Андрей сидел молча. Шевелил ноздрями, вскидывал голову. Снова задумывался.
У него — другая информация. И конкретная, и образная. Для меня Германия — тевтонский орден, две мировых войны, газы, танки, бомбёжки, концлагеря с крематориями и уютные архитектурные памятники эпохи Евросоюза.
"Барбаросса" — план нападения на мою Родину.
Для него Барбаросса — человек. Толковый, смелый, жёсткий. К Андрею — с пиететом. Друг? — Да. Хоть и не близкий.
Парадокс: назвать план уничтожения России именем именно того германского императора, который сам, по своей воле, заочно "влюбился" в отца-основателя Государства Российского. Помогал в делах, посылал строителей-масонов, делал дорогие подарки, отрывая от собственного императорского парадного одеяния уникальные армиллы с картинками-эмалями. Завещал такое отношение своим потомкам, так что и в следующем поколении родственников Боголюбского принимали в империи весьма уважительно, щедро.
Впрочем, нацики всех мастей — истории не знают. И знать не хотят: оказывается, что прежде люди жили разные, очередной нац. идее не соответствующие.
Боголюбский с немецким рыцарем под Полоцком бился, чудом живой ушёл: слуги немца отвлекли, конь вынес княжича из сечи и пал. Мне немцев железякой бить… повода не было. Наоборот: когда в интернациональном коллективе у меня возникли… проблемы — единственный, кто попытался помочь, был парень из экс-ГДР.
Кроме образов, стереотипов по теме, есть и конкретика. Я знаю, что в эти годы Генрих Лев отстроил свой Брауншвейг. Практически новый город. До Андрея, хоть это ему и неинтересно, доходит многое другое: информация о тамошних стенах и башнях, соборе, количестве жителей, налоговом режиме… Люди пересказывают то, что им, современникам, интересно.
— Хрень. Как они до места доберутся? Как Евпраксия — верблюдами? С Киева? Вот сейчас там вербл…ский караван и собирать!
— Водой. Белозерье. Ладога. Нева. Море. Одра, Хафель, Лаба.
— Х-ха… Так их новгородцы и пропустят.
— Кого "их"? Мы — не суздальские. Караван на Ладоге к берегу не пристаёт, скатывается прямо в Неву. На волоке, на Белозёрской грани… Пограничной страже без прямого приказа, без войны — сторонний торговый караван громить… Да и не просто это. Народу в караване будет немало, охрану добрую дам.
— Ишь ты. "Дам". А всё море Варяжское они в один дых проскочат?
— Не всё. Половину. Да и то, дорогой, в Каупе и в Гданьске, отстоятся, отдохнут.
— Х-ха… у тебя на всё ответы придуманы. А всё едино — вздор, пустословие, нелепость. Чего-нибудь сломается, утопнет, заболеет… Не сойдётся. Иначе надо. Проще.
Это он мне говорит?! "Хорошее решение — простое решение" — я в первой жизни прочувствовал. Руками, мозгами, задницей. Когда неделями приходилось программировать и перепрограммировать. Потому что всякие "завитушки" в коде мешали жить.
— Иначе? — Убить. Моё тебе сложно? — Сделай просто. Уже решил, где их будут в землю зарывать?
— Х-р-р…!
— Вот и я про то.
Может он об деньгах-расходах печалится? У него нынче в кишени пустовато. Так надо успокоить!
— Ты, брат, не волнуйся. Денег я с тебя не возьму. Караван своим иждивением соберу. Приданое там, уборы-прикрасы… найдётся.
— Чего?! Чтобы я свою девку замуж голяком выдал? На чужого молодца милостыню?!
Раздражение вдруг сменяется подозрительностью:
— Слышь, Ваня, а с чего это ты такой щедрый стал? То про Кострому да Галич за гривну волновался, а то девку чужую за тридевять земель в замуж с приданным… будто рукавом махнуть?
— А ты, брат, не забыл? Про сестрицу Улиты твоей, на Черниговщину выданную. Твоя Ростислава — мне не чужая.
"Жили-были дед да баба". Звали их Адам и Ева. И пошли от них люди. Родственники. Все.
