1
Лигейя Маллиган в белом сияющем платье, обтекающем умопомрачительную фигуру, с кровавокрасной розой в волосах, продефилировала по зеркальному паркету ресторана отеля «Лион» под обстрелом восхищенных взглядов. За три дня, проведенных в гостинице, она стала темой номер один для барных сплетен и личным врагом для женщин.
Шеннон, то появляющийся возле девушки, то исчезающий (в зависимости от оперативных инструкций Лигейи), также не избежал повышенного внимания постояльцев и персонала. Большинство сходилось на том, что молодой человек — богатый лопух и подкаблучник собственной любовницы, которая вертит им как хочет и вдобавок изменяет со скуки направо и налево. Прекрасный имидж для работы.
Беда была в том, что все усилия актерского дуэта по добыче золотых крупиц информации оставались тщетными. Более того, Лигейя сама попала под пристальное наблюдение с довольно неожиданной стороны.
Лесли Энджел, исправно дежуривший на посту в особняке на улице Риволи, начинал тяготиться бездействием и отсутствием реальных сдвигов. Слежка за квартирой Корина ничего не дала. Корин приезжал и уезжал, но и только. Микрофоны, установленные в «Ситроене», не фиксировали никаких примечательных разговоров. Однажды Лесли попытался погнаться за машиной Корина на прокатном «Саабе», но из-за того, что хватил лишку, перепутал автомобили в темноте и увязался за совершенно посторонней «Тойотой». Словом, воз Лесли Энджела был и ныне там. Его энергичная натура протестовала против отупляющего сидения в норе, скрашенного лишь обильными ежедневными возлияниями, и он принял решение расширить географию поисков. Лесли намеревался вернуться на исходную позицию и осмотрительно пошуровать в отеле «Лион».
Поздним вечером темно-синий «Сааб» затормозил у подъезда гостиницы. Лесли, одетый в дорогой неброский костюм от братьев Брукс, взял с сиденья утопленную в бумажный пакет флягу «Клаб 99», отвинтил жестяную пробку, глотнул, блаженно зажмурился.
Можно сказать, что голливудская продукция делится на две категории — «А-фильмы» (высокий сорт, международные шедевры), и «Б-фильмы» (более или менее удачные подделки под них). Если применить эту классификацию, отель «Лион» несомненно принадлежал к «Б-отелям», сколько бы звездочек ни стояло у его названия в туристских справочниках. Для восторженных американских «Б-толстосумов» (нуворишей и выскочек из техасской глубинки) это было то, что нужно. «Лион» с его достаточным уютом и дорогой отделкой под старину и Сен-Дени воплощали в их глазах истинное обаяние Парижа.
Лесли уверенно взбежал по ступеням подъезда, от души надеясь, что выглядит как раз таким образцовым американским «Б-толстосумом» (каковым он, надо признать, и являлся). Он взялся за позолоченную литую ручку двойной застекленной двери ресторана и замер.
За столиком у эстрады, где натужно хрипел в микрофон шансонье, он узрел ту самую сногсшибательную женщину, которую ему так и не представил Коллинз в квартире на бульваре Клиши. Ошибиться он не мог. Никто не мог ошибиться, хоть раз увидев Лигейю Маллиган. Она, похоже, собиралась уходить в номер.
— Ай-ай, — пробормотал Лесли, отступая подальше в тень мраморной лестницы, — похоже, этот бордель интересует не меня одного…
Он поймал за рукав пробегающего мимо мальчишку-рассыльного.
— Эй, Джо! Ты говоришь по-английски?
— Немного, мсье, меня зовут Поль, мсье.
— Раз я сказал Джо, значит — Джо, — наставительно произнес Лесли. — Твоих познаний в английском хватит на то, чтобы понять, что такое «сто долларов»?
Глаза мальчишки загорелись.
— Моих познаний хватит на что угодно, я ведь обслуживаю американских туристов… Скажите только, что надо делать!
Лесли подтолкнул Поля-Джо к ресторанной двери и прошептал:
— Вон та красивая леди, возле эстрады, в углу…
Знаешь, кто это?
Парень бросил на Лесли задорно-заговорщический взгляд.
— Шикарная, правда? Тут вы не обойдетесь ста долларами, мсье. — Лесли дал ему символический подзатыльник.
— Не твое дело, Джо. Выкладывай.
— Говорят, она американка из Невады, мсье. Ее зовут мисс Линда Берковиц, она живет в 406–м. Еще говорят, что у ее папаши куча денег, но я-то думаю иначе…
— А что ты думаешь, Джо? — лениво полюбопытствовал Лесли.
— Думаю, у нее нет ни гроша. А деньги она тянет из того дурачка, с которым таскается, ну, и из других тоже… Вы миллионер, мсье?
— Миллиардер, — грубо уронил Лесли. — Хьюз Трамп Гетти.
— Берегите кошелек, — подмигнул мальчишка.
Лесли достал из кармана стодолларовую купюру, задумчиво повертел в руках. Поль, нежданнонегаданно перекрещенный в Джо, не сводил глаз с зеленого прямоугольника.
— Это тебе, если сделаешь так, как я скажу.
— Хоть на Луну сгоняю, мсье! — горячо заверил парень.
— На Луну позже… Пока пошел в мою машину.
Мальчишка заколебался. Лесли готов был поклясться, что он прикидывает, не заманивает ли его хитрый извращенец.
— Пошли, пошли, не бойся, — Лесли похлопал его по плечу. — Неужели я похож на паршивого гомика?
— Не очень, мсье, — признался Поль-Джо. — Те все старые и с животами.
Лесли расхохотался. Они вышли из подъезда и уселись в синий «Сааб». Лесли проглотил слоновью дозу виски и приступил к инструктажу.
— Будь внимателен, Джо. Вот еще сто долларов, но это не твои, это на дело. Купишь в ресторане коробку конфет и шампанское, самое лучшее, как его…
— «Дом Периньон», мсье.
— И отнесешь мадам Линде. Если она спросит — от какого поклонника и велит меня описать, опиши ей любого знакомого, желательно старого, толстого и с животом, только не меня, понял?
— Но я думал, мсье хочет познакомиться с ней, — растерялся бой и получил второй подзатыльник.
— Думать буду я, а ты исполняй, усвоил, мыслитель? Теперь главное. — Лесли открыл бардачок и извлек оттуда маленькой серый диск подслушивающего устройства. — Вот это незаметно прикрепишь где-нибудь в номере. Смотри, как это делается. — Лесли продемонстрировал. — Прилипает и держится, понятно? Ничего не перепутаешь?
Парнишка покачал головой.
— А вы сыщик, мсье? Или… А, я догадался! Вы ее муж! — Вместо третьего подзатыльника Лесли предпочел испробовать финансово-воспитательную меру.
— Минус двадцать долларов за догадливость.
— Но, мсье…
— Молчи и действуй! Я буду ждать в машине, сколько потребуется — час, два. Сделаешь и возвращайся сюда за деньгами.
— Учтите, мсье, если вы смоетесь, я найду предлог зайти к ней и отколупаю эту штуковину. К тому же я выдам вас.
Лесли рассмеялся от всего сердца.
— Ты не пропадешь в этом мире, а, Джо? Ну, иди. Запомни, я проверю. — Он вытащил из бардачка приемник. — Я все услышу…
Лесли посвистел. Свист ретранслировался через микрофон в динамик и руладами раскатился по салону машины Поль-Джо с уважением посмотрел на Лесли.
— Все-таки вы сыщик… Только не штрафуйте больше! — Он шустро выскочил из автомобиля.
Лесли приготовился к долгому ожиданию, но уж через двадцать минут в динамике прозвучал диалог рассыльного и женщины в номере 406. Мальчик скрупулезно следовал указаниям Лесли и даже описал поклонника в порядке проявления инициативы без всяких просьб. Лесли заподозрил, что внешность дарителя Поль-Джо позаимствовал из видеофильма «Кошмар на улице Вязов», уж больно он смахивал на Фредди Крюгера. Лесли сам просил придумать не слишком симпатичного, но это, пожалуй, чересчур.
Когда стук двери возвестил о том, что парень покинул номер, в динамике поселилась тишина, нарушаемая одинокими позвякиваниями и возней.
Лесли заключил, что женщина (не имело смысла называть ее явно подставным именем мисс Берковиц) вернулась одна.
Поль-Джо просунул лохматую голову в окно «Сааба» Лесли открыл дверь, усадил мальчишку на переднее сиденье и вручил гонорар целиком.
— На первый раз высчитывать не буду, — свеликодушничал он.
— Мсье нужно еще что-то?
— Получишь еще столько же, если…
— Еще сто долларов?!
— Не перебивай… В ресторане она всегда сидит за одним и тем же столиком?
— За разными, мсье, когда приглашают, но у нее есть любимый.
Лесли передал мальчику второй кружок радиомикрофона.
— Это под стол… А тебе предстоит поработать Эркюлем Пуаро. Слыхал о таком?
Парень важно кивнул.
— Разузнай как можно больше о ней и о ее друге. Подслушивай и подглядывай, где только сумеешь. Меня интересует решительно все, даже сколько раз в день они ходят в туалет.
— А как я найду вас, мсье?
— Я сам тебя найду.
Лесли отогнал «Сааб» подальше от подъезда, где он не так бросался в глаза, и еще долго сидел и щелкал переключателем приемника, прослушивая то ресторан, то апартаменты № 406. В этот вечер ему не повезло, он не узнал ничего полезного. В два часа ночи, когда иссякли запасы виски, а мозг властно требовал добавки, Лесли запустил двигатель и поехал на улицу Риволи.
Следующие сутки Лесли разрывался между отелем «Лион», квартирой Корина и магазинчиками, торгующими спиртным. Вся эта кутерьма изрядно вымотала его, но в одиннадцать вечера он был вознагражден сторицей.
Лигейя поймала золотую рыбку.
Она небрежно откинулась на спинку стула в своем традиционном уголке у эстрады. Смелый разрез ее белого платья, балансирующий на грани хорошего вкуса, открывал ногу ровно настолько, чтобы разбудить дремлющую фантазию пьяненького американского негоцианта, давно циркулировавшего вокруг Лигейи, но только сегодня набравшегося храбрости подсесть к ее столику. Согласно оперативной разработке, Шеннон отсутствовал. Американец, как нельзя лучше соответствовавший представлению Поля-Джо о педике, но отнюдь не бывший таковым, плел несусветную чушь о неисчислимых заокеанских сокровищах. Его скучная речь наполовину состояла из цифр. Лигейя тоскливо размышляла, как повернуть никчемный разговор к теме убийства в номере 300, как вдруг после очередной рюмки торговец сам заговорил об этом.
— Эти идиоты французы… Вы ведь согласны, мисс Линда, что все французы — идиоты?
— Разумеется, — подтвердила Лигейя, стряхивая столбик пепла, наросший на кончике сигареты. — Кто же посмеет оспаривать столь очевидную вещь…
— А… — Палец американца описал замысловатую кривую в воздухе. — Я сразу заметил, что вы не только красивы, но и умны… Это редкость… м-да…
На чем я остановился?
— На поголовном идиотстве французов, мистер Кейпл.
— Зовите меня Гарри… Ах, да. Представьте себе, Линда, у них под носом убивают человека, а они ни ухом ни рылом.
— Где убивают? — спросила Лигейя с подчеркнутым равнодушием.
Кейпл сделал страшные глаза и понизил голос.
— Здесь.
— Вот здесь? — девушка испуганно огляделась.
— Не совсем здесь, — поспешил успокоить ее коммерсант и разлил по рюмкам коньяк. Если он рассчитывал споить Лигейю, то вполне мог стать жертвой своего же оружия. — Не в ресторане. В трехсотом номере. И ставлю доллар против цента, Линда, ни черта они не найдут.
— Почему вы так думаете? — пожала плечами девушка. От этого движения декольте переключилось из режима защиты в режим обзора, и осоловелые глаза американца уставились на грудь Лигейи.
«Переиграла, — с досадой подумала она, — у него вылетят из головы все убийства на свете».
Однако мистер Кейпл на удивление твердо держался избранной линии.
— Потому что они идиоты.
Логический круг доказательств замкнулся. Мистер Кейпл прибег к неопровержимому аргументу.
Лигейя склонялась к мысли, что снова вытащила пустой лотерейный билетик. Она уже изобрела план ловкого избавления от домогательств Кейпла, когда тот неожиданно продолжил.
— Они же ничего не знают, французишки. Ходили по комнатам, искали свидетелей, ослы… — Он икнул. — Простите. Они ничего не знают. Зато я! — Он поднял руку, словно для клятвы на Библии. — Я знаю кое-что.
Девушка подалась вперед и положила ладонь на запястье мистера Кейпла.
— Что вы знаете, Гарри? — она щедро добавила в голос обворожительной хрипотцы.
Кейпл неопределенно воззрился в пространство:
— Я видел убийцу, понятно?
Лигейя захлопала в ладоши:
— О, как это захватывающе! Расскажите, дорогой Гарри! Я обожаю тайны и загадки. Ваша тайна делает вас очаровательным…
Коммерсант хитро прищурился.
— Не здесь, милая Линда. Тут так много посторонних ушей…
Он многозначительно замолчал, и Лигейя не обманула его ожиданий.
— Пойдемте в мой номер, Гарри…
— Вот это уже разговор, — встрепенулся Кейпл и подозвал официанта. — Счет, мсье… И принесите пару бутылок шампанского. Мы возьмем с собой.
Опираясь на руку девушки, тяжеловесный Кейпл побрел к лифту. Его слегка заносило, но учитывая количество влитого в горло спиртного, держался он удовлетворительно. В номере американец мигом забыл об убийстве и дал волю рукам. Лигейя очутилась в трудном положении. Она не могла резко оттолкнуть Кейпла, чтобы не дать ему повода обидеться и уйти, и не пришло еще время подключать Шеннона. Используя весь свой профессионализм, Лигейя вилась вокруг нахального коммерсанта на опасной дистанции, отвлекая его бокалом шампанского.
— Вы обещали рассказать про убийство, — наконец ринулась она в лобовую атаку, потеряв всяческое терпение.
— Да шут с ним, с убийством… Дайте я вас поцелую…
Пришлось пойти и на это. Кейпл не казался твердым орешком, и мисс Маллиган надеялась «приобрести капитал и соблюсти невинность», как говорится в старинной пословице. С этой и другими русскими поговорками и присловьями ее познакомил второй секретарь посольства России, фольклорист-самоучка, покончивший с собой, когда Лигейя вытрясла из него секретную информацию и им вплотную занялась Москва.
Кейпл прижал потную лапищу к груди девушки.
Лигейя вскочила с дивана и отбежала в угол комнаты.
— Ну нет, — она лукаво погрозила пальцем. — Сначала вы мне расскажете. Вы обещали, слово бизнесмена нерушимо.
Коммерсант пьянел на глазах. Лигейя не на шутку испугалась, что его мыслительные процессы вот-вот угаснут. Надо было поддержать жизненные силы Кейпла. Девушка подошла к нему, села рядом, прижалась к жирному боку и погладила его волосы.
— Гарри, милый, хороший, расскажите про убийство, а?
Кейпл вытолкнул сигарету из пачки, попутно разбросав содержимое по полу, закурить он так и не сумел.
— Я видел. — Он ткнул незажженной сигаретой в пепельницу. Координацию он утратил, но речь звучала достаточно четко и связно. — В тот день… Я как раз выходил из лифта, там коридорчик такой перпедии… Как его, Линда? — жалобно воззвал он о помощи.
— Перпендикулярный? — предположила Лигейя.
— Наверно. В общем, он меня видеть не мог, а я видел. И очень хорошо его разглядел.
— Опишите его, — в тон Лигейи вплелись казенные нотки, словно она вела допрос арестованного, но Кейпл не заметил этого или не придал значения.
— Типичный такой французишка. — Кейпл снова потянулся к бутылке, Лигейя отстранила его. — Кучерявый, темноволосый, лет тридцати или около… Шрам на щеке вот такой, — американец дугообразным жестом обрисовал шрам. — Невысокого роста… — Он зевнул, встряхнулся, взял себя в руки и наклонился к уху девушки. — Но это не самое главное…
— А что? — заинтригованно подыграла Лигейя.
— Я знаю, как его зовут…
Лигейя разочарованно вздохнула. Кейпл явно начинал фантазировать в попытке произвести на нее выгодное впечатление. Тем не менее она все же спросила:
— И как его зовут?
— Каннингхэм…
Волна электрического тока пробежала по телу девушки. Кейпл истолковал это по-своему и навалился на нее.
— Подождите… — Лигейя вывернулась из-под громоздкой туши. — Доскажите. Это так волнующе… Как вы узнали его имя?
Американец самодовольно оскалил зубы.
— А он представился.
— Вам? — Лигейя заставила себя засмеяться. — Так и сказал: простите, сэр, меня зовут Каннингхэм, мне тут надо кокнуть одного джентльмена, не подскажете, где он живет?
Кейпл надулся.
— Все-таки мозгов у женщин не больше, чем у французов… О, это две вечные проблемы цивилизации: французы и женщины… — Он не позволил себе утвердиться на философской стезе и снова снизошел до Лигейи: — Не мне, конечно… Я стоял в коридорчике у лифта…
— Да, да…
— А он постучал в дверь трехсотого номера…
Оттуда что-то ответили… Ну, это я не расслышал, но нетрудно додуматься… Спросили, кто пришел…
А он сказал: Каннингхэм. Причем как-то ненатурально, глуховато, будто хотел изменить голос.
— Гарри, милый, — умоляюще прошелестела Лигейя. — Расскажите, как выглядят убийцы?
— Я видел его сбоку, — промычал расклеившийся американец, — и недолго… Но что запомнил, то запомнил. Шрам, куртка просторная. Джинсы «Джордаш». Это точно. Я сам торгую джинсами, я разбираюсь… Линда, честное слово, я вам все… Наверное, это не так романтично, но… Я вас разочаровал?
— Напротив, — Лигейя сказала святую правду.
— А теперь немного любви? Вы тоже обещали.
— Я?! — изумилась девушка. — Не помню…
Впрочем, как хотите… Но я устала…
Это была кодовая фраза дня Шеннона, корпевшего над звукозаписывающей аппаратурой в соседнем номере. Ирландец снял наушники, молнией проскочил коридор и возник во всей красе на пороге апартаментов 406, как юный бог мщения.
— Что это? — строго спросил он Лигейю, наводя указующий перст на бедного мистера Кейпла.
Тот при виде внушительных габаритов соперника сначала побелел, потом покраснел, а потом и вовсе позеленел. Через секунду он пулей вылетел из номера.
— Итак, он назвался Каннингхэмом, — подвел итог Шеннон. — Теперь мы знаем, куда тот ехал в ночь своей гибели. И убийцы знали.
— Ну и что с того? — серебряно прозвенел голос Лигейи в верхнем регистре. — С каких пор для нас стал сюрпризом факт плотной слежки за нашими людьми? Возможно, Эпилгейт о чем-то догадывался и поделился с Каннингхэмом, но у них не спросишь…
— Как ты не понимаешь, — рассердился Шеннон. — Телефон! Они контролировали телефонные переговоры Эпилгейта. Есть соответствующая техника. Можно прозвонить линии, автоматические станции. Коммутаторы здесь и в Америке и докопаться до точки. Куда они подцепились. Это уже кое-что.
— Они могли подслушивать Эпилгейта через окно с помощью лазерного дистанционного микрофона, — усомнилась Лигейя.
— Тем не менее с тех пор как Коллинз огорошил нас побегом треклятого террориста, у нас впервые появилась реальная нить. Где Корин? Надо подключить его немедленно.
— Дома или у мисс Джонсон, — предположила девушка. — Кстати, вы были у нее. Как она? Я имею в виду, осложнений не предвидится?
Шеннон ненадолго задумался.
— Как вам сказать… По-моему, Корин, а за ним и полковник допустили ошибку, когда ввели ее в курс дела. Вам известна ее биография?
— В общих чертах.
— Это активная личность, склонная к действию при полном отсутствии каких-либо профессиональных навыков. Гремучая смесь.
— Вы считаете, что она способна создать проблемы?
— Во всяком случае, — неуверенно произнес Шеннон, — ее тяготит домашний арест. Она из тех натур, какие предпочтут наломать гору дров, лишь бы не сидеть сложа руки. К тому же она любит Корина, а Корин, по ее мнению, ввязался в опасную игру.
— Тогда Корин пусть с ней и разбирается.
Ирландец подсел к телефону, набрал домашний номер Корина. После безответной серии гудков он позвонил Стефи Джонсон. И там никто не ответил.
— Странно, — забеспокоился Шеннон. — Куда она делась?
Лигейя подошла к лейтенанту сзади, опустила на его плечи нежные и сильные пальцы и принялась умело массировать.
— Вы утомлены и встревожены, Крис, — мягко сказала она. — Мы все нуждаемся в отдыхе. Успокойтесь, выпейте рюмочку и отправляйтесь к мисс Джонсон. А я поеду к Корину.
Шеннон снова набрал телефон Стефании, и опять впустую. Не прошло и десяти минут, как он усаживался за руль «Рено», стоявшего поодаль от подъезда гостиницы. Заурчал мотор, машина нырнула в море золотых огней парижской ночи.
На уважительном расстоянии за ней неотвязно следовал темно-синий «Сааб» Лесли Энджела.
2
Кристофер Шеннон не обнаружил Корина у Стефи, а Лигейя Маллиган не нашла его дома. И неудивительно, ибо Корин в тот момент находился за пятьсот миль от Парижа.
Известие о бегстве захваченного на квартире у Корина убийцы, пришедшее из Лэнгли, повергло маленькую группу в шок. Шеннон бушевал так, что попадись ему под горячую руку начальство, завидовать тому не имело смысла. Корин молча стискивал зубы. В отличие от менее опытного Шеннона он хорошо знал, чем обыкновенно кончается вмешательство мудрого руководства в операцию на стадии, когда все начинает налаживаться. В его практике это был не первый и вряд ли последний провал по данной причине.
Определенные надежды Корин возлагал на миссию Лигейи в отеле «Лион», но ему претила перспектива безучастного ожидания.
Корин сидел на кухне в своей квартире, не спеша приканчивал третью рюмку «Джони Уокера» и изо всех сил старался не думать ни о чем конкретном. Но мысли приходили сами по себе. А желание действовать понемногу сметало все на своем пути.
Как это говорил перед отбытием Коллинз? «Вам дается карт-бланш на любые действия…» И подчеркнул — любые. К тому же он добавил: «Мы не вправе приказывать мистеру Корину, и он свободен поступать по своему усмотрению…»
Вот он и поступит по своему усмотрению.
Корин завинтил бутылку «Джони Уокера» и поехал в стеклянно-стальной особняк на окраине Парижа среди зелени мирного парка, где помещалось местное отделение ЦРУ. Со времени его прошлого визита миновал не один месяц, но здесь ничего не менялось. Так же шумели кроны деревьев над вымощенной плиткой аллей, так же восседал в кресле светлого нижнего холла парень в ослепительной рубашке с бычьей шеей. У Корина мелькнуло подозрение, что и номер «Космополитена» в руках охранника был тот же самый.
— Передайте мистеру Аллевдейлу, что его хочет видеть Корин, — сказал он, не тратя слов на приветствия и обсуждение погоды.
Резидент ЦРУ в Париже Аллендейл встретил Корина в модерновом кабинете без преувеличенного восторга. Он кивнул на легкое кресло — кожа и никелированный металл.
— Если мне не изменяет память, в прошлый раз вы попросили у меня роту автоматчиков и миллион долларов, мистер Корин. За чем пожаловали ныне?
Своеобразный юмор Аллендейла позабавил Корина. Когда-то такая полусерьезная беседа между ними и впрямь состоялась.
— Ничего невыполнимого, — улыбнулся он. — Мне нужна конфиденциальная связь с Лэнгли, с полковником Коллинзом.
— По коду «Июль»?
— Разумеется, — не моргнув глазом подтвердил Корин. — С компьютерной линией и принтером.
— Идемте, — пригласил Аллендейл таким тоном, будто речь шла о поездке на пикник.
Через замаскированную в задней стене кабинета дверь они попали в кубическую комнату, оборудованную суперсовременными электронными фишками О назначении двух третей из них Корин и близко понятия не имел. Аллендейл сел перед терминалом, потыкал пальцами в клавиши и произнес в микрофон:
— Лэнгли, это Париж. Код «Июль». Мистер Корин вызывает мистера Коллинза.
— Код «Июль» подтверждаю, — проскрежетал механический голос из недр машины, — оставайтесь на линии.
— Ну что ж, — сказал Аллендейл вежливо, — оставляю вас наедине.
Спустя минуту после того как за резидентом закрылась дверь, в комнате зазвучал обесцвеченный кодирующим устройством голос Коллинза.
— Корин, вы с ума сошли? Какого черта вы делаете у Аллендейла?
— Хочу исправить ваш промах. Найти того, кого упустили вы. — Корин надавил на «вы», слабо надеясь, что машина передает точно.
Коллинз застонал.
— Это не мой промах! — сухо сказал он. Корин удовлетворенно хмыкнул: дошло. — И что там искать? Упустили так упустили. Если ему удалось добраться до своих, он скорее всего уже мертв. А если нет, лег на дно.
— И все-таки я рискну, — упрямился Корин. — Вы получили отпечатки от Шеннона?
— И от Шеннона, и от бельгийской полиции.
Этого типа зовут Кеннет Дорен. Весьма небезызвестный персонаж. Включите компьютер, я передам вам его досье.
Пальцы Корина прикоснулись к клавишам. На экране засветилась превосходная цветная фотография террориста. Корин распечатал ее в трех экземплярах. Потом побежал мелкий текст, в который Корин не стал вчитываться, а сразу перегнал на принтер. Пока машина стрекотала, Корин пещерно дивился быстроте поступления информации и ее объему. Как все просто! Стоило Коллинзу в своем кабинете в Лэнгли набрать ряд цифр на клавиатуре, как Корин в Париже получил кипу данных из необъятных электронных архивов ЦРУ. Просто и… бесполезно. Самого преступника машина не выбросит в этот ящичек.
— Добавлю кое-что, чего там нет, — снова заговорил Коллинз. — Дорен угнал вертолет в Бельгию и посадил возле городка Менен на реке Лейе. Кроме двоих в вертолете, он убил еще одного человека, бельгийского гражданина Робера Матиаса и завладел его «Датсуном». Полиция нашла машину в Брюсселе на улице Демер во дворе дома № 42.
— Это все?
— Все.
— А кто из ЦРУ работает в Брюсселе?
— Никто! — взорвался полковник. — Кому там работать? Эти дьявольские убийства оттянули на себя все оперативные силы! А здесь у нас такое творится, что мне нужен каждый человек, понимаете — каждый!
— А что у вас творится? — невинно осведомился Корин.
Полковник пропустил вопрос мимо ушей.
— Я никого не пошлю в Бельгию, — продолжал он. — Это тупик, бесполезная трата времени… И вам лучше сосредоточиться на Эпилгейте.
— Эпилгейтом занимаются Шеннон и Маллиган, — возразил Корин. — А я поеду в Брюссель.
— Как хотите. — Корину показалось, что в искаженном электронной аппаратуре голосе он уловил досаду — Зря теряете время…
Корин протянул руку, чтобы выключить аппаратуру.
— Корин! — спохватился полковник.
— А?
— Удачи…
— И вам, полковник, — запоздало пожелал Корин, когда другой механический голос уже произносил: «Конец кода „Июль“».
— Подтверждаю. — Корин отключил связь.
Укладывая в папку фотографии и досье, Корин старался ухватить за хвост какую-то мелькавшую в голове, но неоформившуюся мысль, осознание какого-то несоответствия, смещения, подсознательно не дававшего ему покоя. Вдруг он понял, слово «смещение» дало ключ. Конечно же, смещение времени! В Лэнгли сейчас глухая ночь. А Коллинз на месте, и у Аллендейла просьба Корина не вызвала недоумения. Что же у них там произошло, настолько экстранеординарное?!
Трансевропейский экспресс «Мистраль» покрывал расстояние от Парижа до Брюсселя за три с половиной часа, и Корин предпочел его самолету.
Меньше неудобств с пересадками, и можно будет в располагающей обстановке подробно изучить досье Кеннета Дорена.
В полностью открытом со стороны прохода купе экспресса Корин путешествовал один, если не считать сразу уснувшего старичка в кресле по диагонали напротив. Корин вынул пачку серой бумаги, стремящуюся свернуться в рулон, и углубился в чтение. После первых же строк он восстановил ускользавшую ассоциацию с фамилией Дорен — в свое время он готовил передачу о провале операции «Шторма».
Воздушных замков по поводу поездки в Бельгию Корин не строил. Преступника и без него ищет Интерпол за тройное убийство. Что он мог сделать там, где не оставили живого места вооруженные современнейшей техникой специалисты? Но у него было и преимущество. Он обладал недоступными для них сведениями и имел к Дорену личный счет.
«Мистраль» прибыл в Брюссель в шестнадцать часов по местному времени. Корин любил этот город, тихие старинные улочки, уютные набережные и приветливые одноэтажные кафе. Он привозил сюда Стефи, и они часами бродили по вечерним проспектам, наслаждаясь прохладой кристального воздуха и фантастической игрой разноцветных лучей прожекторов в струях фонтанов. Но сейчас Корина не привлекали красоты Брюсселя. По кредитной карточке он получил в банкомате бельгийские франки, поймал такси и распорядился ехать на улицу Демер, 42.
Улица Демер, где Корину не доводилось бывать, не принадлежала к украшениям города. Узкая и унылая, она змеилась где-то посередине спального района, лишенного как мишурного блеска центра, так и живописности трушоб. Дом 42 одиноко возвышался меж двух пустырей, образовавшихся на месте снесенных зданий.
Корин обогнул дом, заглянул во двор. Здесь нашли брошенную машину Дорена, а следовательно, преступник направлялся не сюда. И все же его цель не могла отстоять слишком далеко от дома № 42.
Он спешил, очень спешил. Ему некогда было основательно запутывать следы.
Корин колебался. Он мог попросту пройти по квартирам близлежащих домов, показывая жильцам фотографию Дорена. Но это наверняка уже сделали полицейские, и Коллинз получил бы по своим каналам информацию, будь убежище Дорена найдено.
Итак, разумнее считать, что оно не обнаружено, и не стремиться обойти полицию в том виде спорта, в каком она сильнее.
Вместо этого Корин перешел на другую сторону улицы и постучался в первый же дом, в окне которого увидел прилепленную бумажку объявления «Сдаются квартиры». Базовая точка организации Дорена могла находиться и под крышей почтенного бельгийского обывателя — тогда концов не найти.
Но вероятнее, что они снимали жилье временно.
Это обеспечивает анонимность и мобильность.
Многочисленные ржавые замки долго щелкали и скрипели, и наконец перед Корином возникла полная, но не утратившая привлекательности блондинка средних лет. Корин поздоровался и сказал по-французски:
— Мадемуазель, я ищу хозяина этого дома.
«Мадемуазель» сработало безошибочно. Весы благосклонности женщины покачнулись в желательном для Корина направлении.
— Я хозяйка, мсье. Что вам угодно? Ищете квартиру?
— В некотором роде, — уклончиво ответил Корин. — Разрешите войти?
Женщина провела Корина по душным коридорам и пригласила в комнату, которую можно было охарактеризовать так же, как и хозяйку: «средних лет и не утратившую привлекательности». Корин сел на предложенный стул. Мадемуазель расположилась в кресле и закурила.
— Меня зовут Джон Корри, я адвокат из НьюЙорка, — представился гость. — Я здесь по делу одного из моих клиентов.
— О! — воскликнула хозяйка, из ее полных губ вылетело колечко дыма. — Мой муж тоже был адвокатом. Он погиб. Это так здорово!
Корин дипломатично предпочел не уточнять, что именно «здорово» — то, что муж был адвокатом, или то, что он погиб.
— Видите ли, мадемуазель… — Корин упорно продолжал называть ее так, игнорируя известие о бывшем муже.
— Мадлен Дюмар. Зовите меня Мадлен.
— Очень хорошо, Мадлен. Дело, приведшее меня сюда, довольно деликатного свойства. Оно касается очень большого наследства.
Корин бил наверняка. Ничто не могло взволновать увядающую вдову сильнее, чем упоминание о больших деньгах, пусть и чужих. Он вскроет мадам Дюмар, как консервную банку.
— Хотите вина, Джон?
Так, отношения развиваются в ускоренном темпе.
— Лучше виски.
Мадлен Дюмар подмигнула, удалилась на кухню и вернулась с литровой бутылью «Уэйкфилда».
— Сойдет?
— Я имел в виду рюмку виски, — пробормотал Корин.
Из буфета вынырнули пузатые рюмки, мигом наполнившиеся коричневатым напитком.
— Чин-чин, — хозяйка привычным движением опустошила хрустальную емкость. Корин отпил полглотка.
— Я разыскиваю человека, — он положил перед Мадлен фотографию Кеннета Дорена. — Не только его, но и его родных. У меня есть основания полагать, что они снимали квартиру в вашем районе.
Женщина внимательно разглядывала цветной снимок.
— Симпатичный, — вынесла она приговор. — Это ему привалило столько денег?
— Нет. — Корин не ожидал, что лицо убийцы окажется незнакомым для домовладелицы. Значило ли это, что полиция пропустила вдову при опросе жителей квартала или женщина ловко притворяется, играя с Кориным в свою игру? В любом случае домашняя заготовка не годится, придется импровизировать. — Но он поможет нам выяснить местонахождение наследника. Мадлен, вы, вероятно, знакомы со многими домовладельцами?
— Да ну их, — фыркнула хозяйка, доливая виски до ковбойской нормы. — Скучные люди, а я люблю веселье… — Она оценивающе посмотрела на Корина, видимо, взвешивая его шансы на партнерство в этом благородном деле. — Знаю кое-кого.
Тридцать восьмой дом принадлежит мсье Леману, а двадцать девятый — мсье Франку. Оба старые плюгавые грибы. Только ваш человек поблизости не жил. Я бы заметила.
Еще бы, подумал Корин, а вслух объяснил:
— Люди, которых я ищу, могли съехать отсюда совсем недавно. Может быть, какая-то квартира только что освободилась?
Мадам Дюмар помолчала, припоминая.
— У мсье Франка, пожалуй… Там жили два джентльмена, по-моему, иностранцы.
— А как бы поговорить с мсье Франком.
Мадлен с лукавинкой глянула на гостя.
— Мсье Франн лечится в Кеневе. Ключи он оставил мне. Так что если вы задумали осмотреть квартиру… Ладно, ладно, не делайте такие глаза. Ято сразу поняла, что никакой вы не адвокат. Мой муж был адвокатом, я этих крючкотворов за милю чую. А за парнем на вашей фотографии гоняется полиция. Я не открыла им, когда они тут шарили.
Но вот, смотрите.
Она передала Корину свежую газету. С четкого снимка смотрел исподлобья Кеннет Дорен со сжатыми губами. Сопроводительный текст гласил:
РАЗЫСКИВАЕТСЯ ОСОБО ОПАСНЫЙ
ПРЕСТУПНИК. НАГРАДА — 10 000 ФРАНКОВ
Далее следовало описание преступления Дорена (полиция инкриминировала ему через прессу лишь убийство владельца «Датсуна»), перечислялись приметы, завершалась статья стандартным предупреждением: «Имеет при себе оружие и, не задумываясь, пускает его в ход».
— Ну как? — усмехнувшись, спросила Мадлен Дюмар — Я сразу поняла, что вы частный детектив.
— Понятно, за милю чуете Ну что же, — не стал возражать Корин. — Так вы дадите мне ключи?
— Если обещаете вернуться и допить со мной бутылочку, — выдвинула ультиматум мадам Дюмар.
— С удовольствием, — улыбнулся Корин. Связка ключей легла в его руку.
— Вот этот. Квартира пять.
Пятая квартира во владениях мсье Франка встретила Корина запустением и нежилым духом. В многочисленных пыльных комнатах и длинных извилистых коридорах почти не было мебели, а та, что сохранилась, дышала на ладан. Нормальный человек ни за какие блага не согласился бы здесь поселиться даже временно. Но для использования в качестве оперативной базы квартира вполне годилась.
Корин выдвигал ящики скрипучих письменных столов, заглядывал за допотопные, набитые тряпьем сундуки. Вовсе необязательно эта квартира связана с организацией Дорена, тут мог обосноваться кто угодно. Ставка один к миллиону.
Корин вытряхнул поближе к слепому окошку мусор из пластмассовой корзины. Обрывки бумаг, смятые сигаретные пачки и выдохшиеся зажигалки не вызвали у него прилива вдохновения. Он развернул скатанный в комочек лист белой бумаги, на котором привлекали внимание следы чернил. Это было начало письма, точнее, только обращение поанглийски.
«DEAR JOHN!»
Дорогой Джон, и все. Автор сел за письмо, потом передумал или что-то помешало ему, скомкал листок и бросил в корзину. Вряд ли эта бумажка приведет к эпохальным открытиям. Но что-то в тексте привлекло внимание Корина. Он всмотрелся пристальнее. Нечто, заключенное в двух обыкновенных словах, смущало его, нечто чужеродное или, напротив, слишком знакомое. Наконец он понял.
Буквы Д и R были написаны не так, как написал бы их с детства сроднившийся с английским языком корреспондент, буква D имела залихватский хвостик слева внизу, а справа полуокружность с закорючкой. Буква R походила на русское И. Англичанин или американец написал бы ее иначе — в виде наклонной палочки с горизонтальным ответвлением в верхней трети. Зато человек, закончивший в Советском Союзе среднюю школу, навсегда привык писать именно так. Самому Корину тягомотный процесс переучивания доставил немало огорчений, когда его в КГБ готовили к работе в Америке. К тому же буквы стояли не слитно, что характерно для англоязычной манеры почерка, а разделялись небольшими интервалами. Последнее ни в коей мере не было обязательным, но косвенно подтверждало мнение Корина: обращение «DEAR JOHN» написано русским, причем не давно натурализовавшимся эмигрантом, а русским из Советского Союза или России (в зависимости от времени приезда на Запад).
Сам по себе этот факт ничего не давал Корину.
Мало ли русских, в том числе с криминальными наклонностями, бродит по миру. Но Корин заложил его в резервную обойму памяти как дополнительный штрих. Может сработать, а может и нет.
Он расправил бумагу, сложил вчетверо, сунул в карман и продолжил обыск, занявший два часа и давший те результаты, каких и ждал Корин, то есть нулевые. Он запер квартиру, вышел на улицу и бросил ключи в почтовый ящик мадам Дюмар. Потом он купил в киоске газету с портретом Дорена и отправился к телефону-автомату.
— Полиция, — откликнулся официальный женский голос.
Корин заговорил по-английски с утрированным акцентом южных штатов.
— Есть причины предполагать, что разыскиваемый вами Кеннет Дорен скрывался в пятой квартире дома 29 по улице Демер. Проверьте отпечатки пальцев.
— Кто вы? — быстро спросила женщина. — Назовите себя! Откуда у вас эти све…
Он понимал, что сделал лишь то, что и без него сделала бы бельгийская полиция, правда, не так быстро. Но было и еще одно немаловажное обстоятельство — клочок бумаги с началом письма. Если выяснится, что Дорен действительно побывал в пятой квартире, в страшную фабулу охоты за людьми ЦРУ ворвется холодный российский ветер…
Экспресс прибыл в столицу Франции далеко за полночь. Усаживаясь в «Ситроен», Корин подумал, что нет смысла ехать домой, лучше навестить Стефи. Он набрал номер. Долгие гудки без ответа. С тревогой Корин нажал на рычажок и адресовал второй вызов Лигейе Маллиган в отель «Лион». Трубку взял Шеннон.
— Корин, наконец-то! — сердито воскликнул он. — Это ваша традиция болтаться невесть где, когда вы больше всего нужны?
Корин пропустил тираду и спросил:
— Где Стефи?
— Мисс Джонсон? Я был у нее, там все в порядке… В чем дело?
— Я тоже хотел бы знать, в чем дело. Ее телефон не отвечает. Когда вы у нее были?
— Да сегодня вечером. То есть уже вчера… Понимаете, мы разыскивали вас. Я позвонил мисс Джонсон, не дождался ответа и поехал к ней, а Лигейя поехала к вам…
— Не так пространно, — оборвал Корин.
— Она открыла мне, только что вернулась из ресторана… Мы поговорили, и я ушел.
— Черт! — выругался Корин. — В общем, ее нет…
Встретимся на ее квартире.
