1

«Ситроен» Корина неспешно вывернул из-за угла улицы Риволи и покатил в сторону Сен-Дени — исторического центра Парижа, где в седьмом веке и позже королевские кортежи направлялись на службу в Нотр-Дам. Теперь улица Сен-Дени сверкала бесчисленными зеркальными витринами секс-шопов и прочих похабных заведений, переселившихся сюда с бульвара Клиши и Пляс Пигаль. Золотое летнее солнце слепило глаза. Корин опустил дымчатый козырек над ветровым стеклом, спасаясь от прямых жалящих лучей.

Он припарковал машину возле входа в любимый ресторанчик «Латойя», почти пустой в эти утренние часы. С тех пор, как Стефи уехала в Германию, дабы распорядиться недвижимостью в Мюнхене, Корин старался питаться вне дома — вид словно осиротевших стен навевал тоску. Он звонил в Мюнхен каждый день по два раза, да и уехала Стефи ненадолго, и все же сильно скучал.

Люди, внесшие его в таинственный список под номером пять и основательно покопавшиеся в его биографии, во многом ошибались, в частности, в отношении его семейного положения. Корин не был женат на Стефании Джонсон, несмотря на все ее настояния. Его прошлое, когда он оказывался втянутым в мрачные и кровавые события и чудом остался жив, неопределенное настоящее и совсем уж туманное будущее не давали права на покой и уверенность — две вещи, которых он жаждал всей душой и которых был лишен.

Корин заказал подошедшему официанту легкий завтрак и бутылку минеральной воды — жара усиливалась. Он бросил взгляд на часы. Попросил принести телефон и позвонил в Мюнхен, в отель, где остановилась Стефи. Никто не ответил. Корин с досадой положил трубку.

На мгновение в зале стало темно — вход загородила могучая широкоплечая фигура. Корин знал этого человека, они познакомились в Неаполе, быстро прониклись взаимной симпатией и часто обедали вместе в ресторане «Латойя» во время наездов Александра Эпилгейта в Париж.

Эпилгейт служил под началом полковника Коллинза, и сперва их контакты с Кориным носили чисто деловой характер — майор помогал в обработке материалов последней операции Корина. Однако открытый, приветливый Эпилгейт постепенно растопил лед недоверия, хотя близкими друзьями они и не стали.

Эпилгейт сразу прошагал к барной стойке, не заметив сидящего в углу Корина. Он выглядел серьезно-озабоченным и пробыл в ресторане не более пяти минут, позвонив кому-то и выпив бокал освежающего напитка. Корин на секунду задумался. Не имеет ли хмурый вид майора отношения к недавнему звонку Коллинза?

Полковник позвонил Корину под вечер три дня назад, не спрашивал ни о чем конкретном и ничего не предлагал. Разговор казался осторожным, прощупывающим и оставил Корина в недоумении.

Положив деньги на столик, Корин вышел вслед за Эпилгейтом. Тот уселся в машину и дал газ. Корин мог бы последовать за ним в «Ситроене», но зачем? Какое ему дело до забот и планов эмиссара ЦРУ? И без того ясно, что майор приехал в Париж не отдыхать.

Так или иначе, смутное беспокойство не покидало Корина. Он решил позвонить Эпилгейту вечером — в отель «Лион», где тот всегда останавливался в Париже.

Автомобиль майора скрылся из вида. Корин не спеша подошел к «Ситроену». Солнечный луч блеснул в зеркале заднего обзора, где над крышами таяли в чистом горячем небе невесомые паутинные облачка.

Он не обладал даром ясновидения и не мог знать, что кроется за их безмятежностью. Небеса таили угрозу.

 

2

Джон Уинстон Каннингхэм успел основательно отвыкнуть от тридцатиградусной жары, а сегодня она царила повсюду в небольшом курортном городке Нейпле, штат Флорида. Солнце едва не растопило линолеум, покрывающий пол лоджии номера Каннингхэма в отеле «Фор Сизенс», где начальник отделения «М» ЦРУ США остановился неделю назад.

Предполагалось, что Каннингхэм должен наслаждаться честно заработанным отпуском. Какое там!

Жара просачивалась не только под легкую белоснежную рубашку, но словно под самую черепную коробку, и никакие прохладительные напитки, коими в изобилии был снабжен бар, помочь в принципе не могли.

Каннингхэм прилетел во Флориду прямо из Скандинавии. Там в определенных кругах его знали как Свена Лундквиста, коммерсанта. В реальности же он провел и успешно завершил труднейшую операцию по разоблачению и захвату террористической группировки «Красный рассвет», не дававшей ЦРУ покоя с 1987 года. Многочисленные предыдущие попытки уничтожить ее оказывались безрезультатными. Люди ЦРУ исчезали бесследно. Каннингхэму удалось то, что не удавалось другим, и с маленькими потерями — погибли лишь двое из его труппы, а его собственное предплечье было задето прецессионной пулей с пустотелой головной частью.

Новый директор ЦРУ Майкл Каренс, назначенный вместо скомпрометированного скандалом вокруг дела Олдриджа-Эймса директора Уолси, поздравил Каннингхэма с успехом шифрованной телеграммой, однако не выразил готовности предоставить ему отпуск. Пришлось действовать обходными путями, через Фрэнка Коллинза, и это оказалось неожиданно легко. Каннингхэма ценили, его берегли. В засекреченных досье, похороненных в недрах компьютеров ЦРУ, его фамилия числилась в так называемой «первой десятке» — среди лучших, надежнейших, самых опытных сотрудников.

Лучший и надежнейший чертыхнулся, выплеснул из стакана мгновенно нагревшуюся на солнце кока-колу и вернулся с балкона в комнату. Здесь было немного прохладнее — с гудением трясся включенный на полную мощность старый кондиционер. Дж. У. Каннингхэм поморщился, массируя перевязку на левом предплечье. Рана неопасна, но порой чертовски болезненна…

Отпуск начинал тяготить Каннингхэма. Валяться на пляже среди покрасневших тел бездельников — такое ему и в голову не приходило, а ежевечерние визиты в бар уже приелись. Женщины, каких можно было подцепить в Нейпле, его также не интересовали в силу чрезвычайно высоких запросов. Оставалось спасаться от жары в отеле.

Противно зазвонил телефонный аппарат. За неделю пребывания в «Фор Сизенс» он беспокоил Каннингхэма впервые, и, снимая трубку, тот удивился, какой раздражающий у зуммера тембр.

— Слушаю, — пробурчал в трубку великий Дж. У.

И повторил, раздосадованный и слегка встревоженный ответным молчанием:

— Слушаю!

— Джон… Это Эпилгейт.

Каннингхэм облегченно вздохнул. Майор Александр Эпилгейт не служил в отделении «М» и не являлся ни начальником, ни подчиненным Каннингхэма, а значит, ожидать профессиональных неприятностей не приходилось. Они относились друг к другу с симпатией и уважением, и в первую секунду Каннингхэм обрадовался звонку, но сейчас же задумался. Эпилгейт должен быть в Париже, выполняя задание, о котором Каннингхэму не полагалось знать (его преимущество заключалось в том, что он всегда знал несколько больше, чем полагалось, и умел молчать об этом). И уж ни при каких условиях Эпилгейту не мог быть известен флоридский номер Каннингхэма. Только один человек мог дать ему телефон в частном порядке и не задавая лишних вопросов — Фрэнк Коллинз. Значит, Эпилгейт обращался к Коллинзу, и не по команде, а частным образом. Зачем? Тут что-то не так.

— Слушаю, — в третий раз, уже настороженно повторил Дж. У. — Где ты?

— В Париже, Джон. Если быть точным, в ресторане «Латойя» на Сен-Дени.

Каннингхэм молчал, ожидая дальнейших разъяснений.

— Насколько мне известно, ты не слишком перегружен работой, а, Джон? — продолжал майор, стараясь говорить полушутливым светским тоном. Но в его голосе отчетливо звучала тревога.

— Да вроде нет, если не считать работой ежедневную бутылку «Лонг Джона», — принимая тон, отозвался Дж. У. — А что случилось?

Майор ответил не сразу.

— Ты нужен мне, Джон. Прилетай как можно быстрее.

Привыкший к самообладанию Каннингхэм тем не менее вздернул брови. Такого он никак не ожидал.

Более чем странная просьба Эпилгейта не могла быть связанной с заданием майора — в таком случае он обратился бы за помощью к непосредственному начальству. Значит, личное дело. Но какое, во имя всего святого, личное дело стоило того, чтобы бросать отпуск и тащиться через половину планеты?!

— Может, пояснишь хотя бы? — проговорил Каннингхэм, прижимая трубку к уху здоровой рукой и пытаясь вытащить сигарету из пачки пальцами другой руки.

— Не могу, Джон, — помолчав, сказал Эпилгейт. — Сам ни черта не понимаю. Вряд ли это связано с работой. Но что-то происходит вокруг. Это мне совсем не нравится. А реальных доказательств никаких. Поэтому я и звоню… Ты — единственный известный мне… мм… коллега, обладающий кроме всего прочего еще и воображением. Мне что-то не по себе…

Каннингхэм неслышно присвистнул. Услышать подобное признание от человека, добровольно вызвавшегося во Вьетнаме прикрывать отход попавшей в окружение Вьетконга роты с одним лишь швейцарским «штурмгевером» с неполным боекомплектом? Человека, который в Атланте в 1990-м в одиночку, не дождавшись подкрепления, ворвался в дом, где вооруженные озверевшие фанатики из секты «Свет Давида» захватили в заложники женщину с двумя детьми?

И уж никак нельзя приписать Эпилгейту склонность к мистике, паникерству и фантазированию.

Вывод один. Надо ехать.

— Как мне найти тебя? — осведомился Дж. У., доставший наконец злополучную сигарету и тут же отложивший ее ради авторучки.

— Я живу в отеле «Лион», номер 300.

Левой рукой на полях газеты Каннингхэм нацарапал: «Лион-300».

— Вылетаю… — он решил несколько снять напряжение: — А пока запиши рецепт доктора Джона: два двойных виски на ночь и поменьше читать Стивена Кинга.

— Пока, Джон.

Каннингхэм опустил трубку на аппарат, закурил, оторвал клочок газеты и засунул в карман. По его заказу горничная принесла расписание рейсов из аэропорта Дженсонвилла. Ближайший самолет в Париж отправлялся завтра утром. Если прямо сейчас взять напрокат машину и отправиться в Дженсонвилл, утром он без проблем будет в самолете.

Дж. У. позвонил в кассу аэропорта, распорядился оставить билет на свое настоящее имя, собрал в дорожную сумку немногочисленные вещи и спустился в холл.

— Уезжаете, сэр? — огорчился портье. Каннингхэм никогда не жалел для него чаевых.

— Мне понадобится машина, — сказал Дж. У.

Спустя полчаса Джон Уинстон Каннингхэм покинул Нейпле на потрепанном, но мощном «Тандерберде». Он поехал не через Лейкленд, а через Форт-Майерс, Венис и Сарасоту. Впрочем, какой бы маршрут он ни выбрал, свою судьбу он уже не мог изменить: в игру включились силы, намного превышавшие возможности Дж. У. Каннингхэма.

Однако если бы он избрал другой путь, он не встретил бы на дороге голосующего Лесли Энджела.

 

3

«Боинг-747» рейсом 1001 Вашингтон — Дженсонвилл, мягко покачиваясь, начал снижение. Полковник Фрэнк Коллинз (номер четыре в списке, где первым значился Каннингхэм, а пятым — Корин) рассеянно наблюдал за редкими облаками в иллюминаторе, прихлебывая кока-колу из фирменного стаканчика авиакомпании. Из Дженсонвилла ему предстоял перелет в Сент-Питерсберг на небольшом самолете местной линии.

Еще утром Коллинз не предвидел никаких воздушных путешествий. В просторном кабинете в Лэнгли он проводил рутинное совещание, касающееся долгой и скучной операции в Багдаде, коей не было видно ни конца ни края. Коллинз как раз развивал здравую идею о поэтапном сворачивании операции, дававшей ничтожные результаты, когда мигнул огонек селектора.

— Полковник, — промурлыкала мисс Бэйтс, — вас просит зайти генерал Стюарт.

— Да, мисс Бэйтс. Как только закончится совещание, я…

— Он просил немедленно, сэр.

Коллинз нажал кнопку и встал. Просьбы начальства следовало выполнять неукоснительно, чтобы не переводить отношения на уровень предписаний и приказов.

— Прошу извинить меня, господа. Срочный вызов к генералу Стюарту. Что до обсуждаемого нами вопроса… Пусть мистер Уоллес подготовит меморандум к завтрашнему утру.

Уоллес кивнул. Сотрудники поднимались из-за длинного стола и покидали кабинет. Коллинз вышел последним. Шагая по длинному серому коридору штаб-квартиры ЦРУ, он прикидывал, чем может быть вызван внезапный вызов генерала, и не находил ответа.

В приемной Стюарта не было никого, кроме как всегда элегантной и неприступной мисс Бэйтс Коллинз изобразил на лице вопрос, долженствующий относиться к настроению генерала, и получил ответную кислую гримасу, означавшую «хуже некуда». Вздохнув, он толкнул полированную дверь кабинета.

Оказалось, что гримаса мисс Бэйтс давала весьма слабое представление о действительном расположении духа генерала. Джеймс М. Стюарт — высокий, под два метра, моложавый мужчина с непроницаемым лицом, только что не метал молнии из глаз. Он хмуро взглянул на вошедшего Коллинза, не поздоровался, не предложил сесть и рявкнул без предисловий:

— Где Каннингхэм?!

Полковник поднял брови до грани, вплотную отделяющей вежливое удивление от скрытого издевательства над начальством, секунду помолчал, дабы удостовериться, что вопрос генерала не является риторическим, и дал наиболее краткий из возможных ответов:

— В отпуске, сэр.

Генерал обогнул громадный стол и подошел к Коллинзу вплотную.

— Мне это известно. Где именно?

«Боже, — подумал Коллинз, — неужели Стюарт собирается по одному ему ведомой причине выдернуть усталого, раненого Каннингхэма на службу?»

— Сэр, — осторожно начал Коллинз, рискуя разозлить генерала окончательно и все же придав голосу непреклонность, — мистеру Каннингхэму тридцатисуточный отпуск предоставлен приказом, подписанным заместителем директора Каренса. Ни один федеральный закон не обязывает его сообщать, куда…

Генерал махнул рукой, давая понять, что не намерен дослушивать. Вся его злость вдруг куда-то испарилась, и Коллинз увидел перед собой донельзя расстроенного и встревоженного человека. Тревога генерала передалась и ему.

— Что случилось, сэр?

— Каннингхэм мертв.

Забыв о субординации, Коллинз присел в ближайшее кресло. Стюарт тихо продолжал:

— Его тело обнаружили близ автомобильной дороги во Флориде. На участке от Сарасоты до Сент-Питерсберга. Визуальное опознание исключалось — пули разнесли ему голову. Полиция воспользовалась «Реестром 106» и установила личность убитого по отпечаткам пальцев.

«Реестр 106», вот оно что. Так назывался специальный полицейский код, открывающий доступ в секретный банк данных, где хранились отпечатки пальцев всех сотрудников ЦРУ, ФБР и АНБ. В случае обнаружения неопознанных трупов, при возникших подозрениях полиция обязана была прибегнуть к «Реестру 106» и проверить, не имеет ли погибший отношения к спецслужбам.

— Я получил подробный доклад начальника полиции Сент-Питерсберга, — сказал генерал, протягивая Коллинзу компьютерную распечатку. — Обстоятельства смерти Каннингхэма настолько запутаны, что вам лучше лично вылететь на место.

Коллинз кивнул и попытался углубиться в полицейский отчет, но, перечитывая одно и то же место по нескольку раз, не мог схватить смысла бледных строчек. Джона Каннингхэма, великого Дж. У., блестящего оперативника, изумительного организатора, аналитика, светлой головы, опоры и друга, более не существовало на свете. ЦРУ нередко несло потери, но такие потери восполнить трудно…

Полковник оторвался от иллюминатора лишь тогда, когда «Боинг» совершил посадку в международном аэропорту Дженсонвилла. Он наскоро перекусил в кафетерии в ожидании рейса на Сент-Питерсберг (в самолете он не мог заставить себя проглотить ни кусочка).

К счастью, ждать пришлось недолго. В СентПитерсберге его встречала полицейская машина.

Полноватый тяжеловес в форме крепко пожал руку полковника и представился:

— Уиндэм, начальник полиции. А это, — он указал на своего спутника в штатском, — детектив Шарп. Он первым осматривал тело и руководил предварительным расследованием.

— Я прочел ваш доклад, — проговорил Коллинз, усаживаясь на заднее сиденье рядом с Уиндэмом. Шарп сел за руль, и автомобиль плавно тронулся по мокрому от недавнего ливня асфальту. — Надо сказать, в нем больше тумана, нежели ясности. Теперь я хочу послушать вас.

— Я думал, вы захотите послушать детектива Шарпа, — заметил Уиндэм. — Из первых рук.

Коллинз сделал утвердительный жест.

В полицейском управлении Сент-Питерсберга, помещавшемся на главной улице города, Коллинзу отвели кабинет. Полковник и детектив Шарп уселись в пластиковые кресла напротив друг друга. Полицейский закурил, предложил сигарету Коллинзу, но тот отказался.

— Начинайте с самого начала, — произнес полковник. — Не смущайтесь, если придется почти дословно повторить доклад Уиндэма. Важна любая мелочь.

— Ну что же… — Шарп вздохнул, наморщил лоб и стряхнул пепел мимо пепельницы. — Звонок на центральный пост зарегистрирован в 7.32 утра. Тело обнаружил некий Брайан Бидл, безработный — его данные есть в отчете. Он возвращался на пикапе с ночной рыбалки, налетел на что-то и проколол шину. Меняя колесо, Бидл заметил темную массу в стороне от дороги, приблизился и увидел… Из ближайшего телефона он позвонил нам. На место происшествия выехали лейтенант О'Рейли, эксперт Нильсен, трое рядовых полицейских и я — на двух машинах. Мы произвели первичный осмотр. Тело находилось метрах в двадцати от шоссе, возле кустов с восточной стороны. Голова была… Но вы, наверное, сами осмотрите тело в морге?

— Да, — кивнул Коллинз.

— Мы сняли отпечатки пальцев, а из черепа — прошу прощения, из остатков черепа — извлекл» две специфические пули. Они в лаборатории. Там было три пулевых отверстия, но третья пуля прошла навылет, и найти ее не удалось. Возле тела — хорошо сохранившиеся следы автомобиля, гипсовые слепки с них также в лаборатории. Это машина «Тандерберд», выпуск 1984 года, номер…

— Вы и номер установили по следам? — удивился Коллинз.

Детектив Шарп поднял на него слегка растерянный взгляд.

— Но мы нашли и машину, сэр.

— Вот как? Этого не было в отчете.

— Да, не успели включить, ее нашли позже…

— Ну, хорошо, — сказал полковник, — про машину вы расскажете в свое время. Не отклоняйтесь от хронологии.

Детектив затушил сигарету и тут же закурил новую. Атмосфера в комнате заметно утрачивала первозданную экологическую чистоту.

— Мы осмотрели окрестности. Приблизительно в ста метрах к западу от дороги располагалось небольшое деревянное строение, в котором мы обнаружили прибор ночного видения, коротковолновую радиостанцию «RQ-48» армейской модификации и пистолет-пулемет бельгийского производства «FN Р-90», в магазине которого не хватало трех патронов.

— Довольно необычное оружие, — заметил Коллинз. — Редко встречается в Америке.

— Да… Экспертиза показала, что пули, извлеченные из костей черепа погибшего, были выпущены из этого оружия. Все находки перевезены в лабораторию, вы можете осмотреть их, если пожелаете. Но вот что странно…

— Да? — Коллинз повернул голову.

— При стрельбе из пистолета-пулемета FN Р-90 гильзы выбрасываются вниз. Тем не менее мы не нашли в помещении гильз. Ни одной. Вы можете представить себе убийцу, который бросает на месте все свое снаряжение — что, в общем-то, характерно для образа действий наемников, — но забирает стреляные гильзы?

— Гм… Действительно непонятно. Возможно, стреляли с другой точки, а потом спрятали оружие в доме?

— Зачем? — резонно возразил Шарп. — Если бы преступник хотел скрыть от нас оружие и приборы, увез бы с собой или бросил в море. Правда, мы прорабатывали и такую предварительную версию: преступление было совершено в другом месте, потом труп и оружие перевезли на машине.

— Подождите, — перебил Коллинз. — Давайте вернемся к фактам, а версии оставим на закуску. Вы пробовали проследить происхождение оружия?

Шарп развел руками.

— Это невозможно, сэр. Оно было изготовлено в Бельгии в 80-х годах и с тех пор успело сменить кучу владельцев. То же с рацией и прибором ночного видения. Абсолютный нуль. Да и как вы думаете: оставил бы убийца нам такие подарки, не будучи уверен в их анонимности?

— Гм… Если только их не подбросил кто-то другой, желающий навести на убийцу или неясным пока образом запутать след… Но продолжайте.

— О машине. Ее нашли на углу Дин-стрит и Окленд-авеню. «Тандерберд» серебристого цвета, 1984 года. Окно со стороны водительского сиденья выбито, но не пулями, а, похоже, булыжником. В салоне следы крови, их пытались отмыть. По всем признакам, автомобиль тщательно обыскали — сиденья и обивка вспороты, металлические детали отделки салона погнуты. На руле отпечатки пальцев двух человек — мистера Каннингхэма и более поздние — неизвестного. Этих отпечатков нет в федеральных компьютерах, из чего мы заключаем, что их обладатель не служил в армии, не соприкасался с «Реестром 106» и не имел неприятностей с полицией. Те же отпечатки по всему салону. Неподалеку от автомобиля на берег выбросило обломки распотрошенного чемодана — с теми же двумя типами отпечатков пальцев. Мы нигде не нашли никаких документов мистера Каннингхэма, но по номеру машины установили, что он днем раньше взял ее напрокат в Нейпле, в фирме «Мексикан Вэй Карз» через портье отеля «Фор Сизенс».

— Это все?

Детектив Шарп заколебался. Коллинзу показалось, что он хочет добавить еще что-то, но не уверен, стоит ли это делать.

— Выкладывайте, — потребовал полковник.

— Ну, видите ли, — неуверенно произнес детектив. — Это касается другого происшествия, случившегося милях в пятнадцати от местонахождения тела мистера Каннингхэма, но в ту же ночь. Я подумал, не могут ли быть связаны эти два…

— Выкладывайте, выкладывайте, — нетерпеливо поторопил Коллинз. — Потом выясним, что тут с чем связано.

— На автостраде произошел сильный взрыв. Настолько сильный, что мы до сих пор не можем установить, что там взорвалось и почему. Сейчас там работает полицейская бригада, ждем результатов.

— Гм… — Коллинз поднялся с кресла. — Что ж, подождем. Держите меня в курсе насчет этого взрыва. Как бы там ни было, я не хочу терять его из виду.

— Хорошо, сэр. — Шарп тоже встал. — Куда теперь, сэр? В лабораторию, в морг?

— Нет, — решительно отказался Коллинз. — Сначала я хочу съездить в Нейпле. Вы отвезете меня?

— Конечно, но нужно доложить Уиндэму. От Сент-Питерсберга до Нейпле около трехсот километров, и по пути мы как раз проедем мимо той деревянной хибары.

— Отлично, — подытожил Коллинз.

Они выехали на джипе «Чероки» через двадцать минут. Шарп выжимал из двигателя максимум. При такой скорости они могли добраться до Нейпле за два часа, но Коллинз попросил остановить машину там, где было найдено тело Каннингхэма. Он не рассчитывал разыскать нечто, ускользнувшее от взоров полицейских, просто хотел видеть все собственными глазами. Полковник задумчиво прошелся от дороги к кустам, потрогал вбитые в землю колышки, отмечавшие положение трупа, потом направился к деревянному домику, где оставалось оружие убийцы, пока его не забрала полиция. Ничего нового и полезного из этой экскурсии он не вынес, кроме убеждения, что стрелять из выбитого окна хижины по машине, движущейся по трассе, исключительно удобно. Но куда девались проклятые гильзы?!

Коллинз вернулся в джип. Он не ошибся в оценке водительских способностей детектива Шарпа: не прошло и двух часов, как машина затормозила у подъезда отеля «Фор Сизенс». Шарп остался за рулем, а Коллинз вошел в скромно обставленный, но чистенький холл. Портье бдил на посту. Коллинз откинул различные варианты игры в кошки-мышки и предъявил настоящее служебное удостоверение.

— К вашим услугам, сэр, — отозвался портье.

— Вы заказывали машину для мистера Каннингхэма?

— Нет, сэр, это Питер… Пит! — крикнул портье куда-то в сторону подсобки. Из низенькой дверцы показался помятый субъект лет шестидесяти.

— Питер Барн — мой сменщик, — отрекомендовал портье. От сменщика разило джином, но на ногах он держался крепко. — Пит, с тобой хочет поговорить джентльмен из ЦРУ.

На лице Варна отразилось нечто вроде почтения. Он подошел ближе. Коллинз поморщился и повторил вопрос, ранее адресованный портье.

— Да, сэр, тогда дежурил я. Я позвонил в компанию «Мексикан Бэй Карз», и они прислали «Тандерберд». Не новая машина, но хорошая. А что, у мистера Каниннгхэма есть жалобы?

— Послушайте, Барн, — не удержался полковник, — ЦРУ не занимается проверкой жалоб на качество прокатных автомашин. У нас несколько иные функции, понимаете?

Барн важно кивнул.

— Попытайтесь вспомнить, что произошло перед отъездом мистера Каннингхэма. Не было ли чего-нибудь необычного?

Старик напряг мышцы лба.

— Необычного? Да нет, сэр, все как всегда. Только вот, пожалуй…

— Да?

— Мистеру Каннингхэму никто никогда не звонил, а тут позвонили. Звонок шел через наш внутренний коммутатор, поэтому я обратил внимание.

Коллинз насторожился.

— Кто дежурил на коммутаторе?

— Никто, сэр. У нас автоматический коммутатор, сэр.

— Значит, нет никакой возможности установить содержание разговора? Или хотя бы — откуда звонили?

— Никакой, сэр. Только вот звонок был из-за границы. Они отличаются, сэр, я сразу понял — изза границы. Точно.

Полковник заметно помрачнел. Кто мог знать гостиничный телефон Каннингхэма, да еще за границей? Конечно, Джон мог сообщить его кому угодно — хоть своей любовнице в Париже, но…

Стоп. Почему Париж, почему он вдруг подумал о Париже? Что-то важное ускользнуло от его внимания…

Ага, вот оно! Звонок майора Эпилгейта — личный звонок из Парижа Коллинзу домой! Эпилгейт говорил о каких-то настолько малозначительных вещах, что Коллинз не мог взять в толк, зачем он тратит деньги на этот разговор через океан. А прежде чем попрощаться и повесить трубку, майор полушутливым тоном попросил номер телефона Каннингхэма, мотивируя скукой и желанием поболтать со старым приятелем. Коллинз не видел причин для отказа — тогда он подумал, что Эпилгейт просто пьян и развлекается. А коль скоро Каннингхэм тоже скучает в Нейпле, почему бы им не побеседовать, если Эпилгейт готов оплатить пьяную болтовню?

Коллинз продиктовал номер и тут же забыл о майоре.

Значит, Эпилгейт.

Полковник вдруг сообразил, что Питер Барн продолжает неторопливо что-то излагать. Он встряхнулся и возвратился к реальности.

— …Больше ничего необычного, — услышал он. — Позвонили, а минут через двадцать мистер Каннингхэм спустился с чемоданом, расплатился и уехал,

— Благодарю вас, мистер Барн, — сухо сказал Коллинз.

Детектив Шарп курил за рулем. Коллинз мимолетно удивился, как он еще жив при таком количестве регулярно истребляемых крепких сигарет.

— Что-нибудь интересное, сэр? — осведомился детектив.

— Как сказать, — вздохнул полковник. — Поехали обратно.

Джип круто развернулся на площади перед отелем.

Итак, Эпилгейт позвонил Каннингхэму в «Фор Сизенс» и сообщил ему нечто такое, что заставило того немедленно собраться и выехать навстречу собственной смерти. Другой вопрос, связано ли убийство с информацией Эпилгейта или это случайное совпадение. У Каннингхэма, конечно же, хватало врагов, особенно после скандинавской миссии.

Беспокоило Коллинза и то, что Каннингхэм уехал, не поставив в известность Контору. Правда, не далее как сегодня утром сам полковник справедливо заметил генералу Стюарту, что ни один закон не обязывает сотрудника в отпуске указывать свое местонахождение Но кроме законов, существуют еще и неписаные правила, и если официальный закон иногда ради пользы дела можно и нарушить, негласную традицию — никогда. А традиция гласила, что офицер ЦРУ и в отпуске, и на пенсии, и на Луне, и на Марсе остается офицером ЦРУ и, следовательно, должен находиться в пределах досягаемости на случай непредвиденных событий. Тем более это твердо знал такой человек, как Каннингхэм, один из лучших и незаменимых. И он нарушил традицию.

Возможно, свет на эту загадку прольет Эпилгейт — по прибытии в Сент-Питерсберг нужно сразу позвонить ему. На мгновение Коллинз пожалел, что не осмотрел номер Каннингхэма в «Фор Сизенс», но махнул рукой Он знал Каннингхэма.

Если тот что-то задумал и считает, что коллегам об этом знать ни к чему, никаких зацепок не останется Однако Эпилгейт — сам по себе, разобраться в хитросплетениях вокруг убийства Каннингхэма он не поможет. Рация, прибор ночного видения — все указывало на превосходно подготовленное преступление. Но где произошло покушение — возле деревянного домика или вдалеке от него? Кто выбросил тело из автомобиля и увел «Тандерберд» в Сент-Питерсберг? Убийца? Что он искал в машине и в чемодане, зачем забрал документы Каннингхэма? На месть террористов это никак не похоже. И гильзы.

Эти гильзы не давали Коллинзу покоя.

В полицейском управлении Сент-Питерсберга полковник попросил провести его в морг. Ряд стерильных бело-голубых дверец холодильников навел его на мрачные мысли, оформленные почему-то в виде официального бланка с заголовком «Рапорт об отставке».

Щелкнули замки, выкатилась на дребезжащих колесиках металлическая решетчатая конструкция.

Коллинз сдернул простыню, покрывавшую безжизненную протоплазму, еще сутки назад бывшую его другом.

Доклад Уиндэма не солгал — опознавать было нечего. Коллинз с минуту молча постоял у останков, отдавая товарищу последний долг.

В полицейской лаборатории он осмотрел вещественные доказательства, которые ничего не доказывали и ничего не проясняли, и поднялся на четвертый этаж в кабинет Уиндэма. Он поделился с начальником полиции невеселой информацией о том, что его визит в Сент-Питерсберг оказался бесполезен. Потом он попросил Уиндэма разрешить воспользоваться телефоном и набрал парижский номер Эпилгейта. Никто не ответил. Коллинз положил трубку. Начальнику полиции он ничего не сказал о своем открытии в Нейпле. Это внутреннее дело ЦРУ.

— Да, а что там насчет этого взрыва по автостраде? — поинтересовался он.

Уиндэм пожал плечами.

— Наши ребята работают, но пока пусто. Мы сообщим вам немедленно… Вы возвращаетесь в Вашингтон?

— Если сегодня еще не поздно это сделать, — в раздумье протянул Коллинз. — На всякий случай порекомендуйте мне хороший отель…

Коллинз спустился на первый этаж в столовую, в рассеянности набрал блюд больше, чем мог съесть. Он сидел и смотрел через большое витринное окно на улицу, где сгущались теплые сумерки.

Он был неспокоен, но обеспокоился бы еще сильнее, если бы знал о событиях, происшедших минувшей ночью с Каннингхэмом и Лесли Энджелом.

 

4

Головокружение. Это слово и обозначаемое им состояние наперегонки метались в черепе, стиснутом беспощадной струбциной похмелья. Открыть глаза — вот что представлялось подвигом, непосильной задачей, тринадцатым деянием Геракла. И все же Лесли осторожно, миллиметр за миллиметром, приподнял каменные веки и застонал.

Сначала он никак не мог понять, что представилось его взгляду, проснулся ли он вообще или все еще спит… или, может, умер и находится в аду? Пожалуй. Разве что чертям придет в голову так причудливо разрисовать потолок. Разноцветные треугольники, круги, квадраты… Что за фантасмагория? Но это именно потолок, вон свисают круглые светильники на шнурах.

Лесли Энджел попытался вытянуть руку и уперся во что-то мягкое и теплое, похожее на человеческое тело. Лесли выругался про себя, а тело зашевелилось, поднялось из-под одеяла и оказалось симпатичной темноволосой женщиной лет тридцати пяти.

— Ну и ну, — сказал Лесли.

— Не могу с тобой не согласиться, — сказала женщина.

— Виски, — потребовал Лесли, благоразумно отложив решение вопроса о том, кто она такая и как он сюда попал.

Женщина сочувственно улыбнулась, соскользнула на пол и поспешила к настенному бару. Она была совершенно голой, что весьма смутило Лесли Энджела, особенно когда он обнаружил, что и сам пребывает в аналогичном состоянии.

Мужественно пытаясь не обращать внимания на то и дело происходящие в голове болезненные красные взрывы, Лесли приподнялся и огляделся.

Он лежал на обширном диване в центре необъятной комнаты со стеклянными стенами, в коей царствовал немыслимый беспорядок. Тут и там на треногах (как же они называются, эти треноги?) стояли большей частью незаконченные абстрактные полотна, иногда повторяющие орнамент потолка, но чаще укреплявшие Лесли в мыслях об аде.

«Если это мастерская художника, — подумал Лесли, — какое счастье, что я не художник. Но кто я, черт возьми, такой?»

Женщина вернулась с пятидесятиграммовой рюмкой виски, как ангел милосердия. Давясь, Лесли глотнул. Мир постепенно становился конкретнее и привлекательнее.

— Ну что, мистер Энджел? — с лучистой улыбкой произнесла обнаженная спасительница. — Дождетесь полицию здесь или предпочтете покинуть пределы штата?

Лесли непонимающе уставился на нее.

— А за мной гонится полиция? По какому обвинению?

— О, целая куча, — ласково объяснила женщина. — Нарушение общественного порядка, нанесение телесных повреждений, уничтожение частной собственности, дебош с дракой и кража. Я еще могу персонально присовокупить изнасилование, но, думаю, лет десять тебе и так намотают, злодей. — Она тихонько засмеялась и легко поцеловала Лесли в щеку.

— И это все я?!

— Угу… Я помогла немного, но больше чем на свидетеля не потяну.

— Дьявол! Но… Где я?

Женщина изумленно посмотрела на Лесли.

— Ты что, совсем ничего не помнишь?! В моей студии в Сарасоте!

— В Сарасоте?

— Штат Флорида, США, идиот.

Лесли вспомнил все. Память обрушилась на него, как внезапный тропический ливень, затопляя все закоулки сознания и поднимаясь на опасную высоту…

Лесли Энджел (настоящее имя — Лесли Уильям Харрингтон), гражданин США, белый, возраст — 32 года, рост — 180 сантиметров, телосложение худощавое, волосы каштановые, глаза серые, нос прямой, особых примет нет, профессия…

Мысленно перечисляя данные собственного досье, Лесли запнулся на графе о профессии. Что, впрочем, было не случайно. С детства, прошедшего в Детройте, штат Мичиган, он увлекался рок-музыкой, бредил Фрэнком Заппой, Элисом Купером и группой «Кисе». Со своей гитарой и мыслью, что он непревзойденный гений, до двадцати пяти лет скитался по детройтским поп-группам, известность которых не выходила за пределы клубов, где они выступали. Семь лет назад, осознав всю безнадежность попыток пробиться в США, уехал в Германию, где долго и тщетно предлагал свой демо-тейп [Демонстрационная запись] немецким фирмам грамзаписи. Наконец небольшая фирма «Роудрайдер», решив, очевидно, что нанимать бандитов, дабы избавиться от домогательств Лесли, будет дороже, заключила с ним контракт на два диска. Они вышли под псевдонимом Лесли Энджел и не имели ни малейшего успеха даже в Германии, не говоря об остальной Европе.

В этот период отчаявшийся было Лесли и познакомился с немецкой художницей Астрид Шеллинг (как раз подносившей ему вторую порцию виски). Основную часть времени Астрид проводила в США, где устраивались ее выставки и где ее хорошо знали в кругах артистического бомонда. Она подала Лесли идею отказаться от музыкальной карьеры и попробовать силы в рок-журналистике. Вернувшись в Детройт, Лесли с помощью Астрид устроился в довольно респектабельную газету «Рок-н-ролл гитар ревью», но не достиг особых успехов и на этом поприще. Пробиться к самым ярким звездам американской рок-сцены не получалось, Лесли вынужден был довольствоваться материалами поскромнее. Его интервью и репортажи появлялись, как правило, на последней странице. Редактор смотрел на него косо. Лесли Энджел балансировал на грани увольнения.

Но теперь у него были деньги. О, наконец у него были деньги! Правда, он их не заработал. Просто на одной презентации в Нэтвилле в него влюбилась глупая и некрасивая дочка богатого скотопромышленника из Теннесси, на которой он, недолго думая, и женился. Узнав об этом, Астрид пожала плечами и выдала банальную сентенцию наподобие того, что в жизни каждый устраивается, как умеет.

Однако она не обиделась на Лесли и не бросила его.

Ибо при всем своем легкомыслии и многочисленных пороках, среди которых пьянство и лень занимали не последнее место, Лесли Энджел отнюдь не относился к людям, для которых выгодная женитьба является пределом мечтаний. Да, он хотел денег и не отказался от них, когда они сами приплыли к нему в руки; но он жаждал большего. Он хотел состояться. Стартовым условием мог быть удачный диск (Лесли не расставался с мыслью о карьере супергитариста), или сенсационный репортаж — не обязательно о музыке, или… Словом, все, за что мог прочно ухватиться тридцатидвухлетний американский парень, не излишне обремененный образованием и связями, которому не слишком везло в жизни, но у которого все в порядке было с головой.

Поэтому можно понять радость Лесли, когда Астрид позвонила ему и пригласила в Сарасоту на ежегодную церемонию вручения «Янтарного микрофона» — престижной музыкальной премии в США. Лесли знал, что на этих церемониях бывают не только певцы и композиторы, но и писатели, художники, скучающие денежные мешки. Если повезет, то здесь можно урвать шикарное интервью или даже стать свидетелем волнующего скандала (тогда ему не приходило в голову, что самый волнующий скандал устроит как раз он). Кроме того, Лесли радовался предстоящей встрече с Астрид, которую не видел больше года.

И что же? Поначалу все шло благополучно. На церемонии они сидели во втором ряду, и когда вручали «Янтарные микрофоны», Лесли представлял на эстраде себя и находил, что выглядел бы много лучше этих надутых индюков и индюшек. Но вот потом… Миллионер Марк Арчибальд давал элитный прием на борту своей фешенебельной яхты «Санлайт Уорриор». Разумеется, никто и не подумал о каком-то Лесли Энджеле, но Астрид была в списке допущенных и провела его с собой.

В двадцать два часа «Санлайт Уорриор» под грохот фейерверка вышла в Мексиканский залив.

В мягко освещенном салоне толпились умопомрачительно одетые звезды и звездочки в окружении гораздо более именитых журналистов, нежели Лесли Энджел. Сначала он пытался пробиться кое к кому поближе, но это был явно не его день. Тогда он принялся кружить по далеким орбитам, ловя обрывки фраз и мучительно соображая, как организовать эту кучу мусора в мало-мальски приличный репортаж. Как назло Астрид, атакованная двумя агрессивными собратьями по перу, не могла помочь ему. В конце концов он плюнул и хмуро поплелся к барной стойке.

Вечеринка разгоралась под пение Уитни Хьюстон, которую Лесли терпеть не мог и которая привела его в еще более ожесточенное расположение духа. Он мрачно истребил три бокала мартини, захватил с собой бутылку «Метаксы» и протолкался сквозь заслон танцующих тел к почти свободному столику. Там сидел лишь один седовласый пожилой джентльмен весьма благообразной внешности. Несколько минут Лесли тупо вспоминал, где мог его видеть, и наконец узнал профессора Джонса Макинроя, автора многочисленных популярных книжек об Иисусе Христе.

Вот тут-то все и началось. Конечно, Лесли перебрал, но и профессор, явно не хотевший с ним разговаривать, быстро довел Лесли до холодного бешенства. Ему было известно немало о частной жизни подобных благонравных проповедников, сколотивших миллионы на слащавых поучениях, порочных по сути, но на публике старающихся вести себя безукоризненно. Вообще-то Лесли ничего не имел против религии и тем более против Иисуса Христа, хотя считал, что в его истории слишком много темных мест. Но сейчас он видел перед собой присосавшегося к телу веры жирного клеща и не собирался выпускать его, пока не раздавит.

Лесли изрядно хлебнул «Метаксы» и пошел в атаку на собиравшегося уходить профессора.

— У меня есть доказательства, — преувеличенно твердо заявил он, — что вы в своей последней книге врете. Христос вообще не был распят. Он окончил свою жизнь в Японии, в нынешней префектуре Аомори на севере острова Хонсю, в деревне Сингомура в возрасте ста шести лет. У него была жена Юмико и три дочери, все они пережили его. Я берусь доказать это через десять минут и ставлю двадцатку против доллара, — при этом он крепко ухватил профессора за рукав пиджака.

Макинрой тщетно пытался освободить рукав, а вокруг столика, привлеченные громогласными откровениями Лесли, уже группировались любопытные.

— Очень хорошо, мистер, — радостно заявила рыжеволосая девушка в весьма открытом платье, — принимаю один к двадцати.

— Чушь, — сердито выкрикнул кто-то из-за спины Лесли. — Ставлю десять против одного, что парень срежется.

— Принято…

Профессор Макинрой начал понимать, что угодил в крайне неприятную ситуацию. Ретироваться с достоинством он уже не мог, так как гости плотным кольцом окружили стол. Он скривился и презрительно бросил:

— Мне жаль вас, юноша. Но если кому-то хочется быть всеобщим посмешищем, я не собираюсь препятствовать.

Лесли торжествующе засмеялся и оглядел зрителей устроенного им шоу.

— Деньги на стол, господа! Я начинаю, — очередная доза «Метаксы» исчезла в его глотке. — Итак, первое. В 1935 году в префектуре Ибараки в архивах синтоистского храма Кесоходайдзингу были найдены древние свитки. Об их содержании мне рассказал восьмидесятилетний председатель торгово-промышленной палаты Томэкити Симототидана, который их видел своими глазами. Там утверждается, что Христос дважды приезжал в Японию.

Сначала в горах префектуры Яманаси он около 10 лет постигал философию синтоизма, а потом, когда в Палестине начались гонения на христианство, через Сибирь и Аляску вернулся в порт Хатинохе, откуда недалеко до Сингомуры.

— Браво! — громыхнул высокий плотный мужчина в сером костюме, как смутно помнилось Лесли — кинопродюсер. — Пять к одному на парня!

Профессор Макинрой заметно мрачнел.

— Ставки сделаны! — воскликнул Лесли. — Второе. Настоятель храма Такэути, предпринявший поисковую экспедицию, обнаружил могилу Христа… — Зрители в восторге взревели. Лесли невозмутимо продолжал: — …Во владениях фермера Тоезди Савагути, которого односельчане единодушно признают потомком Христа. Третье. Сегодня в Сингомуре живет 4250 человек, среди них нет ни одного христианина. Однако, — Лесли поднял палец, — из глубины веков до наших дней дошла традиция вышивать пеленки новорожденных звездой Давида и помечать манишки младенцев нарисованным черной тушью крестом. Четвертое. Отца и мать дети Сингомуры называют «апа» и «ая». По-японски это ничего не значит. Это родной язык Христа.

Азартные болельщики Лесли неистовствовали, профессор же побледнел. Но Макинрой все же попытался сохранить лицо.

— Кто же, по-вашему, был распят на Голгофе? — спросил он бесцветным голосом.

Лесли хладнокровно завершил окружение противника.

— У Христа, — наставительно заявил он, — был родной брат по имени Ишкири, который и принял мученическую смерть. Христос привез в Японию ухо и волосы распятого брата. Они захоронены в так называемом «малом кургане» рядом с подлинной могилой Христа…

— Кончено! — взвизгнула рыжая девица — Мы выиграли!

Макинрой рывком встал, белый, как фарфоровая чашка.

К чести Лесли Энджела необходимо заметить, что он не выдумал свою историю, хотя, конечно, слышал ее не от старика-японца Симототиданы.

Пару лет назад ему рассказал об этом Билли Шульц из агентства Рейтер за кружкой пива, остальное сделала хорошая память.

Лесли поднял стакан, полный «Метаксы».

— За процветание дураков и лгунов! — провозгласил он, выпил. — Аминь.

Гроза надвинулась в виде легко рассекшего поздравлявшую Лесли и расплачивавшуюся за проигранное пари толпу пожилого мужчины спортивного сложения — владельца яхты и хозяина приема мистера Марка Арчибальда. Одной рукой он без усилий выдернул Лесли из-за стола и тихо произнес, глядя ему прямо в глаза.

— Мистер Макинрой — мой гость. Не знаю, кто вы такой и как сюда попали, но если вы сию же минуту не извинитесь перед ним, я собственноручно выкину вас за борт на радость акулам.

Лесли окинул противника оценивающим взглядом. Силы были неравны, но алкоголь похитил его аналитические способности, и он храбро парировал:

— Да пошел ты…

Договорить ему не удалось. Роскошный апперкот швырнул его через весь салон мимо уворачивающихся гостей на барную стойку. Зазвенело стекло.

Лесли схватил за горлышко подвернувшуюся бутылку и бросился на обидчика.

В этот момент до занятой беседой с репортером в другом конце салона Астрид Шеилинг дошло, что с Лесли что-то не так. Она могла бы сообразить и раньше, если бы чуть меньше выпила. Не вникая в существо происшествия, она ринулась на защиту Лесли и успела перехватить его руку с бутылкой, когда та была готова обрушиться на голову миллионера.

— Торро! — кричал разошедшийся не на шутку Лесли. — Защищайся, свинья! Сволочи…

Он вырвался из объятий Астрид, размахнулся и швырнул бутылку в огромное зеркальное окно салона. Стекло рассыпалось вдребезги и опало осколками на пол…

Как бежали они с яхты — отдельная история.

На кормовых талях висела спасательная резиновая лодка, напоминавшая «Еретик», на котором доктор Ален Бомбар пересек Атлантический океан Перед Лесли стояла задача скромнее — пересечь несколько миль Мексиканского залива и скрыться от готовой линчевать его команды. Он рванул трос, завертелись металлические блоки, лодка плюхнулась на фосфоресцирующие волны. Недолго думая, Лесли спрыгнул вниз. Астрид за ним.

Они благополучно добрались до Сарасоты, до студии Астрид, где долго хохотали, обсуждая подробности скандала, еще что-то пили… Это Лесли уже неясно помнил.

— Ты думаешь, он настучит копам? — обеспокоенно спросил Лесли, поглощая третью дозу «Лонг Джона». Он сидел в кресле в махровом халате Астрид и успел настолько прийти в себя, что даже закурил.

Астрид, облаченная в шелковую пижаму, пожала плечами.

— Даже если и нет, сегодня же все газеты глотки надорвут из-за твоей суперсенсации И потом, как ни крути, а получается, что лодку-то мы украли, не говоря уж о разбитом стекле…

Лесли тяжело вздохнул.

— М-да… А где она?

— Кто?

— Лодка.

Астрид виновато улыбнулась:

— Не знаю Ты продырявил ее на берегу Лесли решительно отставил рюмку и встал.

— К черту. Сматываюсь из Америки, пока меня не замели. Если этот Арчибальд достаточно мстителен, он упрячет-таки меня за решетку. Направлюсь куда-нибудь в Европу. Пары месяцев хватит, чтобы обо мне забыли?

— Конечно, но…

— Что?

— Твоя газета.

Лесли поморщился.

— Да ну ее… Это все равно не вариант. Так и так меня вот-вот вышвырнут.

Астрид подошла к Лесли, обвила его шею руками:

— Не исчезай надолго. Я помогу тебе, нажму кнопки. Я немного знаю здешнего начальника полиции. Он мнит себя ценителем искусства и пойдет мне навстречу…

Лесли высвободился из объятий.

— Я позвоню, — сказал он.

Следующий час они занимались укладкой чемодана Лесли и поисками его запропастившейся кредитной карточки «Американ экспресс».

Когда Лесли Энджел вышел на автостраду, ведущую от Сарасоты к Сент-Питерсбергу, начинало темнеть. Машин было мало, они проносились мимо. Наконец на обочине притормозил серебристый «Тандерберд», ведомый хорошо одетым мужчиной лет сорока.

— Куда? — спросил водитель, опуская боковое стекло.

— А куда вы едете, сэр?

— В Дженсонвилл.

— Лучшего и желать не приходится… — Лесли обрадованно закинул чемодан на заднее сиденье и сел вперед рядом с водителем. Машина набрала скорость.

— Меня зовут Лесли Энджел.

— Джон Каннингхэм. Называйте меня Джон.

— О'кей, Джон…

Спустя несколько минут они болтали, как старые знакомые.

— Вы живете в Дженсонвилле, Джон? — полюбопытствовал Лесли, пуская клуб дыма.

— О нет Утром я собираюсь вылететь в Париж.

— Какое совпадение, — пробормотал Лесли.

— И вы в Париж?

— Да необязательно… Все равно куда, только бы подальше отсюда. У меня маленькие неприятности с американским правосудием, вот я и решил пару месяцев отсидеться в Европе.

Каннингхэм понимающе кивнул, но Лесли не собирался останавливаться на достигнутом и с массой забавных деталей рассказал попутчику о том, что с ним произошло и что заставляет его временно покинуть Соединенные Штаты. Каннингхэм смеялся от души.

Лесли вскоре сник, будто у него кончился завод.

На самом деле кончилась энергия выпитого в студии Астрид виски, и утомленный мозг Лесли нуждался в добавке.

— Послушайте, приятель, — обратился он к Каннингхэму, — нет ли у вас чего-нибудь выпить?

Каннингхэм отрицательно покачал головой.

— Тогда не будете возражать, если я немного посплю сзади? Сами понимаете…

Каннингхэм хмыкнул и остановил машину. Лесли вышел, открыл заднюю дверцу, удобно устроился на широком сиденье «Тандерберда», положив голову на плоский чемодан. В следующее мгновение он уже крепко спал.

Дж. У. Каннингхэм вел машину на рассчитанной скорости, позволявшей ему без большого утомления прибыть в Дженсонвилл. Время от времени он оборачивался на спящего бедолагу, подобранного им у Сарасоты, и усмехался. Он не заметил и не мог заметить в темноте человека, притаившегося в кустах у обочины и пристально наблюдавшего за дорогой в прибор ночного видения. Когда машина миновала соглядатая, тот вытащил коротковолновую рацию, включил ее и сказал несколько слов.

«Тандерберд» Каннингхэма уносил спящего Лесли Энджела навстречу тому, чего он так давно и тщетно жаждал — настоящей, сногсшибательной… и смертельно опасной сенсации.

 

5

Марвин Ситон ждал.

Он сидел на неудобном деревянном стуле у выбитого окна небольшого деревянного домика, скорее будки, в ложбине меж двумя холмами, откуда хорошо просматривалась автострада. В руках у него был прибор ночного видения, на кое-как сколоченном столике лежала коротковолновая рация. А к ножке стула прислонялся бельгийский пистолет-пулемет «FN Р-90».

Марвин Ситон знал толк в оружии, и для выполнения порученного задания выбрал именно этот, необычно футуристического вида пистолетпулемет, изготовленный в конце 80-х годов и слегка модернизированный лично Марвином. Многие детали оружия были изготовлены из пластмассы, имелась возможность вести огонь как с правого, так и с левого плеча, что имело для Марвина-левши немалое значение. Прозрачный магазин помещался под стволом, и патроны располагались под прямым углом к ствольной оси, поэтому в падающем механизме находилось поворотное устройство. Стреляные гильзы выбрасывались вниз. Над магазином были смонтированы два прицела — один из них механический, состоящий из прорези и мушки, а вместо второго — съемного оптического — Марвин приспособил инфракрасный прицел для ночной стрельбы. «FN P90» заряжался специальными патронами с гильзами бутылочной формы и остроконечными пулями, начальная скорость которых достигала немалой величины — 850 метров в секунду. Оружие могло поражать цель как одиночными выстрелами, так и короткими очередями. На ствол Марвин навинтил изготовленный им в подпольной (в буквальном смысле слова — размещавшейся в подвале) домашней мастерской глушитель. Его не могло хватить надолго, но стрелку класса Марвина и не потребуется расходовать весь магазин на сравнительно простую цель, движущуюся равномерно и прямолинейно на небольшом расстоянии. Марвин Ситон был профессиональным убийцей. За свои неполные двадцать семь лет он ухлопал больше народу, чем в среднем погибает в боевике с участием Шварценеггера. Он работал независимо, брал дорого и не принадлежал ни к одной группировке или организации, что имело как свои преимущества, так и недостатки. Главный недостаток состоял в том, что слишком многие люди точили на Марвина зуб и обратиться за покровительством и защитой ему было не к кому.

Поэтому последнее задание казалось ему светом в окошке. Полученное, как всегда, через цепочку посредников от анонимного заказчика, оно было, во-первых, легковыполнимым, во-вторых, на редкость высоко оплачивалось. Прибавив гонорар за него к имеющимся в банке сбережениям, он сможет уйти на покой и скрыться.

Рация на столике запищала. Марвин переключил тумблер на прием — Объект миновал пункт три, — прозвучал в динамике искаженный помехами голос. — Скорость прежняя. Приготовьтесь.

Марвин опустил рацию и достал «FN Р-90».

Автострада в окуляре инфракрасного прицела выглядела радужным кругом калейдоскопа, но Марвин знал, что означает каждый цветной завиток у перекрестья с цифрами.

Из-за поворота показался серебристый «Тандерберд» Джона Каннингхэма. Марвин Ситон убедился, что водитель в машине один, перевел переключатель в положение стрельбы очередями, тщательно прицелился и плавно потянул спусковой крючок.

В ста метрах от него три обладающие огромной кинетической энергией остроконечные пули одна за другой вошли в голову Джона Уинстона Каннингхэма, разворотив ее начисто. «Тандерберд» резко вильнул, сорвался с трассы в противоположную от Марвина сторону, попрыгал по пересеченной местности, выехал в кусты и остановился.

Не торопясь, Марвин положил оружие на стол, стянул тонкие перчатки, сунул их в карман и вышел из домика. Пистолет-пул смет, рация, прибор ночного видения — все осталось на своих местах. Больше Марвину Ситону никогда не понадобятся подобные вещи.

Он вывел спрятанный неподалеку мотоцикл — массивную «Ямаху», запустил двигатель и выбрался на трассу в отдалении от места катастрофы «Тандерберда» В кармане уже лежал заблаговременно приобретенный билет на самолет до Мюнхена, где Марвин рассчитывал привести в порядок финансовые дела. Профессиональная карьера Марвина Ситона, замкнутого мускулистого спортсмена неполных двадцати семи лет, закончена. Сейчас главное — снять деньги с номерного счета в мюнхенском банке и заказать билет на вымышленную фамилию куда-нибудь подальше, на край света. А дальнейшее выяснится само собой.

Дальнейшее выяснилось гораздо быстрее, чем рассчитывал Марвин, и совсем не таким образом, на какой он надеялся.

На пятнадцатой миле от деревянного домика, где прятался убийца, в недрах «Ямахи» что-то гулко щелкнуло, перекрывая мерный рокот двигателя, и в ту же секунду ослепительный столб огня взлетел к небесам в грохоте взрыва. Куски того, что было Марвином Ситоном, перемешались в воздухе с обломками его мотоцикла и обрушились на землю.

Единственный ключик к тайне смерти начальника отделения «М» ЦРУ Джона У. Каннингхэма исчез навсегда.

 

6

Из глубин сладкого сна в мягко покачивающейся машине Лесли Энджела вырвал внезапный удар по голове. Точнее, наоборот: это его вдруг подскочившая на ухабе голова с силой ударилась о чемодан. Сейчас же «Тандерберд» затрясло, как в лихорадке. Машина тяжело, тупо вздрогнула и замерла неподвижно. Распахнулась передняя дверца, тускло засветилась потолочная лампочка. Разозленный Лесли рывком перевел торс в вертикальное положение.

— Эй, Джон! Вы там случаем не…

Он осекся, не веря своим глазам. Приборную панель, сиденья, стекла, руль — все заливала кровь.

От головы Джона Каннингхэма остались кровавобелесые ошметки. Кусочки мозга прилипли к ветровому стеклу.

— Черт побери, — прошептал потрясенный Лесли. — Черт, черт, черт!

В первую секунду ему показалось, что Каннингхэм не справился с управлением, слетел с дороги и врезался во что-то. Он выскочил из салона, перебежал к передней дверце и осмотрел труп (в том, что именно труп, сомневаться не приходилось). Однако тело Каннингхэма не навалилось на рулевое колесо, как неизбежно должно было произойти при обычной аварии, да и удар был бы более сильным. К тому же капот машины ни обо что не стукался — он просто застрял в кустах.

И только сообразив все это, Лесли заметил компактную группу из трех пулевых отверстий в боковом стекле.

Дж. У. Каннингхэм полулежал, откинувшись на спинку водительского кресла. Его поза могла навести на мысль об отдыхе, если бы у него сохранилась голова.

Лесли ощутил мгновенный укол ужаса. Какието убийцы по неизвестной причине расправились с Каннингхэмом. Сейчас они подойдут сюда — проверить результат нападения или ограбить машину — и наткнутся прямо на Лесли… Он бросился в кусты.

Минуты шли за минутами. Никто не появлялся.

Осмелев, Лесли вернулся к машине.

— По крайней мере это не грабители, — пробормотал он. — Похоже, ты кому-то здорово насолил, приятель.

Лесли обыскал бардачок и нашел там электрический фонарь на батарейках. Приблизительно определив направление, откуда стреляли, он направился туда, освещая фонариком путь. Он считал, что ничем не рискует: судя по виденным им фильмам и прочитанным книгам, наемные убийцы не задерживаются на месте преступления.

Миновав автостраду и пройдя еще метров сто, Лесли увидел небольшую дощатую будку. Дверь с противоположной стороны была распахнута. Несли вошел и обвел лучом фонаря стены, пол и нехитрую мебель. Потом он уложил фонарь так, чтобы осветить крышку стола, и принялся изучать находки.

Наиболее любопытным ему показалось оружие. Он никогда не видел ничего подобного даже в фантастических видеолентах. И, однако, этот странный предмет и был непосредственной причиной смерти Джона Каннингхэма.

Прибор ночного видения и рацию Лесли осмотрел бегло, а стреляные гильзы подобрал и сунул в карман. Больше здесь делать было нечего, и Лесли возвратился к «Тандерберду».

Превозмогая страх и отвращение, он подхватил тело под мышки, выволок его из салона и уложил на траву. В карманах погибшего обнаружились водительские права на имя Свена Лундквиста, выданные в Швеции, международный паспорт на имя Джона Уинстона Каннингхэма, гражданина США (фотографии на обоих документах были одинаковыми), кредитная карточка, немного наличных, пачка сигарет, зажигалка, носовой платок, квитанция об аренде машины и маленький клочок газеты с корявой непонятной надписью «Лион-300». В чемодане попутчика Лесли нашел то, что и полагается возить в чемодане американцу, отправляющемуся в Париж.

С минуту Лесли раздумывал, потом решительно подобрал увесистый камень, выбил стекло с пулевыми дырами, сел за руль и запустил двигатель.

— Прости, дружище, что бросаю тебя здесь, — сказал он мертвецу, — но о тебе позаботится полиция, а если я потороплюсь, глядишь, и выкопаю что-нибудь о твоих милых знакомцах.

С этими словами Лесли Энджел умчался к Сент-Питерсбергу. Не въезжая в город, он остановил «Тандерберд» на берегу залива и долго отмывал кровь в салоне. Покончив с этим печальным занятием, Лесли закурил и задумался.

Он мог избрать два варианта поведения. Первый: бросить автомобиль, улететь в Европу и забыть об этой чудовищной истории. Второй: пользуясь скудными данными, попытаться что-то узнать.

Лесли Энджел не был ни храбрецом, ни суперменом, ни бесстрашным журналистом из детективных романов. Изо всех сил он склонялся к первому варианту.

Ну, а вдруг… Вдруг это тот самый шанс, та самая сенсация, о которой он мечтал всю жизнь? Отказаться, сбежать? Он не простит себе этого никогда.

Один его приятель любил говорить: «Лучше сделать и потом жалеть, чем потом жалеть о том, чего не сделал».

Лесли вздохнул.

Если бы в ту минуту он отдавал себе отчет, во что ввязывается, он не колеблясь выбрал бы первый путь.

Он не знал и потому выбрал второй.

 

7

Лесли Энджел погасил сигарету о раму распахнутой дверцы.

Каким образом мог он что-либо разузнать о человеке, подвезшем его от Сарасоты и убитом под Сент-Питерсбергом, Лундквисте или Каннингхэме — а не исключено, что оба имени фальшивые?

Понятно, что Каннингхэм (удобнее называть его так, коль скоро он сам так представился) — не обычный турист. Обычные туристы не возят с собой двойные документы, не говоря уж о том, что обычных туристов не убивают из специально подготовленного оружия с глушителем и инфракрасным прицелом. Более того, в домике находилась рация, что предполагает наличие по меньшей мере еще одного абонента. А значит, за передвижениями Каннингхэма следил не один человек, и убийство из личных мотивов скорее всего придется исключить. Судя по квитанции, Аннингхэм взял машину напрокат в Нейпле, а так как его преследователи знали, какая у него машина, то, выходит, следили за ним от самого Нейпле? Он говорил, что направляется в Дженсонвилл, и скорее всего это правда — ведь он вез туда Лесли. Но из Нейпле в Дженсонвилл можно попасть на машине двумя путями — второй ведет через Лейкленд и Орландо. Как убийцы могли заранее знать, что Каннингхэм изберет дорогу через Сарасоту? Может, он не впервые здесь проезжал… Или засаду устроили сразу на обеих трассах? Тогда речь идет уже о солидной организации. Но это пока гадание на пустом месте…

А вот что действительно важно. Каннингхэм наверняка не опасался нападения, иначе не подсадил бы незнакомого попутчика.

Неоспоримых фактов пока два.

У Каннингхэма обнаружились документы на разные фамилии.

Каннингхэм убит, и убит профессионалом.

Он упоминал, что собирается вылететь в Париж. С Францией связана и загадочная надпись на бумажке из его кармана — «Лион-300». Разгадку придется искать во Франции?

«Ладно, — сказал сам себе Лесли Энджел. — Так или иначе, я сматываюсь из Штатов. А коли так, почему бы не Париж?»

Прежде чем тронуть машину, он еще раз тщательнейшим образом обыскал ее и распотрошил чемодан Каннингхэма. Ничего не найдя, он выбросил чемодан в залив и въехал на улицы Сент-Питерсберга. Решение пришло само собой: оставить небезопасный «Тандерберд», автостопом добраться до Дженсонвилла и вылететь в Париж.

Из Парижа он собирался отправиться в Лион.

Но в аэропорту Дженсонвилла, куда он позвонил, ему ответили, что такой кружный путь вовсе ни к чему, так как из Дженсонвилла отправляется самолет прямым рейсом до Лиона, к тому же уходит он раньше парижского.

Лесли поблагодарил и повесил трубку. Так. Либо Каннингхэм солгал, утверждая, что летит в Париж (что довольно вероятно — с какой стати ему откровенничать перед мимолетным знакомым), либо записка в его кармане не имела отношения к цели путешествия. Тогда что же это? Условный знак, пароль, код? А может быть, некий адрес в Париже?

Нет ли там улицы или места, название которого имеет отношение к Лиону?

Лесли неважно знал Париж — он бывал там лишь дважды и недолго, к тому же в первую и счастливую поездку его везде таскала за собой Астрид, а весь второй визит он просидел в отеле, накачиваясь виски, пока его жена пропадала у дальних родственников. Он напряг память. В Париже есть Лионский вокзал — это точно. Тогда, возможно, «300» — номер ячейки камеры хранения, но без кода ее не открыть. А еще? Существуют ли Лионская улица, Лионский банк, ресторан «Лион», отель «Лион»? Это выяснится на месте. Другая версия — Каннингхэм после каких-то дел в Париже намеревался выехать в Лион. Совсем скверно, теряется всякая надежда выяснить значение цифры 300. Ну, и еще, может быть, эта бумажка привязана к совершенно другим вещам и обстоятельствам или валялась в кармане Каннингхэма с незапамятных времен. Что ж поделаешь? Пусть его тоненькая ниточка оборвется в самом начале — что ж, значит, просто не повезло.

Лесли не имел амбициозного намерения во что бы то ни стало докопаться до истоков тайны Каннингхэма. Он делал ставку на номер в рулетке — выигрыш мог выпасть исключительный, а проигрыш его не слишком расстроит. Нет так нет, не первая и не последняя неудача в жизни Лесли Энджела.

Но прежде он хотел основательно выспаться и поесть — короткая передышка в машине Каннингхэма в счет не шла. По понятным причинам он не попытался соваться в дорогие и заметные гостиницы. Обойдя пешком неказистые окраины Сент-Питерсберга, он наткнулся на маленький замухрышистый отель «Лаки Дэй», где ему не задали ни одного неприятного вопроса, и снял крохотный номер, выходивший единственным окном на залив.

Там Лесли первым делом переложил из карманов в чемодан документы Каннингхэма, припрятал их ненадежнее, а также гильзы, с которыми не хотел расставаться. Не раздеваясь, он улегся на узкую кровать, натянул плед до подбородка и сразу уснул.

Утром в международном аэропорту Дженсонвилла Лесли без проблем приобрел билет на рейс 503 до Парижа. В его паспорте стояла французская виза, дающая право на многократный въезд — с тех пор, как он удостоился чести посетить дальних родственников жены. Тогда Лесли иронически усмехнулся, уступая требованию супруги о получении постоянной визы — он не собирался возвращаться в Париж. Слишком многое напоминало здесь и об Астрид Шеллинг, и об одиноком пьянстве в отеле.

И вот надо же, пригодилось.

Пройдет не так уж много времени, и Лесли Энджел усмехнется при воспоминании о радости и облегчении, испытанных им, когда он понял, что всетаки попал в самолет и летит в Париж. Если бы он догадывался в ту минуту, что ожидает его, мог бы предпочесть сдаться полиции и подвергнуться угрозе обвинения в разбое на яхте Арчибальда…

Лайнер заложил вираж над атлантическим побережьем и набирал высоту. Лески отстегнул ремни, расслабился и первым делом потребовал у стюардессы виски.

Его соседкой в первом классе оказалась пожилая француженка, неплохо говорящая по-английски, и Лесли не замедлил воспользоваться случаем.

Он предложил даме бокал шампанского, принятый с благосклонной улыбкой, и вскоре сумел разговорить ее. Мадам рассказывала об отдыхе в Майами, а Лесли соображал, как перекинуть мостик к интересующей его теме. Наконец он вставил в ее монолог следующее замечание.

— Майами — прекрасный город, мэм, но мне кажется, что его жители — не слишком большие патриоты. Многие его улицы названы в честь других городов Америки. Например, Мемфис-роуд, Спрингфилд-стрит, Кэтвилл-хай-плэйс.

Лесли никогда не бывал в Майами, но в недостатке фантазии никто его упрекнуть не мог.

— Да? — удивилась пожилая леди. — Я не замечала Но этот штрих улучшает мое мнение об американцах. Мне всегда казалось, что они не видят дальше собственного носа и не проявляют уважения ни к чему, что лежит за порогом их дома Лесли также был в этом убежден, но вместо того чтобы дискутировать об американском квасном патриотизме, он гнул свою линию.

— А как с этим обстоит дело в Париже? Мой приятель рассказывал, что и там есть некоторые названия, связанные, например, с Лионом…

— Лион? — мадам задумалась — Дайте припомнить… Пожалуй, только те названия, которые непосредственно указывают на Лион. Лионский вокзал Лионский кредитный банк… Ах, да, есть еще кинотеатр «Лион». И отель «Лион». Это на улице Сен-Дени, рядом с рестораном «Латойя».

— А улицы, площади? — настаивал Лесли.

— Что касается Лиона, не знаю. Зато множество примечательных мест Парижа прослеживают происхождение от Клерман-ле-Ферма, Виллер-Богажа и Базанкура…

Дама пустилась в длинные рассуждения о топонимике, окрашенные в печальные цвета ностальгии, но Лесли уже не слушал ее, лишь вставляя время от времени вежливо-восхищенные «О да, мэм».

Кое-что полезное он узнал. Хотя бы Лионский кредитный банк. В этом случае цифра «300» в записке Каннингхэма могла означать номер счета. Проверить первым делом — если счет не секретный, конечно. А кинотеатр? Номер места, где назначена встреча? Тогда он должен получаться от перемножения номера ряда на номер кресла — скажем, десятый ряд, тридцатое кресло, или наоборот. Но это ничего не дает, дата встречи неизвестна. Отель «Лион»? Апартаменты в отеле? Кстати, с отеля логично будет начать. Надо же где-нибудь остановиться, так почему бы не там. Это символично и послужит своеобразным талисманом, направленным на успех поисков.

Рейс 503 приземлился в аэропорту Шарль-деГолль поздней ночью, вернее, очень ранним утром — около трех часов. Лесли зафрахтовал такси, засунул чемодан в багажник и распорядился ехать к отелю «Лион».

Вычурные неоновые панно гостиницы изливали в ночь холодный огонь. Шумная улица Сен-Дени не спала — мертвый час здесь настанет в семь утра и продлится до полудня. Лесли снял спокойный двухкомнатный номер, выходивший окнами во двор, триста двадцатый, на третьем этаже. Так получилось случайно, но Лесли усмотрел некий знак в том, что номер 300 расположен в другом конце коридора.

Обстановка гостиной и спальни — мягкие зеленые и голубые тона, уютная мебель, стилизованная под начало века и, несмотря на это, гармонирующая с неплохой аудио— и видеоаппаратурой, — располагала к приятному ничегонеделанию. Лесли был слишком возбужден, чтобы просто улечься спать.

Он откинул крышку чемодана, извлек пузатую бутылку шотландского виски «Клаб 99» и налил полный стакан. Включил телевизор, но монотонно тараторящие дикторы французских круглосуточных каналов не вдохновили его, тем более что по-французски он мог разве что кое-как объясниться в любви или заказать обед в ресторане. Лесли переключился на спутниковый музыкальный канал MTV, где в тысячный раз крутили «Аэросмит», большими глотками выпил виски, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Ему стоило изрядного усилия воли не отправиться немедленно на исследование номера 300. Он постучит в дверь, и что он скажет? Простите, мсье, вы случайно не из мафии? Или еще лучше: Каннингхэма убили, я за него…

Но виски начинало действовать. Лесли выпил еще, и как-то неожиданно ноги вынесли его в коридор, освещенный тусклыми полушариями желтоватых плафонов. В коридоре не было ни души — и совершенно тихо, если не считать едва доносящейся из-за двери Лесли упругой пульсации рокн-ролла.

Лесли почудилось нечто жуткое в этой тишине, будто он находился не в центре столицы мира, а в средневековом замке в Трансильвании. Он неслышно прошагал по серому паласу мимо рекреационного холла к двери номера 300.

Дверь ничем не отличалась от остальных, из-за нее не слышалось ни звука. Лесли осторожно положил руку на изогнутую позолоченную рукоятку.

Она внезапно легко поддалась. Между дверью и косяком появилась темная щель.

Дверь оказалась незапертой.

Сердце Лесли колотилось, как компрессор отбойного молотка, гнало кровь и выпитое виски.

Прежде чем он успел сообразить, что делает, Лесли толкнул дверь сильнее.

Она медленно и бесшумно растворилась в темноту.

Лесли вошел.

 

8

Утро принесло грозу на улицы Сент-Питерсберга. Крупные сверкающие капли ливня разбивались об оконное стекло и сливались в единый шумный поток. Лежа в постели, Фрэнк Коллинз безучастно взирал на безобразия природы. Он заметно устал, большую часть ночи сочиняя для генерала Стюарта отчет о поездке, который отправит сегодня по компьютерной сети. В него он включил подробный рассказ о беседе с портье в отеле «Фор Сизенс», а также собственное предположение о том, что Каннингхэму мог звонить из Парижа Эпилгейт.

Две попытки Коллинза дозвониться до майора не принесли успеха — номер не отвечал. Это не слишком обеспокоило полковника — он учитывал разницу во времени и надеялся связаться с Эпилгейтом позже.

Фрэнк Коллинз принял решение не возвращаться пока в Лэнгли. Ему хотелось непосредственно наблюдать за действиями полиции здесь, в Сент-Питерсберге, хотя он не питал ни малейших иллюзий по поводу быстрого раскрытия убийства.

Он выполз из-под одеяла, натянул рубашку и брюки. Болела голова, но Коллинз принципиально не признавал лекарств, даже безобидного аспирина.

Ливень кончился, гроза погромыхивала где-то над океаном на западе, и полковник собирался пешком дойти до полицейского управления, подышать свежим воздухом. Он с горечью подумал о том, что стареет и сдает. Еще года два назад бессонная ночь не оказала бы на него никакого действия, а теперь давит резиновым прессом противная головная боль.

Коллинз собрал в папку разбросанные по столу листки отчета, сунул папку в кейс и покинул гостиницу.

В кабинете начальника полиции Уиндэма дым стоял коромыслом в буквальном смысле слова — пятеро полицейских здоровяков, среди которых был и детектив Шарп, курили одновременно. Судя по концентрации сизых клубов, с которыми не справлялся бедняга кондиционер, заседали давно.

Лица присутствующих раскраснелись, галстуки спущены, рубашки расстегнуты, бутылки с минеральной водой опустошены наполовину.

— Доброе утро, джентльмены, — входя, поздоровался Коллинз.

— Доброе утро, сэр, — отозвался Уиндэм. — Надеюсь, хоть вам удалось выспаться, потому что мы-то вообще не отдыхали.

— Спасибо. — Коллинз подсел к столу. — Что нового?

— Тот взрыв, сэр.

— Да?

— Группой руководил лейтенант О'Рейли, он вам все расскажет. Но если можно, не здесь. Никто из нас уже слышать не может об этом долбаном взрыве.

— Ладно, — сказал Коллинз, — пошли в столовую. Я не завтракал.

Молодой краснощекий лейтенант О'Рейли заявил, что предложение полковника как нельзя кстати. Вдвоем они спустились на первый этаж, набрали уйму тарелок и стаканов и уселись за столиком.

— Доложу вам, это было дельце, — глухим голосом произнес О'Рейли, пережевывая громадный кусок бутерброда с ветчиной. — Мы собирали осколки этой штуки в радиусе полукилометра от воронки, представляете, сэр? На коленях облазить окружность диаметром в добрую милю!

Коллинз сочувственно кивнул.

— Так что же там взорвалось?

— Мотоцикл, сэр. «Ямаха». Вместе с мотоциклистом. Но если от мотоцикла все же кое-что осталось, то от того, кто был за рулем, — одна пыль и ошметья.

— Никакой возможности идентификации?

— Какое там… Говорю же вам, пыль.

— А мотоцикл?

— Вот тут есть кое-что любопытное. — О'Рейли покончил с бутербродом и принялся за пылающую пиццу. — Мы собрали достаточно полезных обломков. Во-первых, номера штата Джорджия — фальшивые, изготовлены кустарным способом. Но на сохранившихся фрагментах двигателя выбиты серийные заводские номера. Мы обратились в диспетчерскую службу представительского бюро «Ямахи» и выяснили, что этот мотоцикл был продан два месяца назад некоему Доминику Флэндри в Бирмингеме, штат Алабама. Имя, конечно, вымышленное.

— Почему вы так думаете? — поинтересовался Коллинз, прихлебывая горячий кофе.

О'Рейли с оттенком гордости взглянул на полковника.

— Потому что Доминик Флэндри — герой фантастических романов. Он не так известен, как Люк Скайуокер или капитан Керк, но я-то не прочь почитать фантастику перед сном…

Коллинз хмыкнул.

— Когда выдается не слишком тяжелый день, сэр. Мы продолжим расследование. Отправимся в Бирмингем, поговорим с дилером «Ямахи». Дело было не так давно, он должен помнить приметы. Потом — автозаправки, дорожная инспекция, да мало ли… Проведем полную обработку. Ведь не призрак этот Доминик Флэндри и не в пятом измерении живет. Мы его найдем.

— Девяносто девять шансов из ста, — заметил полковник, — что разлетевшийся в пыль мотоциклист и есть Доминик Флэндри. Ну, установите вы его настоящее имя, а дальше что?

— Как что? — даже удивился О'Рейли. — Родственники, связи, род занятий, банковские счета, биография, передвижения… Дайте только потянуть за эту ниточку, и мы распутаем убийство Каннингхэма.

— Если эти два происшествия взаимосвязаны, — охладил Коллинз пыл лейтенанта.

— А вы полагаете, нет?

— Я ничего не полагаю, — сказал Коллинз.

Полковник не разделял энтузиазма О'Рейли, хотя в рассуждениях лейтенанта, несомненно, имелся резон. К тому же полиция будет работать в тесном контакте с ЦРУ, возможно, и с ФБР, тогда подкоп под убийцу будет вестись с разных сторон.

Лавируя между столиками, к собеседникам приблизился детектив Шарп.

— Вас к телефону, сэр. Закрытая линия, Лэнгли. Поднимитесь, пожалуйста, в кабинет Уиндэма.

Коллинз извинился перед О'Рейли и последовал к лифту за детективом.

Телефонная трубка лежала на столе. В кабинете уже никого не было, кроме Уиндэма, но и он тактично вышел. Полковник поднял трубку. Звонил генерал Стюарт. Коллинз начал было излагать краткий дайджест своего доклада, но генерал усталым голосом прервал его.

— Возвращайтесь в Лэнгли, Фрэнк.

— Сэр?

— Только что в Милане застрелен Луиджи Самбора.

У Коллинза перехватило дыхание.

— А убийца? — невольно вырвалось у полковника.

— Убийца пытался скрыться на мотоцикле, но его…

— Взорвали?

— Откуда вы знаете?

— Я немедленно вылетаю, сэр.

Коллинз опустил трубку.

Создавалось впечатление, что какая-то могучая невидимая сила начала охоту за лучшими сотрудниками ЦРУ. Сила, действующая по всему миру. Но между двумя преступлениями, совершенными похожим образом, было и существенное различие.

Каннингхэм являлся кадровым офицером ЦРУ и жил в Америке под собственным именем.

Луиджи Самбора, напротив, был одним из наиболее законспирированных международных агентов, и не столь многие люди в США и в Италии имели представление о его истинной роли.

Полковник сообщил Уиндэму о вызове генерала, попросил заказать для него билет и на такси выехал в аэропорт. Из аэропорта он снова позвонил майору Эпилгейту в Париж.

На этот раз ответили.

Но не Эпилгейт.

 

9

В полумраке гостиной, затененной опущенными шторами, экран телевизора мерцал подобно огромному плоскому глазу, заглядывающему в дом Корина из некоего иного мира. Корин почти не следил за экранными ненастоящими фигурками, разыгрывающими чужую жизнь за стеклом. Тихо загудел телефон.

В этот час Корин не ждал звонка из Германии и довольно лениво потянулся за трубкой, отставив в сторону полупустой бокал.

Но это была Стефи.

— Я возвращаюсь! — негромко сказала она.

Корин рывком подвинул телефон ближе, как будто Стефи прямо сейчас должна была выскочить из трубки. После неизбежных в подобных случаях радостных и сбивчивых объяснений он спросил:

— Разве ты уже закончила свои дела? Я думал, тебе понадобится еще по меньшей мере неделя.

— Да ну их! Я возвращаюсь к тебе, вот и все.

— Слушай… Какой рейс? Я встречу тебя на машине!

— И не думай. Самолет прибывает в три двадцать утра. Лучше выспись как следует и жди меня.

— Бунт?! Какой рейс, говорю?!

— О, господи… Сто десятый авиакомпании «Люфтганза». Аэропорт Шарль-де-Голль.

— Я поставлю машину на стоянке справа от главного входа.

— Но послушай, глупец…

— До свидания, кладезь мудрости.

Корин закончил разговор, швырнул трубку на аппарат и выключил ставший окончательно ненужным телевизор. Бросил взгляд на часы — успевает, до закрытия ближайшего супермаркета еще сорок минут.

Шампанское, фрукты и прочую праздничную снедь Корин запихал в самый большой бумажный пакет, какой только нашелся в магазине, но все равно коробки и свертки то и дело норовили вырваться сверху и шлепнуться на пол. Корин мысленно выругал себя за недогадливость — с таким грузом покупка золотых часиков «Картье», о которых давно мечтала Стефи, превратилась в сущую пытку. Продавщицы потешались над ним. Он не додумался даже поехать на машине, ведь магазины располагались в двух шагах от его дома, и теперь мучился, подхватывая то один, то другой непослушный предмет.

Дома он вывалил все содержимое пакета на диван и занялся сервировкой стола. Шампанское выставил в центре — бутылки образовали изящный полукруг, в котором поблескивали золотые часы.

Потом он спохватился, что забыл цветы, вскочил в «Ситроен» и понесся в самый дорогой цветочный магазин на Елисейских полях, где привел персонал в отчаяние, придирчиво осмотрев и забраковав добрых три десятка роскошных букетов. Наконец он выбрал то, что по его разумению должно было понравиться Стефи — розы очень нежного бледного тона, — но букет перекомпоновал по-своему, больно уколовшись о здоровенный торчащий шип.

Оставшееся время Корин потратил на то, чтобы привести квартиру в более или менее цивилизованный вид, ибо в дни одинокой жизни он мало следил за порядком и довел свой дом если не до состояния медвежьей берлоги, то до чего-то довольно близкого.

Результат его трудов нельзя было назвать идеальным порядком, но он и не претендовал на многое. Пора ехать в аэропорт.

Корин спустился на стоянку, где парковали автомобили жильцы дома, протер ветошью ветровое стекло «Ситроена», проверил уровень бензина и масла и уселся за руль. Стефи напрасно полагала, что поездка будет тяготить его. Он любил ездить ночью, когда машин немного и можно разогнаться вовсю. А учитывая то, что в конце гонки ждал восхитительный приз, она и подавно превращалась в удовольствие. Корин ощущал внутренний подъем, эйфорию, вызванную отнюдь не проходной вечерней дозой «Джека Даниэльса».

Его рука напряглась на рукоятке переключения передач, нога в ожидании замерла над педалями сцепления и газа. Вспыхнули фары дальнего света, тгробив бархатную завесу ночи, — эти фары Корин модернизировал сам, они были его гордостью, как и двигатель, и трансмиссия. То, что по виду являлось старым «Ситроеном-СХ», по сути представляло мощный спортивный болид, и немногие машины могли угнаться за ним по шоссе.

Корин выбрал окраинный путь, он был длиннее, но содержал неизмеримо меньше шансов наткнуться на полицию или врезаться в неожиданно выскочивший на перекрестке автомобиль. Плоская стремительная торпеда проносилась по улицам, провожаемая удивленными взглядами запоздалых прохожих. Лучи знаменитых фар преломлялись в окнах спящих домов и витринах закрытых магазинов.

Рычаг переключения передач под рукой Корина исполнял замысловатый танец. Двигатель пел торжествующую песню скорости. Сзади мигнули фары другой машины.

Спустя полминуты Корин с изумлением осознал, что та идет ничуть не медленнее его модифицированного «Ситроена». Когда оба автомобиля достигли Булон-Бийанкура и вылетели на освещенную многочисленными желтыми конусами фонарей набережную Сены, Корин взглянул в зеркальце заднего обзора и убедился, что на хвосте у него повис приплюснутый спортивный «Порше». В машине сидели двое — по крайней мере впереди. Остальная часть салона тонула во мраке, и разглядеть там чтолибо не представлялось возможным. Но Корин смутно припоминал, что данная модель «Порше», похоже, двухместная.

Он не воспринял преследователей как угрозу.

Ему казалось, что подвыпившая молодежь предлагает соревнование, надеясь легко обойти старый «Ситроен» и позабавиться над его водителем.

— Это мы еще посмотрим, — с веселой злостью процедил Корин сквозь зубы и добавил газа, насвистывая «Когда святые маршируют». Расстояние между машинами сразу увеличилось вдвое. «Ситроен» пролетел мост через Сену, когда «Порше» еще тормозил на набережной, готовясь к повороту. Дорога на Версаль шла через лес и изобиловала петлями крутых изгибов, так что поневоле пришлось сбросить скорость на виражах. «Порше» выиграл сотню метров на ровном отрезке и также углубился в серпантин.

Корин предполагал, что гонка закончится на выезде из леса и «Порше» уйдет в направлении Шартра. Однако преследователи не собирались бросать забаву. Корину это стало надоедать — ведь он ехал в противоположную от аэропорта сторону; и хотя пока не опаздывал и вполне мог развлекаться еще с полчаса, все же замедлил ход, чтобы пропустить назойливых преследователей.

Но и «Порше» сбросил скорость и держался приблизительно в двухстах метрах за Кориным. Так они проехали Нантер, миновали очередной мост и оказались на трассе, ведущей к Аржантею, пустой, неосвещенной и безлюдной. Корин свернул к обочине и остановился. «Порше» приблизился метров до пятидесяти и повторил маневр. Фары погасли.

Корин запустил двигатель, развернулся и медленно поехал обратно, намереваясь обогнуть преследователей и покончить с нелепой историей. Расстояние между «Ситроеном» и темной, казавшейся безжизненной спортивной машиной сокращалось метр за метром.

Корин не услышал выстрела, но на ветровом стекле «ситроена» появилась круглая дырочка.

Слишком много таких отверстий Корину довелось видеть в жизни, чтобы не понять и не оценить мгновенно значение инцидента. Он молниеносно переключил скорость, ударил по педали газа и вывернул руль. «Ситроен» по широкой дуге развернулся на асфальте боком, дымящиеся шины издали пронзительный жалобный вой. Автомобили с грохотом столкнулись бортами. «Порше» отбросило с трассы, а Корин бросил машину вперед, к Понтуазу, минуя Аржантей.

«Порше» пытался выбраться из кювета, скрипя и ворочаясь, как увязший в меде жук. Наконец могущество двигателя и надежность конструкции победили. Погоня возобновилась. Корин с тревогой осознал, что на прямых участках проигрывает соревнование моторов. Требовалось применить тактическую хитрость, но как назло шоссе тянулось в окружении плотных стен близко посаженных на высоких откосах деревьев, и свернуть было некуда.

Второй выстрел также оказался неслышным, а дыра в стекле образовалась совсем рядом с головой Корина. Плохо дело, у этих ребят есть ночной прицел.

Дорожный указатель, на миг высвеченный из тьмы фарами «Ситроена», утверждал, что до Понтуаза остается пять километров, а до завода фирмы «Дюкло Франсе» — два. Что еще за чертов завод?

Стрелка указателя была обращена вправо, значит, по крайней мере, там можно повернуть. Но не загонит ли Корин сам себя в ловушку, воспользовавшись этим услужливо подвернувшимся вариантом?

Впереди показался поворот, за ним — короткая, обсаженная деревьями аллея, упирающаяся в массивные стальные ворота. Никаких ответвлений аллеи, боковых проездов, которые позволили бы уклониться в сторону, не было заметно с трассы. Но линейная гонка означала одно: неотвратимо надвигающуюся на более совершенной машине смерть.

Четверть секунды понадобилось Корину на анализ ситуации и единственный вывод. Рискуя пересчитать проклятые деревья передним бампером, он крутнул руль и ворвался в аллею. Вскоре фары осветили прикрепленный к створке ворот огромный щит с надписью красными буквами по-французски и по-английски:

ДЮКЛО ФРАНСЕ

ОТДЕЛЕНИЕ «ЮНАЙТЕД СТАР КЕМИКЛ»

ПРОИЗВОДСТВО СРЕДСТВ БЫТОВОЙ ХИМИИ ВЪЕЗД НА ТЕРРИТОРИЮ БЕЗ СПЕЦИАЛЬНОГО РАЗРЕШЕНИЯ КАТЕГОРИЧЕСКИ ЗАПРЕЩЕН

Корин чуть не закричал от радости. Такой завод не мог не иметь охраны и сигнализации. Остается лишь поднять тревогу, и убийцы сами поспешно уберутся восвояси. Уберутся, чтобы… вернуться в удобное время и наверняка нанести рассчитанный удар.

Но это уже его, Корина, проблема.

«Порше» с разгона проскочил поворот и затормозил обоими ведущими мостами. «Ситроен» же несся на ворота. В последний момент Корин свернул перед бетонным серым забором, составленным из одинаковых шероховатых секций. Ему удалось по невозможному радиусу провести «Ситроен» боком по узкой тропе, явно не предназначенной для автомобильных упражнений. Но далее следовал тупик.

Бампер машины уперся в преграждающую путь гору высохших кустов и толстых веток. Двигатель смолк.

В тишине слышался неумолимый гул приближающегося по аллее «Порше». Корин распахнул дверцу и выскочил из машины, слившись с декоративным выступом забора.

«Порше» остановился перед воротами — очевидно, преследователи пытались понять, куда скрылась мишень. Загрохотал металлический засов квадратного окошка в невысокой дверце справа от ворот, и заспанный голос недовольно проскрипел:

— Кого там еще принесло? Бертье, это ты?

Парень, сидевший возле водителя, вышел из машины. Прожекторы на мачтах освещали его коренастую фигуру сверху, как бы прижимая к земле.

— Это я, — отозвался бандит, поднял пистолет с глушителем и выстрелил сквозь окошко. Изнутри послышался глухой шум падающего тела. Корин успел заметить, что на пистолете («Астра-Кондор», модель 800) нет никаких признаков инфракрасного прицела, к тому же такие штуки обычно ставят на более солидном оружии. Но не наугад же они палили по «Ситроену». Значит, вооружены не только этим.

Догадка не замедлила подтвердиться. Появившийся на аллее водитель держал наперевес американскую штурмовую винтовку «Кольт-коммандо», и вот та уже была в избытке оборудована всем необходимым.

— Что? — кратко спросил водитель.

— Я ухлопал охранника.

— Зачем, кретин?! Сейчас набегут другие.

— Он нас засек… А где тот?

— Черт его знает… Да никуда он не денется, вон его машина — застряла намертво. Давай попробуем открыть эту дверь. Сперва надо нейтрализовать охрану.

— Ага… Чтобы он смылся на нашей машине?

— Я поставил блокировку.

Напарник водителя глубоко засунул руку в окошко, погремел железными запорами и потянул ручку дверцы. Убийцы бесшумно проскользнули внутрь.

Вскоре до слуха Корина донеслись невразумительные ругательства, удары, свидетельствующие о короткой яростной схватке и несколько отрывистых шипящих выхлопов, безошибочно идентифицированных как стрельба из пистолета с глушителем.

Энергичным броском Корин переместился к дверце и змеиным движением влился на территорию тускло подсвеченного отблесками прожекторов заводского двора. Первое, что он увидел — недвижимые тела двух охранников на бетоне.

Парень с пистолетом стоял в двух шагах от Корина. Он успел повернуть голову и тут же упал, как подкошенный, получив страшный удар в шею.

У Корина заныло ребро ладони — давно он не попадал в такие переделки. Где-то справа ухнула винтовка, в ответ зачастил пистолет уцелевшего охранника. Тот стрелял, видно, во все, что видел, и одна из пуль угодила в начавшегося было подниматься уложенного Кориным бандита. Тот снова упал лицом вперед, теперь уже, видимо, надолго. Корин подхватил с земли его пистолет и нырнул влево, в спасительную тень.

Снова ударили выстрелы из винтовки, послышался чей-то крик. Корин обогнул несколько стеллажей с бочками. Выглянув, он увидел в десятке метров уцелевшего убийцу, судорожно сжимавшего в руках «Кольт-коммандо». Но и тот заметил его, вскинул винтовку. Корин подряд три раза нажал на спусковой крючок. Громыхнули два выстрела — в обойме кончились патроны. Но одна из пуль достала киллера. Схватившись за грудь, он опустился на пол.

Корин подскочил к нему, подхватил «Коммандо» и направил в голову поверженного врага.

— Кто тебя послал? — четко и раздельно проговорил он.

Лежащий на полу парень, только скривился и с презрительной усмешкой поднял взгляд на Корина.

— Пошел ты к черту…

Он слабел на глазах. «Черт, — подумал Корин, — тебе бы жить, парень, только ты можешь назвать заказчика покушения».

Но еще через десяток секунд глаза бандита остекленели. Корин быстро обыскал труп. Ничего, кроме пружинного ножа, опасного и мощного в умелых руках оружия. Корин опустил нож в карман и медленно опустился на пол, прислонившись спиной к холодному металлу.

— Вот так, — выдохнул он.

Он снова убил человека. Да, этот человек стрелял в него и без раздумий отправил бы на тот свет.

Но все равно на душе у Корина скребли кошки.

Он встал и, не оглядываясь, направился к выходу.

Застрявший в завале «Ситроен» оказалось нелегко вызволить. Провозившись с полчаса, Корин все-таки вывел машину на площадку перед воротами. Еще некоторое время ушло на то, чтобы снять продырявленные пулями лобовое и заднее стекло — не так-то просто будет объяснить дорожной полиции, что отверстия в стеклах его автомобиля не связаны с трупами на заводе (как там, кстати, последний охранник, может, жив?).

Пять трупов вместо намечавшегося одного — он уцелел, другие погибли. В том числе трое ни в чем не повинных охранников — только потому, что, спасая свою жизнь, он свернул к заводу, а не проехал мимо.

В зеркале заднего обзора Корин видел темную тушу вражеской машины, похожую на притаившуюся в океанских глубинах акулу. И когда он уже поворачивал на трассу к Аржантею, «Порше» взорвался.

На миг стало светло, как днем. Исполинский факел взметнулся выше прожекторных мачт, ударная волна переломила несколько деревьев. От машины не осталось буквально ничего. Мелкие осколки стекла и металла просыпались вокруг «Ситроена».

— Черт побери! — пробормотал Корин.

Выходит, убийцы в любом случае были обречены. По дороге к Аржантею ему пришлось свернуть в лес, не выбирая дороги: к заводу неслись, полыхая мигалками и завывая сиренами, пожарные и полицейские машины. Пропустив караван, Корин задним ходом выполз на шоссе и прибавил газ.

Он ехал в Париж, не вполне осознавая, что делает и зачем. Один вопрос не давал ему покоя: мог ли он поступить по-другому? Ответа не находилось.

Ладно, случилось то, что случилось. Прошлое прошло, и следовало подумать о настоящем, а главное — о будущем. Никому не дано знать наперед…

Тут только он вспомнил о Стефи.

— О Господи… — Корин развернул машину к аэропорту. Он знал Стефи, а Стефи знала его и была справедливо убеждена, что никакие катастрофы не заставят Корина изменить данному обещанию. Она будет ждать на стоянке столько, сколько потребуется.

Похолодало, и ночной ветер свободно гулял в лишенном защиты стекол салоне. Корин поднял воротник куртки, выжимая из многострадального «Строена» больше, чем тот мог дать.

Еще издали он заметил фигурку Стефи на асфальтовом поле платной аэропортовской стоянки.

Она тоже увидела «Строен», побежала навстречу.

Корин лихо затормозил. Стефи на секунду замерла в недоумении перед помятой, грязной, без стекол машиной, рванула ручку дверцы и бросилась на шею Корину. Он обнял ее с нежностью и тревогой, гладил ее мягкие волосы, а она со слезами смотрела в его измученное, опустошенное лицо. Разумеется, она сразу поняла, что с Кориным случилась не банальная дорожная авария.

В пути до аэропорта Корин раздумывал, как поступить со Стефи: рассказать ей все, преподнести смягченную версию событий или солгать во спасение. Однако два соображения склонили его к первому. Убийцы, кто бы они ни были и какова бы ни была их цель, повторят покушение. Они могут напасть на квартиру Корина. Стефи подвергнется опасностям, поэтому ей лучше знать все. И она имеет на это право. Она уже спасала ему жизнь. Она обладает мужеством и самоотверженностью, и она любит его.

Он повернул ключ зажигания. Стефи погрузила в багажник чемодан и сумку, села рядом, и машина на малом ходу направилась в Париж. Корин рассказал о происшествии в подробностях, будто освобождаясь от давящего груза. Стефи слушала внешне невозмутимо, лишь человек, хорошо изучивший ее — такой, как Корин, — мог ощутить истинное сумасшедшее напряжение ее чувств. Она была действительно мужественной женщиной.

— А потом я поехал за тобой, — заметил Корин.

Стефи нервно засмеялась.

— Но кто? — отрывисто спросила она скорее саму себя, нежели Корина. — Отголоски старого или…

Корин пожал плечами.

— Не знаю, любимая. Ни малейшего представления.

— Но как только мы приедем домой…

Корин задумался, он не слушал ее больше. С заднего сиденья он достал замшевую куртку и велел Стефи накинуть ее — она мерзла в легком платьице.

Никаких иллюзий у Корина не было. Один, без помощи и поддержки, не владея информацией и не имея даже догадок о подоплеке покушения, он не мог противостоять внезапно обрушившейся на него силе. И в Париже вряд ли кто мог помбчь ему! Он был не слишком общителен, круг знакомых ограничивался сослуживцами по «Радио Европа», но эти люди никоим образом не годились. О полиции не возникало и мысли. Погрузиться в трясину официального расследования, оказаться в положении подозреваемого невесть в чем, окруженного недоверием со всех сторон — значило наверняка погубить себя и, может быть, Стефи.

И тут Корин вспомнил об Эпилгейте.

— Нет, любимая, — сказал Корин, прерывая Стефи на полуслове. — Домой мы не поедем.

— А куда?

— К моему другу, он живет в отеле «Лион». Какое-то время тебе придется побыть у него. Не беспокойся, это ненадолго.

— Ненадолго…

Корин со вздохом представил полукруг бутылок шампанского на столе в их доме, золотые часики «Картье», купленные для Стефи, букет бледных роз, тщательно подобранный и перебранный им.

Держась за руки, они вошли в подъезд «Лиона», залитый светом реклам. В холле никого не было, если не считать прикорнувшего на диване сомнительного персонажа, сморенного дозой наркотика.

Минуя лифт, Корин и Стефи поднялись по лестнице на третий этаж. Как-то Эпилгейт отреагирует на их ночной — вернее, раннеутренний визит?

Перед дверью номера 300 Корин в недоумении остановился, отстранил Стефи и прислушался.

