Гущиков, увидев меня, остановился и чуть не икнул.

— Бурцев!.. Ты как сюда затесался, твою мать!..

— Да вот, товарищ лейтенант, — ответил я, — звезда, выходит, у нас такая, чтобы в самое дерьмо вляпываться. Да вы заходите, заходите, вам-то мы только рады.

Он поднялся на веранду, оглянулся на раскуроченный и перевернутый «джип».

— Вот уж повеселились, да? — хмуро сказал он. — Значит, правильно сигнал поступил, что здесь черт-те-что происходит. А стрелял кто?

— Не мы, — сказал я. — По нам стреляли.

— И вас, выходит, засады на всех дорогах ждут, когда вы этот дом покинете?

— Засады?.. — мне нехорошо стало. Получалось, мы в этом доме как в ловушке. — Чего ж вы их не разогнали, если знаете, что это бандитские засады?

— А за что их разгонять? — невесело ухмыльнулся он. — Ребята на пикники устроились, шашлыки жарят, никого не трогают. Разгонять не имею права. А проверять, есть у них оружие или нет, как я могу-то, с тремя людьми? Это надо подкрепление из райцентра требовать.

— Вот и потребуйте! — сказал я.

— Может, и потребую… — вздохнул он. — Только давай в дом зайдем. Неровен час, кто-нибудь по тебе из-за деревьев пальнуть вздумает… да мимо тебя и промахнется, в меня угодит.

— Да милости прошу, — сказал я.

И провел я его в большую комнату, он в сторону кухни взглянул: в приоткрытую дверь видно было, как мои богатыри подзаправляются там после ратных подвигов, наворачивают так, что за ушами трещит. Как раз картинка мелькнула, как Мишка, в белой своей рубахе, огромный ломоть хлеба огромным ножом отхватил и шмот копченой говядины на него шмякнул.

Я дверь притворил, чтобы лейтенанта не смущать, да и чтобы разговаривать нам сподручней было.

— Одного я знаю, — сказал он. — А остальные двое — тоже твои сыновья?

— Они самые, — сказал я. — На выручку вызвал.

— Выходит, есть от чего спасаться? И почему у Константина левая рука в кровавой повязке?

— Так пытали его, — объяснил я.

— Пытали?!..

— Ну да, у меня на глазах. Хотели, чтобы мы с ним в милицию с повинной явились и убийство Шиндаря на себя взяли. Сперва огромные деньжищи предлагали, потом пытать начали. Если б не старшие сыновья, не отбились бы мы.

Лейтенант совсем нахмурился. И, вроде как, по-человечески хмурился он, если не с сочувствием, то с пониманием.

— А отбившись, сюда отступили, в этот дом? — спросил. — Случайно так получилось, или как?

— Или как, — ответил я. — Только, боюсь, если я вам всю правду расскажу, вы мне не поверите. Брехуном обзовете, или того хуже.

— Правда — она всегда странная, — он за стол присел, пальцы рук переплел.. — Валяй, выкладывай.

— Так вот, Кузьмичев, которому принадлежал этот дом, он палачом был, оказывается. И исполнитель союзного значения, и пенсионер потом союзного значения. Знали вы об этом?

Гущиков головой мотнул.

— Это ж все до меня, надо полагать, было, — сказал он. — Я здесь не так давно. Если б ещё он к нам был приписан, то, может, и знал бы. Так у него здесь только дом имелся, а приписан он был, по пенсии и прочему, к области, если не к самой Москве… Так эта Кузьмичева, которая в права наследства вступает — дочка его?

— Внучка, — ответил я. — И вот кто-то спустил бандюгам местным все доказательства, что эта внучка, только что сюда приехавшая, чтобы возню с документами завершить, не кто иная, как знаменитая убийца, под кличкой «Богомол» известная, и много на «органы» работавшая, кроме частных своих заказов — чуть ли не вышедшая из «органов», из отдела убийц, если такой отдел существует. И что кто-то нанял её — то ли, опять-таки, «органы» ей приказали, то ли частный заказчик нашелся — чтобы с местными бандюгами расправиться. Кому-то очень крупному они стали мешать. И что это она расстреляла в Угличе четырех «быков», перед этим замочивших Шиндаря, — про «таджичку» я решил молчать, иначе бы совсем запутанным все вышло, — и труп Шиндаря в багажник бандюгам подбросила. И что она напрямую охотится теперь за главными бандюгами, и если они её побыстрей не прихлопнут, то она их всех положит, потому что она — профессионал высшей марки. И доказательства, повторяю, такие, что постороннему человеку не поверить нельзя, хотя мы-то с сыновьями знаем, что все это брехня. Катерина у нас на глазах росла, и никак не складывается, чтобы она «школу убийц» успела закончить, или чтоб бывали у неё такие отлучки и исчезновения, которые киллерам требуются, чтобы работу выполнить. Да на неё разок взглянуть достаточно!.. Но кому-то очень нужно, чтобы она мертвой сделалась. И как-то это с дедом её связано, и, главное, убить её надо, чтобы известно стало и зафиксировано, что Богомол погибла, и чтобы настоящая Богомол спокойно жить продолжала, имя и биографию сменив. Вот и жертвуют девчонкой…

— А вы её защищать взялись… — пробормотал лейтенант.

