Предисловие

Речку эту мы облюбовали еще в студенческие годы, когда искали место, где можно было бы весело и интересно провести несколько свободных дней. Расположена она чрезвычайно удобно — и от Питера, и от Москвы сюда можно попасть всего за несколько часов. А если вы решили сплавиться на байдарках или надувных плотах, то удобнее реки и не придумать — истоки ее находятся в Белоруссии, и вдоль всего течения можно встретить довольно крупные поселки и деревни, добраться до которых также не составляет труда.

С уважением, И.В.Солдатов.

Так случилось, что привязанность к этим местам сохранилась у меня до сих пор, и я регулярно приезжаю в одну из расположенных на ее берегах, теперь большей частью почти заброшенных деревень порыбачить, или побродить по лесу с корзинкой в руках. В одной из таких поездок я и познакомился с Иваном Алексеевичем. Вечером, сидя у костерка, за традиционной для русского человека кружкой «беленькой», под только что сваренную тут же в котелке уху, он рассказал мне о своем соседе и оставленных им записках.

Вернувшись домой, я надолго забыл об этой истории, пока в одной из телепередач не услышал показавшиеся мне знакомыми имена, фамилия и события. Тогда я и вспомнил эту историю и написал Ивану Алексеевичу письмо, в котором просил прислать мне его записки.

Ничего изменять, или добавлять ни к его письму, ни к переданным вместе с ним запискам я не стал. Только, как и обещал Ивану Алексеевичу, немного подредактировал и, насколько позволяли мои способности, «литературно» обработал их, постаравшись сохранить стиль и манеру письма незнакомого мне автора. Фамилии упоминавшихся в них лиц, а также время и место описанных им событий, по причинам, которые вы поймете после прочтения записок, я изменил.

И последнее: справедливости ради должен сказать, что я отнюдь не писатель, как величает меня уважаемый Иван Алексеевич, а лишь самый обычный служащий, «канцелярская крыса», к которому по воле случая попали эти записки. Как мне показалось, интересные. Впрочем, судите сами.

«С Лехой мы знакомы давно. Не с руки мне называть его по отчеству — Лексеичем. Молодой он еще, и пятидесяти нет. Да и путаница может случиться — сам-то я тоже Лексеич буду. Вроде как, тезки получаемся! А знакомы мы еще с 80-х, с перестройки, то-есть. Он тогда по нашей речке на лодке плавал. Искал в какой-нибудь деревеньке домик купить вроде дачи. Ну, чтобы там, на охоту, на рыбалку приехать или просто пожить с недельку от суеты отдохнуть. Места у нас были красивые. Лес тогда еще никто не рубил и дичи было много. И кабаны водилось, и лоси, и лис немало было. А уж как зима, так волки, считай, под самые окна подходили. Зверя, конешно, и сейчас немало осталось. Особенно волков с лисами. Люди-то все разъехались, вот они и осмелели.

Иванов Иван Алексеевич.

Леха о своей городской жизни мало что рассказывал. Разве что, когда после баньки по стаканчику примем, то он, бывало, и вспомнит про город, да про работу свою. Охотничьим оружием, вроде бы, занимался. Мог привезти, что только душа пожелает. Вот и мне тоже предлагал. И сайгу предлагал и двойничок. Один раз даже тройник обещал. Мне-то тройник, конешно, ни к чему. Я пушным зверем не промышляю, да и нет его у нас. Разве что, белки с куницами, так на них много не заработаешь. Оно в Сибири промысловикам сгодилось бы.

Шустовский с/с, дер. Хотынь»

А чем он раньше занимался, я и вовсе не спрашивал. А в годе 95-м, или чуть ране, стал все чего-то записывать. Вроде как, дневник какой. Вечером, после охоты, когда пару-тройку дней по лесу пошарится, или если просто отдохнуть приедет, то садится в своем домишке и все записывает. Я тоже один раз интересовался. Спросил, чего это ты все пишешь да пишешь? А он говорит: „Муары это, Лексеич!“ Ну, он-то меня как раз Лексеичем звал. Я по годам все же постарше буду. „Это“, — говорит, — „вроде как, воспоминания о жизни! Ты“, — говорит, — „как расстанемся — ну, там, уеду я куда, или помру, не дай Бог — тогда и почитаешь!“ Они у него на дворе спрятаны, в соломе. Двор, если кто не знает, это сарай такой к дому пристроенный, чтобы скотину держать. Я тебе, говорит, доверяю, потому — фамилия у тебя хорошая. А фамилия у меня обыкновенная. У нас тут все или Ивановы, или Александровы. Есть еще Михайловы, но те приезжие, с другого району. А в 98-м, когда у всех деньги погорели, так Леха мой и исчез. Один раз только заехал ближе к осени на пару дней, а больше и не появлялся. За домом его я и сейчас приглядываю. Вдруг вернется еще. Зимой топлю. Иногда и летом, бывает, протоплю, а не то сгниет.

Вот и вспомнил я про его муары, когда плиту в доме топил. Дай, думаю, почитаю. Мне понравилось. А в по за том годе рыбачил я на лодке, на речке нашей и тоже познакомился с писателем одним из города. Он тоже на лодке был, только на резинке. Поболтали мы с ним, потом на берегу еще костерок сварганили, ухи поели. Так всю ночь и просидели. А недавно письмо прислал, записки эти попросил. Я, говорит, их отправлю в журнал или газету, чтобы и другие почитали. Я и согласился. Лехи-то все одно нет. Да он, наверное, и сам бы согласился. Ежели писал, значит, хотел, чтобы почитал кто. Этот писатель городской обещал, что все сам поправит и ошибки, какие есть, исправит. Только попросил, чтобы я сам написал кое-чего про эти записки. Как они, то-есть, ко мне попали, ну, и все остальное. Чтобы не думали, что я сам выдумал, или украл где. Вот я и написал.

 

Пролог

…когда несколько месяцев спустя я вновь оказался в своей квартире в Москве, о существовании которой знали все мои знакомые, прозвучавший поздним вечером телефонный звонок меня не удивил. Однако это оказался не очередной бездомный командировочный, а мой однокашник-москвич Серега.

— Привет, старик! Ты в Москве?

— Нет, в Париже! — пошутил я. — Ты хоть на цифры смотришь, когда номер набираешь?

— Брось, не до шуток! — перебил меня Сергей, — Леньку-Бычка помнишь? Вы, вроде как, в одной комнате в общаге жили.

— Быкова, что ли? Ну, да! Не только помню — мы с ним месяца три назад пересеклись здесь в Москве. Только он сейчас, по-моему, где-то за Уралом?

— Был… Я сейчас просматривал «Час пик», так вот, заметка тут одна, «Бесплатный сыр», называется. Про поставки продовольствия по программе гуманитарной помощи. Ну, ты слышал наверняка об этой программе!

— Давай короче, Серега! Ленька тут причем?

— Сейчас, подожди… вот… «Две недели назад был взорван особняк одного из руководителей регионального отделения Международного Гуманитарного Фонда по оказанию продовольственной помощи Быкова Леонида Альбертовича. Помимо самого чиновника, в доме находились также его жена и девятилетний сын» … Леха, ты слышишь меня?

— Слышу… — ответил я и положил трубку.

Тогда, в этой неуютной служебной квартире на Профсоюзной я и подумал, что необходимо записать все, о чем рассказал мне Ленька по прозвищу Бычок. А чтобы не мешали чужие глаза и уши, составлять этот «отчет о проведенном контакте» я решил здесь, в небольшой полузаброшенной деревушке на берегу речки со странным названием Локня. И, раз уж С.А. рядом нет и форму отчета задать мне некому, то я самостоятельно выбрал для него форму «протокола проведенной встречи, с комментариями и пояснениями».

«Зотов»

 

Глава 1

Алексей тронул за плечо стоявшего перед ним высокого, широкоплечего, солидно одетого мужчину средних лет.

— Молодой человек, простите, вас, случаем, не Бычком зовут?

Мужчина резко обернулся, готовый дать отпор наглецу, но, увидев Алексея, удивленно воскликнул:

— Леха, Захаров?! Ты откуда здесь? Где пропадал? Летишь куда-нибудь? Где обитаешься? Семья есть?

Он так и продолжал бы забрасывать его вопросами, если бы не стоявшая позади представительная дама:

— Молодые люди, вы будете покупать билеты или вспоминать детство?

Алексей дернул Быкова за рукав:

— На улице поговорим!

И, обернувшись к даме, извинился:

— Простите, давно с товарищем не виделись!

— В Москве проездом, или живешь здесь? — спросил Леонид уже на улице.

— Вообще-то проездом, — ответил Захаров, — но у меня есть здесь квартирка, на Профсоюзной, второй год снимаю.

— Тогда давай так, — деловито предложил Быков, — я сейчас заканчиваю свои дела, а вечером подтягиваюсь к тебе. Ты, как я понял, улетаешь завтра?

— Да, вечером, из Домодедово, — ответил Алексей.

— Вот и я завтра! Только утром и из Шереметьево-2, в Дюссельдорф. Значит до утра у нас уйма времени! С собой чего-нибудь прихватить? — Быков выразительно провел пальцем под подбородком.

— Сам найду! Ты как к джину относишься? — поинтересовался Захаров.

— Ну, джин, так джин! — согласился Леонид, — Давай адрес…

Когда раздался звонок в дверь, было уже начало девятого.

— Забурел! — пошутил Захаров, помогая другу снять добротное кожаное пальто.

— Положение обязывает! Я теперь ба-а-льшой начальник! Международного, так сказать, уровня!

Быков весело рассмеялся, а затем, уже серьезно, пояснил:

— Нет, я действительно, выбился наверх! Сейчас работаю в крупной международной организации. Не в столице, разумеется — в нашем региональном отделении. Сейчас, вот, в Германию собрался, контракты оформлять на поставку продовольствия. Так что, попрошу на «вы» и без фамильярностей!

Он шутливо задрал, было, нос, но потом не выдержал и принялся радостно мять Алексею ребра:

— Леха! А я уже и не думал тебя когда-нибудь увидеть! Как после выпускного разбежались, так от тебя — ни слуху, ни духу!

— Отпусти, лось, сломаешь чего-нибудь! — кряхтел Захаров в его крепких объятиях, — Можно подумать, что ты с кем-нибудь поддерживал связь! Я-то, как раз, никуда и не исчезал.

Они прошли на крохотную кухоньку, и Алексей стал доставать из холодильника колбасу, сыр шпроты… — все, что обычно украшает в таких случаях командировочный стол. Под занавес на стол были водружены две бутылки джина Beefeater и полуторалитровая бутылка «Швепса». Быков потер руки и голосом Шурика из «Кавказской пленницы» произнес:

— Тэк-с!

— Только давай без этого… без экзотики! — предупредил Захаров, — Разливай, лучше, пока я закусь приготовлю!

Выпив за встречу, он продолжил:

— Я, если помнишь, сразу после института загремел в армию на год. Но это — официально, а неофициально меня распределили в «ящик», здесь же, в Москве, на Вернадского. Сейчас там, кажется, автосалон на первом этаже сделали. Занимался микроэлектроникой, квартирку дали служебную. Отбарабанил семь лет, потом понял, что дальше МНС не поднимусь, и решил уйти. Вначале отпускать не хотели, предлагали даже совсем перейти на военную службу, офицером, но я, понятное дело, отказался — хватит того, что мой папаня ей отдал почти 40 лет жизни!

Рассказывая, Алексей быстро и умело нарезал колбасу, сыр, выложил в блюдечко шпроты.

— Вобщем, в конце концов, добился, что меня уволили. Правда, вначале загнали в какой-то свой филиал на Кавказе. Там я поторчал еще с годик, а потом рванул на БАМ. С тех пор так и обитаюсь в тех краях. Последние лет десять — в Февральске, это недалеко от Благовещенска. Слыхал о таком? Как перестройка началась, кооператив свой открыл, оргтехникой занимаюсь. Ну, там, персональные компьютеры, копировальные аппараты и прочая дребедень. Сейчас вот за компьютерами приехал. Но хватит о моих делах, ты-то как, где? Чем занимаешься? Хотя, ты уже что-то тут заливал насчет «большого начальника».

— Ну почему сразу — заливал! — Леонид попытался изобразить на лице возмущение, но не выдержал и широко улыбнулся:

— Нет, правда! Я сейчас, как говорится, «на коне»… Или — «на волне»? Или «на волне, верхом на коне»?

— Вот, рифмоплет! — улыбнулся Алексей.

Быков в ответ снова счастливо засмеялся:

— Леха! Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

Но когда Захаров вновь спросил его:

— Так, куда же ты все-таки пропал после института? Столько лет ни слуху, ни духу…

Леонид замялся, потом неуверенно, словно чего-то недоговаривая, произнес:

— Ну, я тоже, это… в армии был… как бы…

— Что значит — как бы? — удивился Алексей, — Или был, или нет — ты уж как-то определись!

Быков замялся, взглянул на полупустую бутылку джина, ненатурально удивился — «это что, мы уже полбутылки прикончили? Я и не заметил…», — и, подумав еще немного, неожиданно выпалил:

— Вобщем, не был я ни в какой армии! Хотя в «военном» есть запись, как положено. Как ты сказал? Официально числился… Ну, ладно, раз уж пошла такая пьянка… да и страны той уже нет… Короче, в «конторе» я работал! Ну, сам понимаешь, в какой…

Захаров с удивлением посмотрел на него, но Леонид, отводя взгляд, снова потянулся к бутылке:

— Давай, старик, за нас, за прежних! За тех, какими мы были раньше!