Дверь против ожидания была приоткрыта, и вертикальная полоска желтого света виднелась в щели.

Но в номере господствовала тишина. Корин собрался было постучать, но передумал и толкнул позолоченную ручку. Дверь медленно отворилась.

Корин, а за ним Стефи вошли в освещенную гостиную.

Майор Александр Эпилгейт сидел лицом к ним в глубоком кресле у низкого столика, заваленного журналами. Одного взгляда хватило, чтобы убедиться, что он мертв — посередине лба майора зияло темное отверстие, из него на переносицу текла коричневатая струйка крови. Но майор находился в комнате не один.

В дальней углу возле телевизора стоял худощавый молодой человек лет тридцати в джинсах и ковбойке, с густой копной каштановых волос и испуганными серыми глазами. С полминуты Корин и незнакомец пристально и молча изучали друг друга.

Молодой человек заговорил по-английски.

— Это не я, господа, — его голос заметно подрагивал. — Я не убивал его, я даже не знаю, кто это такой. Я только что вошел. Я журналист, меня зовут Лесли Энджел.

Корин прикинул диспозицию. Он надежно прикрывал дверь, и бежать мистеру Энджелу, если его так действительно звали, было некуда. В обтягивающих джинсах и легкой рубашке не просматривалось спрятанного оружия.

— Что вы здесь делаете? — резко проговорил Корин, намеренно оставляя в стороне вопрос о смерти Эпилгейта.

— Ну… — замялся молодой человек. — Это не так-то легко объяснить.

— И все же придется, — мягко нажал Корин.

— А кто вы такие, господа? — с внезапным подозрением осведомился Лесли Энджел. — Вы не похожи на полицию… Кто вы?

— Мы друзья погибшего джентльмена, — объяснил Корин, — и мы намерены заняться выяснением обстоятельств его смерти. И прежде всего — вами.

— Мной!.. — Лесли всплеснул руками. — Да если бы вы только знали… Ах, черт… — Он подошел к бару, извлек первую попавшуюся бутылку, налил себе солидную дозу и проглотил. Стефи обогнула стол, взяла оставленную Энджелом бутылку и наполнила для себя второй бокал.

Негромко, музыкально зазвонил телефон. Корин поднял трубку, прижал к уху, но не откликнулся. Незримый абонент также молчал, потом подал реплику.

— Эпилгейт! Александр, отвечайте! Это вы?

Корин мгновенно узнал голос Коллинза. Трудно было не узнать голос человека, когда-то бывшего его персональным врагом, а затем ставшего другом.

Корин с облегчением перевел дыхание.

— Алло, полковник… Говорит Корин.

— Корин? — удивленно и встревоженно отозвался Колинз. — Что вы там делаете? Где Эпилгейт?

— Эпилгейт рядом со мной, но он мертв.

Коллинз застонал.

— Эпилгейт! Теперь еще и он!

— Теперь еще? Фрэнк, что это значит? Только что и меня пытались убить. Эпилгейта застрелили в гостинице. Что происходит?

Коллинз помолчал, словно решая, что можно сообщить Корину и в каких пределах.

— Слушайте, — сказал он наконец. — Я во Флориде, сейчас вылетаю в Лэнгли. В Париже я смогу быть завтра. Как с вами связаться?

— Не знаю. Со мной Стефания… Не хочу возвращаться домой. Вы можете перезвонить минут через двадцать?

— Да, до самолета есть время.

— Хорошо. Попробую что-нибудь придумать. — Корин вернул трубку на аппарат и снова обратился к Лесли. — Так я вас слушаю, молодой человек.

Лесли скривился.

— Слушать придется долго! И почему я должен вам доверять?

— Потому что в противном случае я вызову полицию, — Корин по глазам Лесли понял, что нащупал верную струну.

— Нет, только не это! Меня и без того ищут…

Я не убивал этого джентльмена, клянусь, и мистера Каннингхэма я также не убивал… — Лесли спохватился и инстинктивно прикрыл рот рукой, но было уже поздно.

— Каннингхэма? — Корин прищурился. — Джона Каннингхэма?

— Вы и его знаете?! Черт, ну и влип же я в дерьмо!

— Хорошо. Допустим, я вам верю. Вы не убивали, — постарался успокоить его Корин. — Но вы назвали одно имя, из чего следует, что у вас имеется некая информация. Мне она необходима. Расскажите все, а потом подумаем, как быть дальше.

— Рассказывать… Здесь?! — Лесли сделал жест, указывающий на тело майора, замершее в кресле. — Да если кто-нибудь… Я живу в номере 320, давайте перейдем хотя бы туда.

Позвонил Коллинз.

— Вероятно, я буду в этом же отеле, в номере 320, — сказал ему Корин, — но если меня там не окажется, жду вашего звонка завтра… Скажем, в двадцать один, подходит?

— Да.

— В холле «Плазы». Аварийный ход — ресторан «Латойя». Найдете в справочнике…

Полковник попрощался, послышались гудки.

Прежде чем отправиться вслед за Лесли в его апартаменты, Корин на коленях облазил номер Эпилгейта и ничего не нашел, даже стреляной гильзы.

— Пошли, — распорядился он и подхватил Стефи под локоть.

То, что Лесли Энджел говорит правду и его опасаться не надо, Корин понял довольно быстро.

Лесли с гордостью для идентификации своей личности продемонстрировал ветхую газетную вырезку на немецком языке. Заметка с мутной фотографией улыбающегося Лесли повествовала о выходе на германской фирме «Раудрайдер» первого альбома Лесли Энджела под названием «Энджел Даст ин Хэвен» — «Ангельская пыль в небесах» — каламбур, которым автор очень гордился, ибо он намекал и на рай, и на наркотики, и на фамилию музыканта…

— Никогда не слышал, — проговорил Корин, возвращая заметку.

— Ну… По правде сказать, я не очень знаменит, — смутился Лесли. — Но это довольно интересная музыка. Немного похоже на то, что делает Джо Сатриани, но тяжелее, с такими киссовскими интонациями…

— Музыковедением займемся после, — жестко оборвал Корин. — А сейчас выкладывайте по порядку все о Каннингхэме и о том, как вы оказались в номере майора Эпилгейта.

— Майора?! Он что, тоже…

— Тоже, — усмехнулся Корин. — И не пейте пока больше. Вы мне нужны в нормальной форме.

Лесли отдернул руку от бутылки. Он говорил почти час, начав со скандала на яхте Арчибальда до встречи с Кориным в номере 300. Он продемонстрировал документы на имя Каннингхэма и Лундквиста, три подобранные в деревянном домике гильзы и записку «Лион-300». Корин и Стефи слушали, не прерывая.

— Дверь была открыта, — закончил рассказ Лесли, — я вошел, зажег свет и увидел мертвого майора. Тут появились вы… Вот и все. — Он облизнул пересохшие губы и выпил-таки бокал виски.

Корин рассматривал гильзы.

— Это бельгийские гильзы, — сказал он. — Такие патроны используются в «FN Р-90», да и по вашему описанию я сразу узнал эту машину — примечательная штуковина, ни с чем не спутаешь… Знаете, мистер Энджел, на вашем месте я пока воздержался бы от каких бы то ни было публикаций…

— Я не самоубийца, — пробормотал Лесли. — Но что же теперь делать?

— Вот что, — проговорил Корин. — Пока я и мисс Джонсон останемся у вас. Завтра в Париж прибудет полковник Коллинз из ЦРУ, и всю эту историю вы повторите ему. А пока, если вы не возражаете, я хотел бы немного поспать. Вас же попрошу не слишком накачиваться. — После этого предостережения Корин в сопровождении Стефи удалился в спальню.

— Ты не боишься оставлять его одного? — шепнула Стефи, когда за ними закрылась дверь. Корин пожал плечами. Конечно, он не мог безоговорочно доверять Энджелу, как не мог доверять никому, исключая, разумеется, Стефи и еще, пожалуй, Коллинза. Но рассказанная журналистом история была слишком невероятной для выдумки.

— Да черт с ним, — беспечно ответил Корин. — Я ему верю. Джо Сатриани с киссовскими интонациями! Такое не придумаешь…

Тело майора Эпилгейта обнаружила горничная в девять утра. Прибывшая полиция, не найдя материальных улик, принялась за опрос вероятных свидетелей, и в первую очередь всех постояльцев третьего этажа. Но никто из них, включая американского журналиста мистера Энджела и его гостей — редактора отдела «Радио Европа» мсье Корина с супругой, как он представил Стефи, ничего не видел и не слышал.

Когда полицейские откланялись, Лесли заметил:

— Там куча наших отпечатков, в комнате майора.

— Но чтобы сличить их, им надо прежде всего взять отпечатки у нас, — пояснил Корин. — А для этого нужны очень серьезные законные основания.

Но как бы то ни было, им не удастся пришить нам это убийство.

— Почему?

— Потому что мы найдем настоящего убийцу.

А если нет, к тому времени мы все будем мертвы.

 

10

Заложив ногу на ногу, Коллинз сидел в просторном кабинете генерала Джеймса М. Стюарта.

Он только что сообщил генералу известие о гибели Эпилгейта и о покушении на Корина в Париже.

Стюарт угрюмо смотрел в широкое панорамное окно на бегущие облака.

— Каннингхэм, Самбора, Эпилгейт… Корин.

Кто следующий? — генерал пристально воззрился на Коллинза. — На наших людей объявлена охота?

— Похоже, что вы правы, сэр. — Коллинз катал в пальцах незажженную сигарету. — Это невероятно, и тем не менее вывод напрашивается такой.

— Ваши соображения? — спросил Стюарт. — Только без дипломатических уверток. Этого дерьма я наелся в комиссии конгресса и в президентской администрации. Что вы думаете на самом деле?

— Видите ли, сэр, — начал Коллинз, нащупывая тропинку в потемках, — все трое погибших, а также уцелевший Корин относятся к одному типу.

Это мобильные международные агенты, эффективные субъекты действия, творческие личности, сильные аналитики и превосходно подготовленные профессионалы, независимо от того, состоят они у нас в штате, как Эпилгейт и Каннингхэм, или работают автономно, как Самбора и Корин. Образно выражаясь, это и есть пресловутые длинные руки ЦРУ. И похоже, кто-то пытается отрубить эти руки. Причем, учитывая идентичность покушений на Каннингхэма и Самбору, угроза исходит из одного источника.

— Резонно, — кивнул головой генерал. — Но смысл? Какие-нибудь левые экстремисты вроде «Красного октября»?

— Не думаю, — покачал головой полковник. — Те обычно стараются наделать побольше шуму. Они выбрали бы в качестве жертв известных высокопоставленных лиц. А тут… Я бы сказал, что прослеживается некий умысел. — Стюарт постукивал по столу кончиком карандаша, что обычно выражало крайнюю степень заинтересованности. Коллинз продолжал: — Вероятно, что-то готовится, сэр. Достаточно масштабное преступление. И его авторы стремятся обезопасить себя заранее, лишая нас наиболее ценных людей.

— Но это невозможно! — буркнул генерал. — Нельзя же перебить всех одного за другим…

— Всех и не нужно, — возразил Коллинз. — Достаточно уничтожить человек десять-двенадцать, способных к активным действиям на межгосударственной арене. Их не так много, сэр…

— Да, но кроме нас, существуют еще ФБР, АНБ, спецслужбы других стран…

— И все же удар направлен именно против нас.

— Пока все это ваши домыслы, — проговорил Стюарт и забросил карандаш в пластмассовый стаканчик. — Тем не менее, что можно предпринять, чтобы прекратить эту эпидемию убийств?

— По-моему, следует действовать в двух направлениях. Установить, откуда идет утечка информации о наших людях. Она может идти либо отсюда, из Лэнгли, либо из близких к президенту кругов, курирующих спецслужбы…

— Это уже делается, — перебил генерал. — Мы начали осторожную проверку на всех уровнях.

— И второе, — сказал Коллинз. — Необходимо срочно предупредить об опасности сотрудников, подвергающихся потенциальной угрозе.

— Кого конкретно?

— Бордена, Шнайдера… Рутковски, может быть, Тревиса…

В дверь легонько постучали. Вошла мисс Бэйтси и протянула генералу запечатанный пакет.

— Из немецкого отдела, сэр, — пояснила она и величественной поступью покинула кабинет.

Стюарт разорвал плотную бумагу, обработанную химическим составом, исключающим просвечивание специальной аппаратурой, вынул единственный лист с кратким текстом, прочел и поверх листа уставился на Коллинза.

— Шнайдера предупреждать не трудитесь, он убит в Мюнхене, — тяжело уронил Стюарт. — Ваши предположения, похоже, подтверждаются. — Коллинз отметил, что генерал употребил на этот раз «предположения» вместо недавних «домыслов». — Жду от вас конкретных предложений по ситуации.

И определите, чем займетесь лично.

— С вашего позволения, сэр, я вылечу в Париж и возьмусь за расследование во Франции. Это сейчас самая горячая точка. Единственный уцелевший после покушения человек находится там, и его информация может оказаться бесценной, не говоря уж о том, что вдвоем мы сделаем больше, чем я один…

— Хорошо, — подытожил Стюарт. — Кого возьмете с собой?

Коллинз ненадолго задумался.

— Кристофера Шеннона, сэр. Этот парень отлично зарекомендовал себя в Ирландии. И мисс Маллиган.

Генерал удивленно поднял брови.

— Ее? На кой черт вам специалистка по обольщению?

— Кто знает, как оно повернется, сэр… Я с ней недавно работал. Кроме основных… э-э-э… качеств, мисс Маллиган выбивает в тире десять из десяти, ей нет равных в каратэ, да и с мозгами у нее все в порядке…

— Ладно, — согласился Стюарт. — Вы сами передадите им приказ или лучше, чтобы это сделал я?

— Лучше вы, сэр. Уровень будет соответствовать важности операции, я хочу подготовить их психологически… Мы отправимся разными рейсами, а встречу в Париже назначу на завтра на двадцать два… — Полковник вспомнил телефонный разговор с Кориным. — В ресторане «Латойя» на Сен-Дени. Разрешите идти, сэр?

— Действуйте, полковник. Да поможет вам Бог…

Когда Коллинз был у самых дверей, генерал окликнул его.

— Да, вот еще что… Когда вы намечали список имен сотрудников, которых необходимо предупредить, одно имя забыли…

— Какое, сэр?

— Фрэнк Коллинз.

Полковник сдержанно улыбнулся, слегка поклонился и вышел.

 

11

Машина была серого цвета, не роскошная и не затрапезная. За рулем восседал тот седой стройный мужчина, что обсуждал со своим гостем список из восьми имен и поспорил из-за Корина. Положение этого человека на иерархической лестнице позволяло и обязывало пользоваться представительским автомобилем с шофером, но веские причины заставили его выехать в одиночку на чужой машине.

За перекрестком водитель подрулил к тротуару на минимальной скорости, и на заднее сиденье ловко ввинтился высокий худой морщинистый человек лет пятидесяти (незадолго до этого, кстати, он встречался и с лысоватым гостем хозяина машины). Автомобиль плавно набрал ход.

Приветствия не последовало. Сидящий сзади протянул через плечо водителя квадрат хрустящей полупрозрачной бумаги. Сверху донизу его покрывали те же восемь имен в прежнем порядке: Каннингхэм, Борден, Шнайдер, Коллинз, Корин, Тревис, Эпилгейт и Самбора. Первый, третий, седьмой и восьмой номера перечеркивала тонкая линия.

Мужчина за рулем пробежал список глазами, удовлетворенно кивнул, но тут же нахмурился, заметив против пятого номера крохотный вопросительный знак.

— Что с пятым? — бросил он, не оборачиваясь.

— Плохо. Стандартная схема не сработала.

К счастью, исполнители были уничтожены в процессе самим пятым номером, хоть с этой стороны сложностей не ожидается.

Водитель покачал головой.

— Ай да номер пять… Не прост, а? Жаль, что он не с нами… А остальные?

— Продолжаем по графику.

Человек за рулем поджег бумажку зажигалкой и положил догорать в пепельницу.

— Думаю, не стоит напоминать вам о сроках, — негромко проговорил он. — Времени остается все меньше, и в дальнейшем допускать ошибок не следует. Вы успеете подготовить новый… сюрприз для номера пять?

— Надеюсь, — вздохнул высокий.

— Попробуйте, — тоном приказа изрек седой. — Я не хочу, чтобы он вцепился нам в загривок Я приторможу вон у того светофора.

Это означало, что беседа окончена. Возле указанного светофора лысоватый пассажир выскользнул из салона, а машина покатилась дальше, сразу спрятавшись в потоке множества похожих на нее автомобилей.

 

12

В Вашингтоне, в квартире на шестнадцатом этаже высокой башни на Элм-стрит, Фрэнк Коллинз выключил бормочущий телевизор и продолжил яростное истребление вылезшей на подбородке щетины аккумуляторной электробритвой. До отъезда в аэропорт оставалось еще минут тридцать, вполне достаточно времени для сборов.

В плоский чемодан Коллинз уложил дорожный джентльменский набор, подумал и сунул сбоку извлеченную из холодильника квадратную бутылку виски «Баллантайн», столь любимого Кориным. На выходе он машинально оглядел себя в зеркало, остался доволен безупречным серым костюмом, идеально сидевшим на подтянутой фигуре. Коллинз запер дверь на два замка (при попытке открыть верхний автоматически включалась вмонтированная в глазок миниатюрная телекамера) и пружинистым шагом направился к лифту по устланному вытертым паласом коридору.

Разговор с генералом Стюартом не удовлетворил полковника, вернее, не удовлетворили его собственные, Коллинза, умозаключения и реакция генерала. Стюарт явно не договаривал, оставляя некую лишнюю карту в рукаве и по каким-то причинам не желая посвящать Коллинза в ход своих мыслей.

В других обстоятельствах это было бы естественно — Коллинз отвечал за ограниченный участок работы, генералу же приходилось охватывать всю широту проблемы и отчитываться не только перед директором ЦРУ Майклом Каренсом, но и перед конгрессом, а в данном случае, вероятно, и перед Президентом. Но в том-то и дело, что «других обстоятельств» не существовало. В конкретной обстановке Стюарту следовало бы быть более откровенным.

Лифт распахнул перед Коллинзом створки дверей, полковник шагнул в кабину и ткнул пальцем в кнопку первого этажа. Светящиеся цифры на матовой панели сменяли друг друга. 16… 15… 14…

На девятом этаже лифт остановился. Полковник ждал, когда раскроются створки и войдет попутчик, но ничего не произошло. Коллинз раздраженно вдавил клавишу связи с ремонтной службой.

Дежурный должен был откликнуться немедленно, однако маленький динамик молчал. Более того, Коллинз не услышал даже характерного шороха задействованной линии.

Одна из ламп на потолке неожиданно погасла, за ней вторая. Кабина освещалась теперь лишь тусклой аварийной лампочкой под пластиковым покрытием потолочного люка.

— Э-э, мистер Коллинз, — тихо пробурчал полковник, — не забыли ли вы еще одно имя?

Он фальшиво засмеялся и снова несколько раз резко нажал клавишу связи — без всякого результата.

Где-то снаружи раздалось едва уловимое шипение, и к ногам Коллинза через дверную щель поползли клубы белого пара. Едкий запах Коллинз узнал мгновенно. Этот газ он сам применял в Гонконге в 1989 году, когда не было иного способа выкурить забаррикадировавшегося на чердаке террориста, уже успевшего ранить из винтовки двух оперативников группы захвата. При низкой концентрации газ не являлся смертельным, но в замкнутом пространстве лифта все будет кончено меньше чем через минуту. Потом двери откроют для проветривания. Полицейский врач констатирует смерть от сердечного приступа.

Коллинз лихорадочно выхватил из кармана носовой платок, прижал к лицу. Сухой платок бесполезен… Полковник, ломая ногти, сорвал замки чемодана, выхватил бутылку виски. Свинчивать пробку означало потерять несколько драгоценных секунд.

Коллинз с силой ударил горлышком бутылки по замку кейса и, полив платок дорогим «Баллантайном», закрыл нос и рот. Краткая передышка получена.

Удерживая платок левой рукой, полковник правой подхватил чемодан и принялся колотить им в потолочный люк. Пластик треснул и рассыпался, осколки усеяли пол. На пятом ударе хрустнул замок. Коллинз вытолкнул крышку люка, бросил платок, подпрыгнул и уцепился за край отверстия.

Ядовитый дым уже доходил до колен. Аварийная лампочка, держащаяся после атаки полковника на хилом проводке, мигнула пару раз и погрузила кабину во тьму. Но Коллинз выбрался на крышу лифта.

Шахту освещал ряд неярких ламп — по одной на каждом этаже. Коллинз уцепился за трос и, упираясь ногами в шероховатую кирпичную стену, добрался до девятого этажа, где попытался одной рукой раздвинуть сомкнутые створки. Бесполезно.

Они стояли насмерть. Напряженно работавший мозг подсказал другой выход. Исследовав сплетение кабелей, змеящихся по стене, Коллинз отыскал ограничитель, включавший электромотор открывания двери, когда лифт останавливался. Беда заключалась в том, что ограничитель представлял собой не кнопку или рубильник, а два обнаженных медных контакта на расстоянии сантиметров восемь один от другого, соединяемых соответствующим устройством на внутренней двери лифта. Чтобы замкнуть их, требовался металлический предмет.

Взгляд полковника упал на циферблат часов.

Сначала он подумал об опоздании на самолет и мысленно усмехнулся. Газ просачивался через открытый люк лифта, запах усиливался. Еще полминуты — и Коллинз вообще никуда не успеет. Но часы… Часы на широком металлическом браслете!

Несколько долгих секунд ушло на то, чтобы одной рукой снять, точнее стряхнуть браслет и прижать его к медным контактам. Коллинза тряхнул электрический удар, посыпались искры. Но дверь на свободу уже торжественно раскрывалась, подобно вратам рая. Полковник оттолкнулся от стены и выбросился из шахты. Створки немедленно сомкнулись вновь.

Коллинз, шатаясь, вышел на балкон, опоясывающий здание, ухватился за перила — он дышал, он был жив!

Внизу взревел двигатель мощного мотоцикла.

— Нет! — выругался Коллинз и бросился к другой стороне площадки, с которой был виден подъезд дома. «Харлей-Дэвидсон» уносил мотоциклиста в черном шлеме.

— Нет! — еще раз стукнул кулаком по перилам Коллинз. Но неудавшемуся убийце он уже помочь не мог. Мотоциклист скрылся из виду, а еще через пару минут до Коллинза донеслось глухое эхо взрыва. Неизвестные противники ЦРУ не изменили себе и на этот раз.

На стоянке Коллинз уселся в свой «Ягуар», хлопнул дверцей. Часы на приборной доске утверждали, что если очень и очень поторопиться, на парижский рейс можно успеть.

Чертовски, конечно, жаль, что не удалось задержать наемника, но количество улик все растет, и работающие с перегрузкой компьютеры ЦРУ рано или поздно выдадут результат. Не следует недооценивать и возможностей полиции, вернее, многих полиций — итальянской, немецкой, французской, сент-питерсбергской, занятых каждым из преступлений. Неважно, кто первым выйдет к финишу. Там или здесь — где-то среди многочисленных нитей и ниточек одна или несколько приведут к разгадке.

Это неминуемо, важно лишь время — лишний день, лишний час промедления играют на руку террористам. Понять это совсем нетрудно, хотя никто в ЦРУ не знает, что за противник перед ними.

 

13

В ресторане «Латойя» было полутемно, и в полном соответствии с названием в динамиках бухало диско Латойи Джексон. Коллинз сидел за угловым столиком над тарелкой седой — таким «оригинальным» словом он определил принесенное официантом нечто, разглядеть которое в полумраке не представлялось.

Перед этим он позвонил Корину в триста двадцатый номер «Лиона» и назначил встречу с ним чуть позже и не в официальном парижском представительстве ЦРУ, а в снятой на подставное лицо квартире на бульваре Клиши. Коллинз с одобрения руководства решил не посвящать в происходящее местное отделение. Совсем исключить гласность в столь масштабном деле было невозможно, но чем меньше поднимется шуму, тем лучше. По той же причине полковник приказал двум агентам выйти с ним на контакт не в офисе, а в ресторане. Учитывая, что парижское задание Эпилгейта было конфиденциальным и он также не входил в соприкосновение с местными сотрудниками, оставалась надежда сохранить миссию Коллинза хотя бы в относительной секретности.

Но никто не мог сохранить в тайне сам факт убийств офицеров ЦРУ. Коллинз удивлялся, почему до сих пор молчит пресса. Наверное, немало рычагов пришлось нажать генералу Стюарту, да и директору Каренсу, действуя на международной сцене через госдепартамент. Однако заткнуть рот всем и надолго не удастся, полковник отдавал себе в этом отчет.

В зале ресторана появилась высокая фигура Кристофера Шеннона. Он оглядел столики, широко улыбнулся и двинулся к углу, где устроился Коллинз.

Шеннону только что исполнилось тридцать лет, но он уже зарекомендовал себя одним из перспективнейших работников в стратегической обойме ЦРУ. На прошлой неделе он вернулся из Ирландии, где блестяще провел операцию по освобождению захваченного боевиками Ирландской республиканской армии американского дипломата. Тяжеловатые черты ирландского лица Шеннона несколько старили его, что нисколько не беспокоило Кристофера, а напротив, вызывало у него ощущение дополнительной значимости. Самому Шеннону на внешность было наплевать, а вот на оппонентов его суровость производила впечатление.

— Добрый вечер, сэр. — Шеннон опустился на скрипнувший под его немалым весом стул и немедленно закурил. — Как, по-вашему, что мы здесь делаем?

— Защищаем свободу и демократию, — без улыбки ответил Коллинз и наполнил рюмку гостя.

Гул мужских голосов в зале как по команде стих, все головы одновременно повернулись к дверям. В проеме эффектно возникла двадцатишестилетняя медноволосая красавица мисс Лигейя Маллиган в обтягивающем донельзя брючном костюме.

Коллинз усмехнулся, представив себе, в какую сторону завертелись шестеренки в обильно смазанных мозгах завсегдатаев и волокит.

Лигейя Маллиган была секретным оружием его ведомства, используемым обычно против высокопоставленных чиновников некоторых стран, особенно интересующих в определенный момент Контору.

Возможно, применение оружия, против которого не существует защиты, было не совсем нравственным и противоречило Гаагской конвенции, но девизом ЦРУ в первую очередь являлась эффективность. А по этому показателю мало кто мог конкурировать с мисс Маллиган.

Лигейя устроилась за столиком возле Коллинза и Шеннона, и по залу пронесся разочарованный вздох. Ее обволакивающий, идущий из глубины, отливающий обворожительной хрипотцой грудной голос никак не соответствовал произнесенным ею официальным словам приветствия. Впрочем…

— Где мое виски, Крис? — Лигейя тут же улыбнулась и наклонилась к Шеннону так, что рискованный вырез блузки приоткрыл грудь идеальной формы и эталонных размеров.

Кристофер вздрогнул и наполнил рюмку.

— Пора ехать, — немного сухо сказал Коллинз.

Он первым поднялся из-за стола. Шеннон, поддерживая Лигейю под локоть, с наигранной гордостью отвечал на завистливые взгляды.

Специалисты ЦРУ оборудовали квартиру на бульваре Клиши на совесть. Все происходящее в комнатах, прихожей, ванной, туалете и на балконе фиксировалось скрытыми микрофонами и телекамерами. Обычно квартира использовалась для проведения операций, близких к сфере деятельности Лигейи Маллиган. Теперь ее предоставили группе Коллинза, и, разумеется, вся аппаратура была в боевой готовности.

Полковник сделал краткое, но исчерпывающее сообщение, ограничиваясь исключительно фактами и не зарываясь в дебри туманных предположений.

Прокуковал дверной звонок, Шеннон открыл.

В прихожей появились Корин, Стефания Джонсон и Лесли Энджел. Коллинз недоверчиво покосился на последнего.

— Кто это? — он обращался к Корину. Тот слегка улыбнулся.

— Мистер Лесли Энджел, американский журналист.

Коллинз нахмурился.

— Журналист? Прелестно. А почему вы не пригласили также и телевидение? Мы могли бы вести прямой репортаж из этой квартиры.

— Ничего страшного, — постарался успокоить его Корин. — Думается, от мистера Энджела не приходится ждать неприятностей. Напротив, он владеет полезной информацией.

— Да? Посмотрим.

Трое прибывших проследовали в гостиную.

— Ух ты! — вырвалось у Лесли при виде Лигейи Маллиган.

Она холодно поклонилась.

— Вот именно «ух ты», — подхватил Шеннон. — Но ты, парень, подожди, пока не станешь премьерминистром.

— Чего это он? — Лесли недоумевающе повернулся к Корину.

— Мистер Шеннон шутит, — ответил вместо того Коллинз. — А я нет. Садитесь, мистер Энджел, — жестом он дал понять, что приглашение относится ко всем. Корин уселся в кресло. Стефи осталась стоять у окна. Лесли рыскал голодными глазами по сторонам в поисках бутылки и был весьма разочарован, не найдя ее.

— Вы гражданин США, мистер Энджел? — продолжил Коллинз. Лесли механически кивнул, еще не в силах пережить двойное разочарование по поводу девушки и бутылки.

— Тогда я уполномочен предупредить вас от имени американского правительства, что все увиденное и услышанное вами является государственной тайной, и за ее разглашение вы будете подвергнуты уголовному преследованию.

— А кто вы такой? — довольно агрессивно осведомился Лесли. Коллинз протянул ему запечатанное в пластик удостоверение. Журналист повертел твердый прямоугольник в руках и пожал плечами.

— Ну и что? С каких это пор в нашей стране свободная пресса подчиняется ЦРУ?

Полковник укоризненно взглянул на Корина, как бы восклицая: «Ну вот видите!» Корин поспешил разрядить обстановку.

— Я уверен, что мистер Энджел не хочет нанести ущерб интересам своей страны, — примирительно сказал он. — Мистер Энджел, я прав?

Лесли смутился.

— В общем… Ну, конечно… — В его глазах вспыхнул непокорный огонек.

— Но давайте заключим сделку. Я обещаю молчать, как жареная рыба, а вы обещайте мне эксклюзивное право на публикацию, когда эта история будет рассекречена, о'кей?

Хмурый Коллинз взглянул на Корина, тот кивнул головой.

— О'кей, — согласился полковник, — что с вами поделаешь…

Но Лесли не отставал.

— Я попросил бы вас составить об этом бумагу.

Договор, обязательство — как хотите называйте.

И подпишете его вы двое при свидетелях — вы и мистер Корин.

— Крючкотвор! — иронично проговорил Шеннон, но Коллинз без лишних слов набросал на листе требуемый текст. Он не без оснований надеялся, что договор заткнет рот Лесли надежнее джентльменского соглашения. Корин подписался, и Лесли жестом триумфатора засунул бумагу поглубже в карман.

— Ну, а теперь, если мне дадут выпить, я охотно перескажу то, что вчера уже рассказывал мистеру Корину.

Полковник принес с кухни бутылку «Джони Уокера», плеснул на дно высокого стакана, Лесли отобрал у него сосуд, долил стакан до половины, выпил и сел на диван между Шенноном и мисс Маллиган.

Оживившись и поблескивая глазами, он эмоционально и образно изложил историю, связанную с убийствами Каннингхэма и Эпилгейта, продемонстрировал документы, записку Каннингхэма и, наконец, гильзы.

— Вот они где, — с удовлетворенной улыбкой констатировал Коллинз, взвешивая на руке три медных цилиндра. — А мне-то не давала покоя эта загадка. Что ж, мистер Энджел, спасибо. Вам удалось кое-что для нас прояснить. Не скажу, что мы сильно продвинулись, но хоть исключим некоторые версии. Шеннон, свяжитесь от моего имени с полицией Сент-Питерсберга, с Уиндэмом. Скажите, чтобы прекратили поиски по линии отпечатков пальцев в «Тандерберде». Позже я проинформирую их подробно.

Шеннон вышел звонить в соседнюю комнату.

— А что делать мне? — поинтересовался Лесли, приканчивая второй бокал.

Коллинз развел руками.

— Пожалуй, ничего, мистер Энджел. Возвращайтесь в Америку. Там вас встретят, обеспечат охрану — до тех пор, пока все это не кончится. Возможно, вызовут для дачи официальных показаний.

Лесли фыркнул и вскочил.

— Ну уж нет! Вам не удастся списать меня с корабля! Я в деле, и я хочу оставаться в нем до конца. — Он похлопал себя по карману. — Вы обещали мне эксклюзивное право. Когда будет разрешено, я хочу освещать не жалкий клочок, а все!

— Боюсь, это невозможно, мистер Энджел, — мягко произнес Коллинз. — Соображения секретности…

— Плевал я на вашу секретность! — вспылил Лесли, уже достаточно подогретый парами виски. — Если вы меня выбрасываете, я сам, слышите — сам проведу расследование! И поверьте, я-то докопаюсь до истины!

Он резко повернулся, прежде чем его успели удержать, стремительно вышел в прихожую и так хлопнул дверью, что та задрожала от возмущения.

Коллинз изумленно посмотрел ему вслед и неожиданно расхохотался.

— Вот так мистер Энджел! Ну что с ним делать, Корин?

Корин спрятал улыбку.

— Да ничего. Достаточно будет ненавязчиво за ним присматривать для его же безопасности.

— А если он наломает дров?

— Сомневаюсь. К тому же в наших силах в любую минуту выключить его из игры.

Теперь настала очередь Корина. Он подробно описал все происшедшее с ним. Коллинз со своей стороны повторил то, что уже знали Шеннон и мисс Маллиган. Присутствие Стефи не смущало полковника, он хорошо знал ее и решил, что ей невредно узнать правду — не только для того, чтобы вести себя осторожнее, но и чтобы быть в курсе положения Корина и при случае оказать ему поддержку не вслепую.

— А теперь прежде всего, — подвел итог полковник, — мы должны заняться безопасностью мисс Джонсон. — Он нацарапал на бумажке несколько слов. — Вот адрес. Там находится квартира, снятая мною лично два года назад для экстренных тактических надобностей. Таких надобностей с тех пор не возникало, и я ни разу там не был, хотя оплата автоматически переводится с банковского счета.

Мисс Джонсон, сейчас вы отправитесь туда в сопровождении мисс Маллиган.

— Я не… — начала Стефи, но Корин быстро подошел к ней и обнял за плечи.

— Стефи, Фрэнк прав. Ты пока побудешь в той квартире. Скорее всего это ненадолго.

Коллинз бросил мисс Маллиган ключи от машины, она поймала их на лету.

— Отвезите мисс Джонсон и немедленно возвращайтесь. А вы, Стефания, — он обернулся к Стефи, — будьте спокойны. Вы находитесь под нашей защитой. В случае возникновения осложнений полностью положитесь на мисс Маллиган. К тому же мистер Корин сказал правду. Это ненадолго.

Блестящие от слез глаза Стефи смотрели в лицо Корину.

— У тебя… У тебя всегда ненадолго!

Корин опустил голову. Стефи почти выбежала в прихожую, Лигейя за ней. Послышался стук закрываемой двери.

— Я не хотел говорить при Стефи, — произнес Корин, вернувшись в кресло,

— но вы понимаете, что мне придется сыграть роль живой мишени. Скорее всего они не будут тянуть с новым покушением — сегодня, максимум завтра. Я вернусь домой, поеду на станцию техобслуживания вставлять стекла на автомобиле, зайду на работу, пообедаю в ресторане — словом, буду побольше разгуливать на виду. Наша задача — во что бы то ни стало захватить хоть одного живого свидетеля…

— Шеннон будет неотступно находиться при вас, — проговорил Коллинз. — Слышите, Крис?

Это ваше задание. Уберечь Корина и постараться вернуться с живым трофеем.

— Есть, сэр, — отозвался Шеннон без обычной веселости. Его карие глаза были серьезны. Впервые Корин видел перед собой настоящего Шеннона — и не позавидовал тому, кто попытается ему противостоять…

— Мне же предстоит работа не столь опасная, зато муторная, — продолжал полковник. — Придется нырнуть в омут дипломатии. Постараюсь установить неформальный контакт с парижской полицией, без их данных по убийству Эпилгейта и нападению на заводе нам не обойтись. Во Дворце правосудия кое-кто обязан нам кое-чем. Надеюсь, удастся нажать на кнопку.

Шеннон принес сэндвичи с кухни, разлил по стаканам виски, оставшееся после налета Лесли.

— Это ближайшие цели, — сказал Корин, опустошив свой стакан и выковыривая из пачки последнюю сигарету. — А более общие соображения, Фрэнк?

Коллинз кисло покачал головой.

— Неутешительные. Если бы я был мистиком, подумал бы, что против нас ополчилась нечистая сила. Размах их действий впечатляет, чего стоит одна география — Сент-Питерсберг, Париж, Милан, Мюнхен, Вашингтон… Сверхъестественная информированность, словно они следят за каждым из нас со спутников. И абсолютная беспощадность даже к своим. Во всех случаях непосредственные исполнители ликвидировались.

— Но почему такие сложности? — задумчиво произнес Шеннон. — Куда проще было бы заминировать автомобили жертв.

— Проще убить — проще найти, — отозвался Корин, озираясь в поисках пепельницы. — Схема ясна, в каждом преступлении она одна и та же. Нанимается киллер — анонимно, естественно, — который затем уничтожается. Таким образом, у полиции не остается шансов выйти на действительных виновников. Они беспощадны не к своим, Фрэнк, а к расходному материалу. Своих они берегут.

— Черт, но какова цель этих бессмысленных убийств? — спросил Шеннон. — И где источник их невероятной осведомленности?

Коллинз усмехнулся.

— Именно эта проблема заставляет сейчас перегреваться половину компьютеров Америки. Известно только очевидное — источник где-то очень высоко.

Корин и Шеннон вскоре уехали на квартиру к Корину. Коллинз же еще долго сидел за столом при свете настольной лампы, рисовал на бумаге круги, квадраты и треугольники с цифрами и вопросительными знаками, соединял их прямыми и кривыми линиями то так, то эдак, потом вздохнул, погасил свет и лег спать.

В тысячах миль от него, на другой стороне земного шара, гигантская машина ЦРУ набирала ход подобно пущенному с горки тяжелому локомотиву без тормозов. Но пока в воображаемых окошках, где должен был высветиться результат, снова и снова однообразно выскакивала многозначительная цифра «ноль».

Зато детектив Шарп из Сент-Питерсберга, отправившийся в Бирмингем, штат Алабама, выяснять подробности о проданном некому Доминику Флэндри мотоцикле «Ямаха», неожиданно для себя наткнулся на интересное открытие. Он не спешил сообщать о нем начальнику полиции Уиндэму, справедливо рассудив, что если он провернет дело в одиночку, его ожидают награда и повышение.

Вдали от Алабамы седой пожилой человек, составивший список из восьми имен, вынужден был с раздражением оставить в нем Фрэнка Коллинза, зато твердой рукой вычеркнул Мела Бордена, убитого в Лондоне четыре часа назад.

 

14

Сказать, что Лесли Энджел покинул оперативную квартиру Коллинза взбешенным — значит не сказать ничего о его состоянии. Он был вне себя, он последними словами проклинал ЦРУ, государственные тайны, американское правительство и весь мир заодно. Дай этим сволочам волю, они засекретят комиксы про Микки Мауса! Немного грела лишь подписанная Коллинзом и Кориным бумага с эксклюзивным правом на публикацию.

Бульвар Клиши кипел ночной жизнью, как две капли воды похожей на ту, что бурлила перед отелем «Лион» на Сен-Дени. Специально, что ли, цэрэушники выбирают такие места? Пока Лесли пробирался к расположенному через улицу ночному бару, он успел отвергнуть предложения двух проституток и стукнуть по носу тихого печального гомосексуалиста.

В баре он уселся у витринного окна, выпил отвратительного импортного джина и начал успокаиваться. С его места хорошо просматривался подъезд дома, где он только что побывал. Пока Лесли приканчивал вторую рюмку, оттуда вышли две женщины — потрясающе красивая девушка в черном брючном костюме и красной блузке (неужели она тоже служит в ЦРУ?!) и Стефания Джонсон, которую Корин еще в номере Эпилгейта представил Энджелу как сотрудницу отдела… Какого же отдела, черт возьми? Особых операций, что ли… Интересно бы знать, что это за особые операции.

Женщины перегрузили в багажник «Рено» сумку и чемодан из «Строена» и укатили. Лесли проводил машину равнодушным взглядом. Его интересовал только Корин. Подкожным чутьем Лесли ощущал, что если сенсация состоится, она будет связана с Кориным. Не следует упускать его из виду! Но как?

Лесли Энджелу Корин назвался «офицером ЦРУ Джоном Корри». Но когда французские полицейские пришли допрашивать их в номер, он мигом перевоплотился в «редактора отдела «Радио Европа» мсье Корина с супругой». И вероятнее всего, он не лгал — ведь полиция имеет обыкновение проверять подобные заявления. Во всяком случае, радиостанция — это уже кое-что. Это зацепка. А если все же радиостанция — чистейшая липа? Тогда Лесли рискует никогда больше не увидеть Корина.

Он расплатился оставшейся горстью мелочи, вышел из бара, снова пересек улицу в обратном направлении и подошел к оставленному в плохо освещенном переулке «Ситроену» с выставленными стеклами. В салоне не спрячешься, но есть превосходный вместительный багажник!

Багажник оказался запертым. Лесли достал перочинный нож, раскрыл и принялся ковырять замок лезвием для открывания консервных банок.

Через минуту замок крякнул и открылся. Лесли вытащил пачку сигарет, оторвал боковину, сложил вчетверо и засунул в паз. Теперь, если захлопнуть крышку багажника, замок не защелкнется.

Лесли вытащил пустые канистры, запасное колесо, сложил все в темноте у обочины, забрался в багажник и притянул за собой крышку.

В тепле и мраке он чуть не заснул, ибо ждать пришлось долго. Наконец послышались два голоса, один из которых принадлежал Корину Они ехали с полчаса со множеством поворотов. Голоса доносились из салона, но сколько Лесли ни напрягал слух, разобрать ничего не мог. Машина остановилась, снова выстрелили закрытые дверцы. Голоса удалились.

Лесли выждал около минуты по его расчетам и толкнул крышку багажника.

«Ситроен» находился на стоянке возле многоквартирного дома на совершенно безлюдной улице Противоположная сторона была застроена одноэтажными особняками, все дышало основательностью и достатком. Лесли отошел от дома и задрал голову. Светились окна лишь одной квартиры Лесли довольно хмыкнул, нырнул в подъезд, поднялся по лестнице и заметил номер на двери. Больше ему нечего было здесь делать до тех пор, пока он не обзаведется всем необходимым для осуществления своего плана. Он запомнил номер дома, а дойдя до угла, прочитал на табличке название улицы — Риволи.

Вернувшись в «Лион», Лесли поднял телефонную трубку и набрал американский номер управляющего своим банком. Мистер Деррингер ответил сразу же. Лесли распорядился срочно перевести в парижское отделение банка тридцать тысяч долларов. Утром он был в банке, и двадцать минут одиннадцатого в его кейсе, купленном по дороге, оказалась солидная сумма в десять тысяч долларов, половина ее во франках.

Лесли не был большим знатоком французского языка, и ему стоило немалых усилий объяснить таксисту, что он ищет. В конце концов безобразный англо-французский коктейль, оживленный жестикуляцией, и показ двадцатидолларовой бумажки сделали свое дело.

Лесли вышел из машины у внешне неприметного, но дышащего респектабельностью магазина «Прайвит Ай», где продавалось разнообразное оборудование и вооружение для частных детективов. Между прилавками и витринами, заваленными рекламами и проспектами, важно курсировал полный человек с курчавой шевелюрой и живыми проницательными глазами — как быстро выяснил Лесли, владелец магазина мистер Энтони Бишоп, американец, натурализовавшийся во Франции пятнадцать лет назад Так как Лесли оказался единственным посетителем в этот час, мистер Бишоп охотно и с гордостью продемонстрировал ему богатый ассортимент своего заведения.

— Вот серия превосходных подслушивающих устройств семейства «RSQ», — говорил мистер Бишоп поставленным басом, водя Лесли от стенда к стенду — Вы устанавливаете этот неприметный кружочек в укромном месте квартиры и… готово.

Вы можете явиться на коктейль и прикрепить микрофон, скажем, под крышкой стола. Смотрите, он прилипает и надежно держится. А вот приемник для него, куда вмонтирован и микромагнитофон. Радиус действия до пятисот метров.

— Меня также интересуют приборы ночного видения, — сказал Лесли.

— О, тут я также могу предложить широкий диапазон моделей! Обратите внимание на ночной бинокль «Рестлесс М2». Он легок, компактен, удобен в пользовании — лучшего вам не найти. Произведен в Израиле в 1995 году.

Лесли прижал бинокль к глазам.

— Отложите.

— Может быть, вас интересует оружие и аксессуары? Вот карманные пистолеты «титан» фирмы Джузеппе Танфильо, предназначенные для американского рынка. Четыре различных калибра. Рекомендую «супер титан 11», магазин с двухрядным расположением патронов…

— А это что за модель? — перебил Лесли, указывая на элегантный пистолет с переключателем ниже ствола и торчащим сзади вороненым цилиндром, оканчивающимся рифленым кольцом.

Мистер Бишоп хитро улыбнулся, отчего стал похож на охотника, чья собака застыла в стойке.

— А говорите, что вы не специалист, мистер Энджел. Вы сделали наилучший выбор. Это итальянский пистолет Леркера. По существу он представляет собой карманный пистолет-пулемет. Стреляет одиночными и очередями, калибр 6,35, магазин на 20 патронов. Кстати, его производство запрещено в Италии. Он оказался… гм… слишком аффективным для гражданских целей. Распродаю старые запасы..

Он стоит две тысячи долларов.

— Отложите. И коробку патронов. Кроме того, я беру это подслушивающее устройство — как его, «RSQ»? С двумя комплектами микрофонов. И бинокль «Рестлесс».

Энтони Бишоп потыкал пальцем в клавиатуру калькулятора.

— Три тысячи пятьсот восемьдесят долларов, мистер Энджел. Вы будете рассчитываться кредитной карточкой?

— Наличными, — ответил Лесли.

Владелец «Прайвит Ай» недоброжелательно покосился на клиента, потом пожал плечами.

— Как хотите. Предъявите вашу лицензию и полицейское разрешение на приобретение автоматического оружия — и удачи вам, мистер Энджел, на благородном поприще…

Лесли вздохнул, облизал пересохшие губы:

— У меня нет ни лицензии, ни разрешения. Я не частный детектив..

Мистер Бишоп нахмурился и развел руками:

— В таком случае ничем не могу помочь. Покиньте мой магазин.

— Но у меня есть восемь тысяч долларов наличными, — еще раз вздохнул Лесли. — И могу дать честное слово, что я не наемный убийца и не ревнивый муж.

Умудренный опытом мистер Бишоп видел это и без слов Лесли. Но он долго колебался, Пока в мозгу его не возник подходящий вариант. Вскоре они, оба удовлетворенные, расстались.

После ухода Лесли Бишоп открыл книгу регистрации и перелистал ее назад. За два месяца до визита Энджела погиб в автокатастрофе постоянный клиент магазина детектив Лерой. Под списком последних покупок Лероя, удостоверенным его личной подписью, оставались две свободные строки. Владелец «Прайвит Ай» извлек ту же авторучку, какой заполнял книгу в то время, заправленную такими же чернилами, — и покойный оказался обладателем пистолета «леркер» с серийным номером 425 RN 09238, коробки патронов к нему, двух комплектов оборудования «RSQ» и ночного бинокля «Рестлесс М2»

Вслед за этой нехитрой операцией Бишоп перенес данные о сделке в компьютер, не забыв сдвинуть дату и указать сумму в 3580 долларов, с которой ему придется заплатить налог.

Никакая полиция не подкопается. Что бы ни натворил этот парень, при чем здесь Бишоп? Откуда он знает, как к нему попали оружие и аппаратура Лероя? А что бы мальчишка ни плел на допросе, Бишоп видит его впервые…

Лесли же вернулся на улицу Риволи. Удача и здесь не оставила его. Наискосок от интересующего Лесли здания сдавался небольшой двухэтажный дом, выстроенный, если судить по архитектуре, в начале века, с вычурными лепными украшениями фасада, опоясывающим балконом и двойными массивными дверями. Лесли позвонил. На ступенях возникла фигура прилично сохранившегося старика с зажатой в пожелтевших пальцах толстой сигарой.

— Я хочу снять дом, — сказал Лесли. Старик молча посторонился, но по-английски он почти не говорил.

— Миранда! — крикнул старик.

Из двери справа от лестницы появилась девочка лет тринадцати с книжкой комиксов в руках. Она обменялась со стариком парой темпераментных фраз по-французски и обратилась к Лесли, невыносимо коверкая его родной язык.

— Дедушка нет английский. Я учиться хорошо.

Лесли мысленно поздравил ее с этим достижением и произнес:

— Попробуй перевести ему, что я подыскиваю дом до осени. Ваш меня устраивает. Спроси его о цене. — Миранда защебетала по-французски, а ответ старика Лесли понял и без перевода.

— Пять тысяч франков в месяц?! Скажи ему, что он спятил. Максимум три.

— Адвокат, договор завтра, — передала Миранда дедову волю. — Документ, аванс сейчас.

— Ну нет, — уперся Энджел. — Адвокат, договор, документ, аванс — все сейчас. Скажи ему, чтобы звонил адвокату. Пес с ним, я плачу три с половиной, но я хочу вселиться сегодня. Надеюсь, дедушка не будет докучать мне своим присутствием?

— Наша семья, осень, Ривьера, Ницца, — с гордостью заявила дедова внучка.

— Ривьера? Отлично. Я вернусь через час, и чтобы был адвокат.

— Не смотреть дом? — удивилась Миранда.

— Нет. И так вижу, се си бон, бьен аристократик, у меня мало времени, цайт. Э, темпе, как по-вашему, черт…

Миранда перевела. Старик был несколько ошарашен напористостью молодого американца, но успокоил себя выводом, что за океаном все такие, и направился звонить адвокату.

На улице Лесли нашарил взглядом «Ситроен»

Корина, стоявший на прежнем месте, — очевидно, он так и не двигался с ночи. Лесли достал из кейса два сероватых диска микрофонов, подошел к машине, просунул руку через раму без ветрового стекла, открыл дверцу и сел на водительское сиденье. Первый микрофон он укрепил под приборной доской, перебрался назад и установил второй внизу и сбоку, где резиновое покрытие отставало от пола.

Через час Лесли подписал договор об аренде особняка, и дед убыл в сопровождении внучки и въедливого адвоката, который не удовлетворился предъявленными документами и звонил в Америку, устанавливая личность претендента (разумеется, за счет последнего).

Лесли осмотрел свои новые владения. На первом этаже располагались прихожая, гостиная, кухня, еще какие-то две немеблированные комнаты, а на втором — две спальни, каждая с отдельной ванной. Дальнюю спальню Лесли избрал резиденцией, так как оттуда открывался прекрасный вид на автостоянку и дом напротив.

За окном сгущались тучи. Капризы погоды напомнили Лесли о том, что весь его гардероб и прочие вещи остались в отеле — надо съездить туда и забрать их, а заодно рассчитаться. И хватит шнырять на такси — пора взять машину напрокат.

Спустя два часа переодетый в плащ Лесли привез свой чемодан к арендованному особняку на прокатном «Саабе» неприметного темно-синего цвета.

По дороге он посетил супермаркет, запасся виски и консервами в таком количестве, словно готовился выдерживать осаду варваров. Все купленное перекочевало на второй этаж в наблюдательный пункт Лесли.

Корин и Шеннон показались из подъезда минут через двадцать. Лесли навострил уши, быстренько прибавил громкость приемника и прильнул к стеклу.

Шеннон уселся на переднее сиденье рядом с водительским креслом. Корин открыл было дверцу, но что-то в задней части машины привлекло его внимание. Он подошел к багажнику и поднял крышку. Лесли мысленно проклял себя за то, что не вытащил кусок картона и не запер багажник.

Шеннон вновь вылез из автомобиля. Вдвоем они обследовали неплотно закрытую крышку. Лесли не слышал, о чем они говорят, — микрофон был слишком далеко, но по их жестикуляции и крайне деликатному обращению с багажником понял, что они опасаются бомбы. Наконец после ряда непонятных манипуляций Корин медленно поднял крышку.

— Мама мия! — громко присвистнул он, что донеслось и до приемника Лесли. — Меня обокрали.

Мужчины погрузились в «Ситроен», и Лесли стал свидетелем диалога.

— Что за черт, — удивлялся Корин. — Сперли пустые канистры и запасное колесо. Не многовато ли неприятностей для одних суток?!

— А это что, по-вашему? — осведомился Шеннон.

Лесли схватил бинокль, переключенный на дневной режим, и разглядел, что ирландец показывает Корину извлеченную из паза замка сложенную вчетверо картонку, оторванную от пачки сигарет.

— Это было в замке, — пояснил Шеннон. — Как вы думаете, станет ли мелкий жулик совать в замок эту штуковину, чтобы он не захлопнулся?

Зачем это ему?

— Действительно, зачем? — повторил сбитый с толку Корин.

— Затем, чтобы крышку можно было открыть изнутри, — внес ясность Шеннон.

— Погодите-ка, — вдруг сказал Корин. — Дайте сюда. — Он взял картонку из рук Шеннона и развернул. — «Питер Стивесент»! Такие сигареты были у мистера Энджела! Даю что угодно на отсечение, мы привезли его в багажнике!

Они посмотрели друга на друга и расхохотались.

— Ай да пройдоха, ай да сукин сын, — сквозь смех выдавил Корин. — Он нас выследил! Честное слово, я начинаю жалеть, что мы его выставили.

Такой пронырливый юноша мог бы принести немало пользы…

— Погодите, мистер Корин, — азартно заверил Лесли, пользуясь тем, что его тирада не слышна адресату, — вы еще не знаете, какой я сучий сын.

— Куда едем? — спросил Шеннон, когда мужчины отсмеялись.

— По графику, — передернул плечами Корин. — На станцию техобслуживания, на работу, в ресторан. Однако мне кажется, было бы полезнее, если бы вы не торчали на виду рядом со мной, а наняли бы машину и держались сзади.

— Нет, — возразил Шеннон. — Полковник приказал доставить живого киллера, это верно. Но он также приказал охранять вас, и дальше чем на два метра я от вас не отойду.

— Как знаете, — буркнул Корин, — но я считаю, что моя диспозиция удачнее.

— Считайте, что вам заблагорассудится, — разрешил Шеннон вполне добродушно.

Мотор «Ситроена» зафырчал, и автомобиль скрылся за углом улицы Риволи.

Лесли торжествовал и поздравлял себя, выдав самому себе награду в виде полного бокала первоклассного виски. Его слежка только начиналась, а он уже узнал массу примечательного. Во-первых, ему стал известен план Коллинза. Используя Корина в качестве приманки, они собирались отловить того, кто осуществит покушение. А коль скоро они так убеждены в неизбежности нападения на Корина, значит, убийства Каннингхэма и Эпилгейта связаны в единую цепь, и эта цепь не окончена. Лесли получил подтверждение, что вожделенная сенсация и впрямь разворачивается у него под носом. От него требуется только вцепиться в нее обеими руками и не упустить. Вместе с тем еще кое-что пришло Лесли в голову, заставило его залпом допить бокал и нервно полезть в карман за сигаретами.

Раньше он воспринимал все происходящее словно с некоторой дистанции, ощущая себя скорее персонажем страшноватого, но увлекательного фильма, нежели участником реальных событий. Теперь он неожиданно осознал, в какую черную дыру его уносит. Выходило, что он гоняется не просто за убийцей или даже целой бандой, а за международной организацией, достаточно могущественной и уверенной в себе, чтобы бросить вызов самому ЦРУ. Впервые с той ночи во Флориде, когда был убит Каннингхэм, Лесли испугался по-настоящему Если он засветится, никакой пистолет его не спасет.

Он встал с кресла, закурил, инстинктивно отодвинулся от окна и зашагал взад и вперед по ковру, натыкаясь на торчащие завитушки обширной кровати. Ему захотелось немедленно бросить все, купить билет в милый сердцу Детройт и сегодня же вечером выйти на сцену родного клуба «Мотор Сити Рок». Захотелось, но всего лишь на секунду.

Он потряс головой, словно отгоняя дурное наваждение. Лесли Энджел шел за своей сенсацией, как голодная собака за суповой костью, и ни остановиться, ни свернуть не было сил.

Он не знал, что в минуту, когда он наконец заснул, на Земле умер еще один человек. В НьюЙорке, в центре Манхэттена, на углу джазовой 52-й улицы и престижной Первой авеню, возле дома 415 был застрелен офицер ЦРУ Ричард Тревис, проходивший в списке под номером шесть.

 

15

Двести тысяч долларов.

Саймон Шейн и не мечтал о такой сумме.

И лишь за то, чтобы нажать несколько кнопок на клавиатуре компьютера.

Двадцатишестилетнего лейтенанта Шейна тяготила военная карьера. Только по настоянию отца, кадрового офицера ВВС, геройски сражавшегося в Корее, командира эскадрильи бомбардировщиков во Вьетнаме, кавалера креста «За летные боевые заслуги» и оголтелого патриота, Саймон поступил в Вест-Пойнт. Годы учебы не только не привили ему вкуса к службе, но вызвали к ней стойкое отвращение. Суровая муштра и была рассчитана на то, чтобы вовремя выявить и отсеять тех, кто не проявит достаточного рвения и не пожертвует ради армии всем личным, включая индивидуальную свободу и сокровенные помыслы. Саймон выдержал все ради отца, которого любил, и еще потому, что плохо представлял себе, чем другим может заниматься в жизни. Его привлекала коммерция, он был не прочь заиметь магазин, торгующий аудиоаппаратурой и компакт-дисками, и даже присмотрел такой в родном Оклахома-Сити, без всякой надежды сделаться когда-нибудь его владельцем. Финансовые возможности семьи Шейнов не позволяли покупать магазины.

Но теперь у него будет магазин. И очаровательный домик в лесу на берегу реки Норт-Канэйдиан.

И красный спортивный автомобиль. Отцу придется пережить увольнение сына в запас, удар смягчат успехи Саймона в бизнесе. Он уже придумал, как объяснит происхождение крупной суммы: якобы старый приятель, сделавший головокружительную карьеру в «Дженерал Моторс», очарованный негоциантской хваткой Саймона и размахом его идей, убедил банк предоставить кредит. Такой приятель действительно имелся, и Саймону оставалось уговорить его подтвердить легенду. Учитывая их дружеские отношения, трудностей это не составит.

Саймон притормозил и свернул с прямого, как луч, идеально ровного шоссе номер тридцать на боковую дорогу, не имевшую иных обозначений, кроме запрещающего въезд знака. Радиоприемник, настроенный на волну ватиканской станции, сообщил точное время: пятнадцать ноль-ноль. Значит, здесь, в штате Колорадо, ровно полдень. Электронные часы на приборной панели спешили на пять секунд.

Шейн понимал, что если все раскроется, ему не отвертеться, скорее всего его будет судить военный трибунал. Но для себя, с точки зрения морали, он не видел в предстоящем поступке ничего предосудительного. Ведь это чисто технический момент, следствие обычной свары между учеными и военными. Первым нужно, чтобы орбитальная скорость спутника уменьшилась на сто метров в секунду, вторые категорически против. Почему против и зачем это понадобилось первым — не его, Саймона, ума дело. Сто метров в секунду больше или меньше — да какая разница, если за это платят двести тысяч долларов.

Впрочем, хотя Саймон Шейн не был космическим специалистом, но он не был и дураком. Он отдавал себе отчет в том, что цифровой код, введенный им в управляющий компьютер, изменит положение на орбите не какого-то спутника, а боевой противоракетной системы «Элиминейтор II», вооруженной рентгеновским лазером с ядерной начинкой, детищем отца американской водородной бомбы профессора Тейлора. Да и двести тысяч… Платят ли такие деньги ради проведения научного эксперимента? А может, все же платят? Эти ученые — настоящие маньяки, они пойдут на убийство из-за какой-нибудь запятой в шестнадцатом знаке. Даже если представить самое страшное — спутник не сможет поражать русские ракеты, ну и что? Ведь Америка давно уже дружит с Россией, не так ли? И русские не собираются нападать на США…

Похожие доводы приводил Саймону и человек в коричневом костюме, подсевший к нему неделю назад в баре поселка Райфл, где была расквартирована часть Саймона, и сделавший ошеломляющее предложение. Незнакомец отрекомендовался физиком, ассистентом профессора Колумбийского университета. Он долго жаловался на то, что бюрократы из Пентагона заволокитили решение вопроса о проведении важного эксперимента, связанного со спутником «Элиминейтор II» и имеющего огромное значение для американской науки. Потом он продиктовал Саймону ряд цифр. Если Саймон введет эти данные в компьютер в 12.45 по колорадскому времени, он получит двести тысяч долларов.

Шейн был убежден, что если только его не застигнут с поличным на месте преступления, не существует никакой возможности доказать его вину.

И все же он отказался бы, если не Хелен.

Хелен Сандерсон появилась в Райфле на три дня раньше мужчины в коричневом костюме. Она была студенткой из Вашингтона, изучала юриспруденцию и приехала провести каникулы среди впечатляющих красот колорадских гор. Саймон влюбился сразу и безоглядно. Ему казалось, что Хелен отвечает взаимностью, но в то же время мучила мысль о том, что роман между столичной студенткой и «джи-аем», «казенным имуществом», — дело маловероятное. Однако как-то само собой выяснилось, что у них одинаковые взгляды на жизнь.

Хелен с восторгом внимала мечтательным рассуждениям Сая о доме на берегу Норт-Канэйдиан и дала понять, что охотно разделила бы с ним идиллию на лоне природы, особенно окажись Шейн владельцем магазина аудиоаппаратуры.

Мимо каждого пробегает лошадь удачи, но не каждый умеет на нее вскочить. Саймон Шейн наберет эти чертовы цифры на клавиатуре.

Машина лейтенанта свернула в тоннель, углублявшийся в недра горы Элберт, где на глубине сорока метров располагался оперативный центр объединенного командования военно-космических сил США. Шейн должен был сменить Бернарда Бойда на посту дежурного контролера.

Через полмили он остановился у поста охраны, предъявил пропуск, обменялся с полузнакомым сержантом шутками насчет подземной погоды и покатил дальше, к поперечному тоннелю. Оперативный центр помещался в стальной коробке размером с пятиэтажное здание, врезанной в толщу горы. У входа Шейн приложил ладонь к опознавательной пластине, и тяжелая плита двери уехала вверх, освобождая путь.

Саймон оказался в знакомом полукруглом зале, где на огромном экране светящимися в координатной сетке точками отмечалось положение любого спутника, пролетающего над территорией Соединенных Штатов. Цвет точек отличал своих от чужих. На огражденном легкими блестящими перилами балконе, прилепившемся к стене метрах в трех от пола, восседал в окружении компьютерных терминалов царь и бог центра полковник Лэнс.

Лейтенант Шейн подошел к занимаемому Бернардом посту. Лейтенант Бойд сидел на вращающемся стуле перед мерцающим экраном, на котором каждые несколько секунд менялись контрольные цифры. Всего в обширном помещении находилось не менее пятидесяти человек, неотступно следящих за передвижением спутников над Россией и координирующих его в случае необходимости. Компьютеры центра были напрямую связаны с гигантским электронным мозгом Пентагона и в принципе не могли передать ни одной команды без его одобрения или приказа. Но Саймону Шейну и не надо было раздумывать, как обойти эти препятствия. За него все продумали другие, он лишь нажмет кнопки в определенной последовательности.

— Привет, Барни, смена пришла, — не по-уставному приветствовал Шейн Бернарда Бойда и пожал ему руку. — Как дела в космосе, марсиане пока не нападали?

— На меня они нападут сегодня вечером в баре, — шутливо отозвался Бойд.

— Я буду отчаянно отстреливаться из всех бутылок.

— Не промажь. — Саймон занял место за пультом.

— Мимо глотки не промахнешься, — улыбнулся Бойд и с прощальным жестом зашагал к выходу.

Под балконом он включил микрофон и доложил:

— Лейтенант Бойд пост сдал, сэр.

Саймон щелкнул тумблером.

— Лейтенант Шейн пост принял, сэр.

Полковник Лэнс кивнул, не отрываясь от работы. Шейн привычно вывел на экран данные, позволяющие ему включиться в контроль с той позиции, на которой он сменил Бойда.

Красные цифры мигали в окошке часов. 12.22.04.

Шейн всматривался в большой экран в поисках «Элиминейтора». Ага, вон та зеленая звездочка, переползающая границу между Вайомингом и Небраской. Чуть меньше двадцати трех минут отделяли лояльного военнослужащего лейтенанта Саймона Шейна от преступника, сыгравшего ключевую роль в преступлении, которого еще не знало человечество.

Ничего не случится, уговаривал он себя. Ничего ужасного не произойдет. И отлично знал, что лжет.

Но не было сил отказаться от двухсот тысяч долларов и от мечты: он и Хелен.

12.44.55.

Рука лейтенанта зависла над клавиатурой. Выступ стойки пульта надежно прикрывал его от посторонних глаз. В компьютере не останется никаких следов. По крайней мере так утверждал человек в коричневом костюме — переданный им код содержал и гарантии безопасности Шейна. По его словам.

Еще за секунду не поздно было передумать.

12.45.00.

Пальцы Шейна заметались по клавиатуре.

Мощный радиоимпульс с направленной антенны ушел на двухсотпятидесятикилометровую высоту. Включился тормозной двигатель «Элиминейтора II». Когда он выработал горючее, скорость боевой платформы, несущей двадцать килограммов оружейного плутония-238 (4000 кюри альфа-активных нуклидов), упала на сто метров в секунду.

Спутник начал снижение по неуправляемой баллистической кривой.

 

16

Капитан Кременецкий непонимающе всматривался в вертикальные ряды зеленых знаков на мониторе. В последнее время как никогда часто случались мелкие поломки аппаратуры на станции слежения Верхоянск-2, но сейчас как будто все было исправно. Тем не менее компьютер показывал какой-то дурацкий бред. Кременецкий не верил своим глазам. Добрый десяток раз он перепроверил данные, прежде чем обратился к непосредственному начальнику майору Одинцову.

— Ну, что там у нас… — Майор сел на место Кременецкого, пробежал глазами по строчкам на мониторе, нахмурился. — Что за мать твою…

Мерцающие цифры неопровержимо доказывали, что американский спутник «Элиминейтор-Н» уменьшил скорость и меняет ориентацию.

— Продолжай наблюдение, — приказал Одинцов капитану. — А я немедленно доложу генералу.

Примерно в то же время непонятное поведение спутника было замечено и другими станциями, разбросанными по территории России. Поначалу в небольшом изменении скорости и траектории «Элиминейтора» не усмотрели ничего особо тревожащего — в конце концов, это дело американцев, их спутник, пусть и распоряжаются им, как хотят. Но когда были произведены уточненные расчеты, из министерства обороны России полетел срочный запрос в Вашингтон. Оттуда не ответили ничего вразумительного. Похоже, американцы находились в такой же растерянности и недоумении, как и русские. Спутник, воспринимаемый ранее как досадный раритет эпохи «звездных войн», неожиданно превратился в серьезную проблему. После многократных консультаций с американской стороной, выяснений и разбирательств на достаточно высоком уровне министр обороны потребовал немедленной аудиенции у Президента России, мотивируя срочным делом, касающимся государственной безопасности. Просьба была удовлетворена.

Министр обороны вошел в громадный кремлевский кабинет Президента. Глава государства встретил его весьма неприветливо. Заваленный текущими делами, Президент справедливо считал, что свои вопросы военные могут и должны решать сами.

— Этот вопрос особенный, — сухо сказал министр. — Вот подробный доклад. Главное я подчеркнул красным.

Президент просмотрел текст переданного ему документа, вопросительно поднял взгляд на собеседника.

— Это значит… — он не договорил.

— Да, — подтвердил министр обороны. — Это значит, что самое большее через две недели американский спутник, начиненный плутонием, рухнет нам на голову. Специалисты полагают, что он упадет примерно в районе Новосибирска.

Президент покачал головой:

— А что говорят американцы?

— Утверждают, что это и для них гром среди ясного неба.

— Действительно среди ясного неба… Лучше не скажешь, — недовольно признал Президент. — Но разве они не в состоянии управлять собственным спутником? А если нет, пусть взрывают, или… Я не знаю. Должен же быть какой-то выход.

Министр обороны молчал, предоставляя Президенту самому принимать решение. Он знал, что любые его аргументы не повлияют на окончательный вывод. Вопреки сложившейся легенде о «податливости» Президента, усиленно раздуваемой журналистами, в важных вопросах он полагался только на себя.

— Я попробую связаться с Вашингтоном по «красной линии», — сказал наконец Президент. — Благодарю вас… Вы можете идти.

Министр обороны повернулся к дверям.

— Да, вот еще что, — остановил его Президент. — Примите все меры для обеспечения абсолютной секретности. Уверен, что американцы делают то же самое. Паника никому не нужна, особенно в теперешней политической неразберихе.

Попрощавшись с министром обороны, Президент распорядился немедленно соединить его с Овальным кабинетом Белого дома столицы США по «красной линии» — трансатлантическому кабелю прямой связи между главами двух государств.

Несмотря на то что в Вашингтоне была глубокая ночь, Президент США находился в Белом доме.

— Думаю, не нужно уточнять причину моего звонка, — сказал Президент России, делая паузы между словами, как обычно в минуты волнения. — Речь идет об «Элиминейторе».

— Заверяю вас, господин Президент, что делается все возможное. Даже в эти минуты идет работа.

Проблема оказалась серьезнее, чем мы думали поначалу, — прозвучал ответ из Вашингтона, — но мы надеемся решить ее. В ближайшее время мы собираем для консультаций высокопоставленных военных и ведущих экспертов.

Президент России выдержал паузу.

— Я настаиваю, — веско сказал он, — чтобы в этом совещании приняла участие и российская делегация.

— Мы готовы пойти на это, — сразу согласился Президент США. — Такой вариант рассматривался.

— Где оно пройдет? Необходимо учитывать требования максимальной секретности.

— В порту Гамбурга сейчас находится авианосец «Теннесси». Вряд ли где-либо мы сможем гарантировать большую секретность, чем на борту американского военного корабля. Наши специалисты готовы прибыть туда в любой момент, поэтому сроки встречи назначайте вы.

— Нам потребуется время, чтобы сформировать делегацию, ведь начинать придется с нуля, — произнес Президент России после некоторого раздумья. — Например, послезавтра, в пятнадцать часов.

— В принципе я согласен, — подвел итог глава администрации США. — Подробности будут оговорены на уровне дипломатических ведомств.

Беседа высших персон двух государств была окончена.

Соблюсти полную секретность оказалось не такто легко. Станции спутникового контроля имелись не только у России и США. Сотни людей в разных странах знали о происшествии с «Элиминейтором-И», и утечка информации могла произойти где угодно Российские и американские дипломаты сбились с ног, уговаривая военные структуры самых различных государств не предавать случившееся огласке.

В общем и целом это им удалось.

В Москве лихорадочно формировали делегацию для участия в русско-американском совещании.

Беда была в том, что никто толком не знал, каким именно специалистам надлежит заниматься этой проблемой, так как раньше ничего подобного не возникало. К тому же вечные соперники — Главное разведывательное управление и Федеральная служба безопасности норовили перейти друг другу дорогу и всунуть в делегацию своих людей в ущерб конкуренту. В конце концов компромисс был найден.

ГРУ включило в состав делегации полковника профессора Ласкерова, что было только логично, ибо профессор как раз углубленно занимался вопросами, имеющими отношение к стратегической оборонной инициативе. ФСБ выдвинула кандидатуру полковника Станислава Шебалдина, который не имел никакого отношения к космосу, зато являлся одним из наиболее доверенных и квалифицированных сотрудников. Возглавил же делегацию заместитель министра обороны генерал Рубинов — человек, чьи власть и влияние простирались гораздо дальше отведенных ему должностью рамок. От слова генерала Рубинова в России зависело немало К нему прислушивался Президент, а оппозиция не уставала метать в него бесчисленные стрелы критики, справедливо опасаясь его растущей популярности. В журналистских кругах с чьей-то легкой руки его прозвали «серым кардиналом». Впрочем, с начала гласности так называли стольких людей, что из них можно было бы сформировать полный кардинальский конклав и провести выборы серого Папы римского.

Кроме того, в делегацию вошли физики-атомщики, конструкторы космической техники, военные и личный представитель Президента — всего шестнадцать человек.

Получив благословение немецких властей на самом высоком уровне, делегация вылетела в Гамбург.

 

17

Саймона Шейна арестовали вечером на пороге бара. Сдав дежурство, он вернулся в Райфл и направился на встречу с господином в коричневом костюме, чтобы рапортовать о выполнении задания и потребовать вторую часть двухсот тысяч долларов.

Стотысячный аванс был уже переведен на имя Саймона в швейцарский банк — Шейн проверил это по телефону. Ему было невдомек, что он в любом случае не получил бы ни цента, потому что счет был заблокирован и управлялся не именем владельца, а особым паролем.

И конечно, никто не ждал его в баре. Человек в коричневом костюме в 13 часов по местному времени уже обладал информацией о том, что его план сработал: центральный компьютер в Пентагоне зафиксировал прохождение сигнала, а подкупленный пентагоновский оператор известил об этом по телефону В 13.10 мужчина в коричневом костюме покинул Райфл на автомобиле в сопровождении девушки, безосновательно называвшей себя Хелен Сандерсон. Ликвидация Саймона Шейна не входила в планы преступников. На допросе он сможет лишь весьма и весьма приблизительно описать среднестатистическую внешность подозреваемых, которых к тому времени уже не будет в Америке.

Безусловно, устранить Шейна было бы надежнее. Но слишком хорошо было известно, что произойдет после того, как Шейн передаст сигнал на спутник. В Вашингтоне немедленно уточнят, с какого терминала был подан сигнал. Райфл наводнят агенты ФБР. В таких условиях проводить уничтожение свидетеля самоубийственно.

Действительно, быстродействующие пентагоновские компьютеры мгновенно выдали на экран полковника Лэнса данные о преступлении лейтенанта Шейна Лэнс похолодел, но проявил выдержку и самообладание. Он не арестовал предателя немедленно своей властью, а доложил о случившемся в Денвер командующему силами противоракетной обороны генералу Николаси. Тот поставил в известность Пентагон, но там уже знали об инциденте.

Дело взяло в свои руки ФБР в тесном сотрудничестве с военными. Было решено проследить за Саймоном Шейном на предмет установления его контактов. Но так как ни в какие контакты он не входил, а просидел в баре полтора часа с разочарованным видом, два дюжих агента ФБР у выхода подхватили его под локти и усадили в машину с затемненными стеклами. Лейтенанта Шейна доставили в Денвер, а оттуда спецрейсом в Вашингтон.

Щуря глаза от резкого света направленной ему в лицо лампы, Саймон Шейн сидел на жестком стуле в кабинете на втором этаже здания ФБР. Вопросы задавали двое: майор военной контрразведки Митчелл и следователь ФБР Бреннан.

Шейн рассказал все, что знал, раз, другой… десятый… Повторил показания под воздействием пентотала. При этом он говорил охотнее и подробнее, но суть рассказа не изменилась. Ни одного нового факта.

— Скажите, доктор, — обратился Митчелл к врачу, когда Саймон закончил.

— В принципе человек под воздействием вашего препарата может солгать?

Врач пожал плечами:

— Черт его знает. Человеческая натура — самая неисследованная штука в мире. Встречаются очень сильные личности. Считается, что противостоять пентоталу невозможно, однако…

— Хорошо, — перебил Митчелл, — поставим вопрос иначе. Как, по-вашему, конкретно этот человек лжет?

— Исходя из моего опыта, я бы сказал, что нет, сэр. Он демонстрирует все характерные реакции.

Прямо из учебника.

Митчелл тяжело вздохнул и переглянулся с Бреннаном.

— Хватит, — распорядился тот и вытащил из видеокамеры пленку с записью допроса. — Будем исходить из того, что он говорит правду. И максимум, что мы тут можем сделать — составить фотороботы подозреваемых.

В это время у подножия горы Элберт в штате Колорадо агенты ФБР, которых там было больше, чем жителей, проводили поголовный опрос свидетелей, фотографировали и фиксировали все, что подворачивалось им под руку. Особенно досталось бару и небольшой гостинице на четыре номера, где останавливались диверсанты. Отпечатков пальцев обнаружилось множество, но ни один из них не признали федеральные компьютеры. Из потока данных, хлынувшего в Вашингтон, пока не удавалось вытянуть ни единой стоящей нити.

Все дороги, ведущие в Канзас, Оклахому, НьюМексико, Аризону, Юту, Вайоминг и Небраску, были перекрыты сразу же, любой автомобиль не то что проверялся, а потрошился, невзирая на робкие протесты владельцев. Аэропорты, железнодорожные вокзалы, автобусные станции были взяты под усиленный контроль. Все безрезультатно: разыскиваемые мужчина и девушка как сквозь землю провалились.

Пентагоновские аналитики занимались другим.

Они искали дыру, сквозь которую произошла утечка сверхсекретного кода «Элиминейтора». Подозревались все, вплоть до высокопоставленных чиновников, и каждый просеивался сквозь мельчайшее сито.

Директор ЦРУ Каренс, генерал Стюарт и десятки сотрудников Конторы также ломали голову над этой загадкой. Больше всего сбивала с толку полнейшая бессмысленность преступления. Какова его цель? Уничтожить спутник? Но он был запущен в 1987 году как ответ Советскому Союзу, испытавшему свою лазерную боевую систему еще в августе 1970-го и выведшему ее в космос 1 июля 1979 года.

Ни тогда, ни тем более теперь «Элиминейтор-И» не имел сколько-нибудь решающего стратегического значения, а служил лишь аргументом в космической гонке сверхдержав. Подвергнуть атомной бомбардировке Россию? Тоже нет, ибо террористы, кто бы они ни были, не могли не понимать, что объединенными усилиями двух стран так или иначе удастся предотвратить катастрофу.

И кроме того, почему до сих пор ни одна террористическая организация не заявила о своей причастности к странному происшествию с «Элиминейтором», не взяла на себя ответственность и не выдвинула никаких требований? Даже если те, кто осуществил операцию, хотели просто продемонстрировать свое могущество и доступ к военным секретам, какой им толк в сохранении анонимности? Если правительству Соединенных Штатов угрожают, можно было бы по крайней мере сообщить, чего следует бояться.

Большая пресса пока молчала, но то там, то здесь появлялись признаки грядущего информационного взрыва. Президент США с тоской вспоминал заповедь великого Линкольна: «Можно недолго обманывать всех или долго обманывать немногих, но нельзя постоянно обманывать весь народ». Както отразится эта история на политической обстановке, когда выплывет наружу… А она выплывет, в этом можно не сомневаться.

Тень небесной угрозы нависла над Америкой.

 

18

После короткого яростного ливня улицы Бирмингема, штат Алабама, сияли в солнечных лучах подобно асфальтовым зеркалам. Дождь умыл и витрины магазина фирмы «Ямаха», перед которым стоял на тротуаре детектив Шарп, вылезший из взятого напрокат джипа.

Магазин был построен полукольцом, и за огромными сверкающими стеклами зазывно играли насыщенными цветами рекламные плакаты. Мощные спортивные мотоциклы без глушителей, элегантные мотоциклы с половинными обтекателями, мотоциклы с бесшумными двигателями, мотоциклы для пацанов и для рекордов — Шарп взирал на красочный мотоциклетный мир с удивлением, граничащим с восхищением. Он и не подозревал, что на свете существует такое разнообразие двухколесных экипажей.

Детектив подошел к дверям, стеклянные плиты гостеприимно распахнулись перед ним. И через полчаса благодаря продавцу-консультанту Уильяму Руни он знал приметы человека, два месяца назад купившего «Ямаху».

— На вид этому парню лет двадцать пять, может быть, немного старше, — Руни прямо лучился старательностью, — выше среднего роста, лицо такое… мужественное. Привлекательное лицо, темные короткие волосы, открытый лоб, глаза… Вот не заметил. Карие, по-моему. Прямой нос, подбородок с ямочкой, как у Керка Дугласа. И сложен по-спортивному.

— Одежда?

— Синие джинсы, коричневая замшевая куртка, под ней водолазка с надписью… Вот с какой же надписью… Забыл. То ли «Бон Джови», то ли «Бей, Джонни» — что-то в этом роде. Да, еще у него была большая сумка через плечо.

Шарп мысленно запротоколировал ответы мистера Руни и перешел к главному.

— Скажите, когда оформляется покупка, клиент заполняет какие-то бумаги?

— Гарантийные обязательства, сэр…

— Эти обязательства, — продолжил Шарп, — остаются у вас или у покупателя?

— Один экземпляр у нас, а второй забирает клиент.

— Могу я взглянуть на обязательство, подписанное мистером Флэндри?

— Прошу за мной, сэр.

Еще через несколько минут Шарп подытоживал, глядя на бланк договора:

— Значит, есть шанс, что на бумаге остались отпечатки только двух человек: мистера Юхары, продавшего мотоцикл, и мистера Флэндри?

— Полагаю, что так, сэр.

— Хорошо. Я официально конфискую этот документ.

Шарп извлек из кармана плотный конверт, с величайшими предосторожностями сложил бланк и поместил внутрь. Руни попытался протестовать.

— Но сэр, если мистер Флэндри…

— Мистер Флэндри не станет жаловаться, — объяснил детектив. — Он умер.

Мимо ошарашенного продавца Шарп прошел к выходу из комнаты, размашисто прошагал через зал и покинул магазин. Усаживаясь в джип, он ликовал.

План сработал, у него теперь были отпечатки фальшивого Флэндри. Пора наведаться в полицейское управление Бирмингема.

Внутри здания царил застоявшийся конторский запах, замешанный на табачном дыме, гул голосов из разгороженных фанерой клетушек поднимался к закопченному потолку, по коридорам сновали полицейские, посетители и секретари с папками в руках. Шарп остановил проходившего сержанта и осведомился о местопребывании начальника. Тот молча качнул головой в сторону обитой клеенкой двери без таблички в конце коридора. Шарп вошел в тесную приемную в момент, когда из кабинета вырвались двое раскрасневшихся полицейских, очевидно, после разноса. Детектив улыбнулся девушке за пишущей машинкой и проследовал в кабинет.

За столом громоздился огромных размеров мужчина в расстегнутой у ворота форменной рубашке.

В одной руке он держал зажженную сигарету — судя по куче окурков в пепельнице, далеко не первую за день, — а другой разгонял дым.

— Хоть топор вешай, — поморщился Шарп и представился.

— Билли Фултон, хозяин борделя, — отрекомендовался мужчина за столом. — Какими судьбами, детектив?

Шарп вынул конверт и уселся на шатающийся стул.

— Гоняюсь за одним парнем, сэр. Он натворил кое-что в Сент-Питерсберге, но похоже, это ваш подопечный.

— Да? — громыхнул Фултон и ткнул окурком в пепельницу, отчего прочие окурки взметнулись фонтанчиком. — Давай подробнее.

— Приметы героя таковы, — сказал Шарп. — Выше среднего роста, спортивного телосложения, коротко стриженные темные волосы, прямой нос, ямочка на подбородке. Два месяца назад был одет в джинсы, водолазку и коричневую замшевую куртку.

Ездил на мотоцикле «Ямаха» дорогой модели. На вид лет двадцать пять.

Начальник полиции в раздумье наморщил лоб.

— У нас есть заводской номер мотоцикла, приобретенного им на вымышленное имя, — добавил Шарп, — но с этим слишком много возни. Есть и кое-что получше. Отпечатки пальцев.

— И ты молчал? — рявкнул Фултон. — Да это раз плюнуть… Если наш, конечно.

Детектив протянул Фултону конверт.

— Там лежит бумага, — пояснил он, — на которой два вида отпечатков. Один принадлежит продавцу из магазина «Ямаха», а второй — тому типу.

Может, есть еще какие, но вряд ли. На уголках должны остаться мои.

Фултон повертел конверт в руках.

— Ладно, сейчас отправлю в лабораторию. А ты зайди часика через два, о'кей?

В полицейское управление Шарп, пообедав, вернулся на двадцать минут раньше назначенного срока. Фултон встретил его хитрым прищуром.

— Ну? — нетерпеливо выдохнул Терн.

— Вот тебе и «ну», — передразнил Фултон. — Непростую птичку вы зацепили, детектив. Давай сделку, а? Ты мне расскажешь, что он натворил, а я тебе преподнесу его на блюдечке… Ну-ну, шучу, — засмеялся он, глядя в вытянувшееся лицо Шарпа. — Хочешь прикарманить награду? Ну и молодец. Так вот, слушай. — Шарп инстинктивно наклонился к начальнику полиции. — Зовут его Марвин Ситон.

Двадцать семь лет, работал коммивояжером, но скорее всего это так, для прикрытия… Мы задерживали его дважды — в девяносто первом и девяносто четвертом. Первый раз — по подозрению в убийстве президента торгово-промышленной корпорации.

Отпустили — не за что было зацепиться. Второй раз его подозревали в причастности к убийству известного мафиози. И опять доказательств никаких.

Живет не по средствам, шикарная квартира на Сентрел-сквер. Винни Пуху ясно, что этот Ситон — наемный убийца. Но, — Фултон мирно развел руками, — где мокро, там скользко, а где скользко, там не ухватишь. Мы бы все вздохнули с облегчением, если бы вам удалось его прищучить…

— Дышите с облегчением, — великодушно разрешил Шарп. — Девяносто девять из ста за то, что он убит.

Фултон вытаращил глаза.

— Да ну? — свирепо заорал он. — Что ж ты мне голову морочишь?!

— Да я не уверен, — смиренно признался Шарп. — Под его мотоциклом рванула бомба, да так, что от него и ошметьев не осталось. Не доказано, что на мотоцикле ехал именно он, но, учитывая вашу информацию, это почти наверняка…

— Свои грохнули, — успокаиваясь, констатировал Фултон.

— И еще одно, сэр, — попросил Шарп.

— Что еще? Кресло начальника полиции?

— Пока только адрес Ситона.

— Хочешь покопаться в его квартире? А ордер на обыск?

Увидев смущенную гримасу детектива, Фултон махнул рукой:

— Валяй, копайся, мне-то что. Сентрал-сквер, восемь, квартира три. Только ничего ты там не найдешь. Думаешь, мы не копались? Осторожный, сволочь.

— Благодарю вас, сэр, — искренне произнес Шарп. — Когда у вас возникнет надобность в сведениях из Сент-Питерсберга, знайте, что…

— Да ладно уж, — буркнул Фултон. — Привет Уиндэму.

Фултон явно преуменьшил, когда сказал, что Ситон живет не по средствам. Здесь требовалось более сильное выражение. Тед Шарп попал в квартиру очень богатого человека. Выставочная итальянская мебель, аппаратура класса «Хайэнд», неприметная внешне, но безумно дорогая. В шкафу обнаружился шикарный набор костюмов, а в спальне висели даже картины — подлинники, насколько мог оценить Шарп.

Не торопясь, детектив начал тщательный обыск, стараясь не упустить ни одной мелочи. Под паркетом он нашел два тайника — к его разочарованию, оба пустые. Нигде не было ни оружия, ни документов. Чем ближе подходил Шарп к завершению обыска, тем больше удивлялся. Наконец, обшарив ящики старинного бюро, он сел в кресло, закурил и непонимающе потряс головой.

В этой квартире заключалось нечто странное, и эта странность была не в том, что разыскал Шарп, а в том, чего он не разыскал. Здесь не было денег — совсем, ни одного доллара, ни одного цента К тому же любой живой человек неизбежно обзаводится всевозможными аксессуарами, имеющими отношение к его личности. Записными книжками, например. Ясно, что киллер не стал бы записывать в них профессиональную информацию, даже шифром — но телефоны знакомых девушек он мог туда записать! И масса иных деталей и предметов окружает человека в его доме. Квитанции на квартирную плату, медицинский страховой полис, просто обрывки газет с памятными заметками, да мало ли что.

Тед Шарп в задумчивости встал с кресла, прошелся по скрипучему полированному паркету, роняя на пол шапочки пепла.

Скорее всего Марвин Ситон задумал бегство.

Невозможно предположить, что он не держал в квартире документов и денег из чистой осмотрительности. Сразу после убийства Каннингхэма Ситон намеревался исчезнуть. Шарп еще раз оглядел квартиру. Не упустил ли он чего-то важного? Как будто нет. Разве что фотографии полуголых девиц над радиоаппаратурой. Подцепляя бумагу ногтем, он одну за другой отодрал картинки от стекла. Третья по счету заинтересовала его особенно. На обороте Шарп увидел мелкий прыгающий почерк. Детектив поднял снимок, вгляделся.

«Любимому от проказницы Миллисент».

Дата под строчкой свидетельствовала, что фотография сделана почти два года назад.

Детектив засунул фотографию проказницы во внутренний карман, вышел из квартиры и запер дверь. Не помешает снова прокатиться в полицейское управление — возможно, там знают девушку.

— Еще бы, — ответил на его вопрос Фултон. — Это бедняга Миллисент Ферри, бывшая телезвезда нашей небольшой сети. Только теперь она выглядит совсем не так. Поверь мне, парень, я еще никогда не видел женщины, столь стремительно скатившейся вниз. А уж повидал-то, не сомневайся, немало.

— Расскажите, сэр, — попросил Шарп.

— Да что рассказывать, мусорный ящик. Три судимости — за наркотики, кражу и проституцию.

Она торгует собой в гнилом подвальчике «Поддатый медведь» на Серкл-стрит. Но если ты хочешь расспросить ее о делишках Ситона, дохлый номер.

Неужели ты думаешь, что он мог доверять этой героиновой развалине?

…По скользким истертым каменным ступенькам Шарп спустился в бар. Внутри подвальчик выглядел ничуть не лучше, чем снаружи. За покрытыми клеенкой столиками кое-где сидели криминальные личности и помятые шлюхи, но Миллисент Ферри среди них не было. Шарп прошагал к стойке.

Бармен равнодушно смотрел мимо него.

— Я ищу мисс Ферри, — сказал Шарп.

Бармен успешно играл глухого. Детектив показал ему доллар, и бармен ткнул пальцем в потолок.

— Четвертый этаж, комната шестнадцать.

Пыльные лестничные окна четырехэтажного здания почти не пропускали света. Шарп с трудом разглядел номер на двери квартиры и постучал. Послышались шлепающие шаги, дверь широко распахнулась без вопросов и выяснений. Сначала Шарп не узнал стоящей перед ними в полудреме женщины в запахнутом халате, настолько разительным было отличие от изображенной на фотографии золотоволосой красавицы. Осунувшееся, обрюзгшее лицо, потрескавшиеся губы, ломкие волосы с седыми прядями.

Миллисент Ферри молча повернулась и пошла в глубь квартиры, оставив дверь открытой. После секундного колебания Шарп последовал за ней.

Вопреки ожиданию, в комнате было светло и даже довольно чисто. Мисс Ферри, даже не посмотрев на Шарпа, начала раздеваться. Он сунул ей под нос полицейский значок. Миллисент подняла на Шарпа тусклый взгляд.

— Убирайся, — сказала она безразличным невыразительным голосом. — Мне не о чем говорить с фараонами.

— Да? — засомневался Шарп, усаживаясь на стул возле допотопного телевизора. — А мне кажется, мы найдем общий язык. Хочешь заработать?

Впервые с момента встречи в ее блеклых глазах промелькнул огонек оживления.

— Вот как? А за что?

— За сведения о Марвине Ситоне.

Огонек погас.

— Не знаю никакого Марвина Ситона.

Вместо ответа детектив протянул ей фотографию. Миллисент скользнула по глянцевому картону невидящим взглядом и вдруг разрыдалась. Шарп терпеливо ждал.

— Такой я была, — выдавила она наконец сквозь слезы. — а Ситон… Подонок. Он приучил меня к наркотикам… Нет, коп, ты веришь, что я была такой? Не можешь поверить? У меня была своя программа на телевидении «Гостиная Миллисент Ферри». Ко мне приходили знаменитости… Приезжал Стивен Кинг… Это было не так давно. — Она опустила голову. — Не все ли равно…

— Марвин Ситон давал тебе наркотики?

— Давал? — она истерично расхохоталась. — Продавал! По той же цене, что и другим.

Миллисент подняла на Шарпа утомленный взгляд. В уголках ее все еще прекрасных глаз залегли морщины, фиолетовые круги виднелись под поднявшимися веками. Глаза — вот и все, что осталось от красивой женщины. Наверняка она была веселой, неожиданно подумалось Шарпу. Что она любила — вечеринки, друзей, фильмы, автомобили? И Марвина Ситона.

Шарп выждал, а потом со всей теплотой в голосе, на какую был способен, мягко проговорил:

— Помоги мне, я очень хочу достать Ситона.

Очень. Теперь особенно.

Женщина порывисто обернулась к детективу.

— Все, уходи. Не знаю я ничего.

— Боишься его? — спросил Шарп. — Напрасно, Ситон мертв.

Женщина вздрогнула.

— Не врешь?

— Мертвее не бывает, — заверил детектив. — Его разнесло на куски бомбой.

Миллисент села на кровать, помолчала немного.

— Я рада, что эта свинья подохла… Но поверь, мне нечего о нем рассказать. Наши отношения прекратились больше года назад, но и раньше он не посвящал меня в свои дела.

— Но ты покупала у него наркотики?

— Но и только.

— Когда это было в последний раз?

Женщина задумалась.

— Неделю назад. Я пришла к нему домой.

— Он впустил тебя?

— Да. Обычно передавал через порог, но тут впустил. Он разговаривал по телефону и показал мне на стул, чтобы я подождала.

Детектив подался вперед.

— Разговаривал по телефону? С кем?

— Не знаю…

— Но хотя бы его реплики ты должна была слышать?

Она покрутила головой. Сильно поредевшие волосы волной легли на плечо.

— Да он почти ничего не говорил, только поддакивал. Ах, да, в конце он упомянул Мюнхен.

Мюнхен! Это встраивалось в схему предположений Шарпа о планируемом бегстве Ситона. Он наклонился к женщине, взял ее ладони в свои, посмотрел в глаза.

— Вспомни все, Миллисент. Это очень важно.

Может быть, ты хоть краем уха слышала, что говорил тот, другой.

Она дернула плечом.

— Слышать-то я слышала. У Ситона громкий телефон, и он держал трубку не вплотную к уху…

Но ни слова не разобрала. Единственно, мне показалось…

— Что? — Шарп всем корпусом навис над Миллисент Ферри.

— Этот человек говорил по-английски не совсем правильно. С акцентом. И довольно сильным, это можно было уловить. Когда работаешь на телевидении, где важна дикция, подмечаешь такие вещи. И еще: это-был голос немолодого человека.

— Так, — пробормотал Шарп. — А потом?

— Он повесил трубку, передал мне пакетик, и я ушла. Как, по-твоему, это стоит сто долларов?

Шарп протянул ей деньги, она вцепилась в бумажку, как утопающий в спасательный круг. В каком-то смысле это так и есть, подумал Шарп.

Клиентов все меньше, а героин все дороже.

— Что же, сестренка, спасибо и на этом.

По пути в аэропорт Шарп много думал об организаторе преступления. Прикидывал варианты и все больше склонялся к мысли, что невозможно подготовить столь детально рассчитанный план да еще заминировать мотоцикл Ситона, находясь вдали от арены действия. За Каннингхэмом следили от самого Нейпле, поведение Ситона корректировали по радио. Но был ли в Нейпле сам заказчик покушения или только его люди? Если допустить, что Миллисент Ферри стала свидетельницей телефонного разговора именно с ним — а такое возможно, по времени совпадает, — то уже имеется немаловажная примета акцент. И предполагаемый пожилой возраст.

Шарп сделал то, чему его учили на лекциях по психологии в полицейской школе: постарался поставить себя на место организатора. Смог бы он, Тед Шарп, издали руководить по телефону столь сложной операцией? А если и смог бы, решился бы доверить непосредственное управление помощникам и выпустить руль из своих рук? Ответ был — нет. Человек, подготовивший убийство Каннингхэма, обязан был присутствовать рядом, быть невидимым, но всевидящим. Начальная точка — Нейпле, туда сходятся нити Главная фигура преступления была там, может быть, в одном отеле с Каннингхэмом.

Идея Шарпа была проста, но вполне могла сработать. Он собирался в Нейпле В небольшом городке имелось всего четыре отеля. Если опросить всех портье, не вспомнит ли кто-нибудь из них о немолодом человеке, говорившем с сильным акцентом, прибывшим не так давно и уехавшим накануне или сразу после убийства Каннингхэма?

Детектив считал, что у него приблизительно двадцать шансов из ста. Не так плохо, к тому же он обязан проверить возникшую версию хотя бы для того, чтобы исключить ее из расследования.

В Сент-Питерсберг самолет прибыл вечером.

Не заезжая в полицейское управление, Шарп взял такси до вокзала и чуть не за хвост ухватил уходивший поезд на Нейпле.

Обход отелей он начал с «Фор Сизенс», где останавливался Каннингхэм, но ни один из постояльцев, поселившихся там за последний месяц, не удовлетворял его требованиям. В гостинице «ИстКейт», куда Шарп пожаловал во вторую очередь, обнаружились два пожилых джентльмена, причем один из них иностранец, но они жили там по сей день, а Шарп не предполагал, что режиссер убийства смиренно дожидается его визита.

Третьим по счету отелем был затрапезный «Хайвэй-Инн», где постояльцы сменялись с такой скоростью, что упомнить их всех мог разве фокусник, выступающий с номером «феноменальная память».

Детектив полистал пухлую книгу регистрации, разочарованно швырнул ее на стойку и повторил, обращаясь к портье:

— Ну, а все-таки Такой человек не мог не обратить на себя внимания. Не часто же в «ХайвэйИнн» забредают иностранцы Их, в общем-то, в Нейпле немного, да и те селятся в отелях… мм… простите, поприличнее.

— Чего уж извиняться, — засмеялся парень за стойкой, очевидно, подрабатывающий студент. — «Хайвэй-Инн» — дыра, каких мало. Но не припомню тут иностранцев.

— Барни, он, наверное, спрашивает про синьора Домицио, — вставила подошедшая девушка в белом переднике с официантской заколкой в пышных волосах. — Тебя тогда не было, его оформлял мистер Скотт.

Детектив через плечо взглянул на нее.

— Что за синьор Домицио, мисс? Не могли бы вы рассказать? — Он оторвался от стойки и обернулся.

— Фабио Домицио, итальянец. Он приехал недели полторы назад, а уехал… Вот недавно, надо посмотреть в книге.

