Глава 463

О любви к кому? — Ну вы спросили! Конечно, ко мне. А кого ещё нормальный законченный эгоист, вроде меня, может полюбить в этом, в высшей мере среднем святорусском средневековье? Не поверите: вокруг ни одного генсека или президента! Какого-нибудь там авангарда или, к примеру, организующей и движущей силы, или хоть бы «отца нации»… ничего. Даже три апельсина полюбить… некого.

Вот и приходиться… Самому звенеть. Бубенчиками по морозу. А жо поделаешь? Всё — сам, всё — сам… Вполне по «коньку-горбунку»:

А рожаю я тут…

Бедненькая. Как я её понимаю! У меня-то ещё хуже. Такая «неведома зверушка» лезет… Рожаю «историко-культурную общность». Народ. Ни — истории, ни — культуры. Извините за подробности. Не то — лютичи, не то — зверичи. Азиопейцы? Евразиойцы? — Пусть будут… «стрелочники».

Процесс — пошёл. Головка уже видна. Но до перерезания пуповины и хлопка по попке… А уж до внятного «мяу»… Ох, Господи, не доживу.

А ведь как хорошо всё начиналось! Банкет за Лугой, хороший коньяк, приятственная любовница на десерт, мощный успокаивающий звук мотора моей «тэтэшки», раннее утро, пустое шоссе…

«Вдоль по дороге троечка мчится…».

И ведь ничего не предвещало! Колокольчики так и не позвонили. Не свезло. У поворота на Кащенку. Там надо транспарант поставить. «Не проходите мимо». И меленько ниже: «а то пролетите».

Я — «пролетел». «Восемь веков — полёт нормальный». Прям к серийным убийцам. Головосекам-людорубам. Факеншит! Как вспомню…

Да это-то фигня! Выжил же!

А вот дальше выживать в этой полной ж… Э-э-э… В «Святой Руси». Извращённо-изощрённо-вывернутой. Всё — не так! Всё — через… Как всегда у нас.

Вру — снег такой же. А остальное… даже звёзды на небе… вещи, запахи, люди…

Люди — это… Это факеншит уелбантуренный! Они — не такие! Таких — даже в Кащенке нет. Мать их…

Э-э-э… В смысле — наши матери. Сильно пра-… И отцы. Такие же.

И принялся я выживать. Ничего в туземной жизни не понимая.

«Учите мат. часть, коллеги! А то до смерти замордуют».

«Мордовали» — больно. На каждом шагу. Из-за каждого угла. По темечку… И по другим частям тела.

Выжил-таки. Сам себе удивляюсь.

Кроме дорог, колонн и привычного пути — всё правильно. Особенно — «не раз».

Есть у меня, конечно, кое-какие таланты. Но чтобы талант выживаемости… до такой степени… Даже и не предполагал. А вот же — прорезался. Как у той коровы в бомболюке: «захочешь жить — и не так раскорячишься».

А главное — невозможно.

«Человек — тварь общественная».

Первое общество, в которое я вляпнулся после вляпа, в лице боярыни Степаниды свет Слудовны и сынка её Хотенея…

Факеншит! Встречу — зарежу! Почему? — Не почему, а для чего! Для «чтобы не было»!

Так вот, я к ним — со всей душой! Как к людям. А они — не люди, они — бояре, господа прирождённые. Они меня предали. На смерть отправили. А я снова выжил! Хрен вам! «Не дождётесь»!

Добрался до Рябиновки, прикинулся ветошью, пристроился в семейство боярское, затихарился…

Х-ха! Батюшка названный — Аким Янович Рябина — меня выгнал. Закономерно: ежели человек наловчился мимо Кащенки пролетать, то… «лететь тебе, любимый мой, с одним крылом». Но не далеко. Какая-то заимка воровская… И — пошло. Не по кругу, а по спирали — с расширением на каждом витке. С ветерком и повизгиванием на поворотах.

А шо вы хочите? — У меня внутри вечный двигатель, вечный бегатель, вечный прыгатель… А, ещё эти… «гейзер свободы» и «брандспойт инноваций». И, конечно, шило. В некоторых местах.

Кого побил, кого порезал, кому мозги задурил. Не-не-не! Не только насилием! «Кусочники», к примеру, сами приходили. Голяди сильно просились, ещё там некоторые…

Человек один — не выживает. Как тот одинокий муравей в банке. Начал строить вокруг себя «домик», «кокон» из людей вить-завивать. А тут… Вам нравиться жить в выгребной яме? Уточню: в своей. Но — в выгребной. Мне — нет. А здесь — все так живут. Обычай у них такой. С-с-святорусский. С дедов-прадедов.

Честно: плохо здешние живут. Голодно, холодно, грязно. Недолго.

Про 90 % кариеса у новгородских словен рассказывать? А с чего они, вы думаете, Рюрика призвали? — Зубы мужик хорошо выбивал, почти без боли.

Стал я это дело менять. Тут подправлю, там подчистю. «Кокон» мой растёт и хорошеет…

Три этажа — разве ж это много?

«Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества». Это я — ещё со школьной скамьи… И с других скамей — тоже. «Общество» я себе обустроил. Рябиновская вотчина называется. А дальше… третья производная? «Общество» тоже в обществе живёт. И Пердуновка моя — в окружении нормального средневекового святорусского б… болота.

«Хуже нету той минуты, когда власть да грызть начнёт». А власти тамошние начали… чего-то с под-меня хотеть. Посматривать, прицениваться, примеряться… Жить по моему — не дадут, по ихнему… подташнивает. Извините.

«Асфальт на темечке». Не только в карман — в душу лезут! Сволочи.

И выскочить из-под них — никак.

Кому «никак», а кому «как». Какается… как так и надо. Совдепия с дерьмократией в фазах распада и становления создают широкий спектр познания возможностей. В смысле приобретения жизненного опыта и развития измышлительных способностей. Для тех кто выжил.

«Чтоб тебе жить в эпоху перемен!».

Я ещё и не придумал ничего, мозги ещё только примерялись. Как бы гранит проблем в щебень делишек перевести, а душа-то…

«А душа уже взлетела… Вроде…».

Про своё нутро, где двигатель, бегатель и прыгатель — я уже…? Вы думаете, «эксперт по сложным системам» — кто может всё наперёд продумать? — Не-а. Про обратные связи слышали? Про отработку по отклонениям, про адаптирующиеся системы, нейронные сети, «чёрных лебедей», «теорию катастроф»…? Реактивность от реакционности отличаете?

С интуитивной логикой не работали? — Наша. Исконно-посконная.

В классической древнегреческой — «исключение третьего». А у нас — включение третьего. «Третьим будешь?» — постоянно и повсеместно.

Выбирая из двух — в дерьмо или на плаху — я выбрал третье.

Тю! «Я выбрал…». Фигня. У нас даже президентов «сердцем» выбирают. Чем другим — просто страшно.

Вы свою жену по уму выбирали? По имуществу, потенциальному наследству, кругу связей родственников…? — Сочувствую. Жить вы будете с человеком. А не с этими… атрибутами. Хотя, конечно, в супружеской жизни всегда есть место подвигу. Опять же, «Виагра», говорят, подешевела… Терпите, бедолаги.

«Бачилы очи шо купувалы…».

* * *

Я ещё ничего не понял. Кроме того, что «так жить нельзя и я так жить не буду», а душа, или там, интуиция, уже погнала мои мозги на изобретение всяких каверз и приключений.

Ну невдобняк мне в шкурке смоленского недо-полу-боярича! И жмёт, и трёт, и… выворачивает.

Мда… порезвился. В той избушке для «прыщей» на подворье Смоленских князей, поди, и по сию пору запашок стоит.

Э-эх… «Самую великую княжну» жалко. Такая девушка была…!

И я — убёг. Типа: героически бежал, или, там, трусливо дезертировал. Не «куда», а «откуда» — оттуда, где мне было тошно. И попал в ещё бóльшую тошниловку — в Бряхимовский поход. Трудов… — до кровавых мозолей, условия… — сортир походный. Баб — нету.

Слушайте, у вас в голове нейроны есть? — Не, не нейтроны — эти-то везде. А именно, которые с аксонами? А в сети они собираются? — Вот и у меня также. Как соберутся, как начнут друг у друга электрические потенциалы выравнивать… Спать невозможно!

Это к тому, что вопрос с бабами нейроны решили.

Правда… были потери. В моём окружении. За что я, уже без всяких аксонов и приколов, взыскал смертно. Не по щучьему велению, а по моему хотению.

А дальше — как всегда. Делов — понаделал, хотелок — поуелбантуривал. Нейрончики-то жить хотят! Давай аксончиками шевелить, иончики туда-сюда гонять, выводить головушку плешивую из-под топора палаческого.

Вот и обосновался я на Стрелке. Сижу тихо-мирно, никого не трогаю, «кокон» себе выплетаю. Дятловы горы. Гнездуюсь я тут. Вполне по совпадению названия и сущности. Хорошее место.

По-первости — всё было красиво. Из-под топора — выскочил, из-под — «асфальта» убежал. Податей — не платить, чьим-то законам — не кланяться, чужое дерьмо — не расхлёбывать. Сам себе хозяин.

«И тут — тебя нет, и тут — тебя нет». Красота!

У меня — всё есть. А чего нет — сделаю или куплю. На этой земле да с моими аксонами…!

У вас, кстати, они тоже есть. Так что вы меня понимаете.

Одна беда — дела делаются людьми. Хоть бы я и семи пядей во лбу был, а бревно с двух концов не ухватить.

«Нет человека — нет проблемы».

Кто это сказал? — Идиот! Попробуй стропила в одиночку поставить! Или так и будешь в землянке жить?

Человек — всегда проблема. Проблемы — надо решать. А не устранять вместе с источником. Иначе — «грабли».

«Только на Руси человек, наступив в темноте на грабли, радуется: не украли пока».

* * *

Прилетел как-то в Россию инопланетянин. Встретил мужика у пивного ларька. Заговорили за жизнь. Так это, весьма дружелюбно. Без всяких «Звёздных войн» и «Четвёртых июлей». По плечу похлопал, тараньку подал, Васей назвал.

— Ну и как там у вас, на Альфе Центавра?

— Да всё путём.

Рассказывает живенько так, по простому, пивка хлебнул — не побрезговал, по плечу похлопал, анекдоту посмеялся. Нормальный мужик.

— Слышь, альфист-центровист. А скажи-ка ты мне, а как вы там… сношаетесь?

— А вот такответил инопланетянин и похлопал Васю по плечику.

* * *

Вот так и я со здешней святорусской жизнью: то она — меня по плечику похлопывает, то я — её. Вы меня понимаете? Тоже в очереди рядом с инопланетянами стояли?

Подобно тому, как я сам, вляпнувшись в «Святую Русь» после «пролёта мимо Кащенки», одуревал от окружающего, не понимал людей, впадал в панику, в непрерывную тревожность, так и здешние жители не понимали меня. Моих целей, возможностей, границ допустимого…

Мне от них ничего не нужно. Лишь бы детишек своих в душегубках не травили — ну непристойно же! Но им — было нужно моё. Моё майно. Чтобы обогатиться. Моя защита. Чтобы выжить. Мои мозги. Что бы обогатиться, выжить и отобрать чужое майно. Моя душа. Чтобы управлять мною.

А морда не треснет?

«Воли своей не отдам никому!».

Все получили желаемое. На моих условиях.

«Бойтесь желаний — они исполняются».

Кто-то заплатил прежним образом жизни, кто-то — самой жизнью.

Почти все стали жить лучше. По критерию здоровья, сытости, безопасности, стабильности, грамотности… По другим критериям… — по всякому.

Мой Всеволжск рос. Разумно, планомерно.

Ну… Относительно. Какая может быть планомерность в среднем средневековье?! Когда на всё: «аллах акбар» и «божья воля».

«То понос, то золотуха» — русское вековое народное наблюдение.

Городок втягивал в себя ресурсы, людей, территории. Создавал. Новых людей, новые вещи, новые стереотипы и правила.

Я не давал этому вареву остывать, помешивал и подкидывал. Заставлял побулькивать — переходить от одной цели к другой, от целей достижения статики: «вот распашем поле и всё будет хорошо» — к динамике: «вот распашем это поле, и другое, и третье. И будем распахивать по сто новых полей каждый год». Поёживаясь от неприятного понимания того, что впереди всё чаще маячит диалектика с её законами «единства и борьбы противоположностей», «отрицания отрицания» и «перехода количества в качество».

Проще: всё всем всегда «хорошо» — не будет никогда. А со временем любое «хорошо» — станет «плохо».

«Круговорот воды в природе» — в школе учили, «круговорот дерьма» там же — по себе знаете, а вот как у вас, коллеги, с круговоротом «добра и зла»? Сами додумались или Гегеля почитывали?

Любое моё «благое дело», если только от него хоть какой-то толк случится, превратится со временем в гадость, мерзость и злодеяние неописуемое. И — наоборот. Прямо — хоть не делай ничего!

Но и ничегонеделание точно также мерцает — то светом, то тьмой.

У меня и «покоя» нет. К счастью.

Во. Ещё одно «беспокойство» подвалило. Ну-ну, заходи, выкладывай — что там у тебя.

* * *

— Ну, Ванечка, я тебе службу сослужила. Теперь, как уговаривались, с тебя три желания.

Рыбки у неё нет. А Ванька-лысый есть. Пришло время изображать карася из драг. металла.

Не самый худший вариант:

Бывшая Суздальская княгиня Улита, бывшая инокиня Софья, нынешняя Софочка, «тётушка» — широким шагом явилась в мой балаган, пинком открыла двери, ляпнулась с размаху широкой задницей на низкую лавку, поелозила чуток, устраиваясь в хозяйской позе. Уставилась на меня довольным взглядом.

— Ты ж от слова своего не отступишь? Исполнишь, как сговаривались? Тебе ж ха-ха… сама Пресвятая Дева лжу заборонила.

Вот стерва! И ведь не дура же! Но чуть оклемается, чуть жизнь меньше прижимает — сразу пытается меня оседлать. Во всех смыслах.

— Конечно исполню. Ты желания-то придумала? Вот и славно. Сейчас с делами малость раскидаюсь. Ты вели там малую баньку топить. Я через… часика три и приду.

* * *

Пару месяцев назад князь Рязанский, про прозванию Калауз, решил потрогать меня за… хлебопоставки. Что хлеб для меня — товар стратегический, что кроме как с Рязанщины, мне его получить неоткуда — сообразить нетрудно. А тут ещё слухи пошли о моём богачестве. О серебре арабском древнем, дарованном Богородицей в Муроме.

Калауз и раскатал губёнки свои — выставил мыто на вывоз хлеба. Заград. пошлины. Экая глупость, несуразность и нарушение техники охраны труда. Как заглядывать в ствол заряженного орудия, дёргая за шнурок.

В Рязани — «калаузнуло».

Одним княжеством на «Святой Руси» меньше стало. Князь Калауз освободил занимаемую им административно-военно-наследственную должность. В связи с внезапной и скоропостижной смертью. Себя, глупого, и всего своего семейства.

— Ах-ах! Кара божья за грехи наши человеческие! Помолимся же, братие!

И все — прослезились.

Вакансия была занята моим другом-приятелем (ежели таковое может быть позволено сказать о русском князе) — Живчиком Муромским.

Главный хозяин здешних мест — Андрей Юрьевич Боголюбский, князь Суздальский, он же — Китай Бешеный, немедля кинулся в Рязань. Стричь купоны и снимать пенки.

С моей, между прочим, работы.

Но я не жадный.

А мне привалило счастье. В форме Бешеного Феди — епископа Ростовского Феодора. Которого я… имал. С боем. И казнил. По суду. Гильотиной. Поскольку такой мерзости по земле ходить… «лишний в реале».

Андрей чего-то унюхал и прислал ко мне своего старшего сына Изяслава. С дружиной.

«Жареным запахло» так, что я даже и поинтересоваться забыл: а в чём, собственно претензии? «Какие ваши доказательства?». — Сходу организовал Изяславу «шемаханскую царицу».

Вынес помороки, набекрень с разбрызгом. Вплоть до самоубийства семнадцатилетнего парня.

При всех моих талантах перевоплощения, лицедейства и скоморошничества… Не, «шемаханскую царицу» сам… не.

Картинка, показанная Изяславу, не была, как может кому-то показалось, чистой случайностью.

* * *

Как говаривал один мудрый человек по поводу американских вестернов, заполонивших европейские кинозалы между мировыми войнами:

— Я могу поверить, что хорошенькая девушка в полном макияже и городском платье оказалась в каньонах Дикого Запада, и сорвалась с тропинки в бездонную пропасть. Я могу поверить, что именно в это мгновение там проезжал красавец ковбой, который, без всяких задних мыслей, кинулся на выручку и, в самый последний момент, поймал бедняжку над отвесным обрывом. Но вот что рядом оказался кинооператор с заряженной и работающей кинокамерой… нет, поверить не могу.

Здесь — «кина нету». Нет средств фиксации изображения. Ближе — театр, спектакль, балаган, самодеятельность. Кино можно и назавтра показать, в театре — каждый день надо что-то новенькое.

* * *

Актриса, «прима» прошедшего «спектакля для взрослых», пришла требовать свой гонорар.

Бенефициантка, факеншит!

Софочку я использовал «втёмную». Никакое силовое воздействие, вообще — принуждение, для этой… актёрки нельзя было применять. Только — словами. И ни слова лжи!

— Забота у меня ныне, тётушка. Мнится мне, что Сухан, мертвяк мои ходячий — задурил. По нему не видать, но по нему и вовсе ничего не видать! Мара, похоже, ему надоела. А такому-то мужику без этого, сама понимаешь…

— Тю! Так он же мертвяк! Прикажи — пусть в кулачок. Или ещё какое «дупло на ёлке» сыщет…

— Говоришь, а не понимаешь! Это ж мертвяк! Души-то нет! Как с такого приказа бездушье его может уелбантуриться да вспзд… Мда. Одному богу известно.

— Тебе что — в городке давалок мало? Вели — десяток твоего мертвяка обслужит. Да мне наперёд скажи — глянуть хочу. Интересно как он это дело… Бабы такие страсти сказывают… Брешут, поди, дуры.

— Тут дело такое… Приказать-то можно. Только все бабы Мару боятся. Вдруг заклятие наложит? Наколдует, что б заросло всё гладенько. Дуры, конечно. На такое заклятие даже и у Мараны силов не достанет. Но страх бабский — есть. А Сухан — он же мертвяк! У него ж чуйка… ого-го! Это нормальному мужику — лишь бы ляжки в стороны и дырка на месте. А он-то — бездушный. Ежели и вторая душа со страху ни жива, ни мертва — ему как? Прикинь-ка как Мара его к себе привязала — всех трусих пуганула. А мужик-то справный, гожий. Ты-то как, смелая? Поджилки не трясутся? Опять же — тебе самой посмотреть охота. А не лучше ль — и попробовать? Тебе — забава, мне — забота долой. Жаль будет, коли доброго слугу потеряю. По пустому, считай, поводу.

Софья, к этому времени, переругалась со всей верхушкой здешнего женского общества. Её привычка к первенству вдруг натолкнулись на другие яркие личности. Рассказывать о том, что она — бывшая княгиня Суздальская, бывшая монахиня Ростовская — не рисковала. Имена — «Улита», «Кучковна» — не звучали. А «Софья», «Софочка» — имя, принятое при постриге — не связывались с общеизвестной персоной.

Тень Боголюбского, его возможной мести заставляла вести себя тихо. А норов, выработанная годами привычка повелевать — не давали.

