— Так кто такой Зараев? — спросил Игорь, выслушав отчет Андрея о всех последних событиях. Только сейчас им выдалась возможность толком поговорить: ведь в Москву они ехали на разных машинах, а от Кутузовского проспекта, где Андрей оставил машину Богомола, отдал ключи вахтеру в подъезде для передачи Виктору и пересел в машину Игоря, они помчались к дому Садовникова. Квартира Садовникова так и оставалась открытой. Андрей перенес в свою машину два остававшихся в квартире ящика с коллекцией Курослепова, а Игорь тем временем прямо из квартиры позвонил Повару, с вопросом, что делать.

— Я пришлю кого-нибудь к Хованцеву, забрать орхидеи, — сказал Повар. Это будет, наверно, ближе к вечеру. А насчет квартиры не беспокойтесь. Я знаю, что вот-вот подъедет коллега Садовникова, который должен взять на себя попечение о его цветах. Впрочем, я, для верности, пожалуй, пришлю человека на охрану квартиры. Но вы езжайте спокойно, не ждите его.

— Хорошо, — сказал Игорь. И положив трубку, с несколько растерянным видом пересказал разговор Андрею. — Выходит, Повар знает, куда исчез Садовников — и это его ни капли не волнует… — заключил он.

— Тогда это тем более не наше дело, — ответил Андрей. — Мы можем со спокойной душой уезжать, и больше не думать об этом.

Сам-то он об этом думал — и ещё как! Но с Игорем не хотел делиться своими соображениями. Он и без того ругательски ругал себя, что так просто оставил Игорю аудиокассету — надо было спрятать её и оставить ему, например, ключ и квиток от банковского сейфа… С распоряжением в банке ни в коем случае не допускать к сейфу до двух или трех часов дня… Он должен был сообразить, что Игорь немедленно вскроет конверт — из страха за друга. Но то, что ему приходило в голову сейчас, знать было ещё опасней — если, конечно, Андрей был прав хотя бы в некоторых своих догадках…

В общем, в свой офис на Покровку они, опять-таки, ехали в разных машинах. И лишь устроившись в офисе за кофе с бутербродами, они обменялись рассказами о том, что с ними произошло (о разорванных записках Садовникова Андрей умолчал). А потом Игорь задал свой вопрос насчет Зараева.

— То, что он и сказал, — ответил Андрей. — Сломанный репейник.

— То есть?

— Зараев, как человек образованный, воспользовался примерами из истории литературы и искусства. Разве ты не помнишь? Суриков увидел ворону на снегу — и у него возник замысел картины «Утро стрелецкой казни». Лев Толстой увидел сломанный репейник — и у него возник замысел повести «Хаджи Мурат».

— Постой!.. — Игорь аж приподнялся. — Но ведь прототипом Хаджи Мурата был реальный человек — один из лучших полководцев Шамиля!..

— Вот именно, — кивнул Андрей. — Который в итоге стал для Шамиля «сломанным репейником». И, как во время оно, когда были благородные Хаджи Мурат и Шамиль, и плененного Шамиля с почетом встречали в Санкт-Петербурге, так для нынешних бандитов таким сломанным, но на удивление живучим и колючим репейником должен был стать потомок Шамиля — очередной глава древнего рода, хранитель тех благородных традиций чеченцев, которые нынешних хозяевам Чечни ненавистны и которые те стараются вытравить. Своим намеком Зараев почти прямо сказал: я — потомок Шамиля. То есть, не он, конечно, а человек, «двойником» которого он является, и которого на самом деле нужно надежно спрятать. Но, думается мне, и Зараев имеет к семье Шамиля какое-то отношение — судя по его образованности и по готовности пожертвовать жизнью за другого человека.

— Но тогда… — Игорь встал и принялся расхаживать по комнате широкими шагами. — Ведь вот что получается! Шамиль, некогда законный властитель Чечни, тридцать лет сражавшийся против русских войск, легендарный герой чеченского народа. При этом, человек с европейским образованием, знавший пять или шесть языков, высшую математику, множество других наук… Многие до сих пор убеждены, что власть должна принадлежать прямым потомкам Шамиля — так сказать, по праву престолонаследия — а все остальные являются узурпаторами. И если сейчас возникнет прямой потомок Шамиля, его законный наследник — то многим и многим больше нечего будет ловить. Шухер произойдет ещё тот!

— И кому это выгодно? — с усмешкой осведомился Андрей.