Шарп снова уткнулся в пресловутую книгу и обнаружил, что Фабио Домицио из Милана выбыл в ту ночь, когда убили Каннингхэма.

— Так, мисс, — сказал Шарп. — Хотелось бы поговорить с вами поподробнее.

— Пойдемте в ресторан, — предложила девушка. — Там сейчас никого нет.

По дороге они успели познакомиться. Шарп узнал, что девушку зовут Джейн Брюс, она невеста парня за стойкой и через год они собираются пожениться, а пока учатся и сколачивают, по ее выражению, «стартовый капитал». В маленьком уютном ресторане они уселись за угловой столик, и Шарп обошелся без предисловий.

— Как получилось, Джейн, что вы запомнили этого итальянца?

— А я в тот день помогала мистеру Скотту, — охотно объяснила девушка. — Он очень хороший, нам с Барни, как дед, только старенький, и ему трудно работать. Мы стараемся поддержать его, когда можем… А у синьора Домицио необычное имя… Я и запомнила. Да и сам он был какой-то необычный.

— Да ну? — благодушно удивился Шарп. — И в чем же заключалась необычность синьора Домицио?

Джейн замялась на мгновение.

— Как вам сказать… Так-то ничего особенного, но он был очень уж угрюмый. Такой зимний, знаете. Говорил коротко и ужасно неприветливо. Я еще тогда подумала, что у него, наверное, большие неприятности.

— А у него был сильный акцент?

— О да. И некоторые фразы он строил неправильно. Я чуть-чуть знаю итальянский и хотела помочь ему, но он покосился на меня исподлобья и продолжал коверкать английский.

Скорее всего, подумал Шарп, наш итальянец из Милана не знал итальянского языка. Вслух он этого не высказал и вернулся к расспросам.

— Попробуйте описать его внешность, Джейн.

— О, это нетрудно, — казалось, мисс Брюс поставила целью начинать каждую фразу непременно с «о». — Пожилой, волосы редкие, такого неопределенно-сероватого цвета, зачесаны назад. Лоб высокий, морщинистый. Глаза близко посаженные, серые, даже бледно-серые, водянистые. Щеки полноватые, хотя я не назвала бы его полным — скорее худощавый. Нос прямой, а кончик чуть задран вверх, но не курносый. Ни усов, ни бороды, а выбрит плохо. Подбородок округлый, губы тонкие — неприятный рот, вся нижняя часть лица неприятная.

Шея дряблая, уши небольшие, прижаты к голове.

Голос глуховатый, скорее среднего регистра, чем низкий.

Шарп зааплодировал.

— Браво, Джейн! Вы описали его по всем правилам криминалистики, ничего не упустили. Если не секрет, что вы изучаете в университете?

— Английский язык и литературу, сэр.

— С вашей наблюдательностью надо изучать право.

— Да что вы, какая наблюдательность, — зарделась девушка, — просто у него не рядовая внешность. Вас бы, например, я не сумела описать.

— Такой стандартный, да?

— Ну почему… Вы даже очень симпатичный…

Но никаких особых примет. Ах да! Вспомнила: у него на правой щеке большая бородавка.

Шарп потер подбородок. Бородавка — это уж слишком здорово, трудно поверить, что она не камуфляжная.

— А одежда?

— Одежда тоже странная. Несмотря на жаркий день, на синьоре Домицио был длинный плащ, наглухо застегнутый. Темного, почти черного цвета.

Детектив покачал головой. Этот синьор Домицио, похоже, сделал все, чтобы запомниться персоналу отеля… А отсюда следует, что внешность он давно сменил.

— Джейн, а вы не заметили, приходил к нему кто-нибудь?

— О нет, сэр, — девушка не забыла вставить фирменное «о», — я ведь большей частью бываю в ресторане… Мистер Скотт и Барни могли видеть, но тут шныряет столько народу…

— У меня к вам большая просьба, Джейн, — сказал Шарп тоном заговорщика.

— Завтра утром я возвращусь в Сент-Питерсберг. Не могли бы вы поехать со мной и помочь нам… помочь полиции в составлении композиционного портрета? Видели в кино, как это делается?

— Конечно, сэр, — с готовностью согласилась девушка.

— Неплохо бы пригласить мистера Скотта поехать с нами. Или еще кого-то, кто запомнил синьора Домицио, — добавил Шарп.

— Мистер Скотт завтра дежурит, — с сомнением ответила Джейн. — К тому же у него больные ноги… Вот если бы удалось уговорить Барни подменить его…

— Я попробую, — улыбнулся Шарп. — А до поезда и оттуда до управления довезем мистера Скотта на такси и таким же способом доставим обратно.

К утру, воспользовавшись телефоном, Шарп через коллег в Сент-Питерсберге выяснил, что людей с именем Фабио Домицио в Милане проживает трое, но ни один из них не перешагнул тридцатилетнего возраста и не выезжал за пределы Италии в течение года. Любопытная личность этот синьор Фабио Домицио. Кто он — американец, сработавший под иностранца, или настоящий иностранец, легально или нелегально проникший в Америку?

Имеет ли он отношение к Ситону и смерти Каннингхэма или у него были совершенно другие причины скрываться?

«Вот разыщем его, тогда и спросим», — сказал себе Тед Шарп за легким завтраком в гостиничном ресторане. Предупрежденный Шарпом по телефону Уиндэм сам лично встречал важных свидетелей.

Лейтенант О'Рейли сразу увел Джейн Брюс и мистера Скотта в лабораторию, где они под руководством экспертов принялись составлять фоторобот подозреваемого, а Шарп поднялся в кабинет Уиндэма и подробно доложил о проделанной работе.

— Блестяще, Тед, — похвалил начальник полиции. — Я давно подумывал о том, чтобы представить вас к повышению, но точку поставили вы сами. Поздравляю.

— Спасибо, сэр, — скромно вымолвил Шарп вместо рвущегося с языка «что и требовалось доказать».

…Старый мистер Скотт почти не вмешивался э процесс составления фоторобота, с любопытством ожидая конечного результата. Но когда после многочисленных комбинаций на экране возникло широкое злое лицо, одобрительно закивал головой.

— Он, — уверенно заявил старик.

Фоторобот псевдоитальянца был разослан во все концы страны.

 

19

Утром Шеннон, оставив Корина с его стреляющим ножом в квартире, съездил в парижскую резидентуру ЦРУ (задания своего он, понятно, не раскрыл) за оружием. С пистолетом он чувствовал себя куда увереннее.

Вдвоем они покатили на станцию технического обслуживания. К машине поспешил одетый в синий комбинезон механик. Он долго ходил вокруг автомобиля, цокал языком и выспрашивал подробности.

— Я вижу, что авария, мсье… Здорово вам намяли бока. Но как вы ухитрились кокнуть сразу оба стекла — убейте, не понимаю.

— В стеклах образовались трещины, — терпеливо пояснил Корин. — Я снял их и выбросил.

— Выбросили, гм… А в полицию вы сообщили об аварии?

Корин разозлился не на шутку.»

— Слушайте, или вы ремонтируете мою машину, или я сажусь за руль и уезжаю.

Механик поднял руки вверх.

— Все, мсье. Это не мое дело. Значит, два стекла, вмятины на кузове, покраска… Перекрасить всю машину или только замазать побитые места?

— Побитые места, — распорядился Корин. — И смените покрышки.

Механик достал калькулятор, неуклюже потыкал грязным пальцем в кнопки.

— Полторы тысячи франков, мсье. Квитанцию оформите в конторе и приходите послезавтра.

— Три тысячи наличными, — произнес Корин, — и никакой конторы. Машина нужна мне через два часа.

Борьба жадности и лени отразилась на лице механика.

— Ну хоть четыре часа, мсье! — взмолился он. — Уйма же работы!

— Три, — отрезал Корин. — Идемте, Крис.

— Ловко вы его, — восхитился Шеннон, когда они проходили через ворота на улицу. — По-русски, да?

— В России все сложнее, — неопределенно заметил Корин.

— Куда поедем обедать?

— В «Латойю», — предложил Шеннон. — Думается, невредно покрутиться возле отеля «Лион».

Корин согласился. Они взяли такси. Ни по дороге на станцию техобслуживания, ни по пути в ресторан за ними не следили.

— Куда теперь? — спросил Шеннон, расправившись с огромной порцией жаркого и двумя бокалами пива.

— Ну ладно. — Корин допил свой бокал и закурил. — Вам не кажется все это глупым, Крис?

— А вы можете предложить что-нибудь получше?

Корин вздохнул.

— Умные головы в ЦРУ перемудрили с секретностью, — сказал он. — Если они не доверяют собственным сотрудникам, дело плохо.

— В их положении я бы Господу Богу не доверял, — возразил Шеннон. — Такой утечки да еще такой информации не было давненько… Пожалуй, никогда.

На такси они отправились к офису «Радио Европа». Корин поговорил по внутреннему телефону со своим шефом Сильвэном, отправил ему наброски плана очередной передачи о русско-иранском атомном проекте, разгреб завалы на столе. Вслед за этим они побывали на станции техобслуживания и «Ситроен», блестя новенькими стеклами и свежей краской заплаток, покатил к бару на Елисейских полях, где Корин и Шеннон просидели до вечера.

Ирландец начал терять терпение.

— Вы были правы, Джон (так он для простоты называл Корина). — Мы можем болтаться по Парижу неделями без всякого толку. Не разумнее ли…

— Успокойтесь. Мы только начали… Поехалика домой.

У дверей квартиры Корин вынул ключ, нацелил его в замочную скважину и вдруг опустил руку.

— Здесь кто-то был, — произнес он.

— Почему вы… — начал Шеннон и не закончил, — Корин молча указал ему на едва заметную царапину на металлическом диске замка.

— Взрывное устройство? — предположил Шеннон.

— Сомневаюсь. Не их стиль… Но не будем торопиться открывать дверь. Идем на крышу.

Они выбрались на чердак. Шеннон сорвал хилый замочек люка и оказался на крыше. Корин последовал за ним и первым начал спуск по пожарной лестнице. Она крепилась к обращенной во двор стене, и вряд ли их могли заметить, но если бы полицейский и заинтересовался бы необычными упражнениями двух джентльменов, Корий всегда мог сослаться на потерю ключей.

На уровне своего этажа Корин протянул руку и открыл окно кухни, предусмотрительно не запертое им утром. С акробатическими ухищрениями они проникли в квартиру. Дверь кухни была прикрыта, хотя Корин отлично помнил, что не закрывал ее.

В квартире никого не было. Осмотр прихожей, а затем придирчивый обыск всех прочих помещений ничего не дал. Все оставалось на своих местах, не был сдвинут ни один предмет. Незваный гость допустил лишь две ошибки: царапина на замке и кухонная дверь, прикрытая, очевидно, машинально.

— По крайней мере хоть взрывать нас не собираются, — облегченно констатировал Шеннон. — Но какого дьявола он тут делал? Может, это вор?

Корин показал на лежащие на виду «Кортье», стоимостью в полторы тысячи долларов.

— Или Лесли Энджел?

— Если так, он еще и превосходный взломщик вдобавок… Я думаю, это была разведка.

— Какая разведка? — недоуменно спросил Шеннон.

— Разведка планировки квартиры, чтобы свободно ориентироваться здесь в темноте.

— По-вашему, он вернется ночью?

— Да, — сказал Корин.

Шеннон с недоверчивым выражением посмотрел на него и произнес:

— Не знаю, как вы до этого додумались, только это будет совершеннейшим чудом. Уж если он собирается пристрелить нас — вернее, вас, — подстерег бы сейчас в подъезде. Надо быть безумцем, чтобы лезть в квартиру ночью, зная, что вы настороже.

— Он вернется, — упрямо проговорил Корин. — По какой-то причине ему надо застрелить меня именно в квартире.

— Но какая, ради всего святого, тут может быть причина? — вспылил Шеннон и распахнул дверцу бара в поисках виски.

— Выпивка в холодильнике. А что до причин, мне больше импонирует идея о сверхосторожности.

Из кухни донеслось позвякивание кубиков льда о стекло.

— Поясните, — прозвучал голос Шеннона, и его обладатель появился в гостиной с двумя стаканами в руках, наполненными янтарной жидкостью.

— Опасно стрелять в человека в подъезде, — разъяснил Корин и поднес стакан к губам. — Всегда могут найтись случайные свидетели. Другое дело — глубокая ночь, квартира.

— Но те, кто напал на вас по дороге, меньше всего думали о случайных свидетелях.

— Вот именно, — задумчиво уронил Корин.

— Что «вот именно»?

— А то, что нападавшие на меня бандиты и джентльмен, наносивший сегодняшний визит, принципиально различаются. Пока не знаю, в чем и почему, но различаются.

— Гм… — Шеннон поставил стакан на журнальный столик и похлопал себя по карманам, нашаривая сигареты. Корин протянул ему пачку «Житана».

— От такого табака можно загнуться быстрее, чем от пули, — пожаловался Шеннон, но сигарету взял. — Так приготовимся к веселенькой ночке?

— В подобную ситуацию я попал в Лондоне в девяносто втором, — сказал Корин, — но там за мной охотился дилетант, и не составило труда его выключить. Наш господин — статья иная. Он силен, квалифицирован, самоуверен. Ему известно, что у меня нет оружия, но неизвестно, что нас двое.

— Откуда вы это взяли?

— Что?

— Да все.

— Просто догадки, но не лишенные оснований. — Корин передал Кристоферу пепельницу. — Насчет свойств характера — это понятно, кем надо быть, чтобы решиться на ночное нападение. Оружие — так он следил за мной, обыскивал квартиру, наверняка ему известно даже количество волос на моей голове. Ну, а знай он, что нас двое, он вообще бы сюда не полез.

— Может, их тоже двое, — усомнился Шеннон. — Или целый взвод.

Корин покачал головой.

— Нет. Этот господин стремится сделать все тихо. Драки и перестрелки его не устроят.

— А почему он все-таки не заминировал квартиру или машину?

— Мы спросим его об этом, но ответить я могу сейчас. Потому что это не дает стопроцентной гарантии. Если я и не обнаружу взрывное устройство, то кто поручится, что на воздух взлечу именно я, а не другой человек, или что я не буду только ранен?

А я им крайне необходим мертвый. Абсолютно и безоговорочно.

Шеннон хмыкнул и предложил:

— Тогда давайте примем диспозицию.

— Да какая тут диспозиция… Встанем по обе стороны от входа в гостиную, и все… Действовать придется по обстановке.

Они ждали в молчании до четырех часов утра.

В спальне особняка напротив с биноклем ночного видения в руке бдил Лесли Энджел, не сводя глаз с подъезда и время от времени взбадривая себя дозами виски. Наконец он перебрал, и спиртное начало оказывать диаметрально противоположное, то есть снотворное действие. Лесли клевал носом, тем более что ничего не происходило, и ему было скучно. В четыре он совсем осоловел и решил плюнуть на все и завалиться спать, но обогнувший угол улицы и приближающийся к подъезду мотоцикл «БМВ» с почти бесшумным двигателем заставил его встряхнуться и втиснуть в глазные орбиты окуляры бинокля.

Мотоцикл остановился вплотную к подъезду.

Из-за громоздкого обтекателя показалась голова в шлеме, потом шлем был снят, и Лесли смутно разглядел черты лица ночного мотоциклиста. Он видел его какую-то секунду, прежде чем прибывший нырнул в подъезд, и заметил только, что это был молодой человек с копной светлых волос, одетый в просторную куртку и джинсы.

Мотоциклист начал с того, что на распределительном щите отключил рубильник освещения лестницы. Лампы на всех этажах погасли, рассеянный свет уличных фонарей просачивающийся сквозь оконные стекла, слабо конкурировал с ущербной луной. Ночной гость, неслышно ступая подошвами стоптанных туфель, остановился перед дверью квартиры Корина, достал плоский ключ и уверенно вложил в замочную скважину. Раздалось мягкое щелканье хорошо смазанного механизма.

Корин и Шеннон как по команде заняли Оговоренные положения у стены. Визитер шагнул в гостиную. Бледные полосы падающего из окон света позволяли рассмотреть его массивную фигуру и силуэт солидного пистолета с глушителем.

Шеннон прыгнул на противника сзади, не дожидаясь, пока расстояние между ними увеличится.

Это было ошибкой. До убийцы донесся шорох движения. Он извернулся по-тигриному, мгновенно оценил, что выстрелить не успеет, и пистолет в его продолжающей разворот руке без торможения столкнулся с черепом Шеннона. Ирландец пошатнулся и сложился вдвое на полу. Хищный зев пистолета потянулся за ним, как атакующая змея, но был сбит молниеносным ударом ноги Корина. Пуля впилась в стену возле выключателя. Убийца не выпустил оружия. Корин перехватил его мускулистую руку выше запястья, выкрутил резким рывком и получил удар в коленную чашечку. Будь нападавший в более выгодной позиции, он бы сломал своему противнику ногу, но и так он достиг впечатляющего успеха: охнувший от внезапной боли Корин отпустил его и свалился на стул. В воздухе мелькнул кулак в обтягивающей перчатке, врезавшийся в лицо хозяина квартиры с силой пушечного ядра. Стул опрокинулся, Корин кувырком пролетел через всю комнату, ломая подвернувшуюся мебель, и врезался спиной в книжный шкаф, осыпавший его дождем стеклянных осколков. Убийца снова поднял оружие.

Но за его спиной Шеннон уже целился из своего пистолета. Пуля попала нападавшему в руку. Он выронил пистолет, встретил метнувшегося к нему Шеннона ударом ноги и ринулся к двери.

Корин вскочил на ноги, Шеннон успел вырваться на лестничную площадку первым. Убийца уже преодолел два пролета, когда Кристофер в прыжке свалился на него сверху.

Из особняка Лесли видел в свой бинокль, как мотоциклист вывалился вместе с Шенноном наружу. Дрались они молча, пока подоспевший Корин ударом ноги в голову не отключил террориста.

Потирая намятые бока, Шеннон встал и помог Корину затащить убийцу в подъезд и связать ему за спиной руки.

Неожиданно ирландец вздрогнул:

— Черт, мы забыли про мотоцикл. Он вот-вот рванет.

— Я хочу посмотреть, — вдруг сказал Корин.

— Вы с ума сошли?! — Корин не ответил, вышел из подъезда и медленно направился к «БМВ».

— Не думайте, что я пойду с вами, — бросил вдогонку Шеннон. — Кто-то должен остаться в живых, чтобы довезти этого бугая…

Отчасти Шеннон понимал Корина: модификация взрывного устройства могла о многом рассказать. Кустарное производство или заводское, страна, серийный номер, дата изготовления… Но стоят ли даже подобные улики смертельного риска?

Корин опустился перед «БМВ» на корточки, внимательно изучил каждый квадратный сантиметр поверхности, достал отвертку из бардачка, гаечный ключ, снял какие-то колпаки и панели, бросил инструменты возле рассроченного мотоцикла и вернулся к Шеннону.

— Он не заминирован, Крис.

— Что?!

— Похоже, наш пленник — не расходный материал, а один из них.

Ошарашенный Шеннон повернулся к связанному убийце. Тот уже очнулся, крепко сжимал губы и молчал. Они перенесли пленника в «Ситроен».

Корин сел за руль, включил двигатель и трбнул машину.

У ближайшего телефона он притормозил, вышел из машины и набрал номер оперативной квартиры Коллинза на бульваре Клиши. Ответила мисс Маллиган.

— Лигейя, полковник на месте?

— Здесь… Он спит. А как вы?

— Лучше не бывает. Передайте полковнику, что мы везем подарок. Живого медведя.

— Ну да! — недоверчиво-обрадованно прокомментировала мисс Маллиган.

— И приготовьте горячую ванну, — распорядился Корин. — Мы тут немного повозились…

Он вернулся в машину. Ссадины и ушибы на разбитом лице болели все сильнее, но Корин почти не обращал на боль внимания. Главное сделано, теперь клубок размотается. Коллинз подошел к молчаливому пленнику и посмотрел ему прямо в глаза.

Тот спокойно выдержал пронизывающий взгляд полковника.

— Доброе утро, сэр, — поздоровался Коллинз. — Мы давно вас ждали.

— Его надо перевязать: он ранен в руку, — сказал Шеннон, хотя это было видно и без него. Мисс Маллиган развязала арестованного, приковала его левую руку наручниками к трубе центрального отопления, разрезала рубашку, содрала тонкую перчатку и принялась за обработку и перевязку раны Шеннон хватил полстакана «Лонг Джона» и удалился в ванную. Корин налил виски себе и полковнику, взглянул на Лигейю. Она кивнула, и Корин наполнил третий стакан.

— Излагайте, — потребовал Коллинз.

Корин кратко доложил о том, что произошло с момента, когда они с Шенноном обнаружили следы проникновения в его квартиру. Особое внимание он обратил на факт, что мотоцикл убийцы не был заминирован.

— Любопытно, — пробормотал полковник. — Весьма любопытно. Впервые наши друзья отступают от правил игры. Они торопятся, и это хорошо.

В спешке трудно не ошибиться.

— Будем надеяться, — вставил вернувшийся Шеннон. — А что в полиции? Вам удалось влезть в их расследование?

Коллинз утвердительно кивнул.

— По делу Эпилгейта у них ничего нет А вот личность убитых на заводе бандитов установлена, это известные криминальные торпеды невысокого ранга. Сейчас шерстят их контакты, но пока впустую. Кстати, Корин, вам опасаться нечего. Считается, что бандиты проникли на завод с целью хищения производившихся там газовых гранат и погибли в перестрелке с охранниками Корин изумленно уставился на полковника.

— Но это же полная чушь! Положение тел убитых, взорванный автомобиль…

Коллинз откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Вы не все знаете. Один из охранников выжил, он в больнице. Кто-то посетил его и тактично уговорил придерживаться этой версии, подкрепив просьбу приличной суммой. А взорванная машина — так кто ж их разберет, бандитов, что они там с собой возили…

— Спасибо, Фрэнк, — от души поблагодарил Корин. Одной заботой меньше.

Корин быстро принял душ. Мисс Маллиган смачила комочек ваты каким-то составом и принялась оттирать запекшуюся кровь, с особой осторожностью действуя в районах ран и ссадин. Прикосновения ее были легки и ласковы, они несли тепло и покой.

— А здесь придется наложить шов, — она указала на глубокий порез на лбу, образовавшийся при столкновении с книжным шкафом.

— Вы еще и доктор? — Корин поморщился от боли, когда она зашивала рану.

— Я — все, что требуется, — произнесла Лигейя своим обволакивающим, лишающим воли к сопротивлению голосом. — Я оказываюсь в нужное время в нужном месте и делаю то, что нужно. Я совершенство Я идеальная многофункциональная модель, не знающая поражений. Сделана в ЦРУ… Ну, все.

Когда Корин появился в гостиной, Коллинз и Шеннон мирно беседовали. Прикованный к трубе убийца упорно смотрел в пол.

— Мы не хотели начинать без вас, Джон, — сказал Шеннон. — Вас это в первую очередь касается.

Коллинз обратился к пленнику.

— Официально уведомляю, — пророкотал он служебным голосом, — что вы обвиняетесь в покушении на жизнь граждан Соединенных Штатов Америки. — Корин не был американским гражданином, но об этом Коллинз предпочел умолчать. — Вы будете депортированы в США и преданы суду.

А неофициально добавлю, что я намерен прямо сейчас выколотить из вас показания.

— Разве Франция уже стала пятьдесят первым штатом Америки?! — с неприкрытой издевкой спросил террорист, пытаясь пробуравить Коллинза рентгеновским взглядом голубых глаз. — Впрочем, не это важно. Если я задержан американскими властями, позвольте напомнить вам, что я имею право хранить молчание и право на адвоката. Если же я похищен шайкой авантюристов, то я, естественно, ни на какие вопросы отвечать не буду.

— Полковник, разрешите мне, — возмущению Шеннона не было предела.

Прогудел зуммер телефона. Коллинз снял трубку.

— Коллинз слушает.

— Полковник, с вами будут говорить по коду «Июль».

Это означало вызов из Лэнгли, от генерала Стюарта. Коллинз нажал кнопку автоматического кодирования сигнала. Система обеспечивала защиту от прослушивания — по крайней мере теоретически.

— Плохие новости, полковник. — Джеймс М.

Стюарт не поздоровался, что служило безошибочным признаком действительно плохих новостей.

Коллинз похолодел.

— Кто на этот раз?

— Погибли Борден и Тревис, — электроника выхолащивала эмоциональную окраску голоса генерала, но Коллинз и без того ощутил, с какой болью и печалью произнес это Стюарт. — Более того. Произошли события, требующие вашего безотлагательного возвращения в Лэнгли.

— Но, сэр, — растерялся полковник. — Моя парижская миссия входит в завершающую фазу. Удалось арестовать одного из террористов, и не рядового исполнителя…

— Вот как? — похоже, у генерала сразу поднялось настроение. — Вы допросили его?

Коллинз покосился на пленника.

— Еще нет. Но он заговорит, обещаю вам, сэр.

Убийца презрительно-равнодушно усмехнулся.

— Приказываю немедленно вывезти его в Штаты, — отчеканил Стюарт. — Немедленно, слышите?

Для организации переброски к вам срочно направляю из Англии Макса Мэлли. И распоряжусь об экстремальном ускорении подготовки.

— Есть, сэр, — со вздохом подчинился Коллинз. Как всегда, начальство вмешивается в самую неподходящую минуту и все портит. Что бы ни случилось в Америке, какое право они имеют выхватывать из-под носа Коллинза его операцию?

Полковник скрипнул зубами. Они имели право, и они это сделали.

— Маллиган, Шеннон и Корин остаются в Париже, — продолжал Стюарт. — Расследование не должно быть свернуто, напротив, необходимо удвоить усилия. Пусть делают, что могут и, особенно, чего не могут.

— Есть, сэр, — повторил Коллинз.

— Конец кода «Июль».

— Подтверждаю, сэр.

Полковник водрузил трубку на аппарат, с полминуты сидел неподвижно, вперившись отсутствующим взглядом в пространство, потом порывисто встал.

— Пройдемте в кабинет, господа. Небольшое совещание. Этому джентльмену необязательно принимать участие.

Четверо перебрались в кабинет и заняли кресла перед письменным столом, за который уселся Коллинз. Пересказав разговор со Стюартом, он распорядился:

— Лигейя, я передам вам свои контакты в полиции и во Дворце правосудия. Группе дается картбланш на любые — подчеркиваю, любые действия, какие вы сочтете нужными. Это указание Лэнгли.

— Превосходно, — сказал Шеннон. — Наша мисс будет руководить и координировать, а что делать нам? Ждать третьего покушения?

— Третьего покушения не будет, — неожиданно вмешался молчавший Корин.

— Почему?

— Очень просто, — невозмутимо разъяснил Корин. — Первое они организовали, следуя обычной схеме с участием расходного материала, или, если угодно, пушечного мяса. Второе покушение осуществил их человек — как вы верно заметили, Фрэнк, они заторопились. Из чего я делаю вывод, что их предварительный этап, к чему бы они там ни готовились, закончен и в скором времени им будет не до нас.

— Значит, вы считаете, — с нажимом проговорил Коллинз, — что масштабное преступление, вероятность которого мы обсуждали… вот-вот произойдет?

— Уже происходит, — сказал Корин.

 

20

Десятого июня 1984 года экспериментальная ракета-перехватчик, запущенная американцами в рамках проекта СОИ с атолла Кваджалейн в Тихом океане, достигнув высоты 150 километров, буквально разнесла на куски боеголовку межконтинентальной баллистической ракеты-мишени «Минитмен».

Девять лет спустя четверо сотрудников рейгановской администрации признались, что испытания ракеты-перехватчика были сфальсифицированы.

— Чтобы обеспечить видимость успеха, — рассказывал один из них, — мы установили на ракетецели радиомаяк, работавший на определенной частоте. На ракете-перехватчике был приемник.

Попадание выглядело блестящим…

Дерзкий обман был частью программы дезинформации, которая должна была заставить Советы потратить миллиарды на создание и испытания аналогичной ракеты.

Но этого не произошло. Советское правительство вовремя узнало о фальсификации. В день запуска суперперехватчика в акватории Тихого океана находилось несколько советских научно-исследовательских судов, отслеживавших информацию об испытаниях для Генштаба ВС СССР. По возвращении кораблей в порт приписки Владивосток и обработки данных в техническом управлении ГРУ военной разведке стало ясно: испытания ракеты были искусно подстроены. В операции активное участие принимал молодой многообещающий ученый, офицер разведки Леонид Ласкеров. Это стало немалым подспорьем для его дальнейшей карьеры в ГРУ.

Именно Леонид Савельевич — ныне сорокадвухлетний полковник, профессор, доктор физикоматематических наук — был одним из тех, кто стоял у истоков теоретической проработки советского аналога СОИ.

В 1987 году профессор Ласкеров занимался углубленным изучением поступившей по разведывательным каналам технической документации на американский спутник-охотник «Элиминейтор-И».

Поэтому не было ничего удивительного в том, что полковника ГРУ включили в состав русской делегации, направлявшейся на борт авианосца флота США «Теннесси».

А вот Корин, если бы он увидел Ласкерова, был бы удивлен: перед ним оказался бы профессор Фишеров, с которым Сергей Николаевич ехал в одном купе самаркандского экспресса во время известной эпопеи с наркотиком «китайский лотос». И с которым он, увы, по необходимости не по-джентльменски расстался…

Прямо в международном аэропорту Гамбурга делегацию — шестнадцать человек — рассадили в лимузины по рангу и под усиленной охраной отвезли на военную базу Куксхафен. Немецкие власти, осведомленные о важности предстоящей встречи, оказывали всяческое содействие. С базы американский вертолет должен был доставить прибывших на авианосец, курсировавший в Гелыолландской бухте восточнее Фризских островов.

…Сверху авианосец «Теннесси» казался игрушечной лодочкой, болтающейся в центре пруда, роль которого исполняла Гельголландская бухта. Но когда началось снижение, словно по волшебству, из ниоткуда угрожающе выросли хоботы громадных орудий главного калибра, непрерывно вращающиеся сетчатые зеркала радарных установок, многоэтажные палубные надстройки. Исполин «Теннесси» будто поднялся из морской пучины и поглотил беспомощный вертолет.

В кают-компании, сверкавшей такой чистотой, какая бывает только на флоте, за овальным, напоминающим футбольное поле столом уже не первый час заседали американцы. Стол был завален всевозможными бумагами, бутылки с минеральной водой открыты и опустошены, развешанные на стенах схемы испещрены пометками. Обстановка свидетельствовала, что ожидается не официозная международная конференция, стиснутая рамками дипломатического протокола, а деловое консультативное совещание. Представители двух великих держав, объединенные общей угрозой, должны были попытаться найти выход.

Американскую рабочую группу, состоявшую примерно из двадцати человек, возглавлял председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал ВВС Уильям Колбрайт. Кроме него, из высокопоставленных военных в группу входили начальник штаба ВВС генерал Огастес Лодентейд, командующий силами противоракетной обороны генерал Джон Таггерт и заместитель командующего военно-космическими силами США бригадный генерал Эндрю Уилсон. Госдепартамент представлял помощник государственного секретаря Пол Макфарлейн, присутствовал также личный представитель Президента Эд Кристофферсон. Остальные — ученые, эксперты, специалисты по космической технике, переводчики — были представлены российской делегации в процессе взаимного знакомства. Русские заняли места за столом. По правую руку от Ласкерова оказался генерал Рубинов, по левую — полковник Шебалдин из Федеральной службы безопасности. Сидеть рядом с главой делегации Ласкерову было не по чину, но это лишний раз подчеркивало неформальность встречи.

Слово взял генерал Колбрайт.

— Я прошу профессора Райдера из Колумбийского университета прочесть для наших русских гостей небольшую вступительную лекцию.

Специалистами обеих сторон проблема уже была изъезжена вдоль и поперек, но рекомендации предстояло принимать политикам и военным, персонально для них и предназначалось выступление Райдера.

Профессор, щуплый, чуть горбившийся человек лет шестидесяти с седой шевелюрой, чем-то похожий на Эйнштейна, вышел к большой разноцветной схеме. Во время его речи Ласкеров цеплял взглядом американцев, пытаясь разгадать, кто из них (если, конечно, не все) работает на ЦРУ и АНБ.

Профессора Райдера придется, пожалуй, исключить, какой из него шпион…

— Спутник «Элиминейтор-П», — начал профессор фальцетом, вертя в руках пластмассовую указку, — представляет собой многоцелевую боевую систему, несущую на борту рентгеновский лазер с ядерной начинкой, — с первыми словами профессора защебетали переводчики. — Предполагалось, что лазер сможет поражать не только баллистические ракеты, но и орбитальные комплексы противника… Простите, господа, — смутился профессор. — Я оперирую терминологией прошлых лет.

Против ожидания неловкий момент разрядил атмосферу. Многие заулыбались. Профессор продолжал:

— На спутнике находится двадцать килограммов оружейного плутония-238 в бериллевых сферах.

Эксперименты с «Элиминейтором» были прекращены в 1991 году, он был снят с боевого дежурства и крутился бы себе на орбите, если бы не произошло непредвиденное, а именно: несанкционированное самопроизвольное включение тормозного двигателя.

Ложь, отметил Ласкеров. Российская радарная станция слежения зафиксировала узконаправленный сигнал, переданный на спутник из оперативного центра в штате Колорадо.

— Спутник неуправляем, господа, — произнес профессор. — Если не принять срочных мер, он упадет в районе Новосибирска не позже чем через полторы недели.

— Есть ли вероятность, что он сгорит в плотных слоях атмосферы? — спросил личный представитель Президента России.

— Нет. При конструировании спутника рассчитывали на то, что он сможет выдерживать лазерные удары противника. Поэтому мощность его брони исключает вероятность каких-либо повреждений при проходе через атмосферу.

— Но так ли опасно это падение? — вопрос задал сотрудник московского института, занимавшегося космическими исследованиями, но весьма далекого от ядерной энергетики. — За прошедшее время плутоний внутри берилловых сфер мог распасться на легкие фракции и взвеси.

Райдер слегка улыбнулся:

— Если бы «Элиминейтор» лежал на дне морском, так бы оно и было, уважаемый коллега. Но в космосе другие условия. Плутоний на борту спутника будет представлять опасность еще много тысячелетий, уверяю вас.

— Господин генерал, — раздраженный Рубинов обратился непосредственно к Колбрайту. — Как случилось, что вы не в состоянии управлять собственным спутником? Неужели вы не можете с помощью радиосигнала вышвырнуть его подальше в космос… Или взорвать?

Колбрайт покачал головой.

— Прошло несколько лет, — ответил он. — Приемное устройство на спутнике, а также преобразователь радиокоманд выработали ресурс и вышли из строя. Проще говоря, сели батарейки.

Это была вторая ложь. На самом деле команда, переданная Саймоном Шейном из колорадского центра, содержала код саморазрушения электронного мозга «Элиминейтора». В этом была причина потери контроля над спутником. Ласкеров, изучивший устройство «Элиминейтора» еще в 1987 году, подозревал неладное, так как автономные системы питания орбитальной боевой станции дублировались солнечными батареями, но доказать себе справедливость этих догадок не мог. Спутник — невероятно сложный технологический комплекс, и выйти из строя в нем может что угодно, особенно если бросить его без присмотра.

Профессор Райдер, разогнавшийся было прочесть едва ли не целую лекцию о спутнике, к созданию коего приложил руку, вернулся на место, обиженно, но справедливо посчитав, что военно-политическим невеждам и этого достаточно. Между российскими и американскими учеными завязался оживленный диалог, в котором высокие руководители мало что понимали. Перекрывая гул голосов, в дискуссию снова включился Рубинов.

— Скажите, господин генерал, — спросил он Колбрайта. — А нельзя ли сбить «Элиминейтор» запущенной с земли ракетой?

Вместо председателя комитета начальников штабов ответил генерал Таггерт:

— Думаю, мы могли бы уничтожить его ракетой с мобильной или ядерной боеголовкой. Но по своим последствиям для радиационной обстановки на Земле это будет равносильно тому, как если бы мы дали ему упасть.

— А при падении спутника ядерный взрыв неизбежен? — вмешался генерал-майор Лебедев, исполнявший некогда обязанности заместителя председателя военно-промышленной комиссии.

— Ядерного взрыва в традиционном понимании не произойдет… Не должно произойти, — поправился профессор Райдер. — Но то, что случилось в Чернобыле, также не было ядерным взрывом.

После этих слов воцарилось напряженное молчание. Слышно было, как в недрах гигантского корабля пульсируют могучие механизмы.

Затянувшуюся паузу прервал полковник Шебалдин.

— Я предлагаю, — начал излагать он проект ФСБ, — внести изменения в программу планируемой на конец месяца американо-российской экспедиции на «Шаттле». Пусть «Шаттл» снимет спутник с орбиты и доставит на Землю. Это возможно?

— Теоретически да, — ответил бригадный генерал Уилсон. — Подобные операции уже проводились предыдущими экипажами «Шаттлов». Однако потребуется громадная подготовительная работа.

Придется менять расчетные характеристики, устанавливать на «Шаттле» дополнительное оборудование. «Элиминейтор» — не бумажный самолетик, он заставит повозиться. Успеем ли за неделю?

— Такой вариант уже обсуждался нами во время предварительных консультаций, — сообщил Колбрайт для русских.

— Тут слишком много «если». Что, если задержится монтаж оборудования? Что, если старт придется отложить из-за технических неполадок, как бывает едва ли не при каждом полете «Шатглов»?

Что, если возникнут осложнения на орбите? Наконец, вспомните «Челленджер». Не дай Бог повторения подобной трагедии, но мы вынуждены учитывать все.

Рубинов недовольно завозился на стуле.

— Но ведь другого шанса, насколько я понимаю, нет?

— Мы обязаны искать альтернативу, — настойчиво сказал Колбрайт.

В беседу вступил генерал Лебедев:

— Полагаю, нам следует считать вариант с «Шаттлом» основным и продолжать консультации в поисках запасного.

— Согласен, — пробасил Рубинов. — И очень удачно, что в экспедицию внесут лепту и российские космонавты. Я знаком с этими парнями. Это мастера. Космический полет будет для одного из них не первым, это прекрасно подготовленные практики и классные специалисты. Уверен, что совместными усилиями нам удастся победить этот проклятый спутник.

— Американские леди и джентльмены тоже не подведут, — улыбнулся бригадный генерал Уилсон.

— Леди? — переспросил Лебедев. — Вы хотите сказать, что в составе экипажа будут женщины?

— Одна женщина, — уточнил Уилсон. — Но какая!

Второе заседание совместной комиссии постановило рекомендовать Правительствам в качестве основного варианта снятие спутника с орбиты «Шаттлом», а экстренного и крайне нежелательного — уничтожение «Элиминейтора» ракетой-перехватчиком над безлюдным районом Тихого океана.

Рекомендации были приняты. Корпорация «Дженерал дейнемикс» получила срочный секретный заказ на установку на «Шаттле» «Атлантис» дополнительного оборудования. Задача осложнялась тем, что космический корабль уже находился на стартовом столе космодрома на мысе Канаверал, и монтаж приходилось вести на месте. Десятки специалистов в Центре управления вели расчеты новых траекторий полета.

Пятеро американских астронавтов и двое российских космонавтов еще ничего не знали об уготовленной им миссии, которую в Пентагоне успели окрестить операцией «Сэрвайвл» («Выживание»).

Но командир экипажа, полковник ВВС США Питер Гримсби уже принимал участие в подобном предприятии. В 1992 году ведомый им «Шаттл» «Колумбия» снял с орбиты и благополучно доставил на базу Эдварде астрономический геосинхронный спутник «Стар Эксплорер», запущенный в 1978-м.

Большие электронные часы в Центре управления на мысе Канаверал, размещавшиеся между табло с надписями «Параметры участка выведения» и «Расчетный старт», монотонно отсчитывали секунды. Оставалось все меньше времени для укрощения взбунтовавшегося спутника-разруш ителя.

 

21

Сбои в работе двигателя одноместного прогулочного вертолета «Хани Би» возникли без вины пилотировавшей машину девушки недалеко от конечного пункта маршрута — Грин-Бэя, штат Висконсин. Сплошной зеленый ковер леса в полукилометре внизу без единой прогалины не позволял приземлиться. К счастью, вовремя показалась-таки подходящая для вынужденной посадки поляна.

Вертолет садился на нее уже в режиме авторотации.

Сильный толчок бросил Саманту на приборную доску, но все обошлось. Одно было неприятно: ее просили отказаться на время от вертолетных прогулок, она же негласный запрет нарушила. Слава Богу, что все кончилось так.

Саманта выбралась из кабины, вздохнула, глядя на вертолет с подломленным шасси.

— До свидания, славный «Хани Би», — обратилась она к машине. — Мы с тобой неплохо летали.

Я пришлю за тобой. — Не оглядываясь, девушка пошла через лес. Она примерно представляла, где проходит двадцать пятое шоссе, ведущее к ГринБэю. Через час донельзя усталая Саманта выбралась на пустынную автотрассу. Вскоре вдали показался полицейский автомобиль.

Саманта подняла руку с вытянутым большим пальцем. Молодой широколицый сержант свернул к обочине и затормозил.

— Что случилось, мисс? Боже, ну и вид у вас!

— Авиакатастрофа, — лаконично пояснила девушка.

— Автокатастрофа? — не расслышал полицейский.

— Авиа. Летела на вертолете, совершила вынужденную посадку, — она показала на горизонт. — Вон там.

— Ага. Понятно, мисс, — сообразил сержант.

Он внимательно вглядывался в лицо красивой мулатки.

— Э, да я вас знаю. Я видел вас по телевизору.

Вы — та девушка, которая полетит на «Атлантисе», да?

— Правильно. Саманта Л. Ларрена.

Полицейский открыл дверцу машины.

— Садитесь. Куда вас отвезти? Может, в больницу? Вы ничего себе не сломали?

Саманта потрясла головой, отчего ее черные волнистые до плеч волосы задорно взметнулись.

— Я легко отделалась. А вот «Хани Би» жалко, его придется серьезно ремонтировать.

— «Хани Би»?

— Мой вертолет…

Сержант включил зажигание и тронул машину.

— Так куда?

— У нас дом на берегу озера Мичиган в паре миль от Грин-Бэя. Вам по пути?

Сержант продемонстрировал в улыбке голливудские зубы.

— Я довезу вас куда угодно, мисс. Подумать только — астронавтка…

Рассекаемый лобовым стеклом воздух весело запел вокруг машины.

Предстоящий полет «Атлантиса», как принято в Америке, вовсю рекламировался задолго до старта, и члены экипажа заранее становились телезвездами.

Саманта Л. Ларрена, двадцатисемилетняя мулатка с полными губами, открытым привлекательным лицом, волнующими карими глазами и фигурой Мэрилин Монро (которая, как известно, не дотягивала до классических стандартов), занималась биологическими исследованиями в Калифорнийском университете. Она свободно пилотировала все типы летательных аппаратов, увлекалась парашютным спортом и яхтами. Когда был объявлен национальный конкурс среди учителей (а Саманта и преподавала в университете) с главным призом — полетом на «Атлантисе», выбрали именно ее. Теперь Саманта готовилась к экспедиции на орбиту, где должна была провести биологические исследования и несколько телевизионных уроков из космоса…

Сержант довез ее до самого дома — легкой деревянной двухэтажной постройки, всего в ста шагах от которой поблескивали на солнце ласковые воды озера Мичиган. Кроны тенистых деревьев смыкались над дощатой крышей, травяной газон спускался к озеру, приглашая отдохнуть.

Саманта взбежала по крылечку из некрашеного лакированного дерева, распахнула двойные двери.

— Мама!

Миссис Ларрена появилась на лестнице, ведущей на второй этаж. В свои шестьдесят лет она могла заставить любого поверить в правдивую историю о том, как в 1955 году едва не выиграла титул «Мисс Черная Америка». Мистер Ларрена, ее муж, умерший полтора года назад, был белым иммигрантом из Европы. Долгие годы они прожили душа в душу, невзирая на неодобрительное шипение противников смешанных браков как из белого, так и из черного лагерей. Увидев дочь, миссис Ларрена так широко всплеснула руками, будто собиралась обнять весь мир.

— Святой Моисей! Что случилось?

— Ничего, мам. Только вот «Хани Би»… В общем, он немножко сломался.

Миссис Ларрена так и села — Немножко! Выпороть бы тебя… — Она подошла к дочери, ощупала ее со всех сторон. — Самато хоть цела?

— Да все в порядке, мам. Не переживай, отремонтируем «Хани Би».

— Через мой труп, — пообещала миссис Ларрена. — Немедленно в ванную!

— Есть, мэм, — по-военному откликнулась Саманта.

Пока она приводила себя в порядок, миссис Ларрена накрыла на стол. Саманта в пушистом халате увлеченно поглощала тосты, запивая крепким кофе.

Потом она поднялась на второй этаж, где был ее рабочий кабинет, как она называла уютную, пронизываемую солнечными лучами комнату. Одно огромное окно — практически застекленная стена — выходило на озеро, противоположное — на лес и дорогу.

Саманта уселась за стол и зарылась в научные записи. На «Атлантисе» ей предстояли медико-биологические эксперименты, связанные с интерфероном — активным противовирусным белком.

Ее внимание привлек звук приближающегося автомобиля. Саманта отложила ручку и выглянула в окно. К дому подкатил распластанный серый «Крайслер». Из машины показался человек в костюме того же цвета, что и автомобиль. Незнакомец уверенно зашагал к крыльцу. Почему-то Саманта испытала тревогу.

Внизу послышались два голоса — взволнованный миссис Ларрены и строго официальный, лишенный эмоций — гостя. Саманта приоткрыла дверь.

— Саманта! К тебе пришли, — прокричала снизу миссис Ларрена.

— Пришли, так пусть поднимаются, — ответила Саманта без особого энтузиазма. Интуитивно она прониклась к незнакомцу неприязнью и плотно запахнула халат.

Вблизи гость произвел на нее еще более удручающее впечатление, чем издали. От него веяло холодом. Лицо с правильными чертами она назвала бы красивым, если бы не ледяной взгляд. К тому же радужные оболочки глаз у него были разного цвета: левая — серого, а правая — голубого, что выглядело пугающе. Намечавшиеся морщины на лбу и щеках свидетельствовали о возрасте — около сорока пяти. Под безупречным костюмом угадывалось сильное тело атлета.

Незнакомец по-хозяйски устроился на стуле, жестом предложив девушке сесть в кресло, что она возмущенно проигнорировала.

— Мисс Саманта Л. Ларрена? — осведомился гость.

— Извините, а вы кто такой?

— Прошу вас отвечать на мои вопросы, — тихо сказал незнакомец. Саманта почувствовала, что лучше подчиниться.

— Да, это мое имя, — произнесла она.

— Назовите номер вашей кредитной карточки.

Саманта автоматически повиновалась.

— Все совпадает, — мягче проговорил посетитель. — Вам неясна цель моего вопроса? Мне просто необходимо абсолютно точно удостовериться, что я беседую именно с вами, так как разговор, который пойдет у нас, никак не предназначен для посторонних ушей. Разрешите представиться. Томас Рэксфорд.

— Томас Рэксфорд, и все?

Гость улыбнулся, но лучше бы он этого не делал. От его улыбки температура в комнате явно понизилась.

— Я работаю в администрации Президента, — объяснил он, не вдаваясь в подробности. — Я уполномочен официально предупредить вас, что все, о чем пойдет речь, является государственной тайной Соединенных Штатов Америки и в случае ее разглашения вы будете преданы суду.

Саманта совсем растерялась и села.

— Вам понятно? — настаивал Рэксфорд.

— Да, да…

Гость вытащил сигарету, а Саманта, изрядно ошарашенная таким началом, и не подумала запретить ему курить.

— Вы включены в состав экипажа «Атлантиса». — Рэксфорд не спрашивал, он утверждал. — Старт состоится через неделю. Мне поручено сообщить вам об изменениях в программе полета.

Саманта не знала, что и думать. Почему об изменениях в программе объявляет не командир экипажа и не научный руководитель проекта, а чиновник президентской администрации? Да и чиновник ли он?

Рэксфорд стряхнул пепел на чистый лист бумаги.

— «Атлантис» произведет операцию по снятию с орбиты спутника. Это военный спутник, и это совершенно секретная операция. Вам понятно?

Саманту раздражала манера Рэксфорда разговаривать с ней, как с десятилетней девочкой, поминутно уточняя, понятно ли ей. Злость помогла девушке прийти в себя.

— Понятно. Но от меня что требуется?

— В общем, ничего. Вы будете заниматься своими биологическими экспериментами и вести телевизионные репортажи, как и предполагалось. Это одна, открытая часть вашего полета. Но никогда, никому, ни при каких условиях вы не скажете ни слова о том, что связано со второй секретной его частью. Вы будете хранить молчание пожизненно…

Вам…

— Да понятно, понятно! Я должна подписать какую-то бумагу?

Рэксфорд повертел головой, как робот. Казалось, сейчас заскрипят металлические шарниры в его шее.

— Никаких бумаг. Только что вы дали гражданскую клятву Президенту США. Нарушение ее будет приравнено к государственной измене.

Гость поднялся и, не прощаясь, покинул комнату. Саманта в задумчивости смотрела через окно, как он идет к своему лимузину, идет не медленно и не быстро, основательным шагом человека, получившего удовлетворение от хорошо сделанной работы.

Только когда серый «Крайслер» исчез за деревьями, Саманта отошла от окна.

В кабинет поднялась миссис Ларрена.

— Кто это был, дочка?

Саманта стряхнула оцепенение.

— Это… человек из Центра управления. Надо было обсудить кое-что космическое, мам.

…Томас Рэксфорд, высокопоставленный сотрудник Агентства национальной безопасности, вывел «Крайслер» на двадцать шестое шоссе и взял курс на запад. Ему предстояло нанести визит еще одному гражданскому члену экипажа «Атлантиса» — физику Теду Карсону. К полученному заданию он с самого начала отнесся скептически. На вечернем совещании у Президента он предложил попросту укомплектовать экипаж кадровыми офицерами ВВС и опытными астронавтами, заменив ими гражданских лиц. Но Президент резонно заметил, что такая немотивированная внезапная замена лишь насторожит прессу и может привести к ненужным журналистским расследованиям.

— Пусть летят эти, — сказал он, — раз уж их успели разрекламировать А вам и карты в руки, мистер Рэксфорд. Обеспечьте их молчание.

Опасения Президента не были лишены оснований. Если бы общественности стало известно об истинных причинах и обстоятельствах происшествия с «Элиминейтором», столбы американской стабильности могли серьезно пошатнуться. Что это за правительство, которое допускает предателей в самое сердце американской космической обороны? Что это за охранительные ведомства, не способные противостоять террористам? Что это за военные, утратившие контроль над ядерной боевой станцией?

Президент не был уверен, что сумеет ответить на эти и десятки других вопросов — по крайней мере ответить так, чтобы остаться на своем посту.

 

22

Тренировки в триплексном роторе — штуковине, вращающейся одновременно по трем осям, — были одним из самых неприятных элементов комплексов подготовки космонавтов в Звездном городке.

К счастью, они не являлись обязательными. Много лет назад, на заре космонавтики, кандидатов в звездопроходцы обрабатывали, как грешников в аду. Их раскручивали на центрифугах, лопингах и ренских колесах, выстреливали из катапульт, вытрясали им душу на вибростендах, неделями мариновали в сурдокамерах, вышвыривали с парашютом посреди штормового океана или в таежной глухомани, а там — выкручивайся, как знаешь. И выкручивались — это называлось «испытанием на выживаемость». Однако с тех пор космическая техника настолько усовершенствовалась, что для орбитальных полетов уже не требовалось суперменов. Сейчас в космос в принципе мог полететь любой здоровый человек, особенно военный летчик.

Андрей Шалимов все же не игнорировал тренажер — ему самому хотелось проверить готовность к выполнению манипуляций, имитирующих управление кораблем, когда тебя крутят и вертят во все стороны. Из ротора он выбрался не без легкого головокружения и пошатывания, но с удовольствием отметил, что держит форму. Прямо из тренажерного зала он прошел в сауну.

Тридцатидвухлетний майор ВВС, выпускник военно-воздушной академии имени Дзержинского, кандидат наук Андрей Шалимов готовился к американо-российской экспедиции на «Атлантисе». Три дня назад он и второй русский член экипажа полковник Геннадий Данилин вернулись из Соединенных Штатов в компании троих астронавтов — Теда Карсона, Гордона Приста и Вирджила Кейда. Для американцев поездка в Россию была чем-то средним между командировкой и краткосрочным отпуском — в Звездном они шлифовали с русскими учеными тонкости запланированных экспериментов, но большую часть времени осматривали достопримечательности, отдыхали и развлекались. Командир экипажа Питер Гримсби в Россию не приехал — его задержали какие-то непредвиденные осложнения. Для российских же космонавтов шла обычная повседневная работа, особенно трудная для Шалимова, собиравшегося в космос впервые.

Опытный Данилин, для которого это был уже третий полет, старался поддерживать молодого коллегу.

Из сауны возрожденный Шалимов прямым ходом двинулся в столовую, ибо ощущал поистине зверский голод, и никакие тренажеры и роторы не отшибли у него аппетита. Его любимая столовая размещалась в дальнем конце улицы, путь домой был гораздо короче. Однако в холодильнике холостяцкой берлоги майора уныло кис одинокий батон позавчерашней колбасы, не воодушевлявший Андрея Андреевича.

За столиком, куда Шалимов поставил перегруженный поднос, сидел с кружкой черного кофе полковник Данилин. Они расстались пару часов назад и поэтому не поздоровались.

— «Шаттл» тебя не поднимет, — сострил Данилин, имея в виду громоздящиеся на подносе Шалимова горы еды, где упор делался на мясо. — Опять болтался в триплексе?

— Угу, — промычал Шалимов с набитым ртом.

— Нормального человека после этой штуки тянет в туалет, а тебя — в столовую. Чудо природы для наших медиков. — Майор оторвал зубами изрядный кусок бифштекса.

— Ну и как тебе нравится этот дурдом с секретностью? — полюбопытствовал он. — Мы выступаем по телевидению, наш полет во всех газетах — и здравствуйте, я ваша тетя.

— Какой дурдом? — не понял Данилин.

— Разве тебя не предупреждали?

— Нет. О чем?

— Значит, еще предупредят, — произнес Шалимов. Бифштекс не самым благоприятным образом влиял на его артикуляцию. — Тут шныряет один тип, то ли из правительства, то ли из разведки, я толком не врубился.

— Ну и о чем… — задумчиво протянул полковник, — о чем этот тип тебе поведал?

Шалимов развел руками.

— Извини, старина, присяга есть присяга. Ты сам обо всем узнаешь еще до вечера, тогда и поговорим.

— Ладно. — Данилин допил кофе, отставил кружку. — Увидимся в лаборатории?

Майор кивнул, не отрываясь от процесса поглощения мяса.

Данилин вышел на улицу, свернул на тенистую аллею, где было не так жарко, и побрел, не торопясь, погруженный в размышления о неожиданных высказываниях товарища. Странным было то, что не к нему обратились в первую очередь как к старшему по званию. Или хотя бы к обоим одновременно… И загадочное секретное задание не могло касаться одного Шалимова, тогда он вообще бы о нем не упомянул. Что они там наверху затеяли?

Впрочем, подумал он, скорее всего дело не стоит выеденного яйца. Просто тот человек из правительства или разведки сначала наткнулся на Шалимова, вот и все. Разумнее подождать и выкинуть пока эту историю из головы.

Данилин вошел в подъезд шестиэтажного дома, поднялся на лифте к двери своей квартиры на четвертом этаже. Он был один — жена и дети отдыхали на бабушкиной даче у Азовского моря. Конечно, перед отбытием в Америку они вернутся, проводят его как полагается.

В лабораторию было идти еще рано, ученые соберутся лишь к четырем часам. Данилин прилег на диван, закрыл глаза. С самого утра он чувствовал недомогание, начавшееся сразу после завтрака, — вероятно, съел что-то несвежее. Сейчас ему казалось, что поползла температура. Не вставая, он пошарил в тумбочке градусник, сунул под мышку.

Ого! 37,5.

Полагалось немедленно вызвать врача, но полковник не спешил следовать инструкции. Пустяки, скоро пройдет, а медики, как всегда, раздуют панику и побегут по начальству. Отстранят еще от полета…

Он незаметно задремал и проснулся в половине четвертого — сработали внутренние часы. Данилин попытался принять вертикальное положение, охнул, опустился обратно на диван. Ему было плохо. Пот катился по лбу, к горлу подступала тошнота, упруго разматывалась спираль головной боли. Он взял градусник, еще раз измерил температуру. 38,7.

Данилин протянул руку к телефону и вызвал врача.

Доктор Котельников, старый друг семьи Данилиных, прибыл через десять минут в сопровождении медсестры с черным прямоугольным чемоданчиком. Первой его фразой была та, какую традиционно произносили все врачи со времен Антона Павловича Чехова.

— Нуте-с, голубчик, что это мы надумали болеть?

Данилин покорно вверил себя доктору, безропотно перенося процедуру осмотра. Перед его глазами плыли оранжевые круги.

— У вас типичнейший грипп, Геннадий Николаевич, — вынес приговор доктор.

— Ничего страшного, но недельку придется полежать.

— Какую недельку, через пять дней старт!

Котельников посуровел.

— А вот о старте не может идти и речи.

Полковник в бессильной ярости сжал кулаки.

Он ждал этого полета, как главного события в жизни. Помимо того, что экспедиция сама по себе увлекательнейшая, ему уже сорок восемь лет. Это не предел, летали и старше, но космонавтов много, а стартов мало. И если даже Данилину удастся когда-нибудь еще раз отправиться в космос, то на «Шаттле»

— никогда. Прощание с мечтой… Данилин заплакал бы, если бы имел хоть малейшую предрасположенность к слезам.

Утром следующего дня руководитель Центра подготовки космонавтов подписал приказ о включении в состав экипажа дублера Данилина — полковника Ратникова. Так как подготовка основного и дублирующего экипажей проводилась совместно и ничем не отличалась, замена не вызвала возражений у американцев. С Ратниковым они были знакомы так же хорошо, как и с Данилиным…

Александр Борисович Ратников был опытным летчиком, имевшим почти полторы тысячи часов налета на реактивных машинах В отряде космонавтов он оказался в 1984 году, а в 1986-м совершил орбитальную экспедицию.

На аэродроме перед посадкой в самолет, отправляющийся на мыс Канаверал, Ратников беседовал с Шалимовым.

— Жалко Геннадия, — вздохнул майор. — Я знаю, как важен был для него этот старт.

Ратников смотрел в некрасивое, с тяжеловатым подбородком, но несомненно располагающее к себе лицо Шалимова.

— Что поделаешь, — сочувственно отозвался он. — С каждым может случиться. А мне как-то неловко, будто я его обокрал.

— Брось, ты же не виноват.

— Конечно, но такое паршивое ощущение…

И радость оттого, что летишь, и какое-то осознание незаконности этой радости.

— Да и все, в общем наперекосяк, — подхватил Шалимов. — Спутник этот чертов… Что за спутник, почему такая таинственность?

— Бог их знает, им сверху виднее… А таинственности ненадолго хватит, вот увидишь. Не наши, так американцы проболтаются. Какая-нибудь мелкая сошка из Центра управления. Шила, Андрей, в мешке не утаишь.

— Не думаю, — усомнился майор. — Со спутником будем возиться вне зоны радиовидимости основных станций, под присмотром военных. А они не болтают.

— Поживем — увидим…

За сутки до старта «Атлантиса» космонавты и астронавты дали телевизионную пресс-конференцию. Семь членов экипажа космического корабля расположились в ряд за длинным столом. В зал прибывали репортеры из пресс-бюро, где они кучковались и смачивали горло в ожидании эфира. Режиссер передачи поднял три пальца, спрятал один, второй, третий. Пресс-конференция началась.

Спустя два часа после ее окончания расшифрованные стенографические отчеты легли на столы Президентов США и России и других занятых людей, которым некогда просиживать штаны у телевизора, в том числе генерала Стюарта. Генерал разложил листы перед собой и пробежал их, минуя начало с представлениями и стереотипными взаимными расшаркиваниями.

Агентство Ассошиэйтед Пресс: «Вопрос к командиру экипажа. Мистер Гримсби, традиция совместных космических экспедиций восходит к 1975 году, когда был осуществлен проект «Союз-Аполлон». Как, по-вашему, изменения, прошедшие в России за последние годы, облегчают или затрудняют сотрудничество в космосе?»

Питер Гримсби: «И облегчают, и затрудняют.

Политические барьеры сняты, это верно, но мне кажется, русским следовало бы уделять больше внимания космосу. Трудности возникают в самых простых вещах. Я понимаю, что экономическое положение России не блестяще, но космос — это будущее. Это новые технологии, и не стоит относиться к нему пренебрежительно. Россия лишь тогда войдет в двадцать первый век плечом к плечу с Соединенными Штатами, когда станет вкладывать больше энергии в космические программы».

Миннеаполис Стар энд Трибюн: «Мисс Ларрена, ваша профессия далека от астронавтики. Почему вы решили принять участие в проекте и полететь в космос?»

Саманта Л. Ларрена: «Это из-за моей мамы. Она мечтала сделать из меня актрису, а тут подвернулся шанс помелькать на телевидении. (Смех в зале). Но если серьезно, меня всегда привлекало новое. Я не собираюсь становиться профессиональной астронавткой. Возможно, в следующий раз я напрошусь в экспедицию на подводной лодке на океанское дно».

Агентство Юнайтед Пресс Интернейшнл: «Мистер Ратников, включение в состав экипажа оказалось для вас сюрпризом. Что вы испытали, узнав об этом? Готовы ли вы в полной мере принять на себя тяготы космического полета?»

Ратников: «Это прежде всего работа. Каждый из нас обязан быть готов заменить товарища. Никаких особых чувств я не испытывал и тягот в полете не предвижу. Главное для меня — хорошо сделать свое дело».

Нью-Йорк Тайме: «В ряде изданий, в частности в немецкой «Бильд» и английской «Деили Миррор», появились сообщения о космической катастрофе, которая не то произошла, не то вот-вот произойдет с американским военным спутником. Как бы вы прокомментировали эту информацию? Не связан ли полет с этим происшествием?»

Питер Гримсби: «Насколько мне известно, Россия и Соединенные Штаты давно отказались от военного соперничества в космосе, и никаких спутников военного назначения на орбиту не выводится. Что касается вашей ссылки на «Бильд» и «Дейли Миррор», то я не читаю этих изданий, но могу подбросить им актуальный материал. Вчера за моим домом приземлилась летающая тарелка, и три гуманоида вылакали мой месячный запас виски. (Смех, шутки). Больше мне нечего добавить, господа».

Стюарт мысленно похвалил командира, просмотрел стенограмму до конца, но не обнаружил больше никаких упоминаний о занимающей его проблеме. Ответ Гримсби был исчерпывающим, а репутация бульварных газет известна всем.

После пресс-конференции, когда астронавты возвращались на мыс Канаверал, Андрей Шалимов устроился в машине рядом с Самантой. На вопросы журналистов майор отвечал по-английски, и девушка сделала комплимент его языку — Где вы научились так говорить? — спросила она.

Шалимов и впрямь почти свободно владел английским, дружил с грамматикой и лексикой. Но проклятое произношение никак не давалось. Американские коллеги подсмеивались над его чудовищным акцентом.

— Это просто хобби, — ответил он. — В школе, а потом в академии учили языку, но научиться мог только тот, кто сам хотел. А я с ранней юности заболел английским. Через пластинки «Битлз» и «Роллинг Стоунз». Меня эта музыка опрокинула. Захотелось узнать, о чем поют. Хотя такое увлечение в те годы не поощрялось.

— А вы были коммунистом? — в тоне девушки смешались любопытство и притворный ужас.

— Я был членом КПСС. Так полагалось, но эта мура мало кого отравила. Среди военных бытовало популярное мнение: надо служить России, а не тем, кто ею правит.

— Вы любите Россию?

— А вы любите Америку?

Они засмеялись вместе. Их знакомство состоялось не сегодня, но в сплошной круговерти тренировок, испытаний, подготовки научных экспериментов они ни разу не разговаривали о чем-либо, не относящемся непосредственно к работе.

«Подумать только, — поразилась про себя девушка, — до пресс-конференции я даже не замечала, какой у него забавный акцент, и в голову не приходило поинтересоваться источником его познаний в языке. Все так естественно… Мы летим на орбиту, а что я знаю о нем, о других, например, Теде Карсоне или Вирджиле Кейде? Отличные парни — вот и вся характеристика. То есть ничего».

Часы в центре управления вели отсчет последних суток перед стартом.

 

23

Корину смертельно хотелось спать. Нервное истощение и физическая усталость, вызванные ночными приключениями, властно смыкали веки. Судя по тщетно подавляемым зевкам, с Шенноном творилось то же самое.

Полковник Коллинз и Лигейя Маллиган отбыли в полицейский комиссариат, откуда Коллинз после передачи девушке своих контактов намеревался выехать в аэропорт и вернуться в Лэнгли. Оставшись без начальственного пригляда, Шеннон попробовал было допросить пленника, но тот молчал, а любые меры воздействия, кроме словесных, были строго-настрого запрещены полковником.

— Хотим спать, Джон? — участливо осведомился Шеннон.

— Давайте. Неизвестно, сколько нам ждать этого Макса Мэлли.

— Вы с ним знакомы? — спросил Корин.

— Виделся мельком и немало наслышан. Это блэцц-раппер. Так называют специалистов по тайным операциям, проводимым чаще всего за гранью закона.

— Хорошо, — сказал Корин. — Я вздремну, и вы ложитесь.

— Я подежурю.

— Зачем? Наш друг не сбежит, он прикован к трубе.

— Мало ли, — уперся Кристофер.

— Как знаете, — согласился Корин, видя, что упрямого ирландца не переспорить. И уснул сразу, едва вытянулся на кровати. Шеннон остался наедине с террористом. Тот в порыве злости дернул прикованной рукой, отчего наручники замкнулись туже.

— Потише, друг. Не мешай людям отдыхать.

— Хотите сто тысяч долларов? — глухо проговорил пленник.

— Хочу, — обрадовался Шеннон. — И частный самолет, и небоскреб «Трамп Тауэр». Так что не забудь упомянуть меня в завещании.

Арестованный сдался. Он опустил голову, мысленно продолжая занятие, которому предавался с той секунды, как пришел в себя, — лихорадочный перебор вариантов спасения. Но вариантов не было. Это не дилетанты, от них не сбежишь.

Человека, схваченного Кориным и Шенноном, звали Кеннет Дорен. Ему было двадцать девять лет, семь из них он прослужил в спецподразделении ВМС США «Морские львы», а потом командовал воздушно-десантной группой «Шторм». Когда Ирак оккупировал Кувейт, группа Дорена выполняла особые задания в рамках операции «Буря в пустыне» Ей было приказано захватить усиленно охраняемый объект иранцев — радиолокационную станцию, серьезно мешавшую эффективности действий американских бомбардировщиков. Нападение было организовано на редкость бездарно. Разведданные поступали сомнительные. «Шторм» оставили практически без прикрытия, выбрали крайне неудачное время суток и вдобавок, объевшись дезинформации, рекомендовали атаковать объект с той стороны, где у иракцев была наиболее сильная оборона.

В результате все кончилось грандиозным провалом.

Группа Дорена отступила, потеряв семь человек убитыми, еще девять получили тяжелые ранения Задело и самого Дорена. Тем не менее он был взят под арест, отправлен в Америку и предан военному суду. Прокурору не удалось убедительно доказать его вину в разгроме группы «Шторм», и Дорена попросту уволили из армии.

Позже он узнал, что истинный виновник трагического рейда, полковник Джонсон, не только из. бежал наказания, но получил очередное звание и служит в Пентагоне.

Дорен был смертельно обижен не только на Джонсона, но и на дядю Сэма. Американская свобода повернулась к нему не самой привлекательной частью тела. Он был волен идти куда угодно, делать что угодно — но куда он мог пойти и чем заняться, если много лет учился и учил других только ломать кости, дробить черепа и убивать еще сотней способов? Кстати, столь ограниченные профессиональные навыки и подвели его, когда он впервые проник в квартиру Корина Его пальцы не были приспособлены для такой тонкой работы, как безупречное вскрытие замка. Отсюда и злополучная царапина…

О возвращении в армию Дорену не приходилось и мечтать Он был достаточно умен (коэффициент интеллекта 128), чтобы не удовлетворяться скромным местом в мире, и слишком честолюбив, чтобы признать поражение и опустить руки. Дорен начал поглядывать в направлении преступных синдикатов, но их деятельность, особенно нижнего звена, казалась ему мелочной, скучной и не стоящей усилий. Внешне он впал в апатию, но внутри копилась вскормленная обидой агрессивность.

Все изменилось, когда в жизни бывшего морского пехотинца появился Рон Ричарде. Не вдруг, постепенно, Ричарде прощупывал Дорена, узнавал его ближе, рассчитывал и прикидывал, годится ли Кеннет Дорен на уготованную ему роль. Рону импонировали не столько прошлое бывшего коммандос, сколько его организаторская хватка, подвижный творческий ум и затаенная готовность отомстить за себя. И когда Ричарде решил, что время пришло, он развернул перед Дореном блистательную перспективу, от которой у того захватило дух. А в качестве предварительного этапа ему поручалось подобрать людей и создать мобильную ударную группу. Национальность и гражданство боевиков не имели значения, так как действовать предстояло не оглядываясь на границы. Дорен носился по земному шару, как ракета, выбирая кандидатуры с прошлым, похожим на его собственное. Претенденты проходили тестирование, несравнимое со стандартным армейским, применяемым даже при наборе в элитные подразделения. Оценкой за провал на экзаменах служила смерть.

Энергия и напор Дорена были столь велики, а многие из его идей столь парадоксальны и ценны, что он быстро занял заметное положение в организации Ричардса.

Но сам Рон Ричарде оставался для Дорена загадкой, вплоть до того, что и его настоящее имя пребывало в неизвестности. Об истинном влиянии организации Дорен тоже мог только догадываться.

Он знал, что на Ричардсе круг не замыкается и что перед его, Дорена, глазами, в его компетенции лишь ограниченный секрет. Связи и начало управления вели куда-то на самый верх. Невидимого и недосягаемого главу сети называли «мистер Браун», намеренно выбрав одну из самых распространенных в англоязычном мире фамилий. О мистере Брауне Дорен не знал ровным счетом ничего. Но когда его привезут в Лэнгли и напичкают «сывороткой правды» и прочими хитроумными наркотиками, он выложит столько подробностей, что организации придется туго.

В дверь позвонили. Вернулась Лигейя Маллиган.

— Что у вас новенького? — произнесла она с порога. Ее волосы пахли парижскими каштанами.

Шеннон хмуро мотнул головой.

— А я думала, ты попытаешься раскрутить его.

— Я пытался.

— А где Корин?

— Спит. И будь я неладен, если сейчас не последую благому примеру.

Увы, ему не довелось осуществить свое намерение. Загудел телефон. Лигейя подняла трубку.

— Слушаю.

Высокий мужской голос с жестяными обертонами выдал условную фразу.

— Мистер Мэлли, мы ждем вас, — ответила девушка. — Вы далеко?

— Напротив подъезда.

Послышались гудки отбоя. Корин высунулся из спальни.

— Мэлли?

— Он поднимается, — сказала Лигейя.

Внешность Макса Мэлли никак не соответствовала экранным представлениям о раппере, неукротимой живой машине. Ниже среднего роста, отнюдь не атлетической комплекции, с грустными глазами Пьеро и вялым подбородком, он казался заторможенным. Еще во время их мимолетной встречи в Лэнгли Шеннон поражался: неужели это тот самый человек, который похитил и вывез в Америку наркобарона генерала Сантоса, правую руку панамского диктатора Норьеги? Причем Сантос был выкраден из-под носа у службы безопасности диктатора, из охраняемого, начиненного электроникой особняка.

Мэлли пожал руку Шеннону и Корину, кивнул Лигейе Маллиган (он слегка высокомерно относился к женщинам в разведке). Рукопожатие специального агента оказалось мягким и слабым. Трудно было предположить, что спрятанные в этом тщедушном теле пружины в нужный момент стремительно и неудержимо распрямляются, превращая его в отлаженный механизм разрушения, который мало кто возьмется остановить.

Мэлли не тратил слов попусту. Из внутреннего кармана он извлек продолговатый кожаный футляр, оттуда появились шприц и ампула. Дорен пал духом. Надежды на побег испарялись. Специалист, закатав рукав рубашки пленника (не на той руке, что перевязала Лигейя, а на прикованной к трубе), наложил жгут. Кеннет мог ударить его, но чем бы это помогло? Так или иначе они справятся с ним.

Разве что выпустить пар…

Дорен безропотно позволил сделать себе инъекцию.

— Мы направляемся в Шербур в вашем, Кристофер, сопровождении, — сказал Мэлли, обращаясь к Шеннону. — Там ждет вертолет. И на базу Истборн-2 в Англию. А вы вернетесь.

Препарат оказал на Дорена странное действие.

Он не лишился сознания, не испытывал сонливости. Пришло великое безразличие и готовность автоматически подчиняться любому приказу, не осознавая его смысла. Задавать сейчас Дорену вопросы было бесполезно: высшая нервная деятельность отключилась, кора больших полушарий мозга не работала. Он не понял бы вопроса, не смог бы ответить. Он был в состоянии лишь выполнять простые команды, подкрепленные направляющими прикосновениями.

Мэлли приподнял веко пленника, зеркальцем посветил в глаз.

— Готово, — констатировал он. — Шеннон, ключ. — Ирландец передал ключ от наручников.

Мэлли отомкнул замок, снял распавшиеся кольца с трубы и защелкнул на втором запястье Дорена, а ключ опустил в карман.

— Дайте пиджак, — попросил он.

Корин протянул пиджак. Блэцд-раппер перекинул его через скованные впереди руки Дорена — Сегодня я уже не вернусь, — прикинул Шеннон. — До Шербура миль триста. Переночую в отеле, а завтра обратно.

Мэлли приблизился к Дорену.

— Встать, — негромко приказал он. Пленный повиновался. Поддерживая его под руки, Мэлли и Шеннон вывели арестованного из квартиры. Дверь захлопнулась Корин повернулся к Лигейе.

— Я хочу навестить мисс Джонсон, — проговорил он. — А как вы намерены выполнять директиву Коллинза?

— Рыть носом землю? — она усмехнулась. — По нападению на заводе мы вряд ли что установим, тупик. Я собираюсь перевернуть с ног на голову отель «Лион». Там живут десятки людей, плюс персонал Кто-то что-то наверняка видел, слышал, заметил или догадывается. Я хочу поселиться там и просеять песок сквозь мелкое сито Хотите изображать моего любовника?

— Я?!

Девушка оскорбленно прищурилась на Корина — Что ж, пусть это будет Шеннон. Лично вы мне не нужны, важно отвести подозрение и приставания. Когда таковые вредят делу, естественно Корин смущенно провел рукой по волосам.

— Простите.

— Бог простит. — Лигейя изящно выпустила колечко дыма. — Все равно вы мне понадобитесь.

Когда я что-то раскопаю — а я раскопаю, будьте уверены, — у вас появится столько работы, что вы, не сомневайтесь, взмолитесь о пощаде.

Корин окинул соблазнительную фигуру мисс Маллиган взглядом. Он и не думал сомневаться в ее успехе. Эта раскопает.

— Дайте мне адрес мисс Джонсон, — напомнил он. Лигейя написала несколько слов на листке из записной книжки.

— Позвоните три раза, потом пауза и еще раз, — она вручила листок Корину — Сюда не возвращайтесь. Я найду вас дома, на радиостанции или у мисс Джонсон.

Корин шутливо-почтительно поклонился.

— Слушаюсь, мэм.

На улице у подъезда, прижавшись закрытым кузовом к дверям, стоял грузовой фургон фирмы «Авис» Мэлли с Шеннон подсадили Дорена в кузов и влезли следом. Мэлли распинал ящики, которыми был заставлен пол, сложил гармошкой покрытие из поперечных сегментов и открыл узкие створки люка. Под ним темнел продолговатый тайник, навеявший Шеннону ассоциацию с цинковым гробом.

— Он там не задохнется? — забеспокоился ирландец.

— Никоим образом, — Мэлли обнажил в улыбке прокуренные зубы. — Проверено опытом. Такие фургоны применялись для переброски граждан ГДР в Западный Берлин.

Они помогли Дорену улечься на дно тайника, закрыли крышку и задвинули сегментированный пол. Мэлли в беспорядке разбросал ящики.

— Если нас остановит полиция, — предупредил он уже в кабине, вставляя ключ зажигания, — то я — водитель фирмы «Авис», все документы в порядке. А вы — путешествующий автостопом бездельник, я подобрал вас по дороге.

Фургон помчался на предельной скорости по самой короткой трассе, проходившей через Мант, Эвре и Кан.

Кромешная тьма окружала машину на въезде в Шербур. Мэлли свернул на запад, к полуострову Котантен, и уверенно повел фургон по сильно пересеченной местности. На берегу залива Сен-Моло, на выступающем в море языке песчаного пляжа, за деревьями угадывался силуэт вертолета на фоне звезд.

Мэлли дважды просигналил фарами. Неожиданно близко раздался громкий армейский баритон.

— Мэл, наконец-то! Привез?

— Что значит «наконец-то»? — окрысился Мэлли. — Мы гнали, как ошпаренные коты. Познакомься, это Крис Шеннон.

У открытого по случаю жары окошка фургона показалась голова белобрысого парня со смеющимися глазами.

— Привет, я Ларри, пилот этого металлолома, — он махнул рукой в сторону вертолета. — Грузимся?

— Погоди, — остановил его Мэлли. Он развернул фургон так, чтобы фары осветили бок вертолета. Шеннон разглядел, что это английский двухвинтовой «Хоук».

Мэлли взял фонарь, раскрыл дверцы кузова и с помощью Леннона выволок покорного пленника из тайника. Они отвели Дорена в «Хоук» и усадили на жесткую дюралевую скамью.

— Теперь ваше задание, — Мэлли обратился к Шеннону. — Отведете фургон в Шербур, в мастерскую на улице Гранвило, 42. Это недалеко от порта.

Никаких паролей не нужно, там ждет человек, он узнает фургон. Сдадите ему машину и отправляйтесь спать.

— Это тоже приказ? — вымученно улыбнулся Шеннон.

— Тоже.

Винтокрылая машина дрогнула, шасси оторвались от песка, и вертолет растворился в черном небе.

— Счастливого пути, — запоздало пожелал Шеннон и запустил двигатель.

Внутри погруженного в полумрак салона вертолета Мэлли сидел рядом с Дореном, по-прежнему безучастным. Овальный проем в переборке вел в пилотскую кабину, где Ларри в радиофицированном шлеме переговаривался с оператором базы.

Дорен смутно воспринимал реальность. Нейроны мозга оживали и включались подобно лампочкам на рождественской гирлянде, но он еще не в состоянии был активно соображать. Он осознавал, что находится в летящем вертолете, но как он сюда попал и кто этот человек рядом с ним?

Эмоции возвращались быстрее памяти. А мозг Дорена оказался настолько нестандартен, что действие препарата ослабело намного раньше положенного времени. Еще не вспомнив ничего, Дорен уже интуитивно ощущал, что этот человек рядом — враг. Электрические цепи застарелых инстинктов последовательно соединялись на подсознательном уровне, приводя в действие заложенную программу.

Рядом враг. Врага следует убить.

Дорен пошевелил накрытыми пиджаком руками. Запястья стискивали стальные кольца. Дополнительная информация для компьютера подсознания: он в наручниках. Это затрудняет убийство, но не делает его невозможным.

Кеннет Дорен, забывший свое имя, встал на качающемся полу ревущей машины, развернулся и оказался лицом к лицу с сидящим Мэлли. Тот начал приподниматься со скамьи, как виделось Дорену, очень медленно. На самом деле он рывком вскочил, но тренированные рефлексы Дорена, действующие помимо рассудка, сработали безошибочно. Скованные руки пленника описали четверть окружности вверх. Сталь наручников под шершавой тканью, ничуть не смягчившей удар, с силой парового молота для забивки свай врезалась в подбородок Мэлла.

Голова специалиста откинулась назад, череп с тупым стуком раскололся о металлический уголок крепления обшивки. Из разорванных сосудов забили фонтанчики крови. Тело Мэнса Мэлли сползло на пол, как мешок с неплотно утрамбованной ватой.

Огоньки в компьютере Дорена погасли. Программа выполнена. Враг убит.

Дорен стоял над трупом в немом оцепенении.

Дальше требовался анализ, а логические зоны мозга бездействовали.

Однако убийство сыграло роль ключа. Перед глазами стабилизировалось ровное зеленое поле, на котором загорелись красные буквы:

КЕННЕТ ДОРЕН

Слепо тычущиеся в попытке найти друт друга нервные окончания — аксоны отравленного наркотиком мозга послали в оживший участок отчаянный вопрос:

ЧТО ЭТО?

Ответ сформировался в виде тех же красных букв на зеленом фоне:

ТВОЕ ИМЯ

Пелена перед глазами постепенно рассеивалась, активизировались рецепторы зрения и слуха. Бессмысленную фиксацию обстановки сменил полнокровный контакт с восстановленной машиной интеллекта.

Кеннет Дорен вернулся.

После нескольких тщетных попыток Дорен сбросил мешающий пиджак, путаясь в рукавах. Неловко орудуя сцепленными руками, отыскал в кармане Мэлли ключ от наручников. Замок он открывал долго, неоднократно ронял ключ и водил ладонью по полу во мгле, рассеиваемой лишь блеклой потолочной лампочкой.

В командирском кресле вертолета сидел всего один пилот, и он не смотрел назад. Дорен вошел в кабину, приблизился к спинке кресла и зажал горло летчика левой рукой, а правой, раненой, выхватил из кобуры пилота пистолет. После этого он отпустил летчика и занял второе кресло. Ларри таращился на захватчика со смешанным выражением изумления и страха. Дорен надел шлем, оборудованный авиагарнитурами для переговоров с землей и экипажем, установил переключатель в положение внутренней связи и спросил:

— Где мы? Куда мы летим?

У Ларри мелькнула мысль обмануть террориста, назвать ложные координаты, но он вовремя спохватился. Так он только ухудшит свое положение, в противном же случае после посадки попробует вывернуться.

— Мы над Ла-Маншем, сэр, — прозвучал его ответ в наушниках Дорена. — Направляемся в Англию.

— Не по пути, — усмехнулся террорист. — Топлива хватит до Бельгии?

Ларри посмотрел на дрожащие стрелки указателей.

— Смотря куда вам нужно в Бельгии, — уклончиво проговорил он.

— Недалеко. На франко-бельгийской границе есть городок Менен. Вот туда меня и доставь. Только не вздумай сесть на площади у ратуши. Где-нибудь поблизости от города, на берегу реки, там есть река, как ее… В общем, река… Ах, да, Лейе.

— Вы имеете в виду Лис? — уточнил пилот.

— Лис — это французское название, а бельгийское — Лейе… Впрочем, ты меня понял. Действуй.

Дорен обещал пилоту после посадки сохранить жизнь Но слова не сдержал. Перешагнув через труп, он отыскал в кабине вертолета оба черных ящика, сунул их в сумку и двинулся к выходу. Но замер, вспомнив об отпечатках пальцев. Как только они попадут в федеральный компьютер, имя Дорена станет известно ЦРУ. К чему он прикасался в вертолете? Когда его привезли, руки защищал пиджак. А здесь он трогал отвертку… В сумку ее…

Шлем — туда же, пистолет само собой, что еще?

Кобура? Он сорвал ремень с тела пилота — и вдруг безнадежно осознал, что не в состоянии вспомнить все. Наследил ли он в квартире, где его держали сначала? Перчатку с правой руки сняла девушка, когда перевязывала рану. А с левой? Этот плюгавый, который вколол ему наркотик? Он не помнил. Но перчатки-то остались у них. Они снимут отпечатки его пальцев с внутренней поверхности!

Дорен опустился на холодную скамью в салоне возле трупа Мэлли. Теперь все, все напрасно. Им даже не понадобится составлять фоторобот, компьютер выдаст им самое полное досье с четкими цветными фотографиями в профиль и анфас. Дорен в бешенстве швырнул ненужную сумку в стену.

Будь они прокляты!

Ему не удастся затеряться в этом мире…

Он сидел неподвижно с минуту, и постепенно энергия и способность к логическим умозаключениям возвратились к нему. Его будут искать все полиции Земли? Отлично! Пусть — и не найдут там, куда он направляется. А когда все закончится и он получит свои десять миллионов долларов, ситуация изменится радикальным образом. Он приобретет новое лицо, новое имя. Жаль, что нельзя купить новые отпечатки пальцев. Но кто сможет заподозрить разыскиваемого преступника Кеннета Дорена в респектабельном южноамериканском миллионере? Чепуха. Он прорвется.

Для этого придется еще много убивать. Но Дорен хорошо знает свою работу.

Кеннет Дорен не зря стремился попасть в Бельгию. В Брюсселе, на улице Демер, неподалеку от канала, располагалась одна из опорных точек организации, там жили люди, которые помогут ему. Но до Брюсселя сто пятьдесят миль по прямой, а по шоссе через Турне и Лесин все двести. Сажать вертолет ближе к цели, в густонаселенном районе Дорен не решился. Даже здесь, у Менена, в тихой Западной Фландрии, полиция отреагировала без особых задержек — он уже слышал вой сирен.

Дорен выбрался на пятнадцатикилометровый отрезок автострады, ведущей к Аускрону, и притаился во мраке у обочины. Две машины он пропустил — в одной умудрился разглядеть четырех человек, вторая была дряхлым тихоходным грузовиком.

Перед третьей машиной он вышел на дорогу и поднял руку. Несшийся сломя голову «Бьюик» обогнул его и спрятался в ночи. Дорен выругался. Вдали показались фары очередного автомобиля. Дорен присмотрелся и различил приземистый абрис «Датсуна», в котором обозначался контуром только водитель.

Кеннет шагнул на середину шоссе, загораживая машине путь. «Датсун» заскрипел тормозами. Разъяренный водитель выскочил из салона, потрясая монтировкой.

— Эй, там, какого дьявола…

Пуля из пистолета Дорена заткнула ему рот.

На улицы Брюсселя Дорен въехал, когда уже рассвело. Плохо зная город, он кружил по окраинам, потом додумался ехать по набережной канала и наконец нашел нужный дом, но миновал два лишних квартала, где и бросил «Датсун» в подворотне. Пешком он отправился назад. На двери обшарпанного подъезда трехэтажного здания виднелся кривой ряд звонковых кнопок. Дорен высчитал нужную, надавил четыре раза. Щелкнул электрический замок.

Дорен поднялся по запущенной лестнице на третий этаж.

В дверях его встретил человек, известный под именем мсье Арлон. Насколько знал Дорен, так назывался город на северо-восточной границе Бельгии, но у него были проблемы поважнее, нежели ломать голову над подлинным именем мсье Арлона.

Квартира оказалась огромной, со множеством комнат и запутанных коридоров, и прибывший не поручился бы, что они с Арлоном здесь только вдвоем. Хозяин провел его в скудно обставленную дальнюю комнату, где со времен Мафусаила не вытирали пыль. Донельзя утомленный Дорен повалился в ветхое кресло.

Мсье Арлон, долговязый сухопарый человек лет сорока с крючковатым носом, наполнил стакан коньяком — коллекционным «Камю» — и протянул гостью. Тот проглотил напиток залпом, жестом потребовал еще и откинулся на спинку кресла с блаженным ощущением живительного тепла.

— А теперь расскажите, что с вами случилось, — невыразительным тоном просипел мсье Арлон. — Я должен доложить мистеру Ричардсу. Вы позаботились о нашем друге?

— Точнее сказать, наш друг позаботился обо мне, — признался Дорен. Арлон нахмурился.

— Что это значит?

— Это значит, что он хитрее, чем мы предполагали. Почему вы не просветили меня насчет того, что придется иметь дело с ЦРУ? Тогда бы я вел себя иначе.

— С ЦРУ? — Глаза Арлона, похожие на алюминиевые мишени, сделались еще круглее. — Я понятия не имел.

— Идиотство! — взорвался Дорен. — Никто ни о чем не имеет понятия! Неужели трудно понять, что эффективность — это прежде всего информированность! — Он потух и перевел дыхание. — В общем, он жив и здоров, а меня засекли по всем параметрам.

Арлон прикрыл рот рукой.

— Но по большому счету это не имеет значения, — продолжал Дорен мирно.

— Надо только действовать быстро. Мне нужны деньги, новые документы и одежда. А сейчас — перевязка, ванна и сон.

— Это все я устрою, — сказал мсье Арлон. — Но сперва я должен связаться с мистером Ричардсом.

Возможно, он решит вывести вас из операции, для вашей же безо…

Он не договорил, потому что Дорен вскочил с кресла и вцепился в горло мсье Арлона.

— Вывести меня из операции? — прорычал он и сильнее сдавил пальцы. — Ну нет, господа, так мы не договаривались.

Мсье Арлон хрипел. Его алюминиевые глаза вылезали из орбит, словно он попал в барокамеру с неуловимо повышающимся давлением. Дорен отбросил его на диван и брезгливо вытер ладони о брюки. Арлон часто и тяжело дышал.

— Да что вы, право, — выдавил он фальцетом. — Я ведь только… Без вас и вашей группы будет трудно…

— Нет, не «будет трудно», — поправил Дорен, — а совсем ничего не будет.

…Мсье Арлон с минуту прислушивался у двери ванной, куда зашел гость, удовлетворенно кивнул и двинулся в противоположном направлении. В другом конце квартиры он открыл неприметную дверь.

За письменным столом сидел мужчина средних лет с увядающим, но еще довольно благообразным лицом. Он поднялся навстречу Арлону, демонстрируя военную выправку, выключил магнитофон на столе.

— Вы все слышали, мистер Ричарде? — скривил губы Арлон.

— Конечно. — Ричарде закурил. — Я рад.

— Рады?

— Еще бы. Каков боевой дух, а? Вот такие люди нам и нужны.

— Но он не выполнил задания.

— Да, — помрачнел Ричарде, — да еще засветился… Хотя это не наше дело, пусть голова болит у мистера Брауна…

— А что делать мне?

— Выполняйте указания Дорена. У этого малого мозги в порядке… Помогите ему выбраться из Бельгии. Используйте канал «Восток». Я вылетаю сейчас же, чтобы встретить его на месте.

Арлон поклонился и попятился, притворив дверь.

 

24

У Коллинза рябило в глазах от нескончаемых строчек докладов, донесений, оперативной информации, компьютерного досье, перехваченных данных конкурирующих спецслужб, распечатанных на сероватой бумаге бледным шрифтом. Он с трудом воспринимал половину прочитанного, но основное усвоил прочно: никто ничего не понимал в происходящем и не имелось ни одного мало-мальски ценного свидетеля. Полковник возлагал большие надежды на допрос арестованного Кориным и Шенноном террориста, но его доставка в Лэнгли почему-то затягивалась.

Мигнула сигнальная лампочка, запищал вызов селектора, и кабинет Коллинза заполнил густой голос генерала Стюарта.

— Вы все прочли, Фрэнк?

— Какое там, — безнадежно отозвался Коллинз. — Едва две трети.

— А документы под литерой «Z»?

— Это в первую очередь.

— Тогда отложите остальное и ко мне, — распорядился генерал.

— Есть, сэр.

Стюарт находился в незавидном расположении духа. Как обычно в трудные минуты, он стоял у окна, изучал знакомый до веточки на деревьях пейзаж. Коллинзу он предложил виски, от чего тот не отказался, и втиснулся за стол, заваленный документами.

— Не считаете ли вы, Фрэнк, что история с «Элиминейтором» и есть то самое громкое преступление, о котором вы говорили?

— Не уверен, сэр, — подумав, откликнулся Коллинз.

— Нет? — по тону Стюарта трудно было понять, удивлен он ответом полковника или просто хочет услышать обоснования.

— Или я чего-то не понимаю, или преступление сверхстранное — почему пока никто нам ни о чем не заявил, ничего не потребовал?

— Вот эта тишина и настораживает больше всего, — признался полковник, без разрешения наливая себе вторую рюмку «Баллантайна». — Я прямо-таки ощущаю, что мы угодили в глаз урагана.

— Нет, Фрэнк, мы имеем дело не с маньяком и не с дилетантами. Чего-то они добиваются, а расследование не дает результатов…

— А что, сэр, по утечке информации?

— Вы не читали?

— Не успел.

Стюарт сверился с документом на столе, извлеченным из-под пухлой стопки бумаг.

— Работа идет. Медленнее, чем хотелось бы, но все-таки идет. Приходится действовать в основном методом исключения, что, как вы понимаете, не самый быстрый путь к победе. Проверены почти все высокопоставленные сотрудники администрации и спецслужб, имевшие или способные получить доступ как к сведениям о наших людях, так и к пентагоновским спутниковым кодам…

— Значит, — перебил Коллинз, — вы убеждены в связи двух преступлений, сэр?

— Это одна из версий, Фрэнк… Список подозреваемых сузился до одиннадцати человек. Вот, взгляните.

Полковник принял из рук генерала бледносерый лист, где от руки были написаны одиннадцать фамилий одна под другой. Коллинз присвистнул. Ни одного скромного незаметного имени.

— А какие данные поступают по серии убийств, сэр? — спросил Коллинз. — Не может же быть, чтобы ни в одной стране ни один полицейский или наш человек не наткнулся хоть на что-то примечательное.

— Да, трудно поверить… Тем не менее это так или почти так. Детектив Шарп продвинулся дальше всех, если не считать Корина и Шеннона с их трофеем. Ну и кое-что по мелочи, но там совсем пустяки. Да, вот еще что, Фрэнк…

Полковник насторожился. Сейчас будет сказано главное, из-за чего Стюарт его и пригласил.

В Лэнгли стала легендой эта манера генерала сообщать основное под занавес, как бы между прочим, словно высказанная мысль только что посетила его.

— Как вы посмотрите на то, если я назначу вас руководителем координирующей группы по делу одиннадцати?

Фрэнк Коллинз едва не застонал.

— Как посмотрю? Посмотрел бы положительно, если бы эти одиннадцать были засевшими в крепости вооруженными до зубов террористами, а я бы по чистому полю шел на них в одиночку и без оружия. Но вы хотите утопить меня в вашингтонском болоте, сэр.

— Выплывете, — грубовато-добродушно буркнул Стюарт. — Приказ о предоставлении вам самых широких полномочий уже подписан.

— Значит, все решено без меня?

Стюарт промолчал.

— У меня личная просьба, сэр, — вздохнув, сказал Коллинз, понявший, что ничего изменить нельзя.

— Да.

— Два часа сна.

— Приказываю спать четыре часа, — отчеканил Стюарт. — И не примите это за великодушие. Может статься, пару следующих суток вам не придется спать вообще.

Прозвучал сигнал внутреннего телефона. Генерал снял трубку, молча слушал около минуты. До Коллинза доносилось только монотонное бормотание, слов он не разбирал, но видел, как меняется выражение лица генерала. Стюарт припечатал трубку к аппарату так, что она едва не переломилась пополам, и угрюмо воззрился на Коллинза.

— Плохие новости, полковник. Ваш террорист сбежал.

На голову Коллинза словно опрокинули ведро ледяной воды.

— Как?

— Мэлли погиб. — Генерал перевел взгляд с мигом осунувшегося лица полковника на окно, что служило признаком крайнего разочарования. — И пилот вертолета, на котором его везли. И еще какой-то парень… Надеюсь, ваши орлы догадались взять у этого бандита отпечатки пальцев?!

— Кто же будет думать об отпечатках, когда в руках живой человек, — пробормотал Коллинз. — Но отпечатки найдутся. Не мог же он нигде не наследить.

— Связывайтесь с Парижем. Отпечатки должны быть сегодня. Это обойдется вам в лишний час сна.

— Есть, сэр, — сказал Коллинз и вышел.

 

25

Дождь в Вашингтоне лил с раннего утра, но в четыре часа пополудни свежий ветер с юго-востока разогнал тучи, проглянуло клонящееся к закату солнце. Мир выглядел привлекательным, будто был создан Творцом только вчера, а когда в желудке у тебя болтается двести граммов дешевого виски и больше ничего — тем более.

Чернокожий Сэм Джексон вышел из бара «Голден Чейн», насвистывая песенку своего знаменитого однофамильца Майкла. Он сидел бы в баре и дольше, потому что альтернативного времяпрепровождения не признавал принципиально, но из карманов улетел последний доллар. Запас следовало пополнить незамедлительно. Будучи мелким жуликом, Сэм Джексон поправлял свои финансовые дела не слишком разнообразными методами. Направляясь к универмагу, где он не без оснований рассчитывал что-нибудь стянуть, Сэм сменил песню на более подходящую к случаю. «У меня нет девушки, потому что нет машины, — напевал он «Потерянного в Америке» из репертуара Элиса Купера, — у меня нет машины, потому что нет работы, а работы нет, потому что машины нет…»

Вдруг Сэм оборвал на полуслове сетования по поводу работы и машины и остановился как вкопанный. В конце квартала маячила фигура его злейшего врага — полицейского сержанта Донахью. Сэм инстинктивно качнулся к ближайшей подворотне, надеясь, что сержант не видит его Но Донахью уже поманил его согнутым указательным пальцем.

— Добрый день, мистер Донахью! — лучезарно заулыбался Сэм еще метра за три до полицейского. — Как я рад! Иду, смотрю — ба, да это же самый уважаемый полицейский нашего квартала! Дай, думаю, поприветствую. Как дела, мистер Донахью?

Ваша семья в порядке?

— Пойдем-ка в участок, Сэм, — оборвал сержант излияния своего лучшего друга. — Потолковать надо.

— О чем, мистер Донахью? — изумился Сэм так искренне, будто за все свои двадцать семь лет и не подозревал о существовании полицейских участков. — Да каждая собака знает, что человека честнее Сэма Джексона еще не родилось на свете.

— Да? А кто позаимствовал приемник из машины мистера Уайта на прошлой неделе?

— Не я, сэр. Чем угодно клянусь, — быстро соврал Сэм.

— Тебя же видели, — укоризненно покачал головой сержант. — Ну, пошли, пошли.

Сэм уныло поплелся за Донахью.

В полицейском участке все настолько пропахло табачным дымом, что единственным способом проветривания было бы снести его целиком. По дороге в свою отгороженную клетушку сержант Донахью здоровался с сослуживцами, подначивавшими его насчет вечного противоборства с Сэмом.

— Эй, сержант, опять Джексона поймал? Смотри не упусти. Слушай, а ты не пробовал его отмыть?

Это же скрывающийся Борман.

