— Ни фига себе! — даже Мишку проняло. — Так ведь это, получается…

— Получается, что мы должны держать язык за зубами, обходить Сашка стороной и ни в коем случае не выдать его каким-нибудь дуриком, — твердо сказал Витька. — Поэтому не гони волну, если что.

— Да что я, совсем дурак, по-твоему? — обиделся Мишка. — Я понимаю. Но ведь интересно, что они затеяли и что за операция проводится! Послушайте, это ж…

Сегодня Мише не везло — уже второй раз подряд он не мог до конца высказать все, что у него накипело. Не успел он поведать друзьям какую-то блестящую мысль, пришедшую ему в голову, как в купе заглянули Игорь и Алексей.

— Все в порядке? — спросил Игорь. — Отправляемся через несколько секунд.

Игорь, как всегда, был «при полном параде»: в модной светлой рубашке с золотыми запонками, брюках с безукоризненной складкой, на запястье сверкали золотые швейцарские часы, в лакированные ботинки можно было глядеться, как в черное зеркало. Бывший актер, он со смаком и удовольствием играл роль удачливого телепродюсера. И вообще, как говаривал он, люди верят в то, во что ты заставишь их верить, — это давний закон театра. Поэтому когда ты предстаешь перед потенциальными спонсорами и рекламодателями во всем новом и дорогом, в ореоле финансового и творческого успеха, они тем охотнее идут тебе навстречу. Алексей, который подтрунивал иногда над этим подходом, хотя в ряде случаев не мог не признать его полезность, был, как всегда, в своем излюбленном свитере и потертых черных джинсах. Правда, свои мощные ботинки, которые сам Алексей называл «тракторами», за их всепроходимость, он успел сменить на сабо. Впрочем, Алексею и не надо было особенно пижонить. Он на людях почти не появлялся, отвечая за техническое обеспечение работы телестудии.

Был он, как все говорили, «компьютерным гением» и мог буквально за несколько секунд добиться от компьютера решения любой задачи. Ребята были свидетелями того, как быстро он «оживил» Груниного воробья, сканировав рисунок и превратив его в короткий мультфильм — заставку к программе. Во время всех приключений он здорово помог и Крокодилу Гене, и тот даже звал его к себе на работу, но Алексей ворчливо отказался: «Не для того я ушел с хлебного места в фирме, чтобы опять ярмо надевать. Я хочу делать то, что мне интересно, — хотя бы до тех пор, пока деньги, заработанные за прошлые годы, не кончатся. И вообще, у вас там небось секретность сплошная, а всякая секретность — не про меня. Но если надо будет чем-то помочь, в смысле работы с компьютерами, — всегда к вашим услугам».

Теперь два друга-компаньона заглянули проверить перед отходом поезда, как чувствуют себя их подопечные.

— В порядке, — за всех ответила Груня. — Если не считать некоторых неожиданностей.

— Каких? — обеспокоенно спросил Игорь, а Алексей хмыкнул, как будто говоря: «Я так и знал».

— Во-первых, в одном из купе едет Сашок, прикинутый под «нового русского», — сообщил Мишка. — И провожал его Крокодил Гена, тоже в «новорусском» прикиде. И Крокодил Гена знаками велел нам молчать и делать вид, будто мы с Сашком ну нисколечки не знакомы! И вам это тоже нужно передать!

Мишка излагал это так, как будто сам видел и Крокодила Гену, и его предупреждающий жест — более того, так, будто это он первым обратил на нежданного попутчика внимание, и без него остальные ничего не заметили бы и могли бы лопухнуться, радостно кинувшись здороваться с Сашком.

Вагон слегка качнуло, вокзал поплыл за окнами — сперва медленно и плавно, потом все быстрей и быстрей.

— Поехали, — проворчал Алексей. — Ничего себе поездка началась.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Игорь.

— То и имею, — ответил Алексей. — Раз Сашок в поезде, да еще на себя не похожий, значит, дело серьезное. Может, в поезде предстоит кого-то брать… или каких-нибудь террористов обезвреживать. Так что нас может ждать и перестрелка, и взрыв вагона, и вообще куча всяких радостей. Так что лучше из купе не высовываться. Запереться и водку пить.

