Я беру разгон и перемахиваю через свежевыкрашенный забор. Дед, который дрыхнет в шезлонге, на мой лай не реагирует. Может, этот скелет уже помер? Я лаю еще громче — безрезультатно. Тогда я становлюсь прямо напротив его правого уха и изо всех сил рычу в него. Это подействовало. Дед вскакивает как ошпаренный и в ужасе смотрит на меня. И тут его голос превращается в сирену.

— Помогите! Помогите! — орет он безостановочно.

Вот придурок! Почему он не хватает свой мобильный телефон, лежащий в траве в двух-трех метрах, и не звонит куда следует? Все приходится делать самому!.. Я беру телефон в зубы, несу к шезлонгу и кладу его насмерть перепуганному старику на брюхо. Он не шевелится. Ну что, может, мне еще самому набрать номер и заявить на самого себя?

Я отбегаю в отдаленный угол сада. Только после этого дед наконец решается взять в руки телефон и позвонить в полицию.

— Он здесь! Он здесь! — повторяет он как заведенный. — Кто? Бешеная такса из Восточного парка!

Смотри-ка! Я, оказывается, уже известен на весь город! Подробно объяснив, где меня найти, старик бросает телефон в траву, встает со стула и собирается ретироваться в свой домик. Но мне надо, чтобы он ждал полицию вместе со мной. Поэтому я преграждаю ему дорогу и разражаюсь громким лаем.

— Помогите! — опять орет он. — Помогите!

— Что случилось, господин Штриве? — спрашивает Прольберг, который как раз возвращается со своими дружками с автостоянки.

— У этой собаки бешенство! — отвечает дед (как выясняется, господин Штриве).

Трое жуликов останавливаются у забора и хохочут.

— Бешенство? Чушь собачья! — Мюллер показывает на маленькое белое озеро у забора. — Эта псина просто вывозила морду в белой краске.

Господин Штриве делает удивленное лицо.

— В самом деле? — Он смотрит на меня, наморщив лоб.

О боже! Что же делать? Ну конечно! Устроить театральное представление, что же еще? Я с облегчением вздыхаю и начинаю коронный номер «бешеная собака». Дикие прыжки, душераздирающий вой, закатывание глаз, катание на спине по траве, сумасшедший лай — одним словом, я демонстрирую весь свой репертуар. И вот результат — господин Штриве от страха становится белее своего забора. Преступники тоже резко обрывают веселье.

— Вы только посмотрите! — слышу я голос Прольберга. — Может, он и в самом деле бешеный?

— Да плевать нам на этого барбоса! — заявляет Мюллер. — У нас своих дел по горло.

И они скрываются в доме. Поскольку мое представление произвело на господина Штриве такое глубокое впечатление, я охотно продолжаю его. Уф, утомительное это занятие — актерство! Нет, карьера голливудской звезды не для меня. Разве что мне предложат гонорар в размере пятнадцати миллионов хрустелок за роль.

Я выкладываюсь так, что у меня даже начинает звенеть в ушах. Странно — звон заметно усиливается! И вдруг до меня доходит, что это сирена полицейской машины. Она все ближе и ближе и вдруг резко обрывается. Наверное, машина остановилась на автостоянке. Ура!!!

Чтобы полицейским не пришлось меня слишком долго искать, я включаю лай на всю громкость. Бедный господин Штриве от ужаса уже окаменел, потому что я не даю ему прошмыгнуть в дом.

— Ну где же они? Ну где же они? — бормочет он, как заклинание.

Если бы он знал, что я жду полицейских с еще большим нетерпением…

И вот они наконец появляются — и оказываются моими старыми знакомыми. Они уже охотились на меня в Восточном парке, когда у меня морда была в сливках и Тим в последнюю секунду спас меня от расстрела.

Оба шерифа несутся по поселку с пистолетами наготове.

— Сюда! Он здесь! — кричит дед прерывающимся голосом, когда полицейские пробегают мимо его участка.

— Отойдите в сторону! — командует Большой. — Иначе мы можем вас ранить, когда будем стрелять в собаку!