Донахью привычно отшучивался. В клетушке он усадил Сэма перед столом, на котором под толстым стеклом были разложены фотографии, и повел разговор насчет приемника мистера Уайта и пагубности воровства вообще. Довольно скоро Сэм догадался, что его берут на пушку, свидетелей нет, и заметно повеселел. Сержант ругал его, стоя лицом к окну.

— Ты ведь молодой, здоровый мужик, — увещевал Донахью. — В мастерской Билла Реймса требуется механик, вот бы ты…

— Эй, сержант, — перебил Сэм. Донахью недовольно обернулся. Грязный палец Джексона упирался в лежащий под стеклом фоторобот, полученный от Теда Шарпа из Сент-Питерсберга.

— Ну, в чем дело?

— Я знаю этого парня.

 

1

Лигейя Маллиган в белом сияющем платье, обтекающем умопомрачительную фигуру, с кровавокрасной розой в волосах, продефилировала по зеркальному паркету ресторана отеля «Лион» под обстрелом восхищенных взглядов. За три дня, проведенных в гостинице, она стала темой номер один для барных сплетен и личным врагом для женщин.

Шеннон, то появляющийся возле девушки, то исчезающий (в зависимости от оперативных инструкций Лигейи), также не избежал повышенного внимания постояльцев и персонала. Большинство сходилось на том, что молодой человек — богатый лопух и подкаблучник собственной любовницы, которая вертит им как хочет и вдобавок изменяет со скуки направо и налево. Прекрасный имидж для работы.

Беда была в том, что все усилия актерского дуэта по добыче золотых крупиц информации оставались тщетными. Более того, Лигейя сама попала под пристальное наблюдение с довольно неожиданной стороны.

Лесли Энджел, исправно дежуривший на посту в особняке на улице Риволи, начинал тяготиться бездействием и отсутствием реальных сдвигов. Слежка за квартирой Корина ничего не дала. Корин приезжал и уезжал, но и только. Микрофоны, установленные в «Ситроене», не фиксировали никаких примечательных разговоров. Однажды Лесли попытался погнаться за машиной Корина на прокатном «Саабе», но из-за того, что хватил лишку, перепутал автомобили в темноте и увязался за совершенно посторонней «Тойотой». Словом, воз Лесли Энджела был и ныне там. Его энергичная натура протестовала против отупляющего сидения в норе, скрашенного лишь обильными ежедневными возлияниями, и он принял решение расширить географию поисков. Лесли намеревался вернуться на исходную позицию и осмотрительно пошуровать в отеле «Лион».

Поздним вечером темно-синий «Сааб» затормозил у подъезда гостиницы. Лесли, одетый в дорогой неброский костюм от братьев Брукс, взял с сиденья утопленную в бумажный пакет флягу «Клаб 99», отвинтил жестяную пробку, глотнул, блаженно зажмурился.

Можно сказать, что голливудская продукция делится на две категории — «А-фильмы» (высокий сорт, международные шедевры), и «Б-фильмы» (более или менее удачные подделки под них). Если применить эту классификацию, отель «Лион» несомненно принадлежал к «Б-отелям», сколько бы звездочек ни стояло у его названия в туристских справочниках. Для восторженных американских «Б-толстосумов» (нуворишей и выскочек из техасской глубинки) это было то, что нужно. «Лион» с его достаточным уютом и дорогой отделкой под старину и Сен-Дени воплощали в их глазах истинное обаяние Парижа.

Лесли уверенно взбежал по ступеням подъезда, от души надеясь, что выглядит как раз таким образцовым американским «Б-толстосумом» (каковым он, надо признать, и являлся). Он взялся за позолоченную литую ручку двойной застекленной двери ресторана и замер.

За столиком у эстрады, где натужно хрипел в микрофон шансонье, он узрел ту самую сногсшибательную женщину, которую ему так и не представил Коллинз в квартире на бульваре Клиши. Ошибиться он не мог. Никто не мог ошибиться, хоть раз увидев Лигейю Маллиган. Она, похоже, собиралась уходить в номер.

— Ай-ай, — пробормотал Лесли, отступая подальше в тень мраморной лестницы, — похоже, этот бордель интересует не меня одного…

Он поймал за рукав пробегающего мимо мальчишку-рассыльного.

— Эй, Джо! Ты говоришь по-английски?

— Немного, мсье, меня зовут Поль, мсье.

— Раз я сказал Джо, значит — Джо, — наставительно произнес Лесли. — Твоих познаний в английском хватит на то, чтобы понять, что такое «сто долларов»?

Глаза мальчишки загорелись.

— Моих познаний хватит на что угодно, я ведь обслуживаю американских туристов… Скажите только, что надо делать!

Лесли подтолкнул Поля-Джо к ресторанной двери и прошептал:

— Вон та красивая леди, возле эстрады, в углу…

Знаешь, кто это?

Парень бросил на Лесли задорно-заговорщический взгляд.

— Шикарная, правда? Тут вы не обойдетесь ста долларами, мсье. — Лесли дал ему символический подзатыльник.

— Не твое дело, Джо. Выкладывай.

— Говорят, она американка из Невады, мсье. Ее зовут мисс Линда Берковиц, она живет в 406-м. Еще говорят, что у ее папаши куча денег, но я-то думаю иначе…

— А что ты думаешь, Джо? — лениво полюбопытствовал Лесли.

— Думаю, у нее нет ни гроша. А деньги она тянет из того дурачка, с которым таскается, ну, и из других тоже… Вы миллионер, мсье?

— Миллиардер, — грубо уронил Лесли. — Хьюз Трамп Гетти.

— Берегите кошелек, — подмигнул мальчишка.

Лесли достал из кармана стодолларовую купюру, задумчиво повертел в руках. Поль, нежданнонегаданно перекрещенный в Джо, не сводил глаз с зеленого прямоугольника.

— Это тебе, если сделаешь так, как я скажу.

— Хоть на Луну сгоняю, мсье! — горячо заверил парень.

— На Луну позже… Пока пошел в мою машину.

Мальчишка заколебался. Лесли готов был поклясться, что он прикидывает, не заманивает ли его хитрый извращенец.

— Пошли, пошли, не бойся, — Лесли похлопал его по плечу. — Неужели я похож на паршивого гомика?

— Не очень, мсье, — признался Поль-Джо. — Те все старые и с животами.

Лесли расхохотался. Они вышли из подъезда и уселись в синий «Сааб». Лесли проглотил слоновью дозу виски и приступил к инструктажу.

— Будь внимателен, Джо. Вот еще сто долларов, но это не твои, это на дело. Купишь в ресторане коробку конфет и шампанское, самое лучшее, как его…

— «Дом Периньон», мсье.

— И отнесешь мадам Линде. Если она спросит — от какого поклонника и велит меня описать, опиши ей любого знакомого, желательно старого, толстого и с животом, только не меня, понял?

— Но я думал, мсье хочет познакомиться с ней, — растерялся бой и получил второй подзатыльник.

— Думать буду я, а ты исполняй, усвоил, мыслитель? Теперь главное. — Лесли открыл бардачок и извлек оттуда маленькой серый диск подслушивающего устройства. — Вот это незаметно прикрепишь где-нибудь в номере. Смотри, как это делается. — Лесли продемонстрировал. — Прилипает и держится, понятно? Ничего не перепутаешь?

Парнишка покачал головой.

— А вы сыщик, мсье? Или… А, я догадался! Вы ее муж! — Вместо третьего подзатыльника Лесли предпочел испробовать финансово-воспитательную меру.

— Минус двадцать долларов за догадливость.

— Но, мсье…

— Молчи и действуй! Я буду ждать в машине, сколько потребуется — час, два. Сделаешь и возвращайся сюда за деньгами — Учтите, мсье, если вы смоетесь, я найду предлог зайти к ней и отколупаю эту штуковину. К тому же я выдам вас.

Лесли рассмеялся от всего сердца.

— Ты не пропадешь в этом мире, а, Джо? Ну, иди. Запомни, я проверю. — Он вытащил из бардачка приемник. — Я все услышу…

Лесли посвистел. Свист ретранслировался через микрофон в динамик и руладами раскатился по салону машины Поль-Джо с уважением посмотрел на Лесли.

— Все-таки вы сыщик… Только не штрафуйте больше! — Он шустро выскочил из автомобиля.

Лесли приготовился к долгому ожиданию, но уж через двадцать минут в динамике прозвучал диалог рассыльного и женщины в номере 406. Мальчик скрупулезно следовал указаниям Лесли и даже описал поклонника в порядке проявления инициативы без всяких просьб. Лесли заподозрил, что внешность дарителя Поль-Джо позаимствовал из видеофильма «Кошмар на улице Вязов», уж больно он смахивал на Фредди Крюгера. Лесли сам просил придумать не слишком симпатичного, но это, пожалуй, чересчур.

Когда стук двери возвестил о том, что парень покинул номер, в динамике поселилась тишина, нарушаемая одинокими позвякиваниями и возней.

Лесли заключил, что женщина (не имело смысла называть ее явно подставным именем мисс Берковиц) вернулась одна.

Поль-Джо просунул лохматую голову в окно «Сааба» Лесли открыл дверь, усадил мальчишку на переднее сиденье и вручил гонорар целиком.

— На первый раз высчитывать не буду, — свеликодушничал он.

— Мсье нужно еще что-то?

— Получишь еще столько же, если…

— Еще сто долларов?!

— Не перебивай… В ресторане она всегда сидит за одним и тем же столиком?

— За разными, мсье, когда приглашают, но у нее есть любимый.

Лесли передал мальчику второй кружок радиомикрофона.

— Это под стол… А тебе предстоит поработать Эркюлем Пуаро. Слыхал о таком?

Парень важно кивнул.

— Разузнай как можно больше о ней и о ее друге. Подслушивай и подглядывай, где только сумеешь. Меня интересует решительно все, даже сколько раз в день они ходят в туалет.

— А как я найду вас, мсье?

— Я сам тебя найду.

Лесли отогнал «Сааб» подальше от подъезда, где он не так бросался в глаза, и еще долго сидел и щелкал переключателем приемника, прослушивая то ресторан, то апартаменты ј 406. В этот вечер ему не повезло, он не узнал ничего полезного. В два часа ночи, когда иссякли запасы виски, а мозг властно требовал добавки, Лесли запустил двигатель и поехал на улицу Риволи.

Следующие сутки Лесли разрывался между отелем «Лион», квартирой Корина и магазинчиками, торгующими спиртным. Вся эта кутерьма изрядно вымотала его, но в одиннадцать вечера он был вознагражден сторицей.

Лигейя поймала золотую рыбку.

Она небрежно откинулась на спинку стула в своем традиционном уголке у эстрады. Смелый разрез ее белого платья, балансирующий на грани хорошего вкуса, открывал ногу ровно настолько, чтобы разбудить дремлющую фантазию пьяненького американского негоцианта, давно циркулировавшего вокруг Лигейи, но только сегодня набравшегося храбрости подсесть к ее столику. Согласно оперативной разработке, Шеннон отсутствовал. Американец, как нельзя лучше соответствовавший представлению Поля-Джо о педике, но отнюдь не бывший таковым, плел несусветную чушь о неисчислимых заокеанских сокровищах. Его скучная речь наполовину состояла из цифр. Лигейя тоскливо размышляла, как повернуть никчемный разговор к теме убийства в номере 300, как вдруг после очередной рюмки торговец сам заговорил об этом.

— Эти идиоты французы… Вы ведь согласны, мисс Линда, что все французы — идиоты?

— Разумеется, — подтвердила Лигейя, стряхивая столбик пепла, наросший на кончике сигареты. — Кто же посмеет оспаривать столь очевидную вещь…

— А… — Палец американца описал замысловатую кривую в воздухе. — Я сразу заметил, что вы не только красивы, но и умны… Это редкость… м-да…

На чем я остановился?

— На поголовном идиотстве французов, мистер Кейпл.

— Зовите меня Гарри… Ах, да. Представьте себе, Линда, у них под носом убивают человека, а они ни ухом ни рылом.

— Где убивают? — спросила Лигейя с подчеркнутым равнодушием.

Кейпл сделал страшные глаза и понизил голос.

— Здесь.

— Вот здесь? — девушка испуганно огляделась.

— Не совсем здесь, — поспешил успокоить ее коммерсант и разлил по рюмкам коньяк. Если он рассчитывал споить Лигейю, то вполне мог стать жертвой своего же оружия. — Не в ресторане. В трехсотом номере. И ставлю доллар против цента, Линда, ни черта они не найдут.

— Почему вы так думаете? — пожала плечами девушка. От этого движения декольте переключилось из режима защиты в режим обзора, и осоловелые глаза американца уставились на грудь Лигейи.

«Переиграла, — с досадой подумала она — «У него вылетят из головы все убийства на свете».

Однако мистер Кейпл на удивление твердо держался избранной линии.

— Потому что они идиоты.

Логический круг доказательств замкнулся. Мистер Кейпл прибег к неопровержимому аргументу.

Лигейя склонялась к мысли, что снова вытащила пустой лотерейный билетик. Она уже изобрела план ловкого избавления от домогательств Кейпла, когда тот неожиданно продолжил.

— Они же ничего не знают, французишки. Ходили по комнатам, искали свидетелей, ослы… — Он икнул. — Простите. Они ничего не знают. Зато я! — Он поднял руку, словно для клятвы на Библии. — Я знаю кое-что.

Девушка подалась вперед и положила ладонь на запястье мистера Кейпла.

— Что вы знаете, Гарри? — она щедро добавила в голос обворожительной хрипотцы.

Кейпл неопределенно воззрился в пространство:

— Я видел убийцу, понятно?

Лигейя захлопала в ладоши:

— О, как это захватывающе! Расскажите, дорогой Гарри! Я обожаю тайны и загадки. Ваша тайна делает вас очаровательным…

Коммерсант хитро прищурился.

— Не здесь, милая Линда. Тут так много посторонних ушей…

Он многозначительно замолчал, и Лигейя не обманула его ожиданий.

— Пойдемте в мой номер, Гарри…

— Вот это уже разговор, — встрепенулся Кейпл и подозвал официанта. — Счет, мсье… И принесите пару бутылок шампанского. Мы возьмем с собой.

Опираясь на руку девушки, тяжеловесный Кейпл побрел к лифту. Его слегка заносило, но учитывая количество влитого в горло спиртного, держался он удовлетворительно. В номере американец мигом забыл об убийстве и дал волю рукам. Лигейя очутилась в трудном положении. Она не могла резко оттолкнуть Кейпла, чтобы не дать ему повода обидеться и уйти, и не пришло еще время подключать Шеннона. Используя весь свой профессионализм, Лигейя вилась вокруг нахального коммерсанта на опасной дистанции, отвлекая его бокалом шампанского.

— Вы обещали рассказать про убийство, — наконец ринулась она в лобовую атаку, потеряв всяческое терпение.

— Да шут с ним, с убийством… Дайте я вас поцелую…

Пришлось пойти и на это. Кейпл не казался твердым орешком, и мисс Маллиган надеялась «приобрести капитал и соблюсти невинность», как говорится в старинной пословице. С этой и другими русскими поговорками и присловьями ее познакомил второй секретарь посольства России, фольклорист-самоучка, покончивший с собой, когда Лигейя вытрясла из него секретную информацию и им вплотную занялась Москва.

Кейпл прижал потную лапищу к груди девушки.

Лигейя вскочила с дивана и отбежала в угол комнаты.

— Ну нет, — она лукаво погрозила пальцем. — Сначала вы мне расскажете. Вы обещали, слово бизнесмена нерушимо.

Коммерсант пьянел на глазах. Лигейя не на шутку испугалась, что его мыслительные процессы вот-вот угаснут. Надо было поддержать жизненные силы Кейпла. Девушка подошла к нему, села рядом, прижалась к жирному боку и погладила его волосы.

— Гарри, милый, хороший, расскажите про убийство, а?

Кейпл вытолкнул сигарету из пачки, попутно разбросав содержимое по полу, закурить он так и не сумел.

— Я видел. — Он ткнул незажженной сигаретой в пепельницу. Координацию он утратил, но речь звучала достаточно четко и связно. — В тот день… Я как раз выходил из лифта, там коридорчик такой перпедии… Как его, Линда?

— жалобно воззвал он о помощи.

— Перпендикулярный? — предположила Лигейя.

— Наверно. В общем, он меня видеть не мог, а я видел. И очень хорошо его разглядел.

— Опишите его, — в тон Лигейи вплелись казенные нотки, словно она вела допрос арестованного, но Кейпл не заметил этого или не придал значения.

— Типичный такой французишка. — Кейпл снова потянулся к бутылке, Лигейя отстранила его. — Кучерявый, темноволосый, лет тридцати или около… Шрам на щеке вот такой, — американец дугообразным жестом обрисовал шрам. — Невысокого роста… — Он зевнул, встряхнулся, взял себя в руки и наклонился к уху девушки. — Но это не самое главное…

— А что? — заинтригованно подыграла Лигейя.

— Я знаю, как его зовут…

Лигейя разочарованно вздохнула. Кейпл явно начинал фантазировать в попытке произвести на нее выгодное впечатление. Тем не менее она все же спросила:

— И как его зовут?

— Каннингхэм…

Волна электрического тока пробежала по телу девушки. Кейпл истолковал это по-своему и навалился на нее.

— Подождите… — Лигейя вывернулась из-под громоздкой туши. — Доскажите. Это так волнующе… Как вы узнали его имя?

Американец самодовольно оскалил зубы.

— А он представился.

— Вам? — Лигейя заставила себя засмеяться. — Так и сказал: простите, сэр, меня зовут Каннингхэм, мне тут надо кокнуть одного джентльмена, не подскажете, где он живет?

Кейпл надулся.

— Все-таки мозгов у женщин не больше, чем у французов… О, это две вечные проблемы цивилизации: французы и женщины… — Он не позволил себе утвердиться на философской стезе и снова снизошел до Лигейи: — Не мне, конечно… Я стоял в коридорчике у лифта…

— Да, да…

— А он постучал в дверь трехсотого номера…

Оттуда что-то ответили… Ну, это я не расслышал, но нетрудно додуматься… Спросили, кто пришел…

А он сказал: Каннингхэм. Причем как-то ненатурально, глуховато, будто хотел изменить голос.

— Гарри, милый, — умоляюще прошелестела Лигейя. — Расскажите, как выглядят убийцы?

— Я видел его сбоку, — промычал расклеившийся американец, — и недолго… Но что запомнил, то запомнил. Шрам, куртка просторная. Джинсы «Джордаш». Это точно. Я сам торгую джинсами, я разбираюсь… Линда, честное слово, я вам все… Наверное, это не так романтично, но… Я вас разочаровал?

— Напротив, — Лигейя сказала святую правду.

— А теперь немного любви? Вы тоже обещали.

— Я?! — изумилась девушка. — Не помню…

Впрочем, как хотите… Но я устала…

Это была кодовая фраза дня Шеннона, корпевшего над звукозаписывающей аппаратурой в соседнем номере. Ирландец снял наушники, молнией проскочил коридор и возник во всей красе на пороге апартаментов 406, как юный бог мщения.

— Что это? — строго спросил он Лигейю, наводя указующий перст на бедного мистера Кейпла.

Тот при виде внушительных габаритов соперника сначала побелел, потом покраснел, а потом и вовсе позеленел. Через секунду он пулей вылетел из номера.

— Итак, он назвался Каннингхэмом, — подвел итог Шеннон. — Теперь мы знаем, куда тот ехал в ночь своей гибели. И убийцы знали.

— Ну и что с того? — серебряно прозвенел голос Лигейи в верхнем регистре. — С каких пор для нас стал сюрпризом факт плотной слежки за нашими людьми? Возможно, Эпилгейт о чем-то догадывался и поделился с Каннингхэмом, но у них не спросишь…

— Как ты не понимаешь, — рассердился Шеннон. — Телефон! Они контролировали телефонные переговоры Эпилгейта. Есть соответствующая техника. Можно прозвонить линии, автоматические станции. Коммутаторы здесь и в Америке и докопаться до точки. Куда они подцепились. Это уже кое-что.

— Они могли подслушивать Эпилгейта через окно с помощью лазерного дистанционного микрофона, — усомнилась Лигейя.

— Тем не менее с тех пор как Коллинз огорошил нас побегом треклятого террориста, у нас впервые появилась реальная нить. Где Корин? Надо подключить его немедленно.

— Дома или у мисс Джонсон, — предположила девушка. — Кстати, вы были у нее. Как она? Я имею в виду, осложнений не предвидится?

Шеннон ненадолго задумался.

— Как вам сказать… По-моему, Корин, а за ним и полковник допустили ошибку, когда ввели ее в курс дела. Вам известна ее биография?

— В общих чертах.

— Это активная личность, склонная к действию при полном отсутствии каких-либо профессиональных навыков. Гремучая смесь.

— Вы считаете, что она способна создать проблемы?

— Во всяком случае, — неуверенно произнес Шеннон, — ее тяготит домашний арест. Она из тех натур, какие предпочтут наломать гору дров, лишь бы не сидеть сложа руки. К тому же она любит Корина, а Корин, по ее мнению, ввязался в опасную игру.

— Тогда Корин пусть с ней и разбирается.

Ирландец подсел к телефону, набрал домашний номер Корина. После безответной серии гудков он позвонил Стефи Джонсон. И там никто не ответил.

— Странно, — забеспокоился Шеннон. — Куда она делась?

Лигейя подошла к лейтенанту сзади, опустила на его плечи нежные и сильные пальцы и принялась умело массировать.

— Вы утомлены и встревожены, Крис, — мягко сказала она. — Мы все нуждаемся в отдыхе. Успокойтесь, выпейте рюмочку и отправляйтесь к мисс Джонсон. А я поеду к Корину.

Шеннон снова набрал телефон Стефании, и опять впустую. Не прошло и десяти минут, как он усаживался за руль «Рено», стоявшего поодаль от подъезда гостиницы. Заурчал мотор, машина нырнула в море золотых огней парижской ночи.

На уважительном расстоянии за ней неотвязно следовал темно-синий «Сааб» Лесли Энджела.

 

2

Кристофер Шеннон не обнаружил Корина у Стефи, а Лигейя Маллиган не нашла его дома. И неудивительно, ибо Корин в тот момент находился за пятьсот миль от Парижа.

Известие о бегстве захваченного на квартире у Корина убийцы, пришедшее из Лэнгли, повергло маленькую группу в шок. Шеннон бушевал так, что попадись ему под горячую руку начальство, завидовать тому не имело смысла. Корин молча стискивал зубы. В отличие от менее опытного Шеннона он хорошо знал, чем обыкновенно кончается вмешательство мудрого руководства в операцию на стадии, когда все начинает налаживаться. В его практике это был не первый и вряд ли последний провал по данной причине.

Определенные надежды Корин возлагал на миссию Лигейи в отеле «Лион», но ему претила перспектива безучастного ожидания.

Корин сидел на кухне в своей квартире, не спеша приканчивал третью рюмку «Джони Уокера» и изо всех сил старался не думать ни о чем конкретном. Но мысли приходили сами по себе. А желание действовать понемногу сметало все на своем пути.

Как это говорил перед отбытием Коллинз? «Вам дается карт-бланш на любые действия…» И подчеркнул — любые. К тому же он добавил: «Мы не вправе приказывать мистеру Корину, и он свободен поступать по своему усмотрению…»

Вот он и поступит по своему усмотрению.

Корин завинтил бутылку «Джони Уокера» и поехал в стеклянно-стальной особняк на окраине Парижа среди зелени мирного парка, где помещалось местное отделение ЦРУ. Со времени его прошлого визита миновал не один месяц, но здесь ничего не менялось. Так же шумели кроны деревьев над вымощенной плиткой аллей, так же восседал в кресле светлого нижнего холла парень в ослепительной рубашке с бычьей шеей. У Корина мелькнуло подозрение, что и номер «Космополитена» в руках охранника был тот же самый.

— Передайте мистеру Аллевдейлу, что его хочет видеть Корин, — сказал он, не тратя слов на приветствия и обсуждение погоды.

Резидент ЦРУ в Париже Аллендейл встретил Корина в модерновом кабинете без преувеличенного восторга. Он кивнул на легкое кресло — кожа и никелированный металл.

— Если мне не изменяет память, в прошлый раз вы попросили у меня роту автоматчиков и миллион долларов, мистер Корин. За чем пожаловали ныне?

Своеобразный юмор Аллендейла позабавил Корина. Когда-то такая полусерьезная беседа между ними и впрямь состоялась.

— Ничего невыполнимого, — улыбнулся он. — Мне нужна конфиденциальная связь с Лэнгли, с полковником Коллинзом.

— По коду «Июль»?

— Разумеется, — не моргнув глазом подтвердил Корин. — С компьютерной линией и принтером.

— Идемте, — пригласил Аллендейл таким тоном, будто речь шла о поездке на пикник.

Через замаскированную в задней стене кабинета дверь они попали в кубическую комнату, оборудованную суперсовременными электронными фишками О назначении двух третей из них Корин и близко понятия не имел. Аллендейл сел перед терминалом, потыкал пальцами в клавиши и произнес в микрофон:

— Лэнгли, это Париж. Код «Июль». Мистер Корин вызывает мистера Коллинза.

— Код «Июль» подтверждаю, — проскрежетал механический голос из недр машины, — оставайтесь на линии.

— Ну что ж, — сказал Аллендейл вежливо, — оставляю вас наедине.

Спустя минуту после того как за резидентом закрылась дверь, в комнате зазвучал обесцвеченный кодирующим устройством голос Коллинза.

— Корин, вы с ума сошли? Какого черта вы делаете у Аллендейла?

— Хочу исправить ваш промах. Найти того, кого упустили вы. — Корин надавил на «вы», слабо надеясь, что машина передает точно.

Коллинз застонал.

— Это не мой промах! — сухо сказал он. Корин удовлетворенно хмыкнул: дошло. — И что там искать? Упустили так упустили. Если ему удалось добраться до своих, он скорее всего уже мертв. А если нет, лег на дно.

— И все-таки я рискну, — упрямился Корин. — Вы получили отпечатки от Шеннона?

— И от Шеннона, и от бельгийской полиции.

Этого типа зовут Кеннет Дорен. Весьма небезызвестный персонаж. Включите компьютер, я передам вам его досье.

Пальцы Корина прикоснулись к клавишам. На экране засветилась превосходная цветная фотография террориста. Корин распечатал ее в трех экземплярах. Потом побежал мелкий текст, в который Корин не стал вчитываться, а сразу перегнал на принтер. Пока машина стрекотала, Корин пещерно дивился быстроте поступления информации и ее объему. Как все просто! Стоило Коллинзу в своем кабинете в Лэнгли набрать ряд цифр на клавиатуре, как Корин в Париже получил кипу данных из необъятных электронных архивов ЦРУ. Просто и… бесполезно. Самого преступника машина не выбросит в этот ящичек.

— Добавлю кое-что, чего там нет, — снова заговорил Коллинз. — Дорен угнал вертолет в Бельгию и посадил возле городка Менен на реке Лейе. Кроме двоих в вертолете, он убил еще одного человека, бельгийского гражданина Робера Матиаса и завладел его «Датсуном». Полиция нашла машину в Брюсселе на улице Демер во дворе дома № 42.

— Это все?

— Все.

— А кто из ЦРУ работает в Брюсселе?

— Никто! — взорвался полковник. — Кому там работать? Эти дьявольские убийства оттянули на себя все оперативные силы! А здесь у нас такое творится, что мне нужен каждый человек, понимаете — каждый!

— А что у вас творится? — невинно осведомился Корин.

Полковник пропустил вопрос мимо ушей.

— Я никого не пошлю в Бельгию, — продолжал он. — Это тупик, бесполезная трата времени… И вам лучше сосредоточиться на Эпилгейте.

— Эпилгейтом занимаются Шеннон и Маллиган, — возразил Корин. — А я поеду в Брюссель — Как хотите. — Корину показалось, что в искаженном электронной аппаратуре голосе он уловил досаду — Зря теряете время…

Корин протянул руку, чтобы выключить аппаратуру.

— Корин! — спохватился полковник.

— А?

— Удачи…

— И вам, полковник, — запоздало пожелал Корин, когда другой механический голос уже произносил: «Конец кода «Июль».

— Подтверждаю. — Корин отключил связь.

Укладывая в папку фотографии и досье, Корин старался ухватить за хвост какую-то мелькавшую в голове, но неоформившуюся мысль, осознание какого-то несоответствия, смещения, подсознательно не дававшего ему покоя. Вдруг он понял, слово «смещение» дало ключ. Конечно же, смещение времени! В Лэнгли сейчас глухая ночь. А Коллинз на месте, и у Аллендейла просьба Корина не вызвала недоумения. Что же у них там произошло, настолько экстранеординарное?!

Трансевропейский экспресс «Мистраль» покрывал расстояние от Парижа до Брюсселя за три с половиной часа, и Корин предпочел его самолету.

Меньше неудобств с пересадками, и можно будет в располагающей обстановке подробно изучить досье Кеннета Дорена.

В полностью открытом со стороны прохода купе экспресса Корин путешествовал один, если не считать сразу уснувшего старичка в кресле по диагонали напротив. Корин вынул пачку серой бумаги, стремящуюся свернуться в рулон, и углубился в чтение. После первых же строк он восстановил ускользавшую ассоциацию с фамилией Дорен — в свое время он готовил передачу о провале операции «Шторма».

Воздушных замков по поводу поездки в Бельгию Корин не строил. Преступника и без него ищет Интерпол за тройное убийство. Что он мог сделать там, где не оставили живого места вооруженные современнейшей техникой специалисты? Но у него было и преимущество. Он обладал недоступными для них сведениями и имел к Дорену личный счет.

«Мистраль» прибыл в Брюссель в шестнадцать часов по местному времени. Корин любил этот город, тихие старинные улочки, уютные набережные и приветливые одноэтажные кафе. Он привозил сюда Стефи, и они часами бродили по вечерним проспектам, наслаждаясь прохладой кристального воздуха и фантастической игрой разноцветных лучей прожекторов в струях фонтанов. Но сейчас Корина не привлекали красоты Брюсселя. По кредитной карточке он получил в банкомате бельгийские франки, поймал такси и распорядился ехать на улицу Демер, 42.

Улица Демер, где Корину не доводилось бывать, не принадлежала к украшениям города. Узкая и унылая, она змеилась где-то посередине спального района, лишенного как мишурного блеска центра, так и живописности трушоб. Дом 42 одиноко возвышался меж двух пустырей, образовавшихся на месте снесенных зданий.

Корин обогнул дом, заглянул во двор. Здесь нашли брошенную машину Дорена, а следовательно, преступник направлялся не сюда. И все же его цель не могла отстоять слишком далеко от дома № 42.

Он спешил, очень спешил. Ему некогда было основательно запутывать следы.

Корин колебался. Он мог попросту пройти по квартирам близлежащих домов, показывая жильцам фотографию Дорена. Но это наверняка уже сделали полицейские, и Коллинз получил бы по своим каналам информацию, будь убежище Дорена найдено.

Итак, разумнее считать, что оно не обнаружено, и не стремиться обойти полицию в том виде спорта, в каком она сильнее.

Вместо этого Корин перешел на другую сторону улицы и постучался в первый же дом, в окне которого увидел прилепленную бумажку объявления «Сдаются квартиры». Базовая точка организации Дорена могла находиться и под крышей почтенного бельгийского обывателя — тогда концов не найти.

Но вероятнее, что они снимали жилье временно.

Это обеспечивает анонимность и мобильность.

Многочисленные ржавые замки долго щелкали и скрипели, и наконец перед Корином возникла полная, но не утратившая привлекательности блондинка средних лет. Корин поздоровался и сказал по-французски:

— Мадемуазель, я ищу хозяина этого дома.

«Мадемуазель» сработало безошибочно. Весы благосклонности женщины покачнулись в желательном для Корина направлении.

— Я хозяйка, мсье. Что вам угодно? Ищете квартиру?

— В некотором роде, — уклончиво ответил Корин. — Разрешите войти?

Женщина провела Корина по душным коридорам и пригласила в комнату, которую можно было охарактеризовать так же, как и хозяйку: «средних лет и не утратившую привлекательности». Корин сел на предложенный стул. Мадемуазель расположилась в кресле и закурила.

— Меня зовут Джон Корри, я адвокат из НьюЙорка, — представился гость. — Я здесь по делу одного из моих клиентов.

— О! — воскликнула хозяйка, из ее полных губ вылетело колечко дыма. — Мой муж тоже был адвокатом. Он погиб. Это так здорово!

Корин дипломатично предпочел не уточнять, что именно «здорово» — то, что муж был адвокатом, или то, что он погиб.

— Видите ли, мадемуазель… — Корин упорно продолжал называть ее так, игнорируя известие о бывшем муже.

— Мадлен Дюмар. Зовите меня Мадлен.

— Очень хорошо, Мадлен. Дело, приведшее меня сюда, довольно деликатного свойства. Оно касается очень большого наследства.

Корин бил наверняка. Ничто не могло взволновать увядающую вдову сильнее, чем упоминание о больших деньгах, пусть и чужих. Он вскроет мадам Дюмар, как консервную банку.

— Хотите вина, Джон?

Так, отношения развиваются в ускоренном темпе.

— Лучше виски.

Мадлен Дюмар подмигнула, удалилась на кухню и вернулась с литровой бутылью «Уэйкфилда».

— Сойдет?

— Я имел в виду рюмку виски, — пробормотал Корин.

Из буфета вынырнули пузатые рюмки, мигом наполнившиеся коричневатым напитком.

— Чин-чин, — хозяйка привычным движением опустошила хрустальную емкость. Корин отпил полглотка.

— Я разыскиваю человека, — он положил перед Мадлен фотографию Кеннета Дорена. — Не только его, но и его родных. У меня есть основания полагать, что они снимали квартиру в вашем районе.

Женщина внимательно разглядывала цветной снимок.

— Симпатичный, — вынесла она приговор. — Это ему привалило столько денег?

— Нет. — Корин не ожидал, что лицо убийцы окажется незнакомым для домовладелицы. Значило ли это, что полиция пропустила вдову при опросе жителей квартала или женщина ловко притворяется, играя с Кориным в свою игру? В любом случае домашняя заготовка не годится, придется импровизировать. — Но он поможет нам выяснить местонахождение наследника. Мадлен, вы, вероятно, знакомы со многими домовладельцами?

— Да ну их, — фыркнула хозяйка, доливая виски до ковбойской нормы. — Скучные люди, а я люблю веселье… — Она оценивающе посмотрела на Корина, видимо, взвешивая его шансы на партнерство в этом благородном деле. — Знаю кое-кого.

Тридцать восьмой дом принадлежит мсье Леману, а двадцать девятый — мсье Франку. Оба старые плюгавые грибы. Только ваш человек поблизости не жил. Я бы заметила.

Еще бы, подумал Корин, а вслух объяснил:

— Люди, которых я ищу, могли съехать отсюда совсем недавно. Может быть, какая-то квартира только что освободилась?

Мадам Дюмар помолчала, припоминая.

— У мсье Франка, пожалуй… Там жили два джентльмена, по-моему, иностранцы.

— А как бы поговорить с мсье Франком.

Мадлен с лукавинкой глянула на гостя.

— Мсье Франн лечится в Кеневе. Ключи он оставил мне. Так что если вы задумали осмотреть квартиру… Ладно, ладно, не делайте такие глаза. Ято сразу поняла, что никакой вы не адвокат. Мой муж был адвокатом, я этих крючкотворов за милю чую. А за парнем на вашей фотографии гоняется полиция. Я не открыла им, когда они тут шарили.

Но вот, смотрите.

Она передала Корину свежую газету. С четкого снимка смотрел исподлобья Кеннет Дорен со сжатыми губами. Сопроводительный текст гласил:

РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ ПРЕСТУПНИК. НАГРАДА — 10 000 ФРАНКОВ

Далее следовало описание преступления Дорена (полиция инкриминировала ему через прессу лишь убийство владельца «Датсуна»), перечислялись приметы, завершалась статья стандартным предупреждением: «Имеет при себе оружие и, не задумываясь, пускает его в ход».

— Ну как? — усмехнувшись, спросила Мадлен Дюмар — Я сразу поняла, что вы частный детектив.

— Понятно, за милю чуете Ну что же, — не стал возражать Корин. — Так вы дадите мне ключи?

— Если обещаете вернуться и допить со мной бутылочку, — выдвинула ультиматум мадам Дюмар — С удовольствием, — улыбнулся Корин Связка ключей легла в его руку.

— Вот этот. Квартира пять.

Пятая квартира во владениях мсье Франка встретила Корина запустением и нежилым духом. В многочисленных пыльных комнатах и длинных извилистых коридорах почти не было мебели, а та, что сохранилась, дышала на ладан. Нормальный человек ни за какие блага не согласился бы здесь поселиться даже временно. Но для использования в качестве оперативной базы квартира вполне годилась.

Корин выдвигал ящики скрипучих письменных столов, заглядывал за допотопные, набитые тряпьем сундуки. Вовсе необязательно эта квартира связана с организацией Дорена, тут мог обосноваться кто угодно. Ставка один к миллиону.

Корин вытряхнул поближе к слепому окошку мусор из пластмассовой корзины. Обрывки бумаг, смятые сигаретные пачки и выдохшиеся зажигалки не вызвали у него прилива вдохновения. Он развернул скатанный в комочек лист белой бумаги, на котором привлекали внимание следы чернил. Это было начало письма, точнее, только обращение поанглийски.

«DEAR JOHN!»

Дорогой Джон, и все. Автор сел за письмо, потом передумал или что-то помешало ему, скомкал листок и бросил в корзину. Вряд ли эта бумажка приведет к эпохальным открытиям. Но что-то в тексте привлекло внимание Корина. Он всмотрелся пристальнее. Нечто, заключенное в двух обыкновенных словах, смущало его, нечто чужеродное или, напротив, слишком знакомое. Наконец он понял.

Буквы Д и R были написаны не так, как написал бы их с детства сроднившийся с английским языком корреспондент, буква D имела залихватский хвостик слева внизу, а справа полуокружность с закорючкой. Буква R походила на русское И. Англичанин или американец написал бы ее иначе — в виде наклонной палочки с горизонтальным ответвлением в верхней трети. Зато человек, закончивший в Советском Союзе среднюю школу, навсегда привык писать именно так. Самому Корину тягомотный процесс переучивания доставил немало огорчений, когда его в КГБ готовили к работе в Америке. К тому же буквы стояли не слитно, что характерно для англоязычной манеры почерка, а разделялись небольшими интервалами. Последнее ни в коей мере не было обязательным, но косвенно подтверждало мнение Корина: обращение «DEAR JOHN» написано русским, причем не давно натурализовавшимся эмигрантом, а русским из Советского Союза или России (в зависимости от времени приезда на Запад).

Сам по себе этот факт ничего не давал Корину.

Мало ли русских, в том числе с криминальными наклонностями, бродит по миру. Но Корин заложил его в резервную обойму памяти как дополнительный штрих. Может сработать, а может и нет.

Он расправил бумагу, сложил вчетверо, сунул в карман и продолжил обыск, занявший два часа и давший те результаты, каких и ждал Корин, то есть нулевые. Он запер квартиру, вышел на улицу и бросил ключи в почтовый ящик мадам Дюмар. Потом он купил в киоске газету с портретом Дорена и отправился к телефону-автомату.

— Полиция, — откликнулся официальный женский голос.

Корин заговорил по-английски с утрированным акцентом южных штатов.

— Есть причины предполагать, что разыскиваемый вами Кеннет Дорен скрывался в пятой квартире дома 29 по улице Демер. Проверьте отпечатки пальцев.

— Кто вы? — быстро спросила женщина. — Назовите себя! Откуда у вас эти све…

Он понимал, что сделал лишь то, что и без него сделала бы бельгийская полиция, правда, не так быстро. Но было и еще одно немаловажное обстоятельство — клочок бумаги с началом письма. Если выяснится, что Дорен действительно побывал в пятой квартире, в страшную фабулу охоты за людьми ЦРУ ворвется холодный российский ветер…

Экспресс прибыл в столицу Франции далеко за полночь. Усаживаясь в «Ситроен», Корин подумал, что нет смысла ехать домой, лучше навестить Стефи. Он набрал номер. Долгие гудки без ответа. С тревогой Корин нажал на рычажок и адресовал второй вызов Лигейе Маллиган в отель «Лион». Трубку взял Шеннон.

— Корин, наконец-то! — сердито воскликнул он. — Это ваша традиция болтаться невесть где, когда вы больше всего нужны?

Корин пропустил тираду и спросил:

— Где Стефи?

— Мисс Джонсон? Я был у нее, там все в порядке… В чем дело?

— Я тоже хотел бы знать, в чем дело. Ее телефон не отвечает. Когда вы у нее были?

— Да сегодня вечером. То есть уже вчера… Понимаете, мы разыскивали вас. Я позвонил мисс Джонсон, не дождался ответа и поехал к ней, а Лигейя поехала к вам…

— Не так пространно, — оборвал Корин.

— Она открыла мне, только что вернулась из ресторана… Мы поговорили, и я ушел.

— Черт! — выругался Корин. — В общем, ее нет…

Встретимся на ее квартире.

Шеннон был хорошим водителем, вдобавок стартовал он ближе к дому Стефи, но обогнать Корина в эту ночь мог разве что дьявол на болиде «Формулы-1».

Стефи в квартире не было, это Корин почувствовал сразу. Все предметы обстановки покоились на своих местах, не сдвинуты, не разбиты, постель не смята. Никакой записки. Корин бегло осмотрел замок — похоже, отмычкой не шуровали.

Появился встревоженный Шеннон.

— Что? — включился он с порога.

— Ничего. Где Лигейя?

— В полиции. Слушайте, Джон, может, вы зря порете горячку, а? Она же не заключенная. Что, если в данный момент она аплодирует ночной программе в «Мулен Руж»?

Слова Шеннона не успокоили Корина, в предложенную версию он не поверил. Ирландец достал из бара полбутылки бренди, разлил — себе на донышке, а Корину полную рюмку.

— Придите в себя, Джон. Отбросьте эмоции — давайте думать логично. Вы знаете мисс Джонсон лучше, чем я.

— Да, и я знаю, что она не поклонница ночных развлечений, тем более ее предупреждали…

Шеннон отобрал рюмку у Корина и восполнил убыль.

— Давайте исходить из того, что мисс Джонсон не похищена. Условный звонок известен только мне, вам и Лигейе, она не открыла бы дверь постороннему.

— Верно, — подтвердил Корин. — Она не открыла бы никому. Кроме нас троих.

— А если ей предварительно позвонили по телефону, состряпали сверхубедительную причину?

— Нет, — повторил Корин уже не так уверенно. — Вряд ли, а впрочем, кто знает… Когда вы были здесь, она не показалась вам встревоженной, возбужденной, испуганной? Ничего необычного не заметили?

— Как будто нет, — с сомнением протянул Кристофер. — Вот только…

— Что?

— Я говорил Лигейе… Мне представлялось, что ее не очень-то устраивает положение арестантки.

Но пока ясно одно, — заключил он. — Куда бы ни ушла мисс Джонсон, она покинула квартиру по доброй воле. И особых оснований для беспокойства я не вижу.

— Я тоже, а все-таки как вы намерены ее искать?

Шеннон вздохнул.

— Обычными способами. Справиться в полиции о несчастных случаях. Автокатастрофы. Больницы. Неопознанные трупы… Простите!

Корин молча кивнул.

— Этим займемся мы с Лигейей. Ну, а куда она могла отправиться в Париже живая и здоровая, вам виднее…

Шеннон позвонил в отель «Лион».

— Лигейя еще не вернулась, — проинформировал он.

— А зачем ее занесло в полицию?

— Искать убийцу Эпилгейта.

— Ночью?!

 

3

Шеннон ошибся, но не сильно. Лигейи Маллиган не было в полиции. Она полулежала на мягких подушках в доме немолодого, но крепкого холостяка комиссара Дебриза и слушала нежно журчащий саксофон Шаде в композиции «Сьемире Хэй Эсперанца», льющейся из вытянутых колонок музыкального центра «Сони».

Дебриз достался Лигейе по наследству от Фрэнка Коллинза. В свое время полковник вытащил комиссара из крупных неприятностей, в которые тот угодил благодаря неосмотрительности, и теперь ЦРУ имело надежный источник в парижской полиции. Лигейя вполне могла поднять комиссара с постели и среди ночи погнать на службу, так велика была совместная власть секретов Коллинза и колдовского обаяния мисс Маллиган. Не застав Корина, она развернула машину и покатила к комиссару Дебризу домой. Айбиэмовский компьютер на вилле комиссара был напрямую соединен с электронными архивами и оперативной базой данных полиции, так что Лигейя с тем же успехом получала информацию в более комфортных условиях.

Комиссар Дебриз в восточном халате вышел из кабинета с серебряным подносом, на котором стояли два высоких тонконогих бокала с мерцающей в неярком свете бра янтарной жидкостью. Возле бокалов примостились компьютерные распечатки с пометками комиссара.

Девушка взмахнула крыльями ресниц, полоска ее зубов сверкнула в уютных сумерках гостиной.

Она приняла бокал и чуть прикоснулась губами к густо-солнечному напитку.

— О! — кратко оценила она.

Комиссар опустился на диван рядом, снял с подноса второй бокал и листы бумаги.

— Боюсь, что разочарую вас, дорогая Лигейя, — признался он, кивая на документы. — Ответ на ваш первый вопрос, увы, — «нет». Нам неизвестен человек, чьи приметы вы описали. Но видите ли, приметы слишком неопределенные, а шрам мог быть камуфляжем. На всякий случай даю вам список из тридцати семи молодых людей, задержанных за различные правонарушения в течение года…

— Тридцать семь? — ужаснулась девушка. Комиссар виновато наклонил голову.

— Здесь только те, кто более или менее подходит под ваши требования. Без шрамов, к сожалению.

Лигейя пробежала список глазами. В основном, конечно, французы, но есть два бельгийца, испанец и немец.

— Спасибо и на этом, — поблагодарила она. — А второй вопрос?

— Также «нет». Ни в день убийства мистера Эпилгейта, ни в следующие сутки в Париже и окрестностях не зарегистрировано ни одного взрыва.

До сих пор не найдено и трупов, похожих на вашего предполагаемого убийцу. Видимо, он жив…

— Или почил на дне Сены, — подхватила девушка. — А если жив, смылся из Франции или отсиживается в тени.

— Ну, тут я пока помочь не в силах, — развел руками комиссар Дебриз. — Ведется следствие, задействованы все резервы. С вашими данными дело пойдет легче, кое-что все же прояснилось…

— Могу я воспользоваться вашим телефоном? — Лигейя поставила пустой бокал на поднос и приподнялась. Комиссар галантно подал аппарат.

Номер в «Лионе» молчал, как и квартира Корина. В квартире мисс Джонсон телефон ответил сразу голосом Шеннона.

— Вы еще там? — нахмурилась Лигейя.

— Точнее, я опять здесь, — поправил Шеннон. — Мисс Джонсон пропала.

— Что?!

— Мы с Кориным…

— Корин с вами? Где он был?

— Ездил в Бельгию… Лигейя, вы еще не ушли из полиции?

— Можно считать, нет. — Девушка скосила глаза на комиссара, но его не оказалось рядом. Как истинный француз, он тактично удалился в кабинет.

(Правда, как полицейский он взял трубку параллельного аппарата).

— Тогда сделайте все необходимые распоряжения по срочному розыску мисс Джонсон. Ее фотография должна быть в иммиграционном департаменте. И поспешите к нам.

Пока Лигейя добиралась к дому Стефи, Шеннон успел посвятить Корина в достигнутые ими успехи.

В свою очередь Корин поделился с ним результатами бельгийской вылазки, продемонстрировал письмо и подробно объяснил, почему он считает неизвестного автора русским, недавно прибывшим на Запад. Шеннон не проявил энтузиазма.

— Русский или не русский — не все ли равно…

Вот как его изловить?

— Я отправлю факсимиле в лабораторию Лэнгли, — сказал Корин. — Графологи что-нибудь выжмут.

— Из двух слов?!. — Шеннон двинулся к двери, услышав условный звонок. Сердце Корина стукнуло и провалилось, но это была всего лишь Лигейя.

— Я кое-что принесла, джентльмены, — объявила она на ходу, выкладывая на стол список Дебриза. — Вот тридцать семь негодяев, с которыми нам придется подружиться.

— Мало, — пробурчал Шеннон. — Неужто во всем Париже только тридцать семь потенциальных убийц? Почему бы нам не покопаться во всех судебных делах за минувшие полвека?

— Пока хватит, — Лигейя завладела бутылкой, — по двенадцать на каждого. Лишнего, так и быть, беру себе.

Наступивший день стал подлинным адом для всех троих. Не могло быть и речи о выполнении заведомо нереальной директивы Лигейи. Прощупать сверху донизу двенадцать человек, установить, кто из них мог являться наемным убийцей — на это требовались не сутки, а месяцы. Утешало то, что полиция шла параллельным курсом, и все же к четырем часам пополудни после ряда злополучных осечек стало ясно, что без привлечения службы Аллендейла не обойтись.

Сама же Лигейя упорно держалась первоначальной версии о том, что преступник убит, но проверку не считала формальностью. В ходе ее могли всплыть новые факты.

Корин объехал на машине все места, где, по его разумению, сохранялся шанс разыскать Стефи. Дома он снова присоединил к телефону автоответчик, отключенный давным-давно (Корин не любил этот аппарат, как правило, приносящий запоздалые огорчения) Купил второй и установил в квартире Стефании. Несмотря на то что люди комиссара Дебриза не переставали искать Стефи, он мотался по больницам и каждый час трепал нервы комиссару (номер дала Лигейя), чем довел того до припадка бешенства.

— Я же сказал вам, — заорал в трубку Дебриз, — как только мы ее найдем, я позвоню в «Лион»! Не звоните мне больше!

— Но мисс Маллиган вернется в отель поздно вечером, — грустно ответил Корин.

— А до вечера ваша мисс Джонсон подождет в участке! Если ее отыщут. Все!

Обливающийся потом комиссар швырнул трубку. Около полуночи, когда вымотанный и потухший Корин пил кофе в квартире Стефи, раздался телефонный звонок.

— Алло, — неживым голосом выдохнул Корин.

— Это я.

— Стефи! — Корин вскочил и врезался макушкой в плафон люстры. — Где ты? Что случилось?

— Ничего, — в ее тоне проскользнула тень ехидства. — А что должно было случиться?

— Нет, но послушай…

— Со мной все в порядке… Я звонила тебе, но никто не отвечал, — добавила она укоризненно.

— Стефи, я очень занят. Я не могу сидеть дома у телефона!

— Чем ты занят?

— Как это «чем»? — рявкнул Корин.

— Ты ищешь преступника, которого засек в «Лионе» не вяжущий лыка янки?

— Что?! — Корин даже присел от неожиданности.

— Это больше не актуально. Твое задание отменяется.

— Почему?

— Я нашла его.

 

4

Стефи Джонсон в сиреневом брючном костюме (сиреневый цвет был ее излюбленным) ужинала в ласковом полумраке ресторанчика «Кухня Виктора Гюго» при свечах. Как известно, мсье Гюго был не только писателем, но и первоклассным поваром, сочинившим и издавшим знаменитую кулинарную книгу, и персонал ресторана старался не уронить честь великого имени. Аромат и вкус омаров божественно гармонировали с белым вином Стефи расплатилась за ужин, поблагодарила метрдотеля и вернулась в квартиру. Бездействие угнетало ее.

Внизу под окнами зашумел автомобильный мотор. Дверной звонок гукнул сначала три раза, потом через паузу еще раз. Стефи отворила. В прихожую вошел Шеннон.

— Я звонил вам, — не здороваясь, произнес он. — Где вы были?

— Ужинала в ресторане. Это что, запрещено?

— В общем-то, нет, — смутился Кристофер. — Но будьте очень осторожны.

— Спасибо. — Она посторонилась и пропустила Шеннона в комнату.

— Я на секунду, — предупредил он. — Ищу Корина… Уже вижу, что его здесь нет.

— И дома нет?

— Ради Бога не беспокойтесь…

— Я и не беспокоюсь, — передернула плечами Стефи. — Мало ли какие дела у доблестных рыцарей ЦРУ!

Шеннон хотел было обидеться, но вовремя одумался. Что за смысл вступать в бесплодную дискуссию с влюбленной женщиной? Он распрощался и оставил поле боя, но спустя минуту после его ухода условный звонок раздался снова. Стефи подумала, что Кристофер забыл что-то ей сообщить, и распахнула дверь.

На пороге стоял, улыбаясь до ушей, Лесли Энджел с полиэтиленовой сумкой в руках. От него несло довольством и виски.

— Вы?! — Стефи отступила на шаг. Лесли воспользовался этим, проник в прихожую и запер дверь. — Как вы узнали?..

— Проще простого, — усмехнулся поздний гость. — Прокатился за машиной Шеннона и подслушал в подъезде ваш звонок. Вы чересчур беспечны, мисс Джонсон. Если этот трюк с легкостью проделал я, то же сумеют и другие. Хоть бы спрашивали из-за двери, кто идет…

Говоря, он прошел в гостиную, поставил сумку на стол и по-хозяйски полез в бар.

— Что вам здесь нужно? — возмутилась Стефи.

Лесли обернулся с бутылкой «Бэрликорна» в руке. Глаза его мигом стали серьезны.

— Хочу, чтобы вы послушали одну пленку.

Лесли с видом заговорщика выудил из сумки приемник с вмонтированным магнитофоном, куда он записал диалог Кейпла и Лигейи в апартаментах «Лиона», а затем — разговор Шеннона с мисс Маллиган, в том числе и о Стефи.

— Что это? — с невольным любопытством мисс Джонсон потянулась к аппарату.

— Шпионский приборчик. Надеюсь, вы узнаете голоса. Два из них принадлежат вашим друзьям из ЦРУ, а третий — наклюкавшемуся американцу. Начало я промотаю, там он пристает к девушке… — Лесли погонял ленту туда и обратно. — Ага, вот с этого места.

Он вдавил клавишу воспроизведения.

— Вы обещали рассказать про убийство, — отчетливо прозвучал в тишине, голос Лигейи Маллиган.

— Да шут с ним, с убийством… Дайте я вас поцелую…

Стефи собиралась что-то спросить, но Лесли предостерегающе поднял ладонь и указал на аппарат. Они прослушали запись до конца. Лесли проматывал длинные паузы, а Стефи слушала со всевозрастающим интересом.

— Ну, что вы на это скажете? — с торжеством фокусника вопросил Лесли, перематывая пленку назад.

— Очень занимательно… Где вы это взяли?

— Добыл своим трудом, — гордо поведал Лесли. — Теперь вы дадите мне рюмку?

Стефи передала ему бутылку и крохотный тонкостенный стаканчик. Энджел с неудовольствием оглядел маловместительную емкость, но капризничать не стал.

— Скажите, мисс Джонсон. — Он наклонил бутылку над стаканчиком. — Вы согласны с оценкой этого человека?

— Шеннона? Там, где он говорит обо мне?

— Ну да.

— Мистер Энджел… Я правильно запомнила ваше имя? — Лесли кивнул. — Перестаньте играть в загадки. Что вы задумали?

— Натянуть нос ЦРУ.

— А?

— Нас обоих выкинули из игры, — терпеливо объяснил Лесли. — Вас и меня. Меня не устраивает позиция болвана в преферансе. Вас тоже. Две головы лучше одной. Я хочу узнать всю историю, а вы хотите помочь мистеру Корину, так? Поэтому давайте дружить.

Стефи задумчиво раскрывала запечатанную пачку сигарет.

— А почему я должна вам верить? Откуда я знаю, что вы не работаете на противную сторону?

Лесли резко встал, сгреб со стола приемник, спрятал в сумку.

— Как хотите, — с нескрываемым разочарованием произнес он. — Можете киснуть здесь до полного отупения. Я и один справлюсь.

Он сделал шаг к двери.

— Подождите!

Лесли застыл.

— Ни черта вы без меня не справитесь, — сказала Стефи. — Вы не знаете, где искать этого убийцу.

А я знаю.

— Вы?!

— Представьте себе. — Она вытащила из пачки сигарету, Лесли засуетился со своенравной зажигалкой.

— Леди из ЦРУ считает, что убийца мертв, — напомнил он.

— Может быть. Но если он жив, мы его найдем.

Лесли, вы слышали о докторе Ферреро?

— Еще бы! — всплеснул руками Лесли. — Швейцарский врач — монстр, маньяк — потрошитель пузатых кошельков. Это был процесс десятилетия!

— Так вот, я больше года провела в плену у этой банды.

— Да ну! — ахнул Лесли.

— Сначала в санатории «Снежный приют», а потом в Шаффхаузене, в Швейцарии. Они прониклись ложным убеждением, что я владею сведениями о неких документах, стоящих уйму денег. А когда Ферреро удостоверился, что никаких сведений у меня нет, он взялся за эксперименты с комбинированными наркотиками. Боже, чем только меня не пичкали!

— А зачем? — вставил Лесли, весь обратившийся во внимание.

— По его теории, я могла подсознательно запомнить запеленгованный краем уха ключ к секрету или что-то в этом роде… Естественно, ничего не вышло. Но не в том дело… Среди громил Ферреро был один парень, Руди. Он стерег меня по ночам и изрядно закладывал за воротник. А в этом состоянии его неудержимо тянуло поболтать. Смена Руди — примерно раз в неделю — обычно становилась ночью пьяных исповедей. Он-то и раскрыл мне некоторые тайны парижского криминального мира. И теперь я знаю, куда идти и что делать, если мне вздумается нанять киллера… Он мне описал даже некоторых из них. Ваш, например, очень даже схож с неким Патриком…

— Святая Мария! — вырвалось у потрясенного Лесли. — Да вы сама кладезь сенсаций! Ну, а что Руди?

— Руди погиб, когда спецкоманда ЦРУ штурмовала санаторий…

— Так что, попробуем? Куда ехать? — на лице Лесли был написан дикий азарт.

Наблюдавшая за ним с иронической улыбкой Стефи задала вопрос:

— У вас есть машина и оружие? Нам понадобится и то и другое.

— Да, — отозвался он. — За оружием заедем…

Что вы замышляете?

— Расскажу по дороге. Поехали, а то не ровен час нас перехватит Шеннон и компания… Я быстро переоденусь.

— Зачем? Вы прилично выглядите.

Но Стефи надела вызывающее вечернее платье с дразнящим декольте, черные туфли на шпильках и водрузила на нос огромные очки, совершенно прозрачные при недостаточной освещенности и темнеющие на свету. Гардероб дополнила элегантная черная сумочка. Наводя перед зеркалом косметический лоск, она вдруг замерла и села на круглый стульчик. Мгновенная волна сомнения захлестнула ее. Не лучше ли дождаться Корина, все передать ему? Если она потерпит поражение, он даже не сумеет разыскать ее труп. И тут же сама себе ответила: хватит ей быть щенком в коробке, оберегаемым от любых неприятностей.

Они спустились по лестнице и разместились в синем «Саабе». Лесли абсолютно не имел намерения выдавать ей расположение своей штаб-квартиры и поэтому остановил машину в квартале от улицы Риволи, попросил Стефи подождать и дальше пошел пешком. В особняке он взял атташе-кейс с «леркером» и прихватил пару микрофонных кружков «RSQ». «Сааб» запетлял по закоулкам Монмартра, то мрачным и пустынным, дышащим скрытой опасностью, то залитым блеском огней, насыщенным фонтанирующими взрывами смеха и музыки.

— Стойте, — скомандовала Стефи. — По-моему, это здесь.

— Где? — взгляд Лесли терялся в фейерверках ночного веселья.

— Вон чуть дальше «Клуб V-50».

— Не забывайте, что радиус уверенного приема аппаратуры — пятьсот метров, — предупредил Лесли. — Оставлять машину слишком далеко нельзя.

Или мне все-таки пойти с вами?

— Вы все испортите. — Стефи поправила прическу перед зеркальцем заднего обзора. — Давайте микрофон.

Она легко сбежала по ступеням клуба, обгоняя электрические огни, и сунула в руку швейцара пятьдесят долларов — единовременный вступительный взнос. Двери распахнулись, и она погрузилась в задымленную, рассекаемую цветными лучами атмосферу, окутывающую ряды кожаных кресел и круглых столов, круто настроенную на нервной пульсации рок-музыки. Стефи прошла к незанятому столику в углу зала. Около нее как из-под земли вырос официант.

— Рады вас видеть, мадам.

Подали ужин. Стефи не торопясь воздала ему должное, то и дело темпераментно отбиваясь от навязчивых кавалеров. Прошло часа полтора, прежде чем она небрежным жестом подозвала официанта.

— Мадам желает еще что-то?

— Нет, подайте счет… Ах да, я забыла. Принесите коктейль «Чарли Грант».

Официант чуть вздрогнул, но тут же вышколенно склонился перед Стефи.

— Одну минуту, мадам.

Отсутствовал он значительно дольше минуты и вернулся без коктейля.

— Прошу вас пройти со мной, мадам.

Сквозь замаскированную под панель настенного графарита дверь он провел ее в коридор, откуда вниз шла спиральная лесенка. Стефи вспомнила рассказ Руди о подпольной рулетке. Но и по лесенке они не спустились, а проследовали по коридору до конца. Официант трижды постучал костяшкой согнутого пальца по табличке «Управляющий» на полированной двери. Они вошли.

Кабинет выглядел так, как и должен выглядеть кабинет управляющего, — скучновато-бюрократически и без признаков индивидуальности. За столом сидел мужчина лет сорока, с залысинами на висках, в синем костюме и с дымящейся сигаретой.

Он пронзительно взглянул в лицо Стефи, но ничего не различил за дымчатыми очками.

— Мадам заказала коктейль «Чарли Грант», — пояснил официант и исчез.

Мужчина за столом широко улыбнулся.

— Ну что ж, это возможно. Обычно мы подаем его только постоянным клиентам, но я не могу отказать очаровательной женщине.

Он встал, открыл бар, достал бутылки с яркими наклейками, смешал компоненты в миксере. Во время этих манипуляций он не сводил со Стефи глаз. Бурлящую жидкость он вылил в бокал и поставил перед мисс Джонсон.

— Пожалуйста. Коктейль «Чарли Грант».

— Он существует? — удивилась женщина. — Я думала, это нечто вроде пароля.

Улыбка управляющего стала еще шире.

— Можно сказать и так… Тем не менее он существует. Пейте смело.

Стефи пригубила рубиновый напиток. На вкус он отдавал миндалем и был терпким и жгучим, но в общем ей понравилось.

— Совсем недурно, — похвалила она.

— Еще бы… Наша фирма не производит подделок. — Он вернулся за стол. — А теперь давайте познакомимся. Меня зовут Луи Марчиано Стефи вынула из сумочки сигареты. Марчиано крутанул колесико зажигалки.

— Я Аманда Леоне из Форт-Уэрта, Техас Вы могли слышать обо мне от Руди Террао. И даже заметить меня в клубе. Я приходила вместе с Руди.

— Возможно, мисс Леоне, возможно. — Марчиано разглядывал зажигалку с таким видом, будто поражался, каким образом к нему в карман попал столь странный предмет. — Но мсье Террао давно нет с нами, и ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова он, увы, не в состоянии… Не припомните ли вы еще кого-нибудь из наших общих знакомых, пребывающих ныне в добром здравии?

— Коктейля «Чарли Грант» недостаточно?

— Иногда достаточно, а иногда — нет, — уклончиво ответил Марчиано — В зависимости от того, что вам нужно.

— Ничего особенного, — Стефи снисходительно смотрела на управляющего клубом поверх очков. — Убить человека.

Выражение лица Марчиано ничуть не изменилось, как и его спокойно-вежливый тон — Ну и убивайте на здоровье. При чем здесь я?

— Есть люди, которые справятся с этим лучше слабой женщины. Руди Террао рекомендовал при возникновении специфических затруднений обратиться к вам…

— Давайте больше не будем ссылаться на Руди Террао, — поморщился Марчиано. — Я согласен выслушать вашу просьбу, но это еще не значит, что я стану вам помогать. Ничто не помешает мне вызвать полицию и обвинить вас в подстрекательстве к убийству…

— Зачем? — лукаво протянула Стефи. — Подстрекательство к убийству — серьезное преступление, а мы с вами просто болтаем…

— Вот именно, просто, — согласился управляющий. — Имейте в виду, что я принимаю вас лишь как знакомую старого приятеля и ни в коем случае не отношусь к нашей беседе всерьез.

— Так и есть, — подтвердила Стефания. — Мы поняли друг друга. А теперь в порядке шутки назовите цену.

Марчиано сдержанно рассмеялся.

— Вы опасная женщина, мисс Леоне… Цена зависит от многих факторов. Президент США, например, обойдется дороже постылого мужа. Накладных расходов больше. И потом, разные специалисты берут по-разному.

— Я в состоянии заплатить… Но меня не интересуют разные специалисты. Я смогу доверять лишь человеку, которому доверял Руди.

Глаза Марчиано превратились в щелки, напоминающие смотровые прорези танка.

— Кому, например?

— Я знаю только имя — Патрик… Ниже среднего роста, с копной вьющихся черных волос и шрамом на щеке.

Луи Марчиано молчал. Стефи вдруг начала испытывать самый настоящий всепоглощающий ужас.

Эйфория авантюрного порыва оставила ее, словно в часах кончился завод. Она с предельной ясностью осознала, во что ввязалась. Спроси хозяин кабинета, откуда она знает приметы Патрика…

Но Марчиано не стал задавать вопросов. Он вышел из-за стола, нажал утопленную в стене кнопку. Деревянная панель отползла вбок, открывая небольшую обставленную мягкой мебелью комнатку отдыха.

— Подождите здесь, мисс Леоне, — Марчиано указал на дверь. — А я посмотрю, что мы можем сделать.

Стефи заколебалась. Марчиано неподвижно ждал у двери. Стефи погасила сигарету и вошла в комнату. Панель задвинулась за ней. Так, она снова пленница. А если эти люди решат обыскать ее и найдут микрофон? Тогда все кончено. Вынуть его, спрятать здесь? И остаться без надежды на помощь?

Стефи извлекла серый кружок, расстегнула платье и прилепила микрофон к бедру. При обыске это вряд ли спасет, но все же не в сумке. Что-то низко зажужжало, медленно отодвинулась дверь, противоположная той, через которую она попала сюда.

Стефи увидела безлюдный, слабо освещенный коридор.

— Мисс Леоне! — раздался вкрадчивый голос, звучащий одновременно со всех сторон. — Вас просят пройти по коридору и направо. Там вас ждут.

Стефи вздохнула и решительно двинулась вперед. После поворота за ее спиной послышался тихий шорох. Она вздрогнула, попыталась обернуться, но сильная рука с чем-то вязким и душным зажала ей рот. Ее выволокли на улицу, затащили в машину — это она еще призрачно воспринимала.

Потом приступ головокружения унес ее прочь из реального мира. Все исчезло.

Когда Стефи вновь открыла глаза, кроме выворачивающей тошноты и головной боли, она ощутила скованность всего тела и острое жжение ниже локтей. Она осторожно наклонила голову. Руки ее были привязаны нейлоновым шнуром к подлокотникам уродливого сооружения, представлявшего собой нечто среднее между раскладной кушеткой и зубоврачебным креслом. Ее сумочка, располосованная лезвием вдоль и поперек, валялась на металлической подставке поодаль, но платье не пострадало.

Стефи бессильно откинулась на подголовник.

Прямоугольник белого потолка, отражающий яркий искусственный свет, резал глаза. Стефи неловко повернула голову и увидела у стены человека, которого искала.

Патрик (если его звали так) безмолвно смотрел на женщину, не вынимая изо рта незажженной сигареты. Шрам на щеке оказался совсем не таким, как представляла Стефи, — небольшим, почти незаметным. Темные глаза уроженца юга бесстрастно сверкали над горбатым носом, линия тонких губ оттеняла смягченные очертания округлого подбородка. Стефи видела перед собой человека, застрелившего майора Эпилгейта.

Он переместился так, чтобы целиком очутиться в поле ее зрения, зажег сигарету и обходительно осведомился:

— Проснулись, мадам Леоне? Разрешите принести вам извинения за причиненные неудобства. Но вы не должны сердиться на меня. Люди бывают всякие. Сами понимаете, без предосторожностей не обойтись…

Стефи изобразила нечто вроде кивка. Боль опрокинула ее обратно на подголовник.

— Где я? — с усилием выдавила она.

— У меня дома, — с кошачьим изяществом Патрик придвинул стул и сел. — Видите ли, мисс Леоне, я не верю вам. Вполне вероятно, что вы та, за кого себя выдаете, и мы сумеем договориться. Если же это не так, весьма сожалею, но вам придется умереть.

— Чего вы хотите? — простонала Стефи. — Развяжите меня хотя бы! Неужели вы боитесь женщины?

— О нет, мадам. — Извивы дыма его сигареты поднимались к потолку, и он искоса наблюдал за ними. — Но мы здесь одни, и вскоре я уйду проверять ваши данные.

— Дайте хотя бы таблетку от головной боли, — попросила Стефи.

Патрик порылся в шкафчике и вложил в ее губы белый шарик.

— Это был всего-навсего хлороформ, мадам, скоро он выветрится без следа… Итак, начнем с вашего имени и адреса. Если все подтвердится, вы приведете еще пару подробностей, касающихся Руди Террао, и мы с вами сядем за стол переговоров…

— Аманда Лючия Леоне, Риверсайд-Драйв, 33.

Форт-Уэрт, Техас, США.

— А номер кредитной карточки?

Стефи похолодела.

— На кой черт вам номер моей кредитной карточки? — возмутилась она. — Думаете, я стану расплачиваться с вами через банк? В любом случае номера не помню. А вы помните номер своей?

Патрик усмехнулся.

— У меня нет ни кредитной карточки, ни счета в банке, мадам, и это меня нимало не огорчает…

Хорошо, пока достаточно. Отдыхайте, выздоравливайте. Я скоро вернусь…

— Я вычту у вас за это из гонорара! — в неподдельном бешенстве закричала Стефи. Убийца молча вышел из комнаты.

Стефи дернулась на неудобном ложе, но шнуры держали надежно. Она едва не заплакала. Микрофон не найден, но даже если она осмелилась бы позвать Лесли, что она ему сообщит? Она понятия не имеет, где находится. Если на то пошло, она даже не представляет, который час, сколько прошло времени после ее пленения. В комнате нет окон, только режущий электрический свет. На что она рассчитывала, затевая безумную авантюру?

— Лесли, — прошептала она в отчаянии. — Лесли, сделайте что-нибудь…

Она не знала, сколько пролежала в оцепенении, разбиваемом яростными попытками вырваться, становившимися раз за разом все реже и слабее. Наконец она затихла. Еще через некоторое время дверь открылась, и на пороге появился Патрик. На его лице застыло безучастное выражение.

— Вот и я, мадам, — сказал он, не проходя в комнату. — У меня для вас две новости: хорошая и плохая. Сначала хорошая: мисс Аманда Леоне и ее адрес — не вымысел. Теперь плохая: мисс Леоне полгода назад отошла в лучший мир… Надеюсь, вы будете рады встрече с подругой.

Он поднял руку с пистолетом.

— Подождите! — взмолилась Стефи. — Да, я солгала, но кто же называет себя, собираясь нанять убийцу… Я все объясню!

— Будет спокойнее для меня, если вы все объясните Аманде…

Стефи внутренне сжалась в ужасе, но рука с пистолетом неожиданно дернулась вниз, а за ней рухнул на пол и Патрик.

Стефи вскрикнула от удивления и радости: за спиной упавшего убийцы стоял Лесли Энджел с «леркером» в руке.

 

5

Проводив глазами удаляющуюся к «Клубу V-50»

Стефи Джонсон, Лесли настроил приемник и уловил транслируемые микрофоном уличные шумы, приглушенные плотной тканью сумочки. Вслед за тем он слушал музыку из клуба, пока Стефи ужинала, и одновременно прикладывался к завернутой в бумажный пакет бутылке. Когда он почти прикончил запас виски, динамик выплеснул— ключевые слова «Коктейль «Гарри Грант». Лесли бросил бутылку на сиденье, подогнал машину ближе к входу в клуб. Отсюда он мог видеть струящиеся огоньки прозрачных ступеней. Прием был отменным: Лесли записал всю беседу Стефи с Марчиано, но потом наступила тишина до тех пор, пока кто-то не приказал Стефи идти по коридору. И снова тишина, нарушаемая лишь равномерным шипением эфирного фона. Какой-то стук, шаги. Зафырчал двигатель автомобиля. Лесли впал в панику. Ее увозят, а поблизости не видно ни одной машины! Значит, автомобиль у выхода на соседнюю улицу, а перекресток далеко, он может упустить их!

Лесли дал газ. Из-под колес разбежались прогуливающиеся проститутки, как вспугнутые бабочки.

Шум мотора в динамике стихал, что было естественно по мере удаления «Сааба» от преследуемой машины. Лесли обогнул квартал и краем глаза успел заметить сворачивающий за угол крытый фургон.

«Сааб» прибавил скорость, ворчание мотора в приемнике усилилось. Ага, та самая машина.

Лесли гнался за фургоном осмотрительно, пеленгуя его по звуку, показываясь на отрезке улицы лишь тогда, когда грузовик исчезал за очередным поворотом. Выпитое виски и мешало, и помогало.

Мешало тем, что развинчивало координацию движений, а помогало тем, что вселяло в Лесли бесшабашную уверенность и гнало прочь страх.

Обе машины покинули пределы Парижа и устремились по темной трассе к Вулонь-Бийанкуру, но вскоре грузовик свернул на запад к Версалю. Из осторожности Лесли не зажигал фар, молясь о том, чтобы на дороге не попалось приличного камня.

Фургон остановился перед воротами в бетонном заборе, огораживающем отдельно стоящую плоскую, вытянутую в длину двухэтажную виллу, похожую на хорошо изученные Энджелом летние постройки Флориды. Над домом горели фонари на решетчатых мачтах, но видно было плохо. Лесли клял себя последними словами за то, что не захватил ночного бинокля. Как всегда в его жизни, самой необходимой вещи под рукой не оказалось.

Из кабины грузовика вышел человек — Лесли разглядел в сумраке невысокий силуэт — отпер ворота и загнал фургон во двор. Ворота закрылись.

Приемник по-прежнему воспринимал неопределенные шумы. Лесли вертел ручки громкости и настройки в надежде зафиксировать хоть что-то, способное облегчить его задачу. Пустое дело… Он чертыхнулся, швырнул приемник на сиденье, подъехал поближе и загнал «Сааб» в лес.

Микрофон у Стефи — это ясно. Ясно и то, что на вилле сейчас ничего не происходит. Остается одно — ждать. А потом действовать по обстановке.

Но Лесли не думал, что ждать придется так долго. Виски давно кончилось, начался день, а он придремывал на сиденье у приемника, частенько потряхивая его — не испортился ли? Но ни слова из динамика не доносилось. Лесли проклял себя — он уже добрый десяток раз мог съездить к ближайшему телефону. Впрочем, что толку — номера Корина он не знал, а заводить «Сааб» и «светиться» — дороже себе.

Стефи очнулась только после полудня, и ее разговор с Патриком Лесли выслушал с облегчением, степень которого поразила его самого. Вскоре он проводил взглядом выехавший из ворот фургон и понял, что настала пора действовать.

Руку оттягивал массивный «леркер». Чтобы влезть на дерево у забора, Лесли пришлось запихнуть его за пояс. Сверху открывался вид на пустынный двор. Лесли отломил толстую ветку, перебросил через забор. Собачьего лая не поднялось, значит, четвероногих сторожей нет, слава Богу.

А если существует электронная система — нет хозяина.

Лесли оперся рукой о шершавый ствол, а полусогнутыми ногами встал на здоровенный сук. Виски давно уже не действовало, и лапа страха сдавила сердце. Вдруг на вилле есть еще кто-то? Не смыться ли отсюда, пока не поздно, рвануть в квартиру ЦРУ или к Корину, все им рассказать? Ломать кости убийцам — это их работа. Работа Лесли — собирать информацию и писать статьи. На худой конец играть на гитаре.

Мысль о гитаре воскресила его. Лесли ощутил знакомое возбуждение, какое приходило всегда, когда струны его «джибсона» готовы были обрушить на зал шквальные импровизации, перед которыми по всем позициям бледнели навороты «Айрон Мэйден».

— Рок-н-ролл, — шепнул Лесли. — Леди и джентльмены, мальчики и девочки, я иду. Единственный и неповторимый Лесли Энджел по прозвищу «Ритмическая атака».

Он спрыгнул во двор, чудом удержавшись от падения. Подхватил выпавший «леркер», огляделся.

Ни звонки, ни сирены не приветствовали появление «Ритмической атаки».

— Где же аплодисменты? — пробормотал Лесли под нос. — Пожалуй, это единственный случай, когда гробовое молчание аудитории скорее радует, нежели печалит…

Увы, скоро к нему пришло дикое разочарование. Он забрался в распахнутое окно на первом этаже и в течение добрых четырех часов обследовал виллу, каждую секунду опасаясь возвращения хозяина. Потеряв осторожность, он, оббивая кулаки, стучался в те комнаты, в которые не удавалось попасть. Экскурсию по зданию он проделал дважды — и безрезультатно, Стефании Джонсон нигде не было.

Правда, оставался еще подвал, вход в который перекрывала массивная стальная (бронированная?) дверь. Лесли стучал и по ней, но без толку. Из приемника не донеслось ни звука, а Стефи хоть что-нибудь да предприняла бы, услышав стук.

Уже давно сгустились сумерки, и Лесли наконец пришел к мудрому решению: дождаться на втором этаже хозяина и проследить, куда он направится. Сделал он это вовремя: вскоре послышался шум подъезжавшего фургона.

Убийца вошел в дом и запер за собой дверь. Он не стал проходить в дальние комнаты виллы, а сразу спустился по лестнице к подвалу. Дверь в него оказалась двойной и звуконепроницаемой — вон оно в чем было дело.

Лесли бесшумно ступал за убийцей, как крадущийся кот. Вслед за Патриком он проник в подвал.

Убийца разговаривал с кем-то (ну конечно, со Стефи!) в дверях комнаты, расположенной в конце коридора. В опущенной и заведенной за спину руке он держал пистолет. Лесли не был готов, что Патрик так быстро решит использовать его. Но он успел подумать, что стрелять из «леркера» нельзя — трофей нужен живым, и когда убийца поднял оружие, прыгнул и со всего размаха двинул преступника рукояткой пистолета по затылку.

Привязанная к складному креслу Стефи взирала на избавителя сквозь прозрачную линзу мгновенно нахлынувших слез.

— Я боялась, что вы не придете, — с жалкой улыбкой сказала она.

— Скучно стало, — буркнул Лесли. — Сидел, сидел в машине…

Он подскочил к Стефи, развязал нейлоновые шнуры и тут же принялся опутывать ими руки Патрика. Стефи с состраданием смотрела на его потуги, вдруг наклонилась и протянула Лесли лежавшие рядом на столе наручники. Энджел хлопнул себя по лбу.

— А я их и не заметил… — он защелкнул браслеты на запястьях убийцы. — Всего и делов… Но веревку возьмите, мы ему ноги свяжем.

Они подхватили Патрика под мышки и поволокли наверх, в фургон. Темнота на улице поразила Стефи. Значит, она целые сутки провела в плену!

Лесли так удачно замаскировал «Сааб» в лесу, что долго не мог найти его. Он бродил в потемках, натыкаясь на стволы и поминутно изрыгая ругательства. Наконец он уперся животом в радиатор машины, забрался в салон и включил двигатель.

— Поезжайте вперед, — крикнул он Стефи, севшей за руль фургона. — Я за вами.

Кортеж из двух автомобилей последовал к Парижу. Недалеко от города Лесли заметил справа пустую площадку стоянки для трейлеров, посигналил фарами. Стефи свернула на стоянку и затормозила. «Сааб» вкатился следом. Лесли подошел к кабине фургона.

— В чем дело? — спросила женщина.

— В чем дело? — повторил Лесли. — Да в том, что я охотился за информацией и хочу, чтобы вы пообещали мне помочь получить ее.

— Разве вы не едете со мной к Корину?

Лесли затряс головой:

— Чтобы они выслали меня в Америку, или приставили ко мне пару соглядатаев, или еще эффективнее заткнули рот?..

— Вы преунеличиваете, — сказала Стефи. — Они просто заботятся о вас.

— Спасибо, — язвительно поблагодарил Лесли. — Я уж как-нибудь сам… Где микрофон?

Стефи покраснела и прикоснулась указательным пальцем к бедру.

— Ага… Тогда ваши беседы с киллером должны были записаться… Но не уверен. Настройка, расстояние… Слушайте, а на чем вы прокололись? Как он вас распознал?

Стефи развела руками.

— Это дьявол какой-то или у него связи везде…

Мне казалось, что я перестраховалась на двести процентов. Назвала имя моей американской знакомой, большой чудачки — она принципиально не имеет телефона и в это время года всегда путешествует по экзотическим странам. Как проверишь?

А он сумел. И, как назло, выяснил, что старушка умерла… Лесли, разве у них принято проверять заказчиков?

Энджел облизал пересохшие губы.

— Вряд ли, но, думаю, ваш случай особый. Впрочем, это мы узнаем от него самого. Как и все об убийстве Эпилгейта. Точнее, узнает Корин, он специалист, ему и карты в руки. Но микрофон у вас.

Если они будут при вас разговаривать с убийцей, я все услышу. Если без вас — убежден, что вы сумеете приспособить мой кругляшок в нужном месте…

— Вы что, полагаете, я стану помогать вам следить за Кориным? — вспыхнула Стефи.

— Еще бы, — подтвердил Лесли. — Между прочим, я спас вам жизнь. Вы у меня в долгу.

— Ну, знаете, — задохнулась мисс Джонсон. — Вы просто… Вы шантажист!

— Что ж, — сказал Лесли. — Раз так, я могу и сам его допросить, и катитесь вы с вашим Кориным на все четыре стороны…

Стефи успокаивающе положила ладонь на его руку.

— Ну хорошо… Но это будет касаться только одного допроса. После этого я выкину микрофон.

По рукам?

— По рукам, — заключил Лесли. — Кстати, можете рассказать им, что я их в «Лионе» подслушал.

И что теперь исчез в неизвестном направлении. Это будет правдой. Куда вы?

— Звонить Корину. Вон телефонная будка.

Стефи пригнала фургон на бульвар Клиши. Из подъезда вышли Корин и Шеннон. Они долго возились в кузове, потом показались в компании Патрика с прикрытыми курткой скованными руками. В ночной круговерти бульвара ни у кого не могли вызвать подозрений двое мужчин, ведущих в стельку пьяного друга. За ними в подъезде скрылась и Стефи.

Следивший за этой компанией на расстоянии Лесли заскочил в ближайшее кафе, купил бутылку недорого убойного джина — на виски не хватило денег, подогнал машину к дому и настроил приемник.

Корин и Шеннон втолкнули Патрика в прихожую, заволокли в гостиную и бросили на диван. Он не вполне очухался и бубнил что-то невразумительное. Стефи подошла к Корину, долгим взглядом посмотрела в его исполненные укоризны глаза. Дуэль выиграла Стефи. Укор сменился нежностью, Корин привлек ее к себе и поцеловал.

— Так, так, — прокомментировала выходящая из кабинета Лигейя. — Я вижу, бунтовщица прощена. Но ей надо заслужить и мое прощение, а это зависит от того, насколько ценна шкура отловленного ею хищника.

— Не столько мною, сколько мистером Энджелом, — скромно уступила Стефи половину заслуг.

Мужчины переглянулись.

— Надо было сразу свернуть ему шею, — проворчал Шеннон. Корин только покачал головой.

— Мисс Джонсон, подробности вы осветите позже, — сказала Лигейя. — Пока одно: не увязались ли за вами звери поопаснее?

— Как будто нет… Уверена, что нет, — поправилась Стефи. — У них было сколько угодно возможностей расправиться с нами по дороге.

— Что ж, — проговорил Шеннон, наливая в стакан воду из графина. — На сей раз мы не повторим прошлых ошибок. — Он выплеснул воду в лицо пленника. Тот встрепенулся.

— Имя! — прогремел ирландец Киллер исподлобья разглядывал склонившиеся над ним лица.

— Патрик. И больше вы не узнаете ничего.

Шеннон нанес ему сокрушительный удар в зубы. Стефи вздрогнула Кровь потекла из угла разбитого рта.

— Имя, — спокойнее-потребовал Шеннон.

— Майк Соммер.

— Дальше! Не заставляйте меня прибегать к детсадовской педагогике! Место рождения, возраст, адрес, связи, прикрытие, заказчики!

— Я англичанин, — выжал Соммер, едва шевеля распухшими окровавленными губами, — гражданин Франции. Научный сотрудник Центра имени Помпиду. Мои заказчики — ведущие ученые Парижа, а жертвы — редкие книги по античной истории и философии…

— Так. Ну, а сейчас философствовать буду я. — Шеннон размахнулся. Корин перехватил его руку.

— Не так, Крис. Разрешите мне.

Шеннон вздернул плечи и отошел, всем видом говоря: «мало вам Дорена».

Корин обратился к Соммеру:

— Где твоя машина?

Такого вопроса пленник ожидал меньше всего.

— В гараже, — недоуменно ответил он. — В подземном гараже на рю де Бланк.

— Поехали, — отрывисто приказал Корин. — Лигейя, позаботьтесь о Стефи. Ванна и сон — вот что ей сейчас нужно. Мы с Крисом справимся вдвоем.

Лесли в «Саабе» запаниковал и поперхнулся джином.

— Секунду, — произнесла мисс Джонсон. — Подождите, не уезжайте… Мне что-то нехорошо.

Пошатываясь, она прошла в туалет.

— Лигейя… — начал обеспокоенный Корин, но Стефи уж возвращалась обратно.

— Я приняла таблетку из аптечки, — пояснила она. — Это пройдет… Мне надо выспаться. Да, и, по-моему, вы зря не обыскали его А если он вооружен?

— Шеннон ощупал одежду пленника.

— Ничего нет, — доложил он.

— А там? — Стефи моментально, прежде чем кто-то успел среагировать, сунула руку за пазуху Соммера, во внутренний карман его куртки.

— Я же говорю, ничего, — вспылил Шеннон. — Если бы каждый занимался своим делом…

— Тогда бы у нас не было мистера Соммера, — закончила Стефи с улыбкой.

Шеннон демонстративно отвернулся, но Стефи ничуть не обиделась. Она не подвела Лесли: микрофон плотно сидел на ткани потайного кармана куртки убийцы.

У подземного гаража на рю де Бланк все трое вышли. Соммер отпер кодовый замок, и они спустились по пандусу в обширный ярко освещенный зал, заполненный автомобилями различных марок.

Соммер подвел Корина и Шеннона к черному «Ягуару».

— Моя машина, — пояснил он, хотя это было ясно и так.

— Не врешь? — прищурился Шеннон.

— Я не сделал ничего противозаконного, — кротко ответил пленник. — Скрывать мне нечего и не от кого.

Корин обошел автомобиль спереди.

— На этой машине ты ездил в отель «Лион» убивать Эпилгейта? — жестко, в упор спросил он.

Соммер вздрогнул, но промолчал.

— В России распространено мнение, что молчание — знак согласия, — просветил его Корин. — Так, посмотрим… — Он опустился на колени возле «Ягуара», внимательно исследовал дно и потребовал ключи.

— В правом кармане, — безразлично обронил Соммер. Шеннон достал ключи, бросил Корину.

Тот открыл сначала багажник, потом капот, покопался в двигателе и вывинтил продолговатую блестящую штуковину. Он показал ее сначала Шеннону, потом поднес к лицу пленника.

— Знаешь, что это такое?

— Я не автомеханик, — презрительно прикрыл глаза Соммер.

— Крис, восполните пробел в образовании профессора.

— Перед вами, спектабилис [Обращение к профессору, принятое в некоторых странах Запада.], — приступил к лекции Шеннон, давно понявший замысел Корина, — детонатор взрывного устройства с часовым механизмом LM-6A итальянского производства.

Сама бомба находится в двигателе вашей машины.

Обычно такие штуки применяются спецподразделениями по борьбе с терроризмом для разрушения особо укрепленных объектов и считаются довольно надежными. В вашем случае взрыватель не сработал. Такое случается редко, но случается — приблизительно один отказ на тысячу срабатываний. Все понятно?

Соммер недоверчиво, но со страхом смотрел на поблескивающий механизм. Корин подошел ближе.

— Вот что хотел сделать с вами тот, кто заказал убийство Эпилгейта, — промолвил он с оттенком сочувствия. — Несколько ваших… гм… коллег именно так превратились в пыль. Ну как, и дальше будете его покрывать?

— Сволочь! — вдруг тонко выкрикнул Соммер. — Так вот почему он волынил с деньгами!

Шеннон с усмешкой извлек из кармана диктофон.

— Будем считать ваше записанное на пленку заявление официальным? Имейте в виду, что с некоторых пор магнитная запись признается доказательством в суде.

Глаза Соммера потухли, он обмяк, плечи безвольно опустились. Он был бледен и тяжело дышал.

— Кто вы? — чуть слышно выдавил он.

— Ну вот, это уже диалог, — обрадовался Шеннон. — Давайте-ка сядем в вашу машину, а то мы привлекаем внимание.

Но прежде чем сделать это, он заставил Соммера посмотреть под капот и убедиться, что бомба действительно установлена там. «Они сели на заднее сиденье «Ягуара» — Соммер в центре, Шеннон и Корин по краям.

— Итак, — произнес Корин.

— Вы из полиции? — глухо выдохнул пленник.

— Нет, — сказал Корин. — Мы представляем спецслужбу иностранного государства, и вы нам не нужны. Нам нужен заказчик убийства Эпилгейта.

Тот, кто надоумил вас воспользоваться именем Каннингхэма.

— Вы и это знаете? Тогда о чем же вам рассказывать?

— Обо всем. Начинайте сначала и не останавливайтесь, пока не дойдете до конца, как говорила Алиса в стране чудес Как он вышел на вас… Ну, и так далее.

— Но мне мало что известно…

— Разберемся.

Соммер попросил сигарету, дрожащими руками воткнул в кровоточащие губы. Наручники не позволяли ему достать зажигалку, и Корин поднес огонь.

— Контакт шел через посредника. Луи Марчиано из «Клуба V-50». — Соммер жадно затянулся и кашлянул. — С тем человеком я встречался лишь однажды, перед выполнением задания. Он дал мне фотографию Эпилгейта, его адрес, проинструктировал, что говорить и как себя вести. Обещал двести тысяч долларов…

— Вас не насторожил столь высокий гонорар? — спросил Шеннон.

— Сначала насторожил, но потом… Такие деньги…

Корин кивнул:

— Опишите этого человека.

— Не могу, — уныло признался Соммер.

Шеннон угрожающе двинулся, и убийца поспешно продолжил:

— Мы встретились в Булонском лесу, в его машине, ночью… Их было двое. Лица того, что сидел за рулем, я не видел вообще, и голоса его не слышал… А у того, что со мной говорил, лицо было завязано платком, да и свет в салоне не включали.

Корин и Шеннон разочарованно переглянулись.

— Но одно я могу сказать вам определенно, — добавил Соммер. — Этот человек — русский.

— Вот тебе раз, — вырвалось у Корина. — Откуда вы взяли?

— Не с потолка, — в тоне Соммера появились нотки самодовольства. — Я окончил Гейдельбергский университет, изучал филологию, философию и историю. Владею пятью языками и два года провел в России в качестве научного обозревателя «Юэрэпиэн Сайенс Энд Текнолоджи». Разве этого недостаточно, чтобы распознать русский акцент?

Соммер не лгал. Все, что он сообщил о себе, включая работу в Центре имени Помпиду, было истиной. Обладая феноменальной памятью, Соммер легко усваивал объемы информации, непосильные рядовому студенту. Он блистал, он прорвался в число первых, но… При всем том он был начисто лишен творческой жилки и оригинальности мышления. Поглощая созданное другими, Майк Соммер физически не был способен создавать свое. А без этого не могло быть и речи о выдающейся научной карьере.

Неутоленное честолюбие снедало его. И он нашел выход Лопнувшую мечту красоваться в лучах прожекторов славы он заменил идеей Тайной Власти. Никто не мог не то что заподозрить его, даже допустить мысль о причастности скромного кабинетного ученого к ряду громких убийств. Работал он чисто, деньги брал большие, но всегда оправдывал их. Он быстро разбогател, построил виллу, ни в чем себе не отказывал. К тому же двойная жизнь дала Соммеру то, чего он тщился добиться иным путем, — ощущение безграничной власти над человеческими жизнями.

Он и вел себя, подражая героям книг и фильмов о Супермене, Джеймсе Бонде или принце Малко Линге. Он перевоплощался в них, садясь в черный «Ягуар», для которого под вымышленным именем абонировал место подальше от виллы. Тут начиналась вторая, настоящая жизнь. При этом начисто игнорировался факт, что перечисленные персонажи сражались в непрекращающемся Армагеддоне на стороне сил Добра, ибо Добру служить нелегко и оно неблагодарно.

Соммер не собирался исповедоваться перед врагами. Он ни на секунду не сомневался, что его не отпустят, но, может быть, его искренность ослабит их внимание и позволит бежать? Куда — это другой вопрос. Главное — выкрутиться, остаться в живых.

Возникшая пауза была нарушена словами Корина.

— Ну хорошо, пусть русский. Но нам нужно хоть что-то, чтобы ухватить его за хвост. Я не спрашиваю о номере его машины, но попробуйте вспомнить любые, самые малозначительные детали.

Может помочь его случайная обмолвка, упоминание какого-то города или улицы, что угодно…

— Нет, — Соммер не стал фантазировать, боясь ухудшить ситуацию. — Никаких обмолвок. Лаконичная инструкция.

— А посредник, как его, Марчиано? — вмешался Шеннон. — Он-то должен знать больше.

Соммер махнул рукой.

— С тем вообще разговаривали только по телефону.

— Ладно, — подытожил Корин. — Пока хватит.

Отвезем его обратно и свяжемся с Коллинзом.

— Чтобы они снова… — завелся было Кристофер, но Корин прервал его.

— Так или иначе его придется пускать в глубокую разработку. С ним повозятся психологи, профессионалы. Позвоните Аллендейлу, пусть пришлет сюда людей, займутся бомбой.

Корин перебросил куртку через руки пленника, его вывели из машины к пандусу наверх.

Вконец отупевший от усталости и джина Лесли Энджел после окончания разговора развернул «Сааб» и уехал в особняк на улице Риволи. Он узнал и много, и мало; но если он не поспит хотя бы до утра, его мозг перегорит, как электрическая лампочка, и оценивать трофеи будет некому.

Троица из гаража появилась на рю де Бланк.

Соммера подтолкнули к автомобилю. В это время из-за угла вывернул громадный грузовик «Интернэйшнл» с длинным прицепом — фурой. Белые снопы, бьющие из огромных фар, на мгновение ослепили всех троих. Соммер рванулся. Вот он, его шанс: если он успеет проскочить перед грузовиком, фура задержит преследователей на какие-то секунды. Соммер знал Париж, а эту часть особенно хорошо, — он уйдет проходными подъездами.

— Стой! — закричал Шеннон, кидаясь вдогонку.

Поздно. Соммер со скоростью ракеты пересекал дорогу. В последний миг ему показалось, что он успел, что свобода отвоевана; и тут же многотонная тяжесть ревущей машины ударила в его тело. Соммер отлетел на тротуар, упал и врезался головой в бетонный подоконник магазина. Брызнувшая кровь окрасила витринное стекло. Мелькнуло бледное, перепуганное лицо водителя грузовика. Вместо того чтобы затормозить, он прибавил газу. Фура с грохотом пронеслась мимо остолбеневших Шеннона и Корина. Габаритные огни скрылись за поворотом.

Шеннон подбежал к Соммеру первым, перевернул его на спину, попытался нащупать пульс.

— Что? — голос Корина вибрировал натянутой струной.

— Кончено…

— Черт! Давай быстрее убираться отсюда.

Они вернулись к машине.

На следующее утро Лигейе Маллиган позвонил комиссар Дебриз. Девушка отменила розыск мисс Джонсон, а комиссар поведал ей о найденном на рю де Бланк трупе мужчины со шрамом на щеке, никогда ранее не попадавшего в поле зрения полиции, научного сотрудника Центра имени Помпиду Майка Соммера. Труп был в наручниках, в кармане куртки обнаружили микрофон подслушивающей системы «RSQ».

— Вы были правы, дорогая Лигейя, — сказал комиссар Дебриз. — С убийцей расправились свои.

Но каков гусь, а?

— Да, еще тот, — согласилась девушка. — Знаете, комиссар, чисто случайно в моем распоряжении оказались некоторые факты об этом Соммере. Позже я заеду к вам. Надеюсь, это поможет следствию.

— Вы не теряли времени, — комиссар не скрывал разочарования от того, что его обошли. — Постойте, а не ваш ли это микрофон?

— Ну, нет, — рассмеялась Лигейя. — Вы приписываете нам прямо-таки нечеловеческие возможности.

Лигейя и Шеннон успели разыскать в «Лионе» микрофоны Лесли Энджела (через час замененные вездесущим Полем), и девушке не составило труда догадаться, кто ухитрился засунуть микрофон в куртку убийцы. Они еще поговорили с комиссаром о пожаре на вилле Соммера (безусловно, ее сожгли те же преступники, уничтожая возможные улики), и Лигейя повесила трубку.

— Попадись мне этот Лесли, — прошипела она сквозь зубы, но угроза явно была не смертельной. — Ну, попадись мне только этот Лесли!

Сержант Донахью оборвал воспитательную тираду на полуслове и воззрился на ухмыляющегося Сэма Джексона, тычущего пальцем в присланный из Сент-Питерсберга фоторобот.

— Что ты сказал?

— То, что вы слышали, сержант. Я знаю этого парня, вернее, видел его.

Сержант опустился на стул перед Сэмом, сгреб со стола кучу бумаг и целиком освободил лежащий под стеклом снимок.

— А не заливаешь? — грозно спросил он. — Гляди у меня.

— Чтоб мне лопнуть, — обиделся Сэм. — Правдивее человека, чем Сэм Джексон…

— …На земле еще не рождалось, — закончил Донахью надоевший рефрен. — Но посмотри-ка внимательнее, может, ты ошибаешься?

— Прошу прощения, сержант, такую рожу ни с кем не спутаешь… А награды за него не полагается?

— Кутузка тебе полагается, — рассвирепел сержант. — Говори, где видел его, когда?

— Да пару дней назад. Я немножко выпил… — Сэм честными глазами взглянул на насупленного Донахью. — Совсем чуть-чуть, клянусь! И шлялся по городу.

— Небось высматривал, что стянуть?

— Что вы, сержант… Человека, уважающего закон сильнее, чем Сэм Джексон…

— Понятно, понятно, продолжай.

— А сигаретку не дадите?

