Не будем заглядывать в новенькое удостоверение личности, получаемое неким репатриантом, прибывшим сегодня прямым рейсом из Москвы на постоянное место жительства в Еврейское Государство. Пересчитаем только на всякий случай получаемые им денежки из так называемой «корзины абсорбции», которые наш герой кладет в бумажник, и последуем за ним на остановку такси, где волею судеб подгоняет к нему свою «Шкоду» с шашечками Йоси Хальфон.

– Леан? – спрашивает Йоси симпатягу-репатрианта, и наша история тем самым получает завязку.

– Tel-Aviv, – отвечает симпатяга.

– Tel-Aviv is a great city[1]Тель-Авив – большой город.
, – возражает Йоси.

– Tayelet, – проявляет осведомленность пассажир.

На набережную так на набережную. Два небольших чемодана в багажнике не слишком утомляют «Шкоду», а пассажир не утомляет Йоси Хальфона лишними разговорами. С заднего сиденья он поглядывает на дорогу, на то, что попадается на глаза вдоль нее, а когда вид из окон не меняется более двух минут, он листает взятую с собой книгу, на передней обложке которой, поверх фотографии миленького сада с наклоненной амфорой, умеющий читать по-русски прочтет: «Протоколы с претензией».

А мы тем временем попробуем разглядеть нового репатрианта. Как он выглядит? А как должен выглядеть внук еврея?[2]Внук еврея по законам Израиля обладает правом на репатриацию.
Волосы светлые, глаза серые, нос прямой, скулы чуть выдаются, выражение лица – общее. Достаточно? Вполне достаточно для первого знакомства.

Вот уже проехали развилку «Шапирим», вот уже зеленый мост, за которым порой кончаются пробки и всегда проступает Тель-Авив с его стеклянными башнями, которым полагается скрести небо. Ну, они и скребут, раз надо. Не будем грузить пока нашего героя подробностями о том, какая из этих башен по-настоящему тель-авивская, а какая – рамат-ганская и не затесалась ли между ними башня с пропиской в Гиватаиме. Захочет – сам разберется. Мы ведь поначалу тоже пытались разобраться, а потом перестали, и ничего – живы. Поясняем: в России, например, был город, затем сто километров – и еще город, еще сто километров – и третий город. И о каждом мы могли сказать: это – город столичный, это – областной, он меньше столичного. А этот – районный, он меньше областного и, уж конечно, намного меньше столичного. Если вы – новый репатриант в Еврейском Государстве или просто приехали в гости и не хотите сойти с ума уже по дороге из аэропорта в первый пункт своего назначения, не задавайтесь вопросом, мимо какого населенного пункта вы сейчас проезжаете, не спрашивайте таксиста или родственника: «Это какой город?» В Еврейском Государстве один город проезжает через другой, как в других странах поезд проезжает через областные и районные центры. В другой стране поезд в конце пути придет в столицу, здесь город неизвестно где начался и бог его знает когда растаял в другом городе, а то и вовсе в какой-нибудь зловредной автономии. Однако утверждаем со всей определенностью, какая только возможна в Еврейском Государстве: нет здесь такого, чтобы один город лежал на земле, а другой был бы поставлен в нем на попа. Вы уже спрашиваете: возможно ли полюбить или хотя бы понять такую страну, о которой неизвестно, где в ней тот или иной город начинается и где заканчивается, да и о границах самой этой страны нельзя сказать ничего такого, что можно сказать, например, про Швейцарию. А именно: что границы ее тверды настолько, что их никто и никогда не только не смел нарушить, но даже не думал оспорить какую-нибудь доску в пограничном заборе, верхняя часть которой отвалилась от прогнившей перекладины и повисла над территорией соседней державы.

– Какой забор в Швейцарии? – спрашивает Читатель. – Какая доска? Что еще за прогнившая перекладина? При чем здесь вообще Швейцария?

