«Противник перед вами постоянно держит свою защиту немного высоковато. Что это: небрежность, или он провоцирует вас? Вы делаете маленький шаг назад и, как вы и надеялись, ваш оппонент пытается сохранить дистанцию. Его ведущая нога начинает отрываться от земли в тот момент, когда с молниеносной быстротой вы внезапно выпрямляете свою вооруженную руку и направляете финт в бок противника, прямо под рукой. Застигнутый врасплох, он широко парирует, но вражеский клинок встречает только бесплотный воздух. С абсолютным расчетом вы ускользаете от его защиты и, освобождаясь на высокой линии, наносите убийственный укол с сильным выпадом глубоко в неприятельскую грудь. К вашему удивлению, вы почти не чувствуете сопротивления, в то время как остриё клинка исчезает под тканью его блузы. Оглушенный, несчастный боец замирает, думая в тот момент, что его жизнь на этой земле окончена.

„Ла!“ — вы ловко выдернули свое оружие из человеческого тела и, ликуя, собираетесь развернуться и покинуть поле боя, когда, к вашему изумлению, ваш недруг пришел в себя и встал в стойку! Широко раскрыв глаза и разинув рот, вы стоите без движения, не веря, и в этот короткий промежуток вашего бездействия умирающий противник выполняет отчаянный выпад вперед, одним героическим усилием протыкая вас насквозь. Вы слегка пошатнулись, а затем начали падать. В угасающем сознании мелькает последняя мысль: „Это не так, как в кино!“»

Реальное фехтование — совсем не кино. Это — очень ме-е-едле-е-енное убийство:

«Два дуэлянта, обозначенные как „его сиятельство, герцог Б.“ и „лорд Б.“, после обмена исключительно сердечными письмами о вызове на дуэль, встретились ранним утром, чтобы решить дело с помощью пистолетов и шпаг. Бой начался с пистолетной пули, легко ранившей герцога в большой палец. Ответным выстрелом был легко ранен лорд Б. Сразу после этого они выхватили шпаги и набросились друг на друга с отчаянной свирепостью. Обменявшись всего одним или двумя уколами, противники сошлись кор-а-кор. Прикладывая усилия для освобождения с помощью „повторяющихся выкручиваний“, они, наконец, расцепились достаточно для того, чтобы герцог смог нанести укол, который вошел с внутренней стороны вооруженной руки лорда Б. и вышел с наружной стороны руки у локтя. Это может показаться невероятным, но лорд все ещё был в состоянии владеть своим оружием и, в конце концов, нанес укол прямо над правым соском герцога Б. Насаженный на клинок лорда, герцог, тем не менее, продолжал сражаться, пытаясь нанести ещё один укол — на этот раз, в шею лорда. Так как оружие лорда Б. застряло в груди Его Сиятельства, ему ничего не оставалось, как защищаться свободной рукой и кистью. Пытаясь схватить вражеское лезвие, он потерял два пальца и искалечил оставшиеся. Наконец, смертельно раненный герцог проткнул насквозь кисть лорда Б., которой он заслонялся, так что укол, прошедший сквозь живую защиту, пришёлся как раз под сердце.

Оказавшиеся вплотную друг к другу и неспособные выдернуть свое оружие из тела противника для еще одного укола, эти двое стояли, обняв друг друга смертельной хваткой. На этом месте секунданты попытались примирить парочку и попросили их остановиться. Однако, никто из бойцов не согласился, и так они и стояли, воткнув свои шпаги друг в друга, до тех пор, пока из-за большой потери крови лорд, наконец, не рухнул. Падая, он выдернул свою шпагу из тела герцога и, пошатнувшись, упал на нее, сломав клинок пополам. Мгновением позже „победоносный“ герцог медленно сломал свой собственный клинок и со вздохом упал мертвый на труп своего врага».

Фиг с ними, с лордами и герцогами! Они сражаются за честь или ещё за что подобное. У моих ребят задача куда более плебейская: убить врага и остаться живыми. Поэтому их учат. Например, при колющем ударе:

«За исключением кости или окостеневшего хряща, самое большое сопротивление острию клинка оказывает кожа.

…из факторов, влияющих на легкость проникновения, наиболее важными оказываются два: острота кончика клинка и скорость, на которой он соприкасается с кожей… скорость клинка в момент контакта имеет большее значение, т. к. сила в момент столкновения прямо пропорциональна квадрату скорости укола».