Шеннон был хорошим водителем, вдобавок стартовал он ближе к дому Стефи, но обогнать Корина в эту ночь мог разве что дьявол на болиде «Формулы-1».
Стефи в квартире не было, это Корин почувствовал сразу. Все предметы обстановки покоились на своих местах, не сдвинуты, не разбиты, постель не смята. Никакой записки. Корин бегло осмотрел замок — похоже, отмычкой не шуровали.
Появился встревоженный Шеннон.
— Что? — включился он с порога.
— Ничего. Где Лигейя?
— В полиции. Слушайте, Джон, может, вы зря порете горячку, а? Она же не заключенная. Что, если в данный момент она аплодирует ночной программе в «Мулен Руж»?
Слова Шеннона не успокоили Корина, в предложенную версию он не поверил. Ирландец достал из бара полбутылки бренди, разлил — себе на донышке, а Корину полную рюмку.
— Придите в себя, Джон. Отбросьте эмоции — давайте думать логично. Вы знаете мисс Джонсон лучше, чем я.
— Да, и я знаю, что она не поклонница ночных развлечений, тем более ее предупреждали…
Шеннон отобрал рюмку у Корина и восполнил убыль.
— Давайте исходить из того, что мисс Джонсон не похищена. Условный звонок известен только мне, вам и Лигейе, она не открыла бы дверь постороннему.
— Верно, — подтвердил Корин. — Она не открыла бы никому. Кроме нас троих.
— А если ей предварительно позвонили по телефону, состряпали сверхубедительную причину?
— Нет, — повторил Корин уже не так уверенно. — Вряд ли, а впрочем, кто знает… Когда вы были здесь, она не показалась вам встревоженной, возбужденной, испуганной? Ничего необычного не заметили?
— Как будто нет, — с сомнением протянул Кристофер. — Вот только…
— Что?
— Я говорил Лигейе… Мне представлялось, что ее не очень-то устраивает положение арестантки.
Но пока ясно одно, — заключил он. — Куда бы ни ушла мисс Джонсон, она покинула квартиру по доброй воле. И особых оснований для беспокойства я не вижу.
— Я тоже, а все-таки как вы намерены ее искать?
Шеннон вздохнул.
— Обычными способами. Справиться в полиции о несчастных случаях. Автокатастрофы. Больницы. Неопознанные трупы… Простите!
Корин молча кивнул.
— Этим займемся мы с Лигейей. Ну, а куда она могла отправиться в Париже живая и здоровая, вам виднее…
Шеннон позвонил в отель «Лион».
— Лигейя еще не вернулась, — проинформировал он.
— А зачем ее занесло в полицию?
— Искать убийцу Эпилгейта.
— Ночью?!
3
Шеннон ошибся, но не сильно. Лигейи Маллиган не было в полиции. Она полулежала на мягких подушках в доме немолодого, но крепкого холостяка комиссара Дебриза и слушала нежно журчащий саксофон Шаде в композиции «Сьемире Хэй Эсперанца», льющейся из вытянутых колонок музыкального центра «Сони».
Дебриз достался Лигейе по наследству от Фрэнка Коллинза. В свое время полковник вытащил комиссара из крупных неприятностей, в которые тот угодил благодаря неосмотрительности, и теперь ЦРУ имело надежный источник в парижской полиции. Лигейя вполне могла поднять комиссара с постели и среди ночи погнать на службу, так велика была совместная власть секретов Коллинза и колдовского обаяния мисс Маллиган. Не застав Корина, она развернула машину и покатила к комиссару Дебризу домой. Айбиэмовский компьютер на вилле комиссара был напрямую соединен с электронными архивами и оперативной базой данных полиции, так что Лигейя с тем же успехом получала информацию в более комфортных условиях.
Комиссар Дебриз в восточном халате вышел из кабинета с серебряным подносом, на котором стояли два высоких тонконогих бокала с мерцающей в неярком свете бра янтарной жидкостью. Возле бокалов примостились компьютерные распечатки с пометками комиссара.
Девушка взмахнула крыльями ресниц, полоска ее зубов сверкнула в уютных сумерках гостиной.
Она приняла бокал и чуть прикоснулась губами к густо-солнечному напитку.
— О! — кратко оценила она.
Комиссар опустился на диван рядом, снял с подноса второй бокал и листы бумаги.
— Боюсь, что разочарую вас, дорогая Лигейя, — признался он, кивая на документы. — Ответ на ваш первый вопрос, увы, — «нет». Нам неизвестен человек, чьи приметы вы описали. Но видите ли, приметы слишком неопределенные, а шрам мог быть камуфляжем. На всякий случай даю вам список из тридцати семи молодых людей, задержанных за различные правонарушения в течение года…
— Тридцать семь? — ужаснулась девушка. Комиссар виновато наклонил голову.
— Здесь только те, кто более или менее подходит под ваши требования. Без шрамов, к сожалению.
Лигейя пробежала список глазами. В основном, конечно, французы, но есть два бельгийца, испанец и немец.
— Спасибо и на этом, — поблагодарила она. — А второй вопрос?
— Также «нет». Ни в день убийства мистера Эпилгейта, ни в следующие сутки в Париже и окрестностях не зарегистрировано ни одного взрыва.
До сих пор не найдено и трупов, похожих на вашего предполагаемого убийцу. Видимо, он жив…
— Или почил на дне Сены, — подхватила девушка. — А если жив, смылся из Франции или отсиживается в тени.
— Ну, тут я пока помочь не в силах, — развел руками комиссар Дебриз. — Ведется следствие, задействованы все резервы. С вашими данными дело пойдет легче, кое-что все же прояснилось…
— Могу я воспользоваться вашим телефоном? — Лигейя поставила пустой бокал на поднос и приподнялась. Комиссар галантно подал аппарат.
Номер в «Лионе» молчал, как и квартира Корина. В квартире мисс Джонсон телефон ответил сразу голосом Шеннона.
— Вы еще там? — нахмурилась Лигейя.
— Точнее, я опять здесь, — поправил Шеннон. — Мисс Джонсон пропала.
— Что?!
— Мы с Кориным…
— Корин с вами? Где он был?
— Ездил в Бельгию… Лигейя, вы еще не ушли из полиции?
— Можно считать, нет. — Девушка скосила глаза на комиссара, но его не оказалось рядом. Как истинный француз, он тактично удалился в кабинет.
(Правда, как полицейский он взял трубку параллельного аппарата).
— Тогда сделайте все необходимые распоряжения по срочному розыску мисс Джонсон. Ее фотография должна быть в иммиграционном департаменте. И поспешите к нам.
Пока Лигейя добиралась к дому Стефи, Шеннон успел посвятить Корина в достигнутые ими успехи.
В свою очередь Корин поделился с ним результатами бельгийской вылазки, продемонстрировал письмо и подробно объяснил, почему он считает неизвестного автора русским, недавно прибывшим на Запад. Шеннон не проявил энтузиазма.
— Русский или не русский — не все ли равно…
Вот как его изловить?
— Я отправлю факсимиле в лабораторию Лэнгли, — сказал Корин. — Графологи что-нибудь выжмут.
— Из двух слов?!. — Шеннон двинулся к двери, услышав условный звонок. Сердце Корина стукнуло и провалилось, но это была всего лишь Лигейя.
— Я кое-что принесла, джентльмены, — объявила она на ходу, выкладывая на стол список Дебриза. — Вот тридцать семь негодяев, с которыми нам придется подружиться.
— Мало, — пробурчал Шеннон. — Неужто во всем Париже только тридцать семь потенциальных убийц? Почему бы нам не покопаться во всех судебных делах за минувшие полвека?
— Пока хватит, — Лигейя завладела бутылкой, — по двенадцать на каждого. Лишнего, так и быть, беру себе.
Наступивший день стал подлинным адом для всех троих. Не могло быть и речи о выполнении заведомо нереальной директивы Лигейи. Прощупать сверху донизу двенадцать человек, установить, кто из них мог являться наемным убийцей — на это требовались не сутки, а месяцы. Утешало то, что полиция шла параллельным курсом, и все же к четырем часам пополудни после ряда злополучных осечек стало ясно, что без привлечения службы Аллендейла не обойтись.
Сама же Лигейя упорно держалась первоначальной версии о том, что преступник убит, но проверку не считала формальностью. В ходе ее могли всплыть новые факты.
Корин объехал на машине все места, где, по его разумению, сохранялся шанс разыскать Стефи. Дома он снова присоединил к телефону автоответчик, отключенный давным-давно (Корин не любил этот аппарат, как правило, приносящий запоздалые огорчения) Купил второй и установил в квартире Стефании. Несмотря на то что люди комиссара Дебриза не переставали искать Стефи, он мотался по больницам и каждый час трепал нервы комиссару (номер дала Лигейя), чем довел того до припадка бешенства.
— Я же сказал вам, — заорал в трубку Дебриз, — как только мы ее найдем, я позвоню в «Лион»! Не звоните мне больше!
— Но мисс Маллиган вернется в отель поздно вечером, — грустно ответил Корин.
— А до вечера ваша мисс Джонсон подождет в участке! Если ее отыщут. Все!
Обливающийся потом комиссар швырнул трубку. Около полуночи, когда вымотанный и потухший Корин пил кофе в квартире Стефи, раздался телефонный звонок.
— Алло, — неживым голосом выдохнул Корин.
— Это я.
— Стефи! — Корин вскочил и врезался макушкой в плафон люстры. — Где ты? Что случилось?
— Ничего, — в ее тоне проскользнула тень ехидства. — А что должно было случиться?
— Нет, но послушай…
— Со мной все в порядке… Я звонила тебе, но никто не отвечал, — добавила она укоризненно.
— Стефи, я очень занят. Я не могу сидеть дома у телефона!
— Чем ты занят?
— Как это «чем»? — рявкнул Корин.
— Ты ищешь преступника, которого засек в «Лионе» не вяжущий лыка янки?
— Что?! — Корин даже присел от неожиданности.
— Это больше не актуально. Твое задание отменяется.
— Почему?
— Я нашла его.
4
Стефи Джонсон в сиреневом брючном костюме (сиреневый цвет был ее излюбленным) ужинала в ласковом полумраке ресторанчика «Кухня Виктора Гюго» при свечах. Как известно, мсье Гюго был не только писателем, но и первоклассным поваром, сочинившим и издавшим знаменитую кулинарную книгу, и персонал ресторана старался не уронить честь великого имени. Аромат и вкус омаров божественно гармонировали с белым вином Стефи расплатилась за ужин, поблагодарила метрдотеля и вернулась в квартиру. Бездействие угнетало ее.
Внизу под окнами зашумел автомобильный мотор. Дверной звонок гукнул сначала три раза, потом через паузу еще раз. Стефи отворила. В прихожую вошел Шеннон.
— Я звонил вам, — не здороваясь, произнес он. — Где вы были?
— Ужинала в ресторане. Это что, запрещено?
— В общем-то, нет, — смутился Кристофер. — Но будьте очень осторожны.
— Спасибо. — Она посторонилась и пропустила Шеннона в комнату.
— Я на секунду, — предупредил он. — Ищу Корина… Уже вижу, что его здесь нет.
— И дома нет?
— Ради Бога не беспокойтесь…
— Я и не беспокоюсь, — передернула плечами Стефи. — Мало ли какие дела у доблестных рыцарей ЦРУ!
Шеннон хотел было обидеться, но вовремя одумался. Что за смысл вступать в бесплодную дискуссию с влюбленной женщиной? Он распрощался и оставил поле боя, но спустя минуту после его ухода условный звонок раздался снова. Стефи подумала, что Кристофер забыл что-то ей сообщить, и распахнула дверь.
На пороге стоял, улыбаясь до ушей, Лесли Энджел с полиэтиленовой сумкой в руках. От него несло довольством и виски.
— Вы?! — Стефи отступила на шаг. Лесли воспользовался этим, проник в прихожую и запер дверь. — Как вы узнали?..
— Проще простого, — усмехнулся поздний гость. — Прокатился за машиной Шеннона и подслушал в подъезде ваш звонок. Вы чересчур беспечны, мисс Джонсон. Если этот трюк с легкостью проделал я, то же сумеют и другие. Хоть бы спрашивали из-за двери, кто идет…
Говоря, он прошел в гостиную, поставил сумку на стол и по-хозяйски полез в бар.
— Что вам здесь нужно? — возмутилась Стефи.
Лесли обернулся с бутылкой «Бэрликорна» в руке. Глаза его мигом стали серьезны.
— Хочу, чтобы вы послушали одну пленку.
Лесли с видом заговорщика выудил из сумки приемник с вмонтированным магнитофоном, куда он записал диалог Кейпла и Лигейи в апартаментах «Лиона», а затем — разговор Шеннона с мисс Маллиган, в том числе и о Стефи.
— Что это? — с невольным любопытством мисс Джонсон потянулась к аппарату.
— Шпионский приборчик. Надеюсь, вы узнаете голоса. Два из них принадлежат вашим друзьям из ЦРУ, а третий — наклюкавшемуся американцу. Начало я промотаю, там он пристает к девушке… — Лесли погонял ленту туда и обратно. — Ага, вот с этого места.
Он вдавил клавишу воспроизведения.
— Вы обещали рассказать про убийство, — отчетливо прозвучал в тишине, голос Лигейи Маллиган.
— Да шут с ним, с убийством… Дайте я вас поцелую…
Стефи собиралась что-то спросить, но Лесли предостерегающе поднял ладонь и указал на аппарат. Они прослушали запись до конца. Лесли проматывал длинные паузы, а Стефи слушала со всевозрастающим интересом.
— Ну, что вы на это скажете? — с торжеством фокусника вопросил Лесли, перематывая пленку назад.
— Очень занимательно… Где вы это взяли?
— Добыл своим трудом, — гордо поведал Лесли. — Теперь вы дадите мне рюмку?
Стефи передала ему бутылку и крохотный тонкостенный стаканчик. Энджел с неудовольствием оглядел маловместительную емкость, но капризничать не стал.
— Скажите, мисс Джонсон. — Он наклонил бутылку над стаканчиком. — Вы согласны с оценкой этого человека?
— Шеннона? Там, где он говорит обо мне?
— Ну да.
— Мистер Энджел… Я правильно запомнила ваше имя? — Лесли кивнул. — Перестаньте играть в загадки. Что вы задумали?
— Натянуть нос ЦРУ.
— А?
— Нас обоих выкинули из игры, — терпеливо объяснил Лесли. — Вас и меня. Меня не устраивает позиция болвана в преферансе. Вас тоже. Две головы лучше одной. Я хочу узнать всю историю, а вы хотите помочь мистеру Корину, так? Поэтому давайте дружить.
Стефи задумчиво раскрывала запечатанную пачку сигарет.
— А почему я должна вам верить? Откуда я знаю, что вы не работаете на противную сторону?
Лесли резко встал, сгреб со стола приемник, спрятал в сумку.
— Как хотите, — с нескрываемым разочарованием произнес он. — Можете киснуть здесь до полного отупения. Я и один справлюсь.
Он сделал шаг к двери.
— Подождите!
Лесли застыл.
— Ни черта вы без меня не справитесь, — сказала Стефи. — Вы не знаете, где искать этого убийцу.
А я знаю.
— Вы?!
— Представьте себе. — Она вытащила из пачки сигарету, Лесли засуетился со своенравной зажигалкой.
— Леди из ЦРУ считает, что убийца мертв, — напомнил он.
— Может быть. Но если он жив, мы его найдем.
Лесли, вы слышали о докторе Ферреро?
— Еще бы! — всплеснул руками Лесли. — Швейцарский врач-монстр, маньяк-потрошитель пузатых кошельков. Это был процесс десятилетия!
— Так вот, я больше года провела в плену у этой банды.
— Да ну! — ахнул Лесли.
— Сначала в санатории «Снежный приют», а потом в Шаффхаузене, в Швейцарии. Они прониклись ложным убеждением, что я владею сведениями о неких документах, стоящих уйму денег. А когда Ферреро удостоверился, что никаких сведений у меня нет, он взялся за эксперименты с комбинированными наркотиками. Боже, чем только меня не пичкали!
— А зачем? — вставил Лесли, весь обратившийся во внимание.
— По его теории, я могла подсознательно запомнить запеленгованный краем уха ключ к секрету или что-то в этом роде… Естественно, ничего не вышло. Но не в том дело… Среди громил Ферреро был один парень, Руди. Он стерег меня по ночам и изрядно закладывал за воротник. А в этом состоянии его неудержимо тянуло поболтать. Смена Руди — примерно раз в неделю — обычно становилась ночью пьяных исповедей. Он-то и раскрыл мне некоторые тайны парижского криминального мира. И теперь я знаю, куда идти и что делать, если мне вздумается нанять киллера… Он мне описал даже некоторых из них. Ваш, например, очень даже схож с неким Патриком…
— Святая Мария! — вырвалось у потрясенного Лесли. — Да вы сама кладезь сенсаций! Ну, а что Руди?
— Руди погиб, когда спецкоманда ЦРУ штурмовала санаторий…
— Так что, попробуем? Куда ехать? — на лице Лесли был написан дикий азарт.
Наблюдавшая за ним с иронической улыбкой Стефи задала вопрос:
— У вас есть машина и оружие? Нам понадобится и то и другое.
— Да, — отозвался он. — За оружием заедем…
Что вы замышляете?
— Расскажу по дороге. Поехали, а то не ровен час нас перехватит Шеннон и компания… Я быстро переоденусь.
— Зачем? Вы прилично выглядите.
Но Стефи надела вызывающее вечернее платье с дразнящим декольте, черные туфли на шпильках и водрузила на нос огромные очки, совершенно прозрачные при недостаточной освещенности и темнеющие на свету. Гардероб дополнила элегантная черная сумочка. Наводя перед зеркалом косметический лоск, она вдруг замерла и села на круглый стульчик. Мгновенная волна сомнения захлестнула ее. Не лучше ли дождаться Корина, все передать ему? Если она потерпит поражение, он даже не сумеет разыскать ее труп. И тут же сама себе ответила: хватит ей быть щенком в коробке, оберегаемым от любых неприятностей.
Они спустились по лестнице и разместились в синем «Саабе». Лесли абсолютно не имел намерения выдавать ей расположение своей штаб-квартиры и поэтому остановил машину в квартале от улицы Риволи, попросил Стефи подождать и дальше пошел пешком. В особняке он взял атташе-кейс с «леркером» и прихватил пару микрофонных кружков «RSQ». «Сааб» запетлял по закоулкам Монмартра, то мрачным и пустынным, дышащим скрытой опасностью, то залитым блеском огней, насыщенным фонтанирующими взрывами смеха и музыки.
— Стойте, — скомандовала Стефи. — По-моему, это здесь.
— Где? — взгляд Лесли терялся в фейерверках ночного веселья.
— Вон чуть дальше «Клуб V-50».
— Не забывайте, что радиус уверенного приема аппаратуры — пятьсот метров, — предупредил Лесли. — Оставлять машину слишком далеко нельзя.
Или мне все-таки пойти с вами?
— Вы все испортите. — Стефи поправила прическу перед зеркальцем заднего обзора. — Давайте микрофон.
Она легко сбежала по ступеням клуба, обгоняя электрические огни, и сунула в руку швейцара пятьдесят долларов — единовременный вступительный взнос. Двери распахнулись, и она погрузилась в задымленную, рассекаемую цветными лучами атмосферу, окутывающую ряды кожаных кресел и круглых столов, круто настроенную на нервной пульсации рок-музыки. Стефи прошла к незанятому столику в углу зала. Около нее как из-под земли вырос официант.
— Рады вас видеть, мадам.
Подали ужин. Стефи не торопясь воздала ему должное, то и дело темпераментно отбиваясь от навязчивых кавалеров. Прошло часа полтора, прежде чем она небрежным жестом подозвала официанта.
— Мадам желает еще что-то?
— Нет, подайте счет… Ах да, я забыла. Принесите коктейль «Чарли Грант».
Официант чуть вздрогнул, но тут же вышколенно склонился перед Стефи.
— Одну минуту, мадам.
Отсутствовал он значительно дольше минуты и вернулся без коктейля.
— Прошу вас пройти со мной, мадам.
Сквозь замаскированную под панель настенного графарита дверь он провел ее в коридор, откуда вниз шла спиральная лесенка. Стефи вспомнила рассказ Руди о подпольной рулетке. Но и по лесенке они не спустились, а проследовали по коридору до конца. Официант трижды постучал костяшкой согнутого пальца по табличке «Управляющий» на полированной двери. Они вошли.
Кабинет выглядел так, как и должен выглядеть кабинет управляющего, — скучновато-бюрократически и без признаков индивидуальности. За столом сидел мужчина лет сорока, с залысинами на висках, в синем костюме и с дымящейся сигаретой.
Он пронзительно взглянул в лицо Стефи, но ничего не различил за дымчатыми очками.
— Мадам заказала коктейль «Чарли Грант», — пояснил официант и исчез.
Мужчина за столом широко улыбнулся.
— Ну что ж, это возможно. Обычно мы подаем его только постоянным клиентам, но я не могу отказать очаровательной женщине.
Он встал, открыл бар, достал бутылки с яркими наклейками, смешал компоненты в миксере. Во время этих манипуляций он не сводил со Стефи глаз. Бурлящую жидкость он вылил в бокал и поставил перед мисс Джонсон.
— Пожалуйста. Коктейль «Чарли Грант».
— Он существует? — удивилась женщина. — Я думала, это нечто вроде пароля.
Улыбка управляющего стала еще шире.
— Можно сказать и так… Тем не менее он существует. Пейте смело.
Стефи пригубила рубиновый напиток. На вкус он отдавал миндалем и был терпким и жгучим, но в общем ей понравилось.
— Совсем недурно, — похвалила она.
— Еще бы… Наша фирма не производит подделок. — Он вернулся за стол. А теперь давайте познакомимся. Меня зовут Луи Марчиано.
Стефи вынула из сумочки сигареты. Марчиано крутанул колесико зажигалки.
— Я Аманда Леоне из Форт-Уэрта, Техас Вы могли слышать обо мне от Руди Террао. И даже заметить меня в клубе. Я приходила вместе с Руди.
— Возможно, мисс Леоне, возможно. — Марчиано разглядывал зажигалку с таким видом, будто поражался, каким образом к нему в карман попал столь странный предмет. — Но мсье Террао давно нет с нами, и ни подтвердить, ни опровергнуть ваши слова он, увы, не в состоянии… Не припомните ли вы еще кого-нибудь из наших общих знакомых, пребывающих ныне в добром здравии?
— Коктейля «Чарли Грант» недостаточно?
— Иногда достаточно, а иногда — нет, — уклончиво ответил Марчиано — В зависимости от того, что вам нужно.
— Ничего особенного, — Стефи снисходительно смотрела на управляющего клубом поверх очков. — Убить человека.
Выражение лица Марчиано ничуть не изменилось, как и его спокойно-вежливый тон.
— Ну и убивайте на здоровье. При чем здесь я?
— Есть люди, которые справятся с этим лучше слабой женщины. Руди Террао рекомендовал при возникновении специфических затруднений обратиться к вам…
— Давайте больше не будем ссылаться на Руди Террао, — поморщился Марчиано. — Я согласен выслушать вашу просьбу, но это еще не значит, что я стану вам помогать. Ничто не помешает мне вызвать полицию и обвинить вас в подстрекательстве к убийству…
— Зачем? — лукаво протянула Стефи. — Подстрекательство к убийству — серьезное преступление, а мы с вами просто болтаем…
— Вот именно, просто, — согласился управляющий. — Имейте в виду, что я принимаю вас лишь как знакомую старого приятеля и ни в коем случае не отношусь к нашей беседе всерьез.
— Так и есть, — подтвердила Стефания. — Мы поняли друг друга. А теперь в порядке шутки назовите цену.
Марчиано сдержанно рассмеялся.
— Вы опасная женщина, мисс Леоне… Цена зависит от многих факторов. Президент США, например, обойдется дороже постылого мужа. Накладных расходов больше. И потом, разные специалисты берут по-разному.
— Я в состоянии заплатить… Но меня не интересуют разные специалисты. Я смогу доверять лишь человеку, которому доверял Руди.
Глаза Марчиано превратились в щелки, напоминающие смотровые прорези танка.
— Кому, например?
— Я знаю только имя — Патрик… Ниже среднего роста, с копной вьющихся черных волос и шрамом на щеке.
Луи Марчиано молчал. Стефи вдруг начала испытывать самый настоящий всепоглощающий ужас.
Эйфория авантюрного порыва оставила ее, словно в часах кончился завод. Она с предельной ясностью осознала, во что ввязалась. Спроси хозяин кабинета, откуда она знает приметы Патрика…
Но Марчиано не стал задавать вопросов. Он вышел из-за стола, нажал утопленную в стене кнопку. Деревянная панель отползла вбок, открывая небольшую обставленную мягкой мебелью комнатку отдыха.
— Подождите здесь, мисс Леоне, — Марчиано указал на дверь. — А я посмотрю, что мы можем сделать.
Стефи заколебалась. Марчиано неподвижно ждал у двери. Стефи погасила сигарету и вошла в комнату. Панель задвинулась за ней. Так, она снова пленница. А если эти люди решат обыскать ее и найдут микрофон? Тогда все кончено. Вынуть его, спрятать здесь? И остаться без надежды на помощь?
Стефи извлекла серый кружок, расстегнула платье и прилепила микрофон к бедру. При обыске это вряд ли спасет, но все же не в сумке. Что-то низко зажужжало, медленно отодвинулась дверь, противоположная той, через которую она попала сюда.
Стефи увидела безлюдный, слабо освещенный коридор.
— Мисс Леоне! — раздался вкрадчивый голос, звучащий одновременно со всех сторон. — Вас просят пройти по коридору и направо. Там вас ждут.
Стефи вздохнула и решительно двинулась вперед. После поворота за ее спиной послышался тихий шорох. Она вздрогнула, попыталась обернуться, но сильная рука с чем-то вязким и душным зажала ей рот. Ее выволокли на улицу, затащили в машину — это она еще призрачно воспринимала.
Потом приступ головокружения унес ее прочь из реального мира. Все исчезло.
Когда Стефи вновь открыла глаза, кроме выворачивающей тошноты и головной боли, она ощутила скованность всего тела и острое жжение ниже локтей. Она осторожно наклонила голову. Руки ее были привязаны нейлоновым шнуром к подлокотникам уродливого сооружения, представлявшего собой нечто среднее между раскладной кушеткой и зубоврачебным креслом. Ее сумочка, располосованная лезвием вдоль и поперек, валялась на металлической подставке поодаль, но платье не пострадало.
Стефи бессильно откинулась на подголовник.
Прямоугольник белого потолка, отражающий яркий искусственный свет, резал глаза. Стефи неловко повернула голову и увидела у стены человека, которого искала.
Патрик (если его звали так) безмолвно смотрел на женщину, не вынимая изо рта незажженной сигареты. Шрам на щеке оказался совсем не таким, как представляла Стефи, — небольшим, почти незаметным. Темные глаза уроженца юга бесстрастно сверкали над горбатым носом, линия тонких губ оттеняла смягченные очертания округлого подбородка. Стефи видела перед собой человека, застрелившего майора Эпилгейта.
Он переместился так, чтобы целиком очутиться в поле ее зрения, зажег сигарету и обходительно осведомился:
— Проснулись, мадам Леоне? Разрешите принести вам извинения за причиненные неудобства. Но вы не должны сердиться на меня. Люди бывают всякие. Сами понимаете, без предосторожностей не обойтись…
Стефи изобразила нечто вроде кивка. Боль опрокинула ее обратно на подголовник.
— Где я? — с усилием выдавила она.
— У меня дома, — с кошачьим изяществом Патрик придвинул стул и сел. — Видите ли, мисс Леоне, я не верю вам. Вполне вероятно, что вы та, за кого себя выдаете, и мы сумеем договориться. Если же это не так, весьма сожалею, но вам придется умереть.
— Чего вы хотите? — простонала Стефи. — Развяжите меня хотя бы! Неужели вы боитесь женщины?
— О нет, мадам. — Извивы дыма его сигареты поднимались к потолку, и он искоса наблюдал за ними. — Но мы здесь одни, и вскоре я уйду проверять ваши данные.
— Дайте хотя бы таблетку от головной боли, — попросила Стефи.
Патрик порылся в шкафчике и вложил в ее губы белый шарик.
— Это был всего-навсего хлороформ, мадам, скоро он выветрится без следа… Итак, начнем с вашего имени и адреса. Если все подтвердится, вы приведете еще пару подробностей, касающихся Руди Террао, и мы с вами сядем за стол переговоров…
— Аманда Лючия Леоне, Риверсайд-Драйв, 33.
Форт-Уэрт, Техас, США.
— А номер кредитной карточки?
Стефи похолодела.
— На кой черт вам номер моей кредитной карточки? — возмутилась она. — Думаете, я стану расплачиваться с вами через банк? В любом случае номера не помню. А вы помните номер своей?
Патрик усмехнулся.
— У меня нет ни кредитной карточки, ни счета в банке, мадам, и это меня нимало не огорчает…
Хорошо, пока достаточно. Отдыхайте, выздоравливайте. Я скоро вернусь…
— Я вычту у вас за это из гонорара! — в неподдельном бешенстве закричала Стефи. Убийца молча вышел из комнаты.
Стефи дернулась на неудобном ложе, но шнуры держали надежно. Она едва не заплакала. Микрофон не найден, но даже если она осмелилась бы позвать Лесли, что она ему сообщит? Она понятия не имеет, где находится. Если на то пошло, она даже не представляет, который час, сколько прошло времени после ее пленения. В комнате нет окон, только режущий электрический свет. На что она рассчитывала, затевая безумную авантюру?
— Лесли, — прошептала она в отчаянии. — Лесли, сделайте что-нибудь…
Она не знала, сколько пролежала в оцепенении, разбиваемом яростными попытками вырваться, становившимися раз за разом все реже и слабее. Наконец она затихла. Еще через некоторое время дверь открылась, и на пороге появился Патрик. На его лице застыло безучастное выражение.
— Вот и я, мадам, — сказал он, не проходя в комнату. — У меня для вас две новости: хорошая и плохая. Сначала хорошая: мисс Аманда Леоне и ее адрес — не вымысел. Теперь плохая: мисс Леоне полгода назад отошла в лучший мир… Надеюсь, вы будете рады встрече с подругой.
Он поднял руку с пистолетом.
— Подождите! — взмолилась Стефи. — Да, я солгала, но кто же называет себя, собираясь нанять убийцу… Я все объясню!
— Будет спокойнее для меня, если вы все объясните Аманде…
Стефи внутренне сжалась в ужасе, но рука с пистолетом неожиданно дернулась вниз, а за ней рухнул на пол и Патрик.
Стефи вскрикнула от удивления и радости: за спиной упавшего убийцы стоял Лесли Энджел с «леркером» в руке.
5
Проводив глазами удаляющуюся к «Клубу V-50» Стефи Джонсон, Лесли настроил приемник и уловил транслируемые микрофоном уличные шумы, приглушенные плотной тканью сумочки. Вслед за тем он слушал музыку из клуба, пока Стефи ужинала, и одновременно прикладывался к завернутой в бумажный пакет бутылке. Когда он почти прикончил запас виски, динамик выплеснул — ключевые слова «Коктейль „Гарри Грант“». Лесли бросил бутылку на сиденье, подогнал машину ближе к входу в клуб. Отсюда он мог видеть струящиеся огоньки прозрачных ступеней. Прием был отменным: Лесли записал всю беседу Стефи с Марчиано, но потом наступила тишина до тех пор, пока кто-то не приказал Стефи идти по коридору. И снова тишина, нарушаемая лишь равномерным шипением эфирного фона. Какой-то стук, шаги. Зафырчал двигатель автомобиля. Лесли впал в панику. Ее увозят, а поблизости не видно ни одной машины! Значит, автомобиль у выхода на соседнюю улицу, а перекресток далеко, он может упустить их!
Лесли дал газ. Из-под колес разбежались прогуливающиеся проститутки, как вспугнутые бабочки.
Шум мотора в динамике стихал, что было естественно по мере удаления «Сааба» от преследуемой машины. Лесли обогнул квартал и краем глаза успел заметить сворачивающий за угол крытый фургон.
«Сааб» прибавил скорость, ворчание мотора в приемнике усилилось. Ага, та самая машина.
Лесли гнался за фургоном осмотрительно, пеленгуя его по звуку, показываясь на отрезке улицы лишь тогда, когда грузовик исчезал за очередным поворотом. Выпитое виски и мешало, и помогало.
Мешало тем, что развинчивало координацию движений, а помогало тем, что вселяло в Лесли бесшабашную уверенность и гнало прочь страх.
Обе машины покинули пределы Парижа и устремились по темной трассе к Вулонь-Бийанкуру, но вскоре грузовик свернул на запад к Версалю. Из осторожности Лесли не зажигал фар, молясь о том, чтобы на дороге не попалось приличного камня.
Фургон остановился перед воротами в бетонном заборе, огораживающем отдельно стоящую плоскую, вытянутую в длину двухэтажную виллу, похожую на хорошо изученные Энджелом летние постройки Флориды. Над домом горели фонари на решетчатых мачтах, но видно было плохо. Лесли клял себя последними словами за то, что не захватил ночного бинокля. Как всегда в его жизни, самой необходимой вещи под рукой не оказалось.
Из кабины грузовика вышел человек — Лесли разглядел в сумраке невысокий силуэт — отпер ворота и загнал фургон во двор. Ворота закрылись.
Приемник по-прежнему воспринимал неопределенные шумы. Лесли вертел ручки громкости и настройки в надежде зафиксировать хоть что-то, способное облегчить его задачу. Пустое дело… Он чертыхнулся, швырнул приемник на сиденье, подъехал поближе и загнал «Сааб» в лес.
Микрофон у Стефи — это ясно. Ясно и то, что на вилле сейчас ничего не происходит. Остается одно — ждать. А потом действовать по обстановке.
Но Лесли не думал, что ждать придется так долго. Виски давно кончилось, начался день, а он придремывал на сиденье у приемника, частенько потряхивая его — не испортился ли? Но ни слова из динамика не доносилось. Лесли проклял себя — он уже добрый десяток раз мог съездить к ближайшему телефону. Впрочем, что толку — номера Корина он не знал, а заводить «Сааб» и «светиться» — дороже себе.
Стефи очнулась только после полудня, и ее разговор с Патриком Лесли выслушал с облегчением, степень которого поразила его самого. Вскоре он проводил взглядом выехавший из ворот фургон и понял, что настала пора действовать.
Руку оттягивал массивный «леркер». Чтобы влезть на дерево у забора, Лесли пришлось запихнуть его за пояс. Сверху открывался вид на пустынный двор. Лесли отломил толстую ветку, перебросил через забор. Собачьего лая не поднялось, значит, четвероногих сторожей нет, слава Богу.
А если существует электронная система — нет хозяина.
Лесли оперся рукой о шершавый ствол, а полусогнутыми ногами встал на здоровенный сук. Виски давно уже не действовало, и лапа страха сдавила сердце. Вдруг на вилле есть еще кто-то? Не смыться ли отсюда, пока не поздно, рвануть в квартиру ЦРУ или к Корину, все им рассказать? Ломать кости убийцам — это их работа. Работа Лесли — собирать информацию и писать статьи. На худой конец играть на гитаре.
Мысль о гитаре воскресила его. Лесли ощутил знакомое возбуждение, какое приходило всегда, когда струны его «джибсона» готовы были обрушить на зал шквальные импровизации, перед которыми по всем позициям бледнели навороты «Айрон Мэйден».
— Рок-н-ролл, — шепнул Лесли. — Леди и джентльмены, мальчики и девочки, я иду. Единственный и неповторимый Лесли Энджел по прозвищу «Ритмическая атака».
Он спрыгнул во двор, чудом удержавшись от падения. Подхватил выпавший «леркер», огляделся.
Ни звонки, ни сирены не приветствовали появление «Ритмической атаки».
— Где же аплодисменты? — пробормотал Лесли под нос. — Пожалуй, это единственный случай, когда гробовое молчание аудитории скорее радует, нежели печалит…
Увы, скоро к нему пришло дикое разочарование. Он забрался в распахнутое окно на первом этаже и в течение добрых четырех часов обследовал виллу, каждую секунду опасаясь возвращения хозяина. Потеряв осторожность, он, оббивая кулаки, стучался в те комнаты, в которые не удавалось попасть. Экскурсию по зданию он проделал дважды — и безрезультатно, Стефании Джонсон нигде не было.
Правда, оставался еще подвал, вход в который перекрывала массивная стальная (бронированная?) дверь. Лесли стучал и по ней, но без толку. Из приемника не донеслось ни звука, а Стефи хоть что-нибудь да предприняла бы, услышав стук.
Уже давно сгустились сумерки, и Лесли наконец пришел к мудрому решению: дождаться на втором этаже хозяина и проследить, куда он направится. Сделал он это вовремя: вскоре послышался шум подъезжавшего фургона.
Убийца вошел в дом и запер за собой дверь. Он не стал проходить в дальние комнаты виллы, а сразу спустился по лестнице к подвалу. Дверь в него оказалась двойной и звуконепроницаемой — вон оно в чем было дело.
Лесли бесшумно ступал за убийцей, как крадущийся кот. Вслед за Патриком он проник в подвал.
Убийца разговаривал с кем-то (ну конечно, со Стефи!) в дверях комнаты, расположенной в конце коридора. В опущенной и заведенной за спину руке он держал пистолет. Лесли не был готов, что Патрик так быстро решит использовать его. Но он успел подумать, что стрелять из «леркера» нельзя — трофей нужен живым, и когда убийца поднял оружие, прыгнул и со всего размаха двинул преступника рукояткой пистолета по затылку.
Привязанная к складному креслу Стефи взирала на избавителя сквозь прозрачную линзу мгновенно нахлынувших слез.
— Я боялась, что вы не придете, — с жалкой улыбкой сказала она.
— Скучно стало, — буркнул Лесли. — Сидел, сидел в машине…
Он подскочил к Стефи, развязал нейлоновые шнуры и тут же принялся опутывать ими руки Патрика. Стефи с состраданием смотрела на его потуги, вдруг наклонилась и протянула Лесли лежавшие рядом на столе наручники. Энджел хлопнул себя по лбу.
— А я их и не заметил… — он защелкнул браслеты на запястьях убийцы. — Всего и делов… Но веревку возьмите, мы ему ноги свяжем.
Они подхватили Патрика под мышки и поволокли наверх, в фургон. Темнота на улице поразила Стефи. Значит, она целые сутки провела в плену!
Лесли так удачно замаскировал «Сааб» в лесу, что долго не мог найти его. Он бродил в потемках, натыкаясь на стволы и поминутно изрыгая ругательства. Наконец он уперся животом в радиатор машины, забрался в салон и включил двигатель.
— Поезжайте вперед, — крикнул он Стефи, севшей за руль фургона. — Я за вами.
Кортеж из двух автомобилей последовал к Парижу. Недалеко от города Лесли заметил справа пустую площадку стоянки для трейлеров, посигналил фарами. Стефи свернула на стоянку и затормозила. «Сааб» вкатился следом. Лесли подошел к кабине фургона.
— В чем дело? — спросила женщина.
— В чем дело? — повторил Лесли. — Да в том, что я охотился за информацией и хочу, чтобы вы пообещали мне помочь получить ее.
— Разве вы не едете со мной к Корину?
Лесли затряс головой:
— Чтобы они выслали меня в Америку, или приставили ко мне пару соглядатаев, или еще эффективнее заткнули рот?..
— Вы преунеличиваете, — сказала Стефи. — Они просто заботятся о вас.
— Спасибо, — язвительно поблагодарил Лесли. — Я уж как-нибудь сам… Где микрофон?
Стефи покраснела и прикоснулась указательным пальцем к бедру.
— Ага… Тогда ваши беседы с киллером должны были записаться… Но не уверен. Настройка, расстояние… Слушайте, а на чем вы прокололись? Как он вас распознал?
Стефи развела руками.
— Это дьявол какой-то или у него связи везде…
Мне казалось, что я перестраховалась на двести процентов. Назвала имя моей американской знакомой, большой чудачки — она принципиально не имеет телефона и в это время года всегда путешествует по экзотическим странам. Как проверишь?
А он сумел. И, как назло, выяснил, что старушка умерла… Лесли, разве у них принято проверять заказчиков?
Энджел облизал пересохшие губы.
— Вряд ли, но, думаю, ваш случай особый. Впрочем, это мы узнаем от него самого. Как и все об убийстве Эпилгейта. Точнее, узнает Корин, он специалист, ему и карты в руки. Но микрофон у вас.
