Глава 1

Бульвар Усталых Грез, тенистый и притихший. Милая старозаветная окраина Капиталлы, что зовется Предместьем. Ток времени здесь как бы замедляется, а сама ткань его густеет, становится более плотной, почти осязаемой. Станьте в тени раскидистой липы, замрите, затаите дыхание и прислушайтесь, — и вы услышите мерную поступь столетий по щербатым мостовым.

Я снимаю комнатушку на улице Заплутавшего Счастья. Каждое утро покидаю сумрачную прохладу подъезда и коротким переулком Одинокой Мечты прохожу на бульвар Усталых Грез. Я люблю эти неспешные улочки с уютными одноэтажными домиками под черепичными крышами.

Здесь соседи знают друг друга по имени и чинно раскланиваются при встрече. Здесь «блошиные» рынки, где продают всякую всячину и где можно торговаться до упада из-за старого поломанного велосипеда и купить-таки его, совершенно ненужный, задешево. Здесь бегает красная дребезжащая конка, которая довезет вас всего за три монетки от Парка до Стадиона, и усатый добродушный кучер обязательно пожелает доброго здоровья и всяческих успехов.

Я иду по чисто выметенному тротуару под сенью старых лип. Вот аптека, где заправляет дядюшка Илларион. За двадцать минут он приготовит любое снадобье: от мигрени и насморка, от подагры и радикулита, от несчастной любви или для процветания в делах.

Вот антикварная лавка старины Поля, которую он открыл задолго до моего появления на свет. На витрине старинные кинжалы, чайный набор и картина неизвестного автора. Поль утверждает, что это работа самого великого Откена, но подобное заявление полностью на его совести.

На углу улиц Усталых Грез и Розовых Очков лоток — пожилой астматический толстяк Юлек торгует здесь газетами и табаком. Я каждое утро беру у него коробку крепких папирос с летящим всадником на этикетке, он меня давно запомнил и готовит товар, лишь только завидит, и всегда предлагает в придачу «Политик Ревю».

Я отказываюсь, политика меня не интересует, но он предлагает всё равно. Мы обмениваемся несколькими фразами о погоде и здоровье — это стало традицией, неким ритуалом, который мы добровольно, но очень тщательно соблюдаем.

Чуть дальше расположена известная пивная «Пена». Здесь собираются местные знаменитости: самый ловкий карманник Капиталлы и непререкаемый авторитет в этой области Антонин Кисть, предводитель разномастных рыночных жуликов Ганс Сундук. А порой заходит неуловимый налетчик, легендарный Лорд Железный Коготь, гроза ростовщиков и содержателей ломбардов Предместья.

Через десять минут неспешной ходьбы улица выводит на проспект Свершений. Здесь всё по-другому — вас оглушит какофония звуков: топот копыт и шелест шин, протяжные крики извозчиков, рев моторов и резкие гудки клаксонов новомодных авто. Пронзительной трелью взрывается свисток полицейского — в ярко-синем мундире и ослепительно белых перчатках, он стоит в меловом круге посреди дороги незыблемым символом закона.

Толпы горожан, нескончаемым потоком идущие по тротуарам, создают тот неповторимый колорит большого города, который невозможно спутать ни с чем. А вдоль тротуаров разряженные, как новогодние елки, модные магазины, чопорные офисы, строгие банки, тяжелые строения муниципальных служб. Кажется, старые дома задумчиво наблюдают за прохожими.

Здесь царит дух деловитой напористости. Именно тут накапливаются деньги столицы, рождаются новые возможности, реализуются грандиозные проекты и авантюры. Или не реализуются. Словно в некой огромной кастрюле, варится тут удивительный бульон под названием «благосостояние нации».

Молодые мужчины и женщины с жадными холодными глазами, дежурными улыбками и цепкими пальцами штурмуют мир больших денег. Кто-то добирается до вершины и получает право смотреть на сограждан свысока, кто-то срывается и летит в пропасть — обдирая кожу, ломая кости…

Вечером проспект заливает сияние электрических огней. Днем здесь деньги зарабатывают, вечером их тратят, стараясь получить максимум удовольствия. В шикарных ресторанах, модных кафе и закрытых клубах идет горячечное болезненное веселье, когда самые грубые и низменные забавы соседствуют с самыми изысканными и утонченными развлечениями.

Экономикой я тоже не интересуюсь: не бегу вдогонку за птицей удачи, не принимаю участия в марафоне, где призами будут дом в престижном районе и именной счет в Мировом банке. Я двигаюсь между этими двумя мирами: сонным Предместьем и лихорадочным Центром — и не принадлежу ни одному из них. Они не властны надо мной, у меня своя судьба.

Мало кто пожелает поменяться со мной местами. Я — оператор Агентства Социальной Адаптации.

* * *

Утреннее путешествие заканчивается около неброского здания с затертой табличкой над входом. Может, по прихоти судьбы, а может, умышленно, следуя конспиративным планам первых руководителей проекта, трехэтажный особняк АСА теряется между двумя гигантами.

Справа расположена громада Мирового банка: циклопическое изображение земного шара на фасаде здания поражает воображение даже привычных ко всему иностранцев.

Слева — новомодный магазин «Вижу цель» с огромным макетом артиллерийского прицела под крышей — и не думайте безнаказанно пройти мимо, невидимый пушкарь вам этого не простит! В ассортименте есть всё: от булавок до стиральных агрегатов на электрической тяге, и вам не уйти от стрелка с пустыми руками.

На этом фоне особняк Агентства выглядит более чем скромно. У нас вообще не любят внешних эффектов, зато внутри всё очень благопристойно. На первом этаже небольшой зал для клиентов и приемная: глубокие удобные кресла, пальмы, столики с журналами. Бассейн с фонтаном и обои спокойных тонов создают атмосферу покоя и психологического расслабления. Это важно.

В приемной — миловидные улыбчивые девушки в униформе с логотипом АСА: стилизованный глаз на шахматном поле. Девушки выслушают вас со вниманием и сочувствием, проникнутся вашими проблемами, помогут составить заявку. А если до приема остается время, предложат посидеть в уютном кафе, где посетителю подадут горячий чай и свежие хрустящие булочки.

На втором этаже расположены бухгалтерия, вспомогательные службы и ряд глухих дверей, почти всегда закрытых. Владельцев этих кабинетов мы видим редко, но значение их для жизни Агентства огромно. Наконец, на третьем — начальство.

Я проскальзываю через прихожую, минуя зал, иду коротким боковым коридором и ныряю в малозаметную дверь в приемной. Это диспетчерская, и дежурит сегодня Лили, симпатичная девушка, общение с которой всегда улучшает мне настроение. Лили приветлива и улыбчива, и я теряюсь в догадках — то ли нравлюсь ей, то ли она легкий и отзывчивый человек по природе.

Скорее второе, внешность-то у меня самая заурядная: рост чуть выше среднего, никаких рельефных мышц, ничего от расхожего образа мужской привлекательности. Сухощав, подвижен, порывист. Да и лицом — не герой синематографа, увы. Глаза серые, скорее водянистые, брови — светлый пух, волосы цвета спелой ржи, но жидковаты. Всегда завидовал мужчинам с буйной растительностью на голове. Чтоб грива до плеч, усы роскошные… Не дал бог.

В общем, ничего примечательного. Но известен мне секрет обаяния — улыбайся! Будь приветлив, не хмурь брови! Не переношу серьезных людей — все беды от них. Такой всем видом своим показывает — я один знаю, как правильно! Лопается от осознания собственного величия, значимости мыслей, слов и свершаемых деяний.

Даже когда в голове пусто, слова еще не родились, а до поступков дело может и вовсе не дойти…

В приюте, где я воспитывался, простые истины вколачивали доступными методами. Стал чересчур серьезным, заважничал, посматриваешь на окружающих свысока — по ушам! Не усвоил урок — «темная». И так, пока не дойдет до спинного мозга: ты здесь равный, но не лучший.

И если что-нибудь умеешь, доказывай делом. Не пустословием, не цветастыми фразами и громкими обещаниями, а поступками. А если всё-таки пообещал — умри, но выполни. Потому что цена слова у приютских очень высока. Улыбайся и делай, даже когда силы на исходе и злые слезы закипают на глазах.

— Здравствуйте, Мартин, — улыбается Лили мне навстречу, — рада вас видеть. Проходите в операционную, клиент уже ожидает. — Тут она заговорщически подмигнула. — Директор у себя и пока не показывался…

— Здравствуйте, Лили, — улыбаюсь в ответ и я. — Вот увижу вас, и солнце светит ярче, и тучам не остается места в небе! А что до старой перечницы, нашего директора, так я сегодня вовремя…

Руководитель имеет обыкновение наведываться в приемную в самом начале рабочего дня. У опоздавших сотрудников нет ни малейшего шанса проскочить незамеченными, так как директор почитает пунктуальность первейшей добродетелью служащего Агентства.

— Даже пять минут в запасе, — смеется Лили, — но я всё равно не люблю, когда он приходит. Станет за спиной и дышит в затылок, как цапля на охоте, а я поневоле начинаю чувствовать себя лягушкой…

— Если б все лягушки были столь очаровательны — я б жил на болоте! — восклицаю с жаром.

— Скажете тоже, оператор, — кокетничает Лили. — Но вообще мне показалось, что сегодня директор чем-то озабочен. Проскочил насупленный, еле кивнул в ответ… Обычно он так себя не ведет — всегда здоровается: «Как дела, Лили?»

— А как вы думали — большое начальство, большие заботы… — смеюсь я и прохожу дальше.

Вторая дверь, обитая металлическими полосами, пропускает меня в маленькую комнатушку, где на складном стульчике сидит здоровяк Тодд по кличке Столб. Этот добродушный малый в форме охранника и с револьвером на боку держит здесь пост. По-хорошему надо предъявлять пропуск, но меня Столб знает и не придирается.

Тодд, как и я, воспитывался в приюте и не имеет фамилии. В его понимании я символ человека, достигшего в этой жизни определенных высот, невзирая на сиротскую долю, и это вызывает его уважение и дружеское расположение.

К тому же мы оба увлекаемся боксом и оба страстные поклонники чемпиона мира в тяжелом весе Махмуда Алия. Тодд сам не чужд кулачной забавы и по выходным выступает в Народном ринге. Как многие крупные люди, он выглядит добродушным, даже чуточку медлительным, но впечатление это обманчиво. При случае охранник ударом кулака легко своротит скулу любому.

— Привет, Тодд! В эти выходные Алий бьется с Хорхе, и я догадываюсь, на кого ты поставишь. У нашего парня убойная правая, Хорхе придется туго! — Спортивное событие будет предметом обсуждения всю предстоящую неделю.

— Привет, Мартин! Видит бог, против этой правой мало кто устоит! — Столб возбужденно потирает ладони. — Через верного человека я уже заказал себе билет на стадион. А как вы?

— Честно говоря, пока нет, но что-нибудь обязательно придумаю…

— Может, поспособствовать?

— Не стоит, дружище, справлюсь сам.

Тодд стремится поддерживать со мной хорошие отношения еще и потому, что у нас есть маленькая тайна. Вернее, тайна его, а я — поверенный. Хранитель и сообщник. Но об этом как-нибудь после…

С поста охраны крутая лестница ведет на глубину трех метров под землю. Здесь располагается узкий коридор с тремя безликими дверьми без табличек. Открываю своим ключом ближнюю — и вот я в операционной. В груди появляется легкий зуд, приятное нетерпение, почти как перед свиданием. Конечно, встреча с симпатичной девушкой — это не работа, это… Ох, ну кто из нас не знает, что такое свидание?! Только вот и перед встречей с клиентом я испытываю этакое томление духа. Радостное ожидание и предвкушение того основного, ради чего хожу в Агентство, — операции.

* * *

Не подумайте, что мы режем людей, к хирургическим операциям наше ведомство не имеет никакого отношения. И всё-таки здесь находится основная, самая главная часть Агентства. Именно здесь мы проводим операции по коррекции судеб людей, помогаем изменить жизненный путь человека, строим его будущее. Называйте как хотите. Я чуть позже постараюсь объяснить, чем именно мы занимаемся и как это делаем, но сейчас не до того — надо работать.

Стол пуст, если не считать листочка заявки на операцию адаптации, заполненную самим клиентом. Итак, что мы имеем:

«Карл Густав Бревиус» — недурно. Не потомственный аристократ, конечно, но наличие двух имен в Республике говорит об определенном социальном статусе. Буржуа средней руки, чиновник рангом не ниже мэрии, не исключены некоторые особые заслуги перед государством. Далее…

«Предприниматель». Расплывчатое, но самое распространенное определение в наше непростое время. Предпринимать попытки, прикладывать усилия можно в какой угодно области. Например, разводить крокодилов в бассейне городского Парка на потеху публике. Или продавать секреты бабушкиных пирогов. А можно проворачивать головокружительные махинации на фондовой бирже. Ясно, что господин не хочет афишировать свой род занятий, но правилами это не возбраняется.

Далее. Возраст, подданство, вероисповедание… Всё понятно… Вот:

«Цель визита — адаптация в сфере предпринимательской деятельности… создания оптимальных условий для делового сотрудничества… конструктивного развития коммерческой активности… перспективного взаимодействия в инновационной сфере…» Уф! Явно не обошлось без девочек из приемной. Только они умеют так лихо закручивать формулировки.

Если сказать простым языком, то Карл Густав хочет быть уверен в честности партнеров, их заинтересованности в «перспективном взаимодействии» и опасается оказаться обманутым на кругленькую сумму.

В углу кабинета имеется шелковый шнур, конец которого тянется к колокольчику в приемной. Как только я готов к работе, даю об этом знать девушкам-консультантам, и они направляют клиента. Посетитель спускается на три метра под землю, но уже с другой стороны: лестница здесь более пологая и нарядная, двери отделаны красным деревом и пронумерованы.

Услышав деликатный стук, распахиваю створку. Обмен приветствиями, представление: «Если угодно, просто Карл». — «С удовольствием, но и я прошу вас — просто Мартин!» — и я усаживаю «просто Карла» в кресло.

Операционная представляет собой обычный кабинет пяти метров в длину, трех в ширину и двух в высоту. Плюс три метра грунта над потолком. Операторам нужна тишина, в определенные периоды работы — максимальная сосредоточенность, даже вдохновение. По той же причине приглушен свет.

До недавнего времени мы пользовались свечами, но сейчас электричество вытесняет прежние виды освещения повсеместно. На улицах почти не встретишь масляных фонарей, разве что в самых глухих уголках Предместья. Технический прогресс добрался и до АСА: на стенах появились бра с матовыми стеклами, а на моем столе — лампа под зеленым абажуром с кисточками.

Салатные обои, такой же ковер под ногами, зеленый цвет преобладает во всём. Известно, что он успокаивает нервную систему.

— Прошу вас, Карл, несколько слов — вы сомневаетесь в честности партнеров, хотите выяснить их намерения или для вас важнее оптимальное решение проблемы?

— И то и другое, Мартин. Сделка подразумевает сумму не астрономическую, но для меня это немалые деньги. — При этих словах «просто Карл» слегка вильнул взглядом, как видно, денежки на кону приличные. — Коммерция всегда риск, но хотелось бы иметь некоторую уверенность. Насколько это возможно…

— Количество партнеров?

— Трое.

— И все будут решать судьбу соглашения?

— Нет. Двое имеют статус младших партнеров с совещательными голосами. Окончательное решение за третьим, и меня больше интересует он.

— Определимся сразу, Карл. Я не смогу дать вам точный прогноз поведения этого человека, предугадать, какие решения он будет принимать и как поведет себя в том или ином случае. Но я могу дать — и дам — анализ ситуации в целом, основное направление развития. Вектор, который может быть благоприятным или неблагоприятным для вас. И постараюсь подсказать, какие действия могут способствовать развитию событий в вашу пользу. Договорились?

— Безусловно, Мартин. Меня вполне устроит подобный результат.

— Когда вы виделись с партнерами?

— Вчера был предварительный тур переговоров, обговорили общие положения, даже, я бы сказал, намерения. Через два дня заключительная встреча, уточнение позиций и подписание.

Посреди операционной — стол, точно такой же, как и тысячи других в конторах и присутствиях Республики, и два кресла. Предназначенное мне — удобное рабочее кресло без каких-либо секретов, второе — для клиента. Оно несколько больших размеров, с подголовником и при помощи специального рычага может изменять свое положение, раскладываясь горизонтально, как кушетка.

— Хорошо, Карл. Теперь попытайтесь максимально расслабиться. — Я начал регулировать спинку кресла, укладывая клиента. — Вот так удобно? Немного выше? — секунду… Чудесно. Расслабляемся, Карл. Вы чувствуете, как ваше тело наливается приятной горячей тяжестью. Становятся горячими руки…

Стандартная процедура релаксации, только расслабление неглубокое. Именно для этого приглушен свет и в интерьере преобладают успокаивающие тона. Мне не нужно, чтобы клиент уснул или впал в транс, он должен сохранять ясное сознание, но быть при этом максимально расслабленным.