Я представил её как полонянку из сгоревшей Москвы, взятую мною для услужения в долгом путешествии. Это было подтверждено позднее и пришедшими с Кастусем литвинами. На ложе к себе я не звал, слугам мять запретил. Такая… холопка общего пользования ограниченного применения. Хозработы на подхвате. Статус неясный, но низкий, в шешнадцатом ряду.

Пребывать в таком состоянии она не то чтобы не хотела — просто не могла. Чудо-стиральные машины, возле которых она покрутилась в кучах грязного белья, в холодной и горячей воде, её не вдохновили. Сменила несколько мест в моём большом хозяйстве, чудом проскочила мимо кнута с последующими «кирпичиками», попала в «теремную дворню». Хотя терема у меня ещё нет. Сумела проявить себя:

— А вот слыхала я, что у княгини Суждальской в тереме кафтаны иначе шьют. Запошивочным швом, говорят.

* * *

Русские аристократки довольно много занимаются хозяйством. Не всяким. Но шитьё — обязательно. Понятно, что покои боярыни или княгини — не швейная фабрика. Но уметь и понимать — должна каждая. Вообще — всякая женщина на «Святой Руси» сама вышивает своё приданое. Почти все — полностью обшивают свои семьи.

Шитьё — одно из основных времяпрепровождений аристократок. Чуть выдалась свободная минутка:

— На! Штопай!

Или там, вышивай. Безделье — грех, женщина должна быть круглосуточно занята полезным и богоугодным трудом. Крестьянка может хоть корову подоить или двор подмести, аристократке постоянно — «на иглу!».

Распространённость «швейности» не только нашла выражение в массе обычаев, пословиц, касающихся самого ремесла, но и подвинула нормативы православия. Тот же «Домострой», как и более древние «умные книги», требует не пускать женщину к окну. Ибо будет сиё способствовать греховности. Ибо женщина, в силу мелкости ума своего, будет постоянно увлекаема уличной суетой и беспорядочностью в ущерб праведным трудам и молитвам. Но окошко — основной источник освещения в домах. И женщине запрещается обычаем садиться перед окном, «дабы любытствованием бездумным диавольским попущением смущена не бываема была», но можно рядом.

Формально — на лавке у стены, к окну спиной или боком. Рукоделье освещено. А что на улицу глянуть — только голову повернуть…

Лавка, расположенная ближе к естественному источнику света — женская. Сидеть на ней мужчине — постыдно. Девушки у окна высматривают женихов, поэтому «сидеть под окном» значит «уподобиться женщине», а в свадебных песнях — «быть невестой».

* * *

Новая одежда — форменные кафтаны — вызвала бурные споры между моими мастерицами. Один кафтан построить — искусство, пару сотен — производство. Сшила да распорола — не пройдёт. Нужна технология. Массовая, простая, однонаправленная.

Об особенностях средневекового рынка, о ремесленном производстве — я уже… с разных сторон и неоднократно.

В швейном ремесле — такого никто на «Святой Руси» не знает.

* * *

Ме-е-едленно.

Никто в мире(!) не шьёт массово одежду.

Рынок готовой одежды — с конца 19 века. Сама основа машинной строчки — иголка с ушком возле острия — австрийский патент 1814 года. Патент легендарного Зингера — 1851.

* * *

Одежда делается только на заказ. На конкретного человека.

Вам понятно? — Нет, непредставимо.

— Дорогой, заглянем в бутик. Я там блузочку видела…

Не заглянем. Магазинов готовой одежды нет. Нигде. Вообще.

Шопинг — есть, шмотинга — нет.

Вся одежда (вся!) шьётся хозяйкой из отреза, «штуки», рулона ткани. «На руках». Исключения — импортные халаты и платочки. Ещё — меховое: шубы, шапки, рукавицы… Это — мужское дело. Всё остальное — сама, своей иголкой.

Вся одежда многократно ушивается, расшивается, перелицовывается, штопается, распарывается… Шесть возрастов женских колготок помните? — «Под юбку, в сапоги… для процеживания побелки».

Здесь так — с каждой тряпкой. Только побелки нет. Новая ненадёванная рубаха — событие, в большинстве семейств на «Святой Руси», более редкое, чем рождение ребёнка.

Новорожденному дают рубашоночку — «родильную», «крестильную». Потом он десятилетиями донашивает одежду старших.

* * *

Про типоразмеры — я Гапе растолковал. Но дело не в том — толстый/худой/короткий/длинный. Вообще, в мыслях мастериц нет возможности пошить одежду, не видя, не прикинув, не сняв прежде мерку с человека.

«Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!».

У Софьи сработал опыт ведения большого хозяйства. Привычка к пренебрежению «хотелками» слуг. В крестьянском-то хозяйстве сошьёшь мужу рубаху «не так» — получишь по уху.

Ещё: способность воспринимать и придумывать новое.

— Да не кудахтайте вы, бабы! Мужики-то все одинаковые. Уж поверьте мне. Наберём десяток разных, мерки с них снимем. Да и будем шить на всех.

— Да как же так?! У одного руки длиньше, у другого — короче…

— И что? У которого короче — рукавов не подвернуть? Ничё, приспособятся.

* * *

Чисто для знатоков: весь «великий, могучий, созданный волей народной» носил, вплоть до брежневского застоя — купленное на вырост. Помнится характерный взгляд хозяйки дома, выворачивающей штанины примеренных уже брюк сына:

— Нет, не годится. Выпускать нечего.

* * *

Хозяйственные навыки Софьи произвели впечатление. Увы, ясность ума, сообразительность, энергия, дополнялись у Софочки свободолюбием. Которое, в нынешних условиях, реализовывались в склочности, интриганстве, карьеризме.

Чтобы быть свободным самому — нужно иметь множество рабов. Как в «Республике» Платона.

Платонов с аристотелями Софочка не читала, но суть — спинным мозгом потомственной русской аристократки и многолетней княгини — чувствовала.

Рабства у меня нет. Но есть зеки, слуги, «карантинщики», должники, данники… Теперь — чиновники.

По разному, но — зависимые, подчинённые. Непривычно для «Святой Руси», но разнообразие форм зависимости — понятны княгине Суздальской. Именно в повествовании о событиях в Боголюбово впервые прозвучит в русских летописях слово «дворянин». По сути — министериал.

* * *

На «Святой Руси» и позже — в Руси Московской, часто говорят «милостивец». Это не тот, кто «милость» даёт, господин, а тот кто «милость» получает. Сама «милость» имеет смысл не подаяния, милостыни, а жалования, содержания, платы.

В Германии министериалы с XI века составляют особое сословие динстманнов (Dienstmannen), стоявшее выше горожан и свободного сельского населения, тотчас позади свободных рыцарей. Их несвобода — в невозможности бросить службу «по собственному желанию». Преимущества этого сословия побуждали свободных, а с середины XII века — вот как раз сейчас — даже знатных, добровольно подчиняться сеньорам на правах министериалов.

О связи между Боголюбским и Барбароссой — я уже… Андрей опыт Фридриха — знал, с немцами — общался. Софочка в этом варилась, вариантности зависимости — не шугалась.

* * *

Она хотела власти. Как воздуха — здесь, сейчас, больше, немедленно…

Увы, она опоздала. На чуть-чуть. Попади она ко мне в Пердуновку… я бы просто и не понял — какая «тигра людоедская» ко мне пришла. Схарчила бы к взаимному удовольствию… Да хоть бы сюда, на Стрелку, но год назад… Сейчас опыта понимания здешних человеков — у меня больше стало. Да и места вокруг заняты. Гапа, Трифа, Мара, Цыба, сестрица Марьянка, мать Манефа… с каждой из них меня объединяет общий жизненный и эмоциональный опыт. Опыт потерь, опыт побед. Взаимный умственный и душевный интерес.

С ней…

Честно говоря, сам по себе я Софочке не сильно интересен.

Меня это сперва несколько… расстраивало. Как же так?! Я ж такой весь из себя…! Попандопуло иггдрасилькнутое! Из 21 века…! Да мы там все…! И перья из задницы веером…!

Потом — просто радовало. Она вызывала во мне чувство опасности.

Дамасская сабля. Со множеством лезвий. Отравленных.

«Увидеть ужасного ядовитого паука — ерунда! — По-настоящему страшно становится, когда он пропадает из виду…».

Я старался не выпускать её из поля зрения. Потащил в Усть-Ветлужский торг. И потом постоянно… Но у меня своих дел — выше крыши. Ведь сдохнем же! С голодухи перемрём или ещё чего такое же! Если я не буду постоянно подпрыгивать, выёживаться и уелбантуривать!

По счастью… или по несчастью? — бежать с Всеволжска Софочка не собиралась. Наоборот, стремилась подлезть ко мне поближе. Причина простая: власть здесь — проистекала от Ваньки-лысого. Она алкала власти. А я держал её в отдалении. И жёстко запретил своим ближникам с ней общаться. Понятно, что она на мои слова наплевала и попыталась обойти запрет. Начиная, естественно с красавчика Чарджи. Тот плюнул ей под ноги и ушёл.

Табу, неприкасаемая.

— Может — заразная? Воевода-то без причины не сказал бы…

Обнаружив отторжение с моей стороны, со стороны моих ближников, вообще — носителей власти во всяком патриархальном обществе — взрослых мужчин, она накинулась на подростков, на Точильщика, когда тот начал расспрашивать её по моему совету. Увы, снова облом.

Злорадство — нехорошее чувство. Но… слаб я, слаб. Вид её напряжённо соображающего лица, нахмуренного лобика… Стыдно, конечно, но меня — радовало. При том, что помятуя о завязке «1001 ночи», о даме из сундука, обманывающей своего джина с сотнями мужчин у него «на рогах», победить её я не надеялся.

Про «мускулистое тело» в голове я уже…?

Повторю: у мужчин мускулы — снаружи, у женщин — внутри. Самые опасные — между полушариями. Я имею в виду — головного мозга.

Яркая, умная, беспринципная, прошедшая половецко-византийскую школу интриги в Кидешах…

 

Глава 464

У меня на восемь веков больше опыта человечества. Но вот в этой области… Я могу разобраться в ткацких станках — у меня есть мастера, есть учителя. Потом-то, поняв суть и подробности, могу что-то улучшить. Но в части дворцовой интриги… без наставника… научателя и спасателя… Не, ребяты, даже и не надейтесь.

Я понимаю коллег, которые: «И нам любое дело по плечу!». Вам закваска бычьих шкур в разных видах дерьма — как? «По плечу»? — Конечно. После того, как кто-то покажет. Или сами перепробуете варианты. Ну, угробите небольшое стадо крупного рогатого… Это чисто вопрос денег, труда, времени.

«Интрига» — это вопрос людей. Их отношения к вам. Вплоть до ненависти и попыток убить. Будете академически экспериментировать? — Составьте рототабельную матрицу планирования. С крестиками в конце каждой строки и столбца. Собственного крестика, намогильного.

* * *

Самая надёжная победа — смерть противника. Убить Софочку — не проблема. Уронить в Волгу. С камнем на шее. Но… Причинять мне «прямого и явного вреда» она себе не позволяла. И я ждал. Подобно тому, как Андрей в Боголюбово ждал проявления от меня чего-то такого, что позволило бы однозначно решить — «враг», так и я ждал сходного от Софьи.

Ещё притормаживала связь между Софьей и Андреем — непонятно, что Боголюбскому в голову стукнет. Он — в раздрае, я — на подвесе. Чего он по этой теме решит — непонятно. Ещё хуже: даже исполнение его прямого приказа не означает «правильно». Нужно учесть не только явные, но и скрытые, даже от него самого, мотивы и следствия.

Завишу я от него. Вплоть до самого существования.

И моя «жаба». Ну ведь редкостная же женщина! Неужто нельзя её как-то… к моей пользе приспособить?!

Софья напрочь не желала примириться со своим статусом. Нормальный путь — «честно выслужиться» — она отметала. Дорогу «через постель» я ей закрыл. Она химичила и комбинировала, хитрила, интриговала и пыталась найти свой «путь наверх», свой «персональный золотой лифт».

«Один — в поле не воин» — не только военная мудрость.

Софья попыталась построить свою команду в женской части населения.

Я уже говорил, что мужская и женская половины стай хомнутых сапиенсом имеют довольно раздельные иерархии.

Гапа, как это свойственно добрым, здоровым, уверенным в себе женщинам, сперва была в восторге от Софочки. Потом, почуяв, что та «тянет одеяло на себя» — обиделась. Дальше… обычная эскалация конфликта. В женской среде. С кучей недомолвок, непоняток.

— А вот она сказала, а вот мне передали…

— Кор-р-р-роче!

— Что ты на меня кричишь?! Мне и так…

И в слёзы.

— Стоп. Кафтан надень.

— С… с чего это?

— Ты — старший советник. Голова приказа. Изволь решать дела своего приказа самостоятельно.

— Но… она ж… и как я буду выглядеть?

— В чьих глазах? — Плевать. Главное — как ты выглядишь в моих. Сейчас — слабенькой и глупенькой. Пожалеть и в сундук убрать. До лучших времён.

— Меня?! В сундук?! Из-за этой стервы?! Ну уж нет!

Софочка оказалась в штопальщицах. Ни общее образование, ни технологические знания, ни безусловные организаторские таланты, как оказалось, значения не имеют. Не умеешь работать в команде — будешь в одиночку заплатки пришивать. Иголка с ниткой, куча драных портов да рубах. Вкалывай. В смысле — втыкай и продёргивай. Рабочий день — 14–16 часов, исправление допущенного брака — в свободное от основной работы время.

— А я не хочу!

— А знаешь — на кирпичах опять бабы нужны. Прежние сдохли.

Немалая часть насельников жила в казармах, приход каждой новой толпы переселенцев сопровождался полным раздеванием… Ворохи грязного драного тряпья подымались иной раз до потолка штопальной мастерской.

Софья снова пыталась построить себе команду. Но «штопальщицы» — бабы простые, «куртуазного» обращения не понимают, «альфы с бетами» у них уже есть, роли строго расписаны. Софочку малость побили, подставили, снова побили. Обучили некоторым аспектам однополой любви.

Как там, у улемов? — «Полизать — не харам»?

Для Софочки это было потрясением.

Ей! Потомственной боярыне! Княгине Суздальской! Приходится какую-то старую драную курву подлого сословия, сбежавшую из Владимира от казни кнутом за непотребное поведение, ублажать! После изнурительного трудового дня — пол-ночи изображать восторг страсти и удовольствие наслаждения.

Конечно, можно пойти к Гапе пожаловаться. Попросить перевести в другое место, защитить… Но — «и как я буду после этого выглядеть?».

Говорят, люди — разумные существа. Но куда вы денете такие свойства как гордость? Или — гордыню?

Когда в мои застенки попали епископские — Софье была радость неописуемая! Из «штопальщиц» она перебралась в подземелье. Кое-кого из допрашиваемых — она знала, о многих слышала. Её показания были полезны. Некоторые персонажи «ломались», услышав о своей подноготной, о подробностях событий, про которые мы знать не могли.

Кому-то покажется странным, но две недели допросов и пыток, оказали на неё благотворное влияние — она отдохнула, отоспалась. Трифу эти дела едва не довели до анорексии. Софочка — наоборот.

Ну, не её же на дыбу вывешивают!

Нормальный здоровый эгоизм светской дамы. Так им и надо, дурням долгогривым.

Казнь и мои игры с отрубленной головой Феди Ростовского — её потрясли. А новость о приходе во Всеволжск Изяслава с дружиной — нешуточно испугала.

— Он за мной идёт?! Андрей велел меня в Боголюбово привезть?!

— Не знаю.

— Ты ж меня ему не выдашь?! С Всеволжска выдачи нет — сам говорил! Тебе лжа заборонена!

— Что говорил — помню. Сослужишь службу — не выдам.

Удивительная женщина. Даже пребывая в немалом страхе, она мгновенно уловила, что мне от неё что-то нужно. И принялась торговаться:

— Ванечка, миленький, сослужу! Конечно! Что ни пожелаешь! А ты за то — три моих желания исполнишь. По рукам?

Изображаемая ею шаловливая улыбка намекала на область жизнедеятельности, из которой последуют её «хотелки». Но я-то «тётушку» уже знаю.

— Нет.

— Ну как «нет»?! Ну почему «нет»?! Мы с тобой, чай, не чужие люди. Ты ж меня тётушкой кличешь. Иль тебе жалко? Иль боишься, что не осилишь?

Вот же… манипуляторша.

Ни сил, ни времени у меня не было. Счёт шёл уже на часы. Ещё куча дел не сделана, люди не расставлены, возможные варианты не обеспечены…

— Ладно. Исполню.

Она радостно всплеснула руками, попыталась кинуться мне на шею. Довольная, начала загибать пальцы.

— Значится так. Перво-наперво… Хочу с сыночком своим, с Изяславом повидаться. Тайно, чтобы гридни его, от Андрея даденные, не прознали, не схватили да не потащили. Уж я первенцу-то своему по-рассказываю! Про дела его папашки, Андрей свет Юрьевича. Уж Андрюшка-то потом наплачется, пескариком по сковородке наскачется…

Меня такое желание поразило. Потрясло своей… неразумностью.

Софья рассматривала своих детей, как продолжение самой себя. Даже мысль о том, что Изяслав — взрослый парень, что у него есть собственная голова, что он может в конфликте между родителями взять сторону отца…

— Гос-споди, Ванечка! Да что ты выдумываешь! Я ж его вот такусенького… он же весь из меня!

Что тот шести-восьми фунтовый кусок мяса бледно-синюшного цвета с головёнкой домиком, беззвучно открывавший ротик, вырос в самостоятельного взрослого человека. Со своими мозгами, представлениями, целями и ценностями… Нет, умом она понимает. Но не всерьёз. Это игра такая. А на самом деле… дитятко бестолковое. В пелёнки дует, пузыри пускает, ручонки бессмысленные тянет. Это давно было? — Да какое ж давно?! Я ж как вчера помню!

Послушный инструмент для создания проблем мужу, не — «человек разумный».

— Уймись, Софочка. Сперва — служба, потом — хотелки твои. Слушай внимательно.

Она, весьма довольная тем, что заставила меня принять на себя обязательства, принялась изображать «добровольное и добросовестное сотрудничество». Сосредоточенно, как примерная школьница, старающаяся не пропустить ни одного слова при объяснении важного урока, хмурила брови, то поджимала, то выпячивала губы. Выражая полное внимание и понимание поставленной задачи. Прямо — первая отличница в средней школе.

Кажется, моё поручение — обслужить Сухана — её несколько удивило. Но не сильно взволновало. Опыт «трудоустройства» в плену у литваков после «сожжения Москвы» да и вообще… Не смертельно. Подробностей и смыслов я ей не разъяснял:

— Сухан придёт за тобой. Отведёт куда захочет. Скажет — как. А ты уж расстарайся. С этими… ну, с чуйвствами жаркими. Крики там, стоны, охи-ахи… Не ублажишь мертвяка моего — уговора не было.

Это было одно из самых тонких мест в сценарии приёма княжича. Требовалась чёткая синхронизация. При том, что нужные моменты времени могли быть предварительно определены только приблизительно. Отчего приведя Изяслава в свой «театр», мне пришлось обегать избу. Чтобы скрытно от зрителя подать Сухану сигнал: в зале — аншлаг, подымайте занавес.

Премьера удалась. Зритель убыл впечатлённый. Теперь бенефициантка требует оговоренный гонорар.

«Долг — платежом красен» — русская народная мудрость.

