Княгини-вдовы часто уходят в монастырь. Но — после смерти мужа. Через пару десятилетий будет пример насильственного пострижения тёщи. Но — вместе с тестем. Кстати, «причёску делали» уже знакомому Рюрику Ростиславовичу — абсолютному рекордсмену «Святой Руси» по «великокняжескому вокняжению»: он семь раз занимал киевский престол.

Когда через 4 года зять помрёт, Рюрик немедленно расстрижётся. А вот жена его, про свадьбу которой Ромочка Благочестник рассказывал мне и другим «княжьим прыщам» в Смоленске, так в монастыре и останется. Добровольно:

– А ну вас всех. Надоели со своими глупостями.

Опрокидывать в «Святую Русь» обычаи «Московской Руси» — занятие распространённое, «они там все…!». Но — неправильное. Анахронизм называется. В эту эпоху типично просто отправить надоевшую жену в отеческий дом. Да, это — оскорбление, это — нехорошо. Но — нормально.

А вот постриг…

Постриг пока — дело добровольное. Это — не голову срубить, где от жертвы требуется только присутствие. Да, можно оказывать давление, можно угрожать предварительно. Но сама процедура — публична. Постригающийся сам, ясно, перед людьми и богом, должен сказать положенные слова. Как при венчании: «да» — должно быть произнесено и услышано.

Бывает. Не хотела, не хотела, а потом раз — и захотела. Но — сама.

Тут двуручник к горлу не приставишь. Можно побить для вразумления, по-рычать для страху. Но — только «до того как». Не во время. Насильственное пострижение применяют в Византии, в Западной Европе. В «Святой Руси», в среде Рюриковичей в эту эпоху… примеров не знаю.

Причём реально — побоями или смертью — Андрей жене угрожать не может, он не настолько самовластен. Всё, что творится в княжеских палатах — становится известным окружающим. А рядом её родня. Весьма важная «партия» в княжеском окружении, Кучковичи.

И это вводит в рассмотрение ещё одну сущность, ещё круг вопросов.

Как отреагировали Кучковичи на оскорбление их родовой чести — отставку Улиты? Почему они не приняли её в «родительский дом»? Почему поддержали её постриг — заключение в монастыре? Почему сам Боголюбский не последовал стандарту поведения в отношении «партии» изгоняемой экс-супруги?

Напомню: при монархических дворах «партии» — группы людей, объединённые вокруг одного из лиц, приближённых к особе государя. В основе группы — родственники этого лица. Как в основе волчьей стаи — пара волков и их щенки.

Кучковичи — партия Улиты в Боголюбово. Их должны были подвергнуть опале — как минимум. Если учесть, что каждый государев двор — крысятник, где на любого «с Верху упавшего» сразу кидаются стаи «падальщиков»… Конфискация, заточения, плаха… Серьёзные основания и неопровержимые доказательства с достоверными свидетельствами — явятся во множестве неисчислимом. Только согласись слушать.

Так, в сходных ситуациях, более или менее кроваво, делается везде. «Семейственность» в управлении означает «семейственность» в наказании, «член семьи изменника родины» — это исконно-посконно.

Уже и в 17 веке в Московской Руси:

«бьют кнутьем, а иных казнят смертию, а у иных отымается честь, и поместья и вотчины, и ссылают в ссылку в Сибирь на вечное житье, з женою и з детми, в дети боярские, или в казаки, или в какую службу годятся».

Вариантов — много. Но обязательно: «з женою и з детми».

У древних хунну в один момент появился своеобразный закон: императрица, родившая наследника, должна быть казнена. Причина проста: мать государя сохраняет своё влияние на него и выводит на высшие государственные должности своих людей, свою родню. Не по критерию эффективности или, хотя бы, родовитости, знатности, но по критерию родства.

Иногда получается особенно скверно.

Через несколько десятилетий назначенный матерью хорезмшаха «свой человек» (брат) наместником в Отрар спровоцирует войну с Чингизханом:

«Когда послы и купцы прибыли в город Отрар, тамошним эмиром был некто, по имени Иналчук. Он принадлежал к родственникам Туркан-хатун, матери султана, и стал известен под прозвищем „Кайр-хан“… Кайр-хан… умертвил их, но [тем самым] он разорил целый мир и обездолил целый народ».

