Покос мой кончился. Накрылся, так сказать, «нурманским тазом». Или здесь правильнее — заборяческим?

Пришлось возвращаться в город и заниматься устройством новосёлов. Хорошо, что Аким уходит в Усть-Лугу — дом его освобождается. Туда княгиню и вселили. Правда — без слуг. У меня — не принято. Сама встала, сама оделась, сама умылась. Хотя, конечно, Рыкса и Рада — в том же доме.

Раду сводил к Маране. Интересно видеть, как две серьёзные, в своих делах — профессиональные женщины, знакомятся. Разглядывают, оценивают друг друга.

У мужчин это довольно медленно. Обнюхивание, порыкивание, «проверка на прогиб».

Тут — два слова, три взгляда. И всё — я им уже мешаю.

Рада уловила эффект применения окситоцина при родах, особенности исправления попочного прилегания, общий наркоз эфиром, дезинфекция спиртом, использование солевых слабительных при лечении грудницы…

– Ваня, ты пойди куда-нибудь. Неча наш бабий трёп слушать.

Рыкса слонялась без дела, наскочила на Ивашку, они поругались. Ивашка, став приказным головой, бдит сильнее — пристаёт ко всем прохожим с вопросами. Такого… «милицейского» толка:

– А чё эт ты тута шляешься? А?

А она ж — не просто так! — она тверская боярыня! Хуже! Заборяческая!

Слово за слово… Пришлось мирить. И прямо указать Ивашке на… «некоторые полезные свойства этой особы». После чего… Никогда не было у Рыксы такого благодатного слушателя!

Терпения у Ивашки хватало, чтобы слушать её каждый вечер. И ночи напролёт. Так только, «хвост оленя» временами у Мары таскал. Похудел, живее стал. И был в курсе всех придворных и городских новостей. Отчего попытка покушения тверских на меня — закончилась в удобной для нас фазе.

Собранный под одной крышей «Акимова дома» «курятник» — коллекция столь ярких женщин — естественным образом трансформировался в «кубло». Мужчины, при выяснении отношений, бьют друг другу морды. Женщины…

* * *

У Фурманова были прекрасные отношения с Чапаевым до того момента, пока не приехала его красавица-жена. Пускать жён комсостава в расположение дивизии было запрещёно, и Василий Иванович крайне удивился выходке своего комиссара.

Чапаеву доложили, и он с группой приближённых ввалился в квартиру Фурманова, застав молодых супругов в постели. То есть, впервые жену своего комиссара комдив увидел… Врать не буду — меня там не было.

Вообще, как говорят, она была очень красивой, а в «моменты любви», наверное, просто неотразимой.

Дальше пошли… выяснения отношений.

У Фурманова есть запись объяснения, где Чапаев говорит ему: «Вот, товарищ Фурманов, ты мне всё говорил, что мои отношения к вам испортились. Это неправда. А ваши отношения ко мне действительно испортились. Конечно, тут Анна Никитична: у вас разные там мысли насчёт меня. А я вам однажды сказал, что на жену своего товарища никогда не посягну. Мало ли что у меня в душе, любить никто не может мне воспретить».

«Так ведь я что, если бы Анна Никитична сама не хотела, так я ведь и не стал бы».

Фурманов отвечает: «Такие соперники не опасны, она мне показывала ваше последнее письмо, где написано „любящий вас Чапаев“. Она действительно возмущалась вашей низостью и наглостью, и в своей записке, кажется, достаточно ярко выразила вам своё презрение. Эти все документы у меня в руках и при случае я покажу их кому следует, чтобы раскрыть вашу гнусную игру. К низкому человеку ревновать нельзя, и я, разумеется, её не ревновал, а был глубоко возмущён тем наглым ухаживанием и постоянным приставанием, которое было очевидно, и о котором Анна Никитична неоднократно мне говорила. Значит, была не ревность, а возмущение вашим поведением и презрение к вам за подлые и низкие приёмы».

