Гнедко — конь. В смысле: не тупая скотинка из рода Equus, отряда непарнокопытные, а злобное хитроумное существо с хорошо развитой интуицией.
В 1149 г. Андрей Боголюбский велел похоронить своего израненного в бою коня, «жалуя комоньство его». Как я уже говорил, князь Андрей — с конями был дружен. И — большой оригинал: другие торжественные похороны коня-храбреца в христианской Руси — мне неизвестны.
«Кони — это люди. Только — другие».
Эта мысль показалась моим утомлённым мозгам неожиданно глубокой.
«Дурная голова — ногам покоя не даёт» — русская народная мудрость.
Предполагаю — смысл у народа, как у меня: не только своим не даёт, но ещё больше — чужим.
Хозяйство моё разрастается, стремление везде поспеть, посмотреть, составить собственное мнение… Не-не-не! Указывать я не буду, по всем вопросам — есть приказной голова, к нему. Но знать — хочу.
«Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать».
Хочу «лучше».
В реале это означает пол-дня в седле. Пространство большое, времени нет — поэтому верхом. А при здешних рельефах… Бедный Гнедко. Я-то расту, а он-то нет. Табуретина самоходная. Ходит-то он сам. Но со мной на спине — всё тяжелее.
В тот день ему как-то особенно много досталось. С моей тушкой в седле вверх-вниз, вверх-вниз… Я в какой-то момент глубоко призадумался, а он повернул не в ту сторону. Не вверх, на «Гребешок», а по ровному, к Оке, мимо откоса этих… Дятловых гор.
Гнездовье у меня тут. Вполне по названию.
Когда я заметил, куда он направляется… подумал и вспомнил, что давненько туда не наведывался.
«Нужно уметь отдыхать. Особенно — от своих мыслей».
Пусть везёт куда хочет.
Не извозчик, не по мостовой, шмонать меня Гнедко точно не будет. Скорее — копытами запинает. А так — всё правильно.
Оказалось — конь синтуичил правильно.
Приехали на «Окский двор». За верхним концом Дятловых гор поставлен «приёмный покой» — постоялый двор для гостей с Оки. Блок-пост с функциями санпропускника и гостиницы.
Точнее: первая очередь, самое необходимое. Мостки, амбар, две избы, банька. Рядом — вторая очередь, уже начата. Посмотрел, с прорабом потолковал. Нормальный мужик, можно двигать его дальше…
– Господине! Там, кажись, биться собираются.
Коневодом у меня Алу, углядел с седла свару у пристани. Молодой, любопытный, головой целый день крутит. И откуда только силы берутся…
Работнички — развлекухе обрадовались, покидали брёвна да носилки, похватали топоры да дрыны и к реке.
Ну и я на Гнедка своего… о-хо-хо… взгромоздился. И как им не надоедает… Но не зря ж скотина божья так сюда рвалась? Съездим-поглядим.
Четверо духовных в чёрных рясах вылезли из лодки на берег и качают права.
Картина: «Грачи прилетели». И орут — сходно. Червячка нашли?
Дворовый слуга — однорукий ветеран, который приходящих встречает, привечает и месту провожает, на земле сидит, за разбитую голову единственной рукой держится. Духовные — злые, посохи на изготовку. Напротив уже стоят четверо моих гридней. У двоих — стрелы наложены, у двоих — палаши достаны. Тут толпа валит — строители с дрекольем на веселье пожаловали.
– А ну всем стоять! А ну тихо!
Да что ж они такие… нервенные? Сейчас слезу с коня и всех… покусаю. Чтобы помнили. Что страшнее «Зверя Лютого» — в природе нет.
– Об чём крик, люди добрые?
Здоровенный монах, борода из-под глаз веником, внимательно меня оглядывает и, чуть опустив посох, спрашивает:
– Что, Иване, не признал?
Я вглядывался и, когда он, характерно-раздражённо, рывком с зажимом, чуть качнул посох, вдруг вспомнил:
– Оп-па! Чимахай! Сколько лет, сколько зим! Не ждал, не гадал! Здрав будь, друже!
