— Давайте подведем итоги, — сказал Лэньер. Они снова собрались в квартире Патриции, чтобы выслушать ее рассказ о бродяге и решить, как себя вести. — Мы гости, но не совсем. Нас охраняют, а это означает, что наше положение несколько напоминает положение пленников.

— Доступ к службе информации ограничен, — подсказала Фарли.

— Мы не можем вернуться обратно, — заметил Хайнеман.

— И — если то, что узнала Патриция, правда — нам предстоит стать знаменитостями, — добавила Ленора Кэрролсон.

— Бродяга не говорил, что кто-то ожидал возвращения Камня к Земле? — поинтересовался Лэньер.

— Нет, — ответила Патриция. — И я так не думаю. Если я права, они считали, что он будет просто продолжать двигаться в пространстве, будучи слишком маленьким для того, чтобы кто-то его заметил, и никогда нигде не остановится…

— Так каково будет наше отношение ко всему этому? — спросил Лэньер. — Ларри, Ленора?

— Какая разница, чего мы хотим? Что мы можем сделать? — спросил Хайнеман, разводя руками.

— Подумай, Ларри, — сказала Кэрролсон, кладя руку ему на колено. — Мы знаменитости. Они не могут просто так игнорировать наши желания.

— О, нет! — заявил Хайнеман. — Они могут просто промыть нам мозги. В некоторых из них нет ничего человеческого!

— Они люди, — отрезала Патриция. — То, что они могут выбирать какую форму принять или какими талантами и способностями обладать, не означает, что они не наши потомки.

— О, Господи, — простонал Ларри. — Это выше моего понимания.

— Нет, это не так — если я могу это понять, то и ты сможешь. — Она сжала его колено.

— Если мы выступим единым фронтом, добьемся больших уступок, — сказал Лэньер. — Если мы знаменитости или даже диковины, мы можем как-то влиять на отношение и к нашим людям на Камне.

— Так чего мы намерены потребовать? — спросила Кэрролсон.

— Прежде всего, мы будем настаивать, чтобы были сняты ограничения на информацию, — предложила Патриция.

— Я своей даже не пользовался, — заметил Хайнеман.

— Мы всеми силами пытались получить разрешение на то, чтобы связаться с Камнем. — Лэньер обвел взглядом комнату. — Вы согласны с этим?

Все были согласны.

— Мы должны быть уверены, что всегда будем вместе; нас никогда не должны разделять, — продолжал он. — В противном случае мы будем протестовать…

— Голодовка? — спросила Фарли.

— Все способы. Ясно, что наши хозяева не людоеды, и вряд ли с нами будут дурно обращаться. Да, мы несколько ошеломлены, потрясены увиденным, но… С этим можно справиться. Мы выжили на Камне, выживем и здесь. Верно?

— Верно, — подхватила Карен Фарли, глядя на Лэньера с выражением, означающим нечто большее, чем уважение к его авторитету. Патриция посмотрела на них и весело, дружелюбно улыбнулась.

Кэрролсон пристально наблюдала за всеми.

— Ольми сейчас в холле, — сказала Патриция. — С ним Рам Кикура. Я попросила подождать, пока мы не закончим — но они хотят поговорить с нами.

— Так мы всегда будем вместе? — спросил Лэньер.

— Конечно, — мягко подтвердил Хайнеман.

Ольми и Рам Кикура вошли в квартиру Патриции и устроились посередине, скрестив ноги. Рам Кикура радостно улыбалась; с точки зрения Лэньера, она была ненамного старше Патриции, хотя наверняка это было не так.

Лэньер изложил их требования. К его удивлению, Ольми согласился почти со всем, за исключением связи с Пушинкой.

— Этого я сейчас не могу вам позволить. Возможно, позже. Мы можем разрешить вам неограниченный доступ к информации, но это потребует некоторой подготовки. Полный доступ к данным очень сложен и требует большой ответственности — всегда существует возможность злоупотреблений. Для начала воспользуйтесь помощью педагога. Рам Кикура может предоставить вам фантома — частичную личность, основанную на ее собственной. Этот педагог будет проводить поиск информации, а также инструктировать вас. Наши младшие граждане постоянно пользуются их услугами.