— Тем, кто хочет мира и спокойствия на Кавказе. Авторитет такого человека будет непререкаем. И уж, конечно, это не выгодно ни диким полевым командирам, промышляющим разбоем и захватом заложников, ни многим людям в Москве, которые тоже охочи половить рыбку в мутной чеченской воде, что политики, что бизнесмены. Взять того же Курослепова… Понимаю, почему он влез в это дело. Его чеченские партнеры сообщают ему: в Москву удалось уйти очень опасному человеку. Если его удастся провести в правители Чечни — то всем нам, мол, капут, отписывают ему. Этот человек никакого криминала не спустит — и главное, у него будет достаточно авторитета в народе, чтобы пресечь нашу деятельность. Найди его а Москве и дай наводку нашим боевикам, которых мы посылаем. Особая примета этого человека: старинный фолиант невероятной стоимости, его чудом уцелевшая семейная реликвия. В этом фолианте есть раздел об орхидеях… И Курослепов придумывает, как выследить этого человека с нашей невольной помощью. Он знает, что я — человек дотошный, и в поисках украденных орхидей переворошу все, что с ними связано. И где-то наткнусь на след драгоценного манускрипта — от богатого любителя орхидей услышу, что этот манускрипт некто предлагал на продажу, или что другое промелькнет — и, естественно, расскажу об этом Курослепову. Вдруг, мол, и он проявит интерес к раритету… Но Повар тоже не прост: и подсовывает охотникам двойника, чтобы настоящего наследника Шамиля спокойно переправить за границу и спрятать все его следы…

— Добавь к этому, что Курослепов — ещё мелкая сошка по сравнению с некоторыми людьми, чей интерес, политический или коммерческий, может крупно пострадать, если в Чечне будет наведен порядок, — сказал Андрей.

— Это само собой понятно… И вот Повар узнает об этом человеке, прячущемся где-то в Чечне при помощи своего клана — надо понимать, свято хранящего тайну его местонахождения, чтобы не ввязываться до времени в неравный бой — и поручает Беркутову его вызволить… Он ведь понимает, что в его руках окажется мощнейшее оружие. Оружие, которое и Повару не будет подвластно, ведь Зараев — будем называть его так, ладно? — это человек чести. Он будет устанавливать свой закон, как сочтет справедливым, не считаясь с интересами даже своих спасителей — возможно, мусульманский закон — но все равно это будет закон и порядок, а не бардак и резня! А Повар получает возможность давить на… на таких мощных людей в нашем государстве, что даже страшно подумать: мол, будете плохо себя вести — я выну из шкатулки свое тайное оружие и, если этому человеку удастся доказать свои права и повести за собой народ — а я уж постараюсь, чтобы это ему удалось! — все ваши миллионные барыши накроются медным тазом!.. Так?

— Все так, — со вздохом сказал Андрей.

— Воспользуется Повар этим оружием или Зараев до конца дней тихо и мирно проживет в Европе — сказать пока невозможно, — продолжил Игорь. Ведь и Повар понимает, что это оружие хорошо, пока им можно угрожать, а Зараев, вставший у власти, может начать осуществлять меры, которые и Повару не слишком на руку… И слишком большую войну придется вести. Любой политик, делающий капитал на громких призывах навести порядок в Чечне, сам с удовольствием заплатит, чтобы Зараеву перерезали глотку. Наши московские мерзавцы обязательно стакнутся с чеченскими — чему мы уже имеем наглядный пример. Но пока Повар сможет держать их всех в ежовых рукавицах… Ты, что, не слушаешь меня? О чем ты задумался?

— О том, сколько во всем этом было грязи и крови, — сказал Андрей. Просто мутит.

— Да, — согласился Игорь. — Одно из самых грязных дел, с которыми нам приходилось сталкиваться. Это, знаешь… Похоронить и забыть. Хотя, конечно…

Он не договорил. Как можно будет не думать иногда о девочке, повешенной где-то в глухом углу, об обгорелом трупе Беркутова, о том, как приходилось «держать лицо» перед мерзостями Курослепова, о том, что ты чуть не был предан давним другом (если насчет того, что, по первоначальному плану Повара, именно Гитис должен был сообщить в местную дежурную часть о заложнике в доме Курослепова, практически «закопав» при этом Игоря, ещё можно было сомневаться, то в том, что именно «Литовец» подкинул информацию бандитам о ценности для Богомола человека, которого она отправит посланцем за орхидеями — такой ценности, что в обмен на него она сдаст Зараева — у Игоря сомнений почти не было), и о многом другом — обо всем, что понадобилось, чтобы Повар мог успешно разыграть свою комбинацию. Такие шрамы остаются навсегда — и обладают неприятной особенностью ныть по ночам или в самый неподходящий момент.

