Катерина была убеждена, что Йон ее заметил. Первый раз это произошло еще в вестибюле, и Йон ей кивнул. Что это означало? Что он готов был увидеть ее, ждал этого или же просто поприветствовал, спутав с кем-то из своего нового окружения? Когда Катерина вслед за остальными шла в читальный зал, сердце ее колотилось. Ведь если он действительно узнал ее там, в вестибюле, то мог выдать в любой момент. Тем не менее, когда Катерина оказалась в читальном зале, волнение ее улеглось. Девушке показалось, что с прошлого ее посещения энергии в библиотеке скопилось еще больше. Быть может, этому впечатлению способствовала нынешняя обстановка: свечи, мантии, большое количество собравшихся людей. Как бы там ни было, присутствие в воздухе сгустившейся энергии ощущалось едва ли ни физически.

Во второй раз Йон обратил на нее внимание после того, как Ремер взошел на кафедру и принялся вещать, читая какой-то текст на латыни. Не понимая ни слова, Катерина сосредоточила все свое внимание на Йоне. Он стоял возле кафедры; его настороженный взгляд скользил по фигурам присутствующих, как будто Йон хотел отыскать кого-то между ними. Капюшон его мантии не был полностью опущен, и девушка видела большую часть лица Йона. Когда взгляд его дошел до нее и замер, Катерина это сразу заметила. Пульс ее участился. Еще совсем недавно эти самые глаза смотрели на нее с любовью и нежностью. Теперь же в них застыло выражение сомнения и недоверия.

И все же надежды ее не угасли. Сомнение было гораздо лучше, чем та явная ненависть, которую ей довелось испытать на себе в начале дня на рыночной площади. А может, Хеннинг был прав и их встреча пробудила в Йоне ответную реакцию? Мысль об этом вызвала слабую улыбку у Катерины, она попыталась отвлечься и переключила свое внимание на вещающего Ремера.

Тот, несомненно, заряжал текст, который читал, но поскольку Катерина ничего не понимала, то не ощущала никакого воздействия. Чего нельзя было сказать о ее соседе — полном господине в облегающей его тело мантии, — который вскоре после первых слов, произнесенных Ремером, начал слегка раскачиваться из стороны в сторону. Время от времени он энергично кивал в такт отдельным фразам текста. Катерина осторожно огляделась и заметила еще несколько человек, которые вели себя схожим образом, однако в своем большинстве собравшиеся, как и она сама, оставались неподвижными и лишь прислушивались к вещанию.

Катерина попыталась сосредоточиться на том, как Ремер пользовался своим даром. Он был умелым вещающим, быть может, даже превосходил своими способностями самого Луку. Его воздействие на аудиторию было ровным и непринужденным и в то же время мощным. Все это было похоже на то, как легкое дуновение порождает в итоге целый ураган. Когда Катерина сконцентрировалась, она поняла, за счет чего это происходит. Многие присутствующие вещающие сфокусировали свои способности и сообща помогали Ремеру вещать. Это было довольно нелегко, ибо предполагало полное единство всех участников в понимании текста. Мгновение колебания или же малейшая ошибка могли привести к тому, что иллюзия рассеется. Катерина знала, насколько это трудно, по своим занятиям в группе улавливающих. Однако здесь все были предельно сосредоточены и действовали очень уверенно.

Когда Ремер прочел последнюю фразу, все присутствующие хором ее повторили. Оратор взглянул на свою аудиторию, коротко кивнул и покинул кафедру. Катерина видела, как он перекинулся парой слов с Йоном, после чего тот взошел на освободившийся помост. Обступавшие Катерину люди беспокойно задвигались. Неизвестно было, что именно им рассказывали о Йоне заранее, однако все, казалось, чего-то ждали и слегка нервничали.

Воспользовавшись возможностью, Катерина сделала несколько шагов назад. Если Йон сказал о ней Ремеру, ей следовало вести себя осторожнее. Однако Ремер спокойно стоял возле кафедры; при этом ничто не указывало на то, что он чем-либо встревожен или особо насторожен.

Из глубины зала ближе к кафедре выдвинулась группа примерно из десяти человек. Каждый держал в руках черную книгу. Они раскрыли книги, после чего с ожиданием подняли глаза на Йона. Катерина увидела, что остальные присутствующие, у кого также были подобные книги, сделали то же самое.

Йон откашлялся и начал читать.

Стоило Йону приступить к чтению, и он сразу же ощутил приятную дрожь, как будто тело его погрузилось в горячую воду. Он чувствовал, что его окружают силы, дружно поддерживающие и улавливающие его вещание, помогающие ему и послушно несущие в том направлении, которое было им выбрано. Казалось, что пропитывающая книгу энергия соединяется с мощной заряженностью читального зала и все эти силы находят безусловную поддержку в присутствующих в библиотеке улавливающих. Помощь, оказываемую ему Патриком Веделем, Йон ощущал почти физически — как тяжелую, уверенную руку, лежащую у себя на плече. Рука эта сжимала плечо чуть более настойчиво, чем во время их совместных упражнений, однако Йон отнес это на счет сопутствующего процедуре волнения.