В этот раз «платёж» и вправду вышел… несколько красным.

* * *

Ни казнь епископа, ни стремительно прошедшие приход и уход Изяслава, не означали наступления покоя. Наоборот, за эти недели накопилось куча дел, которые требовали моего внимания. Многое решали приказные головы. Но и мне доставалось.

Наконец, я выпихнул из балагана очередную партию собеседников и, сладко потянувшись, поманив за собой Сухана и прихватив рванувшегося следом Алу, потопал в баньку.

Софочка млела в парилке. Чуть прикрытая простынкой, густо намазанная какими-то сильно ароматическими маслами, она выглядела совершенно довольной. Отхлебнула из принесённой мною кружки пивка, шумно отфыркнула пену, мотнула головой, указывая подбородком, насмешливо спросила:

— Чего, племянничек, уже и не встаёт? Поистаскался, бедненький. Беречь себя надо. А то раз — и п-ш-ш…

Она старательно строила из себя «весёлую дурочку».

«Чем старательнее женщина изображает дуру, тем более злобной стервой она является» — международная мужская мудрость.

— И не говори. Такая жизнь пошла — никакой радости. Ты чего шею замотала?

— А… ошейник твой. В парилке жарко — печь начинает. Это, стало быть, будет моё второе желание. А с первым ты меня обманул. Изяслав-то ушёл, поговорить с ним — не дал. Нехорошо, племянничек, тётушку обманывать. Как же так? Ай-яй-яй. Клялся-божился…

— Ну-ну. Не торопись. Сними-ка тряпку. Мда… Так я и думал. Иди-ка сюда, к окошку.

— Да чего там? Ой, больно!

— Чирей. Шею надо чаще мыть. Ложись-ка на лавку.

Приветливо, как родному, по-улыбавшись вошедшему в парилку голому Сухану, Софочка, отнюдь не смущаясь своей наготы, немного стриптизнула, увлекательно покачав верхом и покрутив низом, улеглась животом на лавку, свободно раскинулась, старательно изображая полноту неги на довольно узкой и короткой лавочке, поёрзала, и томно спросила:

— Ну. И чего теперь будет? А, мальчики?

— Лечить тебя буду. Дай-ка ручки. И вторую.

Неторопливо свёл кисти её рук под лавкой, так, чтобы ножки не позволили вывести их вперёд, защёлкнул наручники. Она не сразу среагировала, я успел накинуть браслет второй пары на её лодыжку.

Тут до неё дошло, она возмутилась, задёргалась, заорала:

— Э… ты чего? Ты чего делаешь?! А ну прекрати! А ну отстегни немедля! Ванька! Хам! Дурень! Подлюка! Отпусти! Подонок! Гадина! Не смей! Сволота! Каин!

Пришлось дёрнуть, приложить силу. И вторая пара браслетов аналогичным образом ограничила свободу движения её ног.

Софочка бесновалась. Она рвалась во все стороны сразу, подобно пойманной волчице, материлась, как пристанская шлюха в подпитии, била пятками в ножку лавки, как кобыла с букетом шиповника под хвостом, и проклинала меня с богатством образов, свойственных профессиональному экзорцисту.

От наигранных неги с истомой мгновенно не осталось и следа — передо мной был громко матерящийся отбойный молоток с немалыми габаритами и повышенным давлением в шланге.

Факеншит! Разнесёт же всё в куски! Как ту асфальтовую мостовую.

Мне удалось ухватить её за ошейник, оттянуть назад голову, пережав дыхание, и, когда она в очередной раз попыталась набрать воздуха, чтобы подробно описать мои грядущие переживания в ходе исполняемого с особой жестокостью и цинизмом сексуального действа вилами бесов на сковородках преисподней, всунуть в распахнутое хайло мочалку.

Извержение богатейшего словарного запаса, свойственного экс-государыне из простонародья, точнее — из простобоярья, в смысле — из просто русских бояр, а не из князей-рюриковичей, приостановилось. А вот резкие телодвижения — нет.

Лавочка в парилке была довольно узкая и короткая. Когда Софочка всеми своими немаленькими телесами по ней гукалась и елозила — лавочка качалась и норовила упасть. Пришлось усесться на тётушку сверху.

Вы на отбойном молотке никогда не катались? — Здесь — сходно. Но — приятнее.

Широко расставленные ноги, обеспечивали устойчивость. А крепкое, горячее, распаренное, намытое и умасленное женское тело, бешено бьющееся у меня между бёдер… дарило массу впечатлений.

Я уже говорил, что тактильные ощущения составляют для меня значительную часть мировосприятия? Значительная часть этой значительной части предлагала мне сейчас очень… страстные ощущения. Нежная кожа княгининской поясницы, густо умащенная дорогим оливковым маслом с ароматическими и витаминными добавками, волнуемая изнутри мышцами, подобно штормовому морю с картин Айвазовского, так увлекательно массировала нежную кожицу моей мошонки… Софочка восхитительно пахла, нежно скользила и волнующе трепетала.

«Звезда» пребывала в шоке. А я — в экстазе.

Фонтан её страстей просто захлёстывал. И призывал приобщиться, омыться и разделить.

Какая женщина! Источник наслаждений! Вся. В любом месте. Тут и не хочешь, а… захочешь.

Страсти её, правда, были не из радостных. Ненависть, злоба… Но это дело наживное. Главное — сильное чувство. Хоть какое.

«Тёплых — изблюю…».

Сейчас она пропотеет, притомится и я её… Полюблю. Всю. Неторопливо, вдумчиво, глубоко и разносторонне.

Освободиться от «браслетов» она не могла, но «способ крепежа» оставлял достаточно пространства для манёвра. Беспорядочные рывки сменились упорным целенаправленным взбрыкиванием.

«Кобыла била задом».

Чувствовалось, что это надолго.

«Человек не доживает и до ста лет, а суетится как на тысячу».

Софочка суетилась на две.

Она осознавала себя обманутой. Не то, чтобы обман был для неё новостью — она и сама постоянно дурила окружающих, даже и по мелочам. Но от меня этого не ожидала. Привыкла, что мне лжа заборонена.

«Мужчине можно верить до тех пор, пока он не скажет «люблю».

Странно — я ещё ничего такого не говорил, а она уже не верит.

«Обманутые ожидания». В женском исполнении. То, что я её и сейчас не обманываю — ещё не понимает. Поэтому страшно злобится. Попёрла напролом. Точнее — на подкид. Упрямства у неё — много, сил — хватает. И ждут меня долгие часы тряской рысцы. По банному непроезжему бездорожью. А где вы видели в бане — проезжую дорогу?

Дура — раз уж попала к «Зверю Лютому» в лапы — лежи спокойно и не рыпайся.

У меня план по мельницам на следующую неделю не согласован, надо дать отмашку по вывозу болотной руды, собирался с двумя литовскими семьями поговорить…

Дел — выше крыши. А она, вишь ты, брыкаловщиной занялась. Унылое однообразие родео.

* * *

«Расслабиться и получать удовольствие» — международная женская мудрость.

Коллегши, вы никогда не пробовали, в ходе выслушивания начальственного разноса, ритмически напрягать и расслаблять… некоторые группы внутренних мышц? — Как отмечала одна моя собеседница — даёт очень позитивный психологический эффект. Да и административно… «На ковёр» — с радостью и нетерпением.

* * *

Ну вот, 8 секунд, как и положено по регламенту этого вида спорта, я на ней продержался. И чего дальше?

Однообразие предложенного «тетушкой» галопа вгоняло в тоску, требовало перевода ситуации в какую-то новую фазу. Как у алкоголиков: «А поговорить?».

Пришлось прижать к лавке всем телом, улечься на её спине, приблизить губы к уху. И приступить к проповеди. Дополняя свои просвещающие и удобряющие слова непрестанными движениями пощупывающих, пощипывающих и полапывающих вездесуйных ручонок.

— Софочка, ты дура. Ты дрянная, мерзкая и непотребная баба. Но это пол-беды. Ты — дура. Ты дура с детства. С тех пор, как пошла замуж за Андрея. За сына убийцы твоего отца. С обмана его. И братья твои — дурни. Вздумали Андрея на мякине провести. Пни лесные, а туда же — светочами разумности да хитрости себя возомнили. И батюшка твой, Стёпушка покойный — дурень. Мог же семейство с Москвы убрать, видел же — на его шею топор точат. И дед твой — дурень стоеросовый. Коли решил, что проклятия преданного им Хадоги — туманом развеются. Вы все — князьки вятические — гнилой, дурацкий род.

Пока пальчики мои, скользкие от покрывающего её масла, мяли мясцо, проникали во всякие дырочки, складочки и закоулочки, картографируя рельеф местности с его выпуклостями и впуклостями, другой сексуальный орган — язык хомнутого сапиенсом — шарашил по заплетающимся в морские узлы мозговым извилинам.

— Вот приволок я тебя сюда. Добром же просил: веди себя тихо, прилично. На других гляди, уму-разуму учись. У нас тут — не как везде. Обвыкни. Ан нет, ты ж у нас — княгиня. Свет красы и проблеск разумности. Ты зачем моих баб перессорила? Да не мычи ты так! Я и сам знаю: всё во имя человека, всё для блага человека. А звать того человека — мил дружок Ванечка. Только не надо обманывать. Ни себя, ни меня. Тебе власть нужна. Тебе главное — под себя подмять, чтобы все по твоей половице ходили, под твою дудку плясали. Дура.

Софочка несколько сбавила темп и амплитуду. Может, утомилась наконец? Или мои слова доходить начали?

Женщины, обычно, более воспринимают интонацию, чем смысл. Неужели я нашёл «верный тон»? Тогда — продолжим.

— Ты — дура. Ты так и не поняла — где твоё место. Возникла нужда в тебе — вздумала торговаться. Ставить условия. Вместо того, чтобы петь и плясать от счастья, что ты, в кои-то веки, стала нужна господину. Что сам «Зверь Лютый» обратил на тебя, старую, толстую, лживую, потрёпанную шлюху, взгляд свой. Что тебе выпал счастливый случай. Пользу хозяину принесть. Хоть чуть-чуть помочь твоему повелителю. А тебе взбрендилось искать себе иную прибыль. Дура! Какая выгода может быть у тебя при моём неудовольствии? Что, в никчёмной жизни твоей, более ценно, чем моё к тебе доброе отношение?

* * *

«Святая Русь» — чётко стратифицирована. Каждый — «знает своё место». Все связаны отношениями «выше-ниже». Князь — выше боярина, боярин — выше крестьянина, мужик — выше бабы, старший — выше младшего. Общество состоит из «пирамидок», где роли и места каждого — от рождения. Все «рядовые члены» зависят, почти во всём вплоть до самой жизни, от «благоволения» лидера. По древнеримскому праву глава семейства может убить любого из «чад и домочадцев», включая сына. Выскочить из такой «пирамидки» — катастрофично, «изверг».

А вот торговля — действие равных. «Две высокие договаривающие стороны». Если я могу тебя заставить — об чём нам торговаться?

Софья пытается торговаться, раз за разом, ещё с Москва-реки, старается заставить меня видеть в ней человека, равного. Озаботить меня её эмоциями, мнениями, решениями.

Борциха за равноправие? Феминистка? — Нет — эгоистка. Хочет прав для себя.

Я — не против. Только у меня к «правообладателям» — свои требования. «Не навреди» — из первейших.

«Право» означает «ответственность». «Вредоносам» — «поражение в правах». В основе — моя оценка дел человека. А не его самооценка на базе родословной, сословия, способностей или близости к каким-нибудь «туземным вождям».

Вот и приходиться «указывать место». Потоком словесных оскорблений. Софье, в силу её «несдвигаемости с манёвренностью» — особенно жёстко. Но без «несовместимых с жизнью» — жалко.

* * *

«Спасибо» — скажет. И весь народ, и отдельные его представители.

Но некоторые — сильно сопротивляются. Не хотят, понимаешь, восприять «разумного, доброго, вечного». «Задом бьют».

Кстати о заде. Русская вековая метода так и рекомендует: «Вложить ума в зад. Чтобы в мозгах просветлело».

Я нашему народу верю. Наша народная педагогика, дамы и господа, великая наука. «Великая» — своей гуманностью. Что творилось у древних греков… Пребывание детей в школах после захода солнца было законодательно запрещено. Ввиду поползновений всяких тамошних… афинян. Даже термин есть: «Афинские ночи».

* * *

Интересно, а сломать себе она что-нибудь может? Спину её — я держу. Браслеты — мягкие, войлоком обшитые. Растяжения? Кистей, локтей, колен, тазобедренных, шейных…

Как много вреда может принести себе человек, столкнувшись с… с народной педагогикой!

— Ты была дурой, ты жизнь прожила дурой. А теперь и здесь дурость свою лепишь. «Изяслав ушёл. Нехорошо тётушку обманывать». Я не могу обмануть! Столько раз повторено, а не дошло. Дура потому что. Сынок твой полюбовался, как ты Сухана ублажала. Я ему объяснил, что тебе не впервой, что и его самого так делали. Что он не Андреевич, а Петрович. По милости матушки, курвы курвёной. Дуры неизлечимой. Предложил с тобой встретиться. Так что, твоё первое желание — я исполнил. Повстречалися вы, друг на дружку погляделися. Что ты нас, в похоти твоей тогдашней, в окошке той избушки за свечами — не разглядела… видать, сильно хорошо было. А я Изяславу предлагал. Да вот беда, сынок твой с матушкой такой — встречаться-челомкаться не схотел. Уехал немедля. А уговора силком его тащить — у нас не было.

Мой монолог дошёл до Софьи с задержкой. Но дойдя — оказал эффект. Все мои надежды, что длительное пребывание в парилке, фиксация, просто — я верхом, как-то утомили и измотали эту женщину — оказались из серии «обманутых ожиданий».

Э-эх… Мне б полсотни таких выносливых коней в мою кавалерию…

Софья рвалась так, что усидеть на ней я не мог. Ещё чуть-чуть и она поломает мебель, разнесёт халабуду пополам в щепочки. Пришлось прижимать сильнее.

Это оказывалось непросто: мои руки и всё тело были измазаны маслом от её притираний, я соскальзывал, очередной её рывок оказался весьма эффективным — меня скинуло назад. Пытаясь вернуться «в седло», рывком подтянулся вперёд, ухватившись за её плечи…

Кроме «цепи врагов» — всё правильно. Особенно — «с налёта».

«Подходящий рельеф», «природные неровности»… Инстинктивное стремление зацепиться… Утвердиться. Обосноваться…

Я уже говорил, что я — попаданец? Вот, опять попал. Маслице, знаете ли, скользкое.

Генерала, адъютантов, штаба и трубки — не было. Ещё: в народе подобное действие обозначается иным глаголом, чем «стрелять». А попал я, вполне по логике траектории движения и обстоятельствам конкретного рельефа местности…

Кроме Парижа — всё точно.

У-у-й!

Ё-ё-ё!

Факеншит! Уелбантуренный!

Пушкин — сукин сын. Потому что не предупредил.

Про Север — предупредил. А про Софочкину задницу — нет.

И вот, пока я прижимаю её «бело личенько, чёрны бровеньки, кари глазыньки» и прочие… разные и разноцветные… к банной лавке, стараясь оптимальным образом совместить «принуждение к покою» с отсутствием членовредительства, тут такое вредительство получилось…! Причём — моего… э… дорогого приятеля. А что м-м-м… детородный приятель… или правильнее — детоделательный?… у меня несколько отличается от мизинца… Мама моя дорогая! В разы! И суставов-то нет! Гнуться, извиняюсь за подробности — нечему!

Я, вроде бы, никогда по этому поводу не грустил. А уж тем более в части превышения. Но тут… приёмное-то — не рассверлено! Не развальцовано! Не раскернено! О-хо-хо… Даже, толком, не растянуто… Вы зрачок глаза видели? Так вот он — самопроизвольно в четыреста раз. А тут… совсем неглаз.

* * *

— Ух ты, голая задница!

— Доктор, а вы точно проктолог?

— Нет, я окулист. Проктолог напротив. Но спасибо, что зашли. Я так устал от этих глаз.

* * *

Ох же ж божечки… Что ж за женщинка?! Как ни… состыкуемся — всегда больно. Какая бы поза не была, кто бы инициативу не проявлял, а мне каждый раз… И ведь не собирался и не планировал! А всё едино — попал. Судьба-судьбинушка…

Нет, мне эта красотка противопоказана. Не знаю почему — но… нет.

Есть, знаете ли, такие дамы. С виду вроде ничего, а как подойдёшь… Или кошелёк отберут, или морду набьют, или машину поцарапают… Одни говорят — кармические торнадо, другие — подводные рифы судьбы. Как торнадо могут быть рифами — не знаю. Но болит от них… как от рифов с торнадами.

Вот стою я в раскарячку… над этой… и думаю — а не дурак ли я? Потому как… некоторые называют это клинч… Это когда перерыв в мордобое. У нас — не мордо… но — тоже больно. И, что самое противное — гонга не будет.

И чего делать? Торчать так… утомительно. И ей, похоже… не комильфо. Можем, поговорим? Раз уж… попал. Раз уж обстоятельства так сложились, то надо… сделать вид, что… что «так и надо».

«Попав на минное поле — сделайте хорошую мину».

Надо «сохранить лицо». И — не только. Опять же — наша, исконно-посконная педагогика… мудрость народная… а вдруг поможет… мозги еёные вправятся и правильно расположатся…

Старательно не смещая нижнюю часть своего многострадального тела, я всунул руку под её прижатую к лавке морду лица, нащупал там мочалку, выдернул…

Зря.

Несколько осипший от переживаний женский голос обрушил на мою голову такой набор цветистых выражений, что я даже растерялся. Из самого мягкого:

— Идиот! Придурок! Женилку вырастил, а куда тыкать — не понял! Чтоб тебе всё оторвало! Опухло и отвалилось! Бревно! Тупица! Слезь с меня, скотина безмозглая!

Как скотину, она сравнивала меня с Валаамовой ослицей. Причём сравнение, особенно в части интеллектуальной, было не в мою пользу. Мне же вспомнился один голландский бычок. Из сочинений вождя и теоретика натуралистического движения французской культуры второй половины 19 века, центра той еще, Парижской и классической, литературной жизни:

«В одном из углов стоял черный, с белыми пятнами голландский бык, вытягивавший морду в ожидании предстоящего дела.

Едва его спустили с веревки, Цезарь медленно вышел… Колишь, повернув к быку свои большие глаза, уставилась на него и тихонько мычала.

Тогда он подошел к ней вплотную и положил быстрым и резким движением голову на ее круп. Его язык отвисал книзу, он отодвинул им хвост коровы и начал лизать ее бедра. Она же, не мешая ему, по-прежнему не двигалась и только вздрагивала…

Когда Цезарь почувствовал себя готовым, он вскочил на Колишь таким тяжелым прыжком, что содрогнулась почва. Корова не подогнулась под ним, и он сжимал ей бока обеими ногами. Но она, котантенка, была для него, мелкого быка, настолько высока и широка, что ему ничего не удавалось. Он почувствовал это, хотел подтянуться, но безуспешно.

— Он слишком уж мал, — сказала Франсуаза.

— Да, невелик, — согласился Жан. — Но ничего, войдет помаленьку.

Франсуаза покачала головой. Так как все усилия Цезаря были безуспешны, она решилась:

— Нет, надо ему помочь… Если он плохо войдет, тогда все пропало, она не сумеет удержать.

