Фактически этот «крысюк» за полторы недели сформировал собственную команду. Из моих людей. И эти два дурака и дурочка, когда я понял что к чему и начал задавать прямые вопросы, постоянно на «крысюка» оглядывались, мялись и пытались моё раздражение от него отвратить и принять на себя. «Пострадать за други своя».

А эта сволочь ласково улыбалась — даже и прицепиться толком не к чему. Работы — работались, имение моё — не сожжено, не разрушено. А уж кто с кем спит… Что я, ревнитель нравственности и пример целомудрия? Но я же вижу, как они на него смотрят, как без его кивка — слово сказать боятся, как они от него зависят. Эмоционально, интеллектуально, «совестливо».

Единственное, что несколько притормаживало здешний «праздник жизни» — Домна. В общее «веселье» она не вмешивалась, от комментариев воздерживалась, кормила всех без разбору. Но такое непотребство не приняла и пареньку своему внятно объяснила.

Хохряковичу пришлось выбирать между групповым весельем в мужской компании и одиночеством вдвоём. А Кудряшок потихоньку давил на парня. То насмешками мужчин, то лёгкой порнушкой в исполнении жены, то, через Хотена, дополнительной тяжёлой и грязной работой. Вечером перед моим приездом парня дожали — он стащил у Домны жбанчик пива. Ну, какое же веселье без выпивки?

Домна вообще ничего не говорила. Конфет здесь нет, а её мужчина сбежал к этим паскудникам. Брошенная, одинокая она всю ночь проплакала. А поутру проехалась заявившемуся на завтрак любовнику-изменнику кулаком по морде. «Кудряшковцы», попытавшиеся вступиться за своего «нового члена», тоже… близко познакомились с наличной кухонной утварью. «Скалка кухонная — основной инструмент по превращению мужчины в человека» — дежурная шутка в ритуале бракосочетания в третьем тысячелетии. Основывается на многовековом отечественном опыте.

Собственно говоря, именно эти фиолетовые следы «воспитательной работы» и привлекли моё внимание. С проведением последующего дознания.

Может кому-то покажется, что я зря завёлся. Но нормальный «таинственный остров» взрывается именно изнутри. Проблемы в команде, среди своих куда опаснее всех внешних угроз. Развал Советского Союза — ну просто первое, что по этой теме в голову приходит. А то, что с Кудряшком мы бы сцепились…

Про Нечаевскую «Народную расправу» не интересовались? А «Дочь профессора» не читали? Первая жертва в ходе становления очередной ячейки «Борьбы за…» — обязательно кто-нибудь из своих, из близких.

Ближайшее развитие событий прогнозируется «на раз» — смерть Домны. Подлаживаться под него она бы не стала. А в одиночку… Человеку надо спать. И если он во сне неудачно поворачивается и натыкается на ножик… И так — «шешнадцать раз»…

«— Отчего умерла ваша тёща?

– Грибочков поела.

– А почему всё лицо в синяках?

– Кушать не хотела».

И вовсе не надо кидаться толпой «все — на одного». Один спал, другой ушёл, третий отвернулся… А четвёртый уже стоит над остывающим телом и удивляется:

– Ай-яй-яй. Какое большое несчастье приключилось. Само по себе.

Дальше тоже прозрачно. Имея контролируемого нового повара… «жбанчик с пчелой» у меня запечатанный в усадьбе стоит. Но грибочки, которыми нас пытались… они в здешних лесах просто кучками растут — собрать да посушить — недолго. А там, глядишь, и Ванька-боярич с ближниками появится…

А после меня — немало всякого чего останется. Высоколиквидного.

Когда до меня дошло, что этот фрукт почти сформировал из моих людей — собственную команду, почти превратил мою заимку в ловушку для меня же…

– Слушай, волчонок, что ты с этим красавчиком ползающим делать собрался?

– Мара, не лезь. Утоплю гада. Омут у меня тут в болоте есть. С мёртвой водой. Отведу и утоплю.

– Погоди. Он же тебе, вроде — нужен. Ну, интересен. Отдай его мне.

– Господи, Марана, зачем тебе этот змий ядовитый? От него же опять гадости будут.

– Не скажи. И гадючий яд пользу приносит. Только змеюку правильно держать надо. Отдай. Поиграться.