Если они будут при вас разговаривать с убийцей, я все услышу. Если без вас — убежден, что вы сумеете приспособить мой кругляшок в нужном месте…
— Вы что, полагаете, я стану помогать вам следить за Кориным? — вспыхнула Стефи.
— Еще бы, — подтвердил Лесли. — Между прочим, я спас вам жизнь. Вы у меня в долгу.
— Ну, знаете, — задохнулась мисс Джонсон. — Вы просто… Вы шантажист!
— Что ж, — сказал Лесли. — Раз так, я могу и сам его допросить, и катитесь вы с вашим Кориным на все четыре стороны…
Стефи успокаивающе положила ладонь на его руку.
— Ну хорошо… Но это будет касаться только одного допроса. После этого я выкину микрофон.
По рукам?
— По рукам, — заключил Лесли. — Кстати, можете рассказать им, что я их в «Лионе» подслушал.
И что теперь исчез в неизвестном направлении. Это будет правдой. Куда вы?
— Звонить Корину. Вон телефонная будка.
Стефи пригнала фургон на бульвар Клиши. Из подъезда вышли Корин и Шеннон. Они долго возились в кузове, потом показались в компании Патрика с прикрытыми курткой скованными руками. В ночной круговерти бульвара ни у кого не могли вызвать подозрений двое мужчин, ведущих в стельку пьяного друга. За ними в подъезде скрылась и Стефи.
Следивший за этой компанией на расстоянии Лесли заскочил в ближайшее кафе, купил бутылку недорого убойного джина — на виски не хватило денег, подогнал машину к дому и настроил приемник.
Корин и Шеннон втолкнули Патрика в прихожую, заволокли в гостиную и бросили на диван. Он не вполне очухался и бубнил что-то невразумительное. Стефи подошла к Корину, долгим взглядом посмотрела в его исполненные укоризны глаза. Дуэль выиграла Стефи. Укор сменился нежностью, Корин привлек ее к себе и поцеловал.
— Так, так, — прокомментировала выходящая из кабинета Лигейя. — Я вижу, бунтовщица прощена. Но ей надо заслужить и мое прощение, а это зависит от того, насколько ценна шкура отловленного ею хищника.
— Не столько мною, сколько мистером Энджелом, — скромно уступила Стефи половину заслуг.
Мужчины переглянулись.
— Надо было сразу свернуть ему шею, — проворчал Шеннон. Корин только покачал головой.
— Мисс Джонсон, подробности вы осветите позже, — сказала Лигейя. — Пока одно: не увязались ли за вами звери поопаснее?
— Как будто нет… Уверена, что нет, — поправилась Стефи. — У них было сколько угодно возможностей расправиться с нами по дороге.
— Что ж, — проговорил Шеннон, наливая в стакан воду из графина. — На сей раз мы не повторим прошлых ошибок. — Он выплеснул воду в лицо пленника. Тот встрепенулся.
— Имя! — прогремел ирландец Киллер исподлобья разглядывал склонившиеся над ним лица.
— Патрик. И больше вы не узнаете ничего.
Шеннон нанес ему сокрушительный удар в зубы. Стефи вздрогнула Кровь потекла из угла разбитого рта.
— Имя, — спокойнее потребовал Шеннон.
— Майк Соммер.
— Дальше! Не заставляйте меня прибегать к детсадовской педагогике! Место рождения, возраст, адрес, связи, прикрытие, заказчики!
— Я англичанин, — выжал Соммер, едва шевеля распухшими окровавленными губами, — гражданин Франции. Научный сотрудник Центра имени Помпиду. Мои заказчики — ведущие ученые Парижа, а жертвы — редкие книги по античной истории и философии…
— Так. Ну, а сейчас философствовать буду я. — Шеннон размахнулся. Корин перехватил его руку.
— Не так, Крис. Разрешите мне.
Шеннон вздернул плечи и отошел, всем видом говоря: «мало вам Дорена».
Корин обратился к Соммеру:
— Где твоя машина?
Такого вопроса пленник ожидал меньше всего.
— В гараже, — недоуменно ответил он. — В подземном гараже на рю де Бланк.
— Поехали, — отрывисто приказал Корин. — Лигейя, позаботьтесь о Стефи. Ванна и сон — вот что ей сейчас нужно. Мы с Крисом справимся вдвоем.
Лесли в «Саабе» запаниковал и поперхнулся джином.
— Секунду, — произнесла мисс Джонсон. — Подождите, не уезжайте… Мне что-то нехорошо.
Пошатываясь, она прошла в туалет.
— Лигейя… — начал обеспокоенный Корин, но Стефи уж возвращалась обратно.
— Я приняла таблетку из аптечки, — пояснила она. — Это пройдет… Мне надо выспаться. Да, и, по-моему, вы зря не обыскали его А если он вооружен?
— Шеннон ощупал одежду пленника.
— Ничего нет, — доложил он.
— А там? — Стефи моментально, прежде чем кто-то успел среагировать, сунула руку за пазуху Соммера, во внутренний карман его куртки.
— Я же говорю, ничего, — вспылил Шеннон. — Если бы каждый занимался своим делом…
— Тогда бы у нас не было мистера Соммера, — закончила Стефи с улыбкой.
Шеннон демонстративно отвернулся, но Стефи ничуть не обиделась. Она не подвела Лесли: микрофон плотно сидел на ткани потайного кармана куртки убийцы.
У подземного гаража на рю де Бланк все трое вышли. Соммер отпер кодовый замок, и они спустились по пандусу в обширный ярко освещенный зал, заполненный автомобилями различных марок.
Соммер подвел Корина и Шеннона к черному «Ягуару».
— Моя машина, — пояснил он, хотя это было ясно и так.
— Не врешь? — прищурился Шеннон.
— Я не сделал ничего противозаконного, — кротко ответил пленник. — Скрывать мне нечего и не от кого.
Корин обошел автомобиль спереди.
— На этой машине ты ездил в отель «Лион» убивать Эпилгейта? — жестко, в упор спросил он.
Соммер вздрогнул, но промолчал.
— В России распространено мнение, что молчание — знак согласия, — просветил его Корин. — Так, посмотрим… — Он опустился на колени возле «Ягуара», внимательно исследовал дно и потребовал ключи.
— В правом кармане, — безразлично обронил Соммер. Шеннон достал ключи, бросил Корину.
Тот открыл сначала багажник, потом капот, покопался в двигателе и вывинтил продолговатую блестящую штуковину. Он показал ее сначала Шеннону, потом поднес к лицу пленника.
— Знаешь, что это такое?
— Я не автомеханик, — презрительно прикрыл глаза Соммер.
— Крис, восполните пробел в образовании профессора.
— Перед вами, спектабилис, — приступил к лекции Шеннон, давно понявший замысел Корина, — детонатор взрывного устройства с часовым механизмом LM-6A итальянского производства.
Сама бомба находится в двигателе вашей машины.
Обычно такие штуки применяются спецподразделениями по борьбе с терроризмом для разрушения особо укрепленных объектов и считаются довольно надежными. В вашем случае взрыватель не сработал. Такое случается редко, но случается — приблизительно один отказ на тысячу срабатываний. Все понятно?
Соммер недоверчиво, но со страхом смотрел на поблескивающий механизм. Корин подошел ближе.
— Вот что хотел сделать с вами тот, кто заказал убийство Эпилгейта, — промолвил он с оттенком сочувствия. — Несколько ваших… гм… коллег именно так превратились в пыль. Ну как, и дальше будете его покрывать?
— Сволочь! — вдруг тонко выкрикнул Соммер. — Так вот почему он волынил с деньгами!
Шеннон с усмешкой извлек из кармана диктофон.
— Будем считать ваше записанное на пленку заявление официальным? Имейте в виду, что с некоторых пор магнитная запись признается доказательством в суде.
Глаза Соммера потухли, он обмяк, плечи безвольно опустились. Он был бледен и тяжело дышал.
— Кто вы? — чуть слышно выдавил он.
— Ну вот, это уже диалог, — обрадовался Шеннон. — Давайте-ка сядем в вашу машину, а то мы привлекаем внимание.
Но прежде чем сделать это, он заставил Соммера посмотреть под капот и убедиться, что бомба действительно установлена там.
Они сели на заднее сиденье «Ягуара» — Соммер в центре, Шеннон и Корин по краям.
— Итак, — произнес Корин.
— Вы из полиции? — глухо выдохнул пленник.
— Нет, — сказал Корин. — Мы представляем спецслужбу иностранного государства, и вы нам не нужны. Нам нужен заказчик убийства Эпилгейта.
Тот, кто надоумил вас воспользоваться именем Каннингхэма.
— Вы и это знаете? Тогда о чем же вам рассказывать?
— Обо всем. Начинайте сначала и не останавливайтесь, пока не дойдете до конца, как говорила Алиса в стране чудес Как он вышел на вас… Ну, и так далее.
— Но мне мало что известно…
— Разберемся.
Соммер попросил сигарету, дрожащими руками воткнул в кровоточащие губы. Наручники не позволяли ему достать зажигалку, и Корин поднес огонь.
— Контакт шел через посредника. Луи Марчиано из «Клуба V-50». — Соммер жадно затянулся и кашлянул. — С тем человеком я встречался лишь однажды, перед выполнением задания. Он дал мне фотографию Эпилгейта, его адрес, проинструктировал, что говорить и как себя вести. Обещал двести тысяч долларов…
— Вас не насторожил столь высокий гонорар? — спросил Шеннон.
— Сначала насторожил, но потом… Такие деньги…
Корин кивнул:
— Опишите этого человека.
— Не могу, — уныло признался Соммер.
Шеннон угрожающе двинулся, и убийца поспешно продолжил:
— Мы встретились в Булонском лесу, в его машине, ночью… Их было двое. Лица того, что сидел за рулем, я не видел вообще, и голоса его не слышал… А у того, что со мной говорил, лицо было завязано платком, да и свет в салоне не включали.
Корин и Шеннон разочарованно переглянулись.
— Но одно я могу сказать вам определенно, — добавил Соммер. — Этот человек — русский.
— Вот тебе раз, — вырвалось у Корина. — Откуда вы взяли?
— Не с потолка, — в тоне Соммера появились нотки самодовольства. — Я окончил Гейдельбергский университет, изучал филологию, философию и историю. Владею пятью языками и два года провел в России в качестве научного обозревателя «Юэрэпиэн Сайенс Энд Текнолоджи». Разве этого недостаточно, чтобы распознать русский акцент?
Соммер не лгал. Все, что он сообщил о себе, включая работу в Центре имени Помпиду, было истиной. Обладая феноменальной памятью, Соммер легко усваивал объемы информации, непосильные рядовому студенту. Он блистал, он прорвался в число первых, но… При всем том он был начисто лишен творческой жилки и оригинальности мышления. Поглощая созданное другими, Майк Соммер физически не был способен создавать свое. А без этого не могло быть и речи о выдающейся научной карьере.
Неутоленное честолюбие снедало его. И он нашел выход Лопнувшую мечту красоваться в лучах прожекторов славы он заменил идеей Тайной Власти. Никто не мог не то что заподозрить его, даже допустить мысль о причастности скромного кабинетного ученого к ряду громких убийств. Работал он чисто, деньги брал большие, но всегда оправдывал их. Он быстро разбогател, построил виллу, ни в чем себе не отказывал. К тому же двойная жизнь дала Соммеру то, чего он тщился добиться иным путем, — ощущение безграничной власти над человеческими жизнями.
Он и вел себя, подражая героям книг и фильмов о Супермене, Джеймсе Бонде или принце Малко Линге. Он перевоплощался в них, садясь в черный «Ягуар», для которого под вымышленным именем абонировал место подальше от виллы. Тут начиналась вторая, настоящая жизнь. При этом начисто игнорировался факт, что перечисленные персонажи сражались в непрекращающемся Армагеддоне на стороне сил Добра, ибо Добру служить нелегко и оно неблагодарно.
Соммер не собирался исповедоваться перед врагами. Он ни на секунду не сомневался, что его не отпустят, но, может быть, его искренность ослабит их внимание и позволит бежать? Куда — это другой вопрос. Главное — выкрутиться, остаться в живых.
Возникшая пауза была нарушена словами Корина.
— Ну хорошо, пусть русский. Но нам нужно хоть что-то, чтобы ухватить его за хвост. Я не спрашиваю о номере его машины, но попробуйте вспомнить любые, самые малозначительные детали.
Может помочь его случайная обмолвка, упоминание какого-то города или улицы, что угодно…
— Нет, — Соммер не стал фантазировать, боясь ухудшить ситуацию. — Никаких обмолвок. Лаконичная инструкция.
— А посредник, как его, Марчиано? — вмешался Шеннон. — Он-то должен знать больше.
Соммер махнул рукой.
— С тем вообще разговаривали только по телефону.
— Ладно, — подытожил Корин. — Пока хватит.
Отвезем его обратно и свяжемся с Коллинзом.
— Чтобы они снова… — завелся было Кристофер, но Корин прервал его.
— Так или иначе его придется пускать в глубокую разработку. С ним повозятся психологи, профессионалы. Позвоните Аллендейлу, пусть пришлет сюда людей, займутся бомбой.
Корин перебросил куртку через руки пленника, его вывели из машины к пандусу наверх.
Вконец отупевший от усталости и джина Лесли Энджел после окончания разговора развернул «Сааб» и уехал в особняк на улице Риволи. Он узнал и много, и мало; но если он не поспит хотя бы до утра, его мозг перегорит, как электрическая лампочка, и оценивать трофеи будет некому.
Троица из гаража появилась на рю де Бланк.
Соммера подтолкнули к автомобилю. В это время из-за угла вывернул громадный грузовик «Интернэйшнл» с длинным прицепом-фурой. Белые снопы, бьющие из огромных фар, на мгновение ослепили всех троих. Соммер рванулся. Вот он, его шанс: если он успеет проскочить перед грузовиком, фура задержит преследователей на какие-то секунды. Соммер знал Париж, а эту часть особенно хорошо, — он уйдет проходными подъездами.
— Стой! — закричал Шеннон, кидаясь вдогонку.
Поздно. Соммер со скоростью ракеты пересекал дорогу. В последний миг ему показалось, что он успел, что свобода отвоевана; и тут же многотонная тяжесть ревущей машины ударила в его тело. Соммер отлетел на тротуар, упал и врезался головой в бетонный подоконник магазина. Брызнувшая кровь окрасила витринное стекло. Мелькнуло бледное, перепуганное лицо водителя грузовика. Вместо того чтобы затормозить, он прибавил газу. Фура с грохотом пронеслась мимо остолбеневших Шеннона и Корина. Габаритные огни скрылись за поворотом.
Шеннон подбежал к Соммеру первым, перевернул его на спину, попытался нащупать пульс.
— Что? — голос Корина вибрировал натянутой струной.
— Кончено…
— Черт! Давай быстрее убираться отсюда.
Они вернулись к машине.
На следующее утро Лигейе Маллиган позвонил комиссар Дебриз. Девушка отменила розыск мисс Джонсон, а комиссар поведал ей о найденном на рю де Бланк трупе мужчины со шрамом на щеке, никогда ранее не попадавшего в поле зрения полиции, научного сотрудника Центра имени Помпиду Майка Соммера. Труп был в наручниках, в кармане куртки обнаружили микрофон подслушивающей системы «RSQ».
— Вы были правы, дорогая Лигейя, — сказал комиссар Дебриз. — С убийцей расправились свои.
Но каков гусь, а?
— Да, еще тот, — согласилась девушка. — Знаете, комиссар, чисто случайно в моем распоряжении оказались некоторые факты об этом Соммере. Позже я заеду к вам. Надеюсь, это поможет следствию.
— Вы не теряли времени, — комиссар не скрывал разочарования от того, что его обошли. — Постойте, а не ваш ли это микрофон?
— Ну, нет, — рассмеялась Лигейя. — Вы приписываете нам прямо-таки нечеловеческие возможности.
Лигейя и Шеннон успели разыскать в «Лионе» микрофоны Лесли Энджела (через час замененные вездесущим Полем), и девушке не составило труда догадаться, кто ухитрился засунуть микрофон в куртку убийцы. Они еще поговорили с комиссаром о пожаре на вилле Соммера (безусловно, ее сожгли те же преступники, уничтожая возможные улики), и Лигейя повесила трубку.
— Попадись мне этот Лесли, — прошипела она сквозь зубы, но угроза явно была не смертельной. — Ну, попадись мне только этот Лесли!
Сержант Донахью оборвал воспитательную тираду на полуслове и воззрился на ухмыляющегося Сэма Джексона, тычущего пальцем в присланный из Сент-Питерсберга фоторобот.
— Что ты сказал?
— То, что вы слышали, сержант. Я знаю этого парня, вернее, видел его.
Сержант опустился на стул перед Сэмом, сгреб со стола кучу бумаг и целиком освободил лежащий под стеклом снимок.
— А не заливаешь? — грозно спросил он. — Гляди у меня.
— Чтоб мне лопнуть, — обиделся Сэм. — Правдивее человека, чем Сэм Джексон…
— …На земле еще не рождалось, — закончил Донахью надоевший рефрен. — Но посмотри-ка внимательнее, может, ты ошибаешься?
— Прошу прощения, сержант, такую рожу ни с кем не спутаешь… А награды за него не полагается?
— Кутузка тебе полагается, — рассвирепел сержант. — Говори, где видел его, когда?
— Да пару дней назад. Я немножко выпил… — Сэм честными глазами взглянул на насупленного Донахью. — Совсем чуть-чуть, клянусь! И шлялся по городу.
— Небось высматривал, что стянуть?
— Что вы, сержант… Человека, уважающего закон сильнее, чем Сэм Джексон…
— Понятно, понятно, продолжай.
— А сигаретку не дадите?
Донахью подвинул негру начатую пачку. Тот с удовольствием закурил и продолжил:
— Так вот, проходил я неподалеку от русского посольства. Это там, где стоит такая здоровущая дура с молотком и ножом…
— Серпом, — поправил Донахью машинально.
— Ну да, серпом, страх Божий — Сэм смачно затянулся. — Знаете, где это?
Сержант кивнул.
— Дальше перекресток. Я повернул, вот там и стоял этот тип, недалеко от светофора. Тут из посольства выползла громадная машина, черная, как катафалк..
— Марка машины, номер?
— Да пес ее знает… Говорю, громадная. Повернула, около этого типа притормозила, он в нее сел и был таков.
— А дальше?
— Дальше все, — виновато ответил Сэм.
— Погоди. — Донахью выдвинул ящик стола, достал бланк протокола и авторучку. — Значит, ты утверждаешь, что видел, как изображенный на фотографии человек сел в машину, выехавшую с территории русского посольства?
— Так же ясно, как вижу вас, дай вам Бог здоровья… Сержант, а что натворил этот парень?
— Грохнул шлюху в Пенсильвании, — сымпровизировал Донахью. — Но это точно он?
— Вот зверюга, — возмутился Сэм. — Да он, он, не сомневайтесь. Причесон другой и бородавки не было, а так вылитый…
Три часа спустя полученная от Сэма информация легла на стол детектива Шарпа в Сент-Питерсберге. Шарп довольно потирал руки. Выслеженный им в отеле человек с причудливым акцентом замечен в русской дипломатической машине в Вашингтоне. Это уже не ниточка, это отчетливый след.
Шарп немедленно связался с полковником Коллинзом. К этому времени эксперты-графологи ЦРУ закончили исследование полученного от Корина факсимиле начала письма с обращением «DEAR JOHN!» В основном они подтвердили выводы Корина о том, что текст написан человеком, для которого русский язык является родным. Из бельгийской полиции пришло сообщение: отпечатки пальцев Кеннета Дорена зафиксированы в квартире на улице Демер.
Все вместе складывалось в мозаику заговора, направляемого из России или по меньшей мере рожденного там. Человек или люди, способные организовать столь масштабную операцию, должны были обладать поистине дьявольскими возможностями.
И не было ответа на самый главный вопрос, который пульсировал подобно маятнику заведенного часового механизма:
ЗАЧЕМ?
Группа Коллинза в Лэнгли находилась не в лучшем, а в гораздо худшем положении, ибо людям полковника приходилось преодолевать титанические надолбы, воздвигнутые вокруг Очень Важных Персон из пресловутого «списка одиннадцати».
Большим успехом Коллинз считал уже то, что удалось сократить список до пяти фамилий. Непричастность к заговору прочих была установлена со скрупулезной точностью.
Но пятеро оставшихся были глыбами гранита, подступиться к которым мешали бастионы секретности и дипломатических уверток. Чтобы добыть жизненно важные крохи информации, Коллинз прибегал к давлению, угрозам и самому обыкновенному шантажу. За три дня он нарушил столько законов, что, если бы его привлекли к суду по каждому случаю, он вполне мог по принципу суммирования наказаний загреметь в тюрьму на добрую тысячу лет. А глухая стена вокруг пятерых неприкасаемых поддавалась с трудом.
И все же круг сужался. Мало-помалу, от одного крошечного фактика к другому, измученный, вымотанный донельзя Коллинз упорно полз к цели.
Джеймс М. Стюарт весьма скептически отнесся к появлению сведений о «русском следе». Он не верил в заговор из России. Конечно, не исключено, что некоторые участники преступной организации окажутся русскими, сколько их после крушения коммунизма разбежалось по миру? Однако централизованное российское руководство террористическими и диверсионными акциями — нет, это чересчур, фантастика в духе Флеминга.
Кеннет Дорен бесследно исчез, и многие в Лэнгли разделяли мнение Стюарта, что он убит своими, ибо засветился чрезвычайно. Тем не менее запрос в Интерпол никто не отзывал.
Лучшие силы ЦРУ, опирающиеся на мощную поддержку местных полиций и спецслужб, работали в городах, где были убиты сотрудники Центрального разведывательного управления. Нельзя сказать, чтобы их усилия тратились совсем впустую. То там, то здесь возникали обоснованные версии и прослеживались связи погибших наемников.
Вся эта кропотливейшая работа должна была, не могла рано или поздно не привести к закономерному финалу. Но в этом «рано или поздно» и крылась загвоздка.
Потому что было уже поздно.
6
Туман пришел на атлантическое побережье ранним утром с юго-востока, со стороны Багамских островов. Прохладные клубы, похожие на прижатые к земле облака, придавали прозрачные очертания исполинским сооружениям космодрома на мысе Канаверал. Решетчатая тарелка радиолокатора диаметром в сорок метров едва виднелась вдали, в разрывах клочьев тумана, а еще дальше на стартовом столе замер нацеленный во Вселенную «Атлантис».
Саманта Ларрена брела босиком вдоль берега океана, гребни соленых волн, разбиваясь вдребезги о песок, осыпали брызгами легкое белое платьице девушки. Она несла в руках маленький букет диких цветов, собранный ею у домика, где ее поселили.
По традиции, несколько предшествующих полету часов астронавты были предоставлены самим себе и проводили их кому как вздумается, в компаниях или в одиночку. Саманте захотелось посвятить эти минуты себе, пройтись по океанскому пляжу, посмотреть восход солнца и подумать об ожидающих ее чудесах и увлекательных приключениях.
Саманта Ларрена жила в двух измерениях. В одном были научные исследования, каждодневный труд подготовки к полету, где каждая деталь и каждое действие имели осмысленное, однозначное наименование, что было необходимо и, признаться, немного скучно.
Зато в другом измерении ее жизни она была Алисой, отправляющейся в страну Чудес. Страницы старых фантастических романов, кадры затертых до ряби на экране видеолент оживали в ее воображении. Она была отважной принцессой Галактики, ведущей корабль к мерцающим звездным скоплениям, удивительные и прекрасные тайны Вселенной разворачивались перед ней бесконечной чередой, и перед ее внутренним взором вертелся, мелькая спицами, штурвал «Энтерпрайза» с выгравированным на медной табличке девизом: «Побывать там, где не бывал еще ни один человек».
Да, доктор биологии Саманта Ларрена была в сущности восторженным ребенком, получившим восхитительную желанную игрушку. Она никому не призналась бы в своих потаенных мыслях и несказанно обиделась бы, если бы кто-то разгадал их и облек в слова. Но в конце концов ей было лишь двадцать семь — возраст, когда романтика начинает встречаться с мудростью.
Саманта наклонилась навстречу волне, поймала россыпь брызг ладонью, провела влажными пальцами по лицу. Она была бы счастлива в эти мгновения, если бы не основательная доля тревоги.
Непрошеный визит человека с ледяными глазами не изгладился в памяти, но воспоминания о нем отступили на рациональный уровень, оставив в покое эмоции. Саманта знала, что многие, если не все, программы НАСА так или иначе связаны с Пентагоном, и, если подумать, что необычного в том, что и в их полете запланирован секретный эксперимент с военным спутником? Но при всей весомости таких соображений Саманта не могла отделаться от грызущего чувства недоверия. Ей было неведомо, как готовятся и обставляются такие проекты в обычных случаях, но подсознательно она не могла убедить себя в нормальности происходящего.
Что означал этот неожиданный вопрос корреспондента на пресс-конференции о какой-то космической катастрофе? Почему командир экипажа Питер Гримсби тщательно избегает разговоров на эту тему?
Что-то было НЕ ТАК.
На поясе Саманты запищала пластмассовая коробочка, мигнул огонек вызова. Пора возвращаться.
В Центре управления на мысе Канаверал, как и в Хьюстоне, и в недрах горы Элберт в штате Колорадо, и на десятках других военных и гражданских станций слежения, сращенных в единый организм компьютерной сетью, сотни людей вглядывались в экраны, считывали бегущие цифры и строки тысяч параметров — от погодных условий до неисчислимых подробностей технического состояния «Атлантиса», артистически исполняли виртуозные партии на клавиатурах терминалов. В светлом зале Центра на мысе Канаверал на стене над головами людей горел пятиметровый квадрат графической схемы выведения «Шаттла» на орбиту, где точками отмечались рассчитанные до долей секунды моменты: сброс твердотопливных ускорений, включение вспомогательного двигателя, активный участок…
В этом высокотемпературном энергетическом поле, осязаемо повисшем над космодромом, казалось, никто и не вспоминал о шести мужчинах и одной девушке в комбинезонах с эмблемой «НАСА», в специальном автобусе направлявшихся на стартовую площадку. Но вся разогнавшаяся машина работала именно на них…
Тревожно было на душе не только у Саманты, но и еще по крайней мере у одного члена экипажа «Атлантиса».
«Бантам» М-418 калибром 6,35 — совсем маленький пистолет, а его современная модификация «пантера» и вовсе очень компактна. При помощи самодельного приспособления типа потайной кобуры не составляло проблемы скрыть оружие под комбинезоном — пистолет не выделялся и не выпирал, а обыскивать астронавтов перед полетом не в правилах НАСА.
Но тому, в чье бедро упирался холодный металл «пантеры», все равно чудилось, что пистолет предательски вздымается под синтетической тканью.
На экранах Центра управления светились контрольные цифры, свидетельствующие о штатном функционировании оживших систем корабля. Кабина лифта с астронавтами взлетела ввысь по вертикальной шахте. Один за другим они перебрались в «Атлантис» и заняли кресла у пультов. В динамике прозвучал насыщенный искусственной веселостью голос руководителя полета Роджера Хэмилтона, находившегося в Хьюстоне:
— Как дела, ребята?
— Все нормально, — доложил Гримсби…
— Полуторачасовая готовность, — объявил Хэмилтон. — Настроение в порядке? Дать вам музыку на борт?
— Давайте, — одобрил идею Гримсби.
— Кое-что припасено… Специально для вас!
Кабину заполнили аккорды нержавеющей песни «Дип Пепл» о космических извозчиках. Вокруг сразу стало будто светлее. Саманта расслабилась, нервное возбуждение покидало ее.
Кроме нее, лишь двое из экипажа не бывали в космосе ранее — физик Тед Карсон и Андрей Шалимов, занимавший кресло слева от девушки. Чтото они сейчас чувствуют?..
Но центром предельной напряженности был не Хьюстон, не мыс Канаверал и даже не сам «Атлантис», а расположенная на отрогах горы Рейнер в штате Вашингтон, в двухстах тридцати милях от Сиэтла небольшая радиолокационная станция, именуемая для пущей секретности просто «Маунтин» — «гора». Именно отсюда должно было осуществляться непосредственное руководство операцией «Сэрвайвл» — снятием «Элиминейтора» с орбиты. Поздно ночью на станцию прибыл в сопровождении эскорта специалистов заместитель командующего военно-космическими силами США бригадный генерал Эндрю Уилсон, получивший особые полномочия и докладывающий напрямую Президенту.
Овальный кабинет в свою очередь держал наготове «красную линию», связанную на сей раз не только с апартаментами Президента России, но и с резиденцией «серого кардинала» генерала Рубинова. В эти дни Рубинов, российский координатор проекта «Сэрвайвл», становился едва ли не более важной фигурой, нежели сам Президент. Но знали об этом немногие.
— Пятиминутная готовность, — раздалось из динамиков «Атлантиса».
Автоматика привела кресла в горизонтальное положение. Саманта удивилась тому, что все предшествующие эмоции оставили ее. Какая-то звенящая пустота в голове. И более ничего.
— Ключ на старт. Финальный отсчет.
Зеленые цифры ежесекундно сменяли друг друга на экране главного компьютера «Шаттла».
4… 3… 2… 1… Старт.
Саманта инстинктивно сжала руку Андрея Шалимова. Он ободряюще улыбнулся девушке.
Земля содрогнулась от грохота исполинской мощи двигателей. Столб огня, сравнимый по ярости с атомным взрывом, ударил в бетон стартовой площадки.
Собравшиеся внизу в наблюдательных секторах тысячи корреспондентов и съехавшихся со всей Америки любопытствующих (такова уж американская традиция — превращать каждый космический полет во всенародный аттракцион) видели, как медленно приподнялся над стартовым столом могучий гигант, как рванулась к небесам, набирая скорость, ракета. Ореол пламени, бьющего из дюз твердотопливных ускорителей, постепенно превращался в сверкающую дневную звезду.
Внутри корабля перегрузки были даже меньше, чем ожидала Саманта и ее коллеги-новички. После сброса головного обтекателя поток солнечного света хлынул в иллюминаторы. В кабине воцарилась полная тишина. Саманта сжалась в комочек и похолодела. Она знала, что все идет как надо — отделились твердотопливные ускорители, сейчас включатся основные двигатели «Атлантиса», разгонят их до восьми километров в секунду и вытолкнут на орбиту. Но почему ради всего святого они так долго, бесконечно долго не включаются?!
Корабль словно остановился. Ни вибрации, ни шумов, никакого движения… А если…
Последовал сильный толчок, перегрузка возобновилась. Зажигание работало точно по расписанию. Девять минут полета.
Загорелось табло бортовых часов.
— Орбита! — оповестил Питер Гримсби.
Перед глазами Саманты разворачивалась панорама Вселенной. Над опутанной голубой вуалью атмосферы Землей сияли огромные звезды на черном бархате. Солнце источало струи расплавленной меди. Эта картина, сотни раз виденная в проекционных устройствах комплексных тренажеров и знакомая до мелочей, потрясала и ошеломляла здесь, в реальном космосе. Саманте хотелось петь, хохотать и кувыркаться. Она отцепила замки ремней безопасности и взлетела над креслом.
— Черт возьми, парни! — звонко крикнула она. — Я летаю!
Это был первый доклад, принятый Центром управления в Хьюстоне с борта «Атлантиса». Под сводами зала грянул дружный смех. Напряжение уходило из сердец тех, кто переживал едва ли не сильнее астронавтов.
Освободились из объятий ремней и остальные.
Члены экипажа контролировали прохождение команд автоматики на раскрытие всей сети антенн радиосвязи и работу двигателей стабилизации.
— «Атлантис», говорит Хьюстон, — услышали астронавты голос Роджера Хэмилтона, — поздравляю, попали в точку…
— Вашими молитвами, — откликнулся Гримсби.
— Передаем уточненные параметры. Апогей 230 километров, перигей 175, наклонение орбиты 49 градусов 31 минута, период обращения девяносто минут. Выходите в режим гравитационной стабилизации.
— Понял вас, Хьюстон. — Командир засек положение Солнца по теневому индикатору и развернул корабль. Звезды переместились в иллюминаторе.
Саманта различила несколько знакомых созвездий.
— Это Орион, правильно? — она ткнула пальцем в стекло, как в звездную карту.
— Да, — ответил Тед Карсон. — А вот там, дальше — Кастор и Полуис, неразлучные близнецы.
— А вон Сириус!
Сириус, самая яркая звезда северного полушария, блестел над ними, словно благословляя полет «Атлантиса», распростершего крылья над Землей подобно величавому кондору.
Первые сутки полета были под завязку забиты научными экспериментами, телерепортажами (одним из которых явился телевизионный урок Саманты Ларрены), расконсервацией и настройкой систем корабля. О спутнике никто не вспоминал.
Встреча с ним должна была состояться лишь через двадцать четыре часа, когда «Шаттл» окажется на глухом витке, вне зоны радиоконтакта со всеми наземными пунктами, кроме станции «Маунтин».
Тогда под контролем операторов произойдет коррекция орбиты, сближение и захват объекта смонтированным фирмой «Дженерал Дайнемикс» манипулятором. По расчетам получалось, что выхода в открытый космос можно избежать, но он учитывался как запасной вариант.
Программа полета была расписана буквально по минутам — «Элиминейтор» поглотит массу времени, а научные проекты никто не сокращал и не отменял, их пришлось уплотнить Когда настало время для сна — условная ночь «Атлантиса» — астронавты устали и вымотались до такой степени, что даже Саманта, дорожившая каждой секундой полета, уснула в спальном мешке. Правда, она честно боролась со сном, сколько могла. В иллюминаторах затемненной кабины проплывали крупные, не затуманенные атмосферой звезды, они кружились, выстраивались в цепочки в засыпающем сознании девушки.
Спальные мешки были расположены рядами вдоль стен кабины — три на одной стене и четыре на другой. Совсем на грани перехода в мир сновидений Саманте почудилось движение в глубине кабины, словно черная тень на мгновение затмила свет тусклой ночной лампочки. Но сил открыть глаза не было.
Эта тень была не фантомом, не порождением грез Саманты Ларрены. Она бесшумно выплыла из дальнего мешка, сфокусировавшись в очертания человеческой фигуры, словно вырезанной скульптором из глыбы густого мрака. Едва видимая в сумерках рука протянулась к ремонтному люку на полу. Крышка откинулась и закачалась в невесомости. Рука с поблескивающим инструментом по локоть погрузилась в люк. Что-то тихо щелкнуло.
Люк закрылся, а на пульте загорелась красная точка индикатора, предупреждающая о дисфункции одной из важнейших систем корабля. Тень остановилась у змеящихся под потолком кабелей, вытаскивая и соединяя какие-то провода. Красный огонек сменился зеленым, и тень проплыла обратно в спальный мешок, никем не замеченная.
Приближался момент встречи с «Элиминейтором». Астронавты сидели в креслах перед лобовыми стеклами, усеянными звездной россыпью, когда радиомолчание в эфире прервал голос с Земли, принадлежащий бригадному генералу Уилсону.
— «Атлантис», говорит «Маунтин». Как слышите меня?
— Слышу вас громко и четко, — произнес командир предписанную уставом фразу.
— Как настроение?
— Бодрое. Готовы идти на таран, — хохотнул Гримсби.
— Удачи, ребята… Передаю вас умельцам.
Маленький персонал, затерянный в горах станции «Маунтин», — семнадцать человек, каждый из которых представлял совершенное, отточенное орудие для идеального выполнения своей задачи — застыл у компьютеров. По экранам текли сверху вниз потоки цифр, отмечающих взаимное положение корабля и спутника на орбите.
— Расстояние пятнадцать километров, — сообщил механический голос в динамиках «Атлантиса». — Приступайте к ориентации по трем осям.
Пилот Вирджил Кейд включил ручное управление и поймал заранее условленные ориентиры на Земле в специальный визир. Он запустил двигатели, и корабль медленно развернулся в стартовое положение динамической коррекции, чтобы затем перейти на орбиту ожидания.
Перед глазами астронавтов показалась новая, не отмеченная на картах неба звезда Она быстро росла. Вскоре можно было различить торчащие во все стороны антенны, мертвые дюзы вспомогательных двигателей, зеркальное подмигивание защитной брони.
— Это он? — шепнула Саманта.
— Да, — командир притянул плавающий в воздухе микрофон. — «Маунтин», говорит «Атлантис».
Установлен визуальный контакт.
— Вы на монтажной орбите, — проинформировал баллистик с Земли — Гасите боковые скорости, включайте двигатели сближения.
На экранах «Атлантиса» менялись цифры, показывающие расстояние до «Элиминейтора». 500, 400, 200 метров…
— Выполняйте маневр зависания, — раздалась команда с Земли. — Открывайте грузовой отсек.
Теперь корабль и спутник были неподвижны по отношению друг к другу, хотя и неслись по орбите со скоростью 30 000 километров в час. Величественно раскрылись створки грузового отсека. Лапа манипулятора расправила сочленения, будто потягиваясь после долгого плена в тесном отсеке. «Атлантис» приблизился к «Элиминейтору» на двадцать… десять… пять метров. Спутник заполнил собой все видимое пространство перед иллюминатором. Но если Саманта ожидала увидеть нечто похожее на ужасную боевую станцию Дарта Вейдера из фильма «Звездные войны», то была жестоко разочарована.
В «Элиминейторе-П» не было ничего зловещего.
Гордон Прист взялся за ручки управления манипулятором. Состоящая из множества сегментов лапа нависла над зеркальным корпусом спутника, опустилась на него, и титановые челюсти сомкнулись на узкой горловине, соединяющей два полушария.
— Касание. Захват, — доложил Прист.
— Грузи, — распорядился командир.
Манипулятор развернулся, и «Элиминейтор» плавно вошел в грузовой отсек «Шаттла». Створки люка неторопливо сомкнулись.
— «Маунтин», говорит «Атлантис». Мы поймали его.
Из семнадцати глоток внизу вырвался вздох облегчения. Генерал Уилсон поздравил экипаж и бросился к линии прямой связи с Овальным кабинетом. Почти одновременно с Президентом США о ликвидации угрозы узнали генерал Рубинов и Президент России.
— Возвращайтесь на свою орбиту, — передали со станции «Маунтин» на борт корабля. — Через восемь минут на вас выйдет Хьюстон. Конец связи.
«Атлантис» завершил первый этап операции «Сэрвайвл». Первый и самый сложный, прошедший как по нотам, без сучка и задоринки. Очевидно, покровительство Сириуса не оставило экипаж.
Теперь предстояло заняться выполнением научной программы — вернее, научно-рекламной, учитывая американскую специфику. Что до «Элиминейтора», он мало беспокоил командира. Осталось только доставить его на Землю, а посадка, с грузом или без — привычное дело для полковника Гримсби. Предельно занятый, он почти забыл о плененной боевой платформе с двадцатью килограммами оружейного плутония-238.
И напрасно.
7
К трем часам ночи шторм в Мексиканском заливе, в двухстах милях западнее Ки-Уэста, начал стихать. Двухмоторная быстроходная яхта «Феникс» уже не зарывалась носом в тяжелые волны. Уменьшилась и бортовая качка. Кеннет Дорен проводил взглядом огни уходящего к Тампико торгового судна и спустился в кают-компанию.
Там в ярком электрическом свете расположились на диванах в расслабленных позах восемь человек — ударная группа Дорена, его кулак. Пять американцев, два немца и русский, которому и отводилась ключевая роль.
Валерий Гнеденко оказался в Америке в 1990 году. Двадцатишестилетний капитан ВВС проходил службу на кубинской военной базе в качестве советника — помогал кубинцам обслуживать советскую технику. Близость американских берегов не давала ему покоя. Еще в СССР он завидовал летчику, сумевшему угнать в Японию советский засекреченный истребитель. Газетные намеки на то, что измена не принесла предателю ни денег, ни счастья, а его сиюминутная популярность быстро угасла, Гнеденко не воспринимал всерьез, считая их банальной коммунистической пропагандой. Но если газеты и не врали — тот летчик сам виноват, что не сумел ухватить за крыло птицу удачи. Он, Валерий, — совсем другое дело. Он не упустит шанса.
Но трудность состояла в том, что с базы решительно нечего было угнать в США. Устаревшие самолеты не представляли никакого интереса для американской разведки. Так и не обзаведясь приличными разведданными для продажи ЦРУ, Гнеденко решился все же на побег.
Через шесть часов болтанки во Флоридском проливе его катер был подобран береговой охраной США. Сотрудники ЦРУ в течение двух недель безуспешно пытались выжать из капитана хоть что-то ценное. Готовность перебежчика к сотрудничеству пустоты не восполняла. Быстро убедившись в практической бесполезности объекта разработки, ЦРУ сдало его на руки иммиграционной службе.
