После взятия Антиохии, страдая от недостатка провианта, отряды графа Тулузского двинулись на юго-восток, к Марре. Боэмунд Антиохийский не хотел уступать сопернику эту важную крепость и поспешил вслед за ним. Осада крепости продолжалась две недели. Город был взят одновременно с разных сторон - норманнами и провансальцами (11 декабря 1098 г.). Его беспощадно разграбили, а население уничтожили.

Рыцарь передаёт: "Где бы франки ни обнаруживали кого-нибудь из сарацин, будь то мужчина или женщина, - убивали". Боэмунд распорядился чтобы жители "вместе со своими женами, детьми и прочим достоянием собрались в одном дворце, что находится повыше ворот, самолично пообещав спасти их от смертной участи". Когда же они собрались там, князь "схватил их и отобрал у них все, что имели, именно золото, серебро и различные драгоценности... Одних он приказал умертвить, других же - увести для продажи в Антиохию".

Такую же жестокость выказал и его соперник Сен-Жиль. Провансальцы превзошли норманнов по части разграбления города: жителей, спрятавшихся в погребах, выкуривали огнем и дымом. Все горожане были перебиты: "Их скидывали со стен города, за стены".

Ибн аль-Каланиси: франки "грабили все, что им удавалось найти, и требовали у людей невозможного".

Вроде бы, понятно. "Все умерли". Типично для Средневековья. Мономах, например, взяв Минск, не оставил в городе ни человека, ни раба, ни скота, ни птицы. О чём и хвастается. Но ряд источников даёт о Марре неординарные, даже для этой эпохи, подробности.

Радульф Каенский: "В Маарре наши воины варили взрослых язычников в котлах, детей они насаживали на вертела и поедали, как жаркое".

Маара оказалась не так богата, как крестоносцы надеялись. Пищи в городе для армии недостаточно. Но это не было единственной причиной каннибализма "благородных" рыцарей, которые... "отрезали женские груди и ягодицы... и жарили их на глазах умирающих жертв". Собиравшиеся вокруг ночных костров для поедания человечины, пытались внушить ужас, который должен был распространяться впереди войска.

***

Я уже упоминал манеру европейцев периодически сваливаться в людоедство. Будь то поляки в осаждённом Московском Кремле или британские моряки на вынужденной зимовке. Или, вот, христианнейшие рыцари в благодатной Сирии.

Понятно, что такого маразма у меня не будет. Конечно, жителям осаждённого нами городка будет... не камильфо. Но жарить женские груди и ягодицы... Для этих частей тел я знаю лучшие применения.

Людям хватает корма, каша с салом или с мясом, обычно - кониной, найдётся. И вообще, по тому же Герберштейну, два-три дня без еды - для русских - нормально.

А вот с конями... Парой бы недель позже - отава бы поднялась. Коню нужна трава от 8-10 см высотой. Это козы могут травку под ноль сбрить, а у коня губы и зубы чуть иначе устроены.

Из-за "рваной", поздней, холодной весны трава ещё не поднялась. Кормить коней одним зерном нельзя, да и мало его у нас.

Коллеги! Когда вы свои конные армии гоняете по мирам "вляпа", у вас кони по ночам пасутся? Это примерно 20-30 кг травы - половина дневного рациона. А остальное чем добираете? Мелкорубленными брёвнышками?

Только отошёл свежевыкопанный сортир обновить, а мои уже сцепились. Самород на Салмана наскакивает. Как петух. Хромой.

-- Об чём крик, отцы-командиры?

-- Он...! Нехристь басурманская...! Уродина кривозубая...! Бурдюк навозный...! А я своих знаю! Они обязательно полезут! Как стемнеет, так всем народом и повалят! Вот те хрест!

Мда... "своих". Точно - надо Саморода отсюда убирать.

-- Мятежники, которые в крепости сидят, для тебя - "свои"? "Своих знаю" - это про них?

Дошло. Смутился. Чуток осадил.

-- Ну... эта... в смысле - эрзя. Я ж... ну... мы ж с Вечкензой...