— Она не моя!
— Да по мне хоть как. Не Рюриковна — так Кучковна.
Это у тебя, Андрейша, с принадлежностью детей проблемы. Родословного свойства. А мне — пофиг. Либерастия с дерьмократией и общечеловекнутостью. Я же объяснял: "Родственники. Все".
— И ещё. Полагаю получить с сего дела немалую прибыль. Караван пойдёт с моим товаром, с моими приказчиками. Места — дальние, цены — высокие. Глядь, и выгода получится. А выгорит дело с женитьбой, с герцогиней Саксонской — буду туда караваны гонять. Как нынче в Гданьск да в Кауп. У меня самбийский янтарь и по сю пору в складах лежит. Продаём помаленьку, цену хорошую держим.
Я последовательно уводил беседу от болезненного, от Софьи. Теперь вообще перешли от людей к вещам, к гипотетическим прогнозам получения торговой прибыли. Тут уже хрипы рвать не с чего, тут надо считать да взвешивать.
— Так. А от меня чего надо?
Правильный подход. Как на пьянке в общаге. "А я огурцов для оливье принесу. Ещё чего?".
— Согласие. Благословение. Отеческое. С открытым именем. Мало ли как оно обернётся, но на Русь им возврата нет. Повтора Евпраксии с Алешунькой Поповичем — не надо. Письма добрые. К Барбороссе и Вальдемару Датскому. Ты ж его помнишь?
— Володьку-то? Ингеборгина? Видел разок. Мальком бесштанным. Я-то его запомнил из-за отчества — Кнутович. А он-то, поди, меня и не помнит.
***
Благословение с открытым именем — моё изобретение. По аналогии с "Леттр де каше" — письмо с печатью. В абсолютистской Франции приказ, подписанный королем и скрепленный печатью. Бланк королевского приказа о заключении в тюрьму без суда с пробелом в том месте, где должна быть указана фамилия обвиняемого. Леттр де каше выдавали главе семьи, желавшего наказать кого-либо из родственников за безнравственное поведение. Или просто для удовольствия милого друга или подружки монарха.
Прелесть такого "безымянного постановления об аресте" в формулировке: "держать вплоть до особого королевского решения". Поскольку король о заключённом не знал, то и принять "особое королевское" — не мог. Пожизненно. Без обвинения, пересмотра или амнистии.
В той многосторонней авантюре, которую я затеваю, часть участников, точнее — все, кроме меня, ещё не выразили своего согласия. Вот встанет тот Лев рогом. "Не хочу жениться!". И что делать? — Продуманы и запасные варианты. Хотя, конечно, Г. Лев в женихах — лучшее.
Важна позиция Барбароссы. Очень важна. Хотя его до весны следующего года в Германии не будет, свадьбу нужно успеть сыграть до его возвращения.
"Есть ли жизнь после свадьбы?" — да, есть. И совсем не надо подвергать эту "жизнь после" риску развода "по высочайшему".
Льва с предыдущей женой развёл Барбаросса. Слова в храме — попы говорили. Но двигателем, плательщиком и главным бенефициарием в той истории был император. В рамках конфликта с Папой.
В РИ именно Барбаросса задумал и провёл брачную сделку с Анжуйцами. Браков должно было быть два. Одна дочь Генриха Короткий Плащ, графа Анжу, герцога Нормандии, короля Англии и протчая, должна была стать женой сына Барбароссы, другая — герцогиней Саксонской. Первый брак не сложился, второй — получился. И пошёл Барбароссе во вред. Создал нового противника, с которым пришлось многие годы разбираться, отвлекая внимание и ресурсы от других, более важных задач.
Что и как изложить из этого Андрею, что бы он намекнул, что Ростислава в герцогинях — для императора большая удача, избавление от его собственных возможных неприятностей?
Одно дело, если в письме:
"Помоги, венценосный брат, присмотри за девочкой, поддержи. И моя благодарность не будет иметь предела. В разумных размерах".
Другое:
"Прознал я про грядущие беды твои. Дабы помочь тебе — даже и дитя своё не пожалел".
Тут тоже предполагается "в разумных размерах". Но в обратном направлении.