Времена были уже не те, когда каждому бежавшему из СССР автоматически предоставлялось политическое убежище, но проживание в США с ограниченными правами Гнеденко разрешили.
Разочарованию Валерия не было предела. Конечно, он не рассчитывал на хоромы с золотым унитазом, подготовленные персонально для него, но и кантоваться на улице без гроша в кармане — такое его тоже не устраивало. Гнеденко попытался приткнуться к какой-нибудь антисоветской газете или радиостанции, но пик «горбимании» еще не миновал, и всякого эдакого антисоветского становилось в Америке все меньше и меньше, а за уцелевшие места железно держались старые эмигранты.
Гнеденко перебивался случайными работами, не поднимаясь выше мойщика машин на бензоколонке, потом докатился до уличных грабежей, но и здесь не преуспел.
Так продолжалось до тех пор, пока однажды в Нью-Йорке, в Бронксе он не остановил черный «Крайслер», дабы ограбить его владельца. Тот шутя обезоружил незадачливого налетчика, затащил в машину, разговорил (Валерий сносно владел ходовым английским), потом накормил в ресторане и отвез к себе на квартиру.
Нового знакомого звали Кеннет Дорен. Сначал Гнеденко никак не мог понять, чем он обязан такому обхождению со стороны, по-видимому, состоятельного американца. На гомосексуалиста Дорен не походил, на благотворителя — тоже. Все разъяснилось, когда новый шеф закончил проверку и пригласил Валерия в свою группу. Решающим фактором для Дорена послужило то, что Гнеденко был русским. Ему позарез требовался русский, пусть он и не мог пройти даже половины предложенных тестов.
Гнеденко не поверил в осуществимость планов Дорена. Задуманное было беспрецедентным. Отвращала и чудовищная жестокость будущей операции, но он оказался меж двух огней. С одной стороны — безусловная и неизбежная смерть, с другой маячил миллион долларов. И все-таки не угроза жизни, а именно этот миллион повернул колесо. Перед взором Гнеденко качались и расплывались роскошные виллы, бассейны с голубой водой и заманчиво улыбающиеся блондинки. А если по пути надо будет перешагнуть через десяток-другой трупов, что с того? Человек смертен, в конце концов. Некоторые умирают раньше.
Так Валерий Гнеденко оказался на борту яхты «Феникс», только что выдержавшей страшный шторм в Мексиканском заливе.
Дорен остановился в дверях и обвел глазами свою команду. Он не сомневался в прекрасно подготовленных, умеющих действовать по собственной инициативе в любой непредвиденной ситуации парнях. Оружие было сложено на полу — превосходные итальянские штурмовые винтовки «беретта», сконструированные под современные малокалиберные патроны 5,56.
На стене кают-компании висела цветная схема — разрез русской подводной лодки-охотника «Барс», и каждый боевик мог с закрытыми глазами, разбуженный среди ночи, с точностью до деталей описать ее устройство. Они вызубрили не только расположение основных узлов, но и второстепенные подробности, вплоть до количества ступеней трапа.
— Как самочувствие? — энергично спросил Дорен. — Эта детская встряска не вышибла из вас боевой дух?
— Все о'кей, Кеннет, — лениво промычал лежащий на диване Курт Шеллер, вышвырнутый в свое время из бундесвера. — Если ты пришел только за этим…
— Не только, — оборвал Дорен. — Наши друзья в шести милях от нас. Пока все идет по плану нашего источника «Дайвер». Хватит дуться в карты, объявляю готовность.
Не дождавшись ответа, Дорен повернулся, взбежал по крутым ступеням на палубу и направился в рубку, оснащенную усовершенствованной гидроакустической аппаратурой. Перед экраном сонара сидел в наушниках Гэри Мангир и наблюдал за беспрерывно вращающейся полосой. Увидев Дорена, он снял наушники.
— Пока ничего, Кеннет.
Дорен потрепал его по плечу.
— Они здесь, Гэри, здесь… Скоро ты их поймаешь.
— Но и они нас.
— Ну и что? — хмыкнул Дорен, — мало ли кто болтается в Мексиканском заливе… Их может насторожить разве то, что у нас выключены двигатели.
— Кеннет! — взмолился акустик. — Если включить, я ничего не услышу.
— Да нет, не буду… — Дорен оглядел шкалы приборов.
— А какого черта русская субмарина вообще делает в Мексиканском заливе? — спросил Мангир. — Я думал, теперь Америка дружит с Россией…
Дорен цокнул языком.
— Дружба дружбой, но порох надо держать сухим, да, Гэри? Ты полагаешь, наших подводных лодок нет в Северном море? Мексиканский залив — стратегически важный район. Конечно, они не заходят в территориальные воды…
— Смотри, Кеннет! — прервал Матр. На экране показалась светящаяся точка.
— Это они. — Дорен хлопнул ладонью по столу. — Поточнее определи координаты, скорость и направление. Подберемся как можно ближе. — Он щелкнул тумблером переговорного устройства, соединенного с кают-компанией. — Валерий, поднимайся на палубу.
Гнеденко встретил Дорена на корме, освещенной узким конусом прожекторного луча. Он заметно нервничал.
— В такой темнотище не то что подводную лодку, собственную задницу не найдешь, — пожаловался он.
— Не беспокойся. Не ты их, а они тебя найдут, — заверил Дорен. — Сейчас мы прямо у них на курсе.
Принесли снаряжение Гнеденко, состоящее из стандартного спасательного жилета, автоматически надувающегося при контакте с водой. Вмонтированный в ворот жилета радиомаячок импульсами подавал SOS на международной частоте. Так как других кораблей в радиусе добрых двадцати миль не было, Валерия должны были подобрать русские моряки. По крайней мере «Дайвер» обещал это.
Гнеденко облачился в жилет, попрыгал, проверяя, не звенит ли и не брякает то, что не полагается обнаружить спасателям.
— Ну… Давай, — Дорен напутственно похлопал Валерия по спине. — Не могу сказать, что с нами Бог, но уж дьявол-то нас не оставит, тем более в темноте Господь ничего не разглядит… — Он коротко рассмеялся.
Спустили трап. Гнеденко перелез через фальшборт, задержал дыхание и бросился в мрачные вздымающиеся волны. Оранжевый жилет раздулся. Голова Валерия исчезла за пределами светового круга.
Дорен поднес ко рту микрофон.
— Самый малый вперед.
Разбуженные дизели вздрогнули, заворчали.
Яхта удалялась наперерез порывистому ветру. Когда было пройдено около мили, Дорен приказал заглушить двигатели и погасить огни.
Тридцатиметровая субмарина «Барс» двигалась на север вдоль девяносто пятого меридиана на глубине сорока метров. Скорость не превышала пятнадцати узлов, возможности «Барса» были гораздо значительнее, но командиру лодки капитану 1–го ранга Борису Зимину не требовалось экстремальных режимов. Напротив, он хотел остановиться и провести совместно с энергетиками профилактический осмотр пароэнергетической установки реактора — его тревожили слишком уж разухабистые показания манометров. Само по себе это не представляло опасности: в случае серьезных неисправностей система управления и защиты реактора СУЗ автоматически сбросит между компенсирующими решетками стержни аварийной защиты. Но до этого лучше не доводить, «Барс» и так выбивался из графика автономного плавания.
Повинуясь команде Зимина, носовой горизонтальный руль чуть отклонился в плоскости, и лодка поднялась до тридцати пяти метров. Всплывать здесь нежелательно: акустики заметили неподалеку небольшое суденышко. Судя по размерам, это всего лишь прогулочная яхта, но она находится подозрительно близко.
Штурман Олег Багров, расположившийся в кресле центрального поста справа от командира, внезапно чертыхнулся и повернулся к Зимину.
— SOS, командир.
— Где? — Зимин нахмурился.
— Прямо перед нами, примерно полмили.
— Может, та яхта? — вклинился старпом Никитин. — Шторм-то какой был.
— Нет, — Багров покачал головой. — Яхта много восточнее и уходит. А это… Похоже, радиомаяк спасательного жилета.
— Мы, кажется, все равно хотели выплывать, — осторожно сказал Никитин. — Тогда сам Бог велел помочь. Или я не прав? (Никитин, он же «Драйвер», молил, чтобы командир отдал приказ на всплытие.
Тогда не потребуется применения экстремального варианта, не потребуется ему лично для захвата лодки проливать кровь товарищей).
— Маячок почти над нами, — доложил Багров. — Что будем делать?
Командир, еще чуть подумав, включил интерком.
— Срочное всплытие, — приказал он. — Продуть среднюю, носовую и кормовую группы. Стоп машина.
Гнеденко не видел в темноте, как расступились волны над рубкой подводной лодки, как выдвинулись поворотные прожектора. Он услышал глухой шум, и в глаза ему ударил ослепительный свет.
— Хей, бадди! — донеслось до него из-за рева ветра. — Холд он, уи ар гоуинг ту сэйв ю!
— Ребята, я здесь! — завопил он по-русски что было сил и поплыл к лодке. Матросы извлекли его из воды, вытащили на палубу, сплошь покрытую шахматной клеткой прессованных блоков толстой резины, вплотную прижатых друг к другу.
— Ты русский, что ли? — с любопытством спросил матрос, молодой белобрысый парень. — Как тебя сюда занесло?
— Русский, русский, — задыхался Гнеденко. — Как здорово, что вы свои! Когда вы орали по-английски, я думал, янки… Я спортсмен, одиночная кругосветка. Шторм, моя яхта… — Теперь по сценарию следовало потерять сознание, что Валерий и выполнил артистически.
— Мужик совсем выдохся, — посочувствовал один из матросов.
— Давай его вниз, доктор разберется, — ответил другой. — Сколько же он тут бултыхался, бедняга…
Гнеденко подхватили под мышки и заволокли в низкую, не выше полутора метров дверцу рубки. Но на трап субмарины они еще не попали. Для этого нужно было миновать всплывающую спасательную камеру — ВСК, плоский цилиндр, похожий на огромную поставленную на ребро банку из-под селедки иваси. ВСК занимала все пространство внутри рубки, по ее стенам были укреплены сорок два сиденья — по числу членов экипажа. Гнеденко протащили через ВСК, открыли нижний люк и только тогда матросы с находкой оказались на трапе, ведущем мимо центрального поста к каютам.
Их встретил врач Дегтярев с аптечкой первой помощи в руках. Он немедленно ввел Гнеденко через брюки антишоковый препарат. Потерпевшего крушение отнесли в каюту, сняли с него спасательный жилет, уложили на койку. Жилет полетел в угол. Появились Зимин и старпом Никитин. Матрос кратко доложил обстановку, пока врач растирал спасенного спиртом и переодевал в сухую одежду.
— Русский, спортсмен? — удивился командир. — Что-то я не слышал ни о каких одиночных кругосветках.
— Странно, — согласился Никитин. — Впрочем, чего в жизни не бывает. Погружаемся?
— Нет. Воспользуемся остановкой, чтобы проверить реактор.
Они вышли, оставив пострадавшего наедине с врачом. Тот возился с аптечкой, подбирая комбинацию медикаментов для инъекции. Гнеденко застонал и открыл глаза.
— Где я? — оглядел он тесную каюту.
— Очухался? — улыбнулся Дегтярев. — Что, браток, ничего не помнишь?
Валерий зажмурился, затряс головой.
— Ни хрена… Что со мной случилось?
— Ты на подводной лодке «Барс».
— Где?! — Гнеденко попытался приподняться.
Дегтярев удержал его.
— Лежи, лежи. У своих, все в порядке. Сейчас я тебе сделаю укольчик, ты поспишь, и все будет хорошо.
Врач подмигнул, сделал укол и вышел. Гнеденко вскочил. Надлежало действовать очень быстро.
Неизвестно, что за препарат ему вкололи, возможно, сильное снотворное.
Языком он вытолкнул из-за щеки остро отточенное клиновидное лезвие, подскочил к спасательному жилету и резким движением распорол неподатливую синтетическую ткань. В его руках оказались два предмета — никелированный металлический цилиндр, свинченный из двух половинок, и плотный полиэтиленовый сверток. Гнеденко засунул то и другое в карманы, приоткрыл дверь, прислушался. Тишина. Никого в коридоре с выкрашенными в темно-зеленый цвет стенами, по которым тянулись хитросплетения труб и кабелей. Он проскользнул в коридор, спустился по трапу и откинул люк, ведущий в аккумуляторные ямы-отсеки, где расположены аккумуляторные батареи. При их работе постоянно выделялся водород, поэтому ямы непрерывно вентилировались, и воздух прогонялся через печи дожига.
Гнеденко распечатал полиэтиленовый сверток и надел извлеченный оттуда американский модернизированный противогаз «MF-1», входящий в обязательный комплект снаряжения спецгрупп по борьбе с терроризмом. Предполагалось, что террористы могут применить средства химического нападения, в том числе и самые современные. Поэтому компактный, удобный «MF-1» надежно защищал почти от всех известных на сегодняшний день газов, поражающих дыхательные органы. Гнеденко перекрыл вентили труб, ведущих к печам дожига В его руке поблескивал никелированный цилиндр.
В последнюю секунду он испугался. Как только цилиндр будет вскрыт, содержащиеся в нем летучие вещества вступят в бурную реакцию с водородом, образуя сильнейший яд — цианистый водород.
Меньше чем за минуту все на борту «Барса» погибнут, не успев даже осознать, что с ними произошло.
Еще не поздно одуматься.
Но он уже не представлял будущую жизнь без бассейнов, вилл и блондинок.
Гнеденко развинтил цилиндр. Внутри хрустнуло тонкое стекло.
На центральном посту старпом Никитин (он все еще радовался благополучному развитию операции и, конечно, не предвидел столь печальный для себя конец) прервал на полуслове монотонное чтение показаний приборов, схватился за горло обеими руками, захрипел и рухнул на пол. Рядом упал Зимин.
Они были мертвы, как остальные члены экипажа.
Спустя минуту после химической атаки Гнеденко открыл доступ к печам дожига и поднялся в помещение поста. Он спихнул на пол бессильно повисшее в кресле тело штурмана, сел, запустил принудительную вентиляцию и нажал кнопку выведения выдвижной антенны.
— Сардоникус вызывает Феникса, — проговорил Гнеденко в микрофон по-английски. Противогаз уродовал слова, но понять было можно. — Феникс, ответьте Сардоникусу.
— Здесь Феникс, — прозвучал в ответ голос Дорена.
— Я наткнулся на косяк рыбы, повторяю: косяк рыбы.
— Понял, Сардоникус, спасибо. Видим ваши огни. Встречайте.
Гнеденко выбрался на палубу и встал у четырехметровой рубки, держась за леер. Яхта приближалась полным ходом с северо-востока, ее прожектора сверкали, как глаза фантастической акулы из фильма ужасов. Дорен убавил газ и подошел к субмарине плавно и тихо. Двое в противогазах спрыгнули на мокрую резину «Барса», протянули трап. На лодку перешли вооруженные боевики. Трое из них тащили какие-то ящики. Позади всех шел сухопарый пожилой человек, волосы которого топорщились изпод маски и белым ореолом сияли в луче прожектора.
На яхте остался лишь Дорен. Прежде чем покинуть ее, он толкнул рукоятку газа вперед до упора. Дизели зарычали, как голодные хищники. Дорен перепрыгнул на «Барс».
Обезлюдевшая яхта удалялась на максимальной скорости. Когда ее огни померкли вдали, подобная молнии голубая вспышка разорвала ночь. И сразу на людей обрушился оглушительный треск взрыва.
Специалисты Дорена знали дело: на «Фениксе» находилось не менее ста килограммов пластиковой взрывчатки огромной разрушительной силы.
Корпус яхты раскололся надвое, как яичная скорлупа, и неспокойные воды Атлантики сомкнулись над ней. Боевики перебрались в подводную лодку. Матросы поддерживали старика. Дорен шел позади всех. За собой он задраил люки.
На центральном посту, среди сотен перемигивающихся индикаторов и светодиодов, Дорен обратился к седому:
— Что с воздухом, профессор?
Тот посмотрел на извлеченный из кармана прибор и прерывающимся голосом вынес заключение:
— Пригоден для дыхания. Опасности нет.
Дорен сорвал маску, бросил на пол. Остальные последовали его примеру.
— Быстрее, быстрее, — поторапливал он. — Возиться некогда.
Боевики перетаскивали трупы в ВСК, от которой предстояло избавиться. Дорен (в свое время он немного плавал на подлодках) занял место капитана и отдал команду на погружение.
— Шеллер, давай-ка в торпедный отсек, проверь боекомплект, — тут же приказал он. — А вы, профессор Филлингем, выбирайте каюту и отдыхайте, они все ваши…
— Господи, — вздохнул профессор. — Какой ужас…
— Что? — резко обернулся Дорен. — Наш ученый друг позабыл о здоровье внучки?
— Если бы я знал, что все будет так… Лучше бы вы ее убили, — потрясение прошептал старик.
— Да? — усмехнулся Дорен. — Ну что ж, у нас еще будет время прислушаться к вашему совету. Но теперь-то хода назад нет, а, профессор? Так что расслабьтесь. У вас впереди много работы.
Включился интерком. Шеллер докладывал из торпедного отсека:
— Все о'кей. Два больших и четыре малых торпедных аппарата в исправности. Имеем десять торпед…
— Атомных? — перебил Дорен.
— Господь с вами, конечно, нет… Обычных.
Доложили и из машинного отделения, где командовал бывший подводник Майкл Коттер:
— Мистер Дорен, все о'кей.
Наконец всех погибших перенесли ВСК. Прежде чем выстрелить камеру в океан, ее люк заклинили в приоткрытом положении. Всплывающая спасательная камера больше не была ни всплывающей, ни спасательной. Она превратилась в общую могилу для сорока двух моряков.
Дорен снял блокировку и нажал рукоятку отстрела ВСК. Камера рванулась к поверхности океана, но скоро она заполнится водой и опустится на дно. Избавиться от нее нужно было и еще по одной причине — освободившееся пространство рубки понадобится для иных целей.
Сделав все это, Кеннет Дорен сверился с навигационными приборами и направил лодку на нужный курс.
8
После отбытия бригадного генерала Уилсона станция «Маунтин» вернулась к обычному режиму работы. Сеансов связи с «Атлантисом» более не предусматривалось, хотя персонал по-прежнему вел радиолокационный контроль за кораблем, пролетающим над ними каждые девяносто минут вне зоны контакта с другими станциями.
Смена полковника Мэйси отдыхала перед рассветом в комфортабельных жилых помещениях, а на дежурстве потела смена Джеймса Ли. У въезда на станцию, представлявшего собой короткий отрезок тоннеля в скале, скучали сержанты Дарлингтон и Рэй. От нечего делать они играли на сигареты в «Блэк Джек» на хилом столике будки охраны.
Внезапно Рэй насторожился, отложил карты.
Вскоре шум автомобильных моторов на окутанной туманом ночной дороге услышал и Дарлингтон.
Свет фар приближался.
— Интересно, — пробормотал Рэй, наклонив голову: — Мы ждем кого-нибудь?
— Да вроде нет. — Дарлингтон засунул выигранные сигареты в полупустую пачку. — Опять инспекция? Вот увидишь, заставят нас побегать.
На освещенный пятачок перед глухо сомкнутыми створками ворот выкатился приземистый «Кадиллак», за ним джип с солдатами. Покачивая карабином, Рэй подошел к машине. С заднего сиденья выбрался подтянутый человек средних лет в форме генерала ВВС.
— Сержант Рэй, сэр, — отрапортовал часовой.
Прибывший показал документы, из коих следовало, что он является заместителем бригадного генерала Уилсона генералом Барли.
— Немедленно доложите полковнику о нас, — приказал он. — Нам некогда.
Слегка удивленный Рэй вернулся в будку и поднял телефонную трубку.
— Прибыл генерал Барли, сэр, — сказал он.
— Барли? — удивленно произнес в ответ голос Джеймса Ли. — Не знаю такого… Пригласите его к аппарату.
Барли уже ждал у телефона и взял протянутую Рэем трубку.
— Говорит генерал Барли, полковник. Я приехал по поручению Уилсона. Возникли новые осложнения с «Шаттлом».
— Простите, сэр, но нас ни о чем не предупреждали, — проговорил Ли. — Может быть, вы представите подтверждение вашей миссии?
— Конечно, полковник, — спокойно сказал Барли, — У меня есть бумаги, подписанные бригадным генералом Уилсоном.
— Ваших бумаг я по телефону не увижу, — возразил полковник, — зато вижу на мониторе джип.
Почетный эскорт?
— Полковник, вы забываетесь, — рассердился Барли.
— Еще раз прошу простить меня, сэр. Я вынужден буду связаться с Вашингтоном, лично с бригадным генералом.
— Его нет в Вашингтоне, — отрывисто бросил Барли. — Если хотите, звоните на его виллу в Аннаполисе. И передайте ему, что я намерен подать на вас рапорт.
— Это ваше право, сэр.
Полковник отключил связь и набрал номер Уилсона в Аннаполисе. Бригадный генерал отозвался не сразу, сонным и недовольным голосом.
— Уилсон слушает.
— Сэр, это «Маунтин», полковник Ли.
— В чем дело?
— Тут прибыл некий генерал Барли…
— Ну и что? Разве это причина, чтобы вытаскивать меня из постели ни свет ни заря? Или вас не устроили его документы?
— Я не видел их, сэр. Я еще не впустил его.
— Так впустите и посмотрите, черт вас побери!
И не тяните время, это очень важно.
— Слушаюсь, сэр.
Ли опустил трубку и переключил тумблер на пульте. Массивные створки ворот медленно поползли в разные стороны. «Кадиллак», а за ним джип въехали в тоннель.
Через несколько минут Барли и его люди входили в зал станции. Точнее сказать, они ворвались в зал и взяли его в кольцо. Тот, кто назьщал себя Барли, с пистолетом в руке подошел к полковнику Ли.
— Представляться излишне, полковник. Думаю, вы поняли, что никаких документов от Уилсона у меня нет, и говорили вы не с бригадным генералом. Зато у меня есть другие документы, — он помахал пистолетом. — Через пятнадцать минут «Атлантис» войдет в вашу зону радиовидимости.
Мне нужен сеанс связи. Если не будете мешать, останетесь в живых. При малейшей попытке поднять тревогу — пуля в лоб. Ясно?
Полковник кивнул. Персонал станции загнали в соседнее помещение и выстроили у стены с поднятыми руками. Двое из группы Барли сели к пультам, разложили испещренные цифрами бумаги.
Перед появлением «Атлантиса» в секторе контакта со станцией «Маунтин» на борту корабля произошло никем не замеченное событие — вторая вылазка пригрезившейся Саманте тени. На этот раз она основательно покопалась в недрах радиопередатчиков.
Условная ночь «Шаттла» еще не кончилась, когда зазвенела мелодичная трель экстренного вызова.
— «Атлантис», говорит «Маунтин». Ответьте.
Питер Гримсби выскользнул из спального мешка, подлетел к пульту.
— «Маунтин», говорит «Атлантис». Здесь Гримсби.
Корабль просыпался. Одна за другой загорались лампы освещения, оживали приборы. Астронавты выбирались из мешков.
— Что случилось? — спросонья не сообразила Саманта. — Еще рано…
— Тихо, — предостерег Вирджил Кейд.
— «Атлантис», готовьтесь к срочной посадке, — звучало из динамиков. — На «Элиминейторе» утечка радиации. Опасно для жизни. Срочная посадка на базе Черри Брэнч.
— Наши приборы не регистрируют никакой утечки, — недоуменно доложил Гримсби. — Плановая посадка всего через два витка…
— Повторяю приказ, — заговорил радиоголос, — немедленно приступить к предпосадочной процедуре. Оставайтесь на линии.
— Слушаюсь, — Гримсби повернулся к экипажу. — Садимся, ребята.
— Как это? — возмутился Прист. — Эти горные орлы что-то напутали. Свяжись с Хьюстоном.
— Не могу. Мы вне их зоны.
— Попробуй аварийные частоты.
Гримсби пощелкал тумблерами, пробежал пальцами по клавишам настройки.
— Что за черт…
— Вот видите, — заметил Ратников. — Каким же должен быть уровень радиации, если тонкая электроника уже полетела к дьяволу!
— Пожалуй, вы правы, — неуверенно, словно в чем-то сомневаясь, протянул Гримсби.
Шесть пар глаз выжидательно смотрели на командира. Чтобы там ни приказывали с Земли, а за безопасность корабля и экипажа отвечает он, ему и решать.
— Садимся, — сказал Гримсби. — Предпосадочная процедура.
Астронавты заняли кресла. Пилоты Прист и Кейд проверяли готовность к посадке всех систем корабля, в том числе, разумеется, и устройства выпуска шасси. Зеленый индикатор утверждал, что оно в полной исправности. Но это было не так.
Кейд сориентировал корабль на торможение и по команде Гримсби, подтвержденной с Земли, включил тормозной двигатель. Орбитальная скорость резко упала, астронавтов прижало к спинам кресел. На колени Саманты грохнулся плавающий на шнуре микрофон.
— Спуск нормальный, — радировал на станцию командир. — Приближаемся к плотным слоям атмосферы.
«Шаттл» плюхнулся в атмосферу, как в воду.
Сильный толчок снизу подбросил пристегнутых ремнями людей. Автоматическая система управления уверенно вела космический корабль к базе Черри Брэнч, расположенной между Новым Орлеаном и Порт-Артуром на побережье Мексиканского залива.
«Атлантис» трясло и раскачивало, как утлую лодчонку в разгар бури. Пламя бушевало в иллюминаторах, броня обшивки покрывалась копотью, горели кронштейны выдвижных систем. О связи с Землей не могло быть и речи — связь появится позже, когда «Шаттл» спустится ниже и включит основные двигатели.
Гримсби повернул рычаг. Из огромных дюз ударили реактивные выхлопы, «Атлантис» перешел в «самолетный» режим. Командир снова и снова пытался вызвать Хьюстон или мыс Канаверал, но работала лишь одна частота станции «Маунтин».
Впрочем, оттуда поступали обнадеживающие данные. Спуск шел по графику, автоматика функционировала безошибочно, помех не предвиделось.
9
Лейтенант Бернард Бойд, дежурный контролер оперативного центра объединенного командования военно-космических сил США, недавний приятель злополучного Саймона Шейна, впал в легкий транс. Того, что он видел на экране, не могло существовать на самом деле. Радиолокатор утверждал, что над территорией Соединенных Штатов быстро движется возникший будто из ниоткуда крупный объект. Он не мог принадлежать другой стране, тогда периферийные станции и спутники загодя предупредили бы о его приближении. И не мог — вернее, не должен был — принадлежать Соединенным Штатам, ибо командование ВКС должно было заранее уведомляться о любых значительных перемещениях военных и гражданских самолетов в воздушном пространстве США. Откуда же он свалился — из космоса, что ли?!
Бойд стряхнул оцепенение и включил микрофон связи с полковником Лэнсом. Тот не замедлил сойти с балкона в зал, что само по себе было знаменательным событием, так как подобного не случалось за два года службы лейтенанта в оперцентре ВКС.
— Ну, что?
— Летит, сэр, — доложил Бойд. — Судя по мощности импульса, это не просто большой самолет.
Огромный, чудовище какое-то.
Подошедший заместитель Лэнса полковник Фармберг поинтересовался:
— Откуда он взялся?
Лэнс жестом изобразил полнейшую неосведомленность.
— Направляется на юг… Нет, скорее на югозапад. Скорость неизменна, высота уменьшается.
— Позвонить Хэммеру?
— Ну… да, — через паузу подтвердил Лэнс. Его отступление от обычного приказного тона свидетельствовало о замешательстве.
Фармберг проследовал в комнату спецсвязи и велел сержанту соединить его с начальником штаба ВВС генералом Хэммером. Секретарь генерала сослался на занятость шефа, но все же выполнил просьбу полковника.
— Слушаю, — голос начальника штаба ВВС звучат так, будто ему изрядно надоело отвечать на телефонные вызовы.
— Сэр, это полковник Фармберг из оперцентра ВКС в Колорадо…
— Да, да, — утомленно и как-то тускло произнес Хэммер. — Вы хотите спросить меня о той штуке, что летит сейчас над Солт-Лейк-Сити?
Сразу отвечаю: понятия не имею.
— Как…
— Меня прямо-так осаждают. И ваши, и наши, и корабли наблюдения ВМС, получающие данные со спутников. Беда в том, что ни один спутник слежения не висит сейчас в удобной точке чтобы рассмотреть эту чертовщину как следует.
— Но что же это ТАКОЕ? — не сдержался Фармберг.
— Не знаю, полковник. Визуального контакта нет, на запросы не отвечает.
— НЛО?
— Вот именно, в прямом смысле. Я поднимаю по тревоге первую эскадрилью.
Фармберг попрощался, положил трубку и, присоединившись к Лэнсу в зале, передал содержание разговора.
— Вот что мне пришло в голову, — обратился к ним лейтенант Бойд. — А не может это быть «Атлантис»? По параметрам похож.
— «Атлантис» на орбите, у них посадка через два витка, — проинформировал полковник Лэнс. — А в случае экстренной посадки они связались бы с Хьюстоном и с мысом Канаверал.
— А если серьезная авария, повреждение связи?
— Возможно… — с сомнением пробурчал Фармберг. — Впрочем, перехватчики уже в воздухе.
Скоро мы узнаем…
— Смотрите, смотрите! — закричал Бойд.
Загадочный объект начал стремительно снижаться. Еще минута, и зеленая звезда померкла, выйдя из поля зрения локаторов оперативного центра.
Пилоты первой эскадрильи ВВС США, сориентированные на встречу объекта в том месте, где он должен был оказаться, если бы придерживался прежней скорости и курса, остались ни с чем. Ночь уже уступила место раннему утру, но им не удалось обнаружить объект даже визуально. Очевидно, он изменил траекторию и летел так низко, что не представлялось возможности увидеть его и на радарах.
О происшествии было доложено министру обороны и Президенту. К тому времени Хьюстон попытался связаться с «Атлантисом», которому пора было вынырнуть из радиотени, и не нашел его на орбите. Стало ясно, что таинственный самолет — именно «Атлантис», по какой-то причине совершающий нештатную посадку на свой страх и риск.
В таком случае он направлялся на базу Черри Брэнч, являвшуюся резервной для аварийного приземления. Но почему экипаж «Шаттла» не вышел на связь со станцией «Маунтин», которая немедленно оповестила бы Хьюстон, мыс Канаверал и Черри Брэнч? Сразу все передатчики, надежнейшие, снабженные продублированными системами, выйти из строя не могли. Что же произошло?
По неизвестной причине молчала и станция «Маунтин», не отвечая ни на вызовы по телефону, ни на радиозапросы. База Черри Брэнч была приведена в состояние полной готовности к аварийной посадке. Сотни самолетов и вертолетов искали заблудившийся «Атлантис» в небе Америки. Но он пропал, исчез, словно испарился бесследно.
10
— «Маунтин», у меня проблемы, — голос полковника Гримсби звучал внешне бесстрастно, но в каждой ноте ощущалось напряжение. — Не могу выпустить шасси.
— Внимание, «Атлантис», — прозвучал ответ с Земли. — Меняйте курс на сорок пять градусов к востоку. Срочно снижайтесь — в вашем районе идут маневры военно-воздушных сил, возможно столкновение.
Оператор «Маунтина» назвал высоту, на которой радиолокаторы не способны были достать «Шаттла», а указанный им курс пролегал над малонаселенными территориями гор и пустынь.
— Будете садиться на воду в Мексиканском заливе, триста миль восточнее Галвестона. Там вас встретят вертолеты. Не падайте духом, ребята, все в порядке. Мы выведем вас на место по точечным координатам. Оставайтесь на линии.
Лучи рассветного солнца коснулись сверкающих впереди морских волн. «Атлантис» шел уже на столь малой высоте, что связь с «Маунтином» прервалась из-за естественных причин. Гордон Прист сбавил скорость.
— Не вижу никаких вертолетов, — буркнул он.
— Смотри на приборы, — посоветовал Гримсби.
Посадка на воду не представляла угрозы для «Шаттла», — конструкторы предусмотрели и такой вариант. Для космического корабля не было большой разницы, садиться на землю или в океан. Другое дело, что посадка производилась в необычных условиях, под контролем лишь одной наземной станции — связь с другими блокировалась сначала условиями на орбите, а затем странной поломкой аппаратуры. Гримсби не верил, что виновата радиация, но сначала нужно было доставить экипаж на Землю, а уж потом разбираться в странностях.
Ни один корабль в истории космических полетов еще не приземлился так: без самолетов сопровождения, без связи, без телевидения. Под «Атлантисом» проносился сплошной зеленый ковер густого леса, покрывающий побережье. Он простирался до самого обрыва в океан, дальше блестели гребни серебристых волн. Они выглядели холодными и неподвижными. Задача Гримсби состояла в том, чтобы привести корабль с предельной точностью в квадрат, рекомендованный операторами станции «Маунтин», иначе можно было налететь на подводные камни или того хуже — врезаться в проходящее судно.
«Атлантис» продолжал снижение. Хлопнули вытянувшиеся купола тормозных парашютов. Нос корабля задел верхушки волн, подняв тучу брызг, подпрыгнул, и «Шаттл» проутюжил поверхность океана, как нормальную взлетно-посадочную полосу, с той разницей, что вода шипела и испарялась под горячими плитами обшивки. Тормозные парашюты погасили скорость. Гигантский корабль все медленнее двигался по океанской глади и наконец замер неподвижно. Термостойкая броня слегка дымилась, на корпусе застыли капли расплавленного металла сгоревших кронштейнов выносных приборов. Земная гравитация, от которой успели отвыкнуть, затрудняла дыхание.
— Поздравляю с благополучным завершением полета, — сказал Питер Гримсби.
Все молчали. «Атлантис» покачивался под углом к береговой черте. Их никто не встречал.
— Где же цветы, где шампанское? — не выдержал Вирджил Кейд.
— Не все сразу, — откликнулся Прист. — Мы садились по сумасшедшему зигзагу, так что им понадобится время на поиски.
— А разве никто не мог перехватить наши переговоры с Землей? — спросила Саманта.
Гримсби покачал головой.
— Нет, девочка. Из-за этого чертова спутника все переговоры велись по узконаправленному радиолучу. Чтобы его перехватить, надо находиться прямо на его линии.
— Стойте! — воскликнул вдруг Шалимов.
— Что такое? — встрепенулся Карсон, но все уже поняли. Корабль медленно, но ощутимо кренился на правый борт.
Гримсби потыкал пальцами в клавиши компьютеров, облегченно откинулся на спинку кресла.
— Все в порядке, господа. Просто раскрылась правая створка шасси — очевидно, от удара о воду что-то там замкнуло.
— Мы не утонем? — вопросительно шепнула Саманта.
Командир засмеялся.
— Конечно, нет. В полость войдет немного воды, воздух наверху сожмется и задержит ее. Мы в безопасности.
Действительно, угол наклона более не увеличивался.
— Смотрите, смотрите! — девушка указывала в открытое море сквозь левый иллюминатор. Из вод поднималась темная рубка субмарины.
— Забавно, — прокомментировал Карсон. — Моряки успели быстрее летчиков.
— Да крутились тут, вот и заметили нас на локаторе, — бросил Вирджил Кейд. — Во всяком случае, проблемы позади… Ребята, а кто как думает провести уик-энд? Есть предложение…
Прист прервал его, будто не услышал.
— Разве так близко от берега достаточно глубины для подводной лодки?
— Здесь — да, — кивнул командир. — Мы на самой границе так называемой Апалачиконской впадины. Справа от нас мелко, как в болоте, зато слева — подводный обрыв до трех миль.
— Значит, они смогут подойти вплотную? — обрадовался Прист и полез к замку люка.
— Подожди, — остановил его командир.
Пилот в недоумении обернулся.
Рубка подводной лодки показалась из-под поверхности залива на три четверти.
11
Человек, называвший себя генералом Барли, снял наушники, отключил аппаратуру и вошел в комнату, где вдоль стен с поднятыми руками, под дулами автоматов стояли операторы станции «Маунтин».
— Вот и все, — весело сказал Барли. — Наши дела как нельзя лучше. Сейчас мои ребята там режут кое-какие кабели, чтобы вы не устроили трезвон после нашего отъезда. А вообще вы молодцы, сидели тихо. Пришла пора прощаться.
— Вы ведь не убьете нас? — пробормотал молоденький лейтенант.
Барли удивленно всплеснул руками:
— Неужели я похож на Жиля де Ре? Нет, друг мой, я отнюдь не столь кровожаден… Вы не опасны для меня. Пока вояки будут ковылять сюда на машинах, я и моя команда окажемся уже очень далеко…
— Зачем же тогда резать кабели? — горько произнес полковник Ли. — Ненужный труд…
Барли окинул его пронзительным взглядом.
— Фактор времени, друг мой… На этом строится все. Пока они там в Вашингтоне сообразят…
В дверь просунулась голова одного из террористов.
— Все готово, сэр, — доложил он.
— Поехали, — тут же распорядился Барли.
Полковник Мэйси, отдыхавший со своими людьми в уютных вентилируемых помещениях за стальной дверью, вырубленных в скале, сладко зевая и потягиваясь, появился на подъездной дорожке к оперативному залу станции. Один взгляд на незнакомых вооруженных людей, усаживающихся в джип, позволил ему понять, что происходит что-то неладное. Он метнулся назад в коридор.
— Тревога! — закричал он.
На станции «Маунтин» служили всего семнадцать человек, из них восемь в смене Мэйси. Восемь автоматических винтовок одновременно ударили по подъезжавшему к концу тоннеля джипу. У того оставался один путь — вперед, за «Кадиллаком», который вел Барли. Не остановиться, не увернуться. Когда джип добрался до ворот, в живых в нем никого не оставалось.
А «Кадиллак» вылетел на извилистую горную дорогу, промчался мимо будки охраны и углубился в извивы серпантина, не снижая скорости. За ним увязался джип, за руль которого прыгнул Мэйси, а на сиденье пристроились лейтенанты Беннет и Уилкс.
Преследователи не стреляли, а джип не мог угнаться за «Кадиллаком».
— Уйдет, уйдет, — простонал Уилкс, обращаясь к полковнику. — Можно быстрее?
Он ошибся. На крутом повороте Барли не справился с управлением. «Кадиллак» пошел юзом, сбил столбики ограждения и низвергся в пропасть с полукилометровой высоты. Глухо ухнул взрыв.
— Черт! — Мэйси ударил по тормозам. — Он был нужен нам живым!
12
— Не открывай люк, — предостерег Гримсби.
— Почему? — удивился Прист.
— Потому что это русская подводная лодка.
— Ну и что? Хоть китайская. Они идут к нам на помощь… — Он снова протянул руку к замку.
— Нет, — жестко сказал командир. — Сначала я хотел бы узнать, что русская подводная лодка делает в наших территориальных водах.
Субмарина всплыла полностью и находилась не далее чем в десяти метрах от «Атлантиса». На палубе возникли фигуры людей с оружием.
— Ого, — тихо присвистнул Кейд.
— Открывайте люк, — скомандовал уже в «Атлантисе» чужой, будто незнакомый голос. Все разом обернулись. К задней стенке кабины прислонился Ратников с маленьким пистолетом в руке.
— Вот оно что, — недобро протянул командир.
Шалимов взирал на Ратникова в полнейшем изумлении.
— Саша, ты что, с ума сошел? — произнес он по-русски.
— Пока нет, — отрезал полковник. — Хотите жить, открывайте люк.
Карсон встал, бледный как мел.
— Вы как знаете, а я открываю. Я человек гражданский и не люблю стрельбы.
— Предатель! — крикнул Гримсби.
В замкнутом пространстве кабины выстрел громыхнул по-особенному гулко и страшно. На левой стороне груди командира выступило небольшое, почти круглое красное пятно. Питер Гримсби упал, он был мертв.
— Я не шучу, — запоздало пояснил Ратников и без того кристально прозрачную мысль.
Тед Карсон откинул замки большого потолочного люка, включил электромоторы. То же он проделал с замками боковых дверей. Кабина «Атлантиса» распустилась, как цветок. Вкусный морской воздух хлынул внутрь.
Космический корабль и подводная лодка стояли борт к борту. Дистанция между ними не превышала теперь и двух метров. Саманта инстинктивно прижалась к Шалимову, он чуть подвинул ее за спину.