— Вот ещё немного деньжат подкоплю — и уйду из этого дела, — проворчал Игорь.

— Схожее желание, — кивнул Андрей.

— Ну, что? Домой, отсыпаться? — спросил Игорь.

— Ты езжай, — ответил Андрей. — А я задержусь. Хочу кое-что проверить.

— По этому делу?

— Да, мелочи. Чтобы, понимаешь, расставить все точки над «ё».

— Какие именно мелочи? — нахмурился Игорь.

— Мне, например, интересно, можно ли узнать через компьютерную сеть, сколько человек платит за покупку по кредитной карте. Ведь весь платеж проводится через электронную связь…

— Конечно, можно, — сказал Игорь. — А зачем тебе?

— Меня интересует, могло ли в свое время ведомство Повара узнать, сколько Богомол заплатила за букет на Тишинке. Ведь она рассчиталась по кредитной карте, а Коревой дала дополнительно… сколько там, двести долларов, если правильно помню?

— Разумеется, ведомство Повара это могло узнать в два счета, — ответил Игорь. — Но прошел почти год, и вряд ли этот платеж сохранился в компьютерных базах данных. А какой смысл?..

— Мне до сих пор хочется найти начальное звено, для собственного удовлетворения, — сказал Андрей. — Смотри, допустим, они узнали «орхидею-призрак». А потом видят, что Богомол за весь букет заплатила в двадцать раз меньше того, что стоит одна эта орхидея. За бесценок продают только ворованное и браконьерское. Они выясняют, что спереть орхидею у Курослепова из всех сотрудниц магазина могла только Корева. Что связывает её с Курослеповым? Почему Курослепов не стал наказывать её за кражу?.. Вот и возникает у Повара первая зацепка, от которой он начинает разматывать клубок. Как видишь, практического смысла никакого, но мне хочется выяснить, так это было или не так.

— Опять хитришь? — грозно прищурился Игорь.

— Вовсе нет. Можно мне удовлетворить любопытство?

— Удовлетворяй, сколько вздумается. Что до меня — то я домой, и на боковую. Еле на ногах держусь.

— Я надеюсь, у меня это не займет много времени, — сказал Андрей.

— Да сиди хоть до Страшного Суда — была бы охота, если она пуще неволи!

Когда Игорь ушел, Андрей включил компьютер и постарался сосредоточиться. С компьютером он работал не очень много, и, хотя благодаря складу ума бывшего шахматиста, разбирался во всем с пол-оборота, все-таки боялся напортачить. Ведь поиски ему предстояли довольно сложные.

Он был уверен, что запись Садовникова «успокоил насчет цены» относилась к букету Богомола. Но тогда кто такой был этот «Джон Ста…», возникший почти через год. «Судья»… Какой судья? Вообще-то, слово «жюри» указывало, что он мог быть одним из постоянных судей большого жюри международных выставок орхидей. Учитывая все вместе — включая интересы и круг общения Садовникова — это было самое естественное объяснение. Но откуда вдруг этот Джон узнал про несуразно низкую цену, уплаченную Богомолом за букет с орхидеей-призраком? Почему это его так взволновало, что он примчался в Москву?

Одно объяснение напрашивалось. Цены на орхидеи на международном рынке очень строго выдерживаются и контролируются. Члены большого жюри и другие «орхидееведы» (Андрей так и употреблял это несколько несуразное слово, потому что «любители орхидей» казалось ему менее точным) в оба глаза отслеживают любое колыхание в любой точке мира, связанное с их любимыми цветами. Кто-то увидел кадры криминальной хроники из Москвы… То, что на другом конце земного шара в надгробный букет вставлена орхидея-призрак, должно было потрясти. Сколько же заплачено за этот букет? Кто его приобрел? Кто-то, кого связывали с убитым мафиози совершенно особые отношения?.. Они входят в банковскую систему данных, в надежде, что за букет было уплачено по кредитной карточке — и их надежды сбываются, и они обнаруживают при этом, что за букет была уплачена несуразно смехотворная цена… Орхидея-призрак может происходить только из оранжереи Курослепова, это они знают. Так что, Курослепов завел свои огромные оранжереи только для того, чтобы в итоге выбросить в продажу большие партии редчайших цветов по демпинговым ценам — и подорвать весь мировой рынок? Это и угрожает благополучию огромного количества людей, кормящихся вокруг орхидей, и способно свести на нет ценность самых роскошных коллекций… Курослепова надо остановить!