Стрелять — в кого?! Господин Штриве осторожно делает несколько шагов в сторону. Я настолько обалдел, что даже не пытаюсь спастись. Значит, меня хотят пристрелить за то, что я попытался вызволить из беды своего хозяина и его друзей?.. Не знаю, как вы, а я, например, считаю, что это как-то не по-джентльменски.

В этот момент в соседнем саду появляются три преступника. «Вот оно — мое спасение!» — думаю я по крайней мере две секунды. Но полицейские не обращают внимания на эту троицу, а продолжают целиться в бедную собаку с перепачканной мордой.

— Что случилось, господин полицейский? — спрашивает Мюллер и выдавливает из себя ухмылку.

— Прошу вас побыть в укрытии, пока мы не разделаемся с собакой! — говорит маленький полицейский.

— Хорошо, — с готовностью откликается Мюллер и собирается вернуться в дом вместе со своими сообщниками.

Но тут вдруг в доме открывается окно и из него вылезают Юсуф, Свен и Изабель.

— Это воры! — орет Юсуф. — Арестуйте их! Они заперли нас здесь!

— Уходите! Спрячьтесь! Собака очень опасна!

— Чушь! — отвечает Свен. — Освальд совершенно нормальная собака! Вот эти трое в сто раз опасней!

— Кто? Мы? — притворно изумляется Прольберг и смеется. Его сообщники присоединяются к его смеху.

— Тихо! — орет полицейский. — Нам нужно обезвредить собаку!

Он поднимает руку с пистолетом и целится в меня. Я закрываю глаза и задерживаю дыхание — по-видимому, навсегда. Пришло время прощаться, друзья мои. Что толку причитать и скулить? В сущности, я прожил неплохую жизнь. Правда, она могла бы быть и чуточку длиннее. Но главное — чтобы на моем могильном камне не было таких отвратительных слов, как, например, «такса».

Но где же выстрел?

— Отстань от меня, паршивка! — слышу я вдруг голос большого полицейского и открываю глаза.

Изабель! Она прыгнула полицейскому на спину. Чтобы стряхнуть ее, он исполняет какой-то нелепый танец, но от Изабель так просто не отделаешься.

Воры решили воспользоваться неразберихой и потихоньку смыться. Я как раз собираюсь лаем привлечь к ним внимание, но тут из окна вылезают Тим с Марушей.

— Это воры! Они украли картины! — кричит мой хозяин. Я еще ни разу не слышал, чтобы он так громко кричал, — Вот доказательство!

Он держит в руках одну из картин. Изабель спрыгивает с полицейского и показывает на жуликов.

— Смотрите! Они хотят смыться! — кричит она.

На лице Прольберга появляется широкая улыбка.

— Я вас умоляю, господа! — сладчайшим голосом обращается он к полицейским. — Ну неужели вы поверите этим сумасшедшим?

Полицейские смотрят то на воров, то на картины. Потом обмениваются растерянными взглядами. Трудно сказать, у кого из них более беспомощное выражение.

Именно в этот момент раздаются решающие слова. И произносят их не сыщики, и не воры, и даже не полицейские. Как, по-вашему, кто? Нет, не угадали, не я. Только благодаря тощему деду, господину Штриве, который молча наблюдал этот переполох, воры не ушли у нас из-под носа. Он неотрывно смотрит на картину в руках Тима и вдруг растерянно лепечет:

— Это же… это же картина Грюттлинга. Ее на позапрошлой неделе украли из галереи. Была огромная статья в газете!

Маленький полицейский задумчиво чешет подбородок, потом спрашивает коллегу:

— А как же она могла попасть сюда, в дачный поселок?

— Спросите лучше воров, — советует Юсуф и показывает на Прольберга, Мюллера и третьего, которому уже явно не до ухмылок.

— Хм… — произносит большой полицейский. — Мы здесь, собственно, по поводу бешеной собаки.

Изабель подбегает ко мне и берет меня на руки.

— И это, по-вашему, бешеная собака?

Я лижу ей лицо.

— Сматываемся! — командует Мюллер и припускает в сторону автостоянки. Его сообщники бегут за ним вслед.

— Ну что, бежать за ними? — спрашивает большой полицейский.

Его маленький коллега невозмутимо качает головой. Он поднимает руку с пистолетом и стреляет в воздух.