Частью этого разорения, «третьей производной», является «Погибель земли Русской» — «Батыево нашествие» и его последствия. Включая столетия «крайнего напряжения всех сил народных для непрерывных войн со степными хищниками», миллионы проданных русских рабов, десятки миллионов погибших.

Какая-то вздорная тётка, угробившая своего старшего сына, чтобы передать власть младшему — более любимому мальчику, по-родственному кинула братишке типа «приличное место на выселках». Тоже, видать, тот ещё фрукт был, раз его в столице поблизости не оставили.

У них там:

«Ну как не порадеть родному человечку».

А у нас:

треть населения — погибла, две трети городов — пепелищами стали.

Сходно, используя материнское влияние, существовала цепочка «султан-ханум» в Османской империи. Также опиравшихся на «партии»-группы своих родственников. Или — на «лично преданных людей» и их родню.

Что Кучковичи — «партия» — видно по истории заговора, в котором Боголюбского убьют.

Выгнать «надоевшую жонку», отправить «в родительский дом, к началу начал» — в «Святой Руси», в отличии от Московской — не проблема. Если родня готова её принять.

Больше того: заставить Улиту Кучковну уйти в монастырь можно только с явно выраженного согласия родни — Кучковичей.

Итак.

Нравится девка — тащи в постель. Не повод для брака.

Хочешь жениться — найди причину государственного уровня.

Хочешь жениться — разведись. Постриг предыдущей — не нужен.

Женился? — Выгони родню прежней жены.

Почему Кучковичи не приняли «сестрицу» в «отчий дом»? Почему Андрей, «репрессировав» жену, не «наехал» на её родню? Потому что они поддержали его решение?

А оно было — его решение?

«Полюбовная» сделка с Андреем Боголюбским по теме «любовные похождения жены»… исключена. Измена государыни — государственная измена. За это просто рубят головы. Боголюбский — особенно.

Кучковичи выбрали «независимое хранилище для своего маленького секрета»? Авторитетное, сертифицированное?

А оно — «хранилище» — правда независимое? Или все монастыри в епархии подчиняются епископу?

В Ростове женский монастырь уже есть. А вот историю женского Боголюбского монастыря в Боголюбово связывают с самыми последними годами жизни Андрея. Называя его «домашним женским монастырём Владимирских князей». Или относят его основание чуть позже, к правлению Всеволода Большое Гнездо.

Не была ли история пострижения и дальнейшая судьба инокини Софьи (Улиты) столь… своеобразной, что Юрьевичи посчитали необходимым завести монастырь для своих женщин прямо на своём дворе?

Напомню: в эту эпоху на «Святой Руси» уже есть два «авторитетных княгине-хранилища». Оба — национального, общерусского значения. Вышгородский монастырь под Киевом, основан Святой Ольгой. Второй — под Полоцком, основан Евфросинией Полоцкой.

Есть и другие места, куда уходят княгини-инокини. Но — по одной.

– Я тута жить буду. И от родительского дома недалече, и мирская суета мешать не будет.

Вдовая сестра Ростислава Смоленского (Ростика) живёт на подворье Святой Параскевы Пятницы в Смоленске. Я об этом монастыре уже… Я там Варвару потерял!

Но ветви Рюриковичей аналогичных центров не создают. Почему? Нет таких святых женщин как Ольга и Евфросиния? Или нет настоятельной нужды в собственном «хранилище» княгинь и княжон? А у Юрьевичей вдруг появилась?

Разницу между Малым Художественным и областным драматическим — понимаете? Где лучше «место последнего служения»? Чего стоит вытянуть обл-драм на уровень МХАТа? А вытягивать — надо. Иначе Юрьевичам — не кошерно, не по чести. Сколько это стоило? Что могло быть основательной причиной для таких расходов?

Уже в 21 веке этот монастырь не допустит запуска в Боголюбово завода презервативов. Ассоциации у русских людей, знаете ли… «Одни — в рясах, другие — в упаковках. А суть одна — противники детей». И поселение в 4 тысячи жителей лишится пары сотен рабочих мест.

Вот честное слово! Ни Юрьевичей — что Боголюбского, что Большое Гнездо, ни меня, как попаданца в 12 век — эта тема не беспокоит. Потомки! Разбирайтесь с вашими презервативами… э-э-э… с вашими монахинями… виноват: с вашими заморочками — сами! Тут — свою бы голову сохранить.