— А кому ж еще, кроме нас?

— И откуда вам все это известно? — полюбопытствовал он.

— А как у нас и бандитов, которые на нас наехали и Константина пытали, роли переменились, мы из них все вытрясли, что и как.

— Угу… — Гущиков размышлял. — И все-таки… Внучка палача, говоришь? А ведь яблочко от яблони недалеко падает. Сам дед мог её в «органы» направить, на работу, с его профессией сродную. А что выглядит она невинной и безвредной — так это ж и должно быть так, чтобы у киллера хорошая маска была.

— Вот и вы туда же, — вздохнул я. — Но это, я вам скажу, тот случай, когда яблочко от яблони далеко упало. И потом… И присказка ведь была, что «сын за отца не отвечает», и как там Жеглов говорил, про попа лопухнувшегося? Для кого-то он служитель культа, мол, а для нас — такой же гражданин, как и все прочие, и нуждается в охране закона, а с его моральным обликом, мол, пусть его церковное начальство разбирается. И ещё одну вещь я вам скажу. Видели мы настоящую богомолиху. То есть, теперь мы понимаем, что это она была. Ненадолго она появлялась — проконтролировать, видимо, что все идет согласно задуманному, и ни у кого сомнений не возникнет, что, Катерину уничтожив, бандюги кого положено уничтожили. Но если мы станем рассказывать про эту вторую девку — действительно, чем-то на Катерину похожую, цветом волос, хотя бы — то нам никто не поверит.

— Значит, — задумчиво проговорил Гущиков, — смерть этих четырех в Угличе как-то с нынешним бардаком связана… Следовало ожидать… А не рассказали бандиты, за что они Шиндаря приговорили?

— Мы точно не поняли. Что-то с тем связанное, что Шиндарь ведь и воровством промышлял, и что-то важное или ценное он украл у бандитов. Сам, похоже, не ведая, что именно он крадет и у кого.

— Тоже понятно, — кивнул Гущиков. — Вот, все потихоньку на места становится. Так чем мне вам помочь? Может, увезти эту Катерину, да и отправить куда подальше?

— А вы уверены, что вы её довезете? Что бандиты у вас её не отобьют? Уж больно она нужна им… И даже если довезете — все равно, нет уверенности, что вам ей жизнь сохранить удастся. Я вам ещё одну вещь рассказать должен. Доказательства против Катерины бандитам подкинул какой-то «важняк», специально из Москвы приехавший. При этом столько он бандитам вывалил служебной информации, сколько обычно не вываливают. И, я так понимаю, он сейчас все под своим надзором держит. И если вы обратитесь, чтобы ОМОН вызвать, он велит этот ОМОН задержать и направить к месту только тогда, когда все будет кончено. К утру, скажем.

— Да, — согласился Гущиков. — Они, конечно, теперь ночью на вас обрушатся, с темнотой. На свету больше не полезут. Попробовали — нарвались. А вот ночью у вас мало будет шансов устоять… И, главное, говоришь, я ничем помочь не могу, потому что стоит мне движение сделать, и этот «важняк» из Москвы вмешается, и ОМОН задержит, и Кузьмичеву у меня отберет, если у меня получится вытащить её отсюда?

— Все так, — сказал я. — Но помочь вы можете. Очень здорово вы можете помочь. Только не удивляйтесь моей просьбе. Мне это случайно известно стало — но в этом почти вся наша надежда на спасение…

— Ладно, что я сделать должен?

— Телеграмму дать. Телеграмму такую. «Екатеринбург, Главпочтамт, Кораблеву Аркадию Григорьевичу, до востребования…» — и соображать я стал, какой бы текст придумать, да и ломанул, от балды, лишь бы хоть на что-то похоже было. — «…Разминулась с племянником. Придется вернуться впустую.» Вот так, ладно?

— Ясненько, — Гущиков хмыкнул. — Подглядел, что ль, что девка, которую ты Богомолом считаешь, подобную телеграмму отправляла?

— Все так, — сказал я. — И если я прав, то такое начнется! И ведь выяснять начнут, кто эту телеграмму дал, так вы уж дайте её от моего имени. А если что, вы понятия не имели, о чем эта телеграмма. Попросили мы вас семейную телеграмму послать, вы и послали, а так-то ваше дело сторона. Подставлять вас под расправу не хочется, понимаете, но обратиться больше не к кому.

