Точильщик… Ещё один уникум в моём окружении.
Крестьянский сын. Младшенький Жердяич. Из большой семьи крепкого хозяина в верховьях Угры. Нормальный такой «боровичок». Ничем внешне не выделяющийся в общей массе крестьян кривического корня.
Однажды в Педуновке он поковырял в ухе, изучил выкопанное и додумался сказать:
– Это будет тайна.
И уточнил:
– Всякое дело, которое к точению применяется — есть секрет. Только для своих. Мы их посвящать будем. И смертную клятву брать.
Так возникло братство точильщиков. А его глава вошёл вскоре в братство «русских масонов» — знатоков «тайных знаний».
Почти все «масоны» стремились к знаниями техническим, естественно-научным. А вот Точильщика «повело» к знаниям «человеческим», к тайнам людским.
Он — «не один в этом поле воин». Для контроля намерений и тайн людей, пребывающих под моей властью, есть Аггей, другие попы. Чуть с иной стороны этим же занимается «Домовой дозор» Огнедара.
Состояние дел анализируется Николаем. С уклоном в дела торговые. Накапливает и систематизирует информацию о людях в окружающих местностях Драгун. С уклоном в географию, описание путей-дорог.
Точильщик нашёл своё поле — активную разведку. Внешнюю и внутреннюю. Ребята-точильщики ходят по земле, останавливаются в поселениях, точат и слушают. Вне земель Всеволжских — немногие. Рисковое это дело — по Руси ходить. И по не-Руси. Вне моих владений — всего несколько точек. Муром, Карачарово, Гороховец, Боголюбово, Городец Радилов… Основное занятие ребятишек — точить в моих поселениях. Отчего немалая польза случается: любят люди, стоя в кружок возле точильного станка, языками трепать. По сути — тайный сыск силами ещё одной сети.
Однако задача сбора информации о «заграничьи» ему ставилась. Если Драгун пытался составить представление о новых местах, исходя из рассказов пришлых, то Точильщик, ведя сходные расспросы, интересовался возможностью размещения там своих точильщиков. Как Николая интересовали потенциальные контрагенты на возможных рынках.
Парень сделал себя сам. Просто проявил довольно детский интерес к тайнам, к «клятвам на крови». Впрягся в эту «телегу». И — потянул её. Конечно, я что-то рассказывал. На что смотреть, как проверять достоверность. Что-то из шпионских детективов, детских игр, здравого смысла, моего «нелюдского» понимания здешней реальности. Как-то рассказывал ему о «позитивной» и «негативной» вербовке в разовом и пошаговом вариантах, выявлении, закреплении и трансформации этических ценностей, «спящих ячейках», использовании «в тёмную», «агентах влияния», о картинке «лезвия на верёвочке», сложившейся у меня после размышлений о Божедаре и его любовнике. О пользе «человека с той стороны».
* * *
Мой вопрос не удивил его, заставил задуматься.
– Нет. Надо бы с Драгуном потолковать. Может, он подскажет. Но — нету. Бабёнка одна там бывала. На княжеском дворе в Рязани. Человека… не, не знаю.
– Что за бабёнка?
– Да дура челядинская. Слюбилась с диаконом тамошней церкви. Говорит: горы золотые обещал. Жениться на ней, попадьёй, де, станешь. Дура. Духовным жениться — заборонено. А как брюхо надул — и видеть не схотел. Она аж князю жаловаться вздумала. Ну, Калауз и велел. Диакону — епитимью, дуре — плетей. Пащенка выбили, её — продали на посад. Бабёнка и сбежала. Пристала к литвакам. Так к нам и попала. Ныне в портомойнях обретается.
Я начал задавать вопросы. Точильщик на многие из них ответа не знал. Или — был не уверен.
– Не пойму я, господине. На что тебе?
Хороший парень. Умный, въедливый. Надёжный. Такого можно учить и дальше.
– Нужно понизить цену пучка бананов, убрать лишний реал.
– Ба-ба? На-на? Реал?
Ой, парень же не знаком с «Королями и капустой»!
– Эту историю я тебе ещё не рассказывал. Как-нибудь потом. Смысл: наш сосед установил вывозное мыто. Нужно отменить. Для этого — переменить соседа. Думаю, это самый быстрый способ.
* * *
«Двадцать пять тысяч pesos? — переспросил дон сеньор Эспирисион.
