Ходить в одиночку по "Святой Руси" - рискованно. Влететь в холопы - как два пальца... А уж с бабой...
Софья - бабой не выглядит. Не бывает на "Святой Руси" баб без платка и бритых на всю голову. Кто и увидит вторичные гендерные признаки - шарахаются как от чумы: слишком непривычно. Больная, наверное.
Было два нищеброда в Коломне. Пока я в город за новостями ходил, Софочка полезла купаться. Покрасовалась своим телом белым, экс-княгининским, расписным в полосочку. Бродяг я шуганул, а Софье это был наглядный пример. По теме: а не отвезти ли тебя к мужу бывшему? Что бы он на такую красу несказанную подивился, плюнул, да и из сердца выкинул.
Кажется, только этот эпизод прояснил ей её положение: от меня бегать не надо, выжить, хоть - чуть-чуть, хоть - пока, она может только со мной рядом. Теперь она и сама старается людям не показываться. Не сколько по "политическим" мотивам, сколько - по "внешностным".
Как "родному" мужу изменять - нормально, как к посторонним людям без причёски - стыдно. Женщины...
Желание уменьшить количество контактов с местными - у нас обоюдное. Ока даёт такую возможность.
Мы идём вниз, вода стоит ещё высоко, течение несёт хорошо. Вёрст пять в час. На "душегубке" в одно весло сильно не разгонишься, но примерно столько же - и я добавляю. Остановки сведены к минимуму: только когда совсем темно - ни солнца, ни луны. На постой под крышу вообще не становимся.
"Бережёного - бог бережёт" - русская народная мудрость.
А не-бережёного - конвой. Тоже... наблюдение из народного опыта. Оно мне надо?
При таком режиме - кашу не сварить. Сперва - мясо да рыбу Московские доедали, теперь на сухари перешли. Интересно, а у наших пассажиров что-нибудь съестное в торбах есть?
Нет, что вы! Я просто спросить! Хотя, конечно, кушать хочется...
Я гоню лодочку по 16-18 часов в день. "Мышь белая, генномодифицированная"... Но - утомляет. Теперь вот эти... златокузнецы попались. Они ещё не поняли - насколько они попали. Гребунов мы из них сделаем. Все упражнения... и испражнения - под наблюдением, питание - по повелению.
Дня два-три продержатся. А там - Муром. Где мне надо решить одну проблемку Всеволжска. И создать очередной "букет возможностей".
Мимо Рязани Ока течёт прямо на север, потом поворачивает к востоку, к югу, делает петлю... И снова уходит на север. Уходит от этих при-степных благодатных мест - к притаёжным. Бедным, суровым... моим.
Хочу домой. Во Всеволжск. Но - после Мурома.
Муром - не Рязань. Рязань, как и Переяславль Рязанский, поставлены на правом, степном берегу Оки. Хоть из Степи и маячит враг, а мы не боимся. Муром - иначе, на левом. Ниже его большой изгиб русла. Будут вороги подгребать - издалека видно.
Мы подходим с другой стороны, прямо на песок речного пляжа. Хорошо городок отсюда смотрится.
Кремль в Муроме всегда был деревянным. Потому и горел часто. Камня в округе нет, а везти его за тридевять земель скромному княжеству - не по доходам.
С двух сторон - глубокие овраги, с третьей - река. Основные усилия направлены на укрепление четвертой - напольной стороны. Там вырыт глубокий ров. По периметру холма - высокие стены. Срубы поставлены вплотную и набиты землёй с камнями. "Тарасы". Я сходное в Янине видел. Здесь поверху срубов - дополнительные деревянные стены.
Две проездные башни, одна Тайницкая и одиннадцать глухих. Из Тайницкой башни - потайной ход длиной 30 и шириной 5 метров. Хоть на водовозке заезжай. В конце - колодец на случай осады.
Проездная угловая башня с южной стороны - Спасская, с северо-запада - Базарная. Там, перед крепостью - городской базар.
"Базар" - слово тюркское. Наши и скандинавы говорят - "торг". Здесь, видать, тюркских торговцев много, в город их не пускают - вот название к месту их кучкования и прилипло.