* * *
Ещё одна моя давняя догонялочка. «Железный дровосек», бывший мой холоп, жертва «цаплянутой ведьмы» из Пердуновской вотчины, ушедший в Смоленске в монастырь: «хочу на бесогона выучиться». Тогда я его «облагодетельствовал» — оплатил монастырское обучение.
Тогда же, в лодке на Днепре, я проповедовал ему о четырёх слабо связанных сущностях: бог, вера, религия, церковь. Прилагательное у них одно — «христианское», а сами они — про разное. Советовал не сильно верить монахам, помнить о разнице между правдой и истиной применительно к бесовщине, искать свою дорогу.
* * *
Спрыгнул с коня, подошёл обнять старого знакомца. Однако он… уклонился.
– Ты меня этой поганской кличкой не зови. Ныне крещён я Теофилом. Что по-русски значит — возлюбленный господом.
Какой-то он… напряжённый. Запор, что ли? Или понос? Ну, это решаемо. И то, и другое.
– Да назвать-то могу хоть горшком. По какому делу тут?
– По воле пославшего мя… нас пославшего. Владыки Смоленского Мануила. Для доношения до сих мест диких — вести благой и православных окормления.
Вона чего… Далеко, видать, слава моя разошлась. Как-то я про Смоленского епископа и не вспоминал. А зря — умён Мануил Кастрат, умён. Вот же: ни Ростовский, ни Черниговский архиереи ко мне людей ещё не шлют, а Кастрат — уже сообразил.
Хотя… он про меня, про Пердуновку, про похождения в Смоленске — больше знает. Вот и послал «трудников господних» для «посмотреть». А также «приобщить», «воцерквить» и «окормить».
Надеюсь — только для этого. Потому что Свято-Георгиевский монастырь, где принял постриг Чимахай, заведение… инквизиторского толка. Готовит «бесогонов» — бойцов за веру христову. Против демонов.
Ага… А прислали — ко мне…
* * *
С тамошним игуменом я как-то в Смоленске нехорошо схлестнулся. У того инока на правой ладони — поперечный шрам. Меч ладошкой останавливал. А на тыльной стороне — пороховой ожог. Характерная россыпь синих пятнышек. В голове — умения применения гипноза. «Зайчиком» от своего перстенька пробовал меня в транс вогнать.
Сволочь. Экзорцист-профессионал.
* * *
– А чего слугу побили?
– Неразумен. Места своего не ведает. Мы подошли спросить — где искать тебя. А он, дурень калечный, указывать людям божьим вздумал, слова поносные говорить. Велено, де, никому по реке не ходить, а становиться тут. А как мы решили дальше идти — за рясы хватал, стражу звал. Пока посохом в голову не вразумили — всё лаялся.
– Вот оно как… А сведомо ли тебе, божий человек Теофил, что дурень здесь не тот, кто на песке сидит. Дурень здесь в рясе стоит. Дурни.
Я внимательно рассматривал спутников Чимахая. Двое, похоже, бойцы. И по «физике», и по душе. Нехорошо смотрят. Примеряются. Третий… скользкий, вёрткий, благостный… лицемер. Морда — как блин маслянистый.
Мгновенное удивление в глазах Чимахая исчезло. По-угрюмел, озлобился. Перехватил посох поудобнее. Привычным, отработанным движением. И — замер. Зацепил взглядом чуть выглядывающие над моими плечами рукоятки «огрызков». Потом перевёл взгляд мне в глаза.
Я начал улыбаться. Нагло. Чуть показывая зубы. Чуть шевеля пальцами опущенных, чуть растопыренных рук.
В отличие от очень многих на «Святой Руси», Чимахай меня знает. Знает — для чего ношу эти смешные железки. И как ими работаю. Знает, что ни его ряса, сан, посох, спутники — меня не остановят. Мечники и лучше меня есть, беспредельщиков беспредельнее — нету.
Был у нас случай. Ещё на воровской заимке возле Пердуновки. Чимахай с сотоварищами шутки над Ивашкой шутить вздумали. Шутников пришлось… урезать. Шашечкой своей.