Подношу ладонь левой руки к темени Карла (левая рука воспринимающая, правая — дающая). На пальцы начинает давить поток энергии, подобный легкому теплому ветерку. Поток закручивается по часовой стрелке — я запоминаю этот факт. Пальцы слегка покалывает, энергия достаточно жесткая. Судя по всему, Карл Густав привык достигать поставленных целей. Тем лучше, больше шансов на положительный результат, а оценивают нашу работу именно по результату.

Потом устанавливаю ладони с обеих сторон головы, на расстоянии примерно десяти сантиметров. Вожу кругообразно — вначале в одну сторону, по часовой стрелке, потом обратно. Теперь сверху вниз: от темени, над шеей, к плечам, как будто скольжу, разглаживаю нечто упругое и одновременно мягкое. Ощущаю легкое сопротивление поля: я действительно разглаживаю его руками, это не просто поэтический образ.

Справа, на уровне уха, в ладонь болезненно «стреляет». У клиента проблема, небольшое воспаление, походя можно немного «подчистить». Но долго задерживаться и лечить ухо мне не с руки (в данном случае в прямом смысле!), я не целитель, проблемы здоровья меня не интересуют. Еще несколько скользящих пасов: я отрешаюсь сейчас от всего земного, затихают мысли, гаснут эмоции, тело становится невесомым. Дыхание глубокое, с короткой задержкой сразу после вдоха. Раз, два, три и…

Распахиваю объятия миру, на резком выдохе разбрасываю руки широко в стороны, как будто хочу обнять всю вселенную. Одновременно делаю глубокий медленный вдох через вытянутые трубочкой губы и сжатые зубы. В области крестца возникает раскаленный шар. На вдохе он начинает подниматься вдоль позвоночника, достигает черепа и взрывается там миллионом цветных искр, тупо отдаваясь в затылок горячим ударом. Я издаю хриплый стон. Тело вытягивается в струнку, и, кажется, сейчас я воспарю над креслом с распластавшимся Карлом Густавом, над операционной, над особняком АСА…

Все мое существо наполняет неописуемый восторг! Ради этих секунд стоит жить — мириться с господином директором, дружить с Лили и Тоддом, ходить ежедневно в Агентство. Ради секунд единения с потаенным смыслом, сокровенным содержанием наших судеб. Для того чтобы увидеть в конце вектор!..

Волна пьянящей радости накрывает меня и тут же стремительно отступает. Этот момент нужно уловить, почувствовать, в чем и заключается мастерство профессионального оператора. Чуть промедлишь — и миг чудесного перехода на новую ступень бытия будет безвозвратно упущен. Останется только память о волшебной возможности…

Вслед за «отливом» тело немеет, голова становится пустой и ясной. Наступает момент, из-за которого мы называем себя Зрячими.

— Карл, вы слышите меня? — Голос немного осип, во рту пересохло.

— Слышу… — слабо бормочет Карл, всплеск энергии не прошел незаметным и для него. Мои коллеги чувствуют точку прорыва на расстоянии: сотрясается ткань бытия, возмущение идет волнами, как от камня, брошенного в воду. Но и обычные люди ощущают нечто, краткий миг резонируют со мной, с каналами, с энергетикой мира. Чаще всего после этого развивается легкое оглушение.

— Прошу вас, Карл, начинаем работать. Вспоминайте вчерашний день, своих контрагентов, всех троих. Чем больше подробностей, деталей — тем лучше. Вообразите себе их внешность, жесты, постарайтесь услышать вновь, о чем и как говорилось во время встречи. Это очень важно…

Теперь многое зависит от самого клиента. Чем лучше у него зрительная память, воображение и способность к образному мышлению, тем легче будет мне. Похоже, у господина Бревиуса получилось, потому что я увидел — будто в кино.

Крест. Парусник. Копье.

Вглядываюсь, стараюсь различить детали. Не просто крест, а большой, темного дерева, стоящий у стены огромного полутемного зала. Стены выложены грубо отесанным камнем, маленькие оконца высоко под потолком, но это не темница, скорее зал старинного замка. Факелы на стенах. Блики от огня играют на гладкой поверхности дерева.

Взор скользит по кресту, по залу, упирается в низкую, окованную металлическими пластинами дверь. Та беззвучно растворяется, и открывается широкий обзор: внизу море, зажатое в подкову бухты, пристань, от причала отходит парусник. Ветер туго наполняет его паруса, трепещут флаги на мачтах, и за кормой остается пенный след. У двери лежит сломанное копье — свежий излом древка, сверкающий стальной наконечник.

Можно провести анализ увиденного: крест в общем смысле — затруднения и неудачи; полутемный зал, каменные стены, факелы — всё это характеристики ситуации. Намерения у партнеров серьезные с обеих сторон, они готовы к активным действиям. Отплывающий парусник символизирует предприятие с сомнительным исходом, пенный след за кормой — ненадежность и зыбкость.

Судя по образам, дело Карлу Густаву предстоит непростое, с гнильцой, а вот сломанное копье — это хорошо. Возможность успеха в результате настойчивых усилий. И дверь — возможность выхода, преобразований.

А теперь действовать! Хватаю в руки обломок копья и бросаюсь к пристани. Бежать приходится с горки, спуск крутой, тропинка неровная. Под ноги то и дело попадают камни, выступающие корни растений, какой-то мусор. Тело ускоряет бег за счет инерции, земля чувствительно бьет в подошвы, дыхание перехватывает. Всё выглядит очень реально, я абсолютно уверен, что, если споткнусь, полечу кубарем и набью себе совершенно реальные синяки и шишки. Хотя всё это лишь череда образов…

В конце спуска всё-таки спотыкаюсь, нелепо размахивая руками, пытаюсь сохранить равновесие, и это мне каким-то чудом удается. И вот уже живым снарядом вылетаю на пристань, под ногами ровная надежная поверхность. На бегу, не снижая скорости, отвожу руку с копьем и за пару метров до кромки воды с силой запускаю снаряд вдогонку каравелле. Вкладываю в бросок всю мощь инерции движущегося тела!

Короткий посвист, тупой звук удара — копье вонзается в корму. С дребезжанием вибрирует обломок древка со свежим сколом. Вот так — копье моих благих намерений в корму ваших плутовских хитростей!

Потом неспешно поднимаюсь в гору, обратно к замку. По пути нахожу длинную прочную палку и, подойдя к двери, намертво зажимаю ее в открытом положении. Пусть вход и выход из ситуации будет свободным.

Всё, больше мне эти картинки не нужны. Мысленно помещаю галерею образов на школьную доску, ту, что была в моей приютской школе когда-то. Беру в руки влажную тряпку и всё стираю.

— Отлично, Карл, продолжаем. Теперь представьте себе хорошенько третьего, от которого зависит результат сделки. Постарайтесь увидеть его как можно ярче. Что он говорил, предлагал?

— Да, конечно… — Голос моего подопечного слегка плывет, и это хорошо. Значит, действительно пытается вспомнить и представить себе картину вчерашних событий.

— Какие предложения он вносил? Их последовательность, содержание… Помните?

— Да…

— Сколько было позиций?

— Всего четыре…

— Первая позиция! Вспоминайте!

Прикрываю глаза, концентрируюсь на точке между бровями. Вместо ярких образов в средневековом стиле появляется не такое красочное, но четкое серебристо-серое куриное яйцо. Оно правильной формы, с ровными краями, без изъянов и трещин. Это и есть образ устремлений партнеров моего клиента. Поскольку форма гармонична, то и намерения честны.

— Отлично! Вторая!

Второе яйцо слегка вытянуто кверху, немного больше в размерах. Тоже нормально, хоть и примешиваются тут какие-то попутные интересы, но они для клиента не опасны. Между образами тянется отчетливая серебристая нить: образ причинно-следственной связи.

— Очень хорошо, Карл! Продолжаем! — Меня самого в подобные моменты охватывает нешуточный азарт. — Третья позиция!

Есть, вот оно! Скорлупа яйца в трещинах, сердцевина алая, пульсирующая, к краям алый фон затухает и цвет становится обычным, серебристо-серым. Верный признак тщательной маскировки. Это то, что на своем профессиональном сленге мы называем «гвоздем», — скрытое враждебное намерение, ущемление интересов клиента.

Серебристая нить после треснутого яйца превращается в пунктир. Если «гвоздь» сработает, интерес партнера к моему клиенту резко упадет: результат достигнут, к чему утруждаться? Прошу Карла «дать» четвертую позицию — так и есть, она размыта, форму рассмотреть не удается. Не позиция, а скорее, страховка, запасной вариант.

Перевожу дух. Теперь энергетическая связь замкнута на меня и для просмотра можно тратить гораздо меньше усилий. Карл Густав тоже заворочался в кресле, до этого сидел (или лежал) не шелохнувшись.

— Можно открыть глаза, Карл. Возвращайтесь на бренную землю… Вы выступали со встречными предложениями, уточнениями? Предлагали свою программу сотрудничества?

— Да, Мартин. — Клиент слегка щурится, потряхивает головой, окончательно приходя в себя. Всё-таки насчет транса я был не совсем прав — в какой-то степени наши подопечные в него впадают.

Предприниматель по моей просьбе мысленно прокручивает цепочку предполагаемых действий, а потом и проговаривает вслух то, что считает возможным. Под звуки голоса Карла в моей голове, как на фотографической пластине, проступает энергетическая структура договора.

На темном, почти черном фоне проявляется, чуть колеблется, будто дышит, ажурная ярко-изумрудная сеть энергетических линий — прихотливый узор мыслей, чувств и устремлений клиента и людей, с ним связанных. Поверх узора, как проложенный на карте маршрут, пульсирует алым положительный вектор. Он струится, слегка меняя направление от одной опорной точки к другой, и чем-то похож на суставчатую конечность. «Рука судьбы», сказал бы я. Это благоприятный для господина Бревиуса сценарий развития событий.

— Вы обратились к нам не зря, Карл. — Я привожу кресло клиента в обычное положение. Карл Густав внимательно меня слушает — ни сонливости, ни рассеянности. — В третьем пункте предложений противной стороны скрыта безусловная угроза. Какой-то подвох, незаметный с первого взгляда. Этот пункт стоит изучить от первой буквы до последней, рассмотреть под увеличительным стеклом. Привлекайте самого грамотного юриста и требуйте от него тщательнейшего анализа сделки с оценкой всех возможных последствий. За два дня, я уверен, вы найдете ловушку и, избежав ее, сможете получить немалую выгоду от переговоров. Отказываться от партнеров не стоит, нужно только развернуть ситуацию в свою сторону.

Говорю и вижу мелькнувшее в глазах Карла узнавание. Похоже, и сам делец чувствовал в третьей позиции какую-то гнильцу, только понять не мог. Если маскировка умелая и дело готовит опытный человек, то на логическом уровне можно ничего и не найти. Тут уже вопрос интуиции, чутья. Зубры с тонким деловым чутьем к нам за консультациями не ходят, все сами норовят…

На этом процедуру можно считать завершенной. Кстати, именно так этот этап работы мы и называем. Я раскланиваюсь с клиентом, мы трогательно прощаемся на самой мажорной ноте. Теперь «просто Карл» пойдет заниматься изучением документов и работой с юристом, а я буду заканчивать операцию адаптации своим, только мне доступным способом.

Называется это финтом.

* * *

Есть в Капиталле Университет Естественных Наук, один из старейших в стране. Можно пойти в библиотеку, заказать и перечитать стопку толстых научных трудов. Я всей этой заумью голову не забиваю, да и образование не позволяет свободно разбираться в измышлениях высоколобых мужей. Но своими словами, простенько могу объяснить, чем мы тут занимаемся.

Миром правят причины и следствия. Всё, что случается с человеком, это не цепь случайностей, хотя нам порой кажется именно так, не хаотичный набор встреч, событий и сказанных слов. Каждый прожитый день есть прямое следствие дня предыдущего. Как прожил ты «вчера», так и аукнется тебе сегодня, а нынешний день будет строить светлое «завтра». Или не очень светлое, это уже как у кого получится.

Каждый из нас прокладывает свой курс в море житейских проблем. И каждый из нас проходит свой маршрут, свой путь. Но море — это не пассивная лужа стоячей воды. Это стихия — шквальные ветры, волны до небес, властные течения и подводные рифы… Да много чего встречается человеку в бурном океане жизни.

Представьте, что вам нужно добраться до некоего счастливого острова. Там цветут сказочные сады, пляшут веселые островитяне и жизнь наполнена счастьем. Но путь по прямой невозможен. Только взяли вы курс на желанные берега, а тут шторм — и вас относит к югу. Только выбрались из передряги, сориентировались по солнцу, подправили курс — на дороге течение. Сносит к западу — хоть плачь! Приходится плыть по дуге, удлиняя путь, платить затраченным временем за экономию сил. Точно так же нужно обходить рифы и отмели, преодолевать прочие превратности стихии…

Вот так и человек на жизненном маршруте. Каждый двигается к намеченной цели, но путь по прямой далеко не всегда самый легкий и короткий. Кроме попутного ветра собственного желания и воли дуют сбоку — а иногда и в лоб! — чужие устремления и чаяния. Сносят течения посторонних мнений, скребут о днище поступки и слова других людей.

Дорога из одной точки жизненного пути в другую часто оказывается запутанной — с петлями, зигзагами, вынужденными возвратами и длинными обходными маневрами.

Если вы не нравитесь начальнику, ваше продвижение по службе может оказаться крайне затруднительным. Даже если он не преследует вас в открытую, не ставит подножки и не придирается по мелочам. Но напоминаете вы ему, к примеру, соседского мальчишку из далекого детства. Того, что мутузил и обижал его по-всякому. Неосознанная глубинная неприязнь может не проявляться в реальных поступках, но путь к цели в житейском море будет отклоняться настолько, насколько сильно эта неприязнь выражена.

А теперь представьте себе на миг, что есть где-то в мире лоцманская карта, на которой проложены все маршруты. На глубокой синеве морской глади прочерчены линии — пути следования людей. И карта эта не застывший кусок картона, косная материя, данная нам один раз и навсегда. Она живая. Струятся по ней алые векторы человеческих судеб — вьются, изгибаются под влиянием слов, поступков, и даже мыслей других людей. Смещаются, а иногда и попросту ведут в тупик. К жизненному краху.

И пересекаются. Много-много раз — перекрещиваются, сходятся и расходятся, сдвигают друг друга, перекрывают одна другой путь… Всё это — встречи, поступки, разговоры, ситуации. И сильнее других — отрицательная энергия неприязни, раздражения, гнева. Она очень сильна и «не пропускает» объект коротким путем, отталкивает. Путь отклоняется и удлиняется, расход сил на его преодоление значительно возрастает. Вы можете побороть ситуацию, «пробить» препятствие и достигнуть желаемого, но результат, скорее всего, не оправдает затраченных усилий.

Вот это и видят сенсы во время процедуры. Паутину, ажурную вязь, восхитительный узор энергетических каналов, словно маршруты на карте. Работа с образами — лишь предварительный этап, необходимый, но не основной. Увидеть вектор — вот главная цель оператора. Посмотреть на ситуацию, как она выглядит на энергетическом плане — тоже в виде образов, — но через это подобраться к линии судьбы и… стать лоцманом! Капитаном! Кормчим! Пусть на небольшом, доверенном клиентом отрезке его жизни, но — корректором! Направляющим…

В этом и заключалась изначально цель проекта «Адаптация» — позволить всем гражданам Республики просчитывать с помощью операторов шансы на успех в своих начинаниях, жизненных планах и проектах. Выбрать лучший вариант и воплотить задуманное. Общество равных возможностей.

Случай с Карлом Густавом классический — надо делать деньги, рисковать, но есть определенные опасения. Таких клиентов у нас большинство, они надеются получить от оператора Агентства точные рецепты, как медный грош в короткий срок и безопасно превратить в хорошие деньги. Не ловчат ли партнеры, не собираются ли обмануть? Что способствует и что препятствует задуманному?

Траекторию жизненного пути мы называем линией судьбы. Чаще всего она выглядит как кривая с большим количеством петель и извивов. Точки, где пересекаются каналы, можно назвать опорными. Здесь энергетический потенциал гораздо выше, чем на остальном ее протяжении. Быть может, заряды суммируются, резонируют, как бы то ни было, именно тут происходят чудесные превращения: количество преобразуется в качество, лягушка обращается в прекрасную царевну, мышление принимает эвристический характер, и знаменитое яблоко падает на еще более знаменитую голову.

Опорные точки могут выполнять функцию неких трамплинов, значительно ускоряющих движение по линии судьбы. Как по камешкам через ручеек — прыг-прыг, и вы на другом берегу!

Может быть, везением как раз и называют способность попадать как бы случайно в узловые моменты ситуаций. Может быть, интуиция связана именно с этим — человек неосознанно, на уровне чутья, находит в жизни проекции опорных точек. Отталкиваясь от энергетических узлов, он достигает цели максимально быстро и с минимальными затратами, принимает единственно верное решение. При этом логически оно может выглядеть спорным или даже ошибочным.

Вся эта механика плохо поддается изучению и измерению, ученые в этой области делают лишь первые робкие шаги, но есть люди, которые видят каналы, их переплетения, взаимодействия, опорные точки. Таких людей немного, для работы с информацией нужны специфические способности, и к тому же способности надо развивать, умение считывать информацию — шлифовать.