Цепочка такая: Саксония — один из критически важных ресурсов для императора. Управляется Львом. Ростислава — мощный рычаг влияния у "львиного" тела. Дочь Андрея, очевидно, наследует цели, связи и оценки Боголюбского. Который друг Барбароссе.
Итого: Саксония — за императора. Прочно.
Воевать с Боголюбским, как надумал воевать в РИ с Анжуйцами, Барбаросса не сможет — далеко.
Сходно, но наоборот, отработала в РИ другая девочка в этой позиции — Матильда Генриховна из Анжу.
Фридрих Барбаросса и Генрих Лев — двоюродные братья. С непростыми взаимоотношениями. Первый — просто "первый на районе". Второй — глава дома Вельфов, самого богатого дома в Германии. Его папенька, тоже Генрих, стал дважды герцогом, правителем двух из пяти, оставшихся к этому моменту, "исторических германских герцогств". После войны Саксонию и Баварию разделили по персонам, но не по династии. Есть Тоскана, есть другие владения, принадлежащие Вельфам. Очень мощный клан. Столетия войн гвельфов и гиббелинов, противников и сторонников императорской власти, начинались отсюда.
Барбаросса сильнее Льва. Пока империя едина. Но сейчас она расколота. Точнее — надтреснута. Папой Римским Александра III (Орландо Бандинелли), личного врага Барбароссы.
Именно сейчас, в ближайшие месяцы, Барбароссу ждут и великие свершения, и великие поражения.
29 июля, после восьмидневной осады императорская армия возьмёт собор Святого Петра в Риме. Бой продолжится в самой базилике, так что пол и главный алтарь зальют кровью. 30 июля 1167 года ставленник императора папа Пасхалий III будет возведён на трон и увенчает Фридриха золотым обручем римского патриция.
Триумф сменится катастрофой: 3 августа в Риме вспыхивает эпидемия чумы. Через неделю количество умерших будет таково, что их не успевают хоронить. В числе умерших личный друг, канцлер, архиепископ Кёльна Райнальд фон Дассель (это ему подарены прежде мощи "вифлеемских царей" из Милана, что и послужило поводом для строительства Кёльнского собора). Фридрих с остатками армии поспешно отступит, неся с собой чуму. Города Северной Италии закроют ворота перед императором, альпийские перевалы займут его противники. Только весной 1168 года Фридриху удастся вернуться в Германию.
1 декабря 1167 года 15 городов объединятся в Ломбардскую лигу. Цель — защита традиционных свобод северо-итальянских городов. Папу Александра III провозгласят главой лиги, его популярность в Италии достигнет небывалых размеров, в его честь назовут новый город Алессандрия.
Сейчас Барбаросса очень зависим от северных князей, он на многое может "приподзакрыть глаза". А то и "облагодетельствовать" в надежде на верность.
Если северо-германские князья перестанут поддерживать императора — он "пойдёт в Каноссу". Что и случилось в РИ. Только не в Каноссе, а в Венеции. Просто одна юная Матильда убедила своего стареющего мужа, что поддерживать императора — не надо.
У императора хватило сил развалить Саксонию. Но сделать главное: прижать Папу — он уже не смог.
Если вместо Матильды Генриховны, в постели герцога Саксонского будет Ростислава Андреевна? Другая девочка. Из другой страны, с другими стереотипами, целями и ценностями…
***
— Ладно. Понял я. Ещё чего? Тогда думать буду. К чудотворной своей пойду, помолюсь. А ты — к Манохе.
— Андрейша…
— Цыц. Посидишь там. Покудава Богородица мне ответ даст.
Факеншит! Проверяльщик. Тестер психиатрический.
***
— (Врач:) Капитан Кук совершил три путешествия. Во время одного из них он был съеден туземцами. Как вы думаете — во время какого?
— (Пациент:) Извините доктор, но по истории у меня была двойка.
Не обращайте внимания. Это я так боюсь. Потряхивает меня. И на кой чёрт я сюда припёрся?
***
Смысл отправки в застенок простой: струсил? Испугался? За базар не отвечает? — Значит, лжа, измена.