Оба писали жалобы друг на друга в Москву, приезжала комиссия во главе с Куйбышевым…

Тут, блин, гражданская война в полном разгаре, всякие колчаки с дутовыми поскакивают, мировая революция в полный профиль накатывает, а тут… люди сексом хотят заниматься. С чувствами, с отношениями. С привлечением ЦК и Совнаркома.

Тем временем славные комбриги с комполками и прочие из комсостава привезли своих дам, и превратили дивизию в такой…! Э… В передовой отряд, р-революционный авангард и железный кулак пролетариев всего мира.

А вы что подумали?

* * *

Соединение в одном месте Самборины — княгини, но «бесчестной», Софьи — княгини, но постриженной, моей Марьяши — хоть и сводной, но сестры «Владетеля», Агафьи — бывшей холопки безродной, но «старшего сотника»… За каждой — её люди, её окружение. У каждой — собственное представление о себе, о людях вокруг, о «правильно». Обо мне.

Я был занят своими делами. В смысле: строительством Всеволжска, созданием народа. Войны, походы, хозяйство, технологии… Из-за этих глупых мелочей мелких — пропустил главное дело: оставил женщин без присмотра. Свары между бабами были неизбежны. Позже пришлось разруливать. Часть — больно. О том — позже.

Как я и предполагал, пользы от Самборининых «верховых» в моём хозяйстве было немного. Впрочем, уловив что «власть» здесь — я, часть из них с энтузиазмом приняла на себя «функции источников информации в деле оперативного мониторинга морально-политического состояния населения». В смысле: «стучали» они интенсивно.

Ничего нового: ещё Нат Тёрнер, поднимая негров Вирджинии, предупреждал соратников о недопустимости вербовки «домашних слуг» — слишком привязаны к хозяевам.

Появление Сигурда и его людей — не только собственно нурманов, но и их «дружинных отроков», с дополнением тверскими и полоцкими военными, позволило решить очередную возникшую проблему.

Самороду в Усть-Луге ещё с зимы служили несколько десятков добровольцев-черемис. На личной ему присяге. После его ухода оттуда, они остались «безхозными». После прихода Акима — ему служить отказались.

Что не удивительно: Аким начал с «наезда». Стал взыскивать «за всякое противу службы воинской упущение». Самород своих несколько подраспустил. Да и вообще — он муж бывалый, но не воинский. А черемисы — вояки. Но не строевые, а — лесные.

«Акулы чащоб и крокодилы буреломов». Не «гренадеры».

Возник конфликт, который нам с Чарджи пришлось «разруливать».

Обошлись хоть и нервно, но мирно, без крови. Черемисы получили богатые подарки, собственное производство — тому способствовало.

По чёрно-лощённому горшку — каждому! Два расписных блюда — двум онам — произвели фурор. Золото! Золотое дерево! Восемь слоников из белой глины — азорам тех родов, из которых были воины.

Черемисы слышали о слонах, это не чудо, не волшебный зверь. Но никогда их не видели.

Ушли они очень довольные. Эти подарки уже зимой обернулась для нас сотнями союзных воинов. Я позвал и они пришли. А тогда Аким, даже понимая мою правоту, шипел непрерывно.

Теперь ему нужна была воинская сила. Для исполнения возложенных на него «властных полномочий». Чего я, честно говоря, опасаюсь. В части его энтузиазма. Прикидываю, как бы и «полномочия»… урезать и дело сделать.

Я не хочу давать ему своих гридней — их мало, их учить ещё надо. Своих воинских людей у него и десятка нет.

Очевидное решение: разместить здесь нурманов Сигурда.

Очевидное следствие: свара.

Сигурд драку не начнёт. Для него главная цель — отсидеться и убраться. Но Аким достанет нурманов, и ярлу придётся защищать своих людей. Пойдёт эскалация. Переходящая в кровопролитие. Такой прогноз — как два пальца…

Очевидный обходной манёвр: убрать отсюда Акима, поставить Сигурда. С его людьми.

Очевидное следствие: я потеряю Ветлугу.

