Андрей и тетя Таня только-только уселись пить чай, когда Андрей вернулся, завершив утренний круг своих хождений и готовясь двигаться дальше, как зазвонил телефон.
— Это тебя, Андрюша, — позвала тетя Таня, взявшая трубку.
— Привет, Андрей! — раздался голос Федора. — Готов двигаться к адвокату?
— Вполне готов. Ты окончательно решил меня сопровождать?
— «Аск!», как говорили когда-то, — рассмеялся Федор. — Не волнуйся, я не в благотворительных целях хочу с тобой прокатиться, у меня имеется свой интерес.
— Тем лучше, — сказал Андрей. — Где мы встретимся?
— Мы заедем за тобой. Через полчаса выходи к автобусной остановке, мы там остановимся, чтобы по дворам не кружить.
— Заметано, — ответил Андрей. — Буду как штык.
… - Дела? — спросила тетя Таня.
— Да, — ответил Андрей. — Никуда не денешься. Но минут пятнадцать имеются, чтобы чай спокойно допить.
Через полчаса он подошел к автобусной остановке, и почти в ту же секунду рядом с ней затормозила служебная «Волга», которую выделили Федору.
— Садись! — сказал Федор, открывая дверцу. — Мы оба точны просто до омерзения.
— Так зачем тебе понадобился Задавако? — спросил Андрей, садясь в машину.
— Всему свое время. Сперва изложи мне вкратце, что ты нарыл на этого адвоката. Чтобы я ориентировался в обстановке.
Андрей с сомнением покосился на затылок шофера.
— Валяй, в двух словах, — успокаивающе кивнул полковник.
— В двух словах выходит так. Этот Задавако отмазывал убийцу моего двоюродного брата, некоего Гузкина. Гузкин должен был получить не менее десяти лет, получил семь, был освобожден через три года, «за хорошее поведение». Не вернулся домой, а прямо из лагерей уехал в Молдавию. Давление шло на суд и на свидетелей, прокуратуру не трогали. Гузкина отмазывали по двум причинам. Во-первых, имела место странная история с двумя несовершеннолетними мамашами, рожавшими в одно и то же время. Но если одна была пэтэушницей, то другая происходила из очень мощной семьи. При этом официально в роддоме находилась не она, а её одноклассница. Один ребенок родился мертвым, другой выжил.
— Выжил тот, которого родила пэтэушница? — уточнил полковник.
— По документам, да, — сухо кивнул Андрей.
— Понятно… — полковник задумался. — Интересное получается кино. Ты уверен, что оба ребенка — от твоего двоюродного брата?
— Все указывает на это, — вздохнул Андрей.
— Гм… То есть, ты хочешь сказать, имеется семья советского «номенклатурщика», которой ни в коем случае нельзя опозориться, чтобы из заоблачных высот её не выкинули в мир простых смертных, и вот они прячут свою доченьку, отправляют её под другим именем в тот же роддом, где рожает другая пассия твоего любвеобильного братца, подменяют ребенка — зная, что ребенка пэтэушницы заберут твои родные, и в детский дом он не попадет, так? — а на самом деле ребенок пэтэушницы либо родился мертвым, либо ему помогли умереть… И твой племянник — действительно твой племянник, но от другой матери. Не от той женщины, которую ты всю жизнь воображал его матерью. Такой расклад тебе рисуется?
— В целом, да, — кивнул Андрей. — Есть свои нюансы, но…
— Но в целом картина вот такая, очень неприглядная. Насколько ты уверен в своих выводах?
— Настолько, что хотел бы быть уверенным в них намного меньше. И надеюсь услышать от адвоката нечто, доказывающее, что я не прав, и разрушающее всю мою конструкцию. Хотя надежда, признаюсь, мала.
— Ясно… А что «во-вторых»?
— Какая-то магнитофонная запись. Судя по всему, основной сыр-бор разгорелся из-за нее. Мне трудно точно сказать, что именно записал мой двоюродный брат, но, насколько понимаю, нечто вроде собственного признания этой девочки знатных родителей, что она беременна. Саму пленку им удалось отобрать у Леньки, но боялись, что Ленька успел сделать копию, которую спрятал в надежном месте, известном ему одному. Гузкина наняли, чтобы он убил Леньку, и Ленька никогда и никому не смог предъявить эту копию. Поэтому Гузкина и вытаскивали за уши… И ещё одно. Один из громил, брошенных на поиски записи, обмолвился свидетельнице, что эта запись будет опасна и двадцать лет спустя. Не знаю, что он имел в виду. Может, преувеличивал.
