— Подожди, — ошарашено сказал Андрей. — Откуда Повар знает, что Богомол собирается убить гинеколога? И почему, в таком случае, он сам её не остановит — ведь для него это так просто, он наверняка уже знает его имя, адрес и место работы?..

— Все вопросы — потом, — отмахнулся Игорь. — А сейчас подумай, как ты можешь срочно связаться со своей дорогой красавицей — пока она не натворила непоправимых бед?

— Если она сейчас дома, то её телефон у меня, естественно, есть, сказал Андрей. — Есть и номер мобильного — если он не изменился за это время…

— Звони! — Игорь пододвинул к нему аппарат и поглядел на часы. — Черт! Уже три часа дня. Как бы мы не опоздали, при скорости нашей красотки…

— Не опоздаем, — заверил Андрей. — Она действует быстро, но сперва все продумав. Горячку не порет. До сегодняшней ночи этот «штопальщик» не погибнет. Ведь ей надо не только заманить его в ловушку, но и как следует допросить перед тем, как убить.

Он набрал номер квартиры на «Киевской». Телефон не отвечал. Тогда он сразу перезвонил по мобильному.

— Алло, — сказал глубокий и мелодичный голос Людмилы.

— Это я. Ты выследила, кого хотела? — без предисловий спросил Андрей.

— Да, — безмятежно ответила она. — Сейчас я сижу в приемной у Кибирева Владимира Михайловича, врача-гинеколога.

— Ты можешь сейчас говорить?

— Да. Я совершенно одна. В особой приемной для «знатных пациенток». Сижу, листаю журнальчик. Мое кресло — напротив двери, у противоположной стены, а в двери — витражное стекло, так что я сразу замечу, если кто-нибудь подойдет.

— Ты ждешь приема?

— Я уже была у него на приеме. Могу сообщить, что с женской точки зрения я абсолютно здорова. Уже можно сказать, что эрозии, на которую я пожаловалась, нет. Но кой-какие анализы я на всякий случай сдала. Сейчас он лично принесет мне результаты анализов, когда они будут готовы, а потом его рабочий день кончается и мы поедем обедать в хороший ресторан. Как видишь, даже ко всему привычные гинекологи начинают пускать слюни, увидев меня, она говорила с обычной суховатой иронией. — А в чем дело?

— Если с ним что-нибудь стрясется до того, как мы сдадим его Курослепову, Повар оторвет нам головы.

— «Нам» — в смысле тебе и твоему партнеру?

— «Нам» — в смысле всем нам. Тебе тоже.

— Хорошо. Я это учту.

— В какой ресторан вы поедете?

— Давай условимся, — предложила она.

— Что-нибудь в Киевском направлении…

— Гм… «Европейский» на Краснопресненской набережной, а? Это уже фактически в самом центре — но все-таки в той стороне.

— Хорошо. Держи его там до победного.

— Не беспокойся. Ты там будешь?

— Могу быть, за одним из соседних столиков…

— Вот и хорошо. Если нашего клиента будут вдруг уводить не те люди, которых ты знаешь, ты подашь мне знак. Сколько времени надо?

— До Баковки и обратно. Но в Баковке ещё предстоит серьезный разговор.

— Скажем, часа три. Ну, это нормально. Мы можем пробыть в ресторане до семи и даже дольше. Только пусть глупостей не наделают. Я тут должна быть ни при чем, поэтому мне тоже должны угрожать и велеть молчать, если жизнь дорога…

— Может, тебя тоже похитить? — хмыкнул Андрей.

— Это лишнее. Ни в одном спектакле нельзя переигрывать. Все, пока, кто-то идет.

— Ну? — спросил Игорь, когда Андрей положил трубку.

— Ресторан «Европейский» на Краснопресненской, — сообщил Андрей. Нашу красавицу ты знаешь в лицо. Ее спутника зовут Кибирев Владимир Михайлович. Просьба, чтобы я был за одним из соседних столиков — и подал знак, если среди визитеров не будет тебя или кого-то из охраны Курослепова, кого я знаю.