Сигурд установит здесь свою — не мою — власть. Чуть сдвинет приоритет целей. Как легендарный Рюрик в своё время. «Убраться» отложит «на потом». На — «сильно потом». А там какие-нибудь «трувор» с «синеусом» подвалят…

«и придоша стар?ишии Рюрикъ с?де Нов?город? · а другии Синеоусъ на Б?л?зер? · а третии Изборьст? · Труворъ»

И на кой чёрт мне такая… «Повесть Временных Лет»?

Потом… хорошо если мы будем с ним торговать. А то и выбивать отсюда придётся.

«Куда не кинь — везде выкинь».

А, кстати! «Клин клином вышибают»! В смысле: решение одной проблемы состоит в создании новой.

– Аким Яныч, Сигурд, будьте любезны, перестаньте петухами топорщиться. Взгляните сюда. Это чертёж мест наших. Вот Волга, Ока, Ветлуга. Ничего не замечаете? У Волги и Оки берега прорисованы. А у Ветлуги — нет. Потому что мы их не знаем. Посему… Собрать отряд и пройти по Ветлуге вверх. Она идёт к Волге с севера, прежде того — с востока, ещё прежде — с юга. Отрядов будет два. Один идёт… тут где-то… с севера приток Вохма. Подняться по ней до истока. Прямиком на полночь. Коли правильно помню — там будет кленовый лес. За тем лесом другая речка — Ентала. По ней — вниз. До Юга. Это не полдень, это река так называется. По ней вниз — до Сухоны.

– Чего?!

– Того-того, Аким Яныч. Заволочье.

Боярин и ярл, до того враждебно смотревших друг на друга, уставились на меня дружно-изумлённо.

* * *

Слово «Заволочье» хорошо знают на Руси и в европах. Не в смысле нарицательном — что-то там «за волоком», а в смысле имени собственного. Географическая привязка в ходе русской истории меняется, но суть — «клондайк» — постоянно. Ходить туда рискованно. Но возвращаются некоторые — ну очень богатыми.

Сначала так называли земли за волоками между Онегой и озером Белым. Туда-то, в Белоозеро, пришёл княжить брат Рюрика Синеус. Городок строился по берегам Шексны и нынче, во второй половине 12 века, достиг своего расцвета — 24 га. Это, примерно, шесть-восемь сотен дворов. Для сравнения: типовой русский город в эту эпоху — 120–150.

Владение Суздальских князей. Потом само станет княжеством. Править там будут люди храбрые: говорят, в Куликовской битве пало аж двенадцать князей Белозерского дома.

Лет тридцать-сорок назад новогородцы, обходя владения Суздальских князей с севера, крепко осели к востоку от первого Заволочья. Грамота Святослава Ольговича (Свояка), бывшего одно время князем в Новгороде… Да я ж об этом уже…!

Свояк отдаёт десятину с «Погоста-на-море» на реке Онеге, с «Устья Ваги», с «Устья Емцы»…

Отчисления — в пользу св. Софии в Новгороде с даней, собираемых на территории от Ладожского озера до устьев Онеги и Двины. Традиция, установленная еще «при дедах и прадедах», со времён основателя св. Софии — Владимира Ярославича.

Погосты из грамоты Свояка «вытянуты длинной лентой вдоль пути от Онежского озера к р. Онеге в сторону пути в Вельско-Важский край».

Основной путь от Онежского озера — по Водле, через волок, озеро Волоцкое и Кенозеро — на р. Онегу.

Еще один — из Онежского озера по Вытегре, волоком на оз. Лача, оттуда к Каргополю на Онегу. С Онеги по притоку Моше, верховья которой сближаются с Велью, через волок — в бассейн Ваги. Здесь становище из грамоты 1147 г.: «на Волоци в Мощи».

Второе ответвление — ниже по течению Онеги, через волок к Емце, в Северную Двину. Или, следуя к устью Онеги, к побережью Белого моря.

Новгородская «Двинская земля» ограничивалась с востока Двиной с ее правыми притокам Пинегой и Тоймой, с юго-востока — Сухоной.

С середины ХII в. активизируются суздальцы. В 1178 г. на Сухоне, при впадении в нее Юга, заложен форпост «низовской колонизации» — Великий Устюг. Заволочье делят на «зоны интересов». Граница проходит с северо-запада на юго-восток, пересекая Северную Двину при впадении в нее Пинеги.