Дорен прищурился, поднял оружие и дал очередь. Первыми погибли Прист и Кейд, потом пули достали Теда Карсона, по-детски пытавшегося заслониться ладонью. Но на пути к Шалимову и девушке некстати маячил Ратников. Шалимов ударил Саманту локтем в грудь, она потеряла равновесие и полетела в воду. За ней кувыркнулся Шалимов, пули Дорена и Ратникова просвистели мимо него.
Дорен перепрыгнул в кабину «Шаттла», рванулся к правому борту и всадил в воду весь магазин. Зеленоватые морские волны окрасились кровью. Ни Шалимов, ни Саманта не показались более на поверхности.
— Готово, — удовлетворенно констатировал Ратников. — Приманка для акул… Привет, Кеннет.
— Рад тебя видеть, Алекс. Все идеально, а ты волновался… Открывай эту хреновину, и поскорей. — Он имел в виду грузовой отсек «Шаттла». — У нас очень мало времени.
Ратников вытянул рукоятку на пульте, створки грузового люка неторопливо раскрылись. Зеркальная броня «Элиминейтора» поблескивала в солнечных лучах. С подводной лодки навели трап, профессор Филлингем, хватаясь за леера, тяжело перебрался на «Атлантис». За ним двое террористов несли ящик с аппаратурой и инструментами. Профессор приступил к вскрытию корпуса спутника.
Его работа шла быстро и споро. Еще бы: вместе с профессором Райдером из Колумбийского университета он принимал участие в конструировании «Элиминейтора». И спустя годы они оказались по разные стороны добра и зла…
Профессор откидывал защитные крышки, отсоединял кабели и провода. Остальные помогали ему на подхвате. Ратников и Дорен поглядывали издали.
— Одного не пойму, — посетовал Ратников. — К чему такие дикие сложности? У вас атомная подводная лодка, вот и выковыряли бы плутоний из реактора…
— Спросите профессора Филлингема, он наш научный консультант… А насколько знаю я, тут две причины. Во-первых, у нас нет физической возможности залезть в реактор, но, полагаю, это мелочи, придумали бы… А главное — его топливо абсолютно не подходит для наших целей. Кстати, — вспомнил Дорен, — что с тем устройством, которое записывало разговоры на борту «Атлантиса»? Да, кажется, еще и с видеоконтролем?
— Да ничего оно, не записывало, — с ухмылкой обронил Ратников. — Пришлось повозиться…
Наконец, по указанию профессора, из нутра спутника был извлечен тяжелый серый ящик из металла. Филлингем шагнул к Дорену.
— Внутри — бериллиевые сферы с плутонием.
— Отлично, — оживился Дорен. — Уходим!
Они перебрались на «Барс», сняли трап. Контейнер с плутонием уложили в рубке, подальше от жилых помещений, благо теперь этому не мешала ВСК. Хранить его в реакторном отсеке категорически запретил профессор Филлингем, аргументируя чуждыми Дорену научными резонами. Активизировались двигатели, корпус лодки мелко задрожал, она двинулась в направлении Апалачиконской впадины, ища оптимальную глубину для погружения.
Дорен и Ратников стояли на палубе, прощаясь с ограбленным «Атлантисом». Ратников обратил внимание Дорена на ряд черных точек над горизонтом.
— Что это?
Дорен усмехнулся.
— «Блэк Тандер». Десантные вертолеты ВМС США Когда мы прогоняли всю операцию на компьютерах, получалось, что они и должны прибыть в это время. Нам даже дали небольшую фору..
— Погружаемся, — засуетился Ратников.
— Успеем, все идет по плану…
— Погоди, а это что?
Ратников прищурился на оранжевое пятнышко, пляшущее на волнах между «Атлантисом» и берегом.
— Не знаю, — встревожился Дорен. — Сейчас.
Он отдал краткую команду по интеркому. Принесли бинокль. Ратников нетерпеливо выхватил его из рук матроса, навел на подозрительный предмет и с громким проклятием швырнул бинокль на палубу.
— Это они!
— Кто?
— Шалимов и девчонка! Они спаслись, они живы! Дьявол, дьявол, дьявол! — Ратников едва не стучал кулаками по лееру. — Немедленно… Торпедная атака!
— Не получится, — невозмутимо объяснил Дорен. — Объект маловат. Торпеда не взорвется, да и не попадет, а для самонаведения слишком ничтожная цель.
— Прикажи принести автоматы!
Вместо ответа Дорен молча указал на черные вертолеты, выросшие уже до размеров крупных бусин.
— Срочное погружение.
Ратников, вне себя от злости, извергая ругательства, скатился по трапу. Дорен задержался на мгновение, поднял бинокль, рассмотрел оранжевую точку. Это была спасательная надувная лодчонка с «Атлантиса». Девушка лежала поперек борта, почти касаясь головой воды, Шалимов отчаянно греб к берегу, поглядывая на далекие еще вертолеты.
Дорен хмыкнул, спустился в центральный пост, где бушевал Ратников. Хладнокровно игнорируя тирады русского, Дорен произвел погружение и дал максимальную скорость. Только тогда он повернулся и заговорил:
— Алекс, заткнись и слушай. Сейчас я их разглядел хорошенько: создалось впечатление, что они не очень-то спешат пообщаться с экипажами вертолетов. Может статься, у нас есть время.
— Время! — завопил Ратников. — Ты хоть понимаешь, что произошло?! Это крах, конец всему! Они выведут на меня, а я — прямой канал к мозгу, к мистеру Брауну.
Дорен отметил про себя, что он этого не знал.
Полностью потерявший выдержку Ратников выболтал то, чего оглашать не следовало.
— Еще ничего не случилось, — сказал Дорен. — Во-первых, найти тебя у них нет ни единого шанса.
— Да, пока мы будем сидеть в этой дыре, на твоем проклятом острове, а потом?! Тебе наплевать, а мне нет! Ты сделаешь пластическую операцию, переменишь имя и слиняешь в кусты, а я не для этого ввязывался в дерьмо! Я должен быть героем — именно я, Ратников, со своим именем и обликом! В этом суть замысла!
Ратников махнул рукой и вышел. Вернулся он более или менее успокоенным.
— Что ты предлагаешь? — Он уселся в кресло у пульта и выпустил клуб дыма.
— То же, что и ты. Они должны быть уничтожены, и они будут уничтожены мною лично. И очень скоро, Александр. Что-то кому-то рассказать они, есть основания полагать, не успеют.
Ратников уже окончательно пришел в себя.
— Основания полагать, — пробормотал он. — Какие?
— Страх, — лаконично молвил Дорен. — Не зря они улепетывали от «Блэк Тандер». Им повсюду теперь будут мерещиться наши люди. А пока они ищут свой телефон доверия, мы не станем дремать.
— Что ж, логично, — перевел дыхание Ратников. — Дай Бог, чтобы так оно и было.
Все утро и весь день лодка шла строго на юг и к пяти часам оказалась у подножия безымянного островка-скалы, торчащей из моря в девяноста милях западнее мексиканского острова Аренас. Здесь требовалась виртуозная навигация и тончайшая работа акустиков — «Барс» нужно было провести узким подводным тоннелем, образовавшимся природным путем много тысячелетий назад, когда остров был действующим вулканом. В недрах острова простиралась обширная пещера с подземным озером, сообщающимся с океаном, — почти так, как описана у Жюля Верна гавань «Наутилуса» капитана Немо. Пещеру открыли в 1953 году агенты мексиканского наркобарона Ринальдо Переса и приспособили ее для хранения наркотиков, доставляемых на маленьких подводных лодках. Полиция так и не дозналась секрета Переса, сломав на этой загадке немало зубов. Потом Перес умер, организация его распалась, и люди мистера Брауна откупили пещеру у наследников наркобарона. Теперь там располагалась превосходно оборудованная база террористов, готовая принять «Барс». Попасть с острова в Мексику можно было на крохотном двухместном самолетике «БД-5–Джет», летавшем на недоступной для локаторов высоте над самой водой и приземлявшемся на укрытой среди болотистых джунглей возле Вилья-Эрмоса посадочной полосе, также некогда принадлежащей наркомафии. Конечно, «БД-5» использовался только в случаях крайних, экстренных. Такой случай как раз настал.
«Барс» благополучно пробрался по извилистому подводному коридору и всплыл в центре подземного озера, черное зеркало которого тысячи лет не колыхалось от дуновения ветерка. Мощные прожекторы заливали пещеру ярким светом. Сборные домики, как морские раковины, прилепились к скользким камням берега. Из ближайшего навстречу Дорену поспешил Рон Ричарде. Как только Дорен ступил на твердую землю, последовало рукопожатие. Поручив руководить выгрузкой Шеллеру, Дорен в сопровождении Ричардса направился в дом. Хозяин достал бутылку «Баллантайна», наполнил рюмки.
— Есть что праздновать, — сказал он.
— Не совсем, — поправил Дорен и посвятил Ричардса в суть происшествия на «Атлантисе».
— И что ты думаешь делать? — поинтересовался тот.
— Убрать их, и желательно поскорее, до главного удара и ликвидации нашей базы. Ребята с материка помогут мне.
— Когда отправляешься? — Ричарде отпил глоток, вынул сигареты.
— Сейчас. — Дорен наклонился вперед. — Слушай, Рон, такие дела. Мы провернули чертовски хитрую штуку, такую, кадсой еще никто, не проворачивал. И если все сорвется теперь, это ужасно обидно… Ты уверен, что база ни с какого бока не засвечена?
Ричарде приподнял плечи.
— Знаешь морское присловье? Если что-нибудь в принципе может пойти наперекосяк, обязательно так и будет…
— Типун тебе на язык, — рассердился Дорен.
Ричарде засмеялся и дружелюбно хлопнул его по спине.
— Да нет, Кеннет. Нет причин для волнений.
Тут в сущности уже все было обустроено, люди Переса постарались. Нам всего-то пришлось сделать пару рейсов на катере. Катер на дне, вместе с командой, наружные тоннели взорваны, чего еще?
— Ладно… — Донер встал. — Мне нужны деньги, тысяч тридцать… Кто вывезет меня в Мексику?
— Бакстон. А деньги получишь на континенте, из резервного фонда. Я дам команду.
Дорен нахмурился.
— Не слишком ли много ты болтаешь по радио?
— По необходимости. У нас импульсный передатчик «Топ Флэш» с кодирующим устройством и параллельной дискретной сменой частоты, его очень трудно засечь.
— Трудно, но можно… — Дорен опрокинул рюмку в рот — Ну, я пошел.
Он разыскал пилота Бакстона. По единственному уцелевшему коридорчику в скале они протиснулись в подземный ангар, где стоял самолет. Бакстон запустил двигатель, маленькая машина начала разгон. Взлетная полоса вела из ангара наружу, и ее невозможно было заметить с воздуха — она полностью сливалась с окружающим ландшафтом.
Самолетик взлетел над волнами, заложил вираж и выровнял курс на мексиканское побережье. Дорен рассеянно любовался игрой океана и ветра «Если что-то может пойти наперекосяк, так оно и будет». — Дорен анализировал свои действия. Нет, он не допустил ошибок. Не мог же он нырять с «Атлантиса» в поисках трупов. Ему было совершенно невдомек, где прятались уцелевшие астронавты, да, значит, нашли место, они знают свою машину. Но это им не поможет.
«Джет» немного раскачивало — погода портилась, от горизонта наползали тучи. Дорен представил себе, какой переполох сейчас творится по всей Америке, от НАСА до Президента. Похищение ядерной начинки военного спутника — не шутка, но то ли еще будет, когда они нанесут главный удар…
Под крыльями «БД-5» потянулась зелень прибрежной полосы. Пилот высматривал тайный аэродром, ориентируясь по одному ему известным признакам. Самолет снижался. Едва не задев кроны пышных деревьев, он коснулся земли и заскакал по неровной дорожке.
— Приехали, — обернулся Бакстон.
Дорен легко выпрыгнул из кабины. Он думал о разговоре с Ратниковым, об изменении имени. У Дорена было много имен, но сейчас только одно для двух астронавтов, и имя это было, — смерть.
13
ГИБЕЛЬ АТЛАНТИСА
СЕМЬ АСТРОНАВТОВ СТАЛИ ЖЕРТВАМИ КАТАСТРОФЫ
ДЕНЬ СКОРБИ ДЛЯ АМЕРИКИ И ВСЕГО МИРА
Под жирными, пахнущими типографской краской заголовками на первой странице «Вашингтон пост» были помещены портреты семерых членов экипажа в траурных рамках. Генерал Стюарт пропустил начало статьи, где подробно излагалась предыстория трагедии, и перешел к описанию непосредственных причин аварии.
«При входе в плотные слои атмосферы, — писал безымянный автор (статья шла в рамках официоза), — произошла разгерметизация одного из клапанов кабины корабля, что привело к мгновенной гибели экипажа. Автоматические устройства навигации посадили „Атлантис“ в Мексиканском заливе (далее указывались намеренно искаженные координаты). На место катастрофы прибыли вертолеты ВМС США…» И так далее.
Стюарт отложил газету, протер усталые глаза.
Все правильно, все так, как и было оговорено на экстренном совещании у Президента. В Овальном кабинете присутствовали госсекретарь, министр обороны, председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Уильям Колбрайт, первый заместитель шефа АНБ (отсутствующего по уважительной причине — тяжелая болезнь) Эндрю Берринджер, директор ЦРУ Майкл Каренс, директор ФБР, генералы Хэммер и Стюарт, бригадный генерал Уилсон. Позиция Президента была однозначно жесткой — засекретить все, что возможно Когда Джон Хэммер робко заикнулся об обмане американского народа, Президент сказал историческую фразу:
— Лучше разочаровать американский народ в честности одного политика, чем разочаровать все человечество в ценностях демократии.
Он был прав. Беспрецедентное преступление не могло не заставить людей задуматься о том, что миром управляют совсем не те, кому кажется, что они управляют. Инцидент с «Атлантисом», будучи лишь вершиной, расходящейся к основанию пирамиды, мог дать долгожданный ключ дестабилизирующим силам и взорвать фундамент демократических обществ не только в Америке.
К сожалению, ни Президент, ни правительство США, ни военные, ни спецслужбы не обладали монополией на информацию. Пусковая кнопка находилась в руках террористов и — что было уже несомненным — связанных с ними коррумпированных политиков. Удара можно было ждать в любую минуту и с любой стороны. Оставалась слабая надежда, что террористы не более заинтересованы во всеобщем хаосе, чем правительство, но это выяснится лишь тогда, когда станут ясными их цели, требования и образ действий. Пока же администрация США твердо стояла на своем: гибель «Атлантиса» должна быть представлена несчастным случаем, обусловленным технологическими просчетами НАСА.
Генерал Стюарт подошел к окну. Здесь было его традиционное место для невеселых размышлений, и он поймал себя на том, что за минувшие с момента убийства Каннингхэма дни от этого окна почти не отходит. Больше всего его тревожило то, что тела трех членов экипажа — русских космонавтов и девушки — не найдены. Где они? В желудках акул? В плену у террористов, а может, заодно с террористами? Если эта бомба замедленного действия рванет, колоссальный правительственный кризис неизбежен. Чем отзовется, когда станет известен общественности хотя бы тот факт, что в двух запаянных цинковых футлярах, помещенных в пышные гробы и отправленных в Россию, и в еще одном таком же, который с воинскими почестями будет захоронен на Арлингтонском кладбище вместе с остальными астронавтами, нет ничего, кроме закрепленных свинцовых брусков? Из-за этого в закрытых гробах придется хоронить всех, ссылаясь на сильные повреждения тел при нештатной посадке. Еще одна ложь.
На совещании в Овальном кабинете незримо присутствовали еще два участника — генерал Рубинов и Президент России, находившиеся у аппаратов «красной линии». Они согласились с предложениями Президента США. Естественным образом Рубинову была поручена координация усилий ФСБ и ГРУ по расследованию в России. На практике это вылилось в координацию действий, по сути, только двух человек — Ласкерова и Шебалдина как посвященных в операцию с самого начала, и крайне немногочисленного круга лиц, включенных в состав комиссии на авианосце «Теннесси». Остальным предстояло работать вслепую.
В кабинет Стюарта вошел заместитель начальника шифровальной группы полковник Уитмор и положил на стол новую кипу документов. Здесь были подробные донесения о ходе допросов персонала станции «Маунтин», осмотра трупов нападавших, их машин и оружия (ничего утешительного, хотя некоторые тела опознаны — обычные, хотя и высококвалифицированные наемники). Далее следовал доклад ФБР, занимавшегося проникновением на виллу Уилсона в Аннаполисе (ни следов, ни свидетелей), и отчет подчиненной Пентагону спецгруппы НАСА, изучавшей покалеченный «Атлантис» и останки вскрытого «Элиминейтора».
Замигала лампочка вызова на корпусе селектора (генерал отключил раздражавший его звуковой сигнал).
— Приехал полковник Коллинз из Вашингтона, сэр.
— Пусть войдет.
При взгляде на Коллинза генерал едва сдержал сочувственное восклицание. Лицо полковника отливало нездоровой желтизной, глаза ввалились, под ними четко вырисовывались синие круги, следы бессонных ночей. С Коллинза можно было ваять аллегорию нечеловеческого утомления. Он похудел и осунулся, но знаком беды для генерала послужило то, что он сразу достал сигареты и закурил. Раньше полковник не позволял себе такого на службе, тем более в кабинете Стюарта. В ответном взгляде Коллинза генерал прочитал, что и он выглядит не лучше.
— Выключите это, — попросил полковник, кивая на телевизор, где шла бесконечная панихида по «Атлантису». — Неужели вам не действует на нервы?
— На мои нервы давно ничего не действует. — Генерал нажал кнопку дистанционного управления.
Экран погас. — Они атрофированы, Фрэнк. Впрочем, если вы принесли хорошие новости…
— В нашей истории хорошими новостями могут быть только плохие… Мой список сократился до трех человек, и я почти знаю, кто из них предатель.
— Не надо гипотез, — поморщился Стюарт. — Я объелся ими настолько, что вот-вот закипят мозги… Посадите его в наручниках на этот стул, тогда и поговорим. Вы получили последние данные?
— Я еще не был у себя, сэр.
— Тогда вот. — Генерал протянул Коллинзу пачку принесенных Уитмором бумаг. — Возможно, здесь что-то поможет вам, в особенности то, что касается нападения на «Маунтин».
— Уже помогло, — Коллинз бегло просматривал документы, — даже без этого. Сам факт нападения. Говорю же, я почти знаю, кто передал террористам коды специальной связи с «Атлантисом» и параметры нештатной посадки…
— Да, лихо они от нас улепетнули. — Генерал вытащил из тумбы стола бутылку и рюмки. — Спутники слежения вновь засекли «Атлантис» уже над Мексиканским заливом. «Блэк Тандер» поднялись по тревоге, но… Хотите виски, Фрэнк? — не дожидаясь ответа, он налил Коллинзу и себе. — Специалисты утверждают, что существовала одна-единственная траектория спуска, на которой мы бы зафиксировали «Шаттл» не сразу, а с задержкой.
— Где тонко, там и рвется, — философски заметил Коллинз, пригубив напиток. — Кстати, у меня нет информации и о поисках похищенного плутония.
Генерал покосился на вторую сигарету, которую достал Коллинз, но оставил и ее без комментариев.
— Двадцать килограммов плутония — не иголка, — сказал он. — Если бы они транспортировали его по земле, по воде или по воздуху, мы накрыли бы их. Сеть была столь плотной, что это не вызывает никаких сомнений.
— Значит? — взмахнул сигаретой Коллинз.
— Под водой, — подтвердил Стюарт.
— Не думаете ли вы, что это связано с исчезнувшей субмариной русских?
— С ней или с какой другой — не все ли равно, — безнадежно отмахнулся генерал. — Впрочем, если с ней — дело совсем плохо. Тогда нет шансов обнаружить плутоний прежде, чем его пустят в ход. Лодки этого типа обладают автономностью в девяносто дней и погружаются на шестьсот метров. Она может преспокойно улечься на дно среди скал, и мы никогда ее не отыщем. А тем временем плутоний всплывет в любом месте побережья с водолазами или в небольшом одноместном батискафе…
— Вряд ли, — возразил Коллинз. — Судя по обычной основательности противника, они не станут полагаться на такой ненадежный вариант. Гдето у них есть база, да вот где?
— Мы думали и об этом. — Генерал проглотил дозу виски, но усталость помешала почувствовать привычное облегчение. — База не может располагаться слишком близко от места приводнения «Атлантиса» — ее нетрудно будет вычислить, как и слишком далеко — тогда путь до нее становится долгим и опасным. Она также не может находиться в Мексике или в США по понятным причинам..
Скорее всего это какой-нибудь необитаемый покрытый джунглями островок. Увы, в очерченном нами круге их чрезмерно много, Фрэнк.
Багамы, Антибы, Суон, Флоридский пролив — сотни и сотни островов. На прочесывание всех уйдут месяцы…
Его прервал стук в дверь. Снова вошел Уитмор.
— Срочное сообщение, сэр.
Стюарт разорвал пакет, всмотрелся в листы распечаток.
— Вот это уже интересно, Фрэнк… Доклад группы НАСА. Они натолкнулись на чертовски поганую вещь… Передатчики «Атлантиса», а также система видеопамяти и выпуска шасси повреждена преднамеренно. Причем сделано это до посадки Коллинз недоверчиво тряхнул головой.
— Преступник среди экипажа? Немыслимо.
— Тем не менее это так. Дело приобретает занятный оборот, — продолжил Стюарт. — Гадать не будем… Подробная разработка всех, а русские коллеги проверят своих.
По его интонации полковник догадался, что преимущественно русские космонавты вызвали подозрение генерала. Был ли тому причиной американский шовинизм или основания — он не брался утверждать. Стюарт прочел в глазах полковника немой вопрос.
— Да, понимаю, — проговорил он. — Но сам факт их исчезновения ничего не значит. Их может не быть в живых. Да, террористы могли расправиться со своим агентом в числе прочих и по каким-то соображениям захватить русских, но… Четверо похоронены на Арлингтонском кладбище, а трое — нет.
— Я полагаю, девушку можно исключить, — сказал Коллинз. — у нее не было необходимых технических навыков, чтобы вывести из строя аппаратуру.
— Я никого не буду ИСКЛЮЧАТЬ, — генерал веско надавил на последнее слово. — Исключения, включения, подключения — все после скрупулезнейшей проверки…
— Да, сэр, — наклонил голову Коллинз. — Утечки информации в прессу пока нет?
— ПОКА нет, — подчеркнул генерал. — Черт знает, сколько времени мы сможем держать двери секретности закрытыми. Чересчур много людей знает чересчур много вещей. Достаточно одному пронырливому журналистишке сунуть ногу в щель, как задует такой сквозняк, что снесет не только дверь, но и весь дом.
Коллинз вспомнил о Лесли Энджеле, вслух же высказал совсем другое:
— Будем надеяться, что этого не произойдет, сэр.
— Да. Будем надеяться, — эхом откликнулся генерал, но было видно, что если есть на свете нечто, чему он склонен доверять меньше всего, так это надежда.
В России события вокруг катастрофы «Атлантиса» воспринимались примерно так же, как в Америке, разница заключалась лишь в масштабах. Генерал Рубинов вызвал на ковер Шебалдина и Ласкерова, как офицеров, лично ответственных за расследование.
— Это черт знает что такое, — резко говорил Рубинов. — Я слов не нахожу… Да, захватили космический корабль, погибли люди, это трагедия…
Но погибли, а не исчезли! Что значит — пропали без вести? Утонули, попали в плен, сбежали? Это позор! — Он задохнулся, отпил глоток воды из стакана. — Вот что, товарищи (генерал принципиально не признавал в армии «господ»). Даю вам два дня, слышите — двое суток, чтобы выяснить всю подноготную этих двоих! Я прикажу оказывать вам максимальное содействие, просите все, что хотите, но через сорок восемь часов я должен знать, не изменники ли они. Докладывать лично мне! Все!
Через час Шебалдин и Ласкеров отбыли в Звездный городок.
Делом потерявшейся подводной лодки Рубинов не занимался, как не имеющим непосредственного отношения к операции «Сэрвайвл», хотя навязчивые совпадения должны были насторожить его.
Последний сеанс связи «Барс» провел из Мексиканского залива, а несколько часов спустя там приводнился «Атлантис». В ту же ночь практически в точке координат «Барса» российский спутник зарегистрировал вспышку неустановленной природы.
Тем не менее узел проблемы «Барса» вяло распутывало военно-морское ведомство, не проявляя излишнего рвения. Никому не улыбалось повесить на себя после скандальной катастрофы «Комсомольца» в 1989 году еще одну утонувшую атомную субмарину, пусть и без ядерного вооружения.
В Париже, как и во всех столицах мира, крушение «Атлантиса» было новостью номер один для газет, телевидения и радио. Корину поручили срочно подготовить соответствующую программу на «Радио Европа», чему он даже ухитрился уделить немного времени, хотя был поглощен собственным, не особо продвигавшимся расследованием.
Лесли Энджел отнесся к сенсации сдержанно.
Известие задело его не больше, чем информация о землетрясении на Сахалине — конечно, ужасно, но его лично не касается. Он задержал взгляд на фотографии симпатичной мулатки в траурной рамке — Саманты Л. Ларрены, как явствовало из подписи под снимком. Жаль, подумал он. Почему Господу было угодно, чтобы эта молодая красивая женщина умерла?
В это время еще один человек на другой половине земного шара думал о Саманте Ларрене. Оставляя в стороне не очень, признаться, ясный вопрос о Господе, можно было с уверенностью утверждать, что ее смерть была угодна Кеннету Дорену.
14
Предательство Ратникова, появление подводной лодки с вооруженными людьми, внезапная стрельба, кровь — все это повергло Андрея Шалимова в состояние шока. Он действовал бездумно, как автомат. Когда загрохотали выстрелы, он рефлекторно толкнул Саманту локтем в грудь — не потому, что надеялся спасти ее, а потому, что она стояла рядом и чуть сзади. Когда девушка полетела в воду, Шалимов, ни секунды не мешкая, прыгнул за ней. Еще в воздухе он ощутил болезненный укол в ногу — пуля вырвала часть мышцы выше колена.
Шалимов со всплеском погрузился в зеленую воду, немедленно окрасившуюся кровью. Пули Дорена буравили морскую толщу, как крохотные ракеты, уносящиеся вертикально вниз с жужжащими пузырьковыми шлейфами.
Погружение Шалимова остановило препятствие под ногами. Оно было мягким и податливым.
Андрей подумал об акулах. Он никогда не видел акул воочию, но сомневался в мягкости их тел. Он сделал энергичный гребок и уцепился за комбинезон Саманты. Что дальше? Всплывать к поверхности — значит подставить себя и девушку под огонь.
В сущности, им приходилось выбирать между двумя смертями — от пуль или от удушья, и обе были ужасающе близки.
В полуметре впереди, под притопленным левым крылом «Атлантиса», темнела какая-то неясно видимая округлая масса. Шалимов догадался, что это выпущенная при посадке левая стойка шасси. Командир говорил, что в полость войдет лишь немного воды, а потом ее задержит сжатый воздух. Воздух!
Там можно дышать! Пусть это небольшая отсрочка, но это жизнь.
Шалимов обхватил Саманту левой рукой и погреб правой к огромному колесу. Опоры уходили внутрь мрачного цилиндра-шахты, куда пряталось шасси в убранном состоянии. Он взобрался по металлической трубе, волоча девушку за воротник комбинезона.
В верхней части цилиндра действительно скопился спертый воздух — не более кубического метра в объеме. Здесь царила кромешная тьма среди многочисленных угловатых механизмов, о которые Шалимов несколько раз больно ушибся.
Жалкие порции света просачивались снизу, из пронзенной солнечными лучами зеленой воды, но его было слишком мало, чтобы разглядеть лицо Саманты. Девушка дышала — это он ощущал. Она не произносила ни слова. Была ли она без сознания?
Или, как и он, понимала, что их задача — продержаться здесь долго, а при разговорах и движениях расходуется больше кислорода?
Соленая вода причиняла нестерпимую боль раненой ноге. Казалось, в обнаженную мышцу вгрызлись тысячи микроскопических крабов и вырывают из нее кусок за куском. Тяжко, размеренно стучало в висках. Воздух, пахнущий раскаленным железом и машинным маслом, становился все отвратительнее, как будто кто-то медленно вводил в сгущенную атмосферу яд из гигантского шприца. Но это был углекислый газ, источаемый их легкими и секунда за секундой отнимающий у них жизнь. Дыхание Шалимова и девушки участилось. Голову Андрея сдавливали чудовищные тиски, вязкие малиновые амебы плыли перед его глазами. Он задыхался.
Дальше оставаться в бездействии было нельзя.
Шалимов набрал полную грудь невыносимо омерзительного густого газа, ловя последние атомы кислорода, оттолкнулся от изогнутой железки и нырнул, поддерживая тело девушки. Он не думал, что в состоянии добраться до поверхности, слово «думал» вообще было неприменимо к нему в эту минуту, но помогла сама морская вода. Она выталкивала их, как поплавки. Шалимов ударился головой о наполовину погруженный в океан край крыла, схватился за него, рванулся и… вдохнул восхитительный морской воздух, в котором было сколько угодно кислорода, кубические километры прекрасного живительного кислорода, на весь мир, бесплатно и вдоволь для всех.
За комбинезон он вытянул девушку на крыло.
Грудь ее вздымалась снова и снова, Саманта дышала, она была жива! Цвет ее лица поражал противоестественной бледностью, парадоксальным образом проступившей сквозь темную кожу, глаза были закрыты, но она дышала. А остальное было неважно.
Кроме, конечно, террористов. Едва сознание Шалимова прояснилось при первых же вздохах, он бросил настороженный взгляд вдоль корпуса «Атлантиса» к кабине, прислушался. Кроме тихого плеска волн не было слышно ничего. Оставив Саманту лежащей на крыле, он подплыл к почти касающейся воды откидной створке люка «Атлантиса», подтянулся, вполз на нее, так же ползком подобрался к кабине.
Никого, лишь зловеще маячит в океане рубка уходящей субмарины с двумя людьми на палубе, в одном из которых Шалимов узнал Ратникова. Так близко! Если сейчас показаться им на глаза, они будут стрелять. А если промедлить, вот-вот нагрянут спасатели. У Шалимова же имелись резоны не встречаться ни с кем. Туманные резоны еще не оформились в логическую схему — это произойдет позже, а теперь только интуитивное, смутное, но непререкаемое Знание шептало из бездонного колодца: нельзя.
Андрей втиснулся в узкую щель между лепестком люка и бортом, не поднимаясь во весь рост, на четвереньках пробрался к крышке отсека, где хранились надувные лодки. После ряда безуспешных попыток он вытащил одну, протолкнул в щель.
Лодка упала на воду, забурлила химическая реакция — баллоны расправились, накачиваясь газом.
Вслед за лодкой Шалимов сбросил два весла. Похоже было, что на субмарине не заметили его вылазки — он орудовал на левом борту «Шаттла», обращенном к побережью.
Когда лодка надулась и заплясала на волнах, как тугой оранжевый апельсин, Шалимов с прежними предосторожностями сполз по створке люка, стараясь высокомерно презирать терзающую ногу боль. Он выловил пустотелые стеклопластиковые весла, подгреб к девушке и перетянул ее в лодку.
Она по-прежнему была без сознания. Шалимов как мог уложил ее поперек баллона и направил лодку к берегу.
В утренней тишине равномерное «сплэш-сплэш» весел звучало почти вызывающе. Тупоносая лодка упорно не желала идти ровно, постоянно рыскала, и вдобавок скорость… Да какую там скорость можно развить на весельной спасательной лодчонке?
Шалимов миновал изрядную часть пути, когда заметил над горизонтом черных стальных шмелей — вертолеты «Блэк Тандер». Он охнул и налег на весла. Почему-то он считал, что ему отпущено больше времени — ненамного, но все-таки больше.
Весла выгибались, лопасти уже не плескали, а гудели в прозрачной воде. Этот бросок к берегу отнял у него больше сил, чем адский подводный заплыв из цилиндра шасси, но он успел. Когда туши вертолетов повисли над распростертым в море «Атлантисом», лодка уже уткнулась носом в обрыв, надежно прикрытая переплетением древесных ветвей и невидимая с воздуха.
Он взял немного правее. Нос лодки зашуршал на прибрежных камнях. Шалимов ступил в соленую воду, скривившись от нового прилива боли, которая из недавнего друга превратилась в злобного врага. Он наклонился, с усилием подхватил девушку на руки и понес в глубь леса по руслу ручья. У небольшого овального озерца он опустил Саманту на траву. Девушка еще не пришла в себя, но дыхание было ровным, страшная бледность смуглого лица исчезла. Это походило на сон, а не на обморок. Как любой космонавт, Шалимов обладал первичными медицинскими навыками. Он осмотрел Саманту и не обнаружил ничего тревожащего. Последствия шока, обморок, переходящий в нервный сон, и все.
Должно пройти без следа.
Шалимов принес от побережья спущенную лодку, разыскал приличных размеров булыжник, завернул его в прорезиненное полотно и утопил в озере. Весла он затолкал в расщелину между скалами у обрыва и лишь после этого занялся раненой ногой.
Пуля вырвала клок икроножной мышцы — к счастью, стержневых кровеносных сосудов там не пролегало, и крови было немного. Шалимов расстегнул комбинезон, разорвал нижнюю рубашку, как сумел перевязал ногу. Рана была неопасной, но болезненной и вызывала хромоту, хотя после промывки озерной водой боль уменьшилась.
Саманта зашевелилась. Шалимов встал на колени возле нее, просунул ладонь под затылок и приподнял голову. Девушка пыталась что-то сказать, ее губы вздрагивали. Шалимов приблизил ухо к ее рту.
Едва слышно она повторяла раз за разом вопрос:
— Где я?
— В безопасности, — принужденно улыбнулся Андрей.
Саманта вдруг рванулась из его рук, резко села.
Невидящий взгляд ее широко распахнутых глаз неопределенно блуждал вокруг.
— Что случилось? Где мы? Где остальные?
— Все погибли, — с горечью произнес Шалимов. Быть может, ему не следовало с мгновенной безжалостностью возвращать девушку в пучину недавнего ужаса, но она отреагировала с абсолютным безразличием. Саманта кивнула, словно речь шла о позабытой мелочи, настолько маловажной, что о ней и помнить ни к чему.
— А, да…
Вдруг она закрыла лицо руками и разрыдалась.
Андрей обнял ее, прижал к себе.
Когда Саманта успокоилась и во второй раз подняла на него глаза, взгляд ее был осмысленным, но тревога не ушла из него.
— Это ты притащил меня сюда? — спросила она, осматриваясь. — Я хочу пить… Мы должны идти, скорее найти полицию…
Андрей непреклонно покачал головой. Пока он возился с лодкой, девушкой и собственной раной, его подсознательные запреты перебрались на уровень здравого рассудка и выстроились в неопровержимую систему умозаключений. Он не был уверен, достаточно ли оправилась от шока Саманта, чтобы понять его, и решил дать ей еще немного времени.
Из озера он принес холодной воды в ладонях, напоил девушку. Когда она судорожно глотнула воду; ее взгляд упал на повязку поверх комбинезона.
— Ты ранен? — прошептала она.
— Зацепили… Это пустяки.
— Но ты сможешь идти? Я имею в виду — далеко? Кто знает, где здесь ближайшая дорога…
— Идти я смогу, — ответил Шалимов. — Но прежде чем куда-то идти, скажи мне вот что. Ты понимаешь, что с нами произошло?
Она неуверенно вопросительно покачала головой. Локон мокрых волос упал на лоб.
— Кажется, да… Этот ужасный Ратников… Он мне с самого начала не нравился! Он сговорился с кем-то на станции «Маунтин», и они посадили нас прямо в лапы террористов… Так?
— НЕ ТАК, — раздельно проговорил Андрей. — Не совсем так. Мы стали жертвами не просто преступления, а разветвленного заговора, и Ратников тут — винтик. Чтобы похитить космический корабль, нужен ряд вещей. Знать все о нашем полете, вплоть до мельчайших подробностей. Знать секретные коды станции «Маунтин». Каким-то образом раздобыть русскую подводную лодку, и еще тысячи деталей, о которых мы с тобой даже не догадываемся и которые не по зубам обычной террористической группировке. Это люди с невероятными возможностями, они везде — в России, в спецслужбах, в Пентагоне, в НАСА.
— Ну и что? — Саманта не сразу осознала сказанное.
— А то, что мы единственные свидетели. Только мы знаем о Ратникове, и они не остановятся ни перед чем, чтобы найти нас и уничтожить.
— Боже! Как я не подумала… Тогда тем более скорее в полицию!
Шалимов печально усмехнулся.
— Помнишь убийство президента Кеннеди?
Читала о том, сколько свидетелей обращалось в полицию? И чем это кончалось? Они исчезали. Никому из них не дали и рта раскрыть. А здесь народ покруче, чем те, которые убрали Президента. Стоит лишь кому-то, хоть одному полицейскому или чиновнику, или сотруднику спецслужб пронюхать, что мы живы, и через полчаса об этом по цепочке узнают ОНИ, даже если наш полицейский чист, как алмаз. И тогда нас ничто не спасет. Теперь поняла?
— Я не дура, — недружелюбно сказала Саманта. — Но что же тогда делать? Мы не можем вечно скрываться. Да мы вообще не можем скрываться.
Мы знаменитости, а после гибели «Атлантиса» — суперзвезды. Любой мальчишка узнает нас за милю.
Если бы мы были еще не так приметны… Но твой акцент, мой цвет кожи… И у нас нет денег.
— Все это так, — согласился Шалимов. — Я и не собираюсь всю жизнь прятаться в норе, как крот.
Мы придумаем способ, как нам выбраться и разоблачить наших врагов. Но для этого надо хотя бы остаться в живых. Для начала достать нормальную одежду, автомобиль.
— Как ты себе это представляешь?
— Гм… А где мы примерно находимся?
Саманта помолчала, прикидывая.
— Где-то в Луизиане. Ближайшим городом к западу должен быть Порт-Артур… Нет, погоди, ЛейкЧарлз поближе. На юге — Батон-Руж, хотя нет, я все перепутала. Юг прямо перед нами, в океане, Батон-Руж на севере. А к востоку — Лафайетт, озеро Понтчартрейн и Нью-Орлеан, но он слишком далеко.
— Да нет, от городов лучше всего держаться подальше… Есть тут какие-нибудь фермы?
— Не знаю, какие тут фермы, сплошные болота да леса Эх, вот если бы угнать вертолет, — вздохнула она.
— Ты умеешь водить вертолет?
— Конечно. У меня и свой есть. «Хани Би».
Правда, сейчас он в ремонте.
Шалимов начал натягивать просохший комбинезон наизнанку, чтобы скрыть броские эмблемы НАСА. Девушка поняла его и быстро оделась подобным же образом.
— А если бы у нас был вертолет, — развил тему Шалимов, — куда бы мы улетели?
— Ко мне в Висконсин. У нас с мамой там домик на берегу озера Мичиган, очень уединенный.
И деньги там найдем.
— Отлично. Вот туда-то ОНИ и явятся в первую очередь. Впрочем, идея мне по душе, хотя бы чтобы раздобыть деньжат. А задерживаться там нельзя.
— Но вертолета-то нет, — уныло напомнила Саманта.
— Ладно. — Шалимов потянул ее за руку. — Пошли.
— Куда?
— Куда глаза глядят. Если наткнемся на ферму, подождем темноты и попробуем что-нибудь… гм… взять в долг.
Они шли на север, пока не уперлись в бетонную полосу автострады Бомонт — Нью-Орлеан. Машин не было. Они поспешно пересекли дорогу и снова углубились под сень леса.
— Стой, — внезапно скомандовал Шалимов.
— Что?
— Вон там.
Среди плотно стоящих деревьев проглядывал деревянный забор, а за ним верхушка двускатной крыши.
— Ферма? — шепнула девушка.
— Черт ее знает… В лесу-то? — усомнился Шалимов. — Во всяком случае, это дом. А коли так, в нем живет кто-нибудь, кого можно обокрасть.
— Ты прямо заправский гангстер, — покачала головой Саманта.
— Станешь тут… Как бы узнать, не пустует ли он? Тогда залезем прямо сейчас.
То, что сделала Саманта в следующую секунду, было настолько неожиданным, что Андрей не успел вмешаться. Она подобрала увесистый камень и размашистым движением перекинула через забор. Зазвенело разбитое стекло, глухо залаяла собака, очевидно, запертая в сарае. Ожидаемых проклятий и появления владельца дома с двустволкой не последовало.