— Разумный шаг, — одобрил Игорь.

— И просьба разыграть как можно убедительней, что Кибирева вы выследили сами, а она здесь ни при чем и тоже жертва…

— Исполним всю комедию звездным составом, — заверил Игорь. — Что ж, теперь моя пора звонить.

Он набрал номер.

— Иван Вениаминович? Да, Терентьев… Я срочно выезжаю к вам… Дела, я вам скажу, серьезней некуда… И надо будет срочно принимать очень важное решение… Ждите. Я лечу на всех парах… Вот так, — вздохнул он, повесив трубку. — Поехали закладывать Курослепова Повару, — он двинулся было к компьютеру, потом махнул рукой. — Нет времени. Сам найдешь все данные Мазаева Александра Петровича. Это один из следователей, занимавшихся делом Яманова. Скажи ему, что действуешь по моей просьбе и что вопрос срочный. Все, до встречи в ресторане!

И Игорь умчался, на ходу влезая в рукава своего великолепного пальто.

Да, интуиция Андрея не подвела. Яманов и впрямь мог стать теперь центральной фигурой. Потому что у всей интриги, разыгрываемой Поваром, существовало лишь одно объяснение — объяснение, настолько понятное обоим друзьям, что они не стали говорить о нем вслух. Тем более, что Игоря время поджимало.

Повару надо, чтобы Курослепов увидел пленку. Понятно, из увидевшего пленку Курослепова можно будет веревки вить. Но Курослепов, разумеется, из кожи вон вылезет, чтобы установить, кем и как сделана запись. Когда — он легко припомнит, по участникам и обстановке запечатленной оргии. Повар велел валить все на гинеколога, который может быть виноват во многом, но к изготовлению или передаче этой пленки явно не причастен. Если Повар подставляет невиновного — значит, он хочет прикрыть настоящего виновника.

А раз он хочет его прикрыть — значит, это был человек, самим Поваром внедренный в мир дельцов от проституции.

И на эту роль подходит только Яманов. И Бечтаев, и Моховых крутились в Москве уже много лет, про них известно, кто они такие, их биографии как на ладони. А Яманов — из молодых, да борзых — заявился из Казани, где, вроде бы, был членом молодежной банды, но этот кусок биографии легко подделать и трудно проверить. Пробыв в Москве без году неделя, Яманов начал подбивать клинья под Бечтаева. Хотя ему, по всему раскладу, выгодней и безопасней было бы проходить под Бечтаевым ещё годика два. Смысл свергать Бечтаева имелся только в одном случае: если Повар хотел обезглавить и развалить крупную «бригаду», жирующую на проституции, выведя в её бригадиры своего человека.

Моховых нужны были помощники, чтобы сделать видеозапись. Скажем, для того, чтобы предварительно установить аппаратуру. Ведь на оргии Моховых приезжал вместе с Курослеповым, и у него не было времени возиться с установкой и наладкой, а если б Моховых однажды заявился в квартиру Бечтаева один и стал бы с чем-то возиться исподтишка — это бы могло вызвать подозрения. Значит, надо кому-то доверится. Бечтаев не подходил: вполне мог заложить Курослепову. А на все готовый волчонок Яманов, которому был открыт свободный доступ в квартиру Бечтаева, был идеальной кандидатурой. Моховых достаточно было посулить, что он окажет всякую помощь в ниспровержении Бечтаева — и Яманов в лепешку расшибся бы.

А потом Моховых достаточно капнуть Бечтаеву, что Яманов под него роет, и вложить в руки Бечтаева пистолет — и единственный соучастник Моховых будет благополучно устранен, никому не успев ничего рассказать.

Да, но Яманов мертв — зачем его прикрывать?