Ещё: Степь на юге. Но сюда тюрки приходили с севера. Ну и какого же они роду-племени?
То место, сразу за Базарными воротами, надо посмотреть внимательно. В силу моих... склонностей к попадизму в разные ситуации. Там - городская тюрьма из двух изб. Одна - для стражи, другая - для заключенных.
Среди местных зеков будут и люди примечательные: в Муром сошлют Федора Борецкого, сына Марфы Борецкой. Здесь он и умрёт, приняв, по обычаю, перед кончиной монашество.
Городок - на сотню дворов, площадь - меньше 3 гектар. Место старинное, издавна населённое. Вот и теснятся вятшие на малых, приличных лишь "меньшим людям", усадьбах.
Топаю себе потихонечку. Через Спасские ворота, вверх, к княжьему терему. И - замер.
Оп-па! А белокаменные церкви не только в Боголюбово ставить умеют! Ишь какая красавица. Не времён Ивана Грозного, тяжёлый пяти-купольный собор, а лёгкая, стройная, одноглавая. С резными пилястрами. Их потом в 19 веке найдут.
"Найдут", потому что эта церковь погибнет, потом на её месте другую поставят, потом и той срок придёт. Здание меняется, камни новые, а церковь прежняя: Рождества Пресвятой Богородицы.
Рядом скромная деревянная церковка архистратига Михаила. В память княжича Михаила, убиенного злыми муромскими язычниками, которые денюжку от князя взяли, а креститься - не схотели. "Сокровища Оды Штаденской".
Южнее белокаменной построят небольшую тёплую (зимнюю) церковь Петра и Февронии. Будущий князь Пётр пока, по малолетству своему, гусей хворостинкой гоняет. А Феврония ещё и не родилась.
***
Я с лодки вылез - сбрую свою надел. Топаю во всём параде. Только мисюрку к поясу подцепил. На воротах - воротники стоят. Здесь меня многие из служивых в лицо знают:
-- Гля! Во! Воевода Всеволжский припожаловал! Эта... а где... ну...
-- Чего выглядываешь?
-- Ну... кони-лодьи, люди-слуги...
Человек на "Святой Руси" в одиночку только в сортир ходит. Да к жене под бочок. А уж воевода... Такие даже с поля брани компанией бегают. Вятшему заявиться в гости к соседу, одному, без слуг, гридней, приказчиков... Только свеже-погорелому или чудом не-утоплому.
Как меня заколебали эти святорусские... стереотипы поведения!
-- А на что мне слуги? Или я дитё малое, чтобы на земле божьей - сам себе дорогу не найти? Князь-то дома? Веди.
***
Я человек компанейский. Но постоянно на людях... не в кайф. Одиночество - не в тягость, иной раз - необходимо. Вон, Боголюбский, чтобы одному побыть - ночью из опочивальни в закрытую церковь молиться убегал. Просто - "побыть с собой наедине".
"Приятно поговорить с умным человеком - с самим собой".
Нормальный человек в "Святой Руси" - один редко бывает. Особенно - вятшие. Отсутствие постоянного фона: трёпа, движения, дыхания слуг - вызывает дискомфорт, тревогу, панику. Как у наркомана без дозы. Или - у человека 21 века без гаджета.
Моя манера появляться "без конвоя", непонятно откуда - постоянно шокировала аборигенов. И, естественно, находила выход в разных чудесных историях. Уже вечером стражник, чуть раскрасневшись от выпитого, рассказывал соседям:
-- Стою я, значится. Солнышко поднялося. Хорошо так. Никого нету. Пусто перед воротами. Тут глаза подымаю - Он!
-- Хто?!
-- Он! Зверь Лютый! Один-одинёшенек! Аки перст! Прям с воздуха! Косынкой своей белеется, мечами своими позвякивается. Лыбится. Клыками своим. Люто зверскими!
-- И чего?
-- А того! А с за ворота у него - палец костяной. Один! Вылез. И мне это так... манит.
-- А ты?!