— Ну, ты даешь, — восхитился Шалимов.
— Пошли. — Девушка схватила его за руку и легко побежала к калитке. Нехитрый засов они открыли без проблем и очутились в ухоженном дворике.
Под навесом стоял джип, на который восторженно указала Саманта, и старый пикап. Два сарая с пудовыми замками примостились у забора — пес лаял из дальнего.
— Какой смысл заводить собаку, если она не охраняет имущество, — проворчал Андрей.
— А она для того и заперта, чтобы не укусила случайных гостей вроде нас, — пояснила Саманта. — Американцы приветливые люди. Не в городах, конечно. Но уже в ста милях от Нью-Йорка никто не закрывает дверей на ночь.
Они подошли к скромному двухэтажному коттеджу из некрашеного дерева. Снаряд Саманты попал в центральное окно мансарды. Дверь оказалась не только открытой — на ней вообще не было замка. Саманта первой вошла в уютную светлую комнату. Мебель незамысловатая, но везде чистота и порядок. Ни телевизора, ни радио.
— Это домик лесничего, — заключила она после беглого осмотра. — Вот его фуражка, а вот ружья.
Знаешь, мне неловко грабить такого доверчивого человека.
— Мы не грабим, а только одалживаем, — успокоил ее Шалимов. — Когда доберемся до Висконсина, вышлем ему Деньги за все. Только надо убедить хозяина не обращаться в полицию.
— Как? Дождаться его возвращения?
— Нет. Он не должен нас видеть… — Андрей побарабанил пальцами по дубовой крышке. — Вот что. Мы напишем записку.
— Какую? — заинтересовалась девушка.
— Напишем, что мы два друга — да, так лучше — двое мужчин, ограбленных до нитки во время рыбалки. У нас украли все, включая одежду, нам надо как-то добраться домой. Пообещаем вернуть все взятое. И при первой же возможности обязательно вышлем деньги.
— Не очень-то я верю в такую записку, — вздохнула девушка. — Но делать нечего, пиши.
(Старый лесничий Том Хантер и без всякой записки не стал бы беспокоить полицию. За сорок лет его одинокой жизни в Национальном парке Луизианы, куда забрели Саманта и Шалимов, он не сталкивался с плохими людьми и непоколебимо — по-своему, по-простому — верил в человечество.
Он верил, что если люди взяли у него что-то, так потому, что отчаянно в этом нуждались, и непременно отплатят добром).
В шкафах нашлась только грубая мужская одежда. Саманта в полотняных брюках и простой куртке выглядела забавно, как хулиганистая девчонка из предместья. Шалимов прихватил лопату, чтобы зарыть комбинезоны в лесу. Ключа зажигания обнаружить не удалось, и пришлось напрямую соединить оборванные провода под приборной доской джипа. Когда мотор зачихал и завелся, девушка захлопала в ладоши.
Шалимов загнал машину подальше в лес по заросшей дороге, которой по виду не пользовались лет десять. Там они похоронили комбинезоны. Шалимов забросил лопату в кусты, достал из кармана найденные в домике деньги (они взяли примерно половину суммы) и пересчитал.
— Сто двадцать шесть долларов ноль-ноль центов. Таков наш оборотный капитал. Будем экономить, случай пополнить запас может подвернуться не скоро.
— Куда теперь? — спросила Саманта.
— Пока никуда. Подождем здесь, пока стемнеет, а потом поищем какой-нибудь мотель.
— Ты с ума сошел?
— Нет. — Шалимов засунул деньги обратно. — Если один из нас снимет комнатку, а второй потом заберется в окно, это не опасно. Кто станет разглядывать в потемках нас и нашу машину? И психологический момент на нашей стороне. Что бы ты сказана, если бы к тебе на огонек завернул Мик Джаггер?
— Сказала бы, что это не он.
— Правильно. То же скажет и портье в мотеле, если ему напомнят кого-то наши лица. Но вряд ли.
Через мотели проходят тысячи людей.
— Но зачем нам этот мотель? — с досадой проговорила Саманта. — Переночуем в джипе, в лесу.
— Чтобы посмотреть телевизор, — объяснил Шалимов. — Я хочу быть в курсе новостей.
— Ага… Тогда вот что. Если портье или хозяин окажется белым, заказываю номер я, а если черным — ты.
— Почему? — удивился Андрей.
— Потому что белым все черные кажутся с первого взгляда на одно лицо, и наоборот.
— Гм… Не такая уж ты черная.
— Моя мать, миссис Ларрена, черная, как эбеновое дерево. Она потомок рабов из южных штатов.
Отец, напротив — слоновая кость Он приехал из Европы.
— Значит, ты сборный экземпляр? А мои предки из-под Самары. Есть такой город посередине России. А что означает «Л» в твоем имени? — полюбопытствовал он.
— Лолита.
— Саманта Лолита Ларрена? Красиво.
До темноты они почти не разговаривали. Саманта специально захватила простыню из коттеджа лесничего, теперь она разодрала ее на полоски и несколько раз меняла повязку на раце Шалимова.
Рана не гноилась, хотя вокруг расползлось покраснение. Саманта боялась инфекции, но прошло еще недостаточно времени, чтобы утверждать что-либо наверняка.
Когда вечером они увидели неоновую рекламу мотеля «Суитуотер», стоящего недалеко от дороги, неброского и явно не перегруженного постояльцами, Шалимов остановил джип и погасил фары. В большом окне за стойкой виднелась фигура белобрысого веснушчатого парня, а стало быть, идти предстояло Саманте. Шалимов напутственно стиснул ее руку — сильнее, чем хотел.
Девушка ушла вниз по подъездной дорожке.
Шалимов наблюдал через окно, как она разговаривает с портье. Долго, как долго! Сердце колотилось, будто пневматический насос. Саманта повернулась к двери, портье протянул руку к телефонной трубке.
Куда он звонит?! Зачем?!
На бетоне автострады послышалось шарканье ног Саманты, обутых в громадные реквизированные ботинки. Все в порядке, — крикнула она издали и показала ключи.
— Куда он звонил? — от напряжения у Шалимова пересохло во рту.
— Это ему позвонили… Он не узнал меня, да и не мог узнать. Он пьян в зюзюку. Он бы мать родную не узнал..
Шалимов облегченно рассмеялся. Саманта запрыгнула в кабину джипа.
— Наш домик вон тот, с краю. Но давай развернем машину так, чтобы в случае чего не возиться с выездом.
Шалимов поставил джип радиатором к автостраде, пока девушка отпирала дверь. Они вошли в похожую на мансарду комнату — потолок снижался в обе стороны. Кровать была только одна, зато широкая, как танкодром. Обшарпанный телевизор стоял на тумбочке у окна. Шалимов сразу включил его, но на всех каналах передавали выступление Президента, посвященное экономическому развитию индустриального севера. Андрей не удивился этому. Безусловно, в начале речи Президент выразил скорбь и соболезнования, а теперь давал понять, что жизнь продолжается и не все так ужасно.
Что ж, подождем новостей.
Саманта ушла раздобыть чего-нибудь съестного, хотя Шалимов уговаривал ее не светиться. В конце концов он махнул рукой: ему и самому хотелось есть. В ожидании он рассматривал комнату. Лакированное дерево потолка, которому особо теплый оттенок придавал желтоватый свет бра, по-деревенски простоватый уют занавесок на окнах, потертый палас, монотонное бормотание телевизора — все это согревало и умиротворяло. Шалимов представил себе, что они с Самантой не бегут от надвигающегося ужаса, а приехали на уик-энд или того лучше, совершают свадебное путешествие. Не хватает только бутылки шампанского.
Этот пробел восполнила вернувшаяся Саманта, правда, в роли шампанского выступила литровая бутылка «Джонни Уокера». Девушка накупила чипсов, сладкой кукурузы, ветчины в банках. Все это она выгрузила на стол из бумажного пакета. Алюминиевые складные стаканчики нашлись в тумбочке. Шалимов скрутил пробку, разлил виски.
— За что выпьем? — шутливо спросил он.
— А за что принято пить в России?
— Когда как. За встречу, за знакомство, за удачу… Хотя нет, за удачу не пьют. Плохая примета.
— Я не верю в приметы, — тихо сказала Саманта. — Больше не верю. У меня есть талисман — керамическая собачка Топси. Я просила ее позаботиться о нашем полете… А все вышло вон как, Ратников…
— Что Ратников? — раздраженно перебил Андрей. — Можешь ты хоть сейчас не вспоминать о… — Он осекся и потрясение посмотрел на девушку.
— Что с тобой?
— Ратников! — чуть не закричал Шалимов. — Это невозможно!
Саманта с недоумением следила за разлетающимися из его стакана каплями виски.
— Ратников не должен был лететь, — отдышавшись, пояснил Шалимов. — Он дублер. Если бы не заболел полковник Данилин… Как это наши гангстеры могли быть уверены, что Ратников окажется на борту?
Саманта вынуждена была признать, что совершенно упустила из виду это обстоятельство.
— Может, они отравили Данилина, — предположила она. — Или Данилин и Ратников заодно…
— Только не Данилин, — убежденно возразил Андрей. — Я его знаю, как себя…
— Ты и Ратникова знал.
— Меньше. Он всегда был какой-то… Замкнутый, весь в себе. Хотя и пошутить мог, если надо, и товарища поддержать в беде… Но при этом в нем всегда оставалась какая-то запертая дверь, а он изза нее как будто милостыню подавал. Мол, вот вам, нате, отвяжитесь. Хотите, чтобы я был таким — я буду, но все равно я выше вас…
— И подобного человека терпели? — изумилась Саманта.
— А что ему предъявишь? Прекрасный специалист, опытный пилот, ни одного взыскания… А заглянуть человеку в душу ох как трудно… Вот я сейчас рассказываю тебе о нем — а ведь все это я раньше хотя и чувствовал, но не осознавал, гнал от себя. Мало ли что кому почудилось, по поступкам надо судить… Да пес с ним, с Ратниковым. Данилин — вот кто меня беспокоит.
Саманта поставила стакан на полированный столик и принялась вскрывать банку ветчины.
— Странно, что тебя это так поразило, — заметила она. — Мы же знали, что террористы орудуют и в России.
— Нет, ты не поняла… У Данилина был типичный грипп. Это не просто яд, а культура вируса или такая отрава, которая вызывает похожие симптомы.
Дихлофоса в кофе может плеснуть любой идиот, но это… Здесь чувствуется серьезный уровень. Видишь ли, если бы им удалось убить нас всех, Ратников остался бы вне подозрений как дублер. Не знаю, на что он рассчитывал дальше, но это факт…
— Ну и что же? — по-прежнему не понимала Саманта. — Что в этом такого нового и необыкновенного?
— А то, что рушится моя единственная надежда… Наша надежда, — поправился он.
— Какая надежда?
— Россия, — горько сказал Шалимов. — Я надеялся… Мало, смутно, но надеялся, что если бы нам удалось каким-нибудь безумным способом установить контакт с Россией, то уж на своих-то я могу положиться, свои помогут и защитят. А теперь выходит…
Президент завершил речь, и на экране появилось знакомое всей Америке лицо самого популярного в истории телевидения комментатора Уолтера Кронкайта. Тема была одна — «Атлантис». По мере того, как Кронкайт углублялся в подробности, выражение лиц Шалимова и Саманты менялось от изумленного до растерянного, а под конец выступления они были совсем сбиты столку. Покоявшийся в волнах корабль показали один раз, и то издали, зато много времени уделялось погрузке цинковых гробов в специальный самолет на базе Черри Брэнг и перелету в столицу.
— Скорбный кортеж направляется в Вашингтон, — вещал комментатор, — оттуда тела двух российских героев доставят на родину…
— Здорово, — буркнул Андрей. — Оказывается, мое тело уезжает на Родину. Как бы и мне к нему присоединиться, а?
Саманта была не склонна к подобному восприятию передачи.
— Как они могут так? — чуть не плача спросила она. — Что они делают — и Президент, и правительство? Они готовы обречь нас на смерть, лишь бы усидеть в своих креслах! Страшно подумать, что было бы, явись мы в полицию! Им пришлось бы оправдывать сказку о нашей смерти…
Андрей встал и выключил телевизор.
— Не надо преждевременной паники, — обернулся он к девушке. — Все это нам на руку, меньше шансов на случайное опознание. И давай разберемся спокойно. Нам неизвестны подлинные мотивы правительства, но не все же там коррупционеры и подонки. А на тех, кто ведет борьбу с террористами, нам предстоит выйти. Как — я пока не знаю…
— Теперь ты ничего не понимаешь! — разгорячилась Саманта. — По-твоему, они пойдут на то, чтобы оживить нас и выставить себя лжецами?
— Не лжецами, а разумными тактиками. Идет схватка. Малейший перевес той или другой стороны может оказаться решающим. Когда правительство одержит победу…
— Если, — вставила Саманта.
— Когда правительство одержит победу, — повторил Андрей, — они все расскажут народу… Ну, то, что можно… Но уже не в роли ослов и растяп, а в роли мудрых политиков. Президент, сумевший разрубить этот гордиев узел, автоматически выиграет следующие выборы. А мы (если уцелеем!) станем героями, и никто тогда не вспомнит об этих фальшивых похоронах, а если вспомнит, так воздаст хвалу тонкому ходу их организаторов…
Девушка несколько успокоилась.
— А что сейчас? — спросила она.
— Сейчас я, с твоего позволения, посплю. Я очень устал, а завтра у нас трудный день…
Шалимов уснул незаметно и проспал около четырех часов. Когда он открыл глаза, Саманты в комнате не было. Андрей вскочил, ринулся к двери, но тут она вошла с толстой книгой под мышкой и белой пенопластовой коробкой в руках.
— Где ты была? — напустился Шалимов на девушку.
— Училась у тебя воровать, — ее глаза лукаво блеснули. — Смотри, вот атлас автомобильных дорог США, какие есть в каждом мотеле, а это аптечка для твоей раны. Я увела их у портье, он спит без задних ног.
Саманта обработала и перевязала рану. Распространение зловещей красноты приостановилось, и можно было рассчитывать, что самого худшего Шалимов избежит. Потом они сели плечом к плечу на кровати и раскрыли на коленях солидный фолиант.
— Мы вот здесь, — черкнула девушка ногтем. — А Грин-Бэй и мой дом — здесь. По прямой больше двух тысяч миль.
— За какое время мы покроем это расстояние на автомашине? — принялся было высчитывать Андрей.
— За очень короткое, — помогла Саманта. — До первого полицейского.
— Черт… Что же делать?
— Я уже говорила тебе. Угнать вертолет.
— Угу. С базы ВВС. А лучше пробраться на авианосец и угнать истребитель.
— Я серьезно, — сказала Саманта. — Мы сможем это сделать.
— Да? И как же? — недоверчиво спросил Шалимов.
— Нам нужно пересечь границу штата и попасть в Джексон. Не в Джексон, штат Алабама, а в Джексон, штат Миссисипи, на реке Перл. Вот он на карте. Миль двести пятьдесят от нас. Там есть аэроклуб, в котором я когда-то занималась. У них на стоянке четыре вертолета «Дрэгонфлай». Если будет достаточно горючего, мы долетим до озера Мичиган.
Шалимов заинтересовался и слушал внимательно.
— А охрана?
— Один вооруженный сторож. Придумаем чтонибудь…
На крышу домика упали массивные капли дождя, а через минуту с небес обрушился такой ливень, что казалось, вверх дном опрокинули исполинскую ванну с водой.
— Подходящая погода для бегства. — Саманта зябко закуталась в куртку.
— Гм… Не хотел бы я трястись под этаким дождем в нашем джипе. Да и сколько у нас бензина?
— Трястись не придется. Когда я ходила за атласом и аптечкой, к мотелю свернул «Порше-турбо».
На нем мы доберемся до Джексона за пару часов, даже учитывая мокрую дорогу. К рассвету будем там.
— «Порше-турбо»! — всплеснул руками Андрей. — Да эта штука стоит сотни тысяч долларов! За нами погонится вся полиция Луизианы!
— Ну и что, — безразлично отозвалась Саманта. — Пусть попробуют догнать.
После такого заявления Андрей не нашелся, что возразить. Почти нетронутые запасы еды Саманта сложила в пакеты и забрала с собой. Ллоский корпус «Порше», слабо освещенный радугой неоновой вывески, напоминал под дождем хищную серебристую рыбу. Не иначе в луизианские дебри завернула развлекающаяся рок-звезда, подумал Андрей.
Дверца «Порше» оказалась запертой, а возиться с замком под непрекращающимся ливнем не хотелось. Шалимов высадил стекло камнем и открыл дверь изнутри. Бортовой компьютер приветствовал их мелодичным женским голосом, сообщил, что идет дождь и надо соблюдать осторожность на дороге, и попросил набрать код зажигания. Шалимов огорошенно посмотрел на Саманту.
— Черт… Как я перепугался! В России машины не разговаривают…
— И эта замолчит, — пообещала Саманта, засовывая руки под приборную панель. — Если не отключить компьютер, он не даст нам развить приличную скорость под дождем. И зажигание идет через него… Ну вот, готово.
Двигатель урчал так тихо, что грохот ливня по крыше совершенно заглушал его. Саманта уступила Шалимову место за рулем.
— Или поведу я? — предложила она. — Ты не выспался…
— Да нет, — отказался Шалимов, влезая за руль. — Мне самому хочется прокатиться.
Андрей вывел «Порше» на трассу и прибавил газ. Фары с трудом пробивали пелену воды. Несмотря на ужасные погодные условия, автомобиль слушался идеально.
— Хорошая машина, — похвалил Шалимов.
— Знаешь, у кого мы похитили ее? — найдя в бардачке кредитную карточку, спросила Саманта — У обозревателя Эн-Би-Си Дэвида Айронсада.
Он брал у меня интервью перед полетом. Ну и жук…
— Жук? — рассеянно повторил Андрей, крутанув руль, чтобы разъехаться со встречным грузовиком. — Слушай, Саманта, а ведь это выход! Вот кто бы мог нам помочь.
— Айронсайд? — расхохоталась девушка. — Да он…
— Пусть не Айронсайд. Но другой журналист, влиятельный, со связями и такой, которому мы могли бы доверять.
— А ты знаешь такого журналиста?
— Нет, но будем искать. Совпадение интересов — надежная гарантия. За нашу сногсшибательную историю он сделает для нас все, хоть с Президентом сведет.
— Идея кажется мне неглупой, — признала девушка.
…Дальше все получилось так, как рассчитала Саманта, Сторож на стоянке аэроклуба даже не увидел их лиц, получив по затылку удар закутанной в ткань монтировкой.
«Дрэгонфлай» летел на север почти шесть часов.
Топливо из взятых на аэродроме канистр они перекачивали в воздухе. С помощью Шалимова Саманта с этим справлялась легко. Перевалило далеко за полдень, когда по известным каждому пилоту-любителю ориентирам она определила, что они миновали границу штата Висконсин и приближаются к Грин-Бэю.
Девушка посадила машину подальше от побережья озера Мичиган, на поляне глухого леса. Сверкающий круг лопастей несущего винта превратился в быстро мелькающую сетку черных полос, потом лопасги вращались все медленнее и медленнее.
Указатель уровня горючего застыл практически на нуле. Лететь дальше они не смогли бы, если бы и пожелали.
— Не знаю, что делать, — пожаловалась Саманта. — Мама… Когда увидит меня живой… как бы сама не умерла.
— От радости не умирают, — просветил Шалимов. — Но если ОНИ уже там?
Колебания Саманты касательно миссис Ларрены были достаточно безосновательны. Миссис Ларрена готова была увидеть дочь живой Безумная надежда, сменившая безысходное горе, зародилась в ней после посещения правительственного служащего Томаса Рэнсфорда. Рэнсфорд прикатил на сером «Крайслере» через три часа после того, как по телевидению объявили о катастрофе «Атлантиса».
Нет, он отнюдь не утверждал, что Саманта жива. Он выразил подобающие соболезнования, передал сочувственные слова Президента и госсекретаря, пообещал, что семьи погибших астронавтов не останутся без внимания и поддержки и вручил чек на пятьдесят тысяч долларов (для начала, как он выразился). Но под занавес мистер Рэнсфорд произнес знаменательную фразу, состряпанную им столь неуклюже, что миссис Ларрене показалось: он и сам толком не знает, что хочет сказать.
— Видите ли, миссис Ларрена, — проговорил, Рэнсфорд, глядя мимо женщины на носки своих ботинок. — Мы не совсем уверены… То есть вы не должны удивляться… Но если вы внезапно получите какое-то известие, вы ведь позвоните нам, правда?
Он положил на стол визитную карточку.
— Какое известие? — переспросила сквозь слезы миссис Ларрена.
Рэнсфорд искоса взглянул на пожилую негритянку.
— Известие от вашей дочери, — пробормотал он. — Телефонный звонок, письмо…
— Кто из нас двоих сошел с ума?
Рэнсфорд смутился еще сильнее, хотя подобное состояние обычно не было ему присуще в принципе.
— Простите, мэм… Больше ничего я не имею права вам говорить. До свидания.
Он торопливо вышел из комнаты. Миссис Ларрена прислушивалась к его шагам на крыльце, хлопанью дверцы, шуму мотора удаляющейся машины.
ПОЛУЧИТЕ ИЗВЕСТИЕ?
Томас Рэнсфорд считал эту поездку несусветной глупостью начальства Девятьсот девяносто девять шансов из тысячи за то, что астронавты мертвы, захвачены террористами или являются их сообщниками. Будь они живы и свободны, давно объявились бы. Да их любой узнает на улице. А если допустить совсем уж дикую мысль о том, что они живы, свободны и почему-то не желают объявляться, так в этом случае они ни за что не сунутся в дом миссис Ларрены Все это Рэнсфорд высказал на срочном совещании у заместителя шефа АНБ Эндрю Берринджера. С ним соглашались, кивали головами и.
Приказали ехать. Кто-то даже предложил выставить постоянные посты наблюдения у дома миссис Ларрены, но так как это означало посвящение в тайну новых людей, идею отклонили.
Всего этого не знали Шалимов и Саманта Они с полчаса разглядывали дом из густых зарослей. За это время миссис Ларрена дважды показывалась на крыльце — похоже, кого-то высматривала на дороге. Она выглядела печальной, заплаканной, но не убитой горем, чему несказанно поразилась Саманта. Наконец девушка не выдержала.
— Мы можем торчать здесь хоть до ночи, но ничего нового не увидим. Ясно, их там нет. Я пошла.
— Погоди, — придержал ее Шалимов, — пойдем вместе.
— Нет, — девушка обратила на него долгий взгляд. — Если со мной что-нибудь случиться, ктото должен сделать то, что должен. — Она вьшрямилась во весь рост. — Если ровно через пять минут я не помашу тебе с крыльца, уходи.
Она уже шагнула к дому, но вернулась и поцеловала Шалимова сухими горячими губами.
— Держись, Эндрю.
Шалимов провожал взглядом ее уменьшающуюся на склоне холма фигурку в нелепой одежде, и у него вдруг сжалось сердце. Он представил себе, что видит Саманту в последний раз, и испугался, очень испугался. Она была для него одним из членов экипажа «Атлантиса», так почему же мысль о состоявшейся потере остальных не вызывает в нем такой боли, как угроза потерять Саманту? Потому ли, что другие мертвы, а она здесь перед ним, живая и теплая? Или есть иные причины?
Странные размышления Шалимова прервала сама девушка. Она выбежала на крыльцо и махнула рукой. Андрей быстрее, чем позволяло достоинство, двинулся к дому.
Миссис Ларрена плакала навзрыд, но теперь от счастья.
— Мама, это мой друг… — начала девушка представлять Шалимова, но миссис Ларрена узнала его.
— Здравствуйте, Эндрю. Ваше спасение — лучшее из чудес Господних. Весь экипаж спасся?
— Увы, только мы двое, — Шалимов не дал Саманте ответить. — По телевизору сказали правду, случилась авария. Но нам удалось выкрутиться.
— А гробы! — воскликнула миссис Ларрена. — Что за идиотские выходки?!
— Мама, я тебе все объясню, — подключилась Саманта. — Позже. А сейчас дай нам поесть, мы умираем с голоду.
Миссис Ларрена унеслась на кухню, оттуда беспрестанно доносилось ее счастливое «бу-бу-бу».
— Только подобным образом ее можно нейтрализовать на время, — шепнула девушка.
— Таковы все родители, — с грустью заметил Шалимов.
Его мать вела бы себя точно так же, встретив выбравшегося из дьявольской передряги сына.
— Но что мы ей скажем?
— Половину правды.
Миссис Ларрена принесла уставленный блюдами поднос.
— Так быстро, мама! — удивилась Саманта. — Можно подумать, что ты нас ждала.
— Я ждала, — с улыбкой согласилась миссис Ларрена. — Тот человек сказал, будет известие. Я не поверила, но ждала.
— Какой человек? — насторожился Шалимов.
— Рэнсфорд, из госдепартамента, что ли… Тот, что приезжал к тебе, дочка… Но тогда ты говорила, что он из НАСА, — с оттенком подозрения вспомнила женщина.
— А он так представился, — нашлась Саманта, справедливо полагая, что миссис Ларрена не держит в памяти подробностей прошлого визита. — Эндрю, это не… Это не то. Этот человек был здесь перед нашим полетом… Я расскажу потом.
— Что «не то»? — встряла миссис Ларрена, расставляющая тарелки на столе. — Вы как будто опасаетесь кого-то… И что это на вас надето? Боже, где вы взяли эти лохмотья?
— Мама, — Саманта усадила миссис Ларрену в кресло. — Зачем приезжал этот человек?
— Велел позвонить, если я получу весточку от тебя… — она показала Саманте визитную карточку.
Девушка выхватила ее и спрятала в карман. — Я должна это сделать?
— Ни в коем случае… Если понадобится, я позвоню сама. Давайте к столу…
После обеда Саманта отправилась в ванную. Мисис Ларрена вертелась вокруг Шалимова, то так, то эдак пробуя вытянуть из него крупицы информации. Шалимов отвечал неконкретно, жаловался на усталость и отделывался односложными «да» и «нет». Верхом его красноречия была цветистая фразеологическая конструкция «может быть».
Девушка вернулась посвежевшей, пахнущей шампунем с щедрой примесью запаха луговых цветов.
Белый махровый халат контрастировал со смуглой кожей, создавая лиричную домашнюю гамму. Заметив, что Шалимов собирается сменить ее в ванной, она увязалась за ним.
— Я должна позаботиться о твоей ране…
— Вы ранены, Эндрю? — всполошилась миссис Ларрена.
— Поцарапал ногу при аварийной посадке.
Рана Шалимова заживала даже быстрее, чем надеялась Саманта. После ванны он почувствовал себя значительно более живым и бодрым, а двойная порция «Метаксы» довершила дело. Для него тоже разыскали какой-то петушиный халат.
— Ну, а теперь, когда заговорщики вместе и никто не ляпнет мне лишнего, — уперла руки в бока миссис Ларрена, — объясните хоть что-нибудь…
— Ты была права, мама, — Саманта опустила руку на ее плечо. — За нами гонятся нехорошие люди.
— Я так и думала… Это Рэнсфорд?
— Нет, не Рэнсфорд. Хотя и он тоже… Мама, нам придется уехать. И я очень тебя прошу, никому ни за что не говори, что мы были здесь. Пока никто не должен знать, что мы живы. Да, сколько у нас денег в банке? — деловым тоном Саманта сглаживала неловкость.
— Не очень много. Я думаю тысяч тридцать. Ах, да! — Она вынула из ящика чек Рэнсфорда. — Вот.
Это деньги правительства, и я полагаю, они по праву принадлежат тебе.
— Мама, пожалуйста, сделай одну вещь прямо сейчас. — Саманта выглянула в окно. Дом по-прежнему окружала мирная тишина. — Съезди в Гринбэй, получи наличными эти пятьдесят тысяч, и наши тридцать тоже. Купи скромный костюм для Эндрю… Нет, лучше джинсы и свитер, что-нибудь такое неброское, только не в тех магазинах, где тебя знают. С почты отправь пять тысяч долларов лесничему Национального парка Луизианы от имени двух друзей — он поймет. И возвращайся как можно скорее…
— Да уж понимаю.
Миссис Ларрена скрылась в спальне, где спешно переоделась в выходное платье. Шалимов и Саманта следили через окно, как она выгоняет из гаража видавший виды «Додж» 1975 года выпуска, долго заводит мотор. «Додж» чихнул, изрыгнул синий дым и вперевалку покатил по проселочной дороге к Грин-бэю.
Саманта мысленно пожелала ей удачи и повела Шалимова на второй этаж, в свой маленький «кабинет».
— Вот как ты живешь, — осматриваясь, тихо сказал Шалимов. — Здесь много света.
— Да, — громадные глаза Саманты приблизились к его лицу. — Я люблю, когда много света.
Внезапно она спохватилась, что расстояние между ними перешло грань приличия, и смущенно отвернулась.
— Я пойду переоденусь. — Она выскочила из комнаты и зашлепала по лестнице вниз. Шалимов почему-то ощутил облегчение, когда остался один.
Он машинально перебирал бумаги на столе Саманты, но поймал себя на том, что влезает в ее частную жизнь, и виновато разложил листы в прежнем порядке. Снизу доносился деревянный стук — очевидно, Саманта открывала дверцы шкафов. Шалимов включил настроенный на ультракороткие волны радиоприемник. Программы местных станций не привлекали его, он передвинул рычажок в диапазон коротких волн и покрутил верньер в порыве неосознанного острого желания услышать что-нибудь по-русски. Вместо этого он наткнулся на программу «Всемирной службы „Радио Европа“» из Парижа.
Шалимов не настолько хорошо знал французский, чтобы понять смысл передачи, но повторяющиеся слова «Атлантис», «космос», «НАСА» и фамилии астронавтов недвусмысленно указывали, о чем идет речь. О Господи, да о чем же еще?! Шалимов протянул руку к верньеру, но она повисла в воздухе на полпути. Что-то мешало ему изменить настройку.
Голос. Далекий голос в эфире мучительно напомнил Шалимову что-то, связанное с его юностью.
Это придавленное валунами подсознания воспоминание относилось одновременно к щемяще счастливому и трагическому, и если первое тянуло его за уши на поверхность, второе топило в рутине запутанных ассоциаций.
Передача закончилась.
— Вы слушали комментарий Сергея Корина на волнах «Радио Европа». На очереди программа «События недели», которую ведет наш постоянный…
Корин! Это имя фотовспышкой осветило закоулки памяти Шалимова. Все стало ясным, как июльский полдень. Счастливая часть касалась двоюродного брата Шалимова, которого он любил больше, чем иные любят братьев родных. Впрочем, как и трагическая… Корин был другом Дмитрия — брата Шалимова. Перед глазами Андрея как воочию встал дождливый день в Москве много-много лет назад… когда же? Кажется, еще при жизни Брежнева… Или позже? Футбольный матч двух любительских команд. Шалимов в воротах — совсем еще юнец. Корин — центр нападения противника (в этой же команде полузащитником играл Дима). Заваруха в штрафной площадке, Шалимов пропускает обидный гол… Корин ободряюще хлопает его по плечу. Ничего, мол, дружище, это просто игра.
И еще дважды Андрей видел его мимоходом, а один раз они втроем даже посидели в ресторане. За столом Корин просто очаровал блистательным, легким и смешным рассказом… О чем? Этого Шалимов не помнил, но помнил приятный, располагающий голос Корина, он лился свободно и раскованно, цепляя, уводя за собой — вот как сейчас, в передаче «Радио Европа». Тот же голос и те же интонации, воскресившие мертвое прошлое.
Это был единственный раз, когда Шалимов встречался с другом брата лично. Он знал, что Дима обязан Корину жизнью. В какой-то ситуации тот спас брата, чуть ли не подставив свою голову вместо него. Дмитрий и раньше говорил о друге много хорошего, а теперь буквально молился на него.
Но вскоре Корин исчез с горизонта — видимо, уехал из Москвы А Дима, офицер военной контрразведки, погиб в Афганистане… Да, все это было в брежневскую эпоху, в конце семидесятых — начале восьмидесятых Дима погиб летом 1981 года…
Саманта застала Шалимова погруженным в глубокую задумчивость. Он даже не обратил внимания на то, как прелестно она выглядит в лиловом шелковом костюме и белых открытых туфельках.
— Что с тобой? — обеспокоенно спросила девушка.
Шалимов выключил приемник.
— Знаешь, я, кажется, нашел.
— Что? — Саманта выгнула брови.
— Журналиста, которому можно будет доверять Правда, он в Париже. Обозреватель «Радио Европа» Сергей Корин.
— Ты что, знаком с ним?
— Да как сказать… — Шалимов подошел к окну, окинул взглядом пустынную дорогу к Грин-Бэю. — Виделся однажды давным-давно.
— Ничего себе рекомендация, — фыркнула девушка.
— С ним был знаком мой брат, — пояснил Шалимов. — А брат верил Корину, как себе Я не знаю, как Корин оказался в Париже, но такие люди не меняются.
Саманта присела на складной стульчик.
— Но ведь все это было невесть когда… Ты говоришь, этот Корин — обозреватель французского радио. Значит, человек устроенный, обеспеченный.
Захочет ли он ввязываться черт-те во что?
— Если он настоящий журналист, захочет А такой человек, как Корин, не стал бы заниматься тем, к чему у него нет призвания. И особенно удачно, что он русский. Возможно, у него сохранились связи в России… — глаза Шалимова потускнели. — Но это светский треп, Саманта. Мы не можем купить билет и улететь в Париж.
— Да… А если позвонить на радиостанцию?
— Чтобы нас сразу вычислили? Да и что я ему скажу..
— А что ты ему скажешь при встрече?
— Быть может, ничего… Но это другое дело.
Там я буду видеть перед собой человека, чувствовать его флюиды. Доверие — вопрос личного контакта, Саманта.
Саманта Л. Ларрена молчала. Шалимов догадывался по ее сосредоточенному лицу, что она о чемто напряженно думает, вернее, взвешивает со всех сторон известные факты перед принятием решения.
— Я думаю, мы можем попытаться попасть в Париж, — сказала она наконец. — Тем более что в США нам сейчас находиться опаснее чем где-либо.
— Как? — безнадежно усмехнулся Шалимов. — На воздушном шаре?
— На «Боинге». И нам не понадобится покупать билет, но потребуется много денег.
Шалимов исподлобья посмотрел на нее.
— Если ты задумала подкупить летчиков или что-то в таком роде, брось эту затею Я знаю эту публику, она во всем мире одинаковая. Твоя авантюра закончится в полиции.
— Нет. Это не то, что ты думаешь.
— Тогда объясни, пожалуйста, — слегка раздраженно сказал Андрей.
Саманта приступила к объяснениям, и по ходу ее речи скептицизм Шалимова постепенно улетучивался.
— Пожалуй, это может сработать, — согласился он. — Но если нет…
— Если нет, мы просто остаемся там, где сейчас.
— Или нас расстреляют в парижском аэропорту, в лучшем случае арестуют, что, как ты понимаешь, всего лишь короткая отсрочка смерти… Это опасно, Саманта.
— Здесь еще опаснее.
Старенький «Додж» миссис Ларрены припыхтел назад через два с половиной часа после отбытия, что в общем соответствовало расчетам Саманты.
Шалимов облачился в джинсы и серую водолазку.
Привезенные миссис Ларреной кожаные туфли оказались тесноватыми, и хромота из-за раны еще больше усилилась.
Миссис Ларрена передала дочери толстые пачки денег — семьдесят пять тысяч долларов.
— В банке не удивились, мам? — Саманта уложила деньги в сумку.
— Да нет, там все сочувствуют… Я сказала, что хочу переехать, потому что этот дом полон болезненных воспоминаний.
— Ты молодец, ма. — Саманта обняла миссис Ларрену и поцеловала в щеку. — Мы возьмем старину «Доджа», ладно? А когда вернемся, пригоним обратно.
— Когда вернетесь… — миссис Ларрена заплакала в объятиях дочери. Храни вас Господь, дочка… Но неужели мне совсем-совсем, чуть-чуть нельзя узнать, куда вы едете?
— Мама, — Саманта с нежностью погладила ее волосы. — 5Гбы многое отдала, чтобы предложить тебе поехать с нами. Но мы — не самая безопасная компания. И этот дом небезопасен. Тебе лучше покинуть его на время…
— Да, да, — закивала миссис Ларрена. — Я пойду к Роудсам, это всего полчаса берегом… Провожу вас и уйду.
Она никуда не уйдет. Это ее дом, и в своем доме миссис Ларрена никого не боится.
Саманта смущенно вытянула из сумочки десятитысячную упаковку банкнот, протянула миссис Ларрене, но та оттолкнула деньги.
— Вам нужнее… Той суммы, что переводит компания на пенсионный счет, вполне достаточно…
Подождите, я соберу вам поесть на дорогу.
— Не надо, мама. Тут недалеко.
Втроем они вышли на крыльцо. Шалимов сел за руль трудяги «Доджа». Саманта устроилась рядом.
Машина тронулась. Саманта смотрела назад до тех пор, пока машущая рукой фигура миссис Ларрены не скрылась за поворотом. Они ехали вдоль побережья озера Мичиган, триста миль через пыльные окраины Фон-дю-Лака и Расина мимо Милуоки по берегу реки Фоке, заправляясь на безлюдных бензоколонках сонного, разморенного жарой штата. Они ехали в Чикаго к человеку по имени Барни Флойд.
Миссис Ларрена все стояла на крыльце, хотя и пыльного шлейфа «Доджа» уже было не видно. Потом она повернулась и вошла в дом.
— Ненадолго, — повторяла она, — ненадолго…
Сегодня они виделись в последний раз. Им никогда больше не суждено было встретиться.
Дорен опоздал всего на полчаса.
15
Люди Дорена (вернее, люди Рона Ричардса, временно переданные под команду Дорена) взялись за дело с ураганной энергией. У них было неоспоримое преимущество перед правительственными службами: они наверняка знали, что астронавты живы, и имели ясную цель. Под видом агентов ФБР они быстро вышли на лесничего Тома Хантера, без труда вытрясли из него информацию о краже и конфисковали записку Шалимова. Сам Дорен объезжал окрестные мотели. В «Суитуотере» он нашел брошенный джип лесничего, а портье (даром что был пьян) припомнил визит темнокожей женщины в мужской одежде, испарившейся вместе с «Порше-турбо» мистера Айронсайда. Машину с выбитым стеклом и отключенным бортовым компьютером обнаружили у вертолетной стоянки в Джексоне — там работать было труднее, так как полиция уже проведала о происшествиях, но сторож Джек все равно ничего вразумительного сообщить не мог. Пропали восемь канистр с горючим; исходя из прожорливости вертолетов типа «Дрэгонфлай» Дорен очертил на карте круг, в пределах которого лежало предполагаемое место назначения. В этот круг попал и Грин-Бэй, штат Висконсин. Раньше Дорен не верил, что беглецы направятся в дом Саманты, ибо считал это глупым и самоубийственным с их стороны. Теперь он понял, что его перехитрили.
Две скоростные машины одна за другой, влетели на поляну перед коттеджем. Из первой выпрыгнули Дорен и парень с автоматом, из второй появились трое с бельгийскими штурмовыми винтовками.
Дорен не исключал возможности, что в доме засели правительственные агенты, но проверить это не мог и был полон решимости в случае наличия таковых искрошить их в лапшу.
Они ворвались одновременно через дверь, террасу и окна спальни. Один из боевиков помчался наверх, второй выволок из кухни заплаканную миссис Ларрену.
— Здесь никого, сэр, — доложил парень сверху.
Никого? — Дорен пнул накрытый на двоих стол, с которого миссис Ларрена не успела убрать тарелки и полупустую бутылку «Метаксы», заглянул в ванную, где была сложена одежда Тома Хантера. — Ага, вот тряпье, украденное у старика… Придется побеседовать с этой черной обезьяной. Привяжите-ка ее к стулу покрепче…
— Итак, — Дорен встал перед женщиной, широко расставив ноги. — Как вы догадываетесь, мадам, вопрос у меня один. Где они?
— Кто? — миссис Ларрена почти не открывала рта, и Дорен скорее увидел этот короткий ответ-вопрос, нежели услышал.
— Кто? — переспросил он. — Не Чип и Дэйл, разумеется. Где Шалимов и Ларрена?
— Вы кощунствуете, — разлепила сухие губы миссис Ларрена. — Вам отлично известно, что они разбились при посадке.
Дорен резко повернулся, отдал приказ боевикам:
— Не стойте столбами! Может, они в сарае, подвале… Обыщите все!