И кто-то из решивших, что Курослепова надо остановить, имел возможность обратиться к Повару за помощью и поддержкой, и начать действовать с ним рука об руку — вот что самое интересное!

После некоторого периода поисков они находят человека, который впервые в мире и истории — сумел добиться, чтобы орхидеи-призраки прижились вне родного пятачка земли во Флориде.

А потом этот человек исчезает — уезжает в спешке и явно по доброй воле, при этом уничтожив страничку из дневника, где рассказано о его встрече с «Джоном Ста…», и записку с данными Беркутова. Уничтожив явно по чьей-то подсказке.

По подсказке того, кому он доверял.

И того, кто взялся представить его большому жюри орхидей? С показаниями против Курослепова? И с обещанием устроить после этого на работу в Европе, или даже в Майами — рае орхидееведов?

Таинственный «Джон Ста…», который все это время находился в Москве и из-за кулис, в связке с Поваром, «дирижировал оркестром»?

Игра стоила свеч. Орхидея стоимостью в тысячу долларов может разом подскочить в цене до пятидесяти тысяч, если займет одно из почетных мест на крупной международной выставке.

Интересно, а сам Курослепов не собирался принять участие в одной из ближайших таких выставок? И не было ли у кого-нибудь желания устранить слишком опасного конкурента, ломящегося в хрупкий мир драгоценных цветов, словно свиное рыло в калашный ряд?

Если так, то им было чем заинтересовать Повара. Западные любители орхидей, мультимиллионеры, способные содержать крупные оранжереи, обладают все вместе такими капиталами и влиянием, рядом с которыми даже капиталы Курослепова все равно что моська рядом со слоном. И эти капиталы и влияние всегда будут в распоряжении Повара, если он сейчас им поможет. К тому же, они хотели того, что и Повару было выгодно: уничтожения Курослепова — и Повар, конечно, с превеликой радостью принял бы их предложение о сотрудничестве, даже если бы в будущем ему не было от этого сотрудничества никаких перспектив.

Так это или не так, Андрей и надеялся выяснить. Ему надо было знать для себя самого.

Мысленно перекрестясь, он отправился в странствие по лабиринтам интернета.

Кое-что ему удалось выяснить довольно быстро.

Был некий Джон Стаггервуд, судья большого жюри орхидей, американец, предпочитающий жить в Бельгии, а не в Соединенных Штатах. Конечно, именно он и был тем Джоном Ста…, который навестил Садовникова.

Пройдя через несколько сайтов, посвященных делам орхидейным, Андрей добрался до списка людей, подавших заявки на участие в ближайшей крупной выставке — Большой Приз Майами. Его совсем не удивило, когда он обнаружил в этом списке Курослепова.

Андрей выписал на лист бумаги кой-какие данные и продолжил поиски. Теперь его интересовали основные владельцы орхидей-призраков — и у кого из них могут быть пересечения со Стаггервудом. Он нашел и выписал имена нескольких хозяев крупных оранжерей, а потом, наткнувшись на отсылку в сайт «Орхидеи в розыске» — этакий орхидейный вариант Интерпола, усмехнулся про себя Андрей — проверил, не было ли в последнее время каких-то неприятностей, связанных с именами этих владельцев и с именем Стаггервуда. Он узнал, что Стаггервуду было поручено расследование нескольких крупных краж и дел о мошенничестве. Похоже, он был не только судьей, но и «следственным комитетом» при большом жюри.

Он брался за дела по заявлению пострадавших и по согласованию с полицией. Как понял Андрей (этот момент был прописан не совсем внятно), обворованные или обманутые должны были обратиться в большое жюри и, если их доводы и претензии признавались достаточно весомыми и в пределах компетенции судей, дело передавалось на расследование Джону Стаггервуду.

Следовательно, если кто-то из владельцев орхидей-призраков выразил возмущение демпинговой ценой, по которой была продана орхидея Курослепова, то должны были существовать какие-то следы его официального обращения.

