Охота началась!

В это раннее утро Абнер Брукинс, эсквайр, юрист, работающий исключительно на сильных мира сего, блестящих и всемогущих, быстро шел по тропинке, проложенной в труднопроходимых зарослях янговых деревьев. В руках он нежно, как ребенка, нес хорошо смазанную прекрасную антикварную винтовку. Всю сознательную жизнь Абнер с фанатичной страстью коллекционировал ружья. И это хобби не было случайным. Абнер Брукинс всегда безумно любил охоту.

Пурпурное в темных пятнах солнце только что позолотило горные вершины вдали. Его лучи, проходя сквозь лианы и листву деревьев, ложились на стелящийся по земле туман, переливаясь всеми цветами радуги. Брукинс вдохнул полной грудью, впитывая сладко-кислые запахи этой планеты, и снова ощутил то, за что он так любил охоту — абсолютную чистоту и остроту впечатлений.

Как часто в затхлых ли юридических кварталах или даже в богатых меблированных комнатах, в командировках, перебирая надоевшие судебные бумаги, Брукинс чувствовал себя как бы умершим. Сам он называл такое состояние небытием. Понаблюдав за окружающими, он решил, что основную часть жизни большинство людей живет именно в состоянии небытия.

Некоторые борются с унылым однообразием повседневной жизни при помощи медитации по дзен-буддизму, для других миром, в который они погружаются, в котором живут, является музыка. Прочие... Однако перечень способов выхода из сонного состояния можно продолжать до бесконечности: от катания на лыжах в безвоздушном пространстве до отработки приемов боя американских индейцев на дубинках.

А вот для Абнера Брукинса таким увлечением стала охота. Она давала ему все: безраздельную власть над живыми существами, секунды панического ужаса и радость жизни... А главное, в охоте нельзя было достичь совершенства.

Сегодня ощущения были особенно остры. Он шел на встречу с опасным зверем, который мог убить и его самого. Неизвестно ведь, как повернутся события.

— О чем думаешь, Аб? — спросила идущая рядом женщина.

— Какой роскошный день. Как тебе кажется, мы убьем зангоида?

Петра Пьезки улыбнулась и поудобнее перехватила свое тяжелое двенадцатизарядное ружье. Небольшого роста, широкоплечая и коренастая, она любила “тяжелую артиллерию”. Петра была немного моложе Брукинса, работала юристом в той же фирме, но одевалась не столь элегантно. В своем дурацком хаки она сильно походила на “камышового человечка джунглей”. Темноволосая, с грубовато-дружескими “русскими” замашками — “свой парень”. С ней всегда после суда можно было пропустить стаканчик другой водки или мартини, пригвоздив буквой закона очередного бедняка к гробовой доске. Они охотились вместе и раньше, но на такой экстравагантной планете и на столь опасную дичь — впервые. Брукинс видел, что его возбуждение передалось и коллеге. Щеки ее пылали, глаза лихорадочно блестели.

— Я думаю, что нам бы надо разделаться с этим зангоидом именно сегодня, а не то придется вечером покупать выпивку для всех посетителей бара.

Петра усмехнулась:

— Кто-то слишком много хвастался прошлой ночью.

— Ох, как надравшийся коршун правосудия.

— Да брось ты. Не переживай. Ведь мы же не новички в этом виде спорта.

— Нет, конечно... Утки, белки, как-то раз, случайно, олень. Ах да, чуть не забыл, и полудохлый горный лев.

В первый момент от возмущения Пьезки даже потеряла дар речи, но потом выпалила:

— Как ты можешь так говорить?! Это были инопланетные свирепые твари!

— Ага...

— Ну не будь так суров к нам, Аб!

— Но ведь мы действительно убили не Бог весть что.

— А человекообразные обезьяны? Человекообразные обезьяны!

— Да. Но я хочу заметить, что в данном случае термин “да”, по моему скромному мнению, нужно заменить на термин “хотелось бы”, а это, уверяю тебя, не одно и то же.

— А по-моему, ты просто сегодня в плохом настроении после вчерашнего.

— Пусть будет так. Но я уверен, что, когда ты увидишь живого зангоида и нацелишь свою винтовку прямо ему в глотку, ты пересмотришь свои взгляды на то, что такое настоящая охота.

Петра не ответила. Брукинс воспользовался паузой в разговоре, чтобы поподробнее рассмотреть участников экспедиции. Их было десять человек. Не так-то и мало. Немного успокаивает. Кроме того, в начале цепочки шли два проводника, с виду ловкие и сильные. Их экипировка соответствовала наивысшим стандартам. Эти двое держались доброжелательно и уверенно. Ни тени беспокойства не отражалось ни в их зорком оценивающем взгляде, ни в их движениях. Спокойно и деловито продвигались они по наполненной незнакомыми шумами инопланетной саванне.

— Знаешь, может нам следовало взять более мощное оружие? — поразмыслив, сказала Петра Пьезки и взглянула вниз на свой изящный дробовик со сложно изогнутым прикладом, украшенным искусной чеканкой. — Армейский бластер или что-нибудь в этом духе.