И чего делать? — Страшненько. Фиг знает чего ему Богородица присоветует. Но… "Назад дороги нет!". Не в смысле: "позади Москва!". Тут и Москвы-то нет, но отступать мне уже некуда.
Я понимающее улыбаюсь Боголюбскому. Расстёгиваю, скидываю с плеч портупею с "огрызками". Старательно сматываю ремни. Укладываю на столик.
— Ты уж присмотри, брат. За имуществом, А то попятят твои, не побрезгуют. Провожатого-то дашь? В прошлые-то разы ты меня сам водил.
Нагло, весело скалюсь ему в лицо. Это для Государства Российского ты столп, светоч и благоверный отец-основатель. А по мне — просто пожилой нервный мужик. С взволнованным гипоталамусом.
Первый больной во князьях, что ли? Вон, Ярослав Мудрый в детстве сильно ушками мучился. Одно ему вылечили. А другое воспалённым так и осталось до конца жизни. Им он и слушал. Всяких мудрецов-советников. Которые ему и "Русскую Правду" проповедовали, и "Устав церковный", и "Слово о благодати". И ничего, не худо получилось. Печенегов резать на том месте, где нынче Киевская София стоит — не помешало.
Боголюбский позвал слугу, тот отвёл меня к Манохе в застенок.
Не буду хвастать, что я, типа, "занырнул в пофигизм с маковкой" и был совершенно спокоен. Но, ежели решил "очертя голову", то и очерчивай. Я своё дело сделал: решение нашёл, резоны изложил. А дальше… пусть ему Богородица советы даёт. Бешеному Китайцу. И — хоть трава не расти! И на моей могилке — тоже.
***
"Я сделал здесь одно наблюдение, и за всю войну, пожалуй, только в этой битве: бывает такая разновидность страха, который завораживает, как неисследованная земля. Так, в эти мгновения я испытывал не боязнь, а возвышающую и почти демоническую легкость; нападали на меня и неожиданные приступы смеха, который ничем было не унять".
Ну, типа. Не война. Но с Боголюбским постоянно как… нет, даже не в конной атаке, когда съезжаются и уже клинки поднимают. Уже сама рубка. Когда проспал не секунду — дольку её малую, чуть не домахнул, не довернул… чуть-чуть. И — всё. И все планы-мысли на завтра, на потом… "дальше — тишина".
***
Адреналин бурлил, было весело, я радостно улыбался всем встречным достопримечательностям.
О! А об эту притолоку я уже головой бился. Здравствуй старая знакомая.
"Взгляни, взгляни в глаза мои суровые.
Быть может видишь их последний раз".
***
Факеншит! До чего меня эта "Святая Русь" довела! Семь лет назад, выезжая из Луги от закапризничавшей вдруг любовницы, я, конечно, придавил. Но и представить себе не мог, чтобы я — жуир, бонвиван и балагур! — буду осознанно подставлять свою голову — свою! единственную! — под топор довольно больного, постоянно взбешённого, между нами говоря — чуток сдвинувшегося, средневекового мужика. Буду сам(!) его провоцировать. Хамить, наглеть и подъелдыкивать. Постоянно оценивая степень риска. По каким-то… мало представительным проявлениям. Типа диаметра раздувания ноздрей… Скажи мне кто-нибудь такое семь лет назад — поулыбался бы вежливо и топ-топ подальше. Где можно покрутить пальцем у виска.
И ради чего?! Ради каких-то прожектов по поводу кое-как причесать давно сдохшее средневековье? Я ему просто высказался, а он… возбудился и срубит мне голову?! Да пошли они все! Семь лет назад я таких психов издалека примечал и совершенно инстинктивно сваливал. Далеко и быстро. А здесь… сам под топор… и польку-бабочку выплясывать.
Ох же ты, "Русь Святая", как же ты меня… подраздела. Все мягкие покровы-кожицы ободрала. Всякую интеллигентность с воспитанностью и приличностью. Я же был приличным человеком! Семь лет тому. А теперь… псих-суицидник. И сам умру, и других убью. Без особых переживаний. Как мясник-раздельщик на скотобойне со стажем.