— Нет. Просто двадцать пять pesos. И не золотом, а серебром.
— Своим предложением вы оскорбляете мое правительство! — воскликнул сеньор Эспирисион, с негодованием вставая с места.
— Тогда, — сказал мистер Франзони угрожающим тоном, — мы переменим его».
* * *
– Переменить… Это как?
– А как получится. Например — зарезать.
– Зарезать?! Кого?! К-калауза?! Князя?!!!
Ещё одна проверка. На разумность, лояльность, адаптивность…
На «вшивость». Ты со мной?
* * *
Скачок в осознании мира. Два.
До сих пор Точильщик работал на сборе информации. Теперь — диверсионная деятельность. Разница… как между зрителем в зале и боксёром на ринге. Требуют разных людей. «Разных» — по их свойствам, навыкам, мотивациям. По границам допустимого.
Другой — прямое нарушение исконно-посконного табу. Князья — неприкосновенны. Их можно резать только в битве. Даже мысль об ином — наущение Сатаны, прямой пропуск в котлы адские.
За последние десятилетия незыблемость правила несколько расшаталось. Расшатывали его, естественно, сами рюриковичи.
«Рыба гниёт с головы».
Без последующих казней забили в Киеве постригшегося в иноки князя Игоря. Объявили награду за голову его брата Святослава (Свояка)…
«Годы проходят, невообразимое становится повседневным, жуткое — скучным, невыносимое — однообразным».
Вопрос в мелочи: вот этот конкретный парень, Точильщик, уже готов принять «невообразимое» — тайное убийство русского князя как… нет, не как «повседневное», но как «вообразимое»?
Чисто для знатоков: я значительно жёстче американского империализма. Не по злобЕ, а по обстановке. «Не мы таки — жизнь така».
Герой «Короли и капуста» может организовать свободное волеизъявление народа в форме гос. переворота и отправить свергнутого президента в эмиграцию с достойным содержанием.
Здесь — феодализм. Власть — наследственная. Свергнутый правитель сохраняет свои права до самой смерти. Даже публично отказавшись, он может в любой момент потребовать их обратно.
Есть три способа сделать «отставку» необратимой: ослепление, кастрация, смерть. «Наследственность власти» — здесь все так живут.
* * *
– Ты полагаешь, Калауз — не человек? Ангел божий с крылышками? Или, всё-таки, один из сынов человеческих? Из плоти и крови? Две сотни костей, три пуда мяса, ведро крови, десяток фунтов дерьма… Ты никогда такого не видал? Не резал?
Точильщик, как и все мои люди «силового блока», прошёл через «попробовать вражьей кровушки». Ещё ему, уже по его профессиональным интересам, доводилось принимать участия в некоторых мероприятиях в подземельях Ноготка. Да и вообще, каждый крестьянин здесь — ещё и забойщик.
– Батяня телёнка зарезал. Здоровски! Мясца поедим!
Здесь это — с младенчества. Без убийства живых существ, с их последующим свежеванием, потрошением, разделыванием и поеданием — умрёшь с голоду. Я уже про это…
Точильщик сосредоточенно смотрел в землю. «Зарезать князя». Это тебе не курёнку головёнку откочерыжить. И даже не телёнка кувалдой между глаз… Между его больших, добрых, голубых…
Не удивлюсь, если от такого нервного напряжения парень свалится в обморок.
Не-а, недооцениваю я своих людей. Стрессоустойчивость возникает вокруг меня просто как запах. Кому «глаза режет» — отваливаются сразу. Остальные адаптируются. К «возможности невозможного».
– И ты хочешь, чтобы я пробрался в Рязань и зарезал Калауза?
Точильщик удивлённо дёрнул головой. Понимаю — мысль кажется удивительной. За всю историю «Святой Руси» никто так не работал. Никому такое не удавалось.
Сделать невиданное, реализовать невозможное. Превзойти всех предков и современников…
Он снова покрутил головой, несколько смущённо улыбнулся мне. Почти детская улыбка на юношеском лице. Тщеславен? — Это полезно. Если без дурости.
– А знаешь… можно попробовать. Ножики я мечу не худо. Не хуже, чем ты на божьем поле в Мологе…
Распрямился, развернул плечи, разулыбался, глядя куда-то в сторону.
Чуть собью мечтания, меньше «воздушных замков».
