Оказывается, Йон множество раз, сам того не зная, проезжал мимо виллы Кортманна в Хеллерупе.[23]Хеллеруп — район Копенгагена.
Здание отличалось от прочих, во-первых, своими грандиозными размерами, а во-вторых, тем, что возле одной из его стен на всю ее высоту поднималась огромная ржавая труба. Эта металлическая конструкция не меньше двух метров диаметром напоминала обветшавшую кирпичную трубу фабрики, а расположение ее возле внешне весьма ухоженной красной трехэтажной виллы в Хеллерупе было столь необычно и приметно, что Йон сразу же узнал это место.

Участок был обнесен трехметровой каменной стеной с прочными коваными воротами и такой же калиткой, беспрепятственно пройти через которые к дому не мог ни один посторонний.

Катерина сидела в машине Йона на пассажирском сиденье, По устроился на заднем. Сделав несколько кратких замечаний относительно дороги, за всю поездку никто из них не проронил больше ни слова. В паре метров от кованых ворот Йон остановил машину. Со стороны водителя на стене было закреплено переговорное устройство.

Йон опустил боковое стекло, протянул руку и нажал на кнопку с изображением колокольчика.

— Что я должен сказать? — спросил он, пока они ждали ответа.

— Просто скажи, кто мы, — ответила Катерина. — Он поймет, что это важно.

Йон взглянул на часы. Был час ночи, но в нескольких окнах третьего этажа все еще горел свет.

— Да? — послышалось из переговорного устройства.

Йон нагнулся к нему ближе:

— Это Йон Кампелли. — Он немного помолчал, но ответа не последовало. — Простите, что мы приехали так поздно, но нам очень нужно поговорить с Кортманном.

Переговорное устройство по-прежнему не издавало никаких звуков, если не считать доносившегося из него тихого жужжания. Йон вопросительно взглянул на Катерину. Она пожала плечами. Йон снова повернулся к аппарату.

— Иверсен в больнице, — начал объяснять он. — «Libri di Luca» пытались…

— Входите, — прервал его голос. — Поднимайтесь через башню.

Металлические ворота стали открываться — беззвучно и медленно, словно для того, чтобы затянуть момент прибытия Йона и его спутников. Йон тронулся как раз в тот момент, когда промежуток между створками стал достаточно широким, чтобы проехал его автомобиль, и по короткой асфальтированной дорожке подъехал к дому. На площадке перед зданием вполне хватило бы места для четырех или пяти машин, однако в данный момент она была пуста.

Вдоль фасада здания тянулся ряд колонн, широкая, ярко освещенная каменная лестница вела наверх, к темной деревянной двери с мощными черными петлями и маленьким, забранным решеткой окошком в верхней части.

Все трое вышли из машины.

— Наверное, нам сюда, — сказал По и указал на вымощенную камнем тропинку, идущую вдоль стены дома. Он бодро зашагал по ней, Йон и Катерина пошли за ним следом.

— Ты бывала здесь раньше? — спросил Йон.

— Нет, — ответила Катерина.

— Я тоже, — сказал По и поспешил добавить: — Впрочем, наверняка здесь мало кому удалось побывать.

Тропинка заканчивалась возле ржавой трубы, в которой, как оказалось, когда они подошли ближе, была широкая дверь, освещенная висящей над ней одинокой лампочкой. Труба отстояла от дома на целых два метра, однако на уровне первого и последнего этажей между ними были устроены закрытые переходы, такие же ржавые на вид, как сама труба.

— Улавливающая пусть остается внизу, — раздался внезапно чей-то голос.

По молча указал на динамик над дверью, откуда он доносился. Все переглянулись. Йон, ничего не понимая, нахмурился и хотел было возразить, но Катерина, положив руку ему на плечо, остановила его, сказав:

— Все нормально. Я так и думала. Подожду вас в машине.

— Ты уверена? — спросил Йон.