Не нужен «тяжёлый кулак» — нужен «быстрый». Я про это уже… применительно к штыковому бою.

Проколоть человека довольно легко. Только потом он ещё долго будет за вами гоняться. Количество крови, которую необходимо потерять, чтобы полностью выйти из строя, колеблется в широких пределах — от полулитра до трех. Это бывает долго.

Даже укол в сердце — не гарантирует вам отсутствие «маклауда».

«… приведены 13 случаев колотых ран в сердце. Из них 4… упали сразу. Четыре другие, хотя и вышли из строя, оставались в сознании и настороже от 30 минут до нескольких часов. Остальные пять жертв, 38 % от всех, сохранили активность: один прошел приблизительно 23 метра, другой пробежал три квартала. Еще одна жертва сохраняла активность приблизительно через 10 минут после получения колотой раны в сердце ледорубом, а две смогли дойти до медицинского учреждения за помощью…».

Повторю: у них проколото сердце.

«… рыцарь, получивший колотую рану „сквозь“ сердце, был в состоянии пробежать свыше 400 метров, прежде чем упал».

«Получив рану длиной 1,3 см, жертва могла продолжать заниматься обычной деятельностью некоторое время, и прожила четыре дня… семь жертв, получивших колотые раны в разные области сердца. Хотя никто из этих людей не умер сразу, некоторые быстро стали нетрудоспособны. Однако, пятеро — не сразу, а одна жертва с двухсантиметровым щелевидным „разрывом“ в левом желудочке смогла пройти целый городской квартал. Затем, вооружившись разбитой пивной бутылкой, пострадавший пытался напасть на того, кто его ранил, пока, наконец, не упал».

Пивных бутылок здесь ещё нет, но мне уже не хочется, чтобы за моими парнями гонялись «неумирущие горцы».

Часто попадают не в сердце, а в крупные сосуды:

«… колющим ударом кухонным ножом были перерезаны подключичная артерия и вена. Потеряв в целом три литра крови, он смог пробежать четыре квартала, пока, наконец, не упал».

Рассечение сонной артерии немедленно приведет к прекращению подачи крови к мозгу. Тем не менее, получивший такую рану может оставаться в сознании от 15 до 30 секунд, что более чем достаточно, чтобы боец мог сделать некоторое количество ударов, уколов и защит.

«В 1609 году произошла дуэль между сэром Хэттоном Чиком и сэром Томасом Даттоном, где Чик воткнул кинжал в глотку Даттона „у самой трахеи“. Учитывая, как много жизненно важных структур находится в той области, трудно представить, как Даттон мог выжить. Тем не менее, клинок, видимо, чуть-чуть промахнулся по трахее, ловко избежал сонной и позвоночной артерии, а также внутренней яремной вены. К своему счастью, Даттон пережил как рану, так и стычку, убив Чика уколом шпагой в тело и ударом кинжалом в спину».

Ещё хуже с попаданием клинка в мускулатуру. Например, бедро.

«В защитной позиции дуэлянт выставляет ведущее бедро вперед таким образом, что показывает бедренную мышечную группу (quadriceps femoris). Группа состоит из четырех мышц относительно больших размеров, которые лежат с передней и боковых сторон бедренной кости. Все четыре мышцы взаимодействуют при вытягивании ноги. Задние бедренные мышцы работают на сгибание ноги. Так как отдельные мышцы этих групп велики, и так как отдельные мышцы каждой группы выполняют общие функции, одиночный удар или укол в любую мышечную группу не может причинить достаточного повреждения, чтобы немедленно привести ногу в негодность.

Пример… в сабельной дуэли между Ст. Олэром (St. Aulaire) и Пьербуром (Pierrebourg). Ст. Олэр, использовав благоприятную ситуацию, нанес удар в колено противника. Хотя в том месте проходят массивные сухожилия квадрицепсов, Пьербур не был серьезно ранен или выведен из строя. Фактически, удар обошелся Ст. Олэру дорого, так как нанося удар, он раскрыл верхнюю часть тела. Пьербур воспользовался и нанес укол в грудь оппоненту. Ст. Олэр умер через несколько минут…

Удар, который прослеживается в истории со второго века нашей эры, в конце концов стал известен как Coup de Jarnac (Куп де Жарнак). Это — прием обездвиживания противника путем подрезания сухожильной части поджилок, в результате чего нога жертвы моментально складывается… Расположенные позади колена, эти сухожилия плохо видны, если противники находятся лицом к лицу… Однако действенность удара безупречна, и этот прием мог быть выполнен в качестве законной альтернативы рискованным, и менее эффективным, рубящим ударам в другие части ноги.