Но и в 21 веке городок несёт существенные потери. Не на создании монастыря и его монастырской репутации, но лишь на поддержании её только по одному информационному поводу.

В эпизоде — «развод Андрея с Улитой» — имеется ряд несуразностей, нестыковок, отказ от обычных, традиционных решений, от действующих правовых норм… Или — от нашего понимания ситуации?

Трио: Боголюбский, Улита, Кучковичи не могут в рамках известной информации, в рамках разумно реконструируемых интересов и возможностей сделать то, что записано в летописях.

Кучковичи могли не попасть под опалу только в одном случае: инициатива развода исходила от Улиты. И она — эта инициатива — была оформлена как нечто непреодолимое и внушающее уважение.

Пример: самоубийство. Улита пошла и утопилась. Бздынь. Мужу — позор. Кучковичи — на плаху.

Несчастный случай: упала, сломала шею. Бздынь. Мужу — позор. Небрежение к домашним своим.

Вообще: полная власть главы дома, «большака» — возлагает на него и полную ответственность. За всё, происходящее в доме. Поскольку муж в отъезде — найти виноватых и наказать. Кучковичи — на плаху.

Улита взяла и развелась. «На своей воле» Тут сразу целая серия — бздынь-бздынь-бздынь.

Это ситуация не решается и при привлечении моей «АИ-шной» «пост-правды».

Если Андрей уверовал в сообщённую мною «нечестность» жены, то дальше просто: «тихий сыск по краям». При подтверждении — дыба, допрос, ряд казней. Двоих братьев-любовников-Кучковичей, известных мне по «морализаторскому сочинению» с псом-выжлятником, которое я цитировал князю Андрею в Янине — минимум.

Если мои слова для него — бред, то место Улиты — в княжьей постели, Ану — в ряду прочих наложниц. А моей голове — на плахе.

Кажется, есть только один путь, который приводит к летописному результату. Путь, при котором трио преобразуется в квартет.

В «музыканты» — нет. А вот в «святорусскую» элиту — вполне.

Четвёртый участник — епископ Ростовский Феодор, «бешеный Федя». Который находит каждому — его «правду»:

– (Улите) Дела твои блудливые — вскрылись. Андрей вернётся — на дыбе сдохнешь. Единственный путь тебе — в монастырь. Андрей — человек богобоязненный, черницу, покаявшуюся, мирское отринувшую, защищаемую покровом святым — не тронет.

– (Кучковичам) Сестрица ваша, утомившись делами мирскими, поживши без супруга своего, очистила душу свою молитвами святыми и решила отряхнуть прах мира тварного с ног своих, закрыться в обители святой. И получило на то моё архипасторское благословление. С коим вы согласные и сердечно приветствуете. Или вам, кобелям паскудным, под топор охота?!

– (Андрею) Супруга твоя молилась за тебя и за победы твои и, просветлённая ангелами божьими, дала обет — коли воссияет мечами твоими слава Пресвятой Богородицы, то примет она постриг и удалится от мира дольнего. Дабы истово молить Заступницу о возвеличивании веры православной и спасении души твоей.

Да, публично принесённый обет Богородице, принятие которого к исполнению подтверждается победами русского оружия, возвращением живыми и невредимыми мужа и сына, удостоверенный «представителем божьим в земли сей» — это «необоримо». А ещё: не — позорно, но — благолепно. Честь брошенного мужа не замарана, но, наоборот — изукрашена. Ибо из-под его руки, из его дома выходят такие праведницы, такие к божьему благу промысленницы. Стало быть, и сам, «хозяин» — к святому да доброму склонность имеет. Хотя, конечно, покамест в трудах и заботах, мирских и суетных, повседневно пребывает.

Это тебе не пункт из пятой «разводной статьи» — «… или сама покрадет…». Это — основательно, благопристойно и богоугодно. Отношение верующего к его богу сравнимо с торговлей. «Ты мне — я тебе». Ты мне — блага, я тебе — веру, молитвы, посты, постриг…

– Я тебе — пообещала, ты мне — сделала, с меня — оплата.

Что есть «Ветхий Завет»? — История о заключении договора между богом и народом. Потом народ из этой договорной кабалы пытался выскочить, а ГБ — его наказывал. Что форма штрафов и пеней, типа «истреблю всякого, мочащегося к стене» — несколько не соответствуют нашему представлению о справедливости «в споре хозяйствующих субъектов»… — это чисто наши проблемы.