– Попробовать — нельзя. Нужно сделать. За один раз. Исполнитель — или уйдёт тихо, не оставляя следов, или — тихо и сразу умрёт. Ничто не должно связать… акцию и Всеволжск. Славы, почестей — не будет. Ни живому, ни мёртвому.
Эх, молодёжь. Он пропускает мои слова мимо ушей. Интенсивно, «жарко» соображает. Как это сделать. Как войти. Как уйти.
Дети. Смерти не боятся. Даже повидав её. Им кажется, что могила — не про них.
Посмурнел, задумался. Дошло.
– Ты понял, почему я спрашивал про человека, который вхож на княжеский двор? Надо наперёд знать — где что стоит, что за люди там ходят, где, когда бывает…
– Назовём его — «лишний реал».
– Принято.
Второй смысл словосочетания ему не виден — «лишний в реале». Но мне приятно.
Вот и пошло «условное название операции». Не велика фишка, а секретности способствует.
– Итак. Узнать всё про… про «лишний реал». Как, где, когда. Его окружение. Не только бояре-ближники — слуги, конюхи, попы. Дерьмометатели, ложкомойки. Всяк, кто может к… к «лишнему реалу» на три шага подойти. Утром, днём, вечером. Ночью. Его вещи потрогать, пищу, одежду. Потолкуй с Николаем — он в Рязани бывал. Может — кто-то из его людей. Софочку… Тётку Софью поспрашивай. Она в Рязани бывала. Беня… что-то может сказать. Постарайся так расспросить, чтобы собеседники твои интереса не поняли. Фигня. Не дураки — поймут. Придумай себе новый интерес. Правдоподобный. Типа: Воевода велел вызнать какие подарки Калаузу слать. Или — хочет ближников князя богатством прельстить и к своим нуждам склонить.
Парень выскочил из состояния «упиваюсь будущей крутостью» и переключился на дело — информационное обеспечение операции «Устранение лишнего реала». Впитывал на лету, одновременно повторял про себя для памяти и рвался сразу же приступить.
– А по сути… Знаешь, Точильщик, но свежая инфа… э… нынешнее знание, вот как оно нынче там… похоже — у тех рязанцев, которые с литваками сбежали. Вот у той бабы-дуры. Расспроси. И перепроверь, конечно. Ладно. Пошли дела наши делать.
Ситуация весьма не нова. Есть враг. Смертельный. Оружие его — «костлявая рука голода». У меня нет сил с ним справиться. Вообще, воевать «по нормальному», по средневеково-феодальному — нет ни сил, ни желания. В обычных игрищах владетелей по святорусским правилам — я, гарантировано проигравшая сторона. Не хочу.
Война отпадает. Что ещё?
«Справедливое возмущение широких народных масс»? — У меня нет десятков лет и миллиардов долларов, чтобы устроить «Рязанский Майдан». «Массовое возмущение» требует подготовки «масс». Это долго и дорого.
Верхушечный переворот? — Основной, после законного наследования, способ передачи власти в средневековье. Тоже — время и деньги. Хоть и меньше, но много. У меня нет контактов в Рязани. Кто там тысяцким, конюшим? Что за люди? На что клюнут, чем прижать?
Всё можно сделать, но — время. Для меня здесь «время» — хлеб, жизнь и смерть тысяч моих людей. Вот тех сотен мальчишек и девчонок, которых я вытащил из лесных ешей, поманил интересной, новой жизнью. И… обманул?
– Простите! Поднял да не осилил!
Что я, нац. герой, чтобы так плакаться? Нет уж, лучше по проповеди Иисусовой:
«любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».
Ух как я Калауза полюблю! И от всего сердца — помолюсь. За упокой. Нет во мне отречения от кротости — ибо и самой кротости — нет.
Какие решения подобных задач есть в эту эпоху?
* * *
В 21 веке их называют алавитами, в 12 — «хашишийа» — в значениях «чернь, низшие классы, травоеды». Средневековые европейцы знают этих людей как «ассасины».
Ислам стал разваливаться сразу от рождения.
«Разные люди хотят разного».
Ислам демократичен — халифом может быть каждый. Не считая женщин, иноверцев, рабов, неграмотных, не-курейшитов…
Для средневековья нормально потомственное наследование власти. В разных формах: от отца к сыну, от брата к брату, к любому члену правящего рода… В основе власти — кровное родство.