В официальных бумагах нас называют операторами, люди — сенсами, между собой мы зовем друг друга Зрячими. Отсюда и логотип АСА: распахнутый глаз на фоне шахматного поля. Глаз — данное нам природой видение, поле — линии судеб с опорными точками.

* * *

В правом углу операционной, за темной портьерой скрыта неприметная дверь, ведущая в совершенно особое помещение. Это сугубо мои владения, предназначенные для завершающего элемента работы. Открываю, вхожу и попадаю в темный обширный зал. Моя Мастерская, площадка для танц-коррекции.

Каждый оператор имеет свой метод воздействия на линию судьбы клиента, так называемый финт. Советы, которые я дал Карлу Густаву, сыграют свою роль: хороший юрист найдет в третьем пункте договора скрытый подвох, я в этом уверен. Клиент предупрежден, а значит, уже вооружен и предпримет необходимые меры. Ведь он сам назвал себя предпринимателем!

Но этого мало. Если контрагент горячо желает добиться результата, он сможет напряжением воли, за счет упорного стремления сохранить «гвоздь» в энергетическом узоре. Эта скрытая «мина» будет переходить в договоре с позиции на позицию, изменять внутренние связи, порождая всё новые возможности для обмана. Тогда даже многократные коррекции не дадут ощутимого результата. Брешь, заделанная в одном месте, обязательно появится в другом.

В конце концов, ловушка может и вовсе потерять зримые очертания, но это не значит, что она исчезнет. Изменится знак вектора, из положительного он станет отрицательным, после чего ситуацию не поправить никакими силами. Более того, несчастья и поражения могут распространиться по линии судьбы, и жизнь человека перейдет совсем в другое русло. Болезни собственные и близких людей, крах начинаний, фатальное невезение — вот неполный перечень печальных событий, угрожающих клиенту. Это полный провал для оператора — заказ на адаптацию не выполнен, квалификация сенса оказывается под вопросом.

Поэтому оператор, помимо процедуры, закрепляет линию судьбы клиента. Делает это каждый по-своему, и здесь не обойтись без специального помещения, методики и принадлежностей. Однако в свое время мне пришлось немало потрудиться, чтобы доказать необходимость такой вот Мастерской.

На стенах зала канделябры со свечами, которых ровно дюжина, и я зажигаю их одну за другой. Господин директор предлагал и сюда провести новомодное электричество и навесить светильники, но я наотрез отказался. Это моя территория, здесь всё будет обустроено на мой вкус. Разве можно сравнить холодное сияние ламп с теплым трепетным светом свечей? Это совсем другая атмосфера: игра теней, загадочные флюиды, совершенно особый настрой.

Пол покрыт ковром, мягким и в то же время упругим. У дальней стены маленький изящный столик, на котором покоятся метроном и кинжал. Это мои инструменты.

Снимаю верхнюю одежду и обувь, надеваю что-то наподобие бриджей из мягкой хлопковой ткани. Достаю кинжал из тяжелых ножен: мощная рукоять, обмотанная сыромятной кожей, круглая массивная головка, называемая навершием, широкий прямой клинок. На тусклом металле отсвечивают огоньки свечей. Никаких излишеств: инкрустаций, золота или камней. Настоящее боевое оружие.

Старина Поль, продавший мне клинок, клялся, что каких-то пятнадцать-двадцать лет назад им пользовались по прямому назначению — лишали жизни недругов. Кинжал принадлежал горцу. В тех краях еще и сегодня можно услышать о краже невест, кровной мести и непримиримой войне между кланами — это необычная страна с древними обычаями.

Клинок обагрялся кровью врагов — кинжал напитывался силой.

Во многих мировых религиях и философских доктринах крови придается особое значение. Она рассматривается как некая сакральная субстанция, материальное воплощение души. На Востоке поток животворной энергии неразрывно связан с током крови, а перемещение энергии в теле — с кровеносными сосудами. В христианстве причащают кровью Христа. В огромном количестве культов, при совершении самых разных ритуалов именно кровь — человека или животного — является основным пусковым моментом магических превращений. Мы, сенсы, тоже относимся к священной жидкости с большим почтением.

В свою очередь, холодному оружию давно приписывают уникальные и даже мистические свойства. Это отображено во множестве сказаний разных народов о легендарных мечах древности, которые помогали воину побеждать чудовищ, противостоять злым чарам и спасать прекрасных принцесс.

Оружие ковали в единственном экземпляре, из особых материалов и по уникальной технологии. Мечи, сабли, боевые топоры и копья делали под определенного человека, героя, и давали им собственные имена. Чудо-оружие принимало не всякого. Если нет сродства с воином, клинок может проявить неповиновение, даже обернуться против хозяина.

В лавке старины Поля, кстати, неплохая коллекция холодного оружия. На витрине представлены имитации, а вот в закромах у старого антиквара можно увидеть вещи действительно любопытные. Например, старинные кинжалы. Здесь немало интересных экземпляров.

Я задумался, вспоминая, как сам покупал этот клинок…

По моей просьбе Поль провел меня в заднюю комнату, за тяжелую дубовую дверь, укрепленную металлическими полосами, и достал сундучки, шкатулки, кожаные скатки с карманчиками, где покоятся кинжалы всех времен и народов. Моему взору открылось богатейшее разнообразие клинков на любой вкус — треугольные и листовидные, широкие и узкие, прямые и изогнутые, двояковогнутые и волнистые.

Вот изящный старинный квилон с загнутой двухсторонней гардой. Широкий крестьянский хаусвер, более похожий на хозяйственный нож, да часто таковым и являвшийся. Вот тонкий, как шило, стилет и широкий итальянский чинкведеа, что в переводе значит «пять пальцев» — именно такова ширина клинка у основания. Рядом дага с чашеобразной мощной гардой. Этот кинжал вытеснил в свое время щит. Длинные и мощные персидские карды, маленькие пиха-каетты из Шри-Ланки и множество других.

Отдельно Поль держит оружие с загнутыми клинками. Индийские кханджары и загнуто-выгнутые кханджарли, хищные арабские джамбии и, наконец, катар — нелепый с виду и крайне опасный в умелых руках кинжал, который надевают на руку наподобие кастета. Да при этом имеющий три лезвия, направленные вперед, вверх и вниз.

Был тут и мой любимец, длинный кинжал с богатой инкрустацией серебром и камнями. Не оружие, а воплощенный гимн оружейной эстетике. Несколько раз я порывался купить его, но Поль запросил столько, что я лишился дара речи. Все мои попытки торговаться со старым антикваром ни к чему не привели, он ни в какую не хотел сбрасывать цену.

Каждый раз, попадая в закрома, я беру кинжал в руки, любуюсь и шумно восхищаюсь им в надежде растопить его сердце торговца, но дальше разговоров дело не идет.

Коллекция не ограничивается короткими клинками, здесь есть и длинные. Отличный средневековый эсток: меч с широким основанием и тонким и острым, как игла, острием. Поль по праву считает его своей гордостью. Радуют глаз огромный двуручный эспадон и полуторный бастард, мечи внушительные и по-своему очень красивые.

Отдельно в небольшом простом ящике лежат две сабли: сильно загнутая турецкая пала и другая, малой кривизны, больше похожая на польскую карабелу. Судя по навершию в форме птичьей головы, с двумя нелепыми углублениями вместо глаз, это карабела и есть. У меня имеется сильное подозрение, что сабли — новоделы. Поль утверждает, что это не так. Палу он называет «султанской», приписывая ее некоей легендарной личности, рассказать о которой, правда, ничего толком не может. Ну да картина «великого Откена» тоже красуется на витрине…

Карабела имеет скромную табличку: «Сабля кавалерийская». Антиквар уверяет, что клинок очень старый, найден, мол, еще его отцом, когда тот только начинал дело далеко на юге, откуда был родом. Что в словах хитреца правда, а что нет — для меня загадка…

Я с трудом вернулся в реальность и поудобнее перехватил клинок. Сейчас не время для воспоминаний об оружии — время его использовать.

В моем случае кинжал — это связь с информационным полем, проводник, облегчающий приток информации. Продолжение моей руки, волшебная указка, способная находить верные направления.

Я беру благородное оружие, познавшее кровь врагов и радость побед. Клинок становится некоей дирижерской палочкой, способной управлять грандиозным оркестром, составленным из линий судеб. Как послушные музыканты, начинают они исполнять партии, подвластные моей воле, выстраиваться необходимым образом, струиться в нужном направлении. Картина мира наполняется новым содержанием и смыслом. В такие минуты я чувствую себя почти Творцом, созидающим хрупкую ткань мироздания…

Становлюсь в центре зала, кинжал прижат к внутренней поверхности предплечья. Метроном отмеряет пять восьмых — мой любимый размер. Стою на носочках, вытянувшись струной, прикрыв глаза. Жду, слушаю, внимаю всем телом — вот-вот должна появиться мелодия, созвучная миру, гармоничная с хрупкими линиями энергетических каналов.

Четыре опорные точки, четыре поворотных пункта Карла Густава Бревиуса. Сейчас я в первом, отсюда и начну писать его судьбу. Не всю, конечно, но тот ее отрезок, сопричастным которому я стал, который доверен мне Карлом.

Взрыв! Падаю в пропасть. Весь, без остатка. Очень глубокий присед на правую ногу с одновременным махом правой руки вверх, левая нога вытянута в сторону, левая рука чуть отведена. Кинжал устремлен ввысь.

Мелодия рождается в области солнечного сплетения, звучит всё громче, поднимается, заполняет грудь, горячей волной вливается в голову. А в животе холод! — ощущение морозной свежести! Медленно поворачиваюсь на опорной ноге, вычерчивая другой ногой правильную окружность, а потом переношу на нее вес тела. В средней точке встаю из приседа: руки вверху, кинжал устремлен в небо, скрытое потолком зала.

И начинаю кружиться волчком — каскад фуэте, нога как хлыст стегает пустоту. Рука с кинжалом делает мощные горизонтальные махи, клинок рассекает воздух. И следом переход в баллоне — прыжками передвигаюсь по залу сначала в одну сторону, затем в другую. Тело порхает, клинок продолжает рубить сверху вниз. Переход в ан дедан — вращение волчком по часовой стрелке, начинаю двигаться в нем. Именно по часовой стрелке крутился поток над макушкой клиента, и сейчас я это учитываю. Вращением своим вью тугой жгут будущих успехов, протаптываю тропу в рыхлом сугробе чужых недобрых намерений и досадных случайностей.

Останавливаю бег, переход — что-то вроде джиги. Топчусь и вышагиваю на месте, утрамбовываю достигнутый результат, закрепляю. Клинок сейчас в вытянутых руках, горизонтально лежит на ладонях. То низко кланяюсь земле, то выгибаюсь максимально, запрокидывая голову и поднимая руки к небу. Сейчас я во второй точке. Еще немного…

И опять взрыв! Жете ан авант — с ноги на ногу по кругу, высокий кабриоль — нещадно луплю в полете ногой об ногу, рассекаю пространство зала. Трепещут свечи, тени удивленно шепчутся по углам. Воздух становится густым и вязким, клинок режет его с мелодичным посвистом.

И еще каскад фуэте! Мой учитель балета — а было время, я обучался этому искусству вполне серьезно — остался бы доволен. Он говорил, что у меня есть будущее. Спасибо, учитель, сегодня я строю будущее других людей так же легко, как ты выпивал кружку крепкого пива после занятий со школярами.

Третья точка, самая ответственная. Теперь я выплясываю что-то наподобие горской лезгинки. Только не хожу по кругу, а вытанцовываю на одном месте, руки в это время работают с кинжалом — отмахиваю широко и свободно, перекидывая клинок из руки в руку, играю им. Закаленная сталь постреливает тусклыми бликами. В какой-то момент вижу, как острие наливается сочным малиновым свечением, кисть нещадно колет, по руке пробегают упругие волны…

И опять движение по кругу, в больших падеша взлетаю высоко над землей и парю, ноги тянутся в шпагат. Чередую падеша с револьтадами, закручивая тело в воздухе по часовой стрелке. Всё время по часовой стрелке. Во время махов — от плеча, с разворотом корпуса — с кинжала летят алые брызги. Тело наполняет пьянящий восторг, кружится голова, и хрустальные молоточки стучат в висках. Вот так, шире и сильнее, рублю всё ненужное, вредное и в то же время созидаю необходимое…

Из прыжка падаю на колени, замираю, припадаю к разогревшемуся клинку губами. Четвертая точка. Перед внутренним взором четко встает линия судьбы — такая, как надо, ровненькая, намертво вмороженная в ткань бытия. Зеленая улица для господина Бревиуса.

Вслед за танц-коррекцией приходит похмелье. Тело заливает горячий пот, в голове гудящая пустота, меня словно выпотрошили, как рыбу перед готовкой. На слабых ватных ногах иду в душ. За него тоже пришлось побороться с господином директором, считавшим душ ненужной роскошью. И ведь знал о моем методе работы, понимал, что после сеанса от меня пахнет, как от стада жеребцов после дикой гонки по степи, но всё равно сопротивлялся.

Теперь все мои усилия оправдываются: расслабленно, почти сонно стою под прохладными струями. Вода стекает по телу, унося напряжение, усталость, а вместе с ними и буйное счастье творчества.

В течение пяти долгих лет я честно служил в подотделе заштатного городишки в провинции, способствуя успешному развитию местной торговли и образованию новых супружеских пар. Однако три года назад где-то наверху скрипнули тайные пружины, непредсказуемо провернулись бюрократические жернова, грянула очередная реорганизация и меня перевели в столичный тринадцатый отдел АСА.

Теперь я чрезвычайно рад такому изменению в своей судьбе и сейчас, после сеанса, по инструкции обязан отдыхать не менее одного часа. Имею полное право!

 

Глава 2

Если подняться по лестнице, перекинуться парой слов со Столбом, улыбнуться Лили и пройти через приемную, то можно попасть в заднюю часть здания. Здесь располагается веранда, выходящая на задний двор особняка. Увитая диким плющом, тенистая и прохладная, она дает отдохновение утомленным операторам.

Возьмите легкий плетеный стул, присядьте за большой стол светлого дерева. Закажите чай, кофе или лимонад, булочки с конфитюром или швейцарский сыр и будьте уверены: чай подадут горячий и крепкий, а булочки — свежие. В жаркую погоду на веранде прохладно и тихо, осенью рабочие поставят остекление, и здесь можно будет посидеть с чашечкой какао, расслабленно глядя на потоки дождевой воды за стеклом.

В тринадцатом отделе служит пять операторов.

Стефан Стацки — живая легенда проекта. В системе с момента основания, а может, и раньше. С тех самых пор, когда существовал еще консультативный отдел Тайной полиции. Это опытный и умелый профессионал, у нас он за старшего. О себе распространяться не любит, но на его счету немало славных дел.

Выглядит Стацки желчным мужчиной хорошо за сорок. Невысокого роста, худощавого сложения, с грубым морщинистым лицом. Костюм, а он предпочитает цивильные костюмы от модных портных, сидит на нем, словно на вешалке. Волосы у Стефана совершенно седые, кожа желтоватая, а воротничок рубашки вечно несвежий.

Вне операционной он не выпускает изо рта толстую сигару, которая у него постоянно тухнет, и ветеран беспрестанно ее раскуривает, бросая на пол горелые спички. В кармане пиджака болтается неизменная фляжка с выдержанным коньяком, и хоть алкоголь в отделе строго запрещен, Стефан прихлебывает по глоточку. Стацки прощается многое.

Жан Клод Эйдельман — полная противоположность ветерану. Высокий мускулистый молодой человек, стройный и широкоплечий, из-под короткой челки смотрят наивные голубые глаза. Жан увлекается восточной борьбой, основанной на прыжках и ударах руками, ногами и головой, поэтому на лбу у него непроходящая шишка, которая, впрочем, его ничуть не портит. Он работает оператором второй год, опыта еще не набрался, и сложных случаев ему, как правило, не поручают. Но парень рвется в бой.

Помимо меня и указанных господ в штате состоят еще Венера Спай и Яков Патока. Венера — единственная известная мне женщина-оператор. Почему-то дамы не слишком расположены к нашей профессии. Яков — совсем молодой сенс-стажер, у него всё впереди. Сейчас ни нашей матроны, ни юного дарования поблизости не наблюдалось. За столом сидели Стефан и Жан Клод.

Разговор протекал вяло. Это было заметно хотя бы по чашкам собеседников. Молодой оператор почти допил свой чай, чашечка же ветерана была, напротив, полна. Я давно заметил, что Жан Клод — спорщик по натуре — увлекшись, забывает обо всем, и о чае в первую очередь. Стацки же во время содержательной беседы обязательно прихлебывает коньяк из фляжки, опустошив предварительно чайную посуду.

— …Вы этого, к счастью, не застали, — цедил Стефан. — Пятнадцать лет назад никто и помыслить не мог, что возможна другая жизнь. Без эрцгерцога, без всей этой одряхлевшей клики — князей-баронов-виконтов… Статус-кво казался незыблемым, и когда всё это рухнуло в одночасье — вы представляете, что началось в умах людей?! Левые и правые сомкнулись — революционеры, мечтающие о переделе мира, и сторонники крепкой власти на грани диктатуры пошли рука об руку, как воркующие голубки! Только что не целовались…

Стацки постепенно воодушевлялся, в его глазах появился задорный блеск. Старый оператор вспоминал молодость — я тихонько подвинул стул поближе.