Тогда, сразу как зарезал самых… непоседливых, пришлось его воспитывать. Чтобы не зарезать за компанию. Сунуть к его носу свой клинок. Клинок полностью, до самой рукояти, был в крови. Лишняя уже стекла, но оставшееся стало вязким, блестящим, почти чёрным. И остро пахнущим. Он смотрел на клинок, направленный ему в лицо. Потом — поверх его, в глаза мне. Сглотнул и отвернулся.
«Делай что должно, и пусть будет что будет». Мой выбор — «что должно». Он — согласился. Хоть — убей, хоть — что. А я, аккуратненько, чтобы не порезать, вытер шашку о его голую спину. И одной стороной клинка, и другой. «Кровь их — на тебе».
Чимахай меня знает. Нелюдь я. «Не от мира сего».
Мы молча стояли в шаге друг от друга, смотрели глаза в глаза.
* * *
Мои бойцы за спиной… их и этому учат. Чуть переместились, выбрали себе противников.
В работе пары «мечник-лучник» вечная проблема — дистанция. Мечник начинает — с шагов, лучник — с десятков шагов. «Пара атакующая» — мечник вблизи противника, «пара защищающая» — мечник вблизи лучника. Аналогия из других времён: то снайпер прикрывает автоматчика, то автоматчик охраняет снайпера.
Работа в малых группах — четвёртая часть обязательного воинского обучения. После общей работы в строю, поединка и «микротактики». Не надо иллюзий: ни кулак здоровый, ни «целкость» по мишени, ни «финтиклёж» в фехтовании — из мальца бойца не делают.
Счастье, что в первой жизни фехтованием не занимался. Здесь это делают сильно иначе, чем в спорте в моё время.
Прежде всего — оружие. В программе Олимпийских игр есть фехтование на рапирах, шпагах и саблях. Не у нас.
Мы с Артемием, после ряда экспериментов, визгов и обид знатоков, мастеров и славных витязей, перешли на палаши.
«Контактное клинковое рубящее и колющее оружие с длинным прямым однолезвийным клинком».
Западноевропейский палаш развился из тяжёлой кавалерийской седельной шпаги. Первые образцы так и назывались — «валлонская шпага».
А теперь оцените фокус: кроме кавалерии, мы используем палаш в пехоте. По сути: аналог абордажного палаша.
В строю пехота копьями работает. А вот в близком бою («грудь в грудь») функционал романского меча («рубящий удар», «укол», фехтование) при меньшем весе и лучшей защите руки — весьма полезен.
Основное отличие палаша от шпаги — более массивный и широкий клинок. От меча — сложный эфес, односторонняя заточка. От сабли — прямой клинок с отличными характеристиками колющего удара.
Ни самое распространённое на «Святой Руси» оружие — топор, ни здешние сабли, ни «каролинговские» мечи — на укол не «заточены». Колющее — только копьё. Да редкие «романы».
Сделав «укол» штатным, типовым приёмом, мы дали моим бойцам существенное преимущество, открыли дополнительные участки на теле противника для поражения, новые траектории движения клинка к цели.
Сабли на «Святой Руси» есть. И в немалом количестве. Но — фоном, локально — по степному порубежью. Чуть позже Даниил Галицкий, явившийся на помощь уграм, имел саблю, украшенную золотом, чем особенно поразил немецких послов.
Появление сабли не привело к вытеснению меча (до XVI в.). Сабля — относительно новое оружие, исключительно всадническое. Я, со своим упором на пехоту, это учитываю. Как и то, что статус меча в сознании моих парней — выше. Палаш — более похож.
До «британцев» с «итальянцами» мы не дошли. У британских палашей гарда «корзинного» типа с большим количеством переплетений. Итальянская скьявона — с обоюдоострым клинком длиной около 90 см при ширине в 4 см — использовали в паре со щитом.
Традиционно — оружие латной конницы: тяжёлый клинок нужен против защищённого противника. У нас тут ворогов в стальных в доспехах нет. Поэтому — чуть короче, чуть уже. Легче, проще, дешевле, массово. Качественнее.