Донахью подвинул негру начатую пачку. Тот с удовольствием закурил и продолжил:

— Так вот, проходил я неподалеку от русского посольства. Это там, где стоит такая здоровущая дура с молотком и ножом…

— Серпом, — поправил Донахью машинально.

— Ну да, серпом, страх Божий — Сэм смачно затянулся. — Знаете, где это?

Сержант кивнул.

— Дальше перекресток. Я повернул, вот там и стоял этот тип, недалеко от светофора. Тут из посольства выползла громадная машина, черная, как катафалк..

— Марка машины, номер?

— Да пес ее знает… Говорю, громадная. Повернула, около этого типа притормозила, он в нее сел и был таков.

— А дальше?

— Дальше все, — виновато ответил Сэм.

— Погоди. — Донахью выдвинул ящик стола, достал бланк протокола и авторучку. — Значит, ты утверждаешь, что видел, как изображенный на фотографии человек сел в машину, выехавшую с территории русского посольства?

— Так же ясно, как вижу вас, дай вам Бог здоровья… Сержант, а что натворил этот парень?

— Грохнул шлюху в Пенсильвании, — сымпровизировал Донахью. — Но это точно он?

— Вот зверюга, — возмутился Сэм. — Да он, он, не сомневайтесь. Причесон другой и бородавки не было, а так вылитый…

Три часа спустя полученная от Сэма информация легла на стол детектива Шарпа в Сент-Питерсберге. Шарп довольно потирал руки. Выслеженный им в отеле человек с причудливым акцентом замечен в русской дипломатической машине в Вашингтоне. Это уже не ниточка, это отчетливый след.

Шарп немедленно связался с полковником Коллинзом. К этому времени эксперты-графологи ЦРУ закончили исследование полученного от Корина факсимиле начала письма с обращением «DEAR JOHN!» В основном они подтвердили выводы Корина о том, что текст написан человеком, для которого русский язык является родным. Из бельгийской полиции пришло сообщение: отпечатки пальцев Кеннета Дорена зафиксированы в квартире на улице Демер.

Все вместе складывалось в мозаику заговора, направляемого из России или по меньшей мере рожденного там. Человек или люди, способные организовать столь масштабную операцию, должны были обладать поистине дьявольскими возможностями.

И не было ответа на самый главный вопрос, который пульсировал подобно маятнику заведенного часового механизма:

ЗАЧЕМ?

Группа Коллинза в Лэнгли находилась не в лучшем, а в гораздо худшем положении, ибо людям полковника приходилось преодолевать титанические надолбы, воздвигнутые вокруг Очень Важных Персон из пресловутого «списка одиннадцати».

Большим успехом Коллинз считал уже то, что удалось сократить список до пяти фамилий. Непричастность к заговору прочих была установлена со скрупулезной точностью.

Но пятеро оставшихся были глыбами гранита, подступиться к которым мешали бастионы секретности и дипломатических уверток. Чтобы добыть жизненно важные крохи информации, Коллинз прибегал к давлению, угрозам и самому обыкновенному шантажу. За три дня он нарушил столько законов, что, если бы его привлекли к суду по каждому случаю, он вполне мог по принципу суммирования наказаний загреметь в тюрьму на добрую тысячу лет. А глухая стена вокруг пятерых неприкасаемых поддавалась с трудом.

И все же круг сужался. Мало-помалу, от одного крошечного фактика к другому, измученный, вымотанный донельзя Коллинз упорно полз к цели.

Джеймс М. Стюарт весьма скептически отнесся к появлению сведений о «русском следе». Он не верил в заговор из России. Конечно, не исключено, что некоторые участники преступной организации окажутся русскими, сколько их после крушения коммунизма разбежалось по миру? Однако централизованное российское руководство террористическими и диверсионными акциями — нет, это чересчур, фантастика в духе Флеминга.

Кеннет Дорен бесследно исчез, и многие в Лэнгли разделяли мнение Стюарта, что он убит своими, ибо засветился чрезвычайно. Тем не менее запрос в Интерпол никто не отзывал.

Лучшие силы ЦРУ, опирающиеся на мощную поддержку местных полиций и спецслужб, работали в городах, где были убиты сотрудники Центрального разведывательного управления. Нельзя сказать, чтобы их усилия тратились совсем впустую. То там, то здесь возникали обоснованные версии и прослеживались связи погибших наемников.

Вся эта кропотливейшая работа должна была, не могла рано или поздно не привести к закономерному финалу. Но в этом «рано или поздно» и крылась загвоздка.

Потому что было уже поздно.

 

6

Туман пришел на атлантическое побережье ранним утром с юго-востока, со стороны Багамских островов. Прохладные клубы, похожие на прижатые к земле облака, придавали прозрачные очертания исполинским сооружениям космодрома на мысе Канаверал. Решетчатая тарелка радиолокатора диаметром в сорок метров едва виднелась вдали, в разрывах клочьев тумана, а еще дальше на стартовом столе замер нацеленный во Вселенную «Атлантис».

Саманта Ларрена брела босиком вдоль берега океана, гребни соленых волн, разбиваясь вдребезги о песок, осыпали брызгами легкое белое платьице девушки. Она несла в руках маленький букет диких цветов, собранный ею у домика, где ее поселили.

По традиции, несколько предшествующих полету часов астронавты были предоставлены самим себе и проводили их кому как вздумается, в компаниях или в одиночку. Саманте захотелось посвятить эти минуты себе, пройтись по океанскому пляжу, посмотреть восход солнца и подумать об ожидающих ее чудесах и увлекательных приключениях.

Саманта Ларрена жила в двух измерениях. В одном были научные исследования, каждодневный труд подготовки к полету, где каждая деталь и каждое действие имели осмысленное, однозначное наименование, что было необходимо и, признаться, немного скучно.

Зато в другом измерении ее жизни она была Алисой, отправляющейся в страну Чудес. Страницы старых фантастических романов, кадры затертых до ряби на экране видеолент оживали в ее воображении. Она была отважной принцессой Галактики, ведущей корабль к мерцающим звездным скоплениям, удивительные и прекрасные тайны Вселенной разворачивались перед ней бесконечной чередой, и перед ее внутренним взором вертелся, мелькая спицами, штурвал «Энтерпрайза» с выгравированным на медной табличке девизом: «Побывать там, где не бывал еще ни один человек».

Да, доктор биологии Саманта Ларрена была в сущности восторженным ребенком, получившим восхитительную желанную игрушку. Она никому не призналась бы в своих потаенных мыслях и несказанно обиделась бы, если бы кто-то разгадал их и облек в слова. Но в конце концов ей было лишь двадцать семь — возраст, когда романтика начинает встречаться с мудростью.

Саманта наклонилась навстречу волне, поймала россыпь брызг ладонью, провела влажными пальцами по лицу. Она была бы счастлива в эти мгновения, если бы не основательная доля тревоги.

Непрошеный визит человека с ледяными глазами не изгладился в памяти, но воспоминания о нем отступили на рациональный уровень, оставив в покое эмоции. Саманта знала, что многие, если не все, программы НАСА так или иначе связаны с Пентагоном, и, если подумать, что необычного в том, что и в их полете запланирован секретный эксперимент с военным спутником? Но при всей весомости таких соображений Саманта не могла отделаться от грызущего чувства недоверия. Ей было неведомо, как готовятся и обставляются такие проекты в обычных случаях, но подсознательно она не могла убедить себя в нормальности происходящего.

Что означал этот неожиданный вопрос корреспондента на пресс-конференции о какой-то космической катастрофе? Почему командир экипажа Питер Гримсби тщательно избегает разговоров на эту тему?

Что-то было НЕ ТАК.

На поясе Саманты запищала пластмассовая коробочка, мигнул огонек вызова. Пора возвращаться.

В Центре управления на мысе Канаверал, как и в Хьюстоне, и в недрах горы Элберт в штате Колорадо, и на десятках других военных и гражданских станций слежения, сращенных в единый организм компьютерной сетью, сотни людей вглядывались в экраны, считывали бегущие цифры и строки тысяч параметров — от погодных условий до неисчислимых подробностей технического состояния «Атлантиса», артистически исполняли виртуозные партии на клавиатурах терминалов. В светлом зале Центра на мысе Канаверал на стене над головами людей горел пятиметровый квадрат графической схемы выведения «Шаттла» на орбиту, где точками отмечались рассчитанные до долей секунды моменты: сброс твердотопливных ускорений, включение вспомогательного двигателя, активный участок…

В этом высокотемпературном энергетическом поле, осязаемо повисшем над космодромом, казалось, никто и не вспоминал о шести мужчинах и одной девушке в комбинезонах с эмблемой «НАСА», в специальном автобусе направлявшихся на стартовую площадку. Но вся разогнавшаяся машина работала именно на них…

Тревожно было на душе не только у Саманты, но и еще по крайней мере у одного члена экипажа «Атлантиса».

«Бантам» М-418 калибром 6,35 — совсем маленький пистолет, а его современная модификация «пантера» и вовсе очень компактна. При помощи самодельного приспособления типа потайной кобуры не составляло проблемы скрыть оружие под комбинезоном — пистолет не выделялся и не выпирал, а обыскивать астронавтов перед полетом не в правилах НАСА.

Но тому, в чье бедро упирался холодный металл «пантеры», все равно чудилось, что пистолет предательски вздымается под синтетической тканью.

На экранах Центра управления светились контрольные цифры, свидетельствующие о штатном функционировании оживших систем корабля. Кабина лифта с астронавтами взлетела ввысь по вертикальной шахте. Один за другим они перебрались в «Атлантис» и заняли кресла у пультов. В динамике прозвучал насыщенный искусственной веселостью голос руководителя полета Роджера Хэмилтона, находившегося в Хьюстоне:

— Как дела, ребята?

— Все нормально, — доложил Гримсби…

— Полуторачасовая готовность, — объявил Хэмилтон. — Настроение в порядке? Дать вам музыку на борт?

— Давайте, — одобрил идею Гримсби.

— Кое-что припасено… Специально для вас!

Кабину заполнили аккорды нержавеющей песни «Дип Пепл» о космических извозчиках. Вокруг сразу стало будто светлее. Саманта расслабилась, нервное возбуждение покидало ее.

Кроме нее, лишь двое из экипажа не бывали в космосе ранее — физик Тед Карсон и Андрей Шалимов, занимавший кресло слева от девушки. Чтото они сейчас чувствуют?..

Но центром предельной напряженности был не Хьюстон, не мыс Канаверал и даже не сам «Атлантис», а расположенная на отрогах горы Рейнер в штате Вашингтон, в двухстах тридцати милях от Сиэтла небольшая радиолокационная станция, именуемая для пущей секретности просто «Маунтин» — «гора». Именно отсюда должно было осуществляться непосредственное руководство операцией «Сэрвайвл» — снятием «Элиминейтора» с орбиты. Поздно ночью на станцию прибыл в сопровождении эскорта специалистов заместитель командующего военно-космическими силами США бригадный генерал Эндрю Уилсон, получивший особые полномочия и докладывающий напрямую Президенту.

Овальный кабинет в свою очередь держал наготове «красную линию», связанную на сей раз не только с апартаментами Президента России, но и с резиденцией «серого кардинала» генерала Рубинова. В эти дни Рубинов, российский координатор проекта «Сэрвайвл», становился едва ли не более важной фигурой, нежели сам Президент. Но знали об этом немногие.

— Пятиминутная готовность, — раздалось из динамиков «Атлантиса».

Автоматика привела кресла в горизонтальное положение. Саманта удивилась тому, что все предшествующие эмоции оставили ее. Какая-то звенящая пустота в голове. И более ничего.

— Ключ на старт. Финальный отсчет.

Зеленые цифры ежесекундно сменяли друг друга на экране главного компьютера «Шаттла».

4… 3… 2… 1… Старт.

Саманта инстинктивно сжала руку Андрея Шалимова. Он ободряюще улыбнулся девушке.

Земля содрогнулась от грохота исполинской мощи двигателей. Столб огня, сравнимый по ярости с атомным взрывом, ударил в бетон стартовой площадки.

Собравшиеся внизу в наблюдательных секторах тысячи корреспондентов и съехавшихся со всей Америки любопытствующих (такова уж американская традиция — превращать каждый космический полет во всенародный аттракцион) видели, как медленно приподнялся над стартовым столом могучий гигант, как рванулась к небесам, набирая скорость, ракета. Ореол пламени, бьющего из дюз твердотопливных ускорителей, постепенно превращался в сверкающую дневную звезду.

Внутри корабля перегрузки были даже меньше, чем ожидала Саманта и ее коллеги — новички. После сброса головного обтекателя поток солнечного света хлынул в иллюминаторы. В кабине воцарилась полная тишина. Саманта сжалась в комочек и похолодела. Она знала, что все идет как надо — отделились твердотопливные ускорители, сейчас включатся основные двигатели «Атлантиса», разгонят их до восьми километров в секунду и вытолкнут на орбиту. Но почему ради всего святого они так долго, бесконечно долго не включаются?!

Корабль словно остановился. Ни вибрации, ни шумов, никакого движения… А если…

Последовал сильный толчок, перегрузка возобновилась. Зажигание работало точно по расписанию. Девять минут полета.

Загорелось табло бортовых часов.

— Орбита! — оповестил Питер Гримсби.

Перед глазами Саманты разворачивалась панорама Вселенной. Над опутанной голубой вуалью атмосферы Землей сияли огромные звезды на черном бархате. Солнце источало-струи расплавленной меди. Эта картина, сотни раз виденная в проекционных устройствах комплексных тренажеров и знакомая до мелочей, потрясала и ошеломляла здесь, в реальном космосе. Саманте хотелось петь, хохотать и кувыркаться. Она отцепила замки ремней безопасности и взлетела над креслом.

— Черт возьми, парни! — звонко крикнула она. — Я летаю!

Это был первый доклад, принятый Центром управления в Хьюстоне с борта «Атлантиса». Под сводами зала грянул дружный смех. Напряжение уходило из сердец тех, кто переживал едва ли не сильнее астронавтов.

Освободились из объятий ремней и остальные.

Члены экипажа контролировали прохождение команд автоматики на раскрытие всей сети антенн радиосвязи и работу двигателей стабилизации.

— «Атлантис», говорит Хьюстон, — услышали астронавты голос Роджера Хэмилтона, — поздравляю, попали в точку…

— Вашими молитвами, — откликнулся Гримсби.

— Передаем уточненные параметры. Апогей 230 километров, перигей 175, наклонение орбиты 49 градусов 31 минута, период обращения девяносто минут. Выходите в режим гравитационной стабилизации.

— Понял вас, Хьюстон. — Командир засек положение Солнца по теневому индикатору и развернул корабль. Звезды переместились в иллюминаторе.

Саманта различила несколько знакомых созвездий.

— Это Орион, правильно? — она ткнула пальцем в стекло, как в звездную карту.

— Да, — ответил Тед Карсон. — А вот там, дальше — Кастор и Полуис, неразлучные близнецы.

— А вон Сириус!

Сириус, самая яркая звезда северного полушария, блестел над ними, словно благословляя полет «Атлантиса», распростершего крылья над Землей подобно величавому кондору Первые сутки полета были под завязку забиты научными экспериментами, телерепортажами (одним из которых явился телевизионный урок Саманты Ларрены), расконсервацией и настройкой систем корабля. О спутнике никто не вспоминал.

Встреча с ним должна была состояться лишь через двадцать четыре часа, когда «Шаттл» окажется на глухом витке, вне зоны радиоконтакта со всеми наземными пунктами, кроме станции «Маунтин».

Тогда под контролем операторов произойдет коррекция орбиты, сближение и захват объекта смонтированным фирмой «Дженерал Дайнемикс» манипулятором. По расчетам получалось, что выхода в открытый космос можно избежать, но он учитывался как запасной вариант.

Программа полета была расписана буквально по минутам — «Элиминейтор» поглотит массу времени, а научные проекты никто не сокращал и не отменял, их пришлось уплотнить Когда настало время для сна — условная ночь «Атлантиса» — астронавты устали и вымотались до такой степени, что даже Саманта, дорожившая каждой секундой полета, уснула в спальном мешке. Правда, она честно боролась со сном, сколько могла. В иллюминаторах затемненной кабины проплывали крупные, не затуманенные атмосферой звезды, они кружились, выстраивались в цепочки в засыпающем сознании девушки.

Спальные мешки были расположены рядами вдоль стен кабины — три на одной стене и четыре на другой. Совсем на грани перехода в мир сновидений Саманте почудилось движение в глубине кабины, словно черная тень на мгновение затмила свет тусклой ночной лампочки. Но сил открыть глаза не было.

Эта тень была не фантомом, не порождением грез Саманты Ларрены. Она бесшумно выплыла из дальнего мешка, сфокусировавшись в очертания человеческой фигуры, словно вырезанной скульптором из глыбы густого мрака. Едва видимая в сумерках рука протянулась к ремонтному люку на полу. Крышка откинулась и закачалась в невесомости. Рука с поблескивающим инструментом по локоть погрузилась в люк. Что-то тихо щелкнуло.

Люк закрылся, а на пульте загорелась красная точка индикатора, предупреждающая о дисфункции одной из важнейших систем корабля. Тень остановилась у змеящихся под потолком кабелей, вытаскивая и соединяя какие-то провода. Красный огонек сменился зеленым, и тень проплыла обратно в спальный мешок, никем не замеченная.

Приближался момент встречи с «Элиминейтором». Астронавты сидели в креслах перед лобовыми стеклами, усеянными звездной россыпью, когда радиомолчание в эфире прервал голос с Земли, принадлежащий бригадному генералу Уилсону.

— «Атлантис», говорит «Маунтин». Как слышите меня?

— Слышу вас громко и четко, — произнес командир предписанную уставом фразу.

— Как настроение?

— Бодрое. Готовы идти на таран, — хохотнул Гримсби.

— Удачи, ребята… Передаю вас умельцам.

Маленький персонал, затерянный в горах станции «Маунтин», — семнадцать человек, каждый из которых представлял совершенное, отточенное орудие для идеального выполнения своей задачи — застыл у компьютеров. По экранам текли сверху вниз потоки цифр, отмечающих взаимное положение корабля и спутника на орбите.

— Расстояние пятнадцать километров, — сообщил механический голос в динамиках «Атлантиса». — Приступайте к ориентации по трем осям.

Пилот Вирджил Кейд включил ручное управление и поймал заранее условленные ориентиры на Земле в специальный визир. Он запустил двигатели, и корабль медленно развернулся в стартовое положение динамической коррекции, чтобы затем перейти на орбиту ожидания.

Перед глазами астронавтов показалась новая, не отмеченная на картах неба звезда Она быстро росла. Вскоре можно было различить торчащие во все стороны антенны, мертвые дюзы вспомогательных двигателей, зеркальное подмигивание защитной брони.

— Это он? — шепнула Саманта.

— Да, — командир притянул плавающий в воздухе микрофон. — «Маунтин», говорит «Атлантис».

Установлен визуальный контакт.

— Вы на монтажной орбите, — проинформировал баллистик с Земли — Гасите боковые скорости, включайте двигатели сближения.

На экранах «Атлантиса» менялись цифры, показывающие расстояние до «Элиминейтора». 500, 400, 200 метров…

— Выполняйте маневр зависания, — раздалась команда с Земли. — Открывайте грузовой отсек.

Теперь корабль и спутник были неподвижны по отношению друг к другу, хотя и неслись по орбите со скоростью 30 000 километров в час. Величественно раскрылись створки грузового отсека. Лапа манипулятора расправила сочленения, будто потягиваясь после долгого плена в тесном отсеке. «Атлантис» приблизился к «Элиминейтору» на двадцать… десять… пять метров. Спутник заполнил собой все видимое пространство перед иллюминатором. Но если Саманта ожидала увидеть нечто похожее на ужасную боевую станцию Дарта Вейдера из фильма «Звездные войны», то была жестоко разочарована.

В «Элиминейторе-П» не было ничего зловещего.

Гордон Прист взялся за ручки управления манипулятором. Состоящая из множества сегментов лапа нависла над зеркальным корпусом спутника, опустилась на него, и титановые челюсти сомкнулись на узкой горловине, соединяющей два полушария.

— Касание. Захват, — доложил Прист.

— Грузи, — распорядился командир.

Манипулятор развернулся, и «Элиминейтор» плавно вошел в грузовой отсек «Шаттла». Створки люка неторопливо сомкнулись.

— «Маунтин», говорит «Атлантис». Мы поймали его.

Из семнадцати глоток внизу вырвался вздох облегчения. Генерал Уилсон поздравил экипаж и бросился к линии прямой связи с Овальным кабинетом. Почти одновременно с Президентом США о ликвидации угрозы узнали генерал Рубинов и Президент России.

— Возвращайтесь на свою орбиту, — передали со станции «Маунтин» на борт корабля. — Через восемь минут на вас выйдет Хьюстон. Конец связи.

«Атлантис» завершил первый этап операции «Сэрвайвл». Первый и самый сложный, прошедший как по нотам, без сучка и задоринки. Очевидно, покровительство Сириуса не оставило экипаж.

Теперь предстояло заняться выполнением научной программы — вернее, научно-рекламной, учитывая американскую специфику. Что до «Элиминейтора», он мало беспокоил командира. Осталось только доставить его на Землю, а посадка, с грузом или без — привычное дело для полковника Гримсби. Предельно занятый, он почти забыл о плененной боевой платформе с двадцатью килограммами оружейного плутония-238.

И напрасно.

 

7

К трем часам ночи шторм в Мексиканском заливе, в двухстах милях западнее Ки-Уэста, начал стихать. Двухмоторная быстроходная яхта «Феникс» уже не зарывалась носом в тяжелые волны. Уменьшилась и бортовая качка. Кеннет Дорен проводил взглядом огни уходящего к Тампико торгового судна и спустился в кают-компанию.

Там в ярком электрическом свете расположились на диванах в расслабленных позах восемь человек — ударная группа Дорена, его кулак. Пять американцев, два немца и русский, которому и отводилась ключевая роль.

Валерий Гнеденко оказался в Америке в 1990 году. Двадцатишестилетний капитан ВВС проходил службу на кубинской военной базе в качестве советника — помогал кубинцам обслуживать советскую технику. Близость американских берегов не давала ему покоя. Еще в СССР он завидовал летчику, сумевшему угнать в Японию советский засекреченный истребитель. Газетные намеки на то, что измена не принесла предателю ни денег, ни счастья, а его сиюминутная популярность быстро угасла, Гнеденко не воспринимал всерьез, считая их банальной коммунистической пропагандой. Но если газеты и не врали — тот летчик сам виноват, что не сумел ухватить за крыло птицу удачи. Он, Валерий, — совсем другое дело. Он не упустит шанса.

Но трудность состояла в том, что с базы решительно нечего было угнать в США. Устаревшие самолеты не представляли никакого интереса для американской разведки. Так и не обзаведясь приличными разведданными для продажи ЦРУ, Гнеденко решился все же на побег.

Через шесть часов болтанки во Флоридском проливе его катер был подобран береговой охраной США. Сотрудники ЦРУ в течение двух недель безуспешно пытались выжать из капитана хоть что-то ценное. Готовность перебежчика к сотрудничеству пустоты не восполняла. Быстро убедившись в практической бесполезности объекта разработки, ЦРУ сдало его на руки иммиграционной службе.

Времена были уже не те, когда каждому бежавшему из СССР автоматически предоставлялось политическое убежище, но проживание в США с ограниченными правами Гнеденко разрешили.

Разочарованию Валерия не было предела. Конечно, он не рассчитывал на хоромы с золотым унитазом, подготовленные персонально для него, но и кантоваться на улице без гроша в кармане — такое его тоже не устраивало. Гнеденко попытался приткнуться к какой-нибудь антисоветской газете или радиостанции, но пик «горбимании» еще не миновал, и всякого эдакого антисоветского становилось в Америке все меньше и меньше, а за уцелевшие места железно держались старые эмигранты.

Гнеденко перебивался случайными работами, не поднимаясь выше мойщика машин на бензоколонке, потом докатился до уличных грабежей, но и здесь не преуспел.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды в Нью-Йорке, в Бронксе он не остановил черный «Крайслер», дабы ограбить его владельца. Тот шутя обезоружил незадачливого налетчика, затащил в машину, разговорил (Валерий сносно владел ходовым английским), потом накормил в ресторане и отвез к себе на квартиру.

Нового знакомого звали Кеннет Дорен. Сначал Гнеденко никак не мог понять, чем он обязан такому обхождению со стороны, по-видимому, состоятельного американца. На гомосексуалиста Дорен не походил, на благотворителя — тоже. Все разъяснилось, когда новый шеф закончил проверку и пригласил Валерия в свою группу. Решающим фактором для Дорена послужило то, что Гнеденко был русским. Ему позарез требовался русский, пусть он и не мог пройти даже половины предложенных тестов.

Гнеденко не поверил в осуществимость планов Дорена. Задуманное было беспрецедентным. Отвращала и чудовищная жестокость будущей операции, но он оказался меж двух огней. С одной стороны — безусловная и неизбежная смерть, с другой маячил миллион долларов. И все-таки не угроза жизни, а именно этот миллион повернул колесо. Перед взором Гнеденко качались и расплывались роскошные виллы, бассейны с голубой водой и заманчиво улыбающиеся блондинки. А если по пути надо будет перешагнуть через десяток-другой трупов, что с того? Человек смертен, в конце концов. Некоторые умирают раньше.

Так Валерий Гнеденко оказался на борту яхты «Феникс», только что выдержавшей страшный шторм в Мексиканском заливе.

Дорен остановился в дверях и обвел глазами свою команду. Он не сомневался в прекрасно подготовленных, умеющих действовать по собственной инициативе в любой непредвиденной ситуации парнях. Оружие было сложено на полу — превосходные итальянские штурмовые винтовки «беретта», сконструированные под современные малокалиберные патроны 5,56.

На стене кают-компании висела цветная схема — разрез русской подводной лодки-охотника «Барс», и каждый боевик мог с закрытыми глазами, разбуженный среди ночи, с точностью до деталей описать ее устройство. Они вызубрили не только расположение основных узлов, но и второстепенные подробности, вплоть до количества ступеней трапа.

— Как самочувствие? — энергично спросил Дорен. — Эта детская встряска не вышибла из вас боевой дух?

— Все о'кей, Кеннет, — лениво промычал лежащий на диване Курт Шеллер, вышвырнутый в свое время из бундесвера. — Если ты пришел только за этим…

— Не только, — оборвал Дорен. — Наши друзья в шести милях от нас. Пока все идет по плану нашего источника «Дайвер». Хватит дуться в карты, объявляю готовность.

Не дождавшись ответа, Дорен повернулся, взбежал по крутым ступеням на палубу и направился в рубку, оснащенную усовершенствованной гидроакустической аппаратурой. Перед экраном сонара сидел в наушниках Гэри Мангир и наблюдал за беспрерывно вращающейся полосой. Увидев Дорена, он снял наушники.

— Пока ничего, Кеннет.

Дорен потрепал его по плечу.

— Они здесь, Гэри, здесь… Скоро ты их поймаешь.

— Но и они нас.

— Ну и что? — хмыкнул Дорен, — мало ли кто болтается в Мексиканском заливе… Их может насторожить разве то, что у нас выключены двигатели.

— Кеннет! — взмолился акустик. — Если включить, я ничего не услышу.

— Да нет, не буду… — Дорен оглядел шкалы приборов.

— А какого черта русская субмарина вообще делает в Мексиканском заливе?

— спросил Мангир. — Я думал, теперь Америка дружит с Россией…

Дорен цокнул языком.

— Дружба дружбой, но порох надо держать сухим, да, Гэри? Ты полагаешь, наших подводных лодок нет в Северном море? Мексиканский залив — стратегически важный район. Конечно, они не заходят в территориальные воды…

— Смотри, Кеннет! — прервал Матр. На экране показалась светящаяся точка.

— Это они. — Дорен хлопнул ладонью по столу. — Поточнее определи координаты, скорость и направление. Подберемся как можно ближе. — Он щелкнул тумблером переговорного устройства, соединенного с кают-компанией.

— Валерий, поднимайся на палубу.

Гнеденко встретил Дорена на корме, освещенной узким конусом прожекторного луча. Он заметно нервничал.

— В такой темнотище не то что подводную лодку, собственную задницу не найдешь, — пожаловался он.

— Не беспокойся. Не ты их, а они тебя найдут, — заверил Дорен. — Сейчас мы прямо у них на курсе.

Принесли снаряжение Гнеденко, состоящее из стандартного спасательного жилета, автоматически надувающегося при контакте с водой. Вмонтированный в ворот жилета радиомаячок импульсами подавал SOS на международной частоте. Так как других кораблей в радиусе добрых двадцати миль не было, Валерия должны были подобрать русские моряки. По крайней мере «Дайвер» обещал это.

Гнеденко облачился в жилет, попрыгал, проверяя, не звенит ли и не брякает то, что не полагается обнаружить спасателям.

— Ну… Давай, — Дорен напутственно похлопал Валерия по спине. — Не могу сказать, что с нами Бог, но уж дьявол-то нас не оставит, тем более в темноте Господь ничего не разглядит… — Он коротко рассмеялся.

Спустили трап. Гнеденко перелез через фальшборт, задержал дыхание и бросился в мрачные вздымающиеся волны. Оранжевый жилет раздулся. Голова Валерия исчезла за пределами светового круга.

Дорен поднес ко рту микрофон.

— Самый малый вперед.

Разбуженные дизели вздрогнули, заворчали.

Яхта удалялась наперерез порывистому ветру. Когда было пройдено около мили, Дорен приказал заглушить двигатели и погасить огни.

Тридцатиметровая субмарина «Барс» двигалась на север вдоль девяносто пятого меридиана на глубине сорока метров. Скорость не превышала пятнадцати узлов, возможности «Барса» были гораздо значительнее, но командиру лодки капитану 1-го ранга Борису Зимину не требовалось экстремальных режимов. Напротив, он хотел остановиться и провести совместно с энергетиками профилактический осмотр пароэнергетической установки реактора — его тревожили слишком уж разухабистые показания манометров. Само по себе это не представляло опасности: в случае серьезных неисправностей система управления и защиты реактора СУЗ автоматически сбросит между компенсирующими решетками стержни аварийной защиты. Но до этого лучше не доводить, «Барс» и так выбивался из графика автономного плавания.

Повинуясь команде Зимина, носовой горизонтальный руль чуть отклонился в плоскости, и лодка поднялась до тридцати пяти метров. Всплывать здесь нежелательно: акустики заметили неподалеку небольшое суденышко. Судя по размерам, это всего лишь прогулочная яхта, но она находится подозрительно близко.

Штурман Олег Багров, расположившийся в кресле центрального поста справа от командира, внезапно чертыхнулся и повернулся к Зимину.

— SOS, командир.

— Где? — Зимин нахмурился.

— Прямо перед нами, примерно полмили.

— Может, та яхта? — вклинился старпом Никитин. — Шторм-то какой был.

— Нет, — Багров покачал головой. — Яхта много восточнее и уходит. А это… Похоже, радиомаяк спасательного жилета.

— Мы, кажется, все равно хотели выплывать, — осторожно сказал Никитин.

— Тогда сам Бог велел помочь. Или я не прав? (Никитин, он же «Драйвер», молил, чтобы командир отдал приказ на всплытие.

Тогда не потребуется применения экстремального варианта, не потребуется ему лично для захвата лодки проливать кровь товарищей).

— Маячок почти над нами, — доложил Багров. — Что будем делать?

Командир, еще чуть подумав, включил интерком.

— Срочное всплытие, — приказал он. — Продуть среднюю, носовую и кормовую группы. Стоп машина.

Гнеденко не видел в темноте, как расступились волны над рубкой подводной лодки, как выдвинулись поворотные прожектора. Он услышал глухой шум, и в глаза ему ударил ослепительный свет.

— Хей, бадди! — донеслось до него из-за рева ветра. — Холд он, уи ар гоуинг ту сэйв ю!

— Ребята, я здесь! — завопил он по-русски что было сил и поплыл к лодке. Матросы извлекли его из воды, вытащили на палубу, сплошь покрытую шахматной клеткой прессованных блоков толстой резины, вплотную прижатых друг к другу.

— Ты русский, что ли? — с любопытством спросил матрос, молодой белобрысый парень. — Как тебя сюда занесло?

— Русский, русский, — задыхался Гнеденко. — Как здорово, что вы свои! Когда вы орали по-английски, я думал, янки… Я спортсмен, одиночная кругосветка. Шторм, моя яхта… — Теперь по сценарию следовало потерять сознание, что Валерий и выполнил артистически.

— Мужик совсем выдохся, — посочувствовал один из матросов.

— Давай его вниз, доктор разберется, — ответил другой. — Сколько же он тут бултыхался, бедняга…

Гнеденко подхватили под мышки и заволокли в низкую, не выше полутора метров дверцу рубки. Но на трап субмарины они еще не попали. Для этого нужно было миновать всплывающую спасательную камеру — ВСК, плоский цилиндр, похожий на огромную поставленную на ребро банку из-под селедки иваси. ВСК занимала все пространство внутри рубки, по ее стенам были укреплены сорок два сиденья — по числу членов экипажа. Гнеденко протащили через ВСК, открыли нижний люк и только тогда матросы с находкой оказались на трапе, ведущем мимо центрального поста к каютам.

Их встретил врач Дегтярев с аптечкой первой помощи в руках. Он немедленно ввел Гнеденко через брюки антишоковый препарат. Потерпевшего крушение отнесли в каюту, сняли с него спасательный жилет, уложили на койку. Жилет полетел в угол. Появились Зимин и старпом Никитин. Матрос кратко доложил обстановку, пока врач растирал спасенного спиртом и переодевал в сухую одежду.

— Русский, спортсмен? — удивился командир. — Что-то я не слышал ни о каких одиночных кругосветках.

— Странно, — согласился Никитин. — Впрочем, чего в жизни не бывает. Погружаемся?

— Нет. Воспользуемся остановкой, чтобы проверить реактор.

Они вышли, оставив пострадавшего наедине с врачом. Тот возился с аптечкой, подбирая комбинацию медикаментов для инъекции. Гнеденко застонал и открыл глаза.

— Где я? — оглядел он тесную каюту.

— Очухался? — улыбнулся Дегтярев. — Что, браток, ничего не помнишь?

Валерий зажмурился, затряс головой.

— Ни хрена… Что со мной случилось?

— Ты на подводной лодке «Барс».

— Где?! — Гнеденко попытался приподняться.

Дегтярев удержал его.

— Лежи, лежи. У своих, все в порядке. Сейчас я тебе сделаю укольчик, ты поспишь, и все будет хорошо.

Врач подмигнул, сделал укол и вышел. Гнеденко вскочил. Надлежало действовать очень быстро.

Неизвестно, что за препарат ему вкололи, возможно, сильное снотворное.

Языком он вытолкнул из-за щеки остро отточенное клиновидное лезвие, подскочил к спасательному жилету и резким движением распорол неподатливую синтетическую ткань. В его руках оказались два предмета — никелированный металлический цилиндр, свинченный из двух половинок, и плотный полиэтиленовый сверток. Гнеденко засунул то и другое в карманы, приоткрыл дверь, прислушался. Тишина. Никого в коридоре с выкрашенными в темно-зеленый цвет стенами, по которым тянулись хитросплетения труб и кабелей. Он проскользнул в коридор, спустился по трапу и откинул люк, ведущий в аккумуляторные ямы — отсеки, где расположены аккумуляторные батареи. При их работе постоянно выделялся водород, поэтому ямы непрерывно вентилировались, и воздух прогонялся через печи дожига.

Гнеденко распечатал полиэтиленовый сверток и надел извлеченный оттуда американский модернизированный противогаз «MF-1», входящий в обязательный комплект снаряжения спецгрупп по борьбе с терроризмом. Предполагалось, что террористы могут применить средства химического нападения, в том числе и самые современные. Поэтому компактный, удобный «MF-1» надежно защищал почти от всех известных на сегодняшний день газов, поражающих дыхательные органы. Гнеденко перекрыл вентили труб, ведущих к печам дожига В его руке поблескивал никелированный цилиндр.

В последнюю секунду он испугался. Как только цилиндр будет вскрыт, содержащиеся в нем летучие вещества вступят в бурную реакцию с водородом, образуя сильнейший яд — цианистый водород.

Меньше чем за минуту все на борту «Барса» погибнут, не успев даже осознать, что с ними произошло.

Еще не поздно одуматься.

Но он уже не представлял будущую жизнь без бассейнов, вилл и блондинок.

Гнеденко развинтил цилиндр. Внутри хрустнуло тонкое стекло.

На центральном посту старпом Никитин (он все еще радовался благополучному развитию операции и, конечно, не предвидел столь печальный для себя конец) прервал на полуслове монотонное чтение показаний приборов, схватился за горло обеими руками, захрипел и рухнул на пол. Рядом упал Зимин.

Они были мертвы, как остальные члены экипажа.

Спустя минуту после химической атаки Гнеденко открыл доступ к печам дожига и поднялся в помещение поста. Он спихнул на пол бессильно повисшее в кресле тело штурмана, сел, запустил принудительную вентиляцию и нажал кнопку выведения выдвижной антенны.

— Сардоникус вызывает Феникса, — проговорил Гнеденко в микрофон по-английски. Противогаз уродовал слова, но понять было можно. — Феникс, ответьте Сардоникусу.

— Здесь Феникс, — прозвучал в ответ голос Дорена.

— Я наткнулся на косяк рыбы, повторяю: косяк рыбы.

— Понял, Сардоникус, спасибо. Видим ваши огни. Встречайте.

Гнеденко выбрался на палубу и встал у четырехметровой рубки, держась за леер. Яхта приближалась полным ходом с северо-востока, ее прожектора сверкали, как глаза фантастической акулы из фильма ужасов. Дорен убавил газ и подошел к субмарине плавно и тихо. Двое в противогазах спрыгнули на мокрую резину «Барса», протянули трап. На лодку перешли вооруженные боевики. Трое из них тащили какие-то ящики. Позади всех шел сухопарый пожилой человек, волосы которого топорщились изпод маски и белым ореолом сияли в луче прожектора.

На яхте остался лишь Дорен. Прежде чем покинуть ее, он толкнул рукоятку газа вперед до упора. Дизели зарычали, как голодные хищники. Дорен перепрыгнул на «Барс».

Обезлюдевшая яхта удалялась на максимальной скорости. Когда ее огни померкли вдали, подобная молнии голубая вспышка разорвала ночь. И сразу на людей обрушился оглушительный треск взрыва.

Специалисты Дорена знали дело: на «Фениксе» находилось не менее ста килограммов пластиковой взрывчатки огромной разрушительной силы.

Корпус яхты раскололся надвое, как яичная скорлупа, и неспокойные воды Атлантики сомкнулись над ней. Боевики перебрались в подводную лодку. Матросы поддерживали старика. Дорен шел позади всех. За собой он задраил люки.

На центральном посту, среди сотен перемигивающихся индикаторов и светодиодов, Дорен обратился к седому:

— Что с воздухом, профессор?

Тот посмотрел на извлеченный из кармана прибор и прерывающимся голосом вынес заключение:

— Пригоден для дыхания. Опасности нет.

Дорен сорвал маску, бросил на пол. Остальные последовали его примеру.

— Быстрее, быстрее, — поторапливал он. — Возиться некогда.

Боевики перетаскивали трупы в ВСК, от которой предстояло избавиться. Дорен (в свое время он немного плавал на подлодках) занял место капитана и отдал команду на погружение.

— Шеллер, давай-ка в торпедный отсек, проверь боекомплект, — тут же приказал он. — А вы, профессор Филлингем, выбирайте каюту и отдыхайте, они все ваши…

— Господи, — вздохнул профессор. — Какой ужас…

— Что? — резко обернулся Дорен. — Наш ученый друг позабыл о здоровье внучки?

— Если бы я знал, что все будет так… Лучше бы вы ее убили, — потрясение прошептал старик.

— Да? — усмехнулся Дорен. — Ну что ж, у нас еще будет время прислушаться к вашему совету. Но теперь-то хода назад нет, а, профессор? Так что расслабьтесь. У вас впереди много работы.

Включился интерком. Шеллер докладывал из торпедного отсека:

— Все о'кей. Два больших и четыре малых торпедных аппарата в исправности. Имеем десять торпед…

— Атомных? — перебил Дорен.

— Господь с вами, конечно, нет… Обычных.

Доложили и из машинного отделения, где командовал бывший подводник Майкл Коттер:

— Мистер Дорен, все о'кей.

Наконец всех погибших перенесли ВСК. Прежде чем выстрелить камеру в океан, ее люк заклинили в приоткрытом положении. Всплывающая спасательная камера больше не была ни всплывающей, ни спасательной. Она превратилась в общую могилу для сорока двух моряков.

Дорен снял блокировку и нажал рукоятку отстрела ВСК. Камера рванулась к поверхности океана, но скоро она заполнится водой и опустится на дно. Избавиться от нее нужно было и еще по одной причине — освободившееся пространство рубки понадобится для иных целей.

Сделав все это, Кеннет Дорен сверился с навигационными приборами и направил лодку на нужный курс.

 

8

После отбытия бригадного генерала Уилсона станция «Маунтин» вернулась к обычному режиму работы. Сеансов связи с «Атлантисом» более не предусматривалось, хотя персонал по-прежнему вел радиолокационный контроль за кораблем, пролетающим над ними каждые девяносто минут вне зоны контакта с другими станциями.

Смена полковника Мэйси отдыхала перед рассветом в комфортабельных жилых помещениях, а на дежурстве потела смена Джеймса Ли. У въезда на станцию, представлявшего собой короткий отрезок тоннеля в скале, скучали сержанты Дарлингтон и Рэй. От нечего делать они играли на сигареты в «Блэк Джек» на хилом столике будки охраны.

Внезапно Рэй насторожился, отложил карты.

Вскоре шум автомобильных моторов на окутанной туманом ночной дороге услышал и Дарлингтон.

Свет фар приближался.

— Интересно, — пробормотал Рэй, наклонив голову: — Мы ждем кого-нибудь?

— Да вроде нет. — Дарлингтон засунул выигранные сигареты в полупустую пачку. — Опять инспекция? Вот увидишь, заставят нас побегать.

На освещенный пятачок перед глухо сомкнутыми створками ворот выкатился приземистый «Кадиллак», за ним джип с солдатами. Покачивая карабином, Рэй подошел к машине. С заднего сиденья выбрался подтянутый человек средних лет в форме генерала ВВС.

— Сержант Рэй, сэр, — отрапортовал часовой.

Прибывший показал документы, из коих следовало, что он является заместителем бригадного генерала Уилсона генералом Барли.

— Немедленно доложите полковнику о нас, — приказал он. — Нам некогда.

Слегка удивленный Рэй вернулся в будку и поднял телефонную трубку.

— Прибыл генерал Барли, сэр, — сказал он.

— Барли? — удивленно произнес в ответ голос Джеймса Ли. — Не знаю такого… Пригласите его к аппарату.

Барли уже ждал у телефона и взял протянутую Рэем трубку.

— Говорит генерал Барли, полковник. Я приехал по поручению Уилсона. Возникли новые осложнения с «Шаттлом».

— Простите, сэр, но нас ни о чем не предупреждали, — проговорил Ли. — Может быть, вы представите подтверждение вашей миссии?

— Конечно, полковник, — спокойно сказал Барли, — У меня есть бумаги, подписанные бригадным генералом Уилсоном.

— Ваших бумаг я по телефону не увижу, — возразил полковник, — зато вижу на мониторе джип.

Почетный эскорт?

— Полковник, вы забываетесь, — рассердился Барли.

— Еще раз прошу простить меня, сэр. Я вынужден буду связаться с Вашингтоном, лично с бригадным генералом.

— Его нет в Вашингтоне, — отрывисто бросил Барли. — Если хотите, звоните на его виллу в Аннаполисе. И передайте ему, что я намерен подать на вас рапорт.

— Это ваше право, сэр.

Полковник отключил связь и набрал номер Уилсона в Аннаполисе. Бригадный генерал отозвался не сразу, сонным и недовольным голосом.

— Уилсон слушает.

— Сэр, это «Маунтин», полковник Ли.

— В чем дело?

— Тут прибыл некий генерал Барли…

— Ну и что? Разве это причина, чтобы вытаскивать меня из постели ни свет ни заря? Или вас не устроили его документы?

— Я не видел их, сэр. Я еще не впустил его.

— Так впустите и посмотрите, черт вас побери!

И не тяните время, это очень важно.

— Слушаюсь, сэр.

Ли опустил трубку и переключил тумблер на пульте. Массивные створки ворот медленно поползли в разные стороны. «Кадиллак», а за ним джип въехали в тоннель.

Через несколько минут Барли и его люди входили в зал станции. Точнее сказать, они ворвались в зал и взяли его в кольцо. Тот, кто назьщал себя Барли, с пистолетом в руке подошел к полковнику Ли.

— Представляться излишне, полковник. Думаю, вы поняли, что никаких документов от Уилсона у меня нет, и говорили вы не с бригадным генералом. Зато у меня есть другие документы, — он помахал пистолетом. — Через пятнадцать минут «Атлантис» войдет в вашу зону радиовидимости.

Мне нужен сеанс связи. Если не будете мешать, останетесь в живых. При малейшей попытке поднять тревогу — пуля в лоб. Ясно?

Полковник кивнул. Персонал станции загнали в соседнее помещение и выстроили у стены с поднятыми руками. Двое из группы Барли сели к пультам, разложили испещренные цифрами бумаги.

Перед появлением «Атлантиса» в секторе контакта со станцией «Маунтин» на борту корабля произошло никем не замеченное событие — вторая вылазка пригрезившейся Саманте тени. На этот раз она основательно покопалась в недрах радиопередатчиков.

Условная ночь «Шаттла» еще не кончилась, когда зазвенела мелодичная трель экстренного вызова.

— «Атлантис», говорит «Маунтин». Ответьте.

Питер Гримсби выскользнул из спального мешка, подлетел к пульту.

— «Маунтин», говорит «Атлантис». Здесь Гримсби.

Корабль просыпался. Одна за другой загорались лампы освещения, оживали приборы. Астронавты выбирались из мешков.

— Что случилось? — спросонья не сообразила Саманта. — Еще рано…

— Тихо, — предостерег Вирджил Кейд.

— «Атлантис», готовьтесь к срочной посадке, — звучало из динамиков. — На «Элиминейторе» утечка радиации. Опасно для жизни. Срочная посадка на базе Черри Брэнч.

— Наши приборы не регистрируют никакой утечки, — недоуменно доложил Гримсби. — Плановая посадка всего через два витка…

— Повторяю приказ, — заговорил радиоголос, — немедленно приступить к предпосадочной процедуре. Оставайтесь на линии.

— Слушаюсь, — Гримсби повернулся к экипажу. — Садимся, ребята.

— Как это? — возмутился Прист. — Эти горные орлы что-то напутали. Свяжись с Хьюстоном.

— Не могу. Мы вне их зоны.

— Попробуй аварийные частоты.

Гримсби пощелкал тумблерами, пробежал пальцами по клавишам настройки.

— Что за черт…

— Вот видите, — заметил Ратников. — Каким же должен быть уровень радиации, если тонкая электроника уже полетела к дьяволу!

— Пожалуй, вы правы, — неуверенно, словно в чем-то сомневаясь, протянул Гримсби.

Шесть пар глаз выжидательно смотрели на командира. Чтобы там ни приказывали с Земли, а за безопасность корабля и экипажа отвечает он, ему и решать.

— Садимся, — сказал Гримсби. — Предпосадочная процедура.

Астронавты заняли кресла. Пилоты Прист и Кейд проверяли готовность к посадке всех систем корабля, в том числе, разумеется, и устройства выпуска шасси. Зеленый индикатор утверждал, что оно в полной исправности. Но это было не так.

Кейд сориентировал корабль на торможение и по команде Гримсби, подтвержденной с Земли, включил тормозной двигатель. Орбитальная скорость резко упала, астронавтов прижало к спинам кресел. На колени Саманты грохнулся плавающий на шнуре микрофон.

— Спуск нормальный, — радировал на станцию командир. — Приближаемся к плотным слоям атмосферы.

«Шаттл» плюхнулся в атмосферу, как в воду.

Сильный толчок снизу подбросил пристегнутых ремнями людей. Автоматическая система управления уверенно вела космический корабль к базе Черри Брэнч, расположенной между Новым Орлеаном и Порт-Артуром на побережье Мексиканского залива.

«Атлантис» трясло и раскачивало, как утлую лодчонку в разгар бури. Пламя бушевало в иллюминаторах, броня обшивки покрывалась копотью, горели кронштейны выдвижных систем. О связи с Землей не могло быть и речи — связь появится позже, когда «Шаттл» спустится ниже и включит основные двигатели.

Гримсби повернул рычаг. Из огромных дюз ударили реактивные выхлопы, «Атлантис» перешел в «самолетный» режим. Командир снова и снова пытался вызвать Хьюстон или мыс Канаверал, но работала лишь одна частота станции «Маунтин».

Впрочем, оттуда поступали обнадеживающие данные. Спуск шел по графику, автоматика функционировала безошибочно, помех не предвиделось.

 

9

Лейтенант Бернард Бойд, дежурный контролер оперативного центра объединенного командования военно-космических сил США, недавний приятель злополучного Саймона Шейна, впал в легкий транс. Того, что он видел на экране, не могло существовать на самом деле. Радиолокатор утверждал, что над территорией Соединенных Штатов быстро движется возникший будто из ниоткуда крупный объект. Он не мог принадлежать другой стране, тогда периферийные станции и спутники загодя предупредили бы о его приближении. И не мог — вернее, не должен был — принадлежать Соединенным Штатам, ибо командование ВКС должно было заранее уведомляться о любых значительных перемещениях военных и гражданских самолетов в воздушном пространстве США. Откуда же он свалился — из космоса, что ли?!

Бойд стряхнул оцепенение и включил микрофон связи с полковником Лэнсом. Тот не замедлил сойти с балкона в зал, что само по себе было знаменательным событием, так как подобного не случалось за два года службы лейтенанта в оперцентре ВКС.

— Ну, что?

— Летит, сэр, — доложил Бойд. — Судя по мощности импульса, это не просто большой самолет.

Огромный, чудовище какое-то.

Подошедший заместитель Лэнса полковник Фармберг поинтересовался:

— Откуда он взялся?

Лэнс жестом изобразил полнейшую неосведомленность.

— Направляется на юг… Нет, скорее на югозапад. Скорость неизменна, высота уменьшается.

— Позвонить Хэммеру?

— Ну… да, — через паузу подтвердил Лэнс. Его отступление от обычного приказного тона свидетельствовало о замешательстве.

Фармберг проследовал в комнату спецсвязи и велел сержанту соединить его с начальником штаба ВВС генералом Хэммером. Секретарь генерала сослался на занятость шефа, но все же выполнил просьбу полковника.

— Слушаю, — голос начальника штаба ВВС звучат так, будто ему изрядно надоело отвечать на телефонные вызовы.

— Сэр, это полковник Фармберг из оперцентра ВКС в Колорадо…

— Да, да, — утомленно и как-то тускло произнес Хэммер. — Вы хотите спросить меня о той штуке, что летит сейчас над Солт-Лейк-Сити?

Сразу отвечаю: понятия не имею.

— Как…

— Меня прямо-так осаждают. И ваши, и наши, и корабли наблюдения ВМС, получающие данные со спутников. Беда в том, что ни один спутник слежения не висит сейчас в удобной точке чтобы рассмотреть эту чертовщину как следует.

— Но что же это ТАКОЕ? — не сдержался Фармберг.

— Не знаю, полковник. Визуального контакта нет, на запросы не отвечает.

— НЛО?

— Вот именно, в прямом смысле. Я поднимаю по тревоге первую эскадрилью.

Фармберг попрощался, положил трубку и, присоединившись к Лэнсу в зале, передал содержание разговора.

— Вот что мне пришло в голову, — обратился к ним лейтенант Бойд. — А не может это быть «Атлантис»? По параметрам похож.

— «Атлантис» на орбите, у них посадка через два витка, — проинформировал полковник Лэнс. — А в случае экстренной посадки они связались бы с Хьюстоном и с мысом Канаверал.

— А если серьезная авария, повреждение связи?

— Возможно… — с сомнением пробурчал Фармберг. — Впрочем, перехватчики уже в воздухе.

Скоро мы узнаем…

— Смотрите, смотрите! — закричал Бойд.

Загадочный объект начал стремительно снижаться. Еще минута, и зеленая звезда померкла, выйдя из поля зрения локаторов оперативного центра.

Пилоты первой эскадрильи ВВС США, сориентированные на встречу объекта в том месте, где он должен был оказаться, если бы придерживался прежней скорости и курса, остались ни с чем. Ночь уже уступила место раннему утру, но им не удалось обнаружить объект даже визуально. Очевидно, он изменил траекторию и летел так низко, что не представлялось возможности увидеть его и на радарах.

О происшествии было доложено министру обороны и Президенту. К тому времени Хьюстон попытался связаться с «Атлантисом», которому пора было вынырнуть из радиотени, и не нашел его на орбите. Стало ясно, что таинственный самолет — именно «Атлантис», по какой-то причине совершающий нештатную посадку на свой страх и риск.

В таком случае он направлялся на базу Черри Брэнч, являвшуюся резервной для аварийного приземления. Но почему экипаж «Шаттла» не вышел на связь со станцией «Маунтин», которая немедленно оповестила бы Хьюстон, мыс Канаверал и Черри Брэнч? Сразу все передатчики, надежнейшие, снабженные продублированными системами, выйти из строя не могли. Что же произошло?

По неизвестной причине молчала и станция «Маунтин», не отвечая ни на вызовы по телефону, ни на радиозапросы. База Черри Брэнч была приведена в состояние полной готовности к аварийной посадке. Сотни самолетов и вертолетов искали заблудившийся «Атлантис» в небе Америки. Но он пропал, исчез, словно испарился бесследно.

 

10

— «Маунтин», у меня проблемы, — голос полковника Гримсби звучал внешне бесстрастно, но в каждой ноте ощущалось напряжение. — Не могу выпустить шасси.

— Внимание, «Атлантис», — прозвучал ответ с Земли. — Меняйте курс на сорок пять градусов к востоку. Срочно снижайтесь — в вашем районе идут маневры военно-воздушных сил, возможно столкновение.

Оператор «Маунтина» назвал высоту, на которой радиолокаторы не способны были достать «Шаттла», а указанный им курс пролегал над малонаселенными территориями гор и пустынь.

— Будете садиться на воду в Мексиканском заливе, триста миль восточнее Галвестона. Там вас встретят вертолеты. Не падайте духом, ребята, все в порядке. Мы выведем вас на место по точечным координатам. Оставайтесь на линии.

Лучи рассветного солнца коснулись сверкающих впереди морских волн. «Атлантис» шел уже на столь малой высоте, что связь с «Маунтином» прервалась из-за естественных причин. Гордон Прист сбавил скорость.

— Не вижу никаких вертолетов, — буркнул он.

— Смотри на приборы, — посоветовал Гримсби.

Посадка на воду не представляла угрозы для «Шаттла», — конструкторы предусмотрели и такой вариант. Для космического корабля не было большой разницы, садиться на землю или в океан. Другое дело, что посадка производилась в необычных условиях, под контролем лишь одной наземной станции — связь с другими блокировалась сначала условиями на орбите, а затем странной поломкой аппаратуры. Гримсби не верил, что виновата радиация, но сначала нужно было доставить экипаж на Землю, а уж потом разбираться в странностях.

Ни один корабль в истории космических полетов еще не приземлился так: без самолетов сопровождения, без связи, без телевидения. Под «Атлантисом» проносился сплошной зеленый ковер густого леса, покрывающий побережье. Он простирался до самого обрыва в океан, дальше блестели гребни серебристых волн. Они выглядели холодными и неподвижными. Задача Гримсби состояла в том, чтобы привести корабль с предельной точностью в квадрат, рекомендованный операторами станции «Маунтин», иначе можно было налететь на подводные камни или того хуже — врезаться в проходящее судно.

«Атлантис» продолжал снижение. Хлопнули вытянувшиеся купола тормозных парашютов. Нос корабля задел верхушки волн, подняв тучу брызг, подпрыгнул, и «Шаттл» проутюжил поверхность океана, как нормальную взлетно-посадочную полосу, с той разницей, что вода шипела и испарялась под горячими плитами обшивки. Тормозные парашюты погасили скорость. Гигантский корабль все медленнее двигался по океанской глади и наконец замер неподвижно. Термостойкая броня слегка дымилась, на корпусе застыли капли расплавленного металла сгоревших кронштейнов выносных приборов. Земная гравитация, от которой успели отвыкнуть, затрудняла дыхание.

— Поздравляю с благополучным завершением полета, — сказал Питер Гримсби.

Все молчали. «Атлантис» покачивался под углом к береговой черте. Их никто не встречал.

— Где же цветы, где шампанское? — не выдержал Вирджил Кейд.

— Не все сразу, — откликнулся Прист. — Мы садились по сумасшедшему зигзагу, так что им понадобится время на поиски.

— А разве никто не мог перехватить наши переговоры с Землей? — спросила Саманта.

Гримсби покачал головой.

— Нет, девочка. Из-за этого чертова спутника все переговоры велись по узконаправленному радиолучу. Чтобы его перехватить, надо находиться прямо на его линии.

— Стойте! — воскликнул вдруг Шалимов.

— Что такое? — встрепенулся Карсон, но все уже поняли. Корабль медленно, но ощутимо кренился на правый борт.

Гримсби потыкал пальцами в клавиши компьютеров, облегченно откинулся на спинку кресла.

— Все в порядке, господа. Просто раскрылась правая створка шасси — очевидно, от удара о воду что-то там замкнуло.

— Мы не утонем? — вопросительно шепнула Саманта.

Командир засмеялся.

— Конечно, нет. В полость войдет немного воды, воздух наверху сожмется и задержит ее. Мы в безопасности.

Действительно, угол наклона более не увеличивался.

— Смотрите, смотрите! — девушка указывала в открытое море сквозь левый иллюминатор. Из вод поднималась темная рубка субмарины.

— Забавно, — прокомментировал Карсон. — Моряки успели быстрее летчиков.

— Да крутились тут, вот и заметили нас на локаторе, — бросил Вирджил Кейд. — Во всяком случае, проблемы позади… Ребята, а кто как думает провести уик-энд? Есть предложение…

Прист прервал его, будто не услышал.

— Разве так близко от берега достаточно глубины для подводной лодки?

— Здесь — да, — кивнул командир. — Мы на самой границе так называемой Апалачиконской впадины. Справа от нас мелко, как в болоте, зато слева — подводный обрыв до трех миль.

— Значит, они смогут подойти вплотную? — обрадовался Прист и полез к замку люка.

— Подожди, — остановил его командир.

Пилот в недоумении обернулся.

Рубка подводной лодки показалась из-под поверхности залива на три четверти.

 

11

Человек, называвший себя генералом Барли, снял наушники, отключил аппаратуру и вошел в комнату, где вдоль стен с поднятыми руками, под дулами автоматов стояли операторы станции «Маунтин».

— Вот и все, — весело сказал Барли. — Наши дела как нельзя лучше. Сейчас мои ребята там режут кое-какие кабели, чтобы вы не устроили трезвон после нашего отъезда. А вообще вы молодцы, сидели тихо. Пришла пора прощаться.

— Вы ведь не убьете нас? — пробормотал молоденький лейтенант.

Барли удивленно всплеснул руками:

— Неужели я похож на Жиля де Ре? Нет, друг мой, я отнюдь не столь кровожаден… Вы не опасны для меня. Пока вояки будут ковылять сюда на машинах, я и моя команда окажемся уже очень далеко…

— Зачем же тогда резать кабели? — горько произнес полковник Ли. — Ненужный труд…

Барли окинул его пронзительным взглядом.

— Фактор времени, друг мой… На этом строится все. Пока они там в Вашингтоне сообразят…

В дверь просунулась голова одного из террористов.

— Все готово, сэр, — доложил он.

— Поехали, — тут же распорядился Барли.

Полковник Мэйси, отдыхавший со своими людьми в уютных вентилируемых помещениях за стальной дверью, вырубленных в скале, сладко зевая и потягиваясь, появился на подъездной дорожке к оперативному залу станции. Один взгляд на незнакомых вооруженных людей, усаживающихся в джип, Знаменитый садист-убийца XV века позволил ему понять, что происходит что-то неладное. Он метнулся назад в коридор.

— Тревога! — закричал он.

На станции «Маунтин» служили всего семнадцать человек, из них восемь в смене Мэйси. Восемь автоматических винтовок одновременно ударили по подъезжавшему к концу тоннеля джипу. У того оставался один путь — вперед, за «Кадиллаком», который вел Барли. Не остановиться, не увернуться. Когда джип добрался до ворот, в живых в нем никого не оставалось.

А «Кадиллак» вылетел на извилистую горную дорогу, промчался мимо будки охраны и углубился в извивы серпантина, не снижая скорости. За ним увязался джип, за руль которого прыгнул Мэйси, а на сиденье пристроились лейтенанты Беннет и Уилкс.

Преследователи не стреляли, а джип не мог угнаться за «Кадиллаком».

— Уйдет, уйдет, — простонал Уилкс, обращаясь к полковнику. — Можно быстрее?

Он ошибся. На крутом повороте Барли не справился с управлением. «Кадиллак» пошел юзом, сбил столбики ограждения и низвергся в пропасть с полукилометровой высоты. Глухо ухнул взрыв.

— Черт! — Мэйси ударил по тормозам. — Он был нужен нам живым!

 

12

— Не открывай люк, — предостерег Гримсби.

— Почему? — удивился Прист.

— Потому что это русская подводная лодка.

— Ну и что? Хоть китайская. Они идут к нам на помощь… — Он снова протянул руку к замку.

— Нет, — жестко сказал командир. — Сначала я хотел бы узнать, что русская подводная лодка делает в наших территориальных водах.

Субмарина всплыла полностью и находилась не далее чем в десяти метрах от «Атлантиса». На палубе возникли фигуры людей с оружием.

— Ого, — тихо присвистнул Кейд.

— Открывайте люк, — скомандовал уже в «Атлантисе» чужой, будто незнакомый голос. Все разом обернулись. К задней стенке кабины прислонился Ратников с маленьким пистолетом в руке.

— Вот оно что, — недобро протянул командир.

Шалимов взирал на Ратникова в полнейшем изумлении.

— Саша, ты что, с ума сошел? — произнес он по-русски.

— Пока нет, — отрезал полковник. — Хотите жить, открывайте люк.

Карсон встал, бледный как мел.

— Вы как знаете, а я открываю. Я человек гражданский и не люблю стрельбы.

— Предатель! — крикнул Гримсби.

В замкнутом пространстве кабины выстрел громыхнул по-особенному гулко и страшно. На левой стороне груди командира выступило небольшое, почти круглое красное пятно. Питер Гримсби упал, он был мертв.

— Я не шучу, — запоздало пояснил Ратников и без того кристально прозрачную мысль.

Тед Карсон откинул замки большого потолочного люка, включил электромоторы. То же он проделал с замками боковых дверей. Кабина «Атлантиса» распустилась, как цветок. Вкусный морской воздух хлынул внутрь.

Космический корабль и подводная лодка стояли борт к борту. Дистанция между ними не превышала теперь и двух метров. Саманта инстинктивно прижалась к Шалимову, он чуть подвинул ее за спину.

Дорен прищурился, поднял оружие и дал очередь. Первыми погибли Прист и Кейд, потом пули достали Теда Карсона, по-детски пытавшегося заслониться ладонью. Но на пути к Шалимову и девушке некстати маячил Ратников. Шалимов ударил Саманту локтем в грудь, она потеряла равновесие и полетела в воду. За ней кувыркнулся Шалимов, пули Дорена и Ратникова просвистели мимо него.

Дорен перепрыгнул в кабину «Шаттла», рванулся к правому борту и всадил в воду весь магазин. Зеленоватые морские волны окрасились кровью. Ни Шалимов, ни Саманта не показались более на поверхности.

— Готово, — удовлетворенно констатировал Ратников. — Приманка для акул… Привет, Кеннет.

— Рад тебя видеть, Алекс. Все идеально, а ты волновался… Открывай эту хреновину, и поскорей. — Он имел в виду грузовой отсек «Шаттла». — У нас очень мало времени.

Ратников вытянул рукоятку на пульте, створки грузового люка неторопливо раскрылись. Зеркальная броня «Элиминейтора» поблескивала в солнечных лучах. С подводной лодки навели трап, профессор Филлингем, хватаясь за леера, тяжело перебрался на «Атлантис». За ним двое террористов несли ящик с аппаратурой и инструментами. Профессор приступил к вскрытию корпуса спутника.

Его работа шла быстро и споро. Еще бы: вместе с профессором Райдером из Колумбийского университета он принимал участие в конструировании «Элиминейтора». И спустя годы они оказались по разные стороны добра и зла…

Профессор откидывал защитные крышки, отсоединял кабели и провода. Остальные помогали ему на подхвате. Ратников и Дорен поглядывали издали.

— Одного не пойму, — посетовал Ратников. — К чему такие дикие сложности? У вас атомная подводная лодка, вот и выковыряли бы плутоний из реактора…

— Спросите профессора Филлингема, он наш научный консультант… А насколько знаю я, тут две причины. Во-первых, у нас нет физической возможности залезть в реактор, но, полагаю, это мелочи, придумали бы… А главное — его топливо абсолютно не подходит для наших целей. Кстати, — вспомнил Дорен, — что с тем устройством, которое записывало разговоры на борту «Атлантиса»? Да, кажется, еще и с видеоконтролем?

— Да ничего оно, не записывало, — с ухмылкой обронил Ратников. — Пришлось повозиться…

Наконец, по указанию профессора, из нутра спутника был извлечен тяжелый серый ящик из металла. Филлингем шагнул к Дорену.

— Внутри — бериллиевые сферы с плутонием.

— Отлично, — оживился Дорен. — Уходим!

Они перебрались на «Барс», сняли трап. Контейнер с плутонием уложили в рубке, подальше от жилых помещений, благо теперь этому не мешала ВСК. Хранить его в реакторном отсеке категорически запретил профессор Филлингем, аргументируя чуждыми Дорену научными резонами. Активизировались двигатели, корпус лодки мелко задрожал, она двинулась в направлении Апалачиконской впадины, ища оптимальную глубину для погружения.

Дорен и Ратников стояли на палубе, прощаясь с ограбленным «Атлантисом». Ратников обратил внимание Дорена на ряд черных точек над горизонтом.

— Что это?

Дорен усмехнулся.

— «Блэк Тандер». Десантные вертолеты ВМС США Когда мы прогоняли всю операцию на компьютерах, получалось, что они и должны прибыть в это время. Нам даже дали небольшую фору..

— Погружаемся, — засуетился Ратников.

— Успеем, все идет по плану…

— Погоди, а это что?

Ратников прищурился на оранжевое пятнышко, пляшущее на волнах между «Атлантисом» и берегом.

— Не знаю, — встревожился Дорен. — Сейчас.

Он отдал краткую команду по интеркому. Принесли бинокль. Ратников нетерпеливо выхватил его из рук матроса, навел на подозрительный предмет и с громким проклятием швырнул бинокль на палубу.

— Это они!

— Кто?

— Шалимов и девчонка! Они спаслись, они живы! Дьявол, дьявол, дьявол! — Ратников едва не стучал кулаками по лееру. — Немедленно… Торпедная атака!

— Не получится, — невозмутимо объяснил Дорен. — Объект маловат. Торпеда не взорвется, да и не попадет, а для самонаведения слишком ничтожная цель.

— Прикажи принести автоматы!

Вместо ответа Дорен молча указал на черные вертолеты, выросшие уже до размеров крупных бусин.

— Срочное погружение.

Ратников, вне себя от злости, извергая ругательства, скатился по трапу. Дорен задержался на мгновение, поднял бинокль, рассмотрел оранжевую точку. Это была спасательная надувная лодчонка с «Атлантиса». Девушка лежала поперек борта, почти касаясь головой воды, Шалимов отчаянно греб к берегу, поглядывая на далекие еще вертолеты.

Дорен хмыкнул, спустился в центральный пост, где бушевал Ратников. Хладнокровно игнорируя тирады русского, Дорен произвел погружение и дал максимальную скорость. Только тогда он повернулся и заговорил:

— Алекс, заткнись и слушай. Сейчас я их разглядел хорошенько: создалось впечатление, что они не очень-то спешат пообщаться с экипажами вертолетов. Может статься, у нас есть время.

— Время! — завопил Ратников. — Ты хоть понимаешь, что произошло?! Это крах, конец всему! Они выведут на меня, а я — прямой канал к мозгу, к мистеру Брауну Дорен отметил про себя, что он этого не знал.

Полностью потерявший выдержку Ратников выболтал то, чего оглашать не следовало.

— Еще ничего не случилось, — сказал Дорен. — Во-первых, найти тебя у них нет ни единого шанса.

— Да, пока мы будем сидеть в этой дыре, на твоем проклятом острове, а потом?! Тебе наплевать, а мне нет! Ты сделаешь пластическую операцию, переменишь имя и слиняешь в кусты, а я не для этого ввязывался в дерьмо! Я должен быть героем — именно я, Ратников, со своим именем и обликом! В этом суть замысла!

Ратников махнул рукой и вышел. Вернулся он более или менее успокоенным.

— Что ты предлагаешь? — Он уселся в кресло у пульта и выпустил клуб дыма.

— То же, что и ты. Они должны быть уничтожены, и они будут уничтожены мною лично. И очень скоро, Александр. Что-то кому-то рассказать они, есть основания полагать, не успеют.

Ратников уже окончательно пришел в себя.

— Основания полагать, — пробормотал он. — Какие?

— Страх, — лаконично молвил Дорен. — Не зря они улепетывали от «Блэк Тандер». Им повсюду теперь будут мерещиться наши люди. А пока они ищут свой телефон доверия, мы не станем дремать.

— Что ж, логично, — перевел дыхание Ратников. — Дай Бог, чтобы так оно и было.

Все утро и весь день лодка шла строго на юг и к пяти часам оказалась у подножия безымянного островка — скалы, торчащей из моря в девяноста милях западнее мексиканского острова Аренас. Здесь требовалась виртуозная навигация и тончайшая работа акустиков — «Барс» нужно было провести узким подводным тоннелем, образовавшимся природным путем много тысячелетий назад, когда остров был действующим вулканом. В недрах острова простиралась обширная пещера с подземным озером, сообщающимся с океаном, — почти так, как описана у Жюля Верна гавань «Наутилуса» капитана Немо. Пещеру открыли в 1953 году агенты мексиканского наркобарона Ринальдо Переса и приспособили ее для хранения наркотиков, доставляемых на маленьких подводных-лодках. Полиция так и не дозналась секрета Переса, сломав на этой загадке немало зубов. Потом Перес умер, организация его распалась, и люди мистера Брауна откупили пещеру у наследников наркобарона. Теперь там располагалась превосходно оборудованная база террористов, готовая принять «Барс». Попасть с острова в Мексику можно было на крохотном двухместном самолетике «БД-5-Джет», летавшем на недоступной для локаторов высоте над самой водой и приземлявшемся на укрытой среди болотистых джунглей возле Вилья-Эрмоса посадочной полосе, также некогда принадлежащей наркомафии. Конечно, «БД-5» использовался только в случаях крайних, экстренных. Такой случай как раз настал.

«Барс» благополучно пробрался по извилистому подводному коридору и всплыл в центре подземного озера, черное зеркало которого тысячи лет не колыхалось от дуновения ветерка. Мощные прожекторы заливали пещеру ярким светом. Сборные домики, как морские раковины, прилепились к скользким камням берега. Из ближайшего навстречу Дорену поспешил Рон Ричарде. Как только Дорен ступил на твердую землю, последовало рукопожатие. Поручив руководить выгрузкой Шеллеру, Дорен в сопровождении Ричардса направился в дом. Хозяин достал бутылку «Баллантайна», наполнил рюмки.

— Есть что праздновать, — сказал он.

— Не совсем, — поправил-Дорен и посвятил Ричардса в суть происшествия на «Атлантисе».

— И что ты думаешь делать? — поинтересовался тот.

— Убрать их, и желательно поскорее, до главного удара и ликвидации нашей базы. Ребята с материка помогут мне.

— Когда отправляешься? — Ричарде отпил глоток, вынул сигареты.

— Сейчас. — Дорен наклонился вперед. — Слушай, Рон, такие дела. Мы провернули чертовски хитрую штуку, такую, кадсой еще никто, не проворачивал. И если все сорвется теперь, это ужасно обидно… Ты уверен, что база ни с какого бока не засвечена?

Ричарде приподнял плечи.

— Знаешь морское присловье? Если что-нибудь в принципе может пойти наперекосяк, обязательно так и будет…

— Типун тебе на язык, — рассердился Дорен.

Ричарде засмеялся и дружелюбно хлопнул его по спине.

— Да нет, Кеннет. Нет причин для волнений.

Тут в сущности уже все было обустроено, люди Переса постарались. Нам всего-то пришлось сделать пару рейсов на катере. Катер на дне, вместе с командой, наружные тоннели взорваны, чего еще?

— Ладно… — Донер встал. — Мне нужны деньги, тысяч тридцать… Кто вывезет меня в Мексику?

— Бакстон. А деньги получишь на континенте, из резервного фонда. Я дам команду.

Дорен нахмурился.

— Не слишком ли много ты болтаешь по радио?

— По необходимости. У нас импульсный передатчик «Топ Флэш» с кодирующим устройством и параллельной дискретной сменой частоты, его очень трудно засечь.

— Трудно, но можно… — Дорен опрокинул рюмку в рот — Ну, я пошел.

Он разыскал пилота Бакстона. По единственному уцелевшему коридорчику в скале они протиснулись в подземный ангар, где стоял самолет. Бакстон запустил двигатель, маленькая машина начала разгон. Взлетная полоса вела из ангара наружу, и ее невозможно было заметить с воздуха — она полностью сливалась с окружающим ландшафтом.

Самолетик взлетел над волнами, заложил вираж и выровнял курс на мексиканское побережье. Дорен рассеянно любовался игрой океана и ветра «Если что-то может пойти наперекосяк, так оно и будет «Дорен анализировал свои действия. Нет, он не допустил ошибок. Не мог же он нырять с «Атлантиса» в поисках трупов. Ему было совершенно невдомек, где прятались уцелевшие астронавты, да, значит, нашли место, они знают свою машину. Но это им не поможет.

«Джет» немного раскачивало — погода портилась, от горизонта наползали тучи. Дорен представил себе, какой переполох сейчас творится по всей Америке, от НАСА до Президента. Похищение ядерной начинки военного спутника — не шутка, но то ли еще будет, когда они нанесут главный удар…

Под крыльями «БД-5» потянулась зелень прибрежной полосы. Пилот высматривал тайный аэродром, ориентируясь по одному ему известным признакам. Самолет снижался. Едва не задев кроны пышных деревьев, он коснулся земли и заскакал по неровной дорожке.

— Приехали, — обернулся Бакстон.

Дорен легко выпрыгнул из кабины. Он думал о разговоре с Ратниковым, об изменении имени. У Дорена было много имен, но сейчас только одно для двух астронавтов, и имя это было, — смерть.

 

13

ГИБЕЛЬ АТЛАНТИСА СЕМЬ АСТРОНАВТОВ СТАЛИ ЖЕРТВАМИ КАТАСТРОФЫ ДЕНЬ СКОРБИ ДЛЯ АМЕРИКИ И ВСЕГО МИРА

Под жирными, пахнущими типографской краской заголовками на первой странице «Вашингтон пост» были помещены портреты семерых членов экипажа в траурных рамках. Генерал Стюарт пропустил начало статьи, где подробно излагалась предыстория трагедии, и перешел к описанию непосредственных причин аварии.

«При входе в плотные слои атмосферы, — писал безымянный автор (статья шла в рамках официоза), — произошла разгерметизация одного из клапанов кабины корабля, что привело к мгновенной гибели экипажа. Автоматические устройства навигации посадили «Атлантис» в Мексиканском заливе (далее указывались намеренно искаженные координаты). На место катастрофы прибыли вертолеты ВМС США…» И так далее.

Стюарт отложил газету, протер усталые глаза.

Все правильно, все так, как и было оговорено на экстренном совещании у Президента. В Овальном кабинете присутствовали госсекретарь, министр обороны, председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Уильям Колбрайт, первый заместитель шефа АНБ (отсутствующего по уважительной причине — тяжелая болезнь) Эндрю Берринджер, директор ЦРУ Майкл Каренс, директор ФБР, генералы Хэммер и Стюарт, бригадный генерал Уилсон. Позиция Президента была однозначно жесткой — засекретить все, что возможно Когда Джон Хэммер робко заикнулся об обмане американского народа, Президент сказал историческую фразу:

— Лучше разочаровать американский народ в честности одного политика, чем разочаровать все человечество в ценностях демократии.

Он был прав. Беспрецедентное преступление не могло не заставить людей задуматься о том, что миром управляют совсем не те, кому кажется, что они управляют. Инцидент с «Атлантисом», будучи лишь вершиной, расходящейся к основанию пирамиды, мог дать долгожданный ключ дестабилизирующим силам и взорвать фундамент демократических обществ не только в Америке.

К сожалению, ни Президент, ни правительство США, ни военные, ни спецслужбы не обладали монополией на информацию. Пусковая кнопка находилась в руках террористов и — что было уже несомненным — связанных с ними коррумпированных политиков. Удара можно было ждать в любую минуту и с любой стороны. Оставалась слабая надежда, что террористы не более заинтересованы во всеобщем хаосе, чем правительство, но это выяснится лишь тогда, когда станут ясными их цели, требования и образ действий. Пока же администрация США твердо стояла на своем: гибель «Атлантиса» должна быть представлена несчастным случаем, обусловленным технологическими просчетами НАСА.

Генерал Стюарт подошел к окну. Здесь было его традиционное место для невеселых размышлений, и он поймал себя на том, что за минувшие с момента убийства Каннингхэма дни от этого окна почти не отходит. Больше всего его тревожило то, что тела трех членов экипажа — русских космонавтов и девушки — не найдены. Где они? В желудках акул? В плену у террористов, а может, заодно с террористами? Если эта бомба замедленного действия рванет, колоссальный правительственный кризис неизбежен. Чем отзовется, когда станет известен общественности хотя бы тот факт, что в двух запаянных цинковых футлярах, помещенных в пышные гробы и отправленных в Россию, и в еще одном таком же, который с воинскими почестями будет захоронен на Арлингтонском кладбище вместе с остальными астронавтами, нет ничего, кроме закрепленных свинцовых брусков? Из-за этого в закрытых гробах придется хоронить всех, ссылаясь на сильные повреждения тел при нештатной посадке. Еще одна ложь.

На совещании в Овальном кабинете незримо присутствовали еще два участника — генерал Рубинов и Президент России, находившиеся у аппаратов «красной линии». Они согласились с предложениями Президента США. Естественным образом Рубинову была поручена координация усилий ФСБ и ГРУ по расследованию в России. На практике это вылилось в координацию действий, по сути, только двух человек — Ласкерова и Шебалдина как посвященных в операцию с самого начала, и крайне немногочисленного круга лиц, включенных в состав комиссии на авианосце «Теннесси». Остальным предстояло работать вслепую.

В кабинет Стюарта вошел заместитель начальника шифровальной группы полковник Уитмор и положил на стол новую кипу документов. Здесь были подробные донесения о ходе допросов персонала станции «Маунтин», осмотра трупов нападавших, их машин и оружия (ничего утешительного, хотя некоторые тела опознаны — обычные, хотя и высококвалифицированные наемники). Далее следовал доклад ФБР, занимавшегося проникновением на виллу Уилсона в Аннаполисе (ни следов, ни свидетелей), и отчет подчиненной Пентагону спецгруппы НАСА, изучавшей покалеченный «Атлантис» и останки вскрытого «Элиминейтора».

Замигала лампочка вызова на корпусе селектора (генерал отключил раздражавший его звуковой сигнал).

— Приехал полковник Коллинз из Вашингтона, сэр.

— Пусть войдет.

При взгляде на Коллинза генерал едва сдержал сочувственное восклицание. Лицо полковника отливало нездоровой желтизной, глаза ввалились, под ними четко вырисовывались синие круги, следы бессонных ночей. С Коллинза можно было ваять аллегорию нечеловеческого утомления. Он похудел и осунулся, но знаком беды для генерала послужило то, что он сразу достал сигареты и закурил. Раньше полковник не позволял себе такого на службе, тем более в кабинете Стюарта. В ответном взгляде Коллинза генерал прочитал, что и он выглядит не лучше.

— Выключите это, — попросил полковник, кивая на телевизор, где шла бесконечная панихида по «Атлантису». — Неужели вам не действует на нервы?

— На мои нервы давно ничего не действует. — Генерал нажал кнопку дистанционного управления.

Экран погас. — Они атрофированы, Фрэнк. Впрочем, если вы принесли хорошие новости…

— В нашей истории хорошими новостями могут быть только плохие… Мой список сократился до трех человек, и я почти знаю, кто из них предатель.

— Не надо гипотез, — поморщился Стюарт. — Я объелся ими настолько, что вот-вот закипят мозги… Посадите его в наручниках на этот стул, тогда и поговорим. Вы получили последние данные?

— Я еще не был у себя, сэр.

— Тогда вот. — Генерал протянул Коллинзу пачку принесенных Уитмором бумаг. — Возможно, здесь что-то поможет вам, в особенности то, что касается нападения на «Маунтин».

— Уже помогло, — Коллинз бегло просматривал документы, — даже без этого. Сам факт нападения. Говорю же, я почти знаю, кто передал террористам коды специальной связи с «Атлантисом» и параметры нештатной посадки…

— Да, лихо они от нас улепетнули. — Генерал вытащил из тумбы стола бутылку и рюмки. — Спутники слежения вновь засекли «Атлантис» уже над Мексиканским заливом. «Блэк Тандер» поднялись по тревоге, но… Хотите виски, Фрэнк? — не дожидаясь ответа, он налил Коллинзу и себе. — Специалисты утверждают, что существовала одна-единственная траектория спуска, на которой мы бы зафиксировали «Шаттл» не сразу, а с задержкой.

— Где тонко, там и рвется, — философски заметил Коллинз, пригубив напиток. — Кстати, у меня нет информации и о поисках похищенного плутония.

Генерал покосился на вторую сигарету, которую достал Коллинз, но оставил и ее без комментариев.

— Двадцать килограммов плутония — не иголка, — сказал он. — Если бы они транспортировали его по земле, по воде или по воздуху, мы накрыли бы их. Сеть была столь плотной, что это не вызывает никаких сомнений.

— Значит? — взмахнул сигаретой Коллинз.

— Под водой, — подтвердил Стюарт.

— Не думаете ли вы, что это связано с исчезнувшей субмариной русских?

— С ней или с какой другой — не все ли равно, — безнадежно отмахнулся генерал. — Впрочем, если с ней — дело совсем плохо. Тогда нет шансов обнаружить плутоний прежде, чем его пустят в ход. Лодки этого типа обладают автономностью в девяносто дней и погружаются на шестьсот метров. Она может преспокойно улечься на дно среди скал, и мы никогда ее не отыщем. А тем временем плутоний всплывет в любом месте побережья с водолазами или в небольшом одноместном батискафе…

— Вряд ли, — возразил Коллинз. — Судя по обычной основательности противника, они не станут полагаться на такой ненадежный вариант. Гдето у них есть база, да вот где?

— Мы думали и об этом. — Генерал проглотил дозу виски, но усталость помешала почувствовать привычное облегчение. — База не может располагаться слишком близко от места приводнения «Атлантиса» — ее нетрудно будет вычислить, как и слишком далеко — тогда путь до нее становится долгим и опасным. Она также не может находиться в Мексике или в США по понятным причинам..

Скорее всего это какой-нибудь необитаемый покрытый джунглями островок. Увы, в очерченном нами круге их чрезмерно много, Фрэнк.

Багамы, Антибы, Суон, Флоридский пролив — сотни и сотни островов. На прочесывание всех уйдут месяцы…

Его прервал стук в дверь. Снова вошел Уитмор.

— Срочное сообщение, сэр.

Стюарт разорвал пакет, всмотрелся в листы распечаток.

— Вот это уже интересно, Фрэнк… Доклад группы НАСА. Они натолкнулись на чертовски поганую вещь… Передатчики «Атлантиса», а также система видеопамяти и выпуска шасси повреждена преднамеренно. Причем сделано это до посадки Коллинз недоверчиво тряхнул головой.

— Преступник среди экипажа? Немыслимо.

— Тем не менее это так. Дело приобретает занятный оборот, — продолжил Стюарт. — Гадать не будем… Подробная разработка всех, а русские коллеги проверят своих.

По его интонации полковник догадался, что преимущественно русские космонавты вызвали подозрение генерала. Был ли тому причиной американский шовинизм или основания — он не брался утверждать. Стюарт прочел в глазах полковника немой вопрос.

— Да, понимаю, — проговорил он. — Но сам факт их исчезновения ничего не значит. Их может не быть в живых. Да, террористы могли расправиться со своим агентом в числе прочих и по каким-то соображениям захватить русских, но… Четверо похоронены на Арлингтонском кладбище, а трое — нет.

— Я полагаю, девушку можно исключить, — сказал Коллинз. — у нее не было необходимых технических навыков, чтобы вывести из строя аппаратуру.

— Я никого не буду ИСКЛЮЧАТЬ, — генерал веско надавил на последнее слово. — Исключения, включения, подключения — все после скрупулезнейшей проверки…

— Да, сэр, — наклонил голову Коллинз. — Утечки информации в прессу пока нет?

— ПОКА нет, — подчеркнул генерал. — Черт знает, сколько времени мы сможем держать двери секретности закрытыми. Чересчур много людей знает чересчур много вещей. Достаточно одному пронырливому журналистишке сунуть ногу в щель, как задует такой сквозняк, что снесет не только дверь, но и весь дом.

Коллинз вспомнил о Лесли Энджеле, вслух же высказал совсем другое:

— Будем надеяться, что этого не произойдет, сэр.

— Да. Будем надеяться, — эхом откликнулся генерал, но было видно, что если есть на свете нечто, чему он склонен доверять меньше всего, так это надежда.

В России события вокруг катастрофы «Атлантиса» воспринимались примерно так же, как в Америке, разница заключалась лишь в масштабах. Генерал Рубинов вызвал на ковер Шебалдина и Ласкерова, как офицеров, лично ответственных за расследование.

— Это черт знает что такое, — резко говорил Рубинов. — Я слов не нахожу… Да, захватили космический корабль, погибли люди, это — трагедия…

Но погибли, а не исчезли! Что значит — пропали без вести? Утонули, попали в плен, сбежали? Это позор! — Он задохнулся, отпил глоток воды из стакана. — Вот что, товарищи (генерал принципиально не признавал в армии «господ»). Даю вам два дня, слышите — двое суток, чтобы выяснить всю подноготную этих двоих! Я прикажу оказывать вам максимальное содействие, просите все, что хотите, но через сорок восемь часов я должен знать, не изменники ли они. Докладывать лично мне! Все!

Через час Шебалдин и Ласкеров отбыли в Звездный городок.

Делом потерявшейся подводной лодки Рубинов не занимался, как не имеющим непосредственного отношения к операции «Сэрвайвл», хотя навязчивые совпадения должны были насторожить его.

Последний сеанс связи «Барс» провел из Мексиканского залива, а несколько часов спустя там приводнился «Атлантис». В ту же ночь практически в точке координат «Барса» российский спутник зарегистрировал вспышку неустановленной природы.

Тем не менее узел проблемы «Барса» вяло распутывало военно-морское ведомство, не проявляя излишнего рвения. Никому не улыбалось повесить на себя после скандальной катастрофы «Комсомольца» в 1989 году еще одну утонувшую атомную субмарину, пусть и без ядерного вооружения.

В Париже, как и во всех столицах мира, крушение «Атлантиса» было новостью номер один для газет, телевидения и радио. Корину поручили срочно подготовить соответствующую программу на «Радио Европа», чему он даже ухитрился уделить немного времени, хотя был поглощен собственным, не особо продвигавшимся расследованием.

Лесли Энджел отнесся к сенсации сдержанно.

Известие задело его не больше, чем информация о землетрясении на Сахалине — конечно, ужасно, но его лично не касается. Он задержал взгляд на фотографии симпатичной мулатки в траурной рамке — Саманты Л. Ларрены, как явствовало из подписи под снимком. Жаль, подумал он. Почему Господу было угодно, чтобы эта молодая красивая женщина умерла?

В это время еще один человек на другой половине земного шара думал о Саманте Ларрене. Оставляя в стороне не очень, признаться, ясный вопрос о Господе, можно было с уверенностью утверждать, что ее смерть была угодна Кеннету Дорену.

 

14

Предательство Ратникова, появление подводной лодки с вооруженными людьми, внезапная стрельба, кровь — все это повергло Андрея Шалимова в состояние шока. Он действовал бездумно, как автомат. Когда загрохотали выстрелы, он рефлекторно толкнул Саманту локтем в грудь — не потому, что надеялся спасти ее, а потому, что она стояла рядом и чуть сзади. Когда девушка полетела в воду, Шалимов, ни секунды не мешкая, прыгнул за ней. Еще в воздухе он ощутил болезненный укол в ногу — пуля вырвала часть мышцы выше колена.

Шалимов со всплеском погрузился в зеленую воду, немедленно окрасившуюся кровью. Пули Дорена буравили морскую толщу, как крохотные ракеты, уносящиеся вертикально вниз с жужжащими пузырьковыми шлейфами.

Погружение Шалимова остановило препятствие под ногами. Оно было мягким и податливым.

Андрей подумал об акулах. Он никогда не видел акул воочию, но сомневался в мягкости их тел. Он сделал энергичный гребок и уцепился за комбинезон Саманты. Что дальше? Всплывать к поверхности — значит подставить себя и девушку под огонь.

В сущности, им приходилось выбирать между двумя смертями — от пуль или от удушья, и обе были ужасающе близки.

В полуметре впереди, под притопленным левым крылом «Атлантиса», темнела какая-то неясно видимая округлая масса. Шалимов догадался, что это выпущенная при посадке левая стойка шасси. Командир говорил, что в полость войдет лишь немного воды, а потом ее задержит сжатый воздух. Воздух!

Там можно дышать! Пусть это небольшая отсрочка, но это жизнь.

Шалимов обхватил Саманту левой рукой и погреб правой к огромному колесу. Опоры уходили внутрь мрачного цилиндра-шахты, куда пряталось шасси в убранном состоянии. Он взобрался по металлической трубе, волоча девушку за воротник комбинезона.

В верхней части цилиндра действительно скопился спертый воздух — не более кубического метра в объеме. Здесь царила кромешная тьма среди многочисленных угловатых механизмов, о которые Шалимов несколько раз больно ушибся.

Жалкие порции света просачивались снизу, из пронзенной солнечными лучами зеленой воды, но его было слишком мало, чтобы разглядеть лицо Саманты. Девушка дышала — это он ощущал. Она не произносила ни слова. Была ли она без сознания?

Или, как и он, понимала, что их задача — продержаться здесь долго, а при разговорах и движениях расходуется больше кислорода?

Соленая вода причиняла нестерпимую боль раненой ноге. Казалось, в обнаженную мышцу вгрызлись тысячи микроскопических крабов и вырывают из нее кусок за куском. Тяжко, размеренно стучало в висках. Воздух, пахнущий раскаленным железом и машинным маслом, становился все отвратительнее, как будто кто-то медленно вводил в сгущенную атмосферу яд из гигантского шприца. Но это был углекислый газ, источаемый их легкими и секунда за секундой отнимающий у них жизнь. Дыхание Шалимова и девушки участилось. Голову Андрея сдавливали чудовищные тиски, вязкие малиновые амебы плыли перед его глазами. Он задыхался.

Дальше оставаться в бездействии было нельзя.

Шалимов набрал полную грудь невыносимо омерзительного густого газа, ловя последние атомы кислорода, оттолкнулся от изогнутой железки и нырнул, поддерживая тело девушки. Он не думал, что в состоянии добраться до поверхности, слово «думал» вообще было неприменимо к нему в эту минуту, но помогла сама морская вода. Она выталкивала их, как поплавки. Шалимов ударился головой о наполовину погруженный в океан край крыла, схватился за него, рванулся и… вдохнул восхитительный морской воздух, в котором было сколько угодно кислорода, кубические километры прекрасного живительного кислорода, на весь мир, бесплатно и вдоволь для всех.

За комбинезон он вытянул девушку на крыло.

Грудь ее вздымалась снова и снова, Саманта дышала, она была жива! Цвет ее лица поражал противоестественной бледностью, парадоксальным образом проступившей сквозь темную кожу, глаза были закрыты, но она дышала. А остальное было неважно.

Кроме, конечно, террористов. Едва сознание Шалимова прояснилось при первых же вздохах, он бросил настороженный взгляд вдоль корпуса «Атлантиса» к кабине, прислушался. Кроме тихого плеска волн не было слышно ничего. Оставив Саманту лежащей на крыле, он подплыл к почти касающейся воды откидной створке люка «Атлантиса», подтянулся, вполз на нее, так же ползком подобрался к кабине.

Никого, лишь зловеще маячит в океане рубка уходящей субмарины с двумя людьми на палубе, в одном из которых Шалимов узнал Ратникова. Так близко! Если сейчас показаться им на глаза, они будут стрелять. А если промедлить, вот-вот нагрянут спасатели. У Шалимова же имелись резоны не встречаться ни с кем. Туманные резоны еще не оформились в логическую схему — это произойдет позже, а теперь только интуитивное, смутное, но непререкаемое Знание шептало из бездонного колодца: нельзя.

Андрей втиснулся в узкую щель между лепестком люка и бортом, не поднимаясь во весь рост, на четвереньках пробрался к крышке отсека, где хранились надувные лодки. После ряда безуспешных попыток он вытащил одну, протолкнул в щель.

Лодка упала на воду, забурлила химическая реакция — баллоны расправились, накачиваясь газом.

Вслед за лодкой Шалимов сбросил два весла. Похоже было, что на субмарине не заметили его вылазки — он орудовал на левом борту «Шаттла», обращенном к побережью.

Когда лодка надулась и заплясала на волнах, как тугой оранжевый апельсин, Шалимов с прежними предосторожностями сполз по створке люка, стараясь высокомерно презирать терзающую ногу боль. Он выловил пустотелые стеклопластиковые весла, подгреб к девушке и перетянул ее в лодку.

Она по-прежнему была без сознания. Шалимов как мог уложил ее поперек баллона и направил лодку к берегу.

В утренней тишине равномерное «сплэш-сплэш» весел звучало почти вызывающе. Тупоносая лодка упорно не желала идти ровно, постоянно рыскала, и вдобавок скорость… Да какую там скорость можно развить на весельной спасательной лодчонке?

Шалимов миновал изрядную часть пути, когда заметил над горизонтом черных стальных шмелей — вертолеты «Блэк Тандер». Он охнул и налег на весла. Почему-то он считал, что ему отпущено больше времени — ненамного, но все-таки больше.

Весла выгибались, лопасти уже не плескали, а гудели в прозрачной воде. Этот бросок к берегу отнял у него больше сил, чем адский подводный заплыв из цилиндра шасси, но он успел. Когда туши вертолетов повисли над распростертым в море «Атлантисом», лодка уже уткнулась носом в обрыв, надежно прикрытая переплетением древесных ветвей и невидимая с воздуха.

Он взял немного правее. Нос лодки зашуршал на прибрежных камнях. Шалимов ступил в соленую воду, скривившись от нового прилива боли, которая из недавнего друга превратилась в злобного врага. Он наклонился, с усилием подхватил девушку на руки и понес в глубь леса по руслу ручья. У небольшого овального озерца он опустил Саманту на траву. Девушка еще не пришла в себя, но дыхание было ровным, страшная бледность смуглого лица исчезла. Это походило на сон, а не на обморок. Как любой космонавт, Шалимов обладал первичными медицинскими навыками. Он осмотрел Саманту и не обнаружил ничего тревожащего. Последствия шока, обморок, переходящий в нервный сон, и все.

Должно пройти без следа.

Шалимов принес от побережья спущенную лодку, разыскал приличных размеров булыжник, завернул его в прорезиненное полотно и утопил в озере. Весла он затолкал в расщелину между скалами у обрыва и лишь после этого занялся раненой ногой.

Пуля вырвала клок икроножной мышцы — к счастью, стержневых кровеносных сосудов там не пролегало, и крови было немного. Шалимов расстегнул комбинезон, разорвал нижнюю рубашку, как сумел перевязал ногу. Рана была неопасной, но болезненной и вызывала хромоту, хотя после промывки озерной водой боль уменьшилась.

Саманта зашевелилась. Шалимов встал на колени возле нее, просунул ладонь под затылок и приподнял голову. Девушка пыталась что-то сказать, ее губы вздрагивали. Шалимов приблизил ухо к ее рту.

Едва слышно она повторяла раз за разом вопрос:

— Где я?

— В безопасности, — принужденно улыбнулся Андрей.

Саманта вдруг рванулась из его рук, резко села.

Невидящий взгляд ее широко распахнутых глаз неопределенно блуждал вокруг.

— Что случилось? Где мы? Где остальные?

— Все погибли, — с горечью произнес Шалимов. Быть может, ему не следовало с мгновенной безжалостностью возвращать девушку в пучину недавнего ужаса, но она отреагировала с абсолютным безразличием. Саманта кивнула, словно речь шла о позабытой мелочи, настолько маловажной, что о ней и помнить ни к чему.

— А, да…

Вдруг она закрыла лицо руками и разрыдалась.

Андрей обнял ее, прижал к себе.

Когда Саманта успокоилась и во второй раз подняла на него глаза, взгляд ее был осмысленным, но тревога не ушла из него.

— Это ты притащил меня сюда? — спросила она, осматриваясь. — Я хочу пить… Мы должны идти, скорее найти полицию…

Андрей непреклонно покачал головой. Пока он возился с лодкой, девушкой и собственной раной, его подсознательные запреты перебрались на уровень здравого рассудка и выстроились в неопровержимую систему умозаключений. Он не был уверен, достаточно ли оправилась от шока Саманта, чтобы понять его, и решил дать ей еще немного времени.

Из озера он принес холодной воды в ладонях, напоил девушку. Когда она судорожно глотнула воду; ее взгляд упал на повязку поверх комбинезона.

— Ты ранен? — прошептала она.

— Зацепили… Это пустяки.

— Но ты сможешь идти? Я имею в виду — далеко? Кто знает, где здесь ближайшая дорога…

— Идти я смогу, — ответил Шалимов. — Но прежде чем куда-то идти, скажи мне вот что. Ты понимаешь, что с нами произошло?

Она неуверенно вопросительно покачала головой. Локон мокрых волос упал на лоб.

