В первые два дня процесса Линь Чен не произносил ни слова, предоставив изложение сути дела от имени истца — каковым в данном случае являлась ни много ни мало Империя — своему поверенному, напыщенному человеку средних лет, с нарочито суровой физиономией. Эти исключительно нудные дни были посвящены дискуссиям и процессуальным вопросам. Однако Седжар Бун явно пребывал в своей стихии и с удовольствием предавался смакованию технических мелочей.

Гэри большую часть времени проводил в полудремотном состоянии. Ему было бесконечно, нестерпимо скучно.

На третий день заседание перенесли в главный зал под номером семь, и Гэри наконец была предоставлена возможность выступить в свою защиту. Поверенный Чена вызвал Гэри со скамьи подсудимых к месту свидетеля и улыбнулся ему.

— Для меня большая честь беседовать с великим Гэри Селдоном, — сообщил поверенный.

— Я также искренне польщен возможностью беседовать с вами, ваша честь, — отвечал Гэри и постучал пальцем по перилам, окружавшим верх стойки. Поверенный воззрился на палец Селдона, посозерцал его пару секунд, затем перевел взгляд на лицо Гэри. Гэри прекратил постукивание и негромко откашлялся.

— Итак, приступим, доктор Селдон. Сколько человек сейчас трудится над Проектом, работу над которым вы возглавляете?

— Пятьдесят, — ответил Гэри. — Пятьдесят математиков.

В ответе он употребил более старое определение профессии — не стал называть своих сотрудников, как было принято в последнее время, матистами. Видимо, этим он хотел подчеркнуть, что воспринимает судебный процесс как некую процедуру, дошедшую до нынешних дней из глубины веков. Поверенный снисходительно улыбнулся.

— Включая доктора Гааля Дорника.

— Доктор Дорник — пятьдесят первый.

— Следовательно, всего мы имеем пятьдесят одного человека? Подумайте хорошенько, доктор Селдон. Может быть, насчитаете пятьдесят два или пятьдесят три? А может, и больше?

Гэри склонил голову набок и вздернул брови.

— Доктор Дорник еще не зачислен в штат Проекта официально. Как только это произойдет, число сотрудников станет равно пятидесяти одному человеку. Пока же их пятьдесят, как я уже сказал.

— И никак не сто тысяч?

Гэри моргнул. Он был несколько удивлен. Если поверенный хотел узнать, сколько всего человек различных специальностей участвовали в работе над Проектом в целом… Нет, тогда он так бы и спросил!

— Математиков? Нет.

— Я не спрашивал, сколько у вас математиков. Всего сотрудников у вас сто тысяч — во всех подразделениях?

— Если считать всех, то вы близки к истине.

— Близок? Цифра точна. Я заявляю это со всей ответственностью. Я утверждаю, что в разработке вашего Проекта занято Девяносто девять тысяч пятьсот семьдесят два человека.

Гэри сглотнул подступивший к горлу ком. Раздражение его нарастало.

— По-видимому, вы учли даже жен и детей. Поверенный Чена наклонился вперед и повысил голос, сочтя высказывание Селдона оскорбительным для своей профессиональной гордости:

— Я утверждаю со всей ответственностью, что сотрудников девяносто девять тысяч пятьсот семьдесят два. Отрицать этот факт бесполезно.

Бун еле заметно кивнул Селдону. Гэри стиснул зубы и сказал:

— Я согласен с приведенной вами цифрой.

Поверенный заглянул в свои заметки и только затем продолжил:

— В таком случае давайте на время оставим этот вопрос и перейдем к другому, который мы уже некоторое время обсуждали. Не будете ли вы, доктор Селдон, настолько любезны и не повторите ли еще раз ваши соображения относительно будущего Трентора?

— Я уже отвечал и могу повторить еще раз: через пять веков Трентор будет лежать в руинах.

— Вы не находите, что ваше высказывание преступно?

— Нет, ваша честь. Научная истина не имеет ничего общего с преступностью. Она лежит за пределами таких понятий, как «законность» и «противозаконность».

— Вы уверены в том, что ваше утверждение является научной истиной?

— Уверен.

— На каком основании?

— На основании математических выкладок психоистории.

