В аэропорту Федора встречали с машиной, предоставленной в его распоряжение на все время командировки. Пока они шли к машине, Федору вполголоса что-то рассказывали, и он все больше мрачнел.

— Ладно, — сказал он. — Тут уж ничего не поправишь. Передайте в Москву, что я знаю.

— Вы сразу в управление? — спросил один из провожающих.

— Нет. Сперва, если вы не против, приятеля подвезу, куда ему надо.

— Да я… — заикнулся Андрей.

— Садись в машину, — хмуро сказал Федор. — Твой район города — один из дальних, а после бессонной ночи тащиться на городском транспорте будет совсем противно.

Вот так Андрей доехал до тети Тани с большим комфортом.

— Кстати, дай мне телефон твоих родственников, — сказал Федор в машине. — Перезвоню тебе, как только узнаю свои номера телефонов служебный и в гостинице — чтобы связь была двусторонней.

— Может, мне имеет смысл чем-нибудь заняться? — спросил Андрей, записывая телефон.

— Например?

— Я мог бы наведаться к этому нотариусу, Владыкиной, под видом клиента, который хочет оформить доверенность на самарскую родню… Какую именно доверенность — всегда можно придумать.

Обстоятельный Федор продумал это, прежде чем ответить отрицательно.

— Нет, не стоит. Много ты все равно не узнаешь, а вдруг ненароком осиное гнездо разворошишь. Если ты для чего-нибудь понадобишься, я дам тебе знать. Чем вообще заниматься думаешь?

— С родственниками пообщаюсь. И хочу кой-какие старые архивы поднять. Давно собирался, если приеду…

— Что там, в этих архивах?

— Хотелось бы уточнить обстоятельства смерти моего брата… Двоюродного брата, то есть, но я его всегда просто братом называл.

— Уг-м… Тут я тебе смогу подсобить. Если надо, позвоню в нужное отделение милиции, чтобы тебя до архивов допустили. Что конкретно ты хочешь узнать?

— Как сложилась судьба того человека, который пырнул моего брата ножом.

— Не для мести, надеюсь?

— Нет. И, может быть, откроются какие-нибудь данные, которые до сих пор являлись тайной следствия. Ведь столько лет прошло… Наверно, любые тайны можно теперь рассекретить…

— Не скажи. Бывают такие тайны, до которых лучше не прикасаться. Как говаривал мой учитель в сыскном деле, светлая ему память, есть дела наподобие Олегова коня — вроде, и быльем все поросло, и только череп остался, а тронешь череп — выползет могильная змея и ужалит насмерть.

— Хочется думать, что здесь не тот случай, — сказал Андрей.

— Скорее всего. Но если тебя это тревожит, по прошествии стольких лет, то ведь может тревожить и кого-нибудь другого, а?

— Для меня это — семейная трагедия, вот и все. Я хотел бы расставить все точки над «и».

— Все? — коротко спросил Федор. В его подчеркнутой интонации явно прозвучало: «Выходит, кроме загадок, связанных со смертью твоего брата, ты хочешь разобраться и в каких-то дополнительных загадках?»

— Я хочу побольше узнать о матери мальчика, — объяснил Андрей. — И, может быть, разыскать её и переговорить с ней.

— Твой брат погиб из-за нее?

— В общем, да.

— Женщина, несущая смерть, — усмехнулся Федор. — Знамо дело. Вот и сейчас… — он едва удержался, чтобы не сплюнуть. Андрей понял, что разговор невольно попал в самую больную точку.

— Это связано с теми плохими новостями, что тебе передали? — осторожно спросил он.

— Да. Нам нужен был один человек, отсиживавшийся в Испании… Вчера его хлопнула женщина-киллер, забравшаяся к нему в доверие… И в постель.

— Ну!? — Андрей сразу подумал о Богомоле. — Ее приметы известны?

