Раненый открыл глаза.

— Мсье, подойдите поближе, — пролепетал он дрожащими губами.

Три европейца склонились над ним. Гай бегло осмотрел распростертое тело. На груди и спине большие кровоподтеки.

Переломов, видимо, нет, но лицо посерело и неестественно осунулось, нос заострился, губы посинели. Лионель низко нагнулся к профессору:

— Что случилось, герр Балли? Ради бога, говорите!

— Я оставил носильщиков на привале. Стал один обходить горы… Натолкнулся на пещеру и клад… Три сундука… Разбил один и для образца взял… сколько мог унести… Недалеко от привала сорвался с тропинки. Порода здесь мягкая… Крошится под ногами…

— Значит, сокровища Ранавалоны найдены? Поздравляю, дорогой профессор! Вы скоро подлечитесь, отдохнете и…

— Я умираю, д'Антрэг… — прошептал раненый и бессильно закрыл глаза. — Слишком долго лежал без помощи… Все кончено… — Он слабо зевнул и с видимым напряжением прошептал: — Письмо… заранее заготовлено на случай… Деньги переведите… жене… Поручаю… забо… заботу… — Он замолчал.

Гай видел, как Лионель качнулся было вперед, чтобы сказать несколько слов утешения и надежды, но слова были бесполезны, ученый умирал. Страшным усилием воли он добился того, что попал в лагерь живым, и теперь силы быстро оставляли его исковерканное тело.

— Где… граф? — чуть слышно, не раскрывая глаз, спросил раненый. — Нужно передать… место…

Лионель вскочил.

— Сейчас, профессор… Эй, где мсье де Авелано? Вокруг теснилась толпа легионеров и туземцев. Все молчали.

— Я спрашиваю, где начальник экспедиции?

— Побежал к своей палатке, мой лейтенант, — ответил Сайд.

— Зачем? Наверное, за лекарствами. Сейчас позову… В одну минуту! И Лионель тоже исчез.

На бескровном лице умирающего выступили мелкие капли пота. Дыхание стало редким и глубоким. Вдруг он открыл глаза и увидел Гая.

— Кто… вы?

— Друг Лионеля и ваш, профессор. Чем могу помочь? Несколько минут мутнеющие глаза смотрели на Гая, как будто ничего не видя. Потом бескровные губы шевельнулись:

— Времени нет… Слушайте… Гай нагнулся ниже.

— Золото…

Раненый вздохнул.

— Лежит… — Губы его дрогнули: — Вблизи… Стеклянные глаза уперлись в небо. Герр Балли был мертв.

Лоренцо спешил во главе отряда рабочих. Гай был удивлен происшедшей с ним переменой: шляпа съехала набок, волосы прилипли к потному лбу, усы обвисли — он стал похож на пьяного.

— Ну, дорогой профессор, я готов! — закричал он еще издали. — Носильщики, охрана, все организовано по вашему плану! Вы будете довольны, уважаемый друг!

Путаясь длинными ногами от нетерпения, он торопливо подбежал и присел на корточки:

— Итак, я слушаю, милый Балли! Вот карта. Укажите место. — Он наклонился к трупу. — Ведь это недалеко, а? Но без вас мы ни за что не найдем в этих проклятых горах. Ну-с, я к вашим услугам!

Напряженное ожидание.

— Профессор, вы… — Лоренцо смолк.

Из-под съехавшей набок шляпы виднелись только рыжие усы. Они вдруг задрожали… Медленно-медленно Лоренцо поднял перекошенное лицо и взглянул на Гая потерянными глазами.

— Умер! — отрезал тот.

— Как… умер? — с трудом шевеля побелевшими губами, переспросил Лоренцо. — Умер?! Не может быть!!!

Гай молча пожал плечами.

— А золото?

— Не успел указать место.

Но Лоренцо не слушал. В отчаянии он бросился на колени и исступленно схватил умершего за плечи:

— Герр профессор… Профессор… Балли… Черт!.. Потом он поднялся и подошел к Гаю.

— Он указал вам место!

— Нет.

— Не врите!

— Не забывайтесь, граф!

— Я все узнаю!

В упор они долго сверлили глазами друг друга. Перед Гаем стоял оскаливший зубы волк.

— Мы готовы, господин.

Отряд носильщиков выстроился перед Лоренцо. Позади слуги держали под уздцы трех верблюдов. Появился Лионель и подбежал к Гаю.

— Ван Эгмоид! Я обыскал все становище… Ах, вы здесь, граф! Герр Балли… Вы успели поговорить?