Западная часть Подвинья с первой половины ХI в. входит в сферу западной торговли с Пермью по Сухоно-Вычегодскому пути с ответвлениями на север.

Кто не понял: влезть в «западную торговлю с Пермью», обогнать и «застолбить» удобные места перед «низовской колонизацией», шугануть новогородские погосты с Двины, самому взять их товары…

Представьте, что государь Александр Второй в ноябре 1866 года узнаёт, из абсолютно достоверных источников, что на Аляске можно добыть двадцать пять ТЫСЯЧ ПУДОВ ЗОЛОТА! И чтобы он сделал?

Я не один такой умный: через 4 года от моего «сейчас» новгородские летописи упомянут Даньслава, который ходил на Двину за Волок «даньником с дружиною».

А вообще-то там живёт «чудь заволоцкая» — потомки вепсов в смеси с саамами. С примесями последних столетий — славянами, скандинавами, разными угро-финнами и забредавшими тюрками.

Короче: нормальные русские люди.

Сейчас «Заволочье» уже включает в себя «Двинскую землю». А лет через сто — и Печору.

Опыт «торговой сессии» с Булгарским караваном показал, что «конкурентов надо давить».

Конкуренты — мне не по зубам. И хочется, и колется и… можно буйну голову сложить.

Единственный доступный способ обеспечения продвижения в направлении монопольного положения (во как загнул!) по этой группе товаров — контроль путей транспортировки.

Ничего нового: так, развивая и подминая под себя железнодорожные и трубопроводные компании, Джон Рокфеллер-старший фактически в одиночку построил нефтяную промышленность США.

У меня тут не нефтянка, но сходство есть. Контроль торговых путей — мощный способ ещё со времён племенного бандитизма. Про древнеримский драгунский полк на «Янтарном берегу» — я уже…

Для этого — выйти в ключевую точку, к стрелке Сухоны и Юга.

Для знатоков: основной путь к Белому морю в русской истории — через Кострому. Ни северные (новогородские) пути, ни южные, вроде того, на поиск которого я посылаю нурманов, главными путями России не стали. Не потому, что плохи. А потому, что не были лучшими между двумя, пока не существующими, населёнными пунктами: Архангельском — главным портом Московского царства и Москвой — столицей того же царства. Царства — нет, связывать — нечего. Можно пока и своим умом…

Чисто сбегать-посмотреть. Типа: хорошо ли в тех верховых болотах клюква растёт? А уж потом…

* * *

– Сигурд, задача понятна? Себя показать, на людей посмотреть. Мордой поторговать. Ежели сыщется там место доброе… Горка там есть, Глядень называют.

Я внимательно оглядел моих напрягшихся слушателей. И процитировал ещё не написанную устюжскую летопись:

– «Реки Юг и Сухона, совокупившиеся воедино слияние, третью реку из себя производят, которая особенно восприемлет именование Двина, потому наречеся, что сдвинулись две и производят из себя третью… Сия река Двина… простирается от горы Гледен на шестьсот вёрст и далее и впадает в великое море-океан, в Соловецкую пучину».

– Шестьсот вёрст… Далековато.

– Эт точно, Аким Янович. Но не в раз. А вот вёрст на семьдесят ниже… С правой стороны — Вычегда. Ухватить бы устье… самое рухлядское место. В смысле: мягкая рухлядь там идёт.

Аким завороженно смотрел на меня.

«Уж если я чего решил, то выпью обязательно». В смысле — сделаю.

Он уже это видел. При всей кажущейся несуразности моих идей — они исполняются. Не скажу — все, не скажу — просто, но… Он на это уже нагляделся. А вот Сигурд не в курсе. Тоже заслушался, но очнулся, начал встряхивать головой, снова губам плямкать.

Что, ярл, миражи мирового мехового «клондайка» пугают? Не боись — мы потихоньку.

– Погост поставить. Если жители мирные. Попа подпустить. Чисто для запаху. Без надрыва. По согласию.