— Тут подоспели умеренные. У тех, кто никогда не мог сказать внятно, что же им нужно от властей предержащих, вдруг прорезался голос! «Выборов!» — кричали все они хором! «Хотим выборов!» И получили Президента. Первого Президента — вот так будет правильно!.. — Он чиркнул спичкой, но раскурить сигару забыл. — Вы бы видели, что здесь началось!

Жан Клод слушал с легкой усмешкой. Конечно, всё это можно прочесть в архивах и даже в учебниках истории. Но Эйдельман — воспитанный юноша, он не прерывает старших. Да и в рассказах ветерана порой мелькали очень интересные детали и подробности, каких не встретишь ни в одном официальном документе.

— Ну представьте себе, молодой человек! Аристократы обеими руками держатся за свои привилегии. Их вотчины, гербы, закрытые клубы… Бла-бла-бла! Денег-то у старой гвардии было к тому времени уже немного, а возможностей заработать — и того меньше. Традиции, неписаные правила… да и пункты Устава Дворянского собрания не позволяли им ни торговать, ни служить. С другой стороны подпирали денежные мешки, — вчерашние менялы и торгаши, — способные купить иного графа, а то и князя с потрохами. Со всеми его ленными владениями, родовым гербом и высокородной спесью! Они мечтали быть со сливками общества наравне — ан нет! Скоробогачей аристократия не подпускала к себе и на пушечный выстрел.

Он всё же раскурил сигару.

— Наконец, появилась еще одна группа. Руководители среднего звена, коим несть числа и от которых частенько как раз и зависит равномерное и исправное верчение шестеренок государственной машины. А вкупе с ними предприниматели средней руки — опора экономики и двигатель торговли. До денежных мешков ни те, ни другие недотягивали — доходы не позволяли! В дворянские клубы их тоже не пускали — рылом не вышли! А люди эти, заключив союз и поддерживая друг другу, уже осознали свою силу. Им хотелось признания!..

— А как же конституция? — не выдержал Жан Клод. — Свод законов…

— Да, появились и конституция, и свод, — перебил Стацки, — но вопросов они не решили. Парламент заседал круглыми сутками — комиссия сменяла комиссию, сессия — сессию, за поправкой следовала поправка, а ситуация оставалась прежней. Работяги, те, кто как раз всё и производят, молча взирали на эту свистопляску, но долго так продолжаться не могло. Все понимали — еще немного, и полыхнет пожар народных бунтов! Тогда наверху поднатужились и родили Билль о правах. Этакий компромисс, разрешивший знати наживать состояния, заводчикам — получать из рук Президента титулы, а всем прочим, вернее, тем, кто оказался Президенту полезным, — примкнуть со временем к тем или другим. Но шансы у последних были невелики. Даже сейчас, через столько лет, посмотрите, господа, — много ли на ведущих должностях людей низкого происхождения? Дворянин на дворянине…

Я прихлебывал чай с лимоном и слушал с удовольствием — Стефан был неплохим рассказчиком. К тому же он увлекся — на свет появилась заветная фляжка. Чаю места в чашке не осталось, ароматный напиток окропил фикус, что стоит у окна веранды в древней деревянной кадушке.

— И вот прошло еще два года. Все — сверху донизу — изрядно устали от взаимных нападок, полумер и постоянной изматывающей борьбы, и кому-то пришла в голову идея. Было объявлено о проекте «Адаптация». Планировалось создать общенациональную сеть отделов и подотделов Агентства, этакую «службу всеобщего благоденствия»… Назвать идею гениальной трудно, но свою отвлекающую функцию она выполнила.

— А почему нет? — рассмеялся Эйдельман. — Плати денежки и получай прогноз, даже инструкцию — как быстро и без потерь прорваться к финишу первым!

Стацки снисходительно усмехнулся:

— Если не брать в расчет, что из-за плеча Агентства явственно проглядывают ушки Тайной полиции. Та́йники на протяжении многих лет занимались планомерным поиском сенсов. Вначале сами, потом основали Академию и сейчас присматривают за одаренными юношами. Следят за подготовкой профессиональных операторов. Не удивительно, что именно там, в департаменте Тайной полиции, появился консультативно-аналитический отдел. А это прогнозы, господа. Социального и политического развития…

— Всё это верно, — кивнул я, — без та́йников здесь, конечно, не обошлось. Но тема была интересна не только полицейским, ведь так? А политики? А высшая власть? Армия, наконец…

— Безусловно, — Стацки отхлебнул коньку, — начавшись под патронажем та́йников, дело быстро расширилось. И хотя у истоков Агентства стояли совсем другие люди, скоро заинтересованных сторон стало как блох на дворовой собаке. А консультативный отдел существует и сейчас, слегка изменив название. Но это уже другой вопрос…

— А те вечно закрытые двери, куда мы сдаем свои подробнейшие отчеты? Любой оператор задается вопросом — куда они потом уходят? Если это не контроль состояния умов — настроений, идей, тенденций, то я ничего не понимаю в нашей жизни! Мы не впервые говорим об этом, но вы всегда уходили от ответа, Стефан…

— А как вы хотели, Мартин? — вяло отмахнулся он. — Любое государство стремится себя обезопасить, следит за подданными, промывает им мозги…

— Так, может, это и было первейшей целью? А всё остальное — для доверчивых дураков, тех, кто хочет искренне верить, что у нас тут и впрямь равные возможности?

— А разве ваши прогнозы и рекомендации не помогают людям? — насмешливо возразил ветеран. — Конкретным людям в совершенно реальных житейских ситуациях?

Иронии в его словах было куда больше, чем желания ответить на вопрос. Ах, Стацки, никогда не поймешь сразу — где ты шутишь, а где вкладываешь в сказанное неявный смысл. Тот, который становится понятен лишь спустя некоторое время или под давлением обстоятельств — чрезвычайных и даже невероятных.

Недавно я стал замечать — Стефан приобрел странную способность выворачивать беседу, обычный застольный треп наизнанку. Переводить разговор на совершенно неожиданные темы. Раньше за ним такого не водилось, а вот теперь…

— Кстати, насчет промывки мозгов… Послушайте, Мартин, — Стацки прищурился, и я готов побиться об заклад, что дело было не в сигарном дыме, — а вы могли бы отсмотреть, если бы вам вдруг это чрезвычайно понадобилось, энергетику человека без его согласия? И построить произвольный вектор?..

Услышанное меня настолько ошеломило, что я не нашелся, что ответить.

— А энергетику ситуации, в которую вовлечена группа лиц? — продолжал он, глядя на меня испытывающе, с непонятным интересом. — Просмотреть и смоделировать конкретный результат?

— Глупости, Стефан. — Я слегка растерялся. — Никогда не слышал о чем-либо подобном…

— Тем не менее такие работы проводились, — задумчиво продолжил Стацки. Он смотрел поверх наших голов отсутствующим взглядом. — В самом начале. Я тогда был совсем молодым, начинающим оператором и многого не понимал…

— И что потом? — полюбопытствовал Жан Клод.

— Ничего, тема была признана негуманной, и ее свернули. С нас, участвовавших в работе, взяли подписку о неразглашении. Так что, господа, я только что нарушил инструкции, — он скупо улыбнулся, — прошу не выдавать.

Повисла пауза, но тут дверь распахнулась, и вошел посыльный:

— Господин Мартин, господин директор срочно требует к себе. Велел не откладывая…

Я раскланялся с коллегами и пошел к двери, чувствуя на спине испытывающий взгляд Стацки…

* * *

Директорствует в Агентстве господин Ганс Аусбиндер-Меерштрассер-Ладенау-цу-Бекрештоккер-цу-Грюненвальден… и прочая, и прочая, — попробуйте выговорить все имена высокородного аристократа! Воистину это по силам только герольду на приеме у эрцгерцога. Есть такой элитный клуб для дворян, где раз в месяц собираются все древнейшие фамилии города и тешат свое тщеславие. Да и пусть их. Так вот, поскольку в обиходе выговаривать все имена и титулы господина директора нет никакой возможности, то зовем мы его по-простому — господин Аусбиндер.

Его кабинет расположен на третьем этаже, и я поднимался туда со смешанным чувством. Экстренный вызов к начальству ничего хорошего не обещает по определению. Ну что можно услышать от директора, кроме въедливых вопросов и нудных поучений? С другой стороны, и промахов за собой в последнее время я не припоминал. Даже опозданий не было.

Хотя пунктуальность — это совсем другая статья. Опоздавших директор ловит прямо на входе, в приемной. Что же заставило его отправить за мной посыльного? Раньше такого не случалось… И странный вопрос Стефана…

В душе нарастала тревога. Чувство неловкости появилось еще на веранде, во время разговора со Стацки, и теперь усиливалось с каждым шагом, превращалось в неприятное предчувствие.

Постучав и услышав короткое «Войдите!», я толкнул тяжелую дверь и оказался в просторном кабинете. Массивный стол, два кресла для посетителей, картины на стенах. В шкафах красного дерева фолианты в толстых обложках свиной кожи, с тисненными золотом названиями на корешках.

Никогда не видел патрона читающим, никогда не видел открытой книги на его огромном, орехового дерева столе. Да и что, спрашивается, может изучать господин директор в служебное время? Как улучшить организацию работы в Агентстве? Параграфы должностных инструкций и уложений, я уверен, он знает наизусть! Всё это чистый антураж…

Но профессионалом господин Аусбиндер является крепким и руководить умеет. Внешность его навевает мысли о классическом портрете аристократа: высокий, сухощавый, с гривой гладко зачесанных седых волос и гордым профилем.

Директор имеет неприятную особенность не смотреть собеседнику в глаза. Зрит поверх голов, туда, где виднеется некая конечная цель всей нашей деятельности и, более того, всей нашей жизни. Всякий поймет, что господину Аусбиндеру дано видеть много больше, чем прочим смертным.

В кабинете патрон обязательно надевает очки в тонкой золотой оправе. Курить предпочитает очень дорогие сигары, что привозят из далеких заморских краев, а горький дым запивает крепким чаем. Однако сейчас чаем с сигарами не пахло, невостребованные очки сиротливо лежали на столе, зато взгляд господина директора с порога уперся прямо мне в глаза.

— Заходите, Мартин, присаживайтесь, — указал он на одно из двух кресел перед столом.

Второе было занято, и это оказалось сюрпризом не меньшим, чем прямой взгляд аристократа.

Кресло занимала Ева Долорес Мария Сантос-Д'Эспиноза-и-Гальярес-и-Ностре и прочая, и прочая. Попробуйте перечислить все имена высокородной! А Ева из очень старинного рода. Но еще важнее то, что она — эксперт.

Экспертная служба была образована сразу же после создания Агентства. Изначально предполагалось приглядывать за операторами. Ну, представьте себе: сидит человек в кресле, сосредоточенно хмурит брови, шепчет что-то неразборчиво. Говорит, мол, исправляет энергетику ситуации клиента, но поди разбери — может, прикидывает, как ему ловчее после службы сходить в пивную или пригласить на свидание соседку? А оклад получает немаленький, и выделяет его казна.

Возникла необходимость в контроле, но контролеры сразу же столкнулись с трудностями понятного характера — как залезть в голову сенса? Говорить-то можно всё, что угодно, но как установить правдивость слов? Однако эксперты принялись добросовестно отрабатывать свой хлеб.

Понимая, что внутренний мир оператора доступен только через общение, они разработали систему психологических тестов. Тогдашние эксперты вели с сенсами длительные беседы, пытаясь наладить контакт, некую духовную близость, даже дружеские отношения. Однако те быстро осознали свою исключительность и кастовость, на контакты шли неохотно и всегда помнили, что эксперт есть структура проверяющая. А какая дружба может быть с ревизором?

С другой стороны, эксперты тоже люди, и им не чуждо общее отношение к сенсам. Они, эти операторы, конечно, помощники, порой даже спасители, но они ж ненормальные! Что там в голове у этих чокнутых? А если его обидишь невзначай, не так оценишь деятельность? Возьмет, да и наколдует в отместку какую-нибудь гадость. Надо быть с ними осторожнее. Примерно такие мысли, достойные больше обывателя из Предместья, чем образованного эксперта, посещали порой их головы.

Шло время, методы работы Экспертного отдела менялись. От дружеских бесед отошли ввиду неэффективности последних, и постепенно сформировалась нынешняя система отношений. Появились глухие двери на втором этаже, за операторами закрепили постоянных экспертов.

Сегодня эта служба приглядывает за операторами и попутно контролирует настроения сограждан. Достаточно большие полномочия позволяют эксперту вмешиваться в работу оператора. Например, после поведенной процедуры эксперт может опросить (или допросить?) сенса, уточнить что-то по отчету и даже встретиться и побеседовать с клиентом. На деле эксперты редко пользуются своими немалыми правами, ограничиваясь просмотром отчетов и дежурными встречами раз в неделю.

Ева Мария Сантос курировала наш отдел и вела себя в рамках традиционной политики: пока всё идет гладко, клиенты довольны, а отчеты подробны и поступают вовремя, можно не суетиться и не мешать оператору. Но за время совместной службы у меня создалось стойкое убеждение, что такой уровень ее не устраивает.

Ева — гордячка! Высокородная гордячка и немножечко стерва с амбициями. Ей недостаточно рутинной работы в отделе, деятельная натура требует большего — размаха, головокружительных комбинаций с та́йниками, командных высот в АСА. Ничего этого пока нет, приходится возиться со штатными операторами и быть под началом директора, о котором она, судя по всему, не слишком высокого мнения. Отсюда постоянная маска холодности на красивом лице, подчеркнутая отчужденность ко всем и сугубый официоз в общении.

Вот и сейчас Ева Мария никак не отреагировала на мое появление — на ее узком лице застыло отрешенное выражение, табачного цвета глаза смотрят даже не на господина директора, а куда-то за его спину, в угол кабинета. Внешний вид до крайности строг: черные блестящие волосы стянуты в тугой узел на затылке, полное отсутствие косметики и украшений. На рукаве форменного костюма логотип Экспертного отдела — всё тот же распахнутый глаз, глядящий на вас через увеличительное стекло.

Она всегда строга, холодна и неприступна. А жаль, порой мне хотелось, чтобы госпожа эксперт была чуть-чуть приветливее. Но куда нам! — обычный штатный оператор, да еще сирота без титула не ровня высокородной аристократке…

Я осторожно опустился в свободное кресло, отбрасывая бесполезные и даже вредные мысли.

Госпожа Сантос продолжала изучать угол кабинета.

Директор побарабанил длинными холеными пальцами по полированной столешнице.

— Я собрал вас здесь, дамы и господа… — Директор запнулся, по-видимому, вспомнив, что он не на расширенной конференции сотрудников. Иногда патрона заносит. При всём своем опыте и умении угадывать желания начальства — первейшая и необходимейшая черта для чиновника! — на собраниях и форумах он чувствует себя увереннее.

Но сейчас вид у него был действительно растерянный. Что-то его беспокоило, а ведь смутить господина Аусбиндера нелегко. Он начал руководить отделом задолго до моего прихода, повидал на своем посту всякого и был опытным управленцем. Но теперь директор, похоже, не знал, с чего начать. Подыскивал слова.

— Опустим вступление, — наконец стряхнул он нерешительность и хлопнул ладонями по столу. — Суть дела: клиент обратился с жалобой. Сбой в работе случился не у нас, в пятом подотделе, но вы помните — это наша территория. Жалоба пришла в региональное бюро, а оттуда ее перенаправили к нам. Ставится под вопрос работа оператора, его компетенция, есть реальная угроза судебного иска и материальных претензий…

Я молча слушал, пока не очень понимая, каким образом жалоба на оператора из подотдела касается меня. Сам пять лет трубил в провинции. Как правило, подотдел — это крохотный кабинет, где ведет прием зачастую один, редко два сенса. Структуры разбросаны по городам и весям, принимают на себя немалую нагрузку, но квалификация операторов там разная. При затруднениях они, как правило, направляют клиента в ближайший отдел, в чем и заключается принцип территориальной подчиненности. Но какова моя роль в предстоящем разборе жалобы?

— Неделю назад, — продолжал директор, — клиент обратился к оператору пятого подотдела по вопросу, связанному с выполнением профессиональных обязанностей. Проще говоря, просил помощи в карьерном продвижении. Служит он в какой-то небольшой конторе, названия которой я не запомнил. Что-то связанное с торговлей зерном, ничего секретного или ответственного в помине нет. Была проведена стандартная операция адаптации. Имеются отчеты оператора и записи его показаний, снятые экспертами. — Господин директор постучал сухим согнутым пальцем по кожаной папке с вытисненным золотом логотипом АСА.

Я продолжал недоумевать. Для работы с операторами подотделов есть эксперты регионального бюро, там же и региональная администрация, можно было разобраться на месте. Обычно так и делается, крайне редко регионалы передают дела на территорию, только когда отчетливо пахнет осложнениями… И при чем здесь Ева? Она сотрудник другого уровня, у куратора городского отдела свои обязанности… Кстати, госпожа эксперт пока не выразила отношения к происходящему ни единым движением.