-- А чего я?! Я крестное знамение троекратно.
-- А он?
-- А, слышь-ка, хмыкнул так это... И говорит: веди, грит, к князю. Во-о-от...
***
Живчик разбирал, сидя на крыльце терема, спор ключника с шубником. Какие-то овчины они там сгноили. Обсуждение шло давно, всем надоело, а запах "представленных вещественных доказательств" - утомил. Так что мне, как поводу закончить тягомотину, Живчик обрадовался:
-- О! Иване! Откуда? Какими судьбами? Беда ль какая? Чего один-то?
Люблю я, грешным делом, "поток вопросов": можно выбрать уместный.
-- Я - не один. У меня там, в душегубке на пляжу, три калеки с хотулями. На южном бережку. Ежели в баньку пустишь - буду вельми понеже... В смысле - спасибо скажу.
Живчик оглянулся на высыпавшую челядь, нюхнул запаха сгнивших овчин, прослезился и принялся командовать. Едва в суете дворни возникла пауза, как я начал "топтать свою тему":
-- Мне бы с епископом муромским потолковать.
-- С Ионой-то? Так позову. Он, вроде, в городе. Только он не епископ, он наместник епископский. А на что? Отпевать кого, или венчаться надумал?
-- Не, княже - крестить. Парочку иудеев дорогой подцепил. Надобно их в веру христову привесть.
Живчик глянул уважительно: не частое явление в древнерусском обиходе. Потом попытался спросить о новостях, о дороге.
Тут - конспективно. Совсем промолчать - нельзя, врать - нельзя. А намекнуть... на близость к...
-- Ты ж, княже, знаешь: мне на Святую Русь хода нет. Но ежели Андрей Юрьевич повелел... Пришлось сбегать. В Кучково на Москве-реке... Да ты, верно, слышал: литваки городок спалили. Не слыхал ещё? Было дело. Ну, я оттуда во весь дух...! Тыщу вёрст лодочкой в одну харю... Тут эти иудеи... Хоть полегче стало. Теперь вот домой.
Живчику, конечно, интересны дела мои с Боголюбским, но понял, что об этом говорить не буду. Да и не то в первую голову для него важно:
-- А Рязань как проходил? Калауз как там?
-- Не знаю. Даже и не заходил. Вот мимо твоего дома - мне не пройти, душа не велит, а рязанский князь... Не до того, неколи.
Тут привели на двор моих спутников. Момент был... острый.
Ещё ночью, когда мы пристали к бережку, замученные гребцы вырубились и мгновенно заснули, а я... Не могу вспомнить - то ли у О'Генри, то ли у Твена читал рассказ... Но суть - помню.
Отвёл Софью в сторону, подал небольшой булыжник:
-- На. Стукни им себя по лицу.
-- ???!
Именно так - сам себя стукнул - у классика и было. И пошёл в суд. С наглядным доказательством противоправных действий собеседника. Ещё второй камень должен быть. Которым - растереть.
Нам - в суд не надо. Но видок у Софочки - должен быть.
-- Утром будем в Муроме. Пойдём на княжий двор. Живчик сам, да и из слуг кто - тебя в лицо знают. Они в Боголюбово бывали. Хочешь, чтобы Андрею донесли? Что ты в Москве не сгорела?
-- Да не... да ну...
Всё-таки, она себя очень любит. Особенно - внешность. Но я своего добился. С третьей попытки. Две предыдущие тоже дали синяки. Так что, при появлении во дворе, выглядела Софочка... на себя не похожей. Живчик, который, между прочим, Софью на её свадьбе ещё видал, да и позже не раз за одним столом сиживал, просто мазнул взглядом по склонившейся в глубоком поклоне стриженной голове с расцвеченным синяками опухшим лицом.
Но куда важнее была не внешняя маскировка, а поведение Софьи. Переломить её прежнюю манеру ходить, стоять, смотреть, говорить... Впрочем, говорить ей не пришлось:
-- Слышь ты, убоище, отнеси своим мужикам полотенцы в баню. Ну, ты! Корявина! Уронишь - другой глаз подправлю! Бегом!