Святого святителя Стефана Пермского Храпа, который через двести лет начнёт там проповедь христову аборигенам — у меня нет. И не будет, пока в те земли не придём, пока нужда такая — явной не станет, пока люди, в этой нужде выросшие, сами её решать не начнут.

«Необходимость — лучший учитель».

А вот и Аким очухался, перечить начал.

Это хорошо: «опереться можно только на то, что сопротивляется». При обсуждении проекта мне крайне нужна критика. Чтобы заранее понять возможные ошибки, сомнительные места.

– Не дело, Иване, в межень — лодейный поход зачинать.

– Верно, Аким Яныч. Однако ж здешние речки лесные, болотами питаемые, так не мелеют. Да и идти им не рязаночками, а душегубками. Налегке. Чтобы, если что, и на руках перетащить. Ещё: летом в здешних лесах не усидишь — комарьё заест. Жители местные выходят к рекам, на открытые места. Вот Сигурд с ними и познакомится. Ты, Аким Яныч, сыщешь проводников толковых из местных. С Мадиной поговори. Может, укажет кого. Дашь 4–5 добрых ботника. От меня будет поп, торговец, землемер. Товар разный. От Сигурда — десяток мужей. Гребцы-бойцы.

– О каких бойцах речь, воевода?! Мы ж всё своё — тебе отдали. Оглоблей воевать велишь?

– Отдали — не пропили. Всё лежит. Что надо — в поход возьмёте. Своим объясни: за разбой-грабёж, хоть бы и не в моих землях, взыщу без снисхождения. Всё, что дорогой цапнут — всё сдадут в казну. И за всё — ответят спинами.

Сигурд смотрел мрачно, Аким недоверчиво крутил головой: моё требование против здешних правил войны.

Привезённое гребцом — его собственность. Взятое воином в походе — его добыча. Всегда. А уж в лесных племенах, где никто — следом не прибежит, назад требовать — не осмелится… Это — азбука, впитанное «с молоком матери». Это ж все знают! «Цап-царап» и… «поминай лихом».

– Сигурд, не сумеешь своим втолковать — будешь им могилы копать. Вдолби: здесь всё вокруг — моё. Взял — украл. Кто не понял — у Христодула известь трёт.

У Акима как-то по-детски изумлённо распахнулись глаза. А я упрашивал Сигурда:

– Сделай пожалуйста. Объясни чтоб дошло. Ведь мне людей резать-мучить — не в радость. Не хочу я этого. Не надо.

Сил у меня маловато, с лесовиками лучше бы миром. Расходы — меньше, доходы — больше.

Взыщу. О чём и предупредил заблаговременно.

Посидели, помолчали. О чём говорить? Я сказанное — исполню. Они… постараются. А как получится?… аллах акбар.

– Туда, на Юг, который на севере, пойдёт один отряд. С ним вместе, чтобы помочь при случае, пойдёт второй. Но не будет на полуночь, на Вохму, сворачивать, а так по Ветлуге до самого истока. Если от её истока прямо на полдень — будет речка Сюзюм, если вёрст десять-двадцать не доходя, на восток — будет… название такое знакомое, Унжа. По обоим скатишься в Пижму. Оттуда в Вятку. В Каму. И — в Волгу.

– Опа. Вона ты чего задумал…

– Не, Аким, ничего я не задумал. Чисто прогуляться. Глянуть — как там торг идёт, что за люди живут. Полюбопытствовать. Сигурд, там особенно сторожко надо. С середины Вятки сидят булгарские люди. Купцы всякие. Погосты ихние. Тамошние племена — данники эмира. Ссорить меня с ним не надо. Но и кланяться сильно — ни к чему. Не пугать, но и самим не пугаться. И, да, десятину — не платить. Печать я тебе дам.

* * *

Оборотной стороной «такс фри» на Стрелке явилось освобождение моих купцов от налогов. И на «Святой Руси», и в «Серебряной Булгарии». Что, к моему удивлению, в здешней местности — не удивительно.