— Можете ли вы доказать, что ваши математические расчеты верны?

— Только другому математику. Поверенный язвительно усмехнулся.

— Вы хотите сказать, следовательно, что установленная вами истина настолько эзотерична, что простому человеку ее не понять? А вот мне почему-то всегда казалось, что истина должна быть доступна для всех, что она должна быть ясной, а не таинственной.

— А она и доступна для многих. К примеру, физика энергетического переноса, известная нам под названием термодинамики, была ясна и доступна на протяжении всей истории человечества с незапамятных времен. Однако до сих пор найдутся люди, которые сочтут, что построить обычный силовой генератор невозможно. Причем среди них могут оказаться и весьма высокообразованные люди. Сомневаюсь, что просвещенные члены Комитета…

Комитетчик, сидевший первым справа от Чена, подозвал поверенного к судейскому столу. Шепот его звучал пронзительно, но Гэри не расслышал, что именно поверенный говорил судейской коллегии.

Когда поверенный вернулся, вид у него стаи несколько более уверенный.

— Мы здесь не для того, чтобы выслушивать ваши лекции, доктор Селдон. Допустим, на поставленный мною вопрос вы ответили более или менее удовлетворительно. А теперь давайте продолжим и сосредоточимся на следующих вопросах, профессор Селдон.

— С удовольствием.

— Позволю себе высказать предположение о том, что ваши предсказания об упадке Трентора направлены на подрыв доверия населения к правительству Империи, причем эти предсказания — в ваших интересах.

— Это не так.

— Позвольте мне в таком случае предположить, что вы пытаетесь утверждать, будто бы так называемому разрушению Трентора будет предшествовать период времени, характеризующийся различными беспорядками.

— Вы совершенно правы.

— Отсюда легко сделать заключение о том, что вы надеетесь спровоцировать эти беспорядки и на вашей стороне окажется при этом армия в сто тысяч человек.

Гэри сдержал улыбку, хотя ему нестерпимо хотелось улыбнуться и даже рассмеяться.

— Во-первых, это не правда, — ответил он. — И даже если бы это было так, вам, ваша честь, было бы легко убедиться в том, что среди моих сотрудников с трудом наберется десять тысяч мужчин призывного возраста, причем ни один из них ни разу в жизни не держал в руках оружия.

Тут поднялся Бун, попросил слова, и слово было предоставлено ему председательствующим комитетчиком, сидевшим по левую руку от Чена.

— Глубокоуважаемые члены Комитета Общественного Спасения, — обратился к Высокому Суду Бун, — против моего подзащитного не выдвинуто обвинений в подстрекательстве к вооруженному свержению государственной власти.

Председательствующий комитетчик со скучающим безразличием кивнул и изрек:

— Протест принимается.

Поверенный решил испробовать другую тактику:

— Не действуете ли вы, доктор Селдон, как агент какой-либо другой организации?

— Всем прекрасно известно, что я ни на кого не работаю, ваша честь, — миролюбиво отвечал Гэри. — Я небогат.

Несколько мелодраматично поверенный пытался-таки гнуть свою линию. «На кого он, интересно, пытается произвести впечатление — на галерку?» Гэри обвел взглядом аудиторию. В зале суда присутствовало около пятидесяти аристократов средней руки. Вид у всех был в разной степени скучающий. «Сидят здесь только для того, чтобы создавать впечатление, будто у судебного разбирательства есть свидетели. А комитетчики? Эти наверняка уже все решили заранее».

— Стало быть, вы бессребреник, лицо, материально незаинтересованное, слуга науки?

— Да.

— Тогда позвольте задать вам следующий вопрос. Можно ли изменить будущее, доктор Селдон?

— Конечно, — кивнул Гэри и обвел взмахом руки зал. — Например, этот зал может через пару часов взлететь на воздух, но может и не взлететь.

Бун скорчил неодобрительную гримасу.

— Если бы это произошло, будущее в какой-то степени изменилось бы.

Гэри улыбнулся поверенному, затем — Линь Чену, который и не думал смотреть на него. Бун нахмурился более сурово.

— Не иронизируйте, доктор Селдон, — сделал Гэри замечание поверенный. — Я спрашиваю вас, может ли быть изменена в корне вся история человечества?