— Красивая брюнетка. С теплыми, просто золотистыми, карими глазами. Но все это можно подделать.

«Богомол — блондинка, — подумал Андрей. — Но то, что она для пользы дела может надеть черный парик и вставить контактные линзы — бесспорно».

— А ещё что-нибудь о ней известно? — спросил он.

— Выглядела очень богатой, почему и не вызвала подозрений. Назвалась женой известного испанского миллионера. При проверке оказалось что такого миллионера просто не существует!.. А что ты так расспрашиваешь?

— Мне вообще интересны женщины-киллеры. То есть, интересно, как женщина приходит к этому. Ведь для женщины это довольно… скажем так, необычно.

Федор пожал плечами.

— Частый случай в практике… Настолько же частый, насколько отвратительный.

— Но многие видят в этом… Как бы это определить? Ну, для многих, читающих про таких исполнительниц в желтой прессе, есть в этом привкус романтики. Или, может, какой-то смертоносной привлекательности? Потрясающие красавицы, которые… — Андрей задумался, ища нужные слова.

— Мерзость, — Федор словно выплюнул это слово, скривившись от гадливости. Немногословный, он умел в короткие реплики вкладывать максимум эмоций и информации.

— Ты не веришь в «гибельную красоту»? — спросил Андрей.

— В каком смысле?.. Верю, конечно, что такие твари существуют. Как видишь, не верить нет причин, когда очередная такая стерва нам подгадила. А вот романтический ореол, который некоторые любят создавать вокруг них… «Хищная красота», «смертоносная красота», «кайф любовных игр со смертью»… — Федор пожал плечами. — Дешевка. Такая же дешевка, как всякая блатная романтика… и блатная истерика.

— Весь антураж — дешевка?

— Да. И закваска тоже.

— То есть?

— «Не верю я в мужество юных, Не бреющих бороды…» — процитировал Федор. (А он не так прост, как кажется, если знает Стивенсона, подумал Андрей). — А в мужество тех, кому бороду брить по природе пола не положено — тем более.

— По-твоему, такие роковые красавицы в любой момент могут струсить и предать?

— Угу. Только не называй их «роковыми». Они опасны точно так же, как опасна мелкая шпана, о которой мы говорили — из мелкой злобы. Таких гадин надо давить.

— И ты смог бы?

— Смог бы, — спокойно ответил Федор.

Андрей задумался.

— По-твоему, настоящее мужество есть только в стариках — как в балладе Стивенсона?

— Я уважаю стариков, — задумчиво проговорил Федор. — Я знаю, что может выдержать человек, жизнью потертый и потрепанный… «Тертый калач», так? Они — как старые бойцовые петухи, которые любого молодого, полного сил задиру заклюют и забьют за счет опыта.

— Интересно… — Андрей рассмеялся. — И, если, скажем, представить себе ситуацию… Блистательная красавица, убийца-профессионал, подготовленная по всем статьям, прошедшая выучку в спецслужбах и где там еще… Если её путь пересечется с таким старым петухом, умеющим за себя постоять…

— Старый петух выиграет, — кивнул Федор. — За счет того житейского опыта, которого никакая выучка не заменит и который позволяет по-иному видеть все мелочи нашей будничной жизни. Его постелью не возьмешь, и не размякнет он до того, чтобы ему можно было всадить нож в спину. Ведь все эти «профессионалки» только этим и берут — сначала «женским местом» обессилят мужчину, а потом приканчивают обессиленного, трусливо и подло… Я бы, во всяком случае, поставил на старого петуха — и думаю, что не ошибся бы.

— А если бы такие люди оказались союзниками?

— Если бы у бабушки была борода, она была бы дедушкой.

— А все-таки?..

— Любопытный ты очень, — усмехнулся Федор. — Может, у тебя есть на примете такая амазонка, мать ее?..

Он так остро взглянул на Андрея, что Андрею стало не по себе.