Невозмутимая и сосредоточенная, как будто ей предстояло сделать нечто очень важное, она подвинулась вперед. На ее серьезном лице глаза казались еще более темными, губы полураскрылись. Она решительно подняла руку и охватила всей ладонью член быка, подняла его кверху, и тот одним усилием вошел внутрь до самого конца. Затем снова вышел наружу. Дело было сделано.

Корова приняла оплодотворяющую струю самца не пошевельнувшись, так же бесстрастно, как принимает в свои лона животворные семена щедрая земля.

…

Жаклина опять уже стояла на пороге и весело, с характерным для нее воркующим смешком заметила:

— Э, да у тебя руки наловчились на этих делах! Видно, твой любовник тоже довольно слеп с этого конца!

Жан громко расхохотался, а Франсуаза внезапно покраснела».

 

Глава 465

Софочка — не Иван Тургенев. В том смысле, что с Эмилем Золя за одним столом не обедала, с французской классикой не знакома. Но мысль о том, что без какой-нибудь опытной «Франсуазы» мне к ней впредь и пытаться подойти — не стóит, а то и вовсе «не стои́т» придёт, внушалась мне громко и образно.

— Болван придурочный! Оглобля плешивая! Слезь с меня! Немедленно!

Вот кто бы возражал…

Но…

«Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?»

Вот уж нет! Не робок, не слаб! Раз уж… попал, то… То нужно использовать это неожиданно возникшее положение с максимальной пользой! Ванька! Итить тебя колотить! Если уж «сила вещей» привела вот в это место, да ещё так болезненно, то используй! Не страдай даром! Страдай с прибылью! По Некрасову:

Скажет. Ну, или какое другое доброе тихое слово. Почва-то тут вовсе не «бесплодная». Главное — «доброе зерно». Которое надо правильно «заронить».

— Это твоё желание?

— Да! Гадёныш безмозглый! Слезь!

А и не очень-то хотелось.

* * *

Два лучших средства против эрекции: холодная вода и холодная партнёрша.

Ещё, говорят, помогает повторять в уме таблицу интегралов. Но тут я не уверен, у меня, помниться, результат был обратный: выходить к доске при решении задач на интегрирование… и даже на дифференцирование…

Мне потом один доктор объяснял — условный рефлекс называется. И очень советовал не вплетать в ассоциации этого направления — нашего замполита. А то, знаете ли, конфуз может получиться. С подтекстом.

* * *

Что у мужчин хорошо — при первой же опасности всё сразу… п-ш-ш. Теряет размер, форму и… и консистенцию. Очень полезный защитный механизм. С точки зрения спасения… э-э-э… самого дорогого и любимого.

И почему эволюция такой механизм на черепную коробку не подцепила? Как у черепахи. Быстренько втянул — и никаких проблем. «Я — в домике». В смысле — в животике. Проковырял дырку и подглядывай. Через пупок. А не через то, про что вы подумали — панорама… не та. Увы, эволюция, или ГБ, кому как нравится, голову человека — «особо ценным органом» не считает.

Я отделился от Софочки, и, как тот спускаемый аппарат, пошёл искать свою орбиту. В смысле: а где бы тут холодной водицы… а, нашёл.

Сухан, так и простоявший весь эпизод у меня за спиной в нашей парилке, равнодушно рассматривал открывшееся ему зрелище. Мда, всё-таки я, даже и с маслицем… Как там народная мудрость насчёт «красного платежа»? Народ — прав. Наш народ — прав всегда. Но бабу — жалко. Бедненькая. Хорошо хоть «свет в конце туннеля» — не видать.

— Слышь, Софочка, я тебе три желания обещал. Два уже исполнил.

— Что?! Ты… лжец! Обманщик! Ирод! Сволочь! Падла! Быдло!…

— Не ори. Дура дурацкая. Встречу с сыном обещал? — Сделал. Повидались. Нынче попросила слезть — я, как честный человек — сразу и немедленно. Ты ж умная баба, как Татищев писал. Понятно, что ты его не знаешь, но давай хоть от третьего своего желания сама откажешься.

Увы, историки вечно преувеличивают. Софья, охрипшим уже голосом, срывавшимся на визгливые нотки, орала, шипела, ругалась и плевалась.

Вот же, и эмансипация ещё не наступила, а мозги уже вышибло.

Я постоянно вдалбливаю ей, что она «дура». Теперь самое важное — самому в эту выдумку не уверовать. Потому как дурак здесь я. Это ж надо так… уелбантурить. — Ся?

* * *

«Елбан» — старинное русское слово. Означает — «крутой высокий холм». Говорят: «Москва стоит на семи елбанах». «Тур» — лесной дикий бык. «Уелбантурить» — это когда дикий страшный лесной бык тебя забодал и сбросил с крутого высокого холма. Ну и кто ты после этого? Ванька-уелбантуренный? По-американски — Хилл Билли.

Только и разницы, что не бык, а корова. И не она забодала, а сам налез. Тогда… — квадро-«Билли» с мега-горки. Забодал-ся. Сам — себя. Не предусмотрел, не подготовился. Пром. площадку — не обустроил. Можно ж было кому-нибудь из подчинённых поручить…

* * *

«Лучше поздно, чем никогда» — международная мудрость.

— Сухан, орёт она сильно. Мочалку вставь обратно. Это всё… промыть и про-одеколонить. В смысле — смазать и умаслить.

Выдал пару ЦУ, обеспечивающих всем присутствующим разнообразное увлекательное времяпрепровождение, извинился перед дамой за необходимость внезапно покинуть её общество, и, придерживая на удобном мне уровне ковшик с холодной водой, убрался в предбанник.

* * *

Пока большинство мужчин мечтает иметь достоинство побольше, мужчины из бразильского племени Топинамба, готовясь к половому акту (видимо, это у них редкий красочный праздник, типа: «С Новым Годом!»), идут в лес и дразнят детородным органом один из видов змей. Рептилия обычно не остается равнодушной к такой наглости. После укуса пенис опухает, а половой акт может длиться несколько часов. Одним выстрелом убивают двух зайцев: и партнерша рада и змея повеселилась.

У меня круче: партнёрша — змеюка. В переносном, конечно, смысле. Но опухло — как в прямом.

* * *

В предбаннике сидел Алу. И смотрел на меня «рублёвыми» глазами. Надо что-то со звукоизоляцией делать. Может, двери закрывать?

— Алу, плесни кваску, притомился я чуток.

Через четверть часа я почувствовал себя вполне нормально, отдохнул, успокоился.

— Ну что ты так дёргаешься? У тебя скоро уши вырастут. В сторону двери. Станут длинными как у зайца. Ладно, пойдём, глянем.

Парень шёл пятнами. Стараясь держать на лице выражение полной невозмутимости. Сочетание… забавное. Учить, учить и учить. Кто это сказал? Ленин? — Нет, у Ленина — «-ся».

Сухан размеренно исполнял исконно-посконные возвратно-поступательные.

Народная мудрость уточняет:

Хотя есть и особое мнение:

«Не страшно стать дедушкой, страшно спать с бабушкой».

Бабушкой Софья ещё не стала. Так что — ничего страшного.

На каждой пятой фрикции Сухан звонко хлопал ладонью по Софочкиной ягодице. Попеременно — то по левой, то по правой. Тётушкина попочка раскраснелась как щёчки юной красавицы от нескромных куплетов. Впрочем, и «цветы любви», они же «розы наслаждения», в эту эпоху периодически вызывающие творческое вдохновение арабских поэтов, в смысле — разводы крови на нежной бело-розовой коже ляжек и ягодиц — тоже присутствовали.

До цвета спелой вишни ещё далеко, но — «правильной дорогой идёте, товарищи».

Софочка отличалась от французской коровы. Тем, что непрерывно и однообразно мумукала. Ритмично колыхаясь всеми своими декстринами и целлюлитами синхронно движениям заднего… привода.

Говорят, что треть женщин обожает такую форму сношения. Мда… Софочка — явно в эту треть не попадает. Быват…

Обошёл эту… «станковую живопись». В смысле — на лавке, на станке. Заглянул Софочке в лицо. Лицо… плохое. Багровое, опухшее, потное, с дёргающимися в такт толчкам Сухана отвисшими щеками, плотно сжатыми зубами, с торчащей, почти сжёванной, банной мочалкой, зажмуренными глазами, из которых текли слёзы. Некрасиво.

— Ты как? Ещё хочешь?

Она резко попыталась распахнуть глаза. Но слипшиеся от пота ресницы… Один глаз мутно взглянул на меня. Из под мочалки донеслось мычание. Нет, не французская корова. Мукает в процессе. В отличие как у Золя.

Заботливо поинтересовался:

— Может, прекратить? Если ты хочешь…

— М-м-м-у-у-у…

прозвучало в ответ.

Это что-то значит? Да? Нет? Может быть?

— Закончить? Это твоё третье желание?

Она убедительно закивала головой, выражая полное согласие её задушевного стремления с моим галантным предложением.

* * *

«Бойтесь желаний — они исполняются» — сколько раз эта простая мысль была повторена разными человеками! Сколько страстей и переживаний описано в связи с «исполнением желаемого»!

Да хоть тот анекдот, где мужик хочет стать Героем Советского Союза, требует этого от золотой рыбки и обнаруживает себя на Курской дуге. С двумя гранатами в кулачках и тремя немецкими танками напротив.

Но почему никто не описывает эмоций «исполнятеля желаний»? Когда очередной «хозяин жизни и лампы» повелевает построить волшебный дворец на крышке пусковой шахты?

Даже у «нашего всего» — слов не нашлось:

А всего-то — «Что-то сделать с проклятою бабой». Во избежания идиотского желания:

* * *

Хвоста нет — плескать нечем. Переходим у акустическим командам.

Я обернулся к Сухану. Понять что-либо по его виду — затруднительно. «Зомбятина самоходная». Но если уж мужик начал, то…

— Кончай.

«Живой мертвяк» — символ исполнительности. Немедленно приступил. К… к исполнению поданной команды. Темп и сила толчков изменились. Кажется, Софочка предполагала, что после её «третьего желания» произойдёт немедленная его реализация.

Увы, «быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается» — русская народная мудрость.

Наконец, «дело» — сделалось. В стиле французской классики:

«Корова приняла оплодотворяющую струю самца не пошевельнувшись, так же бесстрастно, как принимает в свои лона животворные семена щедрая земля».

Как, всё-таки, красиво пишут эти французские эстеты, гурманы и экспрессионисты! Так и хочется поинтересоваться: любите ли вы рококо? А бельведер с шамбертеном? Это я чисто к слову — навеяло.

* * *

— Алу, будь любезен, отмой это всё начисто.

— Э… И изнутри?

— Конечно. Докуда достанешь. Внутренние повреждения более опасны, чем внешние.

— Но… у неё тут… кровь идёт.

— Да ты что? Ай-яй-яй. Ну, так окажи первую медицинскую. Тебя же учили.

Давай, малыш. Ты же не рафинированный выпускник чего-то там с асфальта. Ты — сын степного хана. Первое, что ты увидел в жизни, едва открыв глаза в половецком шатре — как умирала твоя мать от внутреннего кровотечения. Редкий день в твоей жизни обходился без вида и запаха крови и спермы, ни один — без кала и мочи. Ты уже бессчётное количество раз пускал кровь, перерезал горло, убивал живых существ. Свежевал, потрошил и разделывал. Здесь это нормально — «Все так живут».

Доводилось тебе и останавливать кровь, перевязывая и зашивая раны. Что тебя так обескуражило? Персонаж? Место? Способ нанесения повреждений? Или ты полагаешь, что след применения штатного палаша в этой зоне — будет менее выразителен?

— Сделай всё правильно, малыш. И она останется жить. Испугаешься, сделаешь плохо — через три дня сам будешь копать ей могилу.

* * *

— Доктор, а есть ли жизнь после смерти?

— Вы думаете, мне, как проктологу, виднее?

* * *

Насчёт жизни «после» — ничего определённого сказать не могу. А на вопрос о продолжительности «до» — отвечает мальчик Алу.

* * *

Позвякивая ключиками, снял наручники и наножники. Интересная модификация с войлоком. Цыба молчит-молчит, а потом вдруг такое уелбантурит… Надо дать девочке возможность шире проявлять свой креативный подход.

Софья, хоть и была освобождена, но принять какую-либо другую позу — не хотела. Всякое шевеление вызывала у неё стон.

Приподнял ей голову, похлопал по личику, присел рядом, придерживая экс-княгиню за ошейник. И вновь принялся «прополаскивать мозги». Моралите с резюме и конклюзивом — необходимы. Для формирования «правильной жизненной позиции». А иначе — зачем я так… мучился?

— Софочка, ты — дура. Ты удивительно дремучая дура. Вот прожила ты почти всю свою жизнь. Замужем была, детей нарожала. Полюбовников… ладно. И уверовалась ты, что всё про жизнь знаешь. И это — правда. Ты знаешь много больше твоих подружек. Но я-то — не боярыня, дальше терема да церкви надворной — никогда не бывавшая. И даже — не муж вятший. Я — «Зверь Лютый». Ведь много раз слышала, разные люди сказывали, сама видела… А, бестолку. Дура.

Присутствие Алу несколько ограничивало меня в перечислении её прежних художеств. Поэтому — конкретизировал по текущей ситуации:

— Уж на что вроде бы простое да знакомое тебе занятие — с мужиком поиграться. Уж ты-то, вроде бы, всё про это — знать да уметь должна. Ты ж — и так и эдак пробовала. Ты, курва старая, опытная, искушённая, а в моих руках… снова девочка-целочка. С этой стороны, в этом месте. Кабы дитё невинное мучилось — я бы пожалел. Но ты-то, ученная-битая, в семи щёлоках варенная… У меня и ты — невинность свою потеряла. Предварительно найдя. По годам уже в бабушки пора, а в моих руках — вновь сопливкой несмышлёной обернулась.

«Дорога — это направление, по которому русские собираются проехать».

Ситуация сложилась… неожиданная. Но уж коли довелось попортить Софье Степановне задницу, то нужно этим воспользоваться. И я продолжал экспромтом свою проповедь. По фактически сложившимся обстоятельствам. В прежнем направлении. «По которому собираюсь проехать».

Вбивая в эту умную, как мне кажется, голову простую идею: не надо со мной хитрить, обманывать, пытаться переиграть. У меня есть арсенал средств, тебе неизвестный. Надо меня слушаться, надо быть честной. Иначе… нарвёшься. Не только на понятную боль, но и на пока не представимое. Даже в этом, столь привычном тебе, поле.

* * *

Софья — не малолетка из «поколения порно». Которые «делали это не потому, что хотели, и не потому, что им это нравилось, а потому что так хотели их партнеры».

«Я избавлю вас от подробностей, — сказала врач, — но эти девушки очень молоды и хрупки, и их тела просто не предназначены для этого». Они рассказывали, что чувствовали себя униженными от таких предложений, но просто не могли ответить отказом… Такие девочки пару поколений назад любили заниматься верховой ездой и балетом, и даже не целовались».

Здесь, в «Святой Руси», как и во всяком средневековом обществе, масса форм принуждения. И — в сексуальной сфере. Моральных, экономических, силовых… Если у тебя в руках кнут — можно всё. Только тот самый Исаак временами ограничивает.

Вот такая техника на «Святой Руси» не распространена. Климат, знаете ли. Низкий уровень производства прибавочного продукта заставляет ограничиваться необходимым.

У крымских татар теплее: «женщины — для продолжения рода, мальчики — для их наслаждений».

У нас изыски и вариации… А не пошёл бы ты… за едой?

Разнообразие «Камасутры» естественно для тропиков. Для элит всяких римско-персидских или буддо-суньских империй. Жратвы — хоть обожрись, можно и по-выёживаться. А у нас даже Мономах с голоду пух. Тут уж — необходимый минимум. Разгрузил быстренько «чресла молодеческие» и за пропитанием. «Секс в обмен на еду» — стержень эволюции хомнутых сапиенсов. Что радует — в наших краях ещё продолжается.

Я про эволюцию. А вы про что?

Попандопуло, выросшее в условиях «золотого миллиарда», в условиях центрального отопления и продуктовой обеспеченности, может понимать в этих… греко-суньских техниках. И применять их, поражая аборигенов голодного средневековья — новизной, изысканностью… Ну, или — извращённостью. Добиваясь главного — потрясения души вразумляемого субьекта.

Софочка — взрослая женщина, должна понимать последствия своих действий. Вот в таком обществе, с психом лысым — «Зверем Лютым» во главе. А она — «краёв не видит».

Ну не забивать же её кнутом до смерти! Хотя… если не поможет…

Немного боли, немного неожиданности в, вроде бы, хорошо знакомом поле… удивительные новости про саму себя… Испугается? Станет адекватной здешней ситуации? Начнёт, наконец, слышать мои слова?

Надо продолжать. Развивая если не саму ситуацию, то, хотя бы её восприятие — в нужную мне сторону, в предчувствие возможности непредставимых, невообразимых обычно, катастрофических последствий.

* * *

Чуть наклонился к её уху:

— А ведь я и вправду могу. Могу сделать тебя дитём малым. Будешь над цветочком полевым — любоваться-гугукать, кашке — радоваться. А то могу и вовсе младенцем обратить. Под себя гадить будешь, титьку просить, погремушкой греметь.

Ещё ближе, ещё интимнее. Шёпотом:

— Хочешь? А? Младенчиком бессмысленным? И никаких забот. Блаженны убогие и сущеглупые. И ты в том сонме? А?

Несмотря на общую измученность, слова мои до неё доходили. Боль, непривычность — заставляли поверить в мои неординарные возможности.

Мысль о том, что могу довести до сумасшествия, лишить разума, превратить в младенца… Пусть и не телесно, но духовно… потрясла её. Не с первой попытки, но она разомкнула зубы:

— Не… не надо.

Хриплый, прерывающийся голос был плохо различим.

Я сунул ей под нос миску с холодной водой. Выслушал эпикриз в исполнении Алу:

— Тут посильнее кого надо. Из Мараниных лекариц бы.

Махнул рукой, отправив парня за санитарами с носилками. И, глядя, как она в очередной, уже в третий, заход жадно лакает холодную воду, вспомнил о своём давнем вопросе:

— Слышь, Софочка. Давно спросить хотел. Изяслав у тебя от брата Петеньки. А остальные от кого?

Она чуть не захлебнулась в миске. Пришлось умыть и вытереть личико. И, снова вздёрнув за ошейник, ласково улыбаясь ей прямо в глаза, повторить:

— Не ври. Мне врать нельзя. Ну. Мстислав — чей?

Была попытка. Отвести глаза, уйти от ответа. Но вот так, на десяти сантиметрах между нашими лицами… у неё не было сил придумывать.

— Мстислав… От… от одного. Ты его не знаешь. Хороший был мальчик. Добрый, ласковый. Смелый. Меня в Кидекшах… едва жива осталась. Он спас. Отблагодарила. Чем… смогла. Убили его. Тогда же.

Мда… кому — за дело доброе в благодарность воздаяние, кому — божьих заповедей премерзкое порушение.

«Да не оскудеет рука дающего».

А если — не рука?

Как-то этот аспект… у Христа не проработан.

То десятилетие, когда она жила в Кидекшах, в замке Долгорукого под Суздалем. Жила в роли младшей невестки, дочери казнённого вора-изменника, жены презираемого и ненавидимого третьего сына. Который превратился в сына старшего. В наследника. Которому наследовать — ни в коем случае…

Надо расспросить при случае детально. То, что она рассказывала о некоторых сподвижниках Бешеного Феди, относилось и к этому периоду. И вызывало у меня не только исторически-познавательный интерес.