— И мы сможем изучать все что угодно? — спросила Патриция.

— Это трудновыполнимое требование, — сказала Рам Кикура. — Даже граждане не имеют доступа ко всей Памяти Города. Там есть многое, что может оказаться опасным для неподготовленного…

— Например? — поинтересовался Хайнеман.

— Программы изменения личности или объединения различных личностей. Психические усовершенствования. Различные функции высокого уровня и теоретические программы. Может быть, вы ознакомитесь с этим позже, но пока что педагог будет предохранять вас от того, чтобы вы… скажем так, не перестарались.

— Ну конечно, — сказала Кэрролсон.

— Нас все еще держат в качестве чистых образцов? — спросила Патриция.

— До некоторой степени, — согласился Ольми. — Но тесты уже проведены…

— Проведены? — Хайнеман не в силах был скрыть потрясения.

— Да. Пока вы спали.

— Думаю, нам все же следовало бы знать о том, что происходит, — нахмурился Лэньер.

— Вы знали. Ваши сонные воплощения направляли наши исследования, и мы не делали ничего, с чем они не соглашались.

— Господи, — простонала Кэрролсон. — Что такое сонные воплощения?

Рам Кикура развела руками.

— Наверное, теперь вы понимаете, почему по социальному статусу вы приравнены к детям, в лучшем случае — к подросткам. Вы просто не готовы ко всему, что может предложить вам Аксис. Пожалуйста, не обижайтесь. Я здесь для того, чтобы помочь вам, насколько это в моих силах, а не для того, чтобы мешать или расстраивать ваши планы. Кроме того, я здесь для того, чтобы защищать вас, и я буду делать это, как бы вы ни возражали.

— Именно этим и занимаются адвокаты? — спросил Хайнеман. — А они кто — юристы?

— Адвокат — это одновременно помощник и официальный представитель, — пояснила Рам Кикура. — Мы даем советы, основанные на данных, которые наши дубли находят в Памяти Города или где-либо еще. У нас есть много привилегий — например, доступ к личным собраниям памяти. Хотя мы не можем разглашать их содержание, но, в определенных пределах, можем пользоваться тем, что узнаем из них. Некоторые адвокаты — в том числе и я — предлагают то, что в ваше время могло быть названо психологическими консультациями.

— В сущности, — добавил Ольми, — сер Рам Кикура предоставляет вам еще одну степень защиты — против злоупотреблений со стороны высших властей. Есть еще вопросы?

— Да, — сказала Кэрролсон, посмотрев на Лэньера. Он кивнул, и она продолжила: — Что будет с нашими людьми на Камне… на Пушинке?

— Мы еще не знаем. — Решение по этому поводу еще не принято.

— Как вы собираетесь с ними поступить? — спросила Фарли. — С американцами и с остальными?

— Я могу гарантировать, что им не будет причинен вред, — сказал Ольми.

— Как вы думаете, когда мы сможем с ними связаться? — спросил Лэньер.

Ольми постучал указательными пальцами друг о друга и ничего не ответил.

— Так когда?

— Как я уже сказал, этот вопрос еще не решен. Я не могу сейчас ответить.

— Мы хотели бы узнать об этом как можно скорее, — сказал Лэньер.

— Узнаете, — заверил Ольми. — Вы были под охраной и в изоляции. Теперь положение изменится, так как ваше появление больше не является тайной. Вы станете популярны; вам предстоит участие в церемониях и путешествиях. Вероятно, вас даже утомит внимание.

— Не сомневаюсь, — не очень уверенно произнес Гарри. — Теперь, сер Ольми, только между нами семерыми — если вы, как мне кажется, только один человек, и никто не заглядывает через ваше плечо, — чего вы от нас хотите?

— Мистер Лэньер, вы не хуже меня знаете, что сейчас я не могу быть полностью откровенным. Вы просто не поймете, а если я попытаюсь объяснить, это вызовет замешательство. Со временем я все объясню, но сначала вы должны познакомиться с нашим городом, с нашей культурой. Поскольку теперь вы свободно можете пользоваться службой информации…

— Относительно свободно, — подчеркнул Лэньер.