Эти следы он нашел. Часть сайта была закрыта для постороннего пользования, с объяснением, что эти дела ещё расследуются, и в целях обеспечения чистоты следствия доступ к ним невозможен без знания открывающего их пароля. Скорей всего, заявление человека, обвинившего Курослепова в попытке подорвать весь мировой рынок орхидей, находилось там — и, возможно, закрытое не одним, а двумя или тремя паролями, учитывая важность дела и то, что сам Курослепов должен был проявлять интерес к этим сайтам. Ему совсем не следовало знать о выдвинутых против него обвинениях…

Андрей попробовал так и сяк повертеться вокруг закрытой информации но взломать защиту не смог. Однако, он нашел косвенное доказательство, что среди закрытых дел должно быть и дело Курослепова: он не упоминался среди почетных гостей, ожидаемых на выставке Большого Приза, что было, мягко говоря странно, учитывая его богатство и важность его коллекции. Интересно, сам Курослепов обратил на это внимание или нет?

Надо подойти с другого боку, подумал Андрей. После некоторых усилий, ему удалось выйти в сайт, посвященный проблемам выращивания орхидей и их болезням. Опять мелькнуло название оранжереи в Сан-Франциско, которое уже попадалось ему: одна из немногих оранжерей вне Флориды, где успешно разводили орхидеи-призраки…

Стоило проверить, случайное это совпадение или нет. У оранжереи существовал свой сайт, и Андрей вышел в него.

Он узнал, что оранжерея существует с конца девятнадцатого века и является одним из самых уважаемых заведений в мире орхидей. Прочел её историю, цветисто поданную, и по-американски броскую похвальбу её нынешними достижениями. Прочел краткие биографии её выдающихся сотрудников, как нынешних, так и прошлого, «память о которых и теперь, десятилетия спустя, живет в умах и сердцах настоящих любителей орхидей, благодаря их огромному вкладу в этот фантастический раздел цветоводства…»

Оранжереей владел человек, имя которого Андрею ничего не говорило — но он, на всякий случай, выписал это имя. Следовало проверить, не было ли у этого человека пересечений с Джоном Стаггервудом или с Курослеповым.

Нашлись пересечения с обоими! Джон Стаггервуд, как выяснилось, составлял одно из заключений о допустимости выдачи Курослепову разрешения на вывоз образцов орхидей-призраков из США, а непосредственно перед этим он представлял отчет (очень хвалебный) о положении дел в оранжерее. Трудно было представить, чтобы он не обсуждал с владельцем оранжереи просьбу Курослепова — и не согласовал с ним свою позицию. А позиция была такова: нехай, мол, возьмет столько, сколько не причинит ущерба фауне — три или четыре растения, при условии подходящей оплаты — все равно растратит деньги впустую, и это станет хорошим уроком для тех, кто после него захочет попробовать разводить орхидеи-призраки вне Флориды…

Но у Курослепова оказался под рукой Садовников…

Да, Садовников… Вот в чем все дело! Андрей затаил дыхание — он и не предполагал, насколько это важно.

На то, чтобы получить эту информацию, у Андрея ушло больше часа.

Теперь он отправился в американский «Кто есть кто», чтобы побольше узнать о владельце оранжереи. Он приблизительно ожидал, что он должен найти — и все равно у него глаза на лоб полезли, когда он прочел биографическую справку!..

Но все это были лишь косвенные улики — хотя, в сумме, и убийственные (в самом прямом смысле). У владельца оранжереи имелся личный номер электронной почты — и Андрей решил вскрыть его почту. Игорь объяснял ему, как это делается. Конечно, он может узнать такое, о чем никому не расскажешь — если он получит прямые доказательства, то до конца жизни будет трястись, что Повар что-то заподозрит… Что мысли его вдруг прочтет… Тогда — хана… Но Андрей уже зашел так далеко, что отступать ему не хотелось. Была не была!

Он начал выполнять все, чему учил его Игорь. Порядком вспотев, он в итоге добился того, что ему оставалось один раз щелкнуть мышью — и совершить незаконный просмотр чужой почты.

Он щелкнул мышью — и успел прочесть только «Гость прибудет рейсом…», как экран его компьютера погас. Он стал щелкать мышью, клавиатурой никакого эффекта. Попробовал выключить компьютер, потом опять включить — но компьютер «умер».

Андрея охватило тоскливое отчаяние.

