Олег Быстров

УКРАДИ МОЮ ЖИЗНЬ

1

Сегодня его назначили в бригаду, обслуживающую вокзал. Могли бы послать в супермаркет или на рынок, в Семигорске много людных мест. Но начальство распорядилось — в линейную бригаду. Значит, так тому и быть, будем работать с электричками. Поезда дальнего следования имеют собственные группы сопровождения, отвечающие за безопасность пассажиров. А вот пригородные электрички полностью на совести линейной службы. И территория вокзала тоже.

Себастьян вышел из дому ровно в семь. На службе он должен появиться не позднее восьми, но до этого времени нужно успеть заглянуть в ви-пункт. Жетоны на витакс позвякивали в кармане. Для многих такой перезвон — радостная, будоражащая кровь мелодия, обещание многих лет жизни. Но только не для Баса. Какая жизнь у человека, страдающего пороком сердца? Автобус на остановке не догнать — задохнешься; на третий этаж без остановки не подняться — одышка, и ноги слабеют; чуть поволновался — то же самое. Поэтому без подпитки животворной субстанцией Басу никак. То, что для других здоровье и долголетие, для него — возможность двигаться, думать, чувствовать.

И исполнять свой долг.

Бас, пыхтя, шагал по Беговой. Так его называли еще со школьных времен. Счастливая пора беззаботной юности минула семь лет назад, но где бы он ни появился, теперь уже эксперт Себастьян Лагерь, все почему-то быстро начинали называть его Басом. Да и ладно, пусть зовут, ему так даже больше нравится. Жаль только, что нет радости в перезвоне жетонов.

Улочка выводила прямо к вокзалу. Справа, за лесопарком, возвышался массив Центрального района. Высотные здания, выстроенные по оригинальным проектам, казались легкими, праздничными, будто талантливый мастер составил их из гигантских разноцветных кубиков фантастического конструктора.

Слева тянулись унылые типовые пятиэтажки старой застройки: приземистые бетонные коробки, похожие друг на друга, как неказистые близнецы. Этот спальный район для рабочих городских фабрик издавна называли Фуфайкой. Кто-то метко подметил сходство: можно спрятаться от непогоды, и даже жить как-то можно, но все мрачно, серо, в дырах и заплатках. В приличное место в таком наряде вряд ли пустят.

За Фуфайкой простиралось предместье: хлипкие домики в запутанных лабиринтах узких улочек, с покосившимися палисадниками и облупившимися ставнями. Казалось, по Беговой пролегла граница двух миров.

Да так оно, по сути, и было. С одной стороны удобные комфортабельные жилища обеспеченных людей с внушительными вкладами в валютных банках и номерными счетами в ви-хранилищах. Мир серьезных денег и больших возможностей. С другой — убогое жилье и прозябание, промзона, покосившиеся лачуги предместья: пьяный бред воскресенья, тоска понедельника и беспросветная работа — как ярмо — изо дня в день, до следующего выходного.

Но сейчас несправедливость мира мало волновала Баса. На Беговой находился ближайший ви-пункт, застекленный павильон в ярких пятнах рекламы: «Проведите купленный у нас месяц жизни на Канарах!». Бас всегда притормаживал возле глянцевых постеров с растрепанными ветром пальмами на фоне изумрудно-синего моря. Вот уже и видел их тысячу раз, а все равно не мог оторвать глаз — так манила далекая, сказочная, нездешняя жизнь. Несбыточная мечта.

Днем здесь служил всегда один и тот же оператор, улыбчивый мужичок средних лет. Имени его Бас не знал, да этого и не требовалось — мужичок встречал его всегда приветливо. Оператор давно приметил, что парень в круглых очках с толстыми линзами, курчавой шевелюрой и щекастым лицом добродушного пса всегда расплачивается казенными жетонами службы ви-контроля. С таким человеком стоило быть приветливым.

— О, господин Лагерь! — неизменно улыбался служащий. — Вам как обычно, три единички?

— Да… — так же неизменно смущался в ответ Бас. — Жалованье, знаете ли, не прибавляют…

— Но и не уменьшают! — пытался подбодрить оператор, принимая три латунных кружочка. Каждый по одной единице витакса, каждый — по двадцать четыре часа жизни.

Здоровому человеку — три лишних дня пребывания на этой грешной земле. А Себастьяну — дожить бы до завтрашнего утра. До следующего своего прихода сюда же, к этому улыбчивому мужичку.

Бас прошел во внутреннее помещение, где располагалась ви-клеть. Внутри конструкции из блестящих металлических прутьев в руку толщиной, действительно похожей на огромную птичью клетку, помещалось кресло, до отвращения напоминавшее зубоврачебное: с высокой спинкой и мощными подлокотниками. Только вместо подголовника здесь имелась полусфера, накрывающая голову, а на подлокотниках — широкие захваты. В верхней части клети и под креслом виднелись блины конденсаторов по полтора метра диаметром.

Оператор пропустил Баса к креслу, закрыл дверцу клети и отошел к пульту. Произнес обычную формулу:

— Расслабьтесь, господин Лагерь, думайте о чем-нибудь хорошем.

Бас привычно прикрыл глаза, постарался расслабить мышцы и начал дышать глубоко и ровно.

Раздалось тихое гудение. Потом щелчок. По телу прокатилась тугая горячая волна, а под ложечкой образовался нежный теплый шар, легкий и пушистый. Он представлялся Басу солнечным зайчиком, неведомо как попавшим под сердце. Забрался случайно, еще миг — и чудесное существо выпрыгнет наружу, да вот понравилось, видно, и решил не уходить.

К сожалению, приятные ощущения подпитки скоротечны. Уже через секунду шарик начал рассасываться, таять, разноситься с током крови по всем уголкам организма. Зато в теле появились сила и бодрость. И желание действовать.

— Готово! — радостно возвестил оператор.

Да, готово, можно топать на вокзал. Без подпитки выполнять служебные обязанности — нервные, полные напряженного ожидания, часто с беготней и неприятными неожиданностями — было бы Басу весьма затруднительно. Потому что работу эксперта по несанкционированным переводам витакса ни один человек не посчитает спокойной и безопасной. Впрочем, экспертами их называли редко, в основном тогда, когда этого требовал официоз. А между собой и за глаза — ищейками. Да они и сами себя так звали, чего уж там…

Без четверти восемь Бас прибыл на место. В линейном отделе полиции собралась оперативная бригада: три пары, в каждой полицейский и ви-контролер. Полицейских эксперт знал по именам, эти ребята несут службу на линейном объекте постоянно. Контролеры же все были людьми новыми. Почему-то отдел ви-контроля предпочитал тасовать кадры, присылая на объекты каждый раз других сотрудников.

Такая тактика раздражала Себастьяна: казалось бы, постоянным составом работать легче — люди притираются, им легче взаимодействовать. В то же время все знали о конкуренции между полицией и ви-контролем: и те и другие норовили приписать заслуги по задержанию тягунов себе, Межведомственные дрязги мало волновали эксперта, его дело учуять тягуна и сказать «фас». Вот только полицейским Бас доверял больше: крепкие и жесткие ребята с сержантскими нашивками казались ему более надежными партнерами, чем пижонистые, глядевшие на всех свысока контролеры.

Начальник линейного отдела привычно проводил инструктаж.

— Работаем обычную схему, господа. Первая пара контролирует вокзальные помещения. Кассы, кафе, камеры хранения, ну, сами знаете, не первый раз… Вторая — за вами перрон. Третья — территория перед вокзалом, стоянка такси и автобусная станция. Все на связи с экспертом. В случае появления объекта вышлю усиление. С богом, господа…

Группа двинулась на выход. Бас пожимал руки знакомым, кивал новым людям. Контролеры на ходу настраивали сканеры, похожие на короткие толстые жезлы. Сейчас все разойдутся по маршрутам, начнут контролировать свои зоны ответственности. Эксперту же предстояла своя, особая часть работы — свободный поиск. Почувствовать, уловить в вокзальной сутолоке тягуна, опознать его в конкретном человеке и указать ближней паре.

Другого занятия, кроме как быть ищейкой, Себастьян себе не мыслил. После того как исследования биополя привели к обнаружению витакса — уникальной составляющей, напрямую связанной со здоровьем и долголетием человека, ви-технологии начали развиваться стремительно. Даже деньги, извечное мерило, человеческого преуспевания, проигрывали порой этому новому допуску в мир избранных.

Достаточно быстро ученые разработали установку, позволяющую забирать из поля — или вливать в него — определенное количество животворящей энергии. На глазах появлялись и множились ви-пункты, где любой мог обменять кусочек своей жизни на звонкую монету или, наоборот, купить несколько дополнительных дней, месяцев, а если есть деньги, то и лет пребывания под солнцем.

Однако быстро обнаружилось одно «но»: если сброс витакса удавалось проводить без ограничений, то обратный процесс имел предел, регулируемый некими не изученными пока законами природы. Закачать в поле энергии сразу на тысячу лет оказалось невозможным, но ничто не мешало удлинить жизнь регулярными подпитками в небольших дозах. Поэтому как грибы после дождя стали появляться ви-банки: гигантские хранилища витакса. Так рождался мир бессмертных: обладателей огромных запасов чужой жизни.

Вот только если можно купить, то можно и украсть.

Криминальный мир быстро сориентировался в изменившейся обстановке. Вокруг витакса крутились и мелкие перекупщики, и мошенники всех мастей, и нечистые на руку операторы ви-пунктов, сливающие новую валюту по подложным документам прямо в портативные конденсаторы. Вплоть до крупных теневых дельцов, владельцев собственных незарегистрированных ви-клетей и огромных резервуаров ворованного витакса. И всеми этими беспокойными ребятами занимался отдел ви-контроля совместно с полицией, но Бас охотился за другими.

Слив и забор витакса требует сложной и дорогостоящей аппаратуры, но существовала особая воровская каста. Как появились эти уникальные воры, сегодня сказать трудно. Где-нибудь в полицейских архивах наверняка лежат документы, запечатлевшие хронику зарождения и развития феномена тягунов, но Бас к архивам доступа не имел. Да и вопрос — обладают тягуны своими необычайными способностями от природы или появились они как раз в результате игр человечества с собственным биополем — его не слишком занимал. Для эксперта было важно другое.

Некто имеет возможность залезть в поле человека, словно в чужой карман. Без спросу, без разрешения и согласия. И аппаратура этому затейнику не нужна: как и карманник, он действует руками. Или чем-то еще, что заменяет ему в столь деликатной сфере ловкие пальчики. Залазит и тянет, сколько сможет — несколько единиц или десятков единиц, — а потом «заглатывает», вбрасывает в свое поле. И уходит незаметно, исчезает…

Вот таких воров и выслеживал Себастьян. Выслеживал и сдавал контролерам. Потому что карманников ловили во все времена и били нещадно.

Бас прошел через зал ожидания, мимо касс, вышел на перрон и смешался с толпой ожидающих электричку пассажиров. Вдохнул полной грудью прохладный воздух с запахом креозота и сгоревшей солярки. В Семигорске наступала осень. Небо с утра затянуло тучами — сырыми, серыми, переполненными влагой. Вот-вот собирались они, эти тучи, разразиться затяжным и скучным дождем, холодным и безнадежным.

Бас прикрыл глаза и увидел словно наяву: пальмы с растрепанными ветром прическами над лазурным морем. «Проведите купленный у нас месяц жизни на Канарах!» Ах, как все это было шикарно и недостижимо!..

В это время толпа двинулась к платформе, уплотняясь и закручиваясь водоворотами из человеческих тел. Баса толкнули с правого бока, задели каким-то баулом слева, пихнули в спину. Видение развеивалось, как принятый в клети витакс, оставляя чувство потери и сожаления. А потом кто-то гаркнул над ухом: «Ну, что стоишь столбом!» — и картинка заветного парадиза упорхнула испуганной птицей.

Разноголосый гомон толпы сливался в сплошной монотонный гул, но вскоре все эти привычные звуки перрона накрыл резкий и протяжный гудок электровоза. Себастьян, влекомый потоком людских тел, подался к платформе. Из-за поворота выползала змея электрички — серое, членистое, длинное тело. Гудок прорезал стылый воздух еще раз, и, будто услышав команду, полил дождь: сразу и сильно, словно в небе включили на полную мощность фантастический душ.

2

Вик приметил девушку, как только та вошла в вагон, и сейчас старался на нее не смотреть. Это была удача. Третий час он колесил по маршруту, меняя электрички. То удалялся от города, то возвращался, а то и вовсе трясся по перегонам кольцевой ветки. Тогда поезд нырял между холмами, рассекал унылое пространство между неказистыми одноэтажными домиками предместья, но результат оставался прежним — объекта не находилось.

Надо сказать, что время Вик выбрал неудачно. Известно, работать в электричках хорошо к вечеру или в субботний день. Молодежь едет в город — на дискотеки, в кафе и бары. Все возбуждены в предвкушении развлечений, разогреты общением, и скандал запустить в такой атмосфере несложно. Только тронь кого — взорвется, как петарда! И девчонок полно, а с девушками работать легче.

И не то чтобы Вик не знал особенностей пригородных электричек, их ритмов и дыхания. Он давно изучил, кого и где втягивают поезда в свое чрево, в какое время и в какой точке пространства выплевывают. Но так сложились обстоятельства — деньги потребовались срочно.

Да и когда они были лишними, деньги-то? Выходные и праздники, они ведь не каждый день, а кушать хочется всегда. Он, Виктор Сухов, — профессиональный тягун, для него охота за витаксом есть добывание хлеба насущного. Тут еще задолжал, и долг требовалось срочно вернуть… В общем, пошел во внеурочное время и на не слишком жирное пастбище. Настоящий профессионал должен уметь работать в любых условиях.

С другой стороны, что еще придумаешь вот так — без подготовки, с колес. Супермаркеты, рынок, распродажи — все это поляны знакомые, много раз возделанные, но и опаснее они многократно. Сейчас в каждом уважающем себя крупном магазине собственный штатный эксперт. Это в полицию идут служить единицы, а у коммерсантов ищеек хватает. И ни одна крупная распродажа без них не обходится. А за углом — полицай с контролером. Стоп, господин хороший, браслет к досмотру. А теперь, будьте любезны, общее сканирование. Ого! — двадцать единиц незарегистрированного витакса?! Ну, ты парень хват! Пройдемте, господин хороший, для выяснения — и хана…

Всякие там массовые тусовки — спортивные матчи, концерты, празднования — та же песня. Здесь снимать витакс, конечно, одно удовольствие. Общий настрой толпы такой, что и расшатывать поле особенно не надо, жизненная сила готова пролиться от малейшего прикосновения. Однако, Bo-первых, и там контролеров достаточно, а во-вторых — и это главное, — попробуй в таких условиях ухватить оптимальную дозу!

Несанкционированный съем штука капризная. Одно дело ви-клеть, настроенная на клиента. С резонатором биополя, контролем напряжения и страхующим блокиратором на случай избыточного оттока. И совсем другое — «дикий» съем на глазок, без всякой подготовки. Тут нужна сноровка и тонкое чувствование клиента. Можно хватануть столько, что донор грохнется наземь от резкой деформации поля и прямо на глазах начнет помирать. Этого тягуну совсем не нужно. Никаких скандалов и неожиданных смертей, только так — тихо, мирно, незаметно. Снял — ушел.

И второе, сам тягун может не унести большую дозу. Это как взвалить на плечи обычного человека — не профессионального грузчика, не спортсмена — ну, скажем, пару мешков цемента. И заставить его при этом взбираться в гору. Не каждый на такое способен, тут и сердце может не выдержать.

Поэтому к подобным акциям опытный вор готовится заранее. Рассчитывает маршрут, время, прикидывает усилие. Чтобы съем был молниеносным, как удар ножа! Наскок — захват — бегство. Все. Опять же, нужно заранее выбрать точку сброса витакса на конденсатор, договориться с приемщиком. Нюансов здесь много, и каждый нужно учитывать. Вик, тягун опытный, всю эту азбуку прошел давно, сдавая зачеты по профессии потом и кровью. Порой за успешно проведенную операцию вполне могли навесить орден, привинтив его со спины.

Оставались еще дети. Их поле полностью беззащитно перед вмешательством, и находились пауки, высиживающие добычу и в школах, и в детских садах. Таких Вик презирал, и сам у детей не тянул никогда. Принципиально.

Вот и получается, что в электричке ему сейчас сподручней. Улов здесь меньше, но и обстановка для работы спокойнее. И гарантия уйти целым — если вообще можно говорить о каких-либо гарантиях в этом деле — немножко больше.

Тягун еще раз оценил объект. Вскользь, лишь мазнул взглядом, чтоб не потревожить раньше времени. Девица что надо — симпатичная, личико свеженькое, лет, наверное, около двадцати. Но главное — бойкая. На окружающих смотрит с вызовом, глаза бесстыжие. Одним словом — современная раскованная девица. Вот и хорошо. У таких оттягивать — одно удовольствие! Поле у них постоянно напряжено, за счет собственных, так сказать, усилий. Подтолкни немножко — и потечет. А из этой чертовки аж брызжет жизненная энергия!

Искусству поиска объекта тягуны учатся в первую очередь, и здесь есть некоторые особенности. Во-первых, у женщин тянуть легче, чем у мужчин, это знают даже начинающие. Женщины более эмоциональны, открыты. Бывают, конечно, исключения, но они-то как раз и подтверждают правила.

Да, барышни живут чувствами, ахами, вздохами — переживаниями, а это все нестабильность поля. Не всегда слабость, отнюдь, но изменчивость, подвижность, текучесть — обязательно. А что еще нужно тягуну, как не перетекание?

Во-вторых, и женщины подходят не всякие. Скромницы, забитые серые мышки зажаты и скованы: в поведении, общении, в привычках и манерах. И поле заперто, будто навесили тяжелый амбарный замок. Попробуй подбери ключик — сто потов сойдет!

Зрелые дамы слишком уверены в себе и одновременно осторожны. В транспорте с первым встречным не знакомятся, цену себе знают и вот так запросто не раскрываются. И помнят о тягачестве, поэтому с незнакомыми мужчинами разговаривать опасаются вдвойне. Бывало, конечно, и таких взламывали и оттягивали положенную долю витакса как «здрасьте», но сегодня рисковать не хотелось. Нужно долг отдать.

С объектом Вик определился, но и основ мастерства никто не отменял. Для полноценного тяга нужна атмосфера, и более всего подходят для этого ссора, скандал, вагонная свара. Лучше с матом и прихватыванием друг друга за грудки.

Сейчас вагон заполняли в большинстве своем мужчины: рабочие с фабрики, отстоявшие дневную смену. У всех одинаковые дешевые куртки, одинаковые изношенные джинсы, одинаковые потертые физиономии. И одна на всех угрюмая тоска. Доберутся до Фуфайки, осядут в недорогих забегаловках и напьются копеечного пойла до зеленых чертей. А завтра снова на работу…

Ссору, конечно, можно затеять и здесь. Мужики в состоянии глухого раздражения, вспыхнут как свечки, но предприятие может оказаться себе дороже. Примутся сообща морду бить, тут не до витакса станет.

Тут и там по вагону попадались коренные обитатели предместья, собравшиеся в город по каким-то своим надобностям. В основном тоже мужики, но имелось и несколько пожилых женщин в старенькой простой одежде. Ехали молча, с угрюмыми усталыми лицами. Ни дорожных разговоров, ни обсуждений. Хоть бы мэра поругали сообща, что ли. Благо, повод всегда найдется. Но нет…

Девица стояла в проходе. А чуть ближе по ходу движения восседал благообразный мужчина в приличном пальто и шляпе. Краснолицый, с седыми висками, на крупном носу и круглых щеках сеточка сосудов. Ясно — гипертоник и любитель пива по вечерам. С некоторым достатком и высоким самомнением. Такие обычно заводятся с пол-оборота.

— Девушка, девушка!.. — Вик нахально полез через толпу пассажиров. Сзади зашикали, но это тоже было на руку. Пусть все произойдет в обстановке легкого общественного резонанса.

Биополе штука тонкая. И чуткая. Если окружающие люди возбуждены, если они в эмоциональном напряжении, поле жертвы тоже теряет устойчивость, становится более подверженным воздействиям извне. Каким бы крепким орешком ты ни был, но когда вокруг скандал или, к примеру, паника — ты уязвим.

Тягуны это отлично знают, и Вик частенько замечал наметанным взглядом: если где-то вспыхнула заварушка, заговорили на повышенных тонах, загомонили, то, приглядевшись, можно различить рядом с участниками действа невзрачного гражданина неброской наружности.

Он скромно стоит чуть в стороне, стараясь не глазеть на возбужденных сограждан. По лицу видно, что скандал ему крайне неприятен, может быть даже, он испытывает чувство стыда за соотечественников. За их покрасневшие лица, распяленные в крике, брызжущие слюной рты, за вцепившуюся в чужой ворот пятерню. Но и не уходит он, такой вот скромный и интеллигентный. Не бежит сломя голову от ругани и чужого хамства, а, наоборот, жмется к спорщикам поближе. И снимает витакс.

Вику сейчас было нужно именно это.

— Девушка! — под возмущенный ропот пассажиров он наконец-то пробрался к объекту. — Это не вы обронили?..

Он обозначил движение рукой с зажатой женской перчаткой и тут же всем своим весом стал на ногу благообразному.

Брови девицы взлетели кверху, даже рука слегка потянулась, но перчатка, не имевшая к ней, конечно-же, никакого отношения, осталась в кулаке тягуна. А вот мужик буквально, взвился:

— Ах, чтоб тебя!.. Ты что, ослеп?! Куда ноги ставишь, олух, хоть смотри!..

— Ладно-ладно, папаша, — Вик придал интонации по возможности больше развязности, — не серчай… И это, не голоси так, я ж тебя не раздавил.

— Не раздавил?! — мужик чуть не подскочил от такой наглости. — Да ты мне ногу мало что не оторвал!..

Ситуация развивалась согласно плану. Девица чуть отстранилась и, брезгливо изогнув чувственные губки, постреливала глазками на спорщиков. Пока она считает себя непричастной, а нужно сделать из нее союзницу. Чувство сопереживания открывает поле как ничто другое.

— Ты же сидишь, дед!.. — еще подзавел Вик гипертоника. — С комфортом, в мягком кресле! Тебе бы еще и вагон пустой, да? Чтоб никто к тебе не прикоснулся?

— Какой «прикоснулся»!. — не унимался мужчина, явно среагировав на обидное «дед». — Ты по мне топчешься, как стадо коров!.. Хоть под ноги смотри!

— Вот все они, старики, такие! — Теперь Вик апеллировал к девице. Приглашал ее как бы разделить с ним справедливое негодование. — Все им плохо! Везде первые, везде им дорогу уступи, всегда уважение окажи… Чуть зазевался, не заметил дедушку — и вот ты уже хам, сволочь и грубиян!

Девушка непроизвольно кивнула. Еще бы — с таким самомнением, ярко выписанным на смазливом личике, она наверняка рассуждала так же. Искренне считала, что дорогу должны уступать ей. И лучшее место в вагоне тоже. И не только в вагоне. А то ведь за этим старичьем не протолкнешься! Вот так станут на дороге затором, непреодолимой преградой, и можно не успеть, опоздать, не дай бог, к кормушке под названием «жизнь».

— Это вы, молодежь, распоясались!.. — голосил благообразный. — Прешь не глядя, по головам! Будь ваша воля, вы б всех нас, пожилых, в мешок — и в яму! Чтоб жить не мешали!..

— Да уж, вас в мешок засунешь, пожалуй! — зло выплюнула в ответ девица. — Сами кого угодно…

Ну вот, вмешалась, влезла в интеллигентное общение, теперь затянет. Коготок увяз, всей птичке…

Мужик тем временем распалялся все больше. Кто-то из толпы поддакнул, кто-то из женщин запричитал, девушка огрызнулась, но Вик уже не слушал. Теперь скандал будет раскручиваться по своим законам, втягивая в орбиту все новых участников. Тягун сосредоточился на объекте. Но не на лице, не на выражении глаз или произносимых словах.

Он увидел девушку как бы через мутное стекло. Контур, окруженный розоватым размытым ореолом. Ореол этот подрагивал, зыбился, медленно перетекал сверху вниз. Вику казалось, что он может потрогать поле рукой. Но это, конечно, иллюзия, а вот лиловый всплеск станет сейчас реальностью.

И он слегка подтолкнул. Будто все же коснулся едва заметно, но не рукой, а чем-то иным, чему и сам не смог бы подобрать названия. Может — мыслью, может — чувством… А может, желанием вытянуть витакс. И выплеск не заставил себя ждать — сиреневый язычок, будто колыхнулось пламя свечи под порывом сквозняка.

Правая рука еще сжимала комочек перчатки, носимой как раз для таких случаев, но левая сделала непроизвольно хватательное движение. Никому не заметное, только под ложечкой вдруг что-то тяжело охнуло, екнуло, защемило горячо и сладко… Оп-па-на-а! — единиц десять, не меньше! Ноги слегка подогнулись, и Вик еле сдержался, чтобы не застонать от наслаждения. Во время приема он испытывал почти оргастическое чувство. Задержал дыхание, сглотнул, ухватился за поручень, но принятый витакс уже утрамбовывался внутри него сообразно каким-то своим неведомым законам. Укладывался, притирался, занимал в поле Вика необходимое положение и объем. И вот умостился наконец. И затих. Остались только легкая слабость в теле и воспоминание о пережитом кратком миге восторга.

А вагонная ссора набирала обороты. Пассажиры неразборчиво гомонили, никто не заметил его кратковременного замешательства, бледности и вздоха-всхлипа. Вик уже настроился было дать деру, когда почувствовал, что гипертоник тоже готов разродиться. Вор застыл. Снимать выплеск у мужчин много труднее, и дело не только в особенностях психики. Поле другое, выброс не такой яркий. Ощущение, что собираешь витакс пригоршнями, а он утекает меж пальцев…

Но главное — он только что снял! Он сейчас, как таракан беременный, полон этой странной, эфемерной, летучей субстанцией. Одна единица которой содержит тысячу четыреста сорок минут, или двадцать четыре часа — сутки чужой жизни. Один день движения, дыхания и сердцебиения. Шестнадцать часов восторга и злости, удовольствий и унылого, труда, покорности и ярости. И восемь часов сна, покоя, забвения.

Но кто ж откажется, когда оно само в руки плывет?!

В скандале уже участвовали две пожилые тетки, мужчина средних лет, похожий на инженера, работяга и, конечно, красномордый с девицей. Перебранка шла яростная, с обвинениями во всех смертных грехах. Слышалось и «проститутка», и «старый козел», и «ворона облезлая!», и много чего еще неслось по вагону.

Уровень злости и раздражения краснолицего дошел до того предела, когда и подталкивать-то не пришлось. Вик немного выждал, чуть коснулся и — хлоп! — отчетливо уловил сиреневый всплеск. Снято! И упаковано… Или не поместилось? На миг ему показалось, что чужой витакс встал где-то между горлом и грудью, встал поперек, перекрыв ток кислорода в легкие.

Показалось, сейчас его разорвет, как осколочную гранату, — липкими кровавыми клочьями плоти по стенкам вагона…

Или придавит к полу многотонной тяжестью — ни встать, ни пошевелиться, ни заплакать.

Но устоял. Проглотил — удержал — усвоил. Выпрямился.

Пора, однако, делать ноги.

— Господа! — слабым голосом пробормотал он. — Господа, что-то мне дурно… Ох, кажется, я что-то не то съел…

С этими словами вор двинулся к выходу. Пошатываясь. Прилег всем телом на одного пассажира, безвольно провалился между двумя другими, третий учтиво уступил место сам — испугался, что Вик сейчас сблюет на его приличный плащ. Оказался у двери, вцепился в поручень.

И перевел дух.

В это время электровоз протяжно загудел: приближался вокзал. Как по нотам — именно к выходу из поезда тягун и подгадывал окончание съема. Второй гудок, и за окном хлынул дождь. Как по команде.

Наплывали вокзальные постройки, приближался перрон. Предстояла самая тонкая и опасная часть охоты — бег с добычей в зубах.

3

Дождь оглушил Баса. Такое с ним случалось: порой он терял ориентацию, путался в пространстве. Левое становилось правым, правое — левым. Очки в таких случаях отчаянно потели и только мешали. Случалось это нечасто, необязательно в дождь, и проходило быстро, само собой, но на какой-то краткий промежуток времени Бас становился беспомощным, словно слепой котенок.

Вот только работе это не мешало. Потому что тягунов эксперт чувствовал нутром. Какая-то тонкая ниточка — струнка, жилка, как лучше сказать-то? — натягивалась вдруг внутри и начинала вибрировать и зудеть под ложечкой, отдаваясь серебристым звоном в ушах. Отзывалась мелкой дрожью в пальцах рук. И чем ближе подходил тягун, тем ощущения эти становились ярче.

И сейчас хлынувшая навстречу толпа людей принесла эту дрожь и этот звон, да такой, что Бас вмиг очутился на грани обморока. Такое случалось, если рядом находился «сытый» тягун — вор, совсем недавно снявший жизненную силу с объекта. Чужой витакс, схваченный впопыхах, без подготовки, по структуре своей оставался ему чужеродным. Он не усваивался полем полностью, требовал своеобразного переваривания, и уходило на это до двух часов времени.

Но именно в этом и состоял расчет. Тягун за этот срок должен добраться до конденсатора у подпольного перекупщика. Те платят полцены, но за ворованное всегда давали меньше. Контролеры же, с подачи Баса, будут стремиться взять вора на горячем: разница показаний браслета (счетчика собственного, «природного» витакса) и сканера, улавливающего общее поле в данный момент времени, покажет свежий съем. Такой витакс с полным основанием можно считать «левым», потому что ви-клеть не только адаптирует прием, вводит витакс сразу в поле, но еще и оставляет на браслете отметку о произведенной операции. Количество, время, источник — как положено.

Однако до браслетов и сканеров нужно еще дожить. Для начала необходимо увидеть тягуна, точно его идентифицировать, и вот как раз с этим у Баса сейчас появилось затруднение. Отъезжающие пассажиры обступили выход из вагона, оставив лишь небольшой коридор. Покидающие электричку, в свою очередь, плотной группой проскакивали перед Басом без задержек. Да еще эта пространственная слепота — хоть и краткая, но мешавшая ухватить облик, запечатлеть вид того, кто проносит мимо ворованные дни чужой жизни.

И уж совсем не мог предположить эксперт, что тягун потащит такой груз. Появление вора больше походило на взрыв: будто из распахнувшейся двери электрички ударило горячей плотной волной. Какие там звон и дрожь — у Баса вмиг перехватило дыхание и подогнулись ноги! Он мог бы упасть, благо толпа не позволила — чужие плечи и спины подпирали со всех сторон. А мимо скользили силуэты людей, сливаясь в неразличимую пеструю ленту.

Пока Бас приходил в себя, выравнивал дыхание, поток приезжих иссяк, и в проход ринулись отъезжающие, чуть не затянув его с собой в вагон. Эксперт отбился, вырвался, но те, которых нужно было разглядеть, «обнюхать» уже рассыпались по перрону, растворились в вечной вокзальной сутолоке. Бас протирал очки, растерянно крутил головой — тягун только что прошел мимо него и пронес крупный куш. Судя по ощущениям — двойной куш, как минимум. Это говорило кое-что о его способностях. И о его опасности.

Только опытный, матерый вор мог взять такую дозу и тащить ее до логова. А такого не вычислишь по чуть растерянному и натужному выражению лица, какое бывает у начинающих воришек, по шаткой походке и легкой заторможенности. Бас легко отличал новичков по общему виду — насмотрелся. Этот же прошел мимо — бодро, резво, без внешних признаков напряга и с почти двойным грузом за пазухой.

— «Второй», ответь, — крикнул Бас в рацию, озираясь вокруг. На этот позывной откликалась пара, контролирующая перрон.

— Слушаю, эксперт, — откликнулся динамик.

— Объект вышел из электрички. Сейчас где-то на перроне.

Класс тяга четвертый… Если не пятый. Передайте «первому» и «третьему» — всем быть наготове. И вызывайте усиление, нужно отрезать его от стоянки такси. Я продолжаю локацию…

— Принято. Мы на подхвате, эксперт. Только укажи пальчиком.

Бас отходил к зданию вокзала. Вряд ли преступник будет торчать на перроне, ему нужно срочно покинуть вокзал. То, что их пасут на выходе из поездов, тягуны знают отлично. И про ищеек тоже знают, больше того — частенько чувствуют эксперта в работе. Существует даже теория, что эксперты — это те же тягуны, только несостоявшиеся. Чуть-чуть не хватило способностей, не одарила природа какой-то капелькой этого удивительного таланта — и вот сам человек тянуть не может, но чувствует на расстоянии того, кто этим занимается.

Поэтому нужно было отойти в сторонку, туда, где потише, и сосредоточиться. Почувствовать тягуна, увидеть направление его движения. Тогда начнется гон. Бас нырнул за ларек, торгующий всякой мелочью. Стал лицом к стене, прикрыл глаза…

— Слышь, мужик, — толкнул кто-то в плечо. — Давай вмажем, а? Одному западаю, а душа горит.

Обернулся — пропитая рожа с многодневной щетиной, мешки под глазами, устойчивый запах перегара.

— Пшел вон! — зло выплюнул Бас.

Мужик опешил. Чуть отступил, прижимая к груди бутылку. От рыхловатого, совершенного безобидного на вид паренька он такого отпора явно не ожидал.

— Ты че?.. — протянул мужик еще удивленно, но уже и с ноткой угрозы.

— Я те дам щас «че»! — Бас сунул удостоверение эксперта прямо под сизый нос любителя выпить. — Ви-контроль! Браслет к досмотру!

Мужик отпрянул:

— Начальник, да я че? Я просто…

— Пшел вон! — остервенело каркнул Бас, и мужик исчез.

Черт, да что сегодня задень такой… То одно, то другое. Еще этот клятый дождь! Сложись все чуть-чуть иначе, он дышал бы уже тягуну в затылок, уже вел бы его на визуальном контакте. А так…

Дождь действительно лил как из ведра. Куртка пропиталась влагой, сырость уже чувствовалась на плечах и под мышками. С козырька кепки текло ручьем.

Бас привалился к глухой стенке ларька. Сосредоточился, прислушался к себе — тягун был в здании вокзала. Спроси его сейчас, как он это определил, — не ответил бы. Сам не понимал, почему и как это происходит, но чувствовал, точно знал: парень в здании — выжидает, оглядывается. Он тоже наверняка чувствует ищейку. И патрули, конечно, уже заметил. И придется ему идти на прорыв — к стоянке автобуса или такси. Но там должна разворачиваться уже группа усиления — контролеры со сканерами повышенной чувствительности.

Эти железки определят дозу «зависшего» витакса на раз. И носителя укажут, потому что вокруг будет фон из формалов — людей с гармоничным полем, выполняющих все формальные правила обращения витакса.

И тогда капкан захлопнется.

— Всем патрулям — в здание! — Бас вылез из-за ларька. — Он там, в правом крыле — или около касс, или в буфете!

Припустил и сам неуклюжей рысью к серому двухэтажному зданию вокзала. Бежал, шлепая по лужам, без церемоний расталкивая опаздывающих на электричку людей. Ту самую, на которой приехал преступник. Поезд вот-вот тронется, и запоздалые пассажиры вприпрыжку устремлялись к посадочной площадке.

Бас спешил, как мог. Эх, кабы не сердце! Знал, ему только кажется, что он бежит, а со стороны видно — плетется. Полицейский с контролером, что прочесывали перрон, появились откуда-то слева и резво заскочили в двустворчатую дверь вокзала. Бас направлялся туда же, остальные патрульные уже должны быть там. Эксперт задыхался, даже принятого утром витакса было уже недостаточно.

Оставалось с десяток метров. Только б дотянуть! Внутри-то он быстро локализует тягуна, укажет его патрулю — и все, можно будет расслабиться. Присесть, отдышаться, даже заказать кофе в буфете. Обжигающий напиток в такую промозглую холодину — что может быть лучше!

«С первого пути отправляется электровоз по маршруту…» — забубнил казенный голос оповещения…

А через секунду вокзальная дверь распахнулась, как от удара. Прямо навстречу вылетел человек. Именно вылетел, по-другому и не скажешь: будто запущенный баллистой снаряд! Наклонив голову так, что и лица не рассмотреть, чуть сгорбившись, он ринулся к перрону. И тут же задрожала заветная струна под ложечкой, в ушах серебряно звякнули колокольцы.

— Стой! — выдохнул Бас. Растопырив руки, будто хотел поймать беглеца в объятия, он двинулся навстречу. Пытался заступить дорогу, хотя ноги уже сбивались с шага — полусогнутые, они еще несли Баса, но готовы были отказать в любой момент. — Стой! Отдел ви-контр…

Не снижая скорости, человек легко, будто играючи, сбил его плечом. Бас с размаху полетел в лужу, поднимая фонтан брызг. Очки отлетели в одну сторону, рация — в другую. Эксперт заворочался в ледяной жиже, словно жук, перевернутый брюхом кверху. Руками он лихорадочно шлепал вокруг в поисках очков и рации.

С трудом перевернулся, стал на колени. Нашел очки! Наскоро обтер, водрузил на нос, продолжая разгребать жидкую грязь в поисках рации — есть! Водонепроницаемый чехол позволял прибору работать даже в таких условиях.

Оглянулся — черт, уходит! — беглец достиг перрона и с ходу запрыгнул в электричку. Тут же двери схлопнулись, щелкнув уплотнителями. Гудок прорезал пелену дождя, стылое пространство над вокзалом и путями, будто крикнула улетающая птица. И поезд тронулся, застучал колесами, прогудел еще раз на прощание…

Себастьян поднялся. Его шатало. Стоя по щиколотку в луже — вода лилась с одежды ручьем, — превозмогая себя, просипел в микрофон:

— Он ушел! Запрыгнул в электричку и двинул обратным маршрутом! Сообщите начальнику отдела — срочно нужна машина!

Да, нестандартный попался парень! Где это видано, чтоб тягун рванул не в город, а из города?! С изрядной дозой ви-такса за пазухой! А то, что доза была неслабой, говорил весь его опыт, все его чувства вопили — этот чертов тягун скачет зайцем с парой мешков картошки на плечах!

И разглядеть-то его толком не успел: молодой, судя по живости характера. Темная куртка с капюшоном, джинсы. Лица не разглядел совсем. Высокий, хоть и сутулился на бегу, жилистый. Хорошая легкая фигура, Себастьян даже позавидовал слегка — ему б такую! И вроде даже что-то знакомое показалось в движениях… Померещилось, наверное…

Далеко вору, конечно, не уйти. Краденый витакс — несбалансированный, несовместим с полем, требует сброса, требует конденсатора! А ви-клети — не павильоны с пивом, в розлив, на каждом углу не стоят. Тем более подпольные. Значит, что? — значит, далеко он не поедет, все равно будет стремиться в город.

— Машину! Срочно дайте машину, пропади оно все пропадом! — орал Бас в рацию.

— Есть! — откликнулся динамик. — На привокзальной площади, около стоянки такси.

Эксперт припустил из последних сил. Проскочил здание-вокзала насквозь, выскочил на площадь. Сбоку от желтых машин с шашечками на бортах прижался темно-синий фургон с полицейской эмблемой. Рядом топтались патрульные, кажется, из третьей пары, той, что контролировала прилегающую к вокзалу территорию.

— Едем! — просипел Бас, задыхаясь, втискивая слабеющее тело в фургон. — На дорогу, что рядом с путями!..

Патрульные запрыгнули следом. Фургон, взрыкнув двигателем, тронулся, начал разворачиваться. В окно Бас увидел, как невдалеке мнутся сотрудники усиления с длинными, похожими на дубинки сканерами в руках. Толку от них теперь мало, а вот еще одна патрульная пара не помешала бы.

— Отпустите группу усиления, — обернулся Бас к полицейскому, с трудом переводя дыхание. — И где остальные патрули?

— А хрен их знает, — зло отозвался тот, доставая рацию. Звали его, кажется, Петром, Себастьяну уже приходилось работать с ним раньше. Нормальный парень. — Контролеры чудят, проверяют кого-то…

Он зыркнул на своего партнера, тот сидел с независимым видом.

— Оба? — удивился Бас.

— А кто им указ? — огрызнулся, кажется, Петр.

— У нас инструкция, — спокойным голосом проговорил контролер. — Если во время проведения операции появляются подозрительные объекты, мы обязаны их досмотреть.

— Черт с ними, — отвернулся Бас. И подвинулся к пожилому водителю: — Гони, батя! Нужно поспеть за этой электричкой. Тягун далеко не поедет. И включай печку на полную, промок и промерз я до костей…

4

Это ж надо было случиться такому невезению — сразу же на выходе нарваться на ищейку!

Двигаясь в плотном потоке, Вик не разглядывал стеной стоявших слева и справа пассажиров. Наоборот, он привычно сгорбился, натянул пониже капюшон куртки и смотрел себе под ноги. Но острый укол под ложечкой, там, где тугим шаром висел чужой витакс, спутать не мог ни с чем.

Ловчий был где-то рядом, очень близко. Опасно близко. Недоделанный тягун, обделенный, убогий человечишка, ставший цепным псом полицаев, — ищейка, вынюхивающая честного вора. Хорошо, хоть встречаются они столь же нечасто, как и сами тягуны.

Природа распределила нас поровну, считал Вик, дав одним странный талант тащить прямо из поля, а вторым — редкую способность чувствовать первых. Только поэтому и живо тягачество — не напастись ищеек на все вокзалы, супермаркеты и кинотеатры.

Но вот сегодня не повезло. Его унюхали сразу, и он это знал.

С толпой вор прошел на перрон. Впереди маячило двухэтажное здание вокзала с часами на башенке. Вик собирался обогнуть его и выйти прямо к стоянке такси. Просачиваясь между снующими пассажирами, которых на перроне становилось все меньше, лавируя в людском потоке, он забирал по плавной дуге вправо. Намеревался проскочить в узкий проход между вокзалом и шеренгой ларьков, торговавших всякой всячиной.

Мельком отметил, как за ларьки протопал смешной парень в мокрой насквозь куртке и круглых запотевших очках. Парень нахохлился йод дождем, скукожился, — да, льет как из ведра! — и на миг почудилось что-то смутно знакомое — то ли в фигуре, то ли в очках… Но за ним след в след направлялся замызганный мужик с бутылкой, торчавшей из кармана. Эх, мне бы ваши заботы, ханурики!..

Вик был почти у цели, когда в нешироком пространстве прохода неожиданно материализовался патруль. Двое, как обычно, — полицай и контролер с жезлом. Напряженные, всматривающиеся в залитый дождем перрон, ищущие — перекрыли путь отхода.

Ясно, эксперт уже сообщил своим. Теперь те только и ждут, когда им укажут объект и крикнут «ату»: немедленно вцепятся мертвой хваткой. Не сбавляя шага, с прежним выражением лица, Вик круто поменял направление и зашагал к вокзальным постройкам — сознательно устремился туда, где больше людей, где сутолока и человеческая круговерть не прекращаются круглые сутки.

Проскочил в двухстворчатую, хлопающую дверь. Оказался в центральном зале — здесь навстречу друг другу двигались люди. Два потока закручивались водоворотом: мелькали мокрые лица, шляпы и кепки входящих, черные зонты схлопывались, будто умирали некие сказочные животные. Другие, с еще сухими плечами и спинами, уходили в распахнутый зев выхода, в дождь. Укрыться здесь было немыслимо, слишком подвижной и текучей была эта постоянно движущаяся среда.

Вик метнулся в правое крыло, к кассам и буфету. Здесь ему показалось безопаснее — скука ожидания и беспредметный треп в буфете за рюмкой водки, тоска очередей, дремлющие на чемоданах бедолаги, чьи поезда задерживались. Здесь затеряться было легче.

Но в следующее мгновение одернул себя — не глупи, Вик. Если ты уловил присутствие ищейки — событие, вообще-то, нечастое, — то уж ищейка чувствует тебя постоянно. Ни спрятаться, ни переждать не получится.

Он прошел за кассы, в закуток, к пыльному, давно не мытому окну и в подтверждение своих мыслей увидел группу мужчин у стоянки такси. В дождевиках и с длинными, похожими уже не на жезлы, а на дубинки сканерами. Все, отрезают выход в город. Нужно было что-то предпринимать. Под желудком тяжело ворохнулся ворованный витакс.

И будто знобкая, холодная волна прокатилась по спине. Вор выглянул: тем же путем, который он только что преодолел — от выхода на перрон к кассам, — двигался патруль. А сверху, со второго этажа, спускался другой — точно такая лее пара. И третий, как известно, снаружи. И цепь контролеров на стоянке такси.

Первый патруль приближался. Полицай спросил документы у невзрачного мужичка, тот был без багажа. Правильно, знает служивый, что тягуны путешествуют налегке, вот и заинтересовался. Контролер стоял рядом, помахивая жезлом. Все это происходило у дальнего окошка касс, а от ближнего окошка отвалила компания галдящих, передающих друг другу билеты студентов. С рюкзаками и большими сумками, молодежь явно выезжала куда-то за город. В такую-то погоду, невольно подумал Вик, но в молодости все нипочем…

Под прикрытием студентов Вик начал отходить. Краем глаза следил за вторым патрулем. Те, спустившись в зал, направились к буфету. Как по нотам, с горечью подумал тягун. Все здесь простреливается, все видно насквозь. Оставался один путь — обратно на перрон. И что там? Куда потом деваться?

Но события не оставляли времени для раздумий. Он уже попал в клещи двух патрулей. Сейчас появится ищейка, и хана. И Вик пошел к выходу, еще не зная, что сделает дальше.

«С первого пути отправляется электровоз по маршруту…» — гнусаво забубнил голос по трансляции, и Вик воспринял это как приказ. Не рассуждая, рванул он к знакомой двустворчатой двери, распахнул ее ударом корпуса. Усилие оказалось столь сильным, что дальше его понесла сила инерции — ноги едва поспевали за телом.

Неожиданно на пути вырос давешний смешной парень в круглых очках. Он что-то крикнул, растопырив руки, будто хотел заступить Вику проход, закрыть путь к отступлению. Но преграда эта показалась просто смешной. С ходу тягун зацепил его плечом, еще успел увидеть краем глаза шикарный фонтан брызг от падения тела, но не до него сейчас было!

Снарядом пролетел перрон и запрыгнул в электричку! В последний момент, только раздвижная дверь хлопнула за спиной. В тот же миг поезд прогудел призывно и тронулся в путь. Застучали колеса.

Вик перевел дух.

Далась вся эта физкультура необычайно трудно — ком в горле, спазм в животе, воздух в легкие приходилось проталкивать чудовищным усилием… Идти в вагон он не собирался. И ехать далеко тоже — на следующей остановке наверняка вдут ловчие. Подумалось мельком: а ведь он столкнул в лужу, судя по всему, ищейку! Поделом гаду… но не до него сейчас, не до него. Прежде всего нужно поработать с витаксом. Сейчас груз этот становился непосильной ношей — не любит полевая составляющая столь резких перемещений: рывков, прыжков и прочего.

При удачном стечении обстоятельств любой тягун не мешкая, но плавно покидает место преступления. Лучше всего автотранспортом, например, на такси. И сразу в клеть — сбросить добычу. Приемщика находит заранее, тот готов к визиту и вдет. Можно где-то на пути ускориться, даже пробежаться немного, если есть нужда, но скакать по лужам наподобие кенгуру не рекомендуется.

А ведь он еще не ушел. Он только уходит еще, и предстоит немалая работа. Вик присел в углу тамбура на корточки, начал глубоко дышать с задержкой перед выдохом. На раз, два, три — вдох; четыре, пять, шесть — пауза; семь, восемь, девять, десять — выдох. На вдохе он обхватывал руками живот, как бы загоняя витакс поглубже в собственное тело. На выдохе слегка приподнимался и приседал, как бы утрамбовывая чужую жизненную силу.

В тамбур вывалилась компания молодых ребят — закурили, загалдели. На присевшего в углу человека никто не обратил внимания. Дым отчаянно мешал дыханию, но Вик молча и упорно продолжал упражнение. Время летело стремительно, наперегонки с поездом. Колеса отстукивали секунды, те складывались в минуты.

Наконец компания убралась. Вик чувствовал себя уже лучше. Ворованный витакс утихомирился: не лез в горло, не перекрывал дыхания, не сводил болью живот. Осталось только чувство чего-то инородного и остроугольного под ложечкой, что застыло там, точно проглоченный кусок фанеры. Пора было приступать ко второму этапу бегства.

Вик подошел к двери. Снаружи простиралось предместье с его вросшими в землю домишками и кривыми улочками, заросшими кустами, местами с остатками листвы, но чаще голыми и понурыми по этому времени года. Рядом с путями змеилась размытая грунтовка. Уехал он пока недалеко, отсюда должны ходить автобусы в город. И время — время, время, время поджимает!..

Тут электричка слегка замедлилась, поднимаясь на пологий холм — лучшего момента может не представиться. Вик налег на дверь, впившись пальцами в уплотнитель. Дверь раздвигаться не хотела: он неимоверно напряг руки, застонал от усилия — и створки поддались, разъехались чуть-чуть, но жилистое тело тягуна пролезало.

Лицо обжег холодный ветер, плетьми хлестнули струи дождя. Внизу стремительно проносилась, стелилась пестрой лентой насыпь — недружелюбная, с острой щебенкой, камням и каким-то мусором, брошенным вдоль дороги. Вик зажмурился, завис на мгновение на краю поездной площадки, как на краю пропасти, и вытолкнул себя наружу. Господи помоги!

Земля встретила ударом. Насыпь он перелетел, но и размокшая глина не показалась пухом. Инерция волокла добрый десяток метров: Вик успел сгруппироваться, но несколько длинных секунд его крутило и выворачивало по жидкой грязи. Было чувство, что он ушибся всем, что только можно было ушибить. По счастью, ничего не сломал, не вывихнул. Голова не слетела с плеч и не укатилась в придорожный кювет.

Вскочил, на адреналине еще не очень соображая — где он? что он? — и бросился опрометью через грунтовку — к спасительным кустам, в лабиринт запутанных улочек предместья. Только б добежать до ближайшего укрытия!

Но не успел — из-за поворота с ревом, подпрыгивая на ухабах, вылетел темно-синий фургон. Начал тормозить — его повело юзом — и еще не закончил движения, когда распахнулись дверцы и из салона выпрыгнули двое.

Один с дубинкой, другой с жезлом.

Послышалось: «Стой!» — и Вик побежал еще быстрее. Добежал до крайних домов. Не сбавляя скорости, нырнул в переулок. Таких в одноэтажном пригороде Семигорска полно. Длинные и узкие, они тянутся многие километры: пересекаются, кружат и петляют между как попало разбросанных домов, создавая лабиринт развилок и ответвлений. И выводят в конце концов в самые неожиданные места.

Преследователи завернули следом — Вик отчетливо слышал сзади топот подкованных ботинок полицейского по брусчатке. Узкий, как желоб, переулок вел вора. Слева монолитом возвышался высокий бетонный забор каких-то складов, справа мелькали приземистые строения, огороженные живой изгородью. Шипастый кустарник — та же колючая проволока! — не имел ни единого прохода, а форсировать его напрямую означало бы полностью лишиться одежды вместе с кожей.

Подошвы скользили по мокрому гладкому камню. Время от времени на пути возникали гигантские лужи, больше похожие на небольшие озера, и Вик скакал по ним, поднимая фонтаны брызг и разгоняя мелкую волну. К тому же забор складов шел уступами, и переулок постоянно поворачивал, забирая влево. Беглец едва удерживал равновесие на крутых поворотах.

Сердце бешено колотилось в груди, дыхания опять не хватало. Горячий пот заливал глаза, смешиваясь с холодными струями дождя. Однако погоня не отставала. Преследователи не видели тягуна, его скрывали бесконечные повороты, но сзади раздавались невнятные выкрики, в содержании которых не приходилось сомневаться.

Внезапно забор кончился, и тут же началось длинное кирпичное здание в два этажа. На первом окон не было совсем, на втором — узкие бойницы, а не окна, забранные к тому же решетками. Проход между забором и зданием Вик сгоряча проскочил, и возвращаться уже не было никакой возможности.