— Абсолютно, — сказала она, кивая. — Идите поднимайтесь.

По уже успел открыть дверь:

— Ну ты идешь?

Катерина развернулась и пошла к машине, а Йон следом за По вошел в башню. Там они сразу же оказались на открытой платформе лифта, где вполне хватило места для них обоих. Слева они увидели дверь, через которую, очевидно, можно было попасть в дом. Йон уже взялся за ручку, но тут платформа лифта медленно, почти незаметно, как будто увлекаемая волнами прилива, поплыла вверх. Лифт приводился в движение не системой тросов и противовесов, а огромными зубчатыми колесами, которые поднимали платформу плавно и равномерно. Послышалось легкое жужжание механизма, и Йону показалось, что они находятся внутри каких-то гигантских напольных часов.

По нетерпеливо переминался с ноги на ногу, постукивал носком ботинка по металлическому полу, то и дело поглядывая на постепенно приближающийся к ним с восьмиметровой высоты потолок.

По прошествии некоторого времени, показавшегося Йону вечностью, они поднялись на самый верх, и По толкнул дверцу перехода в основное здание. С другой стороны перехода дверь была уже открыта. Прямо за ней они увидели сидящего в инвалидном кресле Кортманна. Он был так аккуратно и тщательно одет, что создавалось впечатление, будто он ждал их прихода. На Кортманне был строгий темный костюм, из-под идеально отглаженных брюк выглядывали черные лаковые ботинки. Изготовленное на заказ латунное инвалидное кресло было значительно выше обычного, что позволяло Кортманну смотреть на собеседника почти прямо, а не снизу вверх, но в то же время делало его похожим на сидящего на детском стульчике ребенка.

Вместо приветствия Кортманн молча кивнул.

— Подойдите ближе, — произнес он настолько бесцветным голосом, что это можно было в равной мере воспринять и как приглашение, и как приказ. Он отъехал на своем кресле чуть назад, освобождая им дорогу в тускло освещенный коридор, стены которого были увешаны картинами в золоченых рамах. Пройдя коридор, они оказались в большой комнате с книжными стеллажами, поднимавшимися до самого потолка. В центре помещения стоял низкий круглый стол с шестью креслами, прямо над которым висела хрустальная люстра с подвесками.

— Садитесь, — сказал Кортманн, махнув в сторону кресел.

С интересом оглядываясь по сторонам, они последовали его указанию. По негромко присвистнул.

— Что ж, неплохо ты тут устроился, — сказал он. — Наверняка все это уйму денег стоит.

Это замечание Кортманн проигнорировал. Нажав какой-то рычажок на подлокотнике, он немного уменьшил высоту кресла, так что теперь его глаза оказались на уровне глаз сидящих собеседников.

— Что произошло? — спросил он, глядя на Йона.

Йон поведал о нападении на магазин и о том, в каком состоянии находится Иверсен. В течение всего рассказа Кортманн внимательно смотрел на него и не отводил глаз даже тогда, когда По прерывал Йона, вставляя резкие замечания. В глазах Кортманна не было и намека на недоверие — взгляд его был серьезным, внимательным и тревожным. Когда Йон окончил рассказ, Кортманн некоторое время сидел молча в своем кресле, сложив руки на коленях.

— Вы видели, кто это был? — спросил он наконец.

Йон отрицательно покачал головой.

— А улавливающая тоже там была?

— Катерина? Да, все это время она была с нами. Фактически, главным образом благодаря ей пожар и был потушен.

Кортманн повернул голову в сторону По:

— А ты?

— Я пришел уже после всего, — ответил По. — Представьте себе, у меня есть личная жизнь, а не только книжки.

Кортманн опустил глаза и посмотрел на свои руки.

— Не далее как вчера я говорил с Иверсеном, — сказал он после недолгой паузы. — Речь шла о тебе, Йон. Ты можешь стать весьма ценным для Общества человеком, и, учитывая последние события, вполне возможно, что нам просто необходимо будет прибегнуть к твоей помощи.