Выпив, он замолчал. Потом, видимо, окончательно решившись, стал рассказывать.

— Началось это еще на четвертом курсе, перед летней сессией. Да, ты должен помнить! Тогда как раз и появился у нас этот типчик — мы с тобой его еще Рыжим окрестили!

«Рыжего», к собственному удивлению, Алексей вспомнил сразу. Среднего роста, подтянутый, в элегантном светлом костюме и таком же галстуке, он сразу бросался в глаза посреди разношерстной студенческой братии.

— Мафиози! — «определил» Ленька.

— Почему мафиози? — не понял Леха.

— А по телевизору в какой-то передаче рассказывали, что только мафиози может надеть рубашку темнее, чем костюм, и галстук, светлее, чем рубашка!

Тогда они весело посмеялись над Ленькиной характеристикой, а Леха окрестил его Рыжим. И, хоть был не рыжим, а скорее блондином, эта кличка прочно прицепилась к нему. Он регулярно появлялся в институте еще с полгода, а затем так же внезапно исчез.

— Вобщем, этот Рыжий у нас, как бы это помягче… кадры подбирал! — продолжил рассказывать Леонид.

— Вербовал, что ли? — «наивно» уточнил Захаров.

— Ну, вербовал!

Быков недовольно поморщился, потом заметил:

— Ну, и что? Хороших людей, между прочим! Я тебе вот что скажу: в той службе, где я работал, не то, что плохих — и средних не было! Только лучшие!

— А что же это за служба такая? — тем же наивным голосом продолжал допытываться Алексей.

Быков хотел, было, ответить, но потом, видно, передумал и сказал:

— Знаешь, давай лучше расскажу, как я в свою первую командировку ездил… Учебную!

И, видимо, вспомнив эту историю, неожиданно расхохотался.

— Ты чего? — удивился Алексей.

— Сейчас поймешь! Короче, после года подготовки — потом как-нибудь расскажу, что за подготовка — отправили меня в один южный город. Там как раз готовили к сдаче новый крейсер — авианесущий, у нас тогда таких еще вообще не было!

— Постой, это не…? — Захаров назвал столицу одной из бывших советских республик.

— Нет, мой был раньше, перед этим. Да не перебивай! Лучше послушай — повеселишься от души! Вобщем, поручили мне проверить работу местной, как сейчас называют, службы безопасности — контрразведки, по-старому. А я что? Молодой, нахальный, самоуверенный! На отработку легенды, — знаешь, что это такое? — потратил меньше недели, и вперед!

Он на мгновение прервался, налил себе еще стакан, вопросительно взглянул на Алексея — тот отрицательно покачал головой — одним глотком осушил его и продолжил:

— Когда мой «опер» — ну тот, который меня вел, сейчас их кураторами называют — короче, когда он мою легенду выслушал, то, с сомнением так это, отвернулся в сторонку. «Ну, ну», — говорит, — «дерзайте…»

Захаров с удивлением и недоверием слушал его рассказ, то уточняя какие-то непонятные ему детали, то громко смеясь вместе с ним над ситуациями, в которые попадал вновь испеченный шпион. А мысли возвращались к Дюссельдорфу, о котором так неожиданно напомнил ему Быков…

 

Глава 2

«…когда он сообщил о полученном распределении, больше всех обрадовалась мама:

— Ты знаешь, ведь у них и зарплата выше, и можно сразу за диссертацию взяться! Да и вообще — это же Москва, столица! Может, еще и женишься там на москвичке…

— И звания, наверное, у них тоже есть — институт же военный, правильно? — подключился отец, — Глядишь, еще меня обгонишь!

Отец прошел две войны, с отличием окончил академию, но выше полковника так и не выслужился. Да и служить доводилось все больше по самым дальним окраинам огромной страны — от Камчатки, до Закарпатья. Мать терпеливо сносила все его перемещения по службе, и лишь, когда в очередной раз вместо давно ожидаемого повышения, он получал новое направление в какую-нибудь Тмутаракань, не выдерживала.

— Ты что, ничего не видишь? — отчитывала она отца, — Твои же однокурсники — троечники, между прочим — давно уже все генералы! И служат — кто в ГДР, кто — в Венгрии, или на крайний случай — в Польше! А ты, как был „настоящим коммунистом“, так и остался! Пора бы уже поумнеть, не мальчик!

Отец хмуро молчал, пыхтел в пышные командирские усы, потом, наконец, не выдерживал:

— Чего ж ты тогда моталась за мной по всем гарнизонам? Оставалась бы себе в Питере! Сейчас многие так делают…

На что мать беззлобно восклицала:

— Тьфу, вот ведь дубина в погонах! Потому и ездила, что любила!

И, пригнув его голову рукой — был он заметно выше матери — чмокала в щеку:

— Нет, тебя уже не переделать! Правильно говорят — горбатого могила исправит!

И отправлялась на кухню готовить ужин.

После таких проработок отец, обычно, виновато смотрел на сына и спрашивал:

— А ты, сынок, как думаешь? Может и правда, нужно было подмазать кого-нибудь?

Впрочем, в его способность „подмазать“ в семье никто не верил. И, когда вместо фактически уже полученной должности командира дивизии вместе с давно ожидаемым и вполне заслуженным званием генерал-майора, ему предложили уволиться в запас „по состоянию здоровья“, все восприняли это даже с каким-то облегчением — теперь можно было, наконец, вернуться домой, в свой родной город.

Теперь, получив распределение в столицу, Леха вспомнил все эти разговоры.

— Ма, ну чем Питер хуже? Я вообще Москву не люблю! Шумная, суетливая, народ какой-то злой… На улице никто никогда не остановится, не подскажет, как пройти! Да и в армию я, честно говоря, не очень… Хватит с нас и отца!

В глубине души он все же испытывал чувство гордости: как же, из всего курса его одного направили в Москву, да еще и в „ящик“! Правда, почему-то в направлении написали, что место работы — в/ч 17835. „Наверное, из соображений секретности!“ — решил он, и чувство гордости только усилилось.

На поверку „ящик“ оказался самым обычным НИИ, располагавшимся во вполне современном многоэтажном здании в одном из новых районов Москвы. Впрочем, и сама работа, на первый взгляд, ничем особо секретным не отличалась. Как и в студенческой научно-исследовательской лаборатории, Алексею поручили программирование новых микросхем. Предназначения их он не знал, но догадывался, что управлять они будут вовсе не станками на конвейере какого-нибудь машиностроительного завода.

Первое время он жил в институтской гостинице для приезжих, но уже спустя два месяца ему, к большой зависти остальных рядовых сотрудников, неожиданно предоставили однокомнатную служебную квартиру. Тут же на Юго-Западе, совсем недалеко от института. А прямо перед Новым Годом случилось событие, вызвавшее еще большее удивление и уже открытую неприязнь даже среди старых работников НИИ — Алексею предложили загранкомандировку. Да не в какую-нибудь Болгарию или Польшу, а в самую что ни на есть капиталистическую ФРГ!

— Тебя что, правда, в Дюссельдорф отправляют? — с нескрываемой завистью спросил его новый институтский дружок Олег Липкин.

— Да, там конференция какая-то по микропрограммированию будет — как раз моя тема. Я уже и документы в аспирантуру подготовил, „диссер“ буду готовить! — гордо ответил Алексей.

— Странно… — задумчиво сказал Олег, — Это, вообще-то, и моя тема тоже… А я все-таки здесь третий год!

И с недовольным видом отошел от Захарова.

В институтской столовой к Алексею неожиданно подошел начальник 1-го отдела Анатолий Викторович Сагдеев. Чем конкретно он занимался, никто не знал, но поговаривали, что помимо своей основной должности, он является еще негласным сотрудником органов — „сексотом“. Ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение никто, разумеется, не мог, да и не пытался — а вдруг!..

— Алексей Алексеевич, загляните ко мне после перерыва! — вполголоса сказал он Захарову и, словно ничего не произошло, направился со своим подносом искать свободное место.

„Сейчас начнет инструктировать, как вести себя на „вражеской территории“, — недовольно подумал Алексей, подходя к кабинету Сагдеева и вспоминая многочисленные истории и анекдоты про эти инструктажи. Однако то, что он услышал в этом кабинете, привело его в полное замешательство.

— Алексей Алексеевич! — негромким вкрадчивым голосом обратился к нему начальник 1-го отдела, — Вас не удивило, что вы, молодой специалист, без году неделя как окончивший институт и попавший в наш НИИ, сразу получили служебную квартиру? А тут еще и эта поездка в ФРГ… Что вы сами думаете по этому поводу?

От неожиданного вопроса Леха растерялся.

— Ну… видимо, я не самый плохой специалист… — неуверенно начал он.

— Ладно, не гадайте! — Сагдеев изобразил некое подобие улыбки, — Все значительно проще!

Он достал из ящика стола какую-то, завернутую в газету, небольшую „колбаску“.

— Соответствующими органами было решено привлечь вас к одной весьма важной операции. Вижу, вы уже обратили внимание на этот пакет…

Он развернул газету — внутри оказался небольшой столбик обычных пятикопеечных монет.

— Это вы должны отвезти в Дюссельдорф. Не удивляйтесь и не старайтесь выяснить назначение и смысл этой посылки. Вам это не нужно! — последнюю фразу он произнес с мягким нажимом, — Просто доставите туда, куда я вам укажу — и все! Дальнейшее уже сделают другие люди. Да, кстати, не пытайтесь узнать, кто эти люди — это может закончиться для вас не очень хорошо! И вовсе не обязательно по нашей вине…

Из дальнейшего разговора Алексей понял, что пакетик с монетами следовало просто оставить в камере хранения в аэропорту Дюссельдорфа. Номер ячейки Сагдеев ему назвал и попросил не записывать, а лишь хорошенько запомнить. В дальнейшем он несколько раз переспрашивал у него этот номер, с удовлетворением отмечая, что Алексей действительно запомнил его хорошо.

— От вас требуется только одно — найти разумное объяснение этому пакету на таможне! — разъяснял Сагдеев Захарову суть его задания, — Как здесь в Москве, так и там в Дюссельдорфе. Впрочем, я уверен в вашей фантазии и изобретательности. В Москве мы вас, разумеется, подстрахуем, но, имейте в виду, если нам придется вмешаться, то операция будет сорвана и придется искать другие пути доставки посылки. А это, как вы понимаете, время…

Из кабинета Сагдеева Леха вышел в совершенно растрепанных чувствах.

В попытках придумать какой-нибудь хитроумный способ перевоза посылки через границу он провел несколько оставшихся до поездки дней, пока, наконец, не понял всю их бессмысленность. Наверняка, все способы тайно что-либо вывезти были уже давно и хорошо изучены всеми таможенниками мира, и придумывать что-то новое, было пустой тратой времени. Следовательно, нужно было просто найти разумное объяснение, зачем он тащит с собой в Германию эти несчастные пятаки. Но и здесь его фантазия оказалась бессильной и он, как это не раз случалось перед экзаменами в институте, махнул на все рукой, надеясь, что решение придет само собой, когда будет просто некуда деваться. На помощь или подсказку Сагдеева рассчитывать не хотелось — это могло повлечь за собой потерю всех неожиданно доставшихся ему привилегий.

С этими мыслями, когда наступил решающий день, Леха уложил пакетик с монетами в дипломат прямо поверх служебных документов и сменных сорочек, и отправился в аэропорт. Подходя к пункту таможенного досмотра, он старался держаться уверенно и беззаботно, всем видом демонстрируя, что ничего противозаконного в его багаже нет. Раскрыв дипломат, он передал его таможенникам — молодой девушке и парню чуть постарше в одинаковых зеленых мундирах.

— А здесь у Вас что? — спросил парень со звездочкой младшего лейтенанта.

Как ни странно, именно эта звездочка…“

— Да ты меня совсем не слушаешь! — обиженно заметил Леонид.

Очнувшись от воспоминаний, Захаров отрицательно замотал головой:

— Нет, что ты, слушаю, конечно! Ты хотел что-то рассказать о своей учебной поездке?

— Точно слушаешь? Ну, тогда давай еще по чуть-чуть!

Быков налил еще по полстакана джина, разбавил его „Швепсом“ и не спеша, маленькими глотками выпил. Потом с некоторым сожалением осмотрел пустой стакан и начал рассказывать…»

 

Глава 3

«…из окна вагона был виден почти весь залив, морской порт и часть судоверфи, на которой можно было хорошо рассмотреть находившееся там судно. Оно сразу привлекало внимание своими необычными размерами и обводами. Хищно наклоненный вперед форштевень выдавал в нем военный корабль. Знакомый холодок в затылке подтвердил ощущение неожиданной удачи, и, пропев мысленно: „…из вагонного окна верфь секретная видна“, Ленька возбужденно впился глазами в судно. Однако, верный уже отработанной привычке, тут же отвел взгляд в сторону залива.

— Это ведь уже море, да? Никогда не видел! Только в кино и на картинках! Красиво, правда? — оборачиваясь к стоявшему у соседнего окна мужчине в форме военного моряка, воскликнул он, вполне естественно изобразив восторг и удивление.

„Совсем пацан еще!“ — улыбнувшись в ответ, подумал про себя тоже любовавшийся открывающимся видом Ленькин попутчик.

— Ну, не то чтобы совсем море… Это только залив, а море дальше, милях в трех. Но, фактически, залив ведь тоже море, верно? — офицер был явно не прочь поболтать.

— Дембель? — продолжая улыбаться, спросил он.

— Ага! Неделю как из части! Теперь вот отрываюсь по-полной! — с совершенно счастливым видом ответил Ленька.