Но впереди он разглядел: здание заканчивается, из-за него выныривает другой переулок, образуя что-то вроде перекрестка. Живая изгородь плавно загибается вправо, а в ней — у самого поворота, понад землей — открывается едва заметный узкий лаз. Перед лазом привольно разлилась очередная огромная лужа.

Вик не раздумывал ни секунды. Используя разбег, оттолкнулся посильнее и прыгнул, нырнул рыбкой, едва успев выставить руки, — хлопнулся животом по жесткому дерну, шлепнул ногами по луже — и проехал по мокрым стеблям, как на санях с горки, прямо в спасительный лаз! Обдирая одежду, осаживая локти и колени…

Проскочил недлинный тоннель в кустарнике и замер. В шуме дождя приближались, отчетливо грохотали по брусчатке кованые башмаки. Замерли где-то недалеко, забормотали приглушенные голоса: гончие потеряли дичь и решали, как быть. А потом звук шагов стал удаляться.

Вик выдохнул.

Он лежал в относительно сухой и по-своему даже уютной норе среди кустов. Выжидал, вслушивался, восстанавливал дыхание. Но и разлеживаться было некогда, время таяло. Покряхтывая и ругая вполголоса контролеров, ищеек, лужи, грязь и все на свете, Вик начал выбираться. Носить в себе чужой витакс можно было еще минут сорок. Не более.

5

Дождь начался как-то сразу и сильно. Полдня набухал в серых, низких, стеной ставших тучах, но не торопился, выжидал. С силами собирался, влагу копил. А потом как прорвало, и потоки воды хлынули на город. На Центральный район: разноцветные, праздничные, яркие, как новогодние елки, башни; на аллеи, бульвары и площадки для отдыха между ними. На цветники, фонтаны и беседки. Магазинчики всех мастей, паркинги, салоны красоты и фитнес-клубы.

Ливень свободно гулял по проспекту Развития, что расположился чуть дальше на востоке: банки, офисы, супермаркеты. Косой стеной повис над куполом Собора. Заливал промзону и предместье. Осень в Семигорске скучная пора — холодный ветер, дождь, слякоть и грязь. Даже на выложенных плиткой аллеях Центра — слякоть, даже на гладких тротуарах проспектов — грязь. И ледяной дождь с ветром в Фуфайке и предместье.

Эту квартирку Софья снимала в Центре, как раз в одной из разноцветных башен. Ничего себе гнездышко — две комнаты (а больше пока и не надо), превращенные стараниями модного дизайнера в образец вкуса и символ благополучия. Все стильно, органично, дорого. Не сама, вообще-то, снимала — платил за комнаты Залеский.

Софья смахнула с полировки небольшого изящного столика несуществующие пылинки, расставила приборы, протерла бокалы. Ужин на двоих, легкий и с хорошим вином. Для повышения тонуса…

Всех своих любовников она называла по фамилии. Даже в минуты близости, мешая жаркий шепот с хрипловатыми вскриками, — по фамилии. Говорила, что, мол, это такой особый шик, на самом же деле считала искренне — большего эти кобели не заслуживают. Всем им нужно одно, и они это имеют, но и Софья назначает свою цену.

Вот только в последнем пункте случилась оплошность. Череда мужчин, призванных вывести ее к заветной цели, длилась без конца, но надежд никто так и не оправдал. Сверстники перестали интересовать Софью еще в школе. Она рано начала встречаться с парнями старше себя: тянулась к сильным, дерзким, не признающим правил и ограничений. Парни оценили симпатичную пацанку со свободными взглядами на жизнь и развитой грудью, при случае пользовались ее доступностью, но посвящать в свои дела не торопились. Да Софью и не интересовало, как добывают они витакс и деньги. Ей был важен результат.

А результат повторялся с завидным постоянством один и тот же: одного взяли на горячем, другой пустился в бега, а этого — ну, помнишь, со шрамом на скуле? — убили на прошлой неделе. Парни появлялись и исчезали, Софья оставалась у разбитого корыта. Со временем ойа стала умнее: от молодежной безголовой среды, где в первую очередь всегда ценилась необузданная лихость, отошла. Стала подбирать партнеров старше и умнее. Опытнее. В итоге появилось вот это гнездышко.

Вазочка с фуа-гра и поджаренные чесночные тосты. Как раз к красному вину. Поставила на стол и усмехнулась скептически: всего-то паштет из гусиной печенки, а поди ж ты — фуа-гра! Дребедень полная, но Залескому нравится. А кто платит, тот девушку и танцует…

Гнездышко, гнездышко… Квартирка, конечно, уютная, но не об этом мечталось. Виделась будущая жизнь яркой, бурной, насыщенной светскими раутами, заграничными поездками, интересными встречами. Если шопинг — то в Париже, если отдых — так в Испании! И такая жизнь существовала — рядышком, только руку протяни.

Огромные номерные счета в ви-банках: бесконечная жизнь, безграничные возможности, абсолютная свобода. И роскошь, и положение в обществе: исполнение любых желаний! Где оно все? Похоже, девочка, слишком много ты читаешь глянцевых журналов. «Лафа», «Витакс-новости», «Поспешай!» — вон они, лежат на журнальном столике, отсвечивают обложками. После такого чтения ни о чем другом и помыслить нельзя, кроме как о жизни бессмертных.

Так, теперь ветчина. Нет, не ветчина — хамон! Из Испании, с сочащимися соком ломтиками дыни… Дыня там должна быть, правда, какая-то особая. Ничего, Залескому сойдет и такая, тоже не ахти какой гурман. Эх, какую ветчинку мама готовила, пальчики оближешь…

Родители Софьи были заурядными формалами. Прикупали витакс понемногу, собирали по крохам долголетие. Тряслись над каждой единичкой. Завели счет в ви-банке и все планы строили: вот, мол, скопим состояние, начнем другую жизнь. А потом мама заболела — тяжело, безнадежно, и счет ее по страховке опустел очень быстро. Встал вопрос о дополнительных вливаниях, но отец отправил супругу в муниципальную клинику и наотрез отказался переводить необходимый витакс из семейных запасов. Практически дал ей умереть — с чистым сердцем и незамутненным взглядом. «Семейный витакс, он будет и твоим тоже, деточка…»

После этого Софья, к тому времени уже частенько не ночевавшая под родным кровом, окончательно ушла из дома. Тут и началась череда мужчин, снимавших ей квартиры, клявшихся в любви, обещавших золотые горы. Весь мир будет у твоих ног! Были они и круче, и опытнее тех сорванцов, что кружили Софью в дни нежной юности, но все опять возвращалось на круги своя — арестован, скрывается, убит. Менялись люди, менялись квартиры, а мир блестящих возможностей пребывал в той же недосягаемости, как и во времена мечтательного девичества.

Она оглядела стол. Еще трюфели, салат «Цезарь» (из ближайшего ресторана, Залеский все равно в салатах ни бум-бум), красное полусухое. Его любимое. И зажечь свечи…

Залеский. Инженер лаборатории по исследованию ви-такса концерна «Партнер». А концерн — лидер в развитии ви-технологий, не просто так. Что Софья собиралась с него получить, она сама пока отчетливо не представляла. Но понимала — хватит шальных связей, всех этих авантюристов, ковбоев, брутальных мачо с их пламенными речами и наполеоновскими планами. Пора заняться солидными людьми, с крепким положением и перспективой. И перспектива эта, вполне понятно, лежит рядом с витаксом. А тут куда уж ближе — ведущий инженер крупнейшего концерна, этакого мастодонта ви-технологий! Интуиция подсказывала — может здесь выгореть что-то интересное. Нужно только не торопиться…

Пропел дверной звонок. Софья поспешила в прихожую, на секунду задержалась у зеркала: темные волосы, зачесанные на одну сторону наподобие крыла птицы, шея — пока без морщин. Они, предательницы, как годовые кольца на срезе дерева. Но пока — нормально, кожа белая и ухоженная. А глаза чуть шальные, с пляшущими чертенятами. Все, от чего мужчины теряют голову.

Она распахнула дверь.

— Я соскучился!.. — с порога бросился обниматься инженер. — Думать ни о чем не могу, все валится из рук!..

— Да-да, Залеский, — успокаивающе промурлыкала Софья, слегка отстраняясь. — Все будет, но вначале сними плащ, пожалуйста. Вот тапочки. И давай поужинаем, я проголодалась в ожидании.

— Конечно! — бодро откликнулся любовник. — Я тоже голоден!

Залеский поедал деликатесы, не очень-то обращая внимание на то, что попадает ему в рот. Засовывал пищу крупными кусками, энергично жевал, запивал благородным французским вином, точно пиццу банальным пивом. Софья поглядывала на него, пригубливая из бокала: средний во всем — во внешности, в одежде, да и в постели тоже. Культура — так и вовсе ниже среднего: простоват, лоска никакого. Но вот способности…

Как человек предусмотрительный, Софья, прежде чем знакомиться, навела о Залеском справки. Верный человек подсказал — а связи у Софьи имелись обширные, — что инженер ведет сейчас самое перспективное направление в исследованиях витакса. Решение было принято, а дальше все покатилось по обкатанной технологии. Приворожить и приручить Залеского оказалось делом нехитрым.

Сейчас Софья вновь прикидывала, не промахнулась ли. Широколицый, глазки маленькие, нос пипкой. Веснушки и тридцатилетний возраст. С возрастом как раз все в порядке, и с жалованиьм тоже. Не скуп чрезмерно, на гнездышко и цацки всякие подбрасывать будет, но и на локомотив, который сможет привезти ее в сияющий мир мечты — мир бессмертных, — нет, не тянет.

Неожиданно вспомнился Витька Сухов, единственный мальчишка из класса, на котором порой задерживался взгляд.

Гордый, независимый, всегда с собственным мнением по любому вопросу. Честный, смелый, благородный Вик! Но главное — с такими же шальными глазами, как и у нее самой. Тот бы вывез куда угодно. Господи, сколько лет прошло после школы — семь? А ведь после выпуска они не виделись ни разу…

— …представляешь? — с набитым ртом заканчивал тем временем «локомотив» некую мысль.

— Извини… — Софья слегка коснулась пальцами виска. — Немного болит голова. Наверное, из-за этого несносного дождя… Что ты сказал?

— Я говорю, меня повысили, дорогая! — прожевав, жизнерадостно повторил Залеский. — Был я, ну, кто? — один из разработчиков. Вел направление, так их у нас в лаборатории несколько. А теперь — начальник отдела компактизации оборудования для сбора и хранения витакса! И это только за портативные конденсаторы нового поколения!

— Да? Поздравляю! — светски поддержала беседу Софья. — И что за конденсаторы?

— О, это нечто, Сони! — Бьющий через край энтузиазм инженер подкрепил кусочком пикантного сыра из Швейцарии, который зацепил пальцами с тарелки. — Сейчас как: резервуары для хранения витакса содержатся в подземных бункерах. Должен тебе сказать, это очень внушительные сооружения. Там, конечно, объем дай боже, на десятки тысяч лет, но и размеры — огромные залы! А если нужно перевезти субстанцию из одного пункта в другой? Это ж совсем другие габариты! До последнего времени максимум, что мы могли себе позволить, — канистра на пятьсот лет, и та выглядит как здоровенный неподъемный чемодан. А меньше только боксы на десять-пятнадцать лет. И все, это предел! Теперь же — ты не поверишь! — небольшой кейс, с какими ходят клерки, а внутри двести пятьдесят лет жизни! Представляешь?!

— Действительно, — рассеянно улыбнулась Софья, — впечатляет. И оклад твой теперь?

— Ну… — самодовольно потупился инженер, — мы сможем съездить в отпуск в горы. Вдвоем. Например, в швейцарские Альпы — отличный сервис, классные отели, лыжи… Это круто!

Действительно круто, подумала Софья. А Швейцарию не иначе сыр навеял. Эх, Залеский, если ты и локомотив, то тащишь не туда. Не по тому маршруту.

— Обожаю Альпы. — Сказала так, будто проводила там каждый сезон, и любовник купился.

— Я понимаю, Сони, тебя этим не удивишь, но до отпуска могут появиться и другие возможности. — Залеский подался через стол. — Мы заканчиваем уникальную разработку… — Он перешел на шепот, будто в комнате были посторонние и кто-то кроме Софьи мог услышать его слова. — Портативный привод для съема витакса! Представляешь?! Это ж революция в сфере купли-продажи! Аналог ви-клети размером с чайное блюдце. При контакте с полем начинает перекачивать витакс в заданном количестве. Долой чеки, жетоны, векселя и расходники, все прочие бумажки на витакс, которые сегодня в ходу. Которые можно подделать, фальсифицировать, украсть, потерять и прочая, и прочая! Да такое и происходит сплошь да рядом — и теряют, и крадут. А тут — пришел, сбросил походя сколько нужно единичек — и свободен! Хоть деньги получай, хоть еще что…

— Действительно, — призывно улыбнулась Софья, — удобно. Ты у меня такой умный, Игорь.

Редкое обращение по имени означало крайнюю степень доверия и знак к переходу ко второй части вечера.

— Я в душ, — проворковала она, вставая из-за стола. — Как-нибудь потом еще расскажешь мне про ваши изобретения? Это так интересно!..

— Конечно! — Залеский сглотнул, но не оттого, что во рту была пища. Бархатные обертоны в голосе Софьи вызывали у него совершенно непроизвольные физиологические реакции. — Я расскажу тебе все интересное, что у нас творится. Только не плещись долго, не томи…

Софья благосклонно кивнула и улыбнулась — подождешь, чем больше разогреешься, тем активнее будешь в постели. И что-то стоящее мелькнуло в рассказе инженера, что-то зацепило в этом хвастливом перечислении трудовых побед и достижений. Ну и ладно, успеется. Главное, не спешить…

6

Вик выбрался из норы. Преследователи — полицай с контролером — сбились со следа, а ищейка, как видно, остался в машине. Не захотел бегать по грязи, обувь пачкать. Хотя понять его можно, свою задачу он выполнил — цель указал, а дальше дело гончих: загнать и повязать. Но не сложилось на этот раз. А на таком расстоянии и эксперт его локализовать не сможет.

Патрульные пошли куда-то в южном направлении — значит, ему на северо-восток. К ближайшему автобусу, и в город. Нужно срочно сбрасывать добычу, иначе чужой витакс начнет перетекать в собственное поле, переполнять его, растягивать. Ничего хорошего в таком случае не будет. Это в клети адаптированный витакс реагирует с полем по принципу «ключ в замок» и ассимилируется. А «сырое переваривание» чревато самыми неприятными сюрпризами. Бывало, в результате этого процесса становились инвалидами, никакие подпитки потом не помогали. А бывало — лишались жизни.

Вик бережно нес свое тело по скользкой глинистой тропинке. Только что кульбиты крутил, прыгал по лужам, что твой орангутанг, но сейчас чувствовал — время гимнастических упражнений прошло… Ресурс организма выработан, и выносливость — даже его феноменальная выносливость — на пределе. Только-только добраться бы до места.

Он вышел к разбитой дороге. В предместье машины редкость, но ему повезло. Не успел подумать, в какой стороне искать автостанцию, как из-за поворота вырулил древний мотоцикл «Иж» с коляской. Абориген предместий в дождевике с островерхим капюшоном уверенно правил своим нещадно тарахтевшим аппаратом в нужном Вику направлении. На поднятую руку отреагировал, остановил раритет, но, разглядев, что Вик весь в грязи и мокрый насквозь, сажать пассажира в люльку не торопился.

Однако сотенная решила вопрос, и скоро тягун убедился, что мотоцикл в условиях предместья, да еще в такую погоду, самый выгодный вид транспорта. Там, где автомобиль — если только это не вездеход — непременно застрял бы в жидкой грязи, абориген на своем древнем байке, выписывая замысловатые петли, уверенно преодолевал раскисшую хлябь.

Вик трясся в люльке, крепко ухватившись за стойку, стиснув зубы, чтобы не растерять их на ухабистой дороге, и прикидывал, где бы ему сбросить витакс. Обычно он сдавал добычу в неприметном кафе «Шесток», где хозяином был Валерка Безменов. Вик знал его со времен бесшабашной юности, когда и прилипло прозвище «Шестопер» к драчливому и отчаянному парню. Удар его набитого кулака был действительно сравним с ударом страшной шипастой дубинки.

С тех пор много воды утекло. Шестопер остепенился, обзавелся собственным кафе, а в тайнике задних помещений установил клеть и бойко скупал ворованный витакс. Вик договорился с Валеркой и на этот раз, но теперь первоначальный план летел к черту. «Шесток» далеко, на другом конце города, почти у Центра. Добраться туда тягун просто не успевал. Зато рукой подать до известного адреса: неказистого домишки, по внешнему виду которого в жизни не скажешь, что здесь могут взять витакс..

Абориген, услышав адрес, кивнул, и скоро они подъехали к нужному месту. Кособокое строение с ветхой верандой, чердаком под протекающей крышей и ставенками с облупившейся краской посреди захламленного, заросшего двора. Справа, в глубине, — сарай, чуть дальше запущенный огород. Никому и в голову не придет, что здесь нашли прибежище высокие технологии. Тем не менее это было так.

В подполе стояли новейшей конструкции ви-клеть и банковские канистры длительного хранения по пятьсот лет ви-такса каждая. А в неказистом с виду, но крепком и добротном. изнутри домике и в сараюшке-развалюшке (что тоже было сплошной видимостью) — боевики с автоматами. Потому что была это территория Грома, командира отряда Неукротимых. И база была его — обустроенная и защищенная.

С тех пор как люди начали интенсивно обмениваться и торговать витаксом, мир будто спятил. Он и раньше не был идеален, этот мир. Где вы видели истинную демократию и по-настоящему равные возможности для всех? Но теперь изменилось отношение к самому понятию «жизнь».

Каждый, кто имел деньги, активно скупал витакс. Ни ценные бумаги, ни недвижимость не шли в сравнение с купленным долголетием. Вновь образовавшиеся ви-банки открывали номерные счета, на которых скапливался витакс на многие тысячи лет жизни. Таких держателей называли бессмертными, и это было недалеко от истины.

Другие увидели в продаже собственных годочков чудесную возможность поправить финансовое положение. Ну действительно, если находятся охотники продать почку — одну из двух — или долю печени (не говоря уже о донорах крови), то почему бы не обменять на деньги несколько лет собственной жизни? Особенно если ты молод, здоров и старость с ее немощью и болезнями кажется полной абстракцией. Уделом других, чужих, несчастливых людей, не имеющих к тебе никакого отношения.

Доходило до абсурда: появились чудаки, предпочитавшие существовать за счет регулярной сдачи витакса. По принципу: проживу коротко, но весело. Таких называли коровами, и Вик не понимал их логики. Хотя спросите любого, крепко подсевшего на иглу наркомана — загадывает ли он себе долгие лета?

Здравомыслящие граждане — разумное большинство — сохраняли традиционные денежные сбережения и открывали, наравне с этим, скромные счета в ви-банках. Они называли себя формалами: тщательно следили за здоровьем, регулярно сканировали поле и видели в накоплении витакса возможность продлить жизнь и обеспечить старость.

Криминал занимал в новом мире собственную нишу, и тут было все понятно. Однако нашлись и другие: те, кто делал из сложившегося положения вещей трамплин во власть. Иногда, почитывая газеты, Вик не мог сдержать смешка: политики перекачивали витакс со счета на счет десятками и сотнями тысяч единиц. Какому тягуну такое по силам?!

Партия Ограничителей существовала вполне легально. Программа их декларировала абсолютный контроль над распределением витакса государством (или специальными народными комиссиями). Ограничители ратовали за создание социальных фондов по типу пенсионных — для помощи больным и престарелым, за ограничение коммерческого оборота витакса и многое другое. Были у этих идей сторонники, были и противники, но внутри партии выделилось крайне левое крыло — Неукротимые.

Эти ребята стремились решать вопросы силовыми методами: формировали бригады боевиков, совершали налеты на ви-хранилища, не брезговали грабежами и вымогательством, но трясли исключительно держателей крупных ви-счетов. В том числе, активно скупали витакс у тягунов. Платили даже более щедро, чем теневые перекупщики, но и контакты с Неукротимыми несли в себе риск куда больший, чем отношения с обычными барыгами. Госбезопасность нещадно выслеживала членов группировки и с ними не церемонилась.

Вик относился к экстремистам спокойно. Некоторые их методы не признавал и осуждал, другие считал благородными. Лично знал несколько тяжелобольных людей, получающих поддержку из копилки Грома. Он и раньше сливал здесь добычу, хотя лишний раз в гости к боевикам старался не попадать. Однако сейчас другого выхода не было. Гром оказался ближайшим владельцем клети, в какое-либо другое место вор уже просто не успевал.

Тягун вылез из мотоциклетной коляски, водитель тут же дал по газам и скрылся в пелене дождя. В ближних домиках если не знали, то догадывались, какие опасные соседи расположились под боком, и любопытства не проявляли: ни одна занавеска не колыхнулась на окнах. Вик приблизился: на совершенно деревенского вида калитке красовался современный домофон. Нажал кнопку и произнес условленную фразу.

Вышел мрачного вида жилистый мужик, лишь слегка прикрывающий полой плаща обрез замечательного калибра. Глянул хмуро и кивком головы показал, мол, следуй за мной. Мужика так и звали — Мрачный, они были знакомы, и поэтому никаких дополнительных паролей не потребовалось. Вообще же, Неукротимые неукоснительно соблюдали конспирацию.

Внутри избушка имела вполне жилой вид. Просторная комната, у стены письменный стол с компьютером и ворохом каких-то бумаг, над столом полка с книгами. Гром слыл человеком не только грамотным, но и образованным. В другом углу комнаты высились двухъярусные нары на четыре лежанки, стоял стол для еды, рядом буфет с посудой и шкаф. Везде чистота и почти армейский порядок. У стола сидел сумрачный человек и прихлебывал что-то из алюминиевой кружки.

Мрачный прошел и сел с ним рядом. Вик не сомневался, что на чердаке вполне может находиться пулеметный расчет, а в неказистом сарайчике — вооруженная до зубов боевая тройка. Да и те, что сидели за столом, были людьми непростыми. Опасными они были людьми, и это чувствовалось.

Гром сидел у письменного стола с раскрытой книгой. Какие уж там материи изучал командир революционной бригады: может, социологию, а может, физику поля и его составляющих (с него станется!), но выглядел он как вожак банды моторизованных хулиганов. Двухметрового роста детина в кожаной куртке-косухе, с гривой спутанных волос, перетянутых ремешком, шикарными бакенбардами и грубоватым, но по-своему красивым лицом. На звук шагов Гром развернулся вместе со стулом, закинул ногу за ногу и закурил сигару.

— Ну, заходи. — Предводитель одного из самых опасных отрядов Неукротимых смотрел выжидательно. — Давно не виделись. С чем явился?..

— Витакс возьмешь? — сдавленно просипел вор. Держать добычу стало невыносимо: еще немного, и начнутся процессы ассимиляции — витакс стоял уже в глотке.

Гром оценил ситуацию мгновенно:

— Мрачный, открывай подпол, наш гость на сносях! Зови Опера! Пусть разрешит беднягу от бремени…

Тут же невесть откуда появился парнишка в пиджачке, по виду недоучившийся студент. Мрачный юркнул за нары, открыл врезанный в пол люк, и они всей гурьбой — Опер, Мрачный, Вик — скатились по лестнице в подвал.

— Плата по обычным расценкам! — успел крикнуть вдогонку предводитель.

Операция прошла быстро и без потерь. Клеть у подпольщиков была отлаженная и самой последней модели. Вик освободился от витакса и наконец-то вздохнул свободно. Оказалось тридцать единиц, Мрачный тут же расплатился.

Наверху Гром налил Вику пива в высокий стакан.

— Хороший куш, — глянул он вприщур на бледного тягуна. — Ты ловкий вор, Вик. Обычно твои собратья сбрасывают до двадцати единиц — тринадцать, семнадцать, и это считается богато. А ты тридцатку как с куста! Издалека тащишь?

Вик коротко поведал о своих приключениях. Не видел смысла скрывать, да и хотелось после пережитого напряжения похвастать хоть перед кем-нибудь удачной операцией.

— Вот я и говорю, — покивал Гром. — Ловкий ты парень и умелый. Предлагаю потаскать витакс мне. Не барыгам этим вонючим сдавать, хапугам ненасытным, а мне. Пойдет твой хабар хотя бы на благое дело.

— Это ты что ж, на службу меня нанимаешь, что ли? — усмехнулся Вик. — Может, жалованье начнешь платить? Или по дружбе…

— У меня не служба! — оскалился Гром. — Сюда люди сами приходят, по велению сердца. Справедливости искать. Уж извини за высокие слова… И дружбу я с ворами не вожу, ничего общего у нас с вами нет и быть не может. Просто изменить пока ситуацию не могу — некогда с вами, блатными, возиться. Есть задачи посерьезнее.

— Понятно. Слыхал, недавно чьи-то хлопцы прихватили одного из функционеров фракции Умеренных. — Вик невинно посмотрел в глаза главаря. — Тот вроде взятки витаксом брал. Высосали до донышка, а тело на автобусную остановку выложили. С припиской: мол, вор, и воровал у своих. Это куда как серьезно…

— Правильно сделали, — спокойно парировал Гром. — И чужого больше не возьмет, и краденое вернул.

— Так я ж тоже вор, — развел руками Вик. — Сограждане мне минутки жизни своей не в дар преподносят, не продают даже — сам беру.

— Потому и не будет между нами никогда дружбы, тягун, — заключил экстремист. — Придет время, и с вами разберемся. Но пока хоть какая-то польза…

— Лучше останемся при своих, — примирительно выставил ладонь Вик. — Вы сами по себе, я сам по себе.

— Смотри, не ошибись в выборе. Чтоб поздно не было, — значительно выговорил предводитель Неукротимых с внешностью байкера. — Но моя клеть для тебя открыта. Обращайся.

Через десять минут замызганный пикап покинул промокший насквозь дворик. Гром посылал Опера в Центр по каким-то своим надобностям, и тот любезно согласился подбросить Вика. А еще спустя недолгое время вор покинул машину недалеко от Сосновой улицы. Пять минут хода, и показалась знакомая пятиэтажка, где он вот уже полгода снимал квартиру. Подъезд с раздолбанной дверью: никаких домофонов, никакого металла — небрежно, полосами крашенная фанера.

Вик взялся за дверную ручку.

— Привет, тягун, — вдруг послышалось сзади.

Он обернулся рывком, готовый ко всему. В двух шагах стоял тот самый парень с вокзала: которого он видел у ларьков, который пытался преградить ему путь бегства. И чье присутствие неудобно кололо под ложечкой, наполняло нутро острым чувством опасности — ищейка! ищейка рядом! Стоял с насупленным и злым выражением лица.

Еще там, на перроне, в чертах преследователя мелькнуло что-то до боли знакомое, зацепило сознание, но было не до того: на тягуна открыли охоту, лица и спины мелькали как в калейдоскопе, а парень был среди загонщиков. Но теперь…

— Бас?! — ошарашенно выпалил Вик.

Лицо парня, хмурое и неприветливое, начало неудержимо меняться: удивление сменялось узнаванием, потом проступила радость — и вновь удивление. Хлопнули ресницы за круглыми очками — вместо злобной ищейки на вора смотрел счастливый добрый пес. Только что хвостом не вилял.

— Вик?.. — протянул он.

— Вот так встреча, дружище… — озадаченно заключил вор.

7

Пустырь за домом привлекал неимоверно, притягивал как магнит. Что в сравнении с ним постные развлечения в городском парке? Да еще за руку с мамой — к пруду близко не подходи, упадешь в воду; на качели не лезь, свалишься; далеко не отходи, потеряешься. И так на каждом-шагу…

То ли дело пустырь: заброшенное, свободное пространство, поросшее дикими кустами в рост человека. Во всяком случае, восьмилетнего Витьку эти заросли накрывали с головой. И между упругих стеблей здоровенные валуны, покатые и холодные. И желтые плиты известняка с неровными, щербатыми краями. Здесь здорово было прятаться: залечь между камней, выбрав местечко, где ветви опускаются пониже к земле, — ни за что не найти! А разведчику того и надо: скрытность, незаметность, умение пользоваться рельефом местности.

Посреди пустыря развалины то ли сарая, то ли гаража: с провалившейся крышей и дверью, повисшей на одной петле. Внутри сумрачно и прохладно даже в летний солнечный день, и пахнет пылью и прелью. По углам полусгнившие ящики, рухлядь деревянная, кем-то брошенный разбитый пылесос и сломанный торшер. И куча мест, где при желании можно сделать тайник. Чуть разгрести многолетнюю пыль, вложить в ямку важное донесение или приказ и замаскировать сверху так, что совсем незаметно.

А немного в стороне проржавевший остов легковушки без колес. Дверцы открываются с пронзительным скрежетом, сиденья продавлены, но чудом сохранились руль, рычаги и педали. Потому можно сесть на водительское место и порулить, понажимать на газ и на тормоз, переключая передачи. Правда, втыкается ручка всего в два положения, но это не страшно. Звук мотора чудесно получается голосом — и взрыкивание на старте, и гудение, и надсадный вой высоких оборотов, когда авто летит по автостраде на полной скорости.

Не хватает только закадычного дружка Баса.

Витька с сожалением глянул в манящие просторы пустыря и припустил к дому. Бас жил на втором этаже, как раз под его квартирой. И выйти товарищ уже должен был минут как десять. Да вот все не шел. Витька выбрал камешек — маленький, кругленький, как раз по руке. Меткий бросок, негромко звякнуло стекло. В окне появился размытый силуэт, помахал рукой — сейчас, мол, бегу уже.

Бас выскочил как всегда растрепанный и запыхавшийся. Кудлатая голова и вечная улыбка делали его похожим на веселого щенка. Витька знал: у Баса больное сердце, мама запрещает ему мотаться по пустырю. Боится, что сыну станет плохо во время игры, что он простынет или подвернет ногу, но кто же слушает маму, когда друг ждет и впереди увлекательные путешествия в иные миры. Например, на необитаемый остров — с его пиратами, тайнами, картами и сокровищами. Или в непроходимые дебри Южной Америки или Африки: сражения со страшным людоедским племенем, львы, бизоны, ядовитые змеи. И конечно же, спасение прекрасной принцессы.

Принцесса в их играх присутствовала всегда, но незримо. Лишь образ ее.

— Я книжку прочитал! — первым делом выпалил Бас. — Вот!

Он протянул Витьке растрепанную книженцию, где на потертой суперобложке некто с квадратной челюстью, в скафандре и с огромным блестящим пистолетом в руке прикрывал собой томную красавицу в облегающем платье.

— «Приключения капитана Скаута»! — продолжал друг. — Второй сезон уже! Знаешь, как он дрался на планете Ауэрбан?! Гангстеры гнались за прекрасной Наяной, наследной принцессой Плагин. И шпионы Конвента Трех Планет им помогали, все были против капитана! А он заманил их в район трущоб Катанга, и давай из бластера — бах! бах! бах!..

Витька покрутил книжку в руках.

— Ну и что? Будем опять гонять в гангстеров и галактическую полицию? Так было уже, неинтересно…

— Нет, — покладисто согласился друг. — В гангстеров не будем. Но потом капитан Скаут вместе с Наяной улетел на планету Хаос. Страшно далекую, необитаемую и неизведанную, и жили они там целый год! Пока помощник капитана Драган не вытащил их на своем спейс-скутере! И там было такое!.. — Бас даже глаза закатил от предвкушения.

— Ага! — оживился Витька. — Так мы будем исследовать Хаос?

— Точно! — обрадовался Бас. — Вик, ты будешь капитаном корабля-разведчика, а я твоим штурманом…

— А что сам капитаном не хочешь? — усмехнулся Витька.

— А боязно, Вик, — растерялся Себастьян. — Ты сильный и смелый, а я тебе помогать буду! Вместе мы всех одолеем!

— Да ладно, — смилостивился Витька. — Капитаном так капитаном. Где наша не пропадала…

Так развалины на пустыре превратились в планетарную базу. Из ящиков, что поцелее, мальчишки оборудовали пульт управления. Торшер стал антенной дальней связи, пылесос — энергетической установкой. Самому разному хламу нашлось применение и звучное название. Остов автомобиля преобразился в космический корабль, на котором астронавты прибыли на поверхность Хаоса. Заодно на нем можно было полетать над планетой. Ведь это так просто — представить себе, что в багажнике установлен мощный двигатель на ядерном топливе.

Вик и Бас были счастливы. Каждый ни минуты не сомневался, что враждебная планета будет изучена и покорена, трудности преодолены, прекрасная Наяна спасена, а опасности лишь закалят отважных первопроходцев. И порукой тому были верность и дружба.

— Ну а Наяной у нас будет?.. — посмотрел Вик на Баса.

— Соня, конечно, — улыбнулся Бас Вику. — Жалко, что она не ходит с нами на пустырь…

В комнате на четвертом этаже стандартной панельной пятиэтажки, на приличном, недавно купленном кухонном столе гордо установилась бутылка недешевого коньяка. А также салями на блюдце и лимон — все, что нашлось на скорую руку. Оправившись от первого изумления, Вик затащил друга детства к себе.

Вполне приличное жилье: просторная комната, в одной половине которой поместились кровать и минимум мебели, включающий самое необходимое. Другая же была превращена в мастерскую художника. Мольберт, кисти, краски. У стены стоял почти законченный холст, стоял так, чтобы свет из окна падал прямо на него.

Портрет девушки с узким лицом и чуть вздернутым носиком. Темные волосы зачесаны на одну сторону, будто крыло птицы. Большие серые глаза смотрят дерзко и насмешливо: кажется, еще миг, и она рассмеется в лицо зрителю — звонким, будоражащим смехом.

Проходя мимо картины, Бас будто споткнулся, сбился с шага, но не остановился. Только пробормотал как бы невзначай: «Рисовать, значит, не бросил? А что, похоже…»

Потом сидели, вспоминали прошлое, не сводили друг с друга глаз. О дне сегодняшнем пока молчали, хоть и витал он в воздухе. Присутствовали где-то рядом и незримо — и вокзал, и предместье, и погоня.

— А помнишь, в восьмом классе? — улыбался из-за рюмки коньяка Себастьян. — Этот длинный, из девятого «Б»… Что он тогда про Соньку сказал?

— Да не про Соньку, а про нас, — хмыкнул Вик. — Сказал, что мы с тобой для нее молокососы. Мол, нечего таким шкетам крутиться возле такой девчонки. Ох, и накинулся же ты на него! Храбрый пудель Артемон… Думал, порвешь дылду на куски.

— Ну да, тот был вдвое выше и в полтора раза шире. Если б не ты, покалечил бы, наверное. Ты всегда был мне другом, Вик. Куда потом делся? Поехал учиться и пропал — ни весточки, ни звонка.

— Так получилось, Бас. — Виктор пригубил коньяк, пососал лимон. — Мы ж с мамой вместе уехали, если помнишь. К дядьке. Тот маму все звал, мол, с работой помогу, сына в художественное училище устрою. Ну и поддержу в первое время. А на деле все оказалось враньем. Я этого дядю Славу век не забуду. Деньги за проданную квартиру забрал, дескать, ему еще отец был должен, а нас выгнал за порог, будто бездомных собак. Как хотите, так и живите. Что делать? Возвращаться смысла не было — жилье продано, устроиться некуда. Сняли комнату. На экзаменах я провалился, а мать слегла…

— Возвращались бы! — горячо воскликнул Бас. — Мы б вам помогли, чем смогли. Не чужие же!

— Именно что — чем смогли, — невесело усмехнулся Вик. — Сами-то не больно богато жили, еще и нас с матерью тянуть. Нет, обратной дороги не было. Устроился разнорабочим на фабрику. Платили гроши, на лекарства для мамы не хватало, на витакс тем более. Еле перебивались. Короче, умерла мама через полгода. Хоронил ее муниципалитет.

Бас смотрел в стол, Вик — на оконное стекло, по которому барабанил дождь. Тишина повисла в комнате — между бутылкой конька и портретом. Между прошлым и настоящим, сказанным и невысказанным. Между вором и ищейкой.

— И остался я один. — В голосе Вика прозвучала застарелая тоска. Потом спохватился: — Твоя-то мать как?

— Жива. Побаливает, как все пожилые люди, но пока держится.

— А твое сердце?

— Тоже не фонтан. Без витакса не протяну. Но, пока мне выдают казенный, жить можно. Паек, так сказать…

И вновь неловкая пауза.

— Ну да… — протянул Вик. — А у меня так и вышло: об учебе пришлось забыть. За один только вступительный экзамен нужно было отдать тогдашний мой годовой заработок. Ходить вечно в работягах тоже не хотелось. А потом жизнь повернула по-своему. Способности открылись…

— Так и у меня — способности, — тихо проронил Бас. — Что делать будем, дружище?

— Ходить по разным сторонам улицы, — так же негромко ответил Вик. — Дружить, встречаться, пропускать по рюмочке — с удовольствием. Только в нерабочее время. А в рабочее — у тебя свой заработок, у меня свой.

— Не получится, — невесело улыбнулся эксперт. — Когда-нибудь обязательно окажемся на одной стороне. Этой самой улицы.

— Ты можешь сдать меня прямо сейчас… — криво усмехнулся вор.

— Не могу, — качнул головой эксперт. — Во-первых, ты сейчас чист, я же чувствую. С балансом у тебя наверняка все в порядке. Во-вторых, я бы и там, на вокзале, если бы сразу узнал, полиции тебя не сдал бы. Но и отпускать каждый раз, отводить глаза, обманывать своих — прости, Вик, не смогу…

— Ты можешь дать мне график своих дежурств, — предложил вор, и непонятно было — шутит он или говорит всерьез. — Клятвенно обещаю в твои смены на охоту не выходить.

— Меня поднимают по тревоге без всякого графика. — Эксперт оценил предложение как шутку и не принял ее.

— Как ты вообще оказался около моего дома? — неожиданно заинтересовался Вик. — Я ведь оторвался там, в предместье. Ушел, возвращался кружной… очень кружной дорогой. Неужели чутье привело?

— Наверное, дружба виновата, — улыбнулся Бас еще печальнее. — Слышал я тебя, Вик. Где-то на пределе возможностей, но чувствовал. Как будто зудело что-то в груди… Кружил, кружил по городу — и притопал в конце концов…

— Тебе с такой-то чувствительностью полиция двойное жалованье должна выплачивать, — сморщился тягун. — Хорошо, я подумаю, как лучше сделать. А это значит, скорее всего, мне придется уехать. Жаль, хотел в родном городе пожить. А то и обосноваться надолго…

— Пойми меня правильно, Виктор. На мне мать, да и сам я… того. Без службы не протяну. Я ведь больше ничего не умею, кроме как чувствовать вас, тягунов.

— В том-то и беда, дружище, что и я ни к чему другому не приспособлен. Только тянуть.

8

Залеский ушел рано утром. В концерне с этим было строго, да и новая должность обязывала. Софья нежилась в постели и прокручивала в голове вчерашнюю беседу. Значит, новые конденсаторы. И портативные приводы, заменяющие ви-клеть, устройство громоздкое и неэлегантное. Здорово, конечно, ввел такой привод в поле человека — и качай витакс, сколько влезет! Да только кто ж на такое согласится?!

Ерунда все это. Ну, станет удобнее работать банкирам и приемщикам. Может, еще каким-нибудь специалистам, связанным с витаксом, ну и что? Однако жизнь приучила ее к простой мысли — там, где появляется что-то новое, другим пока неизвестное, наверняка есть возможность поживиться. И сейчас, лежа в расслабленной позе, женщина крутила новость так и этак. Ведь вчера мелькнула какая-то мысль, намек, будто проблеск на воде.

Утреннюю негу прервал телефонный звонок. Оказалось, это Алка, старая подружка и неимоверная сплетница, но Софья всегда отвечала на звонки. Всякая информация, даже если это слухи и хроника полусвета, имеет свою цену. Подруга с ходу, в пулеметном темпе принялась сообщать новости: кто с кем спит, кто поменял машину, кто купил особняк. А вот тот, помнишь, толстый и важный, — продулся в пух и прах на бирже. Софья слушала вполуха, иногда вставляя междометия и короткие реплики для подержания беседы, пока в словесном потоке не мелькнуло нечто любопытное.

— Представляешь, — тараторила в трубку подруга, — моего вчера обокрали! Нет, ну представь — всего-то прошел от офиса до машины, там метров двадцать будет, и на секунду заглянул в цветочный павильон. Цветов мне купил — шикарный букет роз — ярко-алых, мой любимый цвет! — ты же знаешь, как он меня любит! Так вот — павильон, машина, а когда ко мне приехал, на личном счету на пятнадцать единиц витакса меньше…

Под «моим» Алка подразумевала своего нового любовника. Встречалась они чуть больше месяца, но пока подруга была довольна — денег на цацки папик не жалел.

— Может, ошибка? — вяло поинтересовалась Софья. — Напутал твой со счетом, да и все дела?

— Что ты? — ужаснулась в трубку подруга. — Ты не знаешь, какой он аккуратист! Все записывает, везде учет и контроль. Так что никакой ошибки — тягун, представляешь! Да как ловок, собака! Это значит, пока мой котик в павильон заходил и до машины шел, с него пятнадцать дней и сняли. Вот сволочи, когда уже их всех пересажают!

— Тягуны — неистребимое явление наших дней, — усмехнулась Софья. — Одних ловят, другие появляются. А что, у твоего котика последние денечки стащили?

— Ну, ты даешь! — обиделась Алка. Стала бы я с ним возиться, если б у него на счету только и было, что пятнадцать единиц! Там еще кое-что осталось… — голос подруги стал масленым.

— Вот и славно, Алунчик, передавай привет своему котику, — закруглила разговор Софья. — И вообще, не теряйся, звони.

— Ага, от тебя привет передашь, а там глядь — котик уже вокруг твоей ноги трется. Шутка. — Алка нервно хихикнула. — Ладно, увидимся.

Через минуту Софья была на ногах. Когда этого требовали ее интересы, она могла тратить на утренний туалет и макияж минимум времени. А еще через сорок минут элегантная молодая дама заняла столик в маленьком уютном кафе, что славилось своими бесподобными пирожными. Светлый дорогой плащ она небрежно бросила на спинку стула. В волосах, зачесанных на одну сторону, бликовал мягкий свет бра. Заказав фирменный бисквит и кофе, женщина рассеянно поглядывала на редких в это дневное время посетителей.

Спустя десять минут к ней присоединился плотный мужчина в сером плаще, с грубым малоподвижным лицом.

— Ты с ума сошла, Соня, — прогудел он низким прокуренным голосом. — Днем у меня полно дел, еле вырвался на десять минут. Что за срочность?

— Извини, Тихон, — мило улыбнулась Софья. — Ты же знаешь, свои прихоти я не умею откладывать на потом.

— Если бы кто-нибудь из моих подчиненных увидел меня в подобном заведении, был бы крайне удивлен, — усмехнулся мужчина и обернулся к официантке: — Рюмку ликера…

— Что, и жену с дочкой в пирожницу не водишь? — лукаво прищурилась Софья.

Собеседник только скривился:

— Да раз в месяц это приходится делать. Малышка обожает сладкое. Но что тебя заинтересовало на этот раз? Ведь не вкусы моей дочери или тем более жены…

— Тягуны, — просто ответила Софья. — Меня интересуют тягуны.

Мужчина, старший инспектор регионального отдела ви-контроля, удивленно вздернул толстые брови:

— Что же ты хочешь узнать? В газетах. об этом пишут достаточно.

— В газетах пишут всякую чушь, при этом о неких абстрактных преступниках, что тянут витакс у честных граждан из поля. А я хочу познакомиться с конкретным человеком…

— Бог с тобой, Соня, зачем тебе это нужно? — Инспектор одним махом выпил свой ликер. — Ты правильно сказала, это преступники. Насколько я знаю, крутые парни тебя уже не интересуют.

— В данном случае считай это моей причудой. Хочется чего-то остренького…

— Блажишь, девочка, — усмехнулся Тихон. — Лучше назначь встречу мне. В приватной обстановке. Я по тебе скучаю.

— Почему бы и нет, можно и встретиться. Только вначале выполни мою просьбу. — И посмотрела тем особым обещающим взглядом, который неизменно приводил мужчин в трепет.

— Вообще-то, это не так просто, — вздохнул инспектор. — Тягуны — особая воровская каста. Они не работают группами, даже парами. Каждый волк-одиночка, контакты с посторонними людьми ограничены почти до нуля. Очень осторожны.

— Ти-и-ша, — протянула Софья, — не набивай себе цену. Не хочешь же ты сказать, что твое ведомство не владеет информацией по действующим тягунам?

— Здесь действительно интересная ситуация. — Инспектор даже призадумался на несколько секунд. — Конечно, мы знаем конкретных людей. Все дело в том, что взять тягуна можно только во время охоты, когда он ухватил и тащит добычу. В остальное время это обычные, даже законопослушные граждане с идеальным балансом и легальными счетами в ви-банках. Потому и приходится возиться с ищейками, без них тягуна за руку не поймаешь. А эксперты сплошь да рядом не слишком приятные личности — капризные, высокомерные, чутьем этим своим кичатся, будто даром господним. — Тихон поморщился. — Но деваться некуда. Поэтому у нас есть списки лиц, подозреваемых в тягачестве, но предъявить мы им ничего не можем. До поры. Только присматриваем, ждем своего часа. Все они в оперативной разработке. Как я тебе отдам такого человека?

— Грсподи, Тихон, — улыбнулась Софья и добавила зова в шалых своих глазах, — меньше всего мне хотелось бы влезать в эти ваши оперативные игры, искусные комбинации и прочий шпионский бред. Выслеживайте, ловите на здоровье, привлекайте этих своих ищеек. Но какого-нибудь завалящего тягуна мне отдай… Ну, чтоб не очень нужен был, что ли. Только, чур, настоящего! Без дураков! — И рассмеялась задорно.

— Когда-нибудь я лишусь из-за тебя места, — пропыхтел старший инспектор. — Но черт с тобой. Есть один, залетный. Вообще-то, парень уроженец нашего города, но долго пропадал где-то, а вот не так давно объявился. И в качестве тягуна. Его пока сильно не крутили, присматриваемся. Так что можешь познакомиться. Зовут его Виктор Сухов, для своих Вик. Трется в «Шестке», это пивной бар на Почтовой. Фото и адрес смогу дать позже…

— Не надо адреса, — улыбнулась Софья, — найду.

— Ты его знаешь? — насторожился Тихон.

— Не бери в голову, Тиша, — еще ласковее улыбнулась женщина. — Найти какого-то Вика в баре «Шесток» не такая уж проблема. Что их там, десятки? Да с моими-то талантами. — Теперь улыбка стала лукавой. — А для нашей встречи время подбери, чтобы на контактах с агентами не отразилось. — И снова звонко рассмеялась. — Не пожалеешь.

— Нет, все-таки ты бесовка! — ухмыльнулся старшина контролеров. — Когда-нибудь я лишусь из-за тебя не должности, а головы…

Он ушел в предвкушении тайного свидания, а Софья откинулась на стуле. Вон как получилось — Витька! Только ведь вспоминала, вот и говорите после этого, что нет на свете предвидения и провидения. Вик и Бас, неразлучная пара друзей. И оба были в нее влюблены, она-то знала. Девчонки начинают разбираться в таких вещах очень быстро, с молодых соплей.

Бас все вздыхал, посматривал украдкой, но подойти боялся. В драки из-за нее лез, даже если противник был и старше, и сильнее. Смешно… А Вик, тот гордый был. Видел, Софья кружит со старшими мальчишками; на них внимания не обращает. Потому тоже держался в стороне, посматривал искоса. Все из-за гордости этой своей. Только за дружка своего Себастьяна мог горло порвать кому угодно. И старшие, крутые и понтовые, побаивались Витьку, старались понапрасну с ним не связываться.

Лишь один раз подпустила она к себе Витю. На выпускном вечере, куда и идти-то вначале не собиралась — что там делать? — но все же пошла. Все-таки одиннадцать лет вместе, прощание-расставание, все такое. Тогда она думала, что знает свою судьбу наперед, в будущем успехе не сомневалась. И когда пошли выпускники по устоявшейся традиции гулять по берегу Змейки — рассвет встречать, романтика, то се, — отстали они с Виком от основной группы подвыпивших одноклассников. Теперь уже бывших одноклассников, да какое это имело значение!..

Завалил бы он ее прямо в пыльные кусты — всю такую красивую и чистую, в новом бальном платье. Голову совсем потерял, кинулся как зверь, но она уже опытная была. Уже знала, как надо: и быстренько, в три поцелуя приручив, дала — аккуратно, у деревца, не помяв и не испачкав нового платья. Почти обыденно, но в памяти почему-то сохранилось по сей день…

А он, когда взял свое, посмотрел странно. Уже рассвело, все было видно хорошо, и взгляд этот царапнул Софью.

С тех пор они больше не встречались. Каждый шел своей дорогой, а теперь, похоже, дорожки вновь пересекаются. Ну что ж, давай повидаемся, Вик. Мой славный Вик. Храбрый, дерзкий, несгибаемый Вик.

9

Капитан Антон Зауер внешне не слишком походил на начальника линейного отдела полиции. Небольшого росточка, узкий в плечах, лысоватый, он смотрелся скорее бухгалтером или мелким клерком. Но подчиненные ему сержанты — гренадерского роста, поднаторевшие в беге по пересеченной местности: по рельсам, шпалам и вблизи движущихся тепловозов, между пакгаузов и депо, по насыпям и в колючих зарослях зеленки, — знали, что это только видимость.

Зауер начинал постовым полицейским и службу понимал. Сам не раз вступал в рукопашные схватки с мародерами и грабителями, погоны свои заслужил ногами, кулаками и головой, потому считал себя вправе требовать с подчиненных по полной программе.

— Почему ушел тягун? — шипел он на Петра, пригорюнившегося на батарее отопления. Двухметровый сержант молчал и смотрел в пол, пытаясь чертить носком казенного сапога замысловатую фигуру на потертом линолеуме.

— Господа, вопрос ко всем присутствующим, — повысил голос капитан, крутанувшись на сто восемьдесят градусов. — Как такое могло случиться? Вчера вы благополучно провалили операцию, поэтому сегодня, будьте любезны, разберем полет.

Бас немного опоздал и сейчас присел в уголке. Отсюда хорошо просматривался стол капитана: с телефонным аппаратом, заваленный какими-то папками и документами, и сам капитан, напряженный, как тетива боевого лука. Двое других полицейских, участники остальных пар, сидели у стены и тоже прятали взгляды. Судя по всему, разнос шел нешуточный, хотя на свой счет Бас не слишком волновался — бездумно разглядывал схемы стрелкового оружия, которыми были увешаны стены кабинета и в которых он все равно не разбирался.

Положение эксперта в таких случаях оказывалось двойственным. С одной стороны, Баса к работе привлекла служба ви-контроля. Привлекла как вольнонаемного служащего и, будучи работодателем, по логике являлась как бы и начальством. Однако контролеры никогда не посещают разборы операций. Их и сейчас ни одного в отделе не было. Сидят в своем офисе, соблюдают собственные интересы, а на вокзале появляются только под конкретные акции.

Ответственность же за поимку тягунов лежит на полиции. И показатели требуют с них. Поэтому и не любят линейные полицаи контролеров. Если вора взяли, те норовят лавры успешной операции приписать себе. Но при неудаче, как, например, вчера, делают вид, что они здесь ни при чем.

Экспертов это тоже касалось, хотя и в меньшей степени. Ровные деловые отношения Баса с полицейскими именно этого участка были скорее исключением, чем правилом. Гораздо чаще к ищейкам относятся не слишком приветливо, и виноваты в этом в первую очередь они сами. Слишком гордятся своим чутьем, своей особой ролью в ловле тягунов. Многие причисляют себя к контролерам и потому смотрят на ребят в полицейской форме свысока. Другие просто хотят казаться незаменимыми специалистами и относятся к остальным участникам операции как к тупым исполнителям. Все это не способствовало развитию теплых отношений, но в полиции все же понимали, что поймать тягуна без ищейки практически невозможно.