— Может быть… — полковник задумался. — А свидетельница — это та женщина, которая всю жизнь считалась настоящей матерью твоего племянника?
— Да.
— Ей тоже кое-что перепало?
— Да. Трехкомнатная квартира, не считая прочих благ.
— При условии, что она откажется от ребенка и никогда не попытается его увидеть?
— Да.
— Что ж, все сходится… — Федор снова взял паузу, обдумывая услышанное. — Адвокату поручили вытащить Гузкина, чтобы этот Гузкин не разболтался. Да, есть, чем прижать…
— И направить адвоката к Сизову?
— Вот именно.
— А какие вообще успехи? — полюбопытствовал Андрей.
— Так на сяк. Второй Сизов — тот, что подался в бега — тоже, как выяснилось, мертв. Оставшиеся на свободе члены банды успели куда-то перевезти заложников. А захороненные трупы мы нашли. При этом лишний труп возник. С ним сейчас и разбираемся.
— Лишний? — недоуменно переспросил Андрей.
— Ну да, — Федор мрачно кивнул. — Шесть заложников и Сергей Сизов, всего семь. И Антон Сизов показал, что должно быть семь, ни больше ни меньше. А нашли мы восемь. И кто этот восьмой, за что его и когда, наш сиделец ничего не знает и не ведает.
— Но какие-то догадки у вас есть?
— Какие-то есть. Но пока рано говорить определенно. А вот мы и приехали…
Они поднялись на третий этаж большого официального здания, занятого различными конторами. Офис Задавако состоял из трех помещений: приемной с секретаршей, типа холла, кабинета адвоката и, в другую сторону от холла, комнатки, где хранился архив. Судя по тому, что под архив было отведено отдельное пространство, практика адвоката была очень давней и богатой.
— Простите, вам назначено? — осведомилась секретарша.
— Я созванивался с Германом Феоктистовичем, — сказал Федор. — Будьте добры, известите его, что мы пришли.
— У него сейчас клиент, — ответила секретарша. — Извините, но вам придется подождать. Вы понимаете, случаются такие накладки. У человека сложное дело, и разговор с ним занимает больше времени, чем планировалось сначала.
— Вполне понимаю, — кивнул Федор. — Мы подождем.
Они устроились в мягких удобных креслах. Федор положил руки на подлокотники, расслабился, и, как показалось Андрею, задремал. Но, едва из кабинета адвоката вышел задержавшийся сверх положенного клиент, он тут же открыл глаза и оказался на ногах.
— Как вас представить? — спросила секретарша.
— Мы сами представимся, — сказал Федор, отворяя дверь кабинета. Здравствуйте, Герман Феоктистович.
Герман Феоктистович, невысокого роста, с вечной улыбкой на лице и уравновешенными манерами, поднялся им навстречу.
— Простите… Вы — тот полковник, который мне звонил, так?
— Именно так, — ответил Федор, пропуская в кабинет Андрея и плотно закрывая дверь.
— Я вас слушаю, — адвокат опустился в свое вращающееся кресло и жестом предложил двум своим посетителям сесть напротив.
— Дельце у меня лично совсем небольшое, — сказал Федор. — Нам нужно пристроить адвоката к подозреваемому. Некий Сизов, пока что находится в городке Имжи — слышали про такой? — сдался в милицию, взяв на себя преступление, которого не совершал, а вот что было на самом деле — и в чем он не сознается — так это то, что он был участником банды, похищавшей людей с целью выкупа… и убивавшей заложников, когда выкуп им уплатят.
— Отморозки, — коротко сказал адвокат. — Я с такими не связываюсь.
— Я все-таки надеюсь, что свяжетесь, — сказал Федор. — Ему нужен адвокат, через которого он мог бы поддерживать связь с подельщиками, оставшимися на воле. Проблема в том, что когда двух его братьев, также являвшихся участниками банды, застрелили, а сам он поспешил спрятаться от убийц за стенами камеры, оставшиеся на свободе бандиты перевели заложников, которых держат сейчас, в другое место. Сизов не знает, куда.
— И вы надеетесь, что я смогу это выяснить, будучи связным между арестованным и теми, кто до сих пор на свободе?
— Да, — кивнул Федор. — Жизни людей для нас дороже всего.
— Думаю, вы обратились не по адресу, — медленно проговорил Задавако.