— Так. Расскажешь потом подробненько. А Ростислава?

Единственная дочка. В семь лет выдана замуж. За князя Вжицкого Магога. После свадьбы у этого, до того — нормального подростка, начался неуправляемый рост костей — акромегалия. Вдарили гормонами по гипофизу?

В семь — жена, в четырнадцать — вдова. Через полтора года от «сейчас» Магог умрёт, Ростислава вернётся к отцу. Женский монастырь в Боголюбово, на дворе Владимирских князей — с её кельи начинался?

— Девочка моя… От Якова. Старшенький братец постарался.

Начавший лгать — не может остановиться. Сначала братья пытались беременностью сестры укрепить связь с Долгоруким. «Удержаться в родстве». Потом… даже после двух рождённых и выживших племянников, у них, наверняка, были «существенные и необоримые основания». Чтобы продолжать брюхатить свою сестрёнку.

— А Глеб?

Она как-то… хрюкнула. Попыталась отодвинуться от меня, мотала головой. Зафиксированная захватом за ошейник, не имея возможности отклониться, отдалиться от меня, от моего вопроса, вдруг глянула прямо:

— Глеб… он… Он — Юрьевич.

Тут же отвела взгляд. Но продолжала косить на меня.

Интересуется — какое впечатление произвело на меня её откровение.

Какое-какое… Как кувалдой по голове.

Уела. Больше скажу — уелбантурила.

Фейсом об тейбл.

С выподвывертом.

«Не задавайте вопросов, ответы на которые могут вам не понравиться».

Ну нахрена?! Нахрена мне было лезть в тайны этого блягородного семейства?! Ведь знал же насчёт скелета в каждом шкафу! Ведь…

А, поздно.

Про измены Софьи я болтанул Боголюбскому в Янине. Чисто намёком. Гипотетическим, худо обоснованным предположением. Просто спасал свою задницу! В смысле — голову.

Ничем другим его прошибить было невозможно! Я пробовал! Ни родство кровное, ни Русь Святая…

А на плаху… очень не хотелось.

Весной побежал в Боголюбово по той же причине — упреждал снос головёнки плешивенькой по неправильно понимаемым объективным обстоятельствам. Понесло в Ростов — а куда деться от приказа князя Андрея? На его земле, под его топором…

Попал в Москву. Там и надо было! Прирезать её! К чертям собачьим! А я, дурень, гуманистнулся — выволок. Показалось — человек интересный. А это… Это не баба, это — бомба разъедрительная! Уже давно тикающая!

Хренов знаток душ человеческих! Дурколог из психушки! Идиот!

А сейчас нахрена полез расспрашивать?!

Соломон прав: «Умножающий познания — умножает печали».

Ну, Ванька, начинай печалиться. Такие тайны… традиционно несовместимы с жизнью.

Я отсел на приступку банного лавка, покрутил в руках вытащенную у неё изо рта мочалку. Назад вставить? — А смысл? Поздно уже.

«Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь».

Это кто сказал?! — Народ русский?! — Народ! Мать твою! Как же ты прав! Как же ты мудр! Не хуже царя Соломона.

Эх, кабы всю эту мудрость — да в моё плешивую головушку… Вбить! Втоптать промеж ушей!

Увы. Остаётся заполнять пустое пространство чем-нибудь другим. Чтобы не звякало там с эхом. Например — информацией.

Заранее предчувствуя, что тоже пожалею, сильно и неоднократно, но не имея сил остановить процесс познания, ибо, как всем известно, он неостановим и непреложен, задал следующий вопрос:

— Андрей знает?

— Да.

Кажется, Софочке доставляло удовольствие видеть меня, своего мучителя и дурой-назывателя, в столь смятенном состоянии.

Поразительная женщина! Даже находясь в нынешнем, столь болезненном, беспомощном состоянии, измученная, изнасилованная, будучи в полной моей власти… одним своим словом… Убила. Ткнула мордой в… в то самое.

Нашла в себе силы, изыскала способ наглядно показать мне мою малость рядом с нею. «Поставить на место». Меня! Владетеля в здешних местах всея всего! Папандопулопнутого прогрессора!

Мда… Хоть в какие мантии и бантики заворачивайся, а душа с душой — играют на равных. И плевать — из какой ты эпохи или страты.

Уела. Просто исполняя моё приказание. Очередная «песенка велосипедиста»:

И остаётся мне теперь только… огогокать.

* * *

Временами откашливаясь и постанывая, она конспективно изложила эту историю. По сути — весьма типичную, исконно-посконную. Называется — снохачество. Распространено во всяком патриархальном обществе.

Применительно к «Святой Руси» — я про это уже… Вполне устойчивое явление от Ярослава Мудрого с его «Уставом церковным» до большевиков.

В «Уставе» жестко:

«Аще свекорь с снохою съблюдит, митрополиту 100 гривен, а опитемья по закону».

Для почти всех это означает — конфискация с ликвидацией. В смысле — с порабощением пожизненно.

Когда нас угрозы закона останавливали?

Вот и звучит в песне плач снохи:

Потом-то, во времена процветания Российской Империи и купания в славе победоносной, той ещё, Отечественной войны, в 19 веке, бывали уже не только жалостливые песни:

«…толкнул бес свекра в ребро, навел на него искушение; зачал старый молодую сноху на любовь склонять, отходу ей не дает, ровно пришил его кто к сарафану Никитишны. Всем хотел свекор взять, и лаской и таской, да сноха крепка была: супротив греха выстояла. Невтерпеж, однако, стало ей, свекрови пожаловалась, а та ей: «Да мне-то что? Я старуха старая, в эти дела вступаться не могу, ты свекра должна почитать, потому что он всему дому голова и тебя поит, кормит из милости». Пришло Никитишне житье хуже собачьего, свекор колотит, свекровь ругает, деверья смеются, невестки да золовки поедом едят. Терпела Дарья такую долю с полгода, извелась даже вся, на себя стала непохожа. Не хватило терпенья, ушла в чужие люди работой кормиться».

Эта Дарья к тому времени осталась бездетной двадцатилетней вдовой. Сил и смелости хватило. Да и было куда уйти — «в чужие люди». Из этого… исконно-посконного.

Половые сношения между главой крестьянской семьи и его снохой были фактически обычной стороной жизни русской патриархальной семьи.

«Нигде, кажется, кроме России, — писал В.Д. Набоков, — нет по крайне мере того, чтобы один вид кровосмешения приобрел характер почти нормального бытового явления, получив соответствующее техническое название — снохачество».

Обычай был вполне жив в конце XIX в., одной из причин его называли сезонный отток молодых мужчин на заработки:

«Богатый крестьянин Семин 46 лет, имея болезненную жену, услал двух своих сыновей на «шахты», сам остался с двумя невестками. Начал он подбиваться к жене старшего сына Григория, а так как крестьянские женщины очень слабы к нарядам и имеют пристрастие к спиртным напиткам, то понятно, что свекор в скорости сошелся с невесткой. Далее он начал «лабуниться» к младшей. Долго она не сдавалась, но вследствие притеснения и подарков — согласилась. Младшая невестка, заметив «амуры» свекра со старшей, привела свекровь в сарай во время их соития. Кончилось дело тем, что старухе муж купил синий кубовый сарафан, а невесткам подарил по платку».

Рюриковичи — отнюдь не из крестьян. Но вполне — «плоть от плоти и кровь от крови». А главное: «мысль от мысли» трудового народа. Они в нём живут. И, обрусев, переняли не только язык, но и обычаи.

* * *

Почти-грек (по матери и бабушке) Юрий Долгорукий был человеком весьма переимчивым: сытым, пьяным, весёлым. Ленивым и до женского пола — вельми охочим. Татищев отмечает, что сам он мало участвовал в делах, но более посылал бояр да сыновей своих. Не так, как упоминаемый выше крестьянин — «на шахты», но тоже — далеко и надолго, «в походы».

Замечу, что Юрий Долгорукий отнюдь не был тем богатырём, который изображён в конном памятнике в Москве.

Низкого роста (около 157 см), хрупкого телосложения, со слабо развитой мускулатурой.

Из судебно-медицинского заключения:

«При жизни… страдал резко выраженным остеохондрозом шейного и поясничного отделов позвоночника, сопровождавшимся болевым синдромом».

К концу жизни, в 60–70 лет, Юрий с трудом передвигался — любое резкое движение причиняло боль. Ходил согнувшись, прихрамывал, голову поворачивал лишь вместе с туловищем — иначе уже не мог. Время проводил сидя или лежа. Спал тревожно, часто просыпался от острых болей. Если приходилось подниматься на коня, делал это с большим трудом и лишь при помощи слуг. Личного участия в сражениях принимать уже не мог.

Остеохондроз сопровождается заболеваниями сердца, сбоями в деятельности ряда внутренних органов, нарушение легочной деятельности. Болями, невозможностью нормально отдохнуть — объясняются те вспышки гнева и жестокости Долгорукого, о которых упоминают летописи применительно к последним годам его жизни.

Долгорукий, в конце жизни, был постоянно раздражён. На всех, на весь мир. И прежде всего — на самого себя, на свою немощь. Столь обидную именно в последние годы, когда, после редко здесь длинной жизни, весёлой, разгульной, он, наконец-то, добился желаемого — Великокняжеского стола. И не имел сил вполне воспользоваться победой.

Власть утекала у него между пальцами. Вместе с жизненными силами. Поэтому всякий намёк, всякая надежда на возвращение к нему былой лихости превращалось в непреодолимое стремление. Откладывать, останавливаться — он не мог и не хотел.

«Каждый раз — как последний».

— А вдруг получится?

Любой отказ вызывал в нём не только вспышку ярости из-за проявляемого своеволия, но и, при защитительном движении и необходимости двигаться самому, вспышку боли от состояния межпозвоночных дисков.

Улита (Софья) считалась женщиной красивой, муж — постоянно в отъезде… Бешеный характер Андрея несколько сдерживал поползновения. Не свёкра — Юрий понимал, что наезд на «Бешеного Китая», типа совращения его жены, даст катастрофические последствия.

Однако, кроме самого Долгорукого, в Кидекшах было и ещё немало любителей чужих жён. Конфликты вокруг Улиты между кипчаками, родственниками Андрея по матери, и греками — слугами матери и второй жены Долгорукого, бывали и кровавыми.

Это — помимо свар с людьми старшего сына Долгорукого Ростислава (Торца), ненавидевшего Андрея и передавшего эту ненависть своим детям. Вражда между членами благородного семейства приводила к стычкам между слугами. В том числе — и со смертельными исходами. Временами на Улиту и её людей начиналась форменная охота.

Андрея боялись. Но пока он откуда-нибудь, типа Луцка, вернётся, мы её…

Софья вспоминала об этом отрывочно, встряхивая головой как заезженная лошадь.

— Потом Андрей меня в Вышгород привёз. Чуть обжились — поехали в Киев, к свёкру. Показаться, поклониться. Там оно и случилось.

Посидели хорошо, утром Андрей спешно поехал на Рось, по делам. Улиту, чтобы не таскать по морозу туда-сюда, в княжьих хоромах оставили, вечерком снова посидели. Она уже ушла в отведённые покои, уже разделась и в постелю легла. Да вспомнила, что браслет с руки оставила в трапезной. Неудобен за столом был. Набросила какой-то халатик, что под руку попался. Пошла, с уже переплетёнными ко сну косами, забрать прикрасу, пока слуги «ноги не приделали». Чай — мужнин подарок. И наскочила на пьяненького свёкра.

— Он-то хоть и старый, и больной, а — здоровый. Как налез на меня… А я и сказать ничего не могу. Со страху. Ни крикнуть, ни шевельнуться. Стыд-то какой. После… до утра проплакала. А утром детей забрала, да в Вышгород. Муж приехал, ругаться начал, что без воли его с Киева ушла. Я ему… Всё рассказала, плакала, синяки показывала. Долгорукий-то… клешни-то у него… И долгие, и железные будто. Просила супруга законного защитить от позора такого, от любострастия старческого. Вот мы на другую ночь и поехали. Только плюнул Андрей Юрьевич в сторону Киева да и поскакал впереди.

Софья врёт. Точнее — привирает. Андрей не только плюнул в сторону Киева, он ещё прихватил с собой чудотворную икону, священный меч, семейство монастырского попа, который это всё вынес, своих ближников, бояр и дружину, включая Кучковичей. Чтобы это сделать быстро — всё должно быть подготовлено заранее. А вот когда уже всё готово — остаётся только повод найти, последний толчок.

— Софочка, а ведь ты врёшь. Ты ведь специально в трапезную пошла. Чтобы постельным своим видом, неодетостью — свёкра совратить, сподвигнуть на грех. Соблазнить.

— Не-е-ет!

— Да. Ты сама подставилась, подлегла. Долгорукий, козёл старый да пьяный, как морковку увидал — так и схрумкал. А ты — в слёзы да в жалобы. И тем возмутила Андрея на мятеж. Представила себя страдалицей, жертвой беззащитной. Защитить тебя возле отца своего он не мог. Оттого и взбеленился. Предал долг сыновий, долг государев, долг воинский. Спасая дырку твою от постороннего проникновения, побежал за тыщи вёрст от батюшки своего. Братья-то твои знали?

Она убито кивнула.

* * *

Вышгород был ловушкой. Не только для самого Андрея — для всех людей, с ним связанных. Ему довлели честь, долг перед отцом, перед государем. А его людям — долг перед ним.

Неизбежность катастрофы, гибели Андрея и его окружения были понятны многим. А они не хотели. Они, не только Кучковичи, хотели выбраться из этой Киевской западни, они уже готовили пути отхода, уже был построен в Москве кремль, где можно было отсидеться первое время. Оставалось только сдвинуть Андрея. Точнее — сорвать его «с резьбы». Что и было исполнено. Прогулкой невестки в ночнушке. В нужное время, в нужном месте, перед нужным зрителем.

Это объясняет странности исхода Андрея из Вышгорода. Странности и его самого, и реакции Долгорукого.

Чувствуя свою вину, Долгорукий не предпринимал карательных действий. А Боголюбский, едва выскочив из зоны досягаемости отца, стал соображать и поступать хоть и оригинально, но вполне разумно. И основал Боголюбово, чтобы не идти в города Долгорукого, не нарушать имения отца.

Цель — не отъём имущества, не захват власти, но сбережение чести своей.

Кража святынь, при таком раскладе, выглядит не стремлением к усилению своему, но обретение защиты от наказания божьего за грех смертный. «Чти отца своего» — из Заповедей.

«Чти»! Даже если он — взбесившийся похотливый остеохондрозник.

Глеб… Кажется, рождения этого ребёнка хитрецы не предусмотрели.

«Житие» говорит, что в 1175 году, в момент убийства, ему было восемнадцать. Значит, он родился в 1157 году. Если соитие свёкра и снохи состоялось в конце января — вполне возможно.

Не от этого ли несколько пренебрежительное согласие Андрея на книжность княжича, на отдание его в обучение наукам духовным? И занятие пристойное, и с глаз долой, и исключение из «лествицы», из порядка наследования. «Отрыжке греха» не место в ряду славных князей русских. Монашеский клобук — единственный «мирный» способ выскочить из-под княжеского корзна. Иначе — бесчестие, изгнание, темница, могила.

Чуть раньше/позже? Потащил бы Андрей беременную жену или жену с новорожденным младенцем в тысячевёрстную зимнюю дорогу, в преддверие явно подступающей большой войны?

Военные приготовления шли по всей Руси. Есть летописное сообщение о том, что в Чернигове известие о смерти Долгорукого было получено в первый день объявленного похода. Военного похода на Киев.

Одна из версий знаменитого эпизода «Иван Грозный убивает своего сына» предполагает снохачество или поползновение к оному, как обоснование ссоры между Иваном Васильевичем и Иваном Ивановичем. А здесь? Отец сына не убил. Скорее наоборот — уход Андрея от Киева развязал руки противникам князя Юрия. Гибель семи сотен суздальцев — людей Долгорукого, вместе с их семьями, в Раю за Днепром, от взбунтовавшегося киевского отребья — на совести Андрея. Был бы он рядом — утопил бы мятеж в крови, сохранил своих людей.

* * *

— Экая ж ты, Софочка, дрянь! Что ж, за всякое деяние да последует воздаяние. Будешь теперь мучиться. Во всякий час чувствовать на себе наказание моё. В себе самой. Ни присесть, ни встать вольно. И будут у тебя… э… затруднения с удержанием каловых масс. Дерьмо из тебя валиться будет! Само собой! По сути твоей! А ты — подмывайся чаще! И молись жарче! И очиститься тело твоё. А бог даст — и душа. Господи! Ну коли нет у этой женщины совести — хоть ума вложи! Я-то уж расстарался.

Софье досталось крепко. Пришлось лекарям швы накладывать. Неделю пролежала кверху задницей, питаясь одной кашкой.

* * *

«Только две вещи могут заставить женщину принять странную позу: фотоаппарат и ревматизм».

Неправда: вот ещё.

Как говорит одна из героинь «Игр тронов» своему сводному брату о муже и последствиях первой брачной ночи:

— Он сделал… Я постоянно чувствую это. Даже здесь, стоя перед тобой.

Буду рад, если Софочка будет «постоянно чувствовать это». Боль будит память. И мои слова.

* * *

Едва она начала оживать, как пришло известие о смерти Изяслава. Я сразу предположил, что это самоубийство.

Кошки на душе скребли — довёл парня до края. Сколько не повторяй себе, что во всём виноваты попы, которые ему такую этику вдолбили, феодальное общество, стечение обстоятельств… что я — не я, а его мать — курва…

На душе было тяжело, я постарался поделиться — рассказал Софье и взвалил всю вину на неё. Вот, де, реальное исполнение проклятья, падшее на головы её детей — продуктов разврата и порождений порока. Она повела себя… плохо. Шумно и нервно. Посидела неделю в одиночке. В той самой, где мы Федю Бешеного держали. Малость притихла.

В первых числах ноября отправил её на один из новых погостов куда подальше. Аж к востоку от устья Ветлуги.

Выглядела она подавленно, волю мою выслушала молча. Но её покорности я не верил. Душевная прочность, интеллектуальная мощь, жизненный опыт этой женщины таковы… Смерть первенца — сильное потрясение. Но она скоро восстановится. И будет снова гнуть всех под себя.

— Ты, Софочка, вроде малость поумнела. Воле моей уже не перечишь. Это хорошо. Отдаю тебя в служанки. Вот этому мужику. Кугурак Изерген Ипай — прошу любить и жаловать. Что с тобой дальше делать — после решу. По твоему поведению судя. Ипай идёт на новое место. Там прежде другой народ жил — удмурты. Погост там поставили — теперь ему расти надо. Вами и будет прирастать. Бежать тебе некуда. Племена… тебя просто порвут — старуха чужая. Булгары — продадут в рабыни, скотине хвосты крутить. На Русь — тебе хода нет. Живи, трудись, ищи способ пользу принести. Сдохнешь — всем облегчение будет. Выживешь… через год посмотрим. Иди.

Молча, не поднимая глаз, отправилась она с группой последних в этом году перед ледоставом переселенцев к выделенному им учану. Но брошенный искоса хитрый взгляд… Не верю я.

Непонятно — как «привести её в чувство». К элементарной технике безопасности — «не вреди и невредима будешь». Вынуть крючком глаза? Как делают византийцы со своими политическими противниками. Перерезать сухожилия на ногах? Как поступали славные предки — славяне-язычники. Изуродовать лицо? Как сделали с Полонеей в исламской семье. «В куль да в воду»? При такой температуре воды в Волге — «не долго мучилась старушка в высоковольтных проводах…».