Что Мара, что Кудряшок вызывали во мне постоянное чувство опасности. По-разному, с разными привкусами и оттенками. Но… оба — изощрённые убийцы. У обоих — «необщие умения». Причём — смертельно опасные. Для окружающих — вообще, и для меня — конкретно. Для обоих убить кого-то — не проблема, не что-то сверхъестественное — нормальная, многократно повторявшаяся в жизни операция. С комплектами известных, проверенных, хоть и разных у них, достаточно нетривиальных технологий. Для меня они оба ассоциируются с очень опасными зверями: Марана — с крупной, яркой, немного ленивой, смертельно ядовитой змеёй, Кудряшок — со здоровенной злой серой крысой. Тоже — со смертельным укусом.

Но главное — каждый из них — сильная личность. Каждый из них — психологически сильнее меня. Подмять их, подчинить их души так, чтобы они на мир смотрели «из моих рук» — невозможно. Марана — потому что она просто не боится. Ни смерти, ни боли, ничего вообще. Кудряшок — потому что он уверен, что любого сможет перехитрить, обойти, поймать момент слабости.

Если они сойдутся, объединятся… Мало того, что они меня довольно скоро придавят, они элементарно подомнут под себя всех моих людей, всю вотчину. А потом тут такое кубло устроят…

Нет, потом-то они между собой сцепятся. Но это будет настолько сильно «потом», что моим костям будет уже неинтересно. Самое разумное — отвести обоих к моему «источнику мёртвой воды» и там обоих утопить. И потерять два таких… великолепных образца здешнего человечества. А работать с кем? А оставить их при себе… Как мартышке в клетку с голодными львом и крокодилом — съедят без вариантов.

А вот небезызвестный барон Мюнхаузен во время своих охотничьих подвигов… Он, конечно, враль — как тариф МТС — безлимитный. Но ведь выкрутился. Из — «между львом и крокодилом»… И «встречный пал» — реально используется при тушении сильных лесных пожаров, а «клин — клином» — не только пословица, но и технологический приём…

Я, наверное, слишком устал от суеты и нервотрёпки предыдущих дней, каких-то дипломатически-интриганских ходов придумать не смог. Поэтому всё прямо изложил в лицо Маре. Ну, кроме последнего абзаца. Она внимательно меня выслушала, пристально разглядывая. Когда вас рассматривают «во все глаза», причём один глаз вертикальный… и смотрит не моргая, как дуло автомата… Я как-то смущаюсь. Мямлил-мямлил и замолчал.

– Как ты себя называл? Головозад? Похож. Не дёргайся… мартышонок. Смерть ко всем придёт. И к тебе тоже. А вот подгонять её… ни крысам, ни змеям не дано. Отдай-ка ты его мне. И заимку тоже. Ещё пришлёшь прислужницу пошустрее да всякого, чего скажу. Ну и мертвяка своего… в неделю — пару разиков.

И она улыбнулась. Какой мужчина устоит перед такой широкой женской улыбкой! Настолько широкой, что — от уха до уха.

Очень забавно было видеть, как Марана со своими вывернутыми искалеченными ногами на манер кузнечика по двору ходит. А вокруг неё на коленках бегает Кудряшок.

«Крысюка» мы с Ноготком малость побили. И на цепь посадили. Остальных я с заимки забрал.

Конец покосу. Жалко конечно, но… Не доверяю я им. Не «не верю», а именно — «не доверяю». Не по своей злобе, а по неразумению, от обмана, «хороший человек просил»…, но угробить они меня могут. Даже не понимая. Как организовать убийство человека роботами, у которых «Первый закон робототехники» — «Защити человека» — основа позитронных мозгов… Проходили мы это. «Стальные пещеры» — называется. Пусть уж эти… да ещё и без мозгов, даже позитронных — у меня перед глазами побудут. А на заимку я Елицу пришлю — в селении мужчин много, она там наверняка постоянно будет нарываться. А тут только один, калечный и на цепи. Может, у девки бзик пройдёт? Или Марана травками отпоит?

– Лады, Мара. Хозяйствуй здесь. Но уговор — всё, что ты с этим «крысюком» сделаешь — запишешь. Подробненько, по шагам. Чем поила, куда била, что отрезала.