И жадно я ждал — откажется он или согласится. Ведь то, что за эту телеграмму могут и убить потом, понятно было. И если б он отказался, я бы все понял и осуждать его не стал.

А он опять хмыкнул.

— Что ж поделать, выручать вас надо. Да и бандитам нос приятно будет утереть. Известное дело, двум смертям не бывать, одной не миновать. И если жить проживать, труса празднуя, то это не жизнь будет, а недоразумение. Так?

— Ваше слово, — проговорил я.

А что ещё было сказать? Стоящий мужик оказался. И оставалось надеяться, что он не передумает и не подведет.

— А девчонка эта, Кузьмичева, где она? — спросил он, вставая.

— На втором этаже, — ответил я.

Он кивнул.

— Интересно бы было взглянуть на нее, да беспокоить не хочется. Бывай. Может, и свидимся. Но если придется вас за убийства арестовывать — не обессудь.

И на том удалился, я его до крыльца проводил, да и вернулся в дом. Дверь на кухню открыл.

— Ну что, батя? — спросил Константин, а Гришка и Мишка вопросительно на меня поглядели.

— А то, — ответил я, — что надо военный совет держать. Бабы-то где?

— Все наверху, — сказал Гришка. — Мы попросили их не спускаться, пока мы не позволим.

— Вот и хорошо, — я на табуретку присел. — В общем, дела такие. Дом со всех сторон обложен, на случай, если мы выскользнуть из него вздумаем. Тогда нас как котят перестреляют. Буквально все щели и лазейки перекрыли, лейтенант видел. А если мы засядем, чтобы попытаться оборону держать, то они попробуют с наступлением темноты нас прикончить. Лейтенант все сделает, чтобы подмогу обеспечить и чтобы нас вытащить, но подмога, скорей всего, не раньше утра появится. Вот думайте. Стоит ли ради Катерины жизнью рисковать? Потому что без неё нас, может, и выпустят.

— Да что ты несешь, батя? — возмутился Константин.

— Несу то, что обязан вслух проговорить, вот и все.

Гришка плечами пожал.

— Я тут голоса не имею… сами понимаете, почему. То есть, я-то останусь, но просить вас всех жизни положить — это не по совести.

— Да не отдадим мы им девчонку! — сказал Константин.

— Пусть только сунутся, — поддержал его Мишка. — Пожить да погулять всем хочется, но они Катерину только через мой труп получат.

— Тогда и говорить не о чем, — сказал я. — Авось, и я на что-то сгожусь, и выстоим мы все вместе. А до сумерек отдыхать можете. Или прикинуть стоит, за несколько часов покоя, где у нас самые слабые места, через которые нас достать можно.

— Это мы прикинем, — сказал Гришка. Он кивнул в сторону комнаты, на угол, в котором гармонь виднелась. — А ты пока сыграл бы нам что-нибудь, для подъема души.

Я сходил за гармонью, прикинул, чего бы такого сыграть, да и опять врезал по Высоцкому, по Владим Семенычу. Его «Штрафные батальоны» запел. На второй строфе и сыновья песню подхватили:

Далеко, наверно, песня разнеслась — все бандюги, до поры затаившиеся вокруг, услышали.

Вот, думал я, наяривая. Пускай трепещут, гады!

— Вот, душевно и к месту, — сказал Гришка, когда песня кончилась. — А теперь бы что-нибудь такое, совсем без напряга.

Ну, я подумал минутку, да и «Катюшу» им заиграл.

Пока играл, гляжу, Зинка и Катерина со второго этажа спустились, тоже слушают.

Ну, я Катерине подмигнул, как дошло до слов:

Она закраснелась малость, но не очень. Напряжение в ней было, при котором и краснеть забываешь, да оно и объяснимо вполне, напряжение такое. Эвон какая гроза над нашими башками бестолковыми собралась!

— А что, бабоньки, — сказал я, — не пометать ли нам харчи на стол и не пообедать ли?

— Ты лучше скажи, чего нам ждать? — спросила Зинка.

— А чего ждать? — отозвался я, беззаботным стараясь выглядеть. Бандиты вокруг дома засели, так что выходить нам нельзя. Ждать будем, когда их милиция отпугнет. Вон, лейтенант поехал ОМОН заказывать. Так что наше дело маленькое.

— Ох, Господи!.. — вздохнула Зинка. И стала, на пару с Катериной, в холодильнике и по полкам шарить, обед собирать.

А я подумал, что, может, последний обед в моей жизни. Так что по-царски надо его провести, чтобы потом и помирать обидно не было.