— Да, свободно с некоторыми ограничениями… Вы можете при желании провести следующие сутки за «зубрежкой», если это правильное слово.

— Есть ли еще какие-то ограничения?

— Да, — сказал Ольми. — Вы не можете покидать эту жилую зону, пока не будет составлен план и Нексус не подготовит все для вашего… скажем так, дебюта. Прежде чем это произойдет, мы советуем вам получить полную информацию об Аксисе и хотя бы немного понять наш образ жизни.

Он обвел взглядом их лица, подняв брови в ожидании вопросов, но никто больше ни о чем не спросил. Лэньер заложил руки за голову и откинулся на кушетку.

Рам Кикура программировала пикторы прямо с того места, где стояла.

— Теперь здесь присутствует педагог, основанный на моей личности, — сказала она. — Вы можете пользоваться службой информации из любой вашей квартиры, и педагог вам поможет в этом. Лучше всего начать с описания города и Пути… Согласны?

Все семеро молча смотрели на детальное изображение Аксиса, появившееся перед ними. Казалось, они приближаются к городу с севера, быстро двигаясь вдоль сингулярности и пройдя через несколько темных щитов.

Точка наблюдения затем переместилась почти к самой стене Пути, и они как бы повисли в нескольких сотнях метров над оживленными магистралями. Хайнеман вздрогнул, увидев мчащиеся по многочисленным трассам цилиндры, похожие на цистерны; на передней части каждого выделялся круг из ярких огней, а по бокам — три полосы бегущих огоньков. Впереди четырехкилометровые ворота-терминал принимали тысячи цилиндров со всех направлений. (Визуальное приложение быстро показало внутренность терминала — лабиринт многоуровневых путей, по которым цилиндры направлялись в ангары, где загружались и разгружались. Содержимое распределялось по контейнерам и отправлялось в ворота. Сами ворота были намного шире, чем те, которые они видели раньше — ступенчатое отверстие шириной, по крайней мере, в два километра, напоминающее открытую шахту, но более правильное по форме и гораздо больше забитое оборудованием).

Аксис представлял собой внушительное зрелище с любой точки зрения, но со стороны Пути он просто ошеломлял. Пиктор подсветил самые северные части города и объяснил их функции, затем точка наблюдения переместилась южнее.

В южном районе Аксиса находился широкий мальтийский крест, выступавший из-за двух кубов, расположенных один за другим вдоль потока. Поток уходил в центр креста и затем продолжался, проходя сквозь кубы. Здесь находилось оборудование, которое приводило город в движение по сингулярности. Тот же эффект, который мог перемещать город и приводил в движение трубоход, также обеспечивал большую часть необходимой энергии. Генераторы внутри кубов приводились в движение турбинами, лопасти которых пересекали сингулярность и подвергались пространственному преобразованию.

(«Откуда, в конечном счете, берется энергия?» — спросила Патриция сама себя. Был ли вообще смысл в этом вопросе?)

Между кубами располагался буфер в форме бутылки, широкий конец которого находился на одном уровне с первым вращающимся цилиндром, Аксис Надером, где были их квартиры. Аксис Надер был самой старой секцией. После окончательного выселения ортодоксальных надеритов из Пушинки их поселили в Аксис Надере, который стал чем-то вроде гетто.

Увеличивавшаяся со временем популяция неоморфов перемещалась на север, в Центральный Город и другие вращающиеся цилиндры, более новые и потому более выгодные с точки зрения недвижимости. Вращение Аксис Надера создавало центробежную силу, примерно равную на внешних уровнях силе тяжести на Пути. Его население все еще составляли, в основном, ортодоксальные надериты, которые, само собой разумеется, были почти исключительно гомоморфами.

За Аксис Надером располагался Центральный Город. Геометрия его архитектуры уже сама по себе была головокружительной. Любопытство Лэньера вызвало появление графической схемы города, начиная с куба. Каждая грань куба поддерживала приземистую пирамиду, ступени которой шли под небольшим углом друг к другу, образуя полуспираль. Вся конструкция могла целиком поместиться в сфере диаметром, примерно, в десять километров и скорее напоминала Вавилонскую башню, какой ее спроектировал бы художник двадцатого века Морис Эшер в сотрудничестве с архитектором Паоло Солери; во всех отношениях Центральный Город являлся лицом Аксиса. Мотив «искривленной пирамиды», казалось, был здесь всеобщим; такой же была и форма терминалов перед воротами.