Не отвечая, Лоренцо повернулся к своему отряду.

— Забрать! — указал он старшему на золотое блюдо и стоявшую на нем чашу с драгоценностями. — Перенести в мою палатку! Поставить надежную охрану! Отвечаешь головой!

Сунув руки в карманы, он отошел прочь.

Гай вспомнил о Тэллюа и увидел ее одновременно. Она уже успела побывать у себя, переодеться в простую черную юбку и гандуру и привести с собой служанок. Когда Лоренцо со своими людьми скрылся из вида, Гай с Лионелем поглядели ему вслед и растерянно остановились перед трупом. Но Тэллюа уже подала знак, женщины подняли умершего и перенесли в его палатку. Начался печальный обряд приготовления к погребению. Тем временем Лионель и Гай сложили вещи умершего. Письма и деньги Лионель спрятал в свою походную сумку. Когда женщины приступили к омовению тела, они вышли из палатки. Закурили.

Наконец Лионель прервал молчание:

— Какая неожиданная гибель! В расцвете сил и на пороге большой удачи… — Он задумался, помолчал. Потом сказал — Интересно знать, намерен ли мсье Лоренцо отправиться в крепость и сообщить в Швейцарию о несчастье? Он, кажется, не особенно тронут трагическим концом прекрасного человека… «Удобный момент! Ну, не упустить… Только сделать все поделикатнее…» — Вполне естественно с его стороны.

— Почему же?

— А потому, что мсье де Авелано очень дурной человек.

Лейтенант удивленно поднял брови.

— Вы отзываетесь так неблагоприятно о человеке, которого знаете едва ли три дня, мсье ван Эгмонд.

Наивный мальчик… Точно Красная Шапочка бродит он в лесу один среди волков… Гай пристально посмотрел на лейтенанта…

— Судьба захотела, чтобы этих трех дней оказалось достаточно для оценки личности графа. — Гай начал спокойно, даже несколько холодно. — Мне очень приятна мысль, что через неделю можно будет расстаться с ним навсегда. — Я смогу сделать то же через четыре месяца….

— Четыре месяца… Гм… У него, однако, вполне достаточно времени, чтобы причинить вам неприятность.

— Неприятность? Мне?

— Вам. Граф — опасный человек. Как все слабые люди, он увлекается и не умеет вовремя сдержать порыв раздражения. И… — Гай запнулся. Лионель спокойно смотрел на него, улыбался, словно ободряя. — У него внезапное раздражение может вызвать враждебный выпад, последствия которого… — Полноте, дорогой друг! Вы намекаете на заинтересованность графа в известной нам девушке?

— Да!

— Знаю… Но… — Офицер обратился к Гаю с той же дружеской улыбкой, заглянул в глаза и закончил шепотом: — Но дуэль не состоится!

— Вы напрасно шутите, д'Антрэг. Я уважаю вас, и, наконец, я значительно старше. Все это позволяет мне быть несколько навязчивым в роли непрошеного советчика. — Гай шагнул к нему и закончил: Дуэль не состоится. Будет удар в спину.

Лионель долго рассматривал собеседника, словно видел его впервые. Этот взгляд как-то состарил его лицо. Он вдруг перестал казаться мальчиком. — Удар в спину тоже не состоится — будет лишь фейерверк… Немножко искр, немножко треска… И все.

— Все ли?

— Милый ван Эгмонд, неловкости в разговоре легче всего смягчаются прямотой. Вам хочется сказать мне что-то? Ну, смелее подавайте на стол ваше блюдо!

Гай изложил ему все, что видел за обедом и после него. Лишь во время рассказа о послеобеденной встрече в горах лейтенант оживился и задал несколько вопросов.

— Все это я учту. Спасибо. И не беспокойтесь, дорогой друг. Опасности нет. Его уверенный тон начал бесить Гая. Несносный мальчишка! Конечно, какое ему дело? — Но Гай вспомнил ночной разговор, в крепости. Нет, нужно довести дело до конца!

— Все в порядке, полагаете вы? Хорошо! Так вот слушайте. Жара подняла меня с постели в первую ночь приезда и…

«Ага! Теперь-то ты у меня запрыгаешь, милый!» — подумал тот.

— И я невольно оказался свидетелем одной весьма примечательной встречи.

— Под навесом?

— Да.