— Стоять! — кричит он, и преступники останавливаются как вкопанные. Они поднимают руки так высоко, как будто хотят пощекотать облака.

Маленький ухмыляется.

— Прямо как в кино, верно? — говорит он Большому. — Пошли арестуем их.

— А потом?

— Потом пристрелим собаку.

 

ГЛАВА 30, в которой больше правды, чем лжи

Без паники, друзья мои! Я пока еще жив.

К счастью, полицейские наконец уразумели, что я никакая не бешеная, а просто классная собака. А когда они узнали от сыщиков, что я еще и гениальная собака, они даже попытались уговорить меня поступить на службу в полицию. Но это не для меня. Конечно, было бы здорово арестовывать бродячих кошек. Но целый день бегать в этой зеленой форме — нет уж, спасибо!

Это было в пятницу, то есть позавчера. А сегодня воскресенье. И сегодня в нашем саду запланирован большой праздник в честь освобождения Тима и поимки преступников. И я был бы безумно рад этому празднику, если бы не история со Свеном и украденными седлами.

Как же мне быть? Закрыть на все это глаза и нос и сделать вид, будто я не видел и не нюхал седел? С одной стороны, я бы с удовольствием так и поступил. С другой — я же старший суперсыщик и должен бороться с ворьем. Если Свену все это сойдет с рук, он наверняка будет красть и дальше. А если я выдам его, то, может быть, он бросит эту дурацкую привычку?

Да… Задал он мне задачку! Я расхаживаю по саду и ломаю себе голову. Времени у меня не так уж много, скоро появятся первые гости. Как мне вести себя со Свеном? Я мог бы, например…

Стоп! Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! Друг Тима Аксель, который в нашей истории не появлялся уже, наверное, страниц девяносто, не меньше. Но вы, я думаю, еще не успели забыть этого гаденыша. Я тоже.

Интересно, что ему здесь надо? Ведь Клуб сыщиков он считает игрой для малышей из детского сада. Он что, собирается праздновать вместе с сыщиками их победу?

Странно, он идет не в дом, а направляется прямо ко мне. Правда, он не решается подойти слишком близко и останавливается метрах в трех. Что-то не нравятся мне злые искорки в его глазах.

— Ну что, суперкабысдох? — шипит он вместо приветствия. — Говорят, ты у нас теперь герой? Спорим, что ненадолго?

Что он задумал, этот хорек вонючий?

— Ты помнишь, я обещал тебе, что ты у меня сдохнешь в приюте для бездомных собак? — продолжает он с мерзкой улыбочкой. — А слово нужно держать.

Чего? Что он там мелет?

Аксель вдруг падает на траву и… изо всех сил кусает себя в ногу! Ну полный идиот! У него что — вообще уже мозги отсохли?

Он орет как резаный и катается по траве. Через две секунды родители Тима уже тут как тут.

— Что случилось? — спрашивает мать.

— Ты же видишь, — говорит отец и бросает на меня испепеляющий взгляд. — Он укусил Акселя.

— О боже! — взвизгивает мать и опускается рядом с Акселем на колени. — В самом деле: отчетливо видны следы от зубов Освальда. Кошмар! Это же, наверное, страшно больно. Надо сходить за аптечкой.

— Но крови-то нет.

— Принеси аптечку! — приказывает мать.

Отец исчезает в доме, а Аксель демонстрирует свои блестящие актерские способности — его игра почти ничуть не уступает моему коронному номеру «бешеная собака». Он тихо хнычет, с ужасом глядя на меня; слезы так и брызжут у него из глаз.

— Ну, что ты там копаешься? — торопит мать отца. — Нашел аптечку?

Тот не отзывается. Мать встает и спешит вслед за ним. Не успевает она закрыть за собой дверь, как Аксель прекращает свое вытье и нагло ухмыляется мне, и показывает средний палец. Потом этой вонючке приходится продолжить спектакль, потому что приходят родители Тима с аптечкой. Через пару минут в дверях показывается и сам Тим. Он, наверное, только что вылез из-под душа, потому что у него мокрые волосы.

— Неужели и вправду укусил? — спрашивает он недоверчиво, глядя на стонущего Акселя.