И снова в крик:

-- Среди эрзя - трусов нет! Оне все пойдут! Валом повалят! А уж с волхвами ихними, с мерзопакостниками об-бубёнными...!

-- Не кричи. Я тебя слышу. Вон, глянь, у Ольбега уже глаза на лоб повылезли. Испугал отрока воплями. А ты Салман, чего скажешь?

-- Э... Сахиби... Эрзя воевать... не. В поле - не, строй - не. В лесу спрятался, дома сидит. Зимний дом, зимница. Враг мимо леса идёт - тихо-тихо сидит. Как мышка. Враг в лес идёт - бьёт в спину. Копьё кинул - убежал. Нет его. Враг зимницу нашёл - сверху бьёт. Вал, стена, лёд. Сверху бить - хорошо. В поле идти - нет.

-- А я те говорю...!

-- Самород! Ты не услышал меня? Помолчи.

Нормальная ситуация военного совета.

Так это - по-божески! Три командира - две стратегии. Всего-то! Хорошо, что я не евреями командую. "Два еврея - три мнения" - я бы свихнулся.

-- Господа командиры. Имеем два предположения. Или придурки пойдут ночью на вылазку, или - нет.

-- А я говорю - пойдут!

-- Смирно! Господин младший советник Самород! Вынужден обратить ваше внимание на нарушение правил ношения форменной одежды. Почему без портупеи?

"Как одену портупею - всё тупею и тупею" - российская офицерская мудрость. А этот... ещё даже и не одел.

-- Дык... эта... я ж... ну... советник.

-- Вот именно. Чин - гражданский. А пытаешься указывать людям военным. Ежели ты советник, то изволь, в воинских делах, советами заниматься. А не команды командовать.

Покраснел, набычился. Сносит мужика в самовластие.

Запоминай, Ванюша. С твоими абсолютистско-монархическими идеями... очень поучительный пример. "Так делать нельзя".

-- Салман. Коням - отдых. Людям - после завершения работ. Проверь мостки. Чтобы шире ворот были. Подходы - свободные. С той и с этой сторон. После обеда - всем, кроме часовых, спать. После заката - седлать коней, вздеть брони. Соблюдать тишину и темноту. Ольбег. Это и тебя касается. Дополнение. Десяток стрелков - к крепости. Постреливать. Чтобы не сильно головы над стеной поднимали. У вас луки мощные - бейте издалека, в ближний бой не лезьте. Самород. Как твои домишки доломают - спать. До заката. Где у нас егерей начальник?

Молодой парнишка из мещеряков. Только-только назначили десятником, и сразу пришлось стать главным по команде. Прежний начальник, турман, неудачно свалился в могилу, когда мертвецов у Пичай-городка хоронили. Ногу сломал.

Небоевые потери - позор командира. Вернусь - пропесочу Авундия.

Хотя - бестолку. Никто лесных егерей прыгать по свежему массовому захоронению учить не будет.

-- Найди лодочку. (Факеншит! Нарушаю свой базовый принцип: сначала дай, потом требуй. Перехожу на общекомандирский: сыщи. Хоть из-под земли). Обойди крепость по кругу. Далеко. Скрытно. Поставь секреты. На вероятных путях движения противника. Предполагаю гонцов. Из - или - в крепость. Возможна местная разведка. С большими толпами не связываться. Малые - бить или захватывать. Взять сух.пай... Э... Ну, ты понял.

-- Так точно! Разрешите докласть!

Факеншит! Когда ж я приучу их говорить "доложить"?!

-- Докладывай.

-- Тама, выше по речке, где мы через брод перелазили, мои лодочку остановили. Трое. Вроде, русские. Вроде, крестьяне. Один молвил: "Скажи Воеводе, что погонщик львов к его милости просится".

"Разведка назад" и "контроль ключевых транспортных точек" - мне естественно. Это вбивается и в "моих людей". Что егеря оставили пост на броде - разумно, внешние, дальние посты - их забота. А вот остальное....

"Погонщик львов"? "Драйвер мышей"?