Гай ожидал взрыва любопытства, но на лице Лионеля отразилось скорее недовольство и усталость. Он сделал гримасу, как будто прикоснулся к жабе. — Очень жаль, что, попав сюда, вы начинаете втягиваться в омут нашей жизни. Или это Африка делает свое дело? Ван Эгмонд, милый, — Лионель взял Гая за руку, — бегите отсюда! Через неделю — конец Сахаре, через две — конец Африке! Ведь славно, а? Возвращайтесь!

Гай холодно выдернул свою руку.

— Вижу, что вас совершенно не интересует разговор графа Лоренцо с…

Офицер сам закончил:

— С Бонелли.

Отступив на шаг, Гай смотрел на него во все глаза.

— Позвольте… На днях вы даже не знали этой фамилии…

— Знал, дорогой вам Эгмонд, хорошо знал.

— Черт побери, так зачем же вы спрашивали, кто это и где я его встретил?

— Мне нужно было проверить обстоятельства вашего знакомства.

Слово «проверить» неприятно резануло ухо. Исподлобья Гай посмотрел на своего собеседника: лейтенант Лионель д'Антрэг в эту минуту казался следователем, ведущим его дело. Это до такой степени поразило Гая, что на мгновение он забыл главное — откуда Лионелю известен разговор под навесом?

Слегка отвернувшись, очень сдержанно Гай спросил:

— Итак, вам вздумалось проверять меня?

— Да, по обязанности. Мы всех проезжающих держим под наблюдением. Они обменялись взглядами. Гай швырнул потухшую сигарету.

— Вот как… Ну, и что же вы думаете о нашем знакомстве!

Считаю, что муссолиниевский синьор капитано сделал неудачную попытку оседлать голландца Гайсберта ван Эгмонда. Я не проявил должного интереса к пресловутой беседе под навесом по одной весьма простой причине: она мне известна от первого до последнего слова.

— Как, и вы там были?!

Гай озадаченно взглянул на Лионеля. Тот пожал плечами.

— Нет, зачем же… Слишком жарко, чтобы бродить по ночам. Утром я получил письменный рапорт.

— Значит…

Лионель кивнул:

— Совершенно верно: граф Лоренцо — мой платный информатор.

В эту минуту Лионель был мудр, как змей, ему было много сот лет.

— Вы заглянули в недозволенное, — заговорил наконец он, — и узнали, что происходит позади пошлых декораций франко-итальянской дружбы. Вы знаете теперь — там делаются гадости. Друзья подставляют друг другу ножку. Но вы узнали и другое. В этой борьбе оба противника, нанося удары, щадят и оберегают друг друга, потому что они находятся перед лицом общей опасности. Она кроется в сопротивлении туземцев. Свалка между хищниками при дележке добычи допускается, только пока нет угрозы самой возможности грабежа. При первом признаке сопротивления грызня прекращается, и хищники сообща добивают жертву.

Лейтенант помолчал.

— Хотелось бы предостеречь вас от недооценки увиденного и услышанного. Вспоминаю, что после разговора под навесом на следующий день вы ожидали взрывов и стрельбы. Ведь правда? А теперь можете считать услышанное лишь досужей болтовней! И то и другое — неверно. Помните: наша борьба за Африку изобилует человеческой кровью! Пусть внешний порядок и спокойствие вас не обманывают! — Он задумался, вздохнул, потом продолжал: — Наша скрытая борьба гораздо умнее, чем вы думаете. Не в кулаках здесь главное, а в голове. На стороне итальянцев — задор и напористость, на нашей стороне — опыт. Сотни лет Франция успешно держит в руках цветные народы, поэтому научиться нам было время… Опасностей, конечно, много, но они в границах учтенного. Я мог упустить из виду мелочь, но все главное предусмотрено. Французский ум, склонный к логическому анализу, всегда был и будет нашим лучшим оружием!

Они замолчали.

Удивительно, как новая точка зрения может сразу изменить перспективу и соотношение сил! Гай нашел маленький мирок, где в порядке официальной иерархии были расставлены определенные фигуры. Сейчас Гай увидел два плана — передний и задний, и трудно было решить, который из них гнуснее…

— Взгляните сами, — сказала одна из рабынь, приподнимая полог палатки.

Умерший лежал на носилках, аккуратно обвитый белой материей.

— Нужно хоронить здесь, — размышлял вслух офицер. — По жаре тело везти нехорошо, да и гораздо достойнее придать его земле здесь, в горах, чем под стенами крепости.

— Конечно. Отдайте распоряжение о немедленных похоронах.

— А кому? Ведь священника-то нет с нами!

— Но солдат же вы хороните сами?