— Ага! Кажется, мы уже струсили, — заметил Брукинс с откровенной издевкой.

Петра обиженно надула губы.

— Разумеется, нет. Просто... Ну знаешь, послушал бы ты сам тех парней, когда они обсуждали все достоинства выпущенного сегодня утром зангоида! Я не знаю… Может быть, поскольку мы здесь, на Блиоре, первый раз, нам не мешало бы быть чуть осторожнее? Вспомнить, что хотя охота и вид спорта, но вид спорта довольно опасный, и не относиться ко всему так беззаботно. А?

Брукинс поднял свою винтовку:

— Послушай. Эти ружья входят в наши коллекции. Ведь так?

Петра кивнула. Выглядела она немного побледневшей и встревоженной.

— И мы заплатили за них уйму денег. Согласна? — продолжил свою мысль Брукинс.

— О да.

— Так давай испытаем их!

Петра промолчала, задумавшись.

Солнце начинало припекать сквозь дымку поредевшего тумана. Какая-то экзотическая птица радужной окраски, высунув голову из листвы, как бы вступила с ними в беседу.

— Охота — как раз самый подходящий для этого случай. — Брукинс задумчиво покачал головой. — Не людей же убивать... Господи, прости.

Он усмехнулся, обнажив ровный ряд белоснежных безукоризненных зубов. Абнер Брукинс уже давно понял, что ничто так не подходит высококвалифицированному опытному юристу, как ослепительная улыбка. Каждый его зуб, и здоровый и имплантированный, обслуживался в отдельности знаменитым дантистом, мастером высшего разряда, по экстраординарной цене.

— Ох, Петра, Петра! Это тебе на теннис и не плавание в бассейне. Мы здесь ради острых ощущений. Мы с тобой оба коллекционируем ружья. Так?

— Так.

— А спортивное ружье не считается настоящим спортивным ружьем, пока оно не испытано на достойной жертве.

Петра недоверчиво подняла бровь:

— Это ты так считаешь.

— Я просто рассказываю тебе о давно сложившихся традициях. Поверь мне, нет ничего лучше ощущения самодовольства и удовлетворения, которое ты почувствуешь в старости, когда, сидя в своем кабинете за рюмочкой коньяка, будешь любоваться видом охотничьих трофеев на стене рядом с великолепной уникальной коллекцией ружей. — Брукинс прокашлялся и довольно потянулся, представив себе описанную им картину. Вынув щепотку тартонианского табака из инкрустированной табакерки и насладившись ароматом, он махнул рукой в сторону проводников, слегка пригибавшихся под тяжестью оружия и боеприпасов. А ведь это были здоровые мужики. Высокие, мускулистые, косая сажень в плечах — богатыри из легенды. — Кроме того, почему с нами должно что-то случиться, пока за нас несут ответственность такие крутые ребята с бластерами? Люди не для того платят большие деньги, чтобы их тут убили. Они платят за иллюзию опасности.

Петра покачала головой:

— Знаешь, у меня перед глазами все время стоит картина, что кто-то сидит на корточках на моей могиле и делает нечто непристойное.

— Выразительная картинка! Как эмоционально! Все это называется “страх”, мой друг! Он всегда свеж, естественен и примитивен. А ведь когда наше приключение кончится и ты вернешься к повседневной рутине, то не успеешь и глазом моргнуть, как снова будешь искать еще большие опасности.

— Ох как я хотела бы, чтобы все поскорее закончилось! Если мы останемся живы, то с меня выпивка. И может быть, сегодня вечером в каком-нибудь уютном ресторанчике я обниму тебя за плечи и скажу: “Как ты был прав”.

Они были странной парой, Абнер и Петра. Когда они, работая на Компанию, разбирали криминальные дела, их называли Легавый и Легавая. Если рассматривали бытовые тяжбы, то их прозвища превращались в Акул и Акула. А как их только не называли за спиной! Можно было бы составить целый справочник. Впрочем, Брукинс придерживался того мнения, что чем больше у юриста прозвищ и чем они противнее, тем лучше он делает свою работу.

Абнер Брукинс был на голову выше своей коллеги по рассмотрению гражданских правонарушений. Белокожий блондин, красавец-сердцеед. Ему недавно стукнуло сорок пять, но благодаря омолаживающим процедурам, регулярным физическим упражнениям и инъекциям витаминов он до сих пор еще выглядел на двадцать семь. Выдавал разве что строгий взгляд опытного специалиста. Злые языки говорили, что он пьет кровь, чтобы оставаться молодым. На что Брукинс обычно отвечал своим коллегам в офисе, что если он и пьет кровь, то только иносказательно, добавляя при этом: “А не могли бы вы немного ослабить галстук... Мне трудно будет попасть в вашу яремную вену”.

Черты его лица были столь неестественно идеальны, что Абнер выглядел как смоделированный хорошим художником робот. Впрочем, свою красивую внешность он тоже купил за деньги и не делал из этого секрета, а даже пояснял, что теперь ему не приходится тратиться на женщин. Пожалуй, только при обсуждении данного вопроса и проявлялась скромность в этом высокомерном, нахальном индивидууме.