"Бытие определят сознание" — кто сказал? Маркс? — Карл! Ну ты клёвый чувак! Режешь правду. Вместе с маткой.
Забавно. Круто меня святорусская жизнь наизнанку вывернула. "А оттуда вылезло что-то непонятное. То ли змей зелёный, а то ли"… "Зверь Лютый". В смысле — человек. Хомнутый чем-то. Может, и сапиенсом.
***
Маноха внимательно выслушал шёпот сопровождающего. Внимательно осмотрел меня. Подумал. И позвал пить чай. Из самовара — я же сам ему присылал! Дальше почти по Утёсову:
"У самовара я и сам Маноха,
А на дворе совсем уже темно.
…
Маноха чай мне наливает,
И взор его так много обещает:
У самовара я и сам Маноха,
И пусть мы чай пить будем до утра!".
Пока подручные выметали подобранную мне камеру, набивали свежим сеном чистый тюфяк, мы, с главным палачом Суздальского княжества, баловались плюшками и толковали о житье-бытье. Маноха жаловался:
— Всем хороша твоя огненная машинка. Да вот кремешок стёрся. Надоть бы заменить.
— Так в лавку сходи.
— Хаживал. Говорят нету. Не завезли-де.
— Скажи Лазарю, чтобы запросил из Всеволжска.
— Да говорил. Он кивает, обещается, а толку нет. Забыл, верно. Ты уж озаботься. А то привык я к этому… щелкунчику.
Факеншит! Самый известный палач домонгольской Руси! А его мелочью такой уважить не могут! Выйду — надеру уши. И фактору, и Лазарю.
Если выйду.
Интересно, а мой Ноготок тоже чаи с контингентом гоняет? Самовар-то у него точно есть. Вернусь — поинтересуюсь.
Если вернусь.
Адреналин схлынул, "остроумие на лестнице" ещё не начало грызть. Я начал зевать, и Маноха отправил меня спать.
После Киева и Саввушки я долго не мог спать под землёй. Застенки, погреба, порубы и зарубы вызывали… неприятные воспоминания. Но тут… Устал. Кафтаном накрылся и придавил. Тюфяк ухом. Аки младенец безгрешный. Маноха еле добудился.
Я был выспавшимся и неумытым, Боголюбский, к которому меня привели, невыспавшимся и вздрюченным.
— Ты…! Опять по-твоему вышло. Ропака с Новагорода попёрли. Да что ж они все такие…! Размазня кисельная. Испугался-де за людей своих, противу народу-де… Трепло. Дурень, слабак. Ударил бы в копья. Главарей на плаху. Остальные сами бы попрятались. Такой город проср…л! Теперь кровищи бу-удет… Чистоплюй. Бестолочь. Зубами надо было…
Фыркнул, крутнулся на месте, болезненно переживая свежую новость.
— Ладно. Об деле твоём. Быть посему. Письма я напишу. Чего ещё надо — отпиши в сигналках. С караваном твоим пара моих людишек пойдёт. До Невы. Посмотреть там. С-сволота новогородская…
Уставился взглядом в стену. Будто рассматривая что-то за ней. Устало вздохнул:
— Теперь вот с Киева гонец скачет. Твои сигнальщики передали. А с чем?
Я старательно выразил мимически свою полную некомпетентность в части содержимого сумки гонца, который где-то за сотню вёрст скачет. Пока зубы не почистил — стараюсь держать рот закрытым.
Андрей подозрительно посмотрел на мои гримасы. Вдруг ухватил за пуговицу, подтянул, прошипел мне в лицо:
— Ежели ты… с ней… чего худое…
— Никак нет, товарищ князь!
"Подчиненный перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство".
Хоть он и "лицо начальствующее", да я не "подчинённый". Но вдолбить ему эту простую мысль… не сейчас.
Насчёт "с ней…". Ну ты и сказанул! Как можно отправить человека в другую страну, веру, общество — без подготовки. На роль тёщи. Так что — учить, учить и учить. По святорусской педагогике: "Вложишь в задницу — в уме прибавится". Никакого худа! Исключительно с благими намерениями. Честно-честно!
Ем глазами начальство. Убедительно.
Отпустил.