— Зарываем в песок. Вместе с убитыми в перестрелке животными. Так хоронить профессора не хотелось бы…

— Что же делать?

— Не придумаю. Нужно спросить у Сифа!

У свежевырытой могилы был выстроен взвод. За ним теснились туземцы. У ямы на носилках лежало тело. Над ним — Лионель, Лоренцо и Гай. Сиф бегал кругом, усердно стараясь придать захоронению торжественный вид.

— Можно начинать, мой лейтенант, — наконец прошептал сержант, утирая рукавом широкое лицо.

— Что начинать?

— Отпевание.

— Они переглянулись.

— Прочитайте молитвы, мой лейтенант!

— Я? Я не умею… Может быть, вы, граф?

— Я корсиканец, у нас хоронят иначе. Герр Балли был протестантом. Пусть ван Эгмонд помолится у тела.

Они были в явном затруднении, и Тэллюа шепотом спросила у Сифа, в чем же дело. Тот что-то прохрюкал в маленькое бронзовое ушко.

— Не умеют молиться?

Она была поражена. Она смотрела то на европейцев, то на тело, потом обернулась к служанке и передала ей эту совершенно непонятную новость. И на этот раз выручил Сиф:

— Не извольте беспокоиться, господа, сейчас все обтяпаем в наилучшем виде!

— Только не вы… — начал Гай. Сиф пронизал его взглядом.

— Не волнуйтесь, мсье. Вы не умеете, я не люблю. Но мы найдем специалиста. Он повернулся к солдатам.

— Эй, ребята, есть ли у нас священник? Молчание.

— Кто сумеет отпеть тело?

— Я, — ответил голос из рядов.

— Вали сюда!

Перед лейтенантом вытянулся длинный солдат лет сорока с усталым интеллигентным лицом и глазами.

— Рядовой № 8771 к вашим услугам.

— Вы — бывший священник?

— Бывший монах. Достаточно помню молитвы, чтобы отпеть тело.

— Начинайте, пожалуйста.

— Слушаю.

Это были живописные похороны. Аккуратно перевитое тело лежало перед неглубокой ямой. Бывший монах, положив винтовку, на землю, негромко, но ясно читал молитвы. За ним стояло четверо европейцев, Тэллюа и четкие ряды легионеров. Дальше толпились туземцы да пылали в раскаленном небе оранжевые зубья Хрггара.

Солдаты не знали порядка католических похорон, но набожное благочиние поддерживал пример сержанта: когда он крестился— все начинали креститься, и вслед за ним все повалились на колени.

Потом тело уложили в яму, забросали раскаленной землей и камнями и сверху придавили глыбой, на которой расторопный Сиф нацарапал штыком надпись. Взвод дал залп, куры и женщины бросились врассыпную… Все было кончено.

— Каким же образом вы попали в легион? — обратился к бывшему монаху Лионель, предлагая ему сигарету, чтобы подчеркнуть неофициальный характер беседы. — Что толкнуло вас на необычный путь?

— Духи, — отвечал печальный солдат. — Я люблю душиться… Всегда любил, признаюсь. Бывало, настоятель едва входил, как уже начинал морщиться: «Греховно смердит, ох греховно! Опять согрешил брат Гиацинт!» Это меня в монашеском звании именовали Гиацинтом. Но мне надоели вечные укоры. Тут подвернулась война. Я удрал из монастыря и поступил в гусары. Я венгр. В отставку вышел ротмистром.

— Ах, вот как!.. Почему же вы не подадите заявление об экзамене на звание сержанта? Ведь жить станет легче!

Солдат равнодушно улыбнулся и пожал плечами.

— Чинов мне не надо, за легкой жизнью не гонюсь. У меня в жизни случилась катастрофа. Дело чести, понимаете. Застрелиться не хватило мужества, и я похоронил себя здесь. Дослуживаю второй срок. И запишусь снова — буду служить, пока не убьют.

Солдат № 8771 докурил сигарету, взял под козырек и скрылся в рядах легионеров. Гай оглянулся — туземцы группами расходились к шатрам, легионеры стояли «вольно», ожидая дальнейших приказаний. Праздник был сорван, даже идти к Тэллюа не хотелось.

— Как все надоело! — страдальчески поморщился Лионель. — Четыре месяца… Еще четыре…

— Что вы намереваетесь делать?

— Отправляться дальше. Зайду к Тэллюа проститься, и через четверть часа выступаем. Эй, сержант, готовьте людей к походу!