К своими сорока пяти годам Брукинс сменил немало жен и мест жительства. У него было несколько детей, которых “заботливый отец” изредка навещал. Впрочем, последнее время он просто наслаждался жизнью, имея кучу денег, много красивых женщин и легких интересных приключений. Сам Абнер считал, что у него есть все, о чем мелкие людишки и мечтать-то не осмеливаются. Уже само осознание того, что он теперь и сам принадлежит к элите, грело душу.

По правде говоря. Компания направила Брукинса на эту планету в командировку, чтобы проследить за некоторыми делами, в которых она была заинтересована. И его разглагольствования о высокой оплате за экспедицию скорее были позой. Сам он не заплатил ни копейки, попросту совместив приятное с полезным.

Прилетев на место, Брукинс был потрясен (если такое слово уместно применить к пресыщенному жизнью человеку) тем, что здесь было сделано. Будучи заядлым охотником, он с интересом прочитал рекламу, но ему и в голову не могло прийти, что старина Эвастон состряпал из планеты настоящий охотничий рай. Блиор так далеко находился от системы, что законы здесь были не писаны, что как юриста нервировало Брукинса, но как человека и охотника — восхищало.

Здесь можно все.

Брукинс и Петра некоторое время шли молча. Становилось теплее. Слышались возбужденные голоса других членов экспедиции. Юрист кожей чувствовал, что за громкими разговорами скрывается страх. Впрочем, ничего удивительного. Ведь на охоту отправились не только не профессионалы, но даже и не любители, просто дилетанты, искатели приключений по случаю. Богачи, живущие на проценты с капитала, испробовавшие все, что можно получить за деньги дома, и решившие испытать острые ощущения на охоте, чтобы почувствовать себя настоящими мужчинами, самоутвердиться. В общем, крутые парни. Ха!

Их было десять. Все очень разные и по комплекции — от костлявых до тучных, и по поведению — от “рубахи парня” до “застегнутых на все пуговицы”. Люди Компании, в основном прилипалы и предприниматели-прихлебатели при корпорациях или при Самом Независимом Человеке, хозяине, — Ливерморе Эвастоне.

Что же задумал Ливермор Эвастон? Хозяин мечтал сделать планету Блиор тренингом для утопающих в роскоши, пресыщенных жизнью бизнесменов, ливрейных лакеев Компании, людей “свободного рынка”, для любого, имеющего миллионы, из которых капают шальные деньги. Все они жаждут пройти через не слишком большие трудности, слегка закалиться в опасных играх. Эвастон делал все, чтобы попасть на планету стало престижным. Когда-нибудь, может быть, наступят счастливые времена и Блиор превратится в самый лакомый кусочек из всех доступных в галактике развлечений, в страну воплотившейся в жизнь мечты.

Если бы Брукинса не отправили сюда в командировку, то ему бы пришлось тратить деньги и искать развлечений в другом месте. А тут подвернулась такая роскошная возможность. Надо пользоваться. И адвокат решил принять участие в охоте на зангоидов.

— Ну как там, Никельсон, далеко еще? Есть надежда, что мы сегодня увидим зверя? — обратился он к одному из проводников.

Хэнк Никельсон обернулся, посмотрел из-под тяжелых век на самого нетерпеливого и, неопределенно махнув рукой, флегматично произнес:

— Да, мистер Брукинс. Я вижу впереди следы. Зверь шагах в пятистах отсюда.

Говорил проводник с бронкским выговором, но адвокат сомневался, что акцент подлинный. Парень изображал из себя отъявленного головореза. Может быть, Эвастон специально его натренировал для пущей убедительности, чтобы гости чувствовали себя в безопасности?

Взять, к примеру, второго сопровождающего — Ганс Байнц. Сплошная фальшивка! Смесь германского акцента, взятого, вне всякого сомнения, из старых фильмов про Вторую мировую войну, и приблатненных словечек из лексики жителя Нью-Йорка. Кто ж поверит в его германское происхождение?

— Jа. Vе haf феромонную тропу наверху. Отшюда фам ее фидно. — Лошадиные зубы сверкнули на лице, напоминающем венский шницель.

Брукинсу такая речь резала слух. Он чувствовал себя как на просмотре плохого приключенческого фильма. Но по-видимому, все это вполне устраивало остальных, не столь тонких ценителей. Их развлекала и будоражила даже грубая подделка.

“Дайте мне только шанс. Когда начнется настоящая стрельба, все встанет на свои места”, — раздраженно подумал юрист.

— Ну, скоро ли? — капризным тоном спросил один из нервозных молодых дегенератов с мышиными усиками в блестящих синих очках. У него еще молоко на губах не обсохло, а вел он себя довольно развязно. — Я... Я не могу дождаться, когда же начнется охота?!

— Звучит так, как будто ты сам себе пытаешься это внушить, дружище, — заметил Брукинс, не сдержавшись.