— Нам отступать некуда, — вздохнул Федор — вздохнул так, как вздыхает человек, готовый смириться с поражением, и хорошо знающие полковника сразу бы сказали, что сейчас он нанесет сокрушающий удар, от которого не поздоровится. — Мы уже обещали Сизову, что работать с ним будете именно вы.
— Обещали? — насмешливо хмыкнул адвокат. — Меня не спросясь? И почему именно я?
— Благодаря вашей репутации, — очень спокойно объяснил Федор. Бандиты доверяют вам больше, чем любому другому адвокату. Нет, они вам не скажут, конечно, где они спрятали заложников. Но при вас они будут чувствовать себя достаточно спокойно и расслаблено, чтобы проговориться о чем-то в беседах между собой, обронить кусочки информации, вполне достаточной для нас… Ну, мы вам разъясним подробней, что именно вам надо выведывать.
— Объясните, вот как? — брови адвоката поползли вверх. — Чтобы, поработав на вас, я навеки загубил ту репутацию, из-за которой вы ко мне обратились? Ведь достаточно малейшему слуху пойти, что я заложил клиента и со мной все кончено! И потом, какая-то мелкая банда разнузданных убийц…
— Не такая уж и мелкая, — возразил Федор. — Общим счетом они получили со своих жертв более четырехсот тысяч долларов.
— И все равно — нет, нет и нет! — твердо заявил адвокат.
— Что ж… — Федор опять вздохнул. — Тогда нам придется немножко поворошить прошлое. Вам ведь не впервой будет защищать бандита меньшего ранга, чем тот, в котором должны быть ваши подопечные. Дело Гузкина, не помните?
Адвокат вдруг побледнел — так сильно, что приятели (наверно, Андрея и Федора уже можно было так называть) поняли: они попали в самую точку.
— Что вам известно? — проговорил Задавако после долгой паузы.
— Практически все, кроме одной детали, — ответил Федор. — И о том, кто вам поручил — или, лучше сказать, велел — взять на себя защиту Гузкина, и о суете вокруг всех этих младенцев от несовершеннолетних мамаш, и о, так сказать «магнитофонной суете»… Кстати, сколько вам заплатили тогда за ваши труды?
— Раз вы располагаете такими сведениями, — сказал адвокат чуть севшим голосом, с трудом заставляя работать голосовые связки, чтобы не перейти на шепот, — то вам должно быть известно, что я ничего не получил! Это была одна из тех просьб, которые выполняешь без всякого гонорара — слава Богу, такие просьбы в моей практике встречались очень редко! Вам могли бы сказать, что мне дали определенные гарантии, и просто бесчестно шантажировать меня теперь, после таких гарантий…
— Может, и бесчестно, — охотно согласился Федор. — Зато эффективно.
— Какую деталь вы хотели бы узнать? — спросил адвокат после продолжительного молчания.
— Я ж сказал, всего одну, — ответил Федор. — Этот ребенок… Женщина, которая считается его матерью, действительно его мать, или ребенка подменили?
— С чего его было подменять? — изумился адвокат. — Ведь дело было вовсе не в ребенке! Если б не этот прокол с магнитофонной записью, то вообще бы ничего не было! Неужели вы поняли ваших друзей так, что там ещё и подмена ребенка имела место?
— Да, именно так их и можно было понять, — кивнул Федор. — И у нас возникло чисто житейское любопытство, потому что такая подмена указывала бы… да, где искать до сих пор не уничтоженные следы. То есть, вам ничего не известно о подобном факте?
— Ничего не известно, — подтвердил адвокат.
— Как вы думаете, могли от вас это скрыть, или это было из тех обстоятельств дела, которые вам как адвокату необходимо было знать, чтобы суметь правильно отреагировать на любые неожиданности? — спросил Федор.
— Это было из тех обстоятельств дела, которые мне как адвокату необходимо было бы знать, — уверенно ответил Задавако. — Поэтому я могу определенно утверждать, что никакой подмены не совершалось, и что ребенок был, так сказать, в единственном экземпляре. Я повторяю вам, ребенок был никому не интересен. Интерес представлял лишь его отец — и вне зависимости от того, что он был его отцом, этот парень, сунувший нос не в свои дела и погибший.