— Самсонов так и делает! — радостно сообщил Мишка. — Только он пьет не водку, а коньяк.

— Какой Самсонов? — сразу оживился Игорь. — Владимир?

— Ну да, — ответил Мишка. — Он вон там, через одно купе от наших. Я у него уже и автограф взял.

— Замечательно! — Игорь повернулся к Алексею, потирая руки. — Сколько мы за ним охотились, пока он был с киногруппой на натурных съемках в нашем городе! Так нас до него и не допустили. А тут нам сама судьба в руки его посылает… Какая еще провинциальная кабельная студия сможет похвастать большим эксклюзивным интервью с Самсоновым? Эх, жалко наш оператор с нами не поехал… Но ведь походная видеокамера у нас с собой, а уж снять на более-менее профессиональном уровне мы сумеем!

— Не приставал бы ты к человеку, — сказал Алексей. — Он небось мечтает хоть в поезде от поклонников отдохнуть, а тут мы на него наедем…

— Ты не понимаешь! — возразил Игорь. — Актеры, как дети, — сколько ими ни восхищайся, а им не надоест, и перед искренним восторгом они забудут и про усталость, и про желание побыть одному. По себе знаю, — хмыкнул Игорь. — Хоть я и не великий актер. Но когда в местной газете написали, что давно не видели так сочно и с юмором сыгранного Колобка, я прыгать готов был!

— Вы играли Колобка? — изумилась Полина.

— Ага, — весело ответил Игорь. — Ходил по сцене весь обложенный подушками. Еще я играл Волка, Братца Лиса, Северного Оленя в «Снежной Королеве» и Атаманшу разбойников в «Бременских музыкантах». Но не обо мне сейчас речь. Коньяк, говорите? Значит, надо будет сгонять в вагон-ресторан, взять бутылку коньяка…

— Здрасьте, в ресторан! — фыркнул Алексей. — По ресторанным наценкам, шутишь? Разорить нас решил?

— Ради дела… — начал Игорь.

— Ради дела дам я тебе бутылку из моего НЗ! — перебил его Алексей. — Я ведь так и знал, что в дороге ты обязательно наткнешься на какой-нибудь «интересный персонаж» и начнешь обхаживать, чтоб он на съемку согласился. И что, конечно, придется в вагон-ресторан бежать. Вот и взял запасец, чтобы лишних трат избежать.

— И много взял? — поинтересовался Игорь.

— Не скажу, — сурово ответил Алексей. — А то ты все Самсонову споишь, на других «интересных персонажей» не останется. Хотя для Самсонова и не жалко, но нам экономить надо. Мы не Си-эн-эн Теда Тернера и даже не ОРТ.

— Ну, ты просто провидец! — восхитился Игорь.

— Обыкновенный логический расчет возможных будущих действий моего компаньона, — ответил Алексей. — Ты, как и любой другой человек, прогнозируем, надо только принять во внимание все исходные данные твоего характера.

Ребята, весело наблюдавшие за этой шуточной пикировкой, не выдержали и расхохотались. А Игорь махнул рукой.

— Ой, оставь свой компьютерный язык! Мозги у тебя, я скажу, получше любого компьютера работают!

— Ни одно творение не может быть выше своего творца, — назидательно проговорил Алексей. — А компьютеры, в конце-то концов, — всего лишь творения человеческого мозга.

— Пусть так, — беспечно согласился Игорь. — Выдай мне другое творение человеческого мозга — одну из твоих бутылок роскошного коньяка, — и я рискну подъехать к Самсонову.

— Давайте я вам помогу, — предложил Мишка. — У меня с ним контакт завязался.

Все опять рассмеялись.

— Чего смеетесь? — обиделся Мишка. — Честное слово! Когда я узнал, что в этом фильме он играет моего отца, то есть он узнал, что мой отец…

— Погоди! — перебила его Груня. — Как это — твоего отца?