— Я чувствую, что все это плохо кончится, — внезапно выпалила Петра. — Я, конечно, надеюсь, что все мы предусмотрительно выложили денежки за страховку, которую нам так старательно навязывали. Особенно на пункт “в случае растерзания или потерянных конечностей”.

Последняя фраза привлекла всеобщее внимание.

— Эй, ты что там, самая умная? — Хэнк аж остановился от возмущения. — Ничего такого вам не пригодится. По крайней мере сейчас. Все останутся целы и невредимы, пока будут соблюдать правила. А правило номер девять гласит: “Заткни свою пасть, если тебя об этом попросил руководитель группы”. Так что завянь! — закончил он, окинув Петру свирепым взглядом.

Петра рассмеялась и взглянула на Брукинса, как бы ожидая от него поддержки. Но Абнер не стал вмешиваться, а взгляд его красноречиво говорил: “Ты только что вляпалась в свое собственное дерьмо, коллега. Так чем же я тебе могу помочь?”. Взгляд этот он довел до совершенства, долгие годы отрабатывая его на коллегах в суде.

И Петре пришлось замолчать.

Спустя некоторое время Ганс поднял глаза от приборов-сенсоров, которые он держал в руке. На его мясистом лице отразилось недоумение.

— Странно. На сенсорах не видно ни малейшего движения.

— Может быть, зангоид спит?

— Что? Спит, когда солнце уже встало? Прошлой ночью он неплохо отдохнул. Утром у них самый активный период.

— Тогда, наверное, зверь поймал себе что-нибудь на завтрак и сейчас занят трапезой.

— ]а, ]а. Должно быть, так... — пробормотал Ганс без особого оптимизма и задумчиво почесал в затылке.

— Ну а ты что об этом думаешь, Петра? Что, если наводящая ужас тварь притаилась сейчас в укромном местечке на дереве и терпеливо ждет, чтобы попировать твоим пышным телом? — Брукинс явно был в шутливом настроении.

— Нет, зангоид, наверное, мечтает о твоем мозге дружище! Он любит нежную пищу. — Петра улыбнулась.

Брукинс хохотнул и весело хлопнул ее по плечу:

— Ну вот. Совсем другое дело. Вот это боевой задор. Уже начались глупые шуточки. Чувствуешь себя окруженным друзьями. Вот за что я люблю сафари!

Так, взбодрив друг друга и почувствовав прилив новых сил, юридическая коалиция перешла в авангард “боевой” группы и пристроилась сразу за двумя лидерами. Однако остальные охотники не были расположены к шуткам, и по выражению их лиц создавалось впечатление, что они не прочь вернуться в гостиницу и поиграть во что-нибудь менее обременительное, в гольф например.

Но вот сигнальные лампочки бешено замигали, оповещая всех, что обнаружен зангоид. Ганс и Хэнк, следуя указаниям приборов, направились к роще высоких деревьев. Через некоторое время охотники углубились в джунгли, теперь уже с трудом пробираясь сквозь густые заросли. От поднимающегося с земли тумана дышалось тяжелее, запахи стали более острыми. Внезапно группа вышла на большую поляну, посреди которой огромным бесформенным холмом громоздилось нечто. Брукинс взглянул на приборы, стрелки которых словно взбесились.

— Jа. Там, — показал рукой Ганс.

— Что он делает?

— Просто лежит, — ответил он.

— Странно. Зангоиды обычно забиваются в кусты, и их приходится выгонять оттуда. Что ему могло понадобиться на открытом месте? — удивленно произнес другой проводник.

— Может быть, этот не успел спрятаться? — предположил Брукинс.

Оба сопровождающих гневно посмотрели на юриста. Они были слишком крупными и сильными по сравнению с Брукинсом. И Абнер не мог позволить себе роскошь не считаться с их мнением. Учитывая, что лес глухой, а впереди, быть может, опасность, он решил, что не время сейчас связываться с этими парнями. Здесь не укроешься за судейскую мантию. И глазом моргнуть не успеешь, как тебе накрутят хвост.

Тем не менее у него приятно перехватило дух от собственной дерзости. Грубой физической силе брошен вызов. Ну чем не острые ощущения.

Они подошли немного поближе к зверю. Он лежал на спине.

Зангоидов обычно относили к семейству кошачьих. У них была голова как у ящерицы, шесть конечностей: четыре ноги и две руки. Острые зубы, когти, клешни на руках и быстрая скорость передвижения делали этих тварей очень опасными. Их еще иногда называли змеиными кентаврами из-за некоторого сходства с персонажами греческой мифологии.

Питались зангоиды исключительно сырым мясом, предпочитая его еще теплым и трепыхающимся со стекающей кровью. Охотились чаще группами, но одинокий зангоид был не менее опасен и потому считался достойной добычей. Эвастон импортировал их на Блиор, чтобы использовать в тренировочном сафари. У проводников был большой опыт охоты на этого зверя. Они знали его повадки, его сильные и слабые стороны, что делало экспедицию сравнительно безопасной, несмотря на всю агрессивность животного.