И учтите: все оттенки той, «ветхозаветной» истории, со всеми попытками двоякого толкования, неоднозначности понимания, мошенническими увёртками, «добросовестными заблуждениями», «обычным правом», «здравым смыслом», форс-мажорами и просто разгильдяйством — у всех на слуху. Этим долбят каждый день по три раза: утром, в обед и вечером. Чаще, чем Гимн Советского Союза по радио.

Для искренне и истово верующего Боголюбского — даже мысли поломать такой «божественно ориентированный сговор» — не возникает. Воля господняя, благочестие, подвиг. Наоборот: хочется сподобиться и прикоснуться. К той, вдруг просветлённой и осиянной, душе.

– А где ж она?

– А тама. У меня в Ростове. Постится и молится. Царице Небесной, заступнице нашей.

Крыть — нечем. Можно, конечно, всё бросить, вскочить в лодку и ляп-ляп вёслами — побежать в Ростов. Но… а тут? А дела спешные государевы? А там? Поди, годовой карантин, монастырский Устав, местные свары-дрязги… Ни самому с экс поговорить, ни, тем более, оную к Манохе на беседу пригласить.

Вот был бы уже у Боголюбского свой женский монастырь под боком — сразу бы спросил:

– А почему не здесь? А ну-ка переведи сюда. Я тоже хочу… благочестия еёного восприять чуток.

Убежала бы она в Кучково — дружину бы послал. Это дела мирские, суетные.

– А! Итить ять! Злыдни! Воры! Изменники! Рубай их всех! В капусту.

Вынуть же инокиню из монастырского затвора против её и владыкиной воли… Нет, дружина, конечно, сбегает, Софочку притаранит. Правда, Владимирские гридни на такое дело… Но вокруг же полно половцев! Они ж — «поганые»! Кипчакам по женскому монастырю пройтись… Кто стоял — положат, кто лежал — растопырят. Прочих — закопают.

А вот что делать потом? Это ж грех, святотатство.

Помимо прямой ссоры с очень важным, сильным, близким по духу — «товарищ в борьбе», епископом Ростовским, помимо очевидного, потребного для того — личного отстранения от благодати и её носителя, от бога и его служителей, от матери-церкви и «царствия небесного», это ещё и дурной пример тем же ростовским боярам. Две узды — княжеская и епископская — едва удерживают их своеволие. Ослабнет одна — скинут и другую, боярство в разнос пойдёт. Тогда уже не десяток гридней посылать — войско на Ростов собирать придётся.

Да и с чего такой сыр-бор заводить?!

Явных улик «жонкиного нечестья» — нет. Скорее наоборот: постриг — свидетельство истинного о муже своём радения.

«Сменила платья дорогие парчовые — на рясу простую суконную, палаты княжеские — на келию убогую. Всё — веры православной нашей для, за-ради исполнения обета своего, во спасение от мечей басурманских мужа, даденного. А ведь кабы не было жертвы сей, кабы не благочестие княгинино, так, поди, и нас всех — нечестивцы поганые побили бы, порезали».

Это уже точка зрения людей из вернувшегося войска.

Зачем эти заботы Феодору? — Ну вы спросили! Из самого простого — есть вклад в монастырь. При поступлении — само собой. И позднее по ряду поводов — подарки. Известны и методики по добровольному увеличению размера даримого.

«Слеза даже прошибла Патапа Максимыча.

— Сторублевой мало! — подумал он. — Игумен человек понимающий. По крайности сторублевую с двумя четвертными надо вкладу положить…

— Две сотенных надо, да к Христову празднику муки с маслом на братию послать.

Когда же наконец стал отец Михаил поминать усопших родителей Чапурина и перебрал их чуть не до седьмого колена, Патап Максимыч, как баба, расплакался и решил на обитель три сотни серебром дать и каждый год мукой с краснораменских мельниц снабжать ее. Таким раем, таким богоблагодатным жительством показался ему Красноярский скит, что, не будь жены да дочерей, так хоть век бы свековать у отца Михаила…

— Вот благочестие-то!.. Вот они, земные ангелы, небесные же человеки… А я-то, окаянный, еще выругал их непригожими словами!.. Прости, господи, мое согрешение!».