Кортманн посмотрел на Йона. В темных глазах его явно отражалась грусть.

— В последнее время в нашей среде стали происходить тревожные события, — продолжил он. — «Libri di Luca» — не единственный букинистический магазин, на который было совершено нападение. В прошлом месяце сгорел магазин в Вальбю,[24]Вальбю — район Копенгагена.
у многих наших, работающих в городских библиотеках, неприятности, некоторых уже уволили без объяснения причины. Ну и, разумеется, этот прискорбный случай — я имею в виду смерть твоего отца.

Йон с недоумением посмотрел на человека в инвалидном кресле:

— Какое отношение имеет смерть Луки к пожару?

— Смерть твоего отца была только началом.

— Погодите-ка! — Йон поднял обе руки, как будто пытался заслониться ими от слов Кортманна. — Лука умер от остановки сердца.

— Правильно. — Кортманн кивнул. — Только у него было здоровое сердце.

Йон всмотрелся в сидящего перед ним человека. Тот спокойно встретил пристальный взгляд; глаза Кортманна за стеклами очков излучали серьезность и снисходительное терпение.

— Что на самом деле ты хочешь мне всем этим сказать, Кортманн? — спросил Йон.

— Что, по всей видимости, отец твой был убит.

Йон почувствовал, как тело вдруг обмякло и провалилось глубже в кресло, будто из-под его кожаной обивки в один момент выпустили воздух. По мере того, как последние слова Кортманна проникали в сознание Йона, он не мог снова задержать взгляд на лице человека в инвалидном кресле, и глаза его беспомощно скользили по комнате.

— Насколько я понял Иверсена, — продолжал Кортманн после небольшой паузы, — в ходе небольшого сеанса в «Libri di Luca» тебе продемонстрировали, какими способностями обладают улавливающие.

Йон безучастно кивнул.

— Вероятно, ты обратил внимание, что в тот момент частично утратил контроль над собственным телом. Ты был не в силах управлять собственным чтением, своими глазами, дыханием, быть может, ты почувствовал даже смену сердечного ритма. Представь себе те же изменения, но только усиленные в десять, а то и в сто раз. У твоего отца не было ни единого шанса.

Йон попытался припомнить, что с ним происходило в подвале во время чтения книги «451 по Фаренгейту». В памяти всплыли яркие, отчетливые картины и вспомнилось то явное воздействие, которое оказало на него чтение, но он не мог с уверенностью сказать, был ли он тогда в состоянии управлять своим телом или за него это делала Катерина.

— Никаких доказательств у нас, разумеется, нет, — продолжал между тем Кортманн; при этом в голосе его зазвучали обвинительные ноты. — Ведь после подобного воздействия не остается ни следов каких-либо веществ, ни ран, ни каких-либо других заметных отметин. Единственный симптом — перенапряжение сердечной мышцы, после чего следует остановка сердца.

Йон почувствовал, как к нему возвращается ощущение бессилия, возникшее во время демонстрации, вспомнил, что сердце его и вправду билось быстрее, вспомнил объявшее тогда его руки тепло, неожиданно обильно выступивший на лбу пот. Он чувствовал себя пассажиром в собственном теле, которое не смог бы остановить, даже если бы оно направилось к краю пропасти. Йон с легкостью мог представить себе, как эту силу можно использовать в иных целях, нежели получение ярких ассоциаций во время чтения. Однако кто же мог решиться использовать свое влияние на другого человека с тем, чтобы довести его до смерти?

— Катерина, — сухо произнес Йон. — Так ты поэтому не разрешил ей подняться вместе с нами?

— Не только этой улавливающей не разрешено входить сюда, — ответил Кортманн. — С некоторых пор вход сюда закрыт для всех улавливающих вообще.

— С некоторых пор?

— Прости, я все время забываю, что ты ничего не знаешь об Обществе библиофилов и его истории. Ты ведь сын Луки, и должен был бы знать все.