Однако по выражению лиц сопровождающих Брукинс понял, что на поляне творилось что-то необычное, нечто, с чем Хэнк и Ганс прежде не сталкивались. Их, стреляных воробьев, все происходящее, по-видимому, смущало.

— Что он делает? — негромко, с испугом спросил один из любителей охоты.

— У него что, приступ какой-то болезни? — послышался срывающийся голос другого.

— Может, его тошнит?

Были и другие предположения. Кто-то уже предлагал плюнуть на все это и убраться восвояси подобру-поздорову.

Хэнк поднял руку, призывая к тишине. С оружием наизготовку он сделал несколько шагов по направлению к животному.

Брукинс, забыв об опасности, не отрываясь смотрел, как тело зангоида сотрясается от судорожных подергиваний, проходящих непрерывными волнами. Закатившиеся от боли глаза животного вылезали из орбит, а сведенные судорогой лапы мелко дрожали. Все это сопровождалось диким ревом.

— У него на груди что-то растет, — прошептала Петра.

— Что-то типа увеличивающейся опухоли, — добавил один из охотников.

— Тише, — прошипел Ганс, уже без малейшего намека на германский акцент.

Брукинс с интересом наблюдал за происходящим, понимая, что со зверем происходит что-то неладное. “Значит, с охотой сегодня не получится, — разочарованно подумал он. — Зангоид явно не жилец на этом свете, а нового, да где ж его сейчас возьмешь. День пропал”.

А между тем растущая На глазах опухоль в нижней части грудной клетки продолжала пульсировать. Казалось, что это сердце зверя бьется так сильно, что готово выскочить из груди. От боли животное откусило кончик языка, и теперь густой поток крови вытекал из его из пасти. Вокруг него стоял удушливый запах крови, урины и смерти.

Картина настолько поражала воображение, что вся атмосфера была пропитана, как электрическим током, ужасом перед насильственной смертью. Земля содрогалась от конвульсий животного. От всего этого волосы становились дыбом.

Брукинс почувствовал, как на него снова накатилась волна страха. С Петрой явно происходило то же самое. Она была на грани нервного срыва. Казалось, что еще секунда — и она сорвется с места и побежит куда глаза глядят. Брукинс взял ее за руку, успокаивая, а сам стал вновь наблюдать за происходящим, не в силах отвести взгляд.

— Всем стоять! — скомандовал Ганс, пытаясь предупредить панику. — Мы понятия не имеем, что здесь произошло.

— Дело дрянь. Босс платит большие деньги за этих уродов, а тут такое... Надо бы заснять на камеру. Ведь он захочет узнать, что произошло с этим... — Но Хэнку не удалось закончить свою красочную речь.

Раздался истошный вопль. Кричала женщина из группы:

— Иисус Христос! Что же это?

Сцена действительно ужасала. Грудная клетка твари перестала втягиваться, а начала надуваться на глазах, как громадный шар, а точнее нарыв, гигантский карбункул, словно требующий хирургического вмешательства... Но он лопнул сам. Кровь брызнула во все стороны, какая-то часть ее попала на одежду Хэнка, сразу впитавшись в нее. Но он даже не обратил на такую мелочь внимания.

Брукинс наблюдал с любопытством и ужасом, держа наготове свою винтовку. Из образовавшейся в груди животного дыры показалось “нечто”, похожее на небольшого червя величиной с руку. Оно было все в крови, сквозь которую просматривались подвижные кольца мускулов, обеспечивающих движение.

— Что за дьявольщина! — воскликнула Петра, отшатнувшись.

— По-видимому, какая-то разновидность паразитов. Еще один обитатель этого неисследованного мира, о котором даже проводники понятия не имеют. Если так, то у него очень короткий инкубационный период, ведь зверя выпустили только сегодня. — Брукинс, казалось, не терял хладнокровия.

— Nien. Этот выпущен несколько дней назад, чтобы привык к новым условиям. Эксперимент... — пояснил Ганс.

Оба проводника нерешительно переминались с ноги на ногу, не зная, что делать с новоиспеченным, никому не известным существом. Поймать или просто убить?

Но червь не стал дожидаться их решения. Он выбрался из ненужного ему теперь тела зверя и метнулся в сторону деревьев, в укрытие. Мускулы перекатывались внутри небольшого тельца и тварь быстро-быстро мчалась к спасительному лесу.

Зангоид был мертв. Поврежденный язык вывалился из пасти, оголенные ребра торчали вверх, как надгробные камни.

— Быстрее, Хэнк, стреляй! — закричал Ганс, поднимая свой бластер.

Хэнк вытер кровь с лица и уже было приготовился выстрелить в убегающего паразита, как вдруг из кустарника с огромной скоростью вылетел какой-то предмет. Даже Брукинс, имеющий прекрасное зрение, не смог его разглядеть. Позже он осознал, что это было что-то вроде бумеранга. Со свистом разрезав воздух, “бумеранг” воткнулся в уже почти добравшегося до своей цели червяка, отсек ему голову и юркнул назад в кусты, оставив на поляне окровавленный, корчащийся в агонии комок мышечной ткани.