— Мне просто стало интересно, — проговорил он. — Я никогда об этом не задумывался… И для меня это звучит вроде как парадоксом… в котором хочется разобраться.

— Никакого парадокса, — ответил Федор. — Если таких людей впрячь в одну упряжку, то «смертоносная красотка» либо наберется ума-разума от «замшелого старикана», либо в какой-то момент даст слабину и попробует увильнуть из игры, предав при этом партнера. Второе вероятнее.

Похоже, Федора не слишком тянуло обсуждать эту тему, и Андрею пришлось удовлетвориться услышанным.

— Вот и подъехали, — сказал Федор. — Иди к родственникам. И, коли моя помощь будет нужна, узнай, кому мне позвонить, чтобы тебя допустили до архивов. Но мой тебе совет — не лезь в это дело. У меня нюх хороший, и я чую, что это дело смердит…

— Я на рожон не полезу, — ответил Андрей, вылезая из машины. — А ты чем будешь заниматься?

Федор хмыкнул.

— Тем как раз, о чем мы говорили — ставить на петуха. Так что если есть на примете красотка-киллерша, которую ты готов выставить против моего подопечного — милости прошу! А если та, что в Испании порезвилась — тем более!

И машина уехала, оставив Андрея слегка ошарашенным.

Что Федор имел в виду? И знал ли он о контактах Андрея с Богомолом, или судил вел весь разговор чисто теоретически, исходя из собственного опыта? Нет, о Богомоле он знать не мог — все данные по этой «твари», как Федор скопом определил всех женщин, проливающих чужую кровь, были хорошо засекречены Поваром… А Игорь проговориться Федору никак не мог, исключено… И тем более никто не мог ведать и знать, что Андрей на всякий случай подготовился к тому, чтобы через совершенно неожиданный и особый канал вызвать Богомола к месту событий — хотя и надеялся, что это не понадобится… И что за «старый петух», на которого Федор возлагает такие надежды?

… - Забавный получился разговор, — проговорил шофер, вырулив на широкую улицу.

— Будет ещё забавней, если мой незваный помощничек что-нибудь напортачит, — проворчал Федор. — Ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Пока он будет рыться по архивам, он вряд ли сунет нос куда не надобно и натворит бед…

Шофер понимающе хмыкнул, и на том разговор был исчерпан.

…Увидев Андрея, тетя Таня обрадовано всплеснула руками. («Как же она постарела!» — подумал Андрей.)

— Надо же! А Ленька буквально пять минут назад в школу убежал! Вот бы он обрадовался!

— Ничего, — сказал Андрей. — Устроим ему сюрприз. Давайте я пока сумку разберу.

Тетя Таня провела его на кухню.

— Может, чайку сообразить?

— С удовольствием, — ответил Андрей, вынимая из сумки то, что он успел прихватить: наборы конфет фабрики «Красный Октябрь» и полицейскую машину с «мигалкой» для Леньки.

— Да что ты!.. — опять заахала тетя Таня. — стоило ли так тратиться?

— Это пустяки! — махнул рукой Андрей. — Я знаю, что настоящий московский шоколад редко до вас добирается, все больше импортный, а наш все-таки — высший класс!.. Ну, а машина… Я просто не знал, чем Ленька увлекается. Боялся, что он мог и перерасти машины — я-то в десять лет…

— Леньке уже двенадцать, — поправила тетя Таня.

— Надо же, как время летит! — поразился Андрей. — Видите, уже и со счета его лет сбился. Впрочем, я и в двенадцать лет в машины играл. Но сейчас у ребят другие увлечения — так что не знаю…

— Он счастлив будет! — заверила тетя Таня.

— Будем надеяться… И вот это вам, — Андрей вручил тете Тане пухлую пачку банкнот, перехваченную резинкой.

— Ну, это уж ты совсем… — растерялась тетя Таня.

— Не от меня одного, — ответил Андрей. — И тут на долгое время. Ведь кто знает, когда опять удастся деньги собрать или оказия подвернется.