Поначалу Йон читал медленно, в ровном темпе, чтобы дать возможность всем чтецам уловить ритм; когда к его чтению присоединились обступившие кафедру вещающие, он ощутил всплеск энергии. Предварительно вместе с Ремером и Поулем Хольтом они подробно разбирали, каким образом должен протекать сеанс, какие фазы следует пройти, чтобы добиться максимального эффекта. Важно было не оказывать излишнего давления в самом начале, дать время всем попасть в ритм читаемого текста и сфокусировать на нем свои мысли. Однако сказать это было гораздо легче, чем сделать. Присутствие среди собравшихся Чтецов человека в мантии и капюшоне, надвинутом на глаза, в котором, как казалось Йону, он узнал Катерину, мешало ему сосредоточиться. Действительно ли то была она или просто-напросто разыгралась его фантазия? Как бы там ни было, он пребывал в таком смятении, что даже не решился ничего сказать Ремеру, когда они менялись местами.

Взойдя на кафедру, Йон обнаружил, что больше не видит Катерину. То место, где она стояла, опустело. Йон все не мог понять, успокоило его это или взволновало еще сильнее.

Во фрагменте, который зачитывал Йон, описывалась сцена, происходившая на кладбище. Текст был на самом деле великолепно проработан, что значительно облегчало вещание; Йон мог придавать ситуации ту или иную окраску в зависимости от своего желания. Благодаря прежним опытам прочтения этого фрагмента он прекрасно знал описываемую обстановку и представлял себе, какого эффекта хочет достичь. Рисовавшаяся картина представляла собой ясный солнечный день. Главный герой пришел навестить могилу жены и дочери, которые погибли в автомобильной катастрофе.

Йон сконцентрировал свое внимание на чтении, и постепенно читальный зал Новой Александрийской библиотеки стал приобретать черты тихого кладбища. Колонны превратились в старые буки у кладбищенской ограды, а члены Ордена — в окружающие Йона многочисленные надгробные памятники. Подул легкий ветерок, принесший запахи весны. Лучи солнца падали на могильные памятники и ветви деревьев, которые отбрасывали четкие изогнутые тени. Йон отметил, что достиг того момента, когда течение времени почти совсем остановилось, что давало ему возможность влиять на картину по своему усмотрению, выделять отдельные ее детали и придавать ей именно тот вид, какой он захочет.

Герой повествования положил на могилу погибших родных принесенный с собой букет и опустился на колени у надгробной плиты. Влажная трава промочила его брюки, однако он, казалось, этого не замечал. Ветер немного усилился, ветви деревьев закачались, и пышные кроны зашумели зеленой листвой.

Вдовец протянул руку и положил ее на плиту.

Внезапно эта картина сменилась другой, и Йон приложил максимум усилий, чтобы подчеркнуть молниеносность и резкость перемены. Главный герой с женой и дочерью теперь сидели в машине: они ночью возвращались домой. Супруги ссорились, ребенок плакал. Вдруг прямо в лобовое стекло ударил слепящий свет огромных фар. Раздался скрежет сминающегося металла, звон бьющегося стекла, но эти звуки не могли заглушить крики, несущиеся с заднего сиденья. Вспышки света и обрывки картин замелькали, сменяя друг друга, автомобиль несколько раз перевернулся, люди и вещи в салоне превратились в единую массу.

И снова возникло кладбище.

Йон подумал, не слишком ли он торопится. Хоть он и сдерживал себя, поддерживая определенную заранее интенсивность вещания, однако столь резкий контраст мог оказать на кого-то слишком сильное воздействие. Картина кладбища дышала спокойствием, особенно по сравнению с аварией. Кладбищенский простор и умиротворение вытеснили чувство клаустрофобии, возникшее при описании предшествующей сцены. По велению Йона на горизонте начали появляться темные тучи. Ветер стал сильнее, листья затрепетали и начали срываться и падать на землю.

Внезапно картина дрогнула, как будто кто-то вырезал кадр из кинопленки. Йон сразу же понял, что это — сигнал, исходящий от улавливающего. И это было не единственное, что он понял. Так включившимся в сеанс улавливающим мог быть только один человек — Катерина.

В тот момент, когда Йон читал о том, что происходило в салоне автомобиля, по его черной мантии яркой змейкой скользнула голубоватая искра и устремилась к ближайшей электрической розетке, находившейся в нескольких метрах над головами собравшихся. Стоявшие невдалеке от Йона Чтецы в испуге отшатнулись и попятились, в зале послышался встревоженный шепот. Заметив это, Ремер поднял руки, сделав успокаивающий жест.

— It is okay, — громко сказал он. — This is what we have been waiting for.[48]Все в порядке. Как раз этого мы и ждали (англ.)

Волнение улеглось, и те вещающие, которые содействовали Йону, немного помедлив, продолжили чтение. Однако Катерина видела, что многие продолжают испуганно переглядываться, они на всякий случай, насколько смогли, отодвинулись дальше от кафедры.