Ребят своих я берегу. Поэтому, хоть и не «британской корзинкой», а развитая гарда сделана. Не только дужкой над пальцами.
На моих палашах стоят «щитки». Для сабель — будет принято в ближайшее полвека, для мечей — через пару столетий.
Прямые перекрестья с ромбическим расширением на середине (тип IIА по Кирпичникову): перекрестье прочнее на излом, надежнее соединяется с рукоятью, плотнее удерживает надетые ножны.
Боковые мысовидные выступы, выдаваясь несколько над клинком, задерживают неприятельское оружие, падающее вдоль клинка. Концы перекрестий несколько опущены и, расширяясь, переходят в дисковидные увенчания. Вражеский удар, с какого бы направления он не приходился, не может соскользнуть на рукоять.
Тут мы малость повыпендривались. Вместо обычных дисков-увенчаний, я воспроизвёл элемент с одного полуторника, новодела из 21 века — волчья голова. С Курта копировали. Штамповка — не ковка молотом, можно сделать единообразно.
Такие клинки предназначены не для одноактной рубки, а для простейших фехтовальных манипуляций.
Второе: сама идеология фехтования.
Коллеги! Если вы выучились фехтовать в 21 веке, попав в 12 — поскорее забудьте. Здесь — не так. Не на уровне мозгов — на уровне рефлексов.
Какие действия, непосредственно воздействующие на материальный мир, регулярно совершает средний горожанин в 21 веке? Из тех, что могут себе позволить занятия фехтованием?
Физкультура? Отжаться, подтянуться… — абстрактные напряжения мышц, не дающие конкретных наглядных результатов. Нет передачи усилия от мышц на предмет через нехитрый инструмент.
Эпизодически, конечно, случается к чему-то приложить мышечное усилие. Эпизодически.
У предков в подкорке — представление о том, что для воздействия на предмет, необходимо усилие.
Топор сам дрова не колет, если его просто поднять и опустить на полено — ничего не случится. Даже сильному, но непривычному, человеку приходится многократно тюкать, хотя умелый, но более слабый, добивается того же результата с одного-двух ударов.
Для предков это — норма. Для человека 21 века — пока об этом думает — всё очевидно, но на уровне ощущений — не чувствует. Подсознательно «нажать на кнопку» — получить результат.
В контексте фехтования: доставить клинок к мишени — дальше он всё сделает сам.
Отнюдь.
Кто этого «отнюдя» не понял, в себя, в мышцы, в рефлексы не вбил — покойник.
Например, летел-то клинок быстро, да прилетел плоскостью, или слегка лезвие завалилось, или остановился слишком рано, дотронувшись до мишени уже на излёте, или даже прилетел, рассёк кожу — и всё, порез — и этим всё ограничилось.
Спортсмены, попробовав порубить лозу, разочаровываются в своих двигательных стереотипах — привычные движения, приносящие очки на турнирах, дают прискорбно малый результат при столкновении с реальной мишенью.
Если вы не можете нанести противнику ощутимого вреда — все ваши предварительные действия по переигрыванию противнику и доставке клинка к его телу окажутся бессмысленными. А тут всё наглядно: или разрубил — или нет.
Как воспринимают холодное оружие предки, не имеющие наших романтических предрассудков?
Есть железка «коса» — ею вот такими движениями косят траву. Есть железка «топор» — им вот такими движениями рубят дрова. А вот другая «железка» — с её помощью удобно проткнуть или нашинковать противника.
Как это сделать? А примерно так же, как рубили лозу и протыкали чучела.
Как на это реагирует противник? — Старается не дать себя проткнуть или нашинковать, сам стремится сделать то же самое с нападающим.
На первый взгляд, очень похоже на турниры. Но есть разница.
Во-первых, если оружие — инструмент, предназначенный для определённых воздействий на материальный мир — мы вынуждены беречь его и использовать по назначению.