— Что за черт! — Так и не успев как следует прицелиться, Ганс словно застыл в недоумении.

— Похоже, не мы одни сегодня охотимся, — пробормотал Брукинс, невольно пригнувшись и оглядывались по сторонам.

— Что же нам теперь делать? — заскулил кто-то из любителей поохотиться.

— Я думаю, надо спокойно постоять и посмотреть, что будет дальше, — предложил Брукинс.

На совет, однако, никто внимания не обратил. Нервы двух мужчин не выдержали, и они побежали назад, туда, откуда пришли.

— Стойте! Идиоты! Там опасность! Мы должны все держаться вместе! — пытался остановить их Ганс.

Но беглецы не слушали. Подгоняемые страхом, они мчались к саванне, к цивилизации.

— Не ори! Это их проблемы, а у нас своих хватает. — Хэнк презрительно сплюнул.

— Что происходит?

— А я почем знаю? Учителя говорят, что последнее время здесь творится что-то непонятное. А начальство продолжает давить. Дескать, давай. Да ты же и сам знаешь. Теперь еще какие-то странные сигналы стали получать. Кстати, включи-ка камеру, запишем все это безобразие для потомства.

— Похоже на то, что до потомков наши записи вряд ли дойдут, — заметил Брукинс.

— Камеры были включены с тех пор, как мы вышли на поляну, — сказал Ганс, слегка пятясь от зангоида, так, на всякий случай. А то мало ли что еще из нее выскочит. — Да, плохи наши дела... — Его бластер был наготове, а взгляд бегал из стороны в сторону. Он пытался держать в поле зрения как можно большее пространство. Ноги напряжены. Готовность номер один. Стойка профессионала.

— А нам-то что делать? — вновь задала свой вопрос Петра.

— Давай посмотрим, что будет с нашими беглецами.

Эксперименты сначала проводят на подопытных кроликах, — отозвался Брукинс.

— Сами вызвались в “заслонные лошади”.

— Ты совершенно права.

А тем временем двое вырвавшихся из группы мужчин бежали сломя голову по поляне к лесу. Но проскочить ее смельчакам не удалось. Новая трагедия разыгралась на глазах у испуганных зрителей.

Едва беглецы добежали до края поляны, в тот момент, когда они уже оказались под большим пальмовидным деревом, в его листве что-то зашевелилось и их сгребло, как в авоську, в громадную, почти невидимую черную сеть и затянуло в кусты. Одновременно с этим на не успевших опомниться несчастных полетели какие-то предметы.

Копья!

Одному из беглецов копье попало в голову, второго пронзило от плеча до паха. Раздались истошные вопли. Мгновение они еще корчились в предсмертных судорогах, но вот затихли. И только из сетки сочилась кровь, как свекольный сок через дуршлаг.

— О Боже! О Боже! О Боже! — заорал благим матом один из охотников.

— Дьявол! Проклятье! Я вам покажу! Мы так не договаривались! — закричал Хэнк.

Неясно, к кому относились последние слова, к тем, кто нанимал его на работу, или к спрятавшимся в листве.

— Хэнк!. Назад! В строй! — завопил Ганс.

Но Хэнк рванулся вперед, стреляя на ходу из бластера по кроне дерева, где, по-видимому, засели убийцы. На участке обстрела ветви и листья деревьев обуглились, не успев даже вспыхнуть. Почерневшие, они осыпались в виде золы. Мгновение, и от небольшой рощицы на краю поляны остались только черные дымящиеся остовы.

Хэнк обернулся. Лицо расплылось в довольной улыбке.

— Ну вот. Это вправит ублюдкам мозги хотя бы ненадолго. А мы тем временем сможем осмотреться.

— Ганс! Что там на твоих сенсорах?

— Ничего.

— И в деревьях тоже вроде ничего не видать, — добавила Петра.

— Скорее всего, мы накрыли того, кто там был, — уверенно заявил Хэнк.

— Мне кажется, что я видела что-то перепрыгивающее с дерева на дерево там, наверху, — сказала худенькая женщина в очках.

По мнению Брукинса, она выделялась на общем фоне тем, что не была идиоткой.

— Что — сейчас?

— Нет. Раньше.

Хэнк пожал плечами:

— Думаю, что нам теперь придется просеять золу, чтобы кого-то найти. Как ты думаешь, Ганс? Знаешь, мне кажется, что это заранее подготовленное убийство. Может, охотятся на одного из этих припадочных миллионеров?

— Я не знаю. У кого-нибудь есть подозрение, что его хотят убить?

— Может быть, они охотились за Блейком и Альваресом? — предположила Петра.

— За теми парнями? Маловероятно, — отозвался обливающийся потом мужчина с двойным подбородком, которого товарищи называли Густавсон.

— Мне, как юристу, следует напомнить вам, джентльмены, что каждое наше слово записывается как на аудио-, так и на видеотехнику и может быть использовано против нас при слушании дела в суде, — неожиданно заметил Брукинс.

— Даже и не рассчитывай, дружок. На планете Блиор нет иного закона, кроме указания Хозяина, — рявкнул Хэнк.