Дуэль, давшая название приему, произошла в 1547 году между Жарнаком и Шастанерэ. После предварительного обмена ударами и уколами, Шастанерэ оказался на близкой дистанции. Тогда Жарнак изменил свою позицию, одновременно смещая защиту Шастанерэ вверх финтом в голову и вынуждая того открыть нижние конечности. Затем Жарнак выполнил тянущий удар задним лезвием клинка (кисть ладонью вниз) поперек поджилок Шастанерэ, нанеся легкую рану позади колена левой ноги. Удивленный Шастанерэ на короткое время отвлекся. Но прежде, чем он смог восстановить самообладание, Жарнак нанес такой же удар по поджилкам правой ноги, на этот раз, разрубив до кости. Хотя Шастанерэ, в конечном счете, истек кровью и умер, в моментальной потере им боеспособности виновато рассечение поджилок».

Речь о последнем судебном поединке во Франции, в 1547 году, между Франкуа де Вьявоном (Francois de Vivonne), лордом Шастенерэ (Chastaigneraye), и Ги де Шабо (Guy de Chabot), старшим сыном лорда Жернака.

«Покалеченный Шастенерэ лежал беспомощно на земле, переругиваясь с противником. Жернак предлагал Шастенерэ пощаду, если тот признает, что его обвинения, из-за которых случилось судилище, были ошибкой. Но Шастенерэ ответил отказом, и Жернак, не желая лишать оппонента жизни, попросил суд, на котором присутствовал монарх Генри II, вмешаться и сохранить Шастенерэ жизнь. Вначале король отказался вмешаться. Теряя кровь, по крайней мере, из одной артерии, Шастенерэ оставался лежать на земле, в то время как Жернак продолжал ходить от Шастенерэ к королю, прося окончить бой. После третьего прошения король, наконец, вступился, но гордость Шастенерэ уже была смертельно уязвлена. Запретив перевязывать свои раны, он через „короткое время“ скончался от потери крови».

Чисто к слову: эти картинки являются частью «рыцарского благородства». Если вы не можете успешно подрезать сухожилия у человека, то вы или — не благородны, или — покойник.

Особая тема — мозги. Не в том смысле, что «дерево болеть не может», а в твёрдой и ложной уверенности, что укол в голову всегда смертелен.

Центральная нервная система хорошо защищена позвоночным столбом и черепом. Однако из-за малой толщины кости в глазницах и висках, колющий удар может пронзить эти зоны относительно легко. Другие уязвимые зоны черепа находятся во фронтальных, верхнечелюстных и носовых пазухах. Уязвимость лица ясно оценивали в ранней истории фехтования на шпагах. Это стало аксиомой. Неправильной.

«Медицинские свидетельства показывают, что колотые ранения черепа и мозга, в общем, не приводят к немедленной смерти. … пострадавшие часто уходили, а в некоторых случаях — убегали от своих преследователей. В некоторых случаях жертвы даже не осознают, что были ранены.

…жертва получила ранение клинком 11 см длиной, который прошел через переднюю кость в области фронтальной пазухи и проник глубоко в мозг. Пациент был в сознании, был госпитализирован и через 40 дней полностью выздоровел.

…молодой человек был случайно ранен в голову стрелой, которая вошла на глубину от 12 до 25 см. Пациент оставался в сознании и, пока его везли в госпиталь, пытался вытащить стрелу самостоятельно. Стрела, вошедшая через лицо, была, наконец, извлечена с задней стороны черепа».

В тактике подразделения эта живучесть хомнутых сапиенсом приводит к фазе «дорезания» в каждом боестолкновении. В «микротактике» — к повторным ударам по уже поражённому противнику («добивание»), к разрыву дистанции («пусть сам сдохнет»), к необходимости контроля окружающей среды («поля боя»), включая вроде бы убитых противников. Да и свои, вдруг очухавшись, не всегда адекватны.

Смерть от колотых и резаных («рубленных» или «рассеченных») ран вызывается пятью механизмами:

1. Сильным кровотечением (обескровливание);

2. Воздухом в кровяном русле (воздушная эмболия);

3. Удушьем (асфиксия);

4. Воздухом в грудной полости (пневмоторакс);

5. Инфекцией.