— Да.

— Это легко сделать?

— Нет. Очень трудно.

— Почему же?

— Дело в том, что психоисторическое движение населения даже одной планеты обладает колоссальным запасом инерции. Для того чтобы направление движения изменилось, необходимо столкновение с чем-либо имеющим сходный запас инерции. С такой же массой людей, например. А если встречная инерция относительно невелика, то, для того чтобы произошли изменения, должен миновать громадный промежуток времени. — Гэри невольно перешел на лекторский тон. Все, кто обращал хоть какое-то внимание на его ответы, по идее должны были стать студентами. — Понимаете?

Поверенный резко взглянул на Гэри.

— Думаю, да. Трентор необязательно должен подвергнуться разрушению, если этому будут противостоять большие массы людей.

— Вы совершенно правильно меня поняли, — с одобрением кивнул Гэри.

— Ста тысяч человек для этого хватит?

— Нет, сэр, — мягко возразил Гэри. — Этого слишком мало.

— Вы уверены?

— Прошу вас принять во внимание, ваша честь, что население Трентора составляет более сорока миллиардов человек. Кроме того, учтите, что тенденция к распаду охватывает не только Трентор, но и всю Империю в целом, а в Империи проживают около квинтиллиона человек.

Поверенный сделал вид, что задумался.

— Понятно. Тогда, вероятно, сто тысяч ваших сотрудников смогут хоть как-то противостоять разрушению, если и они сами, и их потомки будут работать над этой проблемой в течение пятисот лет?

Поверенный с плохо скрытым любопытством взглянул на Гэри.

— Боюсь, что нет, — покачал головой Гэри. — Пятьсот лет это слишком непродолжительный промежуток времени для решения такой глобальной проблемы.

Похоже, адвокат только такого ответа и ждал.

— Ну-ну, — удовлетворенно произнес он. — В таком случае, доктор Селдон, из всех ваших заявлений можно логически вывести следующее: вы собрали сто тысяч человек для работы над вашим Проектом, однако этого явно недостаточно для того, чтобы изменить ход истории Трентора за пятьсот лет. Другими словами, ваши сотрудники не в состоянии предотвратить упадок, как бы упорно они ни трудились.

Гэри думал о том, что вопросы поверенный задает ужасно непродуктивно. Он негромко ответил:

— К моему величайшему сожалению, вы правы, ваша честь. Мне бы хотелось…

Однако поверенный не намеревался дать Гэри возможность продолжать.

— Но, с другой стороны, собранные вами для работы над Проектом люди не занимаются ничем противозаконным, нелегальным?

— Совершенно верно.

Поверенный сделал шаг назад, на несколько секунд задержал на Гэри полный притворного добродушия взгляд и проговорил медленно, со злорадным удовольствием:

— В таком случае, доктор Селдон, — только прошу вас, обдумайте свой ответ самым старательным образом, ибо нам нужен только обдуманный ответ… — Неожиданно он выбросил вперед руку и ткнул в Гэри взыскующим перстом с великолепным маникюром. — Какова цель работы ста тысяч ваших сотрудников?!

Голос поверенного прозвучал визгливо, хрипло, скрипуче. Казалось, что до этого момента он как бы темнил, таился, а теперь вышел из засады и был уверен, что ловко забросил сеть и загнал Селдона своим вопросом в угол и теперь у того нет положительно никакой возможности предоставить суду хоть сколько-нибудь убедительный ответ.

Присутствовавшие в зале Пэры Империи, судя по всему, нашли эту эскападу весьма убедительной. Они разжужжались, словно пчелиный рой, а комитетчики — все как один — склонились к столу и вперили в Гэри торжествующие взгляды. Все, кроме Линь Чена. Тот только еле заметно облизнул губы и прищурился. Гэри заметил, что Чен лишь мимолетно взглянул на него, но более никоим образом своей реакции на вопрос поверенного не выдал. Похоже, он искренне скучал.

Гэри ощущал некоторую долю сочувствия к Чену. Тому, по крайней мере, хватало ума осознавать, что вопросы поверенного падают на абсолютно бесплодную почву. Гэри ждал, пока в зале наступит тишина. Он тоже знал, как верно разыгрывать сценарий этого спектакля.