Юрист пожал плечами:

— Извините, это вылетело у меня автоматически.

— Ну что будем делать? Заберем тела с собой? — предложил Ганс.

— Боюсь, что их я тоже разорвал в клочья. — Хэнк угрюмо взглянул на Ганса.

— Тогда давай соберем кусочки...

— Могу я внести предложение? Давайте позаботимся о самих себе, пока мы тоже не превратились в кусочки, и смотаемся отсюда, пока есть возможность. — В голосе Густавсона появились истеричные нотки.

— Да, конечно. За останками мы потом пришлем бронированную машину. — С удовольствием отказался от своей идеи Ганс.

— Вот это мудро!

— Что же там произошло? Даже представить трудно, — задумчиво протянул Ганс.

— Предоставим экспертам разбираться. Надо записать все на пленку, собрать информацию, а потом, пока затишье, сматываться из этого пекла.

— Jа. Я как раз записываю. Как раз...

— Господи, деревенщина. Чтобы что-то было видно, тебе придется подойти поближе.

Тем временем Абнер Брукинс становился все нервознее. Раньше участие в охоте тоже не всегда было безопасным. Например, добыча могла от обороны перейти к нападению. Но все-таки это было развлечение. Никакой особо серьезной опасности. Прежде планета Блиор просто казалась Брукинсу чужой и непривычной, новые ощущения будоражили кровь. И все же он как бы играл в опасность. Абнер любил игры, но не со смертельным исходом. Теперь, однако...

Теперь в любую минуту могла произойти встреча с вооруженным разумным противником. Ведь не звери же метали копья, бумеранги и набрасывали сети. Над ними нависла угроза смерти. С разумным противником Абнеру Брукинсу в основном приходилось встречаться в зале суда. К тому же они не были вооружены. Теперь обстановка далеко не комфортная, а угроза не мнимая, а реальная. Угроза его жизни.

— Может быть, вам следовало бы подумать о более высоких материях, джентльмены? — обратился Брукинс к проводникам.

— А? — рассеянно отозвался Хэнк, направляясь к месту, где погибли беглецы и внимательно глядя на сенсоры. Он рассчитывал с их помощью обнаружить опасность раньше, чтобы не было слишком поздно. — О каких таких материях?

— Я имею в виду ваши обязанности. Вы несете ответственность за двенадцать жизней, две из которых уже оборвались.

— Слушай, кретин, ты же подписал договор! Ты хоть читал его, юрист вшивый?

Да, Брукинс был юристом. Он знал, что прежде, чем подписать документ, его обязательно нужно прочитать. И он всегда поступал соответствующим образом. Но будучи консультантом Компании, он в данном случае ничего не подписывал. Эта прогулка являлась для него бесплатной, она была включена в его основной договор с Компанией.

— Гм, э...

— А говорится там, скобарь мерзкий, следующее: ты платишь свои поганые деньги и рискуешь своей поганой шкурой.

По группе прокатился шумок недовольства. Народ был не согласен с такой трактовкой договора.

— Дерьмо. Сукины охотники выходного дня. — Хэнк печально вздохнул и стал продвигаться навстречу неизвестности. Он посмотрел на сенсоры и замер.

— Черт! Ганс.

— Vat?

— Там не просто есть что-то... Там этого навалом. И все они движутся по направлению к нам. Проклятье! Я там никого не вижу.

— Смотрите! Вон там! — закричал один из “охотников выходного дня”.

Брукинс сразу взглянул туда, куда тот показывал.

Среди деревьев и вправду двигалось нечто крупное. Колыхались листья. Гнулись ветки кустарника. Изредка мелькали какие-то искрящиеся силуэты.

— Стойте! Ни с места! — крикнул Хэнк. Он направил свой бластер в сторону предполагаемых противников. — Или я скошу эти деревья так же, как давеча скосил...

В ответ короткое мерцание среди зелени.

Речь оборвалась странным хрипом.

События проплывали перед глазами Брукинса, как в замедленной съемке. Хэнк плавно зашатался из стороны в сторону, а у него из груди торчал какой-то, только что появившийся предмет. Копье?! Точно таким копьем были убиты два их товарища. Оно появилось, как по мановению волшебной палочки, и пронзило грудь проводника. Окровавленный наконечник вышел из спины. Некоторое время Хэнк удивленно смотрел на копье, потом сделал попытку вынуть его, но опрокинулся навзничь как скошенный.

— О-о-о, черт! — У Ганса не нашлось других слов для благословения бедной отлетающей души Хэнка. С криком отчаяния он бросился вперед, наводя сильное энергетическое поле своего бластера на все подряд.

За свои старания он был вознагражден приспособлением типа бумеранга. Появившись словно ниоткуда, оно со свистом прорезало воздух и вошло, как в масло, в шею заступника. Голова бедняги неестественно откинулась назад, но не упала, так как повисла на лоскуте кожи, соединяющем ее с туловищем. Вверх взметнулся фонтан крови. Проводник упал на спину. По телу прошла предсмертная судорога. Готовые вылезти из орбит глаза с секунду еще смотрели на окружающее как будто осмысленно, затем свет в них погас. Бесполезный теперь бластер, зажатый в руке мертвой хваткой, выжег траву вокруг.