У меня был настолько удивлённый вид, что егерь мучительно покраснел и неуверенно спросил:

-- Так его... эта... убить?

Парню стыдно, что его какой-то прохожий мужикашка подколол. А, возможно, и ещё хуже: уже пришиб или обманул караульщиков и сбежал.

Стоп! Последний раз я вспоминал про львов... в прошлом году. Когда выбирал название для камнемётов. Теперь машинок несколько, главный над ними - Дрочило. "Погонщик львов"? А почему не представился егерям по форме? А потому, что ты, Ваня, пытаешься промыть мозги всем ближникам по теме "нас слушает враг". Вот до него твои проповеди дошли. А всего остального - пароли, тайные знаки, уровни допуска... ты, Ванюша, до людей не донёс.

-- Вестовой! Коня!

Надо съездить, общнуться.

Я прав, "погонщик львов" - Дрочило Нездылович. Порадовались друг на друга, поручкались. Оказывается, они день назад сюда пришли, встали вёрст на семь выше брода.

Забавно: если бы они сами не "прорезались" - мы бы их и не увидели.

***

Средневековые армии двигаются узкими колоннами. Боковые охранения прихватывают по паре-тройке вёрст по сторонам. Вне этой полосы для полководца - темнота, безвестность. Когда войско становится лагерем - чуть шире. Надо фуражиров посылать, разумный начальник дозоры выдвигает. Но на марше, да ещё в распутицу... что с коня увидел - твоё. А чуть дальше... В эту эпоху летописи говорят о случаях, когда враждующие армии князей просто не смогли найти друг друга в лесу.

Аукались-аукались - не услышали. Стреляли-стреляли... стрелы кончились, по домам пошли.

С другой стороны, три версты даже при атаке конницы на рысях - четверть часа. Есть время заметить и развернуть походные колонны. Если, конечно, не - "брони везли сзади на телегах".

***

В их лагере - все в восторге. Радость долгожданная - встретились. Кавырля чуть не расплакался от счастья. Да я и сам... весь в умилении. Пока камнемёт не увидел.

-- Дрочило, это что?

-- Как что? Камнемёт. Как ты велел. Вот, уже собрали.

Итить меня ять! Поймаю насмешников - уши оторву! Хотя...

-- Та-ак. И как оно называется?

-- Не понял. Ты ж сам велел! Все такие машины называть "Лев". А дальше - по цвету.

-- Я помню. Что я велел. Этот - какой?

-- Ну... Белый - у нас первым сделанный был. После составили чёрный, серый, пёстрый, пятнистый, крапчатый, полосатый... Вона его и притащили... А чего?

Ну, конечно. Если "Полосатый Лев", то на здоровенных ящиках-противовесах и должен быть такой львище изображён, вставший на задние лапы. Бонифаций. Времён его каникул. В длинной тельняшке по колено.

"Матросы на зебрах" - фигня. Вот "царь зверей" в маечке от ВДВ... это круто.

***

Можно тостировать:

-- За ВДВ!

-- Воистину за ВДВ!

***

Мускулатура несколько гипертрофированна, загривки - как у борцов вольного стиля, хвостики оттопырены игриво так...

Два льва - на обоих противовесах...

Мультиков здесь не смотрели. Про парней в тельниках и в фонтанах... не в курсе. Но неужели они не видят?!

-- Львы чуть разные. На кого правый похож?

-- Как на кого? На льва. Ну, "Царь зверей". Их в Риме язычники христианами откармливали. Лапы вон, хвост...

-- Ты на морду его посмотри. Представь, что гривы нет. Факеншит уелбантуренный! В речку глянь!

Дрочило непонимающе посмотрел на меня, потом полюбовался на собственное отражение в речке. Потом на рисунок на досках требушета. Тут до него дошло, он ойкнул как маленький ребёнок и прикрыл рот ладошкой.

-- Ой... Так это ж... Это ж они меня...

-- Точно. А теперь прикинь - кто на другом ящике нарисован.