— Не успел я войти в сад, как он бросился на меня и как цапнет! — всхлипывая, сообщает это трепло.

Он потом повторяет свое вранье каждому вновь прибывающему гостю. Изабель, Юсуф и Маруша засыпают его вопросами: они упорно не желают верить во всю эту чушь. Один только Свен, который пришел раньше всех, помалкивает и тихо улыбается. Понятно: он был бы не против, чтобы меня упекли в приют для бездомных животных. Тогда бы я уже не смог раскрыть дело об украденных седлах.

— Освальд не кусается! — заявляет Маруша уже в сотый раз, но родители Тима не хотят ничего слышать.

— Кто знает, может, у него действительно бешенство… — сердито бормочет отец. — Другого объяснения его агрессивности я не нахожу.

— Надо отдать его в приют, — говорит мать. — Мне не нужны в доме злые собаки.

Аксель с забинтованной ногой лежит на траве и тихо стонет. Я лежу в дальнем конце сада и предаюсь печальным раздумьям. Если в самое ближайшее время не произойдет чудо, мне крышка.

— Я просто не верю, что Освальд кусается! — упрямо повторяет Изабель.

— Вот доказательство, — отвечает ей мать Тима и показывает на повязку Акселя.

— У меня тоже есть одно доказательство, — заявляет вдруг Свен все с той же хитрой улыбкой.

Все впиваются в него глазами, особенно Аксель, который от любопытства даже перестал стонать.

— Что за доказательство? — не выдерживает Тим.

То же самое хотел бы знать и я. Свена ведь вообще здесь не было, когда Аксель разыгрывал свою комедию.

— За мной! — командует Свен и направляется в дом.

Все с готовностью идут за ним, Аксель ковыляет под руку с отцом Тима. Я замыкаю процессию.

Свен приводит нас в гостиную, предлагает всем сесть (я затихарился под диваном) и подходит к телевизору. Потом достает из полиэтиленового мешка, который мне кажется странно знакомым, видеокамеру Тима. Мой хозяин сунул ему камеру позавчера в квартире Прольберга.

— Я как раз хотел вернуть тебе ее сегодня, — поясняет он. — До чего интересное занятие эти видеосъемки! Хотите посмотреть, что я тут наснимал?

Он включает телевизор, вставляет кассету в видеоплеер и мотает вперед. Мы видим на экране лестницу, по которой сыщики в ускоренном темпе, как в мультиках, поднимаются в квартиру Прольберга, где Свен заснял каждую комнату. Наконец, Свен еще раз нажимает «воспроизведение», скорость показа становится нормальной — и что мы видим теперь? Вот это да!.. Остросюжетный художественный фильм «Как я не кусал Акселя». Зрители отчетливо видят, как Аксель бросается на траву, разевает свою пасть и впивается зубами в собственную ногу.

— Ах ты крыса вонючая! — Тим в ярости поворачивается к Акселю, но того уже и след простыл.

На этом компьютерная не разлей вода дружба и заканчивается. Отец Тима подходит ко мне и становится перед мной на колени.

— Да, Освальд, похоже, я должен перед тобой извиниться, — говорит он смущенно.

Я того же мнения. И он приносит свои извинения в виде усиленного массажа моего подбородка.

Тем временем сыщики, окружив Свена, наперебой поздравляют его с кинопремьерой. Длинный Свен спас меня! Теперь для меня дело чести забыть историю с украденными седлами.

А что делает сам Свен? Он еще раз запускает руку в свой полиэтиленовый мешок и… демонстрирует изумленным сыщикам оба седла. У меня челюсть отвисла до самого пупка!

— Нет! Не может быть! — восклицает Маруша. — Неужели ты его вычислил?

Свен кивает.

— Ну?.. Кто это? — допытывается Юсуф.

Бедный Свен краснеет до корней волос. Он опускает голову и молчит.

— Ну не томи! Говори! — не выдерживает Тим.

Свен тычет указательным пальцем себя в грудь.

Сыщики раскрывают рты. Несколько секунд в комнате царит гробовая тишина. А потом на Свена обрушивается шквал вопросов. Отец Тима поднимается с пола, причем его колени трещат, как кастаньеты.