Бас держался полицейских: ходил на их «разборы полетов», участвовал в совещаниях, поддерживал отношения. Считал своим рабочим местом участок, а в офис контролеров ходил только за жетонами на витакс. И до сих пор у него это получалось, но сегодня события неожиданно начали развиваться совершенно в другом направлении. Зауер прошел мимо понурившихся подчиненных и стал перед Басом.

— В первую очередь я спрашиваю вас, Себастьян, — вперил он в переносицу Баса взгляд своих водянистых глаз. — Что помешало взять воришку?

Вопрос был поставлен, по крайней мере, некорректно. Эксперт не ловит тягуна, он лишь вычисляет и указывает объект оперативной группе. Не его дело гоняться по перронам и насыпям, оврагам и буеракам, зарослям и вокзальным помещениям. И по предместью в том числе.

— Я локализовал объект, — пожал плечами Бас. — Даже организовал преследование за пределами вокзала. Что вы еще от меня хотите?

— Я хочу иметь положительный результат, — холодно отчеканил капитан. — Вы указали направление бегства объекта, но мои сотрудники его не обнаружили. Имеется в виду заключительный этап.

— Не совсем так, — даже слегка опешил эксперт. — Преследование велось в режиме визуального контроля объекта. Да черт возьми, капитан, ваши ребята гнались за беглецом по пятам! Откуда мне знать, как тягун ушел, — спросите у них!

Если быть точным, гнались Петр с контролером. Двое других из здесь присутствующих в погоне не участвовали. Но молчали все, и Петр в том числе.

— Да, сержант начал преследование, но на определенном этапе потерял объект. Вопрос следующий: почему вы не присоединились к группе захвата?

Это было уже слишком. Никогда раньше захват преступника не вменялся в обязанности экспертам. Этим извечно занимались полицейские с контролерами. За что, кстати, и получали жалование вдвое больше, чем эксперты. Что-то случилось, понял Бас. Или грядет проверка из центрального управления, или у Зауера хромают показатели. А может, при плохоньких показателях ждут проверку. И боятся. Капитан явно ищет козла отпущения и, похоже, нашел его в лице Баса.

— Позволю себе напомнить, господин Лагерь, — между тем шипел полицейский начальник, зловеще понизив голос и склонившись к Басу, — это уже второй прокол за неделю. Не много ли ошибок за столь короткий срок?

Это было правдой. Предыдущего тягуна тоже упустили, и тоже не по его, Баса, вине. Себастьян четко локализовал объект, но в тот раз неожиданно заспорили полицейский и контролер. Вместо того чтобы броситься в погоню, эти двое начали препираться: преследовать ли беглеца по путям или двинуть через депо в обход. В итоге время было упущено, вор скрылся.

Все эти подробности были отлично известны Зауеру. Он даже пытался надавить на контролеров: мол, что же это вытворяют ваши сотрудники! Но слушать его в управлении ви-контроля не пожелали. Заявили: со своими сотрудниками мы разберемся сами, а вы, капитан, лучше следите за своими. Так зачем же Зауеру вспоминать сейчас этот случай, не имеющий к последней акции ни малейшего отношения?

— У каждого в группе свои обязанности, — попытался вернуться к основной теме Бас. — Я свою работу сделал…

— У меня складывается иное мнение, — не дослушал капитан. — Вы не довели начатое до конца. Если бы вы присоединились к погоне, то могли бы постоянно направлять загонщиков. Дичь не ушла бы.

Доля истины в этом была, хотя подобное никогда раньше не практиковалось. Так Себастьян и ответил — не было еще, мол, такого, чтоб эксперты за тягунами гонялись. Спрашивайте со своих людей: где были остальные пары, например?

— Со своими людьми я разберусь, — отмахнулся Зауер. — Но я почему-то уверен, что вы в любом случае не побежали бы…

Опа-на! Так он на мое сердце намекает, понял Бас. Конечно, к тому времени когда фургон догнал электричку и все они увидели спину Вика, бегать он уже физически не мог. Слишком много сил отняли события на вокзале. И что ж теперь, Бас виноват во всех грехах? Или такой эксперт уже не нужен?

— Так что получается — я вам не нужен? — спросил он капитана в лоб.

Тот слегка замялся, но тут же вновь уперся взглядом Басу в переносицу:

— Я вынужден поставить вопрос о вашем неполном служебном соответствии. Пусть решение принимает руководство совместно со службой контроля.

Означало это одно — Себастьяна могут легко выкинуть на улицу. Если полиция откажется от эксперта, контролеры наверняка поддержат, не захотят портить отношения. Хрупкий паритет между двумя ведомствами диктовал целый ряд тонкостей и нюансов: отдел ви-конроля готов платить экспертам витаксом, но не желает включать их в свой штат. Полицейским эксперты нужны, но свои промахи, которые всегда случаются в любом серьезном деле, они с радостью готовы свалить на ищеек.

И не поможет, что людей со способностью чувствовать тягунов не так много. Найдут кого-нибудь другого, заодно спишут еще ряд провальных операций на плохую работу уволенного эксперта. Отчитаются перед начальством. А возможно, уже и есть кандидат на его место. Кто-то. из своих, кого продвигает Зауер. Тоже реальный вариант.

Для Баса это означало лишиться постоянной гарантированной подпитки. А заодно и лекарств, которые он покупал на жалованье. И пока найдешь другое место… И не везде еще нужен больной эксперт, если он не может гоняться за дичью наравне с загонщиками.

Бас посмотрел на Петра. Неплохой ведь парень, неужели ничего не скажет в поддержку?

Петр молчал. Еще и закурил, давая понять — он устраняется от разговора. Ясно, своя рубашка, точнее мундир, дороже. По всему выходило, ребята обо всем договорились еще до его прихода.

— Знаете, капитан… — протянул Бас и вдруг испугался, что похож сейчас на разобиженного мопса, и потому закончил даже резче, чем собирался: — А подите-ка вы все к черту! На вашем участке свет клином не сошелся. Найду местечко и потеплее, и посытнее…

— От души вам этого желаю, — усмехнулся Зауер.

Точно, вопрос уже решен. Причина неудачи найдена и оперативно устранена. А только что перед ним разыграли необходимую интермедию. Соблюли приличия.

Себастьян вышел, хлопнув дверью.

10

Было время, когда старшеклассник Витька Сухов водился с ватагой подростков не самого примерного поведения. До откровенного криминала дело не доходило, но и развлечения ребят приличными назвать было трудно. То драка с соседним районом — команда на команду, стенка на стенку. То разборка на танцах в трехэтажном клубе на Сосновой (ныне закрытом: выкупил какой-то мажор, но так ничего путного в огромном помещении и не придумал, стоит теперь покинутый и заколоченный) — с самодельными кастетами и велосипедными цепями.

Случались и более мирные варианты. Например, удрать летом на реку с ночевкой, не сказавши никому ни слова. Пусть взрослые потом хватаются за сердце и бегают, не зная, куда и кому звонить, где искать любимых детей. Это все было по тем временам нормой поведения.

А Шестопер был тогда еще не. владельцем бара и подпольного обменного пункта, а Валеркой Безменовым, таким же пареньком, только чуть постарше и чуть посерьезнее остальных. И дружба их началась странно — с пистолета. Однажды Валерка отозвал Вика в сторонку, оглянулся воровато и вытащил из-за пазухи «Макаров» с потертым воронением.

— Видал? — ухмыльнулся он с видом бывалого гангстера и покачал оружие на ладони. — Настоящая пушка;..

— Ого! — подался к нему Вик. Любой мальчишка в этом возрасте неравнодушен ко всяческим стреляющим штукам, пусть это даже обычный самопал. А тут… — Дашь посмотреть?

— А чего на него смотреть, — с деланной ленцой усмехнулся Валерка. — Пойдем лучше, опробуем машинку в действии.

Почему Безменов выбрал и пригласил пострелять Сухова, неизвестно, но случилось так, как случилось. Они пошли на крутой берег Змейки, речки, огибающей Семигорск, отошли подальше от порта. Установили банки из-под колы и пива и начали пробовать оружие.

Занятие увлекало. Ах, как вздрагивал от сухого щелчка выстрела пистолет в руке! Лязгала затворная рама, выбрасывая горячую гильзу, пели пули, выбивая фонтанчики из речного песка! И разлетались разноцветными сплющенными комками банки при попадании…

Валерка напускал на себя важный вид, поучал: «Ствол должен стать продолжением твоей руки, а полет пули — продолжением взгляда, парень…» И где слов таких нахватался! Вычитал ведь где-то, Витька и сам читал что-то похожее, только не мог вспомнить, в какой книжке.

Да, было время, Шестопер почитывал книги. Это уже потом отошел он от оружия и стал рукопашником. А еще позже начал скупать ворованный витакс. И совсем перестал читать, разве что бюллетени тотализатора.

Сейчас Вик смотрел на старого товарища и с улыбкой вспоминал детство. Шестопер занимался любимым делом барменов всего мира — перетирал бокалы за стойкой: до блеска перетирал, до уже совершенного невозможного сияния, и улыбался в ответ. От этого морщинки лучились от глаз и крыльев носа — вниз, к острому подбородку. На гладко выбритом черепе отражались огни разноцветных бра, установленных на витрине между бутылками со спиртным.

— Так чем тебе дома не глянулось? — спрашивал Шестопер, подливая Вику пива.

— Обстоятельства… — отвечал Вик, рассеянно глядя в пустой зал.

Большой популярностью среди местных алкоголиков заведение не пользовалось. Да и существовало не для этого. Помещение не блистало оригинальностью интерьера, да хозяин к этому и не стремился. Несколько простых столиков под не слишком свежими скатертями, пластиковые стульчики, жалюзи на окнах, опущенные круглые сутки, — защита от нескромных взглядов. Цветные бра для создания хоть какого-то уюта. Но в заднем помещении, если пройти мимо двери с изображением писающего мальчика, открывалась еще одна — глухая, без всяких обозначений. За ней находилась ви-клеть с канистрой длительного хранения.

Присматривал за всем этим хозяйством Роберт, правая рука Шестопера. Бывший профессиональный боксер, первая перчатка города в тяжелом весе. Он же следил за тем, чтобы чужие и любопытные в бар не шастали. Поэтому ходили сюда чаще по делу и только свои. Те, кому вход был открыт.

— Обстоятельства, — повторил Шестопер за Виком и вздохнул. — Я тебя за язык не тяну, надо — значит, надо. От меня что хочешь?

Вик только что поделился с ним планами на жизнь — мол, уезжаю. Объяснять подробно ничего не собирался, да и требовать объяснения в этих кругах считалось плохим тоном. Но кое-что ему от Шестопера было действительно нужно.

— Документы, — сказал тягун. — Сам понимаешь, на новом месте буду начинать с чистого листа.

— Без проблем, — пожал плечами бармен. — Семьсот монет. Паспорт и чистый сертификат от ви-контроля.

— Что, цены поднялись? — неприятно удивился вор. — Вроде недавно в триста-четыреста укладывались?

— Поднялись, — согласился скупщик витакса. — Сейчас эту сферу другие люди контролируют. Цены установили новые, торговаться, естественно, не будут. Нравится — бери, нет — иди с миром. Я на этом, поверь, ничего не навариваю…

Или почти ничего, подумал Вик, но таких денег все равно не было. Он собирался сдержать слово, данное вчера Себастьяну. Шесть месяцев, что он провел в родном городе, немалый срок для тягуна. Люди его профессии долго на одном месте не задерживаются. Стараясь сбить ви-контроль со следа, они меняют города, имена, образ жизни. Покупают новые сертификаты — документ, в котором отражены операции с витаксом. Вик не сомневался, ориентировка на него у контролеров и полиции наверняка уже есть.

Другое дело, что было желание поднакопить деньжат и завязать с тягачеством. Именно здесь, в городе, где родился и вырос. Поменять съемную квартиру на собственную, купленную в приличном доме. А то и вовсе приобрести небольшой домик в предместье, цены это позволяли. Пройти курс в какой-нибудь платной студии, у хорошего мастера, и стать наконец художником. Законопослушным гражданином, добывающим хлеб насущный без риска и постоянной угрозы угодить в тюрьму.

Однако с воплощением замыслов как-то все не складывалось: Деньги не держались, утекали сквозь пальцы. В последнее время он начал привыкать к комфорту, и делать сбережения не удавалось. Зато неплохо получалось делать долги. И время уходило, будто за спиной стоял собственный незримый тягун, постоянно потягивающий день за днем, месяц за месяцем.

Теперь еще Бас. Вик знал друга: при всей своей несерьезной, даже смешной внешности, он мог быть упрямым и слово свое держал. И был Себастьян прав в главном — бегать от него долгое время в условиях Семигорска не удастся. Город небольшой, обязательно столкнутся еще раз, и чем тогда закончится встреча? Бывали случаи, тягуны убивали ищеек. Редко, только если уж совсем припрет и выхода другого нет, — но иногда такое происходило. Вик сам однажды оказался на грани: к счастью, кровью он себя тогда не замарал, но сложись обстоятельства чуть-чуть иначе, и кто знает?

Только это никак не относилось к Басу — другу детства. На него и рука не поднимется. А вот Бас может сдать его полицейским. Даже сам того не желая — просто выполнит свою работу. Укажет объект, а там — привет, это я, твой старый друг Витя…

Но суммы, которую озвучил Шестопер, у Вика не было. Полученные от Грома деньги он тут же отдал — был должен. Теперь, даже если продать обстановку квартиры, все то немногое, что есть, — не хватит. И что дальше — еще раз сходить на дело? Типа, последний раз. Взять максимально, скинуть тому же Шестоперу, у него же взять документы…

Все это не нравилось Виктору. Все получалось как-то впопыхах. Непродуманно.

— Я подумаю, — буркнул он, отодвигая недопитое пиво. Легко спрыгнул с высокого табурета у стойки и направился к выходу.

— Заходи, если что… — раздалось вслед. — Всегда рад тебя видеть…

Сегодня погода баловала Семигорск. Тучи, непременные спутники последних дней, наконец-то разошлись. Выглянуло солнышко, по-осеннему нежаркое, но приветливое. Город, выполосканный дождями, казался спокойным и умиротворенным.

Почтовая — улица типичная для Фуфайки. Тихая, сплошь застроенная типовыми пятиэтажками — ни банков, ни офисов. Один в один с Сосновой, где снимал комнату Вик. И в этот дневной час была она такой же пустынной. Прошагает по своим делам редкий прохожий, занятый по макушку собственными мыслями. Проскочит автомобиль, фыркнув выхлопными газами. И снова тишина.

Высоченные, почти полностью облетевшие уже тополя задумчиво смотрели на это сонное царство. Им было по сто лет, они многое видели и помнили, но никому ничего не рассказывали.

На фоне привычного монотонного пейзажа спортивная машина, припарковавшаяся в некотором отдалении, выглядела ярким чужеродным пятном. Приземистая, с изящными обводами, сияющая лакированными боками и хромированными деталями, она невольно притягивала взгляд, будто принцесса, по случайности зашедшая в дворницкую.

Вик тоже обратил внимание на шикарное авто, но мельком — голову занимали свои мысли. Каково же было его удивление, когда автомобиль коротко просигналил, а потом еще и мигнул фарами. Тягун невольно оглянулся — кому подает знак это сверкающее чудо? Но на улице, кроме него, никого не было. На лобовом стекле играли блики, рассмотреть того, кто сидел за рулем, не удавалось, но человек был в авто один. Вик подошел, не забывая контролировать ситуацию вокруг. Тут же распахнулась дверца, что от сиденья рядом с водительским. Вик склонился…

И уперся в светлые глаза — шальные, будто наполненные вызовом, а может, готовые насмешливо рассмеяться в любой миг. Темные волосы, зачесанные на одну сторону наподобие крыла птицы, волной стекали на воротник элегантного плаща. Она выглядела еще привлекательнее и желаннее, чем в годы ушедшей молодости, и под сердцем екнуло, словно поймал невзначай шальную дозу витакса.

— Хорошая машина, — нейтрально сказал он.

— Хозяйка еще лучше, — улыбнулась она. — Садись, не укушу.

Вик устроился на сиденье. Вдохнул запах салона: дорогая кожа и ее духи — терпкие, волнующие.

— Здравствуй, Софья. Ты почти не изменилась.

— Здравствуй. А ты стал другим. Я же вижу. Был дерзкий и честный мальчишка, а сейчас — мужчина. Сильный и уверенный в себе. Ты уверен в себе, Вик?

И заглянула в глаза. Как тогда, после единственной их близости, будто проверяя эффект.

Вик отвел взгляд.

— Кто сегодня в чем может быть уверен. Тем более — в себе самом…

— Женщины любят уверенных мужчин, Вик. Сколько мы с тобой не виделись? Семь лет?

— Да, именно столько. — Он не смотрел на Софью, глядел в окно. — Ты нашла меня для этого? Спросить, как давно мы не встречались?

— Почему бы и нет? — рассмеялась она в ответ. — Разве одноклассники не могут встретиться, поговорить, вспомнить былое?

— Долгое время тебе это было не нужно. С чего вдруг сейчас?

— Считай, ностальгия. Сентиментальное путешествие…

— Извини, — оборвал он. — Я не верю в твою сентиментальность.

— Я и говорю, — вздохнула Софья, — мужчина. Сильный и жесткий. Может, такой ты мне и нужен…

— Значит, все-таки нужен? — взглянул он искоса.

— А женщина вообще нуждается в мужчине, — ответила Софья, и что-то новое прозвучало в ее голосе. То ли горечь, то ли затаенная тоска. — В опоре, в надежном плече, на которое можно переложить в трудную минуту свои печали. Уж прости за банальность. Это заложено в нашей природе.

— Семь лет ты находила опору без меня. И, как видно, преуспела. На таких машинах разъезжают немногие.

— Это все мишура, Вик. — Софья откинулась на сиденье и побарабанила пальчиками по рулю. — Что машина? — железка. Сейчас есть, завтра — нет. А спроси, счастлива ли я? Ты ведь тоже пропал после школы. Воспользовался девушкой — и ни слуху ни духу.

Упрек попал в цель. Тогда, после всего случившегося, его мучили сомнения: порядочно ли он поступил с Софьей? Может, она рассчитывала на что-то большее, чем мимолетный секс? И самому себе отвечал — нет. Он видел ее глаза, чувствовал — его одарили милостью. Позволили отведать лакомого тела — может быть, из снисхождения, может, из любопытства, но не более. Не было там ничего — ни любви, ни нежности, ни истинной страсти. Хотя что он знал тогда о любви и что знал о страсти…

— Молчишь? — прервала паузу Софья. — Ты ведь не думал обо мне, правда?

— Так сложилось… — с усилием выдавил Вик. — Мы уехали…

— Хотя бы вспоминал?

Вик не нашелся, что ответить. Первая любовь, ее разве забудешь? Но и говорить об этом сейчас не хотелось.

— Значит, вспоминал, — рассмеялась Софья. — Тогда есть предложение. Поедем сейчас ко мне. Посидим, расскажешь, как жил. Угощу хорошим вином. Ну, хоть на это я имею право?

— Вино, это хорошо, — вздохнул Вик. — Это сейчас лишним не будет.

Мощный двигатель завелся с пол-оборота, машина рванула с места.

11

Сбылись самые худшие ожидания Себастьяна: Зауер таки подал рапорт в управление. Списал на Баса все последние неудачи отдела, оправдался перед начальством и теперь мог чувствовать себя относительно спокойно в преддверии любых проверок, или что там у них намечается…

И отдел ви-контроля повел себя предсказуемо — отказал в продлении контракта. Одно решение автоматически повлекло за собой другое. В итоге Бас остался без работы. Третий день он курсировал по городу в поисках нового заработка. Спасибо, хоть контролеры выдали выходное пособие, в том числе и жетонами. Еще два дня он сможет заправляться витаксом — будто машина топливом, с невеселой усмешкой подумал бывший инспектор, а потом?

В нескольких частных агентствах, занимающихся охраной от тягунов, ему отказали. Причина везде была одна: извините, вы нездоровы — пожимали плечами вежливые менеджеры по отбору персонала. В частных охранках не рассчитывают на помощь полиции, все делают сами — выявляют и преследуют объект, задерживают, сдают в службу контроля. Отсюда и требования: молодость, здоровье, физическая сила. Это помимо чутья, разумеется… А больные сотрудники, пусть даже с уникальной способностью выявлять тягунов, здесь не нужны. Впрочем, чего-то подобного Бас и ожидал.

Та же история повторялась и в крупных супермаркетах. В одних штатные единицы ищеек были уже заняты, в других таковые и вовсе не были предусмотрены. Приходите на распродажи и презентации! — повторяли в один голос молодые мужчины в дорогих костюмах и с аккуратными прическами. На подобных мероприятиях экспертов всегда не хватает, мы будем очень рады видеть вас в эти дни!

Но подобные предложения предполагали аккордную оплату за разовую работу. О постоянной подпитке витаксом здесь и речи не шло. Бас знал ищеек, перебивавшихся случайными заработками. В городе действительно довольно часто происходят самые разные события, собирающие толпы людей: от премьеры нового фильма до ярмарки меда, который привозят пасечники даже с отдаленных хуторов. Если внимательно отслеживать все эти события, держать нос по ветру и везде успевать, можно жить и с таких доходов.

Но только в том случае, если витакс не нужен тебе ежедневно. Если ты здоров и можешь без потерь дождаться следующего приглашения. А как раз этого Бас себе позволить не мог. Витакс нужен был ему как воздух.

Этими горькими рассуждениями начался первый безработный день Баса. На Беговой, у ви-пункта, под рекламным постером, зазывавшим на Канары. Тогда он заправился на жетоны, полученные от контролеров в виде отступного, и прикинул перспективы, наметил план действий. И сейчас, на исходе третьего дня безуспешных поисков, когда все сложилось в соответствии с самыми неприятными предположениями, ноги принесли его сюда же. Результат был нулевым, и на будущее сохранялась та же горестная, безысходная нотка — куда податься бедному, больному, никому не нужному эксперту?

Хоть подавай объявление в газету. Слышал Бас, некоторые бессмертные берут на службу собственных ищеек, поле свое берегут. Но попасть к таком боссу штука непростая — нужны связи, рекомендации. А где их взять, не у Зауера же!..

Он печально смотрел на пальмы и море. Эх, далекий сказочный мир! Почему-то ему казалось, что на солнечных берегах нет ни воров, ни ищеек. Люди живут беззаботно, весело и счастливо, не ведая нужды. А тут и пожаловаться некому. Маме лучше вообще ничего не говорить, с ее-то здоровьем. Лучше делать вид, что продолжаешь ходить на службу. Вот только где жетоны брать? Эти-то скоро закончатся…

Стоп, сказал себе безработный эксперт, хоть одного человека он может порадовать случившимся прямо сейчас? Почему бы не вернуть Вику его обещание: уехать и не рисковать встречей со школьным товарищем в роли гончего. Нет больше гончего по имени Себастьян Лагерь. Уж в полицию-то он точно не вернется…

К счастью, друг детства оказался дома. Вик открыл сразу, будто ждал за дверью. Улыбнулся, схватил за мокрую куртку, и втянул Баса в прихожую. Приобнял. За окном опять полоскал дождь: с куртки текло, и на паркете быстро образовывалась небольшая лужица. Стоптанные башмаки эксперта оставляли на полированном дереве грязные рубчатые следы. Но друзья не замечали этого.

— Входи, дружище, — радостно проговорил тягун. — Хорошо, что зашел.

— Да вот… — замялся эксперт. — Проходил мимо, дай, думаю…

— Вот и молодцом. Сейчас сделаем глинтвейн. Обсохнешь, согреешься. Поговорим…

Он помог раздеться, провел в комнату.

— Ты присядь, — указал на диван, — я сейчас…

И тут же направился на кухню: с характерным стуком встала на плиту посудина для смешивания вина и воды, захлопали ящики и дверцы шкафа. Вот, чмокнув, пробка покинула бутылку, и забулькало вино. Зашипел газ в конфорке…

Бас присел на диван и откинул голову на высокую спинку. От всех этих звуков — домашних, уютных, от присутствия Вика, хозяйничавшего на кухне, оттого, что все в этой комнате было так же надежно и приветливо, как и сам хозяин, — стало на душе удивительно спокойно и тепло. Веки отяжелели и прикрыли глаза. Эх, старый друг, и почему так неправильно устроена жизнь?

Вик с приглушенным звоном перемешивал глинтвейн в посудине, потом невнятно поговорил с кем-то по телефону. Бас не разобрал слов — после дня беготни и переживаний он слегка задремал. Тело стало невесомым, ему казалось, он плывет куда-то: может быть, к сказочным берегам? Туда, где теплые волны ласкаются о берег и пальмы кивают ему своими растрепанными головами?

— Эй, Бас, не засыпай! — Голос друга заставил вскинуться, сесть прямее. — Ночь еще не наступила, давай вначале согреемся глинтвейном.

Он внес и поставил перед товарищем дымящуюся кружку. Не бокал, не стакан — именно кружку.

— Пей. Напиток не крепкий, но горячий и со всеми необходимыми добавками.

Глинтвейн головокружительно пах корицей, гвоздикой, имбирем и еще чем-то сладким и духмяным, и Бас не выдержал: расплакался, как ребенок, и вывалил другу все свои горести. Тоску и обиду, жалобу на несправедливость судьбы — как мольбу о сострадании.

Говорил взахлеб, откинув ставшие ненужными очки и размазывая слезы по щекам.

Вик внимательно слушал.

— Выходит, — промолвил он, дождавшись паузы в излияниях друга, — и я руку приложил к твоим несчастьям?

— Да брось, Вик, — отмахнулся Бас. — Не ты, так нашелся бы другой повод. Полицейские использовали удобный случай.

— Значит, — подытожил вор, — такая тебе благодарность за беспорочную службу? Негусто. И что дальше собираешься делать, штурман?

От этого обращения, взятого из далекого детства, из радостных и беспечных детских игр, Себастьян оторопел. Все варианты устройства собственного будущего вмиг вылетели из головы, осталась одна растерянность. И обида.

— Не знаю… — Шмыгнул носом. — Найду что-нибудь…

А Вик уже сидел рядом — спокойный, собранный, надежный.

— Не пора ли о себе подумать, дружище? — спросил он и сам как бы удивился своевременности и простоте вопроса. — На государство ты уже горбатился, результат налицо. Дальше что? Туда тебя не взяли, сюда не берут, там тоже не ждали. Побегаешь, обобьешь все пороги, до которых сможешь дотянуться, — везде откажут. Или накормят туманными обещаниями. А витакс тебе нужен уже сейчас, я правильно понимаю?

Бас кивнул, заглядывая Вику в глаза. Молча ждал продолжения.

— А если я скажу тебе, что есть возможность заработать много и за короткое время? — Тягун отвечал прямым взглядом, смотрел точно в зрачки. — Несколько дней, и ты богат. Деньги, витакс — всего вдоволь. И можно уехать из родного города и начать жизнь с чистого листа…

— Так не бывает, Вик, — невесело улыбнулся Бас. — Мы уже не дети, планета Хаос давно исследована и освоена. Если быстро и много, значит, незаконно. Это аксиома. Или ты нашел в Семигорске золотоносную жилу?

— Нашел, и не спеши отказываться. Ты всю жизнь соблюдал закон, более того — защищал его. Много тебе это дало? Выбросили, как использованный… шприц, уж извини за непоэтическое сравнение. Пойми, Бас, такой, какой ты есть — честный, готовый исполнять долг и служить людям, ты никому не нужен. Сам говоришь — ни полиция, ни ви-контроль тебя обратно не возьмут. С «частниками» дело обстоит еще сложнее. И что, подыхать под забором?

— У тебя есть предложение? — покорно нацепил очки эксперт.

— У нас с тобой есть способности, — отрезал вор. — Уникальные, дающие нам огромные возможности. И ни ты, ни я не можем их использовать с пользой для себя. В первую очередь — для себя! — подчеркнул, как ножом вырезал.

— Мне казалось, у тебя это получается…

— Тебе показалось. Ну, правда, Бас, — что есть тягун? Мелкий воришка, тянущий из поля незадачливых сограждан крохи. А чего стоят эти постоянные переезды? Только мало-мальски обживешься, привыкнешь к месту и людям — подъем! Контролеры на хвосте — хватай мешки, вокзал отходит! Скажу честно, хотел я накопить деньжат со своих нелегальных доходов, бросить ремесло и выучиться наконец на художника. Зарабатывать на витакс и хлеб насущный честным путем. И шиш что получилось! Ни денег, ни долголетия. Тут нужен рывок, а потом… потом можно переписать судьбу.

— Конкретно?

— Появилась возможность тянуть помногу. И сразу на конденсатор. В несколько дней мы насобираем витакса лет по пятьсот. На каждого…

— Все-таки тянуть, — опустил голову Бас. — А я-то надеялся…

— Пойми, у нас нет других возможностей! Я умею только это, ты тоже обладаешь вполне специфическим даром, в других областях мы ничего не значим. Но в пределах своего поля…

— Ладно, — прервал эксперт, — пусть ты сможешь насобирать много витакса, хоть я и не представляю, как это возможно сделать практически, — какова моя роль?

— Мне одному не потянуть, — ответил вор. — Нужно прикрытие, надежный тыл. Ты долго служил в полиции, знаешь экспертов. Сможешь узнать бывшего коллегу в толпе?

— В лицо я их всех знать не могу, но я их чувствую. Та же картина, что и с вами, тягунами, только не так ярко. Звон в ушах, дрожь под ложечкой… Оттенки немного другие, но принципиальной разницы нет…

— Это у каждой ищейки так? — удивился Вик.

— Нет, — усмехнулся Бас, — у кого я ни спрашивал, никто из экспертов подобными возможностями не обладает.

— О чем я и говорю — мы ж с тобой уникумы! Я сразу заподозрил что-то подобное, как только увидел тебя у своих дверей после гона. По всем правилам я должен был оторваться, а ты, эксперт, просто обязан был кусать локти где-нибудь в управлении. А тут — здрасьте!

— Да и я не видел раньше, чтоб тягун столь резво тащил такой большой кусок. Ты тоже меня удивил, командор.

Пришла очередь улыбнуться Вику. Все-таки память о детских играх жила в них обоих неистребимо, и это сближало несравнимо больше, чем денежные или какие-то другие интересы. Они оставались друзьями.

— Ну что, договорились, штурман? — протянул руку Вик.

Но Бас положил сверху свою ладонь и с силой нажал, опуская протянутую руку:

— Нет, Вик. Не договорились. Я так не могу. Не могу против своих…

— Погоди, дружище, — оторопел Вик, — какие они тебе свои? Эти волки выгнали тебя под зад коленом, о чем ты говоришь?!

— Все равно, — покачал кудлатой головой Бас. — Теперь ты постарайся меня понять. Это будет предательство.

— Ты чокнутая ищейка… — растерянно пробормотал вор.

— Наверное. Но иначе не могу. Как я буду смотреть им в глаза?

— Тебе не нужно заглядывать им в глаза, — напористо выговорил Вик. — Они отвернулись от тебя! Сделаем дело, и на все четыре стороны.

— Все равно. Сам-то я буду знать о своем предательстве…

В комнате повисла тишина, и в этой тишине особенно отчетливо прозвенел дверной звонок.

12

Софья волновалась. Когда Вик позвонил и сказал, что Бас у него и что нужно встретиться и все обсудить, она вдруг отчетливо поняла: влезть в это дело будет легко, а вот вылезти?..

После того памятного свидания с Виктором прошло три дня, и все это время Софья пребывала в странном состоянии. Влюбилась, что ли? Подобного она не ожидала, или правду говорят, что менее всего человек знает самого себя? Но откуда иначе эта легкость в движениях, летящая походка и беспричинный смех? Постоянное ожидание чего-то радостного и светлого, будто в детстве накануне праздника.

Словно ей опять пятнадцать и не было прошедших лет; полных потерь и разочарований.

Тогда, сидя в машине и направляясь к гнездышку, она исподволь наблюдала за Виктором. Внешне вроде все тот же Витька: прежние светлые, очень коротко подстриженные волосы, острые скулы, упрямый подбородок. И крупнее, солиднее Витька не стал ни на грамм — сухощавый, легкий, подвижный, словно все еще подросток. Только движения точные и скупые.

Но это только внешне, не стоит обманываться. Изменился парень за эти годы: стал жестче, увереннее, серые глаза смотрят по-другому — вместо юношеской непокорности и дерзости настороженная готовность к действию, к отпору.

Она невольно прикинула возможные перемены на себя — вроде тоже еще ничего, стройность и женская привлекательность присутствуют. Хотя не будем себя обманывать — некоторая тяжесть все же появилась: в бедрах, в попе… С другой стороны, объемная попа женщину не портит. Но того кулачка, упругого и верткого, который так приманивал взгляды и пацанов-хулиганов, и взрослых мужчин, конечно, уже нет.

Тем более, подумала она, нужно решить вопрос раз и навсегда. Урвать билет в мир бессмертных и закрыть тему. Время, черт его побери, неумолимо, и сколько ни занимайся фитнесом и гимнастикой — природу не обманешь. Даже витакс, продляя жизнь и улучшая здоровье, не стирает полностью следы прошедших лет. Человек вроде как консервируется, сохраняется в приличной форме, но омолодиться, стать вновь юной и свежей никому еще не удавалось. Это замечено давно.

Так вот и уходит с годами основной козырь. И что останется — глухие сожаления? Слезы в подушку и жалкое существование на иждивении какого-нибудь стареющего фраера… Фу, гадость какая!

Нет уж, все надо делать сейчас. Торопиться, конечно, тоже не следует, поспешишь — людей насмешишь, а себе могилу выроешь. Но и терять попусту драгоценные дни нельзя. И сделать это все надо с Виком: вон, шальной блеск-то в глазах остался, не сотрут его ни семь лет, ни двадцать.

За размышлениями не заметила, как доехали до гнездышка. Вик тоже молчал. Поднялись, зашли, и не перемолвились даже двумя словами, как началось сущее сумасшествие.

Софья понять не успела, как оказалась на диване — голой, трепещущей, в объятьях этого сильного молодого мужчины. И Это был уже не тот Вик, бросившийся на нее в кустах на берегу реки, неумелый и разъяренный. Опытный, изобретательный любовник. Так танцор экстра-класса ведет партнершу — уверенно, даже повелительно, и оттого хочется покоряться ему еще больше.

Ай, как хорошо было! Что там Залеский с его унылыми ласками!.. Витька знал, как доставить удовольствие. Знал и делал. И только гораздо позже, когда выпил он ее всю — до донышка, до самой последней капельки! — остывая от любовного безумия среди измятых влажных простыней, вспомнила — зачем, собственно, пригласила к себе одноклассника.

— Я думала, кофейку попьем, — сказала она, томно потягиваясь, а самой стало смешно. Разве сравнится благопристойная беседа под кофе с такой вот гимнастикой! — Ну, или, может, вина…

— Ага, — кивнул Вик, — вино ты обещала. Теперь можно и вина.

— Ну да, отважный рыцарь покорил вражескую крепость, теперь будем праздновать победу.

— Покорить тебя я мечтал в дни нашей юности, — негромко ответил он, как будто с сожалением, и Софье сразу вспомнился тот его взгляд у реки, после их первой близости. И царапнуло так же, как тогда. — Много бы я отдал за это…

— Несмотря на прошедшие годы, рыцарю удалось доставить принцессе много-много радости, — попыталась она перевести разговор в шутку.

— Я не рыцарь. — Вик шутки не принял. Голос его неожиданно стал жестче: — Да и ты не принцесса. Уж извини, Соня, я не очень верю, что нужен тебе как собутыльник и собеседник. Даже как любовник — не нужен. Думаю, всего этого у тебя в достатке. Что ты задумала?

— Много ты понимаешь в том, что нужно женщине… — проворчала она и подумала: что ж, так даже лучше — без прелюдий, без длинных разговоров о любви и дружбе. По-деловому. Постель — это одно, дело — другое. И рассказала о своих мыслях.

— Откуда ты узнала, чем я занимаюсь? — напряженно спросил он.

— От начальника регионального отдела ви-контроля, — честно ответила она. — Есть, знаешь ли, возможность. Ты у них на заметке, так что времени у нас на раздумья не так много. — Легко выделила голосом это «нас». — Самое время взять куш и скрыться.

Виктор задумался, смотрел недоверчиво. Явно прикидывал что-то, но не отказался с ходу, а попросил время на размышление.

Они все-таки выпили вина, даже поболтали еще немного: вспомнили школу, Себастьяна, класс. Вик поспрашивал: кто, где, кем? Сам, мол, долго не был в городе и ничего не знает. Софья рассказала, что слышала, но она не слишком интересовалась жизнью бывших одноклассников. Тема быстро исчерпалась, и оказалось, что говорить больше не о чем.

Вик ушел, но обещал позвонить. И выполнил обещание на следующий день к вечеру: сказал, что в принципе согласен, нужно только продумать детали; сказал, что нужен будет помощник, и он знает, кого взять — Себастьяна. Баса?! — поразилась Софья. Да, ответил Вик, он эксперт и сможет оказать неоценимую помощь. Нужно только уговорить…

Теперь Софья ехала к нему. И волновалась, как девчонка перед первым свиданием. Неожиданные легкость и воздушность тела, появившиеся в последние дни, не покидали ее. И предчувствие, предвкушение праздника, совершенно неуместное сейчас, тоже. Даже трезвая мысль: влезть во все это будет легко, а вот вылезти? — не омрачала радость предстоящей встречи.

Вот и облезлая дверь подъезда — быстрее сквозь нее! — граффити неприличного содержания — мимо! — филенка с номером и звонок — нажать!

Вик открыл через секунду, лицо обескураженное. Она вошла, еще чуть-чуть задыхаясь, не находя слов, кроме банального «привет», — и сразу в комнату. Тут же встретилась глазами с собственным портретом, и словно в лицо ударил упругий поток раскаленного воздуха, растекся жаром по коже. Чуть не сбилась с шага, не ведая, что точно так же здесь недавно споткнулся Себастьян.

И как от глотка острого ледяного шампанского побежали, кажется, пузырьки по венам и закружилась голова…

А Бас совершенно не ожидал ее появления. Как видно, Вик ни словом не обмолвился, кто сейчас придет.

— Соня! — он вскочил. — Вот так встреча! Как ты здесь?!

— Мальчики, — улыбнулась она, — я страшно рада видеть вас обоих.

Безошибочным женским чутьем Софья вмиг определила, что выказывать предпочтение сейчас нельзя. Все свое приподнятое настроение, всю радость и волнение от встречи с Виком следует распределить поровну. И направить в нужное русло. Деловое русло.

Но не сразу. Главное, не спешить…

— Давайте присядем, — пригласила она с задорной улыбкой. — Вик, что вы пьете? Глинтвейн? Я тоже хочу! И обязательно в кружке…

Бас стоял навытяжку, поедая ее взглядом, и был похож на добродушного растерянного пса, завидевшего хозяина, но не получившего пока команды. И оттого еще более растерянного.

— Бас, сядь, — приказала Софья. — И рассказывай: где ты, как ты, с кем ты?

Тут Вик принес еще глинтвейна, и обстановка начала постепенно разряжаться. Еще несколько вопросов, округлить глаза, вздохнуть и ахнуть — и вот встреча переходит в фазу легкого общения, с бесконечными: «А помнишь?..» — «Ага, а ты тогда!..» — «Нет, это ты…» И далее — все приметы приятных воспоминаний.

Софья знала: Вик должен склонить Баса к сотрудничеству, вовлечь в задуманную аферу. Судя по выражению лица, у вора пошло что-то не так. Что ж — не зря же Бас был в нее влюблен. В таких вещах женщины не ошибаются. Она знала, как посмотреть и как улыбнуться, чтобы в голове мужчины появились вполне определенные мысли.

И когда атмосфера стала уже совершенно дружеской и непринужденной, когда Себастьян начал глядеть на нее не просто с обожанием, а преданно, да еще рассказал о своей хрустальной мечте — растрепанных пальмах на берегу теплого моря, — поняла: пора! — и пробросила как бы невзначай:

— А что, Бас, как тебе предложение нашего Вика? По-моему, очень дельно…

— Как, и ты?.. — эксперт опять потерял опору. — Я думал, мы встретились…

— Встретились, Себастьян, встретились. — Она успокаивающе погладила Баса по колену. — Вик предложил повидаться, я ему за это так благодарна! Чудесный получается вечер, даже не думала, что в вашем обществе мне будет так хорошо и уютно. Но идея уж больно заманчивая. — Повернулась к Виктору и вроде чуть шутливо: — Ты все объяснил нашему эксперту?

— Не успел, — повинился сообщник. Может, ты? У тебя чудесно получается…

— Есть человек, — Софья заговорила нейтральным тоном, как о вещах обыденных, само собой разумеющихся. — Большая шишка в «Партнере». Что за концерн, объяснять, надеюсь, не надо. Человек имеет доступ к их последним разработкам, а это, во-первых, новые портативные конденсаторы емкостью по двести пятьдесят лет, и второе, — привод для забора витакса. Конденсатор маленький, выглядит как обычный кейс, и привод портативный, помещается на теле, под одеждой, и позволяет сразу сбрасывать улов. Дальше все просто: Вик тянет, через привод наполняет конденсаторы. Человек сможет достать два портативных и три «чемодана» по пятьсот лет. Нас трое — каждому по чемодану…

— Ты сумеешь? — с сомнением протянул Бас, глядя на Вика.

— Сумею, — уверенно ответил тот. — Если все обстоит так, как говорит Соня, то ничего трудного. Это удержать улов непросто, утащить его с точки съема. А когда тут же сбрасываешь на «железо», то без проблем…

— Я думаю, у тебя будет возможность попробовать, потренироваться, — поддержала Софья. — Но и много времени нам не Дадут. Мой человек сможет взять оборудование на три-четыре дня. При самом благоприятном раскладе — на неделю. Так и рассчитывайте.

— А кстати, что за человек? — заинтересовался Бас.

Вик тоже посмотрел с интересом, в прошлую их встречу Софья не объясняла ему подробно, кто есть Залеский.

— Пусть это вас не волнует, мальчики, — твердо проговорила она. — Полностью моя проблема. И делиться с ним буду сама, так что вам, как и сказала, по чемодану. Если согласны на такие условия, то договоримся.

В своих силах она не сомневалась. Залеский уже почти позволил себя уговорить во время прошедшей бурной ночи. Даже титанических усилий и большого количества слов не потребовалось. Инженер крепко запал на нее и готов был, кажется, на все, чтоб только Софья была рядом.

— Согласны. А ты, эксперт, меня прикроешь, — утвердил Вик.

Расписался за обоих. Как делал это еще в школе, когда было трудно, когда нужно было брать на себя ответственность за все. Если Бас не может стать капитаном корабля, то Вик может.

— И ты обязательно попадешь на свой заветный берег, Себастьян, — проникновенно заглянула Софья в глаза Баса. — Обещаю. Я сама отведу тебя туда…

13

Вик открыл коробку серого картона и осторожно вытащил увесистый округлый предмет размером с чайное, блюдце, но толще и тяжелее. «Блюдце» было сделано из матового, чуть шероховатого на ощупь металла. Передняя сторона была гладкой, без каких-либо отверстий, кнопок или регуляторов. На задней крышке имелись крепления. К «блюдцу» придавался пульт всего с двумя кнопками.

Крошечную мансарду они с Басом сняли именно для этого: получить аппаратуру, подготовиться, составить план действий. Нашли объявление в газете и приехали сюда, на окраину Фуфайки, на границу с предместьем. Чистенькой аккуратной старушке заплатили за неделю вперед, получили ключи и поднялись под самую крышу пятиэтажного дома. Жить здесь, наверное, было нельзя, а устроить временный штаб — вполне.

Комнатушка два на три метра, из убранства только широкая кровать и тумбочка. В углу — вешалка для верхней одежды. Никакими другими удобствами для жильцов старушка не озаботилась. Зато окно занимало, по сути, всю внешнюю стену, и из него открывалась знакомая панорама предместья: одноэтажные коттеджи, узкие улочки — дворики, клумбы, палисадники. Сонное, неспешное течение жизни.

Летом здесь все утопает в зелени, и воздух наполнен дурманящим ароматом цветов. Но в эту осеннюю пору деревья понуро качали голыми ветвями, пустые газоны кисли под дождем, и людей не было видно совершенно. Казалось, жизнь здесь на зиму замирает — такое место, собственно, и выбрали.

А вдали возвышались громады Центра. Нарядные дома стояли неприступной стеной, отчужденно и вызывающе. Высокомерно поглядывая на приземистые окраины, будто подчеркивая свою обособленность и недоступность для прочих смертных. Мир больших денег, власти и ослепительных возможностей — земное прибежище небожителей. Мир бессмертных.

Позавчера удалось-таки уговорить Баса. Основная заслуга в этом принадлежала Софье. Вик подозревал, что друг детства может быть упрямым, но не до такой степени. Только женские чары и двойной напор помогли сломить его сопротивление. Держался за свою честность и верность долгу, как ребенок за любимую игрушку. Это после того, как полицейские вышвырнули его вон.

Такая настойчивость удивила Вика, но и заставила задуматься. Он ведь сам мечтал выбраться из ямы воровской жизни и стать законопослушным гражданином. Или нет? Этот вопрос Вик задавал себе многократно и каждый раз отвечал на него по-разному. Он знавал тягунов, пытавшихся бросить свое опасное ремесло, — почти никто не смог. Отходили от дел по причине преклонного возраста, болезней или под давлением каких-то особых обстоятельств — это случалось. Например, Вик слышал историю вора, который безумно влюбился в женщину, бросил все и уехал с ней за границу. По слухам, он и сейчас живет где-то размеренной жизнью обычного обывателя. Наверное, счастлив…

Наконец, тягуны банально гибли на скользких и кривых дорожках тягачества. Отлично понимали возможность фатального исхода своей профессии, но, несмотря на это, не спешили распрощаться со своим опасным ремеслом. При этом многие строили планы будущей спокойной жизни: вот, мол, накоплю легальный счет в ви-банке, куплю домик (или кафе, или бензоколонку) и заживу, как все люди. Но на деле уйти «в завяз» по собственному желанию удавалось единицам.

То ли способность вот так, влегкую, брать из чужого поля энергию привносила в жизнь тягуна особый интерес и остроту. То ли привыкали они, имея под рукой постоянную подпитку, жить одним днем, не строить планов, не вить гнезд. Мотаться по стране, как перекати-поле. Жизнь обыкновенного человека эти хищники, загнанные в сытное безопасное стойло, воспринимали как пресное и унылое существование.

С другой стороны, ежедневная опасность утомляла. Надоели бесконечные скитания, все эти берлоги, снятые на два-три месяца. Не зря Вик принялся обставлять нынешнюю свою квартиру. Тоже ведь временное жилье! — но обустраивал ее так, как никогда раньше этого не делал. Даже подобие художественной мастерской организовал. И написал портрет Софьи…

А девочка молодец, умеет уговорить кого угодно. Вик совершенно не удивился, когда на следующий день прозвучал звонок и чуть неуверенный мужской голос произнес в трубку:

— Виктор Сухов? Давайте знакомиться, я — Залеский. Как вам передать аппаратуру?

Договорились воспользоваться старым испытанным способом: инженер оставляет прибор и портативные конденсаторы в камере хранения центрального вокзала, сообщает ее номер и код по телефону. На парковке у вокзала Вик обещал поставить автомобиль, в багажник которого нужно погрузить канистры.

— Конденсаторы будут выглядеть как обычные чемоданчики, — бубнил в трубку Залеский. — Две емкости по двести пятьдесят лет. При досмотре сканером они не идентифицируются.

Вик не верил своим ушам. Одно дело услышать такое от. Софьи, которая могла и напутать что-нибудь (хоть на нее это совершенно не похоже), другое — от специалиста, профессионально разбирающегося в вопросе. Ясно, в банках есть очень большие резервуары, но это громоздкие стационарные агрегаты, а чтоб вот так, в виде носимых предметов!..

— Привод — тоже небольшой, компактный прибор, — продолжал специалист. — Его легко расположить и закрепить под одеждой. Инструкцию по использованию я вложу. Еще с меня три канистры емкостью по пятьсот лет, но каждая из них размером с хороший чемодан, в камеру хранения с ними обращаться рискованно…

Тут Вик и предложил вариант с автомобилем на стоянке.

— И запомните, — заключил Залеский, — времени у вас три дня. От силы плюс сутки, но более длительный срок прикрывать отсутствие аппаратуры я не смогу. Если хватятся, от безопасников концерна нам не отвертеться. Надеюсь, вы понимаете всю серьезность положения?

— Понимаю, — вынужден был согласиться Вик. Вот как: Софья говорила о неделе, а сроки, оказывается, еще более сжаты. — Хорошо, будем укладываться в три дня.

— Дай-то бог… — пробормотал инженер и отключился.

По окончании разговора Вик покинул квартиру и нашел на Фуфайке адрес: невзрачное трехэтажное здание, каких здесь много. На первом этаже проживал неприметный гражданин, специализацией которого были угоны автомобилей. При этом угонщик предоставлял транспорт, которого гарантированно не хватятся в ближайшие двадцать часов. Каким образом он этого добивался, оставалось тайной, но факт этот был хорошо известен в криминальных кругах города.

Адрес Вик заполучил еще по приезде в Семигорск от местного смотрящего. Необходимость часто менять место жительства приучила не пренебрегать законами воровского мира. Вик всегда представлялся местным авторитетам, платил долю в общак, хотя тесных контактов ни с кем не поддерживал — тягуны всегда держались особняком.

В результате на стоянке у вокзала с раннего утра появился скромный, но приличный автомобиль недорогой марки. Номер и приметы авто Вик узнал по телефону и тут же сообщил Залескому. Передача прошла успешно. Внутри ячейки оказалось все, о чем договаривались: два конденсатора, действительно неотличимые от обычных пластиковых кейсов, и серая коробка с антенной. В угол мансарды, под вешалку, перекочевали из брошенного авто три громоздких свертка. Через нейлон проступали жесткие ребра канистр. Вор отвернул край упаковки на одном из них и прочел под дисплеем счетчика: «Ёмкость длительного хранения. 182 500 единиц. Для использования в банках и приемных пунктах».

Сейчас Вик сидел на застланной кровати и вертел в руках «блюдце» из шероховатого серого металла. Бас примостился рядом на корточках и с любопытством наблюдал за действиями друга.

— Понятно, — заключил тягун, прочитав недлинный текст на листке бумаги. — Действительно, ничего особенно сложного. Гнезда для подсоединения, пульт управления, питание. Наладил, нажал кнопку — и готово, это волшебное блюдечко должно сосать витакс из поля как пылесос. Ну-ка, помоги мне, — обратился он к Басу.

Вместе они, применив обычный ремень, приладили «блюдце» на груди Вика. Он подвигался, покрутился на месте, даже попрыгал.

— Удобно, — отметил удовлетворенно. — Нужно опробовать приборчик. Давай, друг, ты ведь теперь мой напарник, хоть тягуны парами и не работают. Собирайся, сходим на охоту.

— Вик… — Бас посмотрел на друга почти жалобно, — ты уверен, что это не опасно?

— Ни в чем я не уверен, штурман, — постарался ответить вор как можно беззаботнее и подмигнул. — Но где наша не пропадала. Слышал, что Софья выпытала у своего папика? Прибор прошел все стендовые испытания. Работает четко. А обратного пути у нас все равно нет: три дня плюс сегодня.

Он подключил пульт, открыл кейс и быстро разобрался с нехитрым управлением. Привод сбрасывал витакс дистанционно, что было очень удобно. Тягун надел свободную куртку, отдал конденсатор товарищу, и охотники спустились на улицу.

Неподалеку от дома располагался рынок, а на рынке — пивная. Качество тамошнего напитка вызывало большие сомнения, но вокруг заведения терлись с утра и до позднего вечера местные алкоголики. Вкус продукта и его свежесть их не интересовали: покупая у рыночных торговок сивуху, воспламеняющуюся от зажженной спички, они мешали ее с разбавленным пивом и употребляли крепчайшего «ерша» с огромным удовольствием.

Обычно Вик у пьяниц не тянул. Поле у любителей горячительного рыхлое, будто свалявшееся комочками, и в то же время липкое, как скатерть, залитая дешевым вином. Вору казалось, что о такое поле можно испачкаться — замарать, замазать тот загадочный и столь важный для тягуна орган, который позволяет забирать витакс, и что после такого контакта станет он мутным и никуда не годным. Это было иллюзией, но иллюзией стойкой и очень неприятной.