Да ведь мы потому и нагромоздили все это, чтобы уйти от ответа. Такой у нас метод.

– To Marina, – уточняет уверенный в себе пассажир, не дожидаясь наводящих вопросов Йоси Хальфона. «Маринами» называют яхт-клубы. В Еврейском Государстве очень популярен яхтенный спорт, так как он позволяет в случае экстренной ситуации быстро произвести эвакуацию населения собственными силами, не полагаясь на государственные структуры. Ведь чем меньше государство, тем оно юрче. А значит, требуется достаточно тяжелый государственный аппарат для того, чтобы его, это государство, сначала прищучить, а потом придавить.

Знаком ладони останавливает пассажир Йосину попытку открыть багажник и достать чемоданы по прибытии на место.

– One hour and forty five minutes later – in Оld Jaffa, please[3]Через час сорок пять минут – в Старом Яффо, пожалуйста.
, – говорит он, показывая на свои часы. Часы, как часы, ничего особенного. Пройти за час сорок пять прогулочным шагом из Тель-Авива в Яффо – тем более ничего особенного.

– Give me your cellular phone number, please. I will call and say you, where I’m exactly waiting for you[4]Дай мне номер своего сотового телефона, пожалуйста. Я позвоню и скажу тебе, где в точности я нахожусь.
.

Странный пассажир. Первый раз видит Йоси Хальфон такого самоуверенного фрукта из вновь прибывших. Один как-то открыл окно в машине и спросил его, не мешает ли ему ветер. Мешает, буркнул Йоси, и тот тут же закрыл окно и вспотел. Другой был так растроган, что подарил ему бутылку русской водки. Поди знай, что за отраву он привез из своей России, подумал Йоси, и отъехав за поворот, опустил бутылку в ближайший мусорный ящик. По повадкам можно подумать, что этот наглец – израильский летчик. И английскому языку его как будто учил местный олигарх из России – очень похоже. Это как раз тот самый английский, которым отдают распоряжения таксистам или на рынке «Кармель» показывают пальцем на восточный товар редкостного сочетания красок: this one[5]Вот это.
. Ну, да Бог с ним. ШАБАК[6]ШАБАК – “Шерут битахон клали”, общая служба безопасности Израиля, выполняющая функции контрразведки и обеспечения внутренней безопасности на территории страны.
с ним пусть разбирается, а он, Йоси, – таксист. За час сорок пять можно еще обернуться, поискать клиентов, а если и замешкаться на полчасика, куда он денется без своих чемоданов? Посмотрит Старый Яффо – там красивый сад, мост через овраг. Будет звонить, скажем: «Од дака вэ ани магиа» («Еще минута, и я приеду»).

Пассажир, репатриант, симпатяга парень, не торопясь двинулся вдоль набережной. Он задержался посмотреть на две пары игроков, которые перебрасывались мячом, используя громадные деревянные ракетки без всякой обшивки. Сочный гулкий звук отбиваемого мяча составлял основную прелесть игры, но и игроки были – что надо. Красиво!

– What is the name of that sportive equipment? – указывая на ракетку, спросил репатриант у девушки, готовившейся

вступить в игру.

– Матка, – был ответ.

«Начинается», - недовольно подумал Серега, слышавший о еврейских антиэвфемизмах[8]Эвфемизм – нейтральное слово, используемое в текстах и публичных высказываниях для замены других, считающихся неприличными, например: “полуфранцуз” вместо “еврей”.
.

Упс! Все-таки подглядели мы его имя там в аэропорту. Ну, подглядели. И что? Должны же мы с ним были когда-то познакомиться поближе, раз взяли себе в герои. Значит, Серега. Нормальное имя!

А он нас не ждал во время нашего саморазоблачения. Он уже (шустрый какой!) дотопал без нас до кафе «Лондон», уже улыбается работнику службы безопасности на входе в кафе. «Привет, коллега!» – говорит ему.