— А вы, товарищ майор, служите здесь? Вот, наверное, здорово! Купаться каждый день можно!

Он не спеша подводил разговор к интересующей его теме.

— Майор — это на суше, — поправил его моряк, — а у нас — кап-три. Капитан третьего ранга, если быть точным. Только служу я не здесь, в Сов-Гавани — слышал, наверное? А здесь в командировке. Вон, его принимать буду!

Офицер кивнул головой в сторону стоявшего на верфи корабля. Делая вид, что судно его не очень интересует, Ленька переспросил:

— Это вроде военпреда, что ли? Знаю! У нас приезжали в часть военпреды с завода, когда на „двадцать вторых“ новые „глушилки“ ставили, „сирень“ называется. Жуткая штука! Если под прямой луч попасть, сразу облысеешь! А про девок можешь вообще забыть!

— В авиации служил? — догадался офицер.

— Да, в Озерках, на „стратегах“… Не летал, конечно! Так, на РЛС просидел. Но на „тушек“ насмотрелся! И внутри тоже лазил. Хорошая машина, серьезная!

Отметив про себя переход к легенде, Ленька незаметно наблюдал за реакцией на нее собеседника. Легенда, по его убеждению, была вполне качественная. Точно, как в книге „Искусство разведки“. Книгу эту С.А. принес ему на служебную квартиру, где Леньку поселили после переезда в Москву. Прочитав на обложке фамилию автора, он вопросительно взглянул на своего шефа. „Да, — подтвердил С.А., — тот самый, основатель и первый директор ЦРУ и один из лучших разведчиков мира! Так что, рекомендую читать повнимательнее“.

Советом этим Ленька воспользовался в полной мере и буквально проглотил книгу от корки до корки за одну ночь. Потом он регулярно возвращался к ней, находя все новые и новые тонкости и нюансы работы разведчика. „Куда там Дейлу Карнеги!“ — снова вспомнил свое любимое учебное пособие Ленька.

Отрабатывая легенду для своей первой учебной командировки, он все время вспоминал рекомендации этого „короля шпионов“. „Как там, у „алика“? — так он ласково величал теперь своего кумира и Главного Врага, — Любая ложь выглядит правдой, если она на 99 % состоит из правды. Оставшийся 1 % и есть ваш шанс в этой игре!“ Сейчас, в разговоре с моряком он использовал именно такое соотношение правды и лжи в своей легенде. В Озерках действительно стоял полк стратегических ракетоносцев ТУ-22, на которых действительно не так давно установили новую систему радиопомех „Сирень“. Ленькин 1 % заключался в том, что он в Озерках никогда не был. Более того, он и в армии не служил, а подробности эти узнал еще в институте, на последнем курсе, когда, отслужив положенный срок в армии, восстановился их бывший однокурсник, отчисленный двумя годами ранее за многочисленные и регулярные нарушения дисциплины. Быстро отыскав в общежитии своих прежних друзей, он на радостях устроил грандиозную попойку, во время которой, не жалея красок и не скрывая мельчайших подробностей, весело делился с ними всеми тяготами армейской службы. О необходимости быть предельно внимательными и наблюдательными в подобных случаях также писал в своей книге Даллес: „Любая, полученная вами, зачастую случайно, информация, даже ничтожная и бесполезная на первый взгляд, может оказаться решающей в соответствующей обстановке и при соответствующих условиях“. Именно болтливость бывшего однокурсника и легла в основу одной из легенд, которые готовил к этой поездке Ленька.

„Нормально пошла!“ — подумал он о легенде, и стал осторожно переводить разговор в нужное русло.

— А вы этот „транспортник“, принимать едете?

— Обижаешь, дружок! — с иронией поправил его кап-три.

„Лобан!“ — подумал про себя Ленька. „Лобанами“ они еще с детства в Крыму звали самцов кефали — рыбу быструю, сильную, но не слишком проворную. Охотиться на них было хоть и нелегко, но жутко увлекательно. Нужно было нырнуть метров на 5–7 в глубину и там, держась за уступ подводной скалы, ждать, пока мимо не проплывет косяк кефали. Если повезет, то косяк появлялся до того, как заканчивался запас воздуха в легких, и можно было попробовать подстрелить лобана. Стрелять в самку не стоило и пытаться. Изящно изогнувшись, она легко уходила от гарпуна, даже если до стрелка было всего пару метров. Лобан же, словно бык, несся вперед, не сворачивая и не обращая внимания на притаившегося за скалой человека. От удара гарпуна его упругое сильное тело выгибалось дугой, а дальше начиналось самое трудное. Сдаваться сразу лобан не собирался и мощно тянул незадачливого охотника за собой на глубину. Обычно, воздух в этот момент, как назло, заканчивался, и Ленька, нередко, бросив ружье вместе с гарпуном и бившейся на нем рыбой, стремглав вылетал на поверхность. На попытки поднять ружье со дна уходил, как правило, весь остаток охоты.

„Точно, лобан!“ — словно утверждаясь в правильности выбранной клички, повторил про себя Ленька.

— Какой же это транспортник? Это наш советский авианосец!

— Как авианосец? У нас же нет авианосцев! — изобразил удивление Ленька.

— Не было! Теперь будут, и не один! Это только первый из серии! — гордо ответил ему моряк.

Офицер снова повернулся к окну.

— Вот, взгляни, видишь, как палуба спереди поднимается вверх! — он указал рукой на корабль, который становился все ближе и заметнее.

— К носу, что ли? — уточнил Ленька.

Офицер рассмеялся:

— Это у тебя, парень, нос, а у судна — форштевень! Так вот, этот изгиб и делается как раз, чтобы взлетать было легче. Ну и, понятно, садиться тоже!

Понемногу увлекаясь близкой ему темой, он рассказывал Леньке все новые подробности устройства судна. Ленька слушал, стараясь не пропустить ни единого слова. Поезд, между тем уже начал спускаться с высокого берега к расположенному внизу вокзалу. На вокзале они расставались уже почти как приятели. Кап-три, спускаясь по ступенькам из вагона, обернулся к Леньке:

— Ты, Ленчик, если с работой будут проблемы, найди меня. Спросишь на проходной военпреда Сергея Владиславовича из Сов-Гавани. Я переговорю с кем нужно.

— Спасибо, товарищ май…, ой, извините, товарищ кап-три! — поблагодарил его Ленька.

Майора на привокзальной площади уже ждал УАЗик. Леньку не ждал никто, но это его ничуть не огорчило. Легенда, отработанная им еще в Москве, была хороша тем, что представляла собой, фактически, подробный план действий. Сейчас, в соответствии с этим планом, ему следовало ехать прямиком на завод и попытаться устроиться на работу. Это было одной из основных, поставленных перед ним в Москве задач.

На площади он подошел к дежурному милиционеру:

— Сержант, не подскажешь, как добраться до ЧСЗ? Ну и, если знаешь, где там у них Отдел кадров?

— Дембель, что ли? — с любопытством взглянул на него молоденький, чуть старше самого Леньки сержант.

— А судостроительный тебе зачем — на работу хочешь устроиться?

— Так точно! — весело ответил ему Ленька, — Две недели всего, как из части! А как там у них с работой — возьмут?

— Ну, смотря, куда… Ты в армии-то, чем занимался? — поинтересовался милиционер.

— Да так, на РЛС сидел. Ну, немного в электронике ковырялся… Со школы еще увлекаюсь.

— С электроникой возьмут! — уверенно ответил парень, — Можешь не переживать! И зарплата у них очень приличная — с премиями работяги получают по три сотни! Не то, что у нас…

— А чего ж сам не идешь на завод? — спросил у него Ленька.

— Да у них там первый отдел свирепый. „Шерстят“ до самых трусов. А у меня дядька в Канаде… Нет, меня точно не возьмут, можно и не пробовать!

— Куришь? — Ленька достал из кармана пачку „Родоп“.

— Болгарские! — с завистью произнес сержант, выуживая сигарету из пачки, — Из столицы, наверное?

— Ага, из Киева! Там немного погулял, пока деньги были… Теперь, вот, нужно куда-то устраиваться на работу.

— А чего к нам? Или родственники тут?

— Нет, у меня тут подруга учится, в пединституте. Со школы еще дружим! Писала, что город красивый, и на работу можно устроиться на ЧСЗ. Мол, там и платят хорошо, и квартиры дают. Да и вообще — у вас тут море! Загорай, купайся хоть весь год! — он мечтательно зажмурился, потом, словно вспомнив, вернулся к своему вопросу, — Так как лучше до завода добраться?

— А можешь хоть на автобусе, хоть пешком прогуляться! Тут недалеко — пойдешь сейчас направо, свернешь на Индустриальную, и по ней двигай до самого лимана. Минут двадцать, не больше!

— Ну, спасибо, сержант! Бывай!

И, крепко пожав сержанту руку, Ленька двинулся в указанном ему направлении…»

 

Глава 4

«… именно эта одинокая звездочка пробудила в Алексее дремавшую до того безудержную фантазию, и его, что называется, „понесло“. Небрежно перегнувшись через стойку, он негромко и доверительно сообщил таможеннику:

— А, черт его знает! Меня, понимаете, попросил знакомый передать это его дочке, в Дюссельдорф. Она там в торгпредстве работает, ну и ей, вроде бы для каких-то не то медицинских, не то косметических нужд понадобились медные монеты. А у них, у буржуев, сами знаете, с медью напряженка!

Остолбеневший от такой наглости таможенник растерянно слушал весь этот бред, но тут неожиданно вмешалась его напарница:

— Ой, я тоже что-то такое слышала! По-моему, медяки используют для лечения спины. Ну, там всякие радикулиты, люмбаго… А много здесь?

— Кажется, штук тридцать… Можете пересчитать, — все тем же уверенно-развязным тоном ответил Леха, — Но если нельзя…

— Это полтора рубля, что ли?! — девушка укоризненно посмотрела на своего напарника, — Вить, оставь! Даже на приличную контрабанду не тянет! — и, повернувшись к Захарову, с улыбкой сказала:

— Забирайте свою „валюту“! Счастливого пути! — и шлепнула штампик в его паспорте.

В Дюссельдорфе он держался уже совсем уверенно. Воспользовавшись невольной подсказкой московской таможенницы, на вопросительный взгляд таможенного офицера, на ломаном немецком спокойно пояснил: „Фюр медисин! Люмбаго!“ — и для наглядности похлопал себя по пояснице. Офицер понимающе кивнул головой и никаких вопросов задавать не стал.

Вернувшись из поездки, Алексей в первый же день поймал в институтском коридоре за рукав Сагдеева и, гордый удачно выполненным поручением, громко доложил:

— Задание выполнено! Никаких накладок не было!

— Я уже в курсе… — негромко ответил тот, — Только, вот в коридоре не нужно было…

Сообразив, что допустил промашку, Леха испуганно оглянулся — посторонних поблизости не было.

— Да вы не нервничайте так! — улыбнувшись, все тем же негромким голосом сказал ему Сагдеев, — Все нормально, благодарю!

И, словно ничего особенного не случилось, приветливо кивнул Алексею и ушел по своим делам.

Терпения у Лехи хватило только до обеда. В обед он нашел своего дружка Олега и поделился с ним успешно выполненным „секретным заданием“.

— Секретное задание? — громко рассмеялся Олег, — Ну, ты, брат, совсем лопух!

Обиженный такой реакцией, Захаров слегка ткнул его кулаком в бок:

— Чего ржешь? Рассказывай, в чем тут дело!

— Дело? — Олег, казалось, никак не мог успокоиться, — Сынок у него там в нашем торгпредстве работает, в Дюссельдорфе — вот и все „дело“!

— Ну и что?

— А то, что он регулярно звонит домой в Москву с таксофона, а жетоны для таксофона — один к одному, как наши пятаки! Теперь понял?

Олег еще раз коротко хохотнул и уже спокойно объяснил:

— Жетон стоит 30 пфеннигов, а пятак — он и есть пятак! Да и жалко же валюту на разговоры тратить! Вот папаша и ищет каждый раз способ, как сынку наши медяки отправить. А ты и обрадовался — „секретное задание“!

— Ладно, можешь не развивать… — расстроено бросил Захаров Олегу, — Только не треплись никому!

Впрочем, в том, что Олег не преминет воспользоваться удобным случаем посмеяться над ним, Леха не сомневался. Так и вышло, и уже вскоре все знакомые при встрече с Алексеем загадочно ухмылялись…

„… результате оперативной проверки во время служебной командировки у объекта „Зотов“ были выявлены следующие качества: обладает хорошей выдержкой и самообладанием; быстро реагирует на изменение оперативной обстановки; изобретателен в выборе решений. В то же время, недостаточно внимания уделяет предварительной подготовке, больше рассчитывая на свое умение легко адаптироваться к внешней среде. Считаю возможным продолжить оперативную разработку и перейти непосредственно к вербовке. Горев.“

Сагдеев закончил оперативный отчет и аккуратно убрал его в сейф…»

* * *

— Нет, ты только прикинь! — Быков возмущенно взмахнул рукой с зажатым в ней стаканом — содержимое выплеснулось на стол.

— Извини, старик!

Он промокнул стол бумажной салфеткой и продолжил:

— То, что легенда прошла, я знал совершенно точно! Никто, даже на заводе, не задал ни единого лишнего вопроса! Нет, меня, конечно, завернули в кадрах. Но это было СОВЕРШЕННО НОРМАЛЬНО! У меня ведь, кроме липового военного билета, никаких других документов не было!