Реальность же была такова, что алкоголики отдавали жизненный потенциал неохотно и скупо. Частенько обычные усилия приводили к съему всего нескольких единичек. Видно, существовал некий природный закон, охраняющий горько пьющих людей. С другой стороны, то, что витакс при неумеренном потреблении спиртного расходуется, было известно давно. Алкоголики буквально сжигают себя в голубоватом спиртовом пламени и умирают, когда энергия жизни заканчивается. Поэтому всегда существовала опасность, что забор «на глазок» от истощенного объекта может оказаться для него последним.

Возьмет и грохнется посреди съема, и начнет умирать — что тогда делать?

По этим причинам Вик с алкашами не связывался, но сейчас пошел именно сюда. Он хотел опробовать аппаратуру, а для проведения испытаний около пивной были свои резоны. Во-первых, здесь постоянно толкались любители пропустить кружечку, снедаемые неутолимой жаждой, и посреди бела дня в этой компании можно было заниматься чем угодно без риска, что кто-нибудь обратит на тебя внимание. Во-вторых, на случай, если объекту станет дурно, имелось вполне правдоподобное и естественное объяснение: перебрал человек, бывает. Собутыльники вызовут неотложку, и все дела.

Далее — а если не поздоровится самому Вику? Это перед Басом он напускал на себя бравый вид — мол, все ему нипочем. На самом деле вор опасался осложнений. Мало ли: пропускать через себя большие — да и малые тоже — дозы витакса ему еще не приходилось. Это ведь совсем не то, что отработанная методика удержания. Как среагирует организм, не подведет ли в самый ответственный момент? Тогда Басу придется его спасать…

Наконец, была еще одна причина — контролеры сюда не заглядывали. По одной простой причине — тягуны здесь не появляются.

Вот и пивная: огороженный павильон с кривовато врытыми в грунт одноногими столиками. За окном раздачи маячил здоровенный детина: то ли Тарас, то ли Потап, Вик точно не помнил. Он профессионально наливал пиво в граненые кружки, которые здесь традиционно называли бокалами, избыточным напором создавая высокую шапку белой пены. Во-обще-то, это был откровенный недолив— если дать кружке постоять, в ней останется всего две трети содержимого. Но отстоя тут никто не ждал: посетители торопливо припадали к бокалам, жадно втягивая в себя мутноватую жидкость.

Вик с Басом тоже взяли по одной и стали в сторонке. Время все же было раннее, мужики с испитыми рожами забегали ненадолго, глотали пиво как лекарство и, не задерживаясь, топали дальше. Но за дальним столиком явно собиралась компания завсегдатаев, и скоро их количество достигло пяти человек. Они-то и заинтересовали Вика.

Вначале от столика слышался громкий смех. Один из выпивох, длинный и худой, рассказывал что-то смешное, и компания дружно поддерживала его одобрительным хохотом. Но постепенно тональность беседы стала меняться. Может, сказано было что-то поперек, или длинный принял уже изрядно, но в голосе его зазвучала угроза. Он явно напирал на широкоплечего крепыша, а тот вяло отмахивался, вызывая смех окружающих короткими репликами.

То, что надо, подумал Вик. Пьяная ссора — особая песня. Поле начинает ползти по швам, не нужно ни особых навыков, ни старания — витакс начнет изливаться сам. Хоть проводи показательный урок для начинающих тягунов.

Он слегка прищурился, левой рукой нащупал пульт в кармане. Сейчас судьба давала ему последнюю возможность отказаться от задуманного. Сейчас еще можно выключить загадочный «пылесос», вернуть оборудование инженеру и забыть все, как сон. Странный и тревожный сон из тех, что приходят перед самым пробуждением, и, проснувшись, ты мучительно соображаешь, пытаешься понять — сон это был вообще или явь? Некое иное измерение, где жизнь течет своим чередом и события происходят помимо твоей воли?

Но в следующий миг все изменилось. Все стало немного по-другому: фигуры людей виделись теперь ярче, контрастней, будто попали под луч мощного прожектора. И словно взметнулась легковесная пыль в этом луче, припорошила силуэты, и вокруг ярких, но в то же время чуть плывущих контуров возникло вязкое перетекание. Грязно-желтое, неверное и зыбкое, с блеклыми разводами.

Удержаться Вик уже не мог. Не в силах тягуна, увидев поле, не тронуть его, не потянуть заветную живительную субстанцию чужой жизни. Все сомнения и колебания отпали враз, и он тронул, коснулся едва-едва тем неведомым — может, сознанием, а может, горячим своим желанием — это грязноватое перетекание…

Тут же плеснуло лиловым туманом, и вор глухо охнул. А следом судорожно, не слишком-то контролируя собственные руки, нажал кнопку на пульте. Извечное хватательное движение тягуна!

Показалось, его ударили под дых. Мягким, горячим, и боли-то нет, — но ударили сильно, наотмашь. Ведь он тянул не с одного объекта, а сразу с пяти! Такого с ним раньше не случалось, но сейчас происходило: поля людей, стоявших плотной группой, слились, образовав единое пространство. Из этого пространства и черпал Вик. Даже не черпал — само лилось мощным потоком.

Тягун испугался: сейчас этот поток сомнет его — сплющит, раздавит, растворит! Но в это время будто коготком простучала по «блюдцу» короткая дробь, и сзади, в районе копчика, раскрылась… Дверца, заслонка, отдушина — Вик не знал, как это назвать, да и черт с ним! — главное, через эту отдушину поток безболезненно сливался вовне!

И вся эта система — принимающий центр под ложечкой, вместе с «блюдцем», и отдающий, в районе копчика, — исправно работала. Перекачивала витакс опьяневших любителей пива в конденсатор!

А в следующий миг крайнего из компании, того самого крепыша, заметно качнуло, и Вик закрыл глаза, отпустил кнопку, расслабился. Прекратил съем…

— Что? — сдавленно выдохнул Бас, почувствовав необычность происходящего.

— Порядок, дружище, — слабо улыбнулся Вик. — А ну, посмотри, сколько на конденсаторе?

— Хо, тягун, — пятьдесят единиц! — отреагировал Бас. — Съем пятого класса! Это что, машинка так тянет? Или ты?

— Мы с ней вдвоем. Чувствую, эксперт, будет у нас с тобой праздник большого урожая…

Так и не притронувшись к пиву, подельники собрались покинуть заведение. Вик бросил прощальный взгляд на компанию — ссора не состоялась. Мужики притихли, нехотя пожимали друг другу руки, хлопали по плечу, улыбались… Но все вяло, блекло, замедленно. От жизнерадостного пьяного куража не осталось и следа. Видно, потеря нескольких дней жизни не прошла для мужчин даром. Ну и ладно, на то они и пьяницы.

14

На обратном пути они купили перекусить, по бутылке пива и кипу свежих газет. В мансарде устроились на кровати, подставив вместо стола упакованную канистру. Утолив голод и запив горячие чебуреки пивом — нормальным, свежим, вкусным, не то что в давешней пивной, — Вик принялся за газеты.

— Мучают меня сомнения, Бас, — делился он с другом, разворачивая номер «Семигорск сегодня». — Обычные приемы тягунов при наличии той занятной штуковины, которую дал нам инженер, мало пригодны. Что ты как эксперт думаешь по этому поводу?

— Начнем с того, что мы про вас, тягунов, знаем вообще. — Бас отхлебнул из бутылки. — Излюбленные места работы: традиционно — транспортные ветки. Это, видно, вам от щипачей в наследство досталось. Да, работать там удобно, а нам контролировать — крайне затруднительно. Тут ничего не скажешь. При этом пригородные электрички предпочтительнее городского транспорта. А кстати, с чего, Вик?

— В автобусе плотность объектов высокая, — не постеснялся поделиться тягун. А что теперь стесняться? — Почувствовать поле каждого отдельного человека трудно, а тянуть с группы себе дороже. Можно взять столько, что и не унесешь, и объект повалится…

— Ну, примерно так наши аналитики и прикидывали. Значит, по автобусам с приборчиком не пошаришь?

— Опасно, можно после себя полсалона в обмороке оставить. И не только в обмороке.

— Проехали, — подытожил эксперт. — Далее: рынок, ярмарки, распродажи. Крупные супермаркеты. Все эти места хорошо известны и вашим, и нашим. Контроль там плотный, ну, это ты и сам знаешь…

— Знаю, — согласился Вик, — потому и не привлекает. Замкнутые пространства, движение ограничено, ищейки… Прости, эксперты…

— Да ладно, — усмехнулся Бас. — Мы и сами себя так частенько называем.

— Так вот — ищейки, контролеры, полицаи. И представь, на ярмарке или на рынке двое с кейсами в руках… Зрелище непривычное. Тогда уж хозяйственные сумки. Или пакеты… И вообще, тут нужно что-то другое. Времени у нас в обрез, а снимать надо много. Очень много: чтоб в конденсаторы лилось рекой, а не собиралось по крохам. Поэтому ни по улицам ходить, ни в электричках ездить мы не будем. И в магазины не пойдем. Что еще — презентации, юбилеи, выставки?

Бас задумчиво приложился к бутылке с пивом. Было заметно — в голову ему ничего не приходит, он полностью полагается на опыт товарища. Вик продолжал листать газету.

— Вот смотри: вернисаж господина Саранского на Насыпной. Ценители живописи будут заполнять коридоры и залы выставки, оживленно переговариваться, обмениваться впечатлениями… Нет, не то. Все они наверняка знают друг друга, в Семигорске не так много поклонников изящных искусств. Опять же эти кейсы — ценители прекрасного с чемоданами в руках и в ежесекундной готовности затеять скандал.

Приятели рассмеялись.

— Или вот — презентация компании «Божественный аромат» в Гранд Отеле. Что-то, как я понимаю, связанное с парфюмерией и косметикой. Это уже лучше: толпы соотечественников, толкающихся у стендов с продукцией. Радостное оживление в рядах. И кейсы будут оправданы, и ходить можно с видом зевак сколько захочешь. Да там половина таких будет. Но отличий от распродажи почти нет — полиция, контролеры. Был я как-то в Гранд Отеле…

— И я был, — улыбнулся Бас. — Три основных выхода: поставил заслоны со сканерами, и чеши себе залы сколько влезет. Мы там ваших прихватывали.

Вик достал сигару, раскурил.

— А я тянул, — ухмыльнулся он, выпустив ровненькое колечко. — И получалось.

— Ты берешь сразу много и быстро уходишь, — задумчиво покивал эксперт. — Так немногие умеют, здесь ты, конечно, рекордсмен. А может, просто повезло. В любом случае, на этот раз рисковать не стоит.

— Согласен, — тряхнул головой вор. — Что мы еще имеем: митинг господина Царева. Дядечка выдвигает свою кандидатуру в Думу от партии Ограничителей. Между прочим, все газеты забиты его фотографиями. Обещает мир, достаток и благоденствие всем. Обычная предвыборная трепотня, наверное, но сторонников у него немало.

— И когда состоится? — заинтересовался Бас. — На политических собраниях мы работали мало. Как-то не припомню, чтобы подобные сборища пользовались популярностью у тягунов.

— Правильно, всей этой политической возни мы чураемся, — поморщился Вик. — Там и спецслужбы, и безопасность кандидата крутится. Слишком много глаз. К тому же митинг послезавтра, а значит, день терять. У нас времени лишнего нет.

— И все же стоит об этом подумать, — покачал головой Бас. — Что-то в этом есть.

— Подумаем. А вот это актуально: последний матч сезона! Завтра семигорский «Удар» принимает столичную «Комету». Бас, ты на стадионе давно был?

— Как зритель — давно, а вот по службе… Работать там до ужаса неудобно: фанаты орут, толчея, масса переходов — ярусы, секторы, всякие ложи, в том числе «вип», куда не очень-то и пускают…

— Вот-вот, что нам и нужно. Ты своих бывших в этой толчее определишь?

— Обычно ищейки блуждают по трибунам. — Бас потер щеку. — Делают вид, что ищут место или разыскивают кого-нибудь. Да там такого шляющегося люда полно. Могут нарядиться разносчиками пиццы или колы, а сами в это время сканируют толпу. Обычно один эксперт на два смежных сектора. Если засекает и визуализирует тягуна, дает «фас» контролеру. Тот привлекает ближнего полицейского. Чаще всего такая схема…

— А если применить немного фантазии и смекалки? Не садиться на трибуны, а выбрать позицию?..

— Значит, завтра идем на футбол?

— Да. Это даже патриотично, поболеть за наш «Удар»!

Хлеставший накануне дождь закончился, и день выдался яркий и солнечный. Такие денечки здесь частенько случаются в первой половине осени, а для футбола погода была просто замечательной. Пятнадцать градусов тепла без ветра делали предстоящий матч комфортным для игроков и праздничным для болельщиков. И собралось любителей этого спортивного зрелища немало.

Чашу стадиона окружала лесопарковая зона, прочерченная аллеями, с проплешинами полянок. На полянках кружками собирались любители футбола и под пиво азартно обсуждали предстоящую баталию. Парк служил как бы буфером, отделяющим стадион от жилых кварталов, и в этом был особый смысл.

По границе парка выстроилась первая редкая цепь оцепления. Полицейские, сверкая начищенными значками на груди, улыбались и были озабочены в основном тем, чтобы подсказать новичкам, где расположена та или иная трибуна. Четыре входа, по количеству сторон света, готовы были принять зрителей.

Горловина центральной аллеи, как зев сказочного чудища, втягивала плотную, под цвет осени толпу — развевающиеся желто-зеленые флаги «Удара» (бьющая по футбольному мячу нога в бутсе) и тех же цветов шарфы. А если нет шарфа, так нарукавная повязка, а то и лица болельщиков — раскрашенные, двухцветные. Находились уникумы, подобравшие весь гардероб — от кепки до ботинок — только из зеленого и желтого. Кое-кто уже начинал прочищать глотку: слышались речевки, на одной из полянок вдруг грянуло троекратное: «Вперед, Удар, вперед! И с Богом!»

Стражи порядка смотрели на все это благодушно: никому не препятствовали, не мешали горланить и не вмешивались, пока не возникало угрозы драки. Здесь еще допускались пиво и что покрепче, выкрики и свободное поведение. Но в боковых аллеях виднелись конные полицейские, попарно патрулирующие парк. Впрочем, им было куда поглядывать с особой настороженностью.

Не смешиваясь с желто-зелеными, плотной и довольно многочисленной группой стояли ребята в нарядах красно-голубых цветов. На знаменах, что развевались над их головами, тоже присутствовал футбольный мяч, но он пересекал голубое поле в огненно-красном пламенном ореоле с искристым хвостом. Болельщики «Кометы» вооружились барабанами, дудками, сиренами, а в потайных карманах двухцветных курток наверняка были припрятаны запрещенные файеры. Впрочем, как и у поклонников «Удара».

Людское море волновалось. Зрители перемещались в хаотичном движении, пропитывали редкий парк, как вода губку. Подвижная людская масса дробилась на ручейки компаний и ватаг, закручивалась водоворотами споров и веселого гомона, а следом неминуемо сливалась в единый мощный поток центральной аллеи. И поток этот струился безостановочно, но как океанский вал разбивается о волнолом, — так и людской вал дробился о второе кольцо оцепления: серые фуражки, форменные куртки, строгие лица.

Тут уже никаких улыбок, а на заднем плане — бойцы подразделения быстрого реагирования в сферах и с короткими автоматами в руках.

Здесь толпа рассыпалась — проводились досмотры. Кого-то отводили в сторонку для проверки документов. Молчаливо и настороженно поблескивали стеклами полицейские автомобили с распахнутыми задними дверцами. Никакого алкоголя с собой, ничего воспламеняющегося, взрывчатого или вообще опасного! Семигорск опасался беспорядков, погромов, буйства толпы. Увы, печальные прецеденты имелись.

И, наконец, третьим кордоном шли терминалы для оплаты витаксом. Их ввели не так давно, но разноцветные кабинки быстро стали привычным дополнением футбольного антуража: заходи, бросай жетон в прорезь и плати за возможность посмотреть интересный матч днем своей жизни. Говорят, под оплату витаксом выделялись специальные места на трибунах, и в большом количестве, а охотников отдать двадцать четыре часа бытия за футбол находилось немало.

После терминалов люди вновь сбивались в единый поток, но тот сразу делился на четыре рукава, устремлявшихся к входам на стадион. И над всем этим движением, над деловитой расторопностью полицейских и праздной толкотней фанатов, возвышался огромный портрет Ивана Царева — семигорского кандидата в Государственную Думу. Политик смотрел на людское коловращение спокойно и мудро, с легкой полуулыбкой, будто зная цену всей этой суете.

А поодаль от всего этого столпотворения, по боковой аллее, без торопливости, но деловито вышагивали двое в оранжевых куртках и того же цвета беретах. На рукавах и сумках, что несли они в руках, ярким пятном мелькала эмблема компании «СГ Электросеть» — стилизованная лампочка в перекрестье электрических разрядов-молний.

Один из служащих компании был сухощавым, светловолосым и сероглазым, с резкими чертами лица, которые еще принято называть «мужественными». Второй — рыхловатый, с кучерявой, как у пуделя, головой и выражением лица незлобивой собаки, готовой в любой миг добродушно вильнуть хвостом.

Электрики подошли к служебному входу западной трибуны. Здесь полиции не наблюдалось, у двери стоял охранник в форме защитного цвета. Он мельком глянул в стандартный бланк заявки, подписанный директором стадиона.

— Прожектора западной осветительной стойки? Вам направо, ребята, по коридору до третьего сектора. Там указатели висят, налево выход на поле, а служебные помещения чуть дальше. Спросите, если что, у технического персонала.

— Да уж не заблудимся, — усмехнулся светловолосый и, чуть склонившись к охраннику, заговорил, заговорщицки понизив голос: — Ты вот что, служивый, мы с напарником футбол немного посмотрим, лады? Ну, хотя бы первый тайм. Игра ведь какая!

Кучерявый радостно улыбнулся и в поддержку затряс головой.

— Да ладно, смотрите, — махнул рукой охранник. — Только если появится начальство, делайте вид, что занимаетесь ремонтом. Инструменты там разложите, еще что — ну, сами понимаете.

— Не беспокойся, все будет тип-топ! — заверил светловолосый, и электрики прошли в подтрибунные помещения.

Широкий коридор, залитый косыми лучами солнца, уводил к западному входу и был совершенно пуст. Вся обслуга и спортсмены находились у выхода на поле, располагавшегося на противоположной трибуне. Зрители, не задерживаясь, топали через проходы прямиком к посадочным местам, а здесь царило полное безлюдье. Вика и Баса, а под видом электриков на стадион проникли, конечно же, они, это устраивало.

Сообщники рысью припустили в указанном направлении, но скоро коридор сделал плавный изгиб. Теперь охранник больше не мог их видеть, друзья остановились. Береты перекочевали с голов в карманы, куртки были сняты и вывернуты наизнанку. Теперь они превратились в синие робы с надписью «7Г Радио», а на рукавах появились новые эмблемы: стилизованный маяк с расходящимися радиоволнами.

Перемены произошли и с сумками — они приобрели те же эмблемы, что и на куртках, и теперь стали похожи больше на кофры репортеров. В руках у новоиспеченных представителей самого популярного городского радиоканала появились микрофоны. То, что это пришедшая в негодность, списанная техника, догадаться по внешнему виду было невозможно.

Всем необходимым их снабдил накануне Шестопер, а вчерашний вечер был посвящен подготовке и подгонке амуниции. Теперь оставалось только не столкнуться с настоящими репортерами, но Вик надеялся, что в сутолоке стадиона они смогут вовремя сориентироваться.

Через западный вход плотным потоком шли болельщики, и сообщники, влившись в толпу гомонящих любителей футбола, беспрепятственно прошли на поле. Первый ряд традиционно резервировался для прессы, спортивных обозревателей и гостей, и свободных мест здесь хватало. Друзья присели у прохода с краю, чтобы до времени никому не мозолить глаза.

15

Вик огляделся. Атмосфера была самая праздничная. Трибуны украшали флаги и цвета клубов. Тут и там фанаты разворачивали цветастые баннеры с фамилиями и прозвищами любимых игроков, командными девизами и бодрыми призывами к победе. Зрители улыбались, громко переговаривались, шутили. Пробуя голос, взрыкивали сирены, и задорно пиликали дудки, выводя мелодии клубных гимнов. Густо ухал барабан.

Отлично, думал Вик. Это вам не пьяненькие завсегдатаи пивной. Здесь веселая жизненная сила переполняет людей, и витакс, кажется, готов сам, без посторонней помощи, хлынуть наружу. Тут мы его и зачерпнем! — думал тягун, охота будет удачной!

Несколькими рядами выше он разглядел девицу. Вздыбленные волосы девушка выкрасила волнами, создав фантастическую желто-зеленую гамму. Вокруг глаз тщательно вывела звезды, тоже желто-зеленые, и такие же, только большего размера, образовали на груди что-то вроде лифчика. На голеньком животике красовалась надпись «Удар», а из одежды на девчонке были еще только шорты и босоножки.

Девушке не сиделось на месте: она постоянно вскакивала, приплясывала, размахивая руками, и выкрикивала что-то — широко распахивался рот с ярко накрашенными губами. Не по сезону оделась, удивился про себя Вик. Осень на дворе, не жарко, и ветерок — легкая курточка ей не помешала бы. Но девчонка, не обращая на погоду ни малейшего внимания, продолжала пританцовывать, а потом хлебнула из цветастой банки, резко запрокинув голову.

Энергетики! — понял Вик. Вместо запрещенного алкоголя молодежь тащит на стадион «адреналин-плюс», «оранжевого быка» и прочий «драйв». И это тоже на руку, подумал он. Девушки под действием энергетиков — не тяг, а одно удовольствие! Тут девица случайно встретилась с ним взглядом и залихватски подмигнула шалым глазом в ореоле двухцветной звезды.

Да, будет сегодня урожай!

По периметру поля выстроилась редкая цепь полицейских.

Следом протянулась шеренга обслуги в желтых жилетах, а за этими двумя преградами броуновским движением мельтешил околоспортивный люд. Мелкие тотошники, принимающие последние ставки; фоторепортеры, выбирающие наиболее выгодные ракурсы; особо ретивые фанаты, мечтающие увидеть поближе своих кумиров, а то и сорвать автограф. Вот в эту толчею мы и вольемся, решил Вик.

Наконец грянул хорошо знакомый многим поколениям болельщиков «Футбольный марш» Матвея Блантера, и команды начали выбегать на поле. Своих встречали аплодисментами и ободряющими криками, чужих — свистом. Все как обычно. Обе команды выстроились в одну шеренгу, отыграл гимн России. Началась обычная предматчевая процедура: розыгрыш ворот, рукопожатия, обмен вымпелами.

Бас неотрывно глазел на поле. Он нешуточно увлекался футболом, следил за таблицей чемпионата, но, похоже, действительно давно не был на стадионе как зритель. Уютные кафе с огромными «плазмами» и пивом многим теперь кажутся привлекательнее спортивных арен с их строгостями. А Себастьяну мешала еще и работа.

Вора же занимали другие мысли. По стадиону не ходят патрульные пары, как на вокзале. Здесь полиции и так хватает с избытком, а контролеры стремятся занять проходы к трибунам, переходы на ярусы и к ложам. Жезлов они не афишируют и вообще стараются держаться незаметно. Выдают их серые плащи, сосредоточенные лица и полное отсутствие интереса к игре. Несколько подобных мрачных фигур вор уже приметил. Попробуй не приметить, спутать, например, с давешней девицей, улыбнулся про себя Вик.

Еще выдает контролера наушник радиосвязи — где-то недалеко должны быть ищейки. Бас сказал, один на два смежных сектора… Действительно, блуждающих фигур в проходах хватало. Снуют туда-сюда, переговариваются, прикуривают друг у друга: то ли принимают незаконные ставки, то ли знакомых ищут. Попробуй тут определи — кто ищейка, а кто нет. Но здесь уже надежда на Баса.

Вик еще раз внутренне порадовался, что у него есть такой подручный. Вчера во время разговора выяснилось, что Себастьян чувствует работающего эксперта. Ни о чем подобном вор раньше не слышал. Знал: ищейки такие же одиночки среди себе подобных, как и тягуны в воровской среде. Ярко выраженные индивидуалисты, парами или группами работают крайне редко. Способности у всех разные, и каждый считает себя сильнее и чувствительнее других. Но чтобы эксперты лоцировалидруг друга — с таким он сталкивался впервые!

Хотя… он же засекает ищеек на охоте. Не всегда и не всех, но бывает. Почему бы Басу не чувствовать своих бывших коллег?

И еще одно соображение занимало Вика. Ищейка легко берет «сытого» тягуна, несущего груз непереваренного, чужого витакса. Так устроен у него нюх — засечь «пустого» вора почти никогда не удается. Но «пылесос» будет сразу сбрасывать улов на конденсатор! «Сытым» Вик будет очень короткое время, и это огромный плюс. И об этом они вчера тоже говорили.

Оставалось только правильно выбрать позицию.

Просвистел свисток, игра началась. Девочки и мальчики подросткового возраста, взрослые дяди с седыми усами, опрятные юноши студенческого вида — все были захвачены единым порывом. Горящие глаза, устремленные на поле, руки, указующие на футболистов, крики, сливающиеся в неумолчный, ползущий над трибунами гул. Челюсти, не забывающие перемалывать семечки и попкорн. Губы, прихлебывающие из банок «Колу». И не только «Колу», как уже заметил Вик.

По рядам прокатилось: «Вперед, Удар, вперед! И с Богом!»

— Бас, — тягун ткнул подельника в бок, — не забывай подносить микрофон ко рту. Мы ж Комментируем матч для «7Г Радио», помнишь?

— Конечно. — Бас покрутил имитацию перед лицом, поднес к губам. — Добрый день, дамы и господа! И пусть он станет действительно добрым для тысяч поклонников футбола! Потому что сегодня в принципиальнейшем противостоянии встречаются семигорский «Удар» и столичная «Комета»! Мы ведем наш репортаж с Центрального стадиона…

— В тебе умер комментатор, — вздохнул вор.

Он выжидал, присматривался, но незаметно тоже увлекся игрой. Желто-зеленые усиленно атаковали, разыгрывали мяч в штрафной площади противника, но поразить ворота «Кометы» пока не могли. Москвичи грамотно строили оборону, страховали один другого, отбивались. На какое-то время Вик начисто забыл, что пришли они сюда совсем не ради матча. Со всеми вместе он азартно размахивал руками и кричал что есть мочи: «Давай!» или «Ну куда, куда ты пасуешь, мазила!» И все прочее, что горланят в таких случаях болельщики. Про «микрофон», зажатый в руке, он забыл так же, как и Бас.

Только через полчаса игры Вик опомнился и подергал товарища за рукав:

— Бас! Пора приниматься за дело.

— Погоди! — отмахнулся тот, все внимание его было на футбольном поле. — Налево, налево отдай! Ну, совсем слепой, что Ли?! Купи очки!

— Бас, — настойчивее потряс его за плечо Вик, — опомнись, мы пришли не за этим!

— А? Что? — ошарашенно оглянулся тот. — Да, конечно… Что нужно делать?

— Сейчас пройдем к оцеплению, — указал в нужном направлении тягун, — смешаемся с толпой вот тех фанатов. Будто хотим пробраться поближе к полю. Я там видел уже репортеров «Спорт Ревю», так что это в порядке вещей. Делаем вид, что комментируем матч… Бас, прошу, не забывай подносить микрофон ко рту! Лопочи какую-нибудь чушь, у тебя это хорошо получается!

— Понял-понял, — откликнулся товарищ. — Все будет нормально, пошли!

Они быстро пересекли невеликое пустое пространство от зрительных рядов до шеренги «желтых жилетов» и смешались с беспокойной группой разношерстного люда, что крутилась там с самого начала. Бас послушно наговаривал в «микрофон», имитируя экспрессивную речь спортивного обозревателя, а Вик тем временем огляделся. Результат его удовлетворил: зрители были заняты игрой, служащие стадиона — исполнением своих обязанностей, а деловые — собственными заботами. Никто друзьями не интересовался.

Тягун осторожно проверил «блюдце» на груди. Пульт привода он закамуфлировал в ручку «микрофона». Вик находился спиной к полю, игры не видел, но догадался, что семигорцы опять атакуют. Болельщики вскакивали с мест, кричали и свистели. Некоторые, особенно азартные, и не садились — топтались и подпрыгивали на месте. Возбуждение нарастало волной, рев толпы достиг своего пика. Вик прикрыл глаза и открыл свое второе, потаенное зрение.

Как тогда, у пивной, призрачный свет чудесного прожектора залил на миг живую стену, высветил фигуры, и они замерли в разных позах, словно в стоп-кадре — контрастные и выпуклые. И каждая была окружена ярким розовым контуром, совсем не таким, как у пьяниц, — подвижным и струящимся.

У Вика захватило дух! Он потянулся — не мыслью и уже не желанием даже, а, кажется, всем естеством своим! И навстречу плеснуло волной лилового тумана, огромной, как цунами.

Под ложечкой не екнуло — загрохотало, как во время обвала в горах. По телу прошла сладкая судорога, словно во время любовного экстаза. И как у пивной, он конвульсивно вцепился в кнопку «пылесоса». «Блюдце» затрепетало! — какой там коготок! — антенну сотрясала мелкая дрожь! Перестук слился в одну нескончаемую барабанную дробь.

Тр-р-р-р-рашь! Тр-р-р-р-рашь!

Показалось на миг, что он производит очень много шума. Показалось, что грохот и дробь звучат громогласно, слышны всем вокруг, и сейчас весь стадион уставится на него и начнет указывать пальцем!

На миг тягун почувствовал себя голым на улице.

Но никто не закричал, не протянул указующий перст, даже не обернулся. А система сброса — сквозной тоннель: через подложечную область вора и «блюдце» — коротко по позвоночнику — и в шлюз у копчика — бесперебойно и безостановочно качала дни и годы чужой жизни — в закрома.

Давай веселей, заливай полней и никого не бойся!

Но Вик боялся. Как бы весело ни проходил процесс съема, но именно сейчас он был наиболее уязвим для ищеек. Он отпустил выплеск, выключил «пылесос». Прошипел пересохшим горлом:

— Бас, посмотри своих бывших товарищей. Есть где-нибудь рядом, нет?

Себастьян, оказывается, тоже уже не глядел на футбольное поле. Тягун, сосущий витакс буквально в метре от него, оказал на эксперта ошеломляющее действие: Бас стоял истуканом и только непрестанно встряхивал шевелюрой. Однако слова Вика дошли до его сознания.

— Вон там, — показал он глазами, — в проходе, немного левее. Разносчик пиццы…

Вик посмотрел, куда было указано, — человек в форменной куртке «Пицца Краун» вертелся на месте, не забывая при этом что-то бубнить в прижатую к щеке ладонь. Вор перевел взгляд — двое контролеров, стоявшие у входа в сектор, напряглись, точно гончие, почуявшие след.

А волна болельщиков опадала. И это Вик видел тоже — люди в изнеможении опускаются в кресла, гаснут глаза и улыбки, вытягиваются лица. Только что возбужденные и радостные, они смотрели теперь друг на друга, как бы спрашивая: что с нами было? Кто-то тряс головой, будто пытаясь стряхнуть морок, а кто-то растерянно озирался, словно в поисках чего-то утраченного.

«Это сколько же единиц я украл?» — невольно подумалось Вику. Раньше ощущение принятого витакса помогало рассчитывать силы, определять: когда начинать и когда заканчивать. Сейчас «пылесос» начисто лишал его чувства меры — высосать можно было кого угодно досуха.

— Стоп, Бас, — выдохнул вор, хотя слова эти больше относились к нему самому, нежели к сообщнику. — Меняем дислокацию. И нужно посмотреть конденсатор.

— Потом… — отрывисто пробормотал Бас. — Надо уходить…

— Нас засекли?

— Пока нет, но эксперт понял, откуда идет тяг. Сейчас свистнет контролеров…

16

В какой-то момент игра совершенно захватила Баса. Он любил футбол, болел за местную команду и следил за ее успехами. И начало тайма явно складывалось в пользу «Удара» — футболисты в желто-зеленой форме легко доходили до штрафной площади соперника, разрывали его оборону и создавали острые ситуации…

А потом как гром грянул. В ушах не зазвенели колокольцы — ударил набатный колокол! Под ложечкой — будто ухватил кто-то нутро Баса и сдавил железной пятерней. А пальцы рук онемели, их эксперт просто перестал чувствовать. Впервые он оказался в двух шагах от тягуна, совершающего какой-то сумасшедший съем. Казалось, пространство вокруг искривляется, меняет свой цвет, объем и структуру.

Стало не до футбола. Эксперт все встряхивал и встряхивал головой, пытаясь прийти в себя, избавиться от наваждения.

И тут Вик спросил про ищеек. Разносчика пиццы в проходе между секторами Себастьян приметил давно. Вот сразу он ему не понравился, и все. Как Бас чувствовал экспертов, и не расскажешь, но и не ошибался никогда — это точно. Стоило появиться в пределах видимости коллеге, он его вычислял моментально, не помогла бы никакая маскировка.

И конечно же, как только началось светопреставление, устроенное Виком, разносчик подскочил как ужаленный. Закрутился на месте, заозирался нервно и беспорядочно. Подумалось невольно: такой съем не заметил бы только слепоглухонемой эксперт, лишенный способности чувствовать тягунов. Только это был бы уже не эксперт.

А еще подумалось, что нужно срочно уходить.

Себастьян чувствовал, что хоть сам тяг уже прекратился, но след от него остался. Словно после пролетевшей ракеты в пространстве повис дымный шлейф. Бас видел его и остро чувствовал — как если бы нестерпимо воняло сгоревшим топливом.

След вел прямо к ним.

Вик говорил, что нужно посмотреть конденсатор, что-то о дислокации, а Бас почти физически слышал, как разносчик перечисляет в рацию возможные объекты. И вот сейчас назовет двух репортеров… А может, и прямо укажет на них — ведь нельзя, невозможно не увидеть этот яркий след, исходящий от Вика!

Он схватил друга за рукав и потащил — прочь от того места, где они только что находились.

Навстречу уже спешили контролеры — не скрывая жезлов, вообще не скрываясь. Бас перехватил муляж микрофона:

— Это бесподобно, дорогие радиослушатели! — запричитал он во весь голос. — Сегодня «Удар» явно в ударе, уж простите за каламбур! Какую сыгранность, какую отменную комбинационную игру показывает наша команда!

Контролеры промчались мимо. Друзья сбавили шаг. И тут Бас задохнулся: знакомо сжалось сердце в груди, а потом отчаянно забилось птицей в клетке, и кончился кислород в легких. Сразу весь.

— Что с тобой?! — взволновался Вик. — Дружище, тебе плохо?

— Пройдет… — прохрипел Бас. — Дай минуту…

Вик потащил его к креслам, усадил. Бывший эксперт сунул под язык капсулу, с тоской подумал, как здорово было бы сейчас влить в организм пару единиц витакса. Невольно посмотрел на сумку с логотипом «7Г Радио», а потом на Вика. Увы, тягуны умеют только красть чужую жизнь — дарить ее им не дано.

Вик понял его взгляд по-своему. Приоткрыл сумку, щелкнул замком кейса-конденсатора.

— Отлично, дружище! Двести сорок единиц!

Ну да, подумал Бас, никакие классификации съемов тут не годятся. Такого еще никто и никогда не проделывал.

— Ты как? — тормошил Вик. — Тебе лучше? Надо идти!..

Он прав, понимал Бас. Сейчас всполошится вся охрана стадиона. По рациям свяжутся ищейки и контролеры, подключат полицию. Однажды такое произошло на его глазах — массовый гон тягуна. Перекрыли все проходы и загнали, конечно. Они просто еще не поняли до конца, что произошло. Они просто еще не видели съема такого масштаба.

Тем временем дыхание отпустило. В глазах просветлело, и Себастьян почувствовал в себе силы продолжить, а вернее, закончить акцию.

— Только прошу, Вик, — взмолился он, вставая, — бери порции поменьше. Так и до беды недалеко…

— Ладно, постараюсь, — откликнулся тот. — Сам понимаешь, дело новое. Сейчас станем вон там и продолжим. Как дам сигнал — включишь свой конденсатор на прием.

Вик потащил Баса к трибуне, где расположились болельщики «Кометы». Вообще говоря, приближаться к фанатам чужой команды не всегда разумно — можно получить запущенной пустой бутылкой по голове. Но репортеры стояли над межклубной враждой. Гостевой сектор встретил боем барабанов, гудением рожков и громогласным, многоголосым: «Москва — бьет с носка!» Уступая в численности, «огненные» фаны брали неистовой верой в исключительность любимого клуба и лужеными глотками.

Сообщники вновь расположились у ограждения.

Вик ждал удачной атаки москвичей, острого момента у ворот «Удара», всплеска эмоций. Пожалуй, впервые в жизни он был бы рад голу в ворота своей команды. Время первого тайма подходило к концу, и тягун надеялся завершить операцию еще до перерыва.

Бас во все глаза — и еще чем-то, что спрятано, как и у тягу-нов, под ложечкой, — просматривал окружающее пространство. Справа, от западных секторов, заполненных желто-зеленым цветом, подтягивались контролеры. От верхних ярусов, перескакивая через ступеньки, бежали трое в штатском. Один был похож на студента, другой — безликий какой-то, в поношенной одежде, и третий, вырядившийся в цвета «Кометы». И все трое ищейки. Усиление, кольцо, в которое будут брать тягуна.

Невольно подумалось: вот, мол, выпал случай испытать на собственной шкуре, что чувствует загоняемая дичь. Но было не до посторонних размышлений.

И тут трибуна взорвалась неистовым ревом. Болельщики вскочили с мест, отчаянно загудели рожки. Есть! — понял Бас, пошла атака москвичей! И Вик воспринял это как сигнал: знакомо прикрыл глаза и принялся хватать воздух левой рукой (Бас уже знал — такая у него манера работы). Свободная правая судорожно сжимала муляж. А потом тягун неожиданно двинулся быстрым шагом по проходу вдоль ограждения. Басу не оставалось ничего другого, как поторапливаться за ним.

Звон в ушах и удары под дых — словно с размаху поленом — шли теперь прерывисто, короткими, но мощными толчками, от которых подкашивались ноги, и между ними, этими бьющими всплесками, Бас успевал вдохнуть. А выдыхать уже приходилось через силу, преодолевая все тот же неудержимый, давящий пульс съема.

Он чуть не пропустил сигнал Вика, но успел-таки: сунул руку в сумку и включил свой конденсатор. Тот принялся мелко вибрировать в такт звону в ушах и ударам под ложечку. Не сбавляя хода, Бас обернулся. Там, где они стояли еще недавно, скопилась группа контролеров и три давешних эксперта. Ищейки нервно крутились на месте, контролеры орали друг на друга и на ищеек и размахивали своими жезлами.

Только теперь Бас догадался, какую тактику применяет Вик. Короткие мощные съемы уже не оставляли того дымного следа, какой протянул к себе тягун в первый раз. Они были скорее похожи на разряды — острые ослепительные вспышки, и поскольку витакс сразу уходил на конденсатор, а сам тягун постоянно перемещался, эксперты не могли точно лоцировать его.

Бас представил на мгновенье, какая паника сейчас в рядах его бывших коллег. Знать, что у тебя под носом тянут огромные куски чужой жизни, и не иметь возможности засечь объект! Потому что тот стремительно ускользает — змеей в траве — всякий раз, когда ты пытаешься его ухватить…

Они почти добрались до западного выхода. Конденсатор в руках Баса перестал вибрировать, пискнул едва слышно, сигнализируя о полном заполнении. Оставалось каких-то десять-пятнадцать метров, когда из бокового прохода вылетел контролер.

В форменном сером кителе, с перекошенной физиономией и с жезлом-сканером наперевес.

— Стоять! — властно гаркнул он и вскинул жезл. — Браслеты к досмотру!

Знакомая формула — сам сколько раз ее применял! — повергла Баса в ступор. Он будто споткнулся на бегу и замер. Вик замер чуть впереди. Мысли метеорами проскакивали в голове Себастьяна: а что, собственно произошло?.. — а на браслетах должны быть нормальные показатели, и у Вика в том числе, потому что… — а конденсаторы не определяются сканерами контролеров, так говорил Залеский… — и…

И понимал, что все это ерунда — контролеру достаточно подозвать ближайшего полицейского и потребовать к досмотру сумки, а там…

А там аппаратура, одно наличие которой неминуемо повлечет задержание.

Непреодолимое желание сделать хоть что-нибудь заставило его выдвинуться вровень с Виком. Он лихорадочно соображал: какие аргументы сейчас покажутся служивому наиболее убедительными, — сослаться на бывшую профессию? знакомые имена и фамилии? прикинуться действующим экспертом, наконец? — когда что-то заставило его повернуть голову и взглянуть на друга.

Вик напрягся, как перед прыжком. Чуть присел. Зло прищурился и упрямо нагнул голову, а потом резко выдохнул и закрыл глаза. Правая рука его была занята сумкой, но свободную левую (муляжи к тому времени уже покоились в глубоких карманах курток) он резко вскинул и сжал кулак своим обычным хватательным движением.

Как сжал бы его на горле незадачливого, столь не вовремя появившегося чиновника ви-контроля!

А затем сделал глубокий свистящий вдох, и этим вдохом, казалось, вытянул весь воздух из контролера. Вылил жизнь из его тела.

Служивый смертельно побледнел, словно вместе с витаксом его покинула и вся кровь тоже, и начал заваливаться набок. Полный, молниеносный, смертельный съем! Раньше Бас только слышал, что такое возможно, сейчас увидел воочию. Но не это было главным — только что Вик убил, а он стал соучастником убийства.

Однако в следующий миг вор рванул его за рукав так, что эксперт чуть не упал, и потащил на выход. Что творилось за спиной, они не видели — быстрее, прочь со стадиона! Благо больше никто не вставал у них на пути…

17

Наваждение прошло, и теперь Софья не знала — радоваться ей или огорчаться. То состояние полета, порожденное, конечно же, влюбленностью — к чему от себя-то скрывать? зачем себя обманывать? — та счастливая летучая легкость — уходила. Испарялась, словно влага на солнце. Так хорошо ей было только в юности, да только и юность — где она? И молодость туда же. «И это пройдет» — как было начертано на известном кольце…

А на смену головокружению подступали холодная рассудительность и взвешенный просчет вариантов.

С Залеским все прошло как нельзя лучше. Игорь наверняка отлично разбирается в технологиях добычи и транспортировки витакса, но по жизни — недотепа и доверчивый дурачок. Убедить его в том, что собственное счастье, а заодно и счастье Софьи, зависит от трехдневного отсутствия изобретения в лаборатории, не составило труда. Нет, вначале ведущий специалист и талантливый инженер ужаснулся. Как?! — новейшие, секретнейшие приборы покинут стены «Партнера»?! Даже думать о таком преступно!

Но… Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Правильно, между прочим, говорят. Но вот путь к их разуму, тому хрупкому инструменту, что принимает решения, частенько пролегает по другой тропинке. Каждый мужчина считает себя в отношениях с женщинами гигантом, в этом Софья была уверена на все сто. Или, во всяком случае, хочет видеть себя таковым. И женщины пользовались этим мужским стремлением во все времена.

Встречаются, конечно, самцы, наделенные действительно немалой силой и похвальной выносливостью. Но таковых сугубое меньшинство. Зато среднему представителю мужского пола скажешь: что вот какой он неутомимый! промурлычешь на ушко после любовной игры, какой он неотразимый и необузданный! — и готово. Можно брать тепленьким.

Так и получилось. Сказала, промурлыкала, напела — и поплыл Залеский, как бумажный кораблик. Согласился на все: выдать новый привод, конденсаторы, даже инструкцию пользователя написал. И наверняка толковую. Чтобы Вику легче было набить три канистры, три заветных «чемодана» по пятьсот лет…

И с Басом — просто смех! Как у мальчика при виде нее глазки загорелись! Как щечки разрумянились, когда пообещала она ему общий шезлонг под пальмами! Даже неудобно как-то стало, будто маленького обманывала. Впрочем, длилось это чувство внутреннего неудобства недолго. Что поделать, Себастьян, мы давно уже не дети.

Во взрослой жизни каждый прежде всего за себя. Только Бог за всех. Да и существует ли он на небесах, Господь всемогущий и всепрощающий, еще вопрос.

Только вот канистры придется делить на всех. Так они договорились. То есть: Вику, Басу и ей по одной штуке. Считается, что ее канистра — это еще и канистра Залеского. И что получается? Двести пятьдесят лет — это что, бессмертие? Не смешите тапочки моей покойной мамы! И не беспокойте всуе ее прах…

Софья налила в высокий бокал легкого сухого вина. Пригубила. Вкус показался нестерпимо кислым, как и размышления в уютном полумраке гнездышка.

Допустим, мальчики все сделают как надо. Вот они, эти канистры, стоят в углу. Дальше нужно избавиться от Залеского. Как? — это другой вопрос. Есть у них в «Партнере» служба безопасности. Игорь говорил — суровая структура. Стоит туда каким-либо образом намекнуть о произошедшем нарушении режима, и инженеру конец. Нужно только не торопиться, продумать все, чтоб самой хвост не прищемили.

Тогда получится — одна канистра ее.

Черт, тоже недостаточно! Номерные счета в ви-банках, по слухам, содержат самое малое несколько тысяч лет. А бессмертные… О, бессмертные! Вот где ей место! Вот где она расцвела бы по-настоящему! Но там и цифры совсем другие. Думаем дальше: канистра Баса. А зачем ему столько витакса? Поддерживать здоровье можно куда меньшим количеством. Море, пальмы, золотой песочек? Мы все мечтаем, да не у всех радужные грезы превращаются в реальность.

Если вывести из игры Себастьяна, а с Виком, наоборот, подружиться, то получается уже нечто. Полторы тысячи лет вполне можно рассматривать как стартовый капитал. И Витя сможет этот капитал приумножить. Есть у него способности, и воля есть, да если еще направить все это в нужное русло — чудесный может получиться тандем: Вик плюс Соня!

У Софьи даже мурашки по коже побежали. Одним глотком допила она содержимое бокала — вкус показался на сей раз много приятнее.

Нужно только выбить из головы тягуна эти идиотские мечты о спокойной и честной жизни. Как там он говорил, когда уговаривали Баса? Выучится в приличной студии? Станет художником, купит маленький домик на побережье… Ага, этакое идиллическое обиталище великого живописца где-нибудь на неприступной скале, над пенным шлейфом прибоя… А рисовать будет вывески для дешевых баров и лавок секонд-хенда! И второй, тот, что верный школьный друг, таял от умиления. Наверное, и ей где-то там нашлось место — между холстом в пыльном углу и пальмой на берегу. Скромное, но достойное. Что за чушь?!

Нет, Витенька, не для того мы с тобой созданы. И затеяли все это непростое мероприятие не для того. Добытый витакс нужно будет пускать в дело, утраивать, увеличивать вдесятеро… В крайнем случае, тянуть еще. Она не против и такого варианта…

Звонок телефона прервал размышления. Условный, контрольный звонок. Софья схватила трубку.

— Треть дела сделана, — глухо прозвучал голос Вика в динамике. — Первая емкость заполнена.

— Умница! — не сдержалась Софья.

— Мы работали вдвоем, — подчеркнул Вик.

— Ну да… — чуть замялась она. — Я хотела сказать — умницы. Но тебя благодарю особенно…

— Вдвоем, — почему-то настойчиво повторил он. И замолк.

— Вик… — тревожно окликнула Софья. — Что случилось? Что-то не так?

— Все так. Завтра продолжим. — Он будто вмиг устал говорить.

— Это будет завтра, а сейчас приезжай ко мне. Слышишь? Немедленно! Я соскучилась…

Он помолчал. Потом буркнул: «Буду…» — и повесил трубку.

Она взлетела с дивана. Принимать гостей — искусство, на овладение которым Софья в свое время потратила немало времени и сил. Легкий вкусный ужин, пусть не собственноручно приготовленный, но все из хорошего ресторана. Звонок — заказ принят! Вино: тоже легкое, но выдержанное, благородных сортов. Еще звонок — готово! Гнездышко — уют, почти семейное тепло, атмосфера доверия и взаимного расположения. Всего несколько штрихов: чуть смятый плед, чашка недопитого чая…

Макияж, наряд, движение руки и выражение лица — готово, готово, готово!

Пусть он приходит — у нее все получится!

Он пришел.

Софья с порога поняла — сегодняшняя акция далась Вику непросто. Лицо тягуна приобрело серый оттенок, остро торчали скулы, и запали глаза. Но шальной огонек в них сохранился, став, правда, более похожим на лихорадочный блеск. Прошел в комнату, оценивающе оглядел сервированный стол.

И все повторилось в точности, как в прошлый раз. С порога, без предисловий и прелюдий — буйство животной страсти пополам с утонченными ласками — До полной потери рассудка. И даже подтаяла от этого жара пленка холодной рассудочности. Та, которой почти уже удалось покрыть ненужные чувства и глупые эмоции. Подтаяла и чуть не треснула. Но «чуть» не считается, как говорили они в далеком школьном детстве.

Поэтому после акробатики на диване и возле него — и до закусок и вина — между последними, остывающими, скользящими ласками:

— Вик, а Вик, тебе не кажется, что нам вместе безумно хорошо?

— М-м-м…

— У меня такое чувство, что этот мир создан для нас двоих. Только для нас.

— Это предложение?

— Да. — Прямо в ухо, горячим шепотом, обжигая дыханием, чтоб волоски на теле встали дыбом.

И все, закрыт вопрос.

Накормила, напоила вкусным, чуть терпким вином, окружила вниманием. Отогрела. Позволила развалиться в кресле с раскуренной сигарой. И уже тогда:

— Как тебе перспективы нашего предприятия, Вик?

— Как? — он взглянул несколько удивленно, будто стряхивая дрему. — Нормальные перспективы. Все сделаем, как договорились.

— А мне кажется, твоя роль несравненно больше остальных участников. Ладно я, слабая женщина. Что я могу? Подарить заботу и ласку, быть рядом, делить радость встреч и тосковать в одиночестве, ожидая твоего возвращения. Но Залеский — чем он рискует? Дал аппаратуру, так и вернет ее таким же образом. Даже если кто-нибудь что-то заподозрит, всегда сможет отговориться.

— Ты хочешь сказать, что дележ добычи нужно пересмотреть? — приподнял бровь Вик.

— Да, это я и хочу сказать. — Софья откликнулась самым озабоченным и преданным взглядом, на какой была способна. — Ты рискуешь шкурой. Я же вижу, что-то случилось сегодня. Что-то серьезное…

Он нахмурился, но не ответил.

— А любезный инженер сидит в офисе. В теплом, чистом, безопасном офисе. У меня от этого душа болит, Вик.

— Я думал, вы друзья… — усмехнулся тягун.

— Я тоже раньше так думала, — она невесело улыбнулась в ответ. — Оказалось, нет. Мой друг — ты. И только ты.

— Я польщен, Соня, — вздохнул Сухов. — Но все должно быть по-честному. Я видел много случаев, когда жадность приводила людей к очень печальному финалу.

— Это не жадность, Вик. Это справедливость.

— Следуя твоей логике, можно прийти к тому, что и Бас в нашей компании лишний, — нехорошо сощурился вор.

— А что?! — Софья вздернула подбородок, колыхнулась волна необычно зачесанных волос. — Басу, прежде всего, нужно оплатить хорошее лечение. У меня есть связи, мы выделим на это столько денег и витакса, сколько потребуется. — И увидев, как Вик начинает отрицательно качать головой, нажала, вложив в голос хорошую толику искренности пополам с горечью: — Я знаю, что такое болезнь, Вик! Моя мать умерла из-за скупости отца. Такое не забывается…

— Бас оказывает мне неоценимую помощь. Он получит свою долю.

— Да пойми… — она присела перед ним, прикрыла своими ладонями его, — мы обеспечим Себастьяна всем необходимым, но зачем ему эти пальмы?! Это же глупо! Ему нужно не на пляжах нежиться, любуясь красотками в бикини, а лечиться! И в хорошей клинике…

— Бас получит свою долю.