Мара смутилась. Мара! У её… походки есть неоспоримое достоинство — можно смущённо ковырять землю пальцем не нагибаясь.

– Не, Ваня, не получиться. Неграмотная я.

Не фига себе! Богиня и… Стоп. Вопрос об уровне грамотности божественных сущностей где-нибудь рассматривался? Я не в смысле высшего образования с сопроматом и интегрально-дифференциальным. Хотя бы — в объёме средней школы. Кто из богов хоть начальную-то закончил?

Ягве — этот грамотный. Точно — скрижали писал, «Десять заповедей». Египетский Тот… Он, правда, больше по рисованию — делал картинки и называл их «иероглифы». Аллах у мусульман… похоже, неграмотный. Что наши, славянские боги, что олимпийцы греческие — за единичными исключениями читать-писать не умеют. Я понимаю — все сильно занятые. Работают днями и ночами по божественному делу. Но могла бы та же Афина «школу рабочей молодёжи» на Олимпе открыть?

– Хорошо. Будет у тебя в хозяйстве грамотей. Как сыщу. А пока — запоминай что делаешь.

Ну вот, ещё забота: к печнику и бочару нужен ещё и учитель. Как у них тут это дело организовано? Где человека-то взять?

Летось притащили ко мне душегубов интересных. На дыбе глаголят: «мы, де, не просто так злобствовали, а сыскивали „Сокровенную книгу Мараны“. Ибо в той книге есть тайны великие, истины сокрытые, могущество несказанное». Верно глаголят: и истины там, и тайны. Только сыскивать книгу Мараны незачем. Она у каждого лекаря на столе лежит. «Русский травник» — называется. Вот в этот год уже восьмой раз печатать будем — людям для пользы. А ещё издадим по третьему разу «Велесову книгу». Она так и зовётся: «Об уходе за скотом и про прочих полезных животин».

Есть люди такие, которые сокровенного знания ищут, а открытого, пусть бы и доброго, нужного — не приемлют. Бестолочи суемудрующие. Те-то злодеи уже и сгнили поди — с моей-то каторги быстро ногами вперёд выносят.

Есть постоянное и странное отличие всевозможных историй о попаданцах, фэнтазийниках и, даже, авантюрников — от реальной жизни. Закономерность, причины которой я не понимаю. Во всех этих историях практически отсутствуют понятия предательство, измена. Максимум, что допускается, типа, например, у Жюля Верна в «Пятнадцатилетнем капитане» — «плохой» человек прикинулся «хорошим». Это всем понятно, но его терпят. Пока он особо ярко не проявит свою «плохишность».

Возможный вариант: «хорошо замаскированный вражеский агент». Так построены «Бригада» и «Ликвидация». Ещё один вариант: изначально «хороший», но слабый человек становиться «агентом противника». Это использовано в «Олигархе».

Всё это есть в реальной жизни. Но основное, типовое направление развития отношений в группе людей, объединённых общей «великой целью», добивающихся её совместной работой, «идущих вместе» — включает в себя «раскол», неизбежный внутренний конфликт в команде. И тогда стороны говорят друг о друге: «измена идеалам», «предательство интересов»… И ведут между собой «борьбу на уничтожение». Формы такой борьбы определяются конкретной ситуацией: Стив Джобс уходит из Apple, Федора Дана высылают из России «как врага советской власти», Дантона отправляют на гильотину…

«Революция пожирает своих детей» — эти слова Дантона являются общим правилом.

Каждый попаданец — изначально «революционер». Своими отличиями от туземцев, манерами, языком, привычками, знаниями, мировоззрением… просто присутствием своим — он показывает пример новых, иных возможностей. Он сам пытается и других подталкивает, провоцирует на изменение существующего порядка. Да он просто занимает чьё-то место!

И «закон пожирания своих детей» должен действовать для попаданцев в полном объёме.

Создание команды, формирование окружения — неизбежно. «Один в поле не воин» — русская народная мудрость. «Бумаги сами не ходят — у них ног нету» — мудрость бюрократическая. Всякое дело делается не само собой, но людьми. А они — разные. Более того — они ещё и меняются по-разному.