— Да замолчите вы наконец! — кричит он, перекрывая хор сыщиков. — Свен, кажется, собирается нам что-то сказать. Верно, Свен?

Убитая горем каланча кивает, все еще не решаясь поднять голову. Но вот он раскрывает рот и начинает говорить. Правда так тихо, что его трудно понять.

— Я… я… украл седла, потому что… потому что… Юсуф все время прикалывался над моим старым велосипедом и над моими рваными джинсами… И я решил… Я решил стащить двадцать седел и потом сделать вид, что я один раскрыл кражу. И вы бы тогда признали меня крутым сыщиком…

— Ты и есть крутой сыщик! — говорит Маруша, у которой в глазах блестят слезы.

— А теперь вы меня, конечно, вышвырнете из клуба… — грустно продолжает Свен.

— Ты что, обалдел? — дрогнувшим голосом возмущается Юсуф. — Если кого-то и надо вышвырнуть, так это меня!

Он подходит к Свену и клятвенно поднимает вверх три пальца:

— Клянусь, если я еще хоть раз когда-нибудь что-нибудь вякну про твою таратайку, пусть Освальд откусит и сожрет мой язык!

Все смеются.

— Боюсь, что он не такой вкусный, как двадцать ромштексов, которые я ему притащила.

Двадцать ромштексов?! Слюной, которая мгновенно образовалась у меня во рту, можно было бы, наверное, затопить всю Сахару.

 

ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ, в которой все еще только начинается

Праздник кончился. Но для меня — для моего желудка и для моих жевательных мышц — он продолжается. Я все еще лежу в саду перед грудой ромштексов и наворачиваю, наворачиваю… Однако гора мяса не уменьшается. Если я все это слопаю, я, наверное, стану похож на помесь терьера и бегемота.

— Ты не боишься лопнуть? — слышу я голос Маруши.

Я, не прекращая жевать, оборачиваюсь. Маруша еще здесь? Странно, все сыщики только что разошлись.

Из дома выходит Тим.

— Отличный получился праздник! — говорит Маруша.

Мой хозяин кивает.

— А теперь мы одни… — прибавляет Маруша тихо, отчего Тим скрещивает руки на груди и то краснеет, то бледнеет.

Да… Любовь…

Я, продолжая лопать, поглядываю на Тима с Марушей. Что у них там происходит? Да ничего! Они разгуливают по саду, глядя то на небо, то под ноги.

Нет, так не пойдет! Я встаю — и тут же падаю, потому что в брюхе у меня тонна ромштексов. Собрав все свои силы, я предпринимаю вторую попытку. Ага, значит, я все-таки пока еще способен передвигаться, хотя и со скоростью черепахи.

Тим и Маруша как раз стоят ко мне спиной и не видят, как я тащусь к розовому кусту и, не обращая внимания на шипы, откусываю ветку с цветком. С розой в зубах я подкрадываюсь к своему хозяину и мордой щекочу его голую ногу. Тим незаметно поворачивается ко мне; похоже, он не понимает, чего я от него хочу. Тогда я просто роняю цветок к его ногам, возвращаюсь к своим ромштексам и снова зарываюсь мордой в эту вкуснятину.

А что делает Тим? Он смотрит на розу и обстоятельно чешет себе подбородок. В конце концов наклоняется и поднимает розу. В этот момент Маруша поворачивает голову.

— Роза? И что ты собираешься с ней делать? — спрашивает она с улыбкой.

Тим делает такое лицо, как будто в руках у него не цветок, а собачья куча.

— Да я… э… я хотел… э… — мямлит он. Потом вдруг сует розу Маруше и несется в дом.

А Маруша? Маруша сияет, как мальва поутру. Она зарывается носом в цветок, потом на секунду задумывается, закусив нижнюю губу, — и несется вслед за Тимом. Вскоре я уже слышу их смех. Потом все стихает. И поверьте мне, друзья мои: эта тишина интересней и увлекательней, чем вся история, которую я вам рассказал.

Ну ладно, продолжим прием пищи. Ибо все на свете — в том числе и мой пир — должно иметь.

КОНЕЦ.