— Да я уже битый час пытаюсь вам сказать, а вы мне все рот затыкаете! — взвился Мишка. — Я ж человеческим языком объясняю — в этом новом фильме, часть которого снималась в нашем городе, Самсонов играет шофера-дальнобойщика, который не поладил с мафией и то драпает от нее, то давит их «Мерседесы» своим «КамАЗом». Когда он узнал, что у меня отец шофер-дальнобойщик, он так и подпрыгнул от восторга и приглашал заходить — ну, интересно ему порасспрашивать обо всех особенностях этой профессии. Узнать, что называется, из первых рук.

— Ты ему порасскажешь! — хмыкнул Витька.

— А что? — с запалом сказал Мишка. — Я все будни этой профессии знаю как свои пять пальцев, и по рассказам отца, и вообще… Так что лучшего консультанта Самсонову просто не найти!

— Послушай, если у вас так здорово отношения сложились, — тут же влезла со своим Груня, — то поговори с ним, не согласится ли он попозировать, чтоб я нарисовала его портрет. Скажи, что я не просто так, а художница, которая едет получать особый приз…

— Раз плюнуть! — бахвальски заверил Мишка.

Вид у него был такой покровительственный, что даже Алексей рассмеялся.

— Ладно, консультант Самсонова, — сказал он, хлопнув Мишку по плечу. — Веди этого великого телепродюсера знакомиться с актером, вот только я ему «подъемные» выдам, под расписку, разумеется. Я ведь казначей. Экономию делаю, как Кот Матроскин, — со свирепым видом прорычал он.

— А ты?… — несколько растерянно спросил Игорь. — Ты разве не пойдешь?…

— Так я ж не при параде, в отличие от тебя, куда мне соваться? И вообще, я — технарь — кроме того, что я казначей, разумеется, — мое дело обеспечивать качественный показ, а не обхаживать знаменитостей.

— Ну, как знаешь, — Игорь пожал плечами. — Так как мы будем действовать?

— Может быть… — проговорил Витька. — То есть я не хочу влезать не в свое дело, но я бы предложил…

— Ну? — повернулся к нему Игорь. — Говори.

— Может быть, сначала стоит запустить Мишку с Груней. Мишка представит Груню, объяснит, кто она такая, и, я думаю, Самсонов согласится, чтобы Груня нарисовала его портрет. А Груня, пока будет рисовать, расскажет о вас. Как вы здорово работаете, и как вы не побоялись пригласить ее делать все оформление для программ, потому что поняли — только она справится, и как вообще вы отлично наладили работу своего канала. Я уверен, что после этого Самсонов сам захочет познакомиться. Ведь интересно встретиться с людьми, которые доверились маленькой девочке — и выиграли. И которые вообще часто делают нестандартные ходы — и всегда в самую точку.

Игорь и Алексей переглянулись.

— Дипломат! — восхитился Алексей. — Ну, дипломат растет!

— Вот именно, — рассмеялся Игорь. — Очень разумная мысль. Если ни у кого нет возражений, то принимаем этот план.

Возражений ни у кого не было, и Груня отправилась в соседнее, «девчоночье», купе, чтобы достать свой альбом, карандаши и краски. Чем скорее она приступит к работе — тем лучше.

— Ладно, — сказал Алексей, — пойду я выделю тебе материальное подспорье, а сам, пожалуй, с книжкой после этого поваляюсь. В поезде приятно поваляться да чайку попить.

Игорь поглядел на часы.

— Нам не мешает и поесть. Предлагаю часа через два все равно прогуляться в вагон-ресторан всей компанией.

— Опять ты с вагоном-рестораном! — проворчал Алексей. — Лучшие в мире бутерброды, яйца вкрутую и лучшая в мире жареная курица тебя, видите ли, уже не устраивают.

— Все это мы еще успеем съесть, — беспечно возразил Игорь. — А имидж нам нужно поддерживать.

— Да брось ты, — сказал Алексей. — Кто в поезде обратит внимание на наш имидж? Кому он нужен?

— Мало ли кому, — ответил Игорь. — Вон, ведь не ждали, не гадали, что с Самсоновым пересечемся. А в вагоне-ресторане можно и какого-нибудь спонсора поймать!