— Кажется, да… Этот ужасный Ратников… Он мне с самого начала не нравился! Он сговорился с кем-то на станции «Маунтин», и они посадили нас прямо в лапы террористов… Так?

— НЕ ТАК, — раздельно проговорил Андрей. — Не совсем так. Мы стали жертвами не просто преступления, а разветвленного заговора, и Ратников тут — винтик. Чтобы похитить космический корабль, нужен ряд вещей. Знать все о нашем полете, вплоть до мельчайших подробностей. Знать секретные коды станции «Маунтин». Каким-то образом раздобыть русскую подводную лодку, и еще тысячи деталей, о которых мы с тобой даже не догадываемся и которые не по зубам обычной террористической группировке. Это люди с невероятными возможностями, они везде — в России, в спецслужбах, в Пентагоне, в НАСА.

— Ну и что? — Саманта не сразу осознала сказанное.

— А то, что мы единственные свидетели. Только мы знаем о Ратникове, и они не остановятся ни перед чем, чтобы найти нас и уничтожить.

— Боже! Как я не подумала… Тогда тем более скорее в полицию!

Шалимов печально усмехнулся.

— Помнишь убийство президента Кеннеди?

Читала о том, сколько свидетелей обращалось в полицию? И чем это кончалось? Они исчезали. Никому из них не дали и рта раскрыть. А здесь народ покруче, чем те, которые убрали Президента. Стоит лишь кому-то, хоть одному полицейскому или чиновнику, или сотруднику спецслужб пронюхать, что мы живы, и через полчаса об этом по цепочке узнают ОНИ, даже если наш полицейский чист, как алмаз. И тогда нас ничто не спасет. Теперь поняла?

— Я не дура, — недружелюбно сказала Саманта. — Но что же тогда делать? Мы не можем вечно скрываться. Да мы вообще не можем скрываться.

Мы знаменитости, а после гибели «Атлантиса» — суперзвезды. Любой мальчишка узнает нас за милю.

Если бы мы были еще не так приметны… Но твой акцент, мой цвет кожи… И у нас нет денег.

— Все это так, — согласился Шалимов. — Я и не собираюсь всю жизнь прятаться в норе, как крот.

Мы придумаем способ, как нам выбраться и разоблачить наших врагов. Но для этого надо хотя бы остаться в живых. Для начала достать нормальную одежду, автомобиль.

— Как ты себе это представляешь?

— Гм… А где мы примерно находимся?

Саманта помолчала, прикидывая.

— Где-то в Луизиане. Ближайшим городом к западу должен быть Порт-Артур… Нет, погоди, ЛейкЧарлз поближе. На юге — Батон-Руж, хотя нет, я все перепутала. Юг прямо перед нами, в океане, Батон-Руж на севере. А к востоку — Лафайетт, озеро Понтчартрейн и Нью-Орлеан, но он слишком далеко.

— Да нет, от городов лучше всего держаться подальше… Есть тут какие-нибудь фермы?

— Не знаю, какие тут фермы, сплошные болота да леса Эх, вот если бы угнать вертолет, — вздохнула она.

— Ты умеешь водить вертолет?

— Конечно. У меня и свой есть. «Хани Би».

Правда, сейчас он в ремонте.

Шалимов начал натягивать просохший комбинезон наизнанку, чтобы скрыть броские эмблемы НАСА. Девушка поняла его и быстро оделась подобным же образом.

— А если бы у нас был вертолет, — развил тему Шалимов, — куда бы мы улетели?

— Ко мне в Висконсин. У нас с мамой там домик на берегу озера Мичиган, очень уединенный.

И деньги там найдем.

— Отлично. Вот туда-то ОНИ и явятся в первую очередь. Впрочем, идея мне по душе, хотя бы чтобы раздобыть деньжат. А задерживаться там нельзя.

— Но вертолета-то нет, — уныло напомнила Саманта.

— Ладно. — Шалимов потянул ее за руку. — Пошли.

— Куда?

— Куда глаза глядят. Если наткнемся на ферму, подождем темноты и попробуем что-нибудь… гм… взять в долг.

Они шли на север, пока не уперлись в бетонную полосу автострады Бомонт.

— Нью-Орлеан. Машин не было. Они поспешно пересекли дорогу и снова углубились под сень леса.

— Стой, — внезапно скомандовал Шалимов.

— Что?

— Вон там.

Среди плотно стоящих деревьев проглядывал деревянный забор, а за ним верхушка двускатной крыши.

— Ферма? — шепнула девушка.

— Черт ее знает… В лесу-то? — усомнился Шалимов. — Во всяком случае, это дом. А коли так, в нем живет кто-нибудь, кого можно обокрасть.

— Ты прямо заправский гангстер, — покачала головой Саманта.

— Станешь тут… Как бы узнать, не пустует ли он? Тогда залезем прямо сейчас.

То, что сделала Саманта в следующую секунду, было настолько неожиданным, что Андрей не успел вмешаться. Она подобрала увесистый камень и размашистым движением перекинула через забор. Зазвенело разбитое стекло, глухо залаяла собака, очевидно, запертая в сарае. Ожидаемых проклятий и появления владельца дома с двустволкой не последовало.

— Ну, ты даешь, — восхитился Шалимов.

— Пошли. — Девушка схватила его за руку и легко побежала к калитке. Нехитрый засов они открыли без проблем и очутились в ухоженном дворике.

Под навесом стоял джип, на который восторженно указала Саманта, и старый пикап. Два сарая с пудовыми замками примостились у забора — пес лаял из дальнего.

— Какой смысл заводить собаку, если она не охраняет имущество, — проворчал Андрей.

— А она для того и заперта, чтобы не укусила случайных гостей вроде нас, — пояснила Саманта. — Американцы приветливые люди. Не в городах, конечно. Но уже в ста милях от Нью-Йорка никто не закрывает дверей на ночь.

Они подошли к скромному двухэтажному коттеджу из некрашеного дерева. Снаряд Саманты попал в центральное окно мансарды. Дверь оказалась не только открытой — на ней вообще не было замка. Саманта первой вошла в уютную светлую комнату. Мебель незамысловатая, но везде чистота и порядок. Ни телевизора, ни радио.

— Это домик лесничего, — заключила она после беглого осмотра. — Вот его фуражка, а вот ружья.

Знаешь, мне неловко грабить такого доверчивого человека.

— Мы не грабим, а только одалживаем, — успокоил ее Шалимов. — Когда доберемся до Висконсина, вышлем ему Деньги за все. Только надо убедить хозяина не обращаться в полицию.

— Как? Дождаться его возвращения?

— Нет. Он не должен нас видеть… — Андрей побарабанил пальцами по дубовой крышке. — Вот что. Мы напишем записку.

— Какую? — заинтересовалась девушка.

— Напишем, что мы два друга — да, так луч ше — двое мужчин, ограбленных до нитки во время рыбалки. У нас украли все, включая одежду, нам надо как-то добраться домой. Пообещаем вернуть все взятое. И при первой же возможности обязательно вышлем деньги.

— Не очень-то я верю в такую записку, — вздохнула девушка. — Но делать нечего, пиши.

(Старый лесничий Том Хантер и без всякой записки не стал бы беспокоить полицию. За сорок лет его одинокой жизни в Национальном парке Луизианы, куда забрели Саманта и Шалимов, он не сталкивался с плохими людьми и непоколебимо — по-своему, по-простому — верил в человечество.

Он верил, что если люди взяли у него что-то, так потому, что отчаянно в этом нуждались, и непременно отплатят добром).

В шкафах нашлась только грубая мужская одежда. Саманта в полотняных брюках и простой куртке выглядела забавно, как хулиганистая девчонка из предместья. Шалимов прихватил лопату, чтобы зарыть комбинезоны в лесу. Ключа зажигания обнаружить не удалось, и пришлось напрямую соединить оборванные провода под приборной доской джипа. Когда мотор зачихал и завелся, девушка захлопала в ладоши.

Шалимов загнал машину подальше в лес по заросшей дороге, которой по виду не пользовались лет десять. Там они похоронили комбинезоны. Шалимов забросил лопату в кусты, достал из кармана найденные в домике деньги (они взяли примерно половину суммы) и пересчитал.

— Сто двадцать шесть долларов ноль-ноль центов. Таков наш оборотный капитал. Будем экономить, случай пополнить запас может подвернуться не скоро.

— Куда теперь? — спросила Саманта.

— Пока никуда. Подождем здесь, пока стемнеет, а потом поищем какой-нибудь мотель.

— Ты с ума сошел?

— Нет. — Шалимов засунул деньги обратно. — Если один из нас снимет комнатку, а второй потом заберется в окно, это не опасно. Кто станет разглядывать в потемках нас и нашу машину? И психологический момент на нашей стороне. Что бы ты сказана, если бы к тебе на огонек завернул Мик Джаггер?

— Сказала бы, что это не он.

— Правильно. То же скажет и портье в мотеле, если ему напомнят кого-то наши лица. Но вряд ли.

Через мотели проходят тысячи людей.

— Но зачем нам этот мотель? — с досадой проговорила Саманта. — Переночуем в джипе, в лесу.

— Чтобы посмотреть телевизор, — объяснил Шалимов. — Я хочу быть в курсе новостей.

— Ага… Тогда вот что. Если портье или хозяин окажется белым, заказываю номер я, а если черным — ты.

— Почему? — удивился Андрей.

— Потому что белым все черные кажутся с первого взгляда на одно лицо, и наоборот.

— Гм… Не такая уж ты черная.

— Моя мать, миссис Ларрена, черная, как эбеновое дерево. Она потомок рабов из южных штатов.

Отец, напротив — слоновая кость Он приехал из Европы.

— Значит, ты сборный экземпляр? А мои предки из-под Самары. Есть такой город посередине России. А что означает «Л» в твоем имени? — полюбопытствовал он.

— Лолита.

— Саманта Лолита Ларрена? Красиво.

До темноты они почти не разговаривали. Саманта специально захватила простыню из коттеджа лесничего, теперь она разодрала ее на полоски и несколько раз меняла повязку на раце Шалимова.

Рана не гноилась, хотя вокруг расползлось покраснение. Саманта боялась инфекции, но прошло еще недостаточно времени, чтобы утверждать что-либо наверняка.

Когда вечером они увидели неоновую рекламу мотеля «Суитуотер», стоящего недалеко от дороги, неброского и явно не перегруженного постояльцами, Шалимов остановил джип и погасил фары. В большом окне за стойкой виднелась фигура белобрысого веснушчатого парня, а стало быть, идти предстояло Саманте. Шалимов напутственно стиснул ее руку — сильнее, чем хотел.

Девушка ушла вниз по подъездной дорожке.

Шалимов наблюдал через окно, как она разговаривает с портье. Долго, как долго! Сердце колотилось, будто пневматический насос. Саманта повернулась к двери, портье протянул руку к телефонной трубке.

Куда он звонит?! Зачем?!

На бетоне автострады послышалось шарканье ног Саманты, обутых в громадные реквизированные ботинки. Все в порядке, — крикнула она издали и показала ключи.

— Куда он звонил? — от напряжения у Шалимова пересохло во рту.

— Это ему позвонили… Он не узнал меня, да и не мог узнать. Он пьян в зюзюку. Он бы мать родную не узнал..

Шалимов облегченно рассмеялся. Саманта запрыгнула в кабину джипа.

— Наш домик вон тот, с краю. Но давай развернем машину так, чтобы в случае чего не возиться с выездом.

Шалимов поставил джип радиатором к автостраде, пока девушка отпирала дверь. Они вошли в похожую на мансарду комнату — потолок снижался в обе стороны. Кровать была только одна, зато широкая, как танкодром. Обшарпанный телевизор стоял на тумбочке у окна. Шалимов сразу включил его, но на всех каналах передавали выступление Президента, посвященное экономическому развитию индустриального севера. Андрей не удивился этому. Безусловно, в начале речи Президент выразил скорбь и соболезнования, а теперь давал понять, что жизнь продолжается и не все так ужасно.

Что ж, подождем новостей.

Саманта ушла раздобыть чего-нибудь съестного, хотя Шалимов уговаривал ее не светиться. В конце концов он махнул рукой: ему и самому хотелось есть. В ожидании он рассматривал комнату. Лакированное дерево потолка, которому особо теплый оттенок придавал желтоватый свет бра, по-деревенски простоватый уют занавесок на окнах, потертый палас, монотонное бормотание телевизора — все это согревало и умиротворяло. Шалимов представил себе, что они с Самантой не бегут от надвигающегося ужаса, а приехали на уик-энд или того лучше, совершают свадебное путешествие. Не хватает только бутылки шампанского.

Этот пробел восполнила вернувшаяся Саманта, правда, в роли шампанского выступила литровая бутылка «Джонни Уокера». Девушка накупила чипсов, сладкой кукурузы, ветчины в банках. Все это она выгрузила на стол из бумажного пакета. Алюминиевые складные стаканчики нашлись в тумбочке. Шалимов скрутил пробку, разлил виски.

— За что выпьем? — шутливо спросил он.

— А за что принято пить в России?

— Когда как. За встречу, за знакомство, за удачу… Хотя нет, за удачу не пьют. Плохая примета.

— Я не верю в приметы, — тихо сказала Саманта. — Больше не верю. У меня есть талисман — керамическая собачка Топси. Я просила ее позаботиться о нашем полете… А все вышло вон как, Ратников…

— Что Ратников? — раздраженно перебил Андрей. — Можешь ты хоть сейчас не вспоминать о… — Он осекся и потрясение посмотрел на девушку.

— Что с тобой?

— Ратников! — чуть не закричал Шалимов. — Это невозможно!

Саманта с недоумением следила за разлетающимися из его стакана каплями виски.

— Ратников не должен был лететь, — отдышавшись, пояснил Шалимов. — Он дублер. Если бы не заболел полковник Данилин… Как это наши гангстеры могли быть уверены, что Ратников окажется на борту?

Саманта вынуждена была признать, что совершенно упустила из виду это обстоятельство.

— Может, они отравили Данилина, — предположила она. — Или Данилин и Ратников заодно…

— Только не Данилин, — убежденно возразил Андрей. — Я его знаю, как себя…

— Ты и Ратникова знал.

— Меньше. Он всегда был какой-то… Замкнутый, весь в себе. Хотя и пошутить мог, если надо, и товарища поддержать в беде… Но при этом в нем всегда оставалась какая-то запертая дверь, а он изза нее как будто милостыню подавал. Мол, вот вам, нате, отвяжитесь. Хотите, чтобы я был таким — я буду, но все равно я выше вас…

— И подобного человека терпели? — изумилась Саманта.

— А что ему предъявишь? Прекрасный специалист, опытный пилот, ни одного взыскания… А заглянуть человеку в душу ох как трудно… Вот я сейчас рассказываю тебе о нем — а ведь все это я раньше хотя и чувствовал, но не осознавал, гнал от себя. Мало ли что кому почудилось, по поступкам надо судить… Да пес с ним, с Ратниковым. Данилин — вот кто меня беспокоит.

Саманта поставила стакан на полированный столик и принялась вскрывать банку ветчины.

— Странно, что тебя это так поразило, — заметила она. — Мы же знали, что террористы орудуют и в России.

— Нет, ты не поняла… У Данилина был типичный грипп. Это не просто яд, а культура вируса или такая отрава, которая вызывает похожие симптомы.

Дихлофоса в кофе может плеснуть любой идиот, но это… Здесь чувствуется серьезный уровень. Видишь ли, если бы им удалось убить нас всех, Ратников остался бы вне подозрений как дублер. Не знаю, на что он рассчитывал дальше, но это факт…

— Ну и что же? — по-прежнему не понимала Саманта. — Что в этом такого нового и необыкновенного?

— А то, что рушится моя единственная надежда… Наша надежда, — поправился он.

— Какая надежда?

— Россия, — горько сказал Шалимов. — Я надеялся… Мало, смутно, но надеялся, что если бы нам удалось каким-нибудь безумным способом установить контакт с Россией, то уж на своих-то я могу положиться, свои помогут и защитят. А теперь выходит…

Президент завершил речь, и на экране появилось знакомое всей Америке лицо самого популярного в истории телевидения комментатора Уолтера Кронкайта. Тема была одна — «Атлантис». По мере того, как Кронкайт углублялся в подробности, выражение лиц Шалимова и Саманты менялось от изумленного до растерянного, а под конец выступления они были совсем сбиты столку. Покоявшийся в волнах корабль показали один раз, и то издали, зато много времени уделялось погрузке цинковых гробов в специальный самолет на базе Черри Брэнг и перелету в столицу.

— Скорбный кортеж направляется в Вашингтон, — вещал комментатор, — оттуда тела двух российских героев доставят на родину…

— Здорово, — буркнул Андрей. — Оказывается, мое тело уезжает на Родину. Как бы и мне к нему присоединиться, а?

Саманта была не склонна к подобному восприятию передачи.

— Как они могут так? — чуть не плача спросила она. — Что они делают — и Президент, и правительство? Они готовы обречь нас на смерть, лишь бы усидеть в своих креслах! Страшно подумать, что было бы, явись мы в полицию! Им пришлось бы оправдывать сказку о нашей смерти…

Андрей встал и выключил телевизор.

— Не надо преждевременной паники, — обернулся он к девушке. — Все это нам на руку, меньше шансов на случайное опознание. И давай разберемся спокойно. Нам неизвестны подлинные мотивы правительства, но не все же там коррупционеры и подонки. А на тех, кто ведет борьбу с террористами, нам предстоит выйти. Как — я пока не знаю…

— Теперь ты ничего не понимаешь! — разгорячилась Саманта. — По-твоему, они пойдут на то, чтобы оживить нас и выставить себя лжецами?

— Не лжецами, а разумными тактиками. Идет схватка. Малейший перевес той или другой стороны может оказаться решающим. Когда правительство одержит победу…

— Если, — вставила Саманта.

— Когда правительство одержит победу, — повторил Андрей, — они все расскажут народу… Ну, то, что можно… Но уже не в роли ослов и растяп, а в роли мудрых политиков. Президент, сумевший разрубить этот гордиев узел, автоматически выиграет следующие выборы. А мы (если уцелеем!) станем героями, и никто тогда не вспомнит об этих фальшивых похоронах, а если вспомнит, так воздаст хвалу тонкому ходу их организаторов…

Девушка несколько успокоилась.

— А что сейчас? — спросила она.

— Сейчас я, с твоего позволения, посплю. Я очень устал, а завтра у нас трудный день…

Шалимов уснул незаметно и проспал около четырех часов. Когда он открыл глаза, Саманты в комнате не было. Андрей вскочил, ринулся к двери, но тут она вошла с толстой книгой под мышкой и белой пенопластовой коробкой в руках.

— Где ты была? — напустился Шалимов на девушку.

— Училась у тебя воровать, — ее глаза лукаво блеснули. — Смотри, вот атлас автомобильных дорог США, какие есть в каждом мотеле, а это аптечка для твоей раны. Я увела их у портье, он спит без задних ног.

Саманта обработала и перевязала рану. Распространение зловещей красноты приостановилось, и можно было рассчитывать, что самого худшего Шалимов избежит. Потом они сели плечом к плечу на кровати и раскрыли на коленях солидный фолиант.

— Мы вот здесь, — черкнула девушка ногтем. — А Грин-Бэй и мой дом — здесь. По прямой больше двух тысяч миль.

— За какое время мы покроем это расстояние на автомашине? — принялся было высчитывать Андрей.

— За очень короткое, — помогла Саманта. — До первого полицейского.

— Черт… Что же делать?

— Я уже говорила тебе. Угнать вертолет.

— Угу. С базы ВВС. А лучше пробраться на авианосец и угнать истребитель.

— Я серьезно, — сказала Саманта. — Мы сможем это сделать.

— Да? И как же? — недоверчиво спросил Шалимов.

— Нам нужно пересечь границу штата и попасть в Джексон. Не в Джексон, штат Алабама, а в Джексон, штат Миссисипи, на реке Перл. Вот он на карте. Миль двести пятьдесят от нас. Там есть аэроклуб, в котором я когда-то занималась. У них на стоянке четыре вертолета «Дрэгонфлай». Если будет достаточно горючего, мы долетим до озера Мичиган.

Шалимов заинтересовался и слушал внимательно.

— А охрана?

— Один вооруженный сторож. Придумаем чтонибудь…

На крышу домика упали массивные капли дождя, а через минуту с небес обрушился такой ливень, что казалось, вверх дном опрокинули исполинскую ванну с водой.

— Подходящая погода для бегства. — Саманта зябко закуталась в куртку.

— Гм… Не хотел бы я трястись под этаким дождем в нашем джипе. Да и сколько у нас бензина?

— Трястись не придется. Когда я ходила за атласом и аптечкой, к мотелю свернул «Порше-турбо».

На нем мы доберемся до Джексона за пару часов, даже учитывая мокрую дорогу. К рассвету будем там.

— «Порше-турбо»! — всплеснул руками Андрей. — Да эта штука стоит сотни тысяч долларов! За нами погонится вся полиция Луизианы!

— Ну и что, — безразлично отозвалась Саманта. — Пусть попробуют догнать.

После такого заявления Андрей не нашелся, что возразить. Почти нетронутые запасы еды Саманта сложила в пакеты и забрала с собой. Ллоский корпус «Порше», слабо освещенный радугой неоновой вывески, напоминал под дождем хищную серебристую рыбу. Не иначе в луизианские дебри завернула развлекающаяся рок-звезда, подумал Андрей.

Дверца «Порше» оказалась запертой, а возиться с замком под непрекращающимся ливнем не хотелось. Шалимов высадил стекло камнем и открыл дверь изнутри. Бортовой компьютер приветствовал их мелодичным женским голосом, сообщил, что идет дождь и надо соблюдать осторожность на дороге, и попросил набрать код зажигания. Шалимов огорошенно посмотрел на Саманту.

— Черт… Как я перепугался! В России машины не разговаривают…

— И эта замолчит, — пообещала Саманта, засовывая руки под приборную панель. — Если не отключить компьютер, он не даст нам развить приличную скорость под дождем. И зажигание идет через него… Ну вот, готово.

Двигатель урчал так тихо, что грохот ливня по крыше совершенно заглушал его. Саманта уступила Шалимову место за рулем.

— Или поведу я? — предложила она. — Ты не выспался…

— Да нет, — отказался Шалимов, влезая за руль. — Мне самому хочется прокатиться.

Андрей вывел «Порше» на трассу и прибавил газ. Фары с трудом пробивали пелену воды. Несмотря на ужасные погодные условия, автомобиль слушался идеально.

— Хорошая машина, — похвалил Шалимов.

— Знаешь, у кого мы похитили ее? — найдя в бардачке кредитную карточку, спросила Саманта-У обозревателя Эн-Би-Си Дэвида Айронсада.

Он брал у меня интервью перед полетом. Ну и жук…

— Жук? — рассеянно повторил Андрей, крутанув руль, чтобы разъехаться со встречным грузовиком. — Слушай, Саманта, а ведь это выход! Вот кто бы мог нам помочь.

— Айронсайд? — расхохоталась девушка. — Да он…

— Пусть не Айронсайд. Но другой журналист, влиятельный, со связями и такой, которому мы могли бы доверять.

— А ты знаешь такого журналиста?

— Нет, но будем искать. Совпадение интересов — надежная гарантия. За нашу сногсшибательную историю он сделает для нас все, хоть с Президентом сведет.

— Идея кажется мне неглупой, — признала девушка.

…Дальше все получилось так, как рассчитала Саманта, Сторож на стоянке аэроклуба даже не увидел их лиц, получив по затылку удар закутанной в ткань монтировкой.

«Дрэгонфлай» летел на север почти шесть часов.

Топливо из взятых на аэродроме канистр они перекачивали в воздухе. С помощью Шалимова Саманта с этим справлялась легко. Перевалило далеко за полдень, когда по известным каждому пилоту-любителю ориентирам она определила, что они миновали границу штата Висконсин и приближаются к Грин-Бэю.

Девушка посадила машину подальше от побережья озера Мичиган, на поляне глухого леса. Сверкающий круг лопастей несущего винта превратился в быстро мелькающую сетку черных полос, потом лопасги вращались все медленнее и медленнее.

Указатель уровня горючего застыл практически на нуле. Лететь дальше они не смогли бы, если бы и пожелали.

— Не знаю, что делать, — пожаловалась Саманта. — Мама… Когда увидит меня живой… как бы сама не умерла.

— От радости не умирают, — просветил Шалимов. — Но если ОНИ уже там?

Колебания Саманты касательно миссис Ларрены были достаточно безосновательны. Миссис Ларрена готова была увидеть дочь живой Безумная надежда, сменившая безысходное горе, зародилась в ней после посещения правительственного служащего Томаса Рэнсфорда. Рэнсфорд прикатил на сером «Крайслере» через три часа после того, как по телевидению объявили о катастрофе «Атлантиса».

Нет, он отнюдь не утверждал, что Саманта жива. Он выразил подобающие соболезнования, передал сочувственные слова Президента и госсекретаря, пообещал, что семьи погибших астронавтов не останутся без внимания и поддержки и вручил чек на пятьдесят тысяч долларов (для начала, как он выразился). Но под занавес мистер Рэнсфорд произнес знаменательную фразу, состряпанную им столь неуклюже, что миссис Ларрене показалось: он и сам толком не знает, что хочет сказать.

— Видите ли, миссис Ларрена, — проговорил, Рэнсфорд, глядя мимо женщины на носки своих ботинок. — Мы не совсем уверены… То есть вы не должны удивляться… Но если вы внезапно получите какое-то известие, вы ведь позвоните нам, правда?

Он положил на стол визитную карточку.

— Какое известие? — переспросила сквозь слезы миссис Ларрена Рэнсфорд искоса взглянул на пожилую негритянку.

— Известие от вашей дочери, — пробормотал он. — Телефонный звонок, письмо…

— Кто из нас двоих сошел с ума?

Рэнсфорд смутился еще сильнее, хотя подобное состояние обычно не было ему присуще в принципе.

— Простите, мэм… Больше ничего я не имею права вам говорить. До свидания. — Он торопливо вышел из комнаты. Миссис Ларрена прислушивалась к его шагам на крыльце, хлопанью дверцы, шуму мотора удаляющейся машины.

ПОЛУЧИТЕ ИЗВЕСТИЕ?

Томас Рэнсфорд считал эту поездку несусветной глупостью начальства Девятьсот девяносто— девять шансов из тысячи за то, что астронавты мертвы, захвачены террористами или являются их сообщниками. Будь они живы и свободны, давно объявились бы. Да их любой узнает на улице. А если допустить совсем уж дикую мысль о том, что они живы, свободны и почему-то не желают объявляться, так в этом случае они ни за что не сунутся в дом миссис Ларрены Все это Рэнсфорд высказал на срочном совещании у заместителя шефа АНБ Эндрю Берринджера. С ним соглашались, кивали головами и.

Приказали ехать. Кто-то даже предложил выставить постоянные посты наблюдения у дома миссис Ларрены, но так как это означало посвящение в тайну новых людей, идею отклонили.

Всего этого не знали Шалимов и Саманта Они с полчаса разглядывали дом из густых зарослей. За это время миссис Ларрена дважды показывалась на крыльце — похоже, кого-то высматривала на дороге. Она выглядела печальной, заплаканной, но не убитой горем, чему несказанно поразилась Саманта. Наконец девушка не выдержала.

— Мы можем торчать здесь хоть до ночи, но ничего нового не увидим. Ясно, их там нет. Я пошла.

— Погоди, — придержал ее Шалимов, — пойдем вместе.

— Нет, — девушка обратила на него долгий взгляд. — Если со мной что-нибудь случиться, ктото должен сделать то, что должен. — Она вьшрямилась во весь рост. — Если ровно через пять минут я не помашу тебе с крыльца, уходи.

Она уже шагнула к дому, но вернулась и поцеловала Шалимова сухими горячими губами.

— Держись, Эндрю.

Шалимов провожал взглядом ее уменьшающуюся на склоне холма фигурку в нелепой одежде, и у него вдруг сжалось сердце. Он представил себе, что видит Саманту в последний раз, и испугался, очень испугался. Она была для него одним из членов экипажа «Атлантиса», так почему же мысль о состоявшейся потере остальных не вызывает в нем такой боли, как угроза потерять Саманту? Потому ли, что другие мертвы, а она здесь перед ним, живая и теплая? Или есть иные причины?

Странные размышления Шалимова прервала сама девушка. Она выбежала на крыльцо и махнула рукой. Андрей быстрее, чем позволяло достоинство, двинулся к дому.

Миссис Ларрена плакала навзрыд, но теперь от счастья.

— Мама, это мой друг… — начала девушка представлять Шалимова, но миссис Ларрена узнала его.

— Здравствуйте, Эндрю. Ваше спасение — лучшее из чудес Господних. Весь экипаж спасся?

— Увы, только мы двое, — Шалимов не дал Саманте ответить. — По телевизору сказали правду, случилась авария. Но нам удалось выкрутиться.

— А гробы! — воскликнула миссис Ларрена. — Что за идиотские выходки?!

— Мама, я тебе все объясню, — подключилась Саманта. — Позже. А сейчас дай нам поесть, мы умираем с голоду.

Миссис Ларрена унеслась на кухню, оттуда беспрестанно доносилось ее счастливое «бу-бу-бу».

— Только подобным образом ее можно нейтрализовать на время, — шепнула девушка.

— Таковы все родители, — с грустью заметил Шалимов.

Его мать вела бы себя точно так же, встретив выбравшегося из дьявольской передряги сына.

— Но что мы ей скажем?

— Половину правды.

Миссис Ларрена принесла уставленный блюдами поднос.

— Так быстро, мама! — удивилась Саманта. — Можно подумать, что ты нас ждала.

— Я ждала, — с улыбкой согласилась миссис Ларрена. — Тот человек сказал, будет известие. Я не поверила, но ждала.

— Какой человек? — насторожился Шалимов.

— Рэнсфорд, из госдепартамента, что ли… Тот, что приезжал к тебе, дочка… Но тогда ты говорила, что он из НАСА, — с оттенком подозрения вспомнила женщина.

— А он так представился, — нашлась Саманта, справедливо полагая, что миссис Ларрена не держит в памяти подробностей прошлого визита. — Эндрю, это не… Это не то. Этот человек был здесь перед нашим полетом… Я расскажу потом.

— Что «не то»? — встряла миссис Ларрена, расставляющая тарелки на столе. — Вы как будто опасаетесь кого-то… И что это на вас надето? Боже, где вы взяли эти лохмотья?

— Мама, — Саманта усадила миссис Ларрену в кресло. — Зачем приезжал этот человек?

— Велел позвонить, если я получу весточку от тебя… — она показала Саманте визитную карточку.

Девушка выхватила ее и спрятала в карман. — Я должна это сделать?

— Ни в коем случае… Если понадобится, я позвоню сама. Давайте к столу…

После обеда Саманта отправилась в ванную. Мисис Ларрена вертелась вокруг Шалимова, то так, то эдак пробуя вытянуть из него крупицы информации. Шалимов отвечал неконкретно, жаловался на усталость и отделывался односложными «да» и «нет». Верхом его красноречия была цветистая фразеологическая конструкция «может быть».

Девушка вернулась посвежевшей, пахнущей шампунем с щедрой примесью запаха луговых цветов.

Белый махровый халат контрастировал со смуглой кожей, создавая лиричную домашнюю гамму. Заметив, что Шалимов собирается сменить ее в ванной, она увязалась за ним.

— Я должна позаботиться о твоей ране…

— Вы ранены, Эндрю? — всполошилась миссис Ларрена.

— Поцарапал ногу при аварийной посадке.

Рана Шалимова заживала даже быстрее, чем надеялась Саманта. После ванны он почувствовал себя значительно более живым и бодрым, а двойная порция «Метаксы» довершила дело. Для него тоже разыскали какой-то петушиный халат.

— Ну, а теперь, когда заговорщики вместе и никто не ляпнет мне лишнего,

— уперла руки в бока миссис Ларрена, — объясните хоть что-нибудь…

— Ты была права, мама, — Саманта опустила руку на ее плечо. — За нами гонятся нехорошие люди.

— Я так и думала… Это Рэнсфорд?

— Нет, не Рэнсфорд. Хотя и он тоже… Мама, нам придется уехать. И я очень тебя прошу, никому ни за что не говори, что мы были здесь. Пока никто не должен знать, что мы живы. Да, сколько у нас денег в банке? — деловым тоном Саманта сглаживала неловкость.

— Не очень много. Я думаю тысяч тридцать. Ах, да! — Она вынула из ящика чек Рэнсфорда. — Вот.

Это деньги правительства, и я полагаю, они по праву принадлежат тебе.

— Мама, пожалуйста, сделай одну вещь прямо сейчас. — Саманта выглянула в окно. Дом по-прежнему окружала мирная тишина. — Съезди в Гринбэй, получи наличными эти пятьдесят тысяч, и наши тридцать тоже. Купи скромный костюм для Эндрю… Нет, лучше джинсы и свитер, что-нибудь такое неброское, только не в тех магазинах, где тебя знают. С почты отправь пять тысяч долларов лесничему Национального парка Луизианы от имени двух друзей — он поймет. И возвращайся как можно скорее…

— Да уж понимаю.

Миссис Ларрена скрылась в спальне, где спешно переоделась в выходное платье. Шалимов и Саманта следили через окно, как она выгоняет из гаража видавший виды «Додж» 1975 года выпуска, долго заводит мотор. «Додж» чихнул, изрыгнул синий дым и вперевалку покатил по проселочной дороге к Грин-бэю.

Саманта мысленно пожелала ей удачи и повела Шалимова на второй этаж, в свой маленький «кабинет».

— Вот как ты живешь, — осматриваясь, тихо сказал Шалимов. — Здесь много света.

— Да, — громадные глаза Саманты приблизились к его лицу. — Я люблю, когда много света.

Внезапно она спохватилась, что расстояние между ними перешло грань приличия, и смущенно отвернулась.

— Я пойду переоденусь. — Она выскочила из комнаты и зашлепала по лестнице вниз. Шалимов почему-то ощутил облегчение, когда остался один.

Он машинально перебирал бумаги на столе Саманты, но поймал себя на том, что влезает в ее частную жизнь, и виновато разложил листы в прежнем порядке. Снизу доносился деревянный стук — очевидно, Саманта открывала дверцы шкафов. Шалимов включил настроенный на ультракороткие волны радиоприемник. Программы местных станций не привлекали его, он передвинул рычажок в диапазон коротких волн и покрутил верньер в порыве неосознанного острого желания услышать что-нибудь по-русски. Вместо этого он наткнулся на программу «Всемирной службы «Радио Европа» из Парижа.

Шалимов не настолько хорошо знал французский, чтобы понять смысл передачи, но повторяющиеся слова «Атлантис», «космос», «НАСА» и фамилии астронавтов недвусмысленно указывали, о чем идет речь. О Господи, да о чем же еще?! Шалимов протянул руку к верньеру, но она повисла в воздухе на полпути. Что-то мешало ему изменить настройку.

Голос. Далекий голос в эфире мучительно напомнил Шалимову что-то, связанное с его юностью.

Это придавленное валунами подсознания воспоминание относилось одновременно к щемяще счастливому и трагическому, и если первое тянуло его за уши на поверхность, второе топило в рутине запутанных ассоциаций.

Передача закончилась.

— Вы слушали комментарий Сергея Корина на волнах «Радио Европа». На очереди программа «События недели», которую ведет наш постоянный…

Корин! Это имя фотовспышкой осветило закоулки памяти Шалимова. Все стало ясным, как июльский полдень. Счастливая часть касалась двоюродного брата Шалимова, которого он любил больше, чем иные любят братьев родных. Впрочем, как и трагическая… Корин был другом Дмитрия — брата Шалимова. Перед глазами Андрея как воочию встал дождливый день в Москве много-много лет назад… когда же? Кажется, еще при жизни Брежнева… Или позже? Футбольный матч двух любительских команд. Шалимов в воротах — совсем еще юнец. Корин — центр нападения противника (в этой же команде полузащитником играл Дима). Заваруха в штрафной площадке, Шалимов пропускает обидный гол… Корин ободряюще хлопает его по плечу. Ничего, мол, дружище, это просто игра.

И еще дважды Андрей видел его мимоходом, а один раз они втроем даже посидели в ресторане. За столом Корин просто очаровал блистательным, легким и смешным рассказом… О чем? Этого Шалимов не помнил, но помнил приятный, располагающий голос Корина, он лился свободно и раскованно, цепляя, уводя за собой — вот как сейчас, в передаче «Радио Европа». Тот же голос и те же интонации, воскресившие мертвое прошлое.

Это был единственный раз, когда Шалимов встречался с другом брата лично. Он знал, что Дима обязан Корину жизнью. В какой-то ситуации тот спас брата, чуть ли не подставив свою голову вместо него. Дмитрий и раньше говорил о друге много хорошего, а теперь буквально молился на него.

Но вскоре Корин исчез с горизонта — видимо, уехал из Москвы А Дима, офицер военной контрразведки, погиб в Афганистане… Да, все это было в брежневскую эпоху, в конце семидесятых — начале восьмидесятых Дима погиб летом 1981 года…

Саманта застала Шалимова погруженным в глубокую задумчивость. Он даже не обратил внимания на то, как прелестно она выглядит в лиловом шелковом костюме и белых открытых туфельках.

— Что с тобой? — обеспокоенно спросила девушка.

Шалимов выключил приемник.

— Знаешь, я, кажется, нашел.

— Что? — Саманта выгнула брови.

— Журналиста, которому можно будет доверять Правда, он в Париже. Обозреватель «Радио Европа»

Сергей Корин.

— Ты что, знаком с ним?

— Да как сказать… — Шалимов подошел к окну, окинул взглядом пустынную дорогу к Грин-Бэуо. — Виделся однажды давным-давно.

— Ничего себе рекомендация, — фыркнула девушка.

— С ним был знаком мой брат, — пояснил Шалимов. — А брат верил Корину, как себе Я не знаю, как Корин оказался в Париже, но такие люди не меняются.

Саманта присела на складной стульчик.

— Но ведь все это было невесть когда… Ты говоришь, этот Корин — обозреватель французского радио. Значит, человек устроенный, обеспеченный.

Захочет ли он ввязываться черт-те во что?

— Если он настоящий журналист, захочет А такой человек, как Корин, не стал бы заниматься тем, к чему у него нет призвания. И особенно удачно, что он русский. Возможно, у него сохранились связи в России… — глаза Шалимова потускнели. — Но это светский треп, Саманта. Мы не можем купить билет и улететь в Париж.

— Да… А если позвонить на радиостанцию?

— Чтобы нас сразу вычислили? Да и что я ему скажу..

— А что ты ему скажешь при встрече?

— Быть может, ничего… Но это другое дело.

Там я буду видеть перед собой человека, чувствовать его флюиды. Доверие — вопрос личного контакта, Саманта.

Саманта Л. Ларрена молчала. Шалимов догадывался по ее сосредоточенному лицу, что она о чемто напряженно думает, вернее, взвешивает со всех сторон известные факты перед принятием решения.

— Я думаю, мы можем попытаться попасть в Париж, — сказала она наконец.

— Тем более что в США нам сейчас находиться опаснее чем где-либо.

— Как? — безнадежно усмехнулся Шалимов. — На воздушном шаре?

— На «Боинге». И нам не понадобится покупать билет, но потребуется много денег.

Шалимов исподлобья посмотрел на нее.

— Если ты задумала подкупить летчиков или что-то в таком роде, брось эту затею Я знаю эту публику, она во всем мире одинаковая. Твоя авантюра закончится в полиции.

— Нет. Это не то, что ты думаешь.

— Тогда объясни, пожалуйста, — слегка раздраженно сказал Андрей Саманта приступила к объяснениям, и по ходу ее речи скептицизм Шалимова постепенно улетучивался.

— Пожалуй, это может сработать, — согласился он. — Но если нет…

— Если нет, мы просто остаемся там, где сейчас.

— Или нас расстреляют в парижском аэропорту, в лучшем случае арестуют, что, как ты понимаешь, всего лишь короткая отсрочка смерти… Это опасно, Саманта.

— Здесь еще опаснее.

Старенький «Додж» миссис Ларрены припыхтел назад через два с половиной часа после отбытия, что в общем соответствовало расчетам Саманты.

Шалимов облачился в джинсы и серую водолазку.

Привезенные миссис Ларреной кожаные туфли оказались тесноватыми, и хромота из-за раны еще больше усилилась.

Миссис Ларрена передала дочери толстые пачки денег — семьдесят пять тысяч долларов.

— В банке не удивились, мам? — Саманта уложила деньги в сумку.

— Да нет, там все сочувствуют… Я сказала, что хочу переехать, потому что этот дом полон болезненных воспоминаний.

— Ты молодец, ма. — Саманта обняла миссис Ларрену и поцеловала в щеку.

— Мы возьмем старину «Доджа», ладно? А когда вернемся, пригоним обратно.

— Когда вернетесь… — миссис Ларрена заплакала в объятиях дочери. — Храни вас Господь, дочка… Но неужели мне совсем-совсем, чуть-чуть нельзя узнать, куда вы едете?

— Мама, — Саманта с нежностью погладила ее волосы. — 5Гбы многое отдала, чтобы предложить тебе поехать с нами. Но мы — не самая безопасная компания. И этот дом небезопасен. Тебе лучше покинуть его на время…

— Да, да, — закивала миссис Ларрена. — Я пойду к Роудсам, это всего полчаса берегом… Провожу вас и уйду.

Она никуда не уйдет. Это ее дом, и в своем доме миссис Ларрена никого не боится.

Саманта смущенно вытянула из сумочки десятитысячную упаковку банкнот, протянула миссис Ларрене, но та оттолкнула деньги.

— Вам нужнее… Той суммы, что переводит компания на пенсионный счет, вполне достаточно…

Подождите, я соберу вам поесть на дорогу.

— Не надо, мама. Тут недалеко.

Втроем они вышли на крыльцо. Шалимов сел за руль трудяги «Доджа». Саманта устроилась рядом.

Машина тронулась. Саманта смотрела назад до тех пор, пока машущая рукой фигура миссис Ларрены не скрылась за поворотом. Они ехали вдоль побережья озера Мичиган, триста миль через пыльные окраины Фон-дю-Лака и Расина мимо Милуоки по берегу реки Фоке, заправляясь на безлюдных бензоколонках сонного, разморенного жарой штата. Они ехали в Чикаго к человеку по имени Барни Флойд.

Миссис Ларрена все стояла на крыльце, хотя и пыльного шлейфа «Доджа» уже было не видно. Потом она повернулась и вошла в дом.

— Ненадолго, — повторяла она, — ненадолго…

Сегодня они виделись в последний раз. Им никогда больше не суждено было встретиться.

Дорен опоздал всего на полчаса.

 

15

Люди Дорена (вернее, люди Рона Ричардса, временно переданные под команду Дорена) взялись за дело с ураганной энергией. У них было неоспоримое преимущество перед правительственными службами: они наверняка знали, что астронавты живы, и имели ясную цель. Под видом агентов ФБР они быстро вышли на лесничего Тома Хантера, без труда вытрясли из него информацию о краже и конфисковали записку Шалимова. Сам Дорен объезжал окрестные мотели. В «Суитуотере» он нашел брошенный джип лесничего, а портье (даром что был пьян) припомнил визит темнокожей женщины в мужской одежде, испарившейся вместе с «Порше-турбо» мистера Айронсайда. Машину с выбитым стеклом и отключенным бортовым компьютером обнаружили у вертолетной стоянки в Джексоне — там работать было труднее, так как полиция уже проведала о происшествиях, но сторож Джек все равно ничего вразумительного сообщить не мог. Пропали восемь канистр с горючим; исходя из прожорливости вертолетов типа «Дрэгонфлай» Дорен очертил на карте круг, в пределах которого лежало предполагаемое место назначения. В этот круг попал и Грин-Бэй, штат Висконсин. Раньше Дорен не верил, что беглецы направятся в дом Саманты, ибо считал это глупым и самоубийственным с их стороны. Теперь он понял, что его перехитрили.

Две скоростные машины одна за другой, влетели на поляну перед коттеджем. Из первой выпрыгнули Дорен и парень с автоматом, из второй появились трое с бельгийскими штурмовыми винтовками.

Дорен не исключал возможности, что в доме засели правительственные агенты, но проверить это не мог и был полон решимости в случае наличия таковых искрошить их в лапшу.

Они ворвались одновременно через дверь, террасу и окна спальни. Один из боевиков помчался наверх, второй выволок из кухни заплаканную миссис Ларрену.

— Здесь никого, сэр, — доложил парень сверху.

Никого? — Дорен пнул накрытый на двоих стол, с которого миссис Ларрена не успела убрать тарелки и полупустую бутылку «Метаксы», заглянул в ванную, где была сложена одежда Тома Хантера. — Ага, вот тряпье, украденное у старика… Придется побеседовать с этой черной обезьяной. Привяжите-ка ее к стулу покрепче…

— Итак, — Дорен встал перед женщиной, широко расставив ноги. — Как вы догадываетесь, мадам, вопрос у меня один. Где они?

— Кто? — миссис Ларрена почти не открывала рта, и Дорен скорее увидел этот короткий ответ-вопрос, нежели услышал.

— Кто? — переспросил он. — Не Чип и Дэйл, разумеется. Где Шалимов и Ларрена?

— Вы кощунствуете, — разлепила сухие губы миссис Ларрена. — Вам отлично известно, что они разбились при посадке.

Дорен резко повернулся, отдал приказ боевикам:

— Не стойте столбами! Может, они в сарае, подвале… Обыщите все!

Двое вышли во двор, а двое оставшихся начали обшаривать комнаты, расшвыривая1 и ломая все, что попадалось под руку. Миссис Ларрена ахнула, когда добрались до «кабинета» Саманты.

— Зачем вы все ломаете? Там вещи моей дочери… Вы что, не видите, что там негде спрятаться?

— Ну, согласно вашим же утверждениям, вещи ей уже не понадобятся, — скривил губы Дорен. — Так где же наши герои?

— Мистер Дорен, — в комнату вошел один из хозяйничавших во дворе бандитов. — Я нашел для этой черномазой прекрасную сыворотку правдивости,

— он взмахнул паяльной лампой. — Попробуем?

С ней любая заговорит.

Дорен, подумав, кивнул головой. Ухмыляющийся подонок достал зажигалку. Из жерла паяльной лампы вырвался язык гудящего пламени. Бандит отрегулировал его так, чтобы длина огненного клина составляла около десяти сантиметров и наклонился над миссис Ларреной, держа лампу в отставленной руке.

— Я последний раз спрашиваю вежливо, — процедил сквозь зубы стоящий напротив Дорен. — Куда они уехали? Марка и номер машины?

Миссис Ларрена молчала, с ужасом глядя на бледный огонь.

— Итак?

Горячее пламя приблизилось к руке пожилой негритянки. Шелк ее выходного платья задымился.

Она надела его на радостях, даже не подумав о том, что скажут в городе, увидев ее в праздничном наряде после известия о смерти дочери. В банке действительно решили, что миссис Ларрена немного свихнулась от горя.

Теперь, превозмогая усиливающуюся боль, в ее мозгу колотилась неуместная растерянная мысль: платье, жалко платье… Никаких героических подвигов, никаких стенаний о том, что если она не выдержит, эти люди убьют Саманту и человека, которого любит ее дочь, — да, да, миссис Ларрена не сомневалась в этом, пусть сама девушка еще не догадывалась!

Острие клина пламени вонзилось в предплечье миссис Ларрены. Запахло паленым мясом. Она не закричала, она не могла кричать. Воздух входил в ее легкие через открытый рот и не находил выхода.

Жестокие черты лица Дорена вдруг расплылись в ее глазах, она ощутила боль, другую, НАСТОЯЩУЮ боль, расколовшую ее грудь пополам и разрывавшую левую половину на части. Миссис Ларрена больше не видела ничего Ее измученное мужественное сердце остановилось, оставив Дорена в неописуемой ярости.

— Черт! — заорал он в неистовстве, не найдя пульса на шее негритянки. — Она подохла! Болтон!

Гарри Болтон подбежал к шефу.

— Бери Майка, садитесь в машину и двигайте по дороге. Попробуйте их настигнуть, они не могли далеко уйти.

— По какой дороге, сэр? Здесь их десятки. На Сент-Пол, Миннеаполис, Мэдисон, Чикаго, ДеМайн…

— Хватит! — рявкнул Дорен в бессильной ярости. — По какой хотите… Делайте что-нибудь!

Болтон выскочил на крыльцо. Хлопнули дверцы автомобиля, машина растворилась в клубах пыли.

— Чарли, — позвал Дорен значительно спокойнее. — Надо здесь внимательнее все осмотреть. Гдето должны быть документы на их машину.

Поиски ничего не дали, да и не могли дать: документы были потеряны в незапамятные времена.

Дорен устало сел в кресло в гостиной, схватил бутылку с остатками «Метаксы», отпил из горлышка.

— Ладно, поехали в Грин-Бэй, — распорядился он. — Там наверняка кто-нибудь знает, какая у них была машина.

— А что делать с этим, сэр? — Чарли обвел комнату жестом циркового иллюзиониста, демонстрировавшего публике гвоздь программы.

— Это… — Дорен заколебался. — Сожгите!

Пламя с ревом вгрызлось в сухое дерево коттеджа.

— Пошли, — сказал Дорен. — Хорошо горит, чисто. Мне нравится, когда все чисто…

Они не торопясь забрались в машину. Дорен включил зажигание и развернул автомобиль к ГринБэю. Убийцы не оглядывались на взметнувшийся до небес ослепительный факел, ставший погребальным костром миссис Ларрены.

 

16

В Вашингтоне, на берегу реки Потомак, у мрачного, подавляющего угрюмым величием здания Пентагона, безразлично поблескивающего рядами одинаковых окон, затормозила желтая потрепанная «Симка». На бетон набережной ступил довольно молодой, ничем не примечательной внешности человек, одетый в костюм типичного банковского клерка. В руках он держал коричневую папку с никелированными застежками. Похоже, в этот солнечный день у молодого человека было неплохое настроение, он даже что-то негромко насвистывал. Не заперев дверцу машины, он пересек улицу, поднялся по каменистым ступеням и открыл высокую дверь входа в военное ведомство США, причем предназначенную не для посетителей, а для сотрудников.

Часовой за столом выжидательно глядел на молодого человека. Тот как будто не принадлежал к числу служащих Пентагона, но здесь работали тысячи людей, от генералов до уборщиков, и знать в лицо каждого было просто невозможно. Часовой ждал, что вошедший предъявит пропуск, но тот развязно облокотился на стол и подмигнул.

— Классная погода сегодня, а?

— Подходящая, — подтвердил часовой. — Ищете кого-нибудь?

— Да как посмотреть… Вообще-то ищу. Того, кто у вас поглавнее.

— Министра обороны, что ли? — улыбнулся парень. Его начал забавлять разговор с шутником.

— Можно и его, — миролюбиво согласился молодой человек. — Позвони-ка сейчас своему начальству и скажи, что тут пришли из конторы, которая украла «Элиминейтор».

— А… Пластинку «ZZ ТОР»? [Один из альбомов американской рок-группы «ZZ ТОР» называется «Элименейтор»]

— Вроде того.

— Так ты ошибся адресом, дружище. Если хочешь сделать заявление, иди в полицию. Телефонто помнишь?

Веселые огоньки погасли в глазах человека с коричневой папкой. Происшедшая в нем перемена шокировала часового. Перед ним стоял кто-то совсем непохожий на недавнего хохмача — властный, жесткий и даже будто выше ростом.

— Звони, — негромко приказал пришедший. — Дело серьезное, и за легкомыслие тебя по голове не погладят.

Часовой поднял трубку внутреннего телефона и вызвал майора Хилтон-Томаса.

— Сэр, тут пришел человек, который хочет признаться в краже какого-то «Элиминейтора» … Послать его к черту? Да я послал, но он утверждает, что дело серьезное… Пусть запишется на прием обычным порядком? Слушаюсь, сэр…

— Погоди-ка, — пришедший взял трубку из рук опешившего парня. — Слушайте меня внимательно, майор. Если не хотите завтра же… Нет, сегодня же поехать охранять мир и демократию в бывшую Югославию, немедленно доложите генералу Таггерту или бригадному генералу Уилсону. Я жду здесь, внизу. Не орать! Ключевое слово — «Элиминейтор». Все понятно?

Посетитель водрузил трубку на аппарат и показал часовому ряд белых, без единого изъяна зубов.

— Вот так, приятель. Я уж посижу здесь на стульчике. Не обижайся, ладно?

Как ни в чем не бывало он сел и снова принялся насвистывать привязчивый мотивчик.

Доклад майора Хилтон-Томаса добирался до генерала Джона Таггерта по неразворотливым каналам официального Пентагона ровно сорок пять минут. Зато последующие события развернулись со скоростью пущенной на перемотку видеоленты.

Вскоре в плотном кольце морских пехотинцевохранников гость проследовал в лифт, оттуда в кабинет Таггерта. Там он сразу сел на стул, держа папку (в ней были только бумаги с расчетами) на коленях. Генерал вперился в него немигающим взглядом.

— Ну?

— Что «ну»? — передразнил визитер. — Не могу же я разговаривать в присутствии этих болванов. И вы тоже.

Генерал после недолгого колебания сделал отсылающий жест.

— Оставьте нас вдвоем.

Большой сумеречный кабинет (в Пентагоне уютных и светлых помещений не существовало вовсе) опустел. Таггерт повторил сакраментальное «ну».

— Мне кажется, уровень диалога недостаточно высок, — небрежно заметил гость.

— Вам известно, кто я?

— Конечно. Вы — командующий силами противоракетной обороны США генерал Джон Таггерт.

А я — представитель организации, владеющей ядерной мощью «Элиминейтора». Поэтому удобно ли нам беседовать один на один?

Генерал с полминуты подумал.

— Кандидатура председателя Объединенного комитета начальников штабов вам подойдет?

— Вполне. И еще хотелось бы видеть Эндрю Уилсона.

Таггерт нажал клавишу селектора и приказал секретарю передать Колбрайту и Уилсону просьбу прийти к нему в кабинет, мотивируя обстоятельствами чрезвычайной важности и срочности. Генералы явились через пятнадцать минут, заполненных напряженным молчанием.

— В чем дело, Джон? — осведомился Колбрайт с порога. — Решил пропустить стаканчик в нашей компании? Не рановато ли?

Таггерт кратко отрекомендовал посетителя. Колбрайт помрачнел.

— Вот как… — Он уселся за стол для совещаний напротив гостя. — Что ж, слушаем вас, мистер…

— Хойл, — помог пришедший, — Стивен Хойл.

Зовите меня Стив, хотя это псевдоним, как вы догадываетесь… Надеюсь, видео— и аудиозапись нашей беседы ведется?

— Нет, нет, — солгал Таггерт.

— Жаль. Президенту было бы любопытно взглянуть… Впрочем, как хотите. Итак, наши требования — десять миллиардов долларов.

— В противном случае? — спросил Колбрайт.

— Увы, картина незавидная. Ядерные боезаряды будут взорваны в городах Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. Оставшийся плутоний в виде коллоидной взвеси будет растворен у истоков рек Миссисипи, Миссури, Колорадо и Рио-Гранде, а также в акватории Великих Озер, что лишит Америку питьевых и промышленных водных ресурсов по меньшей мере лет на двести. Взгляните сами, — он подтолкнул папку к Уильяму Колбрайту. — Здесь принципиальные схемы и монтажные чертежи. Подробно показано, как мы использовали плутоний «Элиминейтора» для изготовления атомных бомб. Покажите вашим экспертам, они подтвердят, что это не блеф. Вы понимаете, что решение будет приниматься не нами троими, — констатировал Колбрайт, не раскрывая папки. — Сколько у нас времени?

— Сорок восемь часов, начиная с этого момента. Кстати, мы вполне одобряем вашу идею засекретить дельце с «Шаттлом». Излишний шум нам тоже не на руку…

— Да, да, — Колбрайт нетерпеливо посмотрел на часы. — Продолжайте. Форма, место, время оплаты?

— Записывайте, — посоветовал Хойл. Уилсон вооружился блокнотом и авторучкой. — Большая часть — золото в слитках. Не Пробуйте пометить его радиоактивными изотопами или как-то иначе, мы обнаружим подвох. Первая партия на миллиард долларов должна быть сброшена на парашюте с вертолета над Атлантическим океаном в точке пересечения тридцатой параллели и семьдесят пятого меридиана завтра в четыре часа утра по Вашингтону.

Как сделать, чтобы груз не утонул, придумаете сами. Любая попытка вести наблюдение немедленно — помните, немедленно, в ту же секунду, когда мы засечем ее, — погубит Нью-Йорк. Боезаряд уже установлен. После того, как мы проведем химический и радиологический анализ золота, вам будут даны дальнейшие указания. Остаток суммы в мелких бриллиантах. Напоминаю, на всю операцию отводится сорок восемь часов.

— Все? — резко прозвучал голос Колбрайта.

— Почти. — Хойл закинул ногу за ногу и закурил. — Остались мелочи. Например, слежка за мной. Я лишь посредник, я только позвоню по телефону, и слежка сама по себе бессмысленна. Но если я через двадцать минут не позвоню, дядюшке Сэму придется туго… А теперь, подпишите мне пропуск на выход…

Покрасневший от гнева Колбрайт начал выписывать пропуск.

— Стойте! — закричал вдруг Таггерт. — Не выпускайте его, Уилсон… Наверняка есть способ заставить его сделать этот проклятый звонок!

Уилсон загородил собой дверь.

Председатель Объединенного комитета начальников штабов негромко проговорил:

— Мы не можем рисковать, Джон. Пусть идет.

— У вас осталось… — улыбнувшийся Хойл бросил взгляд на циферблат наручных часов, — шестнадцать с половиной минут. Так что лучше позвольте откланяться…

Он взял со стола подписанный Колбрайтом пропуск и вышел. Никто не удерживал его. На набережной Хойл забрался в желтую «Симку» и минут десять кружил по улицам, хотя и без того был убежден в отсутствии слежки. На Пенсильвания-авеню он зашел в телефонную будку, бросил в щель аппарата две монетки, набрал номер и дождался ответа.

— Это Хойл, — произнес он в трубку. — Финальный отсчет.

Еще через час «Барс» под командованием Рона Ричардса покинул подземную базу, выбрался в Мексиканский залив, взял курс мимо Ки-Уэста на просторы Атлантики.

Группа экспертов секретного научного отдела АНБ не покладая рук трудилась над содержимым папки Хойла. Они пристальнейшим образом, чуть ли не на вкус пробуя, изучали схемы, составленные и вычерченные профессором Филлингемом. Мнения разделились поровну. Трое увенчанных лаврами ученых считали, что документы — чистейший блеф и что за столь короткий срок невозможно с применением описанной в них установки создать атомные бомбы на основе плутония-238. Трое других, не менее увенчанных, утверждали прямо противоположное, а профессор Смит даже заявил, что будь у него представленное на чертежах оборудование и десяток толковых ассистентов, он соорудил бы килотонный боезаряд за пару часов. Теоретический спор грозил затянуться до бесконечности, а Президент требовал незамедлительных рекомендаций. Сошлись на том, что если у террористов и нет атомных бомб, то отравить плутонием реки им ничто не помешает.

Вторая группа специалистов — сборная команда ЦРУ и ФБР — занялась личностью Стивена Хойла.

Они просматривали видео, слушали аудиозапись, анализировали голос, сличали отпечатки пальцев.

Это ничего не дало.

В 20.45 вашингтонского времени Президент подписал распоряжение об отправке под усиленной охраной золота на миллиард долларов из порта Нокс на военно-морскую базу Саванна Пойнт в штате Джорджия.

В перечисленных Хойлом городах работали специальные бригады военной полиции со счетчиками Гейгера. Они сообщали в АНБ о любом незначительном превышении естественного радиационного фона, подозрительные места тщательно проверялись.

Ровно в четыре часа утра цинковые ящики с золотом, помещенные в длинные серые металлические емкости с ручками для переноски, обвязанные пенопластовыми блоками для придания плавучести, были сброшены с вертолета в указанной Хойлом точке. Повинуясь инструкции террористов, вертолет сразу же повернул назад, на базу Саванна Пойнт.

В 4 часа 10 минут «Барс» всплыл на поверхность океана. Гидроакустическая аппаратура не отметила наличия судов в непосредственной близости. Нулевой результат показало и радиолокационное зондирование воздушного пространства. Рон Ричарде выбрался на палубу по мостику, проложенному внутри рубки, где ранее находилась всплывающая спасательная камера. Ее отсутствие позволяло грузить золото без помех.

Лучи прожектора обшаривали черные волны.

На первый контейнер они наткнулись сразу, второй и третий нашли чуть позже, а на поиски четвертого, отнесенного ветром к северу, ушло полчаса.

— Вот оно, — сказал Ричарде Шеллеру. С палубы они наблюдали за погрузкой с чувством сдержанного трепета — Первый миллиард дяди Сэма.

— Да, — буркнул Шеллер с завистью. — Хотел бы я знать, для чего мистеру Брауну такая куча денег.

Как и Ричардсу, ему было известно, что лишь один миллиард долларов из полученной от правительства США суммы пойдет в карманы исполнителей операции — каждому в соответствии с личным вкладом Кеннету Дорену, скажем, полагалось десять миллионов, Ричардсу — пятьдесят. Этих денег им хватит на то, чтобы после ликвидации базы и упрятывания всех концов (а также избавления от изрядного количества малоценных и потенциально болтливых членов организации) купить себе новые лица и биографии и перейти к не столь рискованному и более приятному образу жизни.

Но остальные девять миллиардов долларов предстояло переправить в убежище, известное пока только мистеру Брауну. Как их предполагалось реализовать и каково их предназначение — абсолютная загадка… Погрузка закончилась. Ричарде и Шеллер спустились в центральный пост. «Барс» лег на обратный курс.

 

17

«ВСЕЛИ ПОГИБЛИ НА «АТЛАНТИСЕ»?

КАТАСТРОФА ИЛИ АКЦИЯ ТЕРРОРИСТОВ СООБЩЕНИЕ НАШЕГО СПЕЦИАЛЬНОГО КОРРЕСПОНДЕНТА ИЗ НЬЮ-ОРЛЕАНА».

Корреспондент газеты «Де-мойн Рейджестер»

Майк Кейн еще раз пробежал текст своего сенсационного материала.

«Нашему постоянному корреспонденту в НьюОрлеане удалось взять интервью у одного из членов экипажа вертолета ВМС США «Блэк Тандер», принимавшего участие в спасательной экспедиции к месту аварийной посадки «Атлантиса». По понятным причинам имя офицера мы сохраняем в секрете, назовем его просто мистер М.

По утверждению мистера М., когда его вертолет приблизился к «Атлантису», он увидел раскрытую сверху и с бортов кабину, в которой находились тела четырех членов экипажа. Мистер М. не берется опознать погибших, но среди них не было мисс Саманты Л. Ларрены (27). Тела астронавтов, пол и кресла кабины были сплошь залиты кровью. Мистер М. говорит, что разглядел огнестрельные ранения в голове по крайней мере у одного человека.

Тела погрузили в другой вертолет и отправили на базу Черри Брэнч. Мистер М. сказал, что всех участников спасательного рейда строго предупредили о том, что эта информация является государственной тайной, но как честный гражданин он не мог не предоставить ее нашей газете.

В связи с эксклюзивным интервью мистера М.

(только для «Де-мойн Рейджестер») мы вправе спросить правительство и Президента США: насколько соответствуют действительности утверждения летчика? Подвергся ли «Атлантис» нападению террористов и найдены ли тела трех пропавших членов экипажа? А если нет, то кого с неприличной поспешностью похоронили на Арлингтонском кладбище?

Вот вопросы, которые мы обязаны задать».

Это будет взрыв! Пока никто не читал заметки.

Ему нужно хоть малейшее подтверждение знакомого парня из Пентагона, что это не бред сумасшедшего пилота. Два часа назад он попросил узнать, насколько эти сведения могут быть достоверными.

Тот должен позвонить с минуты на минуту. И Пулитцеровская премия у Майка в кармане.

Звонок раздался, но в дверь. Кейн подошел, взглянул из-за осторожности в глазок. Последнее, что он увидел в жизни, было громадное дуло пистолета.

Мистера М. — двадцатитрехлетнего лейтенанта Элистера Ройса — в тот же вечер нашли повесившимся в небольшом лесу недалеко от дома. Рядом лежала записка, в которой он просил никого не винить в его смерти.

 

18

Ратников включил передатчик.

«Топ Флэш» относился к тому типу используемых спецслужбами устройств, которые почти невозможно засечь в эфире. Передаваемая информация кодировалась, накапливалась в кристаллической памяти аппарата и выстреливалась в виде импульса продолжительностью от трех до десяти микросекунд. Приемник мгновенно расшифровывал ее и выдавал получателю в форме акустического сигнала, проще говоря, человеческой речи.

— Феникс вызывает Квадро, — сказал Ратников в микрофон по-русски. — Феникс вызывает Квадро.

— Здесь Квадро, — прозвучал в ответ предельно ясный и четкий голос из динамика.

На другом конце радиолинии у аналогичного аппарата сидел человек, составивший список из восьми имен подлежавших уничтожению людей ЦРУ — список, из которого уцелели только Коллинз и Корин. Ратников знал подлинное имя этого человека, главы и вдохновителя заговора. Остальным членам организации он был известен как невесть где пребывающий мистер Браун, почти Господь Бог.

— Не тратьте время на подробный доклад, — сказал Квадро. — Я получил донесение от источника Альфа. Расскажите, что предпринимается в отношении сбежавших астронавтов. Это наша главная забота.

— Ими занимается Дорен, — произнес Ратни ков. — Полагаю, они уже убиты или вот-вот будут ликвидированы.

— Да? — с нескрываемой иронией проговорил Квадро. — А как вы представляете собственное будущее в таком случае?

Ратников растерялся.

— Но я думаю, они не успели… Средства массовой информации молчат… если власти скрывают их, источник Альфа знал бы…

— Успели, не успели! — пробрюзжал мистер Браун. — Дилетантство. Мы должны быть на сто процентов уверены, что вы вернетесь в Москву героем.

Вы нужны мне, Ратников, вы нужны делу.

Александр Борисович немного приободрился.

— Каковы ваши указания, Квадро?

— Поиски продолжать. Девушку уничтожить, Шалимова похитить и вывезти в Москву. Здесь мы поработаем с ним методом нейропрограммирования. Мы зомбируем его, сделаем из него виновника и отпустим, ненавязчиво подсказав ФСБ, где его искать. Арестованный, он расскажет им всю правду, но с небольшой поправкой. Вместо вас будет фигурировать он. Программу самоубийства мы также заложим в его мозг. Вы видите, Ратников? Я превращаю вашу ошибку в свою победу. Я убиваю трех зайцев. Вы возвращаетесь героем, вырвавшимся из плена террористов. Вы занимаете высокий пост в Москве. С гибелью так называемых истинных виновников расследование прекращается.

— Вы гениальны, Квадро, — с искренним восхищением сказал Ратников.

Довольный смех мистера Брауна прокатился под сводами пещеры.

— Поторопитесь передать Дорену новые инструкции, — приказал он, — как бы этот дуралей и впрямь их не ликвидировал. Конец связи.

— Подтверждаю, — Ратников выключил «Топ Флэш».

Он вышел из приспособленной под пункт радиообмена дощатой будочки под безжалостно палящие лучи прожекторов. Ричардса на базе не было — «Барс» ушел в первый рейс за американским золотом. База осталась как будто без руководства, но руководить тут было и нечем — бесконечно тянущиеся часы были заполнены вынужденным бездействием.

Через час по условленной процедуре выйдет на связь Дорен. Разыскать его раньше невозможно, никаких экстренных каналов вызова не предусмотрено. Только бы он не успел1 Ратников сел на круглый валун у воды и принялся кидать в темное зеркало озера мелкие камешки. Он сказал правду — СВОЮ правду — назвав мистера Брауна гением. Гениальность, величие замысла, широта и масштаб грандиозных идей — вот что покорило в нем Ратникова, вот почему он присоединился к нему, стал его верным единомышленником, а не покорным исполнителем воли. И это Квадро ценил в Ратникове.

Но несмотря на неподдельное чувство сопричастности к помыслам великого человека, Ратников все же считал его… чуть-чуть идеалистом. По его мнению, мистеру Брауну не хватало связи с реальностью, притяжения к живой земле, с живыми людьми. Идея — хорошая вещь, она способна организовывать, сплотить и вести, но в конце всякой идеи обязательно должна стоять единичка с энным количеством нулей, и тогда все становится простым и понятным. Не то чтобы Ратников не верил Квадро, когда тот говорил, что не ищет богатства и личной власти — скорее улавливал тут уязвимое место, некую слабость, ахиллесову пяту главы организации.

А слабостью можно воспользоваться, и вот тогда…

Никто не вечен, и Квадро тоже.

Нет, Ратников не строил планов дворцового переворота. Он умел ждать, он настроился на долгое ожидание, быть может, на годы и годы, пока звезды не сложатся для него в счастливое сочетание. А там — молниеносный удар и…

Только одно всерьез тревожило Ратникова.

Американцы никогда не прекратят поисков своего золота.

Никогда.

 

19

Обложные тучи предвещали долгое царствие пасмурной погоды. Шебалдин поднял воротник джинсовой куртки, перешел мокрую улицу и направился к ничем не выделяющемуся среди прочих дому на проспекте Космонавтов. Лифт не работал. Полковник взобрался на пятый этаж пешком и надавил кнопку звонка у выкрашенной в бежевый цвет двери. Целую минуту он прислушивался к звукам внутри квартиры, вернее, к их отсутствию, потом донесся звук шлепающих шагов и загремел замок.

Прежде чем отправляться на свидание с бывшей супругой Ратникова, Шебалдин пристально ознакомился с ее биографией, хотя ничего особо примечательного не вычитал Ольга Дмитриевна Воровская, тридцать восемь лет, кандидат технических наук.

Окончила физфак МГУ, работала в НИИ, потом в лабораториях Звездного городка. Вышла замуж за Ратникова (первый брак) семь лет назад, два года назад — развод по обоюдной инициативе, вполне тихий и пристойный («не сошлись характерами»).

Шебалдин подумал, что пять лет — пожалуй, чрезмерный срок для взаимного изучения характеров.

Детьми чета Ратниковых так и не обзавелась.

Ольга Дмитриевна открыла дверь на цепочке, одетая в домашний халат, в тапочках. Шебалдин видел ее фотографии в деле, но персональным впечатлениям всегда доверял больше. На него смотрели серые глаза еще красивой женщины с каштановыми волосами до плеч, выглядящей старше своего возраста. Печать хронической усталости лежала на ее лице, но не такая, какая бывает у женщин, постоянно перегруженных работой и хлопотами по дому.

Ольга Дмитриевна будто устала от самой себя. Она была не накрашена и встрепана, словно только что из постели. В пожелтевших пальцах дымилась сигарета без фильтра.

— Добрый день, — вежливо поздоровался Шебалдин и предъявил служебное удостоверение. — Я полковник Федеральной службы безопасности Шебалдин Станислав Михайлович. Я хотел бы поговорить о вашем муже… Бывшем муже, — поправился он.

Женщина молча откинула цепочку, не выразив ни положительных, ни отрицательных эмоций по поводу визита контрразведчика, как если бы всю жизнь того и ждала. Шебалдин шагнул в тесную прихожую, а оттуда в единственную комнату, служившую по этой причине и гостиной, и столовой, и спальней.

Обычно, попадая в незнакомую обстановку в процессе расследования, он старался незаметно подмечать все подробности, справедливо полагая, что дом зеркально отражает личность хозяина. Но в данном случае зацепиться было не за что. Никаких фотографий на стенах, любимых пластинок (и проигрывателя нет — только радио и телевизор), следов отделки квартиры по своему вкусу. Ощущение пустоты усиливало и то, что в комнате практически не было мебели, кроме безликого набора, модного у обитателей «хрущоб» лет тридцать назад — два кресла, журнальный столик и тахта, сейчас незастланная. На столике красовалась початая бутылка некогда отечественного коньяка (того, что умельцы из ближнего зарубежья выдают за «Апшерон») и захватанная рюмка. Рядом — пепельница, переполненная вываливающимися на стол окурками сигарет «Полет». Сине-белые смятые пачки виднелись там и тут.

«Странно, — подумал Шебалдин. — В деле не было упоминания о том, что она закладывает за воротник, и на работе ее ценят и хорошо отзываются. И по внешности не скажешь, что алкоголичка.

Может, тихая бытовая пьяница из тех, что не любят выносить сор из избы?»

Следуя жесту хозяйки, Шебалдин опустился в предложенное кресло. Перед ним блеснула вторая рюмка, наполнилась коньяком, — все молча, ни слова даже приветствия! Ольга Дмитриевна пригубила напиток, и лишь тогда Шебалдин впервые услышал ее хрипловатый приятный голос.

— Извините, что не предлагаю закурить. Сами видите, какие у меня сигареты. Вы, наверное, к «Мальборо» привыкли.

Шебалдин курил только «Яву», но не стал углубляться в дискуссию о сортах табака.

— Ольга Дмитриевна, я хотел…

— Да, да. — Она махнула рукой, пепел упал с сигареты и рассыпался по халату. Она не заметила этого. — Вы пришли поговорить об Александре.

Только что ж говорить, раз он погиб… Ведь он погиб? — Женщина с неожиданной проницательностью взглянула на Шебалдина.

— Вы как будто сомневаетесь, — неопределенно ответил полковник.

Боровская негромко засмеялась.

— Станислав Михайлович, вы не журналист, которому поручили написать очерк о подвиге героя.

Вы человек контрразведки, а контрразведка не интересуется мертвыми. Ее сфера деятельности — живые.

— Не всегда, — увернулся Шебалдин. — Иногда информация о мертвых значит больше.

Боровская потушила сигарету и сразу зажгла новую.

— Из того, что вы избегаете внятных ответов, я заключаю, что либо вы сами ни черта не знаете, либо играете в прятки, — «сказала она. — Скорее первое, иначе зачем бы вы пришли ко мне… Да не смотрите на меня, как новобранец на сержанта!

Я готова к разговору, мне скрывать нечего…

— Я не думаю, что вы что-то скрываете. И у меня нет списка хитрых вопросов, дабы загнать вас в угол. Ничего конкретного. Просто расскажите о Ратникове. Характер, привычки… Каким он был?

— Зачем? — передернула плечами Боровская. — Неужели ваши компьютеры знают о нем меньше, чем я?

— Больше, Ольга Дмитриевна, — уверил Шебалдин. — Но они не прожили с ним пять лет и не знают того, что известно вам.

Женщина налила коньяк в свою опустевшую рюмку, сделала движение в сторону Шебалдина, но у него не убавилось. Она смущенно (первая явная эмоция с момента прихода полковника) поставила бутылку обратно.

— Начинать, наверное, полагается со знакомства? Тут все было обыкновенно. Я влюбилась. А кто же не влюбится в человека романтической профессии, симпатичного, открытого, заботливого, щедрого?

— Значит, вот каким он вам показался, — пробормотал Шебалдин.

— Почему «показался»? Он и был таким. Поначалу.

Шебалдин промолчал, ожидая стереотипного женского продолжения: мол, поглядишь — хороший человек, а копнешь — подлец и бабник. Но Боровская сказала совсем другое.

— Мне думалось тогда, да и теперь тоже, что Александр был… Не равен себе. Не понимаете? Ну, каждому человеку предназначено занять в жизни определенный объем, каждого ждет своя ячейка.

Для одних — больше, для других — меньше. Вот если человек заполняет ячейку собой так, что не остается в ней пустого места, — все, он состоялся, будь он писатель или слесарь. А у другого все устроено, все ему дано, вот как Александру — а ячейка намного больше его. И нет покоя…

Последнюю фразу она выделила так, что Шебалдин невольно усомнился, заполнила ли свою ячейку сама Ольга Дмитриевна. Она унеслась в какие-то свои неясные мысли, рассеянно чертя огоньком сигареты колечки в воздухе. Шебалдин несмело кашлянул, напоминая о себе.

— Да, — очнулась женщина. — О чем я? Это состояние мятущейся души…

— Но из-за этого не разводятся, — осмелился предположить Шебалдин. — Тысячи людей не равны себе, и ничего, живут…

— Да, конечно, — она вздохнула. — Дело не в этом. Трещина пробежала примерно за год до развода. Я не смогла бы в точности утверждать, в чем это заключалось. Мне трудно говорить об этом. Я технарь, психология — не мой конек. Положите передо мной чертеж узла ракеты, я скажу вам: эта железка туда, эта сюда, все понятно. А тут… Не хотите же вы, чтобы я исповедовалась в грехе иллюзорных предчувствий…

— Нет-нет, — торопливо отказался Шебалдин, соображая, как переключить разговор в более удобоваримое русло. — Не надо. Я не священник и не психоаналитик. Меня занимают проблемы попроще. Вы говорили, что за год до развода Ратников изменился. В чем это проявлялось? Есть такое выражение: «любит пожить». Любил ли Ратников пожить?

Женщина задумчиво провожала взглядом поднимающийся к потолку дымок.

— Любил ли? — повторила она, словно обкатывая эти слова во рту, как леденцы. — Я бы не сказала. Да и что это значит? Рестораны, девочки, загулы? Это у космонавта?

— Я не то подразумевал, — объяснил Шебалдин. — Вот вы рассуждали о самодостаточности человека. Примерно ту же схему можно пристегнуть к отношению к жизни, к деньгам и благам. Существуют соблазны, инстинкты, тайные побуждения и скрытые мотивы. Каким в этом смысле был Ратников?

Глаза женщины заблестели, румянец окрасил ее щеки, но это скорее была не реакция на тираду Шебалдина, а действие плохого коньяка. Она налила еще рюмку.

— Нет, — твердо произнесла она. — Если бы он рвался к деньгам и благам, избрал бы другую профессию, и, уверена, преуспел бы в ней. Знаете, он был талантлив во всем. Ему бы ничего не стоило стать директором банка. Но я вас поняла. Соблазны, инстинкты — неудачные слова, они стреляют вхолостую. Ему не давали спокойно жить, я бы сказала — призраки. Последний год до развода он жил словно в постоянном ожидании чего-то… Такого, чего он жаждал и боялся. Говорил со мной, простите, спал со мной, а сам находился далеко-далеко…

— Но, может быть, он был поглощен подготовкой к полету? Нормальный мандраж космонавта.

— Полет на «Шаттле» тогда еще пребывал в стадии застольных бесед, — возразила Боровская. — А наши полеты никогда не вызывали у него такого… Опустошения. Нет, это совершенно иное.

Самое время переходить к реалиям, мелькнуло у Шебалдина.

— Ольга Дмитриевна, как вы полагаете, эти изменения в поведении Ратникова были вызваны внешними причинами? Возможно, в его окружении появился новый знакомый. Или какие-то необычные звонки по телефону, неурочные отлучки из дома? Вспомните, пожалуйста.

— Вы его в чем-то подозреваете? — Боровская пошла напролом. Полковник слегка улыбнулся.

— Прямой вопрос заслуживает прямого ответа.

Конечно, я заглянул к вам не из чистого любопытства. Предполагается, что катастрофа «Атлантиса» явилась следствием ошибочных действий одного из членов экипажа — пока неизвестно, кого. Проверяются все. И мы не исключаем, что на эти действия космонавта могло спровоцировать некое лицо или группа лиц. Вот вам честно и откровенно причина моей заинтересованности.

Она была ошеломлена.

— Вы что, всерьез считаете, что Саша мог подстроить крушение корабля?! Убить себя и шестерых товарищей?

— Я сказал «ошибочные». А ошибки могут быть отзвуками добросовестных заблуждений… Или чьей-то злой воли.

Боровская наклонила голову то ли в знак согласия, то ли оттого, что ее потянуло в сон.

— Так я о знакомых Александра, — напомнил полковник.

— Да, — встрепенулась она. — Знакомые… Как будто всех я знала. Отряд космонавтов, ребята из нашей лаборатории. У него были ровные, спокойные отношения с людьми. Ни близких друзей, ни явных недоброжелателей. И вроде бы никого нового не возникало. Хотя постойте… — Шебалдин обратился в слух и мысленно взмолился, чтобы пленка в его карманном диктофоне не кончилась как раз сейчас, когда из тумана неопределенностей и домыслов начинает показываться верхушка островка твердой почвы фактов. — Был один случай перед самым разводом. Мы вышли прогуляться по аллее и обсудить наши невеселые дела… Саша увидел на углу незнакомого мне человека. Попросил меня посидеть на лавочке, а сам прямо-таки рванулся к нему Они свернули за угол… Я ждала минут двадцать. Саша вернулся один. Он был очень возбужден и все толковал о каких-то странных вещах, я ничего не понимала… Ни до этого, ни после я никогда не видела его таким.

— О КАКИХ вещах? — подался вперед Шебалдин. — Прошу вас, припомните, что именно говорил Ратников после встречи с незнакомцем?

С виноватой улыбкой Боровская развела руками.

— Не помню Я очень разозлилась тогда, мне-то хотелось решить житейские проблемы, и я почти не слушала, все пыталась перебить. Какая-то дикая смесь политики, философии и фантазий, совершенно на него не похоже.

— Ну хорошо, — Шебалдин беспокоился о пленке. — Перейдем к таинственному незнакомцу.

Описать его вы можете?

— Я видела его издали, секунд десять, да и не присматривалась особенно,

— она наморщила лоб. — У меня не очень хорошее зрение… Средних лет, хотя скорее пожилой… В общем, не мальчик…

Одет обыкновенно, в темный костюм… По-моему, лысый. Ну, не совсем, а с залысинами.

— Плешивый, — уточнил Шебалдин.

— Может, и так… Не помню. Я так рассердилась на Ратникова, что мне было не до того.

Исчерпывающая информация, грустно усмехнулся про себя Шебалдин.

— А когда это было? — вернулся полковник к вопросам. — Дату не припомните?

— Через три года?! Вы с ума сошли. Разве что приблизительно… Это было летом… Разошлись мы девятого июня, ну а это произошло примерно за неделю… Второго или третьего.

— Так, — Шебалдин с досадой уловил сухой щелчок в кармане. Сработал автостоп диктофона. — И после этого вы больше никогда того человека не видели и никаких упоминаний о нем не слышали?

— А я после развода и Ратникова не видела ни разу. Квартиру менял он сам, сам и мебель перевозил, пока я жила у мамы. Он позвонил, и я перехала сюда.

Больше ничего интересного Боровская в разговоре не сказала. Она снова потянулась к бутылке, но, взглянув на гостя, отвела руку.

Шебалдин довольно скоро перестал сожалеть о том, что не хватило пленки. Может, и та, что использована, была потрачена впустую. Вряд ли он узнал что-то ценное. Ратников встречался с неизвестным Боровской человеком — что из того? К нему мог приехать однокашник, или школьный друг направлялся к Ратникову домой и перехватил его на улице… Нет, не проходит. В этом случае непонятно, почему Ратников не представил его Боровской. Не хотел знакомить друга с фактически бывшей женой, к тому же находящейся не в лучшем расположении духа? Но почему он хотя бы из вежливости не рассказал ей потом, кого встретил. И что это за беседа с давним другом — двадцать минут?

Шебалдин поднялся, поблагодарил за гостеприимство и двинулся к двери. У выхода женщина догнала его, вцепилась в рукав, развернула к себе, дыша в лицо перегаром.

— Скажите мне только одно, полковник… Саша жив?

— Нет, — произнес Шебалдин и вышел.

Тучи, клубящиеся едва ли не над самой головой, опять разродились хилым дождиком. Шебалдин шагал с поднятым воротником, засунув руки в карманы. Он направлялся в ресторан, куда должен был подойти Ласкеров. Их расследование считалось полуофициальным, и встречи в неформальной обстановке лучше соответствовали его духу. Вся информация американской стороны, исходящая от ЦРУ, поступала через помощника Рубинова полковника Бертенева — непосредственного контакта с ЦРУ у Шебалдина и Ласкерова не было. Тем не менее обмен сведениями происходил регулярно, ибо успех могло обеспечить только тесное взаимодействие спецслужб двух государств.

В ресторане «Космос» (Бог мой, ну конечно же, «Космос», а что же еще?!) Шебалдин выбрал столик в углу за традиционной пальмой в кадке и заказал легкий ужин. Он не переставал размышлять о странностях Ратникова, но не спешил делать выводы. Возможно, что-то прояснится после беседы с Ласкеровым, взявшим на себя Шалимова и Данилина.

Шебалдин хмуро ковырял вилкой бесцветное варево. Он не любил таких состояний: Ратников УСКОЛЬЗАЛ. Ни изучение его досье, ни послужного списка, ни допросы сослуживцев и разговор с Боровской не помогли ему в главном: не просто составить представление о человеке, а почувствовать его, СТАТЬ им на то время, которое необходимо для выявления его роли. Ратников виделся Шебалдину резиновой оболочкой, которую можно рассмотреть и потрогать, но в которую нельзя влезть.

И там, внутри… что?

 

20

Собрав доступные сведения о Шалимове, Ласкеров встретился с доктором Котельниковым (любившим подчеркивать, что он не родственник физика В. А. Котельникова, творца знаменитой теоремы о выборках, на основе которой был сконструирован и передатчик «Топ Флэш»).

— Типичнейший грипп, — говорил пожилой доктор, — поверьте мне, уважаемый Леонид Савельевич. Неужели достижения контрразведки в медицине подвинулись так далеко, что вы ставите под сомнение диагноз врача? — добавил он обиженно.

— Ни в коем случае, — обеими руками отгородился Ласкеров. — Я понимаю, что это не могло быть, скажем, пищевое отравление.

— Нет, нет. У пищевого отравления совсем другие симптомы.

Ласкеров помялся, не зная, как перекинуть мостик к опасному вопросу, и решил подобраться издалека.

— Скажите, доктор, ведь здесь, в Звездном, нет вспышки гриппа?

— Нет, разумеется.

— А не показался ли вам странным случай единственного заболевания?

Котельников ответил обтекаемо, чтобы не обидеть собеседника слишком явным указанием на его медицинский дилетантизм.

— Видите ли, Леонид Савельевич, к сожалению, мы с вами живем в мире микробов и вирусов. Вирус гриппа никуда не исчезает, он только мутирует, когда у большинства людей вырабатывается иммунитет к предыдущей… мм… — он поискал термин, понятный полковнику, — … модификации. Тогда распространяются эпидемии. Но и в спокойное время кто-нибудь нет-нет да и заболевает. Это не частое явление, но, смею вас уверить, ничего сверхъестественного здесь нет.

— Доктор, — решился напрямую спросить Ласкеров, — как, по-вашему, есть ли реальная возможность преднамеренно заразить человека гриппом?

— Конечно. Чихнуть на него, к примеру, если вы больны.

— Я имел в виду не это. Например, если бы я, бу дучи здоровым, хотел бы вывести вас из строя на некоторое время — на день-два, максимум на неделю — смог бы я изобрести способ заразить вас гриппом?

Глаза Котельникова округлились.

— Вы считаете, что полковника Данилина…

— Мы ничего не считаем, — отрезал Ласкеров. — Мы хотим установить истинную картину случившегося. Перефразируя вас, доктор, я бы сказал, что, к сожалению, мы живем не только в мире микробов и вирусов, но и в мире недобрых намерений, которые, увы, иногда осуществляются…

— Это невозможно.

Ласкеров не разобрался, относилось ли восклицание доктора к принципиальной вероятности использования культуры вируса гриппа в преступных целях или к наличию в природе недобрых намерений как таковых. Он попросил уточнить.

— Работы со штаммами вирусов проводятся под строжайшим контролем, — сухо ответил Котельников. — Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Но если бы я исхитрился украсть склянку с вирусом из лаборатории, не вижу, что могло бы помешать мне заразить вашу пищу…

— Спасибо, — поклонился Ласкеров, сделав вид, что не заметил угрожающей интонации в слове «вашу». — И еще один вопрос. Как врач, вы бы отличили симптомы простого гриппа от схожих, но вызванных неким отравляющим веществом?

— Полагаю, что да, — пожал плечами Котельников. — Если только вы не копаете под мою профессиональную компетентность…

— Благодарю вас, доктор. — Ласкеров собрался уходить. — Да, вот еще что…

Губы старика искривило подобие улыбки.

— Да знаю, знаю. Наш разговор должен сохраняться в тайне.

— Даже от моих коллег, доктор.

От Котельникова путь Ласкерова пролег в квартиру полковника Данилина. Геннадий Николаевич, уже вполне оправившийся от болезни, отворил дверь сам и пригласил Ласкерова в гостиную. Жены и детей, срочно вернувшихся с Азовского моря, дома не оказалось и можно было поговорить без помех.

— Итак, чем обязан? — старомодно осведомился Данилин, и Л аскеров невольно подумал, что интеллигентно-мягкую манеру речи полковник позаимствовал у доктора Котельникова.

— Если вас удивит что-то в нашей беседе… — начал Ласкеров, но Данилин тут же прервал его.

— Нет, не удивит. Я ждал вашего визита, после гибели «Шаттла» это естественно. Должен был лететь я, а полетел Ратников. Вы подозреваете, что на «Атлантисе» совершена диверсия, что я причастен к ней, симулировал болезнь и вместо себя послал на смерть другого человека. Я правильно изложил ход ваших рассуждений?

Ласкеров смутился. Действительно, одна из версий в предварительной разработке выглядела так, с той разницей, что вместо наивной симуляции предполагалось принятие Данилиным ослабленного штамма вируса или вызывающего временное расстройство здоровья препарата. Однако при кропотливой проверке связей и личности полковника не выявилось ровным счетом ничего, что бы подтверждало эту теорию. Ныне рассматривались две возможности — случайное совпадение и отравление Данилина с целью заменить его Ратниковым.

— Мы не подозреваем вас, Геннадий Николаевич, — спокойно сказал Ласкеров. — Речь пойдет не столько о вас, сколько о вашем дублере.

— О Ратникове? Вот теперь озадачили, — Данилин сел на диван напротив гостя. — Его можно обвинить разве что в эффектном самоубийстве…

— Да? Он что, обладал настолько неустойчивой психикой?

— Да нет, — усмехнулся Данилин. — Такие люди к нам не попадают… Просто я не возьму в толк, почему мертвый интересует вас больше живого…

— Мы собираем информацию, только и всего.

Вы же понимаете, эта катастрофа выглядит не совсем обычно. Будь там один «Атлантис», ладно, но «Элиминейтор»…

— Какой «Элиминейтор»? — поднял брови Данилин. Его гость вздрогнул.

— Вы ничего не знаете?

— Нет.

Ласкеров был более чем ошарашен. Ему и в голову не могло прийти, что о секретной миссии «Шаттла» был осведомлен дублер, а основной претендент оставался в неведении.

— А, да, — вспомнил Данилин. — Андрей Шалимов говорил что-то такое, но меня не успели разыскать, а потом я заболел, и нужда во мне отпала.

— Может, и так?.. — Ласкеров мысленно сделал отметку в воображаемой записной книжке: запросить генерала Рубинова, кого командировали в Звездный для оповещения экипажа об изменениях в программе полета. — Чтобы вы не мучились: «Атлантис» снял с орбиты отработанный военный спутник американцев. Официально предупреждаю, что это секретные сведения.

— И только-то? Я-то думал…

Ласкерова обрадовало, что Данилин не придал особого значения его словам.

— Так я о Ратникове, — возвратился он к исходной теме. — Вы хорошо его знали?

— Как сказать, — задумался космонавт. — Его никто не знал хорошо. Он был… Немного особенным.

— Подробнее, пожалуйста, — потребовал Ласкеров.

— Я не хочу бросать на него тень типа того, что это был человек с двойным дном и все такое. Но отряд космонавтов — маленькое сплоченное сообщество. Каждый уверен, что на орбите и на земле его не подведут, понимаете? И Ратников никогда никого не разочаровывал. Но все же была в нем какая-то закрытая дверь. Он жил по правилам.

— Что же тут особенного? — не понял Ласкеров. — Люди определенных профессий, и вашей, и моей, живут по правилам. Никто нас за уши не тянул и не мешал идти в свободные художники.

— Нет, — Данилин сморщил гримасу досады. — Наверное, я неточно выразился. Как бы вам объяснить… Вот закон, уголовный кодекс. Одни не нарушают его из страха наказания, а другие Просто не мыслят, как можно причинить человеку вред.

— Ага, — подключился Ласкеров. — Следовательно, Ратников был поставлен в рамки и держался под их силовым давлением?

— Вы спросили мое мнение о Ратникове, я вам ответил. К несчастью, он погиб. И мы никогда не узнаем, как бы он повел себя вот в такой ситуации…

Или мне следовало повествовать о мертвых по римскому принципу: хорошо или ничего?

— По роду деятельности мне важна истина, а не античные принципы… Теперь давайте вспомним день, когда вы заболели.

Подполковник отложил карандаш.

— День как день… Проснулся, позавтракал…

— Минуту. Завтракали где?

— Здесь, дома.

— Придется изъять посуду, которой вы пользовались, для экспертизы.

— Мне подсыпали какой-нибудь дряни? — недоверчиво улыбнулся Данилин. — Кто же это сделал, привидения? Я с неделю жил один, жена ездила к матери в отпуск, и в гости никто не приходил.

А экспертиза — чепуха. По-вашему, я никогда не мою посуду?

— Покажите мне ее, — попросил Ласкеров. Он не стал объяснять подполковнику, что такой пустяк, как мытье посуды, не создаст препятствий для экспертов ГРУ, а открыть простенькие замки квартиры мог бы и смекалистый пэтэушник.

Они прошли на кухню. Данилин открыл буфет.

— Вот тарелки. Они все одинаковые, и, как вы догадываетесь, я не помню, какую взял в то утро. С вилками, то же самое. А вот моя чашка, я всегда пью чай только из нее.

Он осторожно передал Ласкерову огромную треснувшую синюю чашку с отбитой ручкой и золотистыми узорами.

— Кто знал об этой вашей привычке? — профессор разглядывал ветхий антиквариат с преувеличенным почтением.

— Да надо мной весь отряд смеется. Эта чашка — притча во языцех. Она у меня вроде талисмана. Космонавты — народ суеверный…

Может статься, подумалось Ласкерову, что талисман на сей раз уберег вас от смерти в буквальном смысле, Геннадий Николаевич.

— Я заберу ее, — сказал он. — Не беспокойтесь, через пару дней вы получите ее обратно. Тарелки и вилки тоже.

— Ну да…

Ласкеров попрощался с Данилиным и покинул квартиру. До ресторана «Космос», где Шебалдин назначил рандеву, было недалеко, и, несмотря на пасмурную погоду, он предпочел автобусу прогулку. Надо было проанализировать полученные сведения.

Но приводить в систему было почти нечего, а то, что наличествовало, ни. как не приводилось. Ласкеров начинал склоняться к внутреннему убеждению, что нападение на «Атлантис» — чисто американская гангстерская выходка. Он допускал участие российских фигурантов, но русские космонавты, очевидно, выступили в пассивной роли жертв.

Привыкший к точности и лаконичности итогов, Ласкеров честно ответил себе и на вопрос, в какой точке находится расследование. В той же, где и начиналось. Но два хвоста все же торчали наружу, и, возможно, за какой-то из них удастся ухватиться — чашка Данилина и человек, присланный Рубиновым для инструктажа космонавтов по поводу спутника.

 

21

Вечерний Чикаго играл брызгами подмигивающих, зовущих, броских огней, как рождественская елка на Пенсильвания-авеню. Пыхтящий «Додж», отвыкший от городской суматохи, с трудом прокладывал путь среди важных лакированных «Фордов» и «Шевроле», нетерпеливо толпящихся у светофоров и подгоняющих друг друга суетливым кваканьем клаксонов. Саманта, отстранясь, с плохо скрываемым страхом смотрела в окно машины. Ей чудилось, что каждый прохожий и тем более полицейский пристально разглядывает именно ее. Шалимов вел себя внешне невозмутимо, сосредоточившись на борьбе со скрежещущей коробкой передач, но на душе у него было не легче. Он уводил «Додж» подальше от шумного центра в поисках одинокой телефонной будки и вспоминал планы Саманты, вначале показавшиеся ему осуществимыми, а теперь все более казавшиеся чистейшим безумием.

— Есть один человек в Чикаго, — говорила ему Саманта в доме миссис Ларрены. — Если он нам не поможет, остается только уповать на Господа Бога.

Его зовут Барни Флойд. Он пилот международных авиалиний.

— И он спрячет нас в грузовом отсеке своего самолета?

— Ты не дослушал, — укоризненно сказала Саманта. — У нас был с ним роман четыре года назад.

Ему можно верить, он классный парень.

— Вот как, — Шалимов ощутил удививший его самого укол ревности. — Тогда почему же ты ушла от мистера Флойда?

— Я не ушла, — девушка опустила голову. — Мы расстались. Это не одно и то же. Он был женат и сделал выбор, но мы по-прежнему друзья.

Шалимов в раздумье гонял стрелку по шкале настройки выключенного приемника.

— Саманта, если ты веришь в надежность Флой да, я не буду оспаривать то, что очевидно для тебя…

Подумай, а не могли бы мы воспользоваться его связями здесь, в Америке, вместо того чтобы лететь во Францию?

— У него нет никаких связей. Откуда они у рядового пилота «Транс Уорлд»? Но он не выдаст нас и, при возможности, поможет бежать. Разве этого мало?

— В нашем положении это очень много, — согласился Шалимов.

Больше они не говорили о Флойде, а теперь прибыли в Чикаго, чтобы встретиться с ним.

Саманта вышла из машины на перекрестке замызганных окраинных улиц и открыла дверь телефонной будки. Шалимов последовал за ней, они втиснулись вдвоем в узкую кабину. Саманта набрала номер и чуть отстранила трубку от уха, чтобы Шалимов мог слышать весь разговор.

— Хелло, — мембрана задрожала от низкого мужского голоса.

— Барни, это я.

— Здравствуй, Саманта, — произнес Флойд как ни в чем не бывало. Ни одна нотка не изменилась в его тоне, а ведь для него это был звонок с того света.

— Барни, ты один? Можно приехать к тебе сейчас?

— Я один, Сэм. — Флойд назвал ее ласковым именем из их прошлого. — Мэгги в Вегасе до конца недели, а Пол и Джон (он окрестил близнецов в честь блистательных «Битлз») у бабушки в Манкейто.

— Со мной один парень… Барки, мы попали в чертовский переплет.

— Догадываюсь, — так же тепло и ровно пророкотал Флойд. — ,Вы далеко?

— Кварталах в пяти. У нас машина.

— Ну так подъезжайте, — заключил он и положил трубку.

За руль села Саманта. Когда «Додж» тронулся, Шалимов всем корпусом повернулся к девушке.

— Этот Флойд или каменный, или откуда-то узнал, что ты жива. Я бы на его месте упал в обморок.