Если вы патологоанатом — вы можете спокойно вскрыть труп и поинтересоваться причинами смерти. Если вы боец, то просто помните правила:

1. Не попадайте под удар врага.

2. Бейте сильно. Не «туше».

3. Берегитесь «маклаудов».

Коллеги! Это надо знать. До автоматизма. Как зубы чистить. Учить этому своих людей. Вбивать. Не фехтование, а рубку насмерть.

Вот почему при работе «огрызками» я старательно блокирую оружие противника, перехожу на минимальную дистанцию, где длинным клинком меня взять неудобно, бью «резко, хлёстко», и, обычно, проворачиваю своё оружие в ране.

Много чего можно рассказать про дуэльный бой, про финты, сливы, захват клинка, про изменение стойки моих ребят из-за форсированного перехода к колющему удару…

На это-то и тратят время разные рыцари, гридни и джигиты.

Дуэль.

Есть очень интересные дополнения при работе со щитом, при втором клинке… Я про это уже…

У нас это — только один из начальных этапов. Индивидуальное искусство — элемент. Причём — не самый важный.

Чисто к слову. «Ограниченное ристалище» для спортсмена — «бескрайнее поле» для воина. Для мечника в сомкнутом строю — шаг вперёд-назад — предел, шаг влево-вправо — отсутствует.

Вот мы учим копейному бою. С одной или двух рук. Со щитом и без. С резким уколом. Но настоящий цирк начинается, когда группа в два-четыре бойца, изображая строй, пытается остановить скачущего на них всадника. Где, например, одно копьё, останавливает коня, а второе достаёт наездника. Где один из бойцов имитирует «провал», провоцируя всадника на рывок вперёд, а другой, сбоку его снимает.

У фехтовальщиков так не бывает. Но мне не нужны победы в поединках — мне нужно полное поле вражеских покойников. Пока куча «дуэлянтов» парным «мечемаханием» занимается — кто-нибудь ходит по полю и докалывает «чужих противников». В спину. Или по сухожилиям сзади. У меня — «чужих» нет. Все враги — «наши покойники».

Меняется ощущение победы.

– Я победил в поединке!

– Ну и дурак. За то время, пока ты хренью занимался, я троих приколол.

Индивидуальное искусство (весьма неспортивное) перетекает в «микротактику». Выбрать противника. На ристалище у тебя выбора нет, на поле боя… — бывает. Оценить его оружие, стойку, манеру боя. Мгновенно. Заставить оступиться на неровности почвы, развернуть лицом к солнцу… Без возможности своего манёвра, если «в стенке», с ограниченным манёвром («спину не поставляй!») — если россыпью. Постоянный контроль боковых зон. Куча мелочей, которых на спортивных турнирах просто нет. Здесь, если у тебя шнурок развязался или чих напал — никто бой останавливать не будет, ты просто станешь трупом.

Помню как шипел мне в спину взводный:

– …не прячься за дерево — снимут, не падай на тропу — дострелят…

Остальные слова — пропускаю.

Здесь, без нарезного и автоматического, иначе, но тоже…

Чисто вспомнилось. Идёт наш парень, дово-ольный…! СВДешку свою как ребёнка на руках лелеет.

– Ты чего такой радостный?

– А… там… Укрытие в лесу. Ну я и засел. Не в укрытии, а рядом. Приходят эти. Грамотно. Заглянули в укрытие — никого. Собрались возле входа перетереть. Тут я их всех четверых… Они так удивлялись…!

«Микротактика» бойца разворачивается в тактику малой боевой группы. Масса вариантов в зависимости от состава, целей, противника. Но есть общее: действия боевой группы без предварительного «слётывания» всегда приводят к потерям от «дружественного огня». Не в первый выход, так во второй-третий.

У бойцов появляется самоуверенность, азарт. А взаимопонимание — ещё низкое. Вот и лезут — куда не попадя, и лупят — по чему не попало. Проблема снимается проговариванием, повторением типовых ситуаций на полигоне, накатыванием, вдалбливанием. Бой — командное занятие. Самых ярых… списывают. Пока сами не убились или других не подставили.

Это… сложно. Естественное стремление молодых самцов — выделиться, быть первым, стать альфами. У молодых ребят — аж в крови кипит и в очах горит.