— Ты не слышишь меня, — отпрянула она. — Я подарила тебе свою любовь, предлагаю союз, от которого станет лучше всем. Я знаю, каким образом можно все устроить…

Он посмотрел точно так, как когда-то на берегу Змейки: у тех кустов, где впервые взял ее. Оценивающе? — нет, не так. Словно гвоздем по стеклу, вот как. И сказал раздельно, как умел говорить только он:

— Бас достаточно взрослый человек. Он сам решит, что ему нужно. И получит свою долю. Сполна. — Помолчал, как бы убеждаясь, что его слова дошли до ее сознания, и закончил: — Извини, сейчас я пойду. Нужно выспаться. Завтра второй акт… драмы? Или комедии?

Улыбнулся устало. Встал. Ушел.

Софья осталась у кресла, на полу, даже не поднялась проводить. Лишь постукивала и постукивала кулачком по тому месту, где только что сидел вор.

Что ж, это твой выбор, Вик. Мой славный Вик. Несгибаемый, упрямый, глупый Вик.

18

А Виктор шел по освещенным фонарями улицам. Шагал как автомат, не замечая ничего вокруг, — ноги сами находили дорогу. Перед глазами прокручивались события сегодняшнего Дня: стадион, сотни человеческих лиц, ураган витакса, который он вызвал. И собрал! Это важно — никто раньше ничего подобного не делал. Да другому тягуну это и в голову бы не пришло — провести столь самоубийственное мероприятие.

Потому что ни у кого нет «пылесоса». А у него — есть.

Но вот концовка… Концовка подкачала. Ему и раньше приходилось иметь дело со смертью объектов. Случалось на первых неумелых пробах пера: то ли объем не рассчитал, то ли донор попался слишком слабый. Такое тоже бывает, на объекте не написано, что он болен. Или, например, только что сдал витакс в клети. А тут тяг, и бум! — резкое снижение поля, и нет человека.

И с ищейками, было дело, приходилось разбираться, но при помощи ножа. И ситуация была пиковой, дальше некуда. Сегодня, конечно, тоже не по бульвару собачку выгуливал, но никогда еще не сосал он досуха, до донышка, до смертельного исхода. Когда причиной гибели человека становится именно съем в чистом виде, и ничего больше.

Оказалось, подобный тяг — стресс для него! Да еще какой…

При этом снятый витакс не пошел в конденсаторы, — те были полны, — и чуть не убил его. Едва не смял внутренности, забил горло непроходимой пробкой, когда ни вздохнуть, ни закричать. Спасло только то, что непонятным образом еще работал чудесный шлюз в районе копчика — и он стравил, сбросил бремя чужой жизни в пространство.

Витакс развеялся в эфире, как говорили в подобных случаях.

В этом повезло, но сам факт убийства через съем необычайно взволновал его. Никогда не считал он себя душегубом — вор, и не более того. Теперь отсчет пошел другой. Да еще Софья. Чего она хочет? К чему все эти разговоры о переделе? Уже не говоря о том, что на то она и добыча — ее вначале нужно добыть, а потом уже делить…

И постарался отбросить все эти мысли: завтра, все завтра, — разыграем как по нотам, иначе и быть не может. А сейчас спать.

Утро вечера мудренее.

И утро настало. Для друзей оно началось с вопроса, адресованного Басу:

— Видел на стадионе плакаты «Иван Царев — совесть нации»?

Они только съехались, только сварили себе по чашке кофе и сделали по первому глотку.

— Как не видеть, — буркнул напарник. — Все рекламные тумбы ими обклеены.

— И, наверное, помнишь, что сегодня большой митинг сторонников Ограничителей. Во главе со своим лидером. Ты вообще политикой хоть немного интересуешься? Например, платформу этой партии знаешь?

— Нет, — пожал плечами Бас, — никогда не верил политиканам. Врут все.

— Может, и врут, — согласился Вик. — Но эти выдвигают особую программу и обещают… Впрочем, мы можем это услышать из первых уст. От самого господина Царева.

— Ты же митинги не любишь, — удивился помощник. — Говоришь — опасно.

— Так и есть, но лучшего объекта я сейчас не вижу. Ты, кстати, тоже высказался: мол, ищеек там должно быть меньше, чем в любом другом людном месте. Есть у меня человек, обеспечит удостоверениями городского Департамента охраны здоровья. Сейчас навестим его, потом в прокате возьмем приличные пальто и к двенадцати топаем на площадь Свершений. Послушаем, какое светлое будущее готовит нам кандидат от партии Ограничителей Иван Царев.

День выдался ветреным. Солнце светило так же, как и вчера над стадионом, но стало холоднее. Бас поднял воротник очень приличного кашемирового пальто и постоянно поправлял легкий белый шарф. Отчасти из-за непривычности подобной детали туалета, отчасти чтобы закутать шею.

Вик подобрал и купил ему дорогие очки в модной тонкой оправе, заставил побриться и расчесаться. Себастьян, проникшись ситуацией, состроил значительное, «умное», по его собственному выражению, лицо и стал похож на аспиранта-неудачника. Почему-то у Вика родилась именно такая ассоциация — неуспевающий, похоронивший все надежды своего преподавателя школяр с кафедры каких-нибудь социологических исследований.

— Штурман, — с улыбкой сказал он другу, — сними умняк. Тебе это не идет. Будь проще и естественнее…

Бас вначале обиделся, потом рассмеялся:

— Ты прав, командор. Никак не привыкну к своей новой роли. Но и ты на себя посмотри: чистый Джеймс Бонд…

Тягун нарядился в кожаный плащ и действительно походил на сотрудника спецслужбы. Впрочем, чиновники Департамента охраны здоровья тоже любили кожаные плащи. Вчерашние сумки в руках сообщников также претерпели изменение и выглядели сегодня обычными кейсами, как им и положено. Сменилась и эмблема, уже третья за два дня, — на чемоданчиках теперь расцветало раскидистое дерево.

В целом, партнеры имели вид вполне респектабельный и деловой. А главное, при наличии удостоверений — очень неплохих фальшивок, различить которые смог бы только опытный полицейский, — Вик надеялся без затруднений пробраться на политическое шоу.

Уже на подступах к площади толпа на улицах стала уплотняться. Вор рассчитывал на большое скопление народа, но не думал, что популярность партии столь высока. Люди шли потоком, оживленно обсуждали программу и самого Царева, спорили. Слышались обвинения в адрес правящей партии и призывы в пользу Ограничителей. Шли сосредоточенно, деловито, порой даже с выражением ожесточения на лицах.

Работать на сборищах подобного рода Вику еще не приходилось, но чем-то нынешнее мероприятие неуловимо напоминало вчерашний матч. Разве что люди были постарше, и в поведении их не замечалось дурашливости и ребячества. Голоса резче, благодушия нет совсем, часто применяют в споре рубящие жесты руками, а вот приветливо помахать друг другу — этого не увидишь. И все же чувствовалось — идут на зрелище. Не менее азартное, чем спортивное состязание.

Скоро по двое, по трое стали попадаться полицейские, и это тоже напомнило вчерашний день. Документы не проверяли, но смотрели цепко, обшаривая взглядом фигуры прохожих. А на площади стражи порядка выстроились плотным кольцом по периметру. Однако штатских с жезлами, которых вор опасался более всего, не наблюдалось.

— Бас, — негромко обратился он к товарищу, — глянь на предмет ищеек.

— Я смотрю, — откликнулся Бас. — Пока все чисто.

Предчувствие предстоящей игры усиливалось. Те же знамена: только вместо удара по мячу на полотнищах красовалось то самое раскидистое дерево, символ будущего возрождения и процветания нации. Те же баннеры, с той лишь разницей, что вместо портретов футболистов на них мудро и с пониманием улыбался Иван Царев. Та же бурлящая толпа, готовая сопереживать, взрываться бодрыми криками поддержки или загудеть вдруг неодобрительно. А может и растоптать, если понадобится…

Посреди свободного пространства, отделенного полицейским оцеплением, возвышалась трибуна. Вся в знаменах, призывах и портретах кандидата, она могучей скалой вздымалась над подвижной стихией толпы. А правее, как с подветренной стороны океанского утеса, образовался участок полного штиля, спокойная мертвая зона. Здесь неплотной аморфной группой расположились господа, всем видом своим разительно отличающиеся от прочих митингующих.

Дорогие плащи, добротные пальто, холеные спокойные лица. Поблескивают золотые оправы очков. Вик догадался: партийные функционеры высшего звена, наблюдатели от администрации и прочие заинтересованные лица. Те, кто реально вершит судьбы электората. Господа распорядители.

Он повел Баса именно туда и стал вместе с напарником так, чтобы было ясно — они здесь не посторонние. Вроде сами по себе, не смешиваются с господами, но тоже принадлежат к числу избранных. До оцепления, кстати, оставалось порядочное расстояние, Вик учел и это.

Однако перемещения сообщников не остались незамеченными.

— Здравствуйте, господа. Разрешите полюбопытствовать, какую партию представляете? От какой фракции?

Невысокий юркий человечек с залысинами и вислыми, как у казака, усами появился неизвестно откуда. Вот только что его не было, а вот уже и здесь. Вик напрягся. Партийная служба безопасности это, конечно, не полиция, но в их рядах обреталось немало бывших сотрудников, в том числе и опытных.

— Городской Департамент охраны здоровья, — бросил он небрежно и махнул перед лицом безопасника удостоверением.

— О, мы рады таким гостям! — расплылся охранник, не обратив особого внимания на красную книжечку. — От Станислава Яковлевича?

— Нет, от Матвея Илларионовича, — значительно поправил тягун.

Ход был беспроигрышный. Станислав Лещинский, председатель Департамента, был в городе фигурой заметной. Подтверждение, что, мол, да, представляем его интересы, ровным счетом ничего не значило. Так могли сказать очень многие люди, и поди проверь — истина это или ложь. Вик же козырнул именем Матвея Барышникова, недавно назначенного главой Государственной комиссии по контролю над распределением витакса.

Это имя было новым. Информацией снабдил тот же человек, Который сделал удостоверения. Снабдил как раз для такого случая: с одной стороны, членов комиссии пока мало кто знал в лицо, с другой — имя это многое значило для сторонников Царева. Платформа Ограничителей плотно соприкасалась с деятельностью комиссии.

Охранник сразу посерьезнел, даже как-то подтянулся:

— Располагайтесь, господа. Что-либо понадобится — обращайтесь. Я и мои помощники рядом, — и сдержанно указал на группу молодых, спортивного вида людей. — Поможем, если что.

— Благодарю, любезный, — Вик кивнул вежливо, но несколько по-барски. — Если что — непременно.

Человек растворился в негустой толпе так же мгновенно, как и появился. Тягун перевел дух — пока все работает: и «корочки», и полезные знания.

— А здорово ты его… — восхищенно шепнул Бас и скопировал интонацию друга: — «Непременно, любезный». Вертухай только что не раскланялся!

— Проехали, — буркнул Вик. — Лишь бы и впредь все было ладно…

Тем временем с трибуны уже гремело представление, усиленное мегафоном, и короткое жестяное эхо гуляло по площади:

— …предлагает новую программу! Эта программа для вас, сограждане! Партия Ограничителей борется за права трудящихся. Нам близки и понятны чаяния и надежды каждого из вас. Ваши нужды — вот что всегда было и остается основной точкой приложения наших усилий. Сейчас я передам слово Ивану Цареву! Этот человек третий год бьется за права горожан. Определенные силы нам препятствуют, не желают, чтобы он представлял интересы трудящихся в Думе, но выбор за вами! Сделайте его осмысленно, но и слушая свое сердце!

Толпа у подножия трибуны разразилась аплодисментами, послышались выкрики: «Царев — наша надежда!», «Голосуем за истинно народного кандидата!», «Даешь новую программу!»

Вик обернулся — на возвышение поднимался высокий седовласый человек, столь узнаваемый по многочисленным плакатам. Та же благородная осанка, та же мудрая спокойная улыбка на лице. Он поднимался неторопливо и степенно, полный осознания собственной значимости и необходимости для нации. Аплодисменты переходили в овацию.

19

Пора, решил тягун и прикрыл глаза. Картина была иной, нежели вчера на стадионе, — сиреневое марево стояло над людьми, клубилось причудливыми протуберанцами, закручивалось спиралями. Как и вчера, различить ауру каждого отдельного человека не представлялось возможным. Подобно толпе, выглядевшей монолитом, жизненная сила создавала однородное поле, спаянное общим устремлением и единой волей.

Наученный опытом вчерашних событий, Вик не торопился кинуться навстречу этому мареву. Знал убойную силу сплошного потока витакса, и не столько для себя, сколько для Баса и доноров. Слишком живо стояли перед глазами вытянутые побледневшие лица вчерашних болельщиков. Обессиленное падение тел в кресла, вялые замедленные движения.

Поэтому сегодня он решил сразу применить тактику, опробованную на стадионе перед уходом. За исключением перемещения — двигаться здесь было некуда, да и выглядело бы это глупо и подозрительно. Но вот снимать аккуратно, малыми порциями и с перерывами, это было сейчас самое то.

Вик потянул легким движением. Движением души, но левая рука непроизвольно плавно загребла воздух, а правая сама нажала пуск «пылесоса». Короткой очередью откликнулось «блюдце».

Гул толпы стих, но не тяг стал тому причиной. С трибуны зазвучал хорошо поставленный голос:

— Дорогие сограждане! Братья! Я не стану тратить попусту слова. Все знают, как витакс изменил нашу жизнь. Раньше у властных структур был один рычаг управления — деньги! В деньги обращались товары — и хлеб, и машины. Деньгами мерили трудолюбие, ум, добросовестность и прилежание. Степень полезности одного человека для других людей. Деньги регулировали нашу жизнь. Кровеносная система общества — так называют экономисты национальную валюту и финансовые образования — банки…

Внешний вид митингующих не менялся. Никто не бледнел, не валился в обморок — одухотворенные лица, распахнутые глаза, все внимание обращено к оратору. Вик постреливал короткими очередями, не забывая поглядывать в сторону полицейских и на Баса.

— Сегодня многое изменилось, — продолжал вещать Царев. — Мало того, что ученые придумали страшное, богопротивное дело — отнимать годы жизни у одного человека и отдавать их другому, так еще продажные политики делают все, чтобы вы, истинные производители материальных благ, получали от этой аферы лишь крохи. Это у вас, у ваших жен и матерей, у детей ваших забирают жизненную силу! И пусть никто не обманывается добровольностью донорства: вы поставлены в такие условия, и реальность нынешней жизни такова, что просто невозможно не сдавать витакс. Они вынуждают вас продавать свое долголетие, здоровье и саму жизнь, так будет и впредь! Чем дальше, тем больше!..

Мощный гул зарождался в недрах толпы, нарастал, ширился. Так раскаты грома предшествуют началу грозы, урагана и ненастья. Вик видел лица в ближних рядах — закаменевшие, гневные. Различал стиснутые кулаки, слышал: «Правильно говорит человек! Нас обманывают!..» И прихватывал, прихватывал от этого лакомого пирога — единого безбрежного океана чужой жизни.

Нажимал пуск коротким скользящим движением, отмечал, как исправно работает система сброса, и чувствовал: барабанная дробь привода удлиняется и уплотняется. Черт возьми, насыщенность облака витакса делала его чрезвычайно доступным. Тягуны всегда знали преимущества многолюдья, но никто никогда не имел такой техники, что была сейчас в руках Вика.

— …И потому партия Ограничителей предлагает национализировать накопленные запасы витакса! — гремело с трибуны. — Это ваша жизнь: годы, не прожитые вашими детьми и женами, украденные у ваших матерей и братьев — ваших близких! Мы вернем вам ворованное и введем строжайший контроль над распределением!..

Накал страстей крепчал. Выкрики слышались уже беспрерывно, угрозы смешивались с одобрением, все чаще звучало: «Отдайте наш витакс!» Шум стоял неимоверный, и тягун с трудом различил сигнал заполнения емкости. Покосился на Баса — тот стоял бледный и растерянный. Казалось, речь Царева и все происходящее производят на него неизгладимое впечатление.

— Бас, давай свой конденсатор! — толкнул вор бывшего инспектора в бок.

— Сейчас! — встрепенулся тот и принялся судорожно перекладывать кейс из руки в руку.

— Спокойнее, штурман. — Вику пришлось прихватить друга под локоток. — Ну что ты, Себастьян. Просто передай свой кейс и возьми мой. На нас никто не смотрит, успокойся…

А толпа уже неистовствовала. Шум достиг такого уровня, что Вик едва слышал собственную речь. Вор оглянулся на охрану — молодцы становились плотным строем, окружая распорядителей стеной, а из боковых улиц выбегали полицейские подразделения физической защиты. В шлемах, со щитами и дубинками в руках.

— …Я вам обещаю — витакс будет распределяться между всеми, равномерно и справедливо! — неслось над площадью. — Мы создадим комиссии, честные и объективные! Больные и нуждающиеся получат лечебную подпитку, ваши отцы и матери — продление жизни! Долголетие и здоровье станет достоянием каждого гражданина в полном смысле слова!

Что-то должно случиться, чувствовал Вик. Напряжение нарастало, оно просто-таки висело в воздухе, в жаркой, несмотря на осеннюю прохладу, атмосфере площади. Это что-то назревало как нарыв. Уже не было нужды прикрывать глаза — выплеск столь мощно рвался наружу, что стал хорошо виден при свете дня. Сиреневое марево колыхалось над людскими головами плотным, почти осязаемым облаком — бери и черпай пригоршнями!

И плюнув на предосторожности, тягун распахнулся.

«Блюдце» будто сошло с ума, словно пустилось в пляс, выбивая на груди фантастическую чечетку. Внутри что-то екнуло: ватная слабость залила тело, подогнулись ноги. Но система работала, втягивая сотни и тысячи единиц чужой силы и активности. Вику словно вбили огненный кол — от груди до копчика. И в этом раскаленном пространстве ощущался беспрерывный ток, зуд и покалывание. Еще, чего доброго, из задницы дым повалит — мелькнуло в мозгу. И тут же взмолился — Господи, дай сил продержаться, заполнить второй кейс, и дай потом ноги!..

Мяу! — пискнул конденсатор.

Потная ладонь в кармане с наслаждением отбросила пульт.

— Бас! Ты в порядке?! Уходим!..

Б-бах-бах! — двойной хлопок разорвал набрякшее неясной угрозой пространство над площадью, и тут же все смешалось. Ряды митингующих сместились, плотная до того толпа в мановение ока обратилась хаосом: круговоротом испуганных лиц, плеч, вскинутых рук. Бабочками порхали сбитые с гомон шляпы.

Неожиданно посреди всего этого столпотворения образовалось пустое пространство, будто вода отхлынула, и стала различима небольшая, но плотная группа людей в камуфлированных комбинезонах и вязаных масках-шапочках. Над зловещими этими фигурами, как гора над лесом, возвышался гигант в украшенной заклепками косухе, надвинутой на глаза широкополой шляпе и с разбойничьим платком, закрывающим лицо. Глуховатым голосом, но достаточно громко он проорал:

— Не верьте этим лживым павлинам! Цареву нужна власть, плевать он хотел на ваши нужды! Сограждане! Братья! Вам помогут только Неукротимые!..

Полицейские ринулись к группе, но протолкаться через толпу было не так-то просто. Тела митингующих стали живой преградой на пути к бунтарям, но стражи порядка быстро отбросили всякую деликатность — на плечи и спины демонстрантов посыпались удары дубинок. Паника и сутолока усилились еще больше.

Неукротимые во главе с Громом — а у Вика не появилось ни малейших сомнений в том, что это он, — стояли недвижимо. Будто полицейских, прорубающихся к ним сквозь толпу орущих сторонников Ограничителей, не существовало. Бойцы службы безопасности тоже заметно подобрались. У одного, как заметил вор, тускло блеснул на руке кастет. И это наверняка было не единственное оружие, имевшееся в распоряжении безопасников.

— Мы вернем ваш витакс! — теперь уже голос главного экстремиста города грохотал над площадью. — Заберем у кровососов и возвратим вам, истинным хозяевам этого мира! Сколько можно терпеть бессмертных, позволять им жировать на вашем витаксе?! До каких пор будете вы доверять краснобаям, именующим себя народными заступниками?! Вы — хозяева своей страны!..

Полицейские в броне пробились наконец к пустому пространству, окружавшему Неукротимых, и теперь обступали противника, охватывали кольцом. Молодцы из безопасности подтянулись ближе, перегруппировались. Намечалась бойня — никакого оружия у боевиков не наблюдалось, и попыток уйти, скрыться они не делали.

— Фракция Неукротимых готова вступить в бой за ваши интересы! — выкрикнул Гром, указывая рукой на трибуну. — Не щадя жизни! А ответ полицейскому произволу у нас имеется!..

Все взоры обратились туда.

Трибуна была пуста. В том смысле, что от многочисленной свиты Царева не осталось и следа. Но сам он присутствовал, а рядом — бледный, с кривоватой усмешкой на губах и чрезвычайно независимым выражением лица — стоял юноша в комбинезоне. Точно таком, как и у остальных Неукротимых, но грудь его была увешана крест-накрест брикетами. От брикетов шли разноцветные проводки, которые замыкались в небольшом блоке на поясе, а уже из блока тянулся провод к правой руке боевика.

Что сжимает рука и что находится в брикетах, не составляло тайны ни для кого.

Левая же рука юноши была прикована к руке Ивана Царева наручником. Сам политик, по-видимому, едва держался на ногах. Даже оттуда, где стояли Вик с Басом — в двадцати-тридцати метрах, — было видно, как обильный пот заливает его лицо и как тяжело опирается он о трибуну.

Толпа ахнула. Полицейские попятились. Безопасники вплотную окружили охраняемых персон, прикрыв их своими телами.

— Вот теперь мы будем разговаривать о комиссиях и надзоре за распределением витакса! — почти весело продолжал главарь боевиков. — А если что-то пойдет в переговорах не так, мой соратник отпустит кнопку и контакт замкнется…

И тут толпа шарахнулась. Люди, обезумев, рванулись с площади, подальше от страшной парочки на трибуне. Полицейских смяли, боевики еще удерживали свои порядки, но вор не стал досматривать представление до конца. Пусть разбираются сами — левые, правые, смертники и полицаи! — лишь бы ноги унести!

Деру! — он схватил застывшего истуканом Баса за рукав и рванул к одной из боковых улочек. Той, что не была еще перекрыта полицейскими. Напарник, похоже, совершенно утратил силы, и Виктор тащил его силком.

На пути появлялись чьи-то фигуры — Вик нещадно толкался. Вот вынырнула чья-то перекошенная физиономия, потянулась рука — Вик врезал кулаком в белые от ужаса глаза, пнул ногой понизу. Кто-то попытался вцепиться в плащ — стряхнул одним резким движением.

Вперед, к выходу из этой преисподней! Иначе сомнут, затопчут, разорвут на куски!

Дорогу преградила угловатая, в броне и сфере фигура полицейского. Рука, сжимающая дубинку, угрожающе поднялась, но Вик вильнул ужом, нырнул под занесенное оружие, не забывая тащить безвольного Баса. Кажется — проскочили! Увы, напарнику все-таки досталось, но, к счастью, вскользь, не опасно…

Они вломились в тишину улочки как ураган, как горячее дыхание площадной драки — всклоченные, в развевающейся дорогой одежде, давясь хриплым дыханием, вцепившись намертво в бесценные свои чемоданчики, — и бросились со всех ног прочь.

Скорее!.. Отсюда!.. Лишь бы подальше!..

20

От площади они добрались в свой подпольный штаб на такси. По пути взяли бутылку ямайского рома и первым делом выпили по полстакана обжигающей шестидесятиградусной жидкости с запахом жженого сахара. Бас сразу опьянел, но это было лучше того, что Вик видел по дороге с площади.

Напарник смотрелся совершенно потерянным. Лицо бледное, дорогие очки он потерял во время бегства, прическа растрепалась. И это бы ладно — Бас так выглядел почти всегда: растерянно-встрепанным, добродушно-мечтательным. Но он ведь говорун, его верный штурман Себастьян! Любит побалагурить, пошутить, а тут слова не вытянешь. То молчит, то заикается и бормочет что-то невнятное.

— Господин Лагерь, — тормошил его Вик, — ты что? На тебя так подействовали заявления политика? Брось, Бас! Сам же говорил, верить этим ребятам нельзя, все врут. Или ты просто струхнул, старина? Это не беда, со всеми бывает…

— А вдруг действительно так все и будет? — неожиданно вскинулся тот и посмотрел глазами умной, но больной собаки. — Государство возьмет в свои руки распределение витакса, все будут получать поровну?..

— И где же государство будет его добывать? — удивлялся тягун наивности помощника. — Если сограждане будут только потреблять — вот все такие хорошие, и все очень честно устроено, но все только и делают, что получают дополнительные годы жизни по талонам, — кто же будет витакс сдавать? Преступники? Их недостаточно, чтобы удовлетворить спрос. Этот вопрос давно прожевали и проглотили. Да и забыли уже. Добровольцы? Так откуда они возьмутся? Каждому захочется получить на дармовщинку несколько лет жизни, а слить — где дураков взять?

— Царев сказал, накопились огромные запасы…

— Это Царев сказал, а насколько это правда — неизвестно. И даже очень большие запасы когда-нибудь заканчиваются, если их постоянно не восполнять. Чуть раньше, чуть позже…

Бас тряс головой, снова принимался шептать что-то себе под нос. И опять смотрел больными глазами. А потом вдруг сделал неожиданный вывод:

— Тогда нужно отлить витакса. Отлить и спрятать. Когда Залеский потребует «пылесос» назад, скажем, что не смогли наполнить все три канистры. Как он проверит? Вот, скажем, все, что смогли, — и покажем две емкости. Их и поделим! А сами с прибытком останемся…

— Бас, ты же умница! — Вик заговорил с другом как с маленьким. — Ты же понимаешь, что если Залеский захочет, натравит на нас службу безопасности «Партнера»! Даром что сам замазан, придумает что-нибудь. Ужом вывернется, а нас подставит. Это опасно. И вообще… не нравится мне это, и все! Сколько раз был свидетелем — пожадничает вор, и заметить не успеешь, как сгорел. А так, может, цел бы остался. — Он присел перед Себастьяном, сказал раздельно, как любил делать в ответственные моменты жизни: — Добудем витакса сколько нужно. Отдадим то, что причитается инженеру. Потом заберем свое — и только нас и видели!

В штабе, открывая бутылку, вор включил радио, и в мансарду ворвался встревоженный голос диктора — экстренное сообщение!.. Площадь Свершений… Попытка покушения на лидера Ограничителей Ивана Царева!.. Полиция… жертвы… Столько-то получили ранения в столкновениях с силами правопорядка, столько-то — травмы в результате паники и давки, столько-то арестованы как зачинщики и активные участники.

Группа Неукротимых расстреляна подразделением спецназа…

И тогда Бас сказал:

— Наливай полный.

После стакана огненного напитка он окончательно захмелел, начал припадать на тахту, но Вик решил, что под присмотром матери ему будет лучше. Вызвал такси, загрузил пьяного Баса в салон и отвез домой. Передал едва шевелящееся тело друга Валерии Лагерь с рук на руки. Однако утром верный помощник появился в явке: осунувшийся, бледный, но вполне работоспособный. Даже сосредоточенный. Вместе полюбовались на вторую, заполненную под завязку канистру и стали думать, как жить дальше.

— Ничего в голову не приходит, — жаловался тягун. — Газеты свежие пересмотрел, кручу в голове и так и этак — не знаю! Идти по обычным маршрутам? Электрички, рынок, супермаркеты? Опасно, да и улов будет не тот. Щипать по десятку единиц — это ж сколько времени уйдет и сил!.. Достался один день. Нет, надо что-то придумать. Соображай, штурман.

Бас ворочал кудлатой башкой, ставил брови домиком, пожимал плечами. Потом затих. Вик уже начал примеряться к слету рыболовов и охотников. Объявление об этом сборище выделялось ярким пятном на первой странице газеты «Рыбалка», невесть как попавшей в кипу купленной прессы, когда напарник прорезался:

— Командор, слышал я перед самым уходом из полиции… Не знаю даже, подойдет ли нам это…

— Давай, Бас, не тяни. Что ты, как беременная гимназистка перед директором, честное слово.

— В общем, сдружился я с одним лейтенантом. Не то чтобы даже сдружился, но отношения завязались чуть человечнее, чем с остальными. И как раз накануне той злосчастной операции, когда тебя ловили, посидели мы с ним за пивом… Ты знаешь о группировке заречных? Ну да, ребята, что держат порт. У них давний конфликт с рейдерами. Те традиционно контролируют торговлю самодельной водкой, но товар получают по реке. Из Улыбинска, где у них производство, бидоны сплавляют вниз по течению баркасами. Вот в порту интересы и пересекаются. В полиции об этом давно знают, но пока ничего не предпринимают. Ждут, когда бандюки схлестнутся пожестче… Говорят, заречные заломили несусветную пошлину, а рейдеры их вообще шпаной считают. Мол, мы этих босяков в порт пустили, к делу приспособили, а те наглеют. Как бы то ни было, конфликт назрел острый. И на сегодня, если мне не изменяет память, назначена сходка. Собираются разобраться окончательно, все вопросы порешать…

Вик внимательно слушал. Бандитская разборка? Тягуны никогда с откровенными бандитами не связывались. С точки зрения закона числились преступниками, но сами себя таковыми не считали. Оттянуть десяток-другой единичек — это не кошелек украсть. И уж тем более не размахивать дубиной в темном переулке. Но мир криминала так устроен: где торгуют ворованным витаксом, там и предательство, и обман, а бывает, и стрельба. Порой прикрывают друг друга, а когда нужно — наоборот, сдают с потрохами.

— Если сходка состоится, то драка будет почти наверняка. И драка знатная, — продолжал напарник. — Но нужно уточнить время и сегодня ли все состоится. Бандиты и перенести могли, и вообще отменить.

Вор прикидывал возможности. Если ради небольшого тяга он провоцирует ссору в вагоне электрички или на рынке, то драка озверелых бандитов должна дать такой выплеск, что о-го-го!

— Есть у меня человек, как раз утром звонил. Можно сходить, поговорить… — задумчиво проговорил он. — Посиди в тепле, расслабься. Выглядишь ты не очень… Заправлялся сегодня?

— Ты ж мне жетонов дал, — слабо улыбнулся Бас. — Жаль только, на Беговую с ними не сходишь. Там к казенным привыкли, подозрительно будет — вдруг жетоны Свободного Национального Ви-банка… у безработного… Зато какие там пальмы!

Эти жетоны Вик получил еще от Грома. Наверняка добыты в схватках с кровопийцами, да жив ли теперь сам вожак? А вслух сказал:

— Ладно, будут тебе пальмы. И не на картинке, а самые что ни на есть настоящие. С морем в придачу.

Быстро оделся и ушел.

Бас прилег на тахту. Прикрыл глаза: и тут же вновь, как наяву, зашумела площадь. Угловатые фигуры полицейских в броне, бледные растерянные лица митингующих и зловещие, в камуфляже и масках, Неукротимые посреди пустого пространства. Смертник, прикованный к политику наручником…

Боже, во что я ввязался! — мысленно ужаснулся он. Но сил додумывать мысль до конца, досматривать видение и вообще на что-либо — сил не оставалось. Бывший инспектор мучительно вздохнул, как застонал. Дрема накатывала тяжелой вязкой волной, и он не стал сопротивляться этой силе, позволил убаюкать, оттеснить реальность. Провалился в зыбкую пелену забытья.

Сколько времени прошло, он точно сказать не смог бы, но хлопнула дверь. Ключи каждый из подельников имел свои. Бас привстал…

— Все путем, — кивнул Вик, стаскивая куртку. — Место известно. Недалеко от порта есть пустырь: безлюдный берег реки, заросли кустарника, холмы. Не первый раз там вопросы решают. И спрятаться есть где. Времени у нас немного, но должны успеть.

Он прошел в комнату и сел на тахту.

— Я там бывал несколько раз, встречался кое с кем. Дорога по-над рекой упирается в ровную круглую площадку метров двести в диаметре. С одной стороны холмы, под холмами дикие заросли. Листва опала еще не вся, там можно спрятаться, а участники, скорее всего, станут в центре. Таким образом, до них будет метров сто.

Он перевел дух и заключил:

— Спрячемся. Когда момент подходящий настанет — сделаем дело. А потом отойдем незаметно. Есть там тропка, я проведу.

— Когда выезжаем?

— Сейчас. Надо добраться до прибытия основных участников.

Сборы много времени не заняли. Надели куртки, джинсы, кроссовки — обычный наряд городских жителей. Кейсы уложили во вместительные рюкзаки, предусмотрительно купленные Виком еще в первый день. Брал на всякий случай, а вот пригодились. У двери на миг остановились, как бы собираясь с силами.

Бас бледный и сосредоточенный. Даже угрюмый. Вик спокойный и собранный. Немного на взводе, как всегда бывает перед охотой, но внешне это не так просто определить. Где-то в Центре, в празднично расцвеченном многоэтажном доме, в уютном гнездышке застыла в напряженном ожидании женщина с волосами, зачесанными на одну сторону наподобие крыла птицы.

— Ты как, в силах? — тихо спросил Вик. — Хочешь, я схожу сегодня один?

Но Бас посмотрел как-то странно и качнул головой:

— Нет, командор, вместе до конца. Давай закончим уже это все, что ли…

21

На автобусе сообщники без приключений, не привлекая к себе внимания, добрались до порта, но обошли его стороной. Потом минут десять шли пешком через голое запущенное поле; то и дело приходилось обходить остовы лодок, горы гнилых ящиков, заброшенные пакгаузы. Добрались наконец. Прямо по ходу виднелся берег реки — широкая, но быстрая Змейка делала здесь излучину, свинцовая вода плескалась о пологий песчаный берег. Но Вик повел направо: туда, где возвышалась цепь невысоких холмов. Подножия их, как и ожидалось, заросли густым кустарником. Последние желтые листья играли под ветерком, дувшим от реки.

Не доходя метров пятидесяти до кустов, Вик остановился. Вокруг простиралось открытое пространство с утоптанной пожухлой травой. Вор повел руками:

— Вот здесь это обычно и происходит. Дорогу видишь? — он махнул рукой за плечо. — Съезжаются одновременно, опаздывать или приезжать раньше времени считается дурным тоном. Выходят вот сюда, на полянку, и становятся лицом к лицу. Начинается «терка» — будут предъявлять претензии, брать на голос. Может, сразу полезут драться, по-разному бывает…

Бас примерно знал, как это бывает. Полицейский Петр служил раньше в оперативном отделе сыска, рассказывал. И даже кое-что растолковывал. Сейчас Себастьян тоже прикидывал: спрятаться лучше всего во-о-он в тех кустах.

— Схоронимся там, — сказал тягун и указал в точности на то место, которое приметил эксперт. — Там, в глубине, между холмами есть хороший проход. Уйти можно в любой момент. Стрелять вряд ли будут, скорее всего, ножи, кастеты, цепи. Обычно так бывает.

— Все понял, — кивнул Бас. — Заляжем, дождемся основных персонажей…

— Ага, и как только появится возможность, я снимаю. И тут же делаем ноги.

— О’кей, все будет о’кей, командор, — невесело усмехнулся Бас.

В глазах эксперта мелькнула тоска, но лишь на миг. Вик даже засомневался — показалось? Но сегодняшнее настроение напарника ему определенно не нравилось. После операции нужно будет хорошенько отдохнуть. Да и то — бог даст, завершающий этап. Лишь бы сейчас все получилось, а потом возьмем свои канистры — и подальше отсюда. Куда-нибудь на берег синего моря…

Они, осторожно раздвигая кусты, стараясь не ломать ветки и не нарушать первозданный вид зарослей, пробрались в укрытие. Вик ловко оборудовал лежку. Залегли. Тягун позаботился сформировать «окно» между ветками — чтобы был приличный обзор для работы с «пылесосом».

Дождей не было уже три дня, но здесь, в зарослях, сохранялась сырость, и лежать на земле оказалось не слишком комфортно. Ничего, потерпим. Вик достал «блюдце» и пульт — сегодня прятать их не нужно. Можно будет направлять антенну прямо на объекты. И вообще здесь, в кустах, стесняться некого: пусть стучит, свистит, еще черт знает что вытворяет, лишь бы снимала быстрее. Главное сегодня — скорость. Заполнить резервуары и уходить.

И тут от реки, с дороги, послышался звук моторов.

Темный фургон и светлый микроавтобус появились один за другим. При въезде на пустырь они разделились: фургон свернул и сразу затормозил, автобус же проехал дальше по дороге и только потом закруглил длинную дугу, вывернув носом к первой машине. Из салонов посыпались участники предстоящего действа — все как на подбор молодые, крепкие ребята с сумрачным выражением на лицах. Стали двумя группами, одна против другой.

— Слева заречные, справа рейдеры, — прошептал Бас, выказывая незаурядные знания в различиях местного криминалитета.

Тех, что справа, было явно меньше, но выглядели они более респектабельно, с определенным бандитским шиком. Приличные костюмы, галстуки, шляпы, тупоносые туфли на толстой подошве. Вик не сразу сообразил, что все это точная имитация нарядов американских гангстеров ревущих тридцатых годов. Интересно, не держит ли кто под полой старый добрый «Томпсон» сорок пятого калибра? Веселятся ребята…

Заречные, числом около дюжины, оделись более привычно и функционально: кожаные «косухи» и джинсы, заправленные в высокие ботинки. Некоторые держали правую руку немного за спиной — ясно, бейсбольные биты, дубинки, может, велосипедные цепи.

— Рейдеров на глаз вдвое меньше. Интересно, они вооружены? — тихонько спросил Вик.

— Это очень серьезные ребята, — пояснил Бас. — Ножи и кастеты как минимум, но кое-кто может иметь и огнестрел.

От обеих групп отделилось по одному участнику — вожаки. Они сошлись на равном расстоянии от своих сторонников и стали в напряженных позах — сгорбленные спины, руки в карманах. Начался разговор. Слов слышно не было, но позы переговорщиков не оставляли сомнений — протекает далеко не светская беседа.

От силуэтов веяло угрозой и готовностью незамедлительно вцепиться друг другу в глотку.

Вик примерялся. Дистанция — менее ста метров, проблем не должно. Но еще рано, братва пока разогревается. 0 переговорах обязательно должен обозначиться пик, точка, когда страсти закипят не по-детски. Вот тогда и можно будет действовать наверняка. Только не пропустить момент — жаль, слов разобрать не удается…

Однако развитие событий угадывалось и с расстояния. В какой-то миг в рядах обеих групп наметилось движение: легкое, но грозное волнение. Заречные больше не скрывали дубинок, теснились, едва заметно подтягивались к беседующим вожакам. Рейдеры стояли в каменном спокойствии, и все держали руки в карманах.

Это смущало Вика. Стрелять на подобных сходках было не принято, обычно все завершалось всеобщим мордобоем. Жестоким, часто с жертвами, но без пальбы, по-тихому, Привлекать излишнее внимание было не в интересах обеих сторон. А сейчас Вик с Басом представляли третью, тоже заинтересованную сторону, и встреча с полицией им не улыбалась так же, как и бандитам. Но малочисленность и невозмутимость «пиджаков» выглядели неестественно и пугающе.

Тягун выжидал еще примерно пять минут, но больше сдерживаться не было сил. Чувство тревоги и беспокойства подталкивало его. Прищурился, отрешился от всего — знакомый призрачный свет залил людей на пустыре, — и вор ахнул. Аура была не лиловой и не привычно сиреневой — багровой. Она не перетекала, как обычно, плавными разводами, а мерцала, играла алыми просверками. И вся эта картина была статичной, совершенно не походила на выплеск.

Тянуть или нет? Вик совершенно не видел, не понимал — как, за счет чего начнет перетекать витакс? И трогать, подталкивать поле не хотелось совершенно. Будто внутренний голос кричал — это опасно! — и он медлил. Гладил пальцем кнопку, но не нажимал, словно что-то сдерживало, подсказывало: знакомой пулеметной дроби на этот раз может не случиться.

Тем временем вожак заречных неожиданно сместился, пригнулся и едва уловимо махнул рукой. Рейдер сложился пополам, полетела с головы франтоватая мягкая шляпа. Человек рухнул, пачкая глиной свой приличный костюм, а заречные закричали — вдруг, все разом, дико и безумно. И кинулись на противника, вздымая над головой руки с оружием.

«Пиджаки» как стояли, так и остались стоять редким строем, только руки выдернули из карманов, и над пустырем сухо защелкали выстрелы. Вот тебе и ножи с кастетами — эти ребята с самого начала собирались не церемониться, а попросту перестрелять зарвавшихся соперников. Нужен был лишь повод.

При звуках выстрелов заречные как бы споткнулись на бегу. Также разом, все вместе — будто репетировали. А следом упал первый, потом второй, потом группа бросилась врассыпную, а «пиджаки» неторопливо и хладнокровно отстреливали разбегающиеся фигуры. Аккуратно целились, нажимали спуск, и летела в сторону ненужная бита — что она против пули?! — очередная фигура в кожанке-косухе валилась на истоптанную пожухлую траву.

Уже после падения первого подстреленного Вик зажмурился. Не оттого, что сдали нервы — вид крови его не пугал, да и в переделках бывать доводилось. От выплеска — ало-багрового, неожиданного, слепяще-яркого. И следом, с падением второго тела — как кислотой в глаза!

Не дожидаясь обвала под ложечкой, он выставил «блюдце» и нажал заветную кнопку. Чуть напрягся в предвкушении знакомой дроби, но получил неожиданный и сильный удар в кисти. «Блюдце» дернулось в руках так, что тягун еле удержал прибор. Звук, напоминающий удар колокола, поплыл среди треска выстрелов.

Турбина в районе копчика сегодня почему-то не ощущалась. Чертов прибор, сколько же еще он хранит загадок? Видимо, витакс сейчас напрямую сливался в хранилище, почти не задевая Вика. Он перехватил привод покрепче, направил в сторону падающих силуэтов и вновь нажал.

Удар! — гул! — боль в глазах!

И выстрелы, выстрелы, выстрелы…

Опять удар!

Гул!

Боль!..

Сиреной взвыл сигнал наполнения конденсатора. Или это Вику только показалось: просто перетянутым нервам негромкий мявк померещился гласом судной трубы.

— Бас! — завизжал он, не узнавая собственного голоса. — Давай второй конденсатор! Давай, дьявол тебя забери!

Переключился, вжал кнопку, и волна боли опалила истерзанные запястья.

Зареченский вырос перед лежбищем неожиданно. Откуда-то сбоку, ломая кусты, как носорог, он вывалился из зарослей. Тормознул, оторопело оглянулся — запаленное дыхание вырывалось облачками пара изо рта. Глаза совершенно дикие.

Парень бестолково крутился на месте, бессмысленно таращился вокруг, потеряв ориентацию.

Вик замер, не зная, что делать, а Бас подскочил как на пружинах. В руке его — страшно и неотвратимо — тускло блеснул большой черный пистолет. Лицо напарника исказилось, на миг Вику показалось, что он сейчас заплачет. Но вместо этого Бас вскинул оружие и нажал на спуск.

Выстрел прогремел оглушительно. А Вик одновременно с грохотом вскинул привод и нажал свою кнопку. «Блюдце» дернулось так, что чуть не вывернуло суставы. Казалось, пуля срикошетила от зареченского и попала в него, Вика, и лишь благодаря «блюдцу» он еще жив и цел. Но все было не так, потому что парня отбросило обратно в заросли, и оттуда кто-то заверещал в безумном ужасе.

Вор был готов поверить, что это кричал смертельно раненный бандит, но Бас с завидной резвостью, яростно рыча, ринулся на крик — туда, где скрылся подстреленный. А Вик вскочил и потянулся следом, и увидел, что за ветвями прячется, приседает, накрыв голову руками; второй беглец с поля бойни. И Бас, проламывая кусты, прыжками сокращает дистанцию и приставляет ствол к голове беглеца, прямо к этим судорожно сжатым ладоням.

Ба-бах! Бах!

Из-под ладоней плеснуло чем-то темным, но этот отвратительный сгусток, этот жуткий плевок растворился в багровом зареве, и тягун, уже не думая ни о чем, конвульсивно нажал на пуск привода.

Снова удар, и снова Вику показалось, что пули, выпущенные напарником, попадают в него. Лупят в привод, грозят пробить хрупкую преграду и вонзиться в сердце!

Оборвать жизнь…

В это время на пустыре взревел двигатель. Вик только теперь понял, что стрельба прекратилась. Бас, уже не бледный даже, а серо-зеленый, выбрался из-за кустов, схватил его за руку и потащил напролом к пустырю. Вор силился вспомнить, был ли сигнал со второго конденсатора. Вспомнить не получалось. Да теперь это уже не имело никакого значения.

Они вырвались из зарослей. На светлом автобусе, пробуксовывая, спешно покидали место бойни рейдеры. А по всему пространству пустыря лежали трупы. Раскинув руки, подогнув ноги, вывернув шеи. По-разному.

И всюду кровь неопрятными пятнами на по-осеннему блеклой траве. Одиноко прижался к дороге пустой фургон заречных. Именно к нему и тянул Бас. Вик понял замысел друга и не сопротивлялся, позволял себя тащить. На сопротивление не было сил. Ни на что уже не было сил…

22

Бас гнал как сумасшедший. Фургон вначале подбрасывало на ухабах проселочной дороги вдоль реки, потом заносило на крутых поворотах улочек и перекрестков предместья. Правил дорожного движения партнер не соблюдал, на светофоры не обращал внимания, и Вик, как бы ни был он потрясен всем произошедшим, по-настоящему опасался, что гонка может закончиться самым печальным образом.

Но бог миловал. Довольно скоро они приехали в район, где снимали мансарду. Машину бросили, не доезжая нужного дома, в глухом тупичке. Почти бегом преодолели расстояние до подъезда, проскакали лестничные марши, ворвались в комнату. И только тут перевели дух.

Бас тяжело повалился на кровать. Выглядел напарник ужасно: на бледном, с землистым оттенком лице лихорадочно горели глаза, лоб покрывали крупные, как горох, капли пота, синеватые губы тряслись. Да и все тело его сотрясала крупная дрожь: руки, безвольно упавшие вдоль тела, ходили ходуном, голова и плечи конвульсивно вздрагивали. Себастьян пытался унять этот страшный озноб, но справиться с ним не мог и потому выглядел особенно жалко.

Виктор бросился к столу, вылил в стакан остатки рома, чудом сохранившиеся после вчерашних приключений. Поднес ром ко рту друга:

— Штурман, выпей. — Он заметил, что его рука тоже подрагивает. — Выпей, тебе нужно взбодриться. Все уже позади. Мы добились своего, мы теперь богаты! Не раскисай, брат!..

Стуча зубами о край стакана, Бас хлебнул крепчайшего напитка. Подавился, заперхал, разлил алкоголь на себя. По комнате поплыл запах жженого сахара.

— Да, — выговорил с трудом, — богаты… У нас теперь куча денег!.. Уедем далеко-далеко… куда-нибудь, где нас никто не знает… К морю…

— Конечно, все теперь будет отлично, дружище! — как мог бодрее и увереннее ответил Вик. И озаботился: — Нужно срочно связаться с Залеским. Он дал мне телефон для экстренной связи. Рассчитаемся с инженером, заберем твою матушку. Шестопер поможет с документами. Сдерет, конечно, три шкуры, ну да что уж тут…

В бутылке оставалось на донышке, и Вик опрокинул в себя глоток жгучей жидкости.

— Что там у тебя с запасами жизненной энергии, штурман? — он потянулся к браслету друга. Бас не помогал и не мешал, позволяя делать все, что товарищ считает нужным. Лишь безучастно смотрел в потолок и старательно дышал — озноб потихоньку унимался.

Вор сдвинул рукав и не поверил глазам — на дисплее светился зеленью ровный аккуратный ноль! Такого он еще не видел. Обычно в оперативном пространстве поля что-то есть, хоть несколько сотых единицы — минутки, слезы, крохи, — но есть. А здесь…

Выходит, напарник все силы свои оставил у пустыря? Неудивительно, что вид у штурмана — в гроб краше кладут.

— Эй, Бас, что за дела? Ты ж говорил, что сегодня заправлялся! — засуетился тягун. — Где у нас ближайшая клеть?.. Можно прямо с канистрой… У нас теперь много — две по пятьсот…

— Три по пятьсот, — тихим, но твердым голосом поправил Бас.

— Две, дружище, две. Одну нужно отдать, как договаривались.

— Ты не понял, Вик, у нас три канистры. И это не шутка. Ничего мы этому обрубку из «Партнера» отдавать не будем. И оставь в покое мой браслет.

Бас отодвинулся. Напарник определенно приходил в себя: дыхание стало ровнее, синева исчезала, озноб почти прекратился. Он смотрел в упор, пристальным давящим взглядом, губы сжались в решительную складку.

— Это опасно, штурман. — Меньше всего Вику хотелось сейчас начинать объяснения сызнова. — Неизвестно, кого мы посадим себе на хвост. Будем потом всю жизнь оглядываться, от каждого куста шарахаться. Нам это надо?

— Не задействует, у него самого рыльце в пушку. Антенну на службе свистнул, собственный карман набивает. Ему «Партнера» нужно бояться, а не привлекать в помощники.

— Хорошо, а если его самого возьмут в оборот? И потом, человек пустился в серьезное предприятие, наверняка продумал пути отхода. Рассчитаемся — уйдет по-тихому. Оставим без доли — неизвестно, как дело обернется.

— Вик! — Бас сел повыше. Дышал он уже почти нормально, только бледность напоминала о приступе. — Я только что убил двоих! Думаешь, мне это просто было? Я же не гангстер, не разбойник с большой дороги и не убийца. Я — эксперт по несанкционированным трансферам витакса! Я в полиции служил, таких, как ты, тягунов ловил! Но положил двоих бандюков — и не жалею об этом. Они стали на пути моего счастья. Нашего счастья, командор!

— Бас, я понимаю, — попробовал урезонить друга вор. — Так сложились обстоятельства. Или ты, или тебя. Не думаю, что заречные стали бы с нами цацкаться…

— Ни черта ты не понимаешь, Вик, — с убийственным спокойствием прервал Бас. — Даже если бы они нас не тронули — стояли бы в сторонке или молили о пощаде… или просто молчали, но представляли бы при этом хоть малейшую угрозу, — я бы и тогда их убил! Никому — слышишь! — никому я не позволю отнять у меня будущее!..

— Ты спятил. Не понимаешь, что творишь.

— Двоих положил — и третьего приложу. Если надо будет. Какая мне теперь разница? Если ты так опасаешься этого фирмача — ладно, пусть будет еще один. Звони, я встречу его сам.

— Это не мое решение, Себастьян. — Вор попытался заглянуть напарнику в глаза, но тот отвел взгляд. — Мое решение — отдать Залескому долю и уйти. Не пачкайся больше в крови, не надо.

— Я крови не боюсь. Всю жизнь по краю хожу, жду — вот сейчас приступит к сердцу, и все, конец. Такой возможности, как сегодня, больше не представится, и упускать ее я не намерен.

— А я боюсь. Крови-то… — внезапно успокоился Вик. Понял: переубедить друга вряд ли удастся. — И вот что, сейчас я солью из конденсаторов в канистру, и станет их три. Одну оставлю тебе, две другие унесу. И Господь тебе судья.

Он повернулся к кейсам, стоявшим у входа с того самого момента, когда они ввалились в комнату, но двинуться с места не успел.

— Вик! — прозвучал сзади голос друга детства — напряженный, звенящий. — Прошу тебя, не делай этого.

Тягун медленно обернулся. Так и есть: ствол был в руке Баса, дуло уставилось прямо в лицо. Для удобства верный штурман прилег и облокотился на кровать. Чтоб упор был. Чтоб целить наверняка.

— Видит бог, командор, я не хочу твоей смерти. — Голос товарища по детским шрам не дрожал, рука тоже. — Не вынуждай меня. Если ты не отступишься, я сделаю это. Мне очень не хочется, поверь, но я выстрелю. Знаешь, бери-ка сам одну канистру и уходи. Это все, что я могу для тебя сделать.