Директор наконец заметил мое недоумение и смилостивился:

— Я вызвал вас, Мартин, как одного из наиболее грамотных и опытных операторов. И, конечно, вашего куратора от Экспертного отдела, таковы правила. Дело в том, что после проведения стандартной, заметьте, именно стандартной операции адаптации на службе у клиента ничего не изменилось. Никакого продвижения не состоялось. Вместо этого его жена, назовем ее пока мадам N, на следующий день после процедуры пришла в тот же подотдел, к тому же оператору с предложением адюльтера. Получив категорический отказ, женщина покинула подотдел, но появилась вновь на следующий день и возобновила свои притязания. Так продолжалось три дня подряд. Сейчас несчастная в приюте для душевнобольных, в состоянии полного помрачения рассудка, а супруг возлагает вину за происшествие на Агентство…

Господин Аусбиндер удостоил меня еще одним прямым взглядом водянистых глаз. Воистину сегодня примечательный день! Но то, что я услышал, было полной неожиданностью.

Случалось, операции не приводили к ожидаемому результату. Бывало, клиенты ждали от нашей работы больше того, что мы могли им предложить. Рассчитывали на быстрое и незатруднительное решение своих проблем, а это не всегда возможно. Недовольные в любом случае найдутся. Но получить совершенно иной, неожиданный эффект, рядом не лежавший с ожидаемым результатом?..

— Вы позволите несколько вопросов, господин директор?

Господин Аусбиндер склонил голову и стал похожим на старого мудрого грифа.

— Может такое случиться, что мадам N была больна еще до произошедших событий?

— Исключено. Мадам служит сестрой милосердия в госпитале Святой Барбары.

Это многое меняло. Госпиталь Святой Барбары славится далеко за пределами Республики. Там светила медицины проводят сложнейшие, уникальные хирургические операции, туда обращаются за помощью самые известные и знатные люди со всего света. Соответственно, персонал жесточайше отбирается и контролируется. Душевнобольная женщина никак не могла попасть в ряды сотрудников этого госпиталя.

— Совпадение по времени? Может, она заболела только что и начало болезни совпало с визитом супруга в подотдел?

— Сомнительно. — Господин директор слегка покачал головой. — Во всяком случае, психиатры так не считают. Они вообще не могут понять, что происходит с пациенткой. Картина болезни не укладывается ни в одну схему, поставить диагноз врачи не в силах.

— В таком случае, быть может, связь между оператором и мадам действительно имела место? Это объяснило бы многое…

— Клиент от подобных предположений приходит в ярость, уверяет, что его супруга была верхом благочестия. Могу добавить, что к делу подключились оперативники Тайной полиции, опрошено большое количество свидетелей, знавших пострадавшую, а также ее мужа. Установить какие-либо контакты между оператором и мадам N до последних печальных событий не удалось. Мы вынуждены считаться с версией, что они ранее не были знакомы.

Вот так-так — сразу подключили та́йников! Уже само по себе это событие экстраординарное. Я помнил лишь несколько дел, когда с ходу вступали оперативники, в том числе знаменитое дело о похищении наследника. Обычно Агентство старается решать свои проблемы само, без постороннего участия.

— Действительно, много непонятного. Включая то, чем я могу помочь в данной ситуации, господин директор.

Господин Аусбиндер помолчал, пожевал губами и в третий раз посмотрел мне в глаза:

— Об этом и речь, Мартин, — несмотря на молодой возраст, вы у нас один из лучших сотрудников и достаточно опытны. Я хочу поручить это дело вам. Необходимо обследовать оператора. Поговорить с ним… Сейчас в Ставке решается вопрос о гипнотическом воздействии, может, и так — поговорить под гипнозом. Главное — увидеть линию судьбы, которую он построил, проверить вектор. Если попутно сумеете что-то исправить, бог в помощь, но основное — мы должны очиститься от обвинений. Если эта чертова тетка сумасшедшая, — он поднял сухой указательный палец, — что было бы самым простым и самым лучшим ответом на все вопросы, то нам придется это доказать. — Лицо господина директора затвердело, на нем читалась нешуточная решимость. — Если имела место супружеская неверность и теперь партнеры выгадывают какой-то свой интерес и путают всех нас, — нам придется вывести их на чистую воду.

— Может, просто провести повторную процедуру клиенту?

— Пострадавший и слушать об этом не хочет! Скорее он засудит всех нас, Мартин. Всё это теперь нельзя оставить как есть, необходимо внести в историю полную ясность. И снять обвинения с Агентства. Работать придется с оператором, и работать придется вам…

— И последнее, господин директор, почему я? У нас в отделе есть куда более опытные работники. Например, Стефан Стацки, кавалер ордена «Большого Орла»…

— Поверьте, Мартин, предложение сделано вам, но другие варианты тоже были рассмотрены, — прервал меня господин Аусбиндер. — Мы уверены, что вы справитесь с задачей, и назначение уже согласовано на самом верху. К слову сказать, сам Стацки рекомендовал именно вас.

Вот это мне не понравилось. Что это Стефан отказался от задания? Трудностей он не боится, опыта и умения через край. Не захотел связываться?

— Вопрос решенный, оператор Мартин. — Ева Мария наконец повернулась ко мне и одарила взглядом своих чудесных, удивительного табачного цвета глаз. — Работать будем вместе. Любое содействие с моей стороны гарантировано. И я хочу быть в курсе всех ваших намерений, Зрячий. Постоянно.

Она смотрела на меня в упор, чуть изогнув бровь, а я думал о том, что всё это как-то странно и не к добру: подключившаяся с первых шагов Ева, отказавшийся Стацки и растерянный директор.

— Забирайте документы и приступайте немедленно. На втором этаже для этого приготовлен двадцать второй кабинет. Курировать вас будет эксперт Ева Мария Сантос. Как всегда… — Господин директор подвинул уже знакомую папку и посмотрел куда-то поверх моей головы.

* * *

Кабинет двадцать два на втором этаже Агентства встретил меня не слишком радушно. Слишком неуютно и голо. То ли дело моя операционная. Но выбирать не приходилось. Сказал директор работать здесь, значит, так тому и быть.

Посреди комнаты совершенно пустой стол и два стула. В одном углу рукомойник, в другом — сейф. Вот это, пожалуй, единственная примечательная деталь интерьера. Сейфы в наших помещениях редкость, да и кому они нужны, эти громоздкие железные ящики? Что в них хранить, от кого оберегать? Разве только… Вот оно как! Похоже, я попал в кабинет бойца невидимого фронта.

Сегодня Агентство раскинуло густую сеть своих структур на всю страну — региональные бюро, отделы и подотделы, Центральный департамент, который мы между собой называем Ставкой. Система исправно собирает информацию и прокачивает ее в таинственные кабинеты, где обитают молчаливые люди с незапоминающейся внешностью.

Стефан прав: первоначально идею подали массам как перспективу равных возможностей для всех. За определенную плату любой гражданин Республики мог подать заявку в АСА, прийти на прием к оператору и получить рецепт преуспеяния, решение насущных проблем. Рождалась своеобразная «служба успеха», призванная помочь каждому в достижении намеченных целей.

На деле всё получилось несколько иначе. Во-первых, стоимость процедуры оказалась не столь уж мала, и позволить себе взнос мог не каждый. Во-вторых, люди с опаской относились к сенсам. Воздействие рекламировалось как доброе волшебство, помощь, призванная облегчить жизнь, но многие видели в нем непонятное, а потому страшноватое действо с неизвестными последствиями. Далеко не все решались на операцию адаптации.

С течением времени страхи эти потускнели, утратили былую остроту. У службы появилась добрая слава, ее несли люди, которым процедура реально помогла преуспеть. Поток клиентов увеличился.

Однако коммерческим предприятием Агентство так и не стало. Но и отказываться от сети отделов правительство не собиралось. По моему твердому убеждению, причина заключалась как раз в источнике информации. В первую очередь наша служба необходима Тайной полиции для контроля над умами.

Наконец, существовал еще один аспект. Официально работа оператора регламентируется определенными правилами, которые запрещают давать советы, несовместимые с этикой и моралью, не говоря уже о прямом нарушении закона. Практически же сенс не исповедует клиента, не вникает в этические подробности. Может сложиться так, что мелкий служащий затребует схему, как ему лучше подсидеть директора; наследник третьей очереди попытается вступить в наследство, минуя прямых претендентов; коммерсант — ловчее обмануть партнера.

Вот еще одна причина, по которой мы пишем подробнейшие отчеты и сдаем их в те самые кабинеты. Молчаливым людям с незапоминающейся внешностью, среди которых Ева Мария приятное исключение. Драгоценное украшение среди безликих истуканов.

Теперь можно посмотреть, в каких условиях трудятся бойцы невидимого фронта. В спартанских, прямо скажем. Я присел на жесткий стул, положил на пустой стол заветную папку и закурил папиросу. Пепельница имелась.

В документах ничего необычного не обнаружилось. Некий господин, назовем его Х, обратился в подотдел со стандартным заявлением. Оператор Корг принял к обслуживанию… Стоп. Оператор Корг. Неожиданность и какая-то неправильность назначения не давали мне покоя. Парень имеет такое же простое, односложное поименование, как и я. Может, в этом всё дело?

Сословность в нашем обществе довольно запутана. Например, Венера в любом официальном документе будет прописана как «оператор В. Спай». Жан Клод имеет двойное имя, а поименование тоже будет простым — оператор Ж. К. Эйдельман. Но вот Стацки — другое дело, как кавалер ордена «Большого Орла» он имеет двойное поименование — Стефан Стацки.

Ну и дворяне: там при соблюдении официоза будут называться все имена, какие есть. На службе можно обратиться к Еве «госпожа Сантос», это допускается. Можно про себя назвать ее несравненной Евой, или прелестницей Евой Марией, или еще как душе угодно, но в документе будут прописаны все три строчки ее имен и титулов. А если понадобится, то и произнесены вслух.

Если бы в деле был замешан аристократ, а среди операторов они встречаются, хоть и очень редко, меня, скорее всего, к делу не подпустили бы. А тут Корг, и всё. Парень тоже из приюта, круглый сирота, как и я. Только у нас, приютских, нет ничего, кроме имени.

Может, начальство решило, что штатный оператор будет откровеннее с таким же, как и он сам? Один сирота с другим? Может, рассчитывают, что я хорошо знаком со службой в подотделе и мне легче окажется разобраться? Но Стацки вызывал бы у Корга помимо доверия еще и почтение, и поговорить ветеран умеет на равных… Странно всё как-то…

Итак, господин Х обратился в подотдел с весьма нередкой заявкой: помочь наладить отношения со старшим приказчиком. Для взаимопонимания и нужно-то было — провести выгодную торговую сделку. Вот тут он и просил подсказки: с кем, как именно, в какие сроки. Ничего необычного, здоровые карьерные устремления.

Судя по отчету, оператор установил границы ситуации, выявил составляющие — старший приказчик, контрагенты, поставщики. Проделал, и довольно грамотно, немалый объем работы и провел стандартную процедуру: вышел на информационный уровень, прочел энергетические каналы и определил опорные точки.

В отчете всё прописано: последовательная четырехуровневая конструкция, шесть опорных точек, из которых «горячими» являлись только три. На второй висел «гвоздь», судя по описанию, не очень-то и мощный. Скорее всего, взаимное непонимание в каких-то вопросах, амбиции… Именно этот «гвоздь» портил всё дело. Корг дал толковые советы — ситуация вырисовывалась вполне управляемая — и отпустил клиента с чистой совестью. По бумагам всё гладко…

Что же случилось дальше? Почему всё обернулось таким неожиданным и страшным образом? Почему сделка не состоялась, а мадам N принялась донимать сотрудника АСА? Имея вполне благополучную, по уверениям большинства опрошенных людей, семью. Двое детей, пяти и семи лет, вполне обеспеченный муж, мир и благоденствие в доме. Никаких поползновений на сторону ранее…

Оператор пишет, что ясно видел линию судьбы клиента, отработал ее «доступным образом». Именно так коллега счел возможным назвать деликатный момент финта, то, что я называю танц-коррекцией, и то, что никто из сенсов не раскрывает и не описывает детально.

Далее следовали показания свидетелей благонравия супруги клиента и его самого. Соседи, домовой староста, приказчики из торговой компании, сестры милосердия и врачи госпиталя Святой Барбары — работенка та́йниками проведена немалая. И нигде ни одной зацепки, всё гладко. Из бумаг следовало, что семья абсолютно благополучная.

Пепельница наполнялась окурками. Ничего путного на основании документов придумать не получалось. Окажись я на месте Корга, делал бы всё точно так же, а потом составил бы точно такой же отчет и так же недоумевал бы: почему правильно отработанная линия судьбы привела не к успешному гешефту, а в психиатрическую лечебницу?

Есть еще один метод. Можно попробовать поработать с документами на энергетическом уровне, так же примерно, как и с человеком. Я сел насколько возможно удобно, расслабился. Начал вспоминать сухие строчки протоколов, отчет оператора и попытался представить себе его и проведенную им процедуру. Я никогда не был в пятом подотделе, не знаю, как выглядит Корг, не видел клиента, поэтому включил фантазию.

Перед прикрытыми глазами встала комната, как две капли похожая на мою операционную — да и откуда взяться другому образу? Можно придумать интерьер и внешний вид незнакомых мне людей. Попытался представить себе участников событий, услышать вопросы и ответы. Поиграл с обликами, потасовал образы…

Ничего путного не получилось: картинка вышла блеклой, фразы пустыми, а внешность участников расплывчатой. Нечего зря терять время…

И уже на выходе из релаксации неожиданно на границе поля зрения мелькнул силуэт черной птицы. Вдруг стало зябко. Резкий звук — будто крылья хлопнули! — прорезал тишину. Тень метнулась по комнате, скользнула по мне — и сразу торопливо, с перебоями забилось сердце. Перехватило дыхание.

Я непроизвольно дернулся от стола в угол — защитная реакция. Птица смогла бы атаковать и там, только делать этого не стала. Черной тенью метнулась она к окну, и в следующий миг всё исчезло.

Я жался в углу чужого кабинета: дрожащий, испуганный, не понимая, что произошло. По спине текла горячая струйка пота, руки дрожали. Мозг лихорадочно искал ответ — что это?! Или кто?! Как такое вообще стало возможным? В реальной опасности птицы я не сомневался ни секунды, даром, что выглядела она тенью — видением, мороком, порождением задремавшего разума… Меньше всего хотелось бы мне встретиться с такой фантазией вновь!

Возвращаться к столу почему-то очень не хотелось.

* * *

В этот самый момент дверь без стука отворилась, и вошла госпожа региональный эксперт Ева Мария Сантос. Выражение холодной неприступности на ее красивом лице сменилось легким удивлением. Я с трудом переводил дыхание, а Ева уже отреагировала:

— Что, оператор Мартин, ищете в углу истину? — Она насмешливо прищурилась и прошла к столу. — Всё правильно, истина не любит открытых освещенных пространств. Она прячется по темным пыльным углам. Но вооруженный фонарем истинного видения Зрячий всё равно ее отыщет.

Все-таки она стерва! Надменная, холеная, высокородная стерва. Даже перенесенное только что потрясение не могло затмить закипавшее в душе негодование. Применять в данном случае наше кастовое самоназвание — верх бестактности, но в этом вся Ева Мария! Ей глубоко плевать, что подумают другие. А может быть, просто делает вид, что плевать, но мне от этого не легче.

Я выбрался из облюбованного угла и уселся на свободный стул. Как-то так получилось, что госпожа эксперт теперь сидела на моем месте, а я — на стуле для посетителей. Сказано, урожденная аристократка — акценты вмиг расставлены, дистанция определена, право первой руки не вызывает сомнения.

— Как вам показались документы? Судя по благородной бледности, не иначе как на вас снизошло откровение свыше. Признавайтесь, какое гениальное открытие вы сделали?

— Дело обстоит как раз наоборот, госпожа Сантос, — промямлил я. — В бумагах ничего интересного я не обнаружил…

О видении говорить совсем не хотелось. Тем более, я еще не определил для себя, как к нему относиться — то ли это галлюцинация, то ли серьезное предупреждение? Скорее, второе, но необходимо время. Нужно подумать в спокойной обстановке, вспомнить всё детально, постараться оценить…

— Очень плохо, оператор. Вы зря потратили два часа казенного времени. Может, вычесть эти деньги из вашего оклада?

В ее голосе звучала откровенная насмешка, почти издевка. Но удивительно, я почти успокоился. Расслабился — перестали дрожать руки, выровнялось дыхание. Всё-таки нас теперь двое.

Мы работаем вместе полгода, с прошлой зимы. До Евы нас курировал господин Дортенд. Ни имени, ни поименования его мы не знали, он сам настаивал на таком обращении — господин Дортенд, и всё. Это был типичный клерк: невысокого роста, сухонький, невзрачный, с незапоминающимися мелкими чертами лица.

Он встречался с операторами раз в неделю, строго по графику, расписав для каждого свой день. Задавал дежурные вопросы, говорил традиционные слова о гуманности нашего дела и исчезал до следующей встречи. Даже во время памятных событий, связанных с похищением наследника, когда весь отдел встал на дыбы и работа шла круглосуточно, он ухитрялся оставаться незаметным, как бы в стороне от происходящих событий.