За Центральным Городом находился Аксис Евклид со смешанным населением из неоморфов и гомоморфов, сторонников как гешелей, так и надеритов. Аксис Торо и Аксис Евклид вращались в противоположном направлении, чтобы уравновесить вращение Аксис Надера, который был несколько больше их.

Точка наблюдения вернулась к мальтийскому кресту у южного конца. Они оказались в центре креста, в некотором подобии дока, где снаряжалась значительно большая и значительно более сложная версия их собственного уничтоженного трубохода. Этот корабль имел около ста метров в длину и формой напоминал сжатое посередине веретено. Два сегмента веретена были почти лишены каких-либо черт, один — блестящий серо-черный, другой сине-фиолетовый.

Картина сопровождалась фактами и цифрами. Корабль — флот, насчитывал их больше сотни — мог путешествовать со скоростью пять тысяч километров в секунду. Он мог отделяться от потока, чтобы пропустить другой транспорт — хотя Хайнеман сознался, что не понял, как это делается, поскольку поток проходит через центр корабля — и мог также высылать корабли поменьше для десанта и разведки.

Возле поверхности Пути огромные диски, которые они уже видели раньше, обеспечивали перевозки грузов и пассажиров на более близкие расстояния. Видеопутешествие завершилось вращающимся золотисто-серебряным шаром.

— Сер Ольми, — начал Лэньер.

— Да?

— Мы гости или пленники?

— Собственно, ни то, ни другое, — ответил Ольми. — Все зависит от того, кого вы спросите и насколько честно он ответит. Вы либо наш актив, либо пассив. Пожалуйста, помните об этом. У нас запланировано три ваших выступления, — продолжал он. — Одно перед Нексусом Гексамона, другое — на родной планете франтов, Тимбле, где мы сможем встретиться с президентом, а последнее — на отметке три экс девять, где будут открыты новые ворота.

Лэньер медленно встал и потер переносицу.

— Ладно, — сказал он. — Мы стали всеобщим достоянием, и нас будут использовать в пропагандистских целях. Нам потребуются годы, чтобы разобраться в здешних делах, а может, это нам никогда не удастся, поскольку у нас нет имплантов. Но, по крайней мере, вы показали нам больше, чем раньше. Мы уже не безупречные представители гомо сапиенс эпохи до Гибели. — Он остановился, не уверенный в том, к чему ведет. — Но…

— Вы никогда не будете полностью удовлетворены моими объяснениями, — перебил его Ольми. — Хоть вы и воспринимаете многое из того, что мы вам говорим, существует подтекст, который вы не в состоянии понять. И вы правы. Заметьте: я никогда не просил вас доверять мне. Этого я и не мог бы ожидать. Но сейчас должно быть очевидно, что мы в огромной степени можем помочь друг другу. Вы хотите связаться со своими друзьями, а Нексус должен считаться с самим вашим присутствием и всем, что из этого следует. В течение следующих нескольких дней вы узнаете больше о Пути и о вашей миссии здесь — больше даже, чем может сообщить служба информации. Я буду сопровождать вас, и мы с Сули Рам Кикурой будем делать все, что в наших силах, чтобы выступить в вашу защиту — во-первых, потому что это справедливо, а во-вторых, я считаю, что то, что совершаемое в ваших интересах служит также Нексусу.

Лэньер посмотрел на коллег, задержав взгляд сначала на Фарли, затем — на Патриции. Карен ободряюще улыбнулась; выражение лица Патриции было менее определенным.

— Можете рассчитывать на наше сотрудничество в течение еще семи дней, — сказал Лэньер. — Если для меня не будет очевидно, что наши интересы взаимно удовлетворяются, и если нам не позволят связаться с Пушинкой, сотрудничество прекратится. Не знаю, как велика эта угроза. — Он глубоко вздохнул. — Насколько мне известно, вы можете создать наши компьютерные изображения и заставить их делать все, что вам надо, или даже изготовить полностью идентичных нам андроидов. Но такова наша позиция.

