15 июля.

…Итак, завтра этот писатель приезжает. А мы за прошедшие дни такие горы в библиотеке перелопатили, просто ух! При этом, нам еще приходилось и, что называется, «следы заметать» — вести себя так, чтобы тетка Тася не поняла, что мы ищем и на что мы нацелены. Откуда мы знаем, что вокруг нас происходит? Вдруг тетке резко не понравилось бы, что мы суем нос в ее дела и пытаемся разобраться в происхождении ворона, и она начала бы нам мешать? Да и с самим Артуром надо было соблюдать осторожность. Мы уже поняли, что ему палец в рот (то есть, в клюв) не клади. Вот у нас постоянно и лежали на столах разные посторонние книжки, которыми мы прикрывали те, которые были нам действительно интересны.

Хотя без накладок не обошлось. Вот, скажем, я взяла несколько книг Уильяма Батлера Йейтса, чтобы почитать те стихи, которых еще не знаю, и вообще, поглядеть, что он там писал, кроме того, что мне так нравится. И надо ж было, чтобы тетка Тася проходила мимо нашего стола как раз тогда, когда у меня Йейтс был открыт на таком цикле стихов, который называется «Признания женщины»! Тетка просто озверела, сразу выхватила у меня книгу и сказала, что мне это еще рано читать. А я толком и заглянуть-то не успела, я как раз на этот цикл перелистнула, с «Плавания в Византию», о котором Бредбери тоже пишет, в «Вине из одуванчиков». Что, мол, его великий город, его Византия — это маленький американский городок его детства, и возвращение памятью в этот городок для него и есть плавание в дивную столицу могучей империи, где молодость и золотые певчие птицы, сделанные искуснейшими мастерами…

А у нас именно та пора, если подумать, разгар лета, пора «вина из одуванчиков», даже в центре города она чувствуется, своими запахами и красками, и точно так же, как у Бредбери, ты чувствуешь, что это — пора чудес, что где-то рядом есть и «машина счастья», которая вдруг берет и превращается в машину горьких страданий, и «машина времени», и самое настоящее колдовство…

В общем, тетка выхватила у меня книгу и сказала, что мне это еще рано читать. Самое обидное, говорю, что я едва-то одним глазком на эти стихи взглянуть успела. Я еще попробовала поспорить с теткой Тасей, говорю ей, что пусть она МТВ включит, где некоторые группы такоо-ое изображают в своих видеоклипах и о такоо-ом поют, да и вообще практически в любую газету заглянет, даже в самую нормальную, какие там странички советов по интимной жизни, я уж не говорю хоть об этой московской знаменитой «Храм бесстыдства», которая на всех лотках лежит, хоть о некоторых наших местных… Так чего я такого страшного и недозволительного для себя могу узнать? Тетка малость задымилась и высказалась в том плане, что поэзия — это совсем другое, у нее есть особая сила воздействия, потому что она завораживает своей музыкой и действует на такие центры, до которых газеты и телевидение не добираются, что они там ни показывай, и тем более это касается Йейтса, у которого есть особая, магическая чувственность… Надо сказать, ее отповедь только больше меня раззадорила как-нибудь добраться все-таки до этих стихов. Все-таки, несколько строчек я прочла. То, что я увидела, немного изменило мое мнение о Йейтсе. Нет, женщин он понимал намного лучше, чем мне поначалу думалось. Хотя все равно он получается «кобель», как сказала бы моя бабушка.

И потом еще я сообразила, что ляпнула не по делу насчет «Храма бесстыдства», и кто меня за язык тянул, спрашивается? Ведь этот еженедельник бывший благоверный тетки Таси издает, насчет которого она, можно сказать, закрыла двери и память вычеркнула, хотя одно упоминание о всех этих газетенках, которые он сейчас издает, ее, по-моему, чуть не корчит, и неудивительно, что она так на меня вскинулась. Вот тебе и урок: думай, Саша, думай, прежде чем что-нибудь ляпнуть.