Юноша был похищен террористами «двадцать-двенадцать». Организация эта прорицает скорый конец света. Цифра 2012 имеет для них некое мистическое значение, смысл которого сокрыт в туманных образах из забытых пророчеств и древних легенд. Накануне этого печального события члены организации, а проще говоря, бандиты, занимались грабежами, похищением людей и вымогательством в самой неприглядной форме. Практиковали крайнюю жестокость и оправдывали самые тяжкие свои преступления неизбежностью божьей кары.

Похищение было совершено дерзко, среди бела дня. Преступники потребовали за заложника миллион золотом. Стацки отследил ситуацию, помог полиции найти «крота» в их рядах и даже — редчайший случай! — смог вычислить загородный дом, где прятали похищенного. В результате та́йники провели блестящую операцию, Стефана наградили орденом «Большого Орла», а его прогноз попал в анналы как классический пример работы с информацией.

Я успел поучаствовать тогда, помогал Стацки и снискал его благосклонность — заслуженный мастер начал относиться ко мне если не как равному, то с большим пиететом. А вот Еве такая возможность пока не представилась.

Усмешка тем временем исчезла с ее губ, лицо стало задумчивым, а взгляд — прицеливающимся. Под тугим узлом волос, в точеной головке шла упорная работа мысли.

Из недр стола Ева извлекла высокий стакан, наполнила водой и поставила передо мной.

— Послушайте, Зрячий, — негромко проговорила она и села напротив. — Нам с вами надо очень постараться и дать результат. Господин директор поведал мне приватно, что кое-кто пытается свести дело к заболеванию женщины. Подумаешь, просто сумасшедшая, место которой в госпитале, под неусыпным присмотром врачей. С кем не бывает? На худой конец, другая, но тоже обычная ситуация: оператор тайно встречался с женщиной, обоих это устраивало, а потом всё пошло не так — может, он решил ее бросить, разлюбил или еще что-то… Мужчина начал рвать отношения, женщине это не понравилось. Далее по уже известному сценарию — от неразделенной любви у бедняжки помутился рассудок. Снова дело житейское, к Агентству никакого касательства не имеет.

Я глубокомысленно кивал в такт ее словам, прихлебывая воду.

— Но только дело обстоит совершенно не так. — Последняя фраза прозвучала так резко, что я невольно вздрогнул. — Есть информация, что это не первый случай, когда оператора используют в каких-то непонятных целях. Именно так — используют! Впервые это произошло пять месяцев назад, в Абитаре, небольшом городке на юге Республики. Там рассматривался матримониальный заказ: молодой мужчина решил жениться. Свадьба состоялась, и всё бы хорошо, но у невесты была родная сестра. Так вот — в роли жены оказалась она. Сватался к одной, а женился совсем на другой.

Ева откинулась на неудобном стуле, легким движением погладила пальчиком переносицу.

— Оператор клялся и божился, что делал всё правильно, линию судьбы вывел в направлении, заказанном клиентом. Как такое могло случиться, он объяснить не смог. Будто взял кто-то и передвинул вектор с одной цели на другую. Рядом расположенную. К счастью, скандал не разразился — незадачу уладили внутри семьи полюбовно. Отцу было безразлично, которая из трех дочерей выйдет за достойного человека. Молодые тоже как-то между собой договорились. Но факт осел в архиве как не поддающийся объяснению. А это плохо, когда мы не знаем, что происходит в результате информационного воздействия. Такого Экспертная служба позволить себе не может…

Я забыл про воду. Сейчас госпожа инспектор открывала мне секретную информацию, в этом сомнений быть не могло. Ничего подобного я ранее не слышал, слышать не мог, да и не должен был. История поворачивалась неожиданным ракурсом, начинала играть новыми красками. Что же здесь так цепляет надменную красавицу? Разве рискнула бы она без веской причины пойти на серьезное нарушение устава? Не тот человек Ева Мария, чтобы откровенничать с оператором ради приятного общения. Совсем не тот…

— Повторный случай был зафиксирован спустя три месяца в Капиталле, — продолжала Ева Мария. — Обычная процедура с мелким банковским служащим, призванная способствовать его карьерному росту…

— Его тоже женили? — не выдержал я. — На дочери директора банка?

— Нет. — Ева улыбнулась, и я поразился, насколько идет ей улыбка. — Сети Гименея на сей раз оказались ни при чем. По роду службы клерк принимал почту у курьеров и передавал ее по инстанции. Однажды он задержал одно письмо и передал другое. Не по назначению. В результате казначейская карета отвезла мешок с деньгами совершенно иному получателю, которого потом не нашли. Ошибка обнаружилась не сразу, а чуть позже выяснилось, что служащий накануне был на процедуре. Дальше уже знакомо: клерк быстро и качественно сходит с ума, продолжать дознание в этом направлении не представляется возможным. Оператор пребывает в полном недоумении — все его действия укладываются в общепринятые схемы работы.

— И вы полагаете, что кто-то опять передвинул вектор?

— Полагаю.

— Кто проводил расследование? — Я немного вольничал, вставлять вопросы в беседе с вышестоящим начальником не принято, но госпожа Сантос не обратила на это ровным счетом никакого внимания.

— Регионалы. Имена называть ни к чему, но уверяю вас, Мартин, компетенция господ достаточно высока. Была создана совместная комиссия из экспертов и операторов, — я невольно отметил, что экспертов она поставила на первое место, — по заключению которой оператора признали невиновным. Это не было ошибкой в процедуре, Мартин. Это было целенаправленное воздействие. Теперь сомневаться в этом не приходится — кто-то активно разрабатывает методы перехвата линии судьбы, произвольно меняет ее направление и получает результат.

— А банк? — оторопело спросил я. Всё, что я сейчас услышал, еще не поместилось в моей голове.

— Банк? — Ева Мария недоуменно поглядела на меня своими удивительными глазами. — Банку Агентство выплатило компенсацию. Из своих резервов. Вы понимаете, что это дело должны поднять мы? Та́йников привлекли втемную, они пока собирают информацию, не зная всех обстоятельств. Но долго так продолжаться не может. Скандал набирает ход, и скоро количество участников достигнет того уровня, когда места для секретов не останется. Мы должны успеть первыми, оператор.

Теперь я начал кое-что понимать. Еве необходимо громкое дело, масштабное, с широким резонансом в пределах как минимум Агентства. Дело, на котором можно будет совершить карьерный скачок наверх, к ключевым постам. Мне тоже карьерные устремления не чужды, но еще больше меня заинтересовала суть происходящего. Я и предположить не мог, что такое возможно — перехватить вектор и перенаправить его в произвольном направлении!

Как там спрашивал Стацки: «А вы могли бы отсмотреть, если бы вам вдруг это чрезвычайно понадобилось, энергетику человека без его согласия? И построить произвольный вектор?..»

А далее Стефан сказал: «Тем не менее такие работы проводились…» Что имел в виду старый оператор? И что он знает?

 

Глава 3

В свое время в Академии нам преподавали специальный предмет — работа с клиентом, находящимся в состоянии гипноза или под действием инъекции «сыворотки правды».

Гипнотизер после ввода объекта в транс дает установку на полную и безоговорочную правдивость. Готовность к сотрудничеству становится абсолютной, и объект рассказывает даже то, что в другом случае попытался бы скрыть. Учтем, что устная информация для меня второстепенна, важнее, какие образы и схемы появятся в голове объекта.

Нужно поймать момент, когда оператор увидит линию судьбы, и проследить, как он оценит и построит вектор. Весь фокус гипноза заключается в том, что при отключении сознательной сферы обнажается подсознание, контакт становится максимальным и мои возможности многократно увеличиваются.

Считается, что гипнотическое состояние клиента значительно облегчает работу, но на практике я такого никогда еще не делал. Методы суггестии в отношении граждан запрещены законами Республики и применяются только с ведома Генеральной прокуратуры. В случаях, когда преступления представляют особую опасность для общества, выдается специальное разрешение на воздействие. И случаи эти можно пересчитать по пальцам одной руки.

Суть происходящего не давала мне покоя. Ускользая от ясного понимания, события, что мне открылись, вызывали неясную тревогу, наподобие ноющей зубной боли. Вроде бежать к дантисту сломя голову рано, но задуматься о визите вполне своевременно.

Во время обучения мы с Наставником не раз обсуждали возможности применения дара сенсов в криминальной среде. Мошенничества с недвижимостью, перевод денежных средств, липовые завещания и долговые расписки, многое другое становилось доступно оператору, если бы он вдруг решился использовать свои знания и умения во вред клиенту. Но отчет о процедуре тщательно изучают эксперты, а строить вектор без взаимодействия с клиентом до сих пор считалось невозможным.

И всё-таки преступления редко, но бывали. Нашумевшей историей — нашумевшей, естественно, в узких кругах сенсов — стал случай с оператором седьмого отдела. В течение месяца он, по сути, руководил деятельностью небольшого банка. Директор и управляющий обращались за консультациями, оператор принимал их раз за разом, но векторы строил так, что деньги утекали третьим лицам. В итоге банк разорился, а злоумышленники обогатились на очень значительную сумму.

Однако дело было раскрыто, виновные найдены и наказаны. Выяснилось, что жену и дочь оператора эти самые третьи, заинтересованные лица удерживали в заложниках. Теперь вот снова похожая комбинация. Но есть и отличие. Кардинальное. Там оператор сознательно использовал служебную информацию в преступных целях. Пусть и по принуждению, но выполняя свою основную работу. Тут же — оператор клянется всем святым, что проводил стандартную процедуру, но вот эффект…

Эффект оказался совершенно иным.

Значит, вновь встает зловещая тень методики, дающей контроль над поступками человека.

И тут вспомнилась черная птица, и опять по телу прошла дрожь. Привиделся мир людей-марионеток: по улицам Капиталлы, по проспекту Свершений идут идеально ровные колонны. Застывшие лица, устремленные в одну точку глаза, механические монотонные движения…

Меня передернуло. Неужели бредовые идеи и досужие вымыслы о навязанном поведении могут воплотиться в реальность?

* * *

— Ну же, Зрячий! — Ева нетерпеливо теребила мой рукав, выводя из задумчивости. — Вы осознали важность происходящего? Готовы действовать решительно?!

— Да, госпожа эксперт, сделаю всё, что в моих силах, — твердо ответил я.

Мне теперь покоя не даст вопрос — что же случилось? Действительно возможно строить векторы без согласия клиентов или здесь что-то другое? В любом случае загадка эта требовала решения. Да и успешно проведенное дело не помешает. Утвердить свою репутацию в Агентстве — это мне на руку.

— Рада, что я в вас не ошиблась! Теперь вот что, бросайте копаться в бумажках. Всё равно из них ничего нового не выжать. С минуты на минуту привезут Корга, а гипнотизер уже находится в директорском кабинете. Я лично ходатайствовала перед региональным директором о подключении лучшего специалиста в этой области. Не будем терять времени на лишние разговоры и неэффективные методы дознания. Ах, если бы я сама могла его протестировать! — Ева азартно сжала кулачок. — Увы, бог не дал такого таланта. Поэтому всецело полагаюсь на вас. Проведите оператора по всем уровням, отследите все каналы и опорные точки, но найдите разгадку этой тайны!

На ее щеках проступил румянец, глаза сверкали, нежно очерченные губы сжались упрямой складкой. В сердце у меня что-то екнуло. Вот уж не думал, что могу залюбоваться госпожой экспертом…

— Куда доставить клиента? — Она перешла на деловой тон.

— В кабинет, там привычнее…

— Я так и думала и, уж извините, сама дала соответствующие указания. Ступайте, Мартин, и помните — в ваших руках сейчас ваше будущее. И не только ваше. Мы, аристократы, добро помним, Зрячий, это у нас в крови. И да поможет вам бог…

А ведь действительно, понятия о чести у благородных на недосягаемой для простых смертных высоте, и в некоторых вопросах они чрезвычайно щепетильны. Я еще раз взглянул на Еву Марию — да, такая действительно поможет в продвижении по службе.

Я покинул кабинет и направился в операционную. Улыбаться Лили или обсуждать со Столбом предстоящий боксерский матч желания уже не было, я настраивался на свой бой — с непонятным и грозным явлением. Если б знать тогда, чем всё это закончится…

На ступенях лестницы широкими мазками расплескались багряные цвета заката. Невольно подумалось — как запекшаяся кровь, но я тут же попробовал одернуть себя. К чему такие мрачные сравнения! Предстоит знакомое дело: провести процедуру, как делал это уже много раз…

Нет, шептал внутренний голос, не просто процедуру, и ты прекрасно знаешь это. Зачем себя обманывать? Перед тобой будет не рядовой клиент, а твой коллега, оператор. Ты не ставишь себе обычную цель — устроить счастливый брак или подсадить кого-то на теплое местечко, — а собираешься оживить построенный вектор, повторить состоявшееся действие. Одно это уже для тебя внове. Ты хочешь разобраться в событиях, которые не должны были произойти в принципе, но произошли…

Я толкнул дверь и шагнул в операционную. Одновременно с этим открылась дверь для посетителей, и незаметный человек в штатском завел оператора Корга. Его сутулая грузная фигура мелькнула в проеме, а потом он зашаркал к креслу. Виден опыт, даже подсказывать ничего не нужно.

В операционной присутствовал еще один участник предстоящего действа — пухленький коротышка с внешностью знакомого с детства доброго доктора Неболита. Старомодное пенсне, бородка-эспаньолка, пухлые розовые щечки. Лицо лучится улыбкой. Это и есть гипнотизер, понял я. Вот так, улыбаясь, он и выворачивает мозги наизнанку…

Корг опустился в кресло и поднял лицо. Посмотрел на меня, и сердце мое болезненно сжалось. Такого страдания мне еще не приходилось видеть: полные мировой скорби глаза, трагически опущенные, как на старинной театральной маске, уголки рта, печально обвисший нос. Человек, сумевший выразить столько горя на лице, не может быть злоумышленником. Права не имеет.

Что же случилось с тобой, парень? Кто же так жестоко с тобой обошелся? Это и предстояло выяснить…

— Приступим? — ощерился Неболит и весь подался к креслу с застывшим Коргом.

— Да, доктор, начинайте, — откликнулся я.

Улыбка исчезла с его лица, будто ее стерли мокрой тряпкой. Кошачьей походкой гипнотизер двинулся к креслу, натягивая на ходу черные замшевые перчатки. Весь он был облачен в темные одежды и за счет мягкости движений терялся на фоне операционной, сливался с интерьером. Как бесплотная тень, как морок в полуночный час.

Подойдя к оператору, забормотал успокаивающим голосом с мурлыкающими модуляциями:

— Дорогой мой коллега, расслабьтесь. Вы должны мне довериться. Садитесь поудобнее, ручки свободнее, вот так… и расскажите всю правду о событиях недавнего прошлого. Здесь собрались не враги — друзья. Мы хотим вам помочь, но и вы должны откликнуться на наш призыв…

Продолжая убаюкивать клиента бархатным голосом, специалист извлек из кармана хрустальный шар с огромным количеством мелких граней и расположил его перед лицом Корга. Луч от светильника упал на грани, и те сразу откликнулись острыми иглами света.

Из-за того что доктор был едва виден, а рука его облачена в темную перчатку, казалось, что переливчатый шар висит в воздухе сам по себе. Слегка вращаясь, сияя всеми цветами радуги.

Я прикрыл глаза — пусть специалист занимается своим делом, мне тоже нужно настроиться. Пусть ничего принципиально нового делать не придется, но и проводить подобные процедуры самостоятельно мне еще не случалось.

Интересно, что разрешение на гипновоздействие выдано фантастически быстро. Бюрократическая машина во всех сферах жизни работает примерно одинаковым образом, и такая оперативность могла означать, что мы столкнулись с чем-то очень опасным, угрожающим устоям государства. Либо приложил руку кто-то очень влиятельный и своей властью подвигнул неторопливых чиновников к активным действиям. Либо и то и другое вместе…

Я волновался. Всё-таки передо мной был оператор, попавший в непростую и опасную переделку. Такой же сирота, как и я, пробивавшийся в жизни сам. Может, не слишком талантливый и удачливый, но свой. Какие чувства я к нему испытывал? Радость оттого, что всё это произошло не со мной? Сочувствие? Ведь на месте этого парня мог быть любой из нас. Каждый оператор может оказаться под угрозой, и я в том числе!

Да, все эти мысли меня занимали, но еще — жгучий интерес к тому, как это могло произойти.

— Оператор… — услышал я и открыл глаза. — Клиент готов. Можете беседовать. Лучше задавать конкретные вопросы, обращаясь непосредственно к объекту по имени. Но у вас своя специфика, поэтому… Можно вызвать объект на разговор, пусть он рассказывает сам, только направляйте в нужное русло.

Гипнотизер жестом фокусника убрал свой волшебный шар, мягко отступил от кресла и тут же потерялся в тени у стены.