Баня, естественно, не прошла без "познавательной странички".
-- Беня, что ты хочешь разглядеть у меня в этом месте?
-- Э... Я прошу прощения, но очень хочется знать. Вы, таки, из наших...? Или как?
***
"Гусь свинье не товарищ" - русская народная мудрость.
Только я такой "гусь", что мне любая "свинья" - помощник. А "гоготать" в тон - выучу.
***
-- Если это сделает для вас более ярким солнце и радостнее жизнь, то "да". И учтите, что я из таких "ваших", которых вы никогда в жизни не видели, про них не слыхивали, рядом не сиживали. И второго такого - никогда в жизни не встретите.
-- Но я же вижу...
-- И я вижу. В какой неземной восторг вас приводит эта изящная линия кожного покрова, скромно приоткрывающая вот эту часть тела. Так вот. Я буду вас радовать. Три раза в день я буду размахивать вот этим - перед вашими глазами. Чтобы вы могли восхититься, насладиться и умилиться. Бесплатно. В смысле - даром. Так же, как вы будете работать на меня. Зачем вам презренный металл, когда вы удостоены счастья лицезрения?
Или здесь правильнее не "лице..."?
-- Н-н-нет... Мы так не договаривались...
-- Тогда мойтесь быстрее и пошли.
***
Интересно: может мне гастроли устроить? "Чёс" по "кагалам"? Ездят же всякие... фокусники. Слепим шоу. Такое... непритязательное. А кульминацией... из Маяковского: "Я достаю из широких штанин...". И негромкий звон серебра, сыплющегося в пущенную по кругу шапку... Хотя вряд ли: у них там это не экзотично, у своих такое же.
Опять же - Всеволжск, нужды-заботы, этногенез выкипает...
Вот так, движимый исключительно чувством долга перед жителями моего города, я был вынужден отказаться от лестного предложения. Предложения, которое я сам себе сделал: стать бродячим фокусником-эксгибиционистом. Но серебро меня, всё равно, догнало.
***
Иона - Муромский наместник Черниговского епископа Антония, уже пришёл. Маскируя суровостью тона некоторую растерянность, начал, было, задавать каверзные вопросы. Типа:
-- А веруете ли вы во святую Троицу?
На что Беня немедленно отвечал в своём стиле:
-- А шо, вы сами не видите? А во шо ещё и веровать-то? Окромя её, родимой? Неделимой, несливаемой...
Из меня рвалось продолжение: "Без аннексий и контрибуций... помешанной и посоленной". Но постепенно нарастающая толпа прихожан, с Ионой и моими иудеями во главе, повалила внутрь церкви. А я, напомнив окружающим про персональный восемнадцатилетний запрет на "вхождение в храм", гулял на солнышке по церковному двору. Пытаясь представить себе: как оно тут будет в 19 веке. В 21 - тоже интересно, но не настолько.
Наконец, все, под колокольный звон - для новообращённых и в колокола позвонили! - отправились обедать.
Неофиты в длинных белых рубах имели вид ошалелый и глупый. Пресвитер - глуповато-благостный. Как после хорошего секса. Я бы не стал мужику кайф портить - годы его уже... когда он ещё в следующий раз... Но - дела-заботы.
-- Иона, как бы у тебя попами разжиться?
-- Чего?! Какими попами?!
-- Нормальными, православными. Городок мой растёт. И людьми и землями. Нужны пастыри. И для проповеди, и для крещения, и для окормления.
-- Так у тебя ж есть. Аггей-то служит?
-- Служит. И не худо. Но я его хочу в другое место перевести.
-- Х-ха... Священнослужителей с места на место переводить - дело епископское. Коего персону в здешних землях я представляю.
-- В здешних - каких? Ты - Наместник Муромский. Стрелка - не Муром.
-- Моего благословения на переход Аггея не дам!
Пресвитер! Твою в бога, гроба, душу...! Что ты ломаешься?! Как институтка в борделе: дам, не дам, дам, но не вам...
-- Так мне к Феде Бешеному в Ростов гонца слать? Или прямиком в Царьград? Стрелка-то и не Русь.