Уф… фу… Живой. "А для тебя — сыра земля…". Пока — "не".
Время — идёт, дела — стоят. Тогда — побежали. "Огрызки" забрал. Про кремни для Манохи не забыть. Лазаря обругал: не знает, что к князю гонец из Киева скачет.
Теперь — вторая часть Марлезонского балета. "Дамы с выходом". Добровольно и стремительно.
Караван должен уйти не позднее начала августа. Два месяца пути. Потом дожди, холода. В дороге… заболеют, перемрут. Ходу, Ванечка, ходу. Где моя "Ласточка"?! Яхту к крыльцу! Нельзя? — Тогда — к пристани!
…
Вот после таких приключений, вернувшись во Всеволжск, я затащил Ростиславу в свою подземную часовню. Где и устроил ей гипно-свидание. Сразу с тремя: "Зверем Лютым", "Змеем Огненным" и "Ангелом Божьим". С однофлаконниками. Не планировал — так получилось. Анализ образных стереотипов реципиентки привёл к формированию "единосущей троицы" специфического вида. Виртуальная "групповуха" дала реальный результат: княгиня впервые в жизни пережила оргазм. Теперь-то легче пойдёт — есть прецедент, есть личный опыт, есть на что ссылаться. "Память тела". Можно, например, рассказать о вкусе пломбира — поймёт.
Тут, вероятно, мне следует извиниться. Перед теми, кто радостно предвкушает подробный отчёт о том, как я Ростиславу имел, вертел и заелдыривал. Путём применения разного рода методов сексуального насилия и технических приспособлений в "особо жестокой циничной извращённой форме".
Увы… Мять-ломать-выворачивать… А зачем? Это имело бы смысл для подчинения психики. А она — уже. Не только полностью приняла власть Воеводы Всеволжского, но и влюбилась в него. В смысле — в меня. В нас. Однофлаконников.
Причём, в силу личных свойств: последовательности, не-суетливости, не-переменчивости — есть надежда, что такое отношение сохранится. Какое-то время.
С Софьей иначе. Она — однолюбка, любит одну себя. В отношении остальных… "Сердце красавицы склонно к измене" — она с детства чувствовала себя красавицей.
Для управления этими двумя женщинами нужны две разных методы. Для Ростиславы — управление её любовью ко мне. Для Софьи — управление её любовью к себе. В основе одно и тоже явление: выброс эндорфинов. Но поводы разные. Второе часто называют эгоизмом. Управляется персональными интересами. Отсюда — "морковка".
Ростишка будет следовать моей воле, пока не разочаруется во мне, Софья — в себе. Хотя, конечно, все вины всё равно на меня сложит.
Я предполагал, что "на пустыре недостроя души" Ростиславы оставались три опоры: любовь к отцу, любовь к матери, любовь к богу.
После беседы с Боголюбским и нынешним общением с его дочкой, у меня сложилось впечатление, что первая опора есть. Но она не критична для моих планов. Ни с той, ни с другой стороны. Сдержанное "дистанционное уважение" и встречное "доброжелательное равнодушие".
Замечу, что эта моя оценка оказалась недостоверной. Мне пришлось дополнительно "выламывать" привязанность к отцу из души Ростиславы. Довольно грубо вытесняя его образ своим.
Другая опора — отношения с матерью. Пока, насколько я могу судить, строятся классически: мать-ребёнок. Софья старательно исполняет типовой комплекс стереотипов.
"Да дитё ж малое! Чего оно понимать может? Сыто? Животик не пучит? Ушки не болят? Пелёнки сухие? Спи".
Она, совершенно для себя естественно, не задумываясь, пытается подмять под себя дочку, не замечая того, что "дитя малое" выросло во взрослую женщину. Пусть и молодую, не так уж много повидавшую, но обладающую собственным жизненным опытом, собственными суждениями. Родительница перестала быть для ребёнка "единственным светом в окошке", перестала "застить свет божий". Но сама ещё этого не поняла.
***
Мы часто рассуждаем об "извечном конфликте отцов и детей". Имея ввиду "детей" — сыновей. Но сходный конфликт разворачивается в каждом поколении душ человеческих, вне зависимости от гендерной принадлежности тел.