Ответ достаточно прост: Повару стало известно о пленке через один из «контактов» Яманова — «контактов», который жив и действует до сих пор, и, возможно, именно этот «контакт» подсказал убийце (Богомолу или нет, все равно), как, убрав Моховых и Кореву, подкинуть пленку так, что она, якобы случайным путем, наверняка дошла до Повара. И этот «контакт» настолько очевиден, что Курослепову достаточно будет беглого взгляда на окружение Моховых и Яманова последнего года, чтобы его вычислить — и либо самому свести счеты, либо заложить главарям мафии, контролирующей проституцию. Значит, надо направить взгляд Курослепова совсем в другую сторону…

Если принять эту версию, то возникают, конечно, вопросы и шероховатости — но не из тех, которые не кажутся устранимыми — и, как ни крути, это самая разумная версия, объясняющая то, что происходит.

Повар продвигает своего человека в верхушку сутенерской мафии — и излишнее расследование путей, по которым прошла кассета, может этому человеку повредить. Поэтому надо срочно подкинуть очевидно виноватого.

Мог ли Бечтаев убрать Яманова, раскусив его? И, в таком случае, не стала ли смерть самого Бечтаева местью Повара? Или самым надежным способом расчистить наконец место наверху для своего человека? Во всяком случае, это объясняло бы, почему так быстро свернули следствие по делу Яманова — ведь при имеющихся уликах следователям было вполне по силам довести дело до конца. Если поступило строгое указание свернуть следствие, чтобы не засветить своих людей ненужной суетой…

Продумав все это, Андрей позвонил следователю Мазаеву.

— Здравствуйте, Александр Петрович, — сказал он. — Вам большой привет от Игоря Терентьева. Я — Андрей Хованцев, его компаньон. Игорь просил меня навести у вас кой-какие справки, потому что сам он слишком занят.

— Опять насчет Бечтаева, что ли? — сразу спросил следователь.

— Да. То есть, не совсем. Больше насчет человека, которого он убил, Яманова.

— А что, собственно, вас интересует?

— Все о его личности. Нам надо узнать как можно больше. Ну, и… О некоторых возможных прилагаемых обстоятельствах.

— Ну, личность это была ещё та. Я бы сказал, не личность, а тип. А что это за «возможные прилагаемые обстоятельства»? — осведомился следователь. Как показалось Андрею, не без усмешки.

— Почему следствие разрабатывало Бечтаева так аккуратно? Это произошло из-за естественных причин, или было какое-то торможение? — бухнул Андрей.

Теперь следователь рассмеялся открыто.

— Торможение всегда бывает! Порой мы сами себя тормозим… Бечтаев был как кирпичик, который надо вынуть очень аккуратно, чтобы другие кирпичи не посыпались и не завалили проход к сокровищнице. К верхушке мафии, я имею в виду.

— То есть, каждого засветившегося сутенера вы вынимали очень бережно, чтобы не всполошить крупную дичь? Чтобы это всегда выглядело как отдельный случай, и не было видно, в каком направлении расчищают завал? — уточнил Андрей.

— Вынимали. И вынимаем, — подтвердил следователь.

— А с личностью самого Яманова это никак не было связано?

— То есть? — следователь явно хотел большей конкретности.

— Ну, скажем, в биографии Яманова обнаружился довольно большой пробел — чуть не в несколько лет, не знаю — и вы притормозили темпы следствия, потому что сначала этот пробел было необходимо восполнить. Ну, как бы, проступало за ним что-то очень важное…

— Послушайте, что вы там нарыли? — с большим интересом спросил следователь. — Ведь все эти вопросы — не просто так.

— Мы сами не уверены, будто что-то нарыли, — ответил Андрей. — Скорей, мы подрастерялись, вот и ищем сейчас методом тыка.

— И все-таки?..

— Ну, скажем так… — Андрей взял паузу, чтобы ещё раз продумать формулировку. — если бы мы нарыли что-то близкое к истине, то вы бы сразу догадались, что я имею в виду, потому что давно бы об том знали…

— А теперь распутай, — попросил следователь.

— Ну, тут было несколько странных дерганий, когда мы стали копать, и эти дергания были бы вполне объяснимы, если бы в свое время вы сами спустили дело на тормозах, чтобы компенсировать потерю Яманова…

— Что за дергания?