Ставить священника на приход в чужую епархию - нельзя. В здешних краях - две епархии. По Оке - Черниговская, по Волге - Ростовская. Стрелка моя... Даже и не думая, не желая, не планируя ничего, я снова попадаю в положение "на лезвии", на границе двух, вот в этом месте враждебных, сил. И начинаю торговаться, набивать себе цену.
"Смотри! А то уйду к другому!".
Причём, как и в ситуации между Ибрагимом и Боголюбским, реально у меня выбора нет: под Федю Ростовского я точно не пойду.
Теоретически можно что-то замутить с новгородским архиепископом. Или, вправду слать гонцов в Царьград, уходя вообще из-под Русской церкви? Дорого, долго, проблемно. Вот я и наезжаю на бедненького Иону.
Хотя какой он бедненький?! Крепкий рослый старец с длинной узкой седой бородой, здоровенным высоким лбом с залысинами и впалыми висками, пристальным, прожигающим взглядом тёмно-карих глаз.
Профессия у него такая: глазом души вынимать. Как некоторые глазом пивные бутылки открывают. Или - взад вбивать. Как некоторые - молотком гвозди вколачивают.
Иона завёлся с пол-оборота. От контраста.
То он пред Господом души иноверческие, подобные оскверненному сосуду, омыл водою освящённой в купели крестильной, дабы могли они восприять млеко благодати. И возрадовался Господь. И душа раба его Ионы, просветлилась и возликовала.
А то - какой-то хрен лысый, без роду, без племени, ни бороды, ни ума - пальцы гнёт, палки вставляет, указывать вздумал!
Иона, уже малость принявший на грудь, по-свирепел лицом и рявкнул:
-- Аггей - раб божий! В воле моей! Где я скажу - там и будет! А ты вздумаешь перечить - прокляну!
И грохнул об пол своим резным посохом.
Полы - деревянные, звук... - как по бас-барабану.
Застолье - довольно обширное, человек 30. Включая Живчика и его жену с двумя маленькими сыновьями. Живчик ещё и не сказал ничего, а княгиня поднялась, всем улыбнулась. Детишек - за ручки, слуги-служанки - спереди-сзади:
-- Доброй вам трапезы, гости дорогие, господин муж мой, сыночки малые на воздух просятся...
Подолами пошелестели, головами покивали, ветерком дунули и... пол-стола - пустые.
Им-то хорошо. На дворе. На солнышке. А мне тут, в полутьме да угаре трапезной - старца этого седобородого... нагибать в удобную административную позу. Причём резко. Так, чтобы и до Живчика дошло. Ежели прежде до "корней души" не достал. И людям его наука быть должна.
-- Ты, Иона, глупость сказал. Всяк человек - раб божий. Так ты что - всякому господин? И князю своему? А?
Закипает. На "глупость". Соображает. Про "князя". Посох жмакает. В поисках ответа.
Продолжим. "Доставать и извлекать".
-- Аггея мне Господь в руки отдал. Что ж ты, пастырь многославленный, раба своего - язычникам на муки страшные бросил? Я тебя там, когда мы с князем "конюхов солнечного коня" резали - не видал. А прежде, когда те "конюхи" в земли Муромские пришли? Ты ж его на смерть лютую оставил! Князя в те поры здесь не было, да ведь ты-то в Муроме обретался! Что ж не вышел к народу русскому, не воздвиг крест православный, не воззвал к силам божьим, силам высшим, непобедимым? Ты - не сделал. Не смог, не схотел... Я - схотел и смог. Я Аггея из смерти вынул.
Ну, Наместник Муромский! Заори по-дурному, ударь меня посохом, прокляни по четвёртое колено! Ну же! Внеси определённость. И одна веточка на "кусте возможностей" - отсохнет, отвалится. И тогда я пойду дальше чуть другими тропками. В Новгород? В Перяславль Южный? Там тоже епархия есть и мужик, вроде, разумный. Как это отзовётся на моих отношениях с Боголюбским? С новгородцами, с Живчиком, с Ибрагимом?