Я приблизился. Лицо коллеги, успевшего за короткое время стать «объектом», изменилось, стало неживым. Веки прикрыты, глазные яблоки утекли вверх, щеки и нос обвисли еще больше, но уже по-другому. Как-то безысходно…

— Приветствую тебя, оператор Корг, — начал я негромко. — Я — оператор Мартин, тринадцатый отдел. Сейчас мы будем работать. Это очень важно, нужно разобраться в том, что случилось. Постарайся вспомнить, коллега, как это происходило: пришел клиент, вы беседовали, что спрашивал ты, что отвечал он. Восстанавливай всю картину событий — постепенно, не торопясь и как можно подробнее. Начинай с момента появления клиента в операционной…

Корг начал монотонно рассказывать тихим, но внятным голосом. Всё, что он говорил, я уже хорошо знал, изучив документы накануне, поэтому я не стал вслушиваться. Поднес руки на десять сантиметров к его голове, стараясь ладонями почувствовать теплый ветерок энергии. Кожу стало покалывать морозцем, вращения не было, от Корга шел мощный холодный ток. Я сделал глубокий вдох с короткой задержкой — раз, два, три и…

Распахиваю объятия миру, на резком выдохе разбрасываю руки широко в стороны, как будто хочу обнять всю вселенную. Волна восторга захлестывает, тело вытягивается в струну, словно собирается взмыть в небо.

Деньги. Золотые монеты сыплются каскадом — на землю, в рыхлый жирный чернозем, и тонут в нем. В траву — ныряют между гибких стеблей, прячутся под широкие темные листья. Звенят по остроугольным, в трещинах, камням горного склона, по булыжной мостовой, по гладкому узорчатому мрамору чьих-то ступеней…

Столбиками лежат на грубом дубовом столе, между кру́жками с пивом и какими-то объедками. Звенят в маленьком кожаном кошельке, тяжелой тусклой массой заполняют большой кованый сундук…

Сейчас я вижу ситуацию господина Х так, как видел ее Корг во время процедуры. Образы у нас могут различаться, но суть остается прежней — человек был прямо-таки помешан на деньгах. Сколько символов богатства одновременно! И рассыпавшиеся монеты — сожаление о каких-то упущенных возможностях. И желание обратить золото в насущные хлеб и вино.

И в то же время яркое стремление к накопительству, к сундуку. Жаден он, этот господин Х. Может, его супруге было с ним не так уж и сытно…

Но всё это «мусор», мне нужен энергетический рисунок.

Быстренько сооружаю образ бухгалтера-счетовода. Я видел такого как-то в банке: маленький, серенький, над сутулыми плечами выглядывает желтоватая, вытянутая огурцом лысина. Сажаю его за стол, даю мысленный приказ считать деньги и складывать в стандартные банковские мешочки по сто крон. Непропорционально большая рука с длинными пальцами с неимоверной скоростью пересчитывает монеты, ловко прихватывает и укладывает золотые столбики. На каждый пузатый наполненный мешочек счетовод ловко прищепляет ручным компостером бирку с прописанной суммой и подписью.

Отлично, пусть занимается делом, а рядом поставлю румяную щекастую хозяйку, дородную, статную, с лукавой веселой улыбкой. Пусть убирает со стола объедки и кру́жки, следит за порядком. Если надо, поможет бухгалтеру.

Все это расчищает ситуацию, облегчает выход к каналам.

Каким путем шел до меня Корг, сейчас не важно, главное — увидеть то, что видел он, и поймать линию судьбы клиента. И у меня получилось: несколько в отдалении от моей благолепной картинки, где бухгалтер продолжал сноровисто пересчитывать монеты, а хозяйка, благодушно улыбаясь, убирала со стола, тихо и незаметно трудился дворник. Маленький сгорбленный старичок в кошмарной шапке с торчащими ушами, в тулупе и высоких войлочных сапогах без каблуков, мел огромной метлой пространство. Что это за пространство, видно не было.

Вот так-так! Похоже, я поймал образ Корга! Что это, выверты контакта в гипнотическом трансе? И где он взял такой образ, совершенно не похожий на наших классических дворников в фартуках до пят, ботфортах и с бляхами на груди? Судя по всему, оператор работал незатейливо, сооружал собирательный образ уборщика, не размениваясь на детализацию и всякие красивости. Не гонялся за парусниками, не бросался острыми копьями. Это совершенно ему не в упрек, можно работать и так, порой эффект от простых картинок даже ярче.

Но всё это было уже неважно. Дворник медленно, но уверенно двигался в каком-то определенном, одному ему известном направлении. Конечно, ведь сейчас Корг шел уже проторенным путем, повторяя те действия, которые совершал. Не раздумывая, я пристроился за проводником, навел внутренний взор в точку между бровей и поднапрягся…

Краем сознания отметил, что оператор уже какое-то время молчит, грузное тело расплылось в кресле. Пусть…

Есть! Вот она, четырехуровневая модель ситуации. Всё как описывал Корг. Четыре четкие составляющие: сам клиент, старший приказчик, поставщик и партнер. Каким образом я разобрался, кто кем является, объяснить не могу, но мне самому всё совершенно понятно и хорошо видно. Рисунок у каждого уровня разный, но сомнений в распределении ролей никаких!

Вот шесть опорных точек, выстроились как на схеме. Так и есть — три горячих, оранжевых, и столько же холодных — голубоватых. На второй висит «гвоздь». Точка выглядит расплывчато, цвет «плавает», переходит из оранжевого в алый, мерцает. Приглядываюсь, возникает знакомый образ куриного яйца, на скорлупе несколько трещинок и шероховатости.

Между второй и третьей точками связь не прямая и ровная, а волнистая. Но алого свечения внутри нет, грубой деформации тоже, так и было сказано — не особенно-то и мощный «гвоздь». Оператор должен был разложить этот участок по пунктам и дать необходимые рекомендации, что, наверное, и сделал.

Словно подслушав мои мысли, яйцо начало медленно вращаться, поверхность его на глазах становилась гладкой, появился здоровый блеск. Я зачарованно смотрел на картинку — сейчас передо мной открывался результат процедуры так, как он выглядит в информационной сфере. Результат не моей, а чужой работы!

Наверное, они о чем-то говорили тогда. Наверное, Корг убеждал господина Х, призывал понять или, быть может, простить своего начальника, старшего приказчика. Такой «гвоздь» чаще всего бывает результатом взаимного непонимания, мелких обид, борьбы мнений. Разве это трудно — послушать друг друга чуть внимательнее и постараться понять? И как часто мы этого не делаем…

Как бы то ни было, результат Корг получил. Яйцо медленно повернулось вокруг оси, и трещины на его поверхности исчезли. Связывающая нить между опорными точками потеряла извилистый характер, стала ровной и четкой. Точки засветились ярко и уверенно.

Все признаки информационной коррекции налицо. И следом, как столбик окрашенного спирта в термометре, немного рывками, от точки к точке, пополз рубиновый пульсирующий вектор. Линия судьбы.

Вектор прочертил всю информационную модель ситуации, от границы до границы, и застыл. Вокруг змеился изумрудный узор чужих мыслей и побуждений. Картинка слегка подрагивала, конфигурация линий немного изменялась, но общий вид устойчиво сохранялся.

А еще через миг призрачное видение затвердело, стало предельно четким и объемным. Линия судьбы — как вмороженная в лед молния. Дивное полотно работы великого мастера… Финт! — понял я. Неким своим, неповторимым образом коллега выполнил финт! Теперь операция социальной адаптации считалась полностью завершенной, при этом с положительным результатом. Никаких вопросов к оператору после этого и быть…

Что за черт! Грязно-серые хлопья посыпались откуда-то сверху совершенно неожиданно. Представьте себе серый, истоптанный тысячами подошв снег городского тротуара, по неизвестной причине вдруг посыпавшийся с неба. Картинка на глазах стала терять четкость, размываться. И тут же вектор сдвинулся, как будто некая сила, ухватив за один конец, потащила его куда-то в сторону. На миг мне показалось, что я слышу треск и хруст раздираемой ткани бытия!

Я стоял потрясенный. На моих глазах некто неизвестным мне способом насильственно менял линию судьбы! Этого не должно было быть по определению, это не укладывалось ни в какие рамки, ни в какие представления о самой природе информационного поля. Это было невозможным, и это происходило здесь и сейчас!

Неожиданно на границе слышимости появился тихий, словно отдаленный аритмичный перезвон и еще что-то — может, топот ног, может, шуршание одежды. Одновременно на краю поля зрения мелькнуло движение, будто размытые тени за грязным стеклом…

Потом послышалось сдавленное и яростное: «Эк-х-х!» — и всё исчезло. Вектор встал под углом примерно в сорок пять градусов к первоначальному положению. Его верхний край теперь уходил за границу видимости, а цвет линии изменился: из рубинового он стал грязно-бурым. Из положительного — отрицательным.

Я был совершенно растерян, почти паниковал. Что теперь делать? Применять свои методы? Затевать танц-коррекцию в тесном, заставленном мебелью пространстве операционной? Бессмысленно!..

Работу с образами отбросил не рассуждая, был абсолютно уверен — не поможет. Тут нужно было нечто иное, но что?

В отчаянии я потянулся к вектору. Хватать его руками, пусть даже мысленно, почему-то побоялся. Пришлось наспех соорудить крепкий, надежный на вид крюк. Зацепил им за ближнее колено и что было сил потянул вниз, туда, где вектор располагался еще совсем недавно.

Острая боль ударила под ложечку, горячей волной прокатилась по позвоночнику. Ноги стали ватными, подкосились, и я согнулся пополам, пытаясь выровнять дыхание. И в тот же миг утробно и страшно закричал оператор Корг…

Белым блином мелькнуло лицо гипнотизера, в котором не сохранилось и тени розовощекого добродушия.

Меня скрутило, повело по операционной. В кресле грузное тело Корга выгнулось дугой, его начали сотрясать сильнейшие судороги. Руки и ноги мотались из стороны в сторону, как у тряпичной куклы.

Я двигался к дальней двери, налетая на мебель, неверными, мучительными шагами, словно пьяный. Сознание отстраненно фиксировало происходящее. Уже у самого выхода меня вытошнило прямо на бледно-зеленый ковер. Ударом плеча я распахнул дверь и вывалился наружу.

Чьи-то крепкие руки подхватили мое тело, но не разум, стремительно проваливающийся в темноту…

* * *

Я открыл глаза — белый, высокий, совершенно незнакомый потолок, на котором играют веселые солнечные зайчики. Комната, судя по всему, просторная, но я здесь никогда раньше не был. Осторожно повернул голову и увидел высокое стрельчатое окно, створка чуть покачивается от сквозняка. Вот откуда резвящиеся на потолке зайчики. В проеме близкие ветви акации, а дальше — бескрайнее небо.

Так я и лежал, глядя в бездонную голубизну. Совершать какие-либо движения совершенно не хотелось.

Думать тоже не хотелось, но я мужественно предпринял попытку логического анализа. Если за окном светло и, учитывая положение солнца, время движется к полудню, значит, настал новый день. Вчера было… вчера. А теперь сегодня… Очень глубокий вывод.

Что же случилось? Вереница удивительных событий, произошедших со мной и завершившихся неожиданным финалом. Память восстанавливает картинку за картинкой: директор Аусбиндер в своем кабинете, задание, разговор с Евой Марией. Оператор Корг с печатью вселенской скорби на лице, розовощекий гипнотизер, процедура…

Да, вот оно, самое главное. Вчера мне удалась полная реконструкция информационного воздействия. Я проследил все этапы, а в конце наблюдал финт моего коллеги Корга! Здорово! Оператор проделал всё безошибочно, получил положительный результат, устранил затруднения клиента, к вящему его удовольствию. А вот потом… Потом началось страшное и невероятное…

Как наяву я опять увидел: вектор, меняя цвет, смещается, движимый враждебной непреодолимой силой. Затрещало, будто кто-то огромный рванул над ухом прочное полотно, и я опять в панике кидаюсь к злополучному вектору. И страшно кричит, бьется в кресле оператор Корг…

Под ложечкой екнуло, и тело моментально покрылось гадким липким потом.

В это время скрипнула дверь, послышался звук шагов, приглушенное: «Он проснулся!» — и надо мной склонились двое. Сестра милосердия в высоком головном уборе с красным крестом и господин Аусбиндер.

— Как вы себя чувствуете? — мягко спросила сестра и улыбнулась.

Я лишь шумно сглотнул и кивнул. Патрон смотрел на меня встревоженно и пытливо. Какое-то время он вглядывался в мое лицо, будто искал некие знаки, потом повернулся к спутнице:

— Вы позволите, сестра Анна? Нам с оператором необходимо побеседовать, дело чрезвычайной важности.

После воркования женщины голос директора прозвучал как скрип несмазанных дверных петель. Сестра Анна с сомнением взглянула на меня и неуверенно кивнула.

— Только недолго, — тут же заторопилась она. — Пациенту нужен покой…

— Конечно-конечно, всё будет так, как вы скажете. — Господин Аусбиндер, прихватив милосердную сестру под локоток и кивая в такт словам, уже тащил ее по направлению к выходу.

Хлопнула дверь, и орлиный профиль директора вновь повис надо мной.

— Давайте, Мартин, выкладывайте! — нетерпеливо заговорил он. — Уф! Как вы всех нас напугали… Что, черт подери, произошло вчера в операционной?

— Где Корг? — спросил я, глядя ему в лицо.

Патрон слегка запнулся, на секунду вильнул взглядом, но потом отчеканил, более не отводя глаз:

— Вчера после проведения процедуры Корг впал в глубокое беспамятство, а еще через два часа, не приходя в сознание, умер. У него было больное сердце. Что послужило причиной столь тяжелого приступа, врачи определить затрудняются. Но вы не придумывайте себе лишнего, Мартин. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, нам с вами надо думать о живых. Рассказывайте.

— А я где?

— Вы? — Господин директор чуть удивленно оглянулся вокруг. — В госпитале Святой Барбары, где же еще. Сказать правду, вы тоже были вчера не в лучшем виде. Вас притащили охранники еле живого и бледного как смерть. Я на своем авто стремглав помчал вас сюда. Здешние врачи просто кудесники — вкололи какое-то снадобье и обещали, что к утру вы будете на ногах. Слава богу, обещание свое они выполнили. А теперь рассказывайте. Чертов гипнотизер не смог связать двух слов. Всё, что удалось у него узнать, — вы стояли над Коргом в напряженной позе, тот вначале рассказывал, потом замолк, а затем началось это буйство. Ну же!..

На благородном лице господина директора отражался жадный интерес с легкой примесью беспокойства.

Говорить про меня, что я уже на ногах, наверное, несколько преждевременно. Но в голове действительно прояснилось, и чувствовал я себя вполне сносно. Сжато, без излишних эмоций, я изложил директору самую суть вчерашнего происшествия. Лицо господина Аусбиндера по ходу повествования вытягивалось всё более, а к концу стало и вовсе обескураженным:

— Вы хотите сказать, что кто-то изменил линию судьбы, построенную Коргом?

— Да, господин директор. Именно это я и хочу сказать.

— Но этого не может быть!

— До вчерашнего дня я тоже так думал…

— Что же мы имеем? — задумчиво промолвил он, справившись с изумлением. — Некто неизвестный подключается к проведению процедуры или воздействует на результат по ее завершении. Может менять направление и знак вектора, смещать линию судьбы, куда ему заблагорассудится… Вы понимаете, что это значит?

Я молчал. Что тут можно сказать? Мои выводы были такими же, а о последствиях страшно помыслить.

— Этот некто сможет управлять людьми. Как бессловесными куклами, как опытный режиссер — актерами. И судя по всему, это только начало, проба пера.

О том, что это не первый случай, он промолчал. И я помалкивал. Как видно, в управлении отделом свои игры. Интриги, борьба интересов… Но я-то уже решил, кому буду помогать с бо́льшим рвением. И хоть стремление у нас пока одно на всех — поймать злоумышленника, но не стоит подставлять под удар Еву Марию. Кстати, где она? Мне очень недостает взгляда этих чудесных, табачного цвета глаз. И потом, мы же заключили договор, где же мой верный союзник?

— Мартин! Вы меня слышите? — Голос директора вернул меня к действительности. — Если всё так и обстоит — а у нас пока нет повода сомневаться в этом, — то дело принимает очень неприятный и опасный оборот. Под вопросом дальнейшее существование Агентства.

— Да уж, — поддакнул я. — Ни один оператор не сможет теперь спокойно работать…

— Не говоря уже о том, что применение подобного метода, даже его существование уже само по себе несет величайшую опасность для общества. Вы представляете, что может случиться, если навязать линию судьбы видному политическому деятелю? Это значит навязать ему линию поведения — заставить принимать нужные решения, утверждать необходимые законы. Какую ни возьми сферу — политическую, экономическую, да любую, — можно будет направлять жизнь Республики по своему усмотрению! Что это будут за усмотрения? И чьи? Врагов у государства предостаточно. А криминал? А «двадцать-двенадцать»? Только одних этих… господ хватило бы с головой!

Директор перевел дух и принялся шагать от койки до двери и обратно.

— Такой инструмент управления не должен оставаться в руках злоумышленников. Да вообще в чьих-либо частных руках. — Тут директор слегка замедлил бег и остро глянул на меня из-под излома брови.