Ребята хихикали в кулачки, слушая эту легкую перепалку — довольно обычную для двух компаньонов.

— Если ты так настаиваешь, — сказал Алексей, — то, думаю, нам лучше разделиться на две группы. Во-первых, в вагоне-ресторане часто не бывает свободных столиков, потому как таких дураков, которые хотят потратить свои денежки ради сомнительного удовольствия щегольнуть тем, что они едят фирменную свиную отбивную… которая на самом деле из кошатины и поджарена на машинном масле, — грозно добавил он, — и таких лопухов, которые забыли захватить из дому лучшую в мире жареную курицу, всегда хватает… Я к тому, что если один целиком свободный столик и будет, то два рядом — вряд ли. А столики — на четверых. Поэтому нам лучше ходить по трое. Да и за вещами будет пригляд, если мы не все разом унесемся пировать. А то, вернувшись, можно обнаружить исчезновение и видеокамеры, и вообще всего на свете!

— Здесь не исчезнет, — отмахнулся Игорь. — Это ведь фирменный вагон, проводники очень следят, и постороннему здесь находиться не позволят.

— Рассказывай! — ухмыльнулся Алексей. — В любом случае, береженого бог бережет. Давай только определимся, кто когда пойдет ужинать.

— Можем монетку подкинуть, — предложил Игорь.

— Зачем монетка? — сказал Алексей. — По-моему, все ясно. Иди сейчас, прихватив Витьку и Полину, пока Мишка и Груня будут обхаживать Самсонова, чтобы сдать его тебе тепленьким… Сколько тебе надо на рисунок? — спросил он у Груни.

— Часа полтора, — ответила она. — Иногда побольше, иногда поменьше.

— Считай, два часа у тебя есть, — кивнул Алексей Игорю. — После чего, вернувшись из вагона-ресторана, ты идешь к Самсонову, извиняешься, что дети ему надоели, и, вообще, завязываешь нужный разговор. А я подхватываю наших тружеников и веду в ресторан, чтобы подкрепить их истощенные силы. Витька и Полина следят за нашими купе, пока мы пируем, а ты, пытаясь обаять Самсонова коньяком, падаешь без сознания, и я, вернувшись из ресторана, взваливаю тебя на плечи и уношу спать. Годится?

— Годится, — сказал Игорь. — Кроме того, что я потеряю сознание. Не дождешься! — он поглядел на ребят. — Если наши спутники согласны с этим планом, то вперед, не будем терять времени!

Ребята были согласны, и Игорь с Витькой и Полиной отправились в вагон-ресторан, Мишка и Груня пошли к Самсонову, а Алексей, как и грозился, завалился с книжкой на койку.

— Если что, не стесняйтесь меня разбудить, — предупредил он «авангард основных сил», как он окрестил Мишку и Груню, открывая учебник шахматных дебютов. — Шахматы, они… — он зевнул и поудобней пристроил подушку под головой.

Миша и Груня прошли в купе Самсонова, по пути завернув в «девчоночье», чтобы Груня могла взять альбом большого формата, карандаши и фломастеры разной толщины, которые она уже приготовила отдельной стопкой. Она любила доводить рисунки фломастерами, сперва обозначив карандашом точные контуры. Сочетание толстых и тонких фломастеров, дающих линии от жирной до совсем нитеобразной, и их яркий черный цвет, совсем как краска, которой пользуются граверы, придавали рисункам особенную прелесть и ощущение, что они выполнены точной и твердой рукой. Словом, с их помощью можно было скрывать огрехи мастерства, которые у Груни пока что, разумеется, имелись.

На подходе к купе Самсонова их ждал сюрприз. Из купе доносились два голоса, и один из них…

— Послушай! — прошептал Миша, от возбуждения крепко стиснув запястье Груни. — Ведь это ж, кажется, Сашок!