— Да забудь ты хоть на мгновение о моем родстве, — потребовал Йон. — Рассказывай!

Кортманн кивнул, откашлялся и заговорил:

— Еще двадцать лет назад Общество библиофилов объединяло и вещающих, и улавливающих. Обе группы держались вместе так долго, насколько это было возможно, и прежде всего благодаря усилиям твоего отца и твоего деда. Однако двадцать лет назад произошли события, весьма напоминающие те, что случились совсем недавно. Чтецов начали увольнять с работы и подвергать прочим ничем не обоснованным гонениям. Потом это переросло во взломы жилищ, поджоги и даже убийства, и стало ясно, что кто-то начал злоупотреблять своими способностями. Улавливающие выдвинули обвинение, что за всем этим стоим мы, мы же, в свою очередь, были уверены, что это они. Способности, которыми обладают улавливающие, имеют более скрытую природу, нежели наши, и мы считали, что у нас есть доказательства, что в большинстве нападений на членов Общества замешаны улавливающие. Все указывало на них. Даже в тех случаях, когда потерпевшими оказывались сами улавливающие, мы объясняли это тем, что они сознательно напускают тумана, или же разбродом в их собственных рядах. Тем не менее они все отрицали. Взаимные обвинения привели к тому, что Общество раскололось надвое. Отношения были пропитаны ненавистью, а твой отец на тот момент уже оказался не у дел по причине смерти твоей матери. Он всегда выступал в качестве посредника между обеими сторонами, и без его дипломатических усилий Общество, как я уже говорил, распалось надвое: на вещающих и улавливающих. — Кортманн медленно сложил ладони вместе. — Поэтому с тех самых пор улавливающим вход сюда заказан.

— И что же? — спросил Йон. — Нападения прекратились?

— Сразу же, — сказал Кортманн. — После раскола больше никаких проблем не возникало.

— До недавних пор, — вставил По.

Кортманн кивнул.

Йону вспомнились похороны отца. Иверсен говорил, что на похоронах были и вещающие, и улавливающие — по крайней мере, многие из них. Никаких признаков враждебных настроений или же недоверчивого отношения одних людей к другим он тогда не заметил. Правда, в тот момент он еще не знал, что это за люди и какое отношение все они имеют к Луке.

— Но почему убили именно Луку?

— Твой отец был вхож в обе группировки, и это было по душе далеко не всем. Некоторые — как среди вещающих, так и среди улавливающих — считают, что каждый должен придерживаться своих. В их глазах он мог выглядеть предателем.

— А ты сам как считаешь?

Кортманн немного помолчал, однако если он и почувствовал в вопросе Йона обвинительные ноты, то виду не подал.

— Лука был моим близким другом. Помимо этого, он был талантливым руководителем и, казалось, самим воплощением доброты и благожелательности. Тем не менее мы не во всем были единодушны. Я тогда призывал к разделу Общества и стал его лидером после ухода твоего отца. Больше всего на свете мне бы хотелось, чтобы этот пост занял Лука, однако гибель твоей матери так подействовала на него, что он в течение нескольких лет не поддерживал с Обществом вообще никаких контактов. Когда же он наконец вернулся, раскол уже был давно свершившимся фактом.

— А он не захотел вернуть себе лидерство?

— Нет, Лука пожелал оставаться рядовым членом Общества, — ответил Кортманн и тут же поспешно прибавил: — Однако если речь шла о принятии важного решения, мы всегда с ним советовались. Ведь он был основателем Общества, и его слово по-прежнему имело огромный вес.

— И из-за этого его сочли столь опасным, что он должен был умереть?

— Мне сложно это себе представить, хотя, с другой стороны, ничего сказать не могу о том, чем Лука занимался в компании с улавливающими.

— Наверняка была какая-то причина того, почему они его убили, — сказал По. — Ты же сам сказал, что убийца — улавливающий.