— Цель работы моих сотрудников состоит в том, чтобы свести к минимуму последствия упадка, — произнес Гэри четко, но негромко.

Тактику он рассчитал верно. Комитетчики и аристократы мгновенно умолкли и теперь пытались обдумать его ответ.

— Я плохо расслышал вас, профессор Селдон, — проговорил поверенный, наклонился, сложил пальцы чашечкой, прижал ладонь к уху.

Гэри повторил свой ответ — слово в слово, громко, сделав ударение на слове «упадок». Буи снова скривился.

Поверенный выпрямился, оглянулся на комитетчиков, обвел взглядом аристократов — так, словно надеялся встретить в их взглядах подтверждение своим подозрениям.

— Точнее, профессор Селдон. Что вы имеете в виду?

— Объяснение элементарно.

— Готов поспорить, что это вовсе не так, — заявил поверенный.

Аристократы зашептались, начали посмеиваться. Гэри на провокацию не поддался, но не проронил ни слова, пока поверенный наконец не изрек:

— Прошу вас, продолжайте.

— Благодарю вас, ваша честь. Будущее разрушение Трентора — не изолированное событие, стоящее в стороне от всей истории человечества. Оно станет кульминацией сложнейшей драматической коллизии, возникшей несколько столетий назад, развитие которой все ускоряется. Я имею в виду, господа, полный упадок и разрушение всей галактической Империи.

Перешептывание аристократов перешло в возмущенный гул. Им вторили и комитетчики. Все они были связаны договорами и даже брачными узами с родом Ченов. Именно на это и рассчитывал поверенный — он надеялся разжечь зов крови, а пролить намеревался кровь Гэри, и пролиться она должна была, согласно расчетам поверенного, из уст самого Гэри, и никак не иначе.

Поверенный, как бы потрясенный до глубины души этим заявлением, произнес, пытаясь перекричать разбушевавшуюся публику:

— Значит, вы открыто заявляете, что… Но его слова потонули в общем хоре:

— Измена! Измена!! — вопили Пэры Империи многоголосым стаккато.

«Вот и скуке конец, — подумал Гэри. — Как развеселились!» Линь Чен выждал несколько мгновений, держа в руке поднятый молоток. Затем медленно опустил его. Раздались два мелодичных удара имитатора судейского гонга. В зале стало тихо, только некоторые вельможи позволили себе еще немного поерзать и пошептаться.

Поверенный вложил в свое следующее высказывание профессиональное изумление:

— Осознаете ли вы, доктор Селдон, что говорите об Империи, история которой насчитывает двенадцать тысячелетий, за плечами которой превратности судьбы многих и многих поколений, благие порывы и любовь квадриллионов людей?

Гэри ответил медленно и внятно — так, словно перед ним были не взрослые люди, а несмышленые детишки:

— Прекрасно осознаю. Мне известно как теперешнее состояние Империи, так и ее прошлое. Не желая проявить неуважение ни к кому из присутствующих, скажу, что мне все это известно намного лучше, чем любому из них.

Некоторых из Пэров слова Гэри все-таки, похоже, задели. Чен поспешно призвал зал к порядку ударом в гонг. Тишина наступила полная — даже ерзанье прекратилось.

— И вы предсказываете разрушение всей Империи? — осведомился поверенный.

— Мое предсказание основано на математических расчетах. Здесь нет никаких личных суждений, соображений морали. Я и сам не рад, поверьте, ваша честь, что все складывается именно так. Даже если предположить, что Империя плоха на сегодняшний день, состояние анархии, которое неизбежно наступит в ней после распада, будет во много раз хуже. Именно с угрозой анархии и призван бороться мой Проект. Падение Империи, господа, — катастрофа, противостоять которой чрезвычайно трудно. Империей правит бюрократия, и ее власть все более усиливается. Всякая инициатива снизу пресекается, воздвигаются кастовые барьеры, задыхается научный поиск, и прочее, и прочее. Повторяю: это слишком непостижимый и грандиозный процесс для того, чтобы его можно было остановить.