Это — не несгибаемая женщина. То-то и оно, что она гнётся. Да не ломается. Как дамасская сабля. С этими поселенцами — сделает всё, что захочет. Одна надежда — не захочет мне вредить. По-опасается. Погост не на Волге, в стороне на притоке — сильно отсвечивать не будет. Оседлает этого… Ипая, станет предводительницей очередного кудо. Будет у неё «игрушка для души» — успокоится?

Есть такой женский типаж. «Ум ближнего радиуса действия»: победить соперницу и кого-нибудь на себе женить. А вот стратегическое мышление — не свойственно. Это — оно? Если «да» — жаль, переоценил. Но ведь Боголюбский с ней столько лет прожил… Татищев, опять же…

Я был прав: Софья подмяла под себя десяток взрослых насельников того погоста. В частности — активно намекая на наши с ней особые отношения. «Я — Зверя Лютого полюбовница! Он тя на куски порвёт, головёнку на стенку чучелом приколотит!».

Сумела организовать выживание людей на новом месте, благо, припасы были им даны достаточные. Важно было их употребить с умом. У неё — ума хватило. Когда возник конфликт с соседним удмуртским родом — аккуратно избежала кровопролития. Следующей зимой ухитрилась вернуться во Всеволжск. Вела себя тихо. Но через пару месяцев после возвращения устроила мне такую… подлянку, что уж и не знаю как жив остался.

Снова пришлось мне выкручиваться да мозгами завиваться. От чего всей «Святой Руси» великие пользы приключились.

Что, девочка, и ты так хочешь? Можно. Можно, чтобы и не больно. Только… Повторить её путь ты не сможешь. Дело-то не в способе — в голове да в сердце. Ты — не она. У тебя — своя дорога.

 

Глава 466

Начался ледостав. Мои «ближники» периодически схватывались между собой в жарких словесных баталиях. По поводу невыполненного к сроку, срывов графиков. Я старался не вмешиваться: приказные головы должны уметь не только командовать подчинёнными, но и между собой договариваться.

Интересно было наблюдать за самим собой. Снова, в который уже раз, менялся круг общения, смещался фокус внимания. Менялся и стиль жизни.

* * *

Мои коллеги, попандопулы и попандопулопищи…

Счастливые люди. Как вляпнулись, так и лепят. В том же духе, стиле и темпе. «Ничего не забыли, ничему не научились». Попандопулопизм граничит с роялизмом — начисто забивает способности к обучению. И, соответственно, к изменению. Их собственной, попандопулопипнутой личности.

* * *

Я — менялся. Просто по необходимости.

Почти перестал общаться с работниками.

— Мужик! Тыр-пыр-елдыр! Не с той стороны затёс делаешь!

Как это… мило. Ностальгично, демократично и поэтично. Да и просто правильно: ведь не с той стороны, ведь видно же!

Увы. Не дай бог так крикнуть. Вся артель остановится и будет день обсуждать: а что ж это Воевода Всеволжский имел в виду? В части «елдыр». Срубит ли замеченной бестолочи голову? Топором или гильотиной?

Всё меньше общался с мастерами.

В мастерскую к Звяге — убегал отдохнуть. Там уютно пахло деревом, шуршали стружки. Стал понимать Петра Великого. С его любовью что-то самому мастерить, работать руками.

Изредка ко мне влетал Прокуй. С криком:

— А! Опять! Всё не так!

Но вопить он стал меньше. И тише. Особенно, после того, как я нарисовал ему трёхколлекторный паровой котёл Ярроу в симметричном и ассиметричном вариантах. А отдельные повизгивания типа:

— А дровы?! Куда здесь дровы кидать?

Гасились фразами:

— Вот сюда, в середину. Но дров — не надо. У нас и угля хватает. Реакторы-то — дымят безостановочно. Однако давай-ка попробуем на жидком топливе.

И картинкой форсунка, вдувающая в топку скипидар.

* * *

Переход от простейшего «котелка со свистком» к более сложным конструкциям парогенераторов, позволил резко увеличить их безопасность («невзрывающиеся котлы»), на порядок поднять их мощность. Что выражалось либо в росте самой мощности, либо в снижении веса установок.

Миниатюризация на «Святой Руси» — вполне понятна. Такие технологии как скань, зернь требуют размещения множества (тысяч) элементов с габаритами порядка 1 мм, с точностью в разы большей. В «горячем процессе» типа пайки.

То, что мы заимствовали методы из ювелирки для чёрной металлургии…

Это у туземцев — наследственные ремёсла, фамильные секреты, трудовые династии. Нормальный средневековый коваль не пойдёт спрашивать у сканщика о методах контроля точности позиционирования или чистоты поверхности. Даже не потому, что неприлично, что за такой вопрос и побить могут. Кузнецу такая мысль просто в голову не придёт:

— Мы-то кузнецы по железу, а они-то кузнецы по серебру. Ну чего ж общего-то? Металл-то разный. И вообще…

Мне всё это… глубоко пофиг. Я ж — дерьмократ, либераст и фридомайзер! Исконно-посконно.

«— Вы из России? Это Бруклинский мост. С него нельзя прыгать.

— Нельзя? А нам пофиг!».

Какие-то чудаки думают, что «свобода» — в Капитолии заседает? Свобода — у меня в душе. Ограниченная исключительно «осознаваемой необходимостью». Мною осознаваемой.

Ну и законом того, сами знаете какого, Исаака.

Помимо заимствования хоть откуда, лишь бы на пользу, шли и прогрессорские штучки. Типа прокатного стана. Понятно, что машинку советских времён, по которой раскалённый лист летит со скоростью курьерского поезда… не сейчас. Но на пару веков спрогресснул — первый прокатный стан заработает в районе Стокгольма лет через двести.

Едва пошёл лист — посыпались технологии простейших, массовых изделий.

Я рассказывал уже как делают знаменитые русские средневековые ножи: плющат брусок горячего металла. Поэтому и изделие такое… клиновидное во всех направлениях. А из листа идёт вырубка штампами. «Щёчки» — плоско-параллельно. Куда как легче. И — ровнее. И так — по множеству исконно-посконных святорусских вещей.

И не только исконных. Десятилетия не прошло, как на «Святой Руси» начали делать составные боевые наручи. Две скорлупки-полуконуса на шарнирах.

Как это кузнецы ручными молотами куют… «От зари до зари». За день — комплект заготовок.

Горячей штамповкой… сутки работы. Для всех моих мечников. Всем! Всех типоразмеров, с запасом на склад, легче, прочнее, аккуратнее. Одна стандартизация крепежа убирает пол-дня подгонки на комплект.

Тут же пошли поножи. Историки знают: защита для ног появляется значительно позднее защиты для рук. Ну, значит, мы — дозрели.

Смешанный кольчато-пластинчатый доспех. Да не рубахой! Через голову надевать — неудобно. А — «кафтаном». Почему гимнастёрку из СА убирали — в курсе? Сам в той косоворотке «партизанил».

Шлем — не четвертинками на заклёпках, которые от ударов вылетают, а цельный купол кованный… Мелочь, а жизнь бережёт. Жизни.

Кроме важнейших в бою повышения прочности и снижения веса доспеха, существенно уменьшили время на «вздеть брони». Вместо обычных для русских гридней 15–30 минут, да ещё с помощью отроков, пришли к 1–1.5 минутам. Ещё не красноармеец «от подушки до пирамидки», но уже… Сведённый вместе, в один «кафтан с шапкой и сапогами», комплект защитного доспеха позволял «бронироваться» несколькими движениями без посторонней помощи.

Средневековый доспех — сборный. Собирают на теле бойца перед боем. Прикиньте себе сборку Т-72 вокруг экипажа. Под уже начавшимся артобстрелом.

Ещё в Пердуновке Артёмий, к моему удивлению, весьма удивился требованию контролировать время «оборонения». На «Святой Руси» скорость приведения в боевое положение — существенным параметром бойца не считается, этому не учат.

Почему-то все уверены, что о появлении противника сообщат заранее. Отсюда Мономахово: «а брони везли сзади на телегах». Так повторяется неоднократно: доспехи надевают только перед боем.

В «Живых и мёртвых» попалась фраза:

— Часть, отводимая в тыл на переформирование, двигается без оружия.

Для Синцова эта норма обернулась ужасом собственной беспомощности, руками, схватившими на груди, где обычно висел трофейный шмайсер — пустое место. В момент уничтожения их безоружной части прорвавшимся фашистским десантом.

Русские дружины, даже не в ходе переформирования, а на марше, на постое, в лагере… в зоне возможных боевых действий — доспехов не носят, броней при себе — не имеют.

Сколько наших на этом ни бьют — «всё те же грабли». Вот помолебствуем, взденем брони, поднимем стяги, исполчимся… вот тогда пусть вороги и нападают. Только вражьё, почему-то, этого нашего «пусть» — не понимает. Тупые, наверно. Но бьют — больно.

При разгроме ростовской епископской дружины выяснилось, что только ветераны держали доспехи под рукой и успели, хоть бы частично, их надеть.

«Умный учится на своих ошибках, мудрый — на чужих…» — учусь, мудрею.

Дело не только в особенностях средневекового вооружения, воинского благородства или манеры ведения боевых действий — в русском национальном характере: «на Руси медленно запрягают, да быстро ездят», «пока гром не грянет — мужик не перекреститься».

Не надо нам этого. Мёртвому креститься — уже без надобности.

Высокая рискованность любой хозяйственной деятельности отбивает вкус к предвидению, к планированию собственных действий. «На всё — воля божья», «божьи пути — неисповедимы». «Срабатывание» — без упреждения, «вдогонку». С очень существенной задержкой.

* * *

Один чешет голову спереди, лоб:

— Как бы нае…ть?

Другой — сзади, затылок:

— Опять нае…ли…

На войне… лучше я заранее лобешник до крови расцарапаю.

* * *

Ткни здешнего мужика под ребро.

— А? Чего? Ну…

Потом-то, конечно, встанет и морду набьёт. Если догонит, если жив будет…

Для маленьких, в 1–3 дома, лесных деревушек — такая манера естественна. Но у меня-то — казарма, город. Не успел — опоздал. Много молодёжи. У которых, просто по физиологии, проводимость синапсов — выше, время реакции — меньше.

Мне, привыкшему в микроэлектронике считать задержки микрами и нанами…

Что «дубине народной войны», чтобы «подняться и гвоздить» — нужно время на раскачку пока до всех дойдёт… нормально. Но мы же не про «народ» толкуем! Про профессиональное, по сути, войско, про «святорусских янычар».

«Армия есть плоть от плоти народной…» — пшёл в задницу! Это гридни! Это не смерды косорылые, криволапые — профессиональные убийцы! Их резаться — всю жизнь учат.

И, тем не менее, раз за разом — по тем же граблям.

Впрочем, не только наши.

«Однако дела ланкастерцев были плохи… Ночная стража уже сняла свои доспехи; остальные — разутые, неодетые, не подготовленные к битве — все еще сидели по домам. Во всем Шорби было, пожалуй, не больше пятидесяти вооруженных мужчин и оседланных коней.

Звон колоколов, испуганные крики людей, которые бегали по улицам и колотили в двери, очень быстро подняли на ноги человек сорок из этих пятидесяти. Они поспешно вскочили на коней и, так как не знали, откуда грозит опасность, помчались в разные стороны».

Другая страна, триста лет спустя. Сплошь военные профессионалы в…надцатом поколении. Но из двух тысяч ланкастерцов не набралось достаточно бойцов, чтобы остановить семь сотен йоркцев. Одеваются медленно.

Быстро изготовиться к бою — не величественно. Надо шевелиться, суетиться… терять авторитет. Среди слуг и соратников. Не благородно.

— Эй вы, там! Подождите! У меня бант на сюрко сполз, сща-сща, брыжжи с колготками поправлю, судья на ринге даст отмашку… и начнём.

Если вам нужна победа в благородном бою — вы ждёте. Пока ваш визави переменит резинку в трусах. Если поражение противника, то, как Ричард Третий в Шорби — в атаку.

Мне победа не нужна — мне нужно истребление противника. И мне жаль моих ребят. Которые головы свои подставлять будут. Под мечи острые, а не под дождик весенний.

* * *

Бой в Балахне показал — параметр критический. А изменения в конструкции доспеха — дали возможность сократить время подготовки воина, вбить это в обучение.

Дал Артемию несколько сделанных стеклодувами песочных часов. Кое-что по измерению временных интервалов, особенно — очень коротких, он сам добавил.

— А успеешь ли, отроче, шеломом прикрыться? Пока в тебя полено летит… Не успел. Повторя-я-ем.

И начал вбивать хронометраж во все элементы обучения. От наматывания портянок до разворачивания маршевой колонны в боевой строй.

Прямо скажу: достигнутая скорость перехода в боевую готовность лишь частично обеспечивалась изменениями вооружения. Куда больше — целенаправленной подготовкой личного состава.

Ересь? — Безусловно. Идеал средневековых эпосов — могучий удар. «Развернись рука, раззудись плечо». Что-то долго раскручивающееся, протяжно несущееся к цели… О! Попало!

Так — не будет. У моих противников «могучий удар» — возможен. Дома, в показательных выступлениях. В реале — их просто зарежут. Шустренько ткнут палашом в мягенькое, незащищённое брюшко. Потом второго, третьего… Пятый-десятый — встретит во всеоружии. Вот с ним и будет бой. Если со страху не сбежит.

Не благородно? Не по-рыцарски? — Сколько стоит вырастить рыцаря? Скольких сирот, ради этого придурка, который не умеет быстро одеваться, вы оставите без куска хлеба?

* * *

В индустрии, особенно в металлургии, в металлообработке пошёл лавинообразный, самораскручивающийся процесс. В основе — «сквозняк над обрывом». Восходящие потоки воздуха у стенки Дятловых гор позволили усилить дутьё, увеличить размер домницы, поднять температуру в ней. Пошло… нет — не качественное железо.

На мой вкус, качественное — высоколегированные титановые сплавы. Но то, что сварилось — было однородным. Не в общем объёме — в локальном. В чушке. Свойства металла в соседних точках в 2 сантиметрах друг от друга — не разнились в разы.

Это скачком меняло возможности обработки. Мы смешивали заимствования из других ремёсел (ювелирки, стеклоделанья…) с моими технологическими прогрессизмами и находками моих ребят, добавляли конструктивные решения, типа котла Ярроу, получали новые вещи с новыми потребительскими свойствами.

Чисто к слову.

Фердинанд Вербст, член иезуитской общины в Китае, построил первый автомобиль на паровом ходу около 1672 года. Игрушку для китайского императора. У машинки Вербста нет цилиндров — колёса крутит примитивная горизонтальная турбина, обдуваемая открытой струёй пара.

Вертикальные цилиндры паровой машины увеличивают высоту установки. Для обеспечения устойчивости станину приходится утяжелять. Соответственно увеличивается и давление на дорогу. Всякий, кому доводилось строить что-то типа «Бóярки», ручками ощущал разницу в полотне и колее для «кукушки» и для дизельного мотовоза.

Так выкинуть цилиндры!

Ну не растёт нефть на Русской равнине! А ковырять Арланское, например, месторождение на глубине 1400–1450 метров… Ковырялки такой пока не выросло.

У меня тут горючка — сама произрастает. Брось землю пустой — она лесом покроется. На этом всё подсечно-огневое земледелие тысячи лет держится.

Паровой двигатель всеяден. Это не «внутреннего сгорания», где каждый тип — требует своего вида топлива.

У Твена описывается гонка пароходов на Миссисипи. Там в топку одного из участников кидали копчёную колбасу. Попробуйте накидать сосисок в бензобак.

И пароход у Твена, и паровые дилижансы в Англии в начале 20 века — взрывались. Если заблокировать регулятор Уатта… Техника в руках дикаря — опасна для дикаря. И для всех его окружающих. Никакой механизм не гарантирован от маразма лысой обезьяны. Но это вопросы борьбы с маразмом. А не с механизмом.

И я знаю, что паровая турбинка размером в пачку сигарет, даёт мощу как автомобильный двигатель. Это нам пока не грозит, но туда — надо стремиться.

* * *

Впрочем, я несколько забегаю вперёд. Тогда, в ноябре 1165 года всё выглядело проще. Хотя и с выподвывертом.

На ещё текущих, пока нет сильных морозов, ручьях работали наши мельницы, к которым подцепили цепные пилы. Тут тоже пришлось малость прогресснуть. Дважды. И по цепям, и по зубам.

Не-не-не! Без мордобоя!

Цепные пилы с мускульным приводом начали использоваться с середины 19 века. Они представляли собой ряд звеньев с прямыми и плоскими зубьями.

Мы сразу ломанулись на восемь веков вперёд: цепи с Г-образным зубом — с 1947 года. Режущие зубья разделили на правые и левые. Поставили ведущие (хвостовики) и соединительные. Так уменьшили ширину пропила (и расход мощности) без чрезмерного ослабления цепи, упростили конструкцию направляющей (простая канавка в теле шины), усилили и упростили ведущую звёздочку, одновременно продлив срок её службы (за счёт некоторого люфта цепи износ распределяется по бóльшей поверхности звёздочки).

В три захода Прокуй построил такую штуку. И очень вовремя — последнюю мою циркулярку разорвало. Можно было бы заново отковать, но решили — так проще будет.

Повтор «принципа деревянной черепички»: хорошо, но теперь — можно лучше.

На том месте, где полтора года назад погибли «белые булгары» — гвардия эмира, ценой своей смерти давшие ему возможность спастись с поля боя, круглосуточно скрипела и визжала лесопилка: лесу у нас хватало. Продолжали сводить лес по округе, за лето Ока и Волга снесли к Стрелке множество стволов. Мы их перехватывали выше Стрелки, чтобы не мешали лодочникам, рыбакам, наплавным мельницам. Увязывали в плоты, спускали к устью Свияжского оврага, где и перетирали в доски. Нестроевой лес стаскивали к моим реакторам. Смолой, дёгтем и всеми производными, включая уголь, скипидар, поташ и глицерин, мы были обеспечены.

Заскакивала Полонея, застенчиво хвасталась новыми стеклянными и хрустальными безделушками. Нашли мы ей алмазов для резцов. Надпись «аллах» — уже хорошо получается.

Общение с Полонеей, наши около-хрустальные дела, позволили, наконец, поймать мысль, которая билась в мои мозги с Усть-Ветлужского торга. Да пускать её не хотелось.

«Вижу, но не разумею». И не хочу «разуметь». А — надо.

* * *

Я думаю в духе индустриального или, там, пост-индустриального общества. Сделать чего-то много, просто, хорошо, дёшево. Эти свойства не противоречат друг другу. Наоборот, часто одно способствует другому.

Не пройдёт. Прежнее течение моих мыслей — неуместно. Надо мозги себе… несколько вывернуть.

«Платёжеспособный спрос» и «натуральное хозяйство» — несовместимы.

* * *

Ме-е-едленно.

Основа любой рыночной экономики несовместима с основой «Святой Руси».

Ап-ап… а как же… а я тут тогда чего…?

«Правильным путём идёте, товарищи!» — в болото волюнтаризма и пучину маразма.

Эта мысль, будучи ясно сформулированной, несколько дней портила мне пищеварение. И даже пару раз сильно расстроила моих наложниц. Начали звучать… нелестные для меня оценки. Типа:

— Говорили, что Воевода… о-го-го. А он-то… п-ш-ш.