Речь в этом отрывке из Мельникова-Печерского идёт о «богоблагодатном» ските, где «земные ангелы» и «небесные человеки» печатают фальшивые ассигнации крайне низкого качества.

Опять же — дело благое. Помочь «старому другу» решить неназываемую проблему. От чего ещё более усилится государева благосклонность к делам епископовым.

И, об чём «ни-ни!» — «посадить его на крючок» — прибрать к себе в хозяйство самого главного свидетеля самой главной проблемы Залесья — «ублюдочности», «нечестия» сыновей Андрея.

Причём сама проблема не озвучивается. Феодор не говорит, даже — не намекает на свою информированность в части похождений Улиты. Иначе, при сказанных явно словах, Андрей будет действовать иначе. И даже епископская шапка не спасёт от «плахи с топорами».

– Княгиня, в волнении об тебе, княже, пребывая, восхотела к господу нашему душою устремиться. И я, раб божий Феодор, тому устремлению благому — не воспрепятствовал. Ибо хотение то — во благо. И её душе, и твоей, и земле нашей. И всей вере православной. Ибо есть ли в юдоли нашей, скорбно слёзной, иной путь для души человеческой, лучший, нежели монашество?

Сходные фрагменты, разной степени экспрессии, логичности, литературности и императивности — постоянно звучат в здешних церквах и в теремах. Эта идея — есть истина несомненная и необсуждаемая.

Напомню для знатоков: со следующего века и на столетия предсмертное пострижение в монашество станет нормой для всей русской аристократии. Александр Невский — из ближайших примеров. Хоть на полчаса, а в клобук. Ибо, по всеобщему убеждению, предсмертный постриг даёт гарантию спасения. «Спасения» не от смерти — от посмертия.

Откуда Феодор мог узнать о «твой отец — не твой отец»? — Так все ж вокруг — православные! Истинно верующие и спасения душ своих грешных — непрестанно взыскующие. Для чего надобно покаяться.

Обрюхатить сестрицу и государыню, в очередь с братом… Грех зело страшен еси! Тут просто сотню Богородиц отчитать — не поможет. Тут надобно по святым местам пройтись, старцам поклониться, вклады богатые сделать, денег убогим да нищим раздать…

Мать Ивана Третьего, отравив свою невестку, немедленно покинула Москву и провела несколько последующих недель в достославных монастырях, замаливая грехи свои тяжкие. Получая отпущение и утешение. Отчего сии обители святые несколько… прибарахлились.

Согрешил — замарался. Покаялся — очистился. Покаяние, исповедь проводит священник. А уж тайна исповеди в нашей церкви… да ещё при таком архипастыре как «бешеный Федя».

Почему именно сейчас? — Не знаю. Есть детали, которых я не знаю, есть — которые знаю, но не понимаю. Например, оттенков отношений Софьи с её братьями-любовниками. Но есть вещи очевидные.

«Два медведя в одной берлоге — не уживаются» — русское народное наблюдение. Многократно и разнообразно проверенное.

Залесье становится тесным для двоих «медведей» — для Андрея и Феодора.

Бряхимовский поход подвёл черту под одним периодом жизни Боголюбского и начал новый. По диалектике: переход количества в качество. Скачок.

Первые годы своего княжения Андрей обустраивал свою землю. Строил крепости, города, церкви. Во Владимире, Ростове, Ярославле… Строил свой город — Боголюбово.

Строил людей и систему управления ими. Именно здесь, в Боголюбово, впервые на Руси прозвучит, в эпизоде убийства Боголюбского, уже всем понятное слово — «дворянин».

Теперь множество проектов — «Золотые ворота», храм Покрова на Нерли… — заканчиваются. Вятшие — смирились с его властью, вера Христова — укрепилась и распространилась. Тишь, гладь, божья благодать… Рутина. Для кавалерийского командира, для «Бешеного Китая» — тоска. И тут такой подарок! Вылазка эмира Ибрагима. Не выравнивание, юстирование, оптимизация государственного механизма, а — бой, поход, атака! То, что он знает и умеет, чем и занимался большую часть своей жизни.

Дело, которое он понимает. Которое его возвеличивает. И собственно победой, и благоволением Богородицы. Он — «правильный», он — первый, он — избранный. «Избранный» — не электоратом, не собранием нотаблей — самой Царицей Небесной! Об этом, о разрешении души своей от давних, тяжких и смутных сомнений, пел и плясал князь Андрей перед иконой на Бряхимовском полчище.