Аристократы внимательно и напряженно слушали. Гэри показалось, что в глазах некоторых блеснули искорки понимания. Поверенный снова сделал шаг назад, развел руками.

— Но разве не известно всем и каждому, что именно сейчас Империя сильна, как никогда?

Пэры помалкивали. Комитетчики строптиво отвернулись. Гэри явно задел их за живое. А Чен по-прежнему демонстрировал полное и бесповоротное равнодушие к происходящему.

— Впечатление обманчиво, ваша честь. Согласен, казалось бы, такое положение дел может продлиться вечно. Однако заметьте: гнилое дерево кажется нам крепким и здоровым — до тех пор, пока молния не расколет его пополам. Порывы грозового ветра в ветвях древа Империи слышны уже сейчас. Прислушайтесь к нему ухом психоисторика — и вы услышите, как оно потрескивает.

Поверенный наконец заметил, что ни на Пэров, ни на комитетчиков его драматический талант уже не производит должного впечатления. Ведь каждый из них ежедневно своими глазами видел, как один за другим гаснут фрагменты освещения внутренней поверхности куполов, как постепенно отказывает — то тут, то там — транспортная система. Им ли было не знать, что с каждым днем к их столу доставляют все меньше деликатесов с планет, снабжавших столичный Трентор продовольствием, — ведь и там стало неспокойно. Каждый день поступали сообщения о системах, тем или иным образом пытавшихся избавиться от пут имперской экономики, сформировать собственные, самодостаточные и намного более продуктивные альянсы.

Поверенный попытался восстановить свои пошатнувшиеся позиции очередным выпадом.

— Мы здесь не для того, доктор Селдон, — не слишком уверенно проговорил он, — чтобы выслу…

Гэри не дал ему договорить. Он обратился к комитетчикам. Бун предостерегающе поднял руку, округлил губы, но Гэри отлично осознавал, что делает.

— Империя исчезнет, и все блага, что были созданы ею за время ее существования, исчезнут вместе с ней: знания, установленный порядок вещей… Начнутся бесконечные межзвездные войны, заглохнет межпланетная торговля, уменьшится население, отдаленные миры утратят связь с центром Галактики. И ничего с этим поделать нельзя.

Аристократы, сидевшие в зале, затравленно молчали, словно летучие мыши, забившиеся в глубь пещеры.

Голос поверенного прозвучал глухо и беспомощно:

— Но конечно… профессор Селдон… это… не навсегда?

К этому мгновению Гэри готовился несколько десятков лет. Сколько раз он репетировал эту сцену, лежа в постели, перед сном! Сколько раз гадал: не впадает ли в комплекс Наполеона, предвкушая ее?

К нему пришло одно воспоминание и на миг отвлекло от происходящего. Он вспомнил о своем разговоре с Дорс. Тогда они говорили о том, что он скажет, когда Империя наконец обратит на него внимание, когда ее лидеры наконец отчаются настолько и настолько разволнуются, что решат обвинить его в государственной измене.

Горло Гэри сжалось. Он незаметно вдохнул, изо всех сил скрывая волнение и стараясь расслабиться. На самом деле миновало всего несколько секунд.

— Психоистория, — спокойно проговорил он, — способная предсказать упадок, не умалчивает и о последующих мрачных временах. Империя, господа, как уже говорилось, сумела выстоять двенадцать тысяч лет. А предстоящий период мрака и хаоса продлится не двенадцать, а тридцать тысячелетий. Потом возникнет Вторая Империя, но в промежутке между нашей цивилизацией и ее появлением тысяча поколений будет обречена на немыслимые страдания. Вот с чем мы призваны бороться.

Аристократы были потрясены не на шутку.

Поверенный, повинуясь знаку, который подал комитетчик, сидевший справа от Чена, приосанился и проворно, хоть и не очень уверенно, заявил:

— Но вы сами себе противоречите! Ранее вы сказали, что не можете препятствовать разрушению Трентора, а следовательно, и распаду… Так называемому распаду Империи тоже…

— А я и не утверждал, что мы способны предотвратить ее распад.

В глазах поверенного была искренняя мольба. Он словно упрашивал Гэри сказать хоть что-нибудь воодушевляющее — не ради судьбы самого Гэри, но ради будущего его детей, его семейства.