Ладно, с этим проехали. Главное, что все равно я узнала нечто новое и интересное. Оказывается, Йейтс пытался магию использовать, чтобы его стихи были совсем завораживающими, и верил в возможность впускать в себя память и мысли людей, которые очень далеко или давно умерли, и даже в возможность говорить, в особом трансе, на тех языках, которые человеку вроде бы неизвестны, он такое и в поэме описал, «Дар Гарун Аль-Рашида», а в примечаниях сказано, что его жена это, вроде бы, умела, она и на поэму его вдохновила.

И еще, оказывается, он был Великим Магистром ложи «Золотой Зари», и знал всякие ритуалы особые, и даже больше, он сумел проникнуть в тайну «магического круга», и подробно описал этот круг, что он такое и как им пользоваться, и можно вычислить что угодно, используя этот круг — или «колесо», как он его еще называл, даже время Страшного Суда и пришествия Антихриста. Он об этом и несколько стихотворений написал, о вращении колеса, и о том, что оно способно открывать и предсказывать, и одно из этих стихотворений так кончается:

«И какой жуткий зверь, чуя час свой урочный, К Вифлеему ползет и родиться готов?»

Я показала эти стихи Кольке, а он сказал, что все точно, в романе Стивена Кинга «Противостояние» один из героев как раз это цитирует, когда там полный мрак начинается.

Я себе перерисовала, на всякий случай, магическое колесо, составленное Йейтсом, и мы дальше двинулись.

Но насчет Йейтса это было так, отвлечение (как нам тогда казалось), а в основном-то мы тем, что намечено, занимались.

Мы начали с того, что поглядели и Брема, и более современные энциклопедии животных, собирая все, что известно о воронах, потом подтянули всякие энциклопедии мифологий и самые разные произведения, где ворон так или иначе участвует. «Ворон» Карло Гоцци, «Ворон» Эдгара По… Что только мы не прочли, пока у нас головы совсем не поехали кругом из-за обилия материала, и, можно сказать, мозги дымиться начали, тем более, по такой жаре, которая сейчас установилась. В общем, взяли мы перерыв в полдня и отправились на речку за городом, искупаться, туда, где наш самый «цивилизованный» и хороший пляж. И вот когда мы, вдоволь накупавшись, валялись на пляже, я и предложила:

— По-моему, нам надо все, что мы узнали о воронах систематизировать, приблизительно так, как Робинзон Крузо со своей жизнью делал.

— Это ты о чем? — спросил Колька Кутузов.

— Ну, когда он страничку на две колонки разделил, и на одной половине написал «Хорошее», а на другой «Плохое», и стал записывать рядышком, что одни и те же события его жизни хорошего и плохого принесли. Вот и нам надо так же! Сделаем две колонки: «Ворон — хорошее» и «Ворон — плохое», и будем записывать рядышком, как одно и то же одни люди считают в вороне хорошим, а другие — плохим. Может быть, когда у нас будет такая схема, мы мигом увидим какие-то совсем простые вещи, которых сейчас не можем разглядеть из-за того только, что у нас все перепутано!

Кольке эта идея понравилась, и мы стали составлять нашу схему.

Колонки, когда мы стали выписывать, получились длиннющими, и чего в них только не было. Мы писали так: «В русских сказках…» и слева: «Ворон — мудрый и добрый. Помогает герою, приносит ему мертвой и живой воды, чтобы прирастить ему отрубленную голову и оживить», а справа: «Ворон — вестник смерти, помощник Бабы Яги и прочих нехороших». В разделе «Здоровье» у нас значилось: «Ворон — птица-целитель, помощник Бога, считается, что может останавливать кровотечение, если его попросить», и с другой стороны: «Ворон — птица колдунов и черных магов, помогает им насылать гибель»…

И таких сравнений у нас чуть не больше сотни набралось. Обо всем говорить не буду, мы решили с Колькой, что сохраним их в тайне как наши «Секретные материалы», потому что мало ли для чего еще они могут пригодиться.

И вот, мы сидели у него дома, проглядывая все эти выписки, и ломая голову, что тут может быть действительно ценного, а что — так, ерунда. И вдруг Колька прямо подскочил и указал пальцем:

— Вот же оно! Вот то, что нам надо!

— Что?

— Смотри! Ворон может останавливать кровотечение, если человек ему нравится! А ты можешь объяснить, как твоя тетка за ночь не истекла кровью, потеряв кисть руки, да еще и до больницы сама добралась? А ведь с этого момента ворон при ней и появился! Выходит, он прилетел откуда-то, чтобы ее спасти, да так при ней и остался, согласна?