— Согласен, — ответил Ольми. — Семь дней.

Ольми и Рам Кикура ушли. Хайнеман медленно покачал головой, потом посмотрел на Лэньера.

— Итак?

— Будем продолжать знакомство, — решил Лэньер. — И ждать.

Джудит Хоффман стояла перед маленьким зеркалом в своей комнатке в женском коттедже. Она решила, что выглядит не так уж и плохо. За последние несколько дней ей удалось выспаться.

Количество самоубийств сократилось. Ее люди — Джудит всегда думала о них именно так, и о военных, и об ученых, — казалось, смирились со своей судьбой. Строились планы восстановления челнока и нескольких русских транспортников, чтобы попробовать добраться до Луны. Некоторые даже обсуждали возможность экспедиции на Землю — во главе с Герхардтом и Римская.

Римская удивительно быстро оправился от «провала памяти», как он это называл. Он остро переживал случившееся и, в конце концов, потребовал — как это ни парадоксально, — чтобы по отношению к не перестали проявлять снисходительность.

— Относитесь ко мне так же жестко, как я бы относился к вам, — заявил он.

Хоффман немедленно назначила ученого ответственным за снабжение — ту область, с которой, как она знала, он вполне бы управился. Не помешает иметь жесткого (но очень сообразительного) сукиного сына у хранилищ с продовольствием и оборудованием. Он умел хорошо ладить с русскими и снял с нее это бремя. В свободное время — которого было не слишком много — пусть обсуждает с Герхардтом планы относительно Земли. Хоффман умела быть требовательной. Римская, казалось, просто расцвел под бременем новой и напряженной работы.

Единственное, что ее по-прежнему беспокоило — судьба экспедиции на трубоходе.

С возвращением Мирского и исчезновением трех замполитов русские стали проявлять все большую склонность к сотрудничеству. Возникали проблемы, связанные с нехваткой женщин: имели место два изнасилования и несколько попыток — но Джудит, честно говоря, ожидала худшего. Многие военные — западные и русские — подарили женщинам пистолеты. Пока что ими еще не пришлось воспользоваться.

Хоффман должна была через час встретиться с Мирским в четвертой камере. Это была вторая их встреча после его возвращения, и разговор предстоял долгий.

Вместе с Берил Уоллес и двумя морскими пехотинцами она проехала на нулевом поезде из первой камеры в четвертую, затем в натовском комплексе пересела на грузовик. За время отсутствия Мирского русский комплекс был разделен на три части; сейчас он занимал длинную полосу вдоль берега и два острова. Из бревен были связаны два больших плота, и шла медленная и кропотливая работа по постройке лодок; инструментов для обработки дерева пока не было — хотя, возможно, они могли бы появиться через несколько месяцев — и корабелам были доступны лишь примитивные вещи.

Поездка стала для Хоффман чистым удовольствием для Хоффман. Главный комплекс русских находился возле девяностоградусной платформы, примерно, в сорока километрах от комплекса НАТО. Пересеченная местность и густой лес окружали построенную камнежителями дорогу. По окнам грузовика даже застучали капли небольшого дождика.

Уоллес говорила о возобновлении научных исследований в шестой и седьмой камерах; Хоффман слушала и кивала, но тема не увлекала ее. Уоллес почувствовала это через несколько минут и позволила Джудит полностью погрузиться в размышления.

Русский комплекс напоминал старинный форт. Оборонительная стена из стволов молодых деревьев, очищенных от веток и коры, окружала высокую земляную насыпь. Русские солдаты широко распахнули ворота при приближении грузовика и тут же закрыли их за ним.

Первым, что увидела Хоффман, была виселица. Она стояла — слава Богу, пустая — в центре четырехугольника, очищенного от травы и листьев и окруженного булыжниками размером с голову.

Бревенчатые здания были еще не достроены; наиболее претенциозное — трехэтажное — возводилось по образцу старинного русского сельского дома.