Общность последствий полового акта.
Требование традиции — передача власти через секс — привело в исламе к появлению шиитов. А «дерьмократы» получили название суннитов. Поскольку в суннах пророка, как и в его жизни, секс есть. А кровного наследования нет.
Шиитами признавали законными правителями уммы только потомков четвёртого праведного халифа Али (Абу? — ль-Ха?сан `Али? ибн Абу? Та?либ аль-Кураши?).
Двоюродный брат, зять, сподвижник пророка, единственный человек, рождённый в Каабе, первый ребёнок среди мусульман, первый мальчик, принятый в ислам…
Кровосмеситель?! — Что вы понимаете в шариате?! Это на «Святой Руси», в «Уставе церковном», статья: «Аще кто ближний род поимётся…». А там-то… — тундра. В смысле — пустыня. Там — и так можно.
Али прожил славную и трагическую жизнь. Включая гражданскую войну.
«Я — такой же, как вы: мне полагается то же, что вам, и на мне лежат те же [обязанности], что на вас. Аллах открыл врата между вами и убийством, и наступили смуты, как наступает ночная тьма. И не справиться с этими делами никому, кроме терпеливых и прозорливых и понимающих ход дел».
Он почти разбил противников, но они накололи на копья свитки Корана и стали суннитами. А Али остановил почти выигранную битву. Противники сохранили армию, а недавние сторонники зарезали Али в мечети.
Его убийство было частью свадебного калыма за одну, потребовавшую такого, в дополнения к трём тысячам динаров, мстительную девушку.
Эта смерть, случившаяся 23 января 661 года, и спустя почти полторы тысячи лет оказывает огромное влияние на весь мир, на жизни десятков миллионов людей.
Шииты почитают Али как первого имама. У него были сыновья Хасан и Хусейн. Второй и третий имамы, соответственно.
Дальше шииты принялись раскалываться. По принципу — кого считать. В смысле — имамом.
Были разные персонажи. Один отличался алкоголизмом, и его отец передал право наследования менее пьющему младшему брату. Но часть общины возмутилась. Типа: когда пьяница станет имамом — на него возляжет милость пророка и он вылечится.
Тут «предмет спора» умер, тело его было выставлено в мечети. Но народ не поверил.
– Сговорились и спрятали. Гады.
«Теория заговора» — имеет длительную и разнообразную историю.
Покойного звали Исмаилом и от этого возникли исмаилиты.
Так возник ещё один раскол.
Линия имамов, восходящая к праведному Али, закончилась двенадцатым имамом. Он в возрасте 12 лет исчез из закрытого помещения. Почитатели этой линии получили название «двенадцатиричники».
Другие шииты решили, что Исмаил взаправду умер, и почитать седьмым имам нужно его сына. Их прозвали «семеричниками». Ещё есть «пятиричники» — верующие в пятого имама. Зейд ибн Али поднял восстание против халифата и погиб в бою. Позже его почитатели раскололись на три направления по числу его потомков.
Теперь остаётся ждать возвращения кого-нибудь из них из всех в роли махди-мессии.
Исмаилиты учили о воплощении божества в пророках и имамах, культу обожествленного имама Али, вере в переселение душ, разделению верующих на посвященных и непосвященных, своей обрядности. Они полагали, что Аллах для людей непостижим. Поэтому с молитвой следует обращаться не к нему, а к «мировому разуму», созданному Аллахом специально для переговоров.
Шииты не считают официальную редакцию Корана безупречной, имеют свои предания — ахбар; восприняли учение мутазилитов об отсутствии божеств, предопределения и свободе воли человека. Шииты (кроме зейдитов и кайсанитов) признают непогрешимость имамов; широко применяют «благоразумное скрывание» (такыйя или китман) — притворное отречение от своих религиозных убеждений в условиях опасности; признают законным временный брак.
Люди жили, пытались понять реальность. Построили цельную непротиворечивую картину мира — от космогонии до медицины — вокруг имамата. Мудрецы, богословы, философы, учёные.
Тем временем их пытались убить.
Почти столетие с минбаров всех мечетей халифата провозглашалось проклятие пророку Али и его сторонникам. Поэтому — в подполье.