Снова ойк и уже сразу обеими ладошками заткнулся. Потом разлыбился:

-- Так это ж... А чего? Похож. И морда такая... шкодливая. С проблеском умности. Не, ну точно ты. Вылитый.

Почему в русском языке "вылитый" - синоним "очень похожий"? Не вырезанный, выточенный, отштампованный...? Наследие древних технологий со свойственными им допусками?

Насчёт "шкодливости" - я часто улыбаюсь. Некоторые воспринимают как насмешку. А я со всеми так. Мне так жить легче:

"Нам шутка строить и жить помогает, Она как друг и зовет, и ведет. И кто с улыбкой по жизни шагает, Тот никогда и нигде не пропадет!".

Я бы спел. Как у Утёсова написано. Но бог слуха не дал. Хочется петь, а... самому противно. Поэтому - улыбаюсь.

"Если морда кирпичём, то на сердце камень" - русское народное.

Что любая кошачья, а особенно - львиная морда, сходна с человеческим лицом - общеизвестно. Отсюда широчайшее, от сфинксов Древнего Египта до китайской фантастики середины 20 века и голивудчины века 21, очеловечивание кошачьих. "Люди-кошки" - довольно обычный типаж религии и фантазии.

Вы представляете как совместить львиную гриву и мою плешь? Но ведь сумел! И характерная мимика читается. И у меня, и у Дрочилиного портрета. Или правильнее - шаржа? Шаржист-богомаз... Быват. Законам того самого Исаака не противоречит. Вернусь - надеру Хрисанфу уши. Чтобы не шаржировал. На боевой технике.

-- Ладно. Не замазывать же. Чего делать-то будем? Погонщик львов.

-- Надо бы сходить, глянуть. Как оно там по месту.

Сплавились до города, осторожно, чтобы под стрелы защитников не попасть, обошли мыс.

Крепость... типичная. Сложно-мысовая. Кончик холма отрублен линией укреплений. Частокол метров пять высотой. По краю обрыва - террасы. Сам холм не сильно высок, сейчас от воды крутой склон метров семь. Но нынче даже Саровка - шириной метров тридцать. Холодной быстрой воды. Штурмануть, конечно, можно... Если у тебя трёхдюймовка с пол-БК... или лишний тумен под рукой...

У меня - ни туменов, ни трёхдюймовок. Поэтому - думать.

Дрочило хмыкал, тыкал в воду веслом - глубины мерил. В Саровку не полезли - стрелки со стен достанут, по берегу походили. Потом он вдруг снял шапку, плеснул на лоб чуток речной воды, закрыл глаза и замер.

-- Ты чего?

-- Знаешь, в чём я тебе, Воевода, завидую? - Плеши твоей. А мне, вишь ты, волосья намочить пришлось. Как бы не простудиться.

Офигеть. Вот такой темы для зависти я ещё не встречал.

Хотя конечно: "лысому быстрее причёсываться" - народная мудрость.

-- Это ты к чему?

-- А к тому. Лысину намочи да по кругу покрути. Ветер. Чуешь? - Закатник задувает. Всё сильнее.

-- Это понятно. И чего? Не на море же.

-- Чего-чего... Бить будем отсюда. Вот чего.

Непривычно. Если для морского сражения в парусном флоте направление ветра - всегда критично, то для сухопутного... "Ветры с юга несут стрелы половецкие" на русские полки в "Слове о полку...". А ещё? - Дивизион РСЗО ожидает перемены румба флюгера...? Огонь главного калибра производить только при лёгком попутном бризе...?

Фигня какая-то! Требушет мечет тяжёлые камушки. Ему "роза ветров" - без разницы. Вроде бы. Но Дрочило - вполне уверен.

Надо посмотреть.

С наступлением темноты все мои отряды были приведены в боевую готовность. В крепостице, видно по отсветам, горели костры. Там периодически раздавались бубённые переборы, молитвенные песнопения и истеричные вопли. Но на вылазку придурки почему-то не шли.

Костры - отгорели, бубны - гремели, придурки - отгуляли. Спать полегли. Тишина.

Уже в полной темноте по Сатису сверху пришёл Дрочила на учане и Кавырля со своими. Общее командование оставил Салману, сам - на учан. Интересно же!

