Вслед за Греем Сашка шагнула в осенний лес Гриндольфа. Ночью ударили ранние заморозки, и листья, еще не успевшие облететь с ветвей, покрылись льдистой окаемкой. За ней, крепко держа за руку Артура, шла Эвейн. Она не успела сменить зеленое свадебное платье, расшитое по лифу и подолу искусным цветочным узором, которое подарили ей альвинки, и сейчас, с легким румянцем на щеках и искрящимися радостью глазами, казалась Весной, ненароком заблудившейся в притихшем, сумрачном лесу. Грей, подхватив Артура на руки, высоко подкинул его и усадил на правое плечо.

— Пришло время прощаться, да? — улыбнулась Сашка.

— Да, нужно успеть засветло добраться до Гринчбарда, чтобы найти ночлег.

— А потом? Где вас искать, если я когда-нибудь снова вернусь в Гриндольф?

Эвейн и Грей переглянулись — похоже, эти двое давно все решили.

— Остров Скайт, — улыбнувшись, сказала Эвейн. — Это далеко от столицы, на севере. Поначалу кажется, что там есть лишь серые скалы и просоленные ветра. Но весной цветут вересковые пустоши, и в воздухе разлит мед, а над побережьем парят белые чайки, и рыбаки сушат сети. Суровый и дивный край. Оттуда родом моя бабка. Так что это и моя земля. После ее смерти остался дом — ее считали колдуньей, поэтому никто из местных так и не отважился поселиться там. Он не очень велик, но так надежно сложен, что простоит еще не одну сотню лет. Он стоит на обрыве, за которым лишь бескрайняя гладь моря, поэтому местные называют его Грандор — это значит «край земли».

— Я запомню, — сказала Сашка, и они крепко обнялись на прощание.

Оставшись одна, Сашка задумчиво взвесила на ладони холщовый мешочек с волшебной пыльцой, который дал ей Искобальд. Одна щепоть — и она вернется в свой мир. Но что-то свербело, не отпускало ее. Смутная тревога. Предчувствие беды. Порыв студеного ветра донес слабый запах гари.

— Что-то не так, — тихо сказала Сашка. — Что-то случилось в обители. Что-то плохое.

Сашка вспомнила Эйка, Криспин, Джереми и других ребят из обители, с которыми успела подружиться, и в груди остро кольнуло.

— Я просто посмотрю. Одним глазком. И сразу домой, — сказала она, словно Грей все еще был рядом и мог ее удержать. Уж он-то наверняка был бы против опасной затеи, и сомневаться не приходилось. — Это совсем не опасно, если лететь на виверне. Нас не заметят — никто никогда не смотрит в небо.

Три-Дерево заскрипело, застонало под напором виверны. Высунув шипастую морду, она с опаской втянула воздух чужого мира и шумно выдохнула, выпустив из ноздрей кудрявые струи белого пара. Расправив огромные перепончатые крылья, подняла вихрь палой листвы. Сашка забралась к ней на спину и не успела толком ухватиться за жесткий гребень, как виверна, сильно толкнувшись, взмыла в воздух.

Золотые, багряные, охристые, изумрудные кроны деревьев стали яркими стежками на бескрайнем покрывале осеннего леса. Из-за пологих холмов на востоке поднимался столб черного дыма. Сердце Сашки тревожно сжалось. Виверна рассекала воздух быстрее выпущенной из лука стрелы. Глаза Сашки слезились от ледяного ветра.

Ее худшие опасения сбылись — обитель была объята огнем. Громадина храма чернела в полыхающем капкане строительных лесов. Языки пламени жадно лизали стены и кровли построек. Заполошно метались прокаженные в черных рясах. Преследуемые всадниками и пешими воинами, они валились с ног, запинаясь о мертвые тела, оскальзываясь в лужах крови.

Как и предрекал отец Виспасиан, укрывательство беглого каторжника было лишь удобным прикрытием для нападавших. Ополченцы не собирались расходиться без добычи — серебра, вина и зерна из погребов крепости.

Виверна бесшумно парила над крепостью, невидимая в клубах черного дыма. Огонь уже подбирался к роще фруктовых деревьев, за которой был приют. Когда в крепость ворвались вооруженные ратники, монахини задвинули тяжелые засовы на дверях и закрыли ставни на окнах в надежде, что, разграбив обитель, армия откатится, как морская волна, оставив горы пепла и тела убитых. Разве кто-то мог бы заподозрить, что самая желанная добыча для предводителя шайки мародеров — здесь, в детской спальне? Небольшой отряд конных воинов оцепил здание. У тяжелых дубовых дверей с медными заклепками была свалена куча хвороста. Рядом стоял Тобиас с зажженным факелом в руках. Чуть поодаль Сашка приметила горбатую Леборхам.

Огромная крылатая тень виверны накрыла дворик. При виде закованного в броню чудовища воины дрогнули. Виверна дохнула огнем, и они бросились врассыпную, бросив оружие.