И точно. Когда они заглянули в купе, то увидели, что Сашок, в убойном своем прикиде, сидит с Самсоновым и изливается ему:

— Ну… Ну, а в том фильме, вы, вообще, ну, дали!.. Когда поезд едет, а вы бац на рельсы, и поезд талдычит над вами, а вы лежите, а потом смываетесь!.. И там, через овраг, и с этим… с видеокассетой, которую вам до редакции довезти надо, да? Вы ж тогда журналиста играли, да? Ну, я ва-ще тащился!.. Я этот фильм раз десять по видику крутил, потому что там… ну, все забойно, как в жизни! Вот одно только…

— Что? — чуть обеспокоенно спросил Самсонов, до этого слушавший с большим удовольствием, будто его маслом с медом мазали.

— Ну, это… Только это не к вам относится, а к режиссерам, или кто там сам истории придумывает… Я говорю, не в обиду только, режиссеры у вас козлы, потому как все братки всегда у них такие козлы… Ну, не как в жизни. То есть, может, и как в жизни, но все равно это неправильно. Не так показывать надо.

— А как? — спросил Самсонов с невольной улыбкой. У Сашка даже тембр голоса поменялся, настолько он вжился в роль. Теперь он говорил чуть хрипато и отрывисто и при этом с какими-то обиженными, почти детскими интонациями. Так нашкодивший ребенок жалуется на плохой мир, в котором приходится увертываться от наказания.

— Да вот так, как это ва-ще у них там снимают! Вон, в «Крестном отце», они там по понятиям все решают, и руки целуют, и в церковь ходят… Вот так и надо снимать, чтоб было видно, что у пацанов понятия есть! Потому как по жизни, я тебе скажу, по жизни они в фильмах сплошными отморозками получаются, а мы по жизни отморозков всегда сами уроем, никаких там журналистов или этих… ну, честных ментов и кого еще ты там играешь, не надо!

— То есть красиво надо делать? — уточнил Самсонов.

— Во, красиво! — обрадовался Сашок. — Именно так, у них-то все красиво получается, а у нас — дребедень одна. Вон, в этой, в «Бойне в день святого Валентина», там все — на оттяг, и снег, и гараж, где этих, которые в крутые полезли, из автоматов расщелкали. А у нас в кино — снег грязный, гаражи ободранные, тоска, да и только. Получается, мы второго сорта, вроде турецких курток!

— Какая жизнь — такое и кино, — сказал Самсонов.

— Да бросьте! — отмахнулся Сашок. — Может, у нас жизнь и поганая, но ни за что не поверю, чтобы у них в Америке даже снег был чище. Снимать уметь надо! Вот если б я, скажем, вздумал вложить деньги в кино, да еще вас взял на главную роль — я бы уж такого режиссера подобрал, чтоб все красиво. И чтоб никому не обидно было смотреть!..

— А у вас есть деньги, чтобы вложить в кино? — живо поинтересовался Самсонов. — Вы представляете, сколько стоит производство фильма?

— Ну, сколько стоит, вы скажете, а деньгу найдем… — ухмыльнулся Сашок. Теперь и он заметил ребят, которые уже несколько минут тихо переминались возле двери. — Во, еще гости к вам! Небось за автографами!

— За одним автографом, насколько я понимаю, — улыбнулся Самсонов. — Один я уже дал. Заходите, ребята, не бойтесь.

— Во-во, не боись, заваливай! — подхватил Сашок. — Дядя добрый, не съест он вас, чай, не крокодил какой-нибудь… Гена, понимаешь.

Он глупо заржал. Ребята, знавшие, что он играет роль, подумали, что преувеличенно глупо. Но, кажется, даже Самсонову, при его остром актерском глазе на фальшь в игре, так не показалось. Видно, для тех, кто не знал, кто такой Сашок на самом деле, его поведение выглядело вполне естественным.

А этой фразочкой Сашок умудрился еще раз намекнуть ребятам, чтобы они не вздумали удивляться и покрепче держали язык за зубами.

— Да мы, в общем-то… — сказал Миша. — Понимаете, я хочу вас познакомить с Агриппиной. Она не просто так, она — художница, настоящая, и едет в Санкт-Петербург получать особый приз за работу художника на телевидении. И она очень хотела бы нарисовать ваш портрет, если позволите.