* * *

«…прямо напротив проходной стояло невзрачное двухэтажное здание с непомерно большой неоновой вывеской — „Гастроном“. На первом этаже его, действительно, располагался гастроном, а второй, как в большинстве подобных заведений, был отдан под пункт общественного питания с традиционным незамысловатым названием „Кафе „Вечернее““. Это означало, что обыкновенная рабочая столовая по вечерам превращалась в увеселительное заведение. Впрочем, из „увеселительного“ в нем был только музыкальный автомат с набором старых советских „сорокопяток“, да некое подобие барной стойки, полки которой были плотно заставлены пустыми бутылками известных импортных коньяков и водок.

Время было рабочее и в кафе почти никого не было, не считая трех молодых людей, лениво тянущих мутноватое пиво из больших кружек. Ленька быстрым взглядом пробежался по пустому залу и решительно направился к соседнему с парнями столику. Здесь он небрежно бросил свою спортивную сумку на стул и подошел к „бару“.

— Пивка пару кружек! — кинул он стоявшей за стойкой дородной буфетчице, — А рыбки никакой нет?

— Приезжий? — взглянув на него, спросила буфетчица.

— А что, заметно? — улыбнулся в ответ Ленька.

— Заметно… Местные рыбку не просят! Если лень самому насушить — сходи, вон, на рынок, купи! А мы не держим. Мне и хранить-то ее негде. Хочешь — спроси у ребят за тем столиком! У них, вроде, была…

С двумя кружками в руках Ленька подошел к столику с сидевшими за ним парнями:

— Парни, рыбки не продадите?

— Чего, приезжий, что ли? — повернулся, сидевший к нему спиной крепкий парень в синей спецовке.

Ленька рассмеялся:

— Да у вас здесь одни следователи живут! Человека сразу насквозь видят! Точно, приезжий, только с поезда. Сейчас вот пивка выпью и пойду в „кадры“, насчет работы.

Теперь уже на него с интересом смотрела вся троица.

— А сам-то, откуда? — спросил один из них.

— Из дембеля! Слышал про такой город?

Парни оживились, на лицах появились одобрительно-заинтересованные улыбки.

— Давай к нам! Мы все тут бывшие дембеля! — пригласил его за стол первый, и, обернулся к тому из парней, что был помладше, — Мыкола, дай-ка ему сарганчика!

Он отодвинул стул, помогая Леньке устроиться, поскольку руки у того были заняты пивом, и поинтересовался:

— Ты хоть слышал про такую рыбу — сарган?

— Откуда? — изобразил удивление Ленька, на самом деле не только знавший, но и много раз ловивший сарганов на мелководье собственной майкой, — Я ж не местный! Я и моря-то раньше не видел!

— Ничего, насмотришься! — усмехнулся парень, — И насмотришься, и накупаешься… У нас кроме моря и смотреть-то больше не на что!

— А с работой как? — спросил у него Ленька, — Вы на заводе работаете?

— Само собой! Тут, считай, полгорода на заводе работает. А с работой — никаких проблем! Дуй прямо в кадры — они дембелей любят. А им что — общагу выделили, и больше никаких хлопот! А старым работягам еще квартиры подавай…

— А мне говорили, что у вас и квартиру можно получить! Ну, разумеется, не сразу, через пару лет…

— Ага, — рассмеялся второй, — через пару! Скажи лучше — через двадцать! У меня батя больше двадцати лет на заводе, а в очереди только восьмой! Да тебе-то чего так квартира нужна? Женатик, что ли?

— Да ну, скажешь! — сделал вид, что обиделся Ленька, — Это я так, на будущее… А вы чего здесь сидите? В отпуске?

— Нет, с ночной. Сейчас вот пивка попьем и пойдем отсыпаться.

— А что, и ночные смены есть? — Ленька постепенно узнавал о заводе все больше.

— Нет, это сейчас сделали три смены, к сдаче судна. А так обычно только две.

Вскоре Ленька уже знал не только сроки сдачи судна, но и все расписание работы завода, имевшиеся на нем производства, их расположение, и даже имена и фамилии некоторых начальников цехов и мастеров. Когда парни ушли, он с кружкой пива в руке подошел к широким окнам кафе, выходящим к заводскому забору. Отсюда, со второго этажа здания был хорошо виден не только сам забор, но и ограждавшие его изнутри шесть рядов тонкой проволоки, проходившей через такие же проволочные кольца. „Наверняка, сигнализация!“, — подумал Ленька. Через каждые пять-шесть метров на заборе с обеих сторон были установлены мощные фонари, а во внутренней территории виднелся еще один забор, но уже из колючей проволоки. „Да там, похоже, даже КСП (контрольно-следовая полоса) есть!“ — догадался он, — „Может, еще и собаки ночью бегают!“

Теперь, когда он узнал все, что можно было узнать из визуального наблюдения снаружи, пришло время отправляться в отдел кадров…»

* * *

Быков отхлебнул из стакана и вопросительно взглянул на Алексея.

— Ладно, плесни немного! — согласился Захаров, — Ты тут такие вещи интересные рассказываешь…

Быков налил ему джина, разбавил тоником, и, прерываясь иногда, чтобы отхлебнуть из стакана, продолжил свое повествование, а Алексей, пытаясь не потерять нить рассказываемой Леонидом истории, вспоминал свою первую учебную командировку…

* * *

«…очередь растянулась на несколько кварталов, вплоть до центральной площади. Несмотря на солнечное утро и праздничный день, лица стоявших в ней людей выглядели серыми и хмурыми.

— А на что подписка? — поинтересовался Алексей, посчитав что, люди ожидают розыгрыша подписки на какое-нибудь дефицитное собрание сочинений — явление для Москвы вполне обычное.

— Какая еще подписка? — раздраженно ответила ему стоявшая в очереди женщина, — Колбасу обещали завезти к празднику!

— Финскую, что ли? — удивился Алексей.

— Докторскую! Да вы откуда свалились? — с подозрением оглядела его женщина.

Город был „закрытый“ и к появлению любых необычных людей здесь относились насторожено. „Ничего себе, Первомай!“ — подумал про себя Алексей. В Москве Алексей никогда не задумывался, как живут люди в провинции, и сейчас был поражен увиденным.

Задание, полученное им в Москве, мало отличалось от того, что поручили Леньке. Необходимо было провести разведывательные мероприятия на одном из оборонных предприятий, связанном с изготовлением электронных компонентов управления АПЛ. И, разумеется, попытаться проникнуть на него, а еще лучше — устроиться на работу…»

 

Глава 5

«… вторая неделя, а подобраться ближе к объекту никак не удавалось. Какие-то разрозненные сведения ему удалось почерпнуть из разговоров в продовольственных магазинах, столовых, кафе, располагавшихся в окрестностях объединения, местонахождение которого он узнал в первый же день своего приезда в этот старинный город на Волге…

Трамвай уже миновал речной порт и направлялся в промышленную зону города, когда на одной из остановок из динамика прозвучало: „Следующая остановка — Центральная проходная!“ От неожиданного предчувствия удачи Алексей едва не вздрогнул. Он встал со своего места, по полупустому вагону быстро прошел к кабинке вагоновожатой и легонько постучал. Она обернулась и, увидев нагнувшегося к открытой стеклянной форточке молодого человека, деловито поинтересовалась:

— Сколько?

— Чего сколько? — удивился Алексей.

— Талонов брать сколько будешь? — недовольная его непонятливостью, пояснила вагоновожатая.

— Нет, спасибо, талон у меня есть! Я спросить хотел — это же…, верно? — он назвал имя объединения, — А в отдел кадров мне здесь выходить?

Женщина бросила на него любопытный взгляд и, вновь обернувшись к дороге, утвердительно кивнула:

— Здесь! Зайдешь на Центральную, а там направо по коридору…

— А как же я пройду? — Алексей изобразил растерянность, — Меня же без пропуска не пустят!

— Да тебе через проходную и не нужно! Кадровики сидят до „вертушек“! — ответила словоохотливая вагоновожатая и, бросив еще один любопытствующий взгляд на своего собеседника, на его короткую характерную стрижку, поинтересовалась:

— Небось, после армии? Не переживай, возьмут — там рабочие всегда нужны!

Поблагодарив ее, Алексей дождался остановки, сбежал по ступенькам на тротуар и уверенным шагом отправился к проходной…»

* * *

Заметив, что бутылка опустела, Леонид потянулся было за второй, но Захаров задержал его руку:

— Пойдем на балкон, глотнем свежего воздуха! Заодно проветрим немного, а то от моих сигарет, да и от твоих сигар, уже не продохнуть!

— Хочешь сказать, что в Москве где-то еще есть свежий воздух? — с иронией заметил Леонид, выходя следом за ним на балкон.

Внизу огоньками ночных машин текла Профсоюзная улица, доносился шум двигателей и нередкий визг тормозов — обычные звуки переполненного транспортом современного мегаполиса. Быков мрачно смотрел вниз на уличную суету, на сверкающие рекламы многочисленных магазинов, «бутиков» и прочих атрибутов новой жизни.

— Я вот, думаю, если бы знал тогда, что мы придем к этому, — он кивнул головой в сторону улицы, — я бы вернулся, или остался — как считаешь?

— По-моему, те, кто остались, бежали как раз не «от», а «за» этим! — с кривой усмешкой отозвался Захаров, — Я таких называю колбасно-джинсовыми эмигрантами!

— «Колбасно-джинсовыми»? — рассмеялся Леонид, — Это ты точно! Вот только кто и как расплачиваться будет за это «изобилие»?

— Слушай, кстати, где это ты так к сигарам пристрастился? — поинтересовался Алексей, — Или это у всех «больших начальников» сейчас так принято? Ну, как раньше пыжиковые шапки!

— Да ну, брось! Скажешь, еще! Это я давно, после одной из поездок. Только не учебных… Потом расскажу, если, конечно, твоего джина хватит!

— Не переживай! — успокоил друга Захаров, — Не хватит, так у нас тут внизу круглосуточный магазин, «24 часа» называется, если что — сгоняем!..

Вернувшись в квартиру, Быков по-хозяйски открыл вторую бутылку наполнил стаканы и наполовину разбавил их «Швепсом».

— Так вот, в кадрах меня, разумеется, завернули, — продолжил он, — но без скандала, спокойно и доброжелательно. «Ты, — говорят, — парень, встань вначале на воинский учет, оформи, как положено, гражданский паспорт, а после приходи — милости просим!» После этого мне больше уже делать в этом городе было нечего. Фактически, все, что нужно, я узнал и проверил. Оставалось только полностью отработать легенду до конца, чтобы при необходимости можно было не только ответить на всякие «нехорошие вопросы нехороших дяденек», но и вернуться, и продолжить начатую работу. На это я потратил еще пару дней. Снял комнатку у одной старушки в частном секторе, сходил в местный Пединститут… Вобщем, засветился, везде, где было нужно. А через два дня взял билет и сел в поезд, честно считая, что моя учебная поездка на этом закончилась. Но, как оказалось, самое интересное было еще впереди! Мы только-только отъехали от вокзала, как ко мне в купе зашли два парня. Ну, не то, чтобы парня, мужички такие, лет по тридцать…

* * *

«…поезд едва успел отойти от вокзала, как в купе к Леньке зашли два парня. Ну, не то, чтобы парни, скорее, мужички… Молодые такие, лет по тридцать — тридцать пять. Были они настолько одинаковыми, — рост, фигуры, светлые рубашки с коротким рукавом, даже короткие прически и светло русые волосы, — что Ленька невольно улыбнулся. Заметив улыбку, тот, что шел первым ответно широко улыбнулся и сел на полку напротив. Так, улыбаясь, они смотрели друг на друга минуту-другую, затем мужчина встал и предложил Быкову:

— Пошли, покурим, что ли!

Теперь Ленька уже совершенно точно знал, что это за „мужички“, но улыбка не сходила с его лица. Его визави не догадывались, что эта улыбка означала крайнюю степень злости, почти что ярость. „Ну, сука, подставил!“ — подумал он о своем инструкторе. В том, что это была подстава, он не сомневался ни на минуту. Ни малейших оснований для каких-либо подозрений, по его мнению, он в городе не давал. Легенда была совершенно правдоподобной и содержала множество мелких деталей, которые просто так придумать было невозможно. Активного интереса к объекту своего изучения он нигде не проявлял, максимально используя способность быстро сходиться с людьми и вызывать их на весьма откровенные разговоры и беседы. Оставалось только одно — эти парни заранее знали, кто он и зачем здесь находится. „Ну ладно, давайте! Поиграем в шпионов, контрразведчики хреновы!“ — с веселой злостью подумал Ленька.

Парень, между тем, вел его не к нерабочему тамбуру, где обычно курят пассажиры, а в сторону купе проводника. Второй, пропустив их вперед, предусмотрительно держался чуть сзади. Ленька неожиданно резко обернулся — второй сопровождающий испуганно отшатнулся и машинально потянулся к заднему карману брюк.

— Погоди, ты что! — с усмешкой сказал ему Ленька, — Здесь нельзя курить! Выйдем в тамбур, тогда и закуришь!

Парень покраснел от злости и смущения за свою оплошность и грубо толкнул его в плечо:

— Давай, иди, шутник! Еще нашутишься!

Проходя мимо купе проводника, тот, что шел первым, резко открыл дверь и втолкнул Леньку внутрь.

— Оружие есть?

— Только иностранное! — улыбаясь, ответил Ленька, — Отечественное не держим-с! Ненадежное оно, знаете ли…

Едва сдерживая себя, парень отошел к открытой двери купе и крикнул проводнику:

— Тормози!

Поезд стал замедлять ход и через несколько минут остановился у пригородной платформы.

— Выходи! — скомандовал Быкову оперативник и потянул его за руку к двери.