Ещё раз: проблема не в том, что изначально было два человека — «хороший» и «плохой», замаскировавшийся под «хорошего». А в том, что два изначально вполне «хороших» человека со временем становятся непримиримыми врагами, стремящимися перерезать друг другу глотки. Закономерно становятся, неизбежно.

Совместная работа в команде приводит к успеху, к достижению поставленных целей, к изменению ситуации. Теперь нужно заново оценить новое состояние, сформировать новое множество целей, расставить приоритеты… А люди-то изменились. По-разному. В разные стороны, с разной скоростью.

Классический пример: Брестский мир. Пока была первая цель — «свержение самодержавия» — все были вместе. А вот когда она оказалась достигнутой… Эсеровский мятеж летом 1918 года… Прекрасные парки Ярославля — потому что город был на четверть уничтожен Красной Армией…

Все были против этого мира. И собственная команда Ленина, и старые друзья, вроде Мартова, и «революционное сообщество» вообще… Все. Только и навык — «против всех» — у Ленина уже был. Раз за разом он оказывается в этой ситуации — «один против всех». Это нормально для лидера команды, действующей в чрезвычайных, экстремальных условиях. Поэтому он и гений. За единственным исключением, от которого и пошло слово «большевики», он всё время, будучи в меньшинстве, «переламывал» большинство своих соратников, добиваясь исполнения своего решения. «Переламывал» — не «буржуазию с самодержавием», а всяких «легальных марксистов» с «военной оппозицией». Товарищей-единомышленников. Почти таких же, как он сам. Почти…

Как-то после распада Советского Союза стало модно рассказывать «страшные истории» об Ульянове-Ленине. О его любовницах, о его сифилисе… Как будто масса народа только и интересуется вступить с ним в сексуальную связь. Будто расшалившиеся подростки, вырвавшиеся после нудного урока на переменку. Могу прямо сказать: «маленьким гигантом большого секса» — он не был.

А вот логика и осторожность в его «Материализме и эмпириокритицизме» — явственно выделяются из написанного в ту эпоху по этой теме. Ещё интереснее способы создания организации, методы принятия решений и контроля их исполнения… Раз за разом он выступал против общепринятых стереотипов, представлений о допустимости, приоритетов. Вместо этикеток — видел сущности, реальность. Вот это — интересно, вот это — поучительно. «Путь к успеху». И ещё более поучительны его ошибки.

Всякий попаданец, просто в силу своего происхождения, дополнительного опыта человечества, собственного уникального опыта жизни в существенно иных, нежели туземные, условиях существования, стоит перед выбором: или стать здесь сумасшедшим, или стать гением. Гениальным лидером. Чётко понимая, что ситуация «один против всех» — будет постоянно повторяться. Предвидя неизбежный раскол, вражду товарищей. Предательство и измену, попытки «пожирания» собственной «революцией».

Посмотрите записи великих людей — реформаторов, революционеров, полководцев. Лидеров. Они значительно больше времени и сил тратили на своих, на борьбу, на уничтожение членов своей команды, чем на всех внешних врагов. Именно свои, соратники, сотоварищи и составляют главную проблему. И — главную опасность. Лидер — это не тот, кто победил противника, это тот, кто сформировал команду, которая победила противника. И ухитрился — «остаться в живых среди своих».

«Война — фигня. Главное — манёвры» — безусловная военная мудрость.

Временами я рассматриваю моих ближников и пытаюсь предугадать — кто первым попытается всадить мне нож в спину.

Николай? Увидев какую-то существенную прибыль от моей смерти?

Чарджи? «Невместно иналу, потомку потрясателей вселенной, служить ублюдку-недобояричу»?

Ноготок? «Оно-то выросло. Но мало».

Ивашко? «Сильно выпить захотелось. А ты не велишь».

Сухан? Всякое внушение имеет срок действия, спадёт с него «заклятие волхвов» — и что тогда?

Да вообще — у любого и каждого здесь есть или могут возникнуть причины сунуть мне нож под ребро. С Кудряшком мне, как это не парадоксально звучит — повезло. Я всегда ждал от него гадости, я всегда был по отношению к нему насторожен и внимателен. Хорошее напоминание.

Пугачёв носил под одеждой панцирь. Когда один из его приближённых казачьих атаманов ударил его во время конной прогулки копьём в спину — это спасло ему жизнь. Инцидент списали на пьяное веселье. А сподвижника удавили ночью.

