И вот наступило полнолуние. Весь день наши поглядывали на меня с опаской — словно стоит только взойти луне, я покроюсь волчьей шерстью. Ровно в четверть десятого все были уже в постелях и нетерпеливо посматривали на большие настенные часы, дожидаясь отбоя. Сестра Филди, которая зашла пожелать спокойной ночи, замерла на пороге, ожидая подвоха.

— Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — произнесла она, медленно обводя нас взглядом. — А ну, выкладывайте, что задумали? Макс?

— Оскар сказал, что тех, кто не будет спать, ночью утащит Стеклянная Баронесса, — буркнул мелкий.

— Глупыш, — улыбнулась сестра Филди. — Это все не взаправду. Просто страшная сказка. Хороших снов!

Но, похоже, в эту ночь никто в отряде спать не собирался. По крайней мере, до полуночи. Когда на часах было без четверти двенадцать, Оскар стал подвывать замогильным голосом:

— По-оо-ра-аа!

Так не хотелось вылезать из-под теплого одеяла, просто ужас. Мысленно я уже трижды проклял себя за эту дурацкую затею. Но выбора не было. Я дождался, пока ночной санитар, тихо позвякивая связкой ключей на поясе, пройдет мимо, и тихо выскользнул из спальни. Коридор тонул в полумраке. Каменные плиты пола был просто ледяными, и я пожалел, что пошел босиком. Но не возвращаться же — можно только представить, каким улюлюканьем и насмешками встретили бы меня в спальне.

Ночью замок выглядел совершенно иначе. Рыцарские доспехи, стоявшие в гулких залах, уже не напоминали ржавую жестянку. В лунном свете, который лился из высоких стрельчатых окон, они отливали благородным серебром. Полумрак скрыл потертости и прорехи старинных гобеленов, на которых были вытканы сцены охоты: вот свора гончих псов вьется вокруг всадника, который подносит ко рту витой рог. Вот кавалькада преследует раненого вепря, истекающего кровью. А благородные дамы и кавалеры чинно танцуют на пиру.

Крадучись, я переходил из зала в зал. Огромный диск луны заглядывал в окна, как будто из любопытства шел за мной следом. Я достал из кармана скомканный листок, на котором Оскар коряво набросал путь до библиотеки, и подошел к окну. Горы, лес и даже крепостные стены были скрыты в густой пелене тумана. Словно замок, вопреки всем законам земного притяжения, взмыл в воздух и тихо плыл на перине из облаков.

Если верить каракулям Оскара, я был совсем близко: нужно только свернуть направо, спуститься по винтовой лестнице и пройти сквозь оранжерею.

Наконец, трижды споткнувшись на крутой лестнице и от души чертыхнувшись, я подошел к стеклянным дверям оранжереи и осторожно потянул за ручку. Дверь бесшумно отворилась. В лицо пахнуло тяжелым запахом прелой листвы. Стены и крыша были из стекла, и яркий свет луны серебрил широкие резные листья тропических растений. Я шел, озираясь по сторонам. В полумраке оранжерея напоминала настоящие джунгли. Со всех сторон доносились странные шепотки и шорохи. И я не мог избавиться от навязчивого чувства, что кто-то безотрывно наблюдает за мной из темноты, бесшумно перемещаясь между огромными кадками с пальмами.

С бешено колотящимся сердцем я распахнул двери и оказался в огромной библиотеке.

Посреди зала стоял массивный стол и пара кресел с ножками в виде львиных лап, а вдоль стен — до самого потолка — выстроились стеллажи с книгами. Здесь были собраны, наверное, тысячи томов! Их страницы хранили все тайны человечества, истории о кровопролитных битвах, великих полководцах и первооткрывателях, покорении космоса и завоевании новых земель, о подвигах и вероломном предательстве, геройской доблести и жажде власти. От волнения у меня даже перехватило дыхание, как однажды в детстве, когда мама привела меня в огромный собор. Помню, тогда я от испуга намертво вцепился в ее руку и озирался по сторонам. С поблекших фресок строго взирали святые и мученики, а воздух качался от торжественных звуков органа.

Я подошел к ближайшему стеллажу и пробежался пальцами по корешкам книг. В призрачном лунном свете названий было не разобрать. Наугад взял одну книгу и сунул за пояс. Вдруг за дверью раздались осторожные шаги. Я попятился и вжался в стену. В спину вонзилось что-то острое — я нащупал дверную ручку, потянул за нее и мызгнул в темную каморку, забитую разным хламом. Затаив дыхание, я прильнул к замочной скважине. От того, что я увидел, волосы на затылке встали дыбом.