Солдаты жестами предложили припарковать машину за длинным узким сараем. Мирский принял их без особых формальностей, за столом в восточном его конце. Внутренние перегородки отсутствовали; другие рабочие помещения и спальные гамаки были открыты всеобщему обозрению. Хоффман и Уоллес обменялись с ним рукопожатиями, и он предложил им парусиновые стулья. Морские пехотинцы остались снаружи, под охраной двух русских десантников.

Мирский предложил им чаю.

— Боюсь, что это поступило с ваших складов, — заметил он, — но чай хороший.

— Ваше строительство идет успешно, — сказала Хоффман.

— Давайте говорить по-английски, — предложил Мирский. — Мне нужна практика.

Он разлил темно-янтарный чай в три пластиковых стаканчика.

— Прекрасно, — похвалила Хоффман.

— Я не могу принять эти успехи на свой счет, — возразил Мирский. — Вы же знаете, что меня не было здесь, когда сделали большую часть работы.

— Всех интересовало… — начала было она.

— Да? Что именно?

Хоффман улыбнулась и покачала головой.

— Неважно.

— Нет, я настаиваю. — Глаза Мирского расширились. — Так что?

— Куда вы исчезли.

Он обвел их взглядом.

— Я был мертв, — объяснил он. — Потом меня привели в порядок. Я ответил на ваш вопрос? — Прежде чем Джудит успела что-нибудь сказать, Мирский продолжил: — Нет, не думаю. Ну хорошо, я не знаю. Для меня это еще большая тайна, чем для вас.

— Ну что ж, так или иначе, — улыбнулась она, — мы рады, что вы вернулись. У нас очень много работы.

Первым в повестке дня стоял вопрос о разгрузке транспортника с оборудованием и продовольствием. Он оставался в скважине с самой Гибели; экипажу было разрешено эвакуироваться, но еще не было достигнуто соглашение о том, как распорядиться грузом. Через несколько минут Хоффман и Мирский договорились об устраивающем всех варианте. Вооружение должно было остаться в пакгаузе буферной зоны; остальные материалы переправлялись в русский комплекс четвертой камеры.

— Нам нужны материалы для обмена не в меньшей степени, чем продовольствие, — подчеркнул Мирский.

Следующий вопрос касался статуса русской научной команды. Хоффман придерживалась мнения, что русским, пожелавшим остаться с западной командой, необходимо разрешить это; Мирский помолчав, кивнул.

— Мне не нужны люди, отвергающие мои принципы, — сказал он, напряженно глядя на женщин широко открытыми глазами, и дважды быстро моргнул.

Хоффман заглянула в свои заметки.

— На этот раз дела у нас идут лучше, чем в прошлый раз.

Мирский наклонился к ней, упершись локтями в колени.

— Я устал от дискуссий, — сказал он. — Я спокоен, как мертвец. Боюсь, это разочарует некоторых моих товарищей.

— Вы все время говорите, что были убиты. Это бессмыслица, генерал.

— Возможно, что и так. Однако это правда. Я не помню всего. Но я помню, что мне выстрелили в голову. Погодин говорит, что они… — Мирский поднял руки. — Вы можете сами догадаться, кто. Мне снесло полголовы. — Он помахал рукой возле правого уха. — Меня убили, а потом оживили. К счастью, я был безоружен, иначе оказался бы там, где сейчас Белозерский, Велигорский и Языков.

— И где же это?

— Точно не знаю. Возможно, под арестом. Похоже, Пушинка имеет средства для исполнения своих законов.

— Думаю, что это вполне возможно. Это означает, что Пушинка-город все еще способен принимать решения, выносить оценки и поступать в соответствии с ними.

— Мы должны следить за своим поведением, верно? — предположил Мирский.

Хоффман кивнула и вернулась к повестке дня. Один за другим в течение сорока пяти минут все пункты были обсуждены и закрыты.

— Мне было очень приятно, — сказал Мирский, вставая и протягивая руку. Хоффман крепко пожала ее, и генерал проводил их к машине.

— Как насчет виселицы? — спросила Уоллес, когда они ехали обратно к нулевому комплексу. — Как это следует понимать?

— Возможно, это лишь предупреждение, — лениво протянула Хоффман.

— Он похож на привидение.

Хоффман согласилась:

— Очень.