Намерения Баса не вызывали сомнений. Вик замер, на принятие решения оставались считанные секунды. Или он согласится, или…

Синюшная бледность залила лицо друга волной. Вот только что он был порозовевший, почти такой, как обычно. Следы происшествия на пустыре уже лишь угадывались, и вдруг… Бас скривился, на миг мелькнуло обиженное выражение, но тут же лицо дернулось. Он судорожно, со всхлипом вдохнул воздух — раз, другой. Руку с пистолетом опасно повело.

Виктор застыл на месте.

— Вик, — жалобно, чуть не плача прошептал напарник, — Вик, как же так? Я же счастья хотел — тебе, себе, Софье… Ну почему все у меня получается так бездарно, Вик?..

Пистолет со стуком упал на пол, Бас рухнул навзничь. Вор кинулся к нему, перевернул на спину — дыхание еле угадывалось, лицо стало безжизненным. Вик попытался найти пульсацию на шее, руки дрожали, и прощупать ничего не удавалось — плюнул.

Хлестнул наотмашь Баса по щеке:

— Брат, не умирай! Сейчас не время! Мы с тобой богаты, молоды и счастливы! Да, Бас, счастливы! Только не уходи!

Бас не шевелился. Потом неожиданно захрипел страшно, выгнулся… Вик еле успел подхватить друга, чтобы тот не упал с кровати.

Его нужно в больницу, срочно! Если это сердце — а так, скорее всего, и обстоит, — одной клетью не обойтись. Необходимо полноценное лечение! Пусть врачи оказывают помощь, а он привезет витакса — столько, сколько нужно. Нужно будет — зальет им всю больницу! Только не терять время…

Он схватился за мобильный телефон, набрал неотложку.

— Первая подстанция… — откликнулся безликий женский голос.

— «Скорая»! — выкрикнул Вик. — Человеку плохо! Приезжайте срочно… — он запнулся, припоминая адрес.

Улица Дальняя, дом то ли четыре, то ли четырнадцать, — дьявол! сколько ходил, не удосужился запомнить номер!

— Что у вас произошло? — воспользовалась запинкой диспетчер.

— Человеку плохо! Не знаю, обморок, наверное! Он лежит без сознания…

Вик кричал в трубку и смотрел на партнера — Бас дышал, но хрипло, с трудом.

— Если обморок, откройте окно, обеспечьте больному приток свежего воздуха, — казенно забубнили в эфире. — Расстегните ворот, это облегчает дыхание. Можно дать понюхать нашатыря.

— Какой нашатырь — он сердечник, доктор! С детства болеет!

— Сейчас ни одной свободной бригады нет, — в голосе послышалось легкое сожаление. — Как только освободится — передам вызов. Адрес?

— Дальняя, четыре! Мансарда под крышей, после пятого этажа, без номера. Да я встречу — когда будет машина?!

— Надеюсь, в течение десяти-пятнадцати минут кто-нибудь освободится. А пока положите больного удобнее, обеспечьте приток свежего воздуха… — казенный безликий голос продолжал бубнить что-то еще, но Вик отключился.

Нет, «скорой» не дождаться. Пока у них освободится бригада, пока они доберутся, Бас может умереть. Надо выпутываться своими силами.

Вик ухватил тяжелое, непослушное тело друга, взвалил на плечо и потащил. Через комнату, пнув ногой входную дверь — на лестницу. Вниз — сбиваясь с шага, соскальзывая на ступенях, задыхаясь. Из подъезда — прямо на проезжую часть дороги…

Движение в предместье никогда оживленным не было, и сейчас это играло против тягуна — транспорт, срочно нужен транспорт, черт побери! Какая-то колымага, обшарпанная ветхая легковушка, показалась из-за поворота. За рулем сидел некто в шляпе и тормозить, судя по всему, не собирался. Зачем связываться со странной парочкой — один волочет другого, со зверской рожей!..

Вик пошел прямо на автомобиль, как на таран, не позволяя себя объехать. Транспорт остановился-таки, а куда деваться? Водитель, дед пенсионного вида, попытался возмущаться, но Вик так на него глянул, что тот осекся, а потом и помог погрузить тело Баса на заднее сиденье. Ехали молча и быстро, насколько позволял изношенный двигатель.

Врачи приняли Баса — он еще дышал, но в сознание не приходил. Уложили на каталку и быстро укатили куда-то в глубь помещений приемного отделения. Только донеслось: «Готовьте реанимационный зал!»

«Вы родственник?» — спрашивал кто-то в белом халате.

«Да-да, родственник… близкий. Доктор, он жить будет?» — «Не знаю, пока ничего не знаю… Подождите здесь».

Вик остался один, слонялся по невеликому пространству больничного коридора, не зная, куда себя деть. Потом сел на лавку для посетителей. Сразу потянуло в сон. Сказывалось напряжение последних часов. Он даже задремал, потому что перед глазами опять замелькали берег реки, пустырь, две шеренги бандитов друг против друга. И руки, судорожно прижатые к голове. И темный плевок из-под них.

Вик вздрогнул и очнулся.

23

Нет, спать нельзя. Нужно дождаться заключения врачей. И попытаться обдумать ситуацию, хотя момент для размышлений не самый удобный. Это что же получается, он сегодня снимал витакс с погибающих людей? Ученые давно ломают голову — что происходит с полем в случае преждевременной смерти носителя? Рассеивается в эфире, переходит к другим носителям? Еще что-то?..

Сегодня он сам себе продемонстрировал — легко, очень легко снимается и идет в конденсаторы.

Однако беспокоило Вика другое — что случилось с Себастьяном? Больное сердце, это понятно. Приступы были и раньше, друг с детства таскал в кармане пилюли. В старших классах начинал день с ви-пункта, с лечебной подпитки. К этому Виктор привык, все эти дни давал Басу жетоны на ежедневную утреннюю заправку. Или он их по какой-то причине не использовал? Почему браслет друга высветил ноль?

Он вытряхнул из рукава собственный индикатор поля: на дисплее светились обычные цифры фонового значения. Для полной диагностики поля нужна клеть или сканер, но и браслет показывает — благополучно у человека с витаксом или его недостаточно. Может, виноват этот последний съем? — дикий, с кровью, с предсмертными хрипами…

Додумать Вик не успел — выкрашенная белилами дверь с надписью «Не входить» распахнулась. Появился насупленный врач в зеленом хирургическом костюме и такого же цвета колпаке. В руках доктор держал пластиковый пакет. Он окинул быстрым взглядом пространство приемного отделения и стремительно направился к одиноко сидящему вору.

— Это вы привезли больного?

— Да, доктор. — Вик встал. — Что с ним?

— Сожалею, — ответил врач и отвел взгляд. — Поверьте, мы сделали все, что было в наших силах. Но очень трудно помочь человеку, поле которого пусто.

— Пусто? — эхом откликнулся Вик.

— Да, абсолютно пусто. Будто кто-то высосал весь витакс каким-то загадочным образом. У нас с недавнего времени установлена аппаратура, определяющая напряженность поля. Точнее, не всего поля, а именно жизненной составляющей. Так вот у Лагеря… — ведь так звали пациента? Мы прочли в документах…

— Так, — кивнул Вик.

— Так вот у Лагеря витакса не было. Полная пустота. Вы не знаете, как такое могло получиться? Что случилось с парнем?

— Не знаю, доктор, — ответил Вик. — Ему стало плохо. Он сердечник, приступы были и раньше. Я думал, очередное ухудшение.

— Сердце само собой, — покивал врач, — но не только. Мы даже ввели дозу витакса, аппаратура это позволяет. Немного, конечно, всего несколько единиц, сколько отведено федеральным бюджетом. Но эффекта не получили. Даже не знаю, что сказать. Будет вскрытие…

— Не надо вскрытия. Я могу забрать тело?

— У него есть близкие родственники? Вы ему кто?

— Друг. Есть еще мать…

— Пусть она приедет. Иногда мы позволяем забрать тело без вскрытия, но нужно оформить документы. — Врач замолчал. Потом потряс пакетом: — Здесь все, что при нем было. Передадите матери?

— Давайте. — Вик взял пакет. — Спасибо, доктор…

— Чем мог… — врач кивнул, помолчал. Потом, не произнеся больше ни слова, повернулся и пошел к двери.

Вик смотрел ему в спину, будто надеясь на что-то, когда врача неожиданно повело. Ноги стали заплетаться, его ощутимо качнуло — еле успел опереться на стенку, чтоб не упасть. Вик бросился на помощь, подхватил под локоть небогатырского сложения эскулапа. Лицо врача было бледно, на лбу выступил пот, глаза закатывались.

Ну точно, как после неожиданного обильного съема, поразился тягун!

Он видел такое несколько раз: когда сам осваивал профессию, когда работали другие. Начинающий вор не умеет рассчитать усилие, берет по неопытности слишком много и резко — вот и валится человек. С точно таким же застывшим лицом…

Но он-то сейчас не тянул! И «пылесоса» при себе не было, и конденсатора — хапни он столько, его самого бы сбило с ног! Что за чертовщина?..

— Эй, кто-нибудь! — крикнул Вик в гулкий пустой коридор, облокотив безвольное тело на стену. — Тут вашему доктору плохо!..

Заветная дверь распахнулась. Из-за нее показалось встревоженное женское лицо.

— Да помогите же! — в отчаянии обратился к ней вор. — Врачу плохо!

Из двери принялись выскакивать фигуры в костюмах и халатах, Вик с облегчением передал им на руки занемогшего врача. Вокруг него захлопотали, моментально появилась каталка. Уложили. Беспомощно свесилась рука в зеленом хирургическом костюме. Под гомон и деловитое перекликание персонала, каталка загремела по коридору.

Черт-те что — у них тут сами доктора нуждаются в помощи!

Вик остался один. В пустом тоскливом пространстве, пропитанном запахами дезинфекции и человеческого страдания. Побрел к выходу — без мыслей, без чувств, без желаний. Силы были на исходе — тело двигалось как автомат, без участия воли. Только отметил машинально, что слегка покалывает в области крестца.

Где-то снаружи, за дверью, взревел двигатель, и приглушенный голос крикнул: «Эй, принимайте пострадавшего! И нейрохирурга вызывайте…»

Как добрался до мансарды, Вик не помнил. Кажется, взял такси. Вроде даже говорил о чем-то с водителем, поддерживал беседу, но все было как в тумане.

Эх, Бас, Бас! Дружище, как же так? «Я счастья хотел — тебе, себе, Софье…» Что-то царапало в этой фразе, больно щемило сердце. И что теперь говорить Валерии Лагерь, как в глаза ей смотреть? Единственный и ненаглядный сыночек Себастьян — свет в окошке. Смысл жизни.

Вспомнилось почему-то, как в детстве, на излюбленном пустыре, Бас частенько проигрывал одну и тут же сцену — на командора нападает злобный пришелец, а он закрывает его своим телом. Герой-штурман погибает, но спасает командира. «Зачем умирать? — протестовал Вик. — Давай мы навалимся на него вместе и победим!» — «Ты ничего не понимаешь! — обижался друг. — Так в кино всегда показывают! Так героичнее!..»

Детские шалости остались в далеком прошлом, теперь мы играем во взрослые игры. С непредсказуемым и печальным финалом. Для Баса этот финал состоялся — друг пересек ленточку. Только не на берегу теплого синего моря, как мечталось, а в морге городской больницы. С высосанным до донышка полем. Теперь твоя очередь, Виктор Сухов? — подумал он.

Так и приехал на Дальнюю — ничего не различая вокруг. Поднялся по лестнице. Кажется, с кем-то поздоровался по пути, хотя никого в доме не знал. Знакомиться с кем-либо во временном пристанище, штабе трехдневной операции, не видел смысла. Да и светиться не стоило. Нуда теперь уже все равно…

Пятый этаж. Еще один лестничный марш, тесная площадка, дверь мансарды. Створка приоткрыта.

Странно, Вик помнил, как тащил тело напарника и толкнул дверь ногой. Даже замок щелкнул. Или не щелкнул? Может, перепутал? Немудрено…

Он толкнул дверь и вошел. И сразу все понял. Нет, ничего он не забыл и не перепутал.

Сумок-конденсаторов, брошенных впопыхах у входа в комнату, не было. «Пылесоса», закинутого в кресло до лучших времен, тоже. Из-под тахты не торчали угловатые канистры по пятьсот лет витакса каждая. Ничего не было. Даже пистолета, который выпустила слабеющая рука Баса.

Вик присел на кровать. Потянулся за сигарой и обнаружил, что сжимает в руке пакет. Тот самый, который дал ему доктор. Вытряхнул содержимое: браслет, мобильный телефон, зажигалка, ключи от мансарды… Стоп, а зажигалка Басу зачем? Друг не курил, с его сердцем это было бы сущим безрассудством. Немного выпить — еще ладно, это случалось, но тоже не часто. Да и то больше пива…

Вик откусил кончик сигары, сунул в рот и принялся разглядывать огниво. Изящная штучка: корпус с золотым напылением, вензель какой-то затейливый, верхняя крышка — имитация. под слоновую кость. Он щелкнул, но огонька не появилось. Попробовал еще раз — с тем же успехом. Посмотрел внимательнее и был поражен открытием.

При желании от зажигалки можно-было бы прикурить — за ненадобностью Бас просто не озаботился наличием газа, — но сделана она была не для этого. Подцепив ногтем заднюю крышку, Вик увидел микрочип. Похожую поделку показывал как-то для смеха Шестопер — вот, мол, какие шпионские штучки бывают! Авторучка: нажмешь на колпачок, и в эфир уходит импульс. Зажигалка, портсигар, брелок для ключей — все это может при необходимости подать сигнал, и где-то этот сигнал улавливается приемником.

Одноразовый передатчик, годный на то, чтобы один раз дать знать — все готово! И Бас, судя по всему, зажигалкой воспользовался. Щелкнул, и на адрес мансарды выехал человек. И забрал канистры, сумки, привод. Заодно прихватил пистолет. Оставил Вика пустым.

И кто он, этот человек? Так Бас сам сказал: я, мол, счастья хотел — себе, тебе, Софье… Вот что не давало покоя, цепляло и отвлекало — Софья! Значит, напарник постоянно поддерживал связь с бывшей одноклассницей. Наверное, и планы строил, и адрес мансарды дал. Я сама отведу тебя на берег моря — да, Соня?

Вик в сердцах отшвырнул зажигалку и сигару. Он ведь и сам получал аналогичное предложение — мол, зачем Басу чемодан витакса, давай его лучше пристроим в больничку. Не получилось с одним, дама быстро нашла путь к другому. К другу…

И Бас купился. Верный штурман ошибся в расчетах, проложил неверный маршрут. Вик не верил, что Софья всерьез намеревалась уйти к Себастьяну. Наобещать, поманить золотым миражом, посулить совместное безоблачное счастье в далекой теплой стране — это легко! Но вот собиралась ли она выполнять обещание? Вряд ли. А друг поверил.

Интересно, Залеский тоже в курсе происходящего? Пистолет-то ведь от него, больше не от кого. Как он, Вик, раньше об этом не подумал?! Не до того было. Если бы Басу не стало дурно, смог бы он ради девушки застрелить друга детства? «Бери одну канистру и уходи. Это все, что я могу для тебя сделать…» А внизу кто-то ждал? Точный ответ теперь не узнаешь.

Вик достал телефон. Инженер давал номер для экстренной связи. Куда уж экстреннее, подумал — и набрал десять цифр. «Абонент недоступен…» Ничего другого и быть не могло, этот номер никогда больше не ответит.

Да и не надо. Гнездышко-то Софья так просто не бросит. Попытается продать, как минимум. Это нужно быть вором, настоящим профессионалом преступного мира, чтобы при первом появлении лишь тени опасности, в любой момент — бросить все. Встать на крыло и бежать, не оглядываясь и не сожалея.

Соня не такая. Соня так не умеет, и ее помощник-инженер тоже. Инженер — тем более, потому что связан с всесильным концерном, имеет обязательства и не может в один миг раствориться в неизвестности.

Стоп! одернул себя Вик, — получается, это он должен был погибнуть в конце операции? Получается, Бас его пощадил — иначе и быть не могло! — как оставлять обманутого соучастника живым? «Это все, что я могу для тебя сделать…»

Несчастный друг, ты готов был даже защищать меня… «Вызывай этого фирмача, я его встречу…»

Нет, ребята, так дела не делаются.

А как делаются, это он расскажет Соне. И Залескому.

24

Вик покинул мансарду, ключ бросил в почтовый ящик хозяйки. Сегодня можно так, по-английски. Противоречивые чувства владели вором. Душа рвалась туда, к многоцветной, словно с детского рисунка, многоэтажной башне, где свила себе гнездышко Софья, а рядом вполне мог находиться инженер. Однако с той же легкостью в гнезде сейчас могло никого не оказаться.

Да, Софья просто так собственность не бросит, но что мешает ей на время закрыть квартиру и не показываться там? А потом продать через какое-нибудь агентство недвижимости. Тогда придется искать сладкую парочку через риелторов, общих знакомых; может быть — аккуратно, через «Партнера». И на все это нужны деньги и время. Время и деньги. И витакс, а он остался без волшебного инструмента и заветных чемоданов. Нужно что-то придумать…

А что выдумывать велосипед, усмехнулся про себя тягун, придется тряхнуть стариной. Теперь, после акции с применением «пылесоса», обычный тяг казался рутиной: заурядным, несложным и малоинтересным делом. Так нельзя, одернул себя вор. Никто не отменял ни ви-контролеров, ни ищеек. А Баса, друга, готового предупредить об опасности, рядом уже нет.

Эх, Бас! Ну как же так, дружище?..

Прикинув все «за» и «против», Вик решил не устраивать большой охоты. Собрать поверху единиц десять, чтоб было с чем показаться в «Шестке», а там с Валеркой Шестопером он договорится. Если надо, займет немного, а потом витакс у него будет. Зря, что ли, они с напарником рисковали — на стадионе, на площади, в кустах пустыря? И все эти смерти, они что — зря?!

Ближайшим людным местом оказалась автобусная остановка. Незаметно подкрался вечер, и желающих уехать было достаточно. Небо вновь заволокло тучами, начал накрапывать мелкий холодный дождь. Люди жались под козырьком, прятались под зонтами. Поднимали воротники курток и плащей, стараясь укрыться от ледяных капель. Ветер играл и воротниками, и зонтами, норовил попасть в лицо пригоршней осенней стылой влаги.

Вор стал немного в стороне, надвинул пониже на лоб кепку. И прицелился на двух подружек, стоявших под одним на двоих зонтике и оживленно что-то обсуждавших. Применят!) сейчас весь арсенал приемов тягун посчитал лишним — затевать ссоры и скандалы было не с руки. Обстановка не та, да и времени нет. Девчонки щебетали, им было наплевать на плохую погоду и окружающих — вполне благоприятный фон. А дальше Вик надеялся на свои способности.

Прикрыл глаза, сосредоточился. Аура появилась сразу и отчетливо: приятная, розовая, переливчатая. Совместная. Девушки пребывали в хорошем настроении. Та, что повыше, жестикулировала, растолковывая что-то подруге, и часть розового ореола наливалась дополнительным оттенком алого. А ведь можно тянуть и так — не на раздражении и гневе, а на положительных эмоциях. Это тоже нестабильность поля.

Вик потянулся. Трепетной бабочкой мелькнул выплеск — быстрый и мимолетный, как сквознячок в темной комнате. Знакомо толкнуло мягким и теплым под дых. И тут же все ощущения исчезли. Ни приятной тяжести принятого витакса под ложечкой, ни краткой слабости в коленях. Будто проглотил глоток воды и вкуса не разобрал.

А вот в области крестца рыкнула турбина. Такое было ощущение, будто установили там с некоторых пор мощный турбодвигатель, слегка шевельнувший сейчас своими лопастями. На один краткий миг — словно вспышка обожгла заветное место, откуда все эти три дня так славно текло в конденсаторы. Только не было сейчас при нем ни «пылесоса», ни чемоданчиков. Что за черт?

Он невольно взглянул на браслет — фоновое значение. Ни следа принятого витакса — радость тягуна, пойманного контролерами на горячем. Но простите, по его ощущениям должно было осесть единиц пять-семь. Это как минимум. Куда ж они девались?

С подобным Вику сталкиваться еще не приходилось. На мгновение он растерялся. Правило тягунов гласит: если обстановка непонятна, если происходят вещи из ряда вон выходящие — беги. Бросай все и беги! Но ситуация была сейчас совершенно иной — Вику до зарезу нужен был витакс. Прийти в «Шесток» пустым и клянчить подачку было не в его правилах. Да и Шестопер не поймет.

Он прикрыл глаза и повторил попытку. Из-за этого, наверное, и не заметил сразу, что девушки притихли, только бросилось в глаза — аура их значительно побледнела. Однако выплеск произошел, да еще какой! Ветвистый протуберанец метнулся к нему от женских фигурок в косой пелене усиливающегося дождя. Вик даже присел, ожидая приема повышенной дозы. Даже руки слегка растопырил, как бы готовясь подхватить брошенную ему нешуточную тяжесть…

Тупой толчок в грудь — краткий и легкий — и загадочная турбина взревела: жарко, мощно, с диким ощущением, будто он сейчас превратится в ракету и стартует с щербатого асфальта прямо в затянутое тучами небо!

А следом девчонки начали валиться на этот самый мокрый, грязный, щербатый асфальт — сразу обе. Одна упала в лужу — тяжело, с фонтаном брызг, как опрокинутая тумба, другая опустилась невесомо и тихо — только дождь принялся радостно заливать беззащитно открывшееся, бледное и застывшее лицо.

Вик остолбенел. Он не мог отвести взгляд от мертвых — уже мертвых! в этом не было сомнений! — девушек, но разум отказывался принимать происходящее! Не верил тому, что видели глаза. А на остановке раскручивалась уже полная дичь: людей начало шатать. Казалось, все они только что приняли по полному стакану крепкого спиртного и сразу опьянели. Послышалась невнятная громкая речь, движения стали смазанными, послышались вскрики. Опускались ослабевшие руки с зонтами, фигуры в куртках и плащах раскачивались, переступая по лужам. Потом приглушенные городские шумы прорезал неожиданный истерический смех, а следом — тут же — вой. И стон. Кто-то слабо пискнул: «Помогите!»

Вор не сразу понял, что тяг продолжается. Турбина ревела глуше, но вполне отчетливо, и самое главное — не подчиняясь воле тягуна. Вик не знал, что делать, как остановить проклятую горелку, сжигающую сейчас чужой витакс, как адская топка!

А люди тем временем начали падать. Один за другим, попарно, по трое — словно кто-то незримый запустил некий жуткий принцип домино и. первая костяшка валит теперь всех, и свалит неминуемо! В грязь, в лужи, со стонами и хрипами — люди падали и умирали…

И тогда Вик побежал — быстро, как только мог. Сбиваясь с шага, чуть не падая — но изо всех сил удерживая равновесие, — и не разбирая дороги, — и все быстрее и быстрее! — потому что остановиться нельзя было ни на миг! Потому что перед глазами стояли фигуры, ватно валящиеся под косыми струями дождя…

Единственная мысль заполняла разум — он только что высосал всех людей на автобусной остановке. Всех, сколько их там было. Прикончил — да, судя по всему, прикончил — чертову кучу народу…

Ужас заполнял душу.

Вик бежал, пока хватало дыхания, а потом остановился — без сил. Опустился — почти упал — на дорожный бордюр, тяжело оперся о мокрый бетон руками, запаленно втягивая в себя сырой воздух.

Что-то очень неправильное творится на этом свете, тягун.

По прошествии нескольких минут — пяти? десяти? — огляделся. Бег завел его на улицу Планерскую. Отсюда до «Шестка» десять минут быстрого хода — на Фуфайке все близко, если знаешь, где срезать углы, какими задворками и переулками пройти. С транспортом решил не связываться, не хватало еще убить полный трамвай пассажиров. Вначале нужно разобраться в том, что происходит.

И помочь в этом сможет тот же Шестопер. У него не только клеть, но и сканер, способный провести диагностику поля. Браслет-то так и показывает фоновые значения, будто не было только что кошмара повального, ураганного съема на остановке. Если ему верить, Вик ничего не взял. Что ж тогда люди падали как подкошенные? И куда девался витакс?

Бар «Шесток» приветливо мигал разноцветными огоньками из-за неплотно закрытых жалюзи. Тягун постоял в отдалении, осмотрелся. Ничего подозрительного вокруг не наблюдалось, все как обычно — пустынно, тихо, даже немножечко сонно. В других подобных заведениях сейчас, к вечеру, начинается самая горячая пора: собираются завсегдатаи, кутят залетные, задорно смеются девочки — дым коромыслом. Но в «Шесток» и в вечернее время чужие не ходят, никакой сутолоки. Изредка хлопнет дверь, принимая кого-нибудь из своих, и все.

Это было удобно, любой подозрительный человек или автомобиль на виду. Поэтому выждав для верности с четверть часа, тягун вошел в бар и направился прямо к стойке. Здесь ничего не изменилось, хотя Вику казалось, что с прошлого визита прошла целая жизнь. Умер Бас, его самого предали и обокрали, и с организмом теперь творится какая-то чертовщина. Но неизменны столики под не слишком свежими скатертями, тихий говор двоих смутно знакомых парней в углу (то ли покупал у них что-то, то ли, наоборот, продавал). Негромко позвякивают пивные кружки.

— Привет, — тягун помахал человеку за стойкой.

Тот улыбнулся, и сеточка морщин разрезала кожу у носа и на висках. Валерка был всего-то двумя-тремя годами старше Вика, а выглядел солидным дядькой. Невысокий, но при этом коренастый и крепкий, он легко двигался и был проворен, когда нужно, до чрезвычайности. И так же опасен, но морщинки эти обманывали многих, кто не знал Шестопера близко, и бармен поддерживал образ этакого простецкого дядечки чуть ли не преклонного возраста. За спиной его перемигивались разноцветные бра, и на лысой, как шар, голове отражались отблески света — одна половина лица Шестопера казалась неестественно красной, а другая мертвенно-зеленой, но выцветшие глаза смотрели, как всегда, спокойно и доброжелательно.

— Пива? — спросил он.

— Потом, Валера, — отмахнулся Вик. — Нужна твоя помощь…

— Хочешь скинуть? — оживился старый товарищ.

— Может, и скину, но больше меня интересует общее состояние поля. Ты говорил, что обзавелся сканером. Выручай, брат…

— Какой разговор, Вик, — улыбнулся Шестопер, и морщинки радостно поползли от верхней губы к вискам. — Полина, подмени! — крикнул он помощнице и обернулся к вору: — Сударь мой, пройдемте в закрома…

25

Они прошли к туалету, но вместо двери с писающим мальчиком воспользовались другой, той, что располагалась рядом и не имела обозначения. За ней находился крошечный предбанник, единственным предназначением которого было скрыть вторую дверь — тяжелую, сейфовую. И вот уже за ней открывалось довольно обширное глухое помещение, освещенное лампами дневного света.

Ви-клеть, насколько разбирался Вик, одной из последних моделей, канистра длительного хранения (точно такие заполняли они с Басом), а в углу — сканер. Чем-то похожий на аппараты для прогревания, какие видел Вик когда-то в физио-кабинете поликлиники: кубический прибор на передвижном столике размером с ящик для фруктов и с суставчатыми кронштейнами по бокам. На кронштейнах крепились лепешки датчиков.

Шестопер усадил вора на стульчик, ловко приладил с обеих сторон головы датчики, регулируя длину кронштейнов. Потом защелкал тумблерами на панели — загорелись и замигали огоньки. По небольшому дисплею поползла кривая.

— Тек-с, тек-с, — балагурил без устали Шестопер, переключая тумблеры сканера, — щас глянем, что вы имеете, господин тягун. Так, двое с боку — ваших нет… В смысле, две единицы в оперативном пространстве поля. Обычный фон — два валета и вот это… На браслете они же? Ну, я ж и говорю… Неассимилированного витакса нет. Так ты, брат, без добычи? А что собирался сливать — из собственного поля, что ли? Как последняя корова? Стоп, а это что?..

Вик слегка напрягся: сейчас Валерка что-то должен определить, увидеть что-то должен на своем ящике и объяснить…

— Эй, Вик, да ты свистишь!.. — поразился Шестопер. — Ты тянешь прямо сейчас!

Он слегка отстранился от тягуна и защелкал переключателями еще проворнее.

— Друг мой, от тебя идет постоянный устойчивый поток, — растерянно пробормотал бармен. — Свистишь, как соловей!.. И куда? А главное, от кого? От меня?!

Вик напряженно замер на стульчике. Прозрачные глаза Валерки округлились, еще сохраняя добродушное и простоватое выражение. Он даже оглянулся, будто в комнате мог присутствовать кто-то еще кроме них двоих. Но рядом никого не было, и Шестопер обернулся к Вику:

— Сволочь! Ты… — бармен задохнулся, — ты принес сюда пробой?!

Вик оттолкнулся ногами и упал вместе со стульчиком на спину. Только это и спасло от удара набитого кулака, просвистевшего над самой макушкой. Упал, кувыркнулся через плечо и вновь оказался на ногах — в полуприсяде, с выставленными напряженными руками. Готовый отбиваться изо всех отпущенных природой сил…

Но Шестопер не собирался драться, хоть и имел в этом искусстве большое преимущество. Из-за поясного ремня сзади он выхватил шотган. Резким движением и звонко — совсем не картинно — взвел курок. Вику в лицо уставилось курносое куцее рыло револьвера.

Вор ушел в сторону, под прикрытие сканера, но противник присел, выцеливая между опор передвижного столика, и Вику ничего не оставалось, как метнуться дальше — за клеть.

— Валера! — крикнул он в слабой надежде урезонить разъяренного бармена. — Погоди! Не стреляй!

— Вылазь! — орал Шестопер. Стрелять через ажурные стойки клети он не решался — слишком дорогая это штука, клеть, — и нервно шарил дулом, выискивая возможность открыть огонь. Палец готовно лежал на спуске. — Вылазь, пристрелю. как собаку!

— Валера! — крикнул Вик с тоской, понимая, что остановить бывшего друга словами не удастся, и в следующий миг переместился к чемодану долгоиграющего конденсатора. Оперся в него обеими руками и толкнул что было сил в сторону стрелка.

Чемодан заскользил по гладкому полу со стремительностью торпеды и всем своим немалым весом ударил Шестопера по ногам.

— Мля! — успел выкрикнуть тот, заваливаясь, и в тот же миг грохнул выстрел. В закрытом пространстве комнаты звук его был подобен грохоту взорвавшейся бомбы. Пуля с отвратительным воем срикошетила от стены, но Вик уже метнулся к двери. Благо, был здесь не впервые и знал, как отмыкается запор изнутри.

Вывалился в предбанник, оттуда в коридор, чувствуя спиной полную свою беззащитность и уязвимость: возможность в любой миг получить в эту голую, неприкрытую, ставшую вдруг такой широкой спину — пулю! Перед глазами мелькнул писающий мальчик — к черту! — на выход! Там, с растерянной рожей, но готовый к драке застыл Роберт, вышибала Шестопера!

Вик кинулся через зал, преодолевая прыжками заставленное мебелью пространство — сбивая столы, переворачивая стулья, спотыкаясь, но преодолевая преграды. Зайцами скакали под ногами солонки и салфетницы. Сзади раздавались негодующие выкрики, тонувшие в грохоте и звоне, мелькнули вытянутые лица смутно знакомых ребят — Вик рвался к окну! И достиг его, желанного, и прыгнул головой вперед — как в ледяную воду, — в проем, перечеркнутый тонкими нитями жалюзи.

Сердце сжалось в болезненный комок. Умом он понимал, что тонкие пластиковые ленты декоративной занавески опасности не представляют, но под ложечкой все равно екнуло — стена! впереди стена из пластика, стекла, металла переплетов, еще черт знает чего! Но тело уже рвануло в полет — и со звоном, треском, каким-то подозрительным скрежетом проломило стоявший на пути барьер! Весело поскакали по асфальту стеклянные брызги…

Вик вылетел на улицу живым болидом, покатился по асфальту громадным комом измятых жалюзи, обернувшихся вокруг тела на манер греческой тоги. Среди лент застряли осколки витринного стекла, а внутри, как начинка в пироге, бултыхался тягун, силясь сбросить с себя ненужный наряд. У него получилось — выскочил наконец, как змея из кожи, и рванул по улице: слепо, запаленно.

Сзади послышалось: «Стой!» — но беглец только припустил быстрее. Несся по улице крупными скачками, отчетливо понимая, что забег этот может стать последним в его жизни.

Улица уходила вдаль, прямая и пустынная, и тонула во мраке наступавшей ночи.

Пробой! — стучала кровь в висках — пробой-пробой-про-бой!

Вик нырнул в темный переулок, на повороте занесло — чуть не упал! — но удержался и продолжил бег! Второй раз за неполный час он бежал со всех ног — от судьбы, от людей, от собственного дара, ставшего вдруг проклятием. То ли от преследователей убегал, то ли от себя.

Но погони не было. Не захотели связываться, догадался Вик и перешел на шаг. Прогнали со своей территории, и ладно, а нет — так убили бы наверняка. Пробой — крайне редкое, но самое страшное явление, что может случиться с тягуном. Вик слышал о таком дважды: одного носителя пробоя убили сами воры. Лишь только разобрались в сути происходящего, не вдаваясь в подробности, не пытаясь осмыслить причины, — пристрелили, и все.

Второго забрали люди из ви-контроля. Потом долго гуляли слухи, один другого нелепее, но каждый уяснил главное: при определенном несчастливом стечении обстоятельств в поле тягуна появляется дыра, как прореха в кармане, и в ту дыру уходит витакс. Куда он девается, непонятно. Рассеивается в эфире, говорят в подобных случаях, но ни «пробитому», ни окружающим от этого не легче.

Носитель пробоя постоянно тянет со всех объектов, появляющихся на определенном удалении от него. Витакс тут же покидает поле, уходит в эту самую прореху, и, чтобы быть живу, тягун постоянно понемногу тянет у любого, кого видит. А даже если и не видит — процесс идет непроизвольно, как защитная реакция организма. Лишь бы в оперативном пространстве оставалось хотя бы несколько единиц. Чтобы не умер сам носитель.

Таким образом, человек становился крайне опасным для всех: своих и чужих, друзей и врагов, тягунов, контролеров и подпольных скупщиков. Любой, оказавшийся на определенной дистанции от «пробитого» становится донором, а тот, в свою очередь, не имеет возможности контролировать тяг: не может ни прекратить его, ни даже ослабить.

Это то, что в общих чертах было известно Виктору. Теперь он на собственной шкуре испытал, что такое тянуть с дырой в поле. Девчонки на остановке, остальные пассажиры, валившиеся пачками в осенние лужи, стояли перед глазами. Разъяренный Шестопер… Теперь каждый мог отстрелить Вика, как взбесившегося пса. По давней договоренности, между ворами носитель пробоя считался вне закона.

И смерть Баса выглядела теперь в ином свете. Пробой-то формируется не сразу, постепенно. Вспомнились странные недомогания партнера после акций. Вначале Вик считал все это закономерным ответом организма ищейки с повышенным нюхом на съем сумасшедшей силы. После митинга рассудил, что на Себастьяна подействовали слова Царева. Сейчас вполне могло оказаться, что причиной гибели Баса стал он, Вик.

Выпил друга, сам того не зная. Не ведая, — но от этого не легче.

И последнее. «Шесток» — бойкое место. Для своих, конечно. Очень скоро все заинтересованные получат информацию о беде Вика, а значит, за помощью обращаться не к кому. Да, не повезло тебе, парень, — и пулю между глаз. Что произошло с тем бедолагой, который попал к контролерам, было неизвестно, но тягун почему-то не сомневался — ничего хорошего.

Только инженер может помочь, неожиданно для себя вывел вор. Он ведущий специалист крупнейшего концерна, связанного с витаксом. Все беды Вика начались после применения «пылесоса». Пусть помогает выкручиваться. Не говоря уже о полагавшемся ему чемодане витакса. И смерть Баса, по большому счету, на его совести…

Но там Соня, мысленно ужаснулся Вик! Сможет ли он не тянуть в ее присутствии? Девочка виновата, слов нет, но не такой же ценой платить — высосать досуха ту, с которой был близок, которую и сейчас вспоминает если не с нежностью, то и без ненависти. А может, и с нежностью?.. И которую уж точно готов простить.

Перед глазами вновь всплыли падающие девчонки, особенно та, вторая, лицо которой он успел разглядеть: застывшая маска в каплях дождя…

Вор вздрогнул.

И что получается, ему теперь вовсе нельзя появляться на людях? И отстраненно подумал, что это стоит проверить. Пока что он блуждает по темным проулкам Фуфайки, но в десяти минутах ходьбы проспект Развития с толпами прохожих, утюжащих асфальт в любую погоду и в любое время суток. Вечером там даже оживленнее: люди толкутся у кафе и кинотеатров, возле ночных клубов и танц-холлов.

Есть где потренироваться, опробовать свою силу и свою слабость.

Он прошел проходными дворами, кривыми улочками и переулками спального района — вот и проспект. Сияние неона, потоки машин, перемигивание светофоров. Поток прохожих — зонты, мокрые плащи, улыбки на лицах. Это днем здесь снуют озабоченные, деловитые клерки и мелкие дельцы, а вечер — время развлечений и отдыха. Тон задают увеселительные заведения всех мастей. И настрой совершенно другой.

Вик влился в толпу. Шел не торопясь, поглядывая по сторонам. На него никто не обращал внимания — окружающие были заняты собой, своими планами на вечер. Вор слегка расслабился: никто не падал при его приближении, не шатался, как пьяный, не кричал «караул». Вик решил подстраховаться. Существовал старый испытанный прием: при появлении ищеек тягун начинал проговаривать про себя детские считалочки. «На золотом крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной…»

И один тягун, которому нельзя тянуть…

Считалочки, бывало, помогали скрыть «сырой» витакс в поле. Закрывали мысли о проведенном съеме, заставляли переключиться. Это сбивало ищейку, мешало ему поймать гамму ощущений, характерную для «сытого» тягуна. Прием срабатывал не всегда и не со всеми экспертами. Баса он бы точно не обманул, подумалось почему-то, но Вик упорно продолжал: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»

Да, ножик. Хорошо бы сейчас иметь хотя бы ножик. Спокойнее было бы…

Неожиданно он понял, что идет в некой зоне отчуждения. Несмотря на плотность толпы, люди вокруг расступались и не приближались к нему ближе чем на метр. Подсознательно берегут поле, понял Вик, чувствуют опасность подсознательно. И еще понял — так теперь будет всегда. Если ничего не сделать, он будет изгоем, одиноким не только в толпе посторонних прохожих, но и рядом с близкими людьми.

Пропади оно все пропадом.

26

Экспериментировать — так на полную катушку, решил Вик и зашел в небольшой бар. Пристроился у стойки с краю, заказал пива. В большое зеркало на стене хорошо просматривался зал — столики, подпившие посетители, бильярдный стол в дальнем углу. Двое гоняли шары, перебрасываясь шутливыми репликами. Слева от Вика чах хорошо нагрузившийся мужчина зрелого возраста — то и дело ронял голову на грудь и опасно накренялся на высоком табурете, но тут же встряхивался и вновь принимал вертикальное положение и гордый вид.

Все как обычно, так и выглядят небольшие заведения. Вик уже понял: не стоит щуриться — можно ненароком увидеть поле и потянуть. Не стоит думать о тяге, нужно постараться забыть об опасностях, расслабиться, прийти в состояние приятного и пустого ничегонеделанья, какое появляется порой само по себе в минуты ленивой истомы на диване. В этом мог помочь алкоголь.

Он заказал стопку водки. Напиток прокатился ледяным шариком по пищеводу, и следом приятная горячая волна потекла по телу, пригладила взъерошенные нервы. Действительность качнулась, тихо поплыла в желтом, косом свете ламп. Чего и требовалось — только не допускать в мозг ненужных ассоциаций, поставить барьер перед памятью и мыслями.

— Послушайте, э… любезнейший, — прозвучало слева, оттуда, где сидел стойкий выпивоха. — Не составите ли компанию на рюмочку?

Вик повернулся, так и есть: у посетителя слегка просветлело в мозгах, и душа его потребовала очередной дозы и общения.

— Почему бы нет, — откликнулся вор. — Бармен, еще по одной — мне и этому господину.

На полированной стойке вмиг образовались две стопки.

— А после этого, — мужчина показал на выпивку широким смазанным жестом, — повторить обоим за мой счет. — И повернулся к Вику: — Меня зовут Семеном, — по-птичьи наклонил голову он.

— Виктор.

— Чудесно, Виктор. — Семен кивнул — не только головой, но и плечами, грудью, всей верхней частью тела. — Предлагаю тост. За Неукротимых!

Ого, дядю потянуло в революцию. Сказано было громко, с пьяным запалом, и Вик невольно бросил взгляд в зеркало. Двое посетителей удивленно вскинули головы, но тут же возобновили прерванную беседу. Остальные и вовсе не отреагировали. За бильярдом продолжали стучать с костяным звуком шары.

— Да-да! — собеседник поднял неверной рукой стопку. — За тех ребят, кто не прячется за красивыми лозунгами и высокими речами! Кто предпочитает пустым разговорам дело! А не то, что Ограничители. Сколько слов и обещаний! Океан слов. Ниагара пустых обещаний. И в итоге — что? — комиссия по распределению витакса так и не создана. Только не говорите, что карикатура, созданная Барышниковым, — комиссия. Ее нет и не будет, попомните мое слово.

— Слышал, недавно на митинге Ограничителей произошло громкое событие? — осторожно спросил Вик, не торопясь опрокидывать свою стопку. — Громкое в прямом смысле слова — взрыв, покушение на лидера партии?..

— Бог с вами, никаких взрывов, — пьяно протянул Семен, приканчивая очередную дозу водки. — Я свидетельствую, был там сам: Неукротимые грозились взорвать Царева. Пуф! и все! Целая группа боевиков. Но не стали делать этого. — Поборник революционных изменений пьяно покачал пальцем перед лицом Вика. — Потому что они не террористы. Да, иногда их методы несколько… нетривиальны… — Он на секунду задумался, кренясь на табурете, но тут же выпрямился. — Однако они не террористы.

— И что стало с группой? — спросил Вик то, что его действительно интересовало.

— Их всех арестовали! — горестно выпалил собеседник. — Представляете, Виктор, бойцы спецназа окружили их кольцом, взяли на прицел и вывели с площади. Прямо к полицейским автомобилям. Я сам видел, как ребят забивали в автозаки! — Рассказчик всхлипнул. — Говорят, предводителем у них был сам Гром! Легендарная личность! — Карбонарий уронил руки на стойку, силы его явно были на исходе. — И его тоже… арестовали…

— По радио передавали, спецназ открыл огонь.

— А вы верьте больше этим трепачам! Им лишь бы сенсацию раздуть… Нет, не убили, но арестовали… совсем…

Голова Семена клонилась все ниже, пока не опустилась на руки. Источник информации затих. Бармен посмотрел на него с насмешкой.

Вик задумался: и с этой стороны рассчитывать на поддержку не приходится. А ведь была мысль — обратиться к Грому. Доверять этому кукольному почитателю Неукротимых на сто процентов, конечно, тоже нельзя. В алкогольном чаду он проводит много больше времени, чем трезвым. Но ситуация складывается следующая: главарь либо погиб, либо в заточении. В любом случае — недоступен. А жаль, у этих ребят аппаратура всегда была на уровне, да и специалисты — из молодых и радикально мыслящих, но толковые. Вспомнить того же Опера. У парня диплом с отличием и два патента как раз в сфере изучения поля и выделения витакса — так, во всяком случае, говорил сам Опер, когда подвозил его с загородной базы Грома.

Опять пришла в голову мысль, что жизнь за несколько дней изменилась кардинально. Баса потерял, Софья из друга превратилась… В кого превратилась Соня? Во врага, в чужого, ненужного и даже опасного человека? Или нет? Или все же рассчитывает он на нее в глубине души. Видит в ней партнера, и даже больше…

Партнер. Инженер. Только он и остается. С какого бока лучше начать?..

Оживление в зале привлекло его внимание, оторвало от размышлений. И вовремя: от входа к стойке двигался патруль. Полицейский сержант и контролер с жезлом. Служивые двигались неторопливо, очевидно, вымокли под дождем и зашли не с целью проверки, а погреться и пропустить чего-нибудь горячего. Но расслабляться не стоило — эти всегда на службе, всегда готовы досмотреть подозрительного человека. А у Вика поле свистит, как сказал Шестопер, что твой соловей.

Полицай был невысоким и коренастым. Шел уверенно, чуть вразвалку, спокойно посматривая по сторонам с видом полноправного хозяина положения. Под мокрой накидкой проглядывал хорошо подогнанный китель — опытный бывалый служака. Контролер — худой и скуластый — бегал глазами по залу, играл жезлом. Казалось, он пребывает в постоянном нетерпении поймать кого-нибудь за руку, прихватить на горячем. Есть такой вид службистов — ежеминутное лихорадочное желание действовать сжигает их изнутри.

Вик махнул стопку, заказанную ему поклонником Грома, потупился. Алкоголь снимает нервную напряженность, да и отношение к пьяному человеку совсем не то, что к трезвому. Во всяком случае, когда речь идет о ви-контроле. Поэтому тягун склонился над стойкой, завис на манер своего недавнего визави. Ну, выпили мужики чуть лишнего — обычное дело, с кем не бывает.

Судя по всему, полицай так обстановку и оценил. Глянул мельком, при виде спящего Семена чуть усмехнулся и отвернулся к бармену:

— Привет, Петр. Сделай-ка мне чайку, как я люблю. А напарнику… что будешь, господин контролер?

— Кофе, — отрывисто бросил тот.

— А моему напарнику кофе, — обстоятельно закончил сержант.

Все правильно, подумал Вик, патрулирует в этом районе постоянно, заходит в бар не первый раз и бармена знает по имени. А тот — его вкусы и привычки. Интересно, контролер тоже постоянный или меняется?

— Отдыхать клиентам никто не мешает? — продолжал между тем полицейский, намекая на уснувшего карбонария.

— Так это ж Семен, господин сержант, — отреагировал с легким смешком бармен, наливая в стакан коричневую жидкость, исходящую легким паром, и ставя посуду перед заказчиком. — Можно сказать, местная достопримечательность. Да он безобидный, проспится и пойдет домой. Никаких проблем…

На стойке появился пластиковый стаканчик с кофе для контролера.

— Ага, — кивнул полицай и выпил содержимое стакана в три крупных глотка. Похоже, был там не только чай. Или совсем не чай, но благодушия у сержанта после выпитого прибавилось. — Если что, говори, не стесняйся, — прогудел почти весело.

— Обязательно! Заходите… — радушно улыбнулся бармен.

Вик приложил ладонь к виску, будто искал опору, словно пригорюнился во хмелю и одновременно скрывая от опасной парочки лицо. Замер, не забывая поглядывать в зеркало, контролируя положение стражей закона. Спокойно, заклинал он себя, ты обычный посетитель бара. На улице дождь, зашел погреться, немного перебрал. Что может быть естественнее? Браслет показывает фоновое значение, пока дело не дошло до жезла…

Сержант уже повернулся к залу, огляделся, больше для порядка, явно собираясь на выход, когда контролер произнес негромко, но так, что его было хорошо слышно:

— А тот, что рядом, — кто? Что-то я раньше его не видел…

Черт, постоянный патруль, понял Вик. Ходят в паре давно, знают всю округу. Так тоже случалось, хоть и нечасто.

Полицай, может, и не был расположен к проверкам, не видел в зале и посетителях ничего опасного, но контролер уперся взглядом в вора, к кофе не притронулся и уходить просто так не собирался.

— Эй, господин хороший, — окликнул он, обращаясь к Вику и заходя ему со спины, — документы есть?

Сержант, пропуская напарника, чуть подвинулся с недовольным видом — проверять документы было его прерогативой, — но до поры не вмешивался.

— А? — сделал вид совершенно пьяного человека Виктор.

Контролер в это время слегка похлопал его сканером по плечу.

— У тебя спрашиваю, документы… — закончить он не успел. Сканер пискнул и высветил на панели значок движения потока. Как-то раз Вику представилась возможность рассмотреть оружие врага вблизи. Показатели общего и оперативного витакса, степень ассимиляции, еще что-то, чего тягун не запомнил, но вот показатель потока — характеристику, которой при необходимости контролер может подтвердить тяг, — запомнил очень хорошо.

Лицо служивого вытянулось — он и в страшном сне не мог Себе представить, что вот так, у него на глазах, может происходить тяг. Неизвестно от кого и куда, но процесс был налицо — жизненная сила перетекала через этого странного, подозрительного парня, как дождевая вода по водосточной трубе.

— Ты!.. — только и смог промолвить контролер, а сержант уже отработанным движением бросил руку к кобуре, и времени не осталось совершенно.

Вик даже не стал прикрывать глаза, в этом не было необходимости. Он и так знал — стоит чуть потянуть, и витакс повалит из этих двоих, словно перегретый пар из чайника — с шипением и посвистом. И менять положение тела он тоже не стал, только конвульсивно сжал кулак — правый, свободный, которому не нужно было подпирать висок.

Турбина взревела, в области копчика полыхнуло, и в который раз Вику показалось, что дымный и огненный этот выхлоп увидят сейчас все в зале, но все было совершенно не так. Никто и понять ничего не успел, как оба патрульных грохнулись на пол, не издав ни звука. Сержант — так и не отпустив свою кобуру…

А потом было бледное, вытянутое лицо бармена. Глаза его на миг оказались прямо напротив вора — зрачок в зрачок, — но уже в следующий миг глазные яблоки бедняги закатились, ноги подкосились, и бармен начал оседать за стойку. Лицо его приняло мертвенный желто-зеленый оттенок. Да он и был уже мертвецом.

В зале продолжались приглушенные разговоры, на бильярде кто-то с победным восклицанием загнал шар в лузу, а Вик тронулся к выходу, пряча глаза, стараясь ни с кем не встретиться взглядом, никого не коснуться — даже мысленно. Особенно мысленно…

Но чертова турбина и не думала униматься. В зоне выброса горело огнем, и тягун чувствовал, как чужой витакс перетекает через его тело, струится, прет неистовым и неудержимым потоком. Он ускорил шаг — потом бросился опрометью из бара, — но это не помешало на выходе услышать крики и всхлипы. «Помогите!» — пискнул кто-то тогда на остановке. Сейчас и этого не было, но Вик видел — будто воочию, будто на спине у него открылись глаза, — как падают между столов посетители. Словно высушенные бабочки.

Будь оно все проклято!

Через час Вик взломал замок на двери гнездышка. Как он и предполагал, квартира была пуста. В баре Софьи нашлась бутылка коньяка, тягун выпил одним махом полный стакан и упал без сил на диван. Больше он отсюда ни ногой. На улицу ни ногой, куда бы то ни было — ни-ни! Будет сидеть и ждать Софью. И Залеского. Как-нибудь выманит их сюда, как — придумает завтра, не сейчас. Сейчас нет сил, нужно поспать — упасть, провалиться в беспамятство. Хоть ненадолго…

Забыться…

Иначе — сумасшествие, суицид, кара Господня…

Хоть ненадолго…

27

Софья не любила отели. Не любила администраторов, норовивших сунуть нос не в свое дело, горничных, приходящих в самое неудобное время, когда хочется побыть одной. Весь этот гостиничный навязчивый сервис не любила. Даже лифтеров. Даже в дорогих и фешенебельных заведениях.

Но Залеский сказал: так надо. Мол, поживи в номере, недолго, пока я улажу некоторые формальности, и мы уедем. Далеко, где нас не знают, где можно все начать с чистого листа. И она покорилась. А что делать? Вик от союзничества отказался категорически, Бас…

Бедняга Бас, какая нелепая судьба! Умереть от сердечного приступа в самый неподходящий момент. Вчера приехал Залеский, инженер был взволнован. Ей показалось — откровенно трусил, но виду старался не подавать.

— Твои протеже чуть не провалили все дело, — нервно выговаривал он Софье. — Помощник тягуна, этот эксперт, — ему стало плохо. Он что, болел?