Кому придёт в голову рубить топором железную арматуру? Кто сами точат ножи, стараются не резать ими на тарелках. Если вы собираетесь использовать своё оружие в качестве рубящего/режущего — вы вынуждены заботиться о сохранении им этих качеств. А если ваше оружие ударно-дробящее — надо, как минимум, позаботиться о том, чтобы оно не сломалось до того, как вы с его помощью поломаете оппонента.
Вы стараетесь не подставлять лезвие. Сами, нанося удар, стараетесь не портить лезвие об противника. Конечно, всегда может случиться ошибка, в результате которой клинок может выщербиться или сломаться. Но изначально всё обучение строиться с учётом этого фактора.
Опытный наставник показывает именно те движения нападения и защиты, которые позволяют сберечь лезвие для последующего воздействия на противника. Эти движения многократно отрабатываются и забиваются в подкорку. В бою, на автомате, вылетают именно они.
Этим, а не мифической неразвитостью предков, не способных додуматься до парадов и рипостов, объясняется то, что клинками стараются не парировать. Пока качество клинков оставляет желать лучшего, их берегут.
Парадокс: чем хуже, «дешевле» клинок, тем сильнее его надо беречь.
Это для предков — «само собой разумеется». Как и то, что клинок нужно беречь от ржавчины и не забывать точить. «Это ж все знают».
Вторая очевидность: удар должен быть ударом, иначе это не удар.
Есть три термина: «толчок», «удар» и «касание».
«Толчок» — смещение предмета.
«Удар» — деформация предмета.
«Касание» — прикосновение, не содержащее воздействия на предмет.
Единственное, что ценно в бою — удар.
Толчки и касания сами по себе не котируются. В них есть смысл, только как в технических элементах, обеспечивающих последующее нанесение удара.
И тут — печалька! — то самое «туше», на которое фехтуют в 21 веке. Под «туше» подразумевают любое касание, и тут уж как повезёт: часть из них, возможно, будет ударами, часть — толчками. Но котироваться все они будут одинаково.
С серьёзно одоспешенным противником можно справиться тремя способами:
— очень сильный удар, способный проломить доспех или, не пробивая доспеха, повредить то, что под ним. Например, удар в шлем, в результате которого сломается шея; удар в область колена, в результате которого даже при выдержавшей защите сломается сустав и т. п. Вариант — использование специального противодоспешного оружия: клевцов, перначей и т. д. Проламывающий удар всегда должен быть весьма сильным.
— очень точный удар в неодоспешенное или слабое защищенное место. Не требует столь большой силы, предъявляет повышенные требования к фехтовальному мастерству. Не просто попасть, но попасть очень точно, а то и под определённым углом. Часто используют специальные виды оружия — с гранёным остриём-пробойником, или наоборот, с гибким остриём, способным проскользнуть в узкую щель в доспехе.
— уронить противника и добить уже на земле. Чтобы уронить, опять же два варианта: либо очень сильный, опрокидывающий удар оружием, либо сближение с противником, переход в борьбу в стойке, перевод противника в партер.
В момент доставки клинка к мишени — ничего не заканчивается. Наоборот, в этот момент только начинается главное — воздействие своим оружием на мишень.
Из этого следует:
— беречь оружие от повреждений;
— удар должен быть ударом;
— далеко не в любое место любым оружием имеет смысл бить.
Третья особенность древнего фехтования в том, что бойцам хочется жить. Почему-то. Они не могут позволить себе играть в «лотерею», выигрывая за счёт статистики.
В реальном бою для бойца первоочередная задача — уменьшить вероятность получения удара. И только при условии обеспечения своей безопасности — думать о том, как нанести удар противнику.
Ситуация 0 % получить удар и 10 % нанести — лучше, чем 70 % получить удар и 90 % нанести.
В бою любая атака должна быть подготовленной. Только тот, кто заботится о себе, проживёт достаточно долго, чтобы воспитать учеников.
В спорте же не только допустимой, но и выигрышной стратегией становится «лотерейное фехтование»: можно раз за разом начинать атаку, не зная, чем она закончится, но выигрывая по очкам по итогам нескольких сходов.