— Вот и хорошо, — сказал Федор. — Вы удовлетворили наш интерес, и можно, наверно, забыть об этой давней истории. Теперь слушайте внимательно. Вам позвонит некто Шипов. Тоже член банды, которого мы пока не арестовываем и делаем вид, будто ничего о нем не знаем… Мы по рукам связаны, пока не будем точно знать, где находятся заложники. Этот Шипов попросит вас взять на себя защиту Сизова. Вы согласитесь. Если Шипов начнет допытываться, откуда вы знаете про Сизова и почему вы согласны его защищать, вы можете туманно намекнуть, что действуете в интересах людей, которые в контрах с группировкой, открывшей охоту на Сизовых и убившей двух из трех братьев…
— Это я и сам соображаю, — проворчал адвокат. Он понемногу приходил в себя. — Как по-вашему, защита этого Сизова совсем безнадежное дело или не очень?
— Кое-что можно выжать, — сказал Федор. — Если стоять на том, что именно на этом Сизове крови нет. Что все зверства творили его братья, а он лишь присутствовал и боялся пикнуть, потому что остановить их он не мог и выдать тоже. Ну, а дальше… Напрягайтесь в зависимости от того, как они будут вам платить. Деньги у них есть, я вам уже сказал, так что если они вздумают с вами жмотничать, вы вполне можете заниматься этим делом спустя рукава. Для нас главное — то доверие, которым вы у них будете пользоваться.
— Да… — медленно кивнул Задавако. — Да… Я приблизительно так и начал представлять очертания дела…
— Тогда огромное вам спасибо! — Федор встал, и Андрей вслед за ним.
На площадке между пролетами лестницы Федор остановился, вытер пот со лба и вытащил сигареты.
— Уфф!.. Теперь соображай: что за дело, в которое мы вляпались. Такое было ощущение, что мы на мину наступили, и сейчас взорвемся!
— Ничего не понимаю… — сказал Андрей. — Адвокат явно намекал, что действовал по поручению КГБ. Но ведь такого просто не может быть!
— Почему не может? — спросил Федор. — Очень даже может.
— Почему тогда не было давления на прокуратуру?
— Может, и было, но такое хитрое, что со стороны этого не было заметно.
— Почему столько возились с Гузкиным, вместо того, чтобы его убрать?
— Откуда ты знаешь, что его не убрали через три года, едва он вышел за лагерные ворота? Убивать его сразу резона не было, слишком много пыли. Вот и заткнули ему пасть на время обещанием короткого срока, а когда он отбыл этот срок… Жаль, Молдавия сейчас — независимое, мать её, государство, и трудненько будет установить, доехал он туда в свое время или нет.
— Зачем вообще нужен был Гузкин, ведь у КГБ было полно отличных исполнителей, которые могли прибрать человека так, что никаких следов не осталось бы? — упорствовал Андрей.
— Гузкин был нужен для того, чтобы придать всему делу вид бытовухи. Чтобы никто не вздумал искать другие причины убийства и связывать его с какой-то магнитофонной записью. Надо было оборвать все ниточки, даже самые тонкие. И ведь сработало, разве не так? Сколько лет прошло? Больше десяти? И если б ты не вздумал копать, поднаторев в детективном деле, все бы так и осталось похороненным.
— Зачем было запугивать беременную девку и выдвигать ей условием, что она должна будет отказаться от сына и никогда его не видеть?
— Чтобы она не могла рассказать родственникам отца её ребенка о магнитофонной записи!
Да, правда, подумал Андрей, мне ведь это тоже приходило в голову. Если бы Федор знал о Богомоле — он бы понял Андрея с полуслова, но рассказывать полковнику о том, как легендарная Богомол связана со всей этой историей, было, естественно, нельзя.
— У тебя есть какой-то главный повод для сомнений, — сказал наблюдательный полковник. — И ты его почему-то утаиваешь. Ну? В чем дело?
Андрей пожал плечами.
— Это сложно объяснить…
— А ты попробуй! — усмехнулся полковник. — Дело того стоит! Видел, как побледнел Задавако при одном упоминании о магнитофонных записях? Значит, они и впрямь опасны до сих пор — смертельно опасны, соображаешь? Если адвокат вздумает стукнуть на нас, и на нас откроется охота — я хотел бы, по крайней мере, знать, из-за чего!
— Я сам понятия не имею, — слабым голосом проговорил Андрей. — И, потом, ты сказал не «магнитофонные записи», а «магнитофонная суета»…
— Ну да. Выразился пообтекаемей. В таких разговорах чем больше туману напустишь, тем лучше — все приходят к выводу, будто тебе известно больше, чем на самом деле.
Иногда бывает лучше, подумал Андрей, чтобы люди думали, будто тебе известно меньше, чем на самом деле… Но тут этот принцип не сработал бы если бы на Задавако не обрушились всей мощью, он бы отказался сотрудничать.