— Убирайся! Я не дам причинить зло детям, — крикнула Сашка.

— Мне нужен только один, и ты это знаешь. Отдай его, и я уйду.

— Старая ведьма обманула тебя, Тобиас. Ты не сможешь получить силу Змея, если убьешь его наследника.

Тобиас отшвырнул факел.

— Ты лжешь!

— Нет. Спроси ее сам. Пусть поклянется именем Гексулы.

С перекошенным от злости лицом Тобиас оглянулся, но Леборхам уже и след простыл.

— Значит, не стать мне новым Змеем… Что ж, так тому и быть. Быть лордом-канцлером и править страной за короля — это не так уж и мало. Я остановлю разграбление обители. Но Эвейн с наследником должны отправиться в столицу вместе со мной.

— Их уже нет здесь. Они так далеко, что тебе никогда их не найти.

На побелевшем лице Тобиаса проступили каменные желваки.

— Ты… Это все ты. Снова свалилась с неба и путаешь все карты. Это ты привела в лесное братство грязного бродягу, который вскружил ей голову! С каким наслаждением я убил его. Жаль, что это нельзя сделать снова. И снова.

— А Ильстрему ты горло перерезал тоже из ревности? Как ты мог предать его, Тобиас? Как ты мог предать братство?

— Братство! Горстка жалких разбойников, промышляющих грабежом на дорогах и браконьерством. Я не был предателем. Я мечтал быть героем. Чтобы она смотрела на меня так, как смотрела на этого смазливого проходимца. Я решил убить Кронка. Сам, в одиночку. Глупец! Он смял меня одним только взглядом. Раздавил, как букашку. И я понял, что на самом деле хочу не убить Кронка. Я хочу стать им. Всесильным лордом-канцлером. И тогда все будет принадлежать мне. Все — и даже она. Никто не сможет противостоять силе, которую дает канцлерский жезл. Я ждал долгих десять лет. И сейчас, в миг моего торжества, снова ты… О, не сомневайся, я разыщу ее. Наши судьбы неразделимы. Но сначала я убью тебя.

Виверна угрожающе зашипела, выпустив из ноздрей клубы дыма.

— Оглянись, Тобиас. Ты один. Твоя армия разбежалась, солдаты предали тебя. Как ты сам когда-то предал друзей. Так ли уж всесилен канцлерский жезл? Сделает ли он тебя счастливым?

Ослепленный яростью, Тобиас выхватил меч. Виверна слегка тряхнула головой, мягко сбросив Сашку на землю, и взмыла в воздух. На месте, где еще мгновение назад был Тобиас, валялся запыленный черный сапог. Сашка медленно поднялась. Двери приюта распахнулись, и во двор высыпали встревоженные монахини, окруженные заплаканными, чумазыми воспитанниками. Старая сестра с сурово поджатыми губами, которая несколько дней назад первой встретилась им в обители, раздвинув плотное кольцо галдящей ребятни, подошла к Сашке.

— Обитель разрушена. Когда уйдут королевские стражники, соберутся жители окрестных деревень и разграбят то, что еще осталось. Мы с сестрами укроемся в монастыре святой Агнессы.

— А дети?

— Крестьяне их не тронут.

— Вы что, бросите их на произвол судьбы?! — Сашка задыхалась от ярости.

— Бог милостив. Он не оставит их в беде.

Скупо кивнув на прощание, монахиня двинулась к приюту, чтобы забрать пожитки.

— Стойте! Да стойте же!

Но монахини, переваливаясь, точно стайка пингвинов, скрылись в темном дверном проеме. Заголосил один ребенок, затем второй, третий.

— Тише! — Сашка решительно вскинула голову. — Сейчас я отведу вас в одно прекрасное, волшебное место. В настоящую сказку. В Запределье. Там на каждом шагу чудеса, — дети подходили ближе, завороженно слушая ее. — И всегда лето. И никакой дурацкой зубрежки!

Дети радостно загалдели. Сашка поручила старшим мальчишкам взять на закорки малышей. Не медля больше ни минуты, они направились к лесу.

Где-то на середине пути Сашка сквозь просветы в кронах деревьев заметила парящую в небе крылатую тень. Ее не заботила судьба Тобиса. Тот вихрастый хмурый мальчишка, который был ей верным и надежным другом, умер в подземном лабиринте. И она оплакала его. А сейчас она вела маленьких людей через лес, подбадривая отстающих, вселяя надежду в уставших и почти отчаявшихся.

…Эсмерильд, тихо напевая, вышивала цветочный орнамент по вороту туники, сидя на пороге хижины. Собака у ее ног подняла голову и прислушалась к смутному шуму множества голосов, похожему на гул потревоженного улья. Заходящее солнце слепило глаза. Альвинка, приложив ко лбу ладонь, встревоженно вглядывалась на растущее облако желтой пыли на дороге. А затем, всплеснув руками, кинулась навстречу, смеясь и плача.