Атаковать в среднем проще, чем защищаться. Если атакующий не думает о своей безопасности, то защищающийся, при сравнимых скоростях и мастерстве, по итогам нескольких сходов всегда будет проигрывать. Особенно, на маленьком ристалище, где нет возможности долго играть дистанцией, выжидая удобного момента для безопасной атаки.
Если бойцы сошлись ближе — защищаться бессмысленно. Если один боец, сократив дистанцию, начинает наносить удары, а второй — защищаться, то как бы хорошо защищающийся не защищался, рано или поздно он ошибётся и пропустит удар. Поэтому выгоднее не защищаться, а бить в ответ, играя в «лотерею» — кому повезёт попасть первым.
Соответственно, и тренируются в первую очередь на то, чтобы научиться попадать первым, а не на то, чтобы наносить удары, не получая. А потом делают то, к чему привыкли.
Если шансы противника пробить или обойти защиту велики — то в жизни человек, который не хочет умирать, всё-таки постарается закрыться, чтобы увеличить свои шансы на выживание, пусть и с опозданием, но постарается хотя бы ослабить пропущенный удар.
В спорте выгоднее забить на удар, который с большой вероятностью пропустишь (об ослаблении и речи не идёт, очки от этого не зависят), и сконцентрироваться на том, чтобы успеть вовремя ответить. А то, чем чёрт не шутит — может удастся и с опережением ударить, тогда афтер-блоу уже по тебе будут считать.
Не то, чтобы это было злонамеренно — так само собой получается, большинство бойцов даже не отдают себе в этом отчёта.
Грубо говоря, если один боец по команде «Начали!» каждый раз прыгает вперёд с атакой, а второй в это время пытается защищаться, но будучи ограничен ристалищем, не может далеко отойти, то при более-менее равном уровне бойцов первый по итогам двухминутного боя будет практически всегда выигрывать.
Это — спорт, где удары — просто очки.
В реальности — если по вам хотя бы один раз не очень сильно попали — вам, как минимум, предстоит долгий период восстановления. Это если противник не воспользовался возможностью и не добил вас. У вас нет возможности 10 раз прыгать на противника и выигрывать за счёт статистики — нужно всё сделать 1 раз, но 100 % чисто. Если умирающий противник заденет вас мечом, скажем, по ноге — вы потом, возможно, будете хромать всю жизнь.
Обычно оба бойца заботятся о сохранении своей жизни и здоровья, что даёт определённые манеру и рисунок боя. И если один из бойцов усилием воли отключает инстинкт самосохранения и любой ценой стремиться достать противника, то он резко меняет свою манеру и получает бонус. Заслуженный, потому что даётся этот бонус непросто и оплачивается дорогой ценой — если не заботиться о защите, то даже успев первым, можно поплатиться здоровьем, а то и жизнью.
Попадая в виртуал спортивного поединка, где отказ от самосохранения по большому счёту ничего не стоит, оба бойца совершенно спокойно используют самоубийственную манеру боя, раз за разом демонстрируют классические «японские ничьи»: два трупа лучше, чем ни одного.
Здорово, правда? Как просто понять разницу между виртуалом спорта и реалом боя! А теперь сделаем следующий шаг.
Рассуждения о «лотерейном фехтовании» справедливы для равно вооружённых противников. А вот если на вас железный доспех, а на противнике рубашечка, у вас — щит и меч, а противника — топор с ножиком, то… то вы почти всегда выигрываете. Независимо — вы прыгаете на противника, или он на вас. И рисунок боя снова меняется.
Следующий уровень. Мои ребятки в кафтанах. Обычных, тканных. Их противники смело идут в атаку. И очень удивляются, когда их клинок скрежещет по металлу. По кольчатому кованному панцирю под верхнем слоем ткани. Удивление — недолгое. До конца жизни от встречного удара.
Ладно, вот вы научились реальному бою. Научились беречь себя: раненый боец — обуза для отряда. Научились махать железкой, попадать в нужные места мишени, наносить сильный удар. Каждый — попробовал «вражьей кровушки». Чтобы быть готовым к виду результатов своих финтов. Дальше? — Дальше вы покойник.