— И сколько тут? — тетя Таня с опаской взяла пухлую пачку.

— Восемь тысяч, если я не ошибся. Только ничего не говорите и не благодарите меня.

— Ну, уж… — тетя Таня отвернулась. — А вот и чайник закипел!

Она налила Андрею и себе по чашке чаю, уселась вместе с ним за стол.

— Ты надолго к нам?

— Не знаю. На насколько дней. Пристроите?

— Разумеется! У нас ведь и комната свободная есть… — тетя Таня и Ленька так и жили в трехкомнатной квартире, полученной ещё дядей Семой.

— Вот и отлично! Я вас особо не обременю.

— Да ты вообще нам только в радость!.. По делу приехал, или просто так?..

— Можно считать, что просто так. Подвернулась возможность командировки в Самару, и, хотя я мог и не ехать, но решил прокатиться, повидаться с вами за казенный счет. Дел у меня немного, раз-два — и обчелся… Да, я ваш телефон оставил, так что вы не удивляйтесь, если мне будут звонить.

— Это и так понятно, мог и не предупреждать… Рассказывай, как родители.

— Ну, как… — и Андрей стал рассказывать о всех по порядку, как водится в таких случаях.

За разговорами время летело незаметно, и Андрей даже изумился, когда позвонил Федор. Лишь потом взглянул на часы — два часа прошло.

— Запиши мои телефоны, — сказал Федор. — И вот ещё что. Я уже навел справки, в какое отделение милиции тебе нужно обращаться, и туда по моей просьбе уже звякнули, предупредили, что ты можешь появиться, и просили оказывать тебе всяческое содействие.

— Спасибо огромное! — с чувством сказал Андрей.

— Чего уж там! — буркнул Федор и повесил трубку.

— По работе звонили? — спросила тетя Таня.

— Да. Мне надо выйти на какое-то время. Вернусь где-то после обеда…

— Мы обедаем в четыре, когда Ленька из школы приходит.

— Значит, и к обеду могу успеть. Только специально меня не ждите.

Выйдя на улицу, Андрей порадовался, что в дорогу одел все самое теплое. Мороз крепчал, а континентальный мороз на средней Волге — это не шутки! По ощущениям, могло и за тридцать градусов зашкаливать, хотя, скорее, было восемнадцать-двадцать. Ветерок добавлял зябкости.

Отделение милиции Андрей нашел довольно быстро — до него было не так далеко. Хованцева принял сам начальник отделения, полковник Ившин Алексей Александрович.

— Нам звонили насчет вас, — сказал он. — Сказали, вы почти наш коллега…

— Это преувеличение, — усмехнулся Андрей. — Я работаю в частном детективном бюро, но попал в него как кур в ощип, особенных подвигов за мной не числится. Так что просто глупо равнять меня с вами. И вообще, я здесь по частному делу.

— Какое-то давнее дело, связанное с вашими родственниками, насколько я понял?

— Да. Меня интересуют обстоятельства смерти Леонида Жилина. Он был убит ударом ножа, и дело, надо полагать, было довольно простым, но кое-какие неясности оставались.

— И вы надеетесь, что сможете разрешить эти неясности сейчас, спустя столько лет? — несколько иронически поинтересовался полковник.

— Ну… Видите ли, некоторое время назад я познакомился с человеком, который утверждает, будто был свидетелем происшествия, но в милицию обращаться не стал — не хотел лишних сложностей. Я надеюсь хотя бы понять, мог ли этот человек и впрямь оказаться свидетелем трагедии, или он врет, по каким-то своим причинам.

— Ясненько, — кивнул полковник. — Этот человек пробует тянуть с вас деньги за информацию, да?

— Не совсем. Скорей можно сказать, набивается в друзья. И мне надо разобраться, можно ли ему хоть в чем-нибудь доверять или лучше держать на большом расстоянии.