Не надо.

Не надо быть первым. Ересь? — Да. Против всего. Против базовых инстинктов даже. Всё равно — не надо. Надо, чтобы твоя команда была первой. Не ты. Иначе…

Нет, не слёзы. Раздражение. На твою глупость и гонор.

Вот тут, на пляже у «гостиного двора» у края Дятловых гор, «правильные» ребята оказались: встали корректно, «одеяло на себя не тянут», но и «сопли жевать» не собираются.

Но есть продолжение.

При работе двух пар — ещё и сектора обстрела должны быть согласованы. В исходном варианте и в варианте вероятного развития. Здесь — явная надежда на первый залп и уверенность в малоподвижности цели. Артемию и Любиму по мозгам проехать: вариант допустимый, но не единственный. Надо и другое накатывать.

* * *

Встали грамотно. Ну… приемлемо — я и толпа посторонних им сильно мешают.

Меня спасать они не будут — и мысли такой, что «Зверя Лютого» защищать-выручать — нет. Просто положат пришлых. По команде, удару, рывку, крику. «Вкус кровушки» — все пробовали, особых волнений — нету. Если кто выживет — отволокут к Ноготку.

Зверята-лютята. Натасканные.

Работники этой науки не знают, буянят, разговаривают громко, но прораб интуитивно, я ж говорю — внятный мужик, без крика, больше толчками отгоняет своих, уводит с «линии огня».

Забавно: я просто назвал Чимахая дурнем. Даже не прямо — иносказательно. Чисто намекнул на… множественность точек зрения и оценок текущей ситуации. Ещё — улыбнулся. ХарАктерно. И — всё. Все всё поняли.

К чему разговоры, когда смертный бой — вот он, в полушаге.

* * *

Готовность к бою, к удару врага не может быть у человека постоянно. Слишком изматывающе постоянное напряжение, постоянный контроль всего вокруг.

Есть простое правило: усвоить несколько типовых, осознаваемых ситуаций, когда ты явно, приказом, вводишь себя в состояние повышенного внимания, повышенной готовности. Это быстро становится привычкой. Не — привычным состоянием, но — привычным переключением состояний.

Так в 90-х, попадая в скопления людей на вокзалах, на рынках, я автоматически перекладывал вещи в карманах, снимал с руки часы, разминал пальцы, менял манеру смотреть. Жена очень обижалась:

– Ну посмотри же! Тебе не нравится?

– Тебе нравится? — Бери.

А я лучше посмотрю вон за тем хануриком, который на твою сумку косится.

Появление посторонних в зоне видимости, тем более — возможного силового контакта, запускает одну из таких заготовок — ситуаций «повышенного внимания», «готовности к бою».

* * *

– Ну что, Чимахаеще, по-махаемся?

Хорошо мужика выучили — только губой дёрнул. А ведь прямая обида — он же просил прежним прозвищем не называть. Игумен его, помнится, крепкий мужик был. Наглым словом не пробивался. Этот тоже… выучен.

– Нет? Тогда кидайте посохи.

– Нешто ты, боярич, старого друга-товарища резать будешь? Мы ж с тобой столько всякого пережили, перебедовали…

Ой-ой! Давненько я обращения «боярич» в свой адрес не слыхивал. Ты меня на сантименты проверять вздумал?! Милыми общими воспоминаниями моего детства? Расскажи-поведай, как мы с тобой в одной песочнице, на один горшок…

Только я ведь попандопуло. Мой детсадовский горшок там остался, в той жизни.

Прежде такие заходы не были ему свойственны. Был мужик лесной. Прямой, резкий, упёртый, вздорный временами. Сопли не размазывал, от ностальгии — плевался и рычать начинал.

Чёткое ощущение опасности. Не от оружия, не от числа, не от оскала. От… от неправды. От несообразности, несочетаемости.

Он всегда был индивидуалистом — здесь в группе. Причем не в случайной, сборной, а сформированной и посланной. Приказы воспринимал… с трудом. Здесь — «пославший мя». Всегда был рад подраться. Они же с Ивашкой в начале, просто на спор, чуть не до смерти рубились, гурду мало не угробили. Здесь… уходит от столкновения.

Сильно его… перевоспитали. Не тот мужик пошёл, вовсе не тот, что давеча.

– Был у меня в друзьях человек один. Чимахаем звали. А ныне иного вижу. Теофилом кличут. Кидайте палки свои. Не то сами ляжете.