Я уже объяснял, что, в рамках родо-племенной этики, предводитель должен быть помесью кролика и крокодила.

«Крокодил» — чтобы ворогов рвать. А «кролик» — чтобы «всегда». А если «нет», то репутация предводителя… «п-ш-ш…». Репутация — штука цельная. Провал в одной её части придётся компенсировать в другой. В казнях умножающихся «дурней усомнившихся».

Пришлось быстренько сыскать решение. Да не «настойкой оленьего хвоста»! Это так, симптом убирает. Решение той, фундаментальной и неразрешимой социально-экономической проблемы. Про «спрос» и «натуральность». Просто для того, чтобы… чтобы сохранять способность… дарить и получать удовольствие. В прежних объёмах и количествах.

Шерше, как вы знаете, ля фам. Вот и приходиться заплетать извилины. Чтобы шершеть и ляфамить — интенсивно.

* * *

9 из 10 семейств на «Святой Руси» не купят мой товар. Никакой, ни за какую цену. Просто потому, что они вообще ничего не покупают. У них и денег-то нет. Обмен, типа — шкурки на ножик — «раз в год по обещанью».

Коллеги! Вы можете представить себе свою жизнь без денег? Не — «перетерпеть пару дней до получки», не на пляжу в «ол инклюзив»… Хотя и там… А чтобы — вообще. Вот ты вышел из дома, а — ни гроша. Ни — в кармане, ни — на карте, ни — в телефоне…

У здешних, как раз, ни — карманов, ни — карт, ни — телефонов.

И так — всю жизнь!

Да, это личное. Опыт выживания. При деньгах, при очень малых деньгах, вообще без денег. Когда очередной проект оплачивался ящиками яичной вермишели. И это здорово! Если в доме есть вермишель.

Те годы напрочь отбили у меня желание платить. Ну не могу я отдавать свои кровные! Какой-то незнакомой женщине в магазине… Рука не поднимается. И — не опускается. В смысле — в карман.

«Приносить домой в клювике» — получалось всё лучше и лучше. А вот наоборот… Хорошо, жена «подставило плечо», взяла на себя этот тяжёлый и неблагодарный труд. В смысле — отдачу денег.

«Ты живёшь при коммунизме. И мы знаем как твою коммунизму зовут» — завидовали мне друзья.

* * *

Вот такой, хоть и не уникальный, но и не всеобщий опыт, позволял мне лучше понимать русских натуралов — смердов, живущих натуральным хозяйством.

Из восьмисот, примерно, тысяч хозяйств на «Святой Руси» вести торг можно с несколькими десятками тысяч.

Повторю: дело не в товаре. Дело в покупателе. Точнее: в навыке, в привычке, пусть не ежедневной, но, хотя бы, ежемесячной-ежегодной, покупать. Хоть что.

Регулярная фраза:

— Я пошла и купиладостояние пары-тройки процентов взрослых женщин.

«Русский мир» — пространство «Святой Руси» — «во на во», тыщи вёрст. Отнюдь не легко проходимо. Покупатели на нём — как сахарная пудра на пироге после вентилятора — реденько.

* * *

Две главных проблемы «Святой Руси» и её наследников:

— низкая производительность экосистемы. Для аграрного хозяйства — нищета, балансирование на грани вымирания.

— геноцидствующие соседи. Про «степных хищников» — я уже…

* * *

С 1060 до 1237 г. письменные источники фиксируют 80 походов русских на соседей, 55 вражеских вторжений и набегов на Русь и 130 междоусобиц. Преобладает внутренняя война. Усобицы — почти каждый год, иногда 17 лет подряд. Задача военных действий — завоевание политической власти, передел земли, захват добычи. В войнах принимает участие немногие сотни людей, в основном — княжеских дружинников.

Каждый «инцидент» приводит к толпам полона в южном направлении. Каждый третий год поганые гонят гурты захваченной русской двуногой скотинки через Степь на Крымские невольничьи рынки. Каждые год-два «гречники», купив «русских рабов» у навоевавшихся русских князей, когда «кощей по ногате, а роба по резане» сплавляют набитые «белым деревом» лодии по Днепру от Киева к Сурожу.

Одновременно выжигают поселения внутри Руси. Минск, например, Мономах выжег так, что там ни холопа, ни скотины не осталось. Чем он и хвастает.

Я не понимаю этих придурков! В смысле — рюриковичей.

Во всём мире податное население — главная ценность для правителя. Феодалы захватывают не гектары — населённые провинции. С которых можно получить доход. Создаваемый трудом живущих там людей.

«Зачистка территории» — свойство племенных войн, бесклассовых обществ, кочевников.

Соседи, европейцы и азиаты, угоняют полон. Чтобы осадить у себя, применить в своём хозяйстве. Истребляют население на месте, чтобы ослабить врага. Чужих людей. А наши — своих режут, своих же и продают. Отказывая себе в возможности длительного получения дохода.

«Хапок-рывок» — основа политической жизни «Святой Руси»?

Кажется, единственный аналог — царьки Западной Экваториальной Африки. Типа Дагомеи.

Следствием «двух главных проблем» является низкая плотность населения.

«Чем меньше и разреженнее население, чем меньше культурных контактов между отдельными сообществами, тем выше вероятность забывания полезных знаний, утраты технологий и деградации культуры».

Россия — страна тысячелетнего торжествующего всеобщего склероза? «Деградация культуры» — нам самим ГБ прописана? В форме выдачи в пользование вот этой «земли обетованной»? А мы, глупенькие, чего-то трепыхаемся, пупок рвём, господню волю превозмочь пытаемся…

«Место твоё — у параши. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит».

Две «главные проблемы» естественным образом порождают две «главные беды» — «дураки и дороги».

Классик потому и классик, что замечает и формулирует простым языком имманентные (от бога данные) «вечные вопросы».

Мелочь мелкая: мне ГБ — не указ. Я не из того народа, который богоносец, который — крестным ходом с поднятыми иконами и вылупленными глазами. Для меня ГБ — феномен между-ушного пространства хомнутых сапиенсов в одной из их фаз развития. Лечится просвещением, разъяснением, благосостоянием…

Замкнутый круг. Редкое население — плохие дороги. А зачем они? Нашим — нафиг. Ворогам пути мостить?

Нет дорог — любая торговля превращается в… в приключение. Долгое, выматывающее, опасное. Дорогое.

Если доставка к покупателю пуда товара стоит полпуда серебра, то каков же должен быть товар? И — покупатель? На всём пространстве «Русского мира», в нынешней географии «во на во» — по полторы тыщи вёрст от края до края, найдётся одна-две тысячи семейств — бояре, князья, иерархи — которые могут отдать полпуда серебра. Хоть за что.

Их просто сыскать в этом море лесов и паутине рек — дашь ума. Я уж не говорю про «впихивание невпихуемого» — собственно продажу товара. Почти в каждом месте — «обоюдоострая монополия». Один продавец против одного покупателя. Рынок балансируется не спросом и предложением, а размером кулака.

М-маразм.

Другого способа прекратить это средневековое безобразие, кроме индустриализации — я не знаю. Надежды на милость господню или, там, спонтанную эпидемию само-совершенствования и само-удобрения — не имею.

А индустриализация — невозможна. Поскольку — «Святая Русь». В смысле: «НаХ» — «Натуральное Хозяйство». Отягчённое бездорожьем, нищетой и прореженностью.

Если нет простых решений — переходим к комплексным. Не в том смысле, что у них «большая мнимая часть».

Если невозможны массовое производство, конвейеры Форда, поточные линии, то используем гибкие производства, изменяемые структуры, модульное построение.

Эту тему мы проходили. Там ещё такие увлекательные слова звучали: «станки с ЧПУ», «обрабатывающие центры», «гибкие линии»…

Здесь мне такое не грозит однозначно. А вот использовать общие принципы…

Ни цена, ни новизна, ни потребительские свойства товара на средневековом рынке большого значения не имеют.

Ме-едленно.

Свойства товара — несущественны.

Тут все начинают шикать, свистеть, топать ножками и показывать на меня пальчиками.

Потыкали пальцáми? По-загибонили ими же? Теперь простой вопрос: кто из вас, лично, стоял на рынке за прилавком? В тридцатиградусный мороз? Зная, что в доме нет хлеба и купить его, пока ты свою… хрень не продашь — не на что.

Тогда вы знаете простую истину рыночного торговца:

— Любой товар найдёт своего покупателя.

«Любой». А не — «в любом количестве».

Важна — номенклатура. Длина модельного ряда. Вариативность.

Чтобы продать в каждое боярское семейство, например, две тысячи штук чего-то, «аксельбантов» каких-нибудь, нужно иметь две тысячи разновидностей. Этих «аксельбантов». Не — красненький, синенький, жёлтенький. Полный спектр!

Человеческий глаз различает две тысячи оттенков. Но у нас даже слов на всех нет!

Дурдом.

Любой технолог, производственник меня поймёт. Нужно не только придумать, проверить, отработать конкретный технологический приём, не только состыковать его с соседними в цепочке, но и постоянно его менять, сохраняя корректность всей последовательности. Причём и изменения соседних операций — не должны угробить твою часть. А сказать изначально — что и как будет меняться — невозможно.

Вместо статики начинается, и всё сильнее бьёт по мозгам, динамика. Вместо: «придумал, сделал и лежи-отдыхай» — идёт интенсивный «бег в темноте по буеракам».

Для профессионального разработчика — такое состояние нормально. Но большинство людей тяготеют к более спокойной, однообразной, рутинной жизни. «Что было — то и будет».

Мне требовались десятки людей, которые, уже на уровне хоть и небольшого, но собственного, опыта уверены: «чтобы ни было — будет иначе». Хоть в чём. В горшках, веялках, бусинах, избах…

Хорошо, что у меня подростки — они не знают, что «и завтра — всё так, как вчера» — норма жизни почти всех хомнутых сапиенсов. Детство — «всехное» время познания, каждый день — новенькое. Надо их учить, надо поддерживать в состоянии иллюзии нормальности моего образа жизни.

Чтобы учиться — они должны быть умными.

Ересь? — Ну, извините.

Не учение делает человека умным, но умный человек воспринимает научение.

«Дурака учить — только портить» — русская народная…

 

Глава 467

Как отличить умного? — Есть ряд признаков.

1. Умение фокусировать внимание длительное время на чем-нибудь одном.

* * *

«Дятлы» — умнее «чижиков». «Долбодятды длительного действия» — настолько умные, что этого не показывают.

* * *

2. Поздно ложатся и поздно встают. Совы умнее жаворонков.

* * *

Сова — символ мудрости. Неспроста.

* * *

3. Адаптивность. Интеллект связан со способностью изменять свое поведение.

* * *

«Сегодня — мы как никогда! А завтра — гораздо ещё!» — умный человек сказал.

* * *

4. Знать, что много не знаете. Чем ниже у человека интеллект — тем более он склонен его переоценивать, и наоборот.

* * *

Сократ говаривал:

— Я знаю только то, что ничего не знаю. Но другие не знают и этого.

Мне нравятся иероглифы Лао-Цзы. Первая половина его фразы позволяет двоякую интерпретацию:

«Знать, что не знаешь, есть высшее [знание]». Или: «Знать, и [делать вид, что] «не знаешь» — наивысшее [искусство]».

Вторая половина, однако, однозначна: «Не знать, [считая, что] знаешь — болезнь».

* * *

5. Любознательность. «Обычные» люди принимают «обычные» вещи как должное, а интеллектуалы этими же вещами восхищаются.

* * *

Эйнштейн: «В школе я был туповат. Вещи, которые казались одноклассникам очевидными, доходили до меня с трудом. Мне приходилось размышлять о них».

* * *

6. Открытость для новых идей и возможностей. Люди, которые рассматривают все альтернативы, взвешивают и обдумывают их, опираясь на факты, а не отказываются от их оценки, в среднем умнее.

* * *

«Вот призовут меня в армию. Тут возможны два выхода…». Умный человек придумал анекдот о «двух выходах» — учёл множество альтернатив.

* * *

7. Чувство комфорта наедине с собой.

* * *

«Тихо сам с собою я веду беседу». Приятно поговорить с умным человеком.

* * *

8. Хороший самоконтроль. Более умны те люди, у которых хорошо с планированием, оценкой альтернативных стратегий и их возможных последствий, постановкой конкретных целей. Люди с более высоким интеллектом чаще выбирают из двух вариантов тот, который принесет большую прибыль, хоть и займет больше времени — а это требует именно самоконтроля. Такие люди не склонны к импульсивным решениям.

* * *

Старый бык — молодому:

— Сейчас мы медленно спустимся… зайдём с подветренной стороны… и… всё стадо…

Это — самоконтроль.

* * *

9. Отличное чувство юмора.

* * *

Детство — всё так интересно.

Старость — всё так противно.

Мудрость — всё так… забавно.

Не все «забавники» доживают до мудрости, но всем мудрецам — забавно.

* * *

10. Умение поставить себя на место другого человека. Эмпатия — часть эмоционального интеллекта.

* * *

«— Вообрази! Я здесь одна!».

Умная женщина писала. «Умность» подтверждается её дальнейшим поведением.

* * *

11. Умение видеть связи и ассоциации, которые не видят другие. Способность видеть параллели и общие схемы, креативность как способность подать старое под соусом нового.

* * *

— Аналогичный случай был в Бердичеве…

И не то, чтобы человек, постоянно произносящий эту фразу, был всегда прав. Но держат-то его за умного!

* * *

12. Частое откладывание дел «на потом». Они просто обдумывают это важное.

* * *

Бракоразводный процесс. Судья мужу:

— Почему вы решили развестись?

— Нудная она… Вот представьте. Вы просыпаетесь, подходите к окну: чудесный день! На улице — первомайская демонстрация. У вас отличное настроение… А она ходит и нудит: «Выкинь елку, выкинь елку…».

Женщины часто считают мужей лентяями. А те «просто обдумывают важное»…

* * *

13. Мысли о смысле жизни. Размышления на глобальные темы, такие, как смысл жизни или существование вселенной, может быть показателем интеллекта. Экзистенциальные размышления часто повышают уровень тревожности. Всегда готовы к тому, что что-то пойдет не так, как ожидалось.

* * *

— Как ты с ним уживаешься?!

— У нас разделение сфер деятельности. У него — глобальное потепление и положение в Гондурасе. У меня — всё остальное.

* * *

«Умность» — условие обучения. И его же продукт. Про главное условие педагогики (см. п.1) — удержание внимания ребёнка на одном предмете — ещё Ушинский писал. Он же о своих учениках:

«В каждом из них в большей или меньшей степени чувствуется специалист, но очень мало «человека». А между тем все должно быть наоборот: воспитание должно оформить «человека», — и только потом из него, из личности развитой, непременно выработается соответствующий специалист, любящий свое дело, изучающий его, преданный ему, способный приносить пользу в выбранной им области деятельности в соответствии с размерами своих природных дарований».

Я стараюсь следовать методе Константина Дмитриевича времён его службы в Гатчинском сиротском институте. Совершенно не принимая сформулированного им противопоставления «человека» и «специалиста», «сначала» и «потом».

«Труд сделал из обезьяны человека», процесс ещё весьма далёк от завершения и повторяется в каждой входящей в жизнь личности. Поэтому я упорно смешиваю трудовое и общее воспитание. Понимая, в том числе и по собственному опыту, что «труд», «профессия», «специальность» и есть способ воспитания человека. Хомо сапиенса, а не беззаботной и бессмысленной обезьяны, хоть бы и с «развитой личностью», прыгающей по ветвям выращенной для неё каким-нибудь «специалистом» кокосовой пальмы.

«— Какими качествами должен обладать летчик-испытатель?

— Самое ценное качество не только летчика, но и любого специалиста, человека вообще — честность… Когда прилетаешь после полета, в котором совершил ошибку, то все тяжело, непросто. Но если ты ошибся, то должен в этом признаться, и это значительно упрощает работу и, соответственно, повышается доверие к тебе. Даже сказать полуправду — значит сказать неправду».

Вырастил лётчика — вырастил специалиста, «человека вообще». Вырастил «человека вообще» — нет ни специалиста, ни лётчика. Да и человек-то… Не забудь ему ещё и пальму вырастить. А то пропадёт.

И помнить Сухомлинского:

«Каждое мгновение той работы, которая называется воспитанием, — это творение будущего и взгляд в будущее».

Это — самое главное моё здешнее дело. Всё остальное — хрусталины, варница, турбины… так, подсоблятничество. Вспомогательные, обеспечивающие занятия. Позволяющие моим учителям хорошо делать их дело.

А если «нет», то — «нет». И весь мой прогрессизм… пузырём болотным.

Это было для меня открытием.

Попандопулы как-то про это… помалкивают. Даже Твен — чисто парой фраз в концовке.

Всё наше подпрыгивание и по-дрыгивание, вершины отваги и проблески ума, приключения и прекрасные дамы, инновушки технические и социальные — всё туфта. Рябь по воде.

Главное — педагогика. Не — «реют флаги над полками», не — дредноуты по горизонту. Главный ограничитель — скорость и качество пед. процесса. Сколько времени надо, чтобы вырастить и закрепить в ребёнке личность с необходимой мне этикой? Сколько бит информации в единицу времени можно скормить ученику, не вызывая в нём рвоты?

Вот тот природный предел, ограничитель, о который бьётся головой всякий серьёзный прогрессор.

Ты взял класс в двадцать человек. За три года (уровень ЦПШ с ПТУ) довёл до приемлемого уровня. Кто-то — в крестьяне, работники… Четверть — «второй круг» — ещё три года. Врачи, учителя, чиновники, офицеры, инженеры…

Шесть лет прошло — сколько у вас учителей? Двое? Через шестьдесят лет — тысяча? И учтите, что хороший учитель — такая же редкость, как хороший врач или толковый инженер. А «не хорошие»… — а они надобны?

Здесь, на «Святой Руси» — 8 миллионов жителей. Сколько времени потребуется, чтобы выучить этот народ до приемлемого уровня? Доживёшь ли?

Без этого весь твой прогрессизм… п-ш-ш. Если количество образованных людей не достигнет критической массы, если не начнётся самораскручивающийся процесс, то пойдёт регресс. Особенно — на редконаселённой Руси, где «выше вероятность… деградации культуры».

Нужно успеть. Создать «критическую массу». За одну свою жизнь. Быстро.

* * *

Один из способов ускорения — отбирать в учение умных.

«Не мечите бисер перед свиньями». Извините.

Повторюсь: я — не «домашний доктор». Перечисленные признаки «умности» — статистические. Не позволять ребёнку с утра вскакивать с постели, с тем, чтобы он стал «совой» — глупость. А вот воспитывать «умение видеть связи и ассоциации» — каждому. Пусть и не «в Бердичеве», но аналогию найти должен. Кому-то это станет источником существования и смыслом жизни, кому-то — жизнь спасёт.

Ещё статистические закономерности, которые мы применяли при приёме приходящих к нам сирот.

Мужчины с короткими указательными и длинными безымянными пальцами чаще достигают финансового успеха. Разница между длиной пальцев — от уровня тестостерона на этапе развития плода. Для женщин зависимость обратная: чем меньше у них разница в длине между указательным и безымянным пальцами, тем больше они зарабатывают.

Замечу, что в этом мире женщины вообще не зарабатывают. Они «замужем сидят». Да и аналог «финансового успеха» у мужчин здесь выглядит не рядом нулей. Однако свойства личности, необходимые для достижения «финансового успеха» в 21 веке, проявляются в ведении домашнего хозяйства и в гос. службе в веке 12.