Да, у женщин нет свойственного мужчинам оттенка самцового первенства. Есть — самочное. "Женщина становится старой, когда её дочь выезжает на первый бал". В Европе — "инцест второго рода", в гаремах Востока — "конкуренция между матерью и дочерью". Или вдруг звучит в благополучной совейской семье:
— Ну почему?! Почему тебе такой муж достался? Разумный, заботливый… А мне… твой отец. За что?!
Бывает наоборот:
— Тебе хорошо говорить! Ты папу нашла! А теперь ничего похожего нет! Одни недоделки да придурки!
И бесполезно рассказывать о том, что "чтобы стать генеральшей нужно выйти замуж за лейтенанта".
Это производные конкретного социума. А я толкую о более общих вещах: о взрослости, дееспособности. О восприятии себя как самостоятельного человека. Всегда немножко ошибочном — мы все чуть-чуть дети. И о реакции на это изменение окружающих. Старших, родителей. Особенно — родительницы. Которая помнит дитя ещё до его рождения:
— Такое бестолковое было. Я тут за столом с гостями сижу, а оно как топнет ножкой по мочевому… едва добежала.
"Оно" — дитё. Вот оно топало, крутилось, взбаламучивая околоплодные воды. А вот — раз! — сидит напротив. Говорит что-то, смотрит разумно, имеет собственное мнение, возражает…
— Без сладкого оставлю!
— Это правильно. Сладкое вредно для зубов.
Оно — не подчиняется! Оно — не слушается! Оно — само выбирает. Что носить, есть, говорить. Куда и с кем ходить, что и как делать…
"Учи, пока поперек лавки ложится, а как во всю вытянется, не научишь" — русская народная.
Туфта. Учить и учиться можно и нужно всю жизнь. Просто методы "педагогики" менять надо. Для этого их (методы) нужно иметь и уметь. Чисто орать по-простому: "Запорю!" — можно нарваться на ответ. И всё равно, несмотря на все запреты и казни, "дитё" сделает по-своему. Просто переживёт родительницу, в конце концов. А пока та, утомлённая бесконечными преследованиями и безуспешными наказаниями, тяжко садится на лавку, проливая слёзы сердечной обиды и повторяет:
— Да что ж это такое поганое выросло? Я его рожала-мучалась, кормила-ростила, недосыпала-недоедала. Душой всею во всякую минутку об ём болела. А оно мне… За что?!
За то. За то, что растила ребёнка, а вырастила человека. И не заметила. Бабочку от гусеницы отличаем же? Внешние изменения человека не столь выразительны. Дело не в изменениях тела — в изменениях души. Они видны снаружи. Но нужно знать куда смотреть, нужно быть готовым понять. Иначе… "Видят. Но не разумеют".
Такое взросление слабо связано с возрастом, с разными… вторичными половыми признаками. Даже с внешними событиями. Изменения — результат событий внутренних, душевных переживаний. Необходимости брать на себя ответственность.
Иногда взрослыми становятся и дети:
"А кой тебе годик?" — "Шестой миновал…
Ну, мёртвая!" — крикнул малюточка басом,
Рванул под уздцы и быстрей зашагал…".
Порой, и взрослые не взрослеют до старости. "Инфант не первой свежести".
Здесь, в средневековье, ранняя детская взрослость бьёт по глазам. Особенности питания, грязь, недоедание… тормозят развитие тел. А уровень угроз выживанию — форсирует взрослость душ. Пубертата — нет. Двенадцать? — В замуж. 13–15? — В мужья, в воины. Ему бы по возрасту "сложением и вычитанием дробей с разными знаменателями" баловаться. — Зачем? Бабу и дитё своё кормить надо? — В борозду! На лесоповал!
Сиротство, детский труд, ранняя смертность… Хочешь жить? — Решай. Рви свою "мёртвую" "под уздцы". Каждый день. Сам. Никто, кроме ГБ, о тебе не позаботится.
***
Софья помнила Ростиславу семилетней девочкой, отправляемой в далёкий край под венец. Видела сейчас уже другую, пятнадцатилетнюю женщину. Но понимать разницу не хотела. А Ростислава повзрослела. Критическим был последний год. Прогрессирующее заболевание мужа, его смерть, похороны, раздел имущества, дорога…
— А кули куды сваливать?