Я понял, что в светлой директорской голове оформилась идея: в руках определенных государственных служб такой инструмент находиться просто обязан. Эта мысль лежала на поверхности. Такие работы уже проводились, говорил Стацки, но исследования были признаны негуманными…

Патрон вновь возвышался над моей койкой:

— Мы должны его найти, Мартин! Именно мы, Агентство, и в ближайшее время, — директор слегка замялся, но ненадолго, — точнее, это сделаете вы. Как себя чувствуете? Я вижу, что неплохо. Некогда разлёживаться, оператор. Каждый потерянный день грозит непредсказуемыми последствиями. Кто может знать, что в голове у этого маньяка? Быть может, прямо сейчас, пока мы с вами тут говорим, он задумывает какое-нибудь чудовищное злодеяние! Воздействие на первых лиц государства! Или уже претворяет свои низкие замыслы в жизнь…

При последних словах голос господина директора снизился до шепота. Несмотря на патетику, картина действительно получалась апокалипсическая. Чуть сбросив накал, патрон продолжил:

— Вопрос очень серьезный. Принимайтесь, оператор, немедленно. Любое содействие будет вам обеспечено: допуск к секретным архивам, при необходимости консультации любых специалистов. Самые широкие полномочия… Вот только у меня есть к вам просьба.

Ого! Господин директор, высокородный дворянин, обращается к штатному оператору, своему подчиненному, с просьбой?!

— Постарайтесь сделать всё это по возможности тихо. Та́йников мы всегда успеем подключить, и вообще широкая огласка нам сейчас навредит. Слишком нестандартная ситуация. Поэтому пусть о наших выводах будем знать пока только мы с вами. Вот когда появятся результаты, подумаем, как эффективнее пресечь деятельность опасного чудотворца. И все новости о маньяке сообщайте мне в первую очередь…

Как видно, господин директор не чурается венца спасителя отечества. Он желает заполучить метод и разработчика, чтобы потом передать их скопом высокопоставленному покровителю. Эту персону Аусбиндер выберет сам, и его заслуги не будут забыты. А мне предстоит таскать для него каштаны из огня.

И сейчас он одной рукой выдает мне карт-бланш, а другой, в то же самое время, ограничивает мои возможности. Старый хитрец! Прежде чем делить шкуру медведя, надо бы ее сначала добыть! А что может произойти во время охоты, пока неизвестно.

Но моего мнения, похоже, не спрашивают. Всё уже решено, и если надо будет, господин Аусбиндер заручится любым, самым высоким покровительством. Я грустно молчу в ответ.

Тут дверь отворилась. К тому времени я уже сидел в постели. Заботливые сестры госпиталя Святой Барбары нарядили меня в длинную холщовую рубаху, но при появлении Евы Марии я испытал легкое смущение.

Быстрым шагом женщина приблизилась к кровати:

— Боже праведный, я уже всё знаю! Главное, что вы живы, Мартин! — Она заметила или сделала вид, что только сейчас заметила директора, и слегка замялась. Выдержала эффектную паузу. Мною овладевало чувство, будто я на подмостках — участвую в отлично срежиссированном и отрепетированном представлении.

— Хорошо, что вы пришли, Ева Мария, — протянул патрон. — Мы как раз обсуждаем с оператором Мартином будущую стратегию. Совершенно необходимо, чтобы в деле участвовали и вы. Сейчас я оставлю вас вдвоем: обсудите всё и выработайте совместную тактику.

С этими словами он обернулся ко мне, а я перехватил взгляд из-под пушистых ресниц, что метнула госпожа эксперт в господина директора. Не хотел бы я, чтоб на меня когда-нибудь так посмотрели!

Но тот ничего не заметил, сухо проронил:

— Уже сегодня надеюсь увидеть составленный план действий, оператор.

И с тем степенно удалился, бросив на прощанье взгляд поверх голов. Туда, где одному ему был виден результат наших будущих усилий.

Вот так! Обсуждать стратегию оператор Мартин будет с господином директором, а с вами, госпожа эксперт, только тактику. Ну, аристократы! Высший пилотаж!

Я посмотрел на Еву — презрительная усмешка превратила нежное личико в холодный отталкивающий лик. Но лишь на миг — дворянка быстро взяла себя в руки. Прикусила губку, усмехнулась и встретилась со мной глазами.

Этот чудесный табачный цвет начинает действовать на меня прямо-таки гипнотически. Не к ночи будь помянуто сие славное действо. Пусть высокородные играют в свои игры, мне до этого нет дела. Но вот за такой взгляд Евы я могу отдать многое…

— Вам придется теперь всё рассказать мне, Мартин, — мягко проворковала она.

Я смотрел на нее и думал: сколько во всем этом игры и сколько искреннего чувства? Я вам всем сейчас нужен, это понятно. Понятно и то, что господин директор посчитал достаточным отдать приказ. А что ты, Ева, готова пообещать? А подарить?

Пришлось всё рассказать снова. Она внимательно слушала, в ее глазах появился азартный блеск.

— Что ж, Аусбиндер благословил наш тандем, значит, так тому и быть. Я надеюсь на вас, Зрячий. Любая помощь с моей стороны гарантирована — только скажите, что нужно сделать. Мы должны найти этого парня, Мартин! Найти и препроводить тепленьким в Агентство. И тогда, я вам обещаю, наши имена прозвучат в самых высоких сферах. И прозвучат очень благоприятно.

О том, что предприятие может оказаться опасным, господа аристократы, похоже, не думали. То, что рисковать своей шкурой буду я, тоже никого не интересовало. Мне стало грустно, и Ева Мария это уловила.

— Послушайте, Мартин, — она придвинулась ближе, положила руку на плечо, и глаза ее вновь наполнило участие. — Я понимаю, вы порядочно пережили вчера. Может даже, были на волосок от смерти. Бедняга Корг так и вовсе ушел в мир иной. Но сделанного не воротишь, а нам надо двигаться вперед. Сейчас отдыхайте, набирайтесь сил, я распоряжусь, чтобы уход был по высшему разряду. Только долго лежать нет возможности, время играет против нас.

Вот так, всё во множественном числе, объединяющее…

От нее шел дивный запах каких-то дорогих духов, очень женский, и я впервые подумал, что, может быть, Ева Мария не такая уж гордячка. И совсем не стерва, а просто стремится завоевать положение, достойное себя. И если я смогу ей помочь, то обязательно помогу. А попутно, может быть, спасу мир. Благо, не я первый и, наверное, — не последний.

* * *

Все произошло так, как обещала госпожа эксперт. Врач настоятельно рекомендовал остаться еще в течение нескольких дней (вам просто необходим покой!), попенял мне за мою нетерпеливость, но потом отпустил с богом. Меня накормили сытным и вкусным обедом, вернули вычищенную одежду, дали на дорогу пузырек с коричневой жидкостью (хотя бы принимайте лекарство, это вас поддержит), о котором я сразу же постарался забыть, и на госпитальной карете отправили в Агентство.

Несколько часов я составлял схему возможных направлений поиска и план действий. Окончательно утомившись, решил, что пора сходить на веранду — испить кофею с булочкой, пообщаться с коллегами, если таковые там найдутся.

Близился вечер, всё было как вчера. Тогда я вышел из директорского кабинета и направился на встречу с Коргом, закончившуюся столь трагически. Точно так же лучи заходящего солнца окрашивали ступени лестницы резкими багровыми мазками и сгущался по углам таинственный сумрак. И отражались на перилах, отполированных тысячами ладоней, загадочные алые блики.

Так же пружинил мягкий ковер под ногами и из приемной доносились негромкие голоса. На какой-то миг мне показалось, что ничего не было — операционной, злосчастной процедуры, Корга и задания директора.

Увы, всё это было.

На третьем этаже сидят два человека, ожидающих от меня быстрых результатов, и по крайней мере одному из них я хочу доставить эту радость.

Где-то ходит другой человек, задумавший превратить наш мир в театр, где он будет главным кукловодом.

Умер оператор, и этого не изменить, но очень хочется верить, что не по моей вине. Только кто может знать это наверняка? И если всё-таки я повинен в смерти Корга — хоть краешком! даже по неведению! — то я в неоплатном долгу. И отдать этот долг можно, только преградив путь преступнику. Тому, кто метит в кукловоды.

Наконец, я сам не желаю быть куклой. Если сегодня ничего не предпринять, не остановить злоумышленника — а в его злом умысле сомневаться не приходится, — то завтра все мы можем превратиться в покорных бессловесных рабов. А я — не раб!

Мысли эти крутились в голове безостановочно, и с каждым шагом решимость моя продолжать поиск крепла. Я шел будто не на веранду — выпить чаю, — а в бой! Будто там мог ждать меня противник. После вчерашних событий, после смерти моего товарища — такого же, как я, оператора, сироты и честного человека — я чувствовал, что неизвестный маньяк становится моим личным врагом.

На веранду я не вошел, а ворвался, полный боевого задора. Но противника там не оказалось — за столом в полном одиночестве восседал Стацки. Перед ним в крошечной чашечке кофе — давно остывший, в углу рта зажат неизменный окурок сигары — давно погасший. Может быть, чашечка наполнена совсем не кофе, а содержимым знаменитой серебряной фляжки Стефана.

Он уставился на меня из-под отяжелевших век, в глазах плавали шальные огоньки. Губы кривила пьяная усмешка. Таким я Стацки видел впервые. Он мог позволить себе чуть-чуть коньяку, но оставался всегда в рамках приличий.

— Наше вам с кисточкой, Зрячий, — ухмыльнулся ветеран. — Как продвигается расследование преступлений против Агентства?

— Здравствуйте, Стефан, — выдохнул я вместе с воздухом боевой задор и присел. — Вы о чем?

Он полностью в курсе событий? Как же насчет секретов, нежелательного подключения та́йников и прочей конспирации? Допустим, Стацки пытались привлечь к вопросу, и он знает о проблеме, хоть и отказался участвовать. Однако у меня сложилось впечатление, что ему известен и результат вчерашней процедуры.

Стацки оперся, почти лег на стол и уставил в меня прокуренные пальцы с зажатым окурком:

— Бросьте, Мартин, — нараспев протянул он. — Вначале администрация с экспертизой ищут кого-либо, кто возьмется разобраться с бедолагой оператором, попавшим впросак. Потом означенный бедолага неожиданно умирает от острого сердечного приступа. А заодно в госпиталь попадает тот, кто с ним работал. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы связать одно с другим.

Так и есть, его тоже приглашали на беседу, предлагали, а он…

— Почему вы отказались, Стефан?

— Потому что я уже играл в эти игры.

Стацки откинулся на спинку стула, на столе осталась лишь рука с забытым окурком. Он уставился куда-то в угол, веки прикрыли налитые мутью глаза, но голос прозвучал неожиданно трезво и внятно:

— Я говорил вам, что тема управления поведением людей уже разрабатывалась. Давно это было… Нам тогда поставили вопрос — как работать с информацией, как строить линии судьбы, чтобы человек поступал определенным образом? Можно ли через информационное воздействие запрограммировать отдельного человека, а еще лучше — группу людей на определенные поступки?

Стефан невесело улыбнулся воспоминаниям.

— Мы были молоды… Хотелось интересных сложных задач, неожиданных ярких решений. Хотелось славы, хоть бы и в пределах собственного Агентства. Из нас, тогда еще начинающих сенсов, сформировали группу. Четыре человека получили одну и ту же задачу: провести процедуру и завершить ее финтом так, чтобы клиент потом выполнил некие заранее оговоренные действия. Например, пошел и купил в ларьке коробку определенных папирос. Кто были эти испытуемые, я не знаю — от нас это скрывали, да мы и не интересовались…

Он помолчал.

— Все четверо уже имели опыт работы. Обладали своими методами, отработанным финтом, но результата никто получить не смог. Объект никогда не выполнял задание полностью, всегда что-то путал. Потом двое отошли от программы, заявив, что задача не имеет решения и управление людьми невозможно в принципе. Но двое остались — я и Ворон…

До этого момента я молча слушал, не пропуская ни слова, но тут встрепенулся:

— Как вы сказали, Ворон?

— Да, Ворон, — задумчиво повторил Стацки. — Так мы его называли. Кроме прозвища мы ничего про этого человека не знали… Он был талантлив, Мартин. По-настоящему талантлив. Он говорил, что танец, любовь и бой есть один и тот же процесс, проявленный в разных своих ипостасях. Все три действия — грани единого целого, а целое это поворачивается к нам той стороной, которую мы в состоянии воспринять. Отсюда танцевальные па могут походить на движения во время любовного соития. Любовь сродни завоеванию, схватке между мужчиной и женщиной. И, наконец, бой должен выглядеть со стороны как танец. И любая из этих граней — прямой путь к информационным структурам. И не просто к структурам, а туда, где нет различия между причиной и следствием. Где действительно зарождаются все происходящие в реальности события.

Стацки потянул из кармана заветную флягу, жестом предложил мне, и я так же жестом отказался. Я сейчас жаждал не коньяка, а продолжения рассказа. Стацки хлебнул из фляги, пожевал губами, и я не выдержал:

— Что же было потом, Стефан?

— Потом… А потом произошли мутные события, Мартин. Ворон увлекался фехтованием. Встречался с такими же любителями поножовщины, как и он сам, — был у них свой клуб по интересам. Пропадал там целыми днями. Часами мог рассказывать о холодном оружии: кинжалах, мечах, рапирах. Он не уставал повторять, что фехтование есть бой, совмещенный с танцем, почти готовый мостик к решению нашей задачи.

— Он добился успехов? — с замиранием сердца спросил я.

— Как сказать… Столь ярко, чтоб объект выполнил команды точно и в срок, такого результата он не получил. Но продвинулся дальше всех нас намного. Задания были простыми, объекты иногда путались, и всё же… Представьте себе человека, который в определенное время приходит в определенный дом, имея при себе мешок динамита. Поджигает фитиль и сосредоточенно ждет, когда прозвучит взрыв. Это не религиозный фанатик, не сумасшедший и не самоубийца. Это совершенно обычный, среднестатистический гражданин Республики. Конечно, задача была учебной, и динамит тоже, но я видел такое однажды собственными глазами. Реального воплощения подобные операции не получили, и всё же…

Оператор вновь замолчал, раскуривая сигару, но потом продолжил:

— А кстати, Мартин, Венера тоже знала Ворона. Она не входила в экспериментальную группу, но была с ним знакома через меня. Порой мы весело проводили время в кабачках и дансингах. Так вот, Венера слушала рассуждения Ворона, раскрыв рот, и, похоже, кое-что запомнила. А может, и применяет сегодня в работе. Ну да бог с ней, разговор сейчас не о том. Я тоже слушал своего товарища с неподдельным интересом, хотя мой финт лежит в совершенно иной плоскости. А потом, неожиданно, Ворон пропал. Говорили, что он убил человека на дуэли. Я знал, эти любители поножовщины в своем клубе практиковали такие вещи — биться до смерти одного из поединщиков. Естественно, полиция такого не одобряла. Но накануне что-то произошло в Агентстве, какая-то крупная неприятность, которую замяли. Сути никто не знал, но сразу три высших чиновника Главного управления подали в отставку. Без объяснения причин сменили директора регионального управления, который только набирал ход и имел, по мнению многих, большую служебную перспективу. Куда он подевался потом — никто не знает. Исчез и Ворон. Следом закрыли тему, а мне приказали всё забыть, будто ничего и не было. Через два года я узнал, что человек, которого мы знали как Ворона, погиб при невыясненных обстоятельствах. Даже могила его есть на ведомственном кладбище Агентства, и я там был. На надгробии только псевдоним и дата смерти, тайна Ворона погребена вместе с ним.

Я глубоко задумался. Мне сразу припомнилась тень птицы, преследовавшая меня, те странные звуки и звон, что слышались во время изменения вектора. Но главное, теперь я знал, что кто-то уже прошел этим путем, добился реальных результатов. Знал, что изменение линии судьбы, а следовательно, и поведения человека возможно. Значит, всё виденное не горячечный бред, не плод моей больной фантазии…

— Знаете, почему я вам всё это рассказал, Мартин? — Я вздрогнул от голоса Стефана, от прикосновения его руки к своему плечу.

Теперь я смотрел ему в глаза, и никакой пьяной мути в них не было.

— Вы единственный, кто может повторить путь Ворона. Уж не взыщите, все мы знаем друг о друге многое, и я знаком с вашим финтом. Танец с клинком — это почти прямое воплощение его идей. Немного иное, но очень близкое. Я любил Ворона, этот человек был мне другом, но незадолго до исчезновения он начал бредить своим величием. Грезил мировым господством и временами становился по-настоящему опасным. Сдается мне, что сегодня старая забытая идея вновь приобретает актуальность. Не удивляйтесь тому, откуда я это знаю, слишком долго я в системе… Одно хочу сказать: если кто-то сегодня вновь вышел на тропу Ворона, да хоть бы и он сам, восстав из Ада, его надо остановить. Нельзя выпускать в мир такой метод, мир к нему не готов. Обязательно найдется деятель, который захочет переделать жизнь так, как ему это покажется правильным. Вот тогда и наступит конец света…

Мы смотрели друг на друга и думали об одном и том же — как найти и остановить маньяка?

— Если мне потребуется помощь, вы мне поможете, Зрячий? — спросил я Стефана.

— Да, Зрячий, всем, чем смогу, — ответил он.