— Это как-то связано с вашей профессиональной деятельностью?

— В общем, да.

— Понятно… Что ж, давайте посмотрим. Вряд ли у нас найдется многое думаю, основная часть материалов ушла в центральный архив. Но, может, что-нибудь и откопаем.

Это «что-нибудь» оказалось тоненькой папкой, в которой содержались основные сведения по делу. Андрею очистили место за столом в углу, где он был несколько отделен от всей суеты, и он погрузился в чтение.

Он впервые узнал, что убийцу Леньки звали Сергеем Макаровичем Гузкиным, и было этому убийце в то время двадцать лет. Похоже, Гузкина допрашивали, были ли у него сообщники, но он стоял на том, что схватился с Ленькой один на один. Получил он не так много — семь лет. В качестве свидетельницы была допрошена девушка с экзотическим для России именем Лиана — Лиана Наумовна Некрасова, семнадцати лет. Эта Лиана Наумовна показала, что ждет от Леньки ребенка, и что Гузкин её ревновал, потому что сам за ней ухаживал…

Андрей выписал себе оба имени, а также адреса, указанные в протоколах, и задумался, оперев голову на руки. Ему надо было сообразить, что делать дальше. Вряд ли он многое узнает, если попробует лопатить эту историю. Найти бы тех, кто мог поведать, с кем якшался Гузкин, какие были у него дружки и как сложилась судьба этих дружков… А то, что Лиана Некрасова давно не живет по прежнему адресу — это Андрей готов был поспорить…

— Какие-то трудности?

Это полковник заглянув в его уголок и кинул взгляд на раскрытое досье.

— Не то, чтобы… — ответил Андрей. — Так, несколько вопросов, не относящихся к делу.

— Может, я смогу вам помочь, — сказал полковник. — Я припомнил этот случай. В то время я был замначальника отдела уголовного розыска в нашем отделении, и расследование попало в мои руки. Как вы сказали, каким делом интересуетесь — так в голове что-то щелкнуло и я начал вспоминать.

— Тогда, может, вы объясните, почему этому Гузкину в момент преступления было двадцать лет?

— То есть? — не понял полковник.

— Ну, я имею в виду, что с восемнадцати до двадцати ребята служат в армии — вряд ли Гузкин учился в институте, дающем право на отсрочку… Получается, преступление он должен был совершить сразу же по возвращении из армии. Но вот тут Некрасова показывает, что Гузкин ухаживал за ней около года, прежде чем она окончательно его отвергла. Как же это Гузкин в девятнадцать лет оказался на гражданке?

— Очень просто, — ответил полковник. — Гузкин был на условном сроке, с него ещё не была снята судимость. С судимостью в армию не берут. Его должны были призвать после того, как кончится его условный срок.

— Тогда непонятно другое! — живо сказал Андрей. — Смотрите — Гузкин получает семь лет. За убийство почти всегда давали больше, и, кроме того, если преступление совершено во время условного срока, то этот срок становится, так сказать, безусловным, и приплюсовывается к сроку за новое правонарушение. То есть, если бы ему дали восемь лет — минимум за убийство — и приплюсовали хотя бы год, если его условный срок был всего год, за мелкое преступление, то уже получалось бы девять! Или я не прав? Чего-то не доучитываю?

— Все правильно, — сказал полковник. — Тут вот какая петрушка вышла… Ведь у вашего родственника погибшего тоже был нож в руках, так? Ушлый адвокат оказался у этого Гузкина — убедил суд, что убийство надо трактовать как превышение пределов самообороны, ведь жизнь Гузкина тоже была в опасности. Вообще на трех годах настаивал… Но дали Гузкину по максимуму пять, превышение пределов самообороны сочли абсолютно неоправданным, плюс то, что Гузкин с умыслом принес на место встречи холодное оружие… И плюс два года прежнего условного срока. Всего — семь.