Йон же тем временем продолжал читать, как ни в чем не бывало, не замечая того, что происходит вокруг. Голос его, излагающий историю, звучал умиротворенно, уверенно и завораживающе. Казалось, это успокоило аудиторию, несмотря даже на то, что мелкие искры иногда пробегали по его мантии.

Катерина лихорадочно озиралась в поисках Мухаммеда и Хеннинга. Если они в самом скором времени не появятся и не прекратят течение процедуры, то реактивацию можно будет считать свершившимся фактом. Катерина и сама это чувствовала. В читальном зале продолжала скапливаться энергия, пламя стеариновых свечей плясало, хотя тока воздуха Катерина не ощущала, ей даже показалось, что стало прохладнее. Катерина не сомневалась, что воздействие идет полным ходом, только не знала, какова его природа.

Те, кто сам не читал, зачарованно наблюдали разворачивающиеся перед их внутренним взором события и явления. В библиотеке было столько улавливающих, чьи усилия были направлены в одно русло, что Катерина не решилась им противостоять. Она понимала, что вещание Йона представляет собой волну, которую влечет вперед не только энергия, заключенная в здании библиотеки, но и поддержка присутствующих здесь вещающих и улавливающих. Противостоять этому мощному потоку было равносильно попытке сдержать цунами с помощью бумажного пакетика.

Катерина прикрыла глаза. Сейчас она могла лишь одно — позволить Йону вести себя еще дальше, и девушка сосредоточила все свое внимание на вещании Йона. У нее возникло ощущение, хорошо знакомое ей по их совместным занятиям, со времени которых, казалось, прошла целая вечность. У Йона был специфический стиль в расстановке акцентов, особый энергетический пульс, и она попыталась во что бы то ни стало уловить его ритм. Она видела, что многим из присутствующих улавливающих это уже удалось и они объединили свои усилия, поддерживая каждую волну этой пульсации.

Быть может, не стоит пытаться его остановить?

Открыв глаза, она посмотрела на кафедру. Йон стоял неподвижно, как статуя, и лишь звучавший голос и шевелившиеся губы указывали на то, что сознание все еще его не покинуло. Мантия его напоминала экран, на котором мгновенно возникали и гасли сложные узоры из искр, и постепенно Катерина начала улавливать закономерность между частотой появления рисунков и пульсацией излучаемой Йоном энергии. Усилием воли сконцентрировав свои способности улавливающей и напрягши зрение, Катерина сумела наконец уловить заданный им ритм, так что она могла уже предугадать, когда последует выброс следующей порции. Она сделала глубокий вздох и стала ждать.

Сосредоточившись, она напрягла свои душевные силы и постаралась слегка усилить следующий такт пульсации. Немедленно последовал мощный энергетический скачок, и от тела Йона к одной из висящих над ним ламп протянулась огромная электрическая дуга. Коснувшись лампы, она превратилась в каскад искр, посыпавшихся на стоящих внизу людей наподобие огненных снежинок. Окружающие Катерину Чтецы инстинктивно пригнулись, некоторые даже побежали прочь, однако большинство все же осталось на месте. Отчасти их удержало восхищение прекрасным зрелищем, отчасти непреодолимая сила воспринимаемого ими вещания. Даже если бы они захотели, то не смогли бы покинуть помещение, а того, что творится вокруг них, они попросту не замечали.

Внезапно среди создаваемых Йоном картин Катерина уловила несколько изображений себя самой.

Эти изображения были подобны слайдам, инородным вкраплениям в кинофильм, настолько кратким, что порой их трудно было даже различить, однако все же Катерина была убеждена: это она. Йон чувствовал, что она здесь, рядом, и это нарушало его концентрацию. Катерина немедленно сосредоточила все силы на том, чтобы усилить именно эти кадры, и стали возникать все новые и новые изображения, на которых она и Йон вместе были в «Libri di Luca», в саду Кортманна, в постели, появилось изображение того, как она сидит в профиль, глядя в ветровое стекло автомобиля. По мере появления обрывков картин, Катерина моментально усиливала пронизывающие их оттенки чувств — тоску, любовь, покой.

И вскоре она почувствовала, что это вызывает ответную реакцию. Постепенно теплота и нежность, которыми были проникнуты ее изображения, стали исходить также от Йона. Она почувствовала, как по щекам ее потекли слезы. Неужели ей все-таки удалось до него достучаться?!

Быть может, она принимала желаемое за действительность, однако ей показалось, что Йон силится повернуть голову, однако что-то ему не дает этого сделать.

Катерина сделала шаг по направлению к нему, однако резко остановилась.

Ремер также изменил позу. Его тело застыло, он неестественно выпрямился и, не мигая, смотрел на текст перед собой. По-видимому, Ремер уже не сознавал ни того, где находится, ни того, что происходит вокруг. Однако больше всего испугали Катерину крошечные черные искры, сыпавшиеся с его белой мантии.