Шиитские общины были изолированы, контакты — сопряжены с угрозой для жизни. Находясь рядом, не подозревали о соседстве единоверцев — такыйя позволяла скрывать свои истинные взгляды.
«Отказники» религиозные, не признававшие власть халифа («узурпаторы!»), сливались с «отказниками» социальными. Во всех средневековых противоправительственных выступлениях разные направления шиитов активно присутствуют или вообще являются системообразующей силой. И тут уже не важны подробности философии и теологии. Есть там «Мировой Разум» или нет. Важно, что власть — ложная.
Они, такие-сякие, зарезали святого Али!
Законы шариата — неправда! Они установлены такими-сякими! Которые спрятали настоящие, а остальные извратили в свою пользу.
Но грядёт! Грядёт уже миг отмщения! Буря, скоро грянет буря! Восстанет народ и падёт произвол! Сокрушённый сокрытым имамом!
По Ф. Энгельсу: «Чувства масс вскормлены были исключительно религиозной пищей; поэтому, чтобы вызвать бурное движение, необходимо было собственные интересы этих масс представлять им в религиозной одежде».
Что шииты и делали. «Крайние», исмаилиты — особенно «крайне».
В исламском мире все, включая ортодоксальных шиитов, считали исмаилитов опаснейшими еретиками, при любом удобном случае жестоко преследовали.
Тут, в 10 веке в Египте, «униженные и оскорблённые» устроили свой халифат. Фатимидский.
Столетиями жили двойной жизнью, конспирация — хлеб насущный. И тут — они власть!
С северо-востока накатывала волна сельджуков, Сирия стала полем боя тюрок и Фатимидов. Имамы из Каира очень нуждались в подрывной деятельности на территории противника. Инструмент — законспирированное религиозное течение — уже существовал. Нужно было активизировать работу.
Столетиями бродячие проповедники («да'и») тайно сообщали приобщённым и верным — «сокрытые истины». Теперь у них появилась база. Туда-то, в медресе в Каире и пришёл однажды провинциал, Хасан ибн Саббах.
Парень из Хорасана, один из множества «нормальных» шиитов-двенадцатиричников. Папенька отдал в медресе в Рее. Попал в руки толковому учителю — местному исмаилитскому да'и Амирэ Зарраба (зарраб — «чеканщик монет»), который ознакомил его с учением и заронил сомнение в правильности веры отцов. Общаясь с да'и Абу Наджмом Сарраджем (саррадж — «седельщик») Хасан уверился в истинности исмаилизма. Проповедник Му'мин принял Хасана в ряды «верных», и тот принёс обет верности ('ахд) исмаилитскому имаму того времени — фатимидскому халифу аль-Мустансиру.
В мае-июне 1072 года в Рей приехал 'Абд аль-Малик ибн Атташ, главный да'и на сельджукских территориях Западной Персии, заметил юношу и назначил его помощником.
Тут как-то с русским языком… «Помощник» называется — наиб. «Назначил помощником» — наибнул?
Хасан оказался толковым наибом — несколько опасных путешествий показали не только его талант в проповедях и богословских спорах, но и отвагу, изворотливость, удачливость.
Наконец, 30 августа 1078 года Хасан прибыл в Египет. Прошёл спецподготовку до января 1080 г. в Каире и Александрии.
Выпускника спецкурсов пропаганды «сокрытой истины» отправили в сторону его родного Рея.
Последующее десятилетие подрывной деятельности дало результат: исмаилитский проповедник Хусейн Каини, обратил в «правильную веру» многих жителей неприступной крепости Аламут. Хасан въехал в крепость 4 сентября 1090 г., выписал сельджукскому коменданту обязательство на три тысячи золотых и позволил ему уйти.
Исмаилиты были слабы. Сельджуки посылали против них серьёзные армии. У Хасана не было и сотни воинов, не хватало продовольствия. Но ему везло. То отряд единоверцев внезапной ночной атакой на турецкий лагерь разгонял осаждавших, то те уходили сами, по случаю смерти своего султана.
Хитростью или предательством, слабостью противников или силой сторонников, Хасан овладел десятком городков и крепостей. Он так бы и остался одной из религиозно-феодальных флуктуаций, каких много в средневековье, если бы не сочетание несочетаемого: религиозного фанатизма, присущего тысячам да'и, с реализмом, переходящим в цинизм. Консервативность, приведшая к казни собственного сына и стремлению к новизне.