— Они отрицают всякую связь с этим происшествием, — возразил Кортманн. — Несмотря на раскол, иногда мы все же общаемся с улавливающими. Как правило, это происходило через Луку. Теперь нам придется восстанавливать более официальные контакты. Сразу же после смерти Луки руководитель улавливающих позвонил мне и заверил, что никто из них не имеет ни малейшего отношения к убийству.

— Да от этого за версту воняет! — вскричал По. — Готов биться об заклад, что за всем этим стоят они. Непонятно только, кого следующего они прихлопнут. Тебя? Меня? Пока еще не поздно, необходимо что-то предпринять.

— Разве не стоит, прежде чем переходить к обвинениям, убедиться, что смерть Луки не была вызвана естественными причинами? — спокойно заметил Йон.

— Разумеется, у нас были такие сомнения, — признал Кортманн. — Вплоть до сегодняшнего дня. Нападение на «Libri di Luca» окончательно убедило меня в том, что кто-то хочет всех нас истребить. Но меня радует твой скепсис, Йон. Он весьма тебе пригодится при выполнении того задания, которое мы собираемся тебе поручить.

— Задания? — неуверенно переспросил Йон. В его сознании моментально возникла картина того, как он сам швыряет бутылку с «коктейлем Молотова» в витрину магазина. Странное дело, но, против его ожиданий, подобная ситуация не казалась ему теперь отвратительной, как будто то, что он узнал о смерти Луки, пробудило в нем какие-то новые качества. — Что еще за задание?

— Как я уже сказал, улавливающие все отрицают, однако они согласились на расследование. Ведь они не могут гарантировать, что в их ряды не затесался предатель. Как, впрочем, и мы. Поэтому обе стороны настаивают на беспристрастном расследовании, которым должен руководить некто посторонний, так сказать, нейтральной окраски. И этот некто — ты, Йон.

Йон в полном замешательстве посмотрел на человека в инвалидном кресле.

— Но как же я смогу… — начал он, но так и не сумел высказать свою мысль.

— Ты — идеальный выбор, Йон. Репутация отца будет тебе подспорьем по обе стороны баррикад. Ты еще не настолько посвящен в дела Общества, чтобы сделать свой выбор в пользу одной из сторон, а как адвокат в определенной степени знаком с работой детектива.

— Но ведь речь идет о смерти Луки, и моя кандидатура может быть поставлена под сомнение — из-за того, что я имею в этом деле личный интерес, — сказал Йон.

— С другой стороны, эта заинтересованность может сыграть тебе на руку в поисках убийцы — настоящего убийцы.

Йон не нашелся, что возразить. Но подумал — это было первой его реакцией, — что не хочет иметь с этим делом ничего общего. Он постарается как можно скорее продать магазин и позабыть все о Чтецах, чтобы снова зажить привычной жизнью. Ему вполне хватает и своих забот. С делом Ремера у него наконец-то появлялась долгожданная возможность для карьерного роста. Кстати, это отнимало все то время, что он не тратил на сон. Так что у него и своих забот теперь было выше крыши.

И тем не менее он понимал, что это его последний шанс узнать правду. Быть может, выясняя обстоятельства смерти Луки, он получит те объяснения, которых ему не хватало все эти годы. Почему после гибели матери отец не хотел иметь с ним ничего общего? Сейчас, когда Йон сидел, окруженный всеми этими книгами, здесь, в святая святых Общества библиофилов, где атмосфера была пропитана духом конспирации, ему вдруг все стало абсолютно ясно. Смерть Луки, сам Йон и все, что с ним произошло за последние двадцать лет, — все это составные части одной головоломки, сложить которую прежде ему мешала его молодость. Как будто на коробке было написано: «Для тридцатитрехлетних и старше».

— Но ведь я даже не буду знать, с чего начать, — сказал Йон по прошествии некоторого времени, в течение которого все сидели молча.