Лоренцо и Гай остались у края дороги. Сквозь густую завесу пыли тускло сверкало оружие, ровно стучали по камням кованые солдатские сапоги. Они смотрели, как прошел последний верблюд, груженный пулеметами; душистый брат Гиацинт, задумавшись, плелся за ним с винтовкой за плечами. Лионель, остановившись в тени скалы, проверял людей.

— Свидание в Париже! На обеде у меня в день вашего приезда! — крикнул он Гаю, помахав рукой. — Ведь я буду дома раньше вас!

Легионеры скрылись из вида, только из-за поворота дороги доносился еще мерный топот. Постепенно все стихло… Лоренцо подошел к Гаю с любезной улыбкой.

— Мсье ван Эгмонд, трагическая гибель профессора спутала мои планы, но не должна спутать ваши. Пройдемте к Тэллюа, поговорим о том, что вам следует посмотреть в этих горах. Времени у вас немного, и нужно узнать самое главное.

Тэллюа, скрестив босые ноги, сидела на диване и грызла засахаренные орешки. Лоренцо и Гай, обложившись подушками, удобно расположились у ее ног на ковре. Подали чай. Хозяйка отослала прислугу.

— Итак, любезный граф, я слушаю вас с интересом.

Некоторое время Лоренцо, как бы собираясь с мыслями, молча курил, пуская перед собой дымок. Чувство опасности овладело Гаем. «Зачем он увел меня из становища? Где Аллар? Почему он исчез сразу после гонки?»

Лорепцо молча рассматривал синие кольца дыма, а Гай украдкой ощупывал в кармане браунинг. Пуля была в стволе. Вдруг он заметил, как Тэллюа взглянула на Лоренцо… «Между ними существует договоренность?»

Лоренцо приподнялся на подушках и приблизил свое лицо к лицу Гая. Его водянистые, как будто навсегда потухшие глаза возбужденно блестели. Едва подавляя ярость, он вдруг закричал:

— Для меня сокровище Ранавалоны — это жизнь. Слышите? Жизнь! Жизнь!! Нет, гораздо больше: золото для меня — свобода!

Тэллюа, смуглыми пальчиками выбиравшая с подноса засахаренные орешки, подняла голову и повернулась к Гаю. Гай ответил как можно спокойнее:

— Произошло недоразумение. Балли умер, не успев передать секрета.

Лицо Лоренцо передернулось, но он сделал усилие и овладел собой.

— Ван Эгмонд, отпираться бесполезно. Я знаю все. Рядом с вами в толпе стоял легионер, немного понимающий по-немецки. Профессор сказал: «Золото лежит вблизи…»— и назвал место, но мой осведомитель не расслышал последнего слова.

Гай рассмеялся.

— Умерший действительно сказал: «Золото лежит вблизи…» Все это правда. Подтверждаю. Но где именно находится клад, я не знаю так же, как и вы. Лоренцо страшно побледнел…

— Ван Эгмонд, я прошу, слышите, прошу — скажите: где золото? — Задыхаясь от волнения, он приложил руку к сердцу — Пожалейте меня! Умоляю!

Гай молчал.

Лоренцо сорвал галстук и расстегнул воротничок. Краска медленно залила его бледное лицо.

— Где золото?

— Уверяю, что…

— Где золото?!

— Мсье Авелано, этот тон…

Лоренцо скрипнул зубами. Водянистые глаза налились кровью, обвисшие усы ощетинились.

— Мне надоело повторять одно и то же! — с расстановкой прошипел он. Не сводя друг с друга глаз, они начали медленно подниматься. Отбросили ногами подушки. «Как две змеи на празднике! — пронеслась неожиданная мысль в голове Гая. — Но он не проглотит меня. Нет…»

Тэллюа, с любопытством наблюдавшая сцену, продолжала грызть орешки. Этот сухой треск и тяжелое дыхание двух мужчин нарушали жаркую тишину. Гай сунул обе руки в карманы.

— Так вы отдадите мое золото? Или я должен вырвать его силой?!

— Клянусь…

— Вор!!! — с искаженным лицом взвизгнул Лоренцо и дрожащей рукой полез в кобуру. — Проклятый фотограф!

— Стреляю через карман! — не вынимая браунинга, Гай направил дуло на Лоренцо. — Еще одно движение, и вы убиты!

Тэллюа громко засмеялась.

Гай попятился к выходу. Вдруг за его спиной кто-то торопливо откинул полу шатра. Рабыня просунула голову и, задыхаясь от волнения, крикнула:

— Патруль вернулся!