Надо бы и мне какую-то «кольчужку на голое тело» подобрать…

Многие годы носил я под одеждой кольчугу, особливо на путях будучи или в собраниях. Бывало так, что месяцами не снимал, бывало — и спал в железе. Другая же защита моя во внимании, в привычке, уж и неосознаваемой часто, смотреть на движения людей вокруг, на руки их. На взгляды, на оттопыривающуюся одежду, еду проверять, не садиться у окна или дверей, но видеть их… Многие приёмы есть. Дабы голову сохранить — надобно ею по сторонам крутить.

А по возвращению в Пердуновку случилась у меня небольшенькая радость: Беспута заявилась.

– Батюшка велел поклон низкий передать да спросить: поздорову ли боярич? Хорошо ли в поход сходил, да не надобна ли помощь кака?

Чтоб Всерад до такой вежливости додумался — не поверю. Тут чисто разведывательная операция коллективного разума: уточнение и проверка информации. «Пауки» нервничают: а не начну ли я за дела их взыскивать? Прошлый-то раз мне с их веси пришлось бегом бежать. Вот девку и подослали. Только агент — не только приёмник информации, но и её источник. При умелом обращении и к взаимному удовольствию.

– А пойдём-ка, красавица, во лесок. По-беспутничаем.

У этой девки ярко выражено характерное свойство многих женщин — если рот не занят, то говорит она непрерывно. А зачем мне ей рот занимать? И другие позы есть.

Сначала-то, конечно, обычный рефрен:

– Ай! Ты чего так сходу! Больно ж. Я ж не готовая ещё. Ты б хоть поговорил бы…

– Ты сюда двенадцать вёрст шла. Что ж не приготовилась? Знала ж — чего будет. А говорить мне с тобой не о чем. Сама расскажешь.

И точно — дальше я только заправлял да направлял. Беседу её направлял. Наводящими вопросами.

Парадокс крестьянской жизни: насколько крестьянину в его труде приходится планировать наперёд свою деятельность, предвидя за полгода-год тот же сев или потребный запас дров, настолько же крестьяне беспомощны в прогнозировании проблем социально-политических. Я тут Уэллса как-то вспоминал — таки «да».

После набега пруссов и моего конфликта с «пауками» по селению ходили самые странные слухи. Что я приду со своими и рябиновскими и всё селение вырежу. Что я ушёл в Елно — войско у князя просить против «пауков». Что князь войска не дал, а я пошёл поганых звать. Что нас с Акимом в Елно схватили, пытали и головы отрубили. Что встретилась нам на путях святая женщина прямо из Святой земли, покропила нас святой водой, и от того пошли мы с Акимом по святым местам грехи замаливать. Что черти водяные на нас напали, напоили допьяна и к себе утащили…

Слушать весь этот трёп под ритмические толчки в Беспуту было… забавно. Пейзане выражали в слухах своим тайные мечты: «Чтоб его не было». Но я — есть. А они впустую потратили кучу времени.

Трижды собирали сельский сход и так ни до чего не договорились.

Одни упорно толковали, что надо уходить на новые земли.

– Но надо сперва собрать урожай… И обмолотить… Ежели будет на то божье соизволение… А тама дожди пойдут… А куды ты в дождь пойдёшь? А тама снег ляжет. И чего? Вымрем же на холоду-то… И опять же: хлеба сеяли мало — стал быть и мало соберём. А что было хлебушка в закромах общинных — в Рябиновку увезено. Вот кабы по весне все поля хлебом бы засеять, то на ту осень… если бог даст… Накось выкуси! Все поля хлебом… а семена откуда? Эт, почитай весь нонешний урожай — на посев пустить! А жрать чего будешь?

Были экстремисты, которые призывали «сжечь к хренам» и Рябиновку, и Пердуновку, и заимку мою.

