На следующий день Булли, как проснулся, сразу выскочил из дома. Он даже спал одетым. В этот раз Джек он с собой не взял: туда, куда он направлялся, с собаками не пускали. Фил не возражал, чтобы Джек осталась в квартире.
– Оставляй. Мы все равно скоро уйдем, – разрешил он.
Это был день рождения Эммы, который они собирались справлять у ее матери. Булли подумал, что, может быть, Джек зачем-то понадобилась Филу – например, чтобы отпугивать непрошеных гостей. Ведь почтовым ящиком то и дело хлопали ростовщики, как называла их мама, кредиторы, от которых Фил теперь был вынужден откупаться крохами, поскольку призовые деньги им сразу не выплатили.
* * *
Джо встретилась с ним на железнодорожной станции, и они поехали назад, в Лондон, по северной ветке. В хозяйственной сумке, которую Булли купил в одном из супермаркетов, они везли банку из-под конфет и осколок брусчатки.
– Ты твердо решил? – уточнила Джо, задав вопрос, который часто звучит в фильмах, и Булли по примеру киношных героев тоже кивнул и ответил, что сделает это обязательно, с ней или без нее. Хотя здесь он лукавил: вряд ли в одиночку он смог бы осуществить задуманное – во всяком случае, не днем. А дневное время для такого дела самое подходящее. Хватит прятаться и таиться.
Джо заплатила за вход. Как она и говорила, им пришлось пойти с экскурсией, хотя на праздничное мероприятие это похоже не было. Зомби не суетились. Вели себя так, будто это самый обычный день, вполне пригодный для прогулки по кладбищу, где полно мертвецов, погребенных прямо у них под ногами. Они фотографировали надгробия и ели бутерброды.
Женщина-экскурсовод, все время жевавшая губами, как будто сосала леденец, подозрительно косилась на Булли. Может, потому что он не фотографировал. В принципе, в джинсах и «рибоках» он мало чем отличался от остальных. И был даже не самым младшим в группе. Но что-то в его облике все же выделяло его из толпы – может, особая порода. Или целеустремленность в каждой черточке лица – сразу видно, что он пришел сюда не ради развлечения.
Экскурсовод – все так же с леденцом за щекой – сразу предупредила, что нельзя сходить с дорожки и мусорить, а еще объяснила, что она друг кладбища и работает здесь бесплатно. Потом стала рассказывать про людей, погребенных во всех этих могилах, и Булли с Джо переместились в хвост группы.
Следуя за экскурсией, Булли смотрел по сторонам, но при дневном свете не узнавал кладбища. Сейчас оно больше походило на тематический парк, но без аттракционов и торговых палаток: только статуи, узкие тропинки, убегающие во всех направлениях, и парковые скамейки.
– Может, вон там? Вроде бы хорошее место, – предложила Джо.
Булли помотал головой. Место, на которое показала Джо, представляло собой просто заросший травой пятачок, окруженный могильными плитами. А он не хотел, чтобы его мама была зажата между чужими могилами, как рыбешка в банке с сардинами. Он искал укромный, особый уголок, где бы она одна покоилась под сенью деревьев и травы.
Вообще-то, он планировал похоронить мамины останки возле могилы леди Ди и очень расстроился, узнав от Джо, что леди Ди покоится в другом месте – ведь она, хоть и умерла, по-прежнему является знаменитостью. Не то что те, кто похоронен здесь, и о ком постоянно твердила ему Джо; их даже по телевизору ни разу не показывали. Но он все равно не отказался от идеи похоронить маму на этом кладбище. Если оно подошло для Карла Маркса – какого-то прославленного старого Дэви, который, по словам Джо, сто лет назад не вылезал из библиотек, – значит, и мама достойна покоиться здесь.
Притворяясь еле плетущимися от усталости малышами, они все больше отставали от группы. Шарканье ног и болтовня экскурсантов затихли, и слух Булли стал улавливать более приятные звуки кладбища, которые он не слышал ночью: щебет птиц и шелест листьев в кронах деревьев, перешептывающихся на слабом ветру. А потом он увидел то, что искал – идеальное место для мамы. Там и дерево стояло, как раз для птиц, и даже ангел – на соседней могиле. Он приглядывал за этим уголком, прямо как их соседка, мама Деклана.
– Вон там! – воскликнул Булли.
– Точно, давай! Пошли скорей! – заторопилась Джо. Она улыбалась, смеялась, но ее поведение не раздражало. Сойдя с дорожки, они побежали между могилами к невысокому холму, на котором высилась небольшая рощица. Булли быстро разгреб опавшие листья у корней темнозеленого плюща и отвинтил красную крышку на банке.
– Скажешь что-нибудь? – спросила Джо.
– Что?
– Ну… Какие-нибудь хорошие слова. Вроде бы так полагается.
Булли смотрел на прах. Ему по-прежнему не давал покоя вопрос, сохранилось ли от мамы что-нибудь такое, что он мог бы узнать: зуб, кость. Но нет, ничего такого не было – только зола, 3 %. Это все, что осталось.
– Не знаю… – Но Джо продолжала улыбаться, и Булли это казалось вполне естественным. – Покойся с миром, мама, – наконец произнес он, потому что так обычно всегда говорят. И стал вываливать из банки пепел, всего-то два килограмма, которые вдруг показались ему неимоверно тяжелыми. Но потом еще одна рука пришла ему на помощь, и земля покрылась толстым слоем серо-белого пепла, будто здесь только что догорел небольшой костер. Булли постучал по дну пластиковой банки и, проверив, что в ней ничего не осталось, передал ее Джо. Потом положил в середину горки осколок разбитой брусчатки, который принес с собой, и, опустившись на четвереньки, воткнул камень поглубже в землю.
– Значит, вот как звали твою маму, – сказала Джо, прочитав надпись, которую Булли нацарапал на брусчатке накануне вечером. Он кивнул.
Поднявшись, мальчик заметил, что самый низ штанин имеет более светлый синий оттенок, чем остальные джинсы. Конечно, он сразу сообразил, отчего это, но не расстроился, лишь спокойно стряхнул пепел. Теперь это была просто пыль.
– Вот черт! – вдруг воскликнула Джо, но Булли все еще смотрел на камень, сворачивал хозяйственную сумку и думал о том, каких птиц отныне придется терпеть его маме; он не помнил, любила ли она их вообще. В их районе птиц почти не было.
– Чем это вы тут занимаетесь? – прошипел за его спиной возмущенный голос.