Обед начался ровно в восемь вечера, никто не опоздал. После взаимных любезностей, напоминающих чемпионат мира по учтивости (проигравших не было), гости замка Везенхалле уселись за длинный стол в главном обеденном зале. Прислуживали и дворецкий, и экономка. Леди Брунгильда де Вернор все же превозмогла недуг и сочла возможным сыграть роль гостеприимной хозяйки, но на всякий случай села подальше от остальных.

По правую руку от Корина сидела Марианна Эстерхэйзи, по левую – Берковский, прямо напротив – Эммет Уинвуд. Когда он протягивал Корину руку и называл свое имя, ничто не изменилось в его лице. Корин невольно подумал: а только ли Уинвуду известно, кто такой мистер Торникрофт в действительности?

Дрова потрескивали в громадном камине. Кроме этих красноватых отблесков, зал освещали свечи в шести канделябрах.

И здесь полумрак…

Как оказалось, это обстоятельство отметил не только Корин. Когда подали десерт, Марианна Эстерхэйзи обратилась к леди Брунгильде (ее слова не прозвучали бестактно, ибо предшествующая светская беседа за столом, в которой участвовал каждый, создала атмосферу непринужденности и дружелюбия).

– Дорогая леди Брунгильда, в ваш очаровательный замок я влюбилась с первого взгляда. Но почему здесь так мрачно? Немного электрического света оживило бы и эту комнату, и коридоры, и холл…

– Ничего подобного, Марианна, – сказал барон Эстерхэйзи. – Я нахожу это очень милым. Чудесная романтика средневековья, не так ли, леди Брунгильда?

Владелица замка улыбнулась.

– Вы правы лишь частично, барон.

Такова традиция Везенхалле. Основатель нашего рода, Гийом де Вернор, страдал болезнью глаз и не выносил яркого света.

В память о нем мы скупо освещаем помещения замка. Но ведь в комнатах достаточно света?

– О да, – подтвердил граф Лэддери. – Но вам самой, наверное, нелегко соблюдать эту традицию?

– Не вижу необходимости отменять ее, дорогой граф, – ответила леди Брунгильда. – Так повелось с 1825 года, когда был построен Везенхалле…

– Как! – воскликнула леди Антония Фитурой. – Я была убеждена, что замок по меньшей мере вдвое старше…

– Но Везенхалле – не настоящий старинный замок, – леди Брунгильда сделала жест в сторону пустого бокала, и подскочивший дворецкий тут же наполнил его рубиновым вином. – Это лишь имитация, сооруженная в первой четверти девятнадцатого века, причем достаточно эклектичная. Архитектор – Отто Шредигер, учитель Земпера…

– А! Готфрид Земпер, автор «Стиля в технических и тектонических искусствах»! – подхватила баронесса. – Теперь мне ясно, откуда в архитектуре замка столько элементов барокко и Возрождения. Но элементы готики, откуда они?

– Везенхалле строил все же не Земпер, – заметила леди Брунгильда. – А Отто Шредигер никогда не был последовательным в отрицании варварского артэ модерна. Взглядите хотя бы на его жилые дома в Гамбурге, на Гернингерштрассе. Коринфский ордер и простенки, объединенные пилястрами… Похожими пилястрами декорирован и фасад Везенхалле, но лишь на высоту двух этажей, и это смотрится куда убедительнее.

– А отделка здания? – спросил лорд Фитурой. – Ведь это не портландский камень?

– Ну конечно, нет. Рельефная терракота, а в левом крыле, пристроенном позднее, – имитация расшивки под каменную кладку на штукатурном фасаде.

Трещины и выщербления попросту нарисованы для повышения степени иллюзорности.

– Леди Брунгильда, вы так беспощадны в разоблачении секретов Везенхалле! – капризно протянула Рамона Лэддери. – Вы рискуете нас разочаровать. Но если сам замок, по вашему мнению, и не заслуживает восхищения – с чем я не согласна! – то, может быть, вы покажете нам картинную галерею?

– Просим картинную галерею! – громыхнул лорд Фитурой.

– Да, да, – присоединилась баронесса Эстерхэйзи.

– С удовольствием, господа, – без энтузиазма согласилась леди Брунгильда.