— Да, — растерянно ответила она, — еще со школы. Сердце у него нездорово…

— Вот-вот, а после акции и вовсе занемог! — саркастически произнес любовник. — А твой друг Вик потащил его в лазарет. Хорошо хоть, я позаботился о канистрах и прочих уликах, включая привод. Подумать страшно, что было бы, заинтересуйся этой парочкой полиция и контролеры! А эго могло произойти, в больницах тоже не дураки сидят…

— Почему «болел»? Что с Себастьяном? — внутренне холодея, спросила Софья.

— Я узнавал — увы, ему ничем нельзя было помочь… — Залеский сморщился, как от зубной боли, но обороты сбавил. — Пойми, дорогая, существуют запланированные потери. При наступлении гибнет до тридцати процентов личного состава…

— Ну да, — отстраненно кивнула она. Холод внутри разливался все шире и глубже, забираясь в самые отдаленные уголки души. — Из троих — один в потери, все верно.

Инженер воспринял ее отстраненность по-своему:

— Но ты молодец, вовремя уговорила эксперта, и свою положительную роль он сыграл. Пригодилась зажигалочка. Канистры у нас — полторы тысячи лет! — Она молчала. Залеский продолжал: — Софья, парня не вернуть, и сделанного не воротишь. Теперь нужно завершить начатое…

А потом и предложил — поживи пока в отеле. Недолго — и мы уедем. И вот она живет: терпит администраторов, мечтающих покопаться в грязном белье постояльцев, терпит горничных и лифтеров. Впрочем, последние ни при чем — из номера она не выходит. Еду заказывает в ресторане, контакты с миром сведены до минимума. И ждет — ждет звонка, сигнала к отъезду.

После отказа Вика она поставила на тягуне крест. Легкость и воздушность существования постепенно истаяли, ожидание праздника в который раз уже окончилось ничем. Не праздник — серые будни маячили впереди, суровая необходимость избавиться от лишних людей. Чтоб самой не стать лишней.

Да, импульсный передатчик дала Себастьяну она. И не только передатчик, но и пистолет, и капсулу с хитрым лекарством, которым снабдил Залеский. Объяснил, мол, четыре-шесть часов глубокого и совершенно безвредного сна. За это время они будут далеко. Но вот уже второй день, как она сидит в этом вонючем отеле. Дорогом, но все равно вонючем…

План был прост: после завершения операции Бас предлагает Вику отпраздновать победу, подмешивает в напиток содержимое капсулы, подает сигнал и дожидается приезда инженера. Если что-то пойдет не так, не удастся усыпить друга — удерживает Вика под угрозой пистолета. Она попыталась представить, как Бас удерживает Вика, пусть даже под наведенным стволом. Это Бас-то — добряк и недотепа. Нет, не получилось представить.

Только одним способом можно было это сделать — выстрелом.

Решился бы Себастьян на убийство старого друга, и позволил бы Вик стрелять по себе безнаказанно? Одни вопросы без ответов. Но все пошло совсем не так. Даже Залеский не знал, где сообщники набирали последнюю канистру. Или сказал, что не знает. Что произошло между ними? Почему Бас включил передатчик и не воспользовался капсулой? Или планы спутал сердечный приступ?..

Софья примостилась на гостиничном диване у телефона. Поставила рядом чашку горячего чая, заказанного в ресторане. Ждала звонка: так сказал Залеский — никаких мобильников, дескать, позвоню по городскому и скажу условную фразу. Заберем документы и уедем — далеко, навсегда, к новой счастливой жизни.

Телефон молчал. Остывал чай.

Самым трудным было уговорить Себастьяна. Никогда еще, наверное, не была она столь красноречива, столь убедительна и проникновенна. И взгляды дарила из самого убойного своего арсенала, и прикосновения таили в себе небывалый заряд того самого колдовского электричества, что действует на мужчин безотказно.

С Виком, правда, это не сыграло, ну да что уж теперь…

Бас тряс кудлатой башкой, смотрел глазами больной и преданной собаки. Преданной — хорошее слово, как раз к месту. Бас не соглашался, но все его доводы она знала наперед и потому имела преимущество.

— Это же Витька, Соня! — говорил одноклассник. — Витька, вспомни, как мы дружили! Разве я могу теперь…

— Он молодой и здоровый, не в пример тебе, — отвечала она. — Что ему станется? И он тягун, натягает себе витакса еще. А у тебя это единственный шанс. Ты хочешь на берег моря, к своим любимым пальмам?

Бас согласно кивал, растрепанные волосы ходили ходуном. Наверное, так бьются пальмовые ветви на ветру.

— Тогда слушай меня. — Когда было нужно, она умела вбивать слова, как гвозди. — Я освобожусь от Залеского. Все уже готово, осталось только спустить курок. Мы уедем вдвоем, туда, куда ты захочешь, и. будем вместе. Но для этого и тебе придется постараться. Я убираю Залеского, ты — Вика.

— Убрать?! — испугался Бас. — Ты имеешь в виду?..

— Нет, не то, что ты подумал. По-твоему, я чудовище, чтоб замышлять убийство? Он ведь и мой друг, Бас! Просто нужно его… обезвредить. Я спрашивала у знающих людей — тягуны привычны к смене обстановки. Живут в постоянной готовности сорваться с места и уехать. И на опасность, на экстремальную ситуацию реакция его будет именно такой — бегство. Ему же лучше. Он жил неизвестно где столько лет, тебе от этого было хуже?

— Это предательство, Соня!.. — стонал Бас. — Я так не могу!..

Преданные, все мы преданные друзья…

— Можешь! — Она посмотрела на одноклассника самым будоражащим взглядом. И положила руку на плечо, чтоб токи шли от тела к телу. — Виктор сильный, он выпутывался и не из таких переделок. Выкрутится и на этот раз. Но нам с тобой шанса быть вместе больше не представится — это я знаю точно.

Вот так, эксперт, капелька ультимативности не помешает.

— А если сорвется, если Вик не выпьет? — сделал последнюю слабую попытку Бас.

— Тогда действуй по обстоятельствам, — закруглила она. — В конце концов, у тебя будет еще пистолет. Можно припугнуть, подержать на мушке. Подъедет Залеский, вдвоем вы справитесь. А потом я от него, от инженера этого, избавлюсь.

Но помни: трех чемоданов достаточно двоим, но на троих этого слишком мало. Твое счастье в твоих руках, Себастьян. Наше счастье…

Убеждала и верила сама. Рассчитывала, что потом сможет так же легко уговорить одноклассника на лечение в хорошей клинике. Надеялась на свои чары. Только все пошло не так. А ведь она не обманывала Баса. Или почти не обманывала: уже через час после состоявшегося разговора ее ждал Тихон, старший инспектор регионального отдела ви-контроля. Ждал в той же кондитерской, что и прошлый раз, и так же плотоядно улыбался.

— Соня! — гудел он прокуренным своим голосом. — Черт возьми, я опять скучаю по тебе!

— Не хватило той ночи в гнездышке? — игриво спрашивала она. — Мало, хочешь, чтоб я высосала из тебя все силы до донышка?

— Я не против, — хохотал он в ответ, — пусть эта ночь повторится, а потом будь что будет!

— Можно и повторить, — кивала она, — но позже, сегодня я позвала тебя не за этим. Скажи, Тиша, как ты посмотришь на крупную аферу в сфере витакса, проведенную с применением новейшей аппаратуры концерна «Партнер»?

Вся игривость вмиг слетела со старшего инспектора.

— Смотреть я могу лишь одним образом — с точки зрения нарушения закона. Но… — и зыркнул исподлобья. — Есть факты? Улики? «Партнер», знаешь ли, слишком серьезная организация, чтобы идти против нее с пустыми руками. Тут нужны железные доказательства.

— Будут тебе доказательства. И имена, и даты. Будет знатный переполох, за такие дают ордена или повышение по службе. Тебе есть куда вешать ордена, Тихон?

Что-то мелькнуло на грубом лице старшего инспектора, что-то, что не оставило у нее сомнений — инспектору позарез нужно громкое дело. Для начальства ли, для самоутверждения — его дело, но Тихон крайне заинтересовался. И это главное.

— Нет, все-таки ты бесовка, Соня! — погрозил он пальцем. Сгладить попытался, не показать этот свой интерес — поздно. Улыбнулась загадочно, и Тихон не выдержал: — Что ты хочешь взамен? Я тебя слишком хорошо знаю, чтоб не понять — ты не будешь печься о моей карьере бесплатно.

— Верно. Мне нужны документы. Чистые документы для выезда из страны.

— Только-то? — присвистнул инспектор. — Не такая уж малая плата…

— Но и не такая большая. При твоих-то возможностях.

Теперь пришлось дать Тихону отбой. Вся надежда на инженера — что он разбирается не только в способах сбора и хранения витакса, но и организует отъезд. Или бегство, какая разница.

Звонок телефона прозвучал резко и неожиданно.

— Да! — схватила трубку она. — Слушаю!

— Соня, это я, — забубнил Залеский. Кретин, будто она не понимает, что звонить сюда может только он! Будто не узнает голос! — Я все закончил, мы можем уехать…

— Хорошо, едем в аэропорт?!

— Да… — замялся любовник. — То есть нет… То есть — не сразу…

— Не мямли, Залеский, — раздраженно оборвала она. — Говори толком, куда ехать?

— Нужно заглянуть в гнездышко, — проблеял он.

— Ты рехнулся! — не сдержалась она. — Самое опасное место, какое только можно придумать! Мы ведь договорились — в квартиру не возвращаемся. Потом продадим по-тихому, и дело с концом…

— Понимаешь, все раскрутилось так неожиданно, не унимался инженер. В голосе отчетливо звучали покаянные нотки. — Я спрятал там деньги. Трансфер витакса в иностранный банк займет несколько дней. Документы у меня, но билеты… да и на текущие расходы нужны средства…

— Черт бы тебя побрал, Залеский! — с чувством выдохнула в трубку она. — Я спускаюсь к входу, жду тебя через пять минут. Оттуда — сразу в аэропорт.

— Конечно, Соня, ласточка моя! — обрадовался любовник. — Через пять минут я тебя подхвачу, а к вечеру мы будем далеко отсюда. Только ты и я! С кучей денег!..

Дай-то бог, подумала она. Может, и правда все еще наладится?..

28

Звук открываемого замка заставил Вика встрепенуться и напружиниться. Стукнула дверь, и он мигом слетел с дивана. Крадучись, прошел под прикрытие большого стенного шкафа и, протиснувшись в узкое пространство между шкафом и стенкой, затаился. Оконная гардина прикрыла его как пологом…

Вчерашнюю ночь вор провел в коньячном угаре: засыпал ненадолго, потом вскакивал, толком не понимая, где находится — на автобусной остановке? в баре? что, сейчас опять повалятся трупы? — вспоминал — хлебал коньяк прямо из бутылки — и вновь падал. Но с утра пить прекратил, пробавлялся чаем, да в холодильнике нашлась забытая палка сухой колбасы.

Именно забытая. Не зная наверняка, Вик безошибочно определил — квартира брошена, жильцы сюда не вернутся. Но идти было некуда: домой — слишком опасно, к знакомым… Какие теперь знакомые? С пробоем в поле… В «Шестке» уже отметился — еле ноги унес. Оставалось валяться на Софьином диване и размышлять.

Воспоминания о женском теле, которое ласкал здесь же, на этом самом диване, Вик от себя гнал. Получалось плохо: стоило прикрыть глаза, и казалось, он вновь чувствует вкус ее губ, шелковистую нежность кожи, податливую хрупкость плеч. Тряс головой, прогоняя видения, и старался сосредоточиться на главном — как быть дальше? Обзвонил агентства недвижимости и без большого труда узнал — квартира выставлена на продажу. Деньги заберет риелтор, передаст продавцу. Сведения о продавце, естественно, не разглашаются — извините.

Извиняю, подумал Вик и принялся звонить в аэропорт. У знакомого диспетчера по большому секрету узнал — на фамилии Залеского или Станкевич билетов не заказывали, но у «Партнера» есть свой самолет. Из концерна позавчера звонили, сделан предварительный заказ на завтра. Время вылета и маршрут обещали уточнить позже. Уж не сладкая ли парочка отметилась? Если да, то где их искать?

И вот щелчок замка и звук открываемой двери. Невнятные голоса, один явно мужской, с оправдывающимися интонациями, второй женский — напористый и нетерпеливый. Голоса звучали в прихожей. Вик ждал в своем закутке. Мысленно прикинул, что можно использовать в виде оружия. Как назло, ничего подходящего в пределах видимости не наблюдалось.

Ну и пусть, невесело усмехнулся про себя тягун, я теперь сам оружие. Только бы не зацепить Софью.

Опыт тягачества жил в Викторе сам по себе — это он заметил давно. Бывало, совершал какие-то действия неосознанно, на интуиции, и только потом разумом доходил, почему следовало сделать именно так, а не иначе. И появлялся новый профессиональный прием, новая тонкость в искусстве тащить чужое поле.

На примере предыдущих эпизодов — на остановке и в баре — он понял: самый мощный тяг идет спереди, через глаза, ладони (когда они повернуты к объекту), через область солнечного сплетения. Но по мере приема витакса принимающая поверхность увеличивается. Похоже, открывается все поле — его поле — и становится одной огромной ловушкой для всякого, кто находится в непосредственной близости.

Пределов своих возможностей Вик пока не знал. Быть может, разойдясь, он Мог бы, к примеру, высосать всех пешеходов на улице. Или посетителей большого магазина или кинотеатра. Над всем этим стоило еще поразмышлять, но сейчас тягуна волновал один вопрос — как настроиться на Залеского, не причинив вреда Соне?

Голоса тем временем стали громче, дверь распахнулась. Первым зашел инженер и цепко оглядел гнездышко. Видимость из угла Вика была недостаточной, не так чтобы все как на ладони, но этот прицеливающийся взгляд Залеского он различил, и почему-то этот взгляд очень не понравился вору.

А инженер тем временем сделал шаг внутрь комнаты и остановился. Шумно потянул носом и вдруг заявил жизнерадостным голосом:

— Ах, как смачно пахнет коньяком! У тебя был коньяк в запасе, дорогая? Я бы тоже сейчас немного выпил…

Софья появилась сзади с удивленным лицом.

— Но кто-то уже потревожил твои закрома. Вон, и стаканчик на столе с остатками благородного напитка! Хочешь, угадаю, кто это? Ну так, ради шутки… — Залеский балагурил вроде для Софьи, вроде обращался к ней, но вдруг отвернулся от спутницы и произнес в пространство комнаты громким голосом: — Виктор Сухов, ловкий тягун и опасный преступник, выходи! Я знаю — ты здесь.

Жизнерадостности при этом в инженере не убавилось ни на каплю. И улыбаться он не перестал. Казалось, гость разыгрывает веселую интермедию и после выхода Вика придет время всем радостно и облегченно рассмеяться и захлопать в ладоши.

Вик выступил из своего убежища, но было ему не до смеха. И не до аплодисментов.

— Ты прав, инженер, это я. Пришел продемонстрировать веселый — обхохочетесь! — номер. Только предупреждаю, шутки у меня теперь немного рискованные, но ты сам помог мне стать фокусником. С помощью своего замечательного прибора…

Улыбка так и не покинула губ Залеского, но в тот же миг он легким, почти неуловимым движением прянул назад, оказался рядом с Софьей, а еще через мгновение вытолкнул ее перед собой, жестко удерживая за плечи. Девушка была ошеломлена, глаза ее округлились, руки безвольно опали вдоль тела. Тряпичная кукла в руках опытного кукловода.

— Но-но, Виктор! — выкрикнул Залеский, прикрываясь Софьей, как щитом. — Если вы еще не в курсе, отток поля пойдет в первую очередь от ближайшего объекта. Прежде чем добраться до меня, вам придется высосать нашу подругу до состояния высохшего осеннего листочка. Вы этого хотите?

Вик замер. В голове одна за другой стремительно сменялись мысли: откуда он знает? или сразу знал и предвидел последствия? и как теперь быть — ведь тяг может начаться и помимо его воли?!

— Ну что, будете пробовать? — радостно проорал Залеский.

От энтузиазма противника тягуна чуть не стошнило. В висках пульсировала кровь, ноги ослабли, и, самое неприятное, предательски нагрелся крестец. И тут же под ложечкой заныло — сладко и томно, как всегда бывает перед тягом. Ощущения не могли обмануть — еще миг, и он начнет принимать витакс. Взревет турбина, поселившаяся в его организме по вине человека, прикрывшегося женским телом. В груди распахнется ненасытный зев, и откроется тоннель, ведущий неизвестно куда и неизвестно куда сбрасывающий чужие жизни.

Только на этот раз жизнь будет не чужая — Софьи!

— Ага, почувствовал, вор! — тон Залеского изменился. Веселые нотки из его голоса пропали, сейчас это был враг, сбросивший маску благодушия и обнаживший клыки. — Понял уже, что сейчас будет?!

Софья дернулась, но инженер держал крепко.

— Только я могу тебе помочь! — продолжал инженер. — Только я знаю, как остановить тяг в пробое! Но у меня есть условие — ты отслужишь мне за помощь…

— Как ты это сделаешь? — не поверил Вик. Внутри уже все дрожало, внезапно пришло понимание, ясное и однозначное, как удар: он на последнем пределе.

— Нет времени сейчас объяснять! — выкрикнул противник. — Стой смирно, где стоишь, и ничего не предпринимай. И тогда, может быть, наша Сонечка не пострадает…

В следующий миг в комнате появился новый участник — крупный мужик в берете и темном плаще. В руках он держал небольшой прибор — ничего особенного, просто коробка размером с небольшую книгу и с мерцающими на панели индикаторами. Особенно ярко — светлячком в ночи — светился зеленый огонек, но незнакомец щелкнул то ли клавишами, то ли переключателями, и светлячок сменился красным стоп-сигналом.

И тут же улеглась дрожь в теле. Все сокровенные зоны, только что готовые начать съем — под ложечкой, руки, еще что-то, на что не очень-то обращаешь внимание, но знаешь — они есть и работают, когда надо, — все онемело. Застыло. И погас разгорающийся у крестца жар…

Вик чуть не упал, так неожиданно произошел переход.

А комната между тем наполнялась людьми. Все похожи друг на друга, как тени на стене: одинаковые темные плащи и береты, сосредоточенные лица без примет. Двое ловко подхватили Софью и потащили на выход. Девушка пискнула, но больше ей ничего сделать не позволили — стремительно вывели за дверь, и больше Вик ее не видел.

К «плащу» с прибором присоединился второй, такой же, только поменьше ростом и не такой широкий в кости. Зато с пистолетом в руке. Встал рядом. Оружие держал стволом вниз, но сомневаться не приходилось — появится необходимость, мгновенно пустит его в ход.

— Сядьте, Виктор, — Залеский указал на стул у того самого столика, на котором стоял стакан с остатками вчерашнего коньяка. — Пришло время объясниться.

Дождавшись, когда вор выполнит просьбу, занял место напротив. Достал из внутреннего кармана фляжку, судя по всему серебряную, отвинтил колпачок. Тот волшебным образом обернулся в две стопки. Проговорил спокойно:

— Теперь можно и выпить.

Вик поймал себя на мысли, что наблюдал уже третью ипостась этого человека. Первой была рыхлая и безвольная личина Сониного любовника, мечтающего хапнуть куш пожирнее и смыться с красивой женщиной в далекие теплые страны.

Вторая — злодей, ловко сыгравший под простачка. Не стоит кривить душой, Вик представлял себе совершенно иной сценарий встречи с обманувшими его подельниками. Считал, что сможет нагнать на них страху и диктовать свои условия. Представлял себе растерянного, трясущегося инженера и кающуюся Соню. Предлагающую свою любовь и верность…

Сейчас перед тягуном сидел третий Залеский — спокойный, собранный, деловой. Нейтральный — без злобы, ажиотажа и лицедейства. И говорил уверенно и по-деловому:

— Вы наверняка уже догадались, Виктор, что дело совсем не в трех чемоданах витакса. Полторы тысячи лет жизни — кусок, конечно, неплохой, но даже Софья понимала, что это еще не бессмертие. Это только стартовый капитал, площадка, с которой нужно уметь оттолкнуться, чтобы прыгнуть высоко-высоко. Сумела бы девочка это сделать? Не знаю, хотя определенными талантами наша затейница определенно не обделена. Уже то, что она чуть не науськала на меня старшего инспектора одного из региональных управлений ви-контроля, говорит о многом…

— Кто вы, Залеский? — спросил Вик.

— Я-то думал, вас гораздо больше будут занимать собственные проблемы, — улыбнулся собеседник и налил наконец в серебряные стопочки. — Зачем вам лишние секреты? Скажем так, я представляю Службу. И будьте уверены, полномочия у меня самые серьезные.

— И все это с самого начала?..

— Да, — просто подтвердил Залеский. — Все это с самого начала операция с привлечением концерна «Партнер». Цель операции вам знать не положено. Не имеете необходимой степени допуска, — хохотнул лже-инженер, — но доиграть роль до конца придется.

— И как же вас теперь называть? Не инженером же…

— Да как угодно. Нравится инженером — валяйте. Хотите — по фамилии, тоже неплохо. Она у меня подлинная. А хотите — господином полковником. Это, кстати, будет недалеко от истины.

К этому времени Вик окончательно пришел в себя. Хотели бы убить, убили бы сразу. Витакс у них. Значит, нужно что-то еще. «Отслужить» — это как?

Он поднял стопку:

— Надеюсь, напиток не отравлен?

— Бросьте, Вик. Мы ж не в дешевой мелодраме.

— Тогда уж не в классической трагедии. Это там любят подносить чашу с ядом. — И опрокинул стопку, словно водки выпил, а не дорогого, судя по аромату, коньяку. — Налейте еще, господин полковник, и введите в курс дела — что за чертовщина происходит со мной и вокруг меня.

— Вот это с удовольствием, — улыбнулся полковник. — Я и про коньяк, и про разговор.

29

— То, что вы, тягуны, называете пробоем, наши головастики именуют мудреным термином. — Теперь полковник еще и закурил сигару, сизый дым слоями потянулся к потолку: — Что-то там с флюктуациями поля: искажение структуры и формирование устойчивого отрицательного градиента… И еще всякие бла-бла-бла… Ну, вы понимаете, на то они и ученые, чтоб говорить вещи, только им и понятные. Но суть явления известна. Человек превращается в автомат по съему витакса, при этом сам с этого ничего не имеет. Добыча не усваивается, даже не задерживается. Уходит со свистом… Куда? Над этим ломают голову ведущие специалисты, но, увы, пока безрезультатно.

Вик внимательно слушал. Залеский говорил пока вещи известные, но к чему-то он ведь клонит?

— Однако некоторые закономерности все же известны. Как это происходит обычно? Вы используете определенные участки тела, наиболее чувствительные к контакту с полем. Что там у вас есть — глаза, руки, нижняя половина груди, точнее, солнечное сплетение. Если принять человеческое тело за ось, а поле вокруг него за окружность, то получится, что тягун открывает этакую амбразуру, щель, через которую втягивает витакс. Открывает градусов на шестьдесят. Это обычно, но вот у «пробитого»…

— А вы неплохо разбираетесь в нашем ремесле, — заметил Вик.

— Положение обязывает, — улыбнулся в ответ полковник, пыхнув сигарой. — Тягачеством занимается не только ви-контроль. Те — цепные псы, призванные охранять от вас общество. Сберегать добропорядочным гражданам праведно нажитый витакс. Но есть и другие структуры, которые исследуют этот феномен, пытаются раскрыть его механизм. Вас, тягунов, не так много. А рядом еще те, кого вы называете ищейками. Тоже странные личности — сами тянуть не могут, но слышат, как это делаете вы. Как у всех вас — и тех и других — все это получается, непонятно. Но вернемся к пробою.

— Скажите, Залеский, сколько всего было «пробитых?

— Это секретная информация, Виктор, но вам я скажу. Вы — шестой.

— Я знал только о двоих…

— Ну да, наверняка вы знаете о самых первых. Потом произошло еще три случая, но ситуация уже была под нашим контролем. Этих людей немедленно изолировали и… исследовали.

Почему-то сразу стало ясно, чем закончились исследования для исследуемых.

— Так вот, — продолжал полковник, — начинается все как обычно, разве что контролировать запуск «пробитому» становится раз от раза все труднее. Он тянет, как дышит, — почти без волевого усилия. Превращается в этакий магнит, притягивающий витакс окружающих людей. А следом происходит расширение амбразуры. По неизвестным причинам из шестидесяти градусов она быстро увеличивается до ста восьмидесяти. То есть вы тянете уже всей передней поверхностью тела. Точнее, поля. Любой человек, появляющийся перед вами, автоматически превращается в объект тяга. И очень быстро какие-либо границы исчезают совсем. Это уже не амбразура, это уже круговой обстрел. Может, кольцо, может, поле открыто полностью. На все триста шестьдесят градусов. Больше для «пробитого» нет ограничений: он тянет со всех, кто вокруг него — спереди, сзади, с боков. Отовсюду. Черная дыра, а не человек. Запусти такого в город, дай пройтись по улицам, и через какое-то время там не останется никого живого. Вот во что вы превратились, Виктор. Сами-то почувствовали?

Залеский перевел дух и вновь наполнил стаканчики.

— Почувствовал, — задумчиво проговорил Вик. Действительно, Залеский сейчас озвучивал его недавние догадки. — И скажу честно — открытие не из приятных. Ну а этот «шкаф» с приборчиком, он, как видно, сдерживает мои новые возможности?

Двое в плащах тихонько стояли в сторонке. Один все так же держал «коробку», другой пистолет. Слышат они беседу или нет, было непонятно. Но Залеский внимания на них не обращал.

— Верно мыслите, Виктор. Этот приборчик — генератор. И генерирует он энергетическую ловушку, не позволяющую вам тянуть. Формирует вокруг вас своеобразный кокон, внутри которого вы безопасны для окружающих. Гениальная штука, скажу я вам. Вот сейчас кокон пропускает около одного процента витакса, ровно столько, чтобы в вашем поле болтались две-три единички. Чтоб вы могли дышать и говорить. И слушать меня.

— И единички эти я тяну?..

— Да! — широко улыбнулся Залеский. — С меня и с этих двоих.

— Вы настоящий герой невидимого фронта, господин полковник, — саркастически усмехнулся Вик. — Жизни не жалеете…

— Не переживайте, — успокоил собеседник. — Потери ничтожные, и все будут возмещены за казенный счет.

— И помощникам зальете?

— Им по рангу не положено, — усмехнулся Залеский. — Что поделать, такая работа. Но ребята получают очень неплохие премиальные.

— Хорошо, накинули вы на меня намордник, а дальше что? Будете водить на поводке, в цирке показывать?

— Зачем же в цирке, можно найти феномену лучшее применение. Пристроить, к примеру, рядом «пылесос» с канистрой и запустить вас в мир. Только успевай менять емкости…

Вик тут же представил сотни автобусных остановок, десятки баров, где валятся снопами люди, а этот монстр, довольно потирая руки, меняет заполненные чемоданы на пустые. Вору стало плохо.

— Не кисните, Сухов, — уловил полковник его настроение. — Я совершенно не намерен завалить город трупами. Даже более того, я гуманный человек и готов помочь вам в вашей беде. Дело в том, что современная аппаратура позволяет запечатать кокон. Вместе с пробоем. Да, после этого вы потеряете способность к тягачеству. Более того — вы не сможете ни сливать свой витакс, ни принимать чужой даже посредством клети. Но полевой обмен не прекратится. Вы сможете жить как обычный человек, поддерживая собственное поле естественным путем. Заниматься спортом, например. Правильно питаться, ну и прочее… Поверите ли, сейчас есть такие люди! Да-да! Живут сами по себе, не посещают ви-пункты, не подсчитывают единички. Где-то в Тихом океане, кажется, на каком-то атолле живет целая колония таких ненормальных. Смешно, правда?

— Вы предлагаете мне стать ненормальным? — криво улыбнулся Вик.

— Я предлагаю вам остаться в живых, — отрезал Залеский. — Таким, какой вы есть сейчас, в живых вас оставлять нельзя.

— Подозреваю, что все это не бесплатно.

— Безусловно. Я уже говорил вам — придется отслужить. Не буду темнить, нас интересует группа Грома. Слишком много эти молодчики стали себе позволять, пора с ними кончать. Вы ведь знакомы с Громом? Даже вели совместные дела…

Отрекаться от знакомства с Неукротимыми не имело смысла. Господин полковник основательно подготовил операцию, собрал о Викторе самую полную информацию. Да и не ждал он ответа, но Вика поразило другое.

— Гром погиб! Я слушал своими ушами передачу по радио — Гром и его группа расстреляны спецназом на площади Свершений. Во время митинга. По другим сведениям, арестован. Но тогда он у вас… Хотя это только слухи.

— Ох уж этот митинг, — крякнул Залеский. — И этот спецназ… Совершенно бездарно проведенная операция. Кстати, у этого мальчишки, что влез на трибуну, никакой взрывчатки не было. Все блеф! А вот спецназ действительно открыл пальбу. Положили немало лишнего народа, этих диких митингующих, а тот, кто был действительно нужен — Гром, — ушел. С кучкой своих товарищей. И не верьте слухам, люди такого понаврут…

— Значит, Гром жив, — задумчиво протянул Вик.

— Жив-жив, — нервно откликнулся Залеский. — И на свободе. Сколотил новую банду, опять проводит эксы. Внедрить к нему нашего сотрудника не удается, осторожны эти подонки донельзя, а вот вы в эти круги вхожи. Вам и предстоит уничтожить Грома с его боевиками. Простейшая комбинация. Приходите, будто для того, чтобы сдать товар, а в это время мой помощник снимает кокон. Я хочу, Виктор, чтобы от этой банды осталась кучка высушенных мумий. Фигурально выражаясь, конечно…

— Вы знаете, где его база?

— Пока нет, но работа в этом направлении ведется. Мои оперативники уже напали на след. Еще немного, и мы будем знать точно его место расположения.

— Во всех ваших построениях, господин полковник, есть одно слабое звено. Мой друг Шестопер знает о пробое. Бар «Шесток» — бойкое место. Думаю, все заинтересованные лица уже в курсе, и мимо Неукротимых такая информация тоже не пройдет.

— Ваш друг Шестопер знал о пробое, — спокойно поправил Залеский. — Да вот беда, в тот же вечер, когда вы приходили к нему за помощью, в подвале дома дала течь газовая магистраль. Случился жуткий пожар. Бар «Шесток» выгорел дотла со всеми обитателями. Валерий Безменов, его дружок Роберт, еще кто-то — все сгорели. Печальное событие, но пожары в городах случаются.

Вик подавленно молчал. Прощай, Валерка, и прости. Если б он, Виктор Сухов, не пошел тогда в «Шесток», все могло быть по-другому. А впрочем, как по-другому? Куда было идти?

— А если я откажусь? — огрызнулся было он.

— Тогда пострадают определенные люди, — пожал плечами Залеский. — Прежде всего вы. Прибор может заморозить ваше поле намертво, Виктор. Есть у него такая функция. Кокон перестанет открываться, и вы обнулитесь без возможности подпитки. А это смерть в течение ближайших минут. Второй станет Софья. Девочка будет у нас во время всей операции, малейшее неверное движение с вашей стороны, и ей конец. Вам не жаль Софьи?

И снова пришлось промолчать. Софью было жаль. Несмотря ни на что — ее интриги, обман, вероломство, — она была дорога ему. Сейчас он понял это совершенно ясно. Как там сложится дальше, неизвестно, но стать причиной смерти девушки он не имеет права..

— Если я выполню ваши требования, вы все равно уберете и меня, и Соню, — тихо, но внятно выговорил он.

— А вот и нет! — неожиданно вновь развеселился полковник. — Если все пройдет нормально, я отпущу вас — слово офицера. Да-да, и не смотрите на меня так — запечатаю поле, и катитесь! А что? Тягуном вы уже быть не сможете, станете для меня бесполезным, а потому и безынтересным. Зачем вы мне? Более того, снабжу деньгами. Не чемоданом витакса, конечно, но некоторую сумму определю. И что еще важнее — выдам чистые документы. Вам необходимо покинуть страну, за этим я прослежу сам. И знаете что — забирайте Софью! На пару — за кордон, к свободной вольной жизни. Вы ведь об этом мечтали?

— Об этом мечтал Бас. Ему тоже отвалите какой-нибудь бонус? — сказал Вик, и заныла душа. Чувство безысходности наваливалось как лавина.

— Дам, — нехорошо усмехнулся полковник. — Орден посмертно. Вы ввязались во взрослые игры, ребятки. Здесь проигрыш частенько оборачивается могильной плитой. Привыкайте. Скажи еще спасибо, вор, что даю возможность улизнуть тебе и твоей девчонке. — И тут же резко вернулся к шутливому тону: — Да-да, забирай ее и увози. Чертовка совершенно измучила меня в постели! Такой горячей бестии я еще не встречал! Если б не задание… — И опять посерьезнел: — Все понятно?

Виктор промолчал, говорить было нечего.

— Вот и отлично. Сейчас ребята отвезут вас на квартиру. Там нормально поедите, отмоетесь, отоспитесь. Короче, приведете себя в порядок. А завтра начинаем этап подготовки. Времени у нас немного, но я хочу быть уверен, что в нужный момент вы ураганно снимете витакс. Откроете полностью поле и высосете объекты в считанные секунды. Это нужно опробовать… Впрочем, все завтра. Только, Виктор, хочу, чтоб вы уяснили себе четко — вы постоянно под контролем. Малейшее сомнение в вашей лояльности приведет к печальным последствиям. Этот приборчик — действительно поводок. Незримый, но от этого не менее прочный. Один поворот ручки, и вы испытаете примерно то же, что испытывает человек, попавший неожиданно в безвоздушное пространство. Так что не шутите со мной.

— Я все понял, господин полковник, — кивнул вор. — Давайте попробуем сделать все полюбовно.

— Давайте, — подтвердил Залеский. — При успешном завершении дела окажетесь скоро под теми самым пальмами, о которых так мечтал ваш друг.

Все знает, сволочь, подумал Вик. Все контролировал с самого начала, разыграл нас всех как по нотам. Теперь пожинает плоды. А Баса, как видно, сразу списал в расходный материал. И не только Баса — ты, парень, тоже расходник. И Софья, скорее всего, тоже.

Окончание в следующем номере

 

Петр Любестовский

КЛЕТКА ДЛЯ НУТРИИ

1

Следователь по особо важным делам районной прокуратуры Станислав Сергеевич Стрижевский рано утром вошел в свой рабочий кабинет, снял куртку-ветровку, повесил в шкаф и, устроившись за рабочим столом, первым делом перевернул листок настольного календаря.

«Ну, слава богу, август — пора собираться в отпуск». Стрижевский встал, подошел к окну. «Скоро осень, за окнами август. От дождя потемнели кусты…» — пропел себе под нос. Правда, дождей давно не было… Лето выдалось жарким и сухим, кусты не потемнели, а скорее посветлели — в желтых разводах, как волосы у современных модниц. — В ближайшие два-три дня подчищу дела, проведу профилактическую беседу со школьниками по поводу опасных игр на железнодорожных путях да под проводами высокого напряжения, и тогда с заявлением на отпуск к прокурору… Переберусь на полтора месяца в деревню, порыбачу вволю, а ближе к сентябрю, когда пойдут дождики, можно выходить на «тихую охоту»…»

«Тихая охота», наряду с рыбалкой, давно была его подлинной страстью. Отпуск Стас старался брать на стыке лета и осени и проводил его в деревенском домике, оставшемся от родителей, на берегу красавицы-Десны. Домик стоял по-над рекой, меж плакучих ив, заглядевшихся в чистую воду. Стас вставал чуть свет и отправлялся с удочкой на утреннюю зорьку. Через час-другой в садке уже плескались серебристые плотвички и полосатые окуни. Жена готовила наваристую уху, а он отдыхал на сеновале. А потом, плотно позавтракав, брал кузовок и отправлялся в сосновый бор за деревней. Возвращался к вечеру, слегка усталый, но очень довольный, с полным кузовком лисичек, подосиновиков, подберезовиков и белых грибов. Жена варила грибной суп, и друзья, приглашенные на ужин, были в восторге — уплетали за обе щеки и похваливали хозяев… Вспомнив об этом, Стас невольно проглотил слюну…

Неожиданно раздался звонок внутреннего телефона. Звонил прокурор. Стрижевский снял трубку:

— Слушаю вас, Виталий Семенович.

— Станислав Сергеевич, у меня в кабинете гражданка Чепикова Клавдия Васильевна. — У нее беда — пропала внучка. Я направляю женщину к тебе. Займись этим делом. Подключи капитана Косарева. С начальником милиции я все вопросы согласую…

— Хорошо, Виталий Семенович, — ответил следователь.

Прошло несколько минут, и в дверь робко постучали.

— Войдите, — громко сказал Стрижевский.

В кабинет вошла невысокая женщина лет шестидесяти, с небольшой сумочкой. Вьющиеся каштановые волосы до плеч, на висках легкая седина. Лицо усталое, но приятное. Открытый взгляд темно-серых глаз, чуть вздернутый нос, на щеках ямочки. Все в облике женщины свидетельствовало о былой привлекательности.

Стрижевский показал на стул:

— Присаживайтесь.

— Спасибо, — устраиваясь на стуле, произнесла со вздохом женщина.

Следователь представился, спросил:

— Клавдия Васильевна, что привело вас в прокуратуру?

— Скоро двое суток, как пропала моя внучка. — Голос женщины дрогнул, на глазах выступили слезы. Она достала из сумочки небольшой платочек, стала аккуратно вытирать глаза.

— Как зовут вашу внучку? С кем она проживает?

Женщина немного успокоилась, сунула платочек в сумку.

— Ее зовут Настя Костецкая. Она живет со мной, в двухкомнатной квартире по адресу — улица Топальская, дом тридцать четыре, квартира одиннадцать. В этом году Настя окончила школу с серебряной медалью. Собиралась учиться дальше на переводчика. У нее были успехи в изучении иностранных языков…

— А родители у Насти есть? — спросил Стрижевский.

— Ее мать, моя дочь — Виктория Сергеевна Костецкая, — инвалид первой группы по общему заболеванию, живет с нами. За ней необходим уход. Свою квартиру она оставила дочке. Отец, Вадим Андреевич Костецкий, пару месяцев назад вернулся из заключения. Настя его не видела с младых ногтей. Он из тех, кому на свободе не хватает денег, а в тюрьме — свободы. Моя дочь с ним в разводе…

— Где остановился Вадим Костецкий?

— Он живет у своей матери, в частном доме по улице Садовой, четырнадцать.

— Костецкий виделся с дочкой?

— Да, приходил к нам однажды… Потом они часто встречались…

— Почему вы решили, что Настя пропала? Возможно; она заночевала у подруги и забыла позвонить?

— Это невозможно. Я обзвонила ее подруг. Настя у них не появлялась. Мое сердце чувствует, что с Настей что-то случилось. Она никогда нигде не задерживалась, не ночевала у чужих людей, а если уходила из дома на два-три часа, всегда предупреждала меня. Она у нас домашняя девочка. Много читала, занималась языками, играла на пианино…

— Что же тогда могло случиться с ней? Возможно, у вас есть свои соображения, относительно внезапного исчезновения внучки? — следователь внимательно посмотрел на Чепикову.

— Дело в том, что месяц назад Настя продала квартиру, подаренную матерью. Деньги нужны были ей, чтобы отправиться в Италию на учебу. Там Настя хотела основательно изучить итальянский и французский языки…

— Когда Настя ушла из дома?

— Позавчера, тридцатого июля, во второй половине дня отправилась в город, чтобы закончить оформление документов, связанных с поездкой за рубеж, и не вернулась. Я звонила ей по мобильному телефону, но она не отвечает…

— У Насти много друзей? — поинтересовался Стрижевский.

— Нет, особо близких — мало. Подруга, Лариса Сотникова, и парень, Денис Петелин. Ларисе я звонила, а телефон Дениса, не знаю.

— А Костецкому вы звонили?

— Звонила. Он виделся с дочкой днем. Настя сказала ему, что едет в УВД получать загранпаспорт. Костецкий сам встревожен…

— И последний вопрос, — пристально посмотрел Стрижевский на посетительницу. — Как Настя поступила с деньгами за проданную квартиру?

— Деньги внучка отдала на хранение отцу, хотя мы советовали ей положить их в банк.

— Выходит, деньги за проданную квартиру должны быть у Костецкого?

— Выходит, что так. Но я не интересовалась у него…

— Напишите заявление, и мы откроем розыскное дело. Вас будем держать в курсе. Если же Настя объявится — позвоните мне. Следователь взял из письменного прибора небольшой листок, набросал на нем несколько цифр и протянул посетительнице:

— Вот мой телефон…

2

Вадима Костецкого Стрижевский вызвал в прокуратуру по повестке.

Плотный, хорошо сбитый мужчина среднего роста, с волевым скуластым лицом и спокойным взглядом слегка прищуренных глаз уверенно вошел в кабинет следователя.

— Вызывали, гражданин начальник?

— Зачем же гражданин — можно товарищ, — слегка улыбнулся Стрижевский.

— Да где уж нам, бывшим зэкам, со свиным рылом в калашный ряд. Как только станет известно, что срок тянул, сразу настораживаются, дистанцию разрывают…

— И за что же тянул? — уже серьезно спросил Стрижевский.

— За друзей пришлось отдуваться — уговорили на шухере постоять, — не моргнув глазом ответил Костецкий.

— И сколько за шухер дают?

— Вы все уже знаете. Наверняка мое досье изучили, — ухмыльнулся Костецкий, вопросительно взглянув на следователя.

— Но ведь тебе давали пять лет, а отсидел целых двенадцать. Выходит, и там шухарил?

— В колонии добавили. И опять пострадал за друзей. Вступился за кореша — обижали парня незаслуженно. Не рассчитал сил — перегнул палку. Один из обидчиков ласты склеил. А мне вновь под завязку…

— Ну, а теперь по существу дела, — сурово посмотрел на Костецкого следователь. — Ты в курсе, что пропала твоя дочь. Расскажи, когда и при каких обстоятельствах ты видел Настю в последний раз. О чем вы с ней говорили?

— Мы встретились случайно в центре города, тридцатого июля, около полудня. В руках у Насти были какие-то бумаги. Она пояснила, что хочет быстрее закончить оформление документов, дающих право выехать за рубеж. Дочка собиралась отправиться в Италию, чтобы там продолжить изучать иностранные языки. Настя спешила, и я не стал ее задерживать. Она обещала мне, что позвонит вечером.

— Тебе ничего не бросилось в глаза в ее поведении?

— Мне показалось, что она была слегка взволнована. Все оглядывалась. Мы стояли на площади Мира, а на углу возле ювелирного магазина стоял парень и смотрел на нас. Мне показалось, что он ждал Настю.

— Вы раньше встречали его?

— Нет, видел впервые. Высокий, худощавый, чернявый. В серой куртке-ветровке. В руках — дипломат.

— Вы могли бы его опознать?

— Пожалуй, да.

— Когда вы расстались с Настей, парень остался у магазина или направился за ней?

— Я не обратил внимания. Подошел троллейбус седьмого маршрута, и я прыгнул в него. Мне необходимо было спешить домой — доставить матери инсулин, который я приобрел в аптеке. У нее сильный диабет. Когда троллейбус тронулся, я посмотрел в окно, парня на том месте уже не было.

— После этого Настя тебе не звонила?

— Нет. Я сам пытался связаться с ней и в тот вечер, и на следующий день, но ее телефон не отвечал. Утром я позвонил Клавдии Васильевне Чепиковой, своей бывшей теще, но та ответила, что Настя дома не ночевала. Мы договорились, что она позвонит подругам Насти, а я свяжусь с больницей и «скорой помощью». Но наши усилия не дали результата — Настя как в воду канула…

— Незадолго до своего исчезновения Настя продала квартиру, подаренную ей матерью. Как она поступила с деньгами?

— Насте нужны были деньги для поездки за границу. Ни j меня, ни у ее матери денег лишних не было, а поездку откладывать было нельзя, и Настя решила продать квартиру. Я советовал ей не спешить с продажей, но тут подвернулся хороший покупатель, и Настя решилась. Деньги она отдала на хранение мне, хотя я всячески отказывался и советовал ей положить их на сберкнижку, под проценты. Но Настя настояла, пояснив тем, что сама может их быстро растратить…

— Деньги находятся у тебя? — спросил Стрижевский.

Костецкий замялся, потер от волнения руки.

— Да, они у меня. Но их осталось значительно меньше; Настя много тратила. Я пытался ее остановить и выдавать в день не более трех тысяч, но она говорила, что ей необходима одеться, хорошо питаться, погасить долги. И тратила, тратила, тратила…

— Какова твоя версия по поводу неожиданного исчезновения дочки?

— Возможно, в спешке села к кому-то в машину, и тот оказался негодяем. Ведь дочка была видной девушкой и весьма доверчивой. Возможно, тот парень, который стоял на углу ювелирного магазина и следил за ней, каким-то образом причастен к ее исчезновению. Впрочем, версии могут быть самые невероятные. А это первое, что приходит в голову…

— Я попрошу тебя далеко не отлучаться. Вполне возможно, что ты можешь мне вскоре понадобиться. В частности, оказать помощь в опознании того парня. — Стрижевский встал из-за стола.

— Я никуда уезжать не собираюсь, — сказал Костецкий. — Мне нужно дальше наводить справки о дочери и ждать ее воз-г вращения.

— Кстати, где тебя искать, в случае необходимости?

— Я живу у матери, в частном доме по адресу Садовая, четырнадцать.

Костецкий ушел, и Стрижевский тотчас позвонил капитану Косареву.

— Юрий Павлович, зайди на минутку.

Косарев вошел, присел.

— Диспозиция такова, товарищ сыщик. Надо срочно проверить алиби Вадима Костецкого. Он живет с матерью по адресу Садовая, четырнадцать. А еще разыскать длинного, худощавого, чернявого парня в серой куртке-ветровке, который примерно в полдень тридцатого июля стоял с дипломатом в руке возле ювелирного магазина.

— Ну и задачки задаешь, товарищ следователь. Со многими неизвестными. Это равносильно тому, что искать иголку в стогу сена…

— Другими данными пока не располагаю. Появится дополнительная информация — немедленно сообщу. Но, если мне не изменяет память, тебе уже приходилось находить иголки, если было известно, в каком стогу они находятся…

3

Был Ильин день. С утра зарядил дождик, и Стас Стрижевский подумал, что после этого теплого дождя могут пойти грибы. «Но мне теперь не до «тихой охоты». Отпуск мой плакал, как плачет этот летний дождик. Хорошо, если удастся за неделю справиться со странным делом об исчезновении Костец-кой. А там подкинут новое, и не исключено, что оно окажется куда более запутанным. И так до наступления зимы. Однако нам не привыкать отдыхать зимой. В этом тоже есть свои прелести. Но как объяснить жене, что отпуск опять срывается?..»

Следователь шел по улице Топальской, прикрываясь большим черным зонтом, и искал глазами нужный дом. У дома номер 34 остановился, сложил зонт, отряхнул его. Хотел нажать на кодовый замок, но его опередил мужчина. Вслед за ним он и вошел в подъезд, поднялся на третий этаж, нажал кнопку звонка. Из-за двери с цифрой «11» раздался женский голос:

— Кто здесь?

— Следователь прокуратуры Стрижевский.

Дверь открылась.

— Здравствуйте, Клавдия Васильевна, — сказал Стрижевский. — Простите, вынужден побеспокоить вас.

— Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. Я все понимаю, — с волнением и, как показалось следователю, немного растерявшись, пригласила хозяйка.

Стрижевский вошел, остановился у дверей.

— Проходите вот туда, — показала рукой хозяйка.

Комната была большой и светлой. На окнах длинные тюлевые занавески. На подоконниках ярко-зеленые цветы в глиняных горшках. На стенах, покрытых светлыми обоями, несколько фотографий в простеньких рамках. На большой стене, над письменным столом, заваленным книгами, — портрет «Незнакомки» Крамского.

— Это рабочий стол Настеньки, — пояснила хозяйка. Голос женщины дрогнул.

Стрижевский присел на диван. Портфель поставил рядом. Спросил:

— Ну что, Клавдия Васильевна, судя по всему, вестей от внучки нет?

— Нет, — сказала Чепикова, — как в воду канула. Бедная; девочка, всю жизнь родительской ласки не чувствовала. И все же старалась быть не хуже других, стремилась добиться успеха, обрести счастье. И вдруг беда… Вот только что от меня ушла ее лучшая подруга Лариса Ситникова. Посидели. Поплакали. Вспоминали Настю, гадали, что с ней могло случиться. Ларисарассказала, что в тот злополучный день видела Настю. Настя спешила. Перебросились несколькими словами, и Настя побежала к машине.

— А что за машина, случайно не обмолвилась? — насторожился Стрижевский.

— Лариса толком ничего об этом не сказала. Вам лучше самому встретиться и поговорить с ней. Она работает продавцом в ювелирном магазине.

— Расскажите, как можно подробнее, про свою внучку Настю, — попросил Стрижевский.

— Насте было всего четыре годика, когда ее отец загремел за решетку. Вскоре тяжело заболела ее мать. Ранимая натура не могла смириться с тем, что ошиблась в Костецком, который сулил ей золотые горы и море счастья, в котором она будет купаться каждый день и каждый час. На деле же он оказался просто ничтожеством, и Вика, поняв это, подала на развод, а затем впала в тяжелую депрессию.

Болезнь прогрессировала, и я вынуждена была вначале забрать к себе внучку, а потом и дочь. Освободившуюся дочкину квартиру сдавали квартирантам. Настя повзрослела рано — росла на редкость покладистой и очень способной. Каждый год приносила похвальные грамоты из школы. Особенно легко ей давались иностранные языки. Английский изучала в школе, итальянский и испанский осваивала самостоятельно. Гулять не любила — была домоседкой. В свободное время играла на гитаре, помогала по дому, бегала по аптекам — доставала матери лекарства. Очень переживала за мать. Понимала, что из болезни ей не выбраться, что она тяжело страдает и тает на глазах. Про отца мы ей не рассказывали, хотя она очень интересовалась. Говорили, что после развода он бесследно исчез и, вполне возможно, его уже нет в живых.

Однажды Настя проговорилась, что мечтает найти отца. Но искать его не пришлось. В прошлом году он неожиданно объявился, попросил у меня денег в долг. Я сказала, что мы сами бедствуем, но немного дала. Он собрался уходить. И тут я спросила: «Ну, жену, понятное дело, видеть не хочешь, как и она тебя, а дочку не желаешь посмотреть?» — «Как-нибудь в другой раз», — буркнул он. И вдруг обернулся и спросил: «А Настя дома?» — «Да, вот в этой комнате занимается», — показала я рукой.

Костецкий нерешительно открыл дверь. Настя сидела спиной к двери, склонившись над учебниками. «Здравствуй, Настя, я твой папа!» Настя вскочила, глаза ее расширились от удивления, и она тотчас бросилась ему на шею. Расплакалась. Стала целовать. И все повторяла: «Я знала, что ты жив и обязательно найдешься…» С той поры они стали неразлучны. Похоже, девочке очень не хватало отцовского внимания. Вот и привязалась к нему. Все ему простила, хотя знала, что это он подорвал здоровье ее матери и по сути сделал ее инвалидом… Но все же родная кровь дала знать о себе. Дня теперь не могли прожить друг без друга. И квартиру он ей помог продать, хотя я и Вика были против продажи. Да и друг ее отговаривал. Но Настя стремилась в Италию, чтобы продолжить изучать языки. А на это нужны были деньги…

— А друг — это Денис Петелин? — спросил Стрижевский.

— Да, это он. Толковый, серьезный парень. Дружили более года. Встречались. Перезванивались.

— Опишите его, пожалуйста, — попросил следователь.

— Я видела его лишь однажды. Высокий, смугловатый. Окончил техникум, учится в институте. Он не хотел слышать о ее отъезде. Убеждал Настю, что и здесь можно учиться на факультете иностранных языков, окончить институт и потом найти достойную работу. А в Италии без посторонней поддержки будет сложно прожить. Деньги улетят, и останешься на бобах, твердил он ей. Но Настя считала иначе. Поэтому часто ссорились. Возможно, были и другие причины. Знаю только, что последнее время не встречались, были в ссоре…

4

«Не этот ли парень следил за Настей, когда она встречалась с отцом перед исчезновением? По описанию Вадима Костецкого, тот парень очень похож на друга Насти Дениса Петелина, о котором рассказала Чепикова», — размышлял Стрижевский по пути в прокуратуру.