А зачем ему тогда второй? Равный? Ведь «бешеный Федя» тоже абсолютно уверен, что он — «избранный», что на нём «благодать божья почиёт». Единожды сказанная фраза о двух солнцах над Русью — царе и патриархе — в 17 веке приведёт Никона в монастырское заточение. На «Святой Руси» нет пока самодержавия, нет абсолютизма. Но вот конкретно в Залесье…

Боголюбского часто по разным поводам вспоминают как «отца-основателя», как предтечу будущих самодержцев — русских царей.

Изменение внутренних самооценок Андрея и Феодора неизбежно должно менять и отношения между ними. Да и объективно — они рвут один и тот же ресурс, одну и ту же землю, одних и тех же людей. Прежде Феодор бил язычников и Андрей ему помогал, Андрей «нагибал» бояр, и Феодор его поддерживал. Оба достигли поставленных целей: бояре — «нагнуты», язычники — выбиты.

«Бойтесь желаний — они исполняются».

Исполнились. Что дальше?

Цели достигнуты — нужны новые. А они — разные. Конфликт — неизбежен. И Феодор, как более эмоционально чувствительный, или более хитрый, или более агрессивный, или более «безбашенный» — ловит момент длительного отсутствия князя Андрея и его людей в Боголюбово. Удостоверившись в победоносном исходе Бряхимовского похода, осознав неизбежные последствия, делает первый шаг в начинающейся новой игре, в новых взаимоотношениях князя и епископа.

Княгиня принимает постриг.

Дальше — храповик: уход из мира сего однозначно означает расторжение прежних, земных уз и обязательств. Андрей опять — холостой. И тут же — снова женатый. Год «отстоя»-вдовства требуется после физической смерти супруги. А тут… виртуальная. В смысле — духовная. С последующим возрождением, но уже в рясе и с короткой причёской.

Народ, правда, этой разницы между реалом и виртуалом — не понимает. И, промеж себя, оценивает и описывает:

– У нашего-то… старичок-то — не ветхий, стоит аж до звона.

И детально уточняет: что стоит и где звенит. Отнюдь не про колоколенку у церкви Покрова Богородицы.

Духовенство уточняет литературно:

– И обуяла его похоть ненасытная.

«Каждый судит в меру своей распущенности» — широко распространённая мудрость.

Сплетники жужжат, но — не криминал. Не типично, но на «Святой Руси» бывало: Мономах как-то женился через пару-тройку месяцев после похорон предыдущей жены.

Похоже, только Феодор мог сделать эту историю. Сыграв на опережение, он убрал из поля зрения Андрея «главный раздражитель» — Улиту. Стимулы для княжеского сыска — ослабели, возможности — уменьшились.

«С глаз долой — из сердца вон» — давняя народная мудрость про ограниченность фокуса интереса у мужчин.

Тогда Ану — просто затычка во внезапно образовавшемся пустом месте. Какая-то княгиня должна быть — ну, пусть эта будет.

Подозреваю, что Феодор и здесь руку приложил. Не-не-не! Не в том смысле, как вы подумали! Не к телу её, но к душе.

Окрестил владыко Ростовский юную черкешенку… э-э-э… Виноват — ясыню. И поучал её закону божьему, и обычаям православным, и образу благолепному, что для новоявленной княгини Суздальской — не знаемо, но весьма важно. А уж девчонке в чужой земле, среди гяуров рыкающих, «беспартийной», одинокой — наставник добрый, как глоток воды студёной в пустыне выжженной.

Так Феденька и ещё одну паутинку сплёл, ещё петельку на самовольство князя Андрея накинул.

«Ночная кукушка — всех перекукует» — русское, народное, многократно проверенное опытным путём, наблюдение.

Феденьке того и надобно: насосавшийся, как пиявка болотная, власти, денег, людей, епископ Ростовский алкает всё большего.

Через год будет он выгонять причт Успенского собора во Владимире, придёт и закроет ворота храма. Врата главного храма Суздальской земли. Которому, по давней воле князя Андрея, идёт десятая часть доходов князя. И чтобы такие деньжищи — да мимо епископского носа?!