— Прежде всего, тебе нужно встретиться с остальными членами Общества библиофилов, — сказал Кортманн. — Как с вещающими, так и с улавливающими. Может, в этом тебе поможет улавливающая, которая приехала вместе с вами. Очевидно, она пользовалась доверием Луки, так что попытайся на нее опереться. Вполне вероятно, она сумеет организовать тебе встречу с улавливающими. После того как они тебя примут, начнешь разрабатывать стратегию своих действий.

— А телохранитель ему не потребуется? — подал голос По, указывая на себя большими пальцами обеих рук. — К примеру, я?

— Как я уже говорил раньше, — произнес Кортманн с плохо скрытым раздражением в голосе, — крайне важно, чтобы обе стороны испытывали доверие к тому, кто будет вести данное расследование, или тем, кто это будет делать. Эти люди должны быть как можно более нейтральными, а ты в большей степени, чем кто бы то ни было, неравнодушен к тому, что произошло.

— О'кей, о'кей, — с видимым разочарованием сказал По. — Я же просто хотел помочь.

— Кроме того, в отличие от тебя, у Йона есть еще одно важное достоинство. Он не является активированным Чтецом.

По пожал плечами.

— Вне всяких сомнений, потенциал у тебя есть, — сказал Кортманн, обращаясь к Йону. — Однако в настоящий момент способности эти латентные. Было бы неплохо, если бы они такими и оставались до конца расследования. Те, с кем тебе предстоит общаться, хотели бы быть уверенными, что ты не пытаешься ими манипулировать. Плохо только, что ты сам при этом не сможешь понять, не пытается ли кто-то манипулировать тобою.

— Отрадно слышать, — проговорил Йон.

— Не так уж все плохо, — успокоил его Кортманн. — У тебя есть определенное преимущество — ты знаешь, с кем тебе придется столкнуться. Если придерживаться некоторых простейших правил, то никаких проблем не будет.

— И что же это за правила?

— Никогда не читай в присутствии улавливающего и старайся избегать вещающего, читающего вслух.

Йон кивнул.

— Вообще-то мне было бы спокойнее, если бы рядом со мной был кто-нибудь, — заметил он. — Как бы он ни назывался: телохранитель или проводник, — без разницы. Мне ведь, как человеку постороннему, могут понадобиться указания, как себя вести.

— Понимаю, — сказал Кортманн. — Но улавливающие никогда не согласятся, чтобы в расследовании участвовал По.

— А я вовсе и не его имел в виду, — поспешно сказал Йон. — Я хочу, чтобы рядом со мной была Катерина.

По громко фыркнул, Кортманн же остался внешне абсолютно спокоен. Он лишь сцепил руки в замок, упер в них подбородок и некоторое время изучающее смотрел на Йона. Потом с улыбкой сказал:

— Да, ты и вправду сын Луки — ведешь себя точно так же, как он повел бы себя. Что ж, пусть все будет так, как ты хочешь. Раз теперь ты уже знаешь, что есть определенные места, куда вход ей заказан, и что некоторым этот твой выбор придется не по душе, можешь взять девушку с собой. — Лицо его снова стало серьезным. — Ну, что ты на это скажешь?

Йон посмотрел на По, который ответил быстрым оскорбленным взглядом. Кортманн сидел, сложив перед собой руки и с ожиданием глядя на Йона. Йон вновь испытал ощущение собственной беспомощности. Очевидно, что он обязан это сделать, пусть даже это идет вразрез с его собственными желаниями. Он понимал, что лишен права выбора. Однако — и это было самым неожиданным — он чувствовал, что как раз желание у него есть. Возможность узнать, что на самом деле произошло в прошлом, перевешивала все разумные мысли о карьере и о неправдоподобных теориях заговоров. Что-то подсказывало ему, что должна существовать связь между происходящими сейчас событиями и тем, что случилось двадцать лет назад.

Выпрямившись в кресле, Йон сказал:

— О'кей, когда начинаем?