Это почему вдруг он – и коллега работнику безопасности? Когда это он успел устроиться в охранное бюро, получить тяжелые ботинки, черные брюки, рубашку с эмблемой, табельное оружие, пройти инструктаж? Не успел, не получил, не проходил, нет у него всего этого. Юмор у него такой.

Вооруженный своим особым чувством юмора и уже упомянутой нами книгой, куда он еще раз заглянул перед прогулкой по набережной, Серега двинулся дальше. С прищуром глянул он на американское посольство и кафе Mike's Place, но не приблизился. Дошел до кришнаиток и, не найдя шляпы или чего-то похожего, бросил им прямо под ноги десять рублей, дружески похлопал по плечу молодого американского миссионера, которому не давала покоя мистическая связь между красотою заката и божественной волей, пересек дорогу, посидел у фонтана. Глянул на падающих аккордеонистов на входе в Мигдаль ха-опера, посоветовал им держать ноги вместе и вытянуть носки, а непосредственно при приземлении бросить к черту аккордеоны и сгруппироваться. Вошел в Мигдаль ха-опера, окинул взглядом людей на эскалаторах и в лифте, полюбовался воздушным поцелуем бронзовой пары под куполом, ничего не стал им советовать, потому что уважал любовь и не совал нос в чужие альковы. Продолжил путь, дошел до Дельфинариума, прочел фамилии на обелиске, вздохнул, задержал взгляд на пламени свечей, оглянулся, без приязни просканировал контур мечети и, пройдя через зеленый холм, двинулся дальше вдоль моря к Старому Яффо. В Яффо он сверил свои часы с часами Абдул-Хамида Второго на башне, поднялся на холм, осмотрел площадь, переулки, сад, мост через овраг, вернулся на площадь и заглянул в католическую церковь. Здесь внук еврея потянулся было щепотью правой руки к левому плечу, но передумал, вышел из церкви и, щелкнув сотовым телефоном, набрал первый свой номер на Святой Земле – номер сотового телефона Йоси Хальфона.

Через два часа после того, как они расстались, Йоси тормознул рядом с Серегой. Серега молча открыл багажник и вынул из него чемоданы.

– Лама? (Почему?), – спросил Йоси. – Ло носъим ала? (Не едем дальше?) Хамеш-эсре дакот икув – зе беайя? (Пятнадцать минут опоздания – проблема?) Ну, бээмет! (Да ладно!)

Но Серега уже вручал ему деньги.

– Беайя им ха-русим ха-аэле (Проблема с этими русскими), – качал головой Йоси. – Эйн лаэм шум савланут! (Как они нетерпеливы!)

Когда «Шкода» скрылась за углом, Серега остановил другое такси.

– Dimona![9]Небольшой городок в пустыне Негев, где расположен израильский ядерный центр, часто именуемый в шутку текстильной фабрикой в связи с проводимой правительством политикой неопределенности в отношении ядерного потенциала страны.
! – бросил он коротко водителю, загружая багажник.

– А не пора ли автору связаться с ШАБАКом? – шепчет на ухо бдительный читатель. – Конечно, он на мечеть смотрел без приязни, но все-таки: работник службы безопасности этому внуку еврея – коллега! И почему именно – в Димону? Мы, например, там отродясь не бывали.

Автор смотрит на этого читателя пустым взглядом. Не все должен непременно знать читатель. Для чего ему, например, знать, что всякая книга начинается не с заголовка, а с пробела перед заголовком? Или что вся эта история, от первого пробела до последней фразы «Прощай, Серега!» пишется на сервере ШАБАКа? И если он даже узнал сейчас от нас последнюю фразу повести, поможет это ему? Сколько смыслов и оттенков смысла может быть у этой фразы «Прощай, Серега!»? А? И без того, чтобы внимательно прочесть всю историю от корки до корки, ни за что нельзя предположить, какой же это смысл и оттенок смысла у этой фразы. А сам автор знает этот смысл и оттенок смысла?

Молчание.