Сереге было скучно. Раввины то ли не ссорились в данный момент, то ли рассорились так, что им нужен был уже не Серега, а наемные киллеры.

Барды все разъехались «чесать провинцию» и на концертах, подражая Сереге, говорили многозначительно: “הבל הבלים הכל הבל” (hэвель hэвелим, hаколь hэвель), что означает «суета сует, все суета», неизменно производя сильнейшее впечатление на зал, а особенно – на находящихся в зале учительниц русского языка (из тех, что по Серегиному ведомству).

Писатели-универсалисты научились без подсказки попадать в тон интересам российской государственности, с одной стороны, состоя в подчеркнуто легкомысленной оппозиции русскому народу и его власти, а с другой – выработав прелестное выражение лица, с лимонным оттенком, используемое при упоминании Еврейского Государства, в котором «все... ну как вам сказать? ну, не так, как у нас...». Полковник Громочастный, отношения с которым у Сереги мало-помалу восстановились и в условиях, когда Серега уже не состоял у него в прямом подчинении, даже приобрели оттенок дружеских, вклад именно этих писателей в общее дело возвышения России оценил особенно высоко.

– Славные ребята, – сказал он.

Православные женщины из евреек перестали заигрывать

с католичеством, а уж тем более с протестантизмом, и тоже хлопот от них даже кот не наплакал. Последний творческий вечер «Пастернак и православие» прошел совершенно гладко: присутствующие от своего имени и от имени Пастернака пожелали крепкого здоровья и долгих лет жизни Президенту и Московскому патриарху.

Однажды, правда, Серега вступил в спор с одним провинциальным театральным режиссером с еврейскими корнями (спорить со столичным, не сходящим с экранов телевизора фруктом он, возможно, не решился бы). Этот режиссер утверждал, что Еврейское Государство – убежище для всех тех, кто не может состояться в большом мире, еще одна провинциальная ближневосточная дыра. Он добавил где-то уже слышанную Серегой сентенцию о народе, сумевшем не быть таким, как все, и превратить свое изгнание в подвиг.

Серега, слушая его и думая: «Ага, это как раз тот случай, о котором говорило начальство», сначала, тем не менее, обиделся за своих друзей, но, внутренне развеселившись и явно нарушая инструкцию начальства, стал дерзить режиссеру. Он заявил, что разделяет, в принципе, его взгляды и со своей стороны согласен, пожалуй, с известным литературным героем, сожалевшим о том, что Наполеон не сумел покорить Россию, чтобы умная нация правила глупой. Он согласен и с тем, что подвигом можно было бы считать поступок русского человека, уехавшего, например, в Китай, чтобы через пару поколений его потомки доказали, что они не уступают китайцам и что жизнь их – наполненный особым смыслом подвиг добровольного изгойства. И конечно же, нет никакой заслуги в том, чтобы быть как все народы. Особенно как русские! – увлекся Серега. Он еще на волне вдохновения собрался было выразить недоумение упорством Пушкина, Тургенева, Толстого и прочих, отказавшихся от прекрасного, возделанного французского языка, которым они вполне прилично владели, в пользу сырого русского, но спохватился. Было, однако, поздно, режиссер уже смотрел на него полным настороженного внимания взглядом и молчал. Ну вот, подумал Серега, теперь будет налево и направо рекомендовать меня как отпетого антисемита. Еще до начальства дойдет! Он приветливо улыбнулся режиссеру и пожелал ему успехов в творчестве на благо РОССИЙСКОЙ театральной культуры.

А в общем – скучно. Серега вяло ковырялся в Интернете, просматривая новости Еврейского Государства и в очередной раз возмущаясь неполадками в системе образования.

Ну что это – место в четвертой десятке на всемирной математической олимпиаде? Недоволен был Серега и нерешительностью властей в подавлении интифады. Он даже вошел в форум сайта «Еврейские Сомнения» и написал там два мнения совершенно противоположного содержания. В одном мнении, которое подписал «Иудина из Крайот», он возмутился фашизмом еврейской армии, терроризирующей несчастных палестинцев. Распалив себя таким образом, Серега обрушился на «Иудину из Крайот» уже под именем «Карлеоны из Кирьят-Оны». Езжай отсюда, грязная тварь, писал он с наслаждением, езжай, пока я не вычислил тебя. Ты думаешь, скрылся за придуманным именем? Я работаю в таком месте, от которого никуда не скроешься. Не пройдет и недели, как я тебя найду и вправлю твои гнилые мозги так, что тебе Барух Гольдштейн[22]25 февраля 1994 года еврейский врач из Кирьят-Арба Барух Гольдштейн расстрелял из своего автомата 35 арабов в Пещере Праотцов, совершив по его пониманию акт возмездия за многочисленные теракты палестинцев.
либералом из Би-Би-Си покажется! Езжай туда, откуда приехал, езжай к своим хозяевам на Лубянке, подлюка!

Серега потянулся в кресле. К его удивлению, довольно быстро отозвалась юная солдатка еврейской армии (Серега проверил по электронной картотеке, оказалась старушка, сектантка из Калуги). «Ребята, не нужно ссориться, Родина у нас одна, и мы должны жить в ней дружно, уважая и мусульман, и христиан любых конфессий».

Из-за таких пацифисток, как ты, отозвался Серега под именем «Карлеоны из Кирьят-Оны», у нас бардак в государстве.

Он еще не оставил без внимания персидские происки и добавил: «Как сказал поэт, надолго запомнит коварный Иран дорогу кровавую в Мазандаран». Серега подписался очень длинным именем «Не самый гарячий еврейский горец». Какой именно поэт сказал эту сочную фразу, каким образом засела она у него в голове, Серега не помнил. Нет ли в ней искажений, он тоже не поручился бы. Может, Фирдоуси сказал, а может, и нет. Культурных людей, надо все же признать, готовит школа КГБ.

Вскоре наскучило Сереге и это занятие, и он ввел в строку поиска Google имя своего друга – «Теодор». Он ожидал, конечно, увидеть и Теодора Драйзера, и Теодора Рузвельта, и Теодора Герцля, но вместо них посыпались на него совершенно неизвестные ему болгары, как-то: Теодор Дечев, Теодор Траянов и даже Св. Теодор Тирон из IV века нашей эры. Серега щелкнул на одну из дальних страниц, и когда услужливый Google быстро открыл ее, Серега обомлел, щелкнул на вторую сверху ссылку и прочел ту самую статью, которую не так давно читал Теодор на глазах у ожидающего его заказчика и которую они составляли вместе с Теодором и компанией в рамках Шпион-Воен-Совета. Он набрал номер Теодора. По телефону ответила Баронесса. На вопрос о

Теодоре она ничего не сказала, и только слышно было, как она дышит в трубку. Позвать его она не может. Его нет дома. Она не знает, когда вернется. Понятно! А через какое-то время на компьютер и на сотовый телефон пришло сообщение от Баронессы с фотографией Теодора. Поверх фотографии нанесла Баронесса с помощью фотошопа четыре прямые линии, образующие решетку. Серега выключил компьютер и отправился к полковнику Громочастному.