Ибн Фадлан пишет:

«Если прибудет корабль из страны хазар в страну булгар, то царь выедет верхом и пересчитает то, что в нем имеется, и возьмет из всего этого десятую часть. А если прибудут русы или какие-нибудь другие люди из прочих племен с рабами, то царь, право же, выбирает для себя из каждого десятка голов одну голову».

Мне это напоминает манеру первых Бакинских нефтепромышленников. Были там персонажи, которые тоже вели платежи, не сходя с коня. В Баку в начале 20 веке такая «верховая» манера ведения бизнеса удивляла европейцев. Сходное удивление звучит у ибн Фадлана в 10 веке в Булгаре.

Ибн Руста:

«Если приходят к ним мусульманские суда для торговли, то с них берут десятину».

Десятина во всём, как брал с купцов Аламуш, для русских — уровень запредельного грабежа. На аналогичное предложение монгол рязанцы ответили: «когда нас не будет — всё возьмёте».

Аламуш паразитировал на «меховом трафике».

«Булгарские правители всегда проводили политику активного благоприятствования внешней торговле».

«Благоприятствование» на уровне Батыева нашествия.

Тут в халифате кончилось серебро. «Бздынь» распространился по цепочке «костяшек домино». Каганат, эмират, Русь. С дальнего конца прилетела «ответка». В формате Святослава-Барса. Одним каганатом меньше стало. Одна десятина на торговом пути сдохла. Но проблема-то не решилась!

Решение стандартное — повторяем.

И Владимир Креститель громит уже эмират. Наглядно показывая, что Русь платить не будет. Или поумнеете, или… пепелище.

Но проблема — остаётся. Дело не в пошлинах, дело в сути.

На халифатском конце — не из чего плавить серебро, на лесном — выбили бобров.

И наследники Аламуша стремительно умнеют — выкидывают «заветы славного предка» в части прежней «политики активного благоприятствования внешней торговле». Когда русские дружины выжигают всё от городских стен до горизонта — у уцелевших появляются умные мысли.

«— Роза!! Шо у тебя все котлеты разного размера?

— Моня, замолчи свой рот!! Кто требовал разнообразия в еде??».

Пришло время переходить на «котлеты разного размера» — отказаться от повсеместного и стандартного здесь «и возьмет из всего этого десятую часть». Вопрос уже не в единообразии, вопрос просто в «еде», в её наличии.

Реальные были мужики: против гоблинов девяностых — сплошь эйнштейны.

Драть десятину — не получается, ходить в набег, как и положено правоверным — силушки не хватает. Кто-то мудрый в Волжской Булгарии принципиально меняет торговую политику.

Успехи хорезмийских мастеров, пришедших вслед за ибн Фандланом в новое мусульманское государство на Волге, выучивших местных, построивших уже устойчивые, не-кочевые, не исключительно зимние, города, создавших новую значимую сословную группу — ремесленников, это позволяют.

Археологи различают три волны булгарских переселенцев на территорию Волжской Булгарии. Третья волна связана с крахом хазарского каганата и последующей войной всех против всех. Торки с печенегами стали на столение в Степи главными. Остальные — разбежались.

«Чёрные булгаре» побежали с территории каганата к сородичам, и принесли не только самих себя, но и новые экономические идеи.

Волжская Булгария из состояния: «паразит на трафике пуфика», превращается в «город мастеров».

В 1006 году, по сообщению Татищева:

«…прислали болгары послов с дары многими, дабы Владимир позволил им в городах по Волге и Оке торговать без опасения, на что Владимир охотно соизволил. И дал им во все грады печати. Дабы они везде и всем вольно торговали, и русские купцы с печатьми от наместников в Болгары с торгом ездили без опасения; а болгарам все их товары продавать во градах купцам, и от них купить, что потребно; а по селам не ездить тиунам, верникам, огневщине и смердине, не продавать и от них не купить».

В истории инициатива введения свободы торговли принадлежит всегда более продвинутой, экономически более успешной стороне.

Пример: Британская империя. С её слоганом: «Англия — мастерская мира».

В начале 11 века эмиры могут уже успешно «доить» соотечественников и единоверцев. Ушр, закят, хумс — налоги, взимаемые с правоверных, и джизья с хараджем, выплачиваемые иноверцами — это позволяют. Можно и нужно навязать Крестителю «фри трейд».