Учан поставили напротив самого дальнего края "самой дальней от входа" - самой "мысовой" площадки крепости. Дрочило не просто так днём здесь лазил - успел и ориентиры на берегу запомнить, и дистанции прикинуть. Тишком, шёпотом поставили кораблик на якоря, под беззвучные матюки подняли противовесы.

-- А праща где?

-- Т-ш-ш. Молчи. Не то в речку высажу.

Молчу. Мужички тянут с кормы мешок, уже готовый, загруженный. Дрочила крепит его к рычагу. У него, оказывается, там специальные защёлки есть! Чтобы быстро и точно крепить лямки пращи.

Неправильно! В истории такого не было! Но вот же...

-- Зачем тебе сменная праща?

-- Дык... А ты глянь внутрь.

В мешке - штабель горшочков.

У меня, в первой жизни, жена в таких мясо по праздникам делала. Так и называется: "мясо в горшочках". Один съел и дальше только "наливай да пей" - есть уже некуда.

Здесь из каждого горшка верёвка торчит. Верёвки собраны в "хвост", который вывалился из горла мешка.

-- А ну в сторону!

Дрочила меня отодвинул, "зиппой" щёлкнул, под "хвостом" поводил. Посмотрел как эти верёвочки весело разгорелись. Протолкнул "хвост" внутрь, отскочил в сторону и... выдернул стопор.

Грузы - рухнули, рычаг - подскочил, праща - крутнулась... Густая стая разгорающихся "светлячков" полетела в сторону спящего городка.

-- На ворот! Второй мешок давай!

Ребята работают слаженно. Две минуты - к выстрелу готов.

-- От ворота! Выстрел.

Четыре больших, тёмных, без огоньков, округлых предмета улетели в темноту спящей крепости.

-- На ворот! Третий мешок давай!

И - стоп. Ждём чего-то.

-- Объясни. Что у тебя в первом мешке было.

-- Горшки. Сто штук. В каждом - пеньковый очёс. Плотненько набит. Пропитан твоей... скир-пир-даром, прости господи за слово непотребное. Вставлен фитиль. Тоже пропитанный. На фитиль шапочка войлочная с дырочкой надета, под горловину горшка заправлена. Чтобы не вываливалось, не выкапывало.

С мешками - понятно. Поднял скорострельность. Поставил на рычаг требушета защёлки - крепления пращи. Заряжение (наполнение мешка) идёт "в свободное от основной работы время". Сходно с заблаговременной набивкой патронов в магазин автомата.

Никогда не слышал о таком технологическом приёме. Праща всегда крепиться стационарно и заряжается при уже вздёрнутом противовесе и опущенном рычаге. Если стокилограммовое ядро закатывать, то в скорости, по сравнению со сменой пращи, выигрывает. А вот если много мелких предметов, то...

-- А что во втором мешке было?

-- Ты... эта вот... любопытный сильно. И - не вовремя. Ладно. Минутка есть. Сотня горшков туда улетела и разбилась. Лежат они там, горят себе потихоньку. Иные - потухли. В сырое, к примеру попали. Или ещё чего. Иные, может, и запалили. Солому, там, сенцо какое. А остальные так лежат. Сами собой тлеют да помигивают. Тут летит второй заряд. Четыре корчаги по полтора ведра каждая. Той же самой... скир-пир-дарни. У этих - крышки глухие, смолой залиты, без фитилей. Прилетели - грохнулись. Скипидарня по сторонам - выплеском. На один-другой-третий фитиль - точно попадёт. А теперь - тихо. На звук стрелять будем.

"На звук стрелять"? Требушетом?! Как-то я такую тактику...

С горшками понятно. Хотя и непривычно. Первый выстрел доставляет множество зажжённых фитилей к месту действия. Заблаговременная обустройство территории. Потом прилетает основная часть "поджигательного снаряда".

Да не было такого в истории! Но специфика конкретного применения - множество деревянных построек, запасы сена, дров, привела к зажигательному снаряду. Который, в рамках доступных средств, разделили согласно функционалу.