Я улыбаюсь, тон — приветливый, голос — лёгкий, весёлый. Но — не шучу. Нужно знать. Что мне обычные ритуальные рычания, вербальные маркеры агрессии — не нужны. Чтобы убить. Мне аборигены — не люди. Точнее, я сам — нелюдь. Вы будете бросать перчатку под ноги таракану? Или сразу тапком по голове до мокрого места?

Здесь это постоянная проблема: новички такого не понимают. А вот Чимахай… Подзабыл?

Постоял, покрутил дубину свою. Уронил. Интересно так — себе под ноги. А то я не знаю, как такая палочка носком ноги прямо в ладонь подкидывается.

Я улыбаюсь, он морщится. Понял. Что я понял.

– Слуга, которому ты голову разбил, жизни ваши спас. Оглянись.

Чимахай очень не хотел отводить от меня глаз. Но изумлённый вскрик «блина» за спиной, заставил осторожно повернуть голову. Из-за изгиба берега подошла и встала шагах в тридцати «водомерка». Новенькая. Поэтому и запоздала — выучки ещё маловато. Придётся ребятишкам по мозгам проехаться. Чуть позже.

У этой по «кирпичу» не скорпионы — королевские кобры на хвостах стоят. Их тут живьём не видали, но ощущение создаёт. Цветовая гамма чуть другая. Но смысл тот же: порождение лукавого. Такое — ни существовать, ни тем более, по воде ходить в мире божьем — не может.

Все монахи дружно перекрестились. Выразительный жест. Когда знаешь на что смотреть, с чем сравнивать. Хорошо выражает текущее душевное состояние, позволяет составить представление о характере, о выучке, об уровне боевой и политической… Раньше не знал, не умел. «Святая Русь» научила.

Когда Чимахай, вдоволь наглядевшись, замедленно обернулся ко мне, объяснил:

– Кабы слуга вас не остановил, вы бы и пошли дальше по реке. Вот она, шестиногая, вас бы и повстречала. Вы бы уже раков кормили. Потому как мой приказ простой — никого пришлых ниже этого места без досмотра не пускать. Бить насмерть. Человеку спасибо скажи. Он вам жизни спас.

Чимахай по-моргал, побулькал горлом. Представил себе как это… чудище речное их убивает да под воду спускает. А может и само… изгрызает да понадкусывает.

Ответить он не нашёлся. Зато нашёлся, из-за его спины, «блин маслянистый»:

– Река — творение божье. И всяко божье создание по ней ходить может вольно. А которые вот такое… такую дьявольщину уродскую на реку пускают да людям мешают — сатане служители, от веры христовой отступники.

Испугались невидали. Видя наше спокойствие, успокоились и обозлились. Самый нервный — высказался.

«Комиссар». Идеологический сектор. Наверняка, с функциями стукачества и контроля «морально-политического». В моих «нурманских» отрядах я попам сходные задачи ставил. Здесь чуть интереснее. Здесь-то они все — воители веры христовой, монахи, внешне все равны.

«Но некоторые — равнее».

Тогда… «рано пташечка запела». Засветился преждевременно. Видимо, от потрясения видом «водомерки». А вот прямого обвинения в сатанизме, в «повелитель бесов речных, шестиногих» — пока не звучит. Реалист. Приберегает такие обвинения до подходящей ситуации — с благоприятным соотношением сил.

– Садись в лодку, да греби в Боголюбово. Там и узнаешь, с чего это светлый православный князь Суждальский велел мне Стрелку держать, да воров с татями, божьих созданий, по рекам ходить — не пускать.

Проще надо быть, прощее. На кой чёрт мне богословие, когда у меня — режим тотального блокпоста?

– Мы — монаси. А не тати. И ты меня знаешь.

Точно. И хорошо вижу разницу с тобой прежним. Отчего мне интересно: почему именно тебя послал Кастрат ко мне? Ты не сам пришёл, не один, но в группе посланных. Хоть и монахов, но бойцов. Прошлый раз я группу смоленских видел в Твери на торгу. После чего пришлось быстренько сваливать в Бряхимовский поход. Там мужички тоже… не по-военному были одеты.

– Не-а. Я знавал человека доброго. Именем Чимахай. Теофила — не знаю. Что вы за люди — не ведаю. Поэтому… Эй, служба, полный досмотр.