Федор хлопнул Андрея по плечу.
— Поехали, отвезу тебя домой. Я вижу, ты малость не в своей тарелке. После всех потрясений. А в своей теории двух младенцев ты где-то допустил прокол, факт.
— Но где?.. — пробормотал Андрей. — Такого просто не может быть!
Федор мягко, но решительно взял его под локоть и повел к машине.
— Думай! — повторил он. — Я вижу тебя смущает что-то, о чем ты не хочешь рассказывать… Что-то, кажущееся тебе самым убедительным доводом. Ищи в нем слабину, она есть! Пойми, шутки кончились. Такого человека, как Задавако, трудно напугать до смерти упоминанием о какой-то давней истории. Если он перетрусит до того, что вздумает нас заложить — мол, были у меня двое, правда ли, что все узнали от вас? — то нам, по крайней мере, надо представлять, с какой стороны на нас наедут.
И полковник вдруг расхохотался.
— Что с тобой? — спросил изумленный Андрей.
— Да подумалось, что мы с тобой действуем в точности наоборот благой мудрости «не буди лиха пока спит тихо»! А? Но мне это даже нравится!..
«Какая слабина может быть в моей конструкции? — думал Андрей. — Ленька похож на Богомола — на Люду Венгерову — так, что это не может быть случайностью! То, что девчонки были от моего двоюродного брата без ума, тут не поспоришь. В отца пошел… Ведь не раз говорили, что дядя Сема умел нравиться женщинам…»
Они уже сели в машину и отъехали, когда Андрей додумывал эти мысли. «Умел нравиться женщинам…» — эхом отозвались последние слова. Сразу же всплыл в памяти сон — дядя Сема, живой, хохочущий, рассказывающий анекдот хохочущий так, как хохочет мужик, знающий, как его обаяние действует на женщин и подсознательно чуть кокетничающий этим — кокетство, не ущемляющее мужественности…
Андрей выпрямился, будто пружиной подкинутый, и настала очередь полковника встревожено спросить:
— Что с тобой?
— Ты знаешь… — Андрей говорил, задыхаясь, у него горло перехватило. — Я нашел… Слабину… Кажется, все очень просто, и никаких двух младенцев… Каким же я был идиотом… Но тогда я вообще ничего не понимаю!
— Поделись, чего ты не понимаешь?
— Не понимаю, что… Нет, надо ещё раз проверить! Мы можем получить срочную справку в центральном городском архиве ЗАГС?
— Дуй в архив ЗАГС, — сразу велел полковник шоферу. — Кажется, дело серьезное.
— Это в пяти минутах, — ответил шофер. — Только развернуться в другую сторону — и вся недолга.
Что он и сделал.
Андрей прикрыл глаза. Все спуталось в голове, картины и образы вспыхивали и проносились хаотично, в беспорядке, тесня и давя друг друга будто звери, лавиной убегающие от лесного пожара.
Звяканье чайника и чашек на пленке — и при этом не слышно, как открывают окно, которое просто должно было быть закрыто… Переходник для записи с телевизора, которым Ленька почему-то не воспользовался… Коробка с деталями… Ги Берджес, спасенный от шпаны благодаря изобретению дяди Семы… Все становится в один ряд… Смех дяди Семы… Мальчишеские голоса… Ведь Андрей все эти дни только и делал, что проходил в подъезд и из подъезда мимо футбольно-хоккейной коробки… Но сейчас зима, все покрыто снегом, все сливается в единый белый фон — вот он и не обращал внимания, даже не задумывался… Возможно, в теплое время года он сообразил бы сразу же… И все равно — он просто обязан был сообразить, когда услышал пленку… Не «магнитофонная запись», а «магнитофонная суета»… Федор сам не знал, насколько был прав… А Андрей просто обязан был это разглядеть… Куда делась его наблюдательность? Ведь он подмечал вещи и посложнее…
— Этого просто не может быть… — пробормотал он. — Но, если это так, то мы влипли хуже некуда… И это я, сам, собственными руками, привел, приволок нас поближе к черепу с гробовой змеей… Ты будешь иметь полное право оторвать мне голову, потому что…
— Головы рвать повременим, — пробасил Федор. — По крайней мере, пока не расскажешь толком, что за гробовую змею ты углядел… Заинтриговал ты меня — хуже некуда.
Андрей только помотал головой, закусив губу и едва не застонав от отчаяния.