– Но… «Красного петуха подпустить»… Это ж дело такое… А ну как сыск пойдёт? Да и тама… биться будут. А то сюда придут и нам тако же… А потом этот хрен лысый вернётся… Ты гля, чего он с пришлыми-то сделал… Он же ж и нас так… порубает да в рядок уложит… А ведь то — вои были, а мы-то… Опять же — колдун. Вона Пригода-то от него ушла, а заклятие-то её догнало. Вот к примеру мы, стал быть, поднялися… Ну, стал быть, на новые места. А тута эта… ну… волшба сатанинская… Слышь-ка, а ну как тя… ка-ак за хрип-то прихватит. Ты лицо-то у покойницы помнишь? Синие-синее. И у тя, дурня…

Мудрые, глубокомысленные, истинно народные рассуждения, раз за разом заканчивались криками и ссорами. Община так и не смогла принять общего решения. Люди устали от этих бесконечных разборок, от неопределённости своего будущего, от тщетных попыток сделать выбор в условиях отсутствия информации. Они не смогли ни избрать себе старосту, ни решить судьбу осиротевших семей. Только и хватило, чтобы привычно, «по обычаю», закопать умерших да продолжать, пусть и вяло, вполсилы, косить сено.

Тут наш с Беспутой процесс завершился. На мой вкус — весьма успешно и долгожданно. Как источник информации — она, конечно, балаболка. А вот как приёмник… не информации, конечно… очень своевременна. А то при столь продолжительных перерывах… в межполовом общении… я становлюсь очень раздражительным. Даже при экстремальных физических и эмоциональных нагрузках. Как-то глупею и… «злобею», что ли? Может, её сюда перевести? В Пердуновку? И приучить к «постоянной готовности». А то вон как её, бедняжку, раскорячило.

Но эти благородные, даже где-то элегические мысли, умерли, едва родившись — Беспута начал попрошайничать:

– А ты мне чего из города привёз? Как это «ничего»? Я для тя… за двенадцать вёрст к милому дролечке бегом бежала… тута вот расстаралася… такие муки мученические вытерпела… аж вспотела вся… Хоть бы платочек какой… уж я б перед соседками-то… А-то зеркальце бы. У тя зеркальце-то есть? Подари! Завтрева мужики в Рябиновку пойдут — разговоры разговаривать. А девки да молодайки все к нам на двор сбежались бы. Уж я подарочком как махну… они-то, слышь-ка, «дай глянуться, дай», а я б им: «не, низя — дырку проглядишь». У их бы у всех глазья как разгорятся… как они все кучей попадают… И с зависти — умрут.

Дорогих подарков девушке хочется: нормальных зеркал здесь нет. Стеклянное, с ртутной амальгамой… ну, разве что в Венеции. И то — ровной поверхности стекла сделать здесь не могут. «Венецианское зеркало, в котором мой нос занимает половину лица» — это из Вальтера Скотта об этой эпохе. Сплошная «Комната смеха». Зеркала здесь металлические — бронзовые или серебряные. Соответственно, крестьянские девушки смотрятся на свою «красу несказанную» только в лужах, да в вёдрах с водой. Зеркало, не поясное, не ростовое — маленькое, как в пудренице — предмет роскоши и свидетельство женской успешности: не простой дружок, а — богатенький. Купить что-то сама молодая женщина или девушка не может — деньги у отца, мужа, брата, свёкра, старшей хозяйки… Заработать — аналогично. Единственный способ получить ценную вещь: удачно «одарить благосклонностью».

Нытьё Беспуты вызвало в моём воображении целую картинку. Картину, в которой двор её отца Всерада в «Паучьей веси» подсвечен множеством красных точечных источников света типа рубиновых лазеров… Завален телами умерших молодых женщин и девушек… Их складывают в штабеля, чтобы освободить проход к крыльцу, красные узкие лучи света, сплетающиеся в густую сеть, похожую на лазерные системы контроля объёма в банках и музеях, постепенно гаснут, у юных красавиц постепенно падает интенсивность глазного излучения… Пейзаж по эпичности и экспрессивности напоминает лучшие картины художников-передвижников по теме «Ледовое побоище», «Бой Пересвета с Чолубеем» или «Апофеоз войны».

Беспута продолжала описывать воображаемое использование моего гипотетического подарка в качестве оружия массового поражения женской части местного населения. До Хиросимы эффект не дотягивал исключительно из-за малой численности общины. А так-то идёт поимённое: «… и от чёрной зависти сдохнет».