— Надо знать Барни, — скупо улыбнулась Саманта. — Он не каменный, но по виду этого ни за что не угадаешь «Додж» въехал во двор пятиэтажного дома постройки тридцатых годов, без сомнения готового простоять еще век. В просторном опрятном подъезде на подоконниках стояли горшки с цветами, стены украшали самоклеящиеся глянцевые плакаты с изображением красоток на яхтах в залитом солнцем океане. Квартира Флойда помещалась на втором этаже. Девушка позвонила трижды, и сердце Шалимова снова защемило — он почувствовал, что это их давний тайный знак.

Дверь отворилась. Шалимов невольно охнул, окинув взглядом выросшую на пороге громадную фигуру, и впрямь будто вырубленную из скалы.

Барни Флойд походил на викинга из скандинавских саг — под сенью курчавых светлых волос блестели проницательные синие глаза, квадратный подбородок выдавался вперед. Широкий нос и слишком полные губы немного портили его внешность — Флойд не был красив, но от него исходили волны спокойной уверенности и доброты. Присутствие этого человека как-то сразу вселило покой в душу Шалимова. Он безоговорочно поверил Саманте: на Барни можно положиться.

— Проходи, Сэм, — пригласил Флойд почти басом. — И вы, мистер Шэлимофф, проходите тоже.

Уж не буду притворяться, что я вас не узнал.

Он протянул Шалимову огромную, как лопата, лапищу и стиснул ладонь космонавта так, что едва не переломил ему кости.

Квартира Флойда состояла из пяти или шести комнат — в дальние коридоры Шалимов не заглядывал, потому что хозяин повел их в сверкающую чистотой и панелями неведомых приборов обширную кухню, увешанную фотопортретами четверки «Битлз». Они уселись за некрашеный деревянный стол Ни о чем не спрашивая, Флойд поставил перед ними бокалы, налил виски и громоздко опустился на застонавший под ним стул.

— Ты не представляешь, как я рад видеть тебя, Сэм, — трогательно моргнул он. — Я не верил в твою смерть. Я верю только в то, что вижу. Конечно, я очень рад встрече и с мистером Шэлимоффым, — добавил он из вежливости.

— Я тоже рада, Барни, — Саманта отпила из рюмки. — Но не такой встречи я хотела. Мы затравленные звери, Барни. Если узнают, что мы живы, нас убьют.

Флойд посерьезнел.

— Пусть попробуют, пока с вами Барни Флойд.

— Нам нельзя оставаться в Америке. Нам нельзя не только попадаться в руки властей, но и просто быть замеченными. Это означает смерть.

— Даже настолько? — нахмурился летчик.

— Да. Поэтому мы пришли к тебе. Нам нужно нелегально попасть в Париж. Я вспомнила, как ты рассказывал… Может, придумаешь что-нибудь?

Флойд встал, сделал несколько шагов по малость тесноватой для его габаритов кухне, глотнул виски из бутылки.

— Я не летаю в Париж, но не об этом речь, — пробасил он. — Будь вы обыкновенными зайцами…

А так… Допустим, я сумел бы переправить вас на борт лайнера, но в Париже без документов и с вашими знаменитыми физиономиями вы не пройдете и полметра. Да вас и в самолете опознают — Неужели нет выхода? — тихо спросила девушка.

— Не спеши! — прогремел гигант. — Пейте пока виски. Я скоро вернусь.

Он вышел в гостиную, и из-за неплотно прикрытой двери донеслись стартовые аккорды «Сержанта Пеппера».

— Нашел время слушать музыку, — буркнул Шалимов.

Саманта предостерегающе подняла ладонь — Не мешай ему. Он всегда слушает «Битлз», когда попадает в трудное положение.

Флойд вернулся, когда закончилась первая сторона диска.

— Есть кое-какие идеи, — сказал он. — Но к ним понадобится наличность, а я в нулях. Тысяч двадцать пять наскребу, пожалуй, но этого катастрофически мало.

— У нас есть семьдесят пять тысяч, — Саманта потрясла раскрытой сумочкой. — Хватит?

Флойд обрадованно хлопнул себя по бедру.

— Должно! Сто кусков — на редкость приличная база для переговоров. Сегодня летит в Париж экипаж Мика Брайана У нас есть шанс.

— Что ты задумал?

— Погоди, Сэм, — Флойд подсел к Шалимову. — Тебе не надо объяснять, кто такой Мик Брайан, а мистера Шэлимоффа не помешает ввести в курс дела. Так вот, сэр, Мик Брайан — авантюрист, сукин сын и отличный парень. Иногда он занимается контрабандой. Не только из-за денег. Ему нравится рисковать, водить полицию за нос, и экипаж он подобрал себе под стать. Конечно, ваш случай особый Но я пришел к выводу — не смертельный.

Он сможет доставить вас в Париж.

— Как же он это сделает? — спросил Шалимов.

Флойд многозначительно поднял палец.

— Я придумал хохму, которая придется Мику по душе. Знаете, сколько человек в экипаже его «Боинга»? Четверо. И две стюардессы. А хохма заключается в том, что в Париж полетят ТРОЕ. И ОДНА стюардесса. И вы.

У Шалимова перехватило дыхание. Как просто и дерзко! Но он тут же опомнился.

— Допустим, меня в пилотской кабине будет видеть только экипаж, войдем и выйдем мы вчетвером, и никто не станет под лупой рассматривать одного из летчиков. Отлично. Но Саманта! Стюардессе придется общаться с пассажирами…

— Не часто, — громыхнул Флойд. — Мы попросим вторую девушку, Джейн Олафсон, основные обязанности принять на себя. А Сэм немножко подгримируется, да, Сэм? Ну какая вероятность, что кто-то опознает в стюардессе погибшую астронавтку? Тем более на этой линии летают белые люди, а им, прости, Саманта, что одна мулатка, что другая.

— Но как же они полетят назад? Туда шестеро, оттуда четверо? До шести-то служба безопасности полетов считать умеет.

— А в этом-то и суть! — Флойд явно был доволен собой. — Те двое полетят в Париж чуть раньше, рейсом другой авиакомпании, с билетами, как положено. В Париже вы встречаетесь, меняетесь одеждой, и хлоп — их опять шестеро. Неплохо, а?

Ну, а сейчас я к Мику, вы же готовьтесь к отъезду В спальне Саманта завладела туалетным столиком супруги Флойда. Она отослала Шалимова в гостиную менять диски и попросила не входить лишний раз. Андрей прослушал «Плотские желания» Стюарта и впихнул в щель проигрывателя «Легенды блюзовой гитары», когда на пороге появилась Саманта.

В первый момент Шалимов не узнал ее. На него смотрела значительно более светлокожая восточная красавица с азиатским разрезом глаз. Лишь очертания носа и подбородка напоминали прежнюю Саманту. Рука Андрея с пультом дистанционного управления застыла неподвижно.

— Вот это да, — выдохнул он. — Я где-то читал о том, что женщина может совершенно преобразиться, если захочет, но чтобы так…

— Женщины могут и многое другое, Эндрю, — тихо произнесла Саманта.

Андрей выпрямился, и само собой получилось, что их лица оказались на расстоянии десяти сантиметров друг от друга. Нежный и печальный взгляд Саманты словно заворожил Шалимова. Она молчала, ни слова не сказал и он. Наверное, впервые для них стало ясным то, что уже поняли и миссис Ларрена, и Барни Флойд.

Тройной звонок в дверь выхватил Саманту из мгновенного забытья. Флойд вернулся не один — с ним пришел высокий мужчина в летной форме с хитрыми лучистыми глазами.

Брайан без лишних слов снял с плеча вместительную адидасовскую сумку и достал два комплекта форменной одежды.

— Не мешкайте, — предупредил он. — Мой рейс через два часа, а следующий только послезавтра. Своих я оповестил, так что зеленый свет, ребята.

Форма пришлась Андрею впору — из зеркала на него глядел бравый летчик авиакомпании «Транс Уорлд». Саманту же абсолютно нельзя было узнать в очаровательной стюардессе.

Они спустились к машине Брайана — голубому «Бьюику», которому пора было на пенсию. Но Мик заботился о машине лично и очень гордился ею. По настоянию Саманты Флойд загнал «Додж» в подземный гараж. Вчетвером они разместились в «Бьюике» — Брайан за рулем, Шалимов рядом, Саманта и Флойд сзади. Вспыхнули фары, заурчал чиненый-перечиненный мотор, и автомобиль ринулся вперед.

По дороге Брайан давал инструкции.

— Твоя задача, — втолковывал он Шалимову, — поменьше отсвечивать. Мы с ребятами зайдем в диспетчерскую втроем, зарегистрируемся и скажем, что Стенмарк — это ты — подойдет прямо к рейсу, потому что у него кто-то там заболел. Это не редкость, у Стенмарка вечно кто-то болеет, когда он заложит за воротник и не хочет дышать на руководителя полетов. Ты в это время смирно стоишь столбиком в том месте, где я покажу, и не шевелишься. Потом я беру тебя за руку, проталкиваю в одну дверцу, и дело сделано. Джейн таким же манером протаскивает на борт Саманту. А что дальше, я объясню в Париже. Все понял?

— Постой, — Шалимов бросил взгляд в зеркальце. — Видишь ту машину за нами?

— Что такое? — забеспокоился Брайан.

— Они повторяют все твои маневры. Может, случайность, а может…

— Черт! — Брайан нажал на газ. Дистанция между автомобилями резко возросла, а потом медленно сократилась.

— В чем дело, Мик? — осведомился сзади Флойд.

— Да не нравится мне эта железка у нас на хвосте…

— Полиция?

— С каких это пор полиция разъезжает на «Ягуарах»?

— Стряхни их, — с тревогой в голосе сказал Шалимов.

Саманта обернулась, но свет фар преследователей слепил глаза, и она даже не разобрала, сколько в машине людей.

За городской чертой Брайан выжал из «Бьюика» все, на что тот был способен, и даже немного больше. «Ягуар» без видимых усилий держал прежнее расстояние — метров тридцать. Теперь уже все поняли, что это не совпадение. Подтвердила это прозвучавшая автоматная очередь.

— …Черт! — выругался Брайан и повел машину сумасшедшими зигзагами. Пули рикошетили от бетона трассы.

Кеннет Дорен, сидевший за рулем «Ягуара», не знал о приказе мистера Брауна сохранить Шалимову жизнь. Поэтому ехавшие с ним Чарли и Билл вели огонь на поражение, высунувшись на полкорпуса из окон машины.

Террористы засекли «Додж» еще на въезде в Чикаго, быстро выяснив в Грин-Бэе, какая машина была у миссис Ларрены. Они опросили окрестных фермеров, установили дорогу, которой проехали Шалимов и Саманта. Скоростные качества «Ягуара» и старенького «Доджа» были несравнимы, и Дорен нагнал беглецов на чикагской окраине. Стрелять в городе преследователи не решились. Они проследили «Додж» до дома Флойда, а потом увязались за «Бьюиком» Мика Брайана. И вот теперь на темной безлюдной дороге в аэропорт их время настало.

Брайан лихорадочно выкручивал руль то в одну, то в другую сторону.

— Это обойдется тебе в лишние полсотни тысяч, Барни, — процедил он. Флойд не слышал его.

Он лихорадочно соображал, и здесь ему не помогала музыка «Битлз». Саманта вцепилась в его рукав.

— Шипе Кэт! — крикнул Флойд.

Мик Брайан напряженно кивнул, не отводя глаз от дороги. Он понял: Флойд имел в виду лодочную станцию, расположенную в полумиле отсюда. Если от убийц не удастся оторваться, их можно попробовать перехитрить, и Шипе Кэт — это шанс. Но сработать нужно с безукоризненной точностью, иначе они попадут в смертельную ловушку.

Идея Флойда строилась на особенностях подъездной дороги к станции. Она петляла между деревьями и коротким прямым отрезком выходила на дамбу, куда пришвартовывались катера. У самой дамбы стоял домик сторожа — жуткого скряги, который экономил электричество и включал только дальние фонари, освещающие лодки, а дорогу, как правило, оставлял в кромешной тьме. Так как платил за энергию не он, а арендаторы, его скупость не вызывала у них протестов. Теперь принципиальность радеющего за чужие деньги Гарпагона могла сослужить службу Мику Брайану.

Брайан так круто свернул к станции, что машина едва не перевернулась, а у Саманты вырвался полувздох-полустон. Дорен на секунду потерял «Бьюик» из виду, но тут же заметил его вновь, виляющим по серпантину к озеру.

— Вот и приехали, — он повернул вслед за «Бьюиком». — Они наши, парни. Отсюда им деться некуда.

Из перелеска «Бьюик» вскарабкался на дорогу к дамбе. Там Брайан развил предельную для столь небольшой дистанции скорость, у самого въезда на дамбу виртуозно затормозил — машину занесло влево, и дверца вздрогнула в сантиметре от стены сторожки. «Ягуар» мчался на всех парах. Преследователи прекратили огонь, рассчитывая прижать «Бьюик» к берегу и расстрелять его в упор.

Нога Брайана тут же вдавила педаль газа, правая рука молниеносно переключила скорость. «Бьюик» по фантастической дуге обогнул угол дома, прижался к стене и затих — Брайан вырубил двигатель и погасил все огни.

Дорен не верил своим глазам. «Бьюик», только что летевший впереди на расстоянии едва ли не вытянутой руки, исчез, точно растворился в темноте.

Фары «Ягуара» освещали пустую дорогу, пока перед радиатором не заблестела водная гладь. Дорен ударил по тормозам. На мгновение ему показалось, что «Ягуар» остановится-таки у кромки невысокого искусственного обрыва. Он опоздал буквально на миг.

Машина побалансировала в неустойчивом равновесии над водой и тяжело плюхнулась в озеро, подняв шумные фонтаны брызг.

Дорен с проклятиями рванул ручку дверцы, выскочил из салона. Глубины было всего по грудь, но когда он выбрался на дамбу, «Бьюика» и след простыл. Мик Брайан не стал дожидаться незадачливых пловцов. Когда «Ягуар» еще висел над озером, словно размышляя, падать или нет, «Бьюик» на полном ходу вывернул из-за угла и был таков. Только услышав грохот, шум и ругательства Дорена, сторож неохотно включил наружный свет и выглянул.

— Что, ребятки, не повезло? — сочувственно протянул он.

— Сегодня не мой день, — сплюнул Дорен. Невидимые сторожу за дамбой Чарли и Билли отходили с оружием в темноту, под прикрытие леса.

— Позвонить в полицию или вы сами? — спросил старик.

— Сам. — Дорен побрел прочь.

— Куда теперь, сэр? — донельзя разозленный Чарли шмякнул о дерево размокшую пачку сигарет.

— К автостраде… Захватим машину. Скоро связь с базой.

…Мик Брайан поставил машину на служебной стоянке. К ним подбежала симпатичная миниатюрная девушка в такой же, как и у Саманты, форме стюардессы «Транс Уорлд», — Джейн Олафсон.

— Привет, — помахал рукой Брайан. — Все в порядке?

— А ты как полагаешь? — Она обозначила поцелуй на щеке командира экипажа. — Стенмарк и Мэри уже улетели. Будут ждать, как договорено.

— Тогда принимай под свою команду мисс Форд, — Брайан наградил Саманту первым попавшимся именем: автомобиль подобной марки был припаркован возле «Бьюика».

— Мисс Форд, а имя?

— Лолита, — назвала Саманта свое второе имя.

— Очаровательно! — воскликнула девушка. — Я Джейн. Пошли? — Она взяла Саманту за руку и показала куда-то мимо пассажирского здания аэропорта, похожего на освещенный изнутри гигантский хрустальный стакан.

Барни Флойд стоял около машины, облокотившись на открытую дверцу, отчего «Бьюик» просел на левый борт. Саманта попрощалась с ним, запечатлев на его губах долгий поцелуй. Шалимов протянул Флойду руку, тот крепко пожал ее.

— Я никогда не забуду того, что вы сделали для нас, Барни, — с искренней теплотой произнес астронавт.

— Берегите Сэм, Эндрю. Теперь это ваша обязанность. Старина Барки Флойд уходит со сцены под аплодисменты.

Мик Брайан нетерпеливо похлопал Шалимова по плечу:

— Идем.

Он повел Шалимова какими-то запутанными переходами служебной части аэропорта и оставил его в высоком помещении с рядами контейнеров, между которыми сновали одетые в синие комбинезоны рабочие.

— Стой здесь, пока я не приду.

— А если…

— Стой, говорят! — негодующе приказал Брайан и скрылся.

Шалимов попытался придать себе непринужденный вид, что получалось плохо, но через минуту он успокоился. Брайан, очевидно, знал, что делает.

Никто не обращал на Шалимова ни малейшего внимания.

У него же от нахлынувших мыслей кругом шла голова. Он уже не боялся, что его опознают. Гораздо сильнее Андрея страшило то, что раньше было предположением, а теперь стало безжалостной реальностью. Террористам известно, что он и девушка живы. Как они нашли их?! Неужели миссис Ларрена не успела уйти? Или по номеру машины?

— Эндрю, где ты? — раздался голос Брайана.

Он приближался энергичным шагом. — Идем.

Через узкую дверцу в укрепленной металлическими профилями стене склада они попали на летное поле. Шалимова оглушил рев реактивных двигателей взлетающего «Боинга». Как ночной дракон, сверкающий золотой чешуей огней пассажирских иллюминаторов, слепя сверхмощными прожекторами, могучая машина пронеслась по полосе и тяжело взмыла в черное небо.

— А наш вон там, — показал Брайан.

Саманта и Джейн Олафсон уже хлопотали на борту. В крохотной кухоньке Джейн помогла гостье восстановить пострадавший макияж.

— Тебе почти не придется выходить к пассажирам, — растолковывала она. — Посидишь здесь.

Я бы все взяла на себя, но нельзя, нас должно быть двое. Но мы подождем, пока большинство заснет, тебя особо разглядывать не станут, а в начале и в конце рейса поработаю я.

— Сколько времени будет в Париже, когда мы прилетим? — спросила Саманта.

— Одиннадцать утра… Никак не могу разобраться в этих сдвигах времени. Самолет летит, земля крутится… Куда? Черт-те что, — она хихикнула.

Посадка в Париже обошлась без неожиданностей. Экипаж Брайана, Джейн, Шалимов и Саманта вшестером прошли через служебную дверь. Документов у них никто не спрашивал, французская полиция не цеплялась Брайан посмотрел на часы.

— Так, зайцы, слушайте сюда. Сейчас двигаете вдоль стоянки до того длинного ангара и направо.

Там туалеты, около них ждут Стенмарк и Мэри.

Переодеваетесь и валите на все четыре стороны.

— Спасибо, Мик, — от души поблагодарил Андрей.

— Если я понадоблюсь, свистни, — рассмеялся Брайан. — Тебя возить одно удовольствие. Десять раз туда-обратно — и я миллионер. Но хорошо бы без стрельбы.

— А как Стенмарк узнает нас? — спросила Саманта.

— Вот дубье! — возмутился Брайан. — По форме и описанию Флойда.

— Ах, да…

Они попрощались. Полчаса спустя Саманта и Шалимов остались совершенно одни в чужой для обоих стране. Шалимов был одет в джинсовый костюм. Саманта выглядела еще привлекательнее, чем раньше, в легком белом платьице и туфельках на высоких каблуках.

— Куда ж нам плыть, — пробормотал Шалимов по-русски, провожая взглядом фигуры Стенмарка и Мэри в аллее.

— Что? — переспросила девушка.

— Это стихи русского поэта Пушкина, — пояснил Шалимов. — Они означают затруднительное положение.

— Почему затруднительное? Поехали на радиостанцию.

— А деньги у тебя есть?

Саманта раскрыла сумочку.

— Мэри передала мне пятьсот долларов от Флойда.

Ладонь девушки лежала на руке Шалимова.

Была ли тому причиной близость Саманты или удачный перелет во Францию, но Шалимова переполняла эйфория уверенности в том, что самое страшное позади.

Он вряд ли мог ошибаться сильнее.

У двойных стеклянных дверей офиса с золочеными буквами «Радио Европа» таксист затормозил.

Саманта расплатилась, расщедрившись на чаевые.

— Войдем вместе? — предложила она.

— Нет. Я пойду один. Лучше, если нас не будут видеть вдвоем, хотя бы пока.

— Но я не хочу оставаться одна!

— Придется, — Шалимов погладил ее по руке. — Посиди на той скамеечке в парке.

— Но ты недолго?

— Как получится. Я не сбегу.

Саманта побрела в парк. Шалимов толкнул дверь и вошел в вестибюль. За полированной стойкой светлого дерева восседала крашеная блондинка.

Шалимов избегал ее взгляда и неловко встал вполоборота.

— Я к мсье Корину, — составил он самую простую фразу по-французски, какую сумел.

— Подождите, мсье, я сейчас узнаю. — Девушка подняла трубку внутреннего телефона и долго щебетала что-то непонятное Шалимову, а потом повернулась к посетителю.

— Мсье Корина сейчас нет. Что ему передать?

— Я… Мне… Тьфу, черт! Вы говорите по-английски?

— Да, мсье.

— Слава Богу, — облегченно вздохнул Шалимов. — Передавать ничего не нужно. Я его старый друг и хотел бы сделать ему сюрприз. (В какой-то степени и то и другое было правдой.) Где я могу найти мсье Корина?

— Видите ли, — сказала блондинка по-английски, — наши правила запрещают давать посетителям домашние адреса и телефоны сотрудников.

Было несколько неприятных инцидентов, когда недовольные герои некоторых передач угрожали… — Видя, что Шалимов очень расстроен, она добавила: — Но я могу вызвать шефа мсье Корина мсье Сильвэна или мсье Полякова из русского отдела.

Может быть, вы договоритесь с ними. Это другое дело, тут я не нарушу инструкций. Наших людей нет даже в телефонных книгах, как вы понимаете.

Шалимов задумался: он выбирал.

— А кто из них говорит по-английски?

— Оба. Но если хотите выудить адрес мсье Корина, обращайтесь к Полякову. Они вроде приятели.

— Буду очень вам признателен, — начал Шалимов, но блондинка уже накручивала номер. Вскоре в холл спустился Поляков, разбитной малый из эмигрантов доперестроечной эпохи. Шалимов мог беседовать с ним и по-русски, но предпочел не афишировать свою национальную принадлежность.

— Я Свен Андерсон из Стокгольма, — представился он. Скандинавская версия имела два преимущества: объясняла акцент и сводила к минимуму перспективу общения на якобы родном языке — вряд ли Поляков знает шведский.

— Поляков… Зовите меня Бьорн, если вам так привычнее. Ищете Корина? Напрасно. Он у нас вроде приходящей няни-пьяницы: то ли явится, то ли нет… Пошли пройдемся и покурим. Здесь шеф не разрешает дымить…

Они вышли на тротуар. Шалимов скользнул глазами в сторону парка и увидел одинокую фигуру Саманты на скамейке.

— Там есть бистро, — взял Поляков быка за рога. — Пропустим по рюмочке, а?

— Принимается, — кивнул Шалимов.

Бистро располагалось метрах в двухстах от офиса. Они заняли столик на свежем воздухе, и Поляков заказал джин.

— А зачем вам Корин? — полюбопытствовал он, сдирая обертку с пачки «Мальборо».

— Я его старый знакомый, — Шалимов внезапно спохватился. Сейчас Поляков начнет расспрашивать, где и как они познакомились с Кориным, и расколет его в два счета: ведь Шалимов не знает о журналисте практически ничего! Мысль Полякова сработала в другом, но тоже не оптимальном для Шалимова направлении.

— Тогда как же получилось, что вам неизвестен его адрес?

— Мы давно не виделись, — неопределенно пояснил Шалимов. «Давно» — понятие расплывчатое, когда бы Корин ни поселился там, где живет сейчас, все равно это «давно».

— Вот как. — Поляков вытряхнул сигарету из пачки, протянул Шалимову. Тот взял ее, хотя не курил. — Но знаете, тут дело тонкое. Вам дать адрес, а вы жулик какой-нибудь, ха-ха…

— Я не жулик, — заверил Шалимов и выпил джин. — Хотите сто долларов?

— За адрес старого друга? — хмыкнул Поляков. — Недорого же вы его цените. И вообще, это подозрительное предложение. Ходите тут, адреса покупаете… Полицию, что ли, позвать?

При упоминании о полиции Шалимов сжался, и это не осталось незамеченным Поляковым. Он приподнялся, но Шалимов крепко ухватил его за запястье и заставил сесть.

— Послушайте! Я друг Корина. Я всего день пробуду в Париже и вечером улечу в Стокгольм. Я хочу повидать его. — Давление пальцев Шалимова усилилось. — И если вы сейчас же не дадите мне адрес, я сломаю вам руку.

Поляков с выпученными глазами судорожно огляделся вокруг, но под тентом бистро они сидели одни. Шалимов начал выворачивать руку Полякова.

— Кретин! — взвизгнул тот. — Пустите! Вот психованный швед… Да получайте ваш адрес, я пошутил! Улица Риволи…

— Дом, квартира?

Поляков торопливо назвал. Шалимов отпустил его руку. Поляков потер покрасневшее запястье.

— Ну вы псих… Да я же просто хотел поболтать.

— У вас своеобразная манера шутить, Бьорн.

Когда-нибудь вас пристрелят.

С этим жутковатым пророчеством Шалимов вышел из-за стола, предоставив незадачливому собеседнику платить за выпивку. Поляков посидел, пока странный швед не скрылся из виду, швырнул деньги на столик и побежал звонить Корину домой.

Не дозвонился.

— Да какое мне в конце концов дело, — ворчал он под нос, возвращаясь в кабинет на радиостанцию. — Пусть Корин сам разбирается в проблемах со своими друзьями… Но кого мне так напоминает этот швед? На кого он похож? Может, на того типа, который в прошлом году ободрал меня в Монте Карло как липку?

Тут Полякову принесли сводку русской прессы для вечернего обзора. Он углубился в работу и выкинул шведа из головы.

Шалимов сел на скамейку рядом с Самантой.

Она прижалась к его плечу — короткая разлука стоила девушке немало нервов.

— Ну, что?

— На станции Корина нет, но я раздобыл его домашний адрес. Улица Риволи — где это?

— Какая разница… Доедем на такси.

Таксист вез их окольными путями. Они вышли из машины, не доезжая метров ста до указанного Поляковым дома. Таксист развернулся и умчался.

Шалимов рассматривал престижные особняки справа, многоквартирные дома слева. У подъезда особняка напротив дома Корина стоял темносиний «Сааб». Саманта осталась ждать на углу, Шалимов поднялся к двери квартиры, позвонил. Сердце колотилось, как отбойный молоток. Тишина.

Шалимов еще раз надавил кнопку звонка и держал ее, пока не устал палец. Никто не подошел к двери.

Андрей вернулся к Саманте и поведал ей о неудаче.

— Что же делать?

— Подождем, — сказал Шалимов. — Должен же он когда-нибудь прийти домой.

— А если он уехал?

— Гм… На радиостанции этого не говорили.

Девушка оглянулась в поисках удобного наблюдательного пункта:

— Не можем же мы торчать до вечера посреди улицы!

— Не можем, — согласился Шалимов. — Но вон из того ресторанчика мы увидим, если кто-нибудь появится у подъезда. Пошли кутить.

Он подхватил Саманту под локоть и повел к ресторану.

— Эндрю, а ты узнаешь Корина издали? Ведь ты не видел его уйму лет.

— Узнаю, — решительно сказал Шалимов. — Обязательно узнаю. Не могу не узнать.

Он твердо верил, что так оно и будет.

 

1

«Кадиллак» заместителя шефа АНБ Эндрю Берринджера выписывал причудливые коленца на дороге, но отнюдь не потому, что водитель Берринджера был пьян. Водителя вообще не было. Берринджер ехал без шофера и без охраны, впервые с того дня, когда занял высокий пост в Агентстве национальной безопасности три года назад. И также впервые с того дня он принял весомую дозу спиртного. Теперь было можно.

Из рабочего кабинета в Вашингтоне он ушел в три часа пополудни, предупредив секретаря, чтобы сегодня его не ждали. Непонятный подтекст этой фразы был иным: Берринджер не вернется уже никогда.

Он отослал охрану и водителя в конференц-зал под предлогом того, что сейчас поднимется к ним и сообщит ряд новых официальных инструкций. Сам же сел за руль «Кадиллака» и поехал домой, в свою двухмиллионную виллу в Антуан-Плэйс. Он хотел остаться один в этот последний день.

То, что последним станет именно этот день, не вызывало сомнений. По роду службы он располагал огромными возможностями компьютерной, электронной и традиционно-ортодоксальной слежки, а внеслужебная деятельность (создание частных розыскных структур, проникавших в секретнейшие компьютерные сети Америки) позволяла ему знать все и обо всех.

Но знать — еще не означает контролировать.

Берринджер был превосходно информирован о каждом шаге полковника Коллинза, возглавляющего группу расследования в Вашингтоне по «списку одиннадцати». Коллинз подбирался к источнику утечки секретных сведений из военно-политических верхов США, и ни остановить, ни хотя бы придержать его Берринджер не мог. А Коллинз пользовался отнюдь не только методом исключения, устанавливая невиновность десяти из одиннадцати человек, одного за другим. Он сумел докопаться до подозрительных связей Берринджера, его не санкционированных ни шефом АНБ, ни Президентом поездок и встреч, поступлений на его номерные счета в Швейцарии немалых сумм неизвестного происхождения и покупки недвижимости в разных странах Запада через подставных лиц.

С глухой тоской Берринджер видел, как сжимается кольцо, и был бессилен этому помешать. Даже убийство Коллинза не решало проблемы — одного функционера заменили бы другим, и все пошло бы по-прежнему. Еще позавчера Берринджер мог бы попытаться сбежать — шансы на успех составляли двадцать из ста, но он промешкал в бессмысленной надежде, что группе Коллинза не удастся раздобыть прямых улик, а им удалось, и теперь бежать было некуда — волка обложили флажками не самые незадачливые из охотников.

«Кадиллак» Берринджера пронесся по каштановой аллее и затормозил у подъезда виллы, едва не ткнувшись радиатором в каменные ступени крыльца.

Слуге, вышедшему навстречу хозяину, Берринджер приказал немедленно убираться прочь и прихватить весь обслуживающий персонал. Он поднимался по ступенькам медленно, иногда спотыкаясь. Берринджер отвык от спиртного, координация движений была нарушена, но мозг работал четко, мысли не путались и туман в голове не бродил. Выпивка не достигла цели.

По широкой лестнице из холла бывший — да, уже так — заместитель шефа АНБ взобрался в роскошную розовую спальню (одну из четырех на втором этаже). Он знал, что найдет Глорию там. В самом деле, любовница Берринджера, поразительно бездарная актриса Глория Тайсон, возлежала в розовой спальне на императорской кровати под балдахином с бокалом в руке. Она была одета в дикий наряд, по ее мнению эротический, а в действительности безвкусный. Увы, деньги Берринджера не могли купить ей ни таланта, ни ума.

— Что случилось, дорогой? — медоточивым голосом проворковала Глория. — Ты так рано… И кажется, выпил?

Она подошла к нему, обняла за шею, в ее дыхании смешивались ароматы дорогого ликера и шоколадных конфет. Берринджер выругался и оттолкнул любовницу так, что она упала обратно на постель.

— Да что происходит? — обиженно спросила она.

— Тебе лучше уехать, и быстрее!

Актриса пренебрежительно передернула плечами.

Наделенная недюжинной интуицией, какой природа в качестве компенсации нередко награждает не очень умных женщин, она давно ожидала этого и была готова к такому повороту. В свое время Берринджер перевел немало долларов на ее личный счет. Она не пропадет. К тому же всегда найдется пожилой идиот, перед которым достаточно повертеть задницей, чтобы посыпался золотой дождь.

В окно Берринджер увидел, как от виллы отъезжает ее красная «Ланчиа». Он прошагал в кабинет.

За антикварным письменным столом, приобретенным личным дизайнером Берринджера на аукционе «Сотбис» за двадцать четыре тысячи долларов, он почувствовал себя лучше. Расслабился, снял галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. На столе не было никаких лишних бумаг — Берринджер не любил беспорядка. Он подвинул к себе чистый лист, вынул из кармана пиджака паркеровскую авторучку, несколько минут что-то писал.

Затем открыл вмонтированный в стену кабинета сейф, достал и положил у бумажного листа фотографию. На нижней полке сейфа угрожающе поблескивал девятимиллиметровый пистолет «спрингфилд П-9». Выстрел разнесет черепную коробку Берринджера вдребезги.

Он взял пистолет в руки, ощутил холодную основательность его массивной рукоятки. Положил на стол перед собой, закрыл глаза и минут десять сидел неподвижно. Потом поднял пистолет. И снова положил его на стол.

На аллее послышалось шуршание шин. Берринджер с горькой гримасой презрения к себе подошел к окну, отодвинул штору. Из черного «Крайслера» выходили четверо, среди них хорошо знакомые ему генерал Джеймс М. Стюарт и полковник Фрэнк Коллинз. ТВот отличный сценарий самоубийства, мелькнуло у заместителя шефа АНБ. Перестрелять их всех, как только они войдут в кабинет. И тогда окружившие дом оперативники спецгруппы ФБР по борьбе с терроризмом ворвутся сюда и покрошат Берринджера в мелкий винегрет.

Он тряхнул головой, отгоняя нелепую мысль.

На лестнице уже близко звучали шаги и негромкие голоса. Он посмотрел на «спрингфилд». Как это сказал Иисус Христос Иуде? «Что делаешь, делай скорее…»

Берринджер поднял пистолет. Гулко громыхнул выстрел…

В оставленной записке Берринджер признал свою вину, но заявил, что не знал, на кого работает под давлением шантажирующих его документов. Связь осуществлялась через человека, изображенного на фото. Снимок был сделан на приеме в Балтиморе два года назад. Берринджер признал, что список лучших специалистов ЦРУ и секретные коды «Элиминейтора» передал он. Но основной цели операции с «Атлантисом» он не представлял. Как не представляет, где плутоний и золото. Его, по существу, использовали втемную.

На следующий день в прессе появилось сообщение о внезапной кончине заместителя шефа АНБ Эндрю Б. Берринджера от инфаркта.

Его предсмертная записка дала еще один толчок и без того бешено вращающимся колесам локомотива американских спецслужб. Они спешили, очень спешили: когда Стюарт и Коллинз появились на вилле Берринджера, второй миллиард долларов золотом был сброшен в Карибском море в двадцати градусах северной широты и восьмидесяти градусах западной долготы.

 

2

В Москве непродолжительный период хмурых дождей сменила несусветная жара. Михаил Яковлевич Гольданский, директор и владелец строительной фирмы «Русские ворота» (под столь необычным названием подразумевались, конечно же, ворота между Востоком и Западом), долго стоял в сомнениях и колебаниях перед раскрытым шкафом. Он собирался ехать на важную встречу. Вот-вот должно было состояться подписание контракта с американцами на поставку высококачественных строительных материалов для центральной части нашумевшего проспекта «Москва-Сити». Речь шла о возведении на Краснопресненской набережной супернебоскреба, самой высокой в мире башни «Россия», долженствующей вознестись на шестьсот сорок восемь метров над столицей и оставить далеко, позади и центр международной торговли в Нью-Йорке (420 метров), и отечественную Останкинскую телебашню, набирающую немногим более пятисот сорока. В невиданной громадине планировалось 114 этажей, не считая технических, рестораны, смотровые площадки и ни много ни мало 61 лифт.

Фирма Гольданского принимала активное участие в осуществлении грандиозного замысла. Территория, выделенная под строительство делового центра России, была уже зачищена, и первую очередь готовились запускать в этом году. Гольданский приложил максимум усилий к тому, чтобы заполучить такой выгодный подряд. Пусть вклад его фирмы в общий котел стройки века будет и невелик, то, что кажется маленьким с точки зрения гигантских масштабов, вполне достаточно для одного человека. Михаилу Яковлевичу пригодились не столько энергия и предприимчивость, сколько связи в верхах, налаженные не совсем обычным путем. В Соединенных Штатах, куда он мотался то и дело для переговоров о поставках материалов, ему пришлось выполнить несколько деликатных поручений. О том, чьи это поручения и каков их истинный смысл, расспрашивать не рекомендовалось.

Михаил Яковлевич считал, что оказывает услуги российской разведке, которая в свою очередь не остается в долгу и успешно проталкивает «Русские ворота» и на американском, и на отечественном рынке. Зачем разведке понадобилось прибегать к помощи коммерсанта — об этом Гольданский не задумывался. У всех свои резоны.

Лифт доставил Гольданского на первый этаж. За рулем «Вольво» уже ждал шофер Саша, он же телохранитель директора «Русских ворот». Михаил Яковлевич сел в машину, сильно хлопнул дверцей. Саша тут же лихо рванул с места, и «Вольво» влился в поток машин.

Гольданскому некогда было глазеть по сторонам и любоваться захламленными улицами Москвы.

Он достал из «дипломата» почти готовые к подписанию документы, разложил на крышке чемоданчика.

Как будто все в порядке, но по поводу пятнадцатого пункта о размерах неустойки в случае срыва сроков монтажа можно бы и поспорить.

«Вольво» затормозил на перекрестке на красный свет. Ни впереди, ни сзади машин не было, поэтому Саша слегка удивился поведению мотоциклиста, который остановился вплотную к задней дверце «Вольво». Одежда мотоциклиста также выглядела странно для жаркого дня — наглухо застегнутая кожаная куртка, на голове шлем с отражателем, прозрачным только в одну сторону. Саша занервничал, подал машину вперед — проскочить под красный он не мог, наперерез «Вольво» один за другим мчались автомобили.

— Михаил Яковлевич, — предостерегающе окликнул Саша.

— А? — Гольданский оторвал взгляд от документов. Это раздосадованное восклицание оказалось последним в его жизни.

В руке мотоциклиста блеснула вороненая сталь пистолета с глушителем. Выстрел был только один, но ювелирно аккуратный. Пуля попала в самую середину лба. Коммерсант нелепо дернул руками, обмяк и сполз по спинке сиденья. «Дипломат» соскользнул на пол с его колен, бумаги закружились в воздухе, как огромные бабочки.

Саша выхватил пистолет, но серебристое крыло мотоцикла уже скрылось за углом.

Милиция отнесла убийство Гольданского на счет разборок в криминально-коммерческих кругах столицы. Преступление было явно заказное, а следовательно, практически нераскрываемое.

Фрэнк Коллинз, опросив присутствовавших на приеме в Балтиморе два года назад лиц, установил, что на снимке, оставленном Берринджером, изображен русский коммерсант Михаил Гольданский.

Михаил Яковлевич оказывал услуги отнюдь не разведке, как он считал то ли по простоте душевной, то ли из нежелания лезть в опасные дебри. Он был единственным звеном, связывавшим заместителя шефа АНБ и российскую группу заговорщиков, единственной нитью, за которую могло потянуть ЦРУ. Поэтому независимо от судьбы Берринджера он был обречен.

 

3

Лесли Энджел продолжал неусыпные бдения на своем наблюдательном посту. Поимка наемного убийцы в компании Стефи и особенно записанный на пленку допрос последнего уже давали ему материал для сенсационной статьи, но что это за история без захватывающего финала? Лесли жаждал присутствовать при окончании пьесы.

В бинокль он видел входящего в подъезд дома Корина Андрея Шалимова и отметил портретное сходство незнакомца с фотографией погибшего космонавта в газете, но посчитал это совпадением.

Лицо Шалимова не обладало ярко выраженной индивидуальностью, он не был ни писаным красавцем, ни прирожденным уродом. Лица такого типа встречаются не так уж редко. Но Лесли запомнил пришедшего и зафиксировал его визит в записной книжке, как делал всегда, когда в дом Корина входил неизвестный ему человек (постоянных жильцов он давно изучил). Он даже заметил, как на улице к неизвестному подошла темнокожая девушка, и они направились в ресторан.

Шалимов и Саманта сидели в притемненном зале третий час. За это время они съели и выпили все, что могли (не особенно, правда, налегая на спиртное), и официанты начинали коситься на них, подозревая неплатежеспособных клиентов. Шалимов устроился у занавешенного окна и наблюдал за улицей в приоткрытую щель.

Промчавшийся мимо них ураганом «Ситроен» как вкопанный встал у коринского дома. Водитель вышел из машины, поднял капот и с недовольным видом принялся ковыряться в моторе.

— Это Корин, — шепнул Шалимов Саманте.

— Ты не ошибаешься?

— Нет, это он… — Шалимов порывисто встал.

Перед ним как из-под земли вырос официант со счетом. Саманта полезла в сумочку за деньгами, а Шалимов, мешая французские и английские слова, объяснил, что ненадолго отлучится, а девушка подождет его здесь. Раз было заплачено и в сумочке оставалось немного наличности, официант не возражал.

Саманта сжала руку Андрея.

— Пусть все будет хорошо!

Шалимов поцеловал ее в щеку и вышел, Каждый шаг давался ему с трудом. Метрах в трех от «Ситроена» он остановился. Корин видел его краешком глаза, но не придал значения. Когда не ладится с двигателем, вечно набегают любопытные и советчики.

— Корин, — тихо позвал Андрей.

Корин недоуменно вскинул голову. В отличие от Лесли и остальных он мгновенно понял, кто стоит пер„д ним. И не только то, что это человек с газетного снимка. Он слишком хорошо знал брата Андрея, а между братьями существовало несомненное сходство. Немного ошарашенный Корин видел перед собой считавшегося погибшим космонавта Андрея Шалимова, брата его старого московского друга. Корин захлопнул капот и открыл дверцу.

— Садитесь в машину, — пригласил он. Шалимов пригнулся и забрался на переднее сиденье рядом с водительским местом. С полминуты оба молчали, приглядываясь друг к другу.

— Полагаю, вы догадались, кто я, — произнес Шалимов по-русски.

— Да. — Корин также ответил на родном языке. — Вы космонавт Шалимов, брат Дмитрия.

— Что ж, раз представляться излишне, разговор будет проще Только вот я не знаю, с чего начать.

Понимаете… — он замялся.

— Сергей Николаевич, — помог Корин.

— Понимаете, Сергей Николаевич, эта история… Словом, в нее нелегко поверить.

— Возможно, я бы и не поверил, расскажи ее мне кто-нибудь другой, — успокаивающе заметил Корин, — Но вы передо мной, и я не предвижу ничего более невероятного.

Лесли, врубивший подслушивающее устройство, проклинал все на свете. Они говорили на незнакомом языке! А между тем одинаково звучащие на всех языках мира слова «космонавт Шалимов» недвусмысленно указывали, что он наконец-то на пороге еще одной суперсенсации. Это не совпадение, не просто похожее лицо. Это — Шалимов, похороненный в закрытом гробу, и он здесь! А Лесли не может понять ни слова из их беседы… Ладно, переводчика будем искать потом, сейчас главное — записывать и наблюдать. Лесли приник к окулярам бинокля. С высоты второго этажа он разглядел только фигуру Шалимова ниже плеч и руку Корина.

— Наверное, вы правы, — сказал Шалимов. — Очень коротко так: на «Атлантисе» не было никаких технических повреждений. На нас напали террористы, убили весь экипаж. Мне удалось бежать, но меня преследуют. Когда я ехал в аэропорт, чтобы лететь во Францию, они обстреляли мою машину…

Шалимов твердо решил не упоминать о Саманте, пока не сориентируется в обстановке.

— Почему же вы обратились ко мне, а не к американским властям? — спросил Корин, думая о Коллинзе: «Ай-ай, господин полковник, секретность — дело святое, но не будь вы таким скрытным, глядишь, и я оказался бы более полезным вам…»

— Потому что я — уникальный свидетель, — пояснил Шалимов. — И это не обычный налет гангстеров. Такая операция невозможна без массы крупных и мелких информаторов во всех правительственных структурах. Если же террористы узнают, где меня содержат, тогда я и дня не проживу хоть в бронированном бункере со взводом охраны.

— И чем, по-вашему, могу помочь я, обозреватель радио? — Корин полез за сигаретами. В пачке сиротливо болталась одна, Корин рассудил, что космонавт вряд ли курит, и зажег ее сам.

— Именно тем, что вы журналист. Программа об этом превратит вас в звезду. Нашу смерть придумало правительство… — он прикусил язык, а Корин сделал вид, что злосчастная оговорка прошла мимо, и спрятался за дымовой завесой. Не время расспрашивать о том, кто еще уцелел. Когда Шалимов станет доверять ему больше, он все выложит сам.

— Мою смерть придумало правительство, — неловко поправился Шалимов, — чтобы скрыть собственное фиаско и беспомощность перед террористами. За мной охотятся убийцы, а мы с вами устроим охоту на них. Ну, как? По-моему, это тема не для жалкой радиопередачи или статейки. Это тема для книги, самого потрясающего документального бестселлера в истории журналистики.

— Заманчиво, — сказал Корин. — Но что можем противопоставить мы вдвоем… Едва ли не всемирному заговору, по вашим словам?

— Я пришел к вам, потому что верю вам… Дима верил. Как у журналиста, у вас должны быть определенные связи… Или подходы… Словом, это ваша кухня, вам лучше знать. Мы обязаны найти выход на группу людей — в спецслужбах ли, в полиции или администрации — к которым мы… К которым я смогу питать доверие. Тогда я передам им информацию, ведущую напрямую к террористам, в обмен на заботу о сохранении моей жизни. А вы опишете все это в книге.

И тут Корин совершил ошибку, абсолютно непростительную для профессионала. Известие о том, что у Шалимова имеются важнейшие сведения для Коллинза, заставило его почти непроизвольно сделать то, что сам он всегда считал грубейшим промахом в работе, — поторопиться.

— Такие люди есть, — бухнул Корин без предисловий.

Шалимов искоса посмотрел на него:

— И почему я должен им верить?

— А почему вы доверились мне?

— Потому что вы рисковали собой, спасая моего брата в Москве…

Это было правдой. Но в Швейцарии Коллинз получил пулю, загоняя в угол вместе с Кориным банду доктора-убийцы Ферреро.

— Так кто же эти люди? — настороженно осведомился Шалимов.

— Фрэнк Коллинз, полковник ЦРУ.

Корин рассчитывал, что упоминание о ЦРУ произведет на Шалимова впечатление. И произвело, но совершенно противоположное рассчитываемому. Корин не учел, что в мозгу человека, получившего воспитание и образование в СССР, навсегда отпечатаны подсознательные матрицы, а в них запечатлен не самый привлекательный образ американской разведки.

Шалимов побледнел. ЦРУ! Корин хочет отдать его в лапы ведомства, где все продажны с ног до головы. Уж в ЦРУ агенты террористической организации наверняка чувствуют себя как дома. Какое счастье, что он не успел рассказать Корину о Саманте… Но как теперь выпутаться, черт… Неужели влип окончательно?!

Корин взглянул в побелевшее лицо Шалимова.

— Вам нехорошо?

Заботливый вопрос подсказал Шалимову ход.

Вместо ответа он прикрыл глаза и начал медленно сползать с сиденья. Встревоженный Корин наклонился над ним. Шалимов резко выпрямился и нанес ему сокрушительный удар ребром ладони по шее, вложив в него всю силу. Даже из неудобного положения удар вышел великолепный. Корин не успел среагировать, поскольку не ожидал выпада.

Без звука он повалился на рулевое колесо. Шалимов рывком распахнул дверцу и бросился бежать к ресторану. Редкие прохожие оглядывались на него с недоумением.

Лесли понял, что нельзя терять ни секунды. Вслушиваясь в разговор по-русски, он уловил имя Фрэнка Коллинза, а спустя какое-то время в машине произошла молниеносная схватка. Все равно, чего они там не поделили — Шалимов удирает от Корина, это ясно. Лесли поможет ему.

Он швырнул бинокль, кубарем скатился по лестнице, прыгнул в «Сааб» и повернул ключ зажигания. Мгновение ему казалось, что двигатель не заводится, но мотор заурчал как обычно, и Лесли дал газ.

С визгом покрышек он затормозил перед астронавтом, перегородив машиной улицу, толкнул дверцу и крикнул (по-английски, разумеется):

— Садитесь, Шалимов!

Андрей остановился как вкопанный. Что происходит, кто выследил его? Террористы? Они бы стреляли сразу. Неужели ЦРУ? Неужели за ним следили от самого аэропорта? Но когда Корин…

Эти бессмысленные обрывки вопросов без ответов пронеслись перед ним меньше чем за полсекунды, когда он стоял и ошеломленно смотрел на Лесли.

Энджел высунулся, насильно втянул Шалимова в машину, захлопнул дверцу. Тот даже не сопротивлялся, находясь как будто в ступоре.

— Не бойтесь, Шалимов, — частил запыхавшийся Лесли. — Я хочу помочь вам. Я журналист, меня зовут Лесли Энджел, я случайно вас опознал…

Где ваша девушка? Надо скорее срываться отсюда!

Не сидите же как столб! Или вы хотите, чтобы вас поймали?

Последняя фраза дала эффект. Шалимов моментально осознал смысл слов Энджела. Перед ним журналист, он на автомобиле, а что еще нужно?!

Главное сейчас — убраться как можно дальше от Корина, а там увидим. Шалимов выскочил из машины, дернул дверь ресторана.

— Саманта!

Та с испугом в глазах сорвалась с места и бросилась к Шалимову. Без объяснений он втащил девушку в «Сааб» и ткнул Энджела в спину.

— Гони!

Лесли не заставил себя упрашивать. Полминуты спустя они были уже далеко от улицы Риволи.

Превозмогая резкую боль в голове, Корин с усилием оттолкнулся руками от руля, оперся затылком на подголовник. Его сигарета дымилась на полу. Корин посмотрел на нее с усмешкой: он-то подумал, что Шалимову стало плохо от непривычной концентрации табачного дыма!

Конечно, космонавта поблизости не было.

Исчез и темно-синий «Сааб», принадлежавший, повидимому, владельцу двухэтажного особняка. Шалимов угнал машину? Какая теперь разница… Корин вспомнил знаменательную оговорку Шалимова: «Нашу смерть придумало правительство…» Кто еще спасся из экипажа «Атлантиса», сколько их, где эти люди?

Необходимо срочно связаться с Коллинзом, и уж теперь полковник не станет темнить.

Корин включил мотор, который так и не успел отрегулировать, и направился в резиденцию Аллендейла, откуда он мог вызвать Лэнгли.

На сей раз Коллинза искали долго, а когда нашли, полковник не скрывал раздражения.

— Послушайте, Корин, у вас вошло в привычку звонить по ночам?! Поверьте, я только что прилег на диване в кабинете, и спать мне придется не больше часа, надеюсь, вы беспокоите меня не напрасно.

— У меня состоялась интересная встреча, — устало поведал Корин, игнорируя тираду полковника.

— К вам приезжал Папа римский? — устало пошутил Коллинз.

— Почти. Человек из космоса.

Эти три слова Корин произнес с нажимом, но мог бы обойтись и без него — Коллинзу не требовалось дополнительных намеков. Он мигом стряхнул остатки сна.

— Тот самый… Один из трех? Он в Париже?

— Я и не знал, что их трое, — ответил Корин. — Было так: он попросил связать его с заслуживающими доверия людьми из спецслужб. Я назвал ваше имя. Он шарахнул меня по голове и исчез.

— Ну и дела, Корин… Я хотел сказать, вы молодец… В общем, это сейчас важнее всего остального.

Я немедленно вылетаю в Париж. Где я вас найду?

— Дома. Я буду ждать.

Полковник дал отбой. Спеша по коридору в кабинет Стюарта, он предвкушал поездку в Париж не только потому, что объявился один из пропавших астронавтов — Корин подразумевал мужчину, значит, Шалимов или Ратников. В самолете Коллинзу наконец-то удастся выспаться…

«Сааб» Лесли Энджела остановился на набережной Сены. Лесли вытряхнул сигарету из пачки, закурил и обернулся к прижавшимся друг к другу на заднем сиденье пассажирам.

— Вот теперь здравствуйте, мистер Шалимов, и вы, мисс Ларрена. Очень рад видеть вас у себя в гостях. Как я уже говорил в менее подходящей для светских церемоний обстановке, мое имя Лесли Энджел. Я американский журналист (Лесли умышленно не уточнил, из какой газеты. Пусть считают, что он представляет солидное издание). И раз уж мы познакомились, может быть, вы объясните мне, что происходит? — Он достал из бардачка стеклянную фляжку. — Виски хотите?

Ни Шалимов, ни Саманта не отказались, Лесли следом отхлебнул больше, чем они вместе взятые.

— Спасибо, что помогли, мистер Энджел, — сказал Шалимов. — Мы рады, что встретили вас. Мы искали журналиста со связями.

— Поэтому и пришли к Корину?

Шалимов поразился осведомленности американца.

— Вы и это знаете?

Лесли рассмеялся.

— Это мои маленькие профессиональные секреты… Корин — человек ЦРУ, не доверяйте ему ни в коем случае…

Шалимов кивнул. Саманта же вздрогнула.

— А с какой стати мы должны доверять вам, мистер Энджел? — спросила она звенящим, как натянутая струна, голосом.

— Вам опасаться нечего, — усмехнулся Лесли. — Мне нужна сенсация. Что нужно вам — я не знаю, но я готов оказать вам помощь в обмен на эксклюзивное право публикации вашей истории…

— Хорошо, мистер Энджел, — проговорил Шалимов. — Допустим, вы искренне хотите нам помочь. Но сможете ли вы? У вас есть связи в верхах, в спецслужбах? Не в ЦРУ, конечно…

Лесли задумался. Он мог обмануть их, но кто знает, к каким осложнениям это приведет в дальнейшем? Что бы им ни предстояло, это не будет простым и легким, и лучше сразу расставить точки над «i».

— У меня нет особых связей, — честно признался он. — Зато у меня есть деньги, очень много денег.

У меня есть энергия и огромное стремление добыть материал для статьи. По-вашему, этого мало?

«Кажется, парень не врет, — подумал Шалимов, — а это располагает к нему. И того, что он перечислил, совсем не мало».

— Делать нечего, мистер Энджел. У нас нет выхода, к тому же вы мне симпатичны, — подвел итог Андрей. — Но не подыскать ли нам более удобное место для разговора?

Лесли ждал этого вопроса и подготовился к нему.

— Я снимаю особняк напротив дома Корина.

Оттуда я вас и увидел. Мы подъедем к черному ходу с противоположной стороны. Если американские друзья Корина станут вас разыскивать — а они станут, будьте уверены, — то где угодно, но не в двух шагах от его дома.

— Поступайте, как считаете нужным, мистер Энджел, — сказала Саманта.

— Просто Лесли, — широко улыбнулся он.

— Отлично, Лесли. Вверяем себя вашим заботам.

Энджел тронул машину. Он не обратил внимания на пристроившийся сзади серый «Фиат». В Париже много машин.

Во дворе у черного хода в особняк Лесли они вышли из «Сааба» и через кухню прошли в гостиную первого этажа, откуда Лесли провел их наверх.

— Здесь две спальни, — тоном экскурсовода в музее комментировал он, — с двумя отдельными ванными комнатами. Обе ваши… Или вам понадобится только одна? — Он хитро прищурился. — Ладно, я устроюсь внизу.

Он сгреб в кейс приемник, бинокль, свои записи.

— Вы голодны?

— О нет, — поспешно заявила Саманта. — Пока мы ждали Корина в ресторане, пришлось поглотить месячную норму продуктов.

— Но от выпивки вы не отвертитесь, — подмигнул Лесли. — Сейчас соображу.

Он спустился в кухню, забрав с собой кейс. Шалимов тщательно задернул занавески на окнах, не осталось ни единой щелки.

— Черт его разберет этого Лесли, — в раздумье сказал он.

— Вроде душа нараспашку, а вместе с тем… Ты заметила, что он собрал в свой чемоданчик?

— Я не присматривалась.

— Там был мощный бинокль ночного видения.

И какое-то хитроумное электронное устройство.

Похоже на микроплейер, но даю голову на отсечение, что мистер Энджел не музыку на нем слушает…

И откуда он знает про Корина и ЦРУ?

Саманта обняла Шалимова за шею.

— Ты хочешь все ему рассказать?

— Не знаю… Не о Ратникове. Это опасная информация, она должна попасть в надлежащие руки…

Дыхание Саманты касалось его лица. Андрей невольно привлек ее к себе, но тут вошел Лесли с бутылкой «Джека Даниэльса» и тремя рюмками.

— Все-таки одна спальня? — небрежно бросил он. — Не обижайтесь, ребята. Я штампованный американский хам, таких партиями выпускают на заводе в Детройте. Серийное производство… — Он разлил виски, окинул взглядом задернутые шторы. — Так вы намерены хоть что-нибудь объяснить?

Плоский кружок микрофона был прилеплен к обороту воротника рубашки Лесли, аппарат «RSQ» в гостиной включен на запись.

— Это не так просто, — начал Шалимов. Лесли перебил его:

— Погодите, я попробую сам. В газетах писали, что вы погибли во время крушения «Атлантиса».

Вам устроили пышные похороны, а вы здесь, целыневредимы. Значит, правительство врет. Первый вопрос — зачем? Идем дальше. Вы от кого-то улепетываете и обращаетесь к журналисту, а не в полицию. Следовательно, скрываетесь вы именно от властей. Будем считать и это установленным. Складывая два и два, получаем: власти считают, что вы что-то натворили, и охотятся за вами, причем тайно. На самом же деле вы ни в чем не виноваты и хотите с моей помощью открыть правительству глаза. — Он проглотил порцию «Джека Даниэльса» Теперь поправьте меня там, где я не прав.

— Вы почти правы, мистер Энджел, — вежливо сказал Шалимов.

— Лесли.

— Почти правы, Лесли. С той информацией, какой вы располагаете, иных выводов сделать и невозможно.

— Да? — Лесли навострил уши. — Есть и другая?

— Вы не знаете главного. Никакой катастрофы «Атлантиса» не было.

Лесли так и подскочил, расплескав виски.

— «Атлантис» совершил вынужденную посадку в океане. На нас напала группа террористов с подводной лодки. Погиб весь экипаж, кроме Саманты и меня. Нам повезло, мы успели скрыться, но мы представляем постоянную угрозу для гангстеров.

Лесли едва не задохнулся от восторга. Статья у него в кармане, да что статья — книга! Точно, Пулитцеровская премия, не меньше! Вот когда он докажет, что чего-то стоит, что он способен не только бренчать на гитаре и пропивать деньги богатой женушки! Лесли Энджел, мужественный суперрепортер!

Все это столь явно было написано на его лице, что Саманта не выдержала и улыбнулась. Лесли смутился и скрыл это за возвращением к напускной солидности.

— И что вы думаете предпринять?

— Вы понимаете, что мы не можем обратиться к первому попавшемуся полицейскому. У этой организации везде свои шпионы. Поэтому мы надеемся, что вы поможете нам связаться с надежными людьми и структурами, лучше с самым верхом. Я не ребенок и понимаю, что до самого Президента или его ближайшего окружения добраться не удастся, но мы обязаны найти какую-то лазейку…

Лесли пожевал губами в размышлении.

— То, о чем вы просите, — сложно… Я даже не уверен, что смогу это сделать. Но я постараюсь, очень постараюсь. Конечно, если вы подпишете один документ…

— Какой документ? — насторожился Шалимов.

— О, сущий пустяк. Стандартный контракт, где будет сказано, что вы обязуетесь не предоставлять журналистам, кроме Лесли Энджела, никакой информации по этому делу, и передаете указанному Энджелу все права на публикацию вашей истории и использование ее в любой форме, целиком или по частям, в любых средствах масс-медиа. В случае нарушения условий контракта вы платите неустойку — пятьдесят миллионов долларов.

— Что ты об этом думаешь? — Саманта обернулась к Шалимову. Тот развел руками.

— По-моему, мистер Энджел имеет полное право получить такую бумагу. Не вижу, почему бы нам ее не подписать. Составляйте документ, мистер Энджел.

— Лесли, — снова напомнил тот и сбегал вниз за бумагой и ручкой. Через десять минут готовый текст договора был вручен Шалимову, который внимательно прочитал его.

— А это что такое? Пункт шесть?

Лесли взял документ.

— Это ваше обязательство дать мне подробное интервью перед видеокамерой, ничего не утаивая.

— Но когда? Здесь не указаны сроки.

— Да, — согласился Лесли. — Сроки не указаны. Но видите ли, наше соглашение будет иметь смысл только в том случае, если мы все останемся живы. А это выяснится в ближайшее время. Поэтому я поставлю один месяц от сего числа, хорошо?

Наверное, и этого слишком много.

После такого ясного описания их положения Шалимову и Саманте стало не по себе. Оба знали это и без Лесли, но когда посторонний человек констатировал очевидное как бы со стороны, холодок скользнул по их спинам. Шалимов вынул авторучку из пальцев Лесли и подписал документ, то же сделала и Саманта.

— Имейте в виду, — предупредил Лесли, — ваши подписи имеют юридическую силу и будут признаны судом. Помните о пятидесяти миллионах.

С удовлетворенным видом он убрал бумагу в карман, где уже лежало аналогичное обязательство, подписанное Коллинзом. И если в первый документ он верил с трудом, то второй не вызывал сомнений. Эти ребята не подставят его, но и у Лесли есть перед ними серьезный долг. Как им помочь?

Лесли поднялся с кресла. Он нуждался в уединении и усиленной работе мысли, подстегиваемой регулярными поступлениями новых доз «Джека Даниэльса». Тогда, быть может, он сумеет предложить им сколько-нибудь удобоваримый план… Пока же у него в голове не было даже приблизительных намеков на выход.

— Отдыхайте, — напутствовал он. — Я иду вниз.

Вскоре мы встретимся и обсудим ситуацию подробнее, а пока я должен подумать. Если вам что-нибудь понадобится, позовите меня…

В гостиной Лесли оккупировал старое, пропахшее пылью кресло, привлекавшее его главным образом необъятностью. Зажмурившись, он сделал подряд несколько глотков виски. Привычное умиротворение растеклось по его телу…

Шалимов рассматривал этикетку оставленной Лесли бутылки. Саманта прилегла поперек обширной кровати, закинула руки за голову.

— Помнишь, когда мы спали по-человечески в последний раз?

— Перед стартом, — буркнул Шалимов.

— Это было миллион лет назад…

— Так прими ванну и поспи. Когда-то еще удастся…

Саманта встала, зачем-то показала Шалимову язык, сняла туфли и скрылась за дверью ванной.

Послышался шум льющейся воды, заглушавший негромкое насвистывание «Индейского лета» Джима Моррисона.

Шалимов поставил бутылку на столике у окна.

Ему не хотелось ни пить, ни спать — навалилась какая-то тупая апатия, сковывающая мышцы и блокирующая сознание.

Из ванной появилась Саманта в затрепанном халатике, с мокрыми взъерошенными волосами.

Без грима она выглядела удивительно домашней, словно вместе с ним стерла все разделяющие барьеры.

— Ты прекрасна, — сказал Шалимов. Получилось как-то механически. Меж губ Саманты блеснула белая полоска зубов.

— У тебя это вышло похоже на «иди к черту».

— Правда? — К Шалимову медленно возвращалось ощущение реальности. — Я не хотел…

Саманта подошла к нему и села на край кровати.

— С нами обоими происходит неладное… Наверное, это нервный шок.

— Да, нервный шок, — как эхо, повторил Шалимов. Он взял Саманту за плечи, развернул к себе и тихо поцеловал. Она инстинктивно отпрянула, глядя на Шалимова будто издали, сквозь дрожащее марево. Потом ее глаза закрылись, руки обвили его шею, влажные губы чуть коснулись его губ.

Нежность, скрытая, тайная, жаждущая, безумная, утратившая надежду и пробудившаяся в робком доверии, нашла выход в ответном поцелуе Саманты.

Как и предсказывал патентованный детройтский хам Лесли Энджел, им не понадобились две спальные комнаты в эту ночь.

 

4

Тот факт, что покушений на жизнь Корина больше не предпринималось, вовсе не означал, что люди мистера Брауна оставили его в покое. Слежка продолжалась, она стала даже изощреннее и плотнее, изменилась только ее цель. Особенно основательно на Корина насели после кратких и маловразумительных сообщений средств массовой информации о смерти Берринджера. Поэтому вся сцена появления Шалимова, недолгой его беседы с Кориным и бегства с Самантой на автомобиле Лесли Энджела развернулась перед глазами агентов мистера Брауна. Так как никто не ожидал визита Шалимова в Париж, французская сеть не была предупреждена об охоте на астронавтов и даже не подозревала об их существовании. Но Клод Вилар счел своим долгом выследить контактировавших с Кориным людей и дать их описание в подробном радиодокладе.

Первый адресовался Ричардсу: прекратить операцию в Америке и отозвать Дорена на базу. Второй — Клоду Вилару: организовать нападение на дом, где укрываются мужчина и женщина. Женщину ликвидировать, мужчину похитить, накачать наркотиками и вывезти в Москву через Эстонию по каналу «Гамма-4». Действовать по обстановке, свидетелей не оставлять.

Мистера Брауна нисколько не волновало, что в погибшей женщине могут опознать труп Саманты Ларрены. Во-первых, парижской полиции это не придет в голову. Во-вторых, если его интересы в чем-то совпадают с интересами правительства США, так это в сохранении полной тайны вокруг обстоятельств катастрофы «Атлантиса». Американские спецслужбы сами заткнут рот, кому нужно, а во время допросов Шалимова в Москве можно будет выработать пристойную версию происшедшего для тех же спецслужб.

Лесли Энджел к трем часам ночи вылакал всю бутылку «Джека Даниэльса», что и по его меркам было многовато, учитывая, что он пил с самого утра и при этом практически ничего не ел. Собственно, Лесли не собирался напиваться, но, перебирая в уме и отбрасывая один за другим многочисленные планы и варианты, он утратил контроль за количеством выпитого. В его затуманенном мозгу застряла абсурдная идея о том, что он на пороге открытия и, если выпьет еще, непременно прояснит это открытие для себя. Пошатываясь и спотыкаясь, он побрел на кухню, открыл шкаф, где хранил запасы виски, и удивленно чертыхнулся. Шкаф был пуст.

Винный погреб! Под ковром в гостиной имелся люк, ведущий в винный погреб. Правда, Лесли однажды исследовал его в похожей ситуации и не нашел там ни капли спиртного. Но сейчас коварный «Джек Даниэльс», разошедшийся не на шутку, кричал в его голове: ты плохо смотрел! Там точно есть выпивка, там… В дальнем углу за бочками.

Лесли захлопнул дверцу шкафа, вернулся в гостиную, заволок кресла в угол, встал на четвереньки и принялся тщательно скатывать ковер. Его можно было просто откинуть, но такое элементарное решение оказалось неподвластно разуму Лесли. Он трудился над ковром до тех пор, пока не превратил его в туго свернутый валик у стены. Металлическим крючком, служащим специально для этой цели, он подцепил крышку люка и тем же крюком подпер ее снизу. Потом он спустился по лестнице в сырую темноту, протянул руку к выключателю. Свет зажегся, но рукав рубашки Лесли зацепился за проклятый крюк. Лесли дернул сильнее. Железка покатилась по бетонному полу погреба, крышка с глухим стуком захлопнулась. Лесли выругался и вместо того, чтобы поднимать ее, махнул рукой и побрел мимо пустых бочек к уставленной самодельными шкафчиками стене. Понятно, он не мог видеть, как к двери черного хода подъехали две машины с потушенными огнями. Четыре тени выскользнули в неосвещенный двор. Одна из них бесшумно вложила отмычку в замок. Дверь отворилась.

Боевики Вилара рассыпались по комнатам первого этажа. Пистолеты с глушителями они держали наготове. Вошедший первым торопливо выключил свет в гостиной — с улицы могли заметить силуэты на занавесках. Вилар зажег фонарь с узким ярким лучом.

— Нигде никого, — констатировал парень с отмычкой. — Наверное, тут вообще никто не живет.

Вон там мебель сдвинута.

— Тихо… Наверх!

Они ворвались в ближнюю спальню, осмотрели обе ванные комнаты и вышибли дверь второй спальни. Луч фонаря Вилара уперся в лица спящих Шалимова и Саманты.

— Вот они, голубчики…

Сонная Саманта вскочила, выпрыгнула из-под одеяла и бросилась к лестнице. Несколько пуль настигли ее одновременно. Обливаясь кровью, Саманта упала на ступеньки. Шалимов с ревом прыгнул на ближайшего противника, но был остановлен мгновенно лишившим его сознания пушечным ударом. Вилар перевел луч фонаря на тело девушки.

— Что с девчонкой?

Один из нападавших подскочил к Саманте, перевернул ее на спину, и попытался нащупать пульс.

— Кончено, босс.

— Хорошо.

Вилар положил фонарь на кровать, вынул из кармана шприц и ампулу, отломил стеклянную головку и набрал наркотик. Желтоватую жидкость он ввел в вену Шалимова.

— Теперь оденьте его, быстро! Вон его шмотки.

И помните, если напоремся на полицию: везем пьяного друга.

— А где третий? Тот, что их привез? — спросил кто-то из бандитов.

— Похоже, парень оказался счастливчиком и смотался, — ответил Вилар. — Быстро уходим.

Одетого кое-как Шалимова подхватили под мышки и поволокли по лестнице в гостиную.

В это время Лесли Энджел разочарованно стоял перед раскрытыми шкафами. Там обнаружились пять пыльных, опустошенных до Рождества Христова бутылок, и больше ничего! Шепотом извергая проклятия по адресу хозяев, Лесли полез к люку и вдруг замер. Наверху послышались тяжелые шаги, чей-то хриплый голос сказал по-французски:

— Ну и бугай! Попробуй дотащи такого до России.

— Ты дотащи его до машины, умник, — оборвал другой голос, властно-командирский. — А там разберемся… Не таких возили.

Лесли понял смысл сказанного лишь частично, но одно было несомненно: происходит что-то очень скверное.

Шаги удалились в направлении кухни и стихли.

Лесли изо всех сил толкнул ладонями тяжелую, плотно притертую крышку люка, едва не сливающуюся с полом в одно целое. Она не поддалась.

Тогда Лесли вскарабкался на три ступеньки лестницы, надавил на крышку спиной. С утробным звуком та пошла вверх, все легче и легче. Лесли вытолкнул ее, выбрался в кромешную тьму гостиной и нашарил выключатель. Здесь ничего не изменилось. Он ринулся в спальню и споткнулся о распростертое у стены тело девушки.

Глаза Саманты были закрыты. Она казалась спящей. Если бы не кровь везде.

Лесли трясущейся рукой вставил в непослушные губы сигарету. Огонек зажигалки то и дело гас.

Что же делать, Господи? Бежать в полицию и преподнести им шизофренический бред о воскресших астронавтах? Но допустим, они поверят ему, установят, что погибшая — Саманта Ларрена…

И что тогда? Тогда он окажется главным подозреваемым. Они заморочат ему голову, заставят сознаться, выставят если не убийцей, так пособником убийц…

Только один человек может спасти его — Корин. Лесли с самого начала совершил ошибку, он отхватил кусок не по зубам. Если бы он не пытался объехать Корина на крутом вираже, возможно, Саманта осталась бы жива…

Лесли с сигаретой в зубах спустился по лестнице на первый этаж, открыл парадную дверь, пересек улицу и у входа в квартиру Корина нажал кнопку звонка, потом еще и еще раз. Никакого движения за дверью. Лесли заколотил кулаками и ногами.

— Откройте, Корин! Это я, Лесли Энджел! Случилось несчастье… Да откройте же1 Корин, черт вас побери!

Дверь распахнулась так неожиданно, что Лесли с размаху влетел в прихожую. Заспанный Корин в халате удержал его, с недоумением и тревогой оглядел стоящую перед ним растрепанную фигуру с заплаканными глазами. Брюки Лесли были обильно перепачканы кровью.

— Что случилось? — задал Корин вполне естественный в данных обстоятельствах вопрос.

— Они убили ее… — простонал Лесли.

— Кто кого убил? Говорите вы толком!

— Саманту, девушку с «Атлантиса»… Скорее!

Корин уже переодевался.

— Куда ехать?

— Никуда, это напротив…

Они вбежали в особняк. Корин склонился над Самантой, поднял девушку на руки, перенес на постель, попробовал найти пульс, прижался ухом к ее груди.

— Кажется, она жива…

— Боже! — вырвалось у Лесли.

Корин схватил трубку телефона. Он хотел позвонить Лигейе Маллиган, но передумал: это означало потерю времени. Он позвонил Аллендейлу домой — резидент ЦРУ по просьбе Коллинза оставил ему номер для экстренного вызова.

— Аллендейл? Это Корин. Да, мне известно, который час. Дело не терпит отлагательств. Немедленно пришлите надежную медицинскую бригаду, — он назвал адрес. — Что значит надежную? Самых квалифицированных врачей, которых вы только сумеете вытащить из постели. И желательно таких, чтобы держали рот на замке… Три пулевых ранения, два навылет… Что? Нет, потом… Не мешкайте!

Корин положил трубку и резко повернулся к Лесли.

— В доме есть аптечка?

— Не знаю… Я посмотрю…

— Так смотрите, а не стойте! Мне нужны бинт и антисептические материалы, — крикнул он вдогонку.

Лесли вернулся с кучей запечатанных бинтов и какими-то флаконами.

— Попробуем остановить кровотечение, — сказал Корин. — Давайте бинты. Она потеряла слишком много крови…

— Она не умрет? — спросил Лесли.

— Откуда я знаю!

Бригада врачей под руководством профессора Конти прибыла только через сорок пять минут, в течение которых Корин и Лесли отчаянно боролись за жизнь Саманты, хотя ни у того, ни у другого не было необходимых медицинских познаний. Конти отогнал их от постели. Его ассистенты мигом раскинули ящики с аппаратурой и медикаментами. Десять минут в комнате висела тишина, прерываемая деловитыми отрывистыми командами профессора.

Наконец он выпрямился, предоставив остальное ассистентам.

Конти в упор посмотрел на Корина.

— Она будет жить? — не сдержался тот.

— Крайне уместный вопрос, — скривился профессор. — Скажите спасибо Господу Богу, что она вообще еще дышит… Так что, увы, ничем утешительным я вас не порадую. Ее нужно перевезти в клинику…

— В частную клинику? — уточнил Корин.

— Разумеется. В мою клинику. Поэтому я хочу урегулировать формальности.

— Пойдемте вниз, доктор, там мы сможем поговорить спокойно, — пригласил Корин. — Если, конечно, вы закончили здесь…

— О да. — Он дал несколько указаний ассистентам.

В гостиной Корин вытащил на середину комнаты задвинутые Энджелом кресла, закрыл люк погреба, и они с профессором уселись напротив друг друга.

— Вас вызвал лично Аллендейл? — напрямую спросил Корин, глядя доктору прямо в глаза. Профессор кивнул. — Вы знаете, кто такой Аллендейл?

Конти снова кивнул. Ему неоднократно случалось принимать в своей клинике пострадавших сотрудников ЦРУ. Услуги хорошо оплачивались. Но сейчас ситуация была иной.

— Я с уважением отношусь к мистеру Аллендейлу и к его ведомству, — осторожно произнес врач, — но эта девушка прямо-таки изрешечена пулями. Мы обязаны сообщить об инциденте в полицию. Иногда мы закрываем глаза на правила, это верно, но тут… — Он замолчал, давая понять, что дальнейшие комментарии ни к чему.

— Забудьте об Аллендейле, — жестко сказал Корин. — Здесь ЦРУ представляю я. Мистеру Аллендейлу приходится оглядываться на рамки законности, мне — нет. Каждый день пребывания мисс… мисс Смит в клинике будет оплачен по тройному тарифу. Но если кто-то узнает об этом деле, я всажу вам пулю в сердце.

Профессор оскорбленно вскинул голову, но благоразумие взяло верх.

— Не нужно со мной так говорить, — сухо сказал он.

Саманту на носилках перенесли в машину.

Конти высокомерно откланялся. Шум автомобиля медленно стих вдали. В гостиной показался Лесли.

— Теперь займемся вами, мистер Энджел, — с угрозой проговорил Корин. — Что все это значит?

— Сейчас расскажу. — Лесли заметно оправился от потрясения, когда узнал, что Саманта жива и, возможно, ее удастся спасти. — Но не найдется ли у вас чего-нибудь выпить?

— Найдется.

— О'кей, — обрадовался Лесли. — Тогда пойдемте к вам, и вы услышите историю на десять баллов… Пошли, я больше не могу оставаться в этом ужасном доме.

— Так это ваш дом? — Корин с любопытством огляделся.

— Не совсем, — смутился Лесли. — Я снял его, чтобы…

— Чтобы следить за мной, — заключил Корин. — Вы не промах, мистер Энджел. Но как бы мне убедить вас писать статьи о чем-нибудь не столь взрывоопасном? Вы музыкант, вот и писали бы о музыке…

В ответ Лесли фыркнул, достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Корину.

— Что это? — тот не дотронулся до листа.

— Эксклюзивный контракт, — пояснил Лесли. — Подписанное Шалимовым и Самантой обязательство передать информацию мне. Саманта ранена, а Шалимов исчез, но если все завершится благополучно, я буду об этом писать. И вы меня не запугаете. Пока еще я гражданин свободной страны.

Корин вздохнул. Нет, Лесли безнадежен.

— Отложим дискуссию на неопределенный срок. — Он встал. — Идемте, у нас времени в обрез.

Они вернулись в квартиру Корина, и Лесли получил наконец щедрую порцию виски. Он выпил и крякнул с видимым облегчением.

— Ну вот, так куда лучше… Я сам не свой от всех этих дел.

— Итак, — приступил Корин к допросу. — Как вы вышли на астронавтов, я догадываюсь. О содержании ваших бесед — тоже. Нечто в этом роде Шалимов предлагал и мне. Важно вот что: рассказывал ли он вам хоть что-нибудь конкретное о террористах? И куда его увезли бандиты?

— В Россию, — брякнул Лесли.

— Что? — прищурившись, Корин воззрился на него.

Лесли рассказал об услышанном в погребе разговоре.

Корин хлопнул ладонью по столу.

— Как ни крути, а получается, что вы второй раз оказываете нам бесценную услугу, Энджел. Сначала вы спасли Стефи и поймали Соммера, теперь вот это…

Лесли приободрился.

— Не забудьте, что я первым узнал о смерти Каннингхэма и Эпилгейта, — напомнил он.

— Да, но уж больно вы беспокойны… Никак не соображу, чего от вас больше — пользы или хлопот… И все же я осмелюсь дать вам совет, правда, не оригинальный Здесь становится жарковато, полезнее для вашего здоровья переменить климат, уезжайте в Америку.

— Спасибо, — набычился Лесли, — но со своими проблемами я как-нибудь управлюсь сам.

— Так это же совет, а не приказ, — пожал плечами Корин. — Вы умный человек, вам и решать…

Но из особняка уезжайте сейчас же. В отель, на квартиру, куда хотите.

— Я не идиот, — обиделся Энджел. — Если я вам больше не нужен, пойду собирать чемодан.

— Мне вы больше не нужны, — подтвердил Корин.

Энджел направился к двери, но Корин окликнул его.

— Лесли!

— Что? — обернулся Энджел.

— Вы славный парень, Лесли. Когда все это закончится, мне хотелось бы выпить с вами по рюмочке. Поэтому прошу вас, уцелейте.

Лесли улыбнулся и вышел.

Корин закурил. Итак, Россия. Все сходится в одну точку: рассказ Соммера, собственное расследование Корина в Бельгии, фоторобот детектива Шарпа и теперь, похищение Шалимова. Если только Шалимов сам не замешан в дьявольской игре террористов… Слова, произнесенные в гостиной особняка Энджела, могли быть просто шутливым замечанием сообщников.

Приехавший в пять утра Коллинз застал Корина у переполненной пепельницы в облаках табачного дыма с наполовину опустевшей бутылкой виски.

Полковник энергично тряхнул руку, Корина — в самолете он выспался, и вялость сняло как рукой.

Он жестом потребовал второй стакан и налил виски себе.

— Что у вас? Только без художественных отступлений, телеграфом. Я должен как можно скорее доложить генералу Стюарту.

— Телеграфом? Хорошо. Саманта Ларрена тяжело ранена, она при смерти в клинике профессора Конти. Шалимов похищен с целью переброски в Россию. Вот все, что я знаю. Если бы вы не перемудрили с секретностью, я вел бы себя иначе и знал бы не так мало.

Коллинз посмотрел на него сквозь грани стакана.

— Кто же мог предположить, что их вынесет в Париж… Но как вы на них наткнулись?

— Чистейшее совпадение, случайность из тех, что не придумает ни один романист, а в жизни они на каждом шагу. — Коллинзу было хорошо известно, что это так. — Шалимов оказался братом моего старого друга. Как он меня разыскал, я не успел выяснить, но скорее всего услышал по радио…

— Их было только двое? А Ратников?

— Послушайте, Фрэнк, — рассердился Корин, — хватит играть в кошки-мышки и валять дурака.

Если мы партнеры, выкладывайте карты на стол.

А если вы предпочитаете изображать мудрого дядюшку из Лэнгли и с умным видом надувать щеки отважности…

— Так я за этим и приехал — раскрыть карты, — перебил Коллинз. Он вытащил из внутреннего кармана магнитную дискету и передал ее через стол Корину. — Здесь вся информация по делу «Атлантиса». Не какие-то крохи, которые вам снисходительно подбрасывают мудрые дядюшки из Лэнгли, а все.

Корин подкинул дискету на ладони, точно желая убедиться в ее весомости.

— И чем же вызван приступ невиданной щедрости?

— Тем, что генерал Стюарт хотел бы видеть вас в России, Корин. Это было решено загодя, а после похищения Шалимова приобретает особое значение.

— В ЦРУ становится милой традицией решать все за меня… — Корин подошел к компьютеру и вставил дискету.

— Она закодирована, — предупредил Коллинз. — Кодовое слово «Атлантис».

— И слово-то позаковыристее придумать не могли…

Они устроились перед экраном монитора.

Мелькнули стандартные грифы: «Высшая секретность», «Только для директора Центрального разведывательного управления».

— Это надо понимать как мое повышение? — съязвил Корин.

— Пришлось переписать для вас директорскую дискету, некогда было составлять новую… Да и незачем… Смотрите.

На экране перед Кориным разворачивалось сжатое изложение ставших известными ЦРУ на сегодняшний день фактов. Коллинз иногда комментировал чересчур пунктирно поданные фрагменты.

Когда дискета кончилась, Корин спросил после непродолжительного молчания:

— И в чем будет заключаться моя миссия?

— В ускорении, как любил говаривать ваш М. С. Горбачев… Из сорока восьми часов, отпущенных нам террористами, осталось едва шестнадцать.

Видимо, они продлят срок, но вряд ли надолго, а потом ищи их… Операцию надо завершить до истечения основного времени.

— Легко сказать, — присвистнул Корин.

— Нам нужны ваши московские контакты…

Этот Шебалдин — вы ведь работали с ним по делу о русском биологическом оружии?

— Да… А потом схлестнулись в истории с документами немецкого физика.

— У нас нет с ним непосредственной связи. — Полковник вернулся к столу за бутылкой. — Все идет через Бертенева, Рубинова, это официальные каналы, очень долго и нудно. В Москве позарез необходим динамичный, активный эмиссар ЦРУ, человек, который сможет работать и бок о бок с русскими, и против них, если потребуется. Одним словом, вы. У вас будет прямой выход на меня и Стюарта через московского резидента Алана Смита, а с Шебалдиным и его помощниками налаживайте отношения сами. И, конечно, ищите Шалимова.

Корин вынул дискету, вложил в футляр и вручил полковнику.

— Я поеду, Фрэнк. Похоже, ничего другого у вас действительно нет.

— Есть и еще одна причина.

Корин поднял взгляд на Колллинза.

— Да?

— Никто не сделает этого лучше.

Корин задумчиво повертел в пальцах зажигалку.

— Вы любите кино, Фрэнк?

— Нет.

— Я тоже, однако кое-что из обихода киноманов нам обоим не мешает помнить. Когда от фильма заранее ждешь слишком многого, он обычно разочаровывает.

В двери загремел ключ. Вошла Стефи в длинном сиреневом платье, с лакированной сумочкой на кожаном ремешке. Едва она увидела Коллинза, возбужденно-радостное выражение соскочило с ее лица, как картонная маска, уступив место настороженности.

— Я жду вас внизу в машине, — проронил Коллинз. — Не задерживайтесь. Самолет через час, все бумаги у меня.

Прежде чем Стефи успела опомниться, он поцеловал ей руку и вышел.

— Ты уезжаешь? — Стефи швырнула сумочку в кресло и против обыкновения залпом выпила виски из стакана Корина.

— Я ненадолго, — прибег Корин к спасительному присловью, стершемуся от частого употребления, как старинная монета.

— Могу я узнать, куда?

— В Россию.

— О, Россия, это чудесно, — мечтательно проговорила Стефи, пока Корин торопливо кидал в чемодан дорожный скарб. — Я с детства туда рвалась.

Кремль, Большой театр, Сталин, Берия… Это так романтично!

Корин оторвался от чемодана, обнял ее за плечи.

— Стефи… Мне нужно ехать.

— Конечно, я понимаю, — Стефи выскользнула из его рук. — Свободный мир под угрозой, и кроме тебя, спасти его некому.

— Послушай, — с раздражением начал Корин, но осекся, посмотрев в ее глаза. Она не иронизировала, она была абсолютно серьезной! В ее взгляде не было ничего, кроме понимания и любви… Корин растерялся.

— Я не собираюсь удерживать тебя, — продолжала Стефи.

— Единственное, о чем прошу, — возьми меня с собой.

— Стефи, это невозможно! Предстоит опасная работа, и я… — он умолк, не зная, как еще аргументировать отказ. Опасностью ее не напугаешь… — Ты слышала, что сказал Коллинз. Вылет через час.

А виза, билет? Москва — не Лондон, туда так запросто…

— Коллинз сделает это для тебя, — мимоходом бросила Стефи, точно речь шла о покупке билетов в Диснейленд. — А если нет, я полечу другим рейсом.

— Только не это! — Корин в отличие от Стефи знал, с кем имеет дело, предполагал, что за ним и за ней могут следить. А ведь она не шутит, она полетит в Москву.

— Подумай, сколько пользы я смогу тебе принести, — уговаривала она. — Тебе понадобится расторопный и симпатичный помощник…

Корин застегнул браслет часов. Минутная стрелка была неумолима.

— Ладно, поехали, — решился он. — Только никаких сборов. Возьми побольше денег, все необходимое купим на месте.

Коллинз нахмурился, увидев выходящих из подъезда рука об руку Корина и Стефи. Он перегнулся через спинку сиденья и открыл заднюю дверцу.

— Мисс Джонсон проводит нас до аэропорта? — холодно осведомился он.

— Нет, — ответил Корин. — Мисс Джонсон летит со мной.

— Вы с ума сошли, Корин, — разъярился Коллинз. — Вы что, собрались на пикник?

— Хочу напомнить, Фрэнк, что я не состою на довольствии у вашего Президента, — холодно сказал Корин. — И я буду действовать, как считаю нужным. С вами, без вас ли — это уж сами определяйтесь.

Они успели заехать к Аллендейлу и подобрать документы для Стефани.

 

5

Страх, боль, тяжелый неясный гул.

Гул был похож… на отдаленный рев запущенных одновременно реактивных двигателей. Он звучал не в ушах, а переваливался, перекатывался внутри черепной коробки, как мягкий серый мешок, давящий, удушающий. Но еще хуже становилось, когда он прекращался на долгие мгновения — тогда его место занимал пронзительный, невыносимый звон.

И гул, и звон имели одно стремление, были подчинены одной цели: причинить боль, превосходящую все представления о боли, погасить огни рассудка.

Черный квадрат качался и крутился перед глазами Шалимова, бессмысленное черное поле, гравитационный проход в иное измерение. Скорее бы туда, на ту сторону… Где не будет боли, не будет ничего…

Шалимов не знал, где он, не помнил, что с ним произошло. Размытые картины то и дело всплывали из мрака подсознания и погружались обратно, как в мучительном сне. Что это — возвращение памяти или продолжение бредовых галлюцинаций?

Его не покидало тоскливое ощущение утраты.

В каком бы положении он ни очутился сейчас, впереди ждало что-то очень плохое, то, о чем нельзя вспомнить, потому что это воспоминание будет хуже боли и страха.

Черный квадрат становился контрастнее, как будто настраивали испорченный телевизор. Он и оказался экраном, но не телевизионным — экраном компьютерного монитора. Ноги и руки Шалимова были прикованы к разлапистому металлическому сооружению, словно его распяли на спине гигантского паука.

В сектор обзора попадал потолок с мощным созвездием бестеневых ламп, как в операционной, белая дверь и часть стены. Голову сдавливало что-то вроде шлема, пучки цветных проводов отходили от него и исчезали в недрах загадочной машины со множеством циферблатов и переключателей. У медиков в Звездном городке Шалимов вдоволь насмотрелся на диковинную аппаратуру, но такое видел впервые.

В комнате было холодно, стоял резкий запах озона, как после сильной грозы. Андрей покосился на окно — движение зрачков снова опрокинуло его в озеро пронзительного звона, но он отметил, что окно забрано решетками и выходит в парк — по крайней мере, там были деревья. И только сейчас в поле зрения возникли двое мужчин в белых халатах.

Один прижал к левой стороне груди Шалимова обыкновенный медицинский стетоскоп, другой оттянул нижнее веко и посветил зеркальцем в глаз.

Это врачи? Он в больнице? Что же произошло?!

— С ним все в порядке, — сказал один.

— Можем начинать, — кивнул другой.

Они говорили ПО-РУССКИ!

— Где я? — с усилием проворочал языком Шалимов, истратив все энергетические ресурсы на два коротеньких слова родной речи. Во рту у него держался противный кисловатый вкус, но он не мог определить, с чем этот вкус у него ассоциируется.

Люди в белом переглянулись.

— Не волнуйтесь, Андрей Андреевич, — произнес тот, что был постарше. — Вы еще не совсем пришли в себя после катастрофы. Постепенно к вам вернется память о подлинных событиях. К сожалению, в вашем состоянии возможны проявления так называемых ложных воспоминаний — вам будет казаться, что вы помните то, чего на самом деле никогда не было, причем эти мнимые воспоминания совершенно реальны. Не доверяйте ничему, что сейчас воспроизводит ваше сознание. Вы больны, мы вылечим вас.

— Где я? — снова повторил Шалимов. Он не понял ничего, что тут нес бородатый эскулап о ложных воспоминаниях, но у него появилось стойкое предчувствие беды. Он угодил в какую-то очень скверную историю, и это только начало. Не отвечая на вопрос, молодой врач подошел к энцефалографу и один за другим включил четыре тумблера. Запи щали звуковые сигналы, метнулись столбики светодиодных индикаторов. В руку Шалимова вложили пульт с единственной кнопкой.

— Слушайте внимательно, Андрей Андреевич.

Сейчас на экране компьютера вы увидите группы цифр, они будут меняться примерно два раза в секунду. Между ними с неравными интервалами будут передаваться слова. Заметив слово, нажмите на кнопку. Начнем….

На голову Шалимова поверх шлема напялили большие наушники, наглухо отрезавшие его от звуков в комнате. В наушниках негромко гудел странный вибрирующий тон, то усиливающийся, то ослабевающий, а временами пропадающий совсем.

Он вызывал тошноту и рябь в глазах. Надвигалось нечто недоброе, угрожающее. Шалимов инстинктивно зажмурился.

— Откройте глаза! — голос в наушниках хлестнул, как удар кнута. Шалимов повиновался, уплывая в волнах вибрирующего гудения. На черном экране монитора замелькали десятизначные числа.

Выскакивающие то наверху, то внизу слова не имели между собой никакой видимой связи, это был произвольный набор понятий из самых разных областей — реставрация, корона, интернат, буддизм, формулировка, жена, стол, потребление, собака.

Встречались и глаголы — выражать, нарастать, раскалывать, и прилагательные, в основном обозначающие цвета. Шалимов исправно давил на кнопку.

Двое в белом вглядывались в дрожащие ломаные линии четырех каналов энцефалограммы.

— Давайте кластеры, — распорядился бородатый.

Молодой ткнул пальцем в клавишу компьютера.

Слова и цифры продолжали мельтешить, но на доли секунды вспыхивали иные, ключевые слова, которые Шалимов ни прочесть, ни осмыслить не успевал, но энцефалограмма реагировала. Суицид, страх, убийство, насилие, деньги, боль, власть и так далее — всего около ста кластеров.

Истязание мозга Шалимова тянулось с полчаса.

Потом аппаратуру выключили, шлем сняли.

— Развяжите меня, — потребовал Шалимов. В ушах гудело даже без наушников, фигуры в белых халатах колыхались перед глазами.

— Пока невозможно, — донеслось до него, словно из отдаленной галактики.

— Расслабьтесь, отдыхайте.

Стальная сверкающая игла шприца вонзилась в предплечье. Шалимов понимал, что его насильно погружают в беспамятство, топят в пучине искусственного сна. Он должен сопротивляться, должен сохранить свой разум для… чего? Он никак не мог обрести твердую опору. Есть что-то, ради чего он обязан бороться с ними. Надо ухватиться за хвостик ускользающей мысли, вспомнить, вспомнить… Саманта!

Словно ледяной душ обрушился на Шалимова, смывая все возведенные наркотическим ядом барьеры и перегородки. Он вспомнил, вспомнил все, вплоть до того момента, когда бросился в схватку с бандитами в доме Лесли… Но до этого они стреляли в Саманту. Боже, они убили ее… Или нет? Или сейчас она, как и он, лежит привязанная к холодному металлическому пауку, быть может, даже в соседней комнате, и ОНИ равнодушно копаются в ее мозге, как в его… Нет, Шалимов не поверит в ее смерть, пока не увидит ее мертвой. Надо выбраться… Выбраться…

Тотальное наступление наркотика сломило хрупкую оборону Шалимова. Он отключился. Наступила тьма без времени и пространства.

Из смежного кабинета бородатый врач говорил по телефону.

— Да, мы провели сеанс первичного компьютерного психоанализа… Все реакции в норме… Нет, полагаю, работа с ним не составит труда. Мы уже начали курс медикаментозного воздействия. Завтра можно будет приступить к нейропрограммированию. Что? Подождать, пока вы допросите его лично? Имейте в виду, этот допрос не удастся полностью стереть из его памяти. Воля ваша. Да. До свидания.

Врач положил трубку. Конечно, его собеседник прав. Никто не успеет разблокировать память Шалимова после того, как тот признается в сотрудничестве с террористической организацией и назовет ее главарей. Потому что зомби-программа самоубийства придет в действие сразу же. Шалимов раскусит заложенную под зубную пломбу капсулу с цианистым калием — как Геринг, это даже символично. Угрызения совести и страх возмездия заставят уйти из жизни и его хозяев… План мистера Брауна безупречен.

И хотя талантливый врач-экспериментатор Владимир Сергеевич Ладыгин отдавал ему должное, смутное беспокойство за собственную судьбу преследовало доктора. Изгнанный из медицины по подозрению в опытах над пациентами (по одному лишь подозрению, иначе бы посадили!), он нашел приют, деньги и главное — возможность продолжать работу в лабораториях мистера Брауна. Эксперименты длились несколько лет, и отнюдь не совершенствование программ зомбирования было их целью. Зомбирование давно уже доступно психологам средней руки. Амбиции Ладыгина и Брауна простирались гораздо дальше, не о том мечтали они в нескончаемых беседах и спорах до рассвета…

А случай с Шалимовым был просто досадной побочной необходимостью… И очень беспокоил Ладыгина. Нет, не того он опасался, что Браун уберет его как свидетеля. Он верил Брауну. Он боялся случайного срыва, провала из-за мелйчей. Все невозможно предвидеть. Крах мистера Брауна означал и конец работы Ладыгина. Он не был математиком, которому довольно компьютера и записной книжки. Его исследования требовали финансовых вливаний, дорогой сложной аппаратуры, подпольных клиник, бесперебойной поставки живого материала. Как он возместит все это, если придется бежать, скрываться? Где он обретет покровителя и единомышленника, подобного мистеру Брауну? Вот почему столь неохотно, с возрастающим чувством тревоги Ладыгин согласился работать с Шалимовым.

 

6

Стефи, как озорная девчонка, радовалась новым открытиям. Оказывается, в Москве есть такие же магазины, как в Париже и Лондоне, где можно купить точно такие же товары, правда, чуть дороже.

И автомобили здесь тех же марок, и аборигены человекообразны. Некоторые даже прилично одеты.

Впрочем, Россия могла пропасть пропадом и это бы ее ничуть не огорчило. Но здесь был Корин, а отныне там, где Корин, будет и Стефи. С прошлыми разлуками покончено навсегда.

Прямо от здания ФСБ Корин позвонил Шебалдину. Тот отсутствовал: вежливый приятный голос пообещал, что полковник появится часа через два.

Корин повесил трубку и повел Стефи знакомиться с Москвой.

Они брели по парку в Останкино, куда Корин привез ее на метро из шумного и душного центра, чтобы показать знаменитую башню и отдохнуть от суеты. Остановившаяся поодаль черная «Волга» не привлекла его внимания: время от времени машины сновали по парковым окраинам. Но сухопарый человек лет пятидесяти, вылезший из салона «Волги», направился к ним. Тревожный сигнал прозвучал в мозгу Корина. Он сгруппировался и встал так, чтобы прикрыть Стефи корпусом.

Однако никто, видимо, не собирался ни стрелять, ни нападать и вообще не проявлял агрессивных намерений. Незнакомец подошел к Корину и тихо приветствовал его по-русски:

— Здравствуйте, Сергей Николаевич.

Корин машинально кивнул и постарался незаметно осмотреться. Боковым зрением он засек парня в кожаной куртке на лавочке метрах в пятидесяти. А вот и второй, справа под деревом. Есть и другие, можно не сомневаться. Стефи прижалась к Корину.

— Кто это? Что ему нужно?

— Подожди, — шепнул он.

— Я хочу поговорить с вами, Сергей Николаевич, — пояснил подошедший столь же ровным и спокойным голосом. — Дама пока может подождать в машине или на скамейке. Уверяю вас, ни вам, ни ей не причинят никакого вреда. Вы профессионал и знаете, что похищения и убийства происходят не так.

Корин заколебался. Несомненно, незнакомец не похож на киллера. К тому же обложили их так плотно, что оставалось только подчиниться. Но, несмотря ни на что, он не хотел отпускать Стефи в черную машину. Он сунул ей в руки кейс.

— Стефи… Посиди на лавочке вон там. Бояться нечего, мы только поговорим. Честное слово, — он ободряюще улыбнулся, видя отблеск страха в ее глазах. — Ну… иди, — он легонько подтолкнул ее в спину. Стефи медленно побрела к скамейке, поминутно оглядываясь. Когда она уже не могла их слышать (впрочем, она все равно не поняла бы ни слова по-русски), незнакомец жестом пригласил Корина пройтись и сказал:

— Полагаю, вы догадались, кто я, вернее, кого я представляю.