«Нужно» — потому что в шариате нет налога на «прохожего иноверца». Пошлины, закят и ушр — взыскиваются с имущества, предназначенного для продажи. Но только — с имущества правоверных.

Торговое превосходство над «Святой Русью» — позволяет следовать шариату и делать профит уже без насильственного отъёма в форме пошлин. А военные риски — заставляют.

Креститель ограниченно «нагибается»: «торговать вольно». Но только — в городах. А то объегорят-то дурней наших, «огневщину и смердину».

Русь разрастается по Волге, Оке. Всё меньше племенных территорий, где булгары могут торговать. Но там же появляются русские города, где свободно — можно. Такой… очень тонкий «баланс интересов».

Каждая очередная война ломает этот порядок. Потом его восстанавливают. Уже и при нашествии монгол на Булгарию русский ювелир — резчик по янтарю, живший в Биляре, имел вислую свинцовую печать от Владимирского князя Юрия Всеволодовича, племянника Боголюбского.

Не «купец прохожий» — мастер оседлый, иноземец, иноверец — освобождён от налогов. Сравните с требованиями «праведных калифов» о джизье.

Две разных реакции на крах торговых путей.

«Упал» путь «из варяг в хазары» — бобёр с дирхемом кончились.

Булгары форсируют рост городов, ремесленное производство. Почти не ведут территориальной экспансии. «Импортозамещение» перешедшее в «экспортное наступление». Сильно мирный ислам? Ослабленная специфическая «северная форма», как у СПИДа? Во всём мире мусульманские владыки мечтают о набеге, о джихаде… Не здесь. Здесь — «делают деньги», поднимают страну.

«Святая Русь» — «А, плевать! У нас ещё есть!». Переориентируется с «из варяг в хазары» на исконный «из варяг в греки». Потом и он упал. И пришла на «Святую Русь» — феодальная раздробленность. С «кованой крамолой», междоусобицами и «брат на брата».

Эт точно. Стоит. Но в сильно фрагментированном виде.

А в «Серебряной Булгарии» растут города, растёт искусство мастеров, растёт плотность населения.

Почему «Святая Русь» не пошла путём «Серебряной Булгарии»? «Песочница слишком велика»?

Впрочем — особой разницы нет. Батый… Его на всех хватит.

Для меня важно то, что оказавшись между Русью и Булгаром, я попал внутрь «зоны свободной торговли». Этим — надо воспользоваться. Купцов у меня пока нет. Которым можно было бы печати дать. Но мы над этим работаем.

Ломать полуторавековой обычай нельзя — обидятся, драться будут. А вот чуть подправить…

* * *

– Побьют.

– Что ты из себя девочку строишь?! Ты ярл или где?! Одного-двух посылать — точно прирежут. Войском туда соваться — людей положить. От бескормицы, от дорог, от комаров. Ты же воин! Найди щель, чтобы проскользнуть. Как клинок точеный меж бронями. Не силой ломись — умом да скоростью!

Здешняя гидрология задаёт схему маршрутов. Я не могу себе позволить не ходить по этим путям.

* * *

Для понимающих: основываясь на Ветлуге, я выхожу между Югом и Вяткой. Вбиваю клин между Двиной и Камой.

Это никому не смертельно: Двинская земля может продолжать торг с Новгородом и Ростовом, Булгар имеет и другие выходы на Север. Но значительная часть трафика идёт здесь.

Представьте себе Суэцкий канал. Есть, конечно, Транссиб, можно вокруг Африки или через Панаму, но…

И полезно, на мой взгляд, напомнить эмиру, что я могу придти не только с Волги, мимо восстанавливаемых им крепостей, но и с другой стороны. Сам или с Боголюбским.

Не лучше ли блистательнейшему явить благосклонность? В особо крупном размере? Честно, ребята — дешевле обойдётся.

Просто лёгкий намёк.

Как говаривал Гарри Трумэн: «Не бей по куче свежего дерьма в жаркий день».

Не буду. Подожду зимы.