В основе - управляемость требушета. Способность сохранять прицел, раз за разом попадать в круг диаметром два метра. Сотня горшков с горящими фитилями дают куда более широкое накрытие. Туда-то, в какую-то часть образовавшегося широкого пятна "светлячков" и прилетают корчаги со "скир-пир-дарней".

Ну, что сказать? - Молодцы! Думающие ребята у меня собираются.

Интересно: а третий выстрел с чем? Как это "на звук" стрелять?

Дрочило снова стащил с головы шапку, перебрался на самый нос кораблика, глуповато открыв рот, прислушивался, крутил головой.

Некоторое время ничего не происходило. На той стороне речки чернел склон и стена частокола на нём. Никаких огней, звуков, движений. Вода чуть плещет о борт. Ветер всё сильнее шумит. Где-то конь заржал...

Потом воздух над крепостью начал как-то светлеть. Приобретать красноватый оттенок. Какие-то перемещающиеся отсветы. Вдруг взметнулся язык пламени. Выше стены. Дёрнулся раз-другой, выкинул хвост искр. И - пропал. Через пяток секунд рядом встали ещё два. Потом - больше.

Глухая темнота ночи стала отступать. Как-то очень быстро, сразу. Перед невидимым ещё нам с реки, неровно, стремительно разрастающимся заревом.

Пошёл звук. Шорохи, треск дерева. Со стороны городка понёсся собачий лай. На разные голоса. Сильнее, громче. Заходящийся, захлёбывающийся. Ржание лошадей, мычание коров, меканье овец. Панические, испуганные. Женские вопли. Визги. Перешедшие в истошный вой.

-- Ну вот. Скотина и бабы откричали, мужики проснулись. Теперь они тушить кинуться. Со сна. В одном исподнем. А мы их, стало быть... От ворота! Выстрел.

Машина зашвырнула в сторону разгоравшегося за городской стеной пожара, густую горсть мелких чёрных предметов.

-- Кирпичики полетели. Половинки. Края, уголки у них - неприятные. Оно, конечно, ежели в бронях или, там, хоть бы в тулупах... А вот когда в исподнем, без шапок... и тут кирпичинка прилетела... - очень доставляет. Теперь уже и простыми каменюками можно побаловаться. На ворот!

Глядя, как мужики рвут рукояти на вороте, как прислуга затаскивает в пусковой желоб очередную пращу, Дрочила довольно рассуждал:

-- Пожарик мы им устроили. Потушить не смогут. Ветерок-то, вишь ты, какой поднимается. Раздует огонь до неба. И пойдёт по всему их городку, криво-удскому - валом пламенным. Стеною. И никакие там внутри валы да стены - его не остановят. Людишки тамошние побегают, посуетятся, да и кинуться в тую сторону. Прям твоим коникам зубастым под копыта. Ты уж не оплошай.

-- Тогда мне - лодочку и в лагерь. Ты-то тут как?

-- А пойдём следом потихоньку. Вдоль крепостицы. Лупанём разок-другой-третий. Чтобы бежали веселее.

"Зубастые конники" - про копейщиков Салмана. У них на лошадиных личинах - доспехе, который голову коня закрывает - нарисованы ложные страшные глаза и зубастые пасти. Просто для психологии.

Когда я вернулся к лагерю было уже светло. Светло от стены пламени, вставшей над "саблевидным" мысом.

Горели не только крыши-навесы и стены-плетни местных полуземлянок - полыхнули и стены на валах. Крепчавший ветер выносил в нашу сторону снопы искр и охапки летящих головней.

По счастью, на земле гореть ещё было нечему, а лагерь мы поставили достаточно далеко. Но кони выведенных из лагеря воинов - нервничали.

Понятно, что перегородить полторы версты в основании мыса нашими силами было невозможно. Но и противник не имел возможности организовать сколько-нибудь внятную атаку.