Вот тогда князь Андрей, глядя на столь явное безобразие, под конвоем отправит Феодора в Киев, к ненавидящему буйного епископа митрополиту с присными. Где и случатся с Феодором разные неприятности. Включая отрубание руки и головы. О чём я уже докладывал, и чему сам лично — в части указанной формы казни, но не описанному своеволию его и непотребствам изрекаемым — не верю.

А ведь до той поры многие злодейства — епископу с рук сходили. Ведь и людей сжигал заживо, и к воротам домов гвоздями приколачивал, и глаза выкалывал. Отнимал имения, разорял семейства. Только не долетали до князя Андрея народные стоны да плачи, гасли да слабели, терялись да забалтывались они в княжьем тереме, в Боголюбово. Княжескими слугами да приближёнными. Следовавшим не нуждам народным, но воле епископа Ростовского.

* * *

Конфликт придворных партий есть для государя — из важнейших источников получения достоверной информации. Пока слуги гадят друг другу на головы, из этого… помёта можно и правду узнать. А вот коли они спелись…

Однажды, в Париже, на балу у министра иностранных дел, аристократа и фрондёра Талейрана, появился вдруг министр дел внутренних, плебей и бюрократ Фуше. Часть гостей, услышав о прибытии такого гостя, мгновенно ретировались. Вспомнив внезапно, что они пребывают в «национальном розыске». Хозяин же ласково принял гостя и имел с ним дружескую беседу тет-а-тет прямо посреди многолюдного собрания.

И — всё.

И беседа была чисто светской — «Здоров ли твой скот? А как с видами на удой, приплод и урожай?» — и никаких особых действий министров не воспоследовало.

Но Наполеон, узнав об этом эпизоде, немедленно оставил армию и поскакал в Париж, загоняя лошадей. Если уж эта парочка осмелилась продемонстрировать «душевную приязнь», то никакое австрийское или прусское войско не сравнимо с возникшей опасностью — опасностью «согласия» в ближайшем окружении.

* * *

В Боголюбово одна «партия» давно уже была епископская. Кто — уверовавший, кто — прикормленный. Но прежде была то — одна сила. Теперь к ней и другие «партии» добавились. Коалиция, однако. Врут хором — синхронно и синфазно. Фиг просечёшь.

Вторая придворная партия — Кучковичи. Они епископову руку крепко держат. За то, что Улиту прибрал по-умному — в благодарность. За то, что Улита в Ростове живёт, как топор палаческий над их шеями висит — из опасения.

Третья партия, сперва — слабенькая, ничтожная, но быстро разросшаяся — княгинина. Тоже Феодору кланяется. Снова: за ласку да за наставления в первые дни, за венчание с князем — в благодарность. За силу властную, за страх свой пред главным шаманом православным — в опасение.

Хотя, как я подозреваю, у Ану есть ещё одно свойство. Видимое со стороны и важное для Андрея — она беременна. Была. Вспомним Фамусова:

По расчёту — уже. В середине марта. Должна была родить мальчика. Переходила малость.

25 марта, за 9 месяцев до Рождества Христова — Благовещенье Богородицы.

«Взбра?нной Воево?д? поб?ди?тельная,

я?ко изба?вльшеся от злыхъ,

благода?рственная воспису?емъ Ти раби? Твои, Богоро?дице,

но яко иму?щая держа?ву непоб?ди?мую,

от вся?кихъ насъ б?дъ свободи?

да зове?мъ Ти:

Ра?дуйся, Нев?сто Ненев?стная!».

Князь напевал кондак праздника, наблюдал за омыванием иконы, и, волнуясь об исходе родов у молоденькой княгини, послал ей воду от иконы:

«Она же вкуси воды тоя и роди детя здраво, и сама бысть здрава томъ часе молитвами Святыа Богородица»

После чего основное моё утверждение в Янине, чем я его и «сдвинул», выглядит для Андрея — «диавольским обманом». А сам я — «злодеем искушённым и закоренелым». Коего надобно… адекватно. Эпохе средневековой и винам воровским.

Э-эх, давненько не гуляли по телу моему белому — веники горящие!

Больше скажу — никогда. И начинать — не хочется. А у Манохи там ещё много чего есть…

Так. Стоп. Хватит умственным мазохизмом заниматься! Нефиг представлять себе… например — перебитие суставов конечностей. Моих, факеншит, рук и ног!

Спокойно. «Ещё не вечер».

А сбежать нельзя — «позади Москва». Тьфу, блин! Всеволжск.