— Согласна! — сказала я. — Это же и правда, очевидно! Как же мы с самого начала этого не сообразили? Но у меня тоже появились кое-какие догадки. Смотри, ворон откликается на кличку Артур. Сам дал понять, что как-то связан с королем Артуром и рыцарями круглого стола. А что в первую очередь искали король Артур и рыцари круглого стола?

— Приключения, — сказал Колька. — Драконов и великанов всяких, чтобы им головы поотрубать.

— Дурак! — не выдержала я. — Чашу Грааля они искали! А с кем в первую очередь связана чаша Грааля? С Парсифалем, у которого — вот, в этой колонке все записано — символом и спутником был мудрый черный ворон!

— Хочешь сказать, вся эта хренотень вертится из-за поисков Грааля? — недоверчиво прищурился Колька. — Как в «Индиане Джонсе и последнем крестовом походе?»

— А почему бы нет? — сказала я.

— Потому что это было бы уж слишком! Хотя, если б это было так, это было бы здорово, согласен.

— Так зачем нам отказываться от того, что здорово? — сказала я. — И к тому же… К тому же… Погоди, мне что-то попадалось, не прямо связанное, а косвенно, но я все равно записала для себя, потому что мне было интересно! А, вот, нашла, смотри!..

И я сунула ему листок, на который перерисовала, очень подробно, магическое колесо Йейтса, а внизу записала все основные объяснения.

Колька внимательно изучил и чертеж, и мои пометки.

— Это не совсем то, — покачал он головой.

— Может, и не совсем то. Но, с другой стороны, тут есть заклинание, вызывающее вихрь. А что произошло в ту ночь, когда тетка Тася потеряла руку, как не вихрь? И вот еще. Какой тут один из символов? Чаша! Только чашу Грааля это и может означать, разве нет? И, еще смотри, чаша находится вот в этой четверти, западной, и через нее «открывается сила»…

— Это да, — признал Колька. — Дай-ка взглянуть еще раз.

Он стал по новой проглядывать мои записи, и я поняла, что он тоже увлекся.

— Слушай, — сказал он, вскидывая голову. — Я все понял! Ты говоришь, этот писатель Йейтса переводил?

— Угу, — кивнула я. — Я ж тебе говорю, несколько стихотворений я нашла в его переводах, и «Золотые яблоки солнца» в том числе…

— Так вот, все и сходится! Его не случайно сюда вызвали именно сейчас. Нужен человек, который в Йейтсе сидит как столб в земле, чтобы через него контакт наладить при обряде. Ведь он должен был этого Йейтса буквально по косточкам и по деталькам разобрать и изучить, чтобы переводить его правильно, так? И он может растолковать какие-то тайны всех этих схем, кроме прочего.

— А может быть… — у меня дух перехватило от волнения. — А может быть такое, что он тоже — из этого тайного общества, тоже продвинутый?

— Вряд ли, — покачал головой Колька. — Если бы он сознательно был с ними, то они бы его по своим магическим путям известили, что он им нужен, и тебе не удалось бы зажилить его письмо. Он им требуется как знаток. То есть, его присутствие нужно, чтобы они ошибок не наделали. И вот тут… Вот тут мы можем всех опередить!

— Как?

— Смотри. У нас есть все схемы, чертежи, все описания того, что нужно делать. Это ты молодец. Хорошо сообразила, что надо все это записать и перерисовать. Получается, мы можем сделать почти все то же, что твоя тетка с ее вороном и с кем-то еще, кто там у них в союзниках! Почти, а не полностью — потому что еще этот писатель требуется. Так что нам надо? Перехватить его и убедить, чтобы он провел весь обряд с нами, а не с ними. Неужели у нас этого не получится?

— Вряд ли он отнесется к нам серьезно, — сказала я. — Пошлет куда подальше…

— Вот наша задача в том и получается, чтобы убедить его, что к нам нужно относиться серьезно и только с нами дело иметь! Да ну, мы уже столько знаем и так перед ним блеснуть можем, что он нам поверит! А? Игра стоит того.

Я подумала, что и правда стоит…