Люди с указательным пальцем длиннее безымянного плохи в спорте и имеют хорошую вербальную память, а люди с более длинным безымянным пальцем в спорте делают успехи, лучше справляются с задачами на пространственное мышление и реже страдают от тревожности.

Я как-то говорил о требованиях при наборе в CIA — «…люди с повышенной тревожностью…»? — Вывод: спортсмены Точильщику нужны. Но — ограничено — для ориентирования на местности.

Замечу, что люди с длинным — «демонстрационным» — средним пальцем — не нужны никому.

* * *

Тот гейзер рацухерачества, который поразил меня весной в форме первой «водомерки», продолжал фонтанировать. Я его как-то организационно и ресурсно обеспечивал. У Гапы в приказе появился стол «новых идей». «Кружки продлённого умственного дня», «группы мозговой тревоги»…

Но и рацухераторы, и мои «русские масоны» упорно тяготели к техническим задачам.

Однако, я как-то собрал мозговитых и «с-башенных». «Безбашенные» у меня брёвна из замерзающей реки на лесопилки таскают.

Задал им вот тот вопрос:

— Как сделать «спрос» при «натурализме»?

Вы думаете — они испугались грандиозности задачи? Да мы её сейчас запросто…!

Верно Фёдор наш, знаете ли, Михалыч, отмечает:

«Покажите… русскому школьнику карту звездного неба, о которой он до тех пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам эту карту исправленною. Никаких знаний и беззаветное самомнение».

Что у меня здесь преимущественно мари и литвины — значения не имеет. Вполне нормальные русские школьники.

Умные у меня детишки, как у Достоевского: назавтра придумали. Аж три варианта! «Элементарно, Ватсон!». Три варианта решения фундаментальной эпохальной проблемы всего человечества!

1. А давай у всех отберём! Тогда им деваться некуда — они больше делать будут. И лишнее — продавать.

2. А давай всем дадим! У них глаза завидущие разгорятся. Они ещё захотят. И буду лишнее делать. На продажу.

3. А давай на них на всех наплюём! Будем делать только для наших. Которые платить могут. Которые изначально — не натуралы.

Гениально! Придётся открывать «кружок политэкономии». Что-то меня тянет в РСДРП. Причём именно в «б».

Первый пункт — классика. Как только Святая Ольга начала упорядочивать грабёж, делать его регулярным под названием «полюдье» — прорезалось стремление использовать универсальный эквивалент. Сначала это были шкурки, теперь всё более — серебро. Выплаты податей натуральными товарами сейчас сохраняются во многих местах и на Руси, и в Европе, но постепенно смещаются в сторону тех или иных «денег».

Денежное обращение и, соответственно рынок, навязывается сверху, властями. Для реализации — нужно самому стать властью.

Второй путь — тоже не нов. Закабаление посредством кредита. Сейчас активно применяется для переселенцев с Юга Рязанскими, Владимирскими, Суздальскими боярами. На «Святой Руси» основной ростовщик — боярство. Хорошо идёт в Новгородской земле.

«Новгородец крещённый — что вор прощённый» — характеристика из этих, средневековых, времён.

Известно завещание одного купца Новгородского, который перечисляет в духовной девять деревень своих должников.

По сути — основой путь формирования крепостного крестьянства по Ивану Третьему: помещик давал крестьянину в долг дом и землю.

Этот вариант я реализую в селениях Всеволжска. Поддерживая его своей властью. Для других земель — необходимо само крепостное право. И тамошняя власть, способная это «право» поддерживать.

Третий путь — широко известен в 21 веке. От варианта идей «чучхе» до «стимуляции внутреннего спроса». То, что прежде удавалось только барону Мюнхаузену — вытащить самого себя из болота за волосы — рекомендуется как способ решения экономических и политических проблем.

Путь — хорош. Только… Народу у меня мало, «внутренний рынок» не даст требуемых объёмов ресурсов, размерность задачи значительно больше. Куда деть «тридцать тысяч хрустальных бусин» — не решается.

Ребятки помыкали, похмыкали и смущённо «открыли америку»:

— Ну… эта… надо власть брать. Тогда можно и «дать», и «взять» и «наплевать». Когда наших много станет.

Это-то я и так… Число подданных — увеличивать. Как переселенцев, так и аборигенов. Что прямо противоречит «дагомейским» замашкам рюриковичей. Влезать во власть на «Святой Руси». Например — в дела Живчика. Готовить людей, накатывать решения. Не только применительно к десяти верстам Дятловых гор, с округой в сотню вёрст «пустого места», с малочисленными, крайне редкими поселениями лесных племён.

Нужно брать власть в густонаселённых местах. Уничтожая нынешнюю, существующую там элиту. Менять тамошний образ жизни. Создавая насилием (государство — всегда насилие) условия для замены «натурализма» на «платёжеспособность». Превращая тамошних людей — в «моих людей».

Иначе эффект от моей индустриализации будет… п-ш-ш…

А до тех пор «торопиться медленно». Не быстро, но без остановок.

И продолжать увеличивать свою торгово-сбытовую сеть. Пытаясь найти крохи, кусочки Руси и сопредельных народов, вышедшие уже из «натурализма».

* * *

Исходя из этого понимания, мы развивали производство в сторону более разнообразия, нежели массовости.

Вот корчага — большой глиняный горшок. Но Горшеня выпускал их аж шести разновидностей по геометрии и два десятка вариантов по оформлению. Цвет, орнамент, лепка…

Две разных последовательности.

Для необходимого — массовое производство, насыщение спроса, «закрытие потребности». Стандартность, унификация, минимализм. Минимум потребностей — гарантирован.

Затем, когда уже и склады набиты — добавление разнообразия. Гребневый орнамент, ромашка налепленная…

Другая — обратная. Для «предметов роскоши». Сначала масса разновидностей малыми сериями. «Как пойдёт». Потом — тиражирование наиболее успешного варианта.

Понятно, что меня больше волновала первая группа. Обеспечить необходимый минимум для «моих людей» я считал своим долгом. Да и индустриальный подход в этом поле более эффективен. Остальное… Оказалось — достаточно не запрещать. Чувство прекрасного, стремление к разнообразию, тяга к самовыражению… давали весьма обширный ассортимент. «Люди — разные». И — когда хотят иметь, и — когда хотят сделать.

Каждый новый продукт вызывал во мне интерес, желание понять в подробностях — как это сделано, где тут «фигурный болт». Но общение с мастерами, как бы этого ни хотелось, занимало всё меньше моего времени.

Всё больше я видел, слышал, разговаривал с начальниками. С управленцами, менеджерами, организаторами и координаторами. Это — несколько другие люди.

Когда тот же Хоц, которого я поставил начальником лесопилок, отвечал:

— Понял. Сделаю.

Я понимал: может быть, он понял. Но он — точно не сделает. Сделают другие. Работники, подчинённые. Если он им объяснит, если они поймут. Если он их организует, обеспечит, проконтролирует.

Так возникала ещё одна «степень свободы», «точка люфта».

Раньше я мог сделать вещь своими руками. Потом — чужими руками. Теперь — чужими глазами, ушами, языками… Чужими мозгами. Приходилось меняться.

Вновь и вновь одёргивал себя, повторял царя Соломона:

«Кто дает ответ не выслушав, тот глуп, и стыд ему».

«Выслушивание» превращалось в моё основное времяпрепровождение. Часами. Мой внутренний «прыгатель» рвался «на волю, в пампасы». Но нужно было слушать.

Отчасти помогал тот стиль, который я вбивал ещё со времён Пердуновки. Стиль изложения, совершенно не свойственный «Святой Руси». Среди приходящих ко мне было немало людей умных. Но то, как они излагали свои мысли… Факеншит! Невыносимо!

Мои «сироты» делали это в три-пять-десять раз быстрее. Короче, содержательнее, исчерпывающе.

Естественно, мне было удобнее продвигать моих, ставить их начальниками, выслушивать их рапорты. Новосёлы обижались. Но перейти к чёткому, краткому стилю изложения — не могли. Оказывались «в няньках», в «пестунах» при моих юных «начальниках».

Мало быть «умным». Надо ещё быть «правильно коммуникативным». Ещё — выносливым. Потому что я — «мышь белая, генномодифицированная» — сплю четыре-пять часов. И остальным — дрыхнуть не даю. И — честным. Разбираться в чужих полуправдах, неточностях и недомолвках… У меня нет на это времени.

Две вещи я просто вбил в себя — исполнять каждый день вне зависимости от загрузки.

Час в день — физкультура. В разных вариантах. От общей разминки до конного боя. Со всеми остановками. Мастером-шашечником, который шашкой в прыжке побриться может — мне не стать. Но приличный минимум — необходим.

Ещё час ежедневно — общение с молодёжью. Снова — в разных вариантах. «Своих сирот» — всех знал в лицо. Одно моё присутствие на уроках — повышало дисциплину, усиливало восприятие материала.

Мы с Трифой потихоньку улучшали методику. Например, от чисто буквенного — аз, буки, веди — перешли к слоговому. Это сразу подняло скорость обучения чтению. Пробовали методы воспитания «коллективного разума» — навыки работы в команде при решении интеллектуальных задач дают впечатляющие результаты. Под присланного мне муллу-алкаша организовали группу по изучению Корана, арабского и булгарского языков. Фрица заставил, помимо основ архитектуры, вести курс немецкого.

Русский язык… О-ох…

Я уже говорил о различиях между северным («Новгородским») и южным («Киевским») диалектами. Они видны и на письме. Но в Новгородской (одной!) земле есть различия между группами диалектов собственно новгородскими (северо-восточными) и псковскими (юго-западными). Три, как минимум, волны славянских переселенцев (только в до-Рюриковые времена) из разных регионов Европы — принесли свои говоры. Поверх этого прошли уже, как минимум, три волны разных «варягов». Картинка говоров «пятнистая» вплоть до деревень. И очень устойчивая — сохранится до 19–20 веков.

Ещё: есть «письменный этикет». К примеру, сейчас в начале текста ставят знак креста — «+». Позже будут писать словом — «поклон». Сейчас замужняя женщина сочиняя грамотку, пишет типа «от Янки и Селяты», указывая мужа на втором месте. Парой столетий позже в такой же ситуации — имя мужа будет обязательно идти первым. А ещё есть «ер» и «ерь», есть манера писать без разделения пробелами на слова. На русском языке первая книга с пробелами — «Апостол» 16 века. А в рукописном тексте — ещё на век позже.

Здесь, в восточном уголке Залесья, где смешиваются кривическо-словенские выходцы с вятско-северянскими, где к литовским и повсеместным, и весьма разным, угро-финским языкам добавляются ещё и тюркские включения… Русский язык, единый для всех разно-говорящих, приходится буквально конструировать. Схоже с эсперанто или ивритом.

И постоянно контролировать себя: нельзя подцепить, использовать словечко, ударение из «не-канона». Иначе скажут:

— Воевода так говорит. Значит — так правильно.

Про ударения… Русский язык 12 века в этой части куда проще языка 21 века. Здесь всех правил — в два шага. Морфемы — само-ударные, право-ударные и минусовые. Соответственно, ударение переносится на предлог. Ежели, конечно, есть таковой.

«Зá ногу», а не «за ногý». Только так и повсеместно. Частушка по теме:

Это надо знать. Хуже — постоянно помнить и применять.

Я уж не говорю про «двойственное число» и «звательный падеж».

Почему попандопулы не говорят о том, что мы со своим «современным русским» не просто разрушаем систему здешнего языка, а вносим хаос, от которого у туземцев мозги в трубочку закручиваются? 20 % наших привычных ударений, которые отличаются от местных — их просто по ушам бьют.

Придурки полуграмотные. Мы.

Каллиграфия. Не только для развития мелкой моторики, для воспитания элементарного порядка в мозгах, но и основа делопроизводства.

— Не умеешь писать разборчиво — в службу не годен.

— А я писца заведу!

— А кормить его — тоже ты будешь?

Стихосложение. Ритм, размер строки, словарный запас… Игры от простейшей «балды» до «венка сонетов». Они таких слов попридумывали…! Сочинения. Изложи идею в две фразы, в пол-листа, в пять листов. Описание падения березового листа. В эстетическом («Как лист увядающий пал мне на душу…») и в аэродинамическом вариантах.

Да, кстати. Построили аэродинамическую трубу.

Непонятно?

Повторюсь: «Чтобы определить положение светила — надо поднять хлебало. И — посмотреть». Что я и сделал.

Ах-ах! Как-как?!

Не какайте, спокойно.

Вы как Прокуй. Он тоже, как увидел установку — прибежал ко мне с жалобой:

— Почему у меня ветер воруют?!

Пришлось объяснять, что украсть «сквозняк у Дятловых гор» — никому не удастся. А мне нужна «труба с ветерком». По бермудским парусам материал нарабатывать. И другие идейки есть.

Если воздух вдоль склона Дятловых гор поднимается так, что шапку наверху сносит, если в печку дует и пламя разгоняет, то почему его в трубу не загнать? Чтобы проверить характеристики «листов упадающих».

Просто из полотна вытянули по склону трубу на каркасе из веток. Поставили вертушки, чтобы скорость мерить. И стали совать туда всякие модельки — а как оно летать-плавать будет?

Понятно, что модельки… проекция — поворот на девяносто. Кораблики стоймя… не летают. Но паруса — можно. Вместо динамометров — грузики навешали. Так что, «пузо» у «Ласточек» теперь чуть больше стало.

Арифметика. Бли-ин…

Коллеги, видели картину Богданова-Бельского «Устный счёт в народной школе»? Конец 19 века, народная школа, доска, интеллигентный учитель, бедно одетые дети, 9-10 лет, с энтузиазмом пытаются решить в уме задачу написанную на доске. Первый решивший сообщает ответ учителю на ухо, шепотом, чтобы другие не потеряли интерес.

Посмотрите на доску: (10**2 + 11**2 + 12**2 + 13**2 + 14**2) / 365 =?

Не надо спекуляций по теме одежонки детишек или особенностей учителя. Сергей Рачинский — профессор ботаники Московского университета. Очень оригинальный человек и очень хороший учитель. Первому решившему задачу давал пряник. А кнут не использовал никогда.

Просто решите задачу. Вас же учили! Квадраты чисел до 20 — должны быть в памяти. Вспомнить — без проблем, чуть мозги напрячь. А вот удержать в памяти пять трёхзначных чисел… сложить… разделить на трёхзначное… Без записи! Без компа! В уме! Если он есть…

Здесь устный счёт — условие службы. Как у меня в Усть-Ветлуге серебро в «рябиновки» пересчитывали — я уже… Так там я ребятам прямо запретил! «Ошибаться» в нашу сторону.

Развитие памяти. Оно и так-то во всех курсах. Заучивание молитв, например. Но есть и повеселее. Типа: команда в 12 человек. Каждый по очереди должен повторить слова сказанные предыдущими и добавить своё.

Я говорю:

— Чашка.

Сосед:

— Чашка, ложка.

Следующий:

— Чашка, ложка, термодинамика.

А почему нет? Игры с ассоциациями, или, например, с рядами синонимов и антонимов — чуть иное. Как и использование не слов, а движений или предметов.

Тут не зазубривание с вбиванием в долговременную память. Тут — краткосрочно запоминание. Переход из одной памяти в другую — отдельная тема.

Формирование мыслительного навыка. Наряду с разговорным. Дай определение. Чего нибудь… простого, очевидного.

— Топор — это… ну… он… у его тута…

Разница между внешними признаками и функцией в объектах одного типа. Разница между близкими типами в одном классе. Найди десять отличий. И наоборот — сходства.

— Что общего между лошадью и топором?

— Дырка!

— Точно. А ещё?

Опиши объект. Не тычь пальцами! Словами. Минимально и исчерпывающе. «Объясни ангелу по телефону»… Таксономия. В обоих направлениях — от корневого таксона и к нему. Индукция с дедукцией. И — попеременно.

Игры с мнимыми числами, с кватернионами, пределы, интегралы и дифференциалы… для масонов. Понятие множества и, в частности, нечётких множеств. Зачем? — Часть нашей деятельности, адаптация иммигрантов, например, естественным образом ложатся в этот аппарат.

* * *

Множество — состоит элементов, обладающих общим свойством. Элементы могут обладать этим свойством в различной мере и, следовательно принадлежать к данному множеству с различной степенью. Высказывания типа «такой-то элемент принадлежит данному множеству» теряют смысл, поскольку необходимо указать «насколько сильно» конкретный элемент удовлетворяет свойствам данного множества.

Фактически Всеволжск работает нормализатором нечёткого множества «мои люди». Преобразуя объединение субнормальных подмножеств «литвины», «рязанцы», «мари»… в одно. Цель моей «культурной программы» — расширить «ядро нечёткого множества» до его границ. Тут появляются интересные характеристики типа дефаззификация нечеткого множества по методу центра тяжести, по методу медианы… Причём интегрирование не нужно — множества конечные, счётные, не сильно мощные.

Компа нет. Чтобы Fuzzy Logic Toolbox погонять…

* * *

Программа восьмилетней школы усекается и утаптывается в три года. Добавлена тригонометрия — много дел связано с триангуляцией. Таблицу Брадиса… пришлось посадить человека, чтобы сочинял. Основы стереометрии — бочки у меня делают, надо объёмы считать. Механика идёт всё лучше, основы оптики — задел на скорое будущее. Как ребятишки радуются, когда солнечный луч в спектр разлагается!

Обязательный «Закон божий», «Закон Русский», агрономия, ветеринария, медицина, картография. В минимальных объёмах. В существенных — ремёсла. Такая… помесь ЦПШ и ПТУ.

Закон… О-ох…

У меня нет законов! Есть указы и уложения. Раз в неделю Трифа вытаскивает почёрканные экземпляры «Русской Правды» и «Устава церковного». Которые правит под моё диктовку. Вычёркивая статьи о холопах, закупах, заменяя виры — сроками, убирая «поток и разграбление», кровную месть, непосудность церкви, её право имущественных наказаний, убирая ордалии и поединок, вводя категории тяжести преступлений и наказаний, суммирования сроков, гражданской казни, каторги, ссылки… Добавляя постоянно возникающие по реальным делам наши решения. Те из них, которые не стыдно назвать нормой закона.

Постепенно, от субботы к субботе, формируется новый текст. С условным названием «Всеволжская Правда».

«Жизнь по правде» — исконно-посконное стремление русского человека. «Русская Правда» в варианте «Устава Мономаха» постепенно заменяется моей «правдой» — «Устав Зверя Лютого».

* * *

Фактически, я всё более уходил от нормальных людей и нормальных дел. Сокращался и вес моих инновушек: уже были мастера, которым можно было просто сказать, показать эскиз. А то и вовсе — сами генерировали идеи, подталкиваемые и направляемые логикой уже существующих процессов, что-то придумывали, предлагали, делали. Жили своей собственной жизнью. Иногда ставя меня в известность.

Грустно. Столько интересного, яркого, «вкусного»… — мимо. Мимо меня.

Время от времени я взбрыкивался. Заелдыривал своим умникам какую-нибудь техническую идею. И радостно смотрел, как у них закипают мозги.

Увы — «мозговой свист» скоро кончался, ребятки начинали смотреть радостно, с ошалелым видом кидались курочить мой очередной измышлизм. Выметались от меня погружённые в «сношения ёжиков». Позже притаскивали мне такие реализации… Временами я плакал от хохота. Но всё чаще… крыть было нечем.

Мне оставались аварийные ситуации. Пожарник — не тот, кто спит 24 сутки. Это тот, кто 24 часа в сутки тушит пожар.

Конец восемьдесят пятой части