— Постойте! — Самсонов чуть не подскочил. — Агриппина Григорьева, так?

— Так, — подтвердила Груня. И запоздало выдавила: — Здравствуйте…

— Я ж тебя знаю! — развеселился Самсонов. — Я ведь в жюри вхожу и участвовал в присуждении премий. Твою работу — все эти роскошные заставки — мы все запомнили отлично, и тут двух мнений быть не могло, кому давать специальный первый приз за работу художника! Но мы, разумеется, и понятия не имели, что этот замечательный художник — маленькая девочка! Представляли солидную даму с высшим профессиональным образованием… — Он расхохотался, и этот хохот был так обаятелен, как будто Самсонов играл перед кинокамерой, хотя было видно, что сейчас он ничуточки не играет; видно, обаяние было присуще ему от природы. — Выходит, пока что только я знаю тайну? Это здорово! Так это ж можно обыграть. Ведь вручать премию художнику должен именно я — так мы придумаем что-нибудь этакое! Например, выйдем на сцену вместе с тобой — вроде я тебя позвал просто конверт вскрыть, — а потом… Ой, тут тысячи возможностей!

— Вот эта пигалица, понимаешь, — настоящая художница? — подал голос Сашок. — Да еще и известная? Слышь, может, ты и мой портрет нарисуешь? Я не фуфло… я «зеленью» плачу!

— С удовольствием нарисую, — сказала Груня. Мишка отодвинулся в коридор, чтоб его не было видно, и ржал в кулак. Он ничего не мог с собой поделать: уж больно потешным выглядел Сашок в роли ломового братка. — Но сначала я бы хотела…

— Ага, понимаю! — Сашок разлыбился и встал. — Артисту — первый почет. А как будет время, заглядывай в мое купе, оно тут, рядом. Я уж постараюсь сидеть не шелохнувшись, главное, чтоб портрет вышел… Главное, чтобы костюмчик сидел, как говорят о покойниках! — опять глупо заржал он и, помахав всем рукой, удалился в свое купе. Потом опять на секунду возник в дверях: — Слышь, артист? Так, значит, поляна за мной. Накрываю. Как скажешь — или, значит, вагон-ресторан часика на два приватизируем, или, значит, в Питере я тебе устрою — на отрыв. Ты только мигни, а я уж сделаю, как этот, как его, сивка-бурка!

— Вам не надоедают такие типы? — спросила Груня, услышав, как за Сашком захлопнулась дверь его купе.

— Случается, — пожал плечами Самсонов. — Но ведь все равно это жизнь, которую нужно знать. И, как говорил кто-то из великих актеров, каждый зритель заслуживает право на уважение. Во всяком случае, изучать типажи и впитывать их повадки и характерные жесты бывает очень полезно… Мне сесть как-нибудь по-особенному? — спросил он, увидев, что Груня раскладывает альбом и проверяет свои карандаши и фломастеры.

— Нет-нет, сидите, как вам удобно, — ответила девочка. — Чем естественней располагается модель, тем лучше…

Груня сказала это таким серьезным тоном опытного мастера, что Самсонов рассмеялся.

— Да уж, профессионала сразу видно… А где твой приятель? Куда он спрятался?

— Я здесь, — ответил Мишка, выглядывая из коридора. — Я хотел уйти, чтобы вам не мешать.

— Ты нам нисколько не помешаешь, — живо ответил Самсонов. — И ведь я еще должен порасспрашивать тебя о работе шоферов-дальнобойщиков. Вот и потолкуем об этом, пока Агриппина рисует. Но сперва, Агриппина…

— Груня, — вставила девочка. — Просто Груня.

— Хорошо, Груня, расскажи мне, как ты попала на телевидение…

— Я попала туда, потому что ребята, которые открыли кабельный канал для нашего района, просто замечательные, — сразу затараторила Груняша. — Вы понимаете…

И она с увлечением стала рассказывать про Игоря и Алексея, про все их задумки, осуществленные или пока еще нет.