— Да хотя бы вот этот расстрел в кафе.

— Постой… Ведь это ты там был?.. Ну, точно, вот ты в моих бумагах, Андрей Хованцев как самый важный свидетель… Извини, что сразу не сообразил — как-то в рассеянности стал отвечать на твой звонок. Да, кстати, и ты говори мне «ты», к чему церемонии…

— Хорошо, — сказал Андрей. — Так вот, суть в том, что мы с Игорем ни за что не хотели бы навредить…

— А-а, это… — облегченно вздохнул следователь. — Нет, можете не беспокоиться. Яманов был обычным мелким говнецом, и его «юношеская» биография вполне задокументирована органами Казани. Так что не было никакого «засланного казачка».

— Спасибо, — сказал Андрей. — Это все, что мы хотели знать.

— Не за что! — весело откликнулся следователь. — Все бы проблемы так решались, как ваша.

Положив трубку, Андрей задумался. Если Яманов все-таки являлся «засланным казачком», то следователь, говоривший вполне искренне, об этом не знал. Из этого можно сделать вывод, что напрямую Повар на следствие не давил. Впрочем, Повар никогда и ничего не делал напрямую.

Придется рыть дальше… Андрей вздохнул и стал собираться. Ему пора было двигаться в ресторан.

В ресторане ему удалось сесть за свободный столик совсем неподалеку от Людмилы и её спутника, явно подошедших только что. Кибирев Владимир Михайлович, врач-гинеколог, оказался довольно ладно скроенным мужиком роста выше среднего. Если бы его внешность не подпортил слишком крупный нос с тем изломом, который, в зависимости от отношения к человеку, можно называть или «орлиным» или «крючком» — в данном случае, Андрей, разумеется, воспринял его как «крючок» — то он был бы просто красивым. И одет он был довольно модно и дорого: сразу можно было сказать, что он из преуспевающих врачей.

Людмила и Кибирев обсуждали меню. Она улыбалась и, вообще, выглядела раскрепощенной и беззаботной — одна из её масок. Когда она позволяла себе быть самой собой, то держалась довольно прохладно и сухо, а улыбка если и появлялась, то ироническая, почти едкая. С её внешностью ей ничего не стоило сыграть ласковую кошечку и даже овечку. Сейчас её глаза переливчатого цвета, в разном освещении менявшиеся от серо-голубых до цвета морской волны — искрились, достигнув самой густой своей зеленоватой синевы — и, слушая увлеченно говорившего что-то Кибирева, она несколько раз встряхнула головой, чтобы её золотистые волосы свободней рассыпались по плечам.

— Что желаете? — возле Андрея появилась официантка.

— А вы дайте мне, пожалуйста, меню, — сказал Андрей. Тут же мысленно поймал себя на том, что ответил словами Шарапова, и ему захотелось продолжить: «Дайте мне поначалу чашечку кофе… Я у вас долго пробуду, очень долго…» — но такая узнаваемая цитата оказалась бы, конечно, лишней, поэтому Андрей сдержался и не стал шутить.

Вместо этого он с чувством и толком заказал себе хороший дорогой обед, выбирая самые фирменные блюда — из тех, приготовление и подача которых занимает больше всего времени — решив, что потом он будет иметь полное право просидеть сколько нужно над одной чашкой кофе — хоть два, хоть три часа. Впрочем, он надеялся, что ситуация разрешится намного быстрее.

Людмила никак не обозначила, что заметила его появление. И было бы странно, если бы она хоть малейшим жестом, хоть легчайшим кивком выдала себя.