— Угу, — Андрей кивнул. — А нельзя было прищучить этого Гузкина с другой стороны? Смотрите, ведь выходит, что он начал «ухаживать» за Некрасовой, когда той не было шестнадцати лет. Спал с ней, попросту говоря — это абсолютно явно между строк читается. Разве нельзя было повесить на него статью за совращение несовершеннолетних?

— В том-то и дело, что это читается только между строк! — с сердцем сказал полковник, в котором, похоже, от растревоженных воспоминаний с новой силой проснулась давняя досада. — Если бы Некрасова хоть раз сказала об этом прямо — Гузкина прищучили бы! Но ведь не удалось вырвать у неё признание, у стервы!..

— Интересно, почему? — вопросил Андрей. — Ведь ей самой было бы лучше, если бы Гузкину дали срок побольше. Да и отомстила бы она ему — ведь он ей всю жизнь загубил!

— Кто её знает, почему! — отозвался полковник. — Может, боялась, что дружки Гузкина с ней поквитаются, если она наболтает лишнего… Мы ведь знали, что на пустыре Гузкин был не один. Но ему не было никакого смысла сознаваться — ведь тогда получалось бы, что убийство совершено несколькими людьми по сговору, а такое уже не спишешь на пределы самообороны, да и срок за предварительный сговор добавился бы немалый…

— Вы не пытались потом и его дружков прижать, которые по этому делу попали на заметку?

— Пытались… Во всяком случае, следили за ними особенно. Но, кстати, они все нас довольно быстро от лишней головной боли избавили — погибли один за другим.

— Все до единого?

— Да. Если б я знал, что за вашего родственника есть, кому мстить — я бы предположил, что их неизвестный мститель перебил, подстроив целый ряд несчастных случаев… Уж больно целенаправленно это выглядело! Но, честно говоря, — полковник ухмыльнулся, — лично я этому мстителю был бы только благодарен. Да и не было его… Все несчастные случаи были самые натуральные на вид. Это просто… — полковник задумался, подбирая слова. Ну, как говорят, что Бог шельму метит. Безмозглая шпана часто нарывается на раннюю смерть, по собственной глупости. Так что, по большому счету, нет ничего удивительного в том, что никто из них не остался в живых.

— А как сложилась дальнейшая судьба Гузкина?

— Здесь ничего не сказано? Значит, в наших краях он больше не появлялся.

— А как же прописка? Ведь он должен был вернуться на прежнее место жительства?..

— Не обязательно. Мы его выписываем в тюрьму, так? Если он возвращается из лагерей со справкой об освобождении, мы обязаны прописать его по прежнему адресу. Но если человек решил не возвращаться в родные края, а поискать удачи где-то ещё — тут нас его судьба не касается!

— То есть, неизвестно даже, отбыл ли он свой срок до конца и вышел раньше или…

— Или, наоборот, мог выйти позже, если что-нибудь учудил в лагерях например, бежать пытался — и срок ему добавили. Мы без понятия. Если и можно что-нибудь найти — то только в центральном архиве.

— Не помните, как звали его адвоката?

— Не помню. За эти вам тоже надо будет обратиться в центральный архив. Наш или судебный… Хотя… Погодите, крутой был адвокат, известный, и с такой смешной фамилией… На языке вертится. Может, вспомню сейчас.

— А эта Лиана Некрасова?

— Она ведь родила и отказалась от ребенка, так? Потом исчезала надолго, потом вернулась — мать похоронить, отец умер раньше — и сразу же обменяла квартиру на другой район. В архивах нашего паспортного стола должен быть её адрес. Хотите узнать?

— Можно. На всякий случай, — Андрей с уважением поглядел на полковника. — Ну и голова у вас! Ничего не забываете.

— На то и служба, — ответил довольный полковник. — Да и вы, как я погляжу, малый не промах. Все шероховатости подметили, ни одной не упустили. Хоть и утверждаете, что вы в нашем деле сбоку припека, но я бы вас охотно в штат взял.