Видно было, что она устала и предпочла бы удалиться в свои комнаты.

– Я не любитель картин, – пробурчал Билл Уотрэс. – Если бы кто-то из джентльменов присоединился ко мне в бильярдной…

Готовность играть на бильярде выразили Берковский и Эммет Уинвуд, остальные проголосовали за картинную галерею. Корин дорого дал бы за то, чтобы узнать, какой разговор будет происходить за бильярдным столом, но навязываться в компанию не имело смысла – в таком случае разговора вовсе не будет.

Скрепя сердце он последовал за большинством.

Картинная галерея Везенхалле была необычной. Она представляла собой длинный и узкий зал, вытянувшийся вдоль всего фасада. Высокие окна, как и везде в замке, кроме гостевых апартаментов, были занавешены. По левой стене зала шла анфилада ниш, вернее стрельчатых арок, заделанных каменной кладкой.

В каждой арке или нише висела только одна картина.

Леди Брунгильда повернула выключатель. Под сводами арок зажглись скрытые лампы. Теперь картины были ярко освещены, но в зале царила полутьма. Присмотревшись, Корин убедился, что сказать о картинах «висели» было бы неточным. Каждая рама была намертво прикреплена в нише массивными медными болтами. Да, это вам не музейная сигнализация. Едва ли легко злоумышленнику обокрасть галерею Везенхалле – разве что вырезать холсты из рам, но Корин не сомневался, что и это каким-то образом учтено.

– В моей коллекции, – говорила леди Брунгильда, – нет шедевров мирового значения, но некоторые вещи довольно любопытны. Вот неплохой пейзаж Яна Сиберехтса… Около 1660 года…

Здесь очень милые портреты КонстансМари Шарпантье, ученицы Давида…

– Боже мой! – возглас Марианны Эстерхэйзи, замерший перед одной из картин, прозвучал почти непристойно громко. – Неужели это… Лукас ван Уден?

Леди Брунгильда неохотно подошла к баронессе.

– Ах, это… Эту картину трудно атрибутировать. Как видите, подписи художника нет, нет и датировки. Но почему это вас так взволновало? Вы поклонница ван Удена? Я всегда считала его скромным антверпенским ремесленником. Если он чем-то и интересен, так только тем, что был помощником Рубенса, в каком-то смысле его учеником… Пойдемте дальше, господа.

– Нет, подождите, – упрямо проговорила Марианна. – Дело не в историческом значении ван Удена, а в том, что этот пейзаж совершенно неизвестен искусствоведам, и если это ван Уден, мы подарим миру открытие! Пусть не первой величины, но – открытие: неизвестную работу, казалось бы, вдоль и поперек изученного художника… Где вы ее взяли?

– Я не приобретала эту картину, – холодно ответила леди Брунгильда. – Она принадлежала Гийому де Вернору и находится здесь со дня основания галереи.

– Значит, ее никто не видел… Больше полутора веков? – Марианна склонилась к холсту. – Без тщательной экспертизы сказать наверняка невозможно, но лично у меня сомнений мало: Лукас ван Уден.

Примерно 1630… или 1640 год. Смелые диагонали, световые блики сливаются в один динамичный поток… Фигуры в пейзаже, повозки, фургоны написаны явно им самим, как и силуэты на дальних планах. А вот группы животных на первом плане, видимо, помог нарисовать более знающий анималист… Кто же из тех, с кем сотрудничал ван Уден? Тенрис? Хендрик ван Бален? Онсалес Коквес? Нет, вряд ли.

Здесь чувствуется рука художника из ближайшего окружения Рубенса. Возможно, Снейдерс или Иордане…

– Марианна, – с плохо скрываемым нетерпением произнес барон Эстерхэйзи. – Безусловно, все это чрезвычайно интересно… Для тебя. Но уверена ли ты, что это интересует также и остальных?

Рамона Лэддери хлопнула в ладоши.

– Да это просто потрясающе!

– Позже я пришлю вам этот пейзаж для экспертизы, обещаю, – обратилась к баронессе леди Брунгильда. – А сейчас, если никто не возражает, не взглянуть ли нам на другие картины, господа?