На Востоке распространена легенда «о трёх товарищах», согласно которой Хасан ибн Саббах, Низам аль-Мульк и Омар Хайям вместе учились в одном медресе.
Хайям в детстве был очень красивым мальчиком. Половозрелые соученики решили использовать «милашку» для «их наслаждений». Но двое старших товарищей вступились за малыша. Хайям упоминает этот случай в своём жизнеописании, но не называет имён своих спасителей.
Легенда гласит: друзья дали клятву, что тот из них, кто добьётся в жизни успеха, поможет остальным. Когда Низам аль-Мульк стал визирем сельджукского султана, Хасан, благодаря его покровительству, получил должность при дворе.
Увы, Хасан был изгнан по оговору визиря, опасавшегося соперничества. Убийство аль-Мулька, совершённое по приказу Хасана, считали личной местью последнего.
Недостоверность этой легенды была доказана в XIX веке. А жаль. Ибо многое в жизни Хайяма выглядит на таком фоне более понятным.
Вот это:
писалось другу Низаму, изгнавшего друга Хасана?
А вот это:
другу Хасану, обещавшего наступление царства всеобщего счастья и справедливости на земле?
А безысходная проповедь пьянства:
написано самому себе? После осознания потери обоих друзей?
Ибн Саббах установил в Аламуте суровый режим. Отменил все законы шариата и установил свои. За малейшее отступление — смертная казнь, строжайший запрет на любое проявление роскоши. Средневековая утопия: уничтожена разница между низшими и высшими слоями общества. Коммуна, с властью авторитарного духовного лидера.
Сам подавал личный пример, до конца своих дней ведя чрезвычайно аскетический образ жизни.
По всему миру его агенты скупали редкие книги и манускрипты, содержавшие различные знания. Ибн Саббах приглашал или похищал в свою крепость лучших специалистов различных областей науки, от инженеров-строителей до медиков и химиков. Хашшашины создали систему фортификаций, которая не имела себе равных.
Концепция обороны на несколько веков опередила эпоху: из своей неприступной горной крепости ибн Саббах отправлял убийц-смертников.
В 1092 году в городе Сава проповедники хашшашинов убили муэдзина, опасаясь, что тот выдаст их местным властям. В отместку, по приказу Низама аль-Мулька, предводителя местных исмаилитов схватили и предали мучительной смерти. Потом тело проволокли по улицам и на несколько дней вывесили труп на базарной площади.
Казнь вызвала взрыв возмущения среди хашшашинов. Толпа жителей Аламута пришла к дому своего духовного наставника и правителя.
Ибн Саббах поднялся на крышу своего дома и громогласно произнес: «Убийство этого шайтана предвосхитит райское блаженство!»
Не успел он спуститься, как из толпы выделился молодой человек по имени Бу Тахир Аррани, и изъявил желание привести в исполнение смертный приговор, даже если при этом придется погибнуть.
Ранним утром 10 октября 1092 года Бу Тахир проник на территорию дворца визиря. Спрятавшись в зимнем саду, он терпеливо ожидал свою жертву, прижав к груди огромный нож, лезвие которого было смазано ядом. Ближе к полудню на аллее появился человек, одетый в богатые одеяния. Его окружало большое количество телохранителей и рабов. Это мог быть только визирь.
Аррани подскочил к визирю и нанес ему три удара отравленным ножом. Прежде чем убийца был схвачен, визирь уже извивался в предсмертных судорогах. Стража растерзала Аррани, но смерть Низама аль-Мулька стала сигналом. Хашшашины окружили и подожгли дворец визиря.
Вопрос: Аррани — герой? — Да, он пожертвовал собой ради своих принципов. — Нет, он пройдоха, который воспользовался случаем «получить на халяву» пропуск в рай. Вместо долгого пути «праведной жизни», он выбрал быстрый и простой путь «праведной смерти».
Другой вопрос: следовал ли Аррани «пути справедливости»? — Да, он отомстил за убийство единоверца. «Око за око». — Нет, он убил «справедливого»: визирь творил суд в рамках своих полномочий, смерть за убийство муэдзина. «Око за око».
Кто же виноват? — Та девушка, которая согласилась отдаться влюблённому в неё мужчине за три тысячи золотых и жизнь халифа Али? — Без сомнения: «во всём виноваты бабы» — давняя мировая мудрость.