Стрижевский набрал номер Косарева:

— Юрий Павлович, твоя задача несколько упрощается. Иголка сама показалась из стога. У парня есть имя и фамилия. Его зовут Денис Петелин. Это друг Насти Костецкой. Установи его адрес, навести, побеседуй. Если покажется подозрительным — доставь в отдел…

— Источник надежный? — спросил капитан.

— Эти сведения получены от бабушки Насти. По ее описанию, Петелин похож на того парня, который, по словам Вадима Костецкого, следил за Настей в день ее исчезновения.

Адрес Дениса Петелина оперативник установил в считанные минуты. Тот проживал в районе старого аэропорта, по улице Гагарина, 75. Однако Дениса дома не оказалось. Мать пояснила, что ее сын находится в отпуске и два дня назад уехал в Белоруссию к другу, с которым учился в колледже.

— Где и кем работает ваш сын? — спросил капитан.

— Механиком в автоколонне.

— Как зовут его друга и где он проживает?

— Его зовут Андрей Ничипорович. Он проживает в Гомельской области, но точного адреса я не знаю, — сказала женщина. — А что случилось? — встревожилась она. — Мой сын не мог попасть в дурную историю — он порядочный молодой человек, у него серьезные планы.

— Не волнуйтесь. Я всего лишь хотел бы задать вашему сыну несколько вопросов, — сказал Косарев.

Сыщик достал из папки фотографию и показал Петелиной:

— Вам знакома эта девушка?

— Да, знакома, — ответила женщина. — Это Настя Костецкая — подруга Дениса. Однажды она приходила к нам…

— Что вы можете сказать о Насте?

— Только хорошее, несмотря на то, что они давно в ссоре.

— А из-за чего они поссорились? — спросил Косарев.

— Денису показалось, что Настя потеряла к нему интерес с той поры, как неожиданно нашелся отец девушки, долгое время пребывавший в нетях. Настя стала постоянно ссылаться на занятость, отказывала Денису во встрече. Он обиделся, наговорил девушке дерзостей, она ему в ответ. Конечно, очень жалел потом, что так все вышло…

Юрий Косарев доложил следователю о выполнении его поручения.

— Хотя я и не встретился с Денисом Петелиным, но у меня большие сомнения, что он каким-то образом причастен к исчезновению Насти Костецкой. Денис вырос без отца, и его мать уверена, что воспитала замечательного парня. После колледжа он пошел работать, чтобы не сидеть на ее шее. Поступил на вечернее отделение института, продолжает учиться. И в автоколонне, где Денис работает механиком, парня характеризуют с самой лучшей стороны. Он показался мне волевым, сильным парнем, способным пережить расставание с любимой девушкой…

Стрижевский в ответ заметил:

— И все же поговори с ним, как только вернется. Всякое бывает. Если он даже непричастен к исчезновению девушки, то вполне может нам чем-либо помочь. Ведь он, судя по всему, неплохо знал Настю… Похоже, это не Петелин следил тогда за Настей, а кто-то другой. Я еще раз сверил показания Вадима Костецкого и Клавдии Васильевны Чепиковой и обнаружил некоторые расхождения в описании Дениса и того парня, который следил за Настей. По словам Костецкого, у того парня были усы, но Денис безусый и плотный, а тот парень был худой. Словом, продолжай поиски в стогу сена… А я пойду к прокурору с предложением о возбуждении уголовного дела. Интуиция подсказывает мне, что девушки нет в живых…

Прокурор города Виталий Семенович Реутов выслушал доводы следователя и сказал:

— Станислав Сергеевич, интуиция в нашем деле, безусловно, играет важную роль. И все же мы предпочитаем не чувства, а факты.

— Факты говорят о следующем: Настя Костецкая продала квартиру, деньги отдала отцу и вскоре исчезла, — подчеркнул Стрижевский.

— Наличие денег у Вадима Костецкого проверили? — спросил прокурор.

— Деньги в наличии у Костецкого имеются, но сумма значительно меньше.

— Чем он объясняет это обстоятельство?

— Тем, что Настя много тратила. Совершала ценные покупки, хорошо питалась, раздавала долги.

— Это подтверждено проверкой? — заинтересовался прокурор.

— К сожалению, пока нет. Занимаемся.

— В чем же тогда вы усматриваете мотив убийства?

— Думаю, что это связано каким-то образом с продажей квартиры. Это основная версия.

— Есть и другие? — внимательно посмотрел на следователя прокурор.

— Есть еще одна. Мы ее проверяем. У Насти был друг Денис Петелин. Незадолго до исчезновения девушки они поссорились, Причина ссоры в том, что Настя встретила отца и якобы потеряла к Денису интерес. Стала усиленно, готовиться к поездке в Италию, где намеревалась изучать иностранные языки. Петелин был против поездки, советовал ей поступать в институт на иняз. Но Настя грезила Италией. В последнюю встречу Денис сказал девушке: «Ты еще об этом пожалеешь».

— Ну, что же. И эта версия заслуживает внимания, но, как мы знаем, из десяти версий — девять ошибочны. Надо обстоятельно проверить парня, чтобы быстрее исключить побочные версии.

— Он в отъезде. Взял отпуск и как раз в день исчезновения Насти уехал к другу в Белоруссию.

— Это интересно. Но возможно, просто совпадение. Я не вижу здесь веской причины для убийства.

— Я — тоже, — заметил следователь. — Хотя в моей практике встречалось всякое.

— Чтобы не мучили сомнения, отправьте в Белоруссию Косарева. Пусть побеседует с парнем. А что касается первой версии, советую как следует проверить алиби Вадима Костецкого. Это тертый калач. Такого голыми руками не возьмешь. Он может подготовить себе такое алиби, что комар носа не подсунет…

5

В ювелирный магазин Стрижевский заглянул перед самым его закрытием. Следователь дождался, когда подруга Насти Костецкой Лариса Ситникова закроет магазин, подключит сигнализацию, сдаст его под охрану, и только потом представился ей. Сотникова ничуть не удивилась, что ею заинтересовалась прокуратура. Девушка догадалась, о чем пойдет речь. Стрижевский предложил Ларисе немного прогуляться пешком. Та согласилась.

— Вы видели Настю Костецкую в день ее исчезновения? — спросил он.

— Да, в тот день я работала. Вышла перекусить в ближайшее кафе и столкнулась с Настей. Мы перекинулись несколькими дежурными фразами и разбежались.

— Расскажите как можно подробнее, о чем шла речь. Куда направлялась Настя?

— Настя спешила. «Извини, тороплюсь в паспортно-визовый отдел УВД. Заканчиваю оформление документов. Меня ждет машина. Вечером созвонимся», — на ходу бросила она и быстро направилась в сторону улицы Грибоедова, где ее действительно ждала машина — кажется, «жигуленок» белого цвета. Кто был за рулем, я не рассмотрела. Вечером Настя не позвонила. Я попыталась дозвониться сама, но не смогла — телефон Насти был отключен.

— Что вы еще можете сказать о своей подруге? Были ли у нее враги?

— Настя была серьезной девушкой и хорошей подругой, которой можно доверить любую тайну. У нее были ясные цели, и она упорно стремилась их достигнуть. С тех пор как объявился ее отец, мы стали видеться реже. Настя души не чаяла в отце и все время старалась находиться в его компании…

— Вы не могли бы дать мне номер Настиного телефона?

— Пожалуйста, — сказала Ситникова. Девушка достала из сумки маленький блокнот и шариковую ручку. Записала номер, оторвала листок и протянула его Стрижевскому.

— А друзья у Насти были? — поинтересовался следователь.

— Настя была видной, я бы сказала, яркой девушкой, и от кавалеров отбоя не было. Более года встречалась с Денисом Петелиным, видным, серьезным парнем. Но в последнее время они были в ссоре. Как пояснила Настя, Денис был против ее отъезда в Италию. Видимо, боялся потерять Настю. С появлением отца Настя стала меньше уделять ему внимания. Он обиделся и сказал, что она еще об этом пожалеет… А в последнее время у Насти появился какой-то новый кавалер. Однажды я заметила, как он шел за Настей, просил ее о чем-то, а она ответила: «Оставь меня в покое». Я спросила: «Кто это?» Настя сказала: «Да так, один воздыхатель. Чертовски назойлив — отвязаться не могу». — «Отцу пожалуйся — он быстро его урезонит», — посоветовала я. «Зачем вмешивать отца? Как-нибудь сама разберусь», — ответила подруга.

— Как он выглядел?

— Высокий, черный, кучерявый, с усами и бакенбардами. Слегка смахивает на одного артиста. В руке черный дипломат. То ли студент, то ли научный сотрудник.

— Вы сможете узнать его, если повстречаете? — спросил следователь.

— Конечно. Личность у него запоминающаяся.

— В заключение — просьба: если вспомните что-то еще, имеющее отношение к этому делу, непременно свяжитесь со мной. Вот мой телефон, — протянул Стрижевский девушке визитку.

— Ради такой подруги — я просто обязана помочь, — сказала Ситникова.

Не успел Стрижевский проститься с Ларисой Ситниковой, как позвонил капитан Косарев.

— У Дениса Петелина железное алиби. Он действительно выехал в Гомель в день исчезновения Насти Костецкой, но рано утром. Об этом свидетельствует билет на поезд на семь часов утра тридцатого августа. А Настю, как известно, видели в этот день в обед. Стало быть, он к этому делу непричастен.

— Пожалуй, ты прав, — сказал Стрижевский. — Кроме отца, Настю видела в полдень тридцатого августа ее подруга — Лариса Ситникова.

— Парень очень расстроен. Он надеялся наладить с Настей отношения, отговорить ее от поездки за границу. Похоже, любил ее и строил серьезные планы… Что касается его фразы в адрес Насти «ты еще об этом пожалеешь», то он бросил ее сгоряча, имея в виду то, что у нее может не осуществиться задуманное и она будет жалеть, что не послушала его, уехала за границу, а еще о том, что не оценила его, предала их дружбу…

— На всякий случай захвати с собой фотографию Петелина. Покажем ее Вадиму Костецкому и Ларисе Ситниковой и оставим парня в покое. Ему и так тяжело. Пусть дальше проводит свой отпуск.

— Он прерывает свой отпуск и возвращается домой. Будет ждать результатов поиска Насти. Надеется, что она еще жива и может дать ему знать…

— Ну что же, это его личное дело. А ты возвращайся поскорей. Придется искать того, кто следил за Настей в день ее исчезновения. У меня есть новые сведения и о парне, который следил за ней, и о том, что она уехала на машине белого цвета…

— Откуда такие сведения? — спросил Косарев.

— От ее подруги Ларисы Ситниковой, заведующей отделом в ювелирном магазине. Об остальном поговорим при встрече…

6

Фотографию Дениса Петелина Косарев показал вначале Вадиму Костецкому, а затем Ларисе Ситниковой.

Костецкий заявил, что у молодого человека с фотографии нет и отдаленного сходства с тем парнем, который следил за Настей. А Ситникова очень удивилась и сказала:

— А при чем тут Денис? Я его хорошо знаю — он долгое время дружил с Настей. А следил за Настей совсем другой. Единственное сходство — оба высокие и темноволосые. Вот и все.

— Нам нужна ваша помощь, — сказал Косарев. — Давайте проедем в УВД, где вы поможете нашим специалистам составить фоторобот парня, которого вы видели рядом с Настей и который, по ее словам, был очень назойлив по отношению к ней.

Когда фоторобот был готов, капитан поблагодарил девушку и показал его Стрижевскому. Следователь внимательно посмотрел и сказал:

— Твоя задача, Юрий Павлович, теперь значительно упрощается. Для начала покажи фоторобот родственникам и знакомым Насти Костецкой. А также размножь и расклей по людным местам. Авось кто-то откликнется…

В тот же день капитану Косареву позвонила девушка, представилась Диной Коноплевой и сказала, что на автобусной остановке увидела фоторобот парня, которого разыскивает полиция, и узнала в нем своего однокурсника по культпросветучилищу Антона Архипенко.

— Нам надо срочно встретиться, — сказал ей Косарев.

— Я буду ждать вас в сквере возле училища, на лавочке. На мне желтая куртка, — ответила девушка.

Девушку в желтой куртке капитан заметил издали.

— Я догадываюсь, зачем вам понадобился Антон. Слышала, что пропала Настя Костецкая и вы ищете виновных в ее исчезновении. Но Антон здесь ни при чем. Он мухи не обидит…

— Давайте все по порядку, — прервал девушку оперативник. — Откуда вы знаете Настю?

— Мы учились с ней в одной школе. Я старше Насти на год, но мы жили в одном дворе и одно время дружили с ней. После школы я поступила в училище, на театральное отделение. Со мной в одной группе оказался и Антон Архипенко. Однажды я пригласила Настю на репетицию в училище. Мы тогда готовили постановку по «Женитьбе» Гоголя. Там, в зале, Настю и заметил Антон. После репетиции он спросил: «Это твоя подруга? Хотел бы познакомиться с ней». — «Так в чем же дело?» — сказала я. Взяла парня за руку и потащила за собой.

Насте Антон понравился. Высокий брюнет, красивые глаза, умный взгляд. Но в то время Настя встречалась с Денисом, поэтому честно призналась Антону, что у нее есть парень. Тот сказал, что понимает ситуацию, но готов ждать. «Я, как настоящий спортсмен, не схожу с дистанции, пока не достигну финиша», — улыбнулся Антон. «Ну что же, тогда жди», — дала ему надежду Настя.

Я знала об этом разговоре и, когда Настя поссорилась с Денисом, сказала Антону: «У тебя есть шанс — действуй!» И Антон стал встречаться с Настей. Но тут в жизни Насти неожиданно появился отец, которого она не помнила и которого все считали погибшим. Настя была счастлива, что отец нашелся, и много времени проводила с ним. Антону же показалось, что Настя охладела к нему, стала избегать встреч с ним. Настырный парень продолжал звонить ей, назначать встречи, даже следил за ней, чтобы узнать, в чем дело, почему она не желает его видеть. А когда узнал, что Настя собирается учиться дальше за рубежом, то заявил ей: «Я не отпущу тебя никуда. Мы выучимся здесь и здесь добьемся успеха». Антон очень талантлив и, как все творческие люди, упрям и настойчив. Он действительно может многого добиться в жизни. За ним увиваются девчонки не только нашего курса, но и всего училища. Но Настя этого не оценила… Когда Антон узнал, что Настя пропала, сник и не мог поверить в ее исчезновение. Потом пытался самостоятельно искать ее…

— Где живет Архипенко? — спросил Косарев.

— На Заводской, дом двадцать шесть.

Косарев поблагодарил девушку и помчался на улицу Заводскую.

Родители Антона Архипенко были очень удивлены, что их сыном заинтересовалась полиция.

— Антона дома нет, — певучим голосом сказала мать и с нескрываемым удивлением покачала головой. — Он у нас никогда ни с кем не конфликтует. Разве что на сцене, когда играет в спектаклях, — улыбнулась она.

— Где ваш сын был тридцатого июля после обеда?

— Какой это был день? Пятница. По пятницам он традиционно уезжает с друзьями за город, на пикник.

— У Антона есть машина? — спросил сыщик.

— Нет. У его друга есть старый «жигуленок» белого цвета.

— Тридцатого августа они тоже ездили за город? — насторожился Косарев.

— В эту пятницу? — задумалась хозяйка. — Нет. На этот раз Антон никуда не ездил.

— А в чем причина?

— Это лучше спросить у сына? — неожиданно вмешался отец.

— А где можно найти вашего сына?

— Антон на тренировке в Доме спорта. Готовится к соревнованиям. У него черный пояс по каратэ, — ответил Архипенко-старший.

7

Капитан Косарев встретил Антона Архипенко у выхода из спортивного зала. Показал удостоверение.

— Чем обязан? — спросил парень, ничуть не смутившись. — Впрочем, догадываюсь, что вас привело ко мне — пропала Настя Костецкая, идет розыск.

— Кто вам сказал об этом? — спросил капитан.

— Моя однокурсница по училищу Дина Коноплева, подруга Насти.

— Расскажите, как вы подружились с Настей и как расстались…

— Да мы, собственно, не расставались, — сказал Антон. — Просто Настя стала последнее время сама не похожа на себя. Непонятно, что она хотела. Хотя понятно. Всеми фибрами души и тела стремилась скорее умчаться за границу. Спала и во сне видела себя в Италии. Придумала для себя сказку. Ей казалось, что там сущий рай. Я пытался переубедить ее, приоткрыть ей глаза, но она упорно стояла на своей идее фикс. «Что ты будешь делать, когда у тебя закончатся деньги? — спрашивал я. — Ведь у тебя нет там ни родственников, ни друзей, ни работы, ни крыши над головой». — «Пойду работать», — отвечала Настя. «Но без образования и профессии ты там никому не нужна. Для того чтобы устроиться хотя бы гувернанткой, нужна рекомендация, а у тебя ее нет», — убеждал я ее. Но Настя была непоколебима: «Сниму жилье, буду изучать язык и подрабатывать. Мир не без добрых людей…»

— Вы сказали, что она стала такой в последнее время. А что, на ваш взгляд, на нее повлияло?

— Трудно судить об этом, но мне показалось, что это произошло с ней, как только в ее жизни появился отец, с которым она не виделась с малых лет. Возможно, я ошибаюсь, но не без его влияния Настя продала квартиру. И ее замысел о поездке за границу он поддерживал, хотя сама идея об учебе в Италии пришла к ней намного раньше…

Все были против того, чтобы Настя уезжала за рубеж, продавала квартиру, а вот отец словно был рад этому. «Только отец меня понимает и во всем поддерживает», — твердила Настя. А в чем он поддерживал?! Помог продать квартиру да деньги взял на сохранение. А настоящей поддержки никакой ей не обещал, да и не мог обещать, ибо сам не работал…

— Мне сказали, что вы были слишком назойливы по отношению к Насте. Старались добиться ее расположения и даже пытались ей угрожать, — прервал парня Косарев.

— Ах, вон что! Вы меня подозреваете в исчезновении Насти. Да, был назойлив. Я любил ее и считал, что за свою любовь надо бороться и желать любимой добра. Я хотел как лучше, твердил ей постоянно, что она умница и может здесь многого добиться — окончить институт, получить престижное место. Однако она не старалась меня понять. Настя не отказывала мне во встречах, но и не проявляла особых чувств ко мне, как это было раньше. И тогда я заявил ей, что так просто ее не оставлю, буду бороться за нее, за свою любовь. Я словно чувствовал, что с ней может что-то случиться. И, по-вашему, это была угроза с моей стороны?

— Где вы были тридцатого июля днем и вечером? — спросил Косарев.

— Это была пятница. С утра был на занятиях, потом гулял по городу, а вечером был в спортзале, смотрел соревнования.

— Вы не видели в этот день Настю?

— Видел. Мы встретились с ней возле ювелирного магазина в полдень. Обменялись несколькими фразами. Договорились вечером встретиться. Она спешила оформлять документы.

— Вы не заметили, куда она направилась?

— Настя побежала через площадь к машине белого цвета. Кажется, это был «жигуленок».

— У нее не было знакомого, у которого есть похожая машина?

— Я не знаю об этом. Возможно, это был частник или знакомый ее отца.

— А у вас нет знакомых, у которых «Жигули» белого цвета? — пристально посмотрел на парня капитан.

— Есть. Валерий Павлухин. Но он уже неделя как в отъезде — в командировке на Урале, — спокойно ответил Архипенко.

— А кто сидел в машине, поджидавшей Настю?

— К сожалению, я находился далеко и не мог рассмотреть.

— Настя больше вам не звонила?

— Нет. Вечером я неоднократно пытался дозвониться до нее, но ее телефон молчал. Потом позвонил ей домой. Настина бабушка, с беспокойством в голосе, ответила: «Насти нет дома, несмотря на то что уже поздно. Она никогда так долго не задерживалась. К тому же не позвонила ни разу и на звонки не отвечает». Я успокоил Клавдию Васильевну, но сам встревожился. Всю ночь не спал, а утром позвонил опять. Бабушка сказала, что Настя дома не ночевала. И тогда я посоветовал ей бить тревогу — идти с заявлением в милицию или в прокуратуру, подавать в розыск…

— Попрошу пока никуда не отлучаться из города. Если станет что-либо известно о судьбе Насти — звоните немедленно, — предупредил Косарев.

— Я тут вспоминал нашу последнюю встречу с Настей, перебирал все детально в памяти, и мне показалось, что в тот день, когда мы распрощались с Настей, к ней подходил мужчина, по описанию Насти, очень похожий на ее отца. Он направлялся к Насте как раз со стороны той машины, которая ждала ее. Следовательно, он должен опознать того человека, который сидел за рулем машины, так как вполне мог его рассмотреть, проходя мимо. А может быть, это был кто-то из его знакомых…

8

Юрий Косарев доложил следователю о том, что удалось узнать в ходе беседы с Антоном Архипенко.

— Что касается его друга, Валерия Павлухина, то он действительно имеет машину «Жигули» четвертой модели белого цвета, но уже неделю Павлухина нет в городе — он уехал в командировку в Миасс. Павлухин работает на военном заводе, и его направили исправлять брак в изделиях, которые выпускает завод. Машина находится в гараже. Я осмотрел ее.

— Не могли кто-то другой воспользоваться машиной в его отсутствие? — спросил Стрижевский.

— Это исключено. Ключи от гаража находятся у Павлу-хина-старшего. В отсутствие сына он их никому не доверяет. А сам машиной не управляет — от рождения почти слепой. Сдается мне, что Антон Архипенко к исчезновению Насти непричастен. Он любит Настю и желал ей только добра. Даже сам занимался розыском…

— А если это попытка отвести от себя подозрение?

— Нет, нужны веские основания, чтобы отважиться на такой шаг. Антон хоть и занимается каратэ, но это творческая натура, с доброй душой. На преступника он никак не похож. Любовь его сильная, но не злая…

— Ну что же, Юрий Павлович, тогда тебе необходимо еще раз проверить алиби Вадима Костецкого и выяснить, нет ли у него друзей, которые имеют машину белого цвета, предположительно марки «Жигули». Причем сделать это нужно без ведома Вадима Костецкого… А я спешу на очередной доклад к прокурору.

Стрижевский взял в руки папку, и они вышли из кабинета.

— Звони немедленно, если обнаружишь что-то важное, — кинул на ходу следователь и постучал в дверь с табличкой «Прокурор».

— Станислав Сергеевич, попрошу кратко и по существу: что мы имеем по делу Насти Костецкой? — сказал Реутов, едва Стрижевский устроился за столом напротив.

— Пока ничего существенного. Есть только версии, но никакой зацепки, — ответил Стрижевский.

— К чему вы лично склоняетесь? Теперь уже понятно, что вероятнее всего девушки нет в живых. Каков, по-вашему, мотив убийства?

— Согласен с вами. Так внезапно исчезнуть, не предупредив никого, и столько времени не давать о себе знать — Настя Костецкая не могла. Все свидетельствует о том, что ее убили. Мотив убийства?! Ломаю над этим голову и прихожу к выводу, что он может быть самым невероятным. В поле зрения попали двое молодых людей, с которыми Настя была в дружеских отношениях. Но при проверке выяснилось, что у обоих алиби. Да и интуиция подсказывает, что они на роль убийцы не подходят. Ни одному ни другому Настя в дружбе не отказывала. И один и другой были против ее отъезда за границу. Отношения с ними на этой почве у девушки испортились. Один отступился, другой боролся за свою любовь, терпеливо ждал, когда у нее пройдет эйфория от встречи с внезапно объявившимся отцом, в котором она души не чаяла, и их отношения вернутся в прежнее русло…

— Как ведет себя Вадим Костецкий?

— Переживает, конечно. Все-таки единственная дочь, которую столько лет не видел. Девушка выросла умницей и красавицей, и он гордился ею.

— Деньги за квартиру по-прежнему у него? — поинтересовался Реутов.

— Да, но только две трети. Остальные Настя якобы успела потратить.

— Костецкий по-прежнему не работает?

— Пока сидит у матери на шее. Иногда случаются разовые работы.

— Меня настораживает его прошлое, — неожиданно заметил прокурор. — Такие люди редко исправляются. Настораживает и то, что он не настоял на том, чтобы дочь положила деньги в банк, а оставил их на хранение у себя. Благодетель…

— Я думал об этом, — сказал Стрижевский. — И о том, что он вначале не хотел встречаться с Настей, а потом вдруг воспылал к ней отцовской любовью. Не напускное ли все это? Не волк ли это в овечьей шкуре? Но он проявлял заботу о дочери, помогал ей оформлять документы на поездку заграницу, одобрял ее стремление учиться, всячески содействовал в продаже квартиры, а еще обещал ей помогать, когда она уедет в Италию…

— Что касается обещаний, то это скорее всего лишь слова. Ты ведь знаешь не хуже меня, какими артистическими данными обладают бывалые зэки…

— Мы проверили его алиби — в тот день Костецкий никуда не отлучался из города. Однако есть версия, которую сейчас проверяет Косарев. Настя уехала с площади Мира на «Жигулях» белого цвета. Костецкий якобы случайно встретился с ней в этот час. Есть сведения, что он проходил мимо этих «Жигулей» и мог видеть водителя, поджидавшего Настю. Но он этот факт отрицает. Упорно пытается направить нас по другому пути — дескать, за Настей следил подозрительный парень — высокий, черный. Мы его нашли. Это Антон Архипенко, о котором я вам рассказал выше… Парень толковый, учится на артиста, занимается каратэ и всячески готов помогать нам. Именно он вспомнил, что отец Насти шел ей навстречу от «жигуленка» белого цвета…

— Это любопытно. Надо очень серьезно отрабатывать эту версию. Скользкий этот тип Костецкий. Уделите ему самое пристальное внимание…

— Капитан Косарев вплотную занимается этим вопросом. Изучает круг знакомых Костецкого.

Прокурор одобрительно кивнул.

— Станислав Сергеевич, вы сказали, что мать Насти психически больна. Какие у Насти были отношения с матерью? Часто ли ссорились? А если предположить, что в ходе ссоры мать нанесла дочке смертельную травму, сама того не желая. А потом были скрыты следы убийства…

— Это исключается. У Насти с матерью были хорошие отношения. Настя жалела мать, советовалась с ней, делилась успехами. Однако в своих решениях была настойчивой. Мать, как и бабушка, была против отъезда Насти за границу, против продажи квартиры и против ее дружбы с отцом, но Настя гнула свое…

— Как обстоят дела с поиском трупа девушки? — спросил Реутов.

— Пока безрезультатно. Подключили солдат из батальона внутренних войск МВД. Прочесывают лес.

— Настоятельно советую еще раз побывать в семье Костецких. Надо обстоятельно поговорить с матерью Насти. Вдруг она прольет свет на исчезновение дочери. Еще раз. вернитесь к Вадиму Костецкому. Он последним видел Настю, говорил с ней. Вдруг сообщит что-то новое или у него за это время появились какие-то свои соображения…

— Сегодня же направлю Косарева к матери Насти, а сам займусь Вадимом Костецким. Кстати, капитан Косарев взял у подруги Насти номер мобильного телефона Костецкой. Периодически пытается дозвониться до нее, но телефон молчит, — сказал Стрижевский.

— Маловероятно, что она теперь ответит, но вот телефон может заговорить. Такое в нашей практике случалось. Надо продолжать. «Если вам везет — продолжайте, не везет — все-таки продолжайте», — так, кажется, учил нас незабвенный Козьма Прутков, — натянуто улыбнулся прокурор.

9

Вадим Костецкий прибыл по повестке в прокуратуру в назначенный срок. Стрижевский к тому времени располагал уже дополнительной информацией о нем, которую ему предоставил капитан Косарев.

— Еще раз в деталях расскажите о том дне, тридцатого июля, когда вы последний раз видели свою дочь, — обратился к нему следователь. — Что она говорила вам при встрече? Куда спешила? Чем в тот день занимались вы до встречи с Настей и после встречи с ней?

— Я был дома, у матери. Около десяти часов утра позвонила Настя. Сказала, чтобы я подъехал в центр города и привез ей пять тысяч рублей. Я ответил, что она много тратит — деньги уплывают. И если такими темпами расходовать их дальше, то до поездки в Италию наличность будет по нулям. «Мне надо заплатить за документы, посидеть в кафе, сделать кое-какие покупки», — твердо заявила дочь. «Хорошо, — ответил я. — К двенадцати часам подъеду — привезу деньги. Буду ждать тебя под часами на углу улицы Грибоедова».

Я был в центре города ровно в двенадцать часов. Настя чуть припоздала — пришлось немного подождать. Я видел, что она стояла у ювелирного магазина и разговаривала с высоким, черным, худощавым парнем. Мне показалось, что она хотела отвязаться от него, но он не отпускал ее. Потом она направилась через площадь Мира ко мне.

Когда дочка подошла, я спросил: «Кто это задержал тебя у магазина?» Настя ответила: «Один хороший знакомый». — «Что он хочет?» Настя сказала: «Он против моих планов и настоятельно советует, чтобы я никуда не уезжала. Я ответила ему, позволь мне самой решать. Повернулась и пошла. Он догнал меня, схватил за руку и бросил вслед: «Ты еще об этом пожалеешь…» Я передал Насте деньги и еще раз предупредил, чтобы она уменьшила траты, иначе ее мечта так и останется мечтой. «Куда ты сейчас направляешься?» — поинтересовался я. «Спешу в УВД — надо закончить оформление документов и получить загранпаспорт. Извини, меня ждут». Настя побежала вперед по направлению к машине, которая, похоже, ждала ее на углу улицы Космонавтов. Она оглянулась, помахала мне рукой и крикнула: «Вечером позвоню». Но звонка от нее я так и не дождался…

— Вы упомянули о машине, которая якобы ждала Настю. Отсюда, пожалуйста, подробнее. Какой марки и какого цвета была машина? Кто сидел за рулем?

— Машина белого цвета. Вроде «Жигули», но утверждать не берусь. А вот кто был за рулем, сказать не могу, поскольку находился на приличном расстоянии от автомобиля.

— Не можете или не хотите? — уточнил Стрижевский и пристально посмотрел на Костецкого.

— Передергиваете, гражданин следователь, придираетесь к словам, не доверяете моим показаниям…

— Вас видела подруга Насти, с которой она встретилась по пути к вам на площади Мира. Девушка утверждает, что вы находились неподалеку от машины, когда Настя садилась в автомобиль белого цвета. И ей показалось, что вы знакомы с водителем.

— Мало ли что ей показалось. Это все ее домыслы. Я никакой подруги рядом с Настей не видел.

— Зато она видела вас и готова подтвердить свои показания. Кроме того, вас видел возле машины и тот высокий черный парень, с которым Настя рассталась у ювелирного магазина. Мы его нашли…

— Зря вы, гражданин начальник, берете меня на понт. Вы не в состоянии отыскать преступника, вот и лепите горбатого — пытаетесь пристегнуть к этому делу меня, отца Насти. Дескать, он дважды судим и на него можно повесить всех собак… Но у вас этот номер не пройдет…

— За что вас осудили повторно, когда вы отбывали срок в колонии?

— Вы уже задавали мне этот вопрос, и я дал ответ. Не верите, сделайте запрос в колонию. Вы ведь все равно мне не поверите, как не верите в то, что я к исчезновению дочери ни сном ни духом. Вы же знаете, что я переживаю за единственную дочь, пропавшую внезапно, но продолжаете сыпать мне соль на рану…

— В колонии вы жестоко расправились с сокамерником, бывшим другом. И за убийство получили еще семь лет.

— Этот так называемый друг крысятничал, и, когда я разоблачил его и сказал ему об этом в глаза, он бросился на меня. Защищаясь, я нанес ему удар, от которого он испустил дух. Это была необходимая оборона, но суд счел, что я, защищаясь, превысил ее пределы.

— Почему вы оставили деньги за квартиру, проданную Настей, у себя, а не посоветовали ей держать их в банке?

— Я уже отвечал на этот вопрос. Настя так пожелала. Ей надо было рассчитаться с долгами, сделать необходимые покупки. А каждый день бегать в банк и снимать накладно.

— Но она могла отдать деньги на хранение своей бабушке или матери.

— Это у нее надо спросить, почему она предпочла меня. Выходит, посчитала, что у меня они будут храниться более надежно, чем у психически больной мамы.

— Кстати, есть сведения, что это вы довели свою бывшую жену до такого состояния — сделали ее инвалидом.

— На бедного Никишку — все шишки. Пусть будет по-вашему… Но здесь, насколько я понимаю, криминала нет.

— Пока из города ни ногой. Вот ознакомьтесь и поставьте здесь свою подпись, — следователь протянул Костецкому заполненный бланк документа. — Это подписка о невыезде.

— Мне не резон скрываться, — играя желваками, кинул злой взгляд на следователя Костецкий. — Я ни в чем не виноват.

10

Прошла неделя со времени исчезновения Насти Костецкой. За это время Юрий Косарев встретился со многими из тех, кто не только видел Настю 30 июля, но и был с ней хорошо знаком. С некоторыми из них оперативник беседовал повторно, стремясь узнать что-то новое, что пролило бы свет на внезапное и необъяснимое исчезновение Насти. Побывал сыщик и в паспортно-визовой службе УВД. Там ему пояснили, что загранпаспорт для Костецкой был готов и ей назначили время его получения — 14 часов 30 июля, но за получением документа она так и не явилась.

Сыщик ломал голову над тем, с кем еще надлежит встретиться, чтобы получить информацию, которая поможет быстрее выйти на след преступника. И тут позвонил Стрижевский и поручил ему зайти к Костецким и поговорить с матерью Насти — Викторией Костецкой.

— Эта женщина страдает психическим заболеванием, но, со слов ее мамы Клавдии Васильевны Чепиковой, она вполне адекватная, — пояснил следователь.

Дверь открыла бабушка Насти. Косарев объяснил цель визита. Женщина, похоже, не очень обрадовалась, что сотрудник полиции побеспокоит ее больную дочь.

— Вика, как всегда, неважно себя чувствует. А сейчас, когда пропала Настя, вообще никого видеть не желает. Дочка не может смириться с тем, что Насти больше нет. Не утомите ее вопросами. Она потом долго не сможет успокоиться. И так держится на очень серьезных лекарствах…

Косарев постучал в комнату, на которую указала Чепикова.

— Да, войдите, — раздался тонкий болезненный голос.

Косарев вошел. Остановился у дверей. На диване сидела худая, очень бледная женщина, не лишенная красоты. В чистой, светлой комнате, скромно обставленной, пахло свежими духами и лекарствами.

— Я из полиции. Капитан Косарев. Зовут Юрий Павлович. Занимаюсь делом вашей дочери. Хотел бы задать вам несколько вопросов, ответы на которые, возможно, помогут установить причину исчезновения Насти.

— Проходите, присаживайтесь, — жестом пригласила женщина к столу. — Я вас слушаю.

— Виктория Сергеевна, как вы считаете, кто прямо или косвенно причастен к исчезновению Насти? — без обиняков спросил Косарев.

— Я уверена, что здесь не обошлось без участия Настиного отца, Вадима Костецкого, — немного волнуясь, не раздумывая ответила женщина.

— Почему вы так считаете?

— Да потому, что очень хорошо знаю его звериную натуру. Это очень опасный субъект. Удивляюсь, что он пока на воле. Таких, как он, надо держать только в клетке…

— В чем заключается его опасность? — осторожно спросил сыщик.

— Вы видите, что он сделал со мной, в прошлом молодой и цветущей. Он жесток, беспощаден и двулик. Словом, волк в овечьей шкуре. Он и меня хотел убить. Однажды схватил на улице за волосы и потащил под проходящий поезд. Хорошо, что мимо шли люди, увидели и вступились за меня. Я убеждала дочку, чтобы она не сближалась с ним и не верила ему. Но Настя полагала, что я затаила на ее отца обиду и наговариваю на него… Однажды во дворе на него залаяла соседская собака, схватила за штанину. Пес был спокойный, никого никогда не трогал. Костецкий пнул дворняжку ногой. Но этого ему показалось мало. Он зашел домой, взял столовый нож и на глазах у детей зарезал собачку…

И я, и моя мать, мы настоятельно советовали Насте не продавать квартиру. Он же был другого мнения, и Настя послушалась его совета. Он не думал о дочери. Он не растил ее, и ему было на нее наплевать. Только пускал пыль незрелой девчонке в глаза, как когда-то дурачил меня, обещая горы золотые. Им, похоже, двигала корысть. Вот и деньги взял себе, вместо того чтобы посоветовать ей держать деньги в банке. А теперь к рукам прибирает… К деньгам у него всегда была особая страсть. Ради наживы он был готов на любую подлость, главное — честно не работать. «Дураков вокруг полно. За их счет и надо жить умным людям», — вот его принцип.

Если Насти нет в живых — эти денежки плакали. Он ни за что их не вернет. А судиться с ним у нас нет ни сил, ни средств. А ведь квартира была моя. Я получила ее от электромеханического завода, на котором работала конструктором. Костецкий очень нуждался в деньгах — возможно, задолжал кому-то. Даже на водку у моей матери занимал… А теперь погреет руки на чужой беде…

— Выходит, для него исчезновение дочки — не беда? Ему это на руку?

— Он может строить из себя несчастного, но на деле будет даже рад, если Настя не вернется, — ведь деньги останутся ему… Настя, по сути, для него чужой человек. Он с детства ее не видел и не знал… А вот дочка постоянно думала об отце, мечтала его разыскать… И прилип он к ней только из корыстных побуждений. Я в этом уверена…

— Если я вас правильно понял, именно вашего бывшего мужа вы подозреваете в исчезновении Насти?

— Зная звериную натуру Костецкого, рискну предположить, что он каким-то образом причастен к исчезновению Насти. Дай бог ошибиться. А если не он, то к этому приложили руку его друзья, бывшие зэки. Но не обошлось без его участия. Он любитель загребать жар чужими руками…

— А друзья Насти не могли пойти на крайность?

— Это исключено. Настя очень осторожно выбирала друзей. Двое ребят, которые ухаживали за ней и с которыми она, опять же, рассталась из-за своего отца, были очень похожи друг на друга и внешне, и по характеру. Настя сомневалась, кому из них отдать предпочтение* Делилась со мной, ждала совета. А что я могла ей посоветовать. «Как тебе сердце подсказывает, так и поступай…» Да и за что им было мстить Насте?! Она никому никогда зла не желала, поперек дороги не становилась…

11

Капитан Косарев подробно изложил Стрижевскому результат беседы с Викторией Костецкой. Следователь слушал, качал головой.

В заключение сыщик сказал:

— Нечего с ним церемониться. Надо задержать и потрясти как следует. Все указывает на то, что Костецкий каким-то образом причастен к исчезновению Насти. И мотив есть — желание завладеть деньгами за квартиру, переданными ему на хранение.

— К сожалению, никаких новых улик, которые явились бы основанием для задержания Вадима Костецкого, мы не получили. Ну, задержим, и что мы ему предъявим? Это же опытный волк, и его так просто не расколоть. Однако портрет его дополнился лишними штрихами, свидетельствующими о том, что мы действительно имеем дело с опасным зверем. Кому, как не бывшей жене, знать его натуру. И то, что он алчный до денег, говорит о многом. И версия по поводу бывших дружков заслуживает внимания. Для начала надо выяснить, с кем из бывших друзей по несчастью он поддерживает связь. Займись этим немедленно. Только осторожно, чтобы не спугнуть этого зверя…

Юрий Косарев вышел из здания прокуратуры. Остановился на крыльце. Погожий день ранней осени набирал силу. Солнце робко выглядывало из-за вершин корабельных сосен, грело ласково. Но утренники уже обожгли холодом деревья, и на липовой аллее у крыльца появились желтые косы, похожие на конские гривы. С дерева сорвался лист и поплыл в воздухе, словно волшебный парусник. «Посети меня. В одиночестве моем! Первый лист упал…» — вспомнил Косарев японское хокку.

В последнее время капитан увлекся классической японской поэзией. Ему пришлись по душе хокку, звучащие словно волшебная музыка. Японцы нашли возможность в нескольких словах выразить всю философию жизни. Многие хокку Юрий знал наизусть, и они нередко приходили ему на ум. Как-то августовским вечером Косарев возвращался в город после задержания опасного преступника. Усталый, измотанный, он думал только о том, чтобы быстрее добраться до дома и упасть на диван. Но тут над городом поплыл малиновый звон колоколов и быстро затих. На ум пришло хокку: «Колокол смолк вдалеке. Но ароматом вечерних цветов отзвук его плывет». И на душе стало легче. И усталость куда-то пропала…

Косарев спустился вниз, направился к служебному автомобилю. Рядом сновали машины, суетились люди. По пути капитан достал мобильник, стал набирать давно знакомый номер. С той поры как в его руки попало дело Насти Костецкой, для сыщика стало каким-то наваждением — каждую свободную минутку он набирал номер девушки, словно кто-то нашептывал ему: «Позвони. Она непременно отзовется». Но телефон всегда молчал.

Сыщик набрал номер и замер. И вдруг услышал долгожданные гудки. Его сердце чуть ускорило ход. В трубке раздался голос девчушки:

— Вы кому звоните?

— Мне нужна Настя Костецкая, — быстро ответил Косарев.

— Вы ошиблись. Здесь такой нет, — сказала девочка и отключила телефон.

Косарев тотчас рванул назад в прокуратуру. Пулей влетел в кабинет Стрижевского и с порога произнес:

— Телефон Насти Костецкой заработал.

— Не может быть! — искренне удивился следователь.

— Мне ответила какая-то девчушка. Сказала, что Костецкой здесь нет.

— Это уже не столь важно, — сказал Стрижевский. — Быстро истребуй распечатку звонков, и по ним установим адрес, откуда был ответ…

Через час Косарев позвонил Стрижевскому:

— Адрес у меня на руках: Садовая, семьдесят три. По этому адресу проживают Митраковы.

— Оперативная группа на выезд, — дал команду Стрижевский. И кинул в трубку Косареву: — Жди нас на АТС. Мы за тобой заедем.

Хозяйка открыла дверь по звонку и была очень удивлена, что к ним прибыла целая группа сотрудников полиции. Но еще больше удивилась, когда Стрижевский спросил:

— Где ваша дочь? Как ее зовут? Сколько ей лет?

— Катя в зале, делает уроки. Ей четырнадцать лет, — заикаясь, ответила хозяйка.

— Проводите нас к ней, — попросил следователь.

Стрижевский и Косарев прошли в большую комнату. Худенькая белокурая девочка с длинной косой сидела за компьютером.

— Здравствуй Катя, — дружелюбно произнес Стрижев-ский. — Покажи нам, пожалуйста, свой мобильник.

Девочка ответила на приветствие, с нескрываемым удивлением посмотрела на гостей, молча достала из стола телефон и протянула следователю.

— Откуда он у тебя? — спросил Косарев.

Девочка замялась, а потом сказала:

— Мне его на день рождения подарил папин друг.

— Как зовут папиного друга?

— Дядя Гриша Ермаков, — сказала девочка и посмотрела на мать.

— Где живет друг вашего мужа Григорий Ермаков? — обращаясь к хозяйке дома, спросил следователь.

— Он живет неподалеку, — задумчиво ответила хозяйка, что-то соображая на ходу. — Переулок Кремлевский, дом четырнадцать.

— А где находится ваш муж?

— В рейсе. Он дальнобойщик.

— Телефон мы изымаем. Он принадлежит другому лицу, которого мы разыскиваем. Юрий Павлович, составьте протокол изъятия, — распорядился Стрижевский.

— Я все понимаю, — сказала хозяйка. — Давно советовала мужу, чтобы не связывался с этим зэком. Не вызывал он у меня доверия. Я догадывалась, что телефон чужой. Похоже, стащил где-то. И нас подвел под монастырь…

— Ермаков был судим? — спросил Стрижевский.

— Да, отбывал срок, но за что, не знаю. Они росли с моим мужем Андреем Митраковым в одном дворе, дружили с детства.

— А ваш муж не судим?

— Боже упаси, — сказала хозяйка и перекрестилась…

12

Григория Ермакова опергруппа застала дома в постели. Бывший зэк спал крепким сном после бурно проведенной ночи.

Оперативники вытащили Ермакова из койки, надели наручники. Крепкий мужик долго не мог понять, что происходит. Бормотал что-то бессвязное, костерил на чем свет стоит кого-то из своих друзей. А когда немного пришел в себя, заявил:

— Беззаконие творите. Я буду жаловаться…

— Поедем к прокурору, — сказал Косарев. — Он тебя ждет. Там и жалобу на нас накатаешь…

Мать молча наблюдала за арестом сына и только озабоченно качала головой. А когда его уводили, не выдержала:

— Опять что-то натворил, — с укоризной сказала старушка. — Жить по совести и трудиться, как люди, не желаешь. Я чувствовала, что этим все закончится, раз связался с этим злодеем Костецким.

Григорий обернулся, бросил на мать косой взгляд и скрипнул зубами.

При подъезде к зданию прокуратуры Стрижевский обратился к Косареву:

— Ведите его в мой кабинет, пока еще не очухался.

Ермакова ввели в кабинет следователя, посадили у стола.

— Без адвоката ни на какие вопросы отвечать не буду, — не поднимая головы, произнес Григорий.

— Адвокат подойдет, — заверил его Стрижевский, — а пока советую написать явку с повинной и подробно изложить: где, когда и при каких обстоятельствах ты убил Настю Костецкую.

— Я никого не убивал, — вскинулся Ермаков. — Мокруху хотите повесить. Ничего у вас не выйдет. Я стреляный воробей.

— Про воробья мы знаем. А мобильник Насти каким образом у тебя оказался?

— О каком мобильнике речь? — рыкнул Ермаков.

— О том, который ты подарил в день рождения Кате Митраковой, дочери своего друга.

Ермаков быстро захлопал глазами, что-то соображая. И вдруг заявил:

— Записывайте. Я все расскажу. Это Вадим Костецкий меня уговорил…

Из показаний Григория Ермакова:

— С Вадимом Костецким мы чалились в одной колонии. Там и познакомились. Я освободился раньше, пытался устроиться на работу, но не получилось. Перебивался случайными заработками да от пенсии матери старался урвать, что и позволяло свести концы с концами. Но тут освободился Костецкий и вскоре нашел меня.

В колонии Вадим рассказал мне, что у него жена тяжело больна, поэтому он ее бросил. Жил у матери. Про дочку не упоминал. А тут приехал и говорит: «У меня дочка совсем взрослая. Школу окончила с серебряной медалью. Собирается ехать учиться заграницу. На меня зла не держит. Встретила, обрадовалась, любит, советуется со мной…

«А где деньги возьмет на поездку? — поинтересовался я. — Там без тугриков не прожить». — «У нее есть двухкомнатная квартира. Мать ей подарила, а сама переехала к моей бывшей теще. Та ухаживает за ней. Настя продаст квартиру — вот и деньги». — «А если не получится и вернется, где тогда жить будет?» — спросил я. «В бабкиной квартире. Ее мать и бабка долго не протянут…»

Вскоре Костецкий познакомил меня с дочкой. При встрече сказал Насте: «Это твой телохранитель. Надежный мужик. Можешь положиться». Однажды пришел ко мне и говорит: «Настя квартиру продала. Я посодействовал. Большие деньги выручила и отдала мне на хранение. Но я сильно задолжал и не хочу их возвращать. А посему, надо убрать Настю».

«Ты что, совсем спятил? — закричал я. — Это же твоя родная дочь. Ну и зверюга же ты. Из-за денег дочь родную готов в расход пустить». — «Тише, Еря, не буди во мне зверя. Ты ничего не знаешь. У девочки от учебы, видать, крыша поехала. Она мне на днях заявила, что хочет убить мать и бабку и продать их квартиру, потому что этих денег ей не хватит… Надо убрать ее так, чтобы комар носа не подсунул. Я тебе хорошо заплачу…»

Я не поверил Вадиму, что Настя слетела с колес, и отказался наотрез убить ее, но Вадим мне пригрозил. «Сам понимаешь, я тебе доверился, и мне не резон теперь оставлять тебя в живых. Надо обезопасить себя…»

Я хорошо знал Костецкого по колонии. У него кликуха была — Нутрия. А там так просто погоняло не дают — хищный он зверь, не пощадит никого. На моих глазах сокамернику глотку разорвал…

Я заколебался, но Костецкий тут же предложил план: «Вывезешь Настю за город под предлогом, что там, на трассе, есть тихий ресторанчик «Сиреневый туман», где можно хорошо посидеть и поговорить с одним человеком, побывавшим за бугром, который даст полезные советы и познакомит с нужными людьми, готовыми прийти на помощь в трудную минуту. Я скажу Насте, что подъеду немного позднее. По пути остановишься в безлюдном месте и чисто все сделаешь. Я тебя буду ждать в городе. Мне нельзя отлучаться — могут заподозрить в причастности к убийству. У меня должно быть железное алиби, чтобы потом не вышли на тебя…».

Костецкий предупредил Настю, и, когда я подъехал в условленное место на белом «жигуленке», взятом у одного своего кореша, она уже пересекала площадь Мира и спешила ко мне. Костецкий прошел мимо машины, подмигнул мне, встретил дочку, сделав вид, что встреча случайная, перебросился с ней несколькими словами и скрылся. Настя подбежала, поздоровалась, села в машину.

По дороге говорили о том, что опыт бывалого человека может ей пригодиться, как и поддержка за границей. Отъехав два десятка километров от города, я остановил машину на безлюдной трассе, на краю оврага, неподалеку от Белого камня, установленного в память о расстрелянных в годы войны евреях. «Что случилось?» — спросила Настя. «Кажется, колесо заднее спустило, — ответил я. — Выйди, немного поможешь…» Ничего не подозревая, девушка вышла из машины, присела на корточки. Я достал из багажника заранее припасенную тонкую бельевую веревку и, накинув ей сзади на шею, сильно стянул ее…

Убедившись, что девушка мертва, оттащил ее за камень. В десяти шагах от него вырыл яму и закопал труп. Предварительно проверил ее сумочку, пошарил по карманам. Там обнаружил немного денег и новый мобильный телефон. Все это прихватил с собой.

Костецкий ждал меня дома. Я сказал, что все в ажуре. Он отсчитал мне пятьдесят тысяч и предостерег: «Кроме нас никто об этом не знает. Я, как ты понимаешь, сам себя не заложу. Стало быть, только ты можешь проговориться и тем самым подпишешь себе смертный приговор…»

— Ну и зверье, — не сдержался Стрижевский. — Надеюсь, суд вас не пощадит, отмерит на всю катушку. Прочти и подпиши свои показания, — пододвинул следователь арестованному протокол допроса.

— Гражданин следователь, я ведь все начистоту выложил. Вы обещали оформить явку с повинной, и мне будет снисхождение, — взмолился Ермаков. — Я ведь совершил это не по своей воле, а под угрозами и страхом…

— А деньги получил тоже под угрозами и страхом?

— Да. Если бы я не взял деньги, Костецкий меня бы прикончил…

Стрижевский нажал кнопку на крышке стола. Вошел конвой.

— В камеру его, — распорядился следователь. И посмотрел на Косарева. — Ты дал команду, чтобы с Костецкого глаз не спускали?

— Наши ребята за ним следят. Он пока дома, — ответил капитан.

— Ну что же. Поедем брать этого зверя по прозвищу Нутрия. Ему не место среди людей. Пифагор утверждал, что боги дали людям две благодати: говорить правду и делать добро. Но, видимо, не всех они наделили этими благодатями. Кое-кого обошли. Зачем? Это превыше разума людского… Ты знаешь, прав этот ухарь Ермаков, что прозвища в тюрьме просто так не дают. Я где-то читал статью о нутриях. В ней говорилось, что при недостатке витамина «А» эти грызуны пожирают своих детенышей. Вот и этот хищник, по имени Вадим Костецкий, которому всю жизнь недоставало денег, уничтожил из-за них свою родную дочь. Таким опасным зверям не место среди людей. Их надо держать только в клетке…