-- Не дело, Иване, пастырю мирному - воев в брани водить. (Живчик обозначил "свою" сторону. Пока - в тоне примирительном. Ссориться с Ионой из-за меня он точно не будет).
-- А я не про "водить". Я про его прямую заботу: души человеческие, избитые, израненные, словом божьим умиротворять да излечивать. Не говорил прежде. Аггею так досталось, что он... руки на себя наложить хотел. О смерти меня просил. После - опознал в том Окском караване, который я... Опознал мучителя своего. Руками голыми порвать рвался. Еле остановили.
Я вспомнил своё тогдашнее состояние, гридней, повисших у Аггея на плечах, острое ощущение опасности: вот сейчас, вот чуть-чуть, лишнее слово, громкий звук... и булгары ударят. Возьмут горсть моих людей в ножи...
-- Что смотришь, Иона?! Твоему "рабу" преисподняя раз за разом в лицо смотрела, на ушко шептала! А ты... Пастырь...
-- Ты! Сопляк, мальчишка! Меня, старца, сединами убелённого, жизнью умудрённого - стыдить-учить будешь?! Да я таких...
-- Учить - не буду. Бог даст - сам поймёшь. "Таких как я...". Не смеши Иона - других таких нет. Вон, пример живой сидит, на нас с тобой в четыре глаза глядит. Кто ещё к тебе кха-анимов с Киева - креститься приводил?
Все посмотрели на нижний конец стола, где в белых рубахах, у Изи уже заляпанной на груди, сидели два новообращённых. Вот так, с одинаково вылупленными от общего потрясения глазами, видно: они - родственники.
-- Давай, Иона, не будем письками примеряться - о деле поговорим.
-- Эгрхк... О каком деле?! Попов по приходам поставляю я! Понял?!
-- Собирайся, поехали.
-- Куда?!
-- Туда, за Волгу. Поставлять будешь. Заодно и приходы нарежешь, и церковки поставишь. У тебя есть полста попов?
-- С-Сколько?! (У Живчика глаза к рублёвым тяготеют. Уж, вроде бы, и нагляделся на мои... выверты. И в походе, и у меня на Стрелке, а вот же.... Хороший повод отвести взгляд. И - сменить тон. А то мы с Ионой - как два барана).
-- В эту зиму, княже, приняли мою волю заволжские мари. Не все, но многие. И новые приходят-кланяются. Из мещеряков роды - кто ко мне пришли, кто на своих селищах моих тиунов приняли. С соседями эрзя разговоры ведём... многообещающие. К меря на Унжу люди мои пошли, с Руси, ты сам видал, караван пришёл... Народ - прибывает. По моему разумению - к зиме надо считать три тысячи дворов...
-- Сколько-сколько?! Да у нас во всём княжестве Муромском - едва ли вдвое!
-- Муром - твоя земля. Стрелка - моя. Они просто разные. Господом так сотворённые. Чего ровнять-то? По моему счёту надо ставить церковку на 60 семей. Вот и выходит полста приходов.
Живчик из беседы выпал. Наглухо. Ушёл в себя.
Как-то совместить... что было осенью, когда Ванька сидел на Стрелке голый-босый-малолюдный, с тем, что будет... Или - врёт...? - Так ведь - лжа-то заборонена! Ну, приврал... - Но не в десятки разов же! Дурость сказывает...? - Так ведь не дурак! - А как же тогда так?! Ведь не было ничего! Ведь пустая дикая земля была! Ведь своими глазами столько раз видел! А тут - раз... Ежели у Ваньки за год - в половину моего на голом месте народу выросло, так через год-другой - он же больше меня будет!
С ничего! С песка речного на бережку Окском... и так поднялся... Или вправду: "Зверю Лютому" - Богородица помогает...? А если так, то тогда как? В смысле - мне с ним...?
***
Вот едете вы в "Запорожце". Велосипедистик, там, по переходу вихляется. Вы так это благостно, снисходительно притормозили:
-- Езжай, убогий. Лисапед для здоровья пользителен.