За какие-то считанные секунды не стало двух сильных, полных здоровья людей. Все кончилось для Хэнка и Ганса. Их уже ничто не интересовало. Им ничего уже не было нужно.

Приступ паники, вызванный массовым выбросом адреналина в кровь, пронзил каждую клеточку тела Брукинса. Он с отвращением взглянул на свое антикварное ружье, и оно показалось ему сейчас таким же бесполезным, как тонкий прутик.

Ошеломленный, юрист некоторое время стоял неподвижно, вдыхая зловоние смерти, наполнившее воздух.

Затем сработал инстинкт самосохранения.

Надо срочно что-то делать.

Не выпуская из рук винтовки, он приблизился к Петре и тронул ее за плечо:

— Что-то мне здесь перестало нравиться. Пора сматываться.

К Петре, находившейся, как и все, в некотором оцепенении, начало возвращаться самообладание и даже трезвый расчет.

— Может, нам взять с собой бластер?

— Это вызовет новую атаку. Ты же видишь, у них на него аллергия. Бежим. Посмотрим, как ты умеешь бегать. — Брукинс понемногу начал приходить в себя, ему уже удавалось шутить.

С этими словами он повернулся и побежал в сторону, противоположную той, откуда они пришли.

Оставшиеся охотники еще стояли разинув рты. На их глазах были молниеносно убиты их защитники, надежда и заслон от грядущей реальной опасности. Они остались в диком лесу одни перед неизвестным смертельным врагом. Врагом вооруженным, беспощадным. Он хотел их смерти, непрерывно следил за ними. Тут было от чего голову потерять.

Двое из группы начали стрелять из своих ружей по кустам наугад.

“Ошибка! Вот дураки! — набегу, не оглядываясь, подумал Брукинс. — Нельзя стрелять. Сейчас их перебьют”. Он еще не знал, что нужно делать, но тот же инстинкт самосохранения подсказывал, чего делать не надо. Стрельба кончится очередной атакой неизвестных. Спасение не в сопротивлении, а в бегстве. Петра, не отставая, бежала сзади. Брукинс слышал ее учащенное шумное дыхание. А баба неглупа. Главное — вовремя пристроиться за лидером... В жизни он и сам всегда придерживался этого правила.

Юрист был в хорошей физической форме. Бегал он всегда неплохо. Но сейчас, подгоняемый страхом, он превзошел самого себя. Брукинс чувствовал, как вызванные страхом химические вещества пришли на помощь, растекались по его мускулам, придавали сил. Назад дороги не было. Только вперед. Они уже мчались по лесу. Бежать стало намного труднее, зато есть укрытие. Здесь немного безопаснее. Враг остался позади. Теперь подальше от этого страшного места. Сзади слышались беспорядочные выстрелы, вопли. Расплата за сопротивление наступила скоро. Не останавливаться, не оглядываться! Мысль о том, что когда-нибудь он вернется в город уже не казалась такой нереальной. Он сможет, он должен, он обязательно вернется. Сил словно сразу прибавилось. Брукинс опят ускорил бег.

Что-то не слышно за спиной дыхания Петры. Наверно, отстала. Сзади послышались какие-то звуки. Споткнулась, вскрикнула, пытается удержать равновесие, хруст веток и звук падающего тела. Упала-таки. Как будто издалека послышался приглушенный бопль:

— Брукинс, дай мне...

Первая мысль — не останавливаться, бежать и только бежать. Но интуиция подсказывает, что такой большой опасности уже нет. Можно потратить несколько секунд... Подумай, мой мальчик, ведь Петра будет твоим вечным должником! А это лучше, чем деньги. Это власть над человеком.

Мечту о власти Брукинс культивировал всю сознательную жизнь. Он резко остановился и побежал назад. Женщина лежала лицом вниз всего в нескольких метрах от него. Она пыталась подняться. Юрист протянул руку.

— Давай же, давай, Петра! Нашла время лежать. Нам нужно спасти наши...

Петра подняла лицо от земли. И о ужас! К лицу ее приклеилось что-то живое, темное, похожее на краба. Оно закрыло нос и рот. Брукинс увидел борозды крови там, где эта пиявка впилась в кожу. Присосавшаяся тварь была похожа на адскую маску. Он понял, почему вопль женщины доносился как бы издалека и приглушенно. А вдруг это животное перекинется и на него? Любитель острых ощущений инстинктивно отдернул свою руку и попятился.

Брукинс был человеком быстрой реакции. Решение пришло молниеносно: “Я ничем не могу ей помочь. Ничем. Придется предоставить Петру самой себе. Да, так... И только так. Задерживаться дольше опасно”. Он повернулся и побежал что есть мочи. В ушах звучали крики, предсмертные стоны. Оставшихся ли на поляне охотников? Женщины ли, брошенной им так коварно?

Спастись! Бежать! В город, в безопасность. Мысли о своем предательстве он прогнал.