Он поглядел на часы. Около десяти вечера. Сколько же он просидел!.. Игорь, наверно, уже отоспался…

Он позвонил Игорю. Который, действительно, недавно проснулся и сейчас ужинал.

— Игорек, у нас беда…

— Что такое?

— Кажется, я загубил компьютер…

Пауза, потом тяжелый вздох.

— Ты, что, в интернет ходил?

— Да… — растерянно ответил Андрей. — А как ты?..

— Да я, болван, забыл, из-за всех этих приключений! Должен был вспомнить и предупредить тебя, когда ты решил сесть за компьютер… Ведь даже в газетах было предупреждение, что сегодня в интернет лучше не влезать — что как раз сегодня по нему будет гулять жуткий вирус, вырубающий компьютеры напрочь, который окрестили «компьютерным Чернобылем», и даже «компьютерным СПИДом». Словом, сегодня рекомендовалось соваться в интернет только в презервативе, образно говоря… Не зная этого и не страхуясь, ты, естественно, где-то нарвался на этот вирус. Но это ничего… Ремонт, конечно, влетит в копеечку, но я-то думал, действительно что-то стряслось.

Андрей облегченно вздохнул.

— Спасибо… А то я вообразил, что это моя вина… Знаешь ведь, как себя при этом чувствуешь…

— Плюнь и забудь, — ответил Игорь. — Дай Бог, чтобы в нашей жизни все беды были такими. Отправляйся спать, а завтра займемся ремонтом. А то позвонил взъерошенный, я уж думал…

Андрей, успокоенный, положил трубку.

И почти сразу же телефон зазвенел.

— Алло, это ты, Игорь? — Андрей решил, что Игорь перезванивает, чтобы дать ему дополнительные рекомендации.

— Нет, это не Игорь, — услышал он голос Повара. — А ты, я погляжу, герой труда — все ещё на работе…

— Да так, стараемся помаленьку, Григорий Ильич, — у Андрея внутри все похолодело. Такой быстрый звонок… Неужели не случайность? — Это дело закрыли, другие не ждут.

— Тогда не уходи, пока мой человек не подъедет за орхидеями. Да, кстати, не вздумай сегодня в своей работе пользоваться интернетом. Слышал про «компьютерный Чернобыль»?

— Слышал, — вздохнул Андрей.

— Что вздыхаешь? Забыл о нем, что ли, и компьютер вырубился?

— Вот именно, — пытаться скрыть это от Повара не имело никакого смысла.

— Ну, ничего, — успокоил его Повар. — Это дело поправимое. Подумай о том, что на самом деле все к лучшему — в том числе и то, что тебе не удалось что-то узнать. А то, знаешь ли, «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», и вообще, «Много будешь знать — скоро состаришься» и «Всякое знание умножает скорбь», — Повар добродушно рассмеялся. — Так что жди. Лексеич подъедет, которого ты знаешь.

— Жду, Григорий Ильич.

Когда Андрей положил трубку, у него тряслись руки. Похоже на то, что Повару сразу последовал сигнал из Америки: кто-то пытался перлюстрировать электронную почту и его компьютер получил по мозгам, и Повар решил проверить самого вероятного кандидата на лишнюю догадливость… И Повар понял, что Андрей во многом разобрался. И «по-стариковски поворчал» на Андрея — этого «ворчания» знавшие Повара боялись больше окриков и угроз самых страшных и могущественных людей.

Вместе с тем, Повар дал ему понять, что дальнейших последствий не будет и дело закрыто навсегда — если сам Андрей будет паинькой.

И почему Повар собирался прислать за орхидеями только вечером, с чего он был уверен, что застанет Андрея на месте? Выходит, он заранее предвидел, что Андрей полезет в компьютерный поиск? И не одернул его, чтобы он этого не делал — разрешил побаловаться…

И это, кстати, тоже понятно, почему и зачем.

Да, с Поваром голова пойдет кругом…

Взгляд Андрея упал на бумажку с выписанными именами. Что ж, он был прав: в конечном итоге, все произошло из-за орхидей, и вполне можно назвать все произошедшее «войной орхидей». Все остальное — в том числе и Зараев становилось лишь дополнительными наслоениями. Никто никогда не должен прочесть того, что написано на этой бумажке, даже единого имени нельзя оставлять…

Скомкав бумажку, Андрей поджег её в пепельнице. Проследил за тем, чтобы она сгорела до чистого пепла — памятуя о промашке Садовникова — и уже пепел спустил в туалет.