А на следующем перекрёстке рядом с вами притормаживает хромированное чудовище. У которого под капотом - 12 горшков по литру в каждом. И давешний велосипедистик, доброжелательно машет вам ручкой из-за руля. Улетая вперёд и оставляя вас в пыли и чаде.
Можно, конечно, посочувствовать. Типа:
-- Бензин-то нынче дорог, не укупишь. Разорится, бедненький, на ремонте-страховке...
Но себе-то...
Хотя, конечно, бывают и философы.
***
Живчик - загрузился, а вот до Ионы не дошло, он "закусил удила" и продолжает "нести по пням и кочкам":
-- Молоко не обсохло, а туда же! Города ставить, земли устраивать, приходы, вишь ты, нарезать вздумал. Бестолочь несмышлёная! У нас в приходе и по сту, и два ста дворов бывает! У меня тут, на тыщ пять дворов и сорока приходов нету!
-- Ну и чем ты хвастаешь? Нищетой да неустроенностью?
***
Очередной ляп "как бы умного попаданца". Норматив: "60 дворов - приход" - из расцвета Российской империи. Как в голову засело, так и леплю. А того что вижу - не вижу. Точнее: вижу, понимаю и... пропускаю мимо. Не осмысливаю.
На "Святой Руси" - 700 тысяч крестьянских хозяйств. И тысяч 120-150 - всяких прочих. Частью - тоже в сельской местности. Так вот, половина, если не больше, разного рода духовных - в городах. На 50 тысяч киевского населения, на семь тысяч дворов - четыре сотни церквей. А, к примеру, во вдвое меньшем по населению Новгороде - 80.
Духовенство концентрируется в городах, в боярских усадьбах, в монастырях. В немногих устойчивых, оседлых, богатых сёлах. А основная масса населения живёт в весях на 2-5 дворов. Маленьких и далеко разбросанных. Которые ещё и кочуют. "Кочующие земледельцы".
В Европе картинка другая.
Во французских округах (baillages) Ко, Руан и Жизор в 1328 г. 164519 домохозяйств в 1891 приходе; четыре века спустя на практически идентичной территории насчитывалось 165871 единица в 1908 приходах.
Очень стабильное соотношение: 1 приход - 87 дворов.
Постоянство численности населения и его распределения по территории, несмотря на серьезнейшие потрясения - эпидемию чумы и Столетнюю войну, объясняется практически одинаковым количеством природных ресурсов и неизменностью их распределения.
Такая стабильность отмечается во многих сельских районах, где количество ресурсов, связанное с правами собственности на землю, практически не менялось.
У нас "право собственности на землю" присутствует... лапидарно. Вотчины, монастырские земли... В остальных случаях собственностью является не земля, а используемые "пятна": пашни, луга, ловы, борти. Конкретное дерево в лесу - не сам лес. Остальное... "Всё вокруг - народное, всё вокруг - моё". Ну, или - божеское.
Уже и в 17 веке, "испомещая" дворян, Государь даёт не территорию, а "чети пахотной земли". Убивая, тем самым, у землевладельцев всякое стремление к расширению запашки - повинностей больше станет. Положение меняет Пётр Первый, вводя подушную подать. Народ отвечает закономерно: население, как объект налогообложения, резко уменьшается. А вот пашни становится больше.
На восемьсот тысяч дворов должно быть 13-14 тысяч приходов. А их нет и половины. И приходы "на земле" - становятся ещё больше, ещё безразмернее и неподъёмнее. Я уже говорил: во многих местах христиане-крестьяне видят попа раз в три-четыре года. Когда такой пастырь "чёсом" паству объезжает.
Попов - нет. А те, что есть - сидят не там. Результат - основная масса паствы остаётся не "окормленной". Как воинствующий атеист - я "за". А вот как "отец-основатель"...
***
-- Хреново дело, Иона. У меня там язычники. Их по полному профилю окучивать надо: крестить, венчать, отпевать... Молебны всякие, праздники... Учить людей надо! Всему! С крестного знамения начиная. И - не откладывая. Нынче же.