Двое вышли во двор, а двое оставшихся начали обшаривать комнаты, расшвыривая1 и ломая все, что попадалось под руку. Миссис Ларрена ахнула, когда добрались до «кабинета» Саманты.
— Зачем вы все ломаете? Там вещи моей дочери… Вы что, не видите, что там негде спрятаться?
— Ну, согласно вашим же утверждениям, вещи ей уже не понадобятся, скривил губы Дорен. — Так где же наши герои?
— Мистер Дорен, — в комнату вошел один из хозяйничавших во дворе бандитов. — Я нашел для этой черномазой прекрасную сыворотку правдивости, — он взмахнул паяльной лампой. — Попробуем?
С ней любая заговорит.
Дорен, подумав, кивнул головой. Ухмыляющийся подонок достал зажигалку. Из жерла паяльной лампы вырвался язык гудящего пламени. Бандит отрегулировал его так, чтобы длина огненного клина составляла около десяти сантиметров и наклонился над миссис Ларреной, держа лампу в отставленной руке.
— Я последний раз спрашиваю вежливо, — процедил сквозь зубы стоящий напротив Дорен. — Куда они уехали? Марка и номер машины?
Миссис Ларрена молчала, с ужасом глядя на бледный огонь.
— Итак?
Горячее пламя приблизилось к руке пожилой негритянки. Шелк ее выходного платья задымился.
Она надела его на радостях, даже не подумав о том, что скажут в городе, увидев ее в праздничном наряде после известия о смерти дочери. В банке действительно решили, что миссис Ларрена немного свихнулась от горя.
Теперь, превозмогая усиливающуюся боль, в ее мозгу колотилась неуместная растерянная мысль: платье, жалко платье… Никаких героических подвигов, никаких стенаний о том, что если она не выдержит, эти люди убьют Саманту и человека, которого любит ее дочь, — да, да, миссис Ларрена не сомневалась в этом, пусть сама девушка еще не догадывалась!
Острие клина пламени вонзилось в предплечье миссис Ларрены. Запахло паленым мясом. Она не закричала, она не могла кричать. Воздух входил в ее легкие через открытый рот и не находил выхода.
Жестокие черты лица Дорена вдруг расплылись в ее глазах, она ощутила боль, другую, НАСТОЯЩУЮ боль, расколовшую ее грудь пополам и разрывавшую левую половину на части. Миссис Ларрена больше не видела ничего Ее измученное мужественное сердце остановилось, оставив Дорена в неописуемой ярости.
— Черт! — заорал он в неистовстве, не найдя пульса на шее негритянки. — Она подохла! Болтон!
Гарри Болтон подбежал к шефу.
— Бери Майка, садитесь в машину и двигайте по дороге. Попробуйте их настигнуть, они не могли далеко уйти.
— По какой дороге, сэр? Здесь их десятки. На Сент-Пол, Миннеаполис, Мэдисон, Чикаго, ДеМайн…
— Хватит! — рявкнул Дорен в бессильной ярости. — По какой хотите… Делайте что-нибудь!
Болтон выскочил на крыльцо. Хлопнули дверцы автомобиля, машина растворилась в клубах пыли.
— Чарли, — позвал Дорен значительно спокойнее. — Надо здесь внимательнее все осмотреть. Гдето должны быть документы на их машину.
Поиски ничего не дали, да и не могли дать: документы были потеряны в незапамятные времена.
Дорен устало сел в кресло в гостиной, схватил бутылку с остатками «Метаксы», отпил из горлышка.
— Ладно, поехали в Грин-Бэй, — распорядился он. — Там наверняка кто-нибудь знает, какая у них была машина.
— А что делать с этим, сэр? — Чарли обвел комнату жестом циркового иллюзиониста, демонстрировавшего публике гвоздь программы.
— Это… — Дорен заколебался. — Сожгите!
Пламя с ревом вгрызлось в сухое дерево коттеджа.
— Пошли, — сказал Дорен. — Хорошо горит, чисто. Мне нравится, когда все чисто…
Они не торопясь забрались в машину. Дорен включил зажигание и развернул автомобиль к ГринБэю. Убийцы не оглядывались на взметнувшийся до небес ослепительный факел, ставший погребальным костром миссис Ларрены.
16
В Вашингтоне, на берегу реки Потомак, у мрачного, подавляющего угрюмым величием здания Пентагона, безразлично поблескивающего рядами одинаковых окон, затормозила желтая потрепанная «Симка». На бетон набережной ступил довольно молодой, ничем не примечательной внешности человек, одетый в костюм типичного банковского клерка. В руках он держал коричневую папку с никелированными застежками. Похоже, в этот солнечный день у молодого человека было неплохое настроение, он даже что-то негромко насвистывал. Не заперев дверцу машины, он пересек улицу, поднялся по каменистым ступеням и открыл высокую дверь входа в военное ведомство США, причем предназначенную не для посетителей, а для сотрудников.
Часовой за столом выжидательно глядел на молодого человека. Тот как будто не принадлежал к числу служащих Пентагона, но здесь работали тысячи людей, от генералов до уборщиков, и знать в лицо каждого было просто невозможно. Часовой ждал, что вошедший предъявит пропуск, но тот развязно облокотился на стол и подмигнул.
— Классная погода сегодня, а?
— Подходящая, — подтвердил часовой. — Ищете кого-нибудь?
— Да как посмотреть… Вообще-то ищу. Того, кто у вас поглавнее.
— Министра обороны, что ли? — улыбнулся парень. Его начал забавлять разговор с шутником.
— Можно и его, — миролюбиво согласился молодой человек. — Позвони-ка сейчас своему начальству и скажи, что тут пришли из конторы, которая украла «Элиминейтор».
— А… Пластинку «ZZ ТОР»?
— Вроде того.
— Так ты ошибся адресом, дружище. Если хочешь сделать заявление, иди в полицию. Телефонто помнишь?
Веселые огоньки погасли в глазах человека с коричневой папкой. Происшедшая в нем перемена шокировала часового. Перед ним стоял кто-то совсем непохожий на недавнего хохмача — властный, жесткий и даже будто выше ростом.
— Звони, — негромко приказал пришедший. — Дело серьезное, и за легкомыслие тебя по голове не погладят.
Часовой поднял трубку внутреннего телефона и вызвал майора Хилтон-Томаса.
— Сэр, тут пришел человек, который хочет признаться в краже какого-то «Элиминейтора»… Послать его к черту? Да я послал, но он утверждает, что дело серьезное… Пусть запишется на прием обычным порядком? Слушаюсь, сэр…
— Погоди-ка, — пришедший взял трубку из рук опешившего парня. — Слушайте меня внимательно, майор. Если не хотите завтра же… Нет, сегодня же поехать охранять мир и демократию в бывшую Югославию, немедленно доложите генералу Таггерту или бригадному генералу Уилсону. Я жду здесь, внизу. Не орать! Ключевое слово — «Элиминейтор». Все понятно?
Посетитель водрузил трубку на аппарат и показал часовому ряд белых, без единого изъяна зубов.
— Вот так, приятель. Я уж посижу здесь на стульчике. Не обижайся, ладно?
Как ни в чем не бывало он сел и снова принялся насвистывать привязчивый мотивчик.
Доклад майора Хилтон-Томаса добирался до генерала Джона Таггерта по неразворотливым каналам официального Пентагона ровно сорок пять минут. Зато последующие события развернулись со скоростью пущенной на перемотку видеоленты.
Вскоре в плотном кольце морских пехотинцевохранников гость проследовал в лифт, оттуда в кабинет Таггерта. Там он сразу сел на стул, держа папку (в ней были только бумаги с расчетами) на коленях. Генерал вперился в него немигающим взглядом.
— Ну?
— Что «ну»? — передразнил визитер. — Не могу же я разговаривать в присутствии этих болванов. И вы тоже.
Генерал после недолгого колебания сделал отсылающий жест.
— Оставьте нас вдвоем.
Большой сумеречный кабинет (в Пентагоне уютных и светлых помещений не существовало вовсе) опустел. Таггерт повторил сакраментальное «ну».
— Мне кажется, уровень диалога недостаточно высок, — небрежно заметил гость.
— Вам известно, кто я?
— Конечно. Вы — командующий силами противоракетной обороны США генерал Джон Таггерт.
А я — представитель организации, владеющей ядерной мощью «Элиминейтора». Поэтому удобно ли нам беседовать один на один?
Генерал с полминуты подумал.
— Кандидатура председателя Объединенного комитета начальников штабов вам подойдет?
— Вполне. И еще хотелось бы видеть Эндрю Уилсона.
Таггерт нажал клавишу селектора и приказал секретарю передать Колбрайту и Уилсону просьбу прийти к нему в кабинет, мотивируя обстоятельствами чрезвычайной важности и срочности. Генералы явились через пятнадцать минут, заполненных напряженным молчанием.
— В чем дело, Джон? — осведомился Колбрайт с порога. — Решил пропустить стаканчик в нашей компании? Не рановато ли?
Таггерт кратко отрекомендовал посетителя. Колбрайт помрачнел.
— Вот как… — Он уселся за стол для совещаний напротив гостя. — Что ж, слушаем вас, мистер…
— Хойл, — помог пришедший, — Стивен Хойл.
Зовите меня Стив, хотя это псевдоним, как вы догадываетесь… Надеюсь, видео- и аудиозапись нашей беседы ведется?
— Нет, нет, — солгал Таггерт.
— Жаль. Президенту было бы любопытно взглянуть… Впрочем, как хотите. Итак, наши требования — десять миллиардов долларов.
— В противном случае? — спросил Колбрайт.
— Увы, картина незавидная. Ядерные боезаряды будут взорваны в городах Нью-Йорке, Чикаго, Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. Оставшийся плутоний в виде коллоидной взвеси будет растворен у истоков рек Миссисипи, Миссури, Колорадо и Рио-Гранде, а также в акватории Великих Озер, что лишит Америку питьевых и промышленных водных ресурсов по меньшей мере лет на двести. Взгляните сами, — он подтолкнул папку к Уильяму Колбрайту. — Здесь принципиальные схемы и монтажные чертежи. Подробно показано, как мы использовали плутоний «Элиминейтора» для изготовления атомных бомб. Покажите вашим экспертам, они подтвердят, что это не блеф. Вы понимаете, что решение будет приниматься не нами троими, — констатировал Колбрайт, не раскрывая папки. — Сколько у нас времени?
— Сорок восемь часов, начиная с этого момента. Кстати, мы вполне одобряем вашу идею засекретить дельце с «Шаттлом». Излишний шум нам тоже не на руку…
— Да, да, — Колбрайт нетерпеливо посмотрел на часы. — Продолжайте. Форма, место, время оплаты?
— Записывайте, — посоветовал Хойл. Уилсон вооружился блокнотом и авторучкой. — Большая часть — золото в слитках. Не Пробуйте пометить его радиоактивными изотопами или как-то иначе, мы обнаружим подвох. Первая партия на миллиард долларов должна быть сброшена на парашюте с вертолета над Атлантическим океаном в точке пересечения тридцатой параллели и семьдесят пятого меридиана завтра в четыре часа утра по Вашингтону.
Как сделать, чтобы груз не утонул, придумаете сами. Любая попытка вести наблюдение немедленно — помните, немедленно, в ту же секунду, когда мы засечем ее, — погубит Нью-Йорк. Боезаряд уже установлен. После того, как мы проведем химический и радиологический анализ золота, вам будут даны дальнейшие указания. Остаток суммы в мелких бриллиантах. Напоминаю, на всю операцию отводится сорок восемь часов.
— Все? — резко прозвучал голос Колбрайта.
— Почти. — Хойл закинул ногу за ногу и закурил. — Остались мелочи. Например, слежка за мной. Я лишь посредник, я только позвоню по телефону, и слежка сама по себе бессмысленна. Но если я через двадцать минут не позвоню, дядюшке Сэму придется туго… А теперь, подпишите мне пропуск на выход…
Покрасневший от гнева Колбрайт начал выписывать пропуск.
— Стойте! — закричал вдруг Таггерт. — Не выпускайте его, Уилсон… Наверняка есть способ заставить его сделать этот проклятый звонок!
Уилсон загородил собой дверь.
Председатель Объединенного комитета начальников штабов негромко проговорил:
— Мы не можем рисковать, Джон. Пусть идет.
— У вас осталось… — улыбнувшийся Хойл бросил взгляд на циферблат наручных часов, — шестнадцать с половиной минут. Так что лучше позвольте откланяться…
Он взял со стола подписанный Колбрайтом пропуск и вышел. Никто не удерживал его. На набережной Хойл забрался в желтую «Симку» и минут десять кружил по улицам, хотя и без того был убежден в отсутствии слежки. На Пенсильвания-авеню он зашел в телефонную будку, бросил в щель аппарата две монетки, набрал номер и дождался ответа.
— Это Хойл, — произнес он в трубку. — Финальный отсчет.
Еще через час «Барс» под командованием Рона Ричардса покинул подземную базу, выбрался в Мексиканский залив, взял курс мимо Ки-Уэста на просторы Атлантики.
Группа экспертов секретного научного отдела АНБ не покладая рук трудилась над содержимым папки Хойла. Они пристальнейшим образом, чуть ли не на вкус пробуя, изучали схемы, составленные и вычерченные профессором Филлингемом. Мнения разделились поровну. Трое увенчанных лаврами ученых считали, что документы — чистейший блеф и что за столь короткий срок невозможно с применением описанной в них установки создать атомные бомбы на основе плутония-238. Трое других, не менее увенчанных, утверждали прямо противоположное, а профессор Смит даже заявил, что будь у него представленное на чертежах оборудование и десяток толковых ассистентов, он соорудил бы килотонный боезаряд за пару часов. Теоретический спор грозил затянуться до бесконечности, а Президент требовал незамедлительных рекомендаций. Сошлись на том, что если у террористов и нет атомных бомб, то отравить плутонием реки им ничто не помешает.
Вторая группа специалистов — сборная команда ЦРУ и ФБР — занялась личностью Стивена Хойла.
Они просматривали видео, слушали аудиозапись, анализировали голос, сличали отпечатки пальцев.
Это ничего не дало.
В 20.45 вашингтонского времени Президент подписал распоряжение об отправке под усиленной охраной золота на миллиард долларов из порта Нокс на военно-морскую базу Саванна Пойнт в штате Джорджия.
В перечисленных Хойлом городах работали специальные бригады военной полиции со счетчиками Гейгера. Они сообщали в АНБ о любом незначительном превышении естественного радиационного фона, подозрительные места тщательно проверялись.
Ровно в четыре часа утра цинковые ящики с золотом, помещенные в длинные серые металлические емкости с ручками для переноски, обвязанные пенопластовыми блоками для придания плавучести, были сброшены с вертолета в указанной Хойлом точке. Повинуясь инструкции террористов, вертолет сразу же повернул назад, на базу Саванна Пойнт.
В 4 часа 10 минут «Барс» всплыл на поверхность океана. Гидроакустическая аппаратура не отметила наличия судов в непосредственной близости. Нулевой результат показало и радиолокационное зондирование воздушного пространства. Рон Ричарде выбрался на палубу по мостику, проложенному внутри рубки, где ранее находилась всплывающая спасательная камера. Ее отсутствие позволяло грузить золото без помех.
Лучи прожектора обшаривали черные волны.
На первый контейнер они наткнулись сразу, второй и третий нашли чуть позже, а на поиски четвертого, отнесенного ветром к северу, ушло полчаса.
— Вот оно, — сказал Ричарде Шеллеру. С палубы они наблюдали за погрузкой с чувством сдержанного трепета — Первый миллиард дяди Сэма.
— Да, — буркнул Шеллер с завистью. — Хотел бы я знать, для чего мистеру Брауну такая куча денег.
Как и Ричардсу, ему было известно, что лишь один миллиард долларов из полученной от правительства США суммы пойдет в карманы исполнителей операции — каждому в соответствии с личным вкладом Кеннету Дорену, скажем, полагалось десять миллионов, Ричардсу — пятьдесят. Этих денег им хватит на то, чтобы после ликвидации базы и упрятывания всех концов (а также избавления от изрядного количества малоценных и потенциально болтливых членов организации) купить себе новые лица и биографии и перейти к не столь рискованному и более приятному образу жизни.
Но остальные девять миллиардов долларов предстояло переправить в убежище, известное пока только мистеру Брауну. Как их предполагалось реализовать и каково их предназначение — абсолютная загадка… Погрузка закончилась. Ричарде и Шеллер спустились в центральный пост. «Барс» лег на обратный курс.
17
«ВСЕ ЛИ ПОГИБЛИ НА „АТЛАНТИСЕ“?
КАТАСТРОФА ИЛИ АКЦИЯ ТЕРРОРИСТОВ
СООБЩЕНИЕ НАШЕГО СПЕЦИАЛЬНОГО
КОРРЕСПОНДЕНТА ИЗ НЬЮ-ОРЛЕАНА».
Корреспондент газеты «Де-мойн Рейджестер»
Майк Кейн еще раз пробежал текст своего сенсационного материала.
«Нашему постоянному корреспонденту в НьюОрлеане удалось взять интервью у одного из членов экипажа вертолета ВМС США „Блэк Тандер“, принимавшего участие в спасательной экспедиции к месту аварийной посадки „Атлантиса“. По понятным причинам имя офицера мы сохраняем в секрете, назовем его просто мистер М.
По утверждению мистера М., когда его вертолет приблизился к „Атлантису“, он увидел раскрытую сверху и с бортов кабину, в которой находились тела четырех членов экипажа. Мистер М. не берется опознать погибших, но среди них не было мисс Саманты Л. Ларрены (27). Тела астронавтов, пол и кресла кабины были сплошь залиты кровью. Мистер М. говорит, что разглядел огнестрельные ранения в голове по крайней мере у одного человека.
Тела погрузили в другой вертолет и отправили на базу Черри Брэнч. Мистер М. сказал, что всех участников спасательного рейда строго предупредили о том, что эта информация является государственной тайной, но как честный гражданин он не мог не предоставить ее нашей газете.
В связи с эксклюзивным интервью мистера М.
(только для „Де-мойн Рейджестер“) мы вправе спросить правительство и Президента США: насколько соответствуют действительности утверждения летчика? Подвергся ли „Атлантис“ нападению террористов и найдены ли тела трех пропавших членов экипажа? А если нет, то кого с неприличной поспешностью похоронили на Арлингтонском кладбище?
Вот вопросы, которые мы обязаны задать».
Это будет взрыв! Пока никто не читал заметки.
Ему нужно хоть малейшее подтверждение знакомого парня из Пентагона, что это не бред сумасшедшего пилота. Два часа назад он попросил узнать, насколько эти сведения могут быть достоверными.
Тот должен позвонить с минуты на минуту. И Пулитцеровская премия у Майка в кармане.
Звонок раздался, но в дверь. Кейн подошел, взглянул из-за осторожности в глазок. Последнее, что он увидел в жизни, было громадное дуло пистолета.
Мистера М. — двадцатитрехлетнего лейтенанта Элистера Ройса — в тот же вечер нашли повесившимся в небольшом лесу недалеко от дома. Рядом лежала записка, в которой он просил никого не винить в его смерти.
18
Ратников включил передатчик.
«Топ Флэш» относился к тому типу используемых спецслужбами устройств, которые почти невозможно засечь в эфире. Передаваемая информация кодировалась, накапливалась в кристаллической памяти аппарата и выстреливалась в виде импульса продолжительностью от трех до десяти микросекунд. Приемник мгновенно расшифровывал ее и выдавал получателю в форме акустического сигнала, проще говоря, человеческой речи.
— Феникс вызывает Квадро, — сказал Ратников в микрофон по-русски. — Феникс вызывает Квадро.
— Здесь Квадро, — прозвучал в ответ предельно ясный и четкий голос из динамика.
На другом конце радиолинии у аналогичного аппарата сидел человек, составивший список из восьми имен подлежавших уничтожению людей ЦРУ — список, из которого уцелели только Коллинз и Корин. Ратников знал подлинное имя этого человека, главы и вдохновителя заговора. Остальным членам организации он был известен как невесть где пребывающий мистер Браун, почти Господь Бог.
— Не тратьте время на подробный доклад, — сказал Квадро. — Я получил донесение от источника Альфа. Расскажите, что предпринимается в отношении сбежавших астронавтов. Это наша главная забота.
— Ими занимается Дорен, — произнес Ратников. — Полагаю, они уже убиты или вот-вот будут ликвидированы.
— Да? — с нескрываемой иронией проговорил Квадро. — А как вы представляете собственное будущее в таком случае?
Ратников растерялся.
— Но я думаю, они не успели… Средства массовой информации молчат… если власти скрывают их, источник Альфа знал бы…
— Успели, не успели! — пробрюзжал мистер Браун. — Дилетантство. Мы должны быть на сто процентов уверены, что вы вернетесь в Москву героем.
Вы нужны мне, Ратников, вы нужны делу.
Александр Борисович немного приободрился.
— Каковы ваши указания, Квадро?
— Поиски продолжать. Девушку уничтожить, Шалимова похитить и вывезти в Москву. Здесь мы поработаем с ним методом нейропрограммирования. Мы зомбируем его, сделаем из него виновника и отпустим, ненавязчиво подсказав ФСБ, где его искать. Арестованный, он расскажет им всю правду, но с небольшой поправкой. Вместо вас будет фигурировать он. Программу самоубийства мы также заложим в его мозг. Вы видите, Ратников? Я превращаю вашу ошибку в свою победу. Я убиваю трех зайцев. Вы возвращаетесь героем, вырвавшимся из плена террористов. Вы занимаете высокий пост в Москве. С гибелью так называемых истинных виновников расследование прекращается.
— Вы гениальны, Квадро, — с искренним восхищением сказал Ратников.
Довольный смех мистера Брауна прокатился под сводами пещеры.
— Поторопитесь передать Дорену новые инструкции, — приказал он, — как бы этот дуралей и впрямь их не ликвидировал. Конец связи.
— Подтверждаю, — Ратников выключил «Топ Флэш».
Он вышел из приспособленной под пункт радиообмена дощатой будочки под безжалостно палящие лучи прожекторов. Ричардса на базе не было — «Барс» ушел в первый рейс за американским золотом. База осталась как будто без руководства, но руководить тут было и нечем — бесконечно тянущиеся часы были заполнены вынужденным бездействием.
Через час по условленной процедуре выйдет на связь Дорен. Разыскать его раньше невозможно, никаких экстренных каналов вызова не предусмотрено. Только бы он не успел.
Ратников сел на круглый валун у воды и принялся кидать в темное зеркало озера мелкие камешки. Он сказал правду — СВОЮ правду — назвав мистера Брауна гением. Гениальность, величие замысла, широта и масштаб грандиозных идей — вот что покорило в нем Ратникова, вот почему он присоединился к нему, стал его верным единомышленником, а не покорным исполнителем воли. И это Квадро ценил в Ратникове.
Но несмотря на неподдельное чувство сопричастности к помыслам великого человека, Ратников все же считал его… чуть-чуть идеалистом. По его мнению, мистеру Брауну не хватало связи с реальностью, притяжения к живой земле, с живыми людьми. Идея — хорошая вещь, она способна организовывать, сплотить и вести, но в конце всякой идеи обязательно должна стоять единичка с энным количеством нулей, и тогда все становится простым и понятным. Не то чтобы Ратников не верил Квадро, когда тот говорил, что не ищет богатства и личной власти — скорее улавливал тут уязвимое место, некую слабость, ахиллесову пяту главы организации.
А слабостью можно воспользоваться, и вот тогда…
Никто не вечен, и Квадро тоже.
Нет, Ратников не строил планов дворцового переворота. Он умел ждать, он настроился на долгое ожидание, быть может, на годы и годы, пока звезды не сложатся для него в счастливое сочетание. А там — молниеносный удар и…
Только одно всерьез тревожило Ратникова.
Американцы никогда не прекратят поисков своего золота.
Никогда.
19
Обложные тучи предвещали долгое царствие пасмурной погоды. Шебалдин поднял воротник джинсовой куртки, перешел мокрую улицу и направился к ничем не выделяющемуся среди прочих дому на проспекте Космонавтов. Лифт не работал. Полковник взобрался на пятый этаж пешком и надавил кнопку звонка у выкрашенной в бежевый цвет двери. Целую минуту он прислушивался к звукам внутри квартиры, вернее, к их отсутствию, потом донесся звук шлепающих шагов и загремел замок.
Прежде чем отправляться на свидание с бывшей супругой Ратникова, Шебалдин пристально ознакомился с ее биографией, хотя ничего особо примечательного не вычитал Ольга Дмитриевна Воровская, тридцать восемь лет, кандидат технических наук.
Окончила физфак МГУ, работала в НИИ, потом в лабораториях Звездного городка. Вышла замуж за Ратникова (первый брак) семь лет назад, два года назад — развод по обоюдной инициативе, вполне тихий и пристойный («не сошлись характерами»).
Шебалдин подумал, что пять лет — пожалуй, чрезмерный срок для взаимного изучения характеров.
Детьми чета Ратниковых так и не обзавелась.
Ольга Дмитриевна открыла дверь на цепочке, одетая в домашний халат, в тапочках. Шебалдин видел ее фотографии в деле, но персональным впечатлениям всегда доверял больше. На него смотрели серые глаза еще красивой женщины с каштановыми волосами до плеч, выглядящей старше своего возраста. Печать хронической усталости лежала на ее лице, но не такая, какая бывает у женщин, постоянно перегруженных работой и хлопотами по дому.
Ольга Дмитриевна будто устала от самой себя. Она была не накрашена и встрепана, словно только что из постели. В пожелтевших пальцах дымилась сигарета без фильтра.
— Добрый день, — вежливо поздоровался Шебалдин и предъявил служебное удостоверение. — Я полковник Федеральной службы безопасности Шебалдин Станислав Михайлович. Я хотел бы поговорить о вашем муже… Бывшем муже, — поправился он.
Женщина молча откинула цепочку, не выразив ни положительных, ни отрицательных эмоций по поводу визита контрразведчика, как если бы всю жизнь того и ждала. Шебалдин шагнул в тесную прихожую, а оттуда в единственную комнату, служившую по этой причине и гостиной, и столовой, и спальней.
Обычно, попадая в незнакомую обстановку в процессе расследования, он старался незаметно подмечать все подробности, справедливо полагая, что дом зеркально отражает личность хозяина. Но в данном случае зацепиться было не за что. Никаких фотографий на стенах, любимых пластинок (и проигрывателя нет — только радио и телевизор), следов отделки квартиры по своему вкусу. Ощущение пустоты усиливало и то, что в комнате практически не было мебели, кроме безликого набора, модного у обитателей «хрущоб» лет тридцать назад — два кресла, журнальный столик и тахта, сейчас незастланная. На столике красовалась початая бутылка некогда отечественного коньяка (того, что умельцы из ближнего зарубежья выдают за «Апшерон») и захватанная рюмка. Рядом — пепельница, переполненная вываливающимися на стол окурками сигарет «Полет». Сине-белые смятые пачки виднелись там и тут.
«Странно, — подумал Шебалдин. — В деле не было упоминания о том, что она закладывает за воротник, и на работе ее ценят и хорошо отзываются. И по внешности не скажешь, что алкоголичка.
Может, тихая бытовая пьяница из тех, что не любят выносить сор из избы?»
Следуя жесту хозяйки, Шебалдин опустился в предложенное кресло. Перед ним блеснула вторая рюмка, наполнилась коньяком, — все молча, ни слова даже приветствия! Ольга Дмитриевна пригубила напиток, и лишь тогда Шебалдин впервые услышал ее хрипловатый приятный голос.
— Извините, что не предлагаю закурить. Сами видите, какие у меня сигареты. Вы, наверное, к «Мальборо» привыкли.
Шебалдин курил только «Яву», но не стал углубляться в дискуссию о сортах табака.
— Ольга Дмитриевна, я хотел…
— Да, да. — Она махнула рукой, пепел упал с сигареты и рассыпался по халату. Она не заметила этого. — Вы пришли поговорить об Александре.
Только что ж говорить, раз он погиб… Ведь он погиб? — Женщина с неожиданной проницательностью взглянула на Шебалдина.
— Вы как будто сомневаетесь, — неопределенно ответил полковник.
Боровская негромко засмеялась.
— Станислав Михайлович, вы не журналист, которому поручили написать очерк о подвиге героя.
Вы человек контрразведки, а контрразведка не интересуется мертвыми. Ее сфера деятельности — живые.
— Не всегда, — увернулся Шебалдин. — Иногда информация о мертвых значит больше.
Боровская потушила сигарету и сразу зажгла новую.
— Из того, что вы избегаете внятных ответов, я заключаю, что либо вы сами ни черта не знаете, либо играете в прятки, — сказала она. — Скорее первое, иначе зачем бы вы пришли ко мне… Да не смотрите на меня, как новобранец на сержанта!
Я готова к разговору, мне скрывать нечего…
— Я не думаю, что вы что-то скрываете. И у меня нет списка хитрых вопросов, дабы загнать вас в угол. Ничего конкретного. Просто расскажите о Ратникове. Характер, привычки… Каким он был?
— Зачем? — передернула плечами Боровская. — Неужели ваши компьютеры знают о нем меньше, чем я?
— Больше, Ольга Дмитриевна, — уверил Шебалдин. — Но они не прожили с ним пять лет и не знают того, что известно вам.
Женщина налила коньяк в свою опустевшую рюмку, сделала движение в сторону Шебалдина, но у него не убавилось. Она смущенно (первая явная эмоция с момента прихода полковника) поставила бутылку обратно.
— Начинать, наверное, полагается со знакомства? Тут все было обыкновенно. Я влюбилась. А кто же не влюбится в человека романтической профессии, симпатичного, открытого, заботливого, щедрого?
— Значит, вот каким он вам показался, — пробормотал Шебалдин.
— Почему «показался»? Он и был таким. Поначалу.
Шебалдин промолчал, ожидая стереотипного женского продолжения: мол, поглядишь — хороший человек, а копнешь — подлец и бабник. Но Боровская сказала совсем другое.
— Мне думалось тогда, да и теперь тоже, что Александр был… Не равен себе. Не понимаете? Ну, каждому человеку предназначено занять в жизни определенный объем, каждого ждет своя ячейка.
Для одних — больше, для других — меньше. Вот если человек заполняет ячейку собой так, что не остается в ней пустого места, — все, он состоялся, будь он писатель или слесарь. А у другого все устроено, все ему дано, вот как Александру — а ячейка намного больше его. И нет покоя…
Последнюю фразу она выделила так, что Шебалдин невольно усомнился, заполнила ли свою ячейку сама Ольга Дмитриевна. Она унеслась в какие-то свои неясные мысли, рассеянно чертя огоньком сигареты колечки в воздухе. Шебалдин несмело кашлянул, напоминая о себе.
— Да, — очнулась женщина. — О чем я? Это состояние мятущейся души…
— Но из-за этого не разводятся, — осмелился предположить Шебалдин. — Тысячи людей не равны себе, и ничего, живут…
— Да, конечно, — она вздохнула. — Дело не в этом. Трещина пробежала примерно за год до развода. Я не смогла бы в точности утверждать, в чем это заключалось. Мне трудно говорить об этом. Я технарь, психология — не мой конек. Положите передо мной чертеж узла ракеты, я скажу вам: эта железка туда, эта сюда, все понятно. А тут… Не хотите же вы, чтобы я исповедовалась в грехе иллюзорных предчувствий…
— Нет-нет, — торопливо отказался Шебалдин, соображая, как переключить разговор в более удобоваримое русло. — Не надо. Я не священник и не психоаналитик. Меня занимают проблемы попроще. Вы говорили, что за год до развода Ратников изменился. В чем это проявлялось? Есть такое выражение: «любит пожить». Любил ли Ратников пожить?
Женщина задумчиво провожала взглядом поднимающийся к потолку дымок.
— Любил ли? — повторила она, словно обкатывая эти слова во рту, как леденцы. — Я бы не сказала. Да и что это значит? Рестораны, девочки, загулы? Это у космонавта?
— Я не то подразумевал, — объяснил Шебалдин. — Вот вы рассуждали о самодостаточности человека. Примерно ту же схему можно пристегнуть к отношению к жизни, к деньгам и благам. Существуют соблазны, инстинкты, тайные побуждения и скрытые мотивы. Каким в этом смысле был Ратников?
Глаза женщины заблестели, румянец окрасил ее щеки, но это скорее была не реакция на тираду Шебалдина, а действие плохого коньяка. Она налила еще рюмку.
— Нет, — твердо произнесла она. — Если бы он рвался к деньгам и благам, избрал бы другую профессию, и, уверена, преуспел бы в ней. Знаете, он был талантлив во всем. Ему бы ничего не стоило стать директором банка. Но я вас поняла. Соблазны, инстинкты — неудачные слова, они стреляют вхолостую. Ему не давали спокойно жить, я бы сказала — призраки. Последний год до развода он жил словно в постоянном ожидании чего-то… Такого, чего он жаждал и боялся. Говорил со мной, простите, спал со мной, а сам находился далеко-далеко…
— Но, может быть, он был поглощен подготовкой к полету? Нормальный мандраж космонавта.
— Полет на «Шаттле» тогда еще пребывал в стадии застольных бесед, — возразила Боровская. — А наши полеты никогда не вызывали у него такого… Опустошения. Нет, это совершенно иное.
Самое время переходить к реалиям, мелькнуло у Шебалдина.
— Ольга Дмитриевна, как вы полагаете, эти изменения в поведении Ратникова были вызваны внешними причинами? Возможно, в его окружении появился новый знакомый. Или какие-то необычные звонки по телефону, неурочные отлучки из дома? Вспомните, пожалуйста.
— Вы его в чем-то подозреваете? — Боровская пошла напролом. Полковник слегка улыбнулся.
— Прямой вопрос заслуживает прямого ответа.
Конечно, я заглянул к вам не из чистого любопытства. Предполагается, что катастрофа «Атлантиса» явилась следствием ошибочных действий одного из членов экипажа — пока неизвестно, кого. Проверяются все. И мы не исключаем, что на эти действия космонавта могло спровоцировать некое лицо или группа лиц. Вот вам честно и откровенно причина моей заинтересованности.
Она была ошеломлена.
— Вы что, всерьез считаете, что Саша мог подстроить крушение корабля?! Убить себя и шестерых товарищей?
— Я сказал «ошибочные». А ошибки могут быть отзвуками добросовестных заблуждений… Или чьей-то злой воли.
Боровская наклонила голову то ли в знак согласия, то ли оттого, что ее потянуло в сон.
— Так я о знакомых Александра, — напомнил полковник.
— Да, — встрепенулась она. — Знакомые… Как будто всех я знала. Отряд космонавтов, ребята из нашей лаборатории. У него были ровные, спокойные отношения с людьми. Ни близких друзей, ни явных недоброжелателей. И вроде бы никого нового не возникало. Хотя постойте… — Шебалдин обратился в слух и мысленно взмолился, чтобы пленка в его карманном диктофоне не кончилась как раз сейчас, когда из тумана неопределенностей и домыслов начинает показываться верхушка островка твердой почвы фактов. — Был один случай перед самым разводом. Мы вышли прогуляться по аллее и обсудить наши невеселые дела… Саша увидел на углу незнакомого мне человека. Попросил меня посидеть на лавочке, а сам прямо-таки рванулся к нему Они свернули за угол… Я ждала минут двадцать. Саша вернулся один. Он был очень возбужден и все толковал о каких-то странных вещах, я ничего не понимала… Ни до этого, ни после я никогда не видела его таким.
— О КАКИХ вещах? — подался вперед Шебалдин. — Прошу вас, припомните, что именно говорил Ратников после встречи с незнакомцем?
С виноватой улыбкой Боровская развела руками.
— Не помню Я очень разозлилась тогда, мне-то хотелось решить житейские проблемы, и я почти не слушала, все пыталась перебить. Какая-то дикая смесь политики, философии и фантазий, совершенно на него не похоже.
— Ну хорошо, — Шебалдин беспокоился о пленке. — Перейдем к таинственному незнакомцу.
Описать его вы можете?
— Я видела его издали, секунд десять, да и не присматривалась особенно, — она наморщила лоб. — У меня не очень хорошее зрение… Средних лет, хотя скорее пожилой… В общем, не мальчик…
Одет обыкновенно, в темный костюм… По-моему, лысый. Ну, не совсем, а с залысинами.
— Плешивый, — уточнил Шебалдин.
— Может, и так… Не помню. Я так рассердилась на Ратникова, что мне было не до того.
Исчерпывающая информация, грустно усмехнулся про себя Шебалдин.
— А когда это было? — вернулся полковник к вопросам. — Дату не припомните?
— Через три года?! Вы с ума сошли. Разве что приблизительно… Это было летом… Разошлись мы девятого июня, ну а это произошло примерно за неделю… Второго или третьего.
— Так, — Шебалдин с досадой уловил сухой щелчок в кармане. Сработал автостоп диктофона. — И после этого вы больше никогда того человека не видели и никаких упоминаний о нем не слышали?
— А я после развода и Ратникова не видела ни разу. Квартиру менял он сам, сам и мебель перевозил, пока я жила у мамы. Он позвонил, и я перехала сюда.
Больше ничего интересного Боровская в разговоре не сказала. Она снова потянулась к бутылке, но, взглянув на гостя, отвела руку.
Шебалдин довольно скоро перестал сожалеть о том, что не хватило пленки. Может, и та, что использована, была потрачена впустую. Вряд ли он узнал что-то ценное. Ратников встречался с неизвестным Боровской человеком — что из того? К нему мог приехать однокашник, или школьный друг направлялся к Ратникову домой и перехватил его на улице… Нет, не проходит. В этом случае непонятно, почему Ратников не представил его Боровской. Не хотел знакомить друга с фактически бывшей женой, к тому же находящейся не в лучшем расположении духа? Но почему он хотя бы из вежливости не рассказал ей потом, кого встретил. И что это за беседа с давним другом — двадцать минут?
Шебалдин поднялся, поблагодарил за гостеприимство и двинулся к двери. У выхода женщина догнала его, вцепилась в рукав, развернула к себе, дыша в лицо перегаром.
— Скажите мне только одно, полковник… Саша жив?
— Нет, — произнес Шебалдин и вышел.
Тучи, клубящиеся едва ли не над самой головой, опять разродились хилым дождиком. Шебалдин шагал с поднятым воротником, засунув руки в карманы. Он направлялся в ресторан, куда должен был подойти Ласкеров. Их расследование считалось полуофициальным, и встречи в неформальной обстановке лучше соответствовали его духу. Вся информация американской стороны, исходящая от ЦРУ, поступала через помощника Рубинова полковника Бертенева — непосредственного контакта с ЦРУ у Шебалдина и Ласкерова не было. Тем не менее обмен сведениями происходил регулярно, ибо успех могло обеспечить только тесное взаимодействие спецслужб двух государств.
В ресторане «Космос» (Бог мой, ну конечно же, «Космос», а что же еще?!) Шебалдин выбрал столик в углу за традиционной пальмой в кадке и заказал легкий ужин. Он не переставал размышлять о странностях Ратникова, но не спешил делать выводы. Возможно, что-то прояснится после беседы с Ласкеровым, взявшим на себя Шалимова и Данилина.
Шебалдин хмуро ковырял вилкой бесцветное варево. Он не любил таких состояний: Ратников УСКОЛЬЗАЛ. Ни изучение его досье, ни послужного списка, ни допросы сослуживцев и разговор с Боровской не помогли ему в главном: не просто составить представление о человеке, а почувствовать его, СТАТЬ им на то время, которое необходимо для выявления его роли. Ратников виделся Шебалдину резиновой оболочкой, которую можно рассмотреть и потрогать, но в которую нельзя влезть.
И там, внутри… что?
20
Собрав доступные сведения о Шалимове, Ласкеров встретился с доктором Котельниковым (любившим подчеркивать, что он не родственник физика В. А. Котельникова, творца знаменитой теоремы о выборках, на основе которой был сконструирован и передатчик «Топ Флэш»).
— Типичнейший грипп, — говорил пожилой доктор, — поверьте мне, уважаемый Леонид Савельевич. Неужели достижения контрразведки в медицине подвинулись так далеко, что вы ставите под сомнение диагноз врача? — добавил он обиженно.
— Ни в коем случае, — обеими руками отгородился Ласкеров. — Я понимаю, что это не могло быть, скажем, пищевое отравление.
— Нет, нет. У пищевого отравления совсем другие симптомы.
Ласкеров помялся, не зная, как перекинуть мостик к опасному вопросу, и решил подобраться издалека.
— Скажите, доктор, ведь здесь, в Звездном, нет вспышки гриппа?