Поэтому Андрей не спеша обедал, наблюдая за ухаживаниями все более воспламенявшегося Кибирева. Если бы этот человек знал, что в иных обстоятельствах эти ухаживания привели бы его к неминуемой смерти, и только вмешательство Повара, с которым Богомол не могла не считаться, спасло ему жизнь…

«По душу» Кибирева пожаловали так тихо, что Андрей не сразу заметил появление знакомых лиц. Игорь явился лично — во главе трех дуболомов из охраны Курослепова, руководя ими и давая им указания. Андрей посмотрел на Людмилу — и, когда она заметила его пристальный взгляд, он чуть заметно кивнул: мол, все в порядке. Она, опять-таки, никак не отреагировала, но Андрей был уверен, что она его поняла. И опять сосредоточил все внимание на отбивной по-бургундски.

Игорь и охранники быстро исчезли из зала. Видно, решили перехватить Кибирева на улице, не поднимая лишнего шума. Где-то через минут через сорок Кибирев и Людмила встали из-за стола и направились к выходу. Андрей покинул ресторан минут через пятнадцать и не спеша вышел на улицу.

На улице все было тихо. Андрей стоял, оглядываясь по сторонам, когда Людмила, поджидавшая за дверьми, тронула его за локоть.

— Все в порядке, — сказала она. — Твой друг — настоящий профессионал. Кибирева так быстро запихнули в машину, что он и пикнуть не успел. А меня грубо отпихнули и пригрозили пистолетом: мол, пристрелим, если закричишь. Я так и осталась стоять, бледная и с разинутым ртом, когда они отъезжали…

— Не завидую Кибиреву, — вздохнул Андрей.

— У тебя есть догадки, зачем его так срочно понадобилось сдать? Да ещё «целым и невредимым»? — спросила она.

Андрей покачал головой.

— Понятия не имею. Были кой-какие соображения, но слишком неподтвержденные, чтобы их высказывать… Одно ясно: Повар кого-то прикрывает. Но кого?

— Что прикрывает — это и ежику понятно. А если б мы сразу догадались, кого, то Повар не был бы Поваром, — она задумчиво извлекла сигарету, рассеянно глядя в ту сторону, куда уехала машина с Кибиревым. — Будем надеяться, в свое время узнаем.

— Не тебя, случаем? — спросил Андрей.

Она иронически фыркнула.

— За кого ты меня принимаешь?

— За человека, которого тоже надо иногда удерживать от глупостей.

— Не лукавь, — бросила она. — Я как-то уже пыталась тебе объяснить: Повар разыграл все так, чтобы посеять между нами взаимные подозрения. Ты подозреваешь, что я работаю у него в «штате» уже много лет, я подозреваю тебя в том же самом. И у нас нет способов доказать друг другу, что мы играем только за себя. А пока между нами сохраняются настороженность и недоверие, Повар может впрягать нас в одну упряжку тогда и так, как ему надо и выгодно. Наши подозрения являются наилучшей гарантией, что мы не отмочим ничего неожиданного — например, между нами не начнется роман, последствия которого всегда непредсказуемы — и вместе с тем будем настолько оберегать друг друга, что всегда расхлебаем для него любую самую несъедобную кашу, которую он заварит. Если бы ты знал, как мне хочется соскочить с этого чертова колеса… — она зябко поежилась. — Давай уйдем отсюда, не стоит слишком долго маячить перед рестораном. И подумаем, как скоротать время. Нам нельзя расставаться, пока мы не узнаем результатов допроса Кибирева. Ведь действовать может потребоваться немедленно.

— Мы могли бы поехать ко мне, — сказал Андрей. — Ольга знает, что приехала родственница из Самары, и просила пригласить тебя на семейный обед.

— Не сегодня, — отказалась она. — Давай завтра или послезавтра. Сам посуди, как будет выглядеть, если в самом начале обеда раздастся звонок от твоего Игоря, и нам придется лететь куда-то, сломя голову. Поехали лучше ко мне. Отсюда совсем близко, и точка удобная, чтобы потом двинуться в любом направлении. Следуй за моей машиной.

Она направилась к своему «опелю».

— И все-таки, — спросил Андрей ей в спину. — Кто вызвал тебя в Москву? Кто твой «работодатель»?

— Мне кажется, что наш «неизвестный», — не оборачиваясь, ответила она.