В библиотеку медленно вплыла огромная черная тень. Метра два ростом, с длиннющими руками и уродливым горбом, она двигалась совершенно бесшумно.

Миллиард пылинок, которые я поднял в воздух своей возней, тут же забил нос, налип толстым слоем в горле. Я изо всех сил сдерживался, чтобы не зайтись выворачивающим наизнанку кашлем.

Тень скользнула вдоль стеллажей с книгами и все так же безмолвно зависла в дальнем углу, растворилась в сумраке ночи. Но вот из широкого рукава балахона взметнулся луч света, торопливо обшарил библиотеку и замер. Из горба высунулась тонкая детская ручонка, на пару мгновений зависла над корешками, а затем схватила книгу. Еще одну, и еще. Книги исчезали в горбу, словно тень жадно пожирала их и никак не могла насытиться.

Першение в горле стало просто нестерпимым. Его словно забивали стекловатой — слой за слоем, пока доступ воздуха совсем не прекратился. Со лба градом катился пот, а в глазах прыгали черные мошки. Наконец, я не выдержал и сдавленно кашлянул. В горле засвербело еще сильнее. Я уткнулся лицом в какую-то тряпку и тихо прокашлялся. Стало только хуже. Я корчился на полу, как эпилептик, из глаз катились слезы. Случайно я задел ногой прислоненную к стене швабру, и она с грохотом повалилась, увлекая за собой жестяные тазы, ведра и прочую гремящую дребедень. Я втянул голову в плечи, как черепаха. Через мгновение дверь каморки, где я прятался, распахнулась, и в лицо мне ударил яркий луч света. Прищурившись, я пытался разглядеть, кто держит фонарь, но мог различить лишь смутный темный силуэт. В капюшоне не было лица — только пустые белки глаз и дикий оскал. Не издав ни звука, тень отвесила оглушительный удар в ухо, и я провалился в темноту.

Когда я очнулся, рядом уже никого не было. Я осторожно глянул в замочную скважину и, только удостоверившись, что призрак исчез, решился выбраться из чулана. Вероятно, я провалялся без сознания пару часов — кромка горизонта уже светлела. Голова трещала так, словно от удара череп раскололся напополам. Похлопал себя по бокам — кости целы, очки вроде бы тоже, что удивительно. Книга на месте… А вот флейты не было! Я бросился на колени и стал ползать, осматривая каждый сантиметр пола и перетряхивая старый хлам, который была забита каморка — все бесполезно, флейты нигде не было. И зачем только я взял ее с собой в ночную вылазку! Проклиная собственную глупость, я припустил со всех ног. Сердце выпрыгивало от страха: в каждом темном углу, за каждым поворотом мерещилась огромная черная тень.

И вот от спальни меня отделял последний коридор, ярко освещенный длинными люминесцентными лампами, вмонтированными в потолок. В этом холодном свете предметы переставали отбрасывать тени, все казалось застывшим, безжизненным. Я притаился за углом, высматривая, не идет ли с обходом ночной санитар. Стояла сонная тишина. Но как только я решился шагнуть в освещенное пространство, на мое плечо опустилась тяжелая ладонь. Я заорал от ужаса, и мне тотчас же крепко зажали рот и повалили на холодный пол.

— Ни звука! — услышал я свистящий шепот Вагнера. У меня сразу отлегло от сердца, и я торопливо закивал. Он ослабил хватку. Я поднялся на ноги и отряхнул пижаму. — Так-так… — пробормотал он. — Фамилия?

— Фогель.

— Что делал ночью в коридоре? Живо отвечай!

— Я проснулся среди ночи. Живот закрутило. До утра бы точно не дотерпел, — промямлил я.

— Тебе известно, что пациентам строго запрещено покидать спальни во время отбоя?

— Да, сэр. Но у меня уже не было сил терпеть.

Он протянул ко мне ручищи с грязными ногтями и обшарил.

— А это что еще такое? — спросил он, обнаружив заткнутую за пояс книгу.

— Книга.

— Я вижу, что книга, — побагровел он. — Я спрашиваю, почему она лежит в твоих штанах.

— Это библиотечная, сэр. Сестра Филди приносит нам каждую среду. Я захватил ее с собой. Я всегда беру. Ну, когда иду в туалет. Дурная привычка, сэр.

— Утром я доложу о твоем проступке старшей сестре, — прошипел он, брезгливо возвращая мне книгу. — Тебя ждут крупные неприятности, парень. А сейчас — марш в постель!