— О да, — подхватил Корин. — Вы представляете банду убийц, уничтожившую немало ценных сотрудников ЦРУ и захватившую «Атлантис». Если я прав, не обижайтесь, что я не скажу «очень приятно», когда вы назовете себя.

Незнакомец поморщился.

— Благороднее все-таки говорить не о банде убийц, а об организации, служащей определенным целям… Но в общем вы правы. Зовут меня Валентин Петрович. Как вы понимаете, имя не настоящее.

— И что же вам от меня нужно… Валентин Петрович? — Корин подпихивал носком ботинка высохшую веточку. Ни на секунду он не упускал из виду сидящую на скамейке Стефи.

— Мы изучали вас, Сергей Николаевич, восхищаемся вами как опасным, изворотливым противником.

— Настолько восхищаетесь, что дважды пытались отправить на тот свет? — усмехнулся Корин. — Уж лучше бы вы меня недооценили.

— Кто старое помянет, тому глаз вон… Конечно, вы обижены на нас, а у нас есть резоны обижаться на вас. А что, если прекратить нелепую конфронтацию и стать друзьями? У нас имеются интересные предложения — Он выжидательно посмотрел на Корина.

— Конечно, на этой стадии операции у вас имеются интересные предложения, — заметил Корин. — Ведь именно сейчас все висит на краю.

А как только я помогу вам выкрутиться, получу пулю в спину, нет?

Валентин Петрович выглядел глубоко оскорбленным.

— Я считал вас умнее, Корин. Впрочем, согласен, у вас нет оснований оказывать нам особое доверие Но я приоткрою завесу — совсем чуть-чуть, вы и сами бы поняли это, если бы дали себе труд задуматься. Операция с «Атлантисом» — вовсе не самоцель и не единственное наше предприятие. Это лишь начало многих грандиозных проектов. Да, нам нужны эти десять миллиардов долларов. А вы задумывались, для чего? Чтобы наслаждаться жизнью? О, нет. Чтобы финансировать другие программы, которые чахнут из-за недостатка средств. Наши планы обширны и увлекательны. Поверьте, для такого человека, как вы, не найдется более захватывающего поля деятельности. И для нас вы просто находка. Мы сумеем оценить вас по достоинству.

Корин выслушал его монолог, одновременно анализируя грамотный тактический подход Валентина Петровича. Он предлагал не деньги, точнее, не только деньги. Он предлагал потрясающую игру, невероятную, невиданную партию со всеми спецслужбами мира. По его мнению, Корин — человек игры, человек риска — не мог отказаться от сделанного таким образом предложения. И по-своему он был прав.

Они не учли одного — крови. Той крови, что сплошь заливала тело Саманты Ларрены в жаркую парижскую ночь, и той, что узенькой струйкой стекала с пробитого пулей лба майора Эпилгейта, и той, что пролилась в кабине «Атлантиса», и другой…

Валентин Петрович истолковал молчание Корина как взвешивание всех «за» и «против» и усилил нажим:

— Что касается денег, тут мы не намерены ограничивать вас конкретной суммой. Как нетрудно понять, вскоре деньги перестанут быть для нас проблемой. Просите сколько хотите, а для начала мы можем перечислить в швейцарский банк… Ну, скажем, пять миллионов долларов. Или десять. Как вы на это смотрите?

— Гм… Судя по тому, что вы обхаживаете меня, потеря Берринджера нанесла вам чувствительный удар.

Валентин Петрович фыркнул.

— Берринджер! На подготовительном этапе мы, конечно, не могли обойтись без него, но он — отработанный пар, который все равно пришлось бы стравить, чтобы котел не рванул…

— Я должен подумать, — сказал Корин.

В глазах собеседника заискрились льдинки.

— А вот на раздумье у нас времени нет совсем, Сергей Николаевич. О чем тут думать? Выбор у вас небогатый.

На лужайке развернулся мерседесовский фургон наподобие тех, какие используют под кардиомобили «скорой помощи». Задняя дверца распахнулась. Валентин Петрович жестом приказал Корину садиться в машину и тут же загладил резкость устным приглашением.

— Сейчас мы поедем на дачу, Сергей Николаевич, там и договорим. В городе душновато… Разумеется, мисс Джонсон тоже едет с нами.

— Стефи! — позвал Корин.

Женщина подбежала к «Мерседесу». Молодые люди в кожанках окружили их безмолвным кольцом. Один из них — блондинистый стриженый крепыш — посмотрел на Стефи оценивающе-пристально, что сразу засек Корин.

— Прошу! — торжественно произнес Валентин Петрович, указывая в глубь кузова фургона. Корин и Стефи забрались в автомобиль. Дверь за ними захлопнули и заперли.

Они сидели на обитой кожей скамье, привинченной к стене. Плотно закрытые матовые стекла пропускали достаточно света, но разглядеть сквозь них что-либо было невозможно. Корин благоразумно не пытался их открывать, памятуя о непременных машинах сопровождения. Ему почему-то не хотелось портить отношения с новыми покровителями.

Стефи не спрашивала ни о чем, и Корин не торопился объяснять ей ситуацию — в машине могли быть установлены микрофоны. Но когда они проезжали по какому-то гремящему и дребезжащему мосту, он наклонился к ее уху.

— Мы влипли, Стефи. Не бойся ничего. Постараемся выбраться.

Она робко, благодарно улыбнулась.

«Мерседес» трясло и подбрасывало на ухабах проселочной дороги. Они ехали сорок три минуты — Корин засек время по часам. Когда машина остановилась, снаружи донеслись приглушенные голоса, лязганье засова ворот. «Мерседес» прокатился еще с десяток метров и встал. Дверь отворилась.

Корин вышел на траву голого, лишенного деревьев и построек двора, обнесенного высоким забором перед трехэтажным кирпичным зданием, помог спуститься Стефи. Один из парней в куртках забрал у него кейс, а у Стефи сумочку. Корин состроил презрительную гримасу.

Кроме «Мерседеса», во дворе стояла черная «Волга». Из нее не спеша выбрался Валентин Петрович и сопроводил гостей (или пленников — это зависело от поведения Корина) в дом. Стефи увели на второй этаж в комфортабельную просторную комнату с телевизором «Сони» и видеомагнитофоном. Интерьер дополняли кованые фигурные решетки на окнах. Охранник оставил Стефи одну и повернул ключ в замке ореховой двери.

Корин последовал за хозяином в элегантно обставленный кабинет на первом этаже. Решетки украшали окна и здесь. Валентин Петрович расположился в кожаном кресле в уголке отдыха, кивком предложил Корину составить ему компанию, отодвинул дверцу зеркального бара.

— Что выпьете, Сергей Николаевич? «Картель», «Наполеон», «Метакса»? Все подлинное, из Парижа и Афин.

— Виски, — сказал Корин. — «Баллантайн».

Валентин Петрович достал увесистую квадратную бутылку.

— Надеюсь, вы извините нас за некоторые меры предосторожности. — Он наполнил сосуд над хрустальным лафитником. — Лично я предпочитаю доверие, но, увы, я не все решаю.

— Пустяки, — благодушно отозвался Корин.

— Да? Ну, хорошо, — владелец кабинета приподнял рюмку. — За наше плодотворное сотрудничество?

— Как хотите, — пожал плечами Корин и выпил.

Валентин Петрович лишь слегка пригубил напиток — он не любил спиртного. Он встал, вынул из ящика стола цветную фотографию Шалимова и бросил на стол перед Кориным. Тот скользнул по снимку равнодушным взглядом.

— Узнаете, Сергей Николаевич? Этот человек встречался с вами в Париже.

— Ну и что?

— Мы хотели бы узнать, что он успел рассказать вам о нападении на «Атлантис» и кому еще он об этом рассказывал.

— Только и всего? — с усмешкой сказал Корин. — Это не стоит десяти миллионов.

— Видите ли, Сергей Николаевич, информация — товар скоропортящийся, — с оттенком сожаления проговорил хозяин. — Сегодня она, быть может, стоит и больше, а завтра — ни гроша. Но это, конечно, не все. Есть еще ряд вопросов. Как далеко продвинулось расследование ЦРУ, и что они затевают в поисках золота и нашей базы? Кто возглавляет операцию, какие подходы можно нащупать к этому человеку? Деньги, компрометирующие сведения, морально-психологический фактор? Нам нужна ваша консультация.

— Для консультанта у меня неплохое жалованье, — небрежно заметил Корин.

— Что ж, пожалуйста. Шалимов не рассказывал мне решительно ничего, более того, как только я намекнул на ЦРУ, он врезал мне по шее и смылся. Раз вы следили за мной, должны были это видеть.

— Это правда, — подтвердил Валентин Петрович, — но мы не слышали вашего разговора.

— А разговора как такового и не было.

— Допустим… А остальные вопросы?

— На все вопросы — «нет».

— Что «нет»?

Корин вздохнул и полез в карман за сигаретами.

Валентин Петрович предупредительно поднес зажигалку.

— «Нет» — значит то, что директор ЦРУ забыл передо мною отчитаться.

Глаза хозяина дома сузились.

— Зря вы так, Сергей Николаевич. Теряете много и не приобретаете ничего. Не забывайте, что мисс Джонсон в наших руках.

— Так я и не отказываюсь от сотрудничества, — развел руками Корин. — Просто я действительно ничего не знаю. Но на другие вопросы, возможно…

— Других нет, — оборвал хозяин кабинета, — и для вас их может не быть вообще. Даю вам срок до пяти часов утра. Потом мы и без вас справимся.

Сейчас вас отведут в комнату. Отдохните, подумайте. Я буду неподалеку. Если передумаете, постучите в дверь — охрана вызовет меня. Если нет, ровно в пять мисс Джонсон умрет на ваших глазах. Обещаю, что так и будет. Потом ваша очередь. Все.

Он нажал кнопку звонка. Двое охранников выросли на пороге.

— Уведите, — распорядился хозяин.

Корина провели по коридору и втолкнули в соседнюю комнату. Аскетическая обстановка и впрямь располагала к размышлениям. Письменный стол, стул, незастланная кушетка — если это гостевые апартаменты, пять звездочек им вряд ли присудят.

Корин меланхолично подергал решетки, несильно ткнул плечом дверь. Шансы на побег нулевые, да если и выломать дверь, что делать с вооруженными охранниками? Корин заранее решил, что если до четырех утра не придумает приличного плана побега, потребует встречи с Валентином Петровичем и попробует запудрить ему мозги. Плохая идея лучше никакой.

В окно Корин увидел, как Валентин Петрович переговаривается с мощным парнем в коже, придерживая дверцу «Волги». Слов он не разбирал, только приглушенный звук голосов. Дверца хлопнула, машина выехала со двора. Белобрысый, что приценивающе оглядывал Стефи, заложил засов ворот, и оба охранника вернулись в дом.

Итак, их всего двое? Вероятно, но в доме могут находиться и другие. К тому же для Корина что двое, что целая армия — все равно. Каждый из парней превосходил Корина массой, ростом и силой, не говоря о выпирающих из-под курток пистолетах.

И он не мог выломать дверь, не поднимая шума.

 

7

Разукрашенные пластмассовыми бриллиантами настенные часы показывали половину второго ночи.

Стефи устала метаться по комнате, как тигрица в клетке. Она прилегла на подушки дивана, вскочила снова, втолкнула в пасть видеомагнитофона первую попавшуюся кассету. Джо Кокер навязчивым хриплым баритоном посоветовал ей снять с себя все, при этом милостиво разрешал остаться в шляпе. Шляпы у Стефи не было, поэтому она швырнула в экран коробку от кассеты.

Хуже всего была эта проклятая неизвестность.

Где Корин? Стефи так стремилась помочь ему, а вместо этого повисла гирей на его ногах.

За дверью послышались осторожные шаги, потом негромкие скребущие звуки. Стефи обратилась в слух. Похоже, в замке поворачивается ключ!

Корин?

Дверь медленно приоткрылась. Это был не Корин. На пороге стоял улыбающийся белобрысый охранник, и в руке его поблескивал шприц.

Парень протиснулся в комнату, запер за собой дверь, с ухмылкой сунул связку ключей в карман.

— Разомнемся, крошка? — вежливо предложил он. — А это чтобы ты не брыкалась…

Игла шприца нацелилась в предплечье Стефи.

Она не знала русского языка, но по интонациям и поведению парня угадала женской интуицией, зачем тот пришел. И та же интуиция подсказала ей, как с ним держаться.

Стефи соблазнительно улыбнулась, облизала губы и прошептала:

— Ты мне нравишься… Такой большой и сильный! Иди ко мне… А это убери, — она отвела его руку со шприцем. — Какое же удовольствие, если я буду лежать, как бревно? Не понимаешь? — Она расстегнула пуговку на платье и для пущей убедительности добавила известные ей русские слова: — Горбачев, Сталин, Берия, ура!

От странной политико-эротической тирады охранник несколько оторопел, но главное он понял: ему не собираются оказывать сопротивления. Наркотик ни к чему — кажется, ночка будет повеселее, чем он надеялся.

Он положил шприц на телевизор, улыбнулся еще шире и рывком опустил молнию на куртке.

Стефи подходила к нему, продолжая расстегивать пуговки одну за другой. Ее руки обвились вокруг шеи парня, его спина прижалась к экрану. Стефи впилась в губы жертвы роскошным поцелуем.

Одновременно ее пальцы нащупали на крышке телевизора шприц.

Игла вонзилась сзади в шею охранника по самое основание. Он закричал скорее от неожиданности, чем от боли и попытался оттолкнуть Стефи, изо всех сил давившую на плунжер. Но наркотик оказался сильным, через секунду-другую парень закатил глаза, пошатнулся и в полный рост растянулся у ее ног. Стефи упала на колени, торопливо обыскала карманы куртки, вытащила ключи и здоровенный пистолет. Когда она застегивала платье, в коридоре загрохотали шаги.

— Толя, где ты? — прозвучал встревоженный голос за дверью. Ключ вошел в замок, и в дверях показался второй охранник — метра под два ростом, состоящий из одних мускулов и с пистолетом в правой руке.

Стефи сама не сообразила, как получилось, что ее палец нажал на спусковой крючок. Выстрел ударил так громко, словно это был не выстрел, а взрыв.

Стефи не целилась — вздумай она прицелиться, никогда не попала бы туда, куда попала, а именно в правую половину лба охранника, прямо над бровью. Он выронил оружие и повалился на пол.

— Святая Мадонна! — прошептала Стефи. — Да я убила его!

Она выглянула в коридор. На выстрел неминуемо должен был сбежаться как минимум взвод охраны. Но никто не бежал, тишину не нарушали ни шаги, ни крики.

Единственным человеком в доме, который мог услышать выстрел, был Корин — и он услышал его.

Он прижался ухом к замочной скважине, но не уловил больше никаких звуков. И все же выстрел — это не хлопок пробки от шампанского. Выстрел означает конфликт, неразбериху, панику — наилучшие условия для побега.

Корин поднял стул, размахнулся и ударил в дверь.

Дерево затрещало. Он с силой двинул дверь плечом и, довершив дело ногой, выскочил в коридор. На огороженной перильцами площадке второго этажа появилась Стефи в полурасстегнутом платье, с пистолетом в руках.

— Стефи! — закричал Корин и бросился наверх.

Они обнялись, вернее, Стефи прижалась к нему, не скрывая счастливых слез.

— Ты жив…

— Конечно, жив. — Корин отобрал у нее оружие. — Это ты стреляла? Что случилось? Где охранники?

— Там… — Стефи со всхлипом показала в сторону комнаты. Корин переступил порог и застыл в немом изумлении.

— Это ты их так?

Стефи кивнула.

— Вон тот блондин хотел меня изнасиловать.

Кажется, он еще жив.

— Вот и хорошо — сказал Корин. — Попробуем проверить его на прочность.

Он вытащил вилку работающего телевизора из розетки, оборвал сетевой шнур и поджег зажигалкой. Запахло паленой пластмассой, маленькие кометы горящей изоляции шлепались на пол. Когда обнажились два металлических провода, Корин дунул на огонь и разогнал ладонью едкий дым.

— Что ты делаешь? — заинтересовалась Стефи.

— Буду оживлять твоего знакомого. В начале века в Европе было очень популярно лечение электричеством. Особенно среди придворных дам.

Он воткнул вилку в розетку и коснулся запястья блондина оголенными концами проводов. Тот конвульсивно дернулся, открыл глаза и промычал нечто невнятное. Корин пнул его в бок. Парень снова закрыл глаза. Корин вытянул шприц из его шеи.

— Ты его этим? — спросил он.

Стефи жестом подтвердила. Корин разломил стеклянный цилиндрик пальцем, понюхал.

— Черт его знает, что это такое… И много его было?

— Почти полный шприц.

— Гм… Попробуем возобновить терапию.

— Ты его не убьешь? — забеспокоилась Стефи.

— Нет. Электрический ток идет по кратчайшему расстоянию. Чтобы убить человека, надо присоединить провода к различным участкам тела — к голове и ноге, например.

Корин повторил сеанс электрошока. На этот раз он держал провода на руке охранника чуть дольше.

Глаза парня медленно раскрылись, вылезли из орбит и зафиксировались в стабильном состоянии.

— Это уже лучше, — констатировал Корин порусски. — Будем считать, что ты готов к допросу.

Итак: кто наш хозяин и где его искать?

Парень попытался плюнуть в Корина, но струйка слюны повисла у него на подбородке.

— Э, да вы хам, молодой человек, — нахмурился Корин. Он расправил провода шире и поднес к глазам охранника. — Знаешь, что это такое? Электрический провод, проще говоря, сетевой шнур. Посмотри вон туда. Видишь, он включен в розетку?

Двести двадцать вольт. А теперь запускай свое убогое воображение, мыслитель. Задача для первого класса. Дано: два оголенных контакта из розетки одновременно прикасаются к твоим глазам…

— Я буду говорить! — тут же простонал парень.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно заключил Корин и отвел руку с проводом. — Вопросы ты слышал.

— Это полковник Бертенев, большой человек, — медленно сказал белобрысый, с трудом собирая разбегающиеся под воздействием наркотика мысли.

— Как же так, — не поверил Корин. — Простой полковник — и вдруг большой человек? И где же найти господина Бертенева?

— Тут дачка в двух километрах, он там… — прохрипел пленник.

— Охрана?

— Двое с пушками, как положено.

Корин задумался. Налет на дачу Бертенева, очевидно, будет нелегким делом, но полковника надо достать не мешкая. Каждая секунда промедления может грозить Шалимову смертью, если он еще жив.

— Так, — заговорил Корин. — Сейчас мы едем туда. Ты стучишь в ворота и говоришь, что тебя прислал я. Они открывают.

Корин запнулся. Дальнейшее не поддавалось никакому планированию. Одно ясно: Бертеневу придется или выйти, или выехать на машине, чтобы вернуться на дачу, где держали Корина. Значит, действовать по обстановке… Хорошо, что Корин и Стефи теперь вооружены.

Все трое спустились вниз. Стефани пошла открывать ворота, а Корин сел за руль «Мерседеса»

(ключ торчал в замке). Пленного он загнал стволом пистолета на сиденье рядом.

— Помни, если что — первая пуля твоя, — предупредил Корин. Охранник закивал с блаженным выражением.

За воротами Стефи прыгнула в фургон. Пленный показывал дорогу, с восторгом следя за прыгающими по кустам световыми пятнами фар. Как он и говорил, ехать пришлось совсем недалеко. Перед воротами дачи Бертенева парень заметно помрачнел.

До его одурманенного сознания постепенно добирался тот бесспорный факт, что он угодил прямиком между двух огней, да каких! Но перспектива получить пулю от своих была отдаленной и туманной — авось пронесет, а ствол коринского пистолета, покачиваясь, смотрел в бок.

Не доезжая метров двадцать до ворот, Корин заглушил двигатель.

— Иди, — приказал он. — И не забудь. Я не чемпион мира по стрельбе, но в тебя-то во всяком случае попаду, если вздумаешь ускользнуть за калитку. Стучишь, передаешь приглашение — и сразу назад.

К чести парня, он исполнил свою партию на отлично. Он замолотил кулаком по гулкому металлу ворот.

— Мишка! Вадим! Спите, что ли?

Открылась узкая форточка в калитке.

— Это ты, Толян? Чего барабанишь? — Свет фар «Мерседеса» слепил охраннику глаза, мешая разглядеть пригнувшегося за рулем Корина.

— Передайте Дмитрию Анатольевичу, что тот парень, с нашей дачи… Велел срочно к нему ехать.

— Ах, он велел, — усмехнулась физиономия в форточке. — Тоже мне принц датский. Дмитрий Анатольевич занят. Как освободится, сразу передам.

Форточка со скрипом закрылась.

— Так я жду его в «Мерсе»! — запоздало крикнул Толян.

— Ну и жди, — донеслось из-за ворот. — Он сам знает, на чем ему ехать…

Белобрысый осторожно вернулся назад.

— Молодец, — похвалил Корин.

— Отпустите меня, — оглядываясь на ворота, захныкал парень. — Я свою задачу выполнил…

Отпустить, прикинул Корин. Сейчас присутствие Толяна могло скорее помешать, чем помочь.

К тому же вряд ли охранник встанет на его сторону, если завяжется схватка.

— Беги… Да со всех ног, чтобы духу твоего здесь не было! Увижу поблизости — пристрелю.

Толян ломанулся в лес, как медведь-шатун, кусты и сухие сучья трещали и лопались под его шагами. Шум стих вдали довольно быстро.

— Если что-то падает с дилижанса, лошади становится легче, — пробормотал Корин по-английски. Ему смутно помнился какой-то русский аналог подобной философемы, но точнее сформулировать он не мог — забыл.

Дмитрий Анатольевич Бертенев вышел из калитки один, без охраны — правая рука всемогущего Рубинова, мастер аппаратных интриг. Просто невысокий, сухощавый, лысоватый мужчина — тот, что обсуждал с мистером Брауном список из восьми имен и поспорил с ним из-за судьбы Корина. Щурясь от яркого света, он быстро шагал к «Мерседесу».

Бертенева сперва несколько насторожило то, что охранник сам приехал за ним, вместо того чтобы позвонить по телефону, но он тут же сообразил, что его телефон был постоянно занят из-за бесконечных переговоров с Москвой, а просьбу Корина о встрече он сам приказал доставить незамедлительно. Он не одобрял распоряжения мистера Брауна держать Корина не на его даче, а на соседней. Бертенев считал, что Корин или согласится с их предложением, или умрет. Третий вариант развития событий он исключал. Но Браун настаивал, что оборудованная секретной линией связи с Москвой дача не должна быть засвечена даже теоретически.

Это было и причиной сведения к минимуму охраны: меньше посвященных — меньше болтовни.

Мистер Браун даже предлагал обойтись совсем без них, но тут Бертенев встал стеной.

Полковник боком вдвинулся в кабину «Мерседеса».

— Поехали, Толик.

Корин повернулся к Бертеневу. Зрачок пистолета уставился в лоб полковника. Тот не верил своим глазам.

— Бог мой, Корин… Какой же вы дурак!..

— Ну, тут возможны различные точки зрения, — не согласился Корин. — Впрочем, это вопрос абстрактный… А вот конкретные: где Шалимов? Он всегда был с вами или вы похитили его?

Второй вопрос Корин задал скорее для пущей уверенности: если бы Шалимов работал на террористов, Бертенев не стал бы расспрашивать Корина о содержании их беседы в Париже. Так или иначе, ни одного ответа он не получил.

Бертенев натужно расхохотался.

— Нет, Корин, вы действительно не выиграете… Можете изжарить меня на костре, но вы никогда не узнаете, где Шалимов. Уберите пушку, и давайте вернемся к нашему разговору. Для вас еще ничего не потеряно.

— Изжарить на костре? — задумчиво повторил Корин. — Что ж, это, пожалуй, мысль…

Он перегнулся через колени Бертенева, запер дверцу, и развернул автомобиль.

— Куда вы меня везете? — встревожился Бертенев.

— Можно сказать, в ад. Потерпите немного…

Бертенев терялся в догадках. Но что бы ни задумал Корин, ясно одно: Шалимова отдавать нельзя.

Только Шалимову известно о роли Ратникова, и только через Ратникова можно выйти на Брауна (не считая, конечно, самого Бертенева). Если Корин доберется до Шалимова, это будет означать полный и окончательный крах. Поэтому он не должен добраться. Что он способен противопоставить воле Бертенева? Пытки? Ну-ну, посмотрим.

«Мердседес» въехал в ворота дачи, где содержали в заключении Корина. Стефи выскочила из фургона с пистолетом в руке, Корин вытолкал из кабины Бертенева. Под прицелом двух стволов его провели в кабинет и насильно усадили за стол. Корин отдал оружие Стефи, оторвал шнуры от торшеров и бра и привязал полковника к вращающемуся креслу.

— Я сейчас вернусь. — Корин вышел и принес из «Мерседеса» запасную сорокалитровую канистру с бензином. Бертенев наблюдал за ним со скептическим недоверием, за которым прятался страх.

Корин отвинтил крышку и принялся обильно поливать горючим углы комнаты и мебель.

— Что вы делаете? — выдержка изменила полковнику.

— Хочу сжечь вас заживо, — спокойно объяснил Корин. — Не верите? — Он присел на единственное не залитое бензином кресло. — Так это же очевидно. Меня интересует информация о Шалимове. Вы отказываетесь мне ее дать. Следовательно, ваша оперативная ценность равна нулю. Вы для меня то, что для вас Берринджер — шлак, отработанный пар. Я не кровожаден, но посудите сами, с какой стати мне оставлять вас в живых? Я спешу, а вы будете мешать. Поэтому прощайте, Бертенев.

Корин встал, попятился к двери и чиркнул зажигалкой. Полковник не знал Корина, но обладал умением мыслить логически, а логика Корина была неуязвима. С позиций целесообразности он прав, молчащий Бертенев — больше чем нуль, он элемент помехи и должен исчезнуть.

Бертенев еще мог спасти свою жизнь, провалив операцию Брауна, но за краткое мгновение, пока в его глазах отражался огонек зажигалки Корина, блестящая избавительная идея молнией сверкнула в его мозгу. Он отдаст Корину Шалимова, но… мертвого. Нужно изобрести способ избавиться от злополучного космонавта, а для этого вместе с Кориным попасть в подпольную клинику доктора Ладыгина.

Если удастся убрать с дороги Шалимова, Корин убедится в тщетности своих усилий и пойдет-таки на сотрудничество. Ничего не случилось, все ерунда. Сейчас Корин в эйфории победителя. Надо заставить его реально взглянуть на вещи.

— Хорошо, — торопливо произнес Бертенев, не отрывая взгляда от зажигалки. — Вы выиграли.

Огонек погас. Полковник перевел дыхание.

— Я слушаю, — напомнил Корин. Стефи с восторгом следила за происходящим. Даже она в какую-то секунду поверила, что сейчас Корин подожжет дом.

— Шалимов в клинике, — неохотно заговорил Бертенев. Казалось, что он сломлен и напуган. — Здание принадлежит фиктивному медицинскому кооперативу, на самом деле оно наше. Но вам туда не проникнуть. Системы электронной сигнализации и живая охрана выше всяких похвал.

Полковник сильно преувеличил, но на Корина его речь произвела довольно сильное впечатление.

— А вам? — спросил он, убирая зажигалку в карман.

Бертенев мысленно ликовал. Пролог драмы развивался по его сценарию.

— Я, пожалуй, мог бы попробовать, — будто в раздумье протянул он. — Но ведь вы не отпустите меня одного…

— Конечно, нет, — пожал плечами Корин.

— Ладно, я попытаюсь перехитрить охрану. Мы войдем в клинику вместе, но в комнату, где держат Шалимова, мне придется идти одному. Там установлена телекамера, соединенная с компьютером.

Стоит ей заметить чужого, помещение автоматически заполнится парами синильной кислоты. Мы ведь ценим Шалимова, как вы понимаете, и не собирались отдавать его никому.

Корин с сомнением слушал полковника. Ему не было известно о существовании подобных систем, но почему бы и нет? Им зачем-то необходим живой Шалимов, но для них столь же важно уберечь от разглашения его информацию — ту, которую Корин так досадно упустил в Париже. Так что ничего невероятного в описанном Бертеневым трюке с синильной кислотой нет. Однако пустить полковника одного в незнакомое место, откуда он может исчезнуть? Да и зачем предупреждать Корина о смертоносном устройстве, если это идеальная возможность избавиться и от Корина, и от Шалимова?

Неужели полковник еще не утратил надежды повернуть локомотив на свои рельсы?

Впрочем, там будет видно. Сориентируемся на местности, а сейчас пусть Бертенев отвезет их в клинику.

— Развяжи его, Стефи, — сказал Корин, перехватывая из ее рук пистолеты.

Пока женщина возилась с крепкими узлами, Корин обыскал кабинет. Ничего выдающегося в ящиках стола и шкафах не оказалось. И неудивительно: если у Бертенева есть какие-то относящиеся к операции документы (а это более чем вероятно — он должен был обеспечить путь к отступлению и обезопасить себя), то он держит их не здесь и вряд ли на второй даче. Скорее всего они в городской квартире Бертенева, но это проблема номер два.

Проблема номер один — Шалимов. Пожалуй, для его жизни нет непосредственной угрозы, но кто поручится за впавших в панику террористов?

Бертенев поднялся с кресла, разминая затекшие от туго затянутых шнуров руки. Они разместились в машине в прежнем порядке — Стефи в фургоне, Корин и Бертенев впереди. Полковник долго гонял «Мерседес» по запутанным окраинным переулкам, пока они не въехали под сень обширного парка, раскинувшегося вокруг здания клиники.

Корин погасил фары. В длинном двухэтажном корпусе, издали напоминающем унылый барак, не светилось ни одно окно, однако площадку перед крыльцом освещали два тусклых прожектора. Стефи обошла автомобиль и присоединилась к Корину у кабины. Пистолет она предусмотрительно спрятала в сумочку, подобранную на даче.

— Охрана, наверное, спит, — тихо сказал Бертенев.

— В окно? — предложил Корин.

— Нет, там сигнализация… Разбудим одного из охранников.

— И его не шокирует ночной визит?

— Это не его прерогатива, — холодно обронил Бертенев.

Они поднялись на крыльцо. Корин стоял так близко к полковнику, что тот ощущал прикосновение твердого предмета во внутреннем кармане своего конвоира, и это не давало ему забыть о присутствии и назначении этого предмета.

Полковник четырежды нажал кнопку звонка.

После минутного ожидания и пристального изучения лица прибывшего в прикрытый пластинкой бронестекла глазок дверь открылась наружу. Их встречал плечистый молодой человек с оттопыренным карманом.

— Привет, — буркнул Бертенев.

— А эти люди, Дмитрий Анатольевич… — начал заспанный парень, но не закончил, потому что рукоятка пистолета Корина сработала как выключатель. Охраннику предстояло досыпать на полу.

Ключи из кармана упавшего (по совместительству медбрата и сиделки) выудил полковник.

— Туда, — указал Бертенев вдоль коридора, где темноту рассеивали красноватые лампы управляющих узлов сигнальной системы. Перед белой дверью, обитой листом металла, он остановился.

— Здесь.

Корин внимательно осмотрел зазоры между косяком и дверным полотном, замочную скважину.

— Ну что ж, открывайте… Но мы войдем втроем.

Бертенева словно окатили ледяной водой. Из палаты (или номера) Шалимова сбежать было невозможно, но он рассчитывал перекрыть кислород спящему, напичканному транквилизаторами космонавту, поставить Корина перед фактом его смерти (случайная передозировка препаратов) и переиграть противника психологически, вернувшись к обсуждению вопроса о сотрудничестве. Оно в случае неудачи с Шалимовым, по мысли полковника, вновь становилось привлекательным вариантом для Корина. Но войти в палату втроем? Немыслимо!

— Вы с ума сошли, — дрогнувший голос Бертенева выдал его растерянность.

— Я же предупреждал…

— Это обычная дверь, — пояснил Корин, — там нет ни шлюзовой камеры, ни других защитных устройств. А значит, нет и вашей адской машинки.

Если бы она была, то при ее срабатывании отравились бы все в клинике. Так что не порите чепухи и открывайте.

Бертенев медленно потянул из кармана ключи.

Заорать, поднять тревогу? Бесполезно. — Корин будет отстреливаться, а первая пуля достанется полковнику. Нет, Сергей Николаевич. Еще не вечер.

Бертенев отпер замок. Шлюзовой камеры и впрямь не было, но был коротенький тамбур, в конце которого виднелась вторая дверь. Полковник распахнул ее. В палате зажегся свет. Вошедшие увидели Шалимова, пристегнутого к диковинному металлическому сооружению среди непонятных аппаратов.

Глаза его были закрыты, он ровно дышал.

— Ему введена солидная доза снотворного, — промолвил Бертенев тоном профессора, приведшего студентов-практикантов. — Разбудить его можно инъекцией стимулятора. Если не возражаете, я сделаю укол.

— Конечно, — согласился Корин.

Бертенев недоверчиво взглянул на него, вынул из шкафчика с красным крестом шприц и ампулу, наполнил баллончик шприца, склонился над космонавтом.

— Минуту, — удержал его руку Корин. — Вы уверены, что это ему не повредит?

— Что вы! Абсолютно безвредный стимулятор.

Он применяется для снятия усталости, депрессии, повышения работоспособности…

— Да? Ну вот и отлично. Вколите его сначала себе. Вам не помешает встряхнуться.

Бертенев беспомощно перевел взгляд со шприца с набранной в балкончик смертельный дозой наркотика на подчеркнуто участливое лицо Корина. Это был крах. Все пропало. Полковник в одно мгновение утратил самообладание. Последняя надежда испарялась на глазах. Бертенев в отчаянии бросился на Корина и вонзил иглу шприца в предплечье ненавистного противника.

И тут Стефи сделала то, чего предпочтительнее было бы избежать. Корину вовсе не требовалось ее вмешательство, с Бертеневым он прекрасно справился бы и один. Но вид зловещего шприца привел Стефи в такой панический ужас, что она выхватила из сумочки пистолет и выстрелила в полковника.

Она промахнулась на метр или больше, пуля разбила монитор, экран лопнул с оглушительным треском, удваивая громкость выстрела. Разумеется, этот великолепный салют был слышен по всей клинике.

Корин въехал кулаком в челюсть Бертенева. Тот отлетел, вписался спиной в стену и сполз на пол.

Корин выдернул из его кармана ключи, запер обе двери. Почти сразу на внешнюю посыпались сильные удары.

Корин выругался. Положение становилось сложным. Он попросил Стефи отстегнуть удерживающие бесчувственного Шалимова резиновые полосы, а сам вытянул иглу из руки. Бертенев не успел надавить на плунжер, и если в организм Корина попало какое-то количество наркотика, то совсем незначительное. Он отшвырнул шприц и учинил в палате форменный разгром — аппаратура со звоном летела на пол, лопались стеклянные колбы осциллографов, что-то искрило и дымилось. Корин искал подходящий инструмент, чтобы выломать прочную оконную решетку. Таковым послужила стальная опора некоего сложного устройства, превратившегося в кучу металлического и стеклянного лома.

Шалимов нечленораздельно мычал, мотал головой. Зашевелился и приходящий в себя Бертенев.

Охранники уже выбили первую дверь и принялись за вторую. Корин трудился над решеткой, не жалея сил. Его мускулы вздулись, едва не лопаясь, верхняя пуговица рубашки отлетела подобно камешку из рогатки. Он раскраснелся и весь обливался потом, но головки болтов поочередно отскакивали. Корин бросил импровизированный лом и рванул решетку на себя. Посыпалась штукатурка и обломки кирпичей. Решетка уступила. Корин упал на спину, вскочил, подхватил пистолет и ногой высадил оконную раму.

— Стреляй в дверь! — крикнул он Стефи и выпрыгнул в окно.

Стефи прицелилась в центр двери и выстрелила трижды подряд. Раздался крик, удары, от которых дверь трещала и содрогалась, стихли.

Корин бежал к «Мерседесу», а наперерез ему мчался выскочивший из подъезда парень. Корин прицелился ему в ногу ниже колена и спустил курок. Охранник со стоном покатился по траве. Корин прыгнул за руль и развернул тяжелую машину так, что дверца фургона пришлась напротив окна.

С помощью Стефи он перетащил в фургон сначала Шалимова, а потом Бертенева.

— За руль — и гони вовсю! — закричал он.

Стефи мигом влезла в кабину. Через несколько секунд «Мерседес» свернул за угол, и Стефи придала машине предельное ускорение. Сзади слышались выстрелы. Затормозила она только минут через двадцать, в глухом лесу, при свете луны и крохотных звезд, видимых сквозь кроны деревьев. Стефи обессиленно уронила голову на руль. Корин подошел к кабине, открыл дверцу и обнял свою любимую и отважную женщину.

— Ну вот и все, а ты боялась, — он погладил Стефи по плечу.

Они забрались в фургон. Желтая лампочка освещала лица двух человек на полу. Бертенев бубнил что-то в забытьи.

— Не свихнулся бы он с перепугу, — произнесла Стефи.

— Не свихнется, — пообещал Корин. Он приподнял Шалимова и усадил на скамью. Тот с трудом приоткрыл глаза.

— Где я?

За последние сутки лексикон Шалимова состоял преимущественно из этой фразы.

— У друзей, — успокоил Корин.

Шалимов обвел затуманенным взором Корина и Стефи, увидел распростертого Бертенева.

— Что это… Корин? — он задыхался, старался говорить быстро, пока волевой импульс удерживал его на поверхности сознания. — Корин, я ошибался… Запомните: Ратников… Ратников — предатель.

Это он погубил «Атлантис»… Скорее, сообщите…

Я… — Он снова впал в беспамятство и прислонился к стене в углу.

Это услышал и Бертенев. Имя прозвучало, а с ним рухнули остатки надежд. Бертенев еще не опомнился, но подсознательно он воспринял сигнал ужасной катастрофы.

— С ним все будет в порядке? — обеспокоенная Стефи имела в виду Шалимова.

— Думаю, да, — кивнул Корин.

И действительно, Шалимов постепенно освобождался из цепких щупалец наркотика. Вскоре он уже мог нормально говорить и адекватно реагировать на обращения.

— Саманта… Скажите мне, что с Самантой, Корин?

Корину не хотелось лгать, и не так уж слаб был Шалимов, чтобы не перенести правды. Могучий организм космонавта успешно боролся с препаратами доктора Ладыгина.

— Плохо, Андрей.

— Она мертва?

— Нет. — У Шалимова вырвался вздох. — Она в Париже, в клинике. Врачи борются за ее жизнь.

Шалимов ухватил Корина за рукав.

— Что не сделают врачи, то сделаю я. Я должен быть с ней! Немедленно отведите меня туда, Корин!

— Что?! А вы разве не знаете, где находитесь? — Шалимов уставился в лицо Корина.

— Нет. Где?

— Под Москвой.

Шалимов сжал кулаки:

— Ну да… Врачи говорили по-русски… Но, черт побери, Корин! Я обязан быть с Самантой!

Корин подумал.

— А что, это, пожалуй, можно устроить… — Во взгляде Шалимова загорелась робкая надежда. — Но прежде вы расскажите мне все о Ратникове и о случившемся.

— Знаю немного… Ратников помог террористам захватить «Атлантис». Потом мы скрывались… В Париже нас прятал молодой журналист, как его… Лесли Энджел. Потом ворвались гангстеры… И вот я здесь. Там были двое в белых халатах…

— Чего они хотели от вас?

— Не знаю… Проводили какие-то тесты, кололи наркотики… По-настоящему я только сейчас в норме.

Корин обернулся к Стефи.

— Слушай, я растолкаю этого, — он пнул в бок Бертенева, — и ты завезешь нас на его городскую квартиру. Там я им займусь вплотную. По дороге позвоню Алану Смиту. Он скажет, куда привезти Шалимова. Вы свяжетесь с Коллинзом или со Стюартом. Расскажи им о наших приключениях и передай точно мои просьбы: Шалимова надо перебросить в Париж. Я настаиваю, чтобы он находился под неусыпной опекой ЦРУ! В России ему оставаться нельзя, кто знает, как тут все получится…

— Вставайте, Дмитрий Анатольевич, — позвал Корин, видя, что Бертенев заворочался. Полковник взобрался на скамью, ощупывая синяк на скуле.

В последние минуты он мыслил рационально: операция лопнула, и пора подумать о сохранении собственной шкуры.

— Давайте ваш адрес, — продолжал Корин. — Поедем к вам. Я намерен устроить обыск без санкции прокурора, если, конечно, вы добровольно не выдадите интересующие меня материалы.

— Мне больше нечего скрывать, — буркнул Бертенев. — Ратников — это был последний секрет.

Все в ваших руках,

— Последний ли? — прищурился Корин.

— Я выдам материалы.

Бертенев неплохо владел английским языком и отлично понял разговор Корина со Стефи. В его квартире они окажутся вдвоем. Бертенев полезет за бумагами в сейф, там лежит пистолет… Он разберется-таки с Кориным. И пусть операция провалена, Шалимов выдаст все ЦРУ, Бертенев успеет скрыться…

Больше всего полковник сожалел о неудаче, дважды постигшей его людей в охоте на Корина, и об идиотском решении попытаться перетянуть его на свою сторону. Ведь знали, с кем имеют дело!

Самоубийственная, вызванная скорее нервным перенапряжением, чем рациональным анализом, преступная самонадеянность!

Корин в эту минуту был далек от подведения итогов и воздаяния хвалы самому себе. Его беспокоили последствия перестрелки в клинике. Примчится милиция, вмешается ФСБ — кто предскажет, чем это может кончиться!

— Мы сделаем так, — внес поправку в последующие действия Корин, обращаясь к Стефи. — Я отведу машину к дому Бертенева и из его квартиры позвоню Смиту. Он приедет и заберет вас с Шалимовым.

Корин и Бертенев перебрались в кабину, Стефи и Шалимов остались в фургоне. Бертенев жил в центре, в паре кварталов от Лубянской площади.

Сам ли он выбрал такое соседство или так вышло непреднамеренно, но символичность совпадения позабавила Корина.

В подъезде восседал швейцар, но он лишь уважительно кивнул грозному жильцу. И сам Бертенев ничего не мог сказать старику, потому что пистолет Корина едва не упирался ему в спину.

В пятикомнатной квартире Корин первым делом проверил нет ли здесь кого-нибудь еще, а потом поднял телефонную трубку.

Алан Смит не спал. Вряд ли в эту ночь спал хоть кто-то из посвященных в операцию людей.

— Лондон тридцать, — сказал Корин. Это был личный код заместителя директора ЦРУ, означавший особые полномочия. Корин назвал улицу и номер дома Бертенева.

— У подъезда стоит фургон «Мердседес». Приезжайте немедленно, там вас ждут мужчина и женщина, Стефи Джонсон. Она в курсе всего и передаст вам мои инструкции. Дальнейшее обсуждение с Коллинзом. Я выйду на связь в самое ближайшее время. Все.

Он положил трубку. Побледневший Бертенев сидел на стуле под дулом направленного на него пистолета.

— Ну, Дмитрий Анатольевич, — мягко дожал Корин, — где же ваши материалы?

— Сейчас.

Бертенев подошел к сейфу и начал набирать комбинацию.

В дверь позвонили. Бертенев вздрогнул и обернулся.

— Кто это? — спокойно, даже слишком спокойно произнес Корин.

— Не знаю.

Звонок повторился.

 

8

Дмитрий Анатольевич Бертенев не имел оснований питать к Корину нежную привязанность, но Корин был не единственным опасным для него человеком. Бертенев плотно попал на крючок к Шебалдину и Ласкерову.

В кабинете Шебалдина горели все лампы, гудел компьютер, стол был завален всевозможными бумагами и схемами, испещренными многочисленными пометками. Оставаясь в неведении относительно главного факта — предательства Ратникова, Шебалдин и Ласкеров тем не менее кое-чего добились.

Из фотографий московских знакомых Ратникова Боровская выбрала снимок полковника Бертенева — не очень уверенно, с массой оговорок, но она допускала, что он мог быть человеком, приезжавшим к Ратникову перед их разводом. Экспертиза определила на чашке Данилина наличие высокой концентрации обогащенной вирусом гриппа питательной среды, причем по ряду характерных признаков это была именно та культура, с которой работали в медицинском институте Звездного городка.

Далее, лично Бертенев посещал Звездный с целью инструктажа космонавтов, и время его пребывания там совпадало со временем начала болезни Данилина. Всего этого было достаточно, чтобы подозревать полковника, а со смертью Гольданского появились новые сопоставления.

— Смотрите, Леонид Савельевич, — Шебалдин провел авторучкой по экрану монитора. — Вот даты визитов Гольданского в США. А это, — он нажал клавишу, и в правой части экрана засветился второй столбик цифр, — даты, когда в Америку выезжал Бертенев. Три из них — пятого, четырнадцатого и двадцать восьмого — совпадают. Любопытно, не правда ли?

— Любопытно, — согласился Ласкеров, вглядываясь в экран. — Но не получается.

— Что не получается?

Ласкеров присел на краешек стула, отхлебнул кофе из чашки.

— Бертенев сам передал нам информацию ЦРУ о связи Гольданского с Берринджером. Без этого мы бы и внимания не обратили на убийство какого-то коммерсанта. Так что же, он сам себя подвел под монастырь?

— А что ему рставалось делать? — возразил Шебалдин. — Скрой он эту информацию, запутался бы еще больше. Как бы он объяснил пробел Рубинову и нам?

Ласкеров хотел что-то ответить, но в дверь постучали, и вошел майор Савичев. За сутки они виделись десятки раз: Савичев поставлял сведения из аналитического центра, ему в обязанности вменялись выискивать в криминальных сводках все маломальски необычные случаи. Узнав о перестрелке в отдельной клинике, он поспешил в кабинет Шебалдина.

Его выслушали молча.

— Что за клиника? — осведомился Ласкеров.

— Медицинский кооператив «Семейный доктор». Что за птицы, сейчас выясняем. Только когда приехала милиция, никаких докторов там не оказалось — ни семейных, ни каких других — вообще никого, в том числе и пациентов. За дверью одной из палат валялся труп — похоже, в эту палату ломились.

Там дикий разгром.

— Спасибо, — поблагодарил Шебалдин. — Возможно, это нам пригодится позже.

Майор вышел, несколько обиженный пренебрежением к его изысканиям. Он не знал, что конкретно занимает Шебалдина и Ласкерова, но ни при одном из его сообщений у них не заблестели поохотничьему глаза.

Шебалдин тут же забыл о «Семейном докторе», размышляя над ответом на заданный Ласкеровым вопрос о предложениях.

— Предложения такие, — сказал он. — Выложить все Бертеневу и потребовать объяснений.

— Не пойдет, — не одобрил проект Ласкеров. — Если он замешан, мы только насторожим его, а уж объяснений-то он наверняка приготовил воз и маленькую тележку.

— Ну и что? — Шебалдин закурил «Яву» из новой пачки. — Мы явимся среди ночи, как ангелы мщения, и будем вести себя так, словно улики у нас в кармане. Поймите, Леонид Савельевич, для джентльменского расследования нет времени. Насторожим его — тем лучше, он засуетится и наделает ошибок. А если он ни при чем, так мы рискуем лишь тем, что на нас наорет Рубинов.

Ласкеров вынужден был признать его правоту.

Через час их «Волга» затормозила у подъезда бертеневского дома. Поодаль стоял «Мерседес» с потушенными огнями, они прошли мимо него, предъявили швейцару удостоверения и поднялись к двери квартиры. Окна резиденции Бертенева были обращены в тихий двор, и прибывшие не могли видеть свет.

Шебалдин позвонил, не рассчитывая на скорый отклик, но заслонка дверного глазка отодвинулась без задержки. Дверь открылась. Шебалдин остолбенел. Перед ним стоял взъерошенный Корин в измятой грязной одежде с пистолетом в руке.

— Вот так встреча… — пробормотал Шебалдин. — Как вы сюда… Как ты… Дьявольщина!

— Привет, Стае, — кивнул Корин как ни в чем не бывало и отступил в глубь прихожей. — Я звонил, но тебя не застал.

Ласкеров шагнул в квартиру вслед за Шебалдиным и сдержанно-удивленно вскинул брови:

— Похоже, и мы знакомы.

Он узнал в Корине человека, встреча с которым не давала ему покоя — того, что оставил его однажды с носом в самаркандском поезде с афганскими наркотиками. Ласкеров все время подсознательно ощущал, что причуды судьбы еще сведут их вместе, но чтобы так!

— Здравствуйте, профессор Фишеров, — Корин назвал его тем именем, которым полковник представился ему в экспрессе из Самарканда.

— Злодейка-судьба снова свела нас, Юрий, — усмехнулся Ласкеров. — Но что вы здесь делаете?

— Минуту, — вмешался Шебалдин. — Вижу, что вы знакомы, но церемонии можно оставить на потом. Кстати, этого господина зовут не Юрием, а Сергеем. Однако я тоже хотел бы услышать ответ на вопрос Леонида Савельевича.

Корин махнул пистолетом в сторону Бертенева.

— Я беседую с человеком, организовавшим нападение на «Атлантис».

Шебалдин и Ласкеров переглянулись.

Бертенев при виде вошедших воспрял духом.

Разговор с официальными лицами — совсем не то, что бессмысленные пререкания с неуступчивым Кориным. Тут он в своей стихии, теперь главное не выпустить руль из рук.

— Я рад видеть вас, господа, — искренне проговорил хозяин квартиры. — Наконец-то я избавлен от домогательств этого ненормального. Присаживайтесь. Выпьете чего-нибудь?

Столь беспримерная наглость восхитила Корина.

— Сейчас он будет утверждать, что ничего не знает, и они с Ратниковым честные люди. — Корин положил пистолет на стол подальше от Бертенева и достал сигареты. — Но у меня есть свидетели.

В нужный момент они дадут показания.

— Ратников, — процедил Шебалдин сквозь зубы. — Значит, все-таки Ратников…

— Ваш друг Корин заблуждается, — усмехнулся Бертенев. — Я не намерен тупо все отрицать, мы не дети. Я избрал другую линию защиты.

Корин удивленно смотрел на полковника, пытаясь понять, куда тот клонит. Он ожидал чего угодно, только не чистосердечного признания.

— Я предлагаю сделку, — продолжал Бертенев. — У меня есть бесценный материал, он в надежном месте. Я отдам вам подлинного главу организации плюс неопровержимые доказательства его вины.

А взамен я прошу немного. Чистые документы, свободный выезд в страну по моему выбору и возможность взять с собой мои небольшие сбережения.

Корину я хотел подсунуть туфту, а вы получите сокровище.

— Смысл? — передернул плечами Шебалдин. — Мы так и так выбьем из вас информацию.

— О, да, — тонко улыбнулся полковник, уже вполне оправившийся от потрясения. — Я знаю.

Существуют спецсредства, психологическое давление и тому подобное. Но на все это требуется время, господа, то есть та единственная вещь, которой у вас как раз нет.

— У меня встречное предложение, — с угрозой в голосе произнес Шебалдин.

— Если вы не выдадите упомянутые доказательства, все перечисленные вами прелести обрушатся на вас в полном объеме.

А если поступите наоборот — обещаю вам гласный, справедливый суд в соответствии с законом.

Бертенев от души рассмеялся.

— Нет, уважаемые товарищи. Суда не будет.

Люди более могущественные, чем вы, не допустят шума вокруг этой истории. Все спустят на тормозах, вот увидите — и наши, и американцы. Это же сговор! Так что максимум, что вы можете со мной сделать, — сгноить в каком-нибудь тайном каземате или втихую пристрелить в уголке. Заметьте, и в этом случае главу организации вы схватите. Расколюсь ли я, выйдете ли вы на него путем анализа связей Ратникова — не имеет значения. Ему каюк. Но тем временем операция завершится, и террористы уйдут с золотом и плутонием. Вот вкратце последствия вашего отказа в моей не столь обременительной просьбе. И я не поручусь, что в следующий раз плутоний не всплывет в Москве.

Бертенев замолчал, с подчеркнутым безразличием покачивая носком ботинка.

— Мы должны посмотреть материалы, — прервал паузу Шебалдин.

— А я должен иметь гарантии.

— Никаких, кроме нашего слова.

Ласкеров поднялся со стула.

— Стае, вы действительно намерены отпустить его?

— Странный вопрос для профессионала, — заметил Бертенев. — Вы когда-нибудь слышали о понятии тактической необходимости? Жертвуем малым, выигрываем в большем… Да и в самом ли деле вам так хочется всадить мне пулю в лоб?

— Мне очень хочется, — заявил Корин.

Полковник подошел к стене и открыл сейф. Его рука скользнула в нижнее отделение, прикоснулась к оружию. На мгновение мелькнула мысль: они не ожидают нападения, перестрелять всех и… Краешком глаза он покосился на Корина. Ладонь того лежала на рукоятке пистолета.

Бертенев вздохнул и вытащил видеокассету в пластиковом футляре.

— Вот то, что я обещал вам, господа.

Он вставил кассету в «шарповский» видеомагнитофон и нажал кнопку. На экране высветился снятый со статичной точки участок леса. По дороге медленно брели два человека, справа Ратников, а слева…

— Это мистер Браун, — пояснил Бертенев.

— Кто? — спокойно, даже слишком спокойно переспросил Шебалдин.

— Псевдоним руководителя организации.

Тихо… Послушайте их разговор.

Сомнений не оставалось. Мистер Браун давал Ратникову инструкции, касающиеся деталей захвата «Атлантиса».

— Вы удовлетворены, господа?

— Чего же больше… — Шебалдин, покачав головой, вынул видеокассету, вложил в футляр, спрятал в карман и обратился к Ласкерову. — Пора бы докладывать, Леонид Савельевич.

— Да… — Ласкеров выглядел не менее ошарашенным. — И мы уложились даже быстрее, чем в отпущенные нам сорок восемь часов.

 

9

Дорен, Ричарде и Ратников стояли на берегу подземного озера в слепящем электрическом свете.

«Барс» готовился к последнему рейсу. Два первых закончились удачно — американцы аккуратно соблюдали все выставленные террористами условия.

Поэтому в третьем рейсе надлежало принять на борт основной груз — золото и мелкие бриллианты на сумму в восемь миллиардов долларов. Недавний радиосеанс развеял царившие на базе напряжение и тревогу. Мистер Браун сообщил о полном благополучии в проведении операции. Коммерсант Гольданский, использовавшийся для подхода к Берринджеру, убит. Саманта Ларрена убита. Шалимов доставлен в Москву, с ним работают, и вскоре он выведет следствие на ложный путь. Такова была последняя информация Брауна. Больше он не успел передать ничего…

«Барсу» предстояло выйти в океан через час.

Потом начнется следующий этап операции — постепенное рассредоточение личного состава и вывоз золота небольшими партиями. Но это не беспокоило никого всерьез. Главные трудности и опасности миновали.

Никто из террористов не знал, что на рейде острова уже величественно застыл флагманский авианосец 6-го флота США «Джордж Вашингтон» под командованием адмирала Дэвида У. Холлиуэлла.

Об этом сообщил оглушительный залп орудий главного калибра. Снаряды проделали в стенах пещеры гигантские пробоины. Тут же над островом заревели вертолеты. Казалось, начался ад. Обсуждавшую последние новости троицу ударной волной отбросило к стене пещеры.

— Как же так, — растерянно пробормотал Ратников, поднимаясь с земли. — Они же не могут…

Под угрозой их города!

— Значит, могут! — презрительно проронил Дорен. — Неужели непонятно, что они раскусили наш блеф!

— Но как… Господи, как…

— Надо не причитать, а действовать, — грубо оборвал Дорен.

В верхнем отверстии, пробитом в стальной стене, солнечный свет затмило что-то большое и темное — на тросах с вертолета спустили мощный громкоговоритель. В пещере загрохотал тысячекратно усиленный могучий бас.

— Предъявляем руководителям террористической группировки ультиматум командующего шестым флотом адмирала Холлиуэлла! Ваш остров под прицелом главного калибра авианосца «Джордж Вашингтон». Вам предлагается немедленно сдаться, сложить оружие и выйти на побережье с поднятыми руками. Даем вам тридцать минут, после чего остров будет уничтожен.

Дорен подошел к пролому и выглянул наружу.

— Этот проклятый «Джордж Вашингтон» перегородил тоннель! Мы вряд ли сможем уйти на «Барсе». И все же…

— Ящики с золотом — в лодку, — скомандовал он. — Плутоний туда же!

Оставшиеся после первого залпа в живых террористы бросились выполнять приказ. Безумная надежда светилась на их лицах, они смотрели на Дорена как на Бога. Если он рассчитывает прорваться, с ним не пропадут и они. Ричардса среди них не было-с разможженной головой он лежал невдалеке.

Ратников наблюдал за погрузкой без всякого энтузиазма.

— Безнадежно, — сказал он.

Кеннет Дорен понял, что он имеет в виду. У входа в тоннель тянулась скальная гряда, миновать которую субмарина могла только в полупогруженном состоянии, то есть под прицелом орудий «Джорджа Вашингтона».

— Кажется, здесь хватает сукиных сынов, — отчетливо проговорил Дорен, и бесшабашная искорка зажглась в его глазах. — Но я всегда был самым атомным сукиным сыном из всех…

— Вы намерены…

— Да, — кивнул Дорен. — Я намерен атаковать авианосец и потопить его.

Ратников только покачал головой.

— Потопить корабль водоизмещением в полтораста тысяч тонн?!

Он уже не сомневался, что внезапный шок повлиял на рассудок Дорена. Вооружения «Барса» явно не хватало для этой цели.

— Не важно. Я буду драться, — сказал Дорен.

Ратников на полшага отступил, качая головой.

— Я не пойду с вами, Кеннет.

— Празднуете труса, Алекс? — усмехнулся Дорен. — Впрочем, дело ваше… Летите в Мексику — без денег, без документов, скитайтесь, как загнанный зверь, если выберетесь. У нацистов после войны за спиной была ОДЕССА. У вас не будет ничего.

— Прощайте, Кеннет, — Ратников протянул руку.

Дорен пожал ее. — Удачи вам не желаю, потому что не верю в нее. В самолете два места, мы могли бы улететь вдвоем.

— Нет, — поморщился Дорен. — Это не для меня. Я уйду со своими людьми, золотом и плутонием или обрету могилу на дне залива. Знаете, Алекс, покой — не такая уж плохая вещь. К сожалению, мы начинаем ценить его слишком поздно.

Ратников хотел еще что-то сказать, но Дорен уже легко бежал к трапу, перекинутому на лодку, прыгая с камня на камень.

Он выбирает смерть, подумал Ратников. Ну что ж, каждый когда-нибудь умирает. Время Ратникова еще не пришло. Вряд ли вертолеты с авианосца контролируют тщательно замаскированную среди скал взлетно-посадочную полосу для крошечного «БД-5». Скорее всего они и не подозревают о ней.

Он повернулся и зашагал к подземному ангару.

… — Погружение, — негромко скомандовал Дорен. Открылись кингстоны и клапаны вентиляции.

«Барс» бесшумно погрузился в тихие воды озера, сомкнувшиеся над рубкой траурной колышащейся мантией.

Дорен лишился гидроакустика — парень был среди тех, кто погиб в пещере. Нелегко будет ювелирно провести «Барс» по зигзагам тесного, коварного тоннеля, больше похожего на лабиринт. Дорен надел наушники.

— Самый малый вперед.

Дрожь зарокотавших машин пронизала корпус лодки. Из-под щитов выползли пластины носовых горизонтальных рулей. Темная туша «Барса» вплыла в объятия подводной арки.

Спустя несколько минут лодка миновала опаснейшие гранитные выступы стен тоннеля и замерла перед скальной грядой. Уходить здесь было некуда.

Только всплывать.

— Продуть среднюю группу, — распорядился Дорен и увеличил дифферент на корму. Субмарина медленно поднималась к поверхности. Ожил динамик связи с торпедным отсеком.

— К бою готовы, сэр, — отрапортовал искаженный голос хозяйничавшего у торпедных аппаратов Шелера.

Верхняя часть рубки показалась из океанских волн, ощетинилась металлическими змеями выдвижных систем. Исполинская громада «Джорджа Вашингтона» возвышалась впереди — так близко, что Дорен различал мельчайшие детали вплоть до поблескивающих креплений фальшборта.

На авианосце тоже заметили противника. Хоботы сразу нескольких орудий опустились, нащупывая рубку субмарины.

Все десять торпед «Барса» были нацелены на полетную палубу «Джорджа Вашингтона». Залп не потопит корабль, но причинит гигантские разрушения, уничтожит большую часть вертолетов и самолетов, вызовет панику.

Мигнул индикатор радиостанции. Авианосец пытался выйти на связь на частоте «Барса». Дорен перебросил тумблер. В притемненной коробке центрального поста среди сотен тускло светящихся ламп, циферблатов и экранов прозвучал спокойный голос человека, который привык к повиновению окружающих.

— Говорит адмирал Холлиуэлл. Предлагаю вам немедленно сдаться. Лодка под прицелом наших орудий. У вас нет ни одного шанса.

Дорен сидел молча. Он не отвечал, но что-то мешало ему отдать команду «огонь». Возможно, несомненная правота адмирала. Слишком мало торпед. Какая там паника на военном корабле? Дорен изрядно потреплет их, но залп возмездия неминуем.

Дорен переключил радиостанцию в режим передачи и поднес к губам микрофон.

— Говорит Кеннет Дорен. Слышали о таком-?

У меня на борту двадцать килограммов плутония.

Стреляйте, если хотите.

— Мы знаем об этом, — ответил адмирал. — Как знаем и о том, что ядерного взрыва не произойдет, для этого нет соответствующих условий. Даю вам тридцать секунд.

Дорен отключил связь. Этот столь уверенный в себе голос, этот вздымающийся равнодушной горой корабль, демонстрирующий силу и только силу, олицетворяли все, что было ненавистно Дорену.

Перед ним собственной персоной стояла надменная Америка. Страна, обманувшая и предавшая его, выбросившая на обочину жизни и растоптавшая, была сейчас там, на левиафане под звездно-полосатым проклятым флагом, и тупые рыла десяти торпед Дорена готовы были превратить ее в ревущее море огня, ужаса и смерти.

Цифры менялись на дисплее электронного секундомера. Перед внутренним взором Дорена на мгновение вспыхнула картина: он на палубе, возле рубки тонущей субмарины, и где-то далеко в синеве замирают торжественные отзвуки меди духового оркестра, играющего «Ближе к тебе, Господи».

Дорен закрыл глаза. Наваждение пропало. В эти последние секунды он вдруг невероятно остро ощутил все запахи и звуки мира, которых здесь не было.

Там тянуло дымком горящих листьев, нежаркое солнце светило сквозь ветви оголенных осенью деревьев в чистом-чистом холодноватом воздухе. Вдали слышался едва различимый лай собаки, уютно потрескивал костер, и пожухлая, но еще не умершая трава ластилась к ногам.

Здесь пахло нагретым металлом и монотонно тикали хронометры. Рука Дорена сжала микрофон.

— Огонь, — хрипло приказал он.

Крышки торпедных аппаратов поднялись. И тут же громыхнули орудия «Джорджа Вашингтона».

Снаряды разворотили торпедный отсек, снесли рубку и смяли центральный пост, как бумажный стаканчик.

Субмарина наклонилась на нос и тяжело рухнула на каменное ложе.

Кеннет Дорен проиграл свой последний бой и навсегда обрел покой на дне океана.

Двухместный самолетик «БД-5» выруливал на взлетную полосу. Ратников посмотрел вверх из-под пластмассового фонаря кабины. Никаких вертолетов или истребителей он не увидел. «БД» пошел на взлет, набрал высоту, заложил вираж и устремился к мексиканскому побережью. Ратникову показалось, что он использует свой шанс, когда из-за угрожающего конуса погасшего вулкана вынырнули два штурмовика. Их преимущество в скорости было неоспоримым. Ратников решил драться. Чем драться-в кабине у него был только компактный пулемет «ингрэм М-10». Но просто так он уступить не мог.

Ратников бросил машину вниз, убавил газ, откинул фонарь — ветер ледяным шквалом ударил в лицо. Пилоты штурмовиков по-своему истолковали маневр и условными сигналами показали: возвращайся и приземляйся. Едва ли ползущий над самой водой «БД» вооружен, а летчик явно испугался — таково было мнение преследователей, но они заблуждались. Когда первый штурмовик низко пронесся над кабиной «БД», Ратников поднял ствол «ингрэма» и всадил в брюхо вражеского самолета длинную очередь.

— Получи! — возбужденно закричал Ратников Ветер трепал его короткие волосы, солнечный отблеск сверкал на стволе оружия. Странно, но он был счастлив.

Пилот второго самолета уяснил, что дело серьезно и простым выводом противника на посадку не обойтись. Без долгих размышлений он нажал на гашетку. Из-под крыльев сорвались две ракеты в блистающем ореоле.

Ратников еще успел увидеть их. Красивые, мелькнуло у него в голове. Элегантные воздушные акулы, несущие смерть. Больше никогда и ни о чем он уже не думал.

Когда морские пехотинцы высадились на остров, они застали там одного лишь профессора Филлингема. Шатаясь, старик шел навстречу крепким парням в камуфляже. Командир группы капитан Райт подхватил его, чтобы не дать упасть. Серебро седых волос профессора пылало в электрическом свете. Капитан Райт видел, как шевелятся губы старика, но не мог разобрать, что тот пытается высказать. Он наклонился ближе к профессору.

— Зачем? Зачем, Господи? — шептал старик.

Что мог ответить ему капитан Райт?

 

10

Доктор Ладыгин укладывал чемодан. Он заранее запасся визами нескольких стран, денег у него хватало, но его ждало не увлекательное путешествие, а печальное изгнание.

Что деньги, когда дело его жизни погибло! Крах наступил по дьявольской иронии из-за того, чего как раз и опасался Ладыгин: фактора Шалимова.

Как это случилось, ему не суждено было узнать, потому что вся его информация ограничивалась одним ночным телефонным звонком.

— Шалимов бежал. Скрывайтесь, — произнес хорошо знакомый голос, и прерывистой лентой потянулись гудки отбоя.

За себя лично Ладыгин не волновался. Мистер Браун не выдаст его, не выложит на холодные препарационные столы контрразведчиков труп их совместной мечты. Но сама мечта испарилась, как мираж.

Владимир Сергеевич не ошибался. В последнем разговоре с Шебалдиным, Ласкеровым и Кориным — последнем разговоре в его жизни вообще — глава организации ничего не сказал о существовании Ладыгина.

Впрочем, для дела это уже не играло роли.

После исчезновения главы программы исследований так или иначе развалятся. Возможно, опытами заинтересуется ФСБ. Ну и пусть, концов они не отыщут. Разрозненные показания свидетелей и странная аппаратура непонятного назначения — вот все, что у них будет. Даже квалифицированные эксперты смогут лишь определить, что приборы и устройства Ладыгина пригодны для применения в нейрохирургии и экспериментальной психологии.

Но для чего они использовались на самом деле?

Никаких компьютерных дискет, никаких записей и рабочих журналов. Вся сложнейшая, грандиозная информационная структура проекта хранится в одном надежном сейфе — в мозгу доктора.

Но Ладыгин — всего-навсего ученый, он не бизнесмен, не организатор. Ему хватит денег на жизнь, но он не сумеет превратить эти деньги в еще большие деньги, чтобы финансировать исследования. Не сумеет найти базу, и ни один научный институт мира не окажет ему поддержки. Во всех без исключения странах опыты на человеческом материале преследуются как преступные, а мартышек доктору Ладыгину не достаточно. Вероятно, коекакие спецслужбы вопреки закону проводят подобные изыскания, и им наплевать на то, что Ладыгин лишен медицинского диплома. Они примут его с распростертыми объятиями. Но они присвоят добытые им результаты. И его работа послужит очередному безумному плану переустройства мира.

У Ладыгина тоже имелся такой план, но доктор отнюдь не считал его безумным. И он был близок, так близок к осуществлению!

Московская ночь встретила его жарким валом разогретого воздуха и редкими огнями фонарей. Ладыгин сел в машину, включил двигатель. Он ехал нарочито медленно, словно боялся уронить достоинство слишком поспешным бегством.

Проблемы с отъездом заняли больше времени, чем рассчитывал Владимир Сергеевич. Только вечером он прибыл в международный аэропорт. Таможня отнеслась к нему так же, как и к другим пассажирам, повышенного внимания он не привлек.

Доктор Ладыгин беспрепятственно прошел в самолет, который по расписанию вылетел в Лондон.

 

11

— Жаль, что приходится отпускать его, — сказал Корин сидящему за рулем Шебалдину. «Волга» мчалась на дачу генерала Рубинова, предупрежденного об их визите телефонным звонком. Ласкеров сидел сзади.

— Видишь ли, Сергей. — Шебалдин зажег от прикуривателя новую сигарету.

— Бертенев, в общем-то, прав. С ним мы попали в чертовски затруднительное положение. О суде не может быть и речи, и что прикажешь с ним делать?

— Но не благословлять же на все четыре стороны!

Шебалдин хмыкнул, притормозил перед светофором.

— Ну, не так уж на все четыре… Одним из требований Бертенева были чистые документы. Вот мы ему и подберем… Не совсем чистые. Словом, за ним будут присматривать. Если он будет сидеть тихо в какой-нибудь латиноамериканской дыре — так и пусть себе, это же вроде пожизненного заключения.

А попробует выпендриваться…

— Что тогда?

— Мало ли, — уклончиво ответил Шебалдин. — Бывают, например, несчастные случаи…

«Волга» свернула в переулок и прибавила скорость. Генерал Рубинов в принципе не ожидал звонка Шебалдина. Он скорее ждал не оговоренного предварительно посещения, поэтому с некоторым удивлением выслушал телефонную тираду полковника.

— Товарищ генерал, — говорил Шебалдин, памятуя о неприязни Рубинова к господам в армии. — Я полагаю, вам следует принять нас с Леонидом Савельевичем (о Корине он не упомянул). Мы хотели бы доложить о значительных успехах, достигнутых нами в расследовании дела «Атлантиса». Вы меня понимаете?

— Да, — тяжеловесно пробасил Рубинов. — Я понимаю вас. Приезжайте.

Он положил трубку и невидяще уставился в раскрытое окно дачи, куда неожиданно для всех уехал еще днем. Дача не была отрезана от сердца столицы.

Правительственная и обычная телефонная связь действовали бесперебойно, и генерал приказал секретарю докладывать ему обо всех звонках, адресованных в кремлевский кабинет, и соединять его с теми, кто ему потребуется. Это распоряжение было почти излишним, так как генерал не пожелал говорить ни с кем, сделав одно-единственное исключение для Шебалдина.

Рубинов отвернулся от окна и вызвал начальника охраны майора Васильева.

— Слушаю, товарищ генерал, — появился в дверях подтянутый, энергичный майор.

— Витя, сегодня вы мне не нужны.

— В каком смысле? — не понял Васильев.

— В прямом. Бери ребят, садитесь на машины и дуйте в Москву. Я хочу побыть один. Ночь-то какая!

— Так не положено, товарищ генерал, — заупрямился Васильев. — Служба, инструкции…

— Боишься за меня? Это в охраняемом поселке?

— Товарищ генерал, — начал майор, но Рубинов так врезал кулаком по столу, что задребезжал телефонный аппарат.

— Выполняйте приказ!

— Есть! — козырнул Васильев по-уставному и перешел на человеческий язык. — Только вы уж прикройте меня, товарищ генерал.

— Не трусь, — уголки рта Рубинова чуть разошлись. — Никто ничего не узнает, а узнает, будет иметь дело со мной.

Васильев четко повернулся и вышел.

— Извини, Витя, — пробурчал Рубинов под нос.

Во дворе зашумели моторы автомобилей, и через несколько минут генерал остался на даче один. Он прошел из кабинета в уютную гостиную с камином и толстым ковром, уселся в кресло перед телевизором. В ночной программе шел фильм о приключениях Шерлока Холмса и доктора Ватсона.

Некоторое время Рубинов заинтересованно следил за действием, потом выключил телевизор и позвонил на контрольно-пропускной пункт дачного поселка.

— Я жду полковника Шебалдина… Пропустите его машину. Нет, он будет не один… Какая разница!

Пропустите, и все…

Генерал подошел к небольшому инкрустированному шкафчику с хрустальными стеклами, где держал лекарства, достал оттуда флакон с притертой пробкой. Потом оторвал клочок газеты, сложил его пополам буквой V и высыпал на бумагу серый порошок. Из графина он налил воды, сыпанул содержимое флакона под язык, запил. Вкус порошка показался ему горьковатым, но не столь неприятным, как он полагал. Он аккуратно убрал флакон в шкафчик, прикрыл дверцу.

По некрашеным деревянным ступенькам крыльца Рубинов спустился в сад. Здесь было темно и тихо, половинка луны светила с безоблачного неба, пахло свежей листвой. Генерал сел на скамейку у ворот, запрокинул голову, ловя ртом насыщенный кислородом прогревшийся за день воздух. Он любил отдыхать на этой скамейке. Здесь так хорошо думалось в ночные часы…

За воротами прогудел автомобильный клаксон.

Генерал отодвинул засов, закрытый охранниками снаружи при помощи специального ключа, распахнул створки. «Волга» вкатилась во двор. Фары осветили стройную фигуру хозяина, по-домашнему одетого в тренировочный костюм.

Из машины вышли трое — Шебалдин, Ласкеров и незнакомый генералу мужчина примерно лет сорока, с неправильными чертами лица, в помятой и кое-где изодранной одежде. Хотя генерал прежде никогда не видел этого человека, ему почудилось что-то неуловимо знакомое в пристальном взгляде широко расставленных серых глаз.

— Познакомьтесь, — сказал Шебалдин, опуская приветствие и уставное обращение. — Это Сергей Николаевич Корин.

Генерал подошел ближе, не спуская глаз с лица Корина. Так они стояли молча друг против друга, наверное, с полминуты.

— Значит, вот вы какой, Корин, — наконец проговорил Рубинов вполголоса.

— Что ж, я рад видеть вас воочию.

— А я рад, что удалось увидеть вас, мистер Браун.

Генерал прикрыл глаза, помолчал.

— Да, это я.

После просмотра видеокассеты в квартире Бертенева и опознания мистера Брауна между Шебалдиным, Ласкеровым и Кориным возник непродолжительный спор о том, звонить ли генералу или действовать как-то иначе. Ласкеров был против звонка:

— Если вы предупредите его, почем знать, какую стратегию он изберет? Он способен приказать сообщникам в Америке взорвать какой-нибудь город для острастки и перейти к открытому диктату.

— Не думаю, — вмешался Корин. — Согласно последним оценкам экспертов научного отдела АНБ, полученным мною от Коллинза, вероятность наличия у террористов ядерного оружия не превышает шести-восьми процентов. Подтвердил это и Бертенев.

— Но Рубинов может сыграть ва-банк, — предположил Ласкеров. О его роли известно нам троим, и логично предположить, что он решится на ликвидацию…

— Чепуха, — снова ответил Корин. — Шалимова допрашивают или вот-вот допросят сотрудники ЦРУ. Устранив нас, Рубинов выиграет день, не больше…

— Чтобы скрыться, — настаивал Ласкеров. Он спорил уже скорее по инерции, по схеме научных диспутов: вывести все контрдоводы на логический уровень и покончить с сомнениями.

— Куда? — задал Шебалдин риторический вопрос. — Скрыться может Бертенев, я или вы. А фигуре такого масштаба, как Рубинов, не затеряться в этом мире, и он это знает.

— Что же он предпримет?

— А что бы вы предприняли на его месте, Леонид Савельевич?

Ласкеров размышлял недолго.

— Пожалуй, я пошел бы тем же путем, что и Бертенев. Постарался бы договориться. Как и Бертенев, Рубинов не может не учитывать два фактора: что открытый суд над ним исключается во избежание правительственного кризиса и что у нас крайне мало времени. У него сильные козыри. Он должен назначить нам встречу и оговорить гарантии безопасности.

— Так я звоню, — подытожил Шебалдин.

— Звоните.

Ласкеров ошибся в одном пункте. Генерал уже принял решение, и оно отличалось от прогнозов контрразведчика. Как только ему доложили о побеге Шалимова из клиники, он понял, что проиграл.

Да, он согласился встретиться с Ласкеровым и Шебалдиным, но не для того, чтобы обсуждать гарантии личной безопасности.

Рубинов пригласил гостей в дом. Если бы не потрепанный вид Корина, этих четверых можно было бы принять за собравшуюся для преферанса компанию, особенно когда они расселись в креслах у ломберного столика перед незажженным камином.

— Мне начинать или начнете вы? — обращаясь к хозяину, официальным тоном спросил Шебалдин. Не дождавшись ответа, он продолжил: — Мы приехали не для того, чтобы арестовать вас. Напротив, мы предлагаем…

Рубинов недослушал, устало махнул рукой.

— Не надо. Это не имеет значения. Я принял аманитин.

Корин похолодел. Аманитин был одним из самых чудовищных ядов, известных в фармакологии.

Мгновенно всасываясь в кровь, он вызывал непоправимые разрушения в клетках печени, почек, в центральной нервной системе. Клинические симптомы — неукротимая рвота, резкие боли в животе, слабость и ведущие к смерти судороги — проявлялись лишь спустя десять-двенадцать часов, иногда даже сутки, но в это время организм был уже фактически мертв. Противоядия не существовало.

— Не надо соболезнований, — генерал грустно улыбнулся. — Я умру без мучений. Когда я почувствую первые признаки, то застрелюсь. Мне просто не хотелось, чтобы вы помешали мне сделать это…

Рубинов встал, извлек из сейфа пухлую записную книжку в черном кожаном переплете и протянул Шебалдину.

— Здесь все. Я человек старой формации, не люблю этих компьютеров и прочего… Все в этой книжке. Координаты и чертежи базы, имена и адреса лиц, задействованных в операции с исчерпывающим описанием роли каждого, вертикальная и горизонтальная структура организации. Передайте это в ЦРУ, Станислав Михайлович, хотя Корину сподручнее… Ядерной атаки не бойтесь, это блеф…

— Мы знаем, — кивнул Шебалдин, бегло перелистывая книжку.

— Да? — глаза генерала блеснули живым интересом, но тут же снова потухли. — Откуда?

— Бертенев, — отрывисто обронил Шебалдин. — Он к тому же дал нам снятую им видеокассету, где вы беседуете с Ратниковым.

— Вот как, — вздохнул генерал. — Впрочем, все равно… Операция была обречена с того момента, когда не удалось убрать Шалимова на «Атлантисе»…

Или, может быть, в свете отдельных событий, раньше — когда сорвались покушения на Коллинза и Корина — простите уж, Сергей Николаевич… Господа, — генерал намеренно употребил это слово, — в книжке одни сухие факты. Если вы хотите узнать больше, поторопитесь…

Рубинов откупорил бутылку с коньяком, налил четыре рюмки.

— Выпейте со мной на прощание… Да пейте же!

Когда вам станет известно все, вы поймете, что не такой уж я монстр…

Корин поднял рюмку и отхлебнул терпкий напиток. Генерал откинулся на спинку кресла, выдержал минутную паузу.

— Я буду рассказывать, а вы по ходу задавайте вопросы, если что не ясно… Идея зародилась у меня еще в 1988 году, когда я работал с академиком Савиным над альтернативной программой СОИ.

Ядерный шантаж — выдумка не новая, в фантастических романах такое сочиняют сплошь и рядом.

Но в реальной жизни стеной встает проблема. Частному лицу или группе лиц, каким бы влиянием они ни обладали, практически невозможно заполучить ядерные боеприпасы или оружейный плутоний-238.

Невозможно здесь, на Земле. Но там, в космосе, на орбите болтаются чуть ли не тонны этого самого плутония! Нельзя ли добыть его оттуда?

Рубинов проглотил коньяк, налил снова.

— Эта мысль не давала мне покоя. Сначала я вынашивал планы каким-то образом воздействовать на любой военный спутник, перевести его на низкую орбиту и по баллистической кривой спустить в определенный район на Земле, где его разберут по винтикам мои люди. Но элементарный расчет показывал, что бериллиевые оболочки не выдержат удара при падении. Я мог вызвать экологическую катастрофу, только и всего. Это совершенно не отвечало моим целям.

А если спутник снимет с орбиты космический корабль, наш или американский? Тогда он доставит его в целости. Но захват космического корабля реален лишь в случае присутствия в экипаже моего агента. Таким человеком стал Ратников. Это была настоящая удача. Теперь оставалось подогнать время предполагаемого падения спутника (мы уже окончательно выбрали «Элиминейтор-П») ко времени готовности к старту экипажа с участием Ратникова. Ратников был дублером, но по моему приказу Бертенев вывел из строя основного претендента.

Как вы знаете, сценарий сработал. Кажется, вы первым предложили использовать «Шаттл», Леонид Савельевич? Или наша славная ФСБ? Ну, не вы, так кто-нибудь другой пришел бы к тому же, потому что это был единственный безопасный вариант.

Но, конечно, такая небывалая в истории операция не столь проста. Прежде всего следовало нейтрализовать спецслужбы, в первую очередь ЦРУ.

Я готовил много лет сеть эмиссаров по всему миру — в основном она состояла из бывших граждан России, но были в ней и сотрудники русского посольства в США, и граждане других стран, в зависимости от конкретной необходимости. Все это вы найдете в записной книжке… Я составил план ликвидации восьми наиболее опасных сотрудников ЦРУ, а также близких к ЦРУ людей наподобие Корина. Мой замысел имел несколько целей. Первая — парализовать ЦРУ психологически, продемонстрировать наше могущество и неуязвимость. Вторая — избавиться от потенциальной угрозы со стороны этих людей как самых профессиональных, инициативных и проницательных. Третья — рассредоточить оперативные силы ЦРУ и других спецслужб по миру, заставить их заниматься этими убийствами и тем ослабить направленный на нас удар. И еще одна цель, наиболее дальновидно рассчитанная — как мне казалось тогда. С самого начала я понимал, что американцы рано или поздно доберутся до источника моей информации — Берринджера. Это и было решающим звеном программы дезинформации. Берринджер изначально предназначался на роль ягненка для заклания. Иной связи со мной, чем линия Гольданский — Бертенев, он не имел.

Гольданский умер, цепь оборвалась. Я рассчитывал на то, что в ЦРУ его будут разрабатывать как предполагаемого главу сети и неизбежно потеряют массу времени, а то и совсем заблудятся.

— Вы недооценили нас, — заметил Корин. И с удивлением вдруг поймал себя на том, что впервые непроизвольно отождествил свою персону с ЦРУ.

— Да, недооценил, — согласился генерал. — Но это не единственная моя ошибка. Вторую я допустил, когда санкционировал похищение Шалимова.

Все выглядело таким простым и ясным! После нейропрограммирования в клинике Шалимов должен был увести вас на ложный путь, а затем покончить с собой. Это была импровизация, и она виделась мне блестящим ходом.

Рубинов умолк, уставившись безразличным взглядом в потолок.

— Вам плохо? — встревожено спросил Ласкеров.

— Что? — очнулся генерал. — А, нет… Я просто задумался. Можете задавать вопросы, господа. Но помните, все персоналии — в книжке, и не тратьте на них время, оно драгоценно.

— Я не понимаю одного, — сказал Корин. — Зачем? Зачем вы создали уникальную организацию, совершили невиданное и неслыханное, практически глобальное преступление? Зачем вам десять миллиардов долларов? Вы что, хотели стать экономическим диктатором мира?

Генерал обратил на Корина бесконечно усталый взгляд.

— Нет, Сергей Николаевич. Во-первых, не десять миллиардов, а меньше. Один миллиард должен был пойти на вознаграждение непосредственных исполнителей, назначение второго — оплата услуг по переводу золота и бриллиантов в деньги. Эта сложнейшая финансовая операция заняла бы несколько лет. Я действительно намеревался захватить контроль над ведущими банками мира, но не для того, чтобы установить подобие личной диктатуры. Подрыв основ западной экономики — вот что было моей задачей.

— Но для чего?

— Мне трудно объяснить это вам, Сергей Николаевич. Вы служите ЦРУ, а я служу… служил России. И мое сердце обливается кровью, когда я вижу, во что превратилась моя великая некогда страна.

Мои восемь миллиардов, вырванные из пасти алчного Запада, могли бы лечь в основу могучей финансовой империи, вырасти в сто, двести раз, воплотиться в заводах, шахтах, банках, новых городах, ультрасовременных технологиях, миллионах рабочих мест — и все это управлялось бы отсюда, из России. Из руин хиреющей экономики Запада встал бы новый российский колосс. Вот о чем я мечтал, мистер Корин (Рубинов презрительно подчеркнул слово «мистер»). Вы великолепно справились с вашим заданием, вы можете гордиться собой, но вы уже не русский человек и вряд ли поверите мне.

— Ну почему же… Я верю вам, — тихо произнес Корин.

Он мог бы многое возразить генералу. Он мог бы сказать, что мир стал невероятно тесным на пороге двадцать первого века, и нет уж отдельно ни Америки, ни России — они выживут вместе или вместе погибнут. Он мог бы сказать, что не доллары ЦРУ побудили его встать на пути террористов. Он мог бы сказать, что люди достойны в первую очередь жизни — не в масштабе тех или иных стран и наций, не в роскоши и не у власти, а просто жизни.

Он мог бы рассказать о Каннингхэме, об Эпилгейте, об ужасной ночи в Париже у постели истекающей кровью Саманты. Но был ли смысл говорить все это умирающему человеку? Вместо этого он сказал:

— Вы заблуждались в главном, генерал. Вам никогда не удалось бы создать новую российскую империю, о которой вы грезили наяву. Вам просто не позволили бы.

— Кто? — пренебрежительно проронил Рубинов. — Уж не вы ли?

Корин покачал головой.

— Нет, не я. Не позволили бы те самые законы, которые вы установили для себя и которым следовали. Вы прибегли к помощи преступников, и в дальнейшем намеревались использовать их. Прибавьте сюда и то, что американские спецслужбы не успокоились бы ни на минуту. Ваше золото, генерал, стало бы поводом к нескончаемой кровавой войне. Оно не досталось бы ни вам, ни другим, потому что в такой войне победителей не бывает Бессмысленная гибель еще сотен людей — вот и все, чего вы могли бы добиться, удайся ваш план.

Рубинов встал, подошел к окну, заговорил, не оборачиваясь.

— Вот вы и ответили на незаданный вопрос, которого я ждал и не дождался. Почему я отдал вам записную книжку? Ведь координаты базы известны только мне и тем людям, что находятся вне вашей досягаемости. Я мог передать Ратникову команду по радио уходить с уже имеющимися двумя миллиардами и плутонием и продолжать мое дело без меня. Профессор Филлингем со временем мог бы смонтировать и настоящие бомбы… Я не сделал этого. Почему — ответили вы, Корин. А сейчас прошу, оставьте меня одного.

Столько страдания и отчаяния сжалось в комок в этой короткой фразе, что трое переглянулись, поднялись и без единого слова направились к выходу. Рубинов распахнул окно шире.

Он видел, как они садятся в машину и уезжают Из сейфа он достал пистолет, положил его на ломберный столик перед собой, тяжело опустился в кресло. Рубинов сидел неподвижно час, другой. В кабинете надрывались телефоны, он не слышал их.

Лунный блик отсвечивал на вороненой стали пистолета, и этот свет входил в глаза одинокого человека, проникал в его мозг, заполнял его от края до края. Рубинов не видел ничего, кроме этого благодатного серебристого света, а когда он приставил пистолет к виску и спустил курок, света стало еще больше, он словно выплеснулся за стены комнаты и прохладной волной затопил спящий мир, и это называлось — милосердие.

 

12

Шалимов не сразу заметил Коллинза, устроившегося в уголке рекреационного холла клиники «Черити Кросс», принадлежавшей профессору Конти Первое время, когда жизнь Саманты балансировала на грани небытия, Андрей дневал и ночевал у дверей палаты — в саму палату врачи пускали его редко и неохотно. Но все же он чувствовал, что его присутствие, прикосновение его рук, его дыхание на лице девушки, пусть и не осознаваемое ею, помогли вытянуть ее из безвозвратной пропасти не меньше, чем колдовство искусных хирургов.

Сейчас жизнь Саманты Ларрены была вне опасности. Она уже ненадолго приходила в себя, открывала глаза и могла произнести несколько связных фраз. Шалимов спешил к ней из цветочного магазина, прижимая к груди скромный букет алых роз. Он завалил бы ее палату цветами, но выданные неразговорчивыми агентами ЦРУ карманные деньги не позволяли роскошествовать.

Коллинз шагнул навстречу Шалимову, тряхнул его руку.

— Добрый день, мистер Коллинз, — поздоровался тот.

— Здравствуйте, Андрей, — отозвался полковник. — Я ждал вас… Хотел с вами поговорить.

Шалимов огляделся и указал на кресла рекреационного холла.

— По-моему, вполне подходящее место.

Коллинз не стал спорить. Они уселись в кресла под раскидистой пальмой в кадке возле аквариума с золотыми рыбками.

— Курить здесь, наверное, нельзя, — полувопросительно-полуутвердительно промолвил полковник.

— Нет, почему же? Именно здесь и можно. Вот пепельница. Этот коридор изолирован от операционных и палат тяжелых больных.

Коллинз с любопытством взглянул на собеседника.

— Я вижу, вы неплохо тут освоились. — Он достал пачку «Питера Стивесанта» и щелкнул зажигалкой. Голубоватая ленточка дыма потянулась к потолку. — Как здоровье мисс Ларрены?

— Спасибо. Но ведь вы пришли не для того, чтобы расспрашивать меня о ее здоровье? Ваше ведомство и так не спускает с нее глаз.

Коллинз усмехнулся.

— Вы правы, я пришел не за тем. Я пришел, чтобы поговорить о вашем будущем.

— О моем будущем? — удивился Шалимов.

— Вашем и мисс Ларрены. Вы ведь не собираетесь с ней расставаться?

— Нет! — спокойно, но твердо сказал Шалимов.

— Буду говорить без обиняков. — Коллинз стряхнул пепел в разинутый клюв серебряного пингвина, служившего экстравагантной пепельницей. — Я прямо спрашиваю вас: каковы ваши планы?

— Не знаю, — ответил Шалимов. — Я должен посоветоваться с Самантой. Если она захочет, мы могли бы уехать в Россию…

— А если она не захочет?

— В этом-то вся и штука, — вздохнул Шалимов.

— А что вас тянет назад в Россию, Эндрю?

— Как что? — Шалимов понял его прямолинейно. — Все… Там моя родина, моя работа…

— Ну, работу можно и поменять, — заметил Коллинз. — Уверяю вас, на свете полно не менее увлекательных занятий, чем полеты в космос.

— Разведка, например? — полуутвердительно спросил Шалимов.

— В разведку я вас не приглашаю, но есть и немало иных интересных профессий…

— И все же я хотел бы вернуться в Россию, — произнес Шалимов с легким нажимом. — Саманта выздоровеет, мы закончим с этим делом…

— Да, я уже слышал. Вы хотите громко рассказать о нем. А зачем, Эндрю?

Шалимов едва не вскочил.

— Как зачем?

— Кому это нужно? — настаивал полковник. — Основные действующие лица мертвы, банда террористов разгромлена. Все закончено… Не лучше ли забыть о случившемся и наладить нормальную жизнь?

Коллинз затушил сигарету и бросил окурок в пепельницу. Он солгал, ничего не было закончено, самое неприятное только начиналось. Аресты в Америке и за ее пределами. Договоренности на грани закона, сомнительные сделки, — все, чтобы избежать гласности. Кого-то предстоит подкупать, кого-то запугивать, на кого-то оказывать силовое давление. И, черт возьми… Коллинзу меньше всего хотелось об этом думать, но могло обернуться и так… Кто-то исчезнет, замолчит навсегда. Хотя это и служит защите свободы и демократии.

Шалимов продолжал непонимающе молчать.

Коллинз закурил снова и спросил:

— Эндрю, вы когда-нибудь читали о федеральной программе защиты свидетелей?

— В общих чертах, — неуверенно отозвался Шалимов.

— Эта программа, — полковник глубоко затянулся и выпустил струйку дыма под пальму, — имеет целью защитить людей, которым угрожают неприятности после их выступлений в суде — скажем, разоблачения мафии и тому подобного. Их переселяют в другие места, дают им новые имена, иногда даже делают пластическую операцию, но все это оправдано, все ради их безопасности.

— Ну и что же?

— Но иногда, Эндрю, — Коллинз поднял палец, — иногда опасность грозит не одному человеку, а всему обществу в целом. И чтобы уберечь страну от потрясений, мы также можем воспользоваться этой программой.

— Так вы предлагаете мне… — ошеломленно начал Шалимов.

— Да, — кивнул Колинз. — Вам и мисс Ларрене.

Новые имена, новые адреса, новые лица. Вы ни в чем не будете нуждаться. Мы купим вам дом в любом штате, какой вы выберете сами, откроем счет в банке. Ну, а дальше, с вашими способностями и опытом, вы не пропадете. Америка — страна великих возможностей для тех, кто умеет воспользоваться ими. Вы сумеете. А вознаграждением для нас станет ваше молчание. Шалимов и Ларрена с почестями похоронены, и мы не заинтересованы в их воскрешении.

— Так, — задумчиво проговорил Шалимов. — Вообще-то мне приходило в голову нечто похожее, вернее, я размышлял над этой проблемой, но пришел к противоположному выводу. Мне казалось, что вы, напротив, будете стремиться к максимальной гласности.

— Есть вещи настолько гнусные, настолько омерзительные, Эндрю, что люди ничего не должны знать о них. Им не должно вообще приходить в голову, что такое возможно, только тогда уцелеет демократия. И преступление на «Атлантисе» — одна из таких вещей.

Коллинз встал. Шалимов последовал его примеру.

— Насколько я понимаю, выбора у нас все равно нет, — предположил Шалимов.

— Вот именно, — сказал Коллинз. — Надеюсь вы передадите содержание нашего разговора мисс Ларрене.

Он попрощался и пошел к выходу. Шалимов не сводил с него глаз до тех пор, пока фигура полковника не скрылась за дверью. Тогда он повернулся и зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж.

В палате он налил воды в очень прозрачный тонкостенный стакан, поставил принесенные розы у изголовья Саманты, подвинул табурет и сел рядом. Он нежно провел пальцами по правой ладони девушки. Ее пальцы вздрогнули, она медленно раскрыла глаза, и слабая теплая улыбка появилась на ее губах.

— Эндрю… Ты пришел. Теперь мы всегда будем вместе, правда?

— Да, — тихо пообещал он. — Теперь всегда.

— Если бы тебя убили, я бы умерла. Но мы живы.

— Да. Оба живы.

Пальцы Саманты обняли его запястье.

— Нам некуда торопиться, Эндрю… У Господа много времени. Небеса могут подождать.

 

13

Пишущая машинка тарахтела так, словно Лесли Энджел не статью писал, а отстреливался от невидимых врагов. Стопка бумаги слева на столе росла с каждым часом, росла и гора окурков в пепельнице, а вот уровень виски «Джони Уокера» в бутылке заметно убывал.

Собственно, это пока была не статья, а рабочие материалы для нее — Лесли описывал собственные приключения и расшифровывал магнитофонные записи. Он основательно готовил информационный атомный взрыв, который вознесет некоего Энджела на вершину американской журналистики.

Раздался звонок в дверь. Лесли чертыхнулся, раздавил в пепельнице очередной окурок и поплелся открывать с рюмкой в руке.

На пороге стоял совершенно незнакомый ему человек в сером костюме, от которого за милю веяло затхлостью коридоров официального Вашингтона. Радужные оболочки глаз посетителя отличались по цвету, что придавало его лицу странное, еще более холодное выражение.

— Мистер Лесли Энджел? — осведомился гость.

— Да, это я, — буркнул Лесли и отступил. Пришедший невозмутимо проследовал в кабинет, окинул взглядом машинку, пачку бумаги на столе, и вытащил из каретки недопечатанный лист.

— Эй, по какому праву вы здесь распоряжаетесь? — начал злиться Лесли. — Кто вы такой?

Незнакомец положил лист на отпечатанную стопку.

— Мое имя Рэнсфорд. Томас Рэнсфорд из Агентства национальной безопасности. Как я вижу, вы пишете статью?

— Да, пишу, — вызывающе заявил Лесли, — и напишу, черт меня побери, будь вы сам святой Петр из службы хорошей погоды.

На бесстрастном лице Рэнсфорда не отразилось ни капли эмоций. Не дожидаясь приглашения, он сел на стул у двери:

— У вас, мистер Энджел, должен быть контракт с мистером Коллинзом, можно взглянуть на него?

— Есть контракты и с мистером Шалимовым, и с мисс Ларреной, — вызывающе сказал Лесли и бросил на колени визитера подписанное Коллинзом обязательство. Тот спокойно и обстоятельно прочел документ, не пропуская ни строчки.

— Что ж, мне все ясно, — сказал Рэнсфорд. — Не ясно скорее вам.

— Что? — ухмыльнулся Лесли, прикладываясь к рюмке.

— Да вот, смотрите. — Рэнсфорд отчеркнул ногтем одну строку и вернул документ Энджелу. — Там сказано: «Настоящее соглашение вступает в силу с момента снятия режима секретности».

— Ну и что из этого? — запротестовал было Лесли, уже понимая, что его берут за глотку.

— А то, что режим секретности не снят, мистер Энджел, — отрезал Рэнсфорд холодно. — И снят не будет. Ни через двадцать лет, ни через сто. Никогда.

— Вы обманули меня! — в ярости закричал Лесли, сжимая кулаки. — И пытаетесь запугать!

Рэнсфорд встал, приблизился к Лесли и положил руку ему на плечо. Впервые с тех пор, как он раскрыл рот, в его голосе проскользнули человеческие интонации.

— Сочувствую вам, мистер Энджел. Я знаю, как важна была для вас эта статья. Но как гражданин Соединенных Штатов вы должны понять и нас.

Публикация этого материала нанесет непоправимый урон интересам страны. Подумайте об этом. До свидания.

— Вы даже не забираете бумаги? — бросил Лесли ему вслед. Рэнсфорд обернулся.

— А зачем? Если вы решитесь на безумие, вы восстановите их, нет? Но я верю, что этого не случится.

…Лесли остановил машину на пустынном пляже Хьюстона. Уже совсем стемнело, речная зыбь блестела в свете фар. Первым делом он зашвырнул далеко в реку кассеты, потом принялся ожесточенно рвать листы и кидать в волны. Ветер относил клочки назад, Лесли собирал их и выбрасывал снова, а они не хотели опускаться на воду и танцевали в конусовидных лучах, как белые бабочки.

Лесли воевал с ветром, и соль предательских слез щипала кожу лица.

Большие белые бабочки — вот все, что осталось от его мечты.