— Грех было ничему не научиться, — ответил Андрей, возвращая полковнику пожелтелую папку.

Они прошли в паспортный стол, где Андрею довольно быстро нашли «открепительную» форму с новым адресом Некрасовой. На всякий случай Андрей переписал и старый адрес, а также фамилию людей, которые по обмену въехали в прежнюю квартиру Лианы — хотя вряд ли это могло понадобиться.

— Может, покурим у меня? — предложил полковник. — Заодно и покалякаем, про московское житье-бытье расскажете.

— С удовольствием, — согласился Андрей. Никак нельзя было отказывать полковнику, после того, как он проявил себя настолько дружелюбно.

Минут двадцать полковник с интересом выспрашивал о московских делах и слушал рассказы Андрея, а потом вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Ну вот! Вспомнил!..

— Что? — спросил Андрей.

— Как звали адвоката! И что на меня нашло, ведь первой величины человек!.. Задавако, Герман Феоктистович. Такое имя легче запомнить, чем забыть…

— Где я могу его найти? — спросил Андрей.

Полковник поглядел на него с прищуром, потом медленно стряхнул пепел сигареты в пепельницу.

— Вам что-то не нравится в этом давнем деле?

— Мне не нравится общее впечатление, — откровенно сказал Андрей. И впечатление это такое, что Гузкина почему-то усердно отмазывали. Сумма мелочей, которые по отдельности ничего не значат, но вместе складываются в довольно невеселую картинку. И адвоката ему подобрали первой величины, который за него бился, и Некрасова отказалась показания давать, которые совсем бы его потопили — хотя по логике поведения естественно было бы ждать, что она даст эти показания… И самое главное — суд-то был ещё советского времени, который приговоры предпочитал выносить суровые и в подавляющем большинстве случаев шел на поводу у прокурора. Ведь прокурор наверняка просил лет одиннадцать, не меньше?

— Да, где-то так, — нахмурился полковник, вспоминая. — Это, опять-таки, вам надо судебный архив поднимать, чтобы установить точно… Да, помню, в свое время меня эта «сумма мелочей», как вы выразились, тоже смутила…

— И вы можете себе представить, чтобы такие силы были брошены на отмазывание мелкого уголовника, участника поножовщины? Или папаша у него был какой-нибудь первый зам зава?

— Нет, папаша у него был обычный рабочий. И вообще таких шишек, которые могли бы на суд и следствие давить, не наблюдалось… Уж я бы это первым на своей шкуре почувствовал!

— Тем более. Если стандартное объяснение тех времен отпадает, то остается предположить, что зачем-то он был кому-то нужен, или кто-то был ему обязан, или кто-то боялся, что Гузкин наговорит лишнего, если не выжать для него предельно мягкий срок. Причем на следствие и прокуратуру давить не рискнули, давили на суд и свидетелей — через адвоката, скорее всего. Значит, адвокат должен многое знать! Пусть скажет хотя бы, кто его нанял защищать Гузкина — ведь уплатить ему должны были немало!

— Так он вам и скажет! — хмыкнул полковник. — Ведь он наверняка получил расчет по госрасценкам, а какие суммы кроме этого ему возили в конвертиках, он до конца своих дней будет молчать в тряпочку! Тем более, если из этих сумм и суду перепало. Задавако и раньше мог найти подход к судьям — а уж теперь, думаю, тем более!

— И все-таки поговорить не мешает.

— Поговорите. Сейчас найду вам адрес конторы Задавако… И, кстати, если вам удастся задать кому-нибудь хорошую трепку, то мне будет приятно. Терпеть не могу, когда после дела неприятный осадок остается, будто тебе нос утерли всякими шахер-махерами! Так что можете числить меня в союзниках. Хотя вряд ли вам удастся найти зацепки, спустя столько времени…