— Нет, разумеется.
— А не показался ли вам странным случай единственного заболевания?
Котельников ответил обтекаемо, чтобы не обидеть собеседника слишком явным указанием на его медицинский дилетантизм.
— Видите ли, Леонид Савельевич, к сожалению, мы с вами живем в мире микробов и вирусов. Вирус гриппа никуда не исчезает, он только мутирует, когда у большинства людей вырабатывается иммунитет к предыдущей… мм… — он поискал термин, понятный полковнику, — … модификации. Тогда распространяются эпидемии. Но и в спокойное время кто-нибудь нет-нет да и заболевает. Это не частое явление, но, смею вас уверить, ничего сверхъестественного здесь нет.
— Доктор, — решился напрямую спросить Ласкеров, — как, по-вашему, есть ли реальная возможность преднамеренно заразить человека гриппом?
— Конечно. Чихнуть на него, к примеру, если вы больны.
— Я имел в виду не это. Например, если бы я, будучи здоровым, хотел бы вывести вас из строя на некоторое время — на день-два, максимум на неделю — смог бы я изобрести способ заразить вас гриппом?
Глаза Котельникова округлились.
— Вы считаете, что полковника Данилина…
— Мы ничего не считаем, — отрезал Ласкеров. — Мы хотим установить истинную картину случившегося. Перефразируя вас, доктор, я бы сказал, что, к сожалению, мы живем не только в мире микробов и вирусов, но и в мире недобрых намерений, которые, увы, иногда осуществляются…
— Это невозможно.
Ласкеров не разобрался, относилось ли восклицание доктора к принципиальной вероятности использования культуры вируса гриппа в преступных целях или к наличию в природе недобрых намерений как таковых. Он попросил уточнить.
— Работы со штаммами вирусов проводятся под строжайшим контролем, — сухо ответил Котельников. — Вам это должно быть известно лучше, чем мне. Но если бы я исхитрился украсть склянку с вирусом из лаборатории, не вижу, что могло бы помешать мне заразить вашу пищу…
— Спасибо, — поклонился Ласкеров, сделав вид, что не заметил угрожающей интонации в слове «вашу». — И еще один вопрос. Как врач, вы бы отличили симптомы простого гриппа от схожих, но вызванных неким отравляющим веществом?
— Полагаю, что да, — пожал плечами Котельников. — Если только вы не копаете под мою профессиональную компетентность…
— Благодарю вас, доктор. — Ласкеров собрался уходить. — Да, вот еще что…
Губы старика искривило подобие улыбки.
— Да знаю, знаю. Наш разговор должен сохраняться в тайне.
— Даже от моих коллег, доктор.
_ От Котельникова путь Ласкерова пролег в квартиру полковника Данилина. Геннадий Николаевич, уже вполне оправившийся от болезни, отворил дверь сам и пригласил Ласкерова в гостиную. Жены и детей, срочно вернувшихся с Азовского моря, дома не оказалось и можно было поговорить без помех.
— Итак, чем обязан? — старомодно осведомился Данилин, и Л аскеров невольно подумал, что интеллигентно-мягкую манеру речи полковник позаимствовал у доктора Котельникова.
— Если вас удивит что-то в нашей беседе… — начал Ласкеров, но Данилин тут же прервал его.
— Нет, не удивит. Я ждал вашего визита, после гибели «Шаттла» это естественно. Должен был лететь я, а полетел Ратников. Вы подозреваете, что на «Атлантисе» совершена диверсия, что я причастен к ней, симулировал болезнь и вместо себя послал на смерть другого человека. Я правильно изложил ход ваших рассуждений?
Ласкеров смутился. Действительно, одна из версий в предварительной разработке выглядела так, с той разницей, что вместо наивной симуляции предполагалось принятие Данилиным ослабленного штамма вируса или вызывающего временное расстройство здоровья препарата. Однако при кропотливой проверке связей и личности полковника не выявилось ровным счетом ничего, что бы подтверждало эту теорию. Ныне рассматривались две возможности — случайное совпадение и отравление Данилина с целью заменить его Ратниковым.
— Мы не подозреваем вас, Геннадий Николаевич, — спокойно сказал Ласкеров. — Речь пойдет не столько о вас, сколько о вашем дублере.
— О Ратникове? Вот теперь озадачили, — Данилин сел на диван напротив гостя. — Его можно обвинить разве что в эффектном самоубийстве…
— Да? Он что, обладал настолько неустойчивой психикой?
— Да нет, — усмехнулся Данилин. — Такие люди к нам не попадают… Просто я не возьму в толк, почему мертвый интересует вас больше живого…
— Мы собираем информацию, только и всего.
Вы же понимаете, эта катастрофа выглядит не совсем обычно. Будь там один «Атлантис», ладно, но «Элиминейтор»…
— Какой «Элиминейтор»? — поднял брови Данилин. Его гость вздрогнул.
— Вы ничего не знаете?
— Нет.
Ласкеров был более чем ошарашен. Ему и в голову не могло прийти, что о секретной миссии «Шаттла» был осведомлен дублер, а основной претендент оставался в неведении.
— А, да, — вспомнил Данилин. — Андрей Шалимов говорил что-то такое, но меня не успели разыскать, а потом я заболел, и нужда во мне отпала.
— Может, и так?.. — Ласкеров мысленно сделал отметку в воображаемой записной книжке: запросить генерала Рубинова, кого командировали в Звездный для оповещения экипажа об изменениях в программе полета. — Чтобы вы не мучились: «Атлантис» снял с орбиты отработанный военный спутник американцев. Официально предупреждаю, что это секретные сведения.
— И только-то? Я-то думал…
Ласкерова обрадовало, что Данилин не придал особого значения его словам.
— Так я о Ратникове, — возвратился он к исходной теме. — Вы хорошо его знали?
— Как сказать, — задумался космонавт. — Его никто не знал хорошо. Он был… Немного особенным.
— Подробнее, пожалуйста, — потребовал Ласкеров.
— Я не хочу бросать на него тень типа того, что это был человек с двойным дном и все такое. Но отряд космонавтов — маленькое сплоченное сообщество. Каждый уверен, что на орбите и на земле его не подведут, понимаете? И Ратников никогда никого не разочаровывал. Но все же была в нем какая-то закрытая дверь. Он жил по правилам.
— Что же тут особенного? — не понял Ласкеров. — Люди определенных профессий, и вашей, и моей, живут по правилам. Никто нас за уши не тянул и не мешал идти в свободные художники.
— Нет, — Данилин сморщил гримасу досады. — Наверное, я неточно выразился. Как бы вам объяснить… Вот закон, уголовный кодекс. Одни не нарушают его из страха наказания, а другие Просто не мыслят, как можно причинить человеку вред.
— Ага, — подключился Ласкеров. — Следовательно, Ратников был поставлен в рамки и держался под их силовым давлением?
— Вы спросили мое мнение о Ратникове, я вам ответил. К несчастью, он погиб. И мы никогда не узнаем, как бы он повел себя вот в такой ситуации…
Или мне следовало повествовать о мертвых по римскому принципу: хорошо или ничего?
— По роду деятельности мне важна истина, а не античные принципы… Теперь давайте вспомним день, когда вы заболели.
Подполковник отложил карандаш.
— День как день… Проснулся, позавтракал…
— Минуту. Завтракали где?
— Здесь, дома.
— Придется изъять посуду, которой вы пользовались, для экспертизы.
— Мне подсыпали какой-нибудь дряни? — недоверчиво улыбнулся Данилин. — Кто же это сделал, привидения? Я с неделю жил один, жена ездила к матери в отпуск, и в гости никто не приходил.
А экспертиза — чепуха. По-вашему, я никогда не мою посуду?
— Покажите мне ее, — попросил Ласкеров. Он не стал объяснять подполковнику, что такой пустяк, как мытье посуды, не создаст препятствий для экспертов ГРУ, а открыть простенькие замки квартиры мог бы и смекалистый пэтэушник.
Они прошли на кухню. Данилин открыл буфет.
— Вот тарелки. Они все одинаковые, и, как вы догадываетесь, я не помню, какую взял в то утро. С вилками, то же самое. А вот моя чашка, я всегда пью чай только из нее.
Он осторожно передал Ласкерову огромную треснувшую синюю чашку с отбитой ручкой и золотистыми узорами.
— Кто знал об этой вашей привычке? — профессор разглядывал ветхий антиквариат с преувеличенным почтением.
— Да надо мной весь отряд смеется. Эта чашка — притча во языцех. Она у меня вроде талисмана. Космонавты — народ суеверный…
Может статься, подумалось Ласкерову, что талисман на сей раз уберег вас от смерти в буквальном смысле, Геннадий Николаевич.
— Я заберу ее, — сказал он. — Не беспокойтесь, через пару дней вы получите ее обратно. Тарелки и вилки тоже.
— Ну да…
Ласкеров попрощался с Данилиным и покинул квартиру. До ресторана «Космос», где Шебалдин назначил рандеву, было недалеко, и, несмотря на пасмурную погоду, он предпочел автобусу прогулку. Надо было проанализировать полученные сведения.
Но приводить в систему было почти нечего, а то, что наличествовало, ни. как не приводилось. Ласкеров начинал склоняться к внутреннему убеждению, что нападение на «Атлантис» — чисто американская гангстерская выходка. Он допускал участие российских фигурантов, но русские космонавты, очевидно, выступили в пассивной роли жертв.
Привыкший к точности и лаконичности итогов, Ласкеров честно ответил себе и на вопрос, в какой точке находится расследование. В той же, где и начиналось. Но два хвоста все же торчали наружу, и, возможно, за какой-то из них удастся ухватиться — чашка Данилина и человек, присланный Рубиновым для инструктажа космонавтов по поводу спутника.
21
Вечерний Чикаго играл брызгами подмигивающих, зовущих, броских огней, как рождественская елка на Пенсильвания-авеню. Пыхтящий «Додж», отвыкший от городской суматохи, с трудом прокладывал путь среди важных лакированных «Фордов» и «Шевроле», нетерпеливо толпящихся у светофоров и подгоняющих друг друга суетливым кваканьем клаксонов. Саманта, отстранясь, с плохо скрываемым страхом смотрела в окно машины. Ей чудилось, что каждый прохожий и тем более полицейский пристально разглядывает именно ее. Шалимов вел себя внешне невозмутимо, сосредоточившись на борьбе со скрежещущей коробкой передач, но на душе у него было не легче. Он уводил «Додж» подальше от шумного центра в поисках одинокой телефонной будки и вспоминал планы Саманты, вначале показавшиеся ему осуществимыми, а теперь все более казавшиеся чистейшим безумием.
— Есть один человек в Чикаго, — говорила ему Саманта в доме миссис Ларрены. — Если он нам не поможет, остается только уповать на Господа Бога.
Его зовут Барни Флойд. Он пилот международных авиалиний.
— И он спрячет нас в грузовом отсеке своего самолета?
— Ты не дослушал, — укоризненно сказала Саманта. — У нас был с ним роман четыре года назад.
Ему можно верить, он классный парень.
— Вот как, — Шалимов ощутил удививший его самого укол ревности. — Тогда почему же ты ушла от мистера Флойда?
— Я не ушла, — девушка опустила голову. — Мы расстались. Это не одно и то же. Он был женат и сделал выбор, но мы по-прежнему друзья.
Шалимов в раздумье гонял стрелку по шкале настройки выключенного приемника.
— Саманта, если ты веришь в надежность Флойда, я не буду оспаривать то, что очевидно для тебя…
Подумай, а не могли бы мы воспользоваться его связями здесь, в Америке, вместо того чтобы лететь во Францию?
— У него нет никаких связей. Откуда они у рядового пилота «Транс Уорлд»? Но он не выдаст нас и, при возможности, поможет бежать. Разве этого мало?
— В нашем положении это очень много, — согласился Шалимов.
Больше они не говорили о Флойде, а теперь прибыли в Чикаго, чтобы встретиться с ним.
Саманта вышла из машины на перекрестке замызганных окраинных улиц и открыла дверь телефонной будки. Шалимов последовал за ней, они втиснулись вдвоем в узкую кабину. Саманта набрала номер и чуть отстранила трубку от уха, чтобы Шалимов мог слышать весь разговор.
— Хелло, — мембрана задрожала от низкого мужского голоса.
— Барни, это я.
— Здравствуй, Саманта, — произнес Флойд как ни в чем не бывало. Ни одна нотка не изменилась в его тоне, а ведь для него это был звонок с того света.
— Барни, ты один? Можно приехать к тебе сейчас?
— Я один, Сэм. — Флойд назвал ее ласковым именем из их прошлого. — Мэгги в Вегасе до конца недели, а Пол и Джон (он окрестил близнецов в честь блистательных «Битлз») у бабушки в Манкейто.
— Со мной один парень… Барки, мы попали в чертовский переплет.
— Догадываюсь, — так же тепло и ровно пророкотал Флойд. — ,Вы далеко?
— Кварталах в пяти. У нас машина.
— Ну так подъезжайте, — заключил он и положил трубку.
За руль села Саманта. Когда «Додж» тронулся, Шалимов всем корпусом повернулся к девушке.
— Этот Флойд или каменный, или откуда-то узнал, что ты жива. Я бы на его месте упал в обморок.
— Надо знать Барни, — скупо улыбнулась Саманта. — Он не каменный, но по виду этого ни за что не угадаешь.
«Додж» въехал во двор пятиэтажного дома постройки тридцатых годов, без сомнения готового простоять еще век. В просторном опрятном подъезде на подоконниках стояли горшки с цветами, стены украшали самоклеящиеся глянцевые плакаты с изображением красоток на яхтах в залитом солнцем океане. Квартира Флойда помещалась на втором этаже. Девушка позвонила трижды, и сердце Шалимова снова защемило — он почувствовал, что это их давний тайный знак.
Дверь отворилась. Шалимов невольно охнул, окинув взглядом выросшую на пороге громадную фигуру, и впрямь будто вырубленную из скалы.
Барни Флойд походил на викинга из скандинавских саг — под сенью курчавых светлых волос блестели проницательные синие глаза, квадратный подбородок выдавался вперед. Широкий нос и слишком полные губы немного портили его внешность — Флойд не был красив, но от него исходили волны спокойной уверенности и доброты. Присутствие этого человека как-то сразу вселило покой в душу Шалимова. Он безоговорочно поверил Саманте: на Барни можно положиться.
— Проходи, Сэм, — пригласил Флойд почти басом. — И вы, мистер Шэлимофф, проходите тоже.
Уж не буду притворяться, что я вас не узнал.
Он протянул Шалимову огромную, как лопата, лапищу и стиснул ладонь космонавта так, что едва не переломил ему кости.
Квартира Флойда состояла из пяти или шести комнат — в дальние коридоры Шалимов не заглядывал, потому что хозяин повел их в сверкающую чистотой и панелями неведомых приборов обширную кухню, увешанную фотопортретами четверки «Битлз». Они уселись за некрашеный деревянный стол Ни о чем не спрашивая, Флойд поставил перед ними бокалы, налил виски и громоздко опустился на застонавший под ним стул.
— Ты не представляешь, как я рад видеть тебя, Сэм, — трогательно моргнул он. — Я не верил в твою смерть. Я верю только в то, что вижу. Конечно, я очень рад встрече и с мистером Шэлимоффым, — добавил он из вежливости.
— Я тоже рада, Барни, — Саманта отпила из рюмки. — Но не такой встречи я хотела. Мы затравленные звери, Барни. Если узнают, что мы живы, нас убьют.
Флойд посерьезнел.
— Пусть попробуют, пока с вами Барни Флойд.
— Нам нельзя оставаться в Америке. Нам нельзя не только попадаться в руки властей, но и просто быть замеченными. Это означает смерть.
— Даже настолько? — нахмурился летчик.
— Да. Поэтому мы пришли к тебе. Нам нужно нелегально попасть в Париж. Я вспомнила, как ты рассказывал… Может, придумаешь что-нибудь?
Флойд встал, сделал несколько шагов по малость тесноватой для его габаритов кухне, глотнул виски из бутылки.
— Я не летаю в Париж, но не об этом речь, — пробасил он. — Будь вы обыкновенными зайцами…
А так… Допустим, я сумел бы переправить вас на борт лайнера, но в Париже без документов и с вашими знаменитыми физиономиями вы не пройдете и полметра. Да вас и в самолете опознают.
— Неужели нет выхода? — тихо спросила девушка.
— Не спеши! — прогремел гигант. — Пейте пока виски. Я скоро вернусь.
Он вышел в гостиную, и из-за неплотно прикрытой двери донеслись стартовые аккорды «Сержанта Пеппера».
— Нашел время слушать музыку, — буркнул Шалимов.
Саманта предостерегающе подняла ладонь.
— Не мешай ему. Он всегда слушает «Битлз», когда попадает в трудное положение.
Флойд вернулся, когда закончилась первая сторона диска.
— Есть кое-какие идеи, — сказал он. — Но к ним понадобится наличность, а я в нулях. Тысяч двадцать пять наскребу, пожалуй, но этого катастрофически мало.
— У нас есть семьдесят пять тысяч, — Саманта потрясла раскрытой сумочкой. — Хватит?
Флойд обрадованно хлопнул себя по бедру.
— Должно! Сто кусков — на редкость приличная база для переговоров. Сегодня летит в Париж экипаж Мика Брайана У нас есть шанс.
— Что ты задумал?
— Погоди, Сэм, — Флойд подсел к Шалимову. — Тебе не надо объяснять, кто такой Мик Брайан, а мистера Шэлимоффа не помешает ввести в курс дела. Так вот, сэр, Мик Брайан — авантюрист, сукин сын и отличный парень. Иногда он занимается контрабандой. Не только из-за денег. Ему нравится рисковать, водить полицию за нос, и экипаж он подобрал себе под стать. Конечно, ваш случай особый Но я пришел к выводу — не смертельный.
Он сможет доставить вас в Париж.
— Как же он это сделает? — спросил Шалимов.
Флойд многозначительно поднял палец.
— Я придумал хохму, которая придется Мику по душе. Знаете, сколько человек в экипаже его «Боинга»? Четверо. И две стюардессы. А хохма заключается в том, что в Париж полетят ТРОЕ. И ОДНА стюардесса. И вы.
У Шалимова перехватило дыхание. Как просто и дерзко! Но он тут же опомнился.
— Допустим, меня в пилотской кабине будет видеть только экипаж, войдем и выйдем мы вчетвером, и никто не станет под лупой рассматривать одного из летчиков. Отлично. Но Саманта! Стюардессе придется общаться с пассажирами…
— Не часто, — громыхнул Флойд. — Мы попросим вторую девушку, Джейн Олафсон, основные обязанности принять на себя. А Сэм немножко подгримируется, да, Сэм? Ну какая вероятность, что кто-то опознает в стюардессе погибшую астронавтку? Тем более на этой линии летают белые люди, а им, прости, Саманта, что одна мулатка, что другая.
— Но как же они полетят назад? Туда шестеро, оттуда четверо? До шести-то служба безопасности полетов считать умеет.
— А в этом-то и суть! — Флойд явно был доволен собой. — Те двое полетят в Париж чуть раньше, рейсом другой авиакомпании, с билетами, как положено. В Париже вы встречаетесь, меняетесь одеждой, и хлоп — их опять шестеро. Неплохо, а?
Ну, а сейчас я к Мику, вы же готовьтесь к отъезду.
В спальне Саманта завладела туалетным столиком супруги Флойда. Она отослала Шалимова в гостиную менять диски и попросила не входить лишний раз. Андрей прослушал «Плотские желания» Стюарта и впихнул в щель проигрывателя «Легенды блюзовой гитары», когда на пороге появилась Саманта.
В первый момент Шалимов не узнал ее. На него смотрела значительно более светлокожая восточная красавица с азиатским разрезом глаз. Лишь очертания носа и подбородка напоминали прежнюю Саманту. Рука Андрея с пультом дистанционного управления застыла неподвижно.
— Вот это да, — выдохнул он. — Я где-то читал о том, что женщина может совершенно преобразиться, если захочет, но чтобы так…
— Женщины могут и многое другое, Эндрю, — тихо произнесла Саманта.
Андрей выпрямился, и само собой получилось, что их лица оказались на расстоянии десяти сантиметров друг от друга. Нежный и печальный взгляд Саманты словно заворожил Шалимова. Она молчала, ни слова не сказал и он. Наверное, впервые для них стало ясным то, что уже поняли и миссис Ларрена, и Барни Флойд.
Тройной звонок в дверь выхватил Саманту из мгновенного забытья. Флойд вернулся не один — с ним пришел высокий мужчина в летной форме с хитрыми лучистыми глазами.
Брайан без лишних слов снял с плеча вместительную адидасовскую сумку и достал два комплекта форменной одежды.
— Не мешкайте, — предупредил он. — Мой рейс через два часа, а следующий только послезавтра. Своих я оповестил, так что зеленый свет, ребята.
Форма пришлась Андрею впору — из зеркала на него глядел бравый летчик авиакомпании «Транс Уорлд». Саманту же абсолютно нельзя было узнать в очаровательной стюардессе.
Они спустились к машине Брайана — голубому «Бьюику», которому пора было на пенсию. Но Мик заботился о машине лично и очень гордился ею. По настоянию Саманты Флойд загнал «Додж» в подземный гараж. Вчетвером они разместились в «Бьюике» — Брайан за рулем, Шалимов рядом, Саманта и Флойд сзади. Вспыхнули фары, заурчал чиненый-перечиненный мотор, и автомобиль ринулся вперед.
По дороге Брайан давал инструкции.
— Твоя задача, — втолковывал он Шалимову, — поменьше отсвечивать. Мы с ребятами зайдем в диспетчерскую втроем, зарегистрируемся и скажем, что Стенмарк — это ты — подойдет прямо к рейсу, потому что у него кто-то там заболел. Это не редкость, у Стенмарка вечно кто-то болеет, когда он заложит за воротник и не хочет дышать на руководителя полетов. Ты в это время смирно стоишь столбиком в том месте, где я покажу, и не шевелишься. Потом я беру тебя за руку, проталкиваю в одну дверцу, и дело сделано. Джейн таким же манером протаскивает на борт Саманту. А что дальше, я объясню в Париже. Все понял?
— Постой, — Шалимов бросил взгляд в зеркальце. — Видишь ту машину за нами?
— Что такое? — забеспокоился Брайан.
— Они повторяют все твои маневры. Может, случайность, а может…
— Черт! — Брайан нажал на газ. Дистанция между автомобилями резко возросла, а потом медленно сократилась.
— В чем дело, Мик? — осведомился сзади Флойд.
— Да не нравится мне эта железка у нас на хвосте…
— Полиция?
— С каких это пор полиция разъезжает на «Ягуарах»?
— Стряхни их, — с тревогой в голосе сказал Шалимов.
Саманта обернулась, но свет фар преследователей слепил глаза, и она даже не разобрала, сколько в машине людей.
За городской чертой Брайан выжал из «Бьюика» все, на что тот был способен, и даже немного больше. «Ягуар» без видимых усилий держал прежнее расстояние — метров тридцать. Теперь уже все поняли, что это не совпадение. Подтвердила это прозвучавшая автоматная очередь
— …Черт! — выругался Брайан и повел машину сумасшедшими зигзагами. Пули рикошетили от бетона трассы.
Кеннет Дорен, сидевший за рулем «Ягуара», не знал о приказе мистера Брауна сохранить Шалимову жизнь. Поэтому ехавшие с ним Чарли и Билл вели огонь на поражение, высунувшись на полкорпуса из окон машины.
Террористы засекли «Додж» еще на въезде в Чикаго, быстро выяснив в Грин-Бэе, какая машина была у миссис Ларрены. Они опросили окрестных фермеров, установили дорогу, которой проехали Шалимов и Саманта. Скоростные качества «Ягуара» и старенького «Доджа» были несравнимы, и Дорен нагнал беглецов на чикагской окраине. Стрелять в городе преследователи не решились. Они проследили «Додж» до дома Флойда, а потом увязались за «Бьюиком» Мика Брайана. И вот теперь на темной безлюдной дороге в аэропорт их время настало.
Брайан лихорадочно выкручивал руль то в одну, то в другую сторону.
— Это обойдется тебе в лишние полсотни тысяч, Барни, — процедил он. Флойд не слышал его.
Он лихорадочно соображал, и здесь ему не помогала музыка «Битлз». Саманта вцепилась в его рукав.
— Шипе Кэт! — крикнул Флойд.
Мик Брайан напряженно кивнул, не отводя глаз от дороги. Он понял: Флойд имел в виду лодочную станцию, расположенную в полумиле отсюда. Если от убийц не удастся оторваться, их можно попробовать перехитрить, и Шипе Кэт — это шанс. Но сработать нужно с безукоризненной точностью, иначе они попадут в смертельную ловушку.
Идея Флойда строилась на особенностях подъездной дороги к станции. Она петляла между деревьями и коротким прямым отрезком выходила на дамбу, куда пришвартовывались катера. У самой дамбы стоял домик сторожа — жуткого скряги, который экономил электричество и включал только дальние фонари, освещающие лодки, а дорогу, как правило, оставлял в кромешной тьме. Так как платил за энергию не он, а арендаторы, его скупость не вызывала у них протестов. Теперь принципиальность радеющего за чужие деньги Гарпагона могла сослужить службу Мику Брайану.
Брайан так круто свернул к станции, что машина едва не перевернулась, а у Саманты вырвался полувздох-полустон. Дорен на секунду потерял «Бьюик» из виду, но тут же заметил его вновь, виляющим по серпантину к озеру.
— Вот и приехали, — он повернул вслед за «Бьюиком». — Они наши, парни. Отсюда им деться некуда.
Из перелеска «Бьюик» вскарабкался на дорогу к дамбе. Там Брайан развил предельную для столь небольшой дистанции скорость, у самого въезда на дамбу виртуозно затормозил — машину занесло влево, и дверца вздрогнула в сантиметре от стены сторожки. «Ягуар» мчался на всех парах. Преследователи прекратили огонь, рассчитывая прижать «Бьюик» к берегу и расстрелять его в упор.
Нога Брайана тут же вдавила педаль газа, правая рука молниеносно переключила скорость. «Бьюик» по фантастической дуге обогнул угол дома, прижался к стене и затих — Брайан вырубил двигатель и погасил все огни.
Дорен не верил своим глазам. «Бьюик», только что летевший впереди на расстоянии едва ли не вытянутой руки, исчез, точно растворился в темноте.
Фары «Ягуара» освещали пустую дорогу, пока перед радиатором не заблестела водная гладь. Дорен ударил по тормозам. На мгновение ему показалось, что «Ягуар» остановится-таки у кромки невысокого искусственного обрыва. Он опоздал буквально на миг.
Машина побалансировала в неустойчивом равновесии над водой и тяжело плюхнулась в озеро, подняв шумные фонтаны брызг.
Дорен с проклятиями рванул ручку дверцы, выскочил из салона. Глубины было всего по грудь, но когда он выбрался на дамбу, «Бьюика» и след простыл. Мик Брайан не стал дожидаться незадачливых пловцов. Когда «Ягуар» еще висел над озером, словно размышляя, падать или нет, «Бьюик» на полном ходу вывернул из-за угла и был таков. Только услышав грохот, шум и ругательства Дорена, сторож неохотно включил наружный свет и выглянул.
— Что, ребятки, не повезло? — сочувственно протянул он.
— Сегодня не мой день, — сплюнул Дорен. Невидимые сторожу за дамбой Чарли и Билли отходили с оружием в темноту, под прикрытие леса.
— Позвонить в полицию или вы сами? — спросил старик.
— Сам. — Дорен побрел прочь.
— Куда теперь, сэр? — донельзя разозленный Чарли шмякнул о дерево размокшую пачку сигарет.
— К автостраде… Захватим машину. Скоро связь с базой.
…Мик Брайан поставил машину на служебной стоянке. К ним подбежала симпатичная миниатюрная девушка в такой же, как и у Саманты, форме стюардессы «Транс Уорлд», — Джейн Олафсон.
— Привет, — помахал рукой Брайан. — Все в порядке?
— А ты как полагаешь? — Она обозначила поцелуй на щеке командира экипажа. — Стенмарк и Мэри уже улетели. Будут ждать, как договорено.
— Тогда принимай под свою команду мисс Форд, — Брайан наградил Саманту первым попавшимся именем: автомобиль подобной марки был припаркован возле «Бьюика».
— Мисс Форд, а имя?
— Лолита, — назвала Саманта свое второе имя.
— Очаровательно! — воскликнула девушка. — Я Джейн. Пошли? — Она взяла Саманту за руку и показала куда-то мимо пассажирского здания аэропорта, похожего на освещенный изнутри гигантский хрустальный стакан.
Барни Флойд стоял около машины, облокотившись на открытую дверцу, отчего «Бьюик» просел на левый борт. Саманта попрощалась с ним, запечатлев на его губах долгий поцелуй. Шалимов протянул Флойду руку, тот крепко пожал ее.
— Я никогда не забуду того, что вы сделали для нас, Барни, — с искренней теплотой произнес астронавт.
— Берегите Сэм, Эндрю. Теперь это ваша обязанность. Старина Барки Флойд уходит со сцены под аплодисменты.
Мик Брайан нетерпеливо похлопал Шалимова по плечу:
— Идем.
Он повел Шалимова какими-то запутанными переходами служебной части аэропорта и оставил его в высоком помещении с рядами контейнеров, между которыми сновали одетые в синие комбинезоны рабочие.
— Стой здесь, пока я не приду.
— А если…
— Стой, говорят! — негодующе приказал Брайан и скрылся.
Шалимов попытался придать себе непринужденный вид, что получалось плохо, но через минуту он успокоился. Брайан, очевидно, знал, что делает.
Никто не обращал на Шалимова ни малейшего внимания.
У него же от нахлынувших мыслей кругом шла голова. Он уже не боялся, что его опознают. Гораздо сильнее Андрея страшило то, что раньше было предположением, а теперь стало безжалостной реальностью. Террористам известно, что он и девушка живы. Как они нашли их?! Неужели миссис Ларрена не успела уйти? Или по номеру машины?
— Эндрю, где ты? — раздался голос Брайана.
Он приближался энергичным шагом. — Идем.
Через узкую дверцу в укрепленной металлическими профилями стене склада они попали на летное поле. Шалимова оглушил рев реактивных двигателей взлетающего «Боинга». Как ночной дракон, сверкающий золотой чешуей огней пассажирских иллюминаторов, слепя сверхмощными прожекторами, могучая машина пронеслась по полосе и тяжело взмыла в черное небо.
— А наш вон там, — показал Брайан.
Саманта и Джейн Олафсон уже хлопотали на борту. В крохотной кухоньке Джейн помогла гостье восстановить пострадавший макияж.
— Тебе почти не придется выходить к пассажирам, — растолковывала она. — Посидишь здесь.
Я бы все взяла на себя, но нельзя, нас должно быть двое. Но мы подождем, пока большинство заснет, тебя особо разглядывать не станут, а в начале и в конце рейса поработаю я.
— Сколько времени будет в Париже, когда мы прилетим? — спросила Саманта.
— Одиннадцать утра… Никак не могу разобраться в этих сдвигах времени. Самолет летит, земля крутится… Куда? Черт-те что, — она хихикнула.
Посадка в Париже обошлась без неожиданностей. Экипаж Брайана, Джейн, Шалимов и Саманта вшестером прошли через служебную дверь. Документов у них никто не спрашивал, французская полиция не цеплялась Брайан посмотрел на часы.
— Так, зайцы, слушайте сюда. Сейчас двигаете вдоль стоянки до того длинного ангара и направо.
Там туалеты, около них ждут Стенмарк и Мэри.
Переодеваетесь и валите на все четыре стороны.
— Спасибо, Мик, — от души поблагодарил Андрей.
— Если я понадоблюсь, свистни, — рассмеялся Брайан. — Тебя возить одно удовольствие. Десять раз туда-обратно — и я миллионер. Но хорошо бы без стрельбы.
— А как Стенмарк узнает нас? — спросила Саманта.
— Вот дубье! — возмутился Брайан. — По форме и описанию Флойда.
— Ах, да…
Они попрощались. Полчаса спустя Саманта и Шалимов остались совершенно одни в чужой для обоих стране. Шалимов был одет в джинсовый костюм. Саманта выглядела еще привлекательнее, чем раньше, в легком белом платьице и туфельках на высоких каблуках.
— Куда ж нам плыть, — пробормотал Шалимов по-русски, провожая взглядом фигуры Стенмарка и Мэри в аллее.
— Что? — переспросила девушка.
— Это стихи русского поэта Пушкина, — пояснил Шалимов. — Они означают затруднительное положение.
— Почему затруднительное? Поехали на радиостанцию.
— А деньги у тебя есть?
Саманта раскрыла сумочку.
— Мэри передала мне пятьсот долларов от Флойда.
Ладонь девушки лежала на руке Шалимова.
Была ли тому причиной близость Саманты или удачный перелет во Францию, но Шалимова переполняла эйфория уверенности в том, что самое страшное позади.
Он вряд ли мог ошибаться сильнее.
У двойных стеклянных дверей офиса с золочеными буквами «Радио Европа» таксист затормозил.
Саманта расплатилась, расщедрившись на чаевые.
— Войдем вместе? — предложила она.
— Нет. Я пойду один. Лучше, если нас не будут видеть вдвоем, хотя бы пока.
— Но я не хочу оставаться одна!
— Придется, — Шалимов погладил ее по руке. — Посиди на той скамеечке в парке.
— Но ты недолго?
— Как получится. Я не сбегу.
Саманта побрела в парк. Шалимов толкнул дверь и вошел в вестибюль. За полированной стойкой светлого дерева восседала крашеная блондинка.
Шалимов избегал ее взгляда и неловко встал вполоборота.
— Я к мсье Корину, — составил он самую простую фразу по-французски, какую сумел.
— Подождите, мсье, я сейчас узнаю. — Девушка подняла трубку внутреннего телефона и долго щебетала что-то непонятное Шалимову, а потом повернулась к посетителю.
— Мсье Корина сейчас нет. Что ему передать?
— Я… Мне… Тьфу, черт! Вы говорите по-английски?
— Да, мсье.
— Слава Богу, — облегченно вздохнул Шалимов. — Передавать ничего не нужно. Я его старый друг и хотел бы сделать ему сюрприз. (В какой-то степени и то и другое было правдой.) Где я могу найти мсье Корина?
— Видите ли, — сказала блондинка по-английски, — наши правила запрещают давать посетителям домашние адреса и телефоны сотрудников.
Было несколько неприятных инцидентов, когда недовольные герои некоторых передач угрожали… — Видя, что Шалимов очень расстроен, она добавила: — Но я могу вызвать шефа мсье Корина мсье Сильвэна или мсье Полякова из русского отдела.
Может быть, вы договоритесь с ними. Это другое дело, тут я не нарушу инструкций. Наших людей нет даже в телефонных книгах, как вы понимаете.
Шалимов задумался: он выбирал.
— А кто из них говорит по-английски?
— Оба. Но если хотите выудить адрес мсье Корина, обращайтесь к Полякову. Они вроде приятели.
— Буду очень вам признателен, — начал Шалимов, но блондинка уже накручивала номер. Вскоре в холл спустился Поляков, разбитной малый из эмигрантов доперестроечной эпохи. Шалимов мог беседовать с ним и по-русски, но предпочел не афишировать свою национальную принадлежность.
— Я Свен Андерсон из Стокгольма, — представился он. Скандинавская версия имела два преимущества: объясняла акцент и сводила к минимуму перспективу общения на якобы родном языке — вряд ли Поляков знает шведский.
— Поляков… Зовите меня Бьорн, если вам так привычнее. Ищете Корина? Напрасно. Он у нас вроде приходящей няни-пьяницы: то ли явится, то ли нет… Пошли пройдемся и покурим. Здесь шеф не разрешает дымить…
Они вышли на тротуар. Шалимов скользнул глазами в сторону парка и увидел одинокую фигуру Саманты на скамейке.
— Там есть бистро, — взял Поляков быка за рога. — Пропустим по рюмочке, а?
— Принимается, — кивнул Шалимов.
Бистро располагалось метрах в двухстах от офиса. Они заняли столик на свежем воздухе, и Поляков заказал джин.
— А зачем вам Корин? — полюбопытствовал он, сдирая обертку с пачки «Мальборо».
— Я его старый знакомый, — Шалимов внезапно спохватился. Сейчас Поляков начнет расспрашивать, где и как они познакомились с Кориным, и расколет его в два счета: ведь Шалимов не знает о журналисте практически ничего! Мысль Полякова сработала в другом, но тоже не оптимальном для Шалимова направлении.
— Тогда как же получилось, что вам неизвестен его адрес?
— Мы давно не виделись, — неопределенно пояснил Шалимов. «Давно» — понятие расплывчатое, когда бы Корин ни поселился там, где живет сейчас, все равно это «давно».
— Вот как. — Поляков вытряхнул сигарету из пачки, протянул Шалимову. Тот взял ее, хотя не курил. — Но знаете, тут дело тонкое. Вам дать адрес, а вы жулик какой-нибудь, ха-ха…
— Я не жулик, — заверил Шалимов и выпил джин. — Хотите сто долларов?
— За адрес старого друга? — хмыкнул Поляков. — Недорого же вы его цените. И вообще, это подозрительное предложение. Ходите тут, адреса покупаете… Полицию, что ли, позвать?
При упоминании о полиции Шалимов сжался, и это не осталось незамеченным Поляковым. Он приподнялся, но Шалимов крепко ухватил его за запястье и заставил сесть.
— Послушайте! Я друг Корина. Я всего день пробуду в Париже и вечером улечу в Стокгольм. Я хочу повидать его. — Давление пальцев Шалимова усилилось. — И если вы сейчас же не дадите мне адрес, я сломаю вам руку.
Поляков с выпученными глазами судорожно огляделся вокруг, но под тентом бистро они сидели одни. Шалимов начал выворачивать руку Полякова.
— Кретин! — взвизгнул тот. — Пустите! Вот психованный швед… Да получайте ваш адрес, я пошутил! Улица Риволи…
— Дом, квартира?
Поляков торопливо назвал. Шалимов отпустил его руку. Поляков потер покрасневшее запястье.
— Ну вы псих… Да я же просто хотел поболтать.
— У вас своеобразная манера шутить, Бьорн.
Когда-нибудь вас пристрелят.
С этим жутковатым пророчеством Шалимов вышел из-за стола, предоставив незадачливому собеседнику платить за выпивку. Поляков посидел, пока странный швед не скрылся из виду, швырнул деньги на столик и побежал звонить Корину домой.
Не дозвонился.
— Да какое мне в конце концов дело, — ворчал он под нос, возвращаясь в кабинет на радиостанцию. — Пусть Корин сам разбирается в проблемах со своими друзьями… Но кого мне так напоминает этот швед? На кого он похож? Может, на того типа, который в прошлом году ободрал меня в Монте Карло как липку?
Тут Полякову принесли сводку русской прессы для вечернего обзора. Он углубился в работу и выкинул шведа из головы.
Шалимов сел на скамейку рядом с Самантой.
Она прижалась к его плечу — короткая разлука стоила девушке немало нервов.
— Ну, что?
— На станции Корина нет, но я раздобыл его домашний адрес. Улица Риволи — где это?
— Какая разница… Доедем на такси.
Таксист вез их окольными путями. Они вышли из машины, не доезжая метров ста до указанного Поляковым дома. Таксист развернулся и умчался.
Шалимов рассматривал престижные особняки справа, многоквартирные дома слева. У подъезда особняка напротив дома Корина стоял темносиний «Сааб». Саманта осталась ждать на углу, Шалимов поднялся к двери квартиры, позвонил. Сердце колотилось, как отбойный молоток. Тишина.
Шалимов еще раз надавил кнопку звонка и держал ее, пока не устал палец. Никто не подошел к двери.
Андрей вернулся к Саманте и поведал ей о неудаче.
— Что же делать?
— Подождем, — сказал Шалимов. — Должен же он когда-нибудь прийти домой.
— А если он уехал?
— Гм… На радиостанции этого не говорили.
Девушка оглянулась в поисках удобного наблюдательного пункта:
— Не можем же мы торчать до вечера посреди улицы!
— Не можем, — согласился Шалимов. — Но вон из того ресторанчика мы увидим, если кто-нибудь появится у подъезда. Пошли кутить.
Он подхватил Саманту под локоть и повел к ресторану.
— Эндрю, а ты узнаешь Корина издали? Ведь ты не видел его уйму лет.
— Узнаю, — решительно сказал Шалимов. — Обязательно узнаю. Не могу не узнать.
Он твердо верил, что так оно и будет.