Затем она начала строить прогнозы в части воздействия гипотетического подарка на мужскую часть селения. Тоже — поимённо… Я как-то остро осознал своё «энное место» в этой последовательности «членов ряда», стремящегося к бесконечности…

Тю, Ванёк, нашёл о чём переживать — сам же давно понял: ничего приличного у тебя здесь быть не может. Потому что «хорошее» — к сердцу прирастает. А это — для «хорошего» — смертельно. «Ураган по имени Ванька»…

Грустновато как-то… Ну и фиг с ним. Меньше рефлексии — больше эрекции. Я просто поставил балаболку перед собой на колени и занял её рот более приятным для меня процессом. Впрок, так сказать. Про запас. На всякий случай. А то при такой моей жизни — кто его знает, когда будет следующий такой… «случай».

Заодно появилось и время обдумать ситуацию. Если «пауки» завтра будут в Рябиновке «разговоры разговаривать», то мне надо там быть. А то Аким может сгоряча… чего-нибудь «не того» решить.

Беспута поглядывала на меня снизу, из-под съезжающего на нос платочка. Сначала — любознательно: «а так хорошо? А так нравиться?». Но-но, детка, без рук. Руками я и сам могу. Не интересно. Не надо нам тут, на «Святой Руси», эти молодёжные американизмы. Это пусть у них там всякие эрзацы, заменители и имитаторы. А мы — натуралы, мы — исконно-посконно. Губками давай, головой работай… Интенсивнее. И прогрессивнее — язычком можно. Язык тебе пока для говорения не нужен, всё равно — самое интересное ты уже сказала.

Она постепенно приноровилась к моим предпочтениям, стала вести себя более уверенно. Но потом заволновалась, в глазах появился страх. Она даже попыталась вырваться. Деточка, захват головы руками или ногами — одной головой не разрушается. Это, видимо, та самая ситуация, о которой народная мудрость гласит: «Одна голова — хорошо, а две — лучше».

Не боись, моя голова тоже соображает: «Заклятие Пригоды» — не для тебя. При твоей репутации, образе жизни и круге знакомств, ты и мявкнуть не успеешь, как «семечки соберутся в горло твоё и удавят». И не важно — что именно из местной флоры и фауны будет использовано в таком процессе. Главное — ты в это веришь, ты сама найдёшь себе напророченную смерть. А очередной твой партнёр смущённо скажет:

– Дык… эта ж… колдун же… ё…

Глядя, как она старательно утирает мордашку концами своего платка, я задал, наконец, интересующий меня вопрос:

– А Хрысь завтра в Рябиновке будет?

Ну, раз он там будет, значит и мне там быть обязательно. «Пауки» — мои. И мне надлежит их доломать. До приведения к полной покорности. Нанять этих вольных смердов — «рядовичей» так, как мне нужно. Договор найма сельских местных жителей по-святорусски называется — «примучивание». Вот это и надлежит исполнить.

День кончается, а мои заботы — нет. Стоило вернуться к селению, как пошли наезды:

– Ты чего меня сюда притащил? Я тута чего, ветки собирать должён? Баб-то гожих в селище нету. На кого залазить-то? И мёду не дают. Уговор не сполняешь, боярыч. Мотри — не встанет — твоя вина будет.

– Уймись, Меньшак. Кроме этих баб в вотчине и ещё есть. Мёду велю давать. И мяса. Но не сразу — начнёшь жрать в три горла — сдохнешь. Брюхо с непривычки заболит.

Отшил холопа новоявленного. Надо ему какое-то дело найти. Что б — не тяжело и на всё время. Чтоб глаза не мозолил и пользу приносил. В свободные от основного техпроцесса периоды. Чего он там про ветки говорил? Ветки и на дрова не худо пойдут, а вот корни да пни… Надо ставить смолокурню. Пусть пни собирает и колет. Пни на чурки колоть… Это дело… вполне обеспечит ему самоудовлетворение. И мужичку — занятие, и вотчине — польза.

Железо подходящее на днище смолокуренной ямы мы привезли, только поставить. А там, глядишь, и дёготь гнать начнём, колёсную мазь делать. «Наш золотой запас — две банки колёсной мази». Это — из «Педагогической поэмы». А вот из «Слова о полку…»:

У кочевников колёсной мази нет, вот их телеги и «кричат как лебеди в испуге». Великая Степь — весьма обширный рынок сбыта.