Месиво из орущих мужчин, вопящих женщин, плачущих детей, мычащих коров, ржущих лошадей, блеющих овец, лающих и гавкающих собак... выдавливалось из единственных узких ворот в крепостном валу, растекалось по сожжённому нами предместью. Но не останавливалось - потоки жгучих искр падали на головы и одежду, поджигали прямо на теле, гнали дальше, к нам в руки.

Ребята Ольбега, развёрнутые на флангах и за речками, вовсю использовали "искусственное освещение" - отстреливали чудаков, сумевших перелезть стены и пытавшихся на подручных плав.средствах уйти вверх против течения или на другой берег. Егеря, на нескольких лодочках стянулись к самому острию мыса и отлавливали сносимых течением туда.

Поперёк подгородного луга стояли обе турмы Салмана. Развёрнутые в шеренгу, выровненные как по линейке, на высоких конях, в единообразном снаряжении, с опущенными личинами людей и коней, с копьями, на наконечниках которых играли отсветы пламени, они выглядели мрачной, нечеловеческой, смертоносной стеной. Подсвечиваемой багровым от пожара.

Рыцари смерти на чудовищах злобных.

"Зверь Лютый" призвал "легионы демонские".

У эрзя другая теология, но смысл понятен: смертоносность противоестественная.

Вчерашние пляски картов, с молитвами богам, с призыванием сверхъестественных сил и сущностей, всеобщий угар мистицизма и чертовщины, подталкивал массу паникующих, ещё толком не проснувшихся, людей к восприятию происходящего как приход к городу потусторонней нечисти.

-- Демоны преисподней станут стеной у нашего порога! Ангелы смерти оборонят наш дом!

Они просили богов об этом - оно случилось. Правда, несколько не так, как планировалось. "Демоны" - встали. Только "дом" - пришлось покинуть, "порог" - переступить. И вот она - "погибель неумолимая". И ты перед ней, во власти её, "перед порогом", голый и босый.

"Бойтесь желаний - они исполняются". И они боялись. До дрожи в коленках, до потери сознания.

Зажатые между адским пламенем за спиной и адскими воинами впереди, погорельцы кидались к волонтёрам Кавырли и ветеранам Саморода как к избавителям и спасителям. От ревущего ужаса пожара сзади и безмолвного ужаса всадников спереди.

Самород, восседавший на невысокой белой лошадке посреди полной паники толпы, чувствовал себя "господином вселенной и окрестностей". По его приказам ничего не соображающих, испуганных беженцев сортировали, отделяя от множества домашних животных, обдирали и упаковывали. Четыре тюка с наручниками, которые мы притащили из Пичай-городка, упрощали и ускоряли процесс. Некоторых беглецов, производящих неправильные движения и звуки, преимущественно - жрецов и собак, рубили тут же.

К рассвету пламя над городом опало. Но только через сутки, когда прошёл лёгкий дождик, стало возможным зайти на погорелое городище. Ещё три дня то в одном, то в другом месте на пепелище вдруг появлялся дымок.

Вот так, примерно, горели полторы сотни русских городов в "Батыево нашествие", сотня булгарских, эрзянские, мокшанские, буртасские, марийские... А аланские, или, например, польские - горели хуже. Камня больше. Но остывали - дольше. И прокалённые, закопчённые валуны и булыжники вдруг громко трескались посреди наступившей в погибшем городке кладбищенской тишины, раскалывались от перепада температур под моросящим дождиком или падающим снежком...

В городке изначально было тысячи четыре насельников. В результате проповеди картов, всенародного воодушевления по поводу "великой берёзы" и такого же отвращения к "ихнему голому мужику на кресте", добавилась ещё тысяча. Тысячи две погибли. Большинство - в ходе давки вблизи ворот в разных линиях укреплений. Преимущественно старики, дети, женщины.

Позже, по останкам, по кучкам застежек-сюльгамов было видно как фортификационное преимущество - многорядность укреплений, превратила ворота в каждой из них, в братские могилы. Точнее - в сестринские. Где панически бегущая от огня толпа хомнутых сапиенсов в смеси с домашним скотом, давила и затаптывала сама себя. Наиболее слабых в себе.