— А вона — у госпожи спроси.
— У той сопливки?!
— Тя плетьми драть? То не сопливка, а княгиня. Самая тута главная.
И плевать — хочет ли, может ли она "ответ держать". Этикетка на лбу — "первое лицо". С неё и спрос. Этакая принудительно-самостоятельная женщина. Которая самостоятельности не ищет, не хочет, боится. Готова с радостью свалить ответственность за всё, за себя — на кого-нибудь. На мужа, матушку, хозяина. На ГБ, в конце концов.
Хорошо её понимаю: "переложить ответственность" — широко распространённое стремление.
"Вчера перекрасилась в блондинку. Сразу стало легче жить".
И правда: какой спрос с дуры?
Честно говоря, я не стал бы возражать. Если бы мог оставить её для себя. А вот в Саксонии это опасно. Для неё.
Если я, требуя от неё самостоятельности, начну нажимать, то она кинется под крыло Софьи. Та — примет и загнобит.
Вывод: надо связь между матерью и дочерью… не разорвать — не получится. Да и вредно: они должны работать вместе, как равные партнёры. Поодиночке обе погибнут. Софья в "головниках" — опасна сама себе своей беспринципность, азартностью. Яркая, но недостоверная. Ростислава — не имеет достаточно опыта, смелости. Пассивна и зашорена.
"Если бы молодость смела, если бы старость могла".
Одна, на мой вкус — ещё вовсе не старуха. Другая, по здешним меркам — уже не ребёнок. Но — та самая ситуация.
Надо эту связь… ослабить. Не более. Не переводя во вражду: это, при характере Софьи, смертельно. Не переводя в равнодушие. Выжить они могут только вдвоём, совместно.
Нужно заставить Софью чуть отступить, дать девочке пространство для личного самостоятельного роста. Для формирования реального взгляда на родительницу и на мир.
Софью — укротить.
Что невозможно.
Её можно испугать. На минутку. Она замрёт, спрячется. И снова вывернётся, "пойдёт в рост". Так или иначе "расширяясь", захватывая всё новые куски пространства воли окружающих. "Вампирюха энергетическая". Только внешняя, достаточно мощная сила, постоянно проверяемая ею "на вшивость" и выдерживающая такое "тестирование", может её сдерживать. И направлять: её интерес к экспансии влияния довольно хаотичен. Она видит ближние цели и ждать не хочет.
Прежде таких сил было две: Андрей и её братья. Теперь роль единственного "намордника для Улиты" предстоит играть Ростиславе.
Кто?! Вот эта плаксивая "доска с глазами"?! Да ну… не… что за хрень?!
Тогда чуть подробнее.
Сдерживающих Софочку сил в намечающейся "Саксонском проекте" будет три: сам караван — Софья море не знает, "тянуть на себя одеяло"… будет. Но — осторожно. Потом на месте: новая обстановка с кучей непонятных людей, деталей. Она не "кавалерист-девица", ей надо сперва понять где тут ниточки за которые дёргать. Позже, через год-два, такой "сдерживающей и направляющей" силой должна стать её дочь.
Через пару лет… неизвестно где, неизвестно среди кого… Это какой же мега-сверх-точный "пинок" я должен дать, чтобы Ростислава в такое состояние вышла?
Факеншит! Просчитать траекторию изменения личности девочки на год-два вперёд… в таком возрасте, в таком путешествии, в другой стране… Ванька-лысый — Зигмунд Фрейд пополам с Альбертом Бандурой?! — Нет? Невозможно? — Тогда — убить.
Мда… Как очень точно по этому поводу высказался Боголюбский: "Х-р-р…".
Мозги кипят. И завиваются, как дым на ветру.
"Голова ль моя, головушка,
Голова ли молодецкая,
Что болишь ты, что ты клонишься
Ко груди, к плечу могучему?".
А времени у меня на всё, про всё… три месяца максимум.
Тогда — начали. И я велел вызвать к себе Цыбу с её подопечной.