Гэри понимал, что настало время оделить всех присутствующих хоть толикой надежды и тем самым подчеркнуть важность собственной деятельности.

— Но пока еще не поздно, — сказал он, — попытаться повлиять на продолжительность периода мрака и хаоса, попробовать сократить его. Есть возможность, господа, свести продолжительность периода анархии к одному тысячелетию взамен тридцати, если возглавляемому мной коллективу будут созданы условия для работы и дана возможность начать действовать именно сейчас. Мы живем в крайне нестабильное время. Огромную, разрушительную массу событий нужно скорректировать немного — совсем немного, но и этого окажется достаточно для того, чтобы вычеркнуть двадцать девять жутких тысячелетий из истории человечества.

Поверенному явно пришлось не по вкусу такое летосчисление.

— И как же вы намерены это осуществить? — скептически осведомился он.

— Путем спасения знаний, накопленных человечеством. Сумма знаний не может принадлежать отдельному человеку, даже тысячам людей. Когда рухнет социальный институт Империи, знания разлетятся на миллионы осколков. Отдельные специалисты будут знать многое о немногом. Сами по себе они станут беспомощными, и знания исчезнут за время жизни одного-единственного поколения. Но если сейчас мы создадим банк данных всей суммы знаний человечества, эти знания не будут утрачены никогда. Грядущие поколения станут строить свою деятельность на готовом фундаменте, им не придется всякий раз открывать что-то заново. Таким образом, за одно тысячелетие будет проделана работа, на которую в противном случае пришлось потратить бы тридцать.

— Все это очень ин…

— Все сотрудники моего Проекта, — решительно проговорил Гэри, — все сто тысяч человек со своими женами и детьми, посвятили себя подготовке «Галактической Энциклопедии». За отпущенные им годы жизни они этой работы при всем желании не закончат. Я и сам не доживу до выхода первого тома. Но к тому времени, когда Трентор будет разрушен, работа будет завершена, и тома Энциклопедии будут находиться в каждой крупной библиотеке по всей Галактике.

Поверенный смотрел на Гэри так, словно перед ним стоял святой или жуткий монстр. Чен снова ударил в гонг, но удар вышел неточным. Некоторые аристократы испуганно вздрогнули от резкого звука.

Поверенный осознал правоту Гэри. Все знали, что Империя в упадке, а некоторые знали и больше — что она уже мертва. Гэри ощутил глухую, щемящую тоску. Снова, уже в который раз, он стал для обычных людей мрачным прорицателем, вестником страшных бед. «Как славно было бы не думать о смерти и разрухе, как славно было бы оказаться где угодно — к примеру, на Геликоне… заново познать, каково это — жить без страха под открытым небом — под небом! Как это было бы прекрасно — воочию увидеть все то, о чем я говорю как о метафорах, — дерево, ветер, ураган… Я и в самом деле — ворон. И я понимаю, почему они меня так ненавидят и так-страшатся».

— У меня нет к вам вопросов, профессор, — заявил адвокат. Гэри кивнул, покинул стойку для свидетелей и, вернувшись на скамью подсудимых, медленно и устало сел рядом с Гаалем Дорником. Мрачно усмехнувшись, он спросил у Гааля:

— Ну, как вам понравился этот спектакль?

Молодое лицо Гааля так и светилось радостным румянцем.

— По-моему, вы победили. Гэри покачал головой.

— Боюсь, они еще сильнее возненавидят меня за то, что я снова сказал им правду.

Гааль сглотнул подступивший к горлу ком. Он был храбрым молодым человеком, но при всем том — просто человеком. И что же будет теперь? — осторожно спросил он.

— Они свернут процесс и постараются заключить со мной частное соглашение.

— Откуда вам это известно?

Гэри запрокинул голову, опустил, помассировал шею.

— Если честно — сам не знаю. Все зависит от Председателя Комитета. Но его я знаю много лет. Я наблюдал за ним, пытался анализировать его деятельность, хотя вы понимаете, как это рискованно — вносить данные о поведении отдельно взятой личности в психоисторические уравнения. Тем не менее надежда есть.

«Дэниел… Ну, как у меня получилось?»