Иона снова начал, было, хмуриться да злобиться. Но мне уже стало неинтересно попа нагнуть - интереснее задачу решить.
-- Слушай, ну пяток-то попов я у тебя выцыганю. Не морщись - по сусекам пометёшь, по амбару поскребёшь... Но дело-то серьёзное. Надо решать. Вообще. Та-ак. А откуда на Руси попы заводятся?
-- Что?! Ты...!
-- По делу давай! Откуда?
Всё - штатно. Форма вопроса оскорбительна. Но мы уходим от лобового столкновения. В котором продавить меня он не смог, а сам уступить... пока не может. А вопрос... Как я понимаю - больной для иерархов на "Святой Руси". И это вопрос по делу. А Иона - профессиональный просветитель, на вопросы - отвечальник.
-- "Попы заводятся"... Дурень бестолковый! В священники - рукополагают! Ибо сказано: "Рукоположение сообщает человеку власть и силу Создателя. И вот эту-то силу Свою, возносясь от нас, даровал Он нам через установленное Им священство. Так, когда-то поставив нас над всеми тварями, теперь Он делает нас через священство распорядителями всех благ. Сказано: поставивши я князи всей земли. Ибо Господь вручил нам ключи от Неба".
Теократия, факеншит. Стремление приобщить души человеческие к царству божьему неизбежно ведёт к узурпации власти "небесными ключниками" в царствах земных. Бедный царь Саул...
Я внимательно посмотрел на Живчика. И сочувственно улыбнулся. Если священники - "князи всей земли", то кто тогда князь Муромский? При пресвитере - хвостов заносильщик? "...делает нас через священство распорядителями..." - означает, что всякую команду - только через попа? "Сабли вон! Рысью марш!" - исключительно через диакона-репетитора?
Иона чуть смутился. Но просветительский запал был сильнее:
-- В иереи ставят из диаконов. Лучших! Достойнейших!
-- А в диаконы?
-- Из монашествующих. Из поповичей. Из людей добрых...
-- Тогда я не понял: в землях Муромских нет добрых людей?
Иона снова зашипел, но тут вступил Живчик:
-- Попа вырастить - дело долгое и дорогое. Пока выучишь, пока ума-разума вложишь... А кормить-то надо. В попы идут поповичи. Они с малолетства при родителе в церкви помогают, науку священническую постигают. После иные идут в монаси, другие - в чтецы, в слуги к боярам, к купцам богатым. И у меня такие есть. Грамотеи-то надобны. А иные - к нему на двор. (Живчик кивнул в сторону мрачного, злого Ионы). Да только казна церковная - не бездонна...
-- Я сирот священнических принимаю! Им и вовсе...! Ни есть, ни жить, ни ума восприять...
-- Вот и я про то. Иона бы и более отроков принял, да кормить-то с чего? Кто выучится, годный окажется - того в диаконы поставляют.
-- Погоди. Рукоположение, как я слышал, только от епископа. В Чернигов новиков посылаете?
-- Вот и я про то. А прикинь-ка сколь стоит с отсюда до Чернигова сбегать? Да на тамошнем подворье владыкином годик-другой пожить? Ума-разума набираючи. А ведь Антоний-то не всех пришедших - рукополагает. Иные, говорит, негожи. Ума нет или духом слаб. А сколь юнотов на том пути помирает! Пешки-то за две тыщи вёрст...! Это, коль повезёт, купчина какой в лодею возьмёт. А самим-то...! А семейство-то как? Ожениться-то - допрежь надобно. Кинуть жену с деточками - вдовой с сиротками? А ну как не вернётся-то кормилец? А после, уже из диаконов в иереи, в ту же дорогу вдругорядь...
-- Погодите! Что, нельзя собрать таких, уже обученных, но не положенных? Нанять лодейку с доброй охраной да довести до Чернигова?
-- Нанять?! На что нанять?! Я мальков, которые у меня на дворе живут - одеть толком не могу! Это ты... шпынь лысый! Ты вон княгине по три платья дорогих из парчи-шёлка подарил вольно! А у меня и сермяги для страждущих нету!