У платформы их уже ждал милицейский УАЗик, и через полчаса Ленька вновь оказался на знакомом вокзале. Только, не в зале ожидания, а в кабинете начальника линейного отдела милиции. Сдав его начальнику отделения, оперативники отбыли восвояси, а Ленька стал осматривать кабинет, в который его привели.

— Чего зыркаешь? — беззлобно спросил его пожилой капитан — очевидно, начальник отделения.

— Да вот, гляжу, как смыться! — ухмыльнулся Ленька.

Но капитан оказался на удивление не только весьма уравновешенным, но и вполне добродушным.

— А зачем тебе смываться? Сейчас документы проверим, и двинешь дальше!

— В смысле — домой?

— Ну, может домой, а может — в КПЗ. Это, как повезет…

— А может, для начала вы все-таки скажете, чего меня с поезда сняли и сюда притащили? — язвительно поинтересовался Ленька, — А то как-то неинтересно получается — эти два придурка, — он кивнул головой в сторону двери, — оружие спрашивают, вы предлагаете в КПЗ посидеть… Кто потом за все это отвечать будет? Пушкин?

— Зачем Пушкин! — спокойно ответил ему капитан, — Если документы в порядке, завтра отправишься домой, ну а если нет — не обижайся!

— Да что вы мне голову морочите! — по-настоящему разозлился Быков, — В каком таком смысле „в порядке“?! Вы можете хоть толком объяснить, в чем дело?

— Понимаешь, парень, — все так же добродушно объяснил капитан, — ориентировочка тут у нас пришла. Мол, может появиться в вашем городе преступник-рецидивист. Ну и, соответственно, описание: рост выше среднего, волосы короткие, светлые, нос прямой, глаза серые… Вобщем, все сходится! Я понятно излагаю? Так что, вот тебе бумага, ручка — пиши подробненько: откуда, куда, зачем… Чтобы я тебе лишних вопросов не задавал. А я потом эту бумажку передам, куда следует — они все, что ты напишешь, проверят. Ну и, соответственно, или домой, или в КПЗ! Давай, хлопец, пиши! А я пока покурю, да своими делами займусь.

Чувствуя, что дальше спорить бессмысленно, Ленька не спеша, тщательно выверяя каждое слово, изложил свою легенду. Через полчаса или чуть больше капитан вернулся.

— Ну, что, написал? Вот и ладненько! А теперь иди, отдохни в КПЗ, пока твою бумагу проверять будут…»

Быков замолчал, хмуро попыхивая уже изрядно изжеванной сигарой. Потом, с силой вдавливая окурок в пепельницу, затушил ее.

— Вобщем, отсидел я там, в КПЗ всю ночь. А в начале седьмого утра — часы-то у меня отобрали, так я примерно, по солнцу сориентировался — пришел сержант и отвел меня снова к начальнику отдела. Тот говорит, — «Извините, Леонид Борисович!» — я по легенде Борисович был. Вобщем, «Извините, Леонид Борисович за недоразумение! Документы ваши в порядке, так что можете спокойно ехать. Вот билетик, поезд тот же, отправление, если помните, в 7-45 — еще успеете себя в порядок привести. Ну, там умыться, побриться…У нас здесь в отделении и умывальник имеется, так что, не стесняйтесь!» Такая вот у меня учебная поездка получилась! Смешно, да?

— Да, вобщем то, не очень, — ответил Захаров, мысленно вновь возвращаясь к своей собственной учебной командировке…

* * *

«…маячок на газетном стенде Алексей заметил еще издали. Он означал, что в условленной ячейке автоматической камеры хранения на вокзале его ждет новая вводная…»

 

Глава 6

«… что Фокусник его расшифровал, Алексей понял сразу. Как и то, что и сам Фокусник тоже это понял. С этого момента игра пошла, фактически, в открытую…

О том, что ему, возможно, поручат провести разработку одного человека, Алексея предупредили еще в Москве.

„Понимаешь, — объяснял С.А. Алексею, — человек это умный, осторожный. Тем более, он знает, что мы за ним давно наблюдаем. Тут нужно очень аккуратно, тонко… А тут еще эти зарубежные гастроли! Представь, если он там останется?!“ Алексей попробовал представить, и… ничего не почувствовал. Никакими особыми секретами этот человек не владел — ну, какие могут быть секреты у циркового артиста, фокусника? Новый фокус за границу продаст? Или примется там критиковать наш строй? Так ведь, за рубежом нас постоянно критикуют. Уже столько наплели, что и добавить нечего! Нет, он решительно не понимал такого повышенного внимания к Фокуснику. Но это было его первое не учебное, а самое настоящее задание на разработку „объекта“, и это, разумеется, не могло не возбуждать!

Захаров долго прорабатывал различные пути похода к Фокуснику, обсуждал их с С.А., но ни он сам, ни его руководитель так и не остались полностью удовлетворены каким-либо из вариантов, каждый их которых имел достаточно „узких“ мест. Однако времени, как на тщательную проработку легенды, так и на саму работу было крайне мало — на всю командировку Алексею отводилось всего две недели, и разработка Фокусника была не единственным и отнюдь не главным его заданием. Как оказалось, их опасения были не напрасны, и Фокусник понял, кто он, и с какой целью ищет знакомства, едва Захаров переступил порог его гримерки…»

* * *

Алексей, погрузившись в свои воспоминания, окончательно потерял смысл того, о чем рассказывал ему Быков. Впрочем, и Быков тоже надолго замолчал, видимо, заново переживая все, о чем, видимо, не вспоминал уже много лет. Наконец, словно очнувшись, он плеснул себе в стакан джина, подлил и Алексею.

— Давай, старик, накатим! За тех, кто не предал и не продал!

Выпив, достал новую сигару, отрезал щипчиками кончик и, прикурив от длинной спички, глубоко с наслаждением затянулся. От крепкого сигарного табака перехватило дыхание и на глазах у него проступили слезы.

— Ну, а дальше что? — поинтересовался Алексей, тоже отрываясь от собственных воспоминаний.

— Дальше? А что дальше? Ну, приехал в Москву, от своего инструктора разнос получил… «Вы, — мол, — из-за недостаточной проработки легенды провалили задание, себя засветили, а могли и службу засветить!»… Я, понятное дело, промолчал, не стал рассказывать о том, что прекрасно понял смысл этого «провала». Но, видимо, что-то там мое начальство не устроило в моем характере… После этого я еще некоторое время занимался с инструкторами, даже съездил в пару командировок — не учебных, разумеется. Правда, только в соцстраны, но все это было как-то вяло, словно по инерции… И вдруг, совершенно неожиданно меня перевели в группу, занимавшуюся подготовкой к какой-то спецоперации! Так я попал в «команду 45».

— Что еще за «команда»? — не понял Алексей, — И почему — 45?

— Ты что, вправду, ничего про нее не слышал?! — удивился Леонид, — Я думал, наши перебежчики уже давно все журналистам выложили! Откуда взялось такое название, я толком не знаю, но мы — те, кто в эту команду попал — решили, что это по калибру известного «кольта». Ведь, что, собственно, такое — калибр? Число шариков определенного размера, помещающихся в стволе! А у нас состав группы как раз и был такое число. И каждый — словно шарик стальной!..

* * *

«…вернувшись в Москву, Алексей составил подробный отчет, как о системе обеспечения безопасности предприятия, на которое он был командирован, так и об установленном контакте. Форму отчета С.А. предложил ему традиционную — „свободное сочинение“. Отчетом, впрочем, он остался крайне недоволен. Настолько, что тем же вечером явился для обсуждения прямо к Алексею на конспиративную квартиру.

— Из вашего отчета, — подчеркнуто официально начал он, — следует, что мы напрасно потратили столько времени и немалые средства на мероприятия по этому, — он заглянул в отчет, — как вы его обозначили, Фокуснику. Кстати, обозначили весьма упрощенно и поверхностно! Похвально, конечно, что вы трезво и честно оценили свою неудачу в разработке легенды прикрытия. Я ведь правильно понял — он сразу расшифровал вас?

— Думаю, да! — сухо подтвердил Алексей, — Однако, по моему мнению, это не помешало, а, скорее, помогло выполнению задания. Впрочем, об этом я тоже написал в отчете. Как и о том, что не понимаю повышенного интереса нашей службы к этому человеку.

— Причины этого интереса вас не касаются! Вашей задачей было лишь установить, насколько велика опасность, которую может представлять этот человек.

„Опасность — для кого?!“ — подумал про себя Алексей. Но вслух лишь равнодушно произнес:

— Да, очевидно… Возможно, вы обладаете дополнительной информацией, которая мне неизвестна. Если же моя работа кажется Вам недостаточно полной и качественной, можете ее продублировать.

— Уже… — снова углубившись в отчет, негромко ответил С.А.

Затем внимательно и строго взглянул на Алексея и повторил:

— Уже продублировали! Вы же не считаете, что мы будем делать выводы, опираясь только на ваш отчет?

— Разумеется! — сухо, в тон ему согласился Алексей, чувствуя, что дальнейшее обсуждение не имеет смысла»…

* * *

Быков крупным глотком допил свой стакан, взглянул на него и, с явным сожалением, поставил на стол.

— Это что, выпивка уже вся? Может, сгоняем? А то до утра еще далеко…

Когда, изрядно промокнув под моросившим осенним дождем, они вернулись в квартиру, Захаров, снимая в прихожей пальто, напомнил:

— Так, что случилось с вашей командой? И почему ты ушел из службы? Ты же обещал рассказать…

— Сейчас… — Быков тщетно пытался стянуть с ноги промокший ботинок, — подожди… Сначала накатим, а после можно и продолжить наш «вечер воспоминаний»!

Он задумчиво усмехнулся, однако, выпив, снова помрачнел:

— Из конторы я ушел давно, лет пятнадцать назад, сразу после возвращения из N.

И торопливо, словно боясь не успеть, стал выплескивать все, о чем столько лет пытался забыть, но что все еще скрывалось где-то глубоко, глубоко, в самых потаенных уголках так и не успокоенной временем души. Алексей слушал его, почти не перебивая…

* * *

«…латинос! — опытным взглядом таможенный офицер определил национальную принадлежность приближавшегося к стойке регистрации молодого мужчины. Впрочем, ошибиться и впрямь было трудно: невысокого роста, коренастый, с темными волосами и тонкими черными усиками, мужчина заметно выделялся среди других пассажиров своим щегольским светлым костюмом, под которым была видна рубашка с отложным воротником, разукрашенная яркими рисунками и надписями. Нагловато-веселые темные глаза и такая же нагловатая легкая улыбка дополняли его портрет. Небрежным жестом пассажир бросил паспорт на стойку, облокотился на нее сам и принялся с любопытством разглядывать окружающих. „Какая неслыханная наглость!“ — подумал про себя таможенник, разворачивая паспорт и пытаясь прочесть фамилию прибывшего.

— Виктор э-э… Лю…, — офицер явно был в затруднении.

— ВиктОр! — поправил его пассажир, делая ударение на втором слоге, и повторил еще раз:

— ВиктОр!

После чего перегнулся через стойку и, грубо подчеркнув ногтем свою фамилию в паспорте, быстро, но разборчиво продиктовал слегка презрительным тоном:

— Виктор Анхель Люсиа Моррьентес де Гарроба!

— Цель приезда? — спросил таможенник.

— Туризмо! — все также весело и развязно ответил иностранец, — Dusseldorf — c'est la petit Paris!

— Извините?… — не понял последнюю фразу офицер.

Турист, однако, оказался тоже не силен в языках, и, прищелкивая от досады пальцами, на ломанном немецком попытался объяснить:

— Наполеоно! Он сказать — ваш город есть маленьки Париж! Я буду знакомить с маленьки Париж!

Затем ткнул пальцем в лежавшие на стойке документы:

— Todo en orden? (Все в порядке?)

— „Знакомиться“! — вполголоса машинально поправил офицер, и, поставив штамп прибытия, протянул иностранцу паспорт:

— Добро пожаловать в Дюссельдорф!

Выйдя из здания аэропорта, иностранец подозвал такси и уверенно назвал адрес:

— Hotel „Barbarossa“! Niederhain Strasse… (Отель „Барбаросса“, Нидерхайн штрассе…)

— Ja! Ja! — закивал головой таксист, показывая, что хорошо знает, где находится эта гостиница, — Das ist nicht weit von Flughafen! (Да, да! Это совсем недалеко от аэропорта!)

Пассажир рассеяно кивнул ему в ответ, с нескрываемым интересом вглядываясь в пробегавшие за окном пейзажи. Шоссе стало постепенно заворачивать по широкой дуге вправо, оставляя слева обширный парк, за которым уже виднелся Рейн и набережная Киттельбах. Несколько минут спустя такси подъехало к воротам отеля.

Впрочем, назвать отелем эти несколько двух- и трехэтажных домиков, расположенных за невысоким каменным забором, было трудно. Отель „Барбаросса“ был небольшой гостиницей, оформленной в итальянском кантри-стиле и состоящей всего из 30 или 40 номеров. Владелец гостиницы, невысокий и тучный пожилой итальянец немецкого происхождения всеми силами старался придать своему заведению настоящий „итальянский“ дух: номера были оформлены в виде деревенских комнат, в погребе ресторана Im Schiffchen — „На лодочке“ — всегда был большой выбор итальянских вин, оркестр играл итальянские мелодии, а в меню были, в основном, итальянские блюда. Да и сам хозяин, выходя к гостям, старался щегольнуть одной-двумя фразами на итальянском языке, произносимыми, правда, с чудовищным немецким акцентом.

Виктор уже бывал в этой гостинице и с нескрываемым удовольствием прошел в предусмотрительно открытую швейцаром дверь. Портье тоже узнал посетителя и расплылся в улыбке:

— Сеньор… сеньор…

Он тщетно пытался вспомнить фамилию постоянного клиента, пока тот сам не подсказал ему:

— Морьентес!

— Да, да, простите, сеньор Морьентес! — и, очевидно решив щегольнуть своим знанием испанского, вежливо поинтересовался:

— Como esta Usted? Que tal? (Как поживаете? Как дела?)

— Gracias, amigo, estoy bien! (Хорошо, спасибо, дружище!) — с улыбкой ответил он и одобрительно поаплодировал стараниям портье.

— Ваш обычный номер? — спросил портье.

— Да! — ответил Морьентес, и пошутил:

— Надеюсь, канал из него по-прежнему виден?»…

* * *

— А там, в лагере нас сразу перевели на спецрежим! Никаких отпусков, увольнений и усиленное изучение языка…

Рассказывая, Быков машинально прихлебывал из стакана джин, словно там находился обыкновенный чай с лимоном.

— Ну, дураков-то среди нас не было — быстро сложили «два плюс два»! О том, что происходило тогда в N. писали все газеты в мире, и не только у нас! Понятно, что и нас собрались использовать там, хотя было не совсем ясно — в каком качестве и с какой целью. А когда стало известно, что путчисты посадили в тюрьму одного из их партийных лидеров, стало очевидно — будем выдергивать его оттуда. И, судя по тому, как нас напрягали с этой подготовкой, времени до начала оставалось совсем мало…

 

Пролог

«…переодевшись, он спустился в ресторан. Однако зал ресторана был пуст и, чтобы избавиться от наплывающей скуки, Виктор прошел через зал в маленькое кафе, находившееся во внутреннем дворике гостиницы. Вместе с официантом к нему тут же подошел метрдотель. Несмотря на ощутимую жару, он был одет в строгий черный смокинг и безукоризненно белую сорочку с изящной, но тоже строгой черной бабочкой. Высокого роста, сухопарый со светлыми набриолиненными волосами, он больше походил на участника конкурса бальных танцев, нежели на служащего второразрядного отеля.

— Рад снова видеть вас в нашей гостинице, сеньор Морьентес! — с радушной улыбкой произнес метрдотель.

„А ведь, похоже, действительно рад!“ — подумал Виктор. Впрочем, учитывая отсутствие посетителей и, очевидно, постояльцев тоже, этому можно было не удивляться.

— Как идут ваши дела? — поинтересовался Морьентес, улыбнувшись и кивнув ему в ответ.

Затем обернулся к официанту:

— Пожалуйста, черный кофе с сахаром и без сливок!

Официант удивленно посмотрел на него, а Виктор, заметив его взгляд, понимающе усмехнулся:

— У вас, в Европе, насколько я знаю, все делают наоборот — без сахара, но со сливками, правильно? Но, видите ли, en America Latina есть хорошая поговорка — „кофе должен быть черным, как ночь, горячим, как любовь, и сладким, как поцелуй“. А я привык доверять традициям предков!

Он вновь повернулся к метрдотелю:

— Надеюсь, ваш город все так же популярен среди туристов?

— Что вы, сеньор Морьентес, какая там популярность! Сами видите, ресторан пуст, в гостинице, кроме вас всего два-три постояльца. Как говорится, мертвый сезон! Плохо только, что этот сезон у нас тянется уже почти год. Если так пойдет дальше, то придется продавать гостиницу… А как ваши успехи в бизнесе? Все так же занимаетесь своей электроникой?

— Да, и пока не собираюсь от нее отказываться. Сейчас это самое перспективное дело во всей Латинской Америке! Так что, я в полном порядке! Как говорят грингос, I'm OK!

— А к нам по делам или просто отдохнуть? — спросил метрдотель, принимая у официанта сервировочный столик и подкатывая его ближе.

Демонстрируя высшую степень уважения, он налил в кофейную чашечку из кофейника темный густой напиток и переставил ее на столик перед Морьентесом. Виктор с наслаждением потянул носом, вдыхая острый аромат:

— Благодарю вас, друг мой! Обожаю этот запах!..

Он положил крохотными щипчиками в чашку кусочек сахара, тщательно и не спеша размешал его и сделал крохотный глоток. После чего, наконец, ответил на вопрос метрдотеля:

— Разумеется, по делам, но есть у меня и одно небольшое желание помимо бизнеса. Сколько лет езжу сюда, а так ни разу и не побывал там, где обнаружили первого человека на Земле!

— Вы хотите съездить в Неандарталь? — удивился метрдотель, — Помилуйте, но там же совершенно нечего делать!

— Ну, я вообще-то, и не собираюсь задерживаться там надолго… Но, согласитесь, было бы непростительно упустить такую возможность, а после сожалеть об этом всю жизнь! — пояснил свое намерение Виктор.

— А разве вы приехали к нам в последний раз? — полюбопытствовал метрдотель.

Конечно же, нет! — энергично возразил Виктор. — Но, вы же сами знаете — человек предполагает, а Бог располагает! Кто знает, как пойдут дела, и скоро ли я снова смогу приехать в Европу…»

 

Глава 1

«Этот небольшой городок на севере страны Виктор Морьентес полюбил сразу. Не случайно его называли Городом Вечной Весны. Расположенный недалеко от экватора на берегу теплого и ласкового здесь Тихого океана, он, казалось, утопал в зелени парков и скверов. А сохранившийся еще со времен колонизации испанский колорит узеньких, причудливо извивающихся по отрогам холма Арика улочек, с многочисленными старинными зданиями и небольшими особняками придавали ему неповторимое очарование давно забытой детской сказки.

Гостиницу Виктор искать не стал. Еще полгода назад он снял небольшую, уютную квартирку по соседству с Пласа де Армас, и теперь чувствовал себя здесь совершенно как дома. Переодевшись с дороги, он позвонил своему старому знакомому из мэрии Алехандро Гарсесу и предложил встретиться, посидеть в кафе за бокалом-другим холодной сервесы (местный сорт пива). Сеньор Гарсес, несмотря на то, что занимал в мэрии скромную должность начальника департамента управления парками, был одним из старейших ее работников и знал обо всех мало-мальски значимых городских событиях. Немаловажным для Виктора было и то, что сеньор Гарсес не имел никакого отношения к его бизнесу, что позволяло Виктору поддерживать у всех окружающих, включая и самого дона Алехандро, впечатление обычной мужской дружбы. Впрочем, иногда Виктор ловил себя на мысли, что ему и в самом деле приятно проводить время с этим пожилым добродушным человеком.

Когда сеньор Гарсес подошел к стоявшим на открытом воздухе столикам летнего кафе, Виктор уже ожидал его, предусмотрительно заказав охлажденное пиво.

— Дон Алехандро! — с приветливой улыбкой встал он навстречу элегантному, несмотря на свои „шестьдесят с хвостиком“ и склонность к полноте, высокому мужчине с пышной седой шевелюрой, — Рад видеть вас в добром здравии! Как ваши дела? Как ваши замечательные парки? Наверняка опять раздобыли для них какое-нибудь новое экзотическое растение!

— Что ты, сынок! — пожав ему руку и тяжело опускаясь в услужливо подвинутое официантом кресло, ответил пожилой сеньор, — Какие сейчас могут быть новые растения, когда в стране происходит такое!

— О чем вы, уважаемый? — Виктор изобразил недоумение, — Я только сегодня приехал из Арекипы, и совершенно не в курсе ваших дел!

— Эх, парень, как я тебе завидую! — со вздохом ответил сеньор Гарсес, — У вас так тихо, спокойно… Не то, что в моей бедной стране! Похоже, эти проклятые грингос опять что-то затевают. Здесь, в провинции, это пока что не так заметно, а в столице уже чуть ли не каждый день какие-то митинги, демонстрации!..

— Вы думаете, это все из-за них? Но какая от этого выгода грингос?

— Деньги, мой мальчик, большие деньги! С тех пор как наш президент национализировал почти все, чем они владели, они готовы на все, что угодно!

— Не может быть! — недоверчиво отозвался Виктор, — Они же считают себя оплотом демократии и свободы! Не станут же они открыто вмешиваться в ваши дела?

— Еще как станут! Да, что там — уже вмешиваются! Что же касается „открыто“… Ты слышал про компанию ТТТ?

— Это — Telegraph, Telephone & Technologies? Разумеется, слышал! Более того, я как раз намеревался попросить вас познакомить меня с представителем этой компании в вашем городе. Я, если помните, занимаюсь похожим бизнесом — всякая микроэлектроника и все такое… Вы же знаете, как непросто заниматься бизнесом в одиночку, когда нет солидного покровителя. Вот я и подумал предложить им себя в качестве коммерческого агента. Мне все равно приходится постоянно бывать в самых различных небольших городках, куда у них, наверняка, не доходят руки. Думаю, они должны согласиться…

— Помилуй тебя бог и Пресвятая Дева Мария! — дон Алехандро испуганно замахал руками, — Я точно знаю, что главное у них совсем не микроэлектроника!

— А что же тогда? — удивился Виктор.

Сеньор Гарсес предупредительно прижал к губам палец и, наклонившись к Виктору вплотную, громким шепотом произнес:

— Говорят, они связаны с СиАйЭй (Central Intelligence Agency)! Можно даже сказать — они и есть СиАйЭй в нашей стране! И сейчас они замышляют что-то нехорошее, очень нехорошее… Думаю, ты понимаешь, о чем я говорю…

— Не совсем, дон Алехандро… — неуверенно ответил Виктор, — Что вы имеете в виду? Надеюсь, вы не считаете, что они способны…

Сеньор Гарсес испуганно замахал на него руками:

— Тише, ради бога, тише! Сейчас не следует говорить лишнего — у них слишком много „глаз“ и „ушей“ в нашей стране. Пойдемте лучше куда-нибудь в уединенное место, там и поговорим.

Виктор, несмотря на энергичные протесты дона Алехандро, расплатился с официантом, и они отправились в один из расположенных неподалеку парков…»

* * *

— Не знаю, кто и в каких кабинетах разрабатывал план этой операции, — Быков говорил отрывисто и зло, прерываясь иногда, чтобы снова раскурить постоянно тухнувшую, вконец изжеванную сигару, — но, судя по тому, какие силы предполагалось задействовать, к этому приложили руку все — и наши, и вояки. Нам даже вначале казалось, что у них все продумано — десант, штурм, отход…

Он замолчал, безуспешно пытаясь раскурить окончательно затухшую сигару, затем с силой затушил ее в пепельнице, повернулся к Алексею, и, глядя на него бешеными от злости глазами, почти что выкрикнул:

— Просрали ситуацию, напрочь просрали, нелегалы херовы! Какой там «штурм», какая «внезапность»?! Да нас там давно ждали! Они ждали нас еще тогда, когда мы и не помышляли ни о каком штурме! Это же была чистой воды мышеловка, а этот местный партийный босс и был тем самым «кусочком сыра»!

Он замолчал, видимо вспоминая детали той последней операции, отхлебнул из стакана и, встав из-за стола, подошел к открытой балконной двери…

* * *

«…на первый взгляд, совершенно пустой разговор, на самом деле преследовал вполне определенную цель. Виктор прекрасно знал, что и портье, и метрдотель, как это было распространено во всем мире, одновременно являлись негласными осведомителями полиции. Поэтому для него было важно, во-первых, создать у них впечатление совершенной обыденности своего приезда. А во-вторых, — и это являлось главным! — ему было крайне необходимо обеспечить себе хотя бы пару свободных от постороннего внимания дней. И не просто свободных, но и подкрепленных хорошей легендой. Поэтому выйдя из кафе, Морьентес подошел к стойке портье и обратился к нему:

— Сеньор…э…

— Густав! — почтительно подсказал ему портье.

— Сеньор Густав! Не будете ли так любезны, арендовать для меня на два-три дня машину? Что-нибудь не очень дорогое и попроще. Мои реквизиты вам известны, не так ли?

Легенда отхода через Германию была проработана им давно, и Дюссельдорф в ней играл ключевую роль. Регулярно приезжая сюда, он справедливо полагал, что уже настолько примелькался местным спецслужбам — если, разумеется, они обратили на него внимание, — что следить за всеми его перемещениями они наверняка перестали. К тому же, он ни разу не использовал этот город для нелегальной работы, если, конечно, не считать ту давнюю историю с советскими пятаками, о которой, впрочем, вряд ли кто-то мог здесь догадываться.

Дальнейшие его действия выполнялись уже почти автоматически. Получив заказанный рент-кар, он позвонил в предоставившую его компанию и предупредил, что собирается использовать автомобиль для поездки в Неандарталь, после чего намерен выехать поездом в Кельн.

— Если вас не затруднит, — попросил он по телефону сервис-менеджера компании, — я бы хотел оставить машину на стоянке у вокзала. Ключи я передам дежурному по стоянке. Разумеется, если возникнут какие-либо проблемы с автомобилем, вы всегда сможете найти меня по имеющимся у вас реквизитам… Да, да, стоимость страховки включите в счет и отправьте мне в гостиницу. Я оплачу его здесь же через банкомат…

Следующим шагом стал заказ еще одного автомобиля в аренду, но уже в другой компании и на имя гражданина Финляндии Эйно Виртанена. Автомобиль он попросил оставить на стоянке на правом берегу Рейна возле паромной переправы. Оплата была проведена по банковской карте, оформленной на господина Виртанена. Теперь можно было приступить непосредственно к выполнению плана…»

* * *

— Вначале нам казалось, что все задумано просто и эффектно — на «торговце» доставить к острову, где прятали нашего пленника, три вертолета и штурмовую группу! — Леонид, уже успокоившись, говорил негромко, словно для себя самого:

— Как ты понимаешь, штурмовую группу должна была составить как раз наша команда…

«…когда, спустя две недели после начала переворота, на конспиративной квартире был арестован руководитель компартии республики, то уже через месяц в Комитете, с участием представителей почти всех родов войск и Генштаба была разработана операция по его освобождению. В операции намечалось задействовать торговое судно, заход которого в воды южной части Тихого океана не вызвал бы подозрений. Под его верхней палубой разместились бы три боевых вертолета. К условленному месту в подводном положении должны были прибыть две подводные лодки. Контроль за обстановкой, как на море, так и в воздухе обеспечивался средствами космической разведки. Однако главная роль в операции возлагалась на спецгруппу, которая должна была десантироваться с „торговца“ на вертолетах и на бреющем полете атаковать казармы охраны и радиостанцию лагеря. Основной расчет при этом делался на внезапность и мощь удара, что должно было подавить любую попытку сопротивления, а высадившийся десант завершил бы операцию. Освобожденных вместе со штурмовой группой предполагалось вертолетами доставить на подводные лодки, после чего вертолеты следовало взорвать и затопить на большой глубине, чтобы скрыть их государственную принадлежность…»

(Из воспоминаний высокопоставленного сотрудника ГРУ МО СССР)

 

Глава 2

«… несмотря на энергичные протесты дона Алехандро, расплатился с официантом, и они отправились в один из расположенных неподалеку парков.

— Я все-таки хотел бы, чтобы вы познакомили меня с их местным представителем, — попросил он сеньора Гарсеса. — Политикой я не занимаюсь, а ТТТ — одна из крупнейших компаний, работающих в моем бизнесе. Для меня, согласитесь, это очень неплохой шанс стать их компаньоном, пусть даже и в самом небольшом регионе.

— Не знаю, мой мальчик, не знаю…, — Дон Алехандро с сомнением покачал головой, — Мне кажется, ты слишком рискуешь! Помнишь старую индейскую пословицу — „протяни собаке кость, и она откусит тебе руку“? Как бы эти грингос не откусили не только твой бизнес, но и не слопали тебя самого! Но, если ты настаиваешь…

На следующее утро Виктор уже входил в малоприметную дверь расположенного на промышленной окраине города офиса местного отделения компании „ТТТ“.

Помимо расположенного почти в самом центре комнаты большого письменного стола и огромного, больше похожего на сейф, металлического шкафа у стены, никакой другой мебели в комнате не было. Сидевший за столом высокий тучный мужчина изучал разложенные на столе несколько листков мелко исписанной бумаги. Оторвавшись от этого занятия, он острым, цепким взглядом окинул вошедшего Виктора, затем, изобразив на лице некое подобие улыбки, небрежно поинтересовался:

— Чем могу помочь, юноша?»

* * *

— Первая вертушка даже не долетела до берега. Ее завалили в километре от острова, и она рухнула в воду со всем боекомплектом, не успев сделать ни единого выстрела…

Словно устав от воспоминаний, он говорил равнодушным размеренным голосом, глядя через открытую балконную дверь на опустевшую ночную улицу. Городской шум окончательно стих, и лишь проезжавшая одинокая машина или запоздалый прохожий изредка нарушали ее. Дождь сменился обычным для этого время года в Москве плотным, низко повисшим над домами, туманом. Захаров взглянул на наручные часы — было уже около четырех утра…

* * *

«…первая вертушка даже не долетела до берега. Ее сбили в километре от острова, и она рухнула в воду, унеся с собой полтора десятка спецназовцев. Двум другим машинам удалось прорваться, но после первых же выстрелов стало ясно, что отмеченные на картах укрепления, как и бараки для заключенных, пусты. Зато из хорошо замаскированных вокруг них в кустарнике и зарослях деревьев огневых точек на высадившихся десантников обрушился настоящий шквал огня.

— К казарме! — перекрывая грохот выстрелов, хрипло гаркнул Змей, — Всем пробиваться к казарме!

Но и полсотни метров, отделявшие их от развалин казармы, преодолеть удалось далеко не всем — невидимый противник из своих укрытий расстреливал их, словно в тире. Запрыгнув через пролом в стене в ближайшее здание, Змей, заметив скрывавшегося за стеной спецназовца, отрывисто скомандовал:

— Ганс, доложить потери!

Но, оглядевшись, махнул рукой:

— Отставить! Глянь лучше, кто уцелел…»

* * *

— А чего там было считать уцелевших? — саркастически усмехнулся Быков, — Кроме меня и Змея — это командир наш — еще трое прорвались. Остальные — кто в вертушках остался, кто на площади перед казармой…

— А Ганс — это твой псевдоним был, или как там у вас называется — позывной? — уточнил Алексей. — А почему — Ганс?

— Так, по внешности! — пояснил Быков, — Высокий, белобрысый, глаза серые… Короче, «истинный ариец, характер нордический, выдержанный»!

— Это у тебя-то выдержанный?! — улыбнулся Захаров. — Знаем, «плавали»…

Но, взглянув на хмурое лицо Леонида, осекся и замолчал. Быков же, не обращая внимания на его последнее замечание, продолжил…

* * *

«… оторвавшись от своего занятия, он острым, цепким взглядом окинул вошедшего. Виктор сделал вид, что смутился и робко представился:

— Виктор Морьентес, коммивояжер. Вам должен был звонить насчет меня сеньор Гарсес из мэрии…

Во взгляде хозяина кабинета появилась заинтересованность:

— Да, он звонил мне вчера, но я не совсем понял из его звонка — вы предлагаете нам партнерство, или просто хотите работать на нас?

— Меня заинтересовал бы и тот, и другой вариант, сеньор, э…? — Виктор вопросительно посмотрел на собеседника, в надежде, что тот, наконец, представится.

— Мистер! — поправил его мужчина, — Называйте меня мистер, ну, скажем, Лукас!

Он едва заметно усмехнулся и продолжил:

— Так вы, насколько я понял, готовы и поступить к нам на службу?

„На службу!“ — отметил про себя Виктор, а вслух спросил:

— А в чем будет заключаться эта служба? Видите ли, сейчас я занимаюсь поставкой различной микроэлектроники…

— Контрабандой! — усмехнувшись, перебил его мистер Лукас.

— Ну, почему же контрабандой! — Виктор умело изобразил обиду, — Это вполне легальная продукция! Я приобретаю ее у оптовых поставщиков в Мексике…

— Которые нелегально переправляют ее из нашей страны! — не сдерживая себя более, Лукас вслух рассмеялся, — Мистер Морьентес, не стоит тратить время, чтобы убедить меня в законности ваших каналов поставки! Я, в конце концов, не представитель таможенного департамента, да и весь ваш бизнес нас мало интересует!

Он встал из-за стола и подошел к нему вплотную. Лукас горой возвышался над Виктором, и, раскачиваясь с носка на пятку, насмешливо объяснял ему, словно несмышленому ученику:

— Как партнер вы нас абсолютно не интересуете! Ну, какой у вас годовой оборот? Пять, десять тысяч долларов?

Виктор сделал вид, что подсчитывает в уме, после чего гордо произнес:

— Около семисот тысяч солей!

— Это получается… — Лукас на мгновение задумался, — Ну, скажем, по курсу 1 к 40… Заметьте, такой курс вам не предложат ни в одном из ваших casa de cambios (обменный пункт)! Вобщем, около 18 тысяч долларов. Я даю вам прямо сейчас, здесь в кабинете 20 тысяч, и больше вы в этой стране не появляетесь! Согласны? Подумайте, это хорошие деньги для местного бизнеса!

— Сеньор Лукас! — медленно и негромко произнес Виктор.

— Мистер, парень! Зови меня мистер! — поправил его Лукас.

— Сеньор Лукас! — настойчиво повторил Виктор, — Может, у меня и маленький бизнес, но достаточно большая гордость! И, думаю, денег в вашем „сундуке“, — он презрительно кивнул головой в направлении стоявшего у стены металлического шкафа, — может оказаться недостаточно, чтобы заплатить еще и за нее!

— Ну, ладно, ладно! Не кипятись, малыш! — Лукас примирительно похлопал его по плечу, — Считай, что это была только проверка. Видишь ли, я хотел убедиться, что ты не какой-нибудь уличный попрошайка, и у тебя вполне серьезные намерения.

Он вернулся за стол и показал на стоявшее рядом кресло:

— Ну, что ж, присаживайся, обсудим, чем мы можем быть полезны друг другу…»

* * *

— Вобщем, нас осталось только пятеро, из которых у троих уже были ранения — к счастью, легкие! — продолжил Леонид, — Но мы прекрасно понимали, что мертвые им не нужны! А о том, что это была ловушка, догадались еще на подлете к острову…

* * *

«…пятеро, командир! — отозвался тот, кого он назвал Гансом, — Это считая нас с вами! Еще — Кегля, Чухна и Леший!

Пока он перечислял, бойцы быстрыми перебежками собрались возле командира.

— Кто ранен — сделать перевязки! Ганс прикрывает! Остальным — доложить, что из снаряжения имеется! — коротко распорядился командир, доставая из нагрудного кармана карту местности и разворачивая ее на полу.

— Пять АКМС-ов, на каждый по два рожка, два „Удара“, к ним три „карандаша“…, - докладывал тем временем приземистый круглолицый Чухна, — Ну, еще у каждого по „Мухе“… А „стечкины“ учитывать, командир?

— М-да… Прям, как в анекдоте: „два удара — восемь дырок!“ Не густо… — задумчиво подытожил Змей, — Значит, так — сейчас прорываемся и двигаем к проливу! Это, если кто не в курсе, прямо на восток, километра три-четыре. И повнимательнее — впереди болото! На берегу, судя по карте, есть лес. Там можно укрыться на какое-то время. Кто доберется — ждет там ровно сутки! Потом — вплавь через пролив. Учтите — вода здесь холодная! Даже очень! Но пролив не широкий, километров десять-двенадцать. На той стороне городишко небольшой — туда не суйтесь! Двигайте сразу на восток, в сторону границы. Уходить лучше с сопредельного государства, хотя и там тоже режимчик еще тот… И еще, мне трудно об этом говорить, но вы поймете… Короче, живыми не сдаваться и за ранеными не возвращаться! Это приказ! Простите, парни, так нужно…

Он обернулся к продолжавшему стрелять короткими очередями Гансу:

— Все, кончай патроны тратить! Уходим! Чухна, Леший! Разбежались быстренько по углам и с двух сторон бьете в направлении вон тех кустов! Делаете проход, понятно?

— Да не из „калашей“, лапти березовые! — заметив, что бойцы схватили свои автоматы и уже собрались выполнять приказ, — Чухна, бери оба „Удара“ и выстрелы к ним, а все „Мухи“ отдать Лешему! И оба сразу, вместе… Выполняйте!

Едва отзвучали выстрелы гранатометов, бойцы рванули в направлении, указанном командиром, на ходу поливая все вокруг огнем своим автоматов. Уже подбегая к кустам, Ганс боковым зрением заметил, как где-то сбоку, сложившись пополам, словно сломанная кукла, ткнулся головой в землю долговязый Кегля…»

* * *

Быков вернулся к столу, сел и прикурил очередную сигару.

— Так почему же вас не поддержали? — нетерпеливо спросил его Алексей, — Ты же сам говорил, что были задействованы большие силы!

— Не знаю… — помолчав, отозвался Леонид, — Уже потом, в Москве мне сказали, что кто-то наверху решил, что будет слишком много шума. Ну и операцию свернули. Правда, немножко поздно, но… Что им полсотни каких-то бойцов? Так, разменная мелочь!..

* * *

«…почти час спустя, выходя из офиса компании ТТТ, Виктор вспомнил свой разговор с доном Алехандро и подумал: „А ведь старик был прав — это только ширма! Ну, это и к лучшему! Теперь я смогу быть в курсе хотя бы некоторых из их дел…“»

 

Глава 3

Подробностей того, как ему удалось выбраться и вернуться на Родину, Леонид рассказывать не стал.

— Такой вариант развития событий, разумеется, отрабатывался нами еще в Москве. Так что, напоминание Змея об уходе через сопредельное государство носило, скорее, профилактический характер, — коротко пояснил он, — Там у нас давно работала своя резидентура, и они были готовы переправить нас домой. Гораздо труднее было добраться до них. Я смог только спустя месяц.

— А кто-нибудь еще вернулся? — спросил Алексей.

— Дома, уже в Москве я слышал, что, вроде бы кому-то еще удалось прорваться, но кому конкретно — не знаю. Всю информацию об операции сразу жестко засекретили, и даже упоминать о ней было запрещено — сразу загремишь за разглашение! Тогда я и подал рапорт об отставке…

* * *

«… отправился в Неандарталь. Благо, до него было чуть больше десяти километров. Побродив с полчаса по безлюдному залу крохотного музейчика, Виктор вернулся в Дюссельдорф, где оставил машину на стоянке перед вокзалом. Затем, в практически безлюдном в дневные часы вокзале зашел в туалет, где переоделся в купленную заранее одежду, более соответствующую облику „настоящего“ финна. Снятую с себя одежду он уложил в пластиковый пакет, который оставил в мусорном ящике. Сбрить легкомысленные усики не составило труда, а флакон хорошей краски быстро превратил его из темного шатена в блондина. Сменив, таким образом, внешность, он вышел на привокзальную площадь, сел в такси и доехал до паромной переправы, расположенной неподалеку от гостиницы „Барбаросса“. Отсюда на пароме переправился на правый берег, где получил у дежурного по стоянке ключи от арендованного им автомобиля, отыскал на стоянке подготовленный для него не очень новый, но вполне приличный „Опель-Кадет“ и, стараясь не слишком разгоняться на известных немецких автобанах, двинулся в направлении Кельна…».

* * *

Несмотря на изрядное количество выпитого, Алексей совершенно не ощущал опьянения. Лишь нервное напряжение от поведанной Быковым истории, вызывало чувство тяжести и глухой боли в висках.

После долгого молчания Быков повернулся к Алексею, и устало закончил:

— Ладно, разливай, что осталось! Может, еще успею покемарить немного…

Он допил свой стакан, вышел в комнату, стянул, не развязывая, с шеи галстук, бросил его на стул и завалился прямо в рубашке и брюках на диван. Спустя минуту он уже спал. Алексей убрал со стола остатки нехитрой закуски и пустые бутылки и там, на кухне, за кофе и сигаретами просидел до семи утра…

* * *

«…предложенное мистером Лукасом сотрудничество, на первый взгляд, ничем особенным не отличалось. От Виктора требовалось ездить по всем, даже самым небольшим провинциальным городкам и поселкам и предлагать услуги компании ТТТ. Но, — и в этом заключалась та самая „изюминка“ несложного, на первый взгляд, поручения, — одновременно ему следовало интересоваться слухами и настроениями среди населения этих поселков, их отношением к официальным властям, к проводимым ими реформам. А заодно объяснять, что эти реформы направлены, в первую очередь, против тех, кто сам зарабатывает себе на жизнь, и приведут к тому, что все станут одинаково нищими. Фактически, ему поручалась роль агитатора в уже начатой против президента и его курса тайной войне. А в том, что это война, и что скоро она станет открытой, Морьентес убедился в первой же своей поездке в расположенный неподалеку небольшой горняцкий поселок. Повсюду стояли группы недовольных политикой правительства и президента людей, а над городом витали слухи о грядущих финансовых потрясениях и волнениях в столице. В одном из телеообращений президент открыто обвинил владельцев крупных иностранных банков и корпораций, пострадавших от национализации, в подготовке государственного переворота и финансовой блокаде страны. Появление на таком информационном фоне слухов о собранной одним из его сторонников и союзников генералом П. армии добровольцев, двигавшейся по направлению к столице и готовой с оружием в руках защищать президента, выглядело, по меньшей мере, малореально…

Вернувшись из поездки, он сразу отправился к мистеру Лукасу.

— Ну, молодой человек, что слышно в провинции? — протягивая для приветствия руку, поинтересовался тот.

— К сожалению, складывающаяся экономическая ситуация не способствует продвижению нашей продукции в регионы… — начал было Морьентес, но Лукас нетерпеливо прервал его:

— Я сейчас не об этом! Вот наведем в стране порядок, тогда и займемся продвижением продукции! Какие настроения в обществе? Что слышно о повстанческой армии?

— Все только и говорят об этой армии, но я не совсем понимаю… — недоуменно ответил Виктор, — Генерал ведь, по сообщениям прессы, уже несколько месяцев находится под домашним арестом! Как же он может кого-то организовывать и кем-то руководить?

— А вам и не нужно ничего понимать, мой мальчик! И не следует разуверивать бедных шахтеров в существовании этой мифической армии. Поверьте, так будет лучше и для нашего бизнеса, и лично для вас! — многозначительно произнес Лукас.

Затем, встав из-за стола, подошел к Виктору и, доверительно взяв его под руку, поинтересовался:

— Кстати, Вы умеете обращаться с профессиональной кинокамерой?

Виктор немного растерялся от неожиданного вопроса и неуверенно ответил:

— Не очень… Я, конечно, видел, как снимают репортеры, но сам, откровенно говоря, не пробовал! Хотя, наверное, ничего слишком сложного в этом нет?

Он вопросительно посмотрел на Лукаса, надеясь получить от него какие-то дополнительные разъяснения.

— Вы правы — в этом, действительно, нет ничего сложного! Поэтому мы решили направить вас в ближайшее время в столицу, снабдив подходящей компактной, но вполне надежной и удобной в обращении камерой. Снимайте все, что сочтете нужным. Думаю, вы сами поймете, что может нас заинтересовать!

Он немного помолчал и добавил весьма двусмысленную, как тогда показалось Виктору, фразу:

— И не только нас…

Вернувшись в свою квартиру на Пласа де Армас, Морьентес долго сидел на кухне, раскладывая по столу кусочки бумаги, словно надеясь, что они подскажут ему решение предложенных Лукасом головоломок. „Зачем им нужен генерал и его мифическая армия? Неужели кто-нибудь поверит в этот бред? А если поверит, то, что за этим может последовать?“ Виктор тщетно пытался понять затеянную грингос хитроумную комбинацию. Уже под утро, устав от бесплодных попыток, он отправился спать, но, спустя всего три часа, неожиданный звонок Лукаса разбудил его.

— Мистер Морьентес? Надеюсь, я вас не разбудил? Впрочем, дело весьма срочное, так что уж потерпите! Компания считает необходимым немедленно командировать вас в столицу. Да, прямо сегодня… Нет, на автомобиле не стоит! Почти три тысячи миль по пустыне — вы в своем уме?! Я повторяю, дело весьма срочное! Так что выясняйте в аэропорту, когда ближайший рейс и отправляйтесь. Да, чуть не забыл… Перед отъездом зайдите ко мне в офис — я дам вам кинокамеру и покажу, как с ней обращаться, а заодно укажу, кому передать отснятый материал. Все, жду вас у себя через час!

Все попытки хоть как-то прояснить причины такой срочности, а главное — цель этой внезапной командировки ни к чему не привели, и Виктор, опасаясь вызвать подозрения чрезмерными расспросами, решил попробовать связаться с Центром, используя каналы армейской разведки в столице. Перед отъездом он решил предупредить о своей командировке сеньора Гарсеса, и, как ни странно, именно он подсказал Морьентесу разгадку таинственной повстанческой армии.

— Вы смотрели утренние новости? — глотая от волнения слова, спросил он по телефону Виктора.

— Нет, я был как раз занят! А что случилось?

— Выступал сам генерал! К нему допустили журналистов и первое, о чем они спросили… Впрочем, я сейчас зачитаю вам вопрос, я записал его…

В трубке послышалось шуршание листков бумаги, затем вновь донесся голос сеньора Гарсеса:

— Вот, послушайте — „Московское радио сообщило, что вы во главе армейской бригады движетесь к столице. Как вы можете прокомментировать эту информацию?“

— Спасибо, дон Алехандро, я понял, можете не продолжать! — Виктор осторожно положил трубку.

Теперь для него стала окончательно понятна затеянная коллегами Лукаса игра. С одной стороны — серьезные экономические просчеты, допущенные правительством и президентом, и энергично провоцируемые финансовым давлением извне. Экономические трудности подогревались и прямыми актами саботажа, а то и диверсий. С другой — пресловутая „добровольческая армия“, которая должна была защитить президента и народную демократию, а на поверку оказалась самой обыкновенной „уткой“. В такой ситуации у противников власти, да еще и при огромной финансовой и военной поддержке со стороны, появлялись новые весомые козыри, тогда как ее защитники оказывались полностью деморализованными. Игра, фактически, была уже проиграна. Единственное, что ему оставалось — постараться предупредить о готовящейся провокации Центр…

— Надеюсь, хотя бы съездить сменить одежду я могу? — входя в кабинет Лукаса, с порога заявил Виктор, — Не появлюсь же я в таком виде в столице!

Лукас недовольно покосился на молодого „щеголя“:

— Давно могли бы перевезти свои тряпки сюда! Ну, и сколько времени вам для этого нужно?

— О чем вы говорите, какое время? — поспешил успокоить его Виктор, — Здесь до границы всего километров 15, и там до Арекипы еще с полсотни! На машине за два часа успею и съездить, и вернуться, а самолет — только вечером!

Морьентес держался уверенно и настойчиво. Он хорошо понимал, что единственный надежный канал передачи оставался за границей. Рассчитывать на радистов из армейской разведки в столице он не мог — скорее всего, их станция либо уже была ликвидирована, либо будет ликвидирована в ближайшие дни, если не часы…

В столицу он прилетел вечером, однако, несмотря на позднее время, в городе было неспокойно. По улицам ходили группы возбужденных людей, выкрикивавших антиправительственные лозунги, разъезжали бронетранспортеры неизвестно кем управляемых и направляемых вооруженных сил, на перекрестках стояли вооруженные патрули.

Остановившись в одной из центральных гостиниц, он спустился в холл и с находившегося там телефона-автомата попытался позвонить по полученному еще в Москве номеру, предназначенному для экстренной связи. Впрочем, как он и ожидал, никто не ответил. Тогда он вернулся в свой номер, устроился на стуле у окна, достал кинокамеру и, закрепив ее на портативном штативе, приготовился снимать. Шум, между тем нарастал, а число находившихся на улице людей все увеличивалось. Постепенно группы организовывались в колонны, направлявшиеся в сторону президентского дворца. У многих стали появляться в руках зажженные факелы…»

 

Глава 4

«…из Кельна поездом добрался до Таллина, где пересел на самолет и вскоре уже вылетел в Ленинград. В Пулково его никто не встречал. Да, собственно, никто и не должен был встречать, поскольку не только о его прибытии, но и вообще о его существовании знали всего три человека. Из аэропорта на рейсовом автобусе он доехал до метро, спустился вниз и через одну остановку вышел. Здесь еще год назад он снял небольшую комнатку в коммуналке. Соседи — старый больной еврей со своей женой — жили уединенно и замкнуто, мало интересуясь редко появлявшимся в квартире молодым человеком. Для них он был обычным госслужащим из Москвы, изредка приезжавшим сюда в командировку.

Он быстро прошел в свою комнату и первым делом привел в порядок свою внешность. Краска с волос была легко смыта, и вскоре из зеркала на него снова глядел Алексей Захаров, младший научный сотрудник одного из московских НИИ.

Он вышел из своей комнаты и осторожно постучал к соседям:

— Иосиф Моисеевич! К вам можно?

За дверью послышался надрывный кашель — старик еще в блокаду подхватил туберкулез, от которого уже так и не смог избавиться — затем хриплый голос произнес:

— Мира, открой дверь! Кажется, Алеша приехал!

Алексей услышал шаркающие шаги, затем послышался негромкий женский голос.

— Это вы, Лешенька? — спросила она, по привычке не отворяя дверь сразу.

— Я, Мира Абрамовна! — ответил Захаров.

Дверь отворилась, и на пороге, приветливо улыбаясь, появилась маленькая сухонькая старушка:

— Ой, как же давно вы у нас не появлялись! Мы же, просто-таки, совсем соскучились! Заходите, я вас сейчас угощу чаем и булочками. Вы знаете, Иосиф совсем не хочет кушать мои булочки! Говорит, купи лучше в магазине печенье! А зачем, я вас спрашиваю, покупать в магазине печенье, если я сама могу испечь свежие булочки? Вот вы, Алеша, любите свежие булочки?

Захаров с улыбкой слушал соскучившуюся по общению Миру Абрамовну, рассеянно кивая ей в ответ головой:

— Конечно, конечно… Извините, ради бога, но я сейчас очень спешу! Я, собственно, только на минутку. Мне вечером уже нужно возвращаться домой, в Москву…

— Как, вы уже уезжаете? — удивился Иосиф Моисеевич, — И даже не переночуете?

— Тогда булочки я вам заверну с собой! Скушаете в поезде с чаем! — вмешалась в разговор Мира Абрамовна.

Следующим утром он сошел с поезда на Ленинградском вокзале в Москве, сел в метро, доехал до станции „Кропоткинская“, поднялся наверх и, невдалеке от входа в бассейн „Москва“, оставил „маячок“ на газетном киоске. Это означало, что он ожидает С.А. на конспиративной квартире в ближайший вторник после 21 ч. Поскольку ближайший вторник наступал уже завтра, на то, чтобы привести в порядок себя, а заодно и остававшуюся более года без присмотра квартиру, у него был всего день…»

* * *

В аэровокзал они поехали вместе и до начала регистрации еще с полчаса бродили по когда-то просторному и светлому зданию, разглядывая еще не ставшие привычными, заполненные дешевым импортным ширпотребом многочисленные ларьки и киоски.

— Сыр! — неожиданно сказал Леонид.

— Что? — не понял Захаров, — Какой сыр?

— Сыр, говорю, бесплатный! — с горькой усмешкой ответил Быков, показывая на ларьки, — Как тогда, двадцать лет назад… Вот оно, всё здесь — и свобода, и демократия! Знаешь, чем я сейчас занят? Продукты вожу, «гу-ма-ни-тарные»! Как в какую-нибудь Нигерию или Сомали! Как считаешь, стоило за это?…

Он поперхнулся и закашлялся, затем спокойно, и, казалось, совсем не к месту, закончил:

— А, знаешь, мне иногда хочется вернуться туда, в N. Ну, просто… чтобы парням, кто там остался, обидно не было…

Конца регистрации Алексей ждать не стал. Слегка обнял Быкова на прощание, повернулся и, уже не оглядываясь, вышел на привокзальную площадь, дошел пешком до станции «Сокол», спустился в метро и доехал до «Речного вокзала». Там он вышел из метро и пошел вниз, к реке…

* * *

«…поздним вечером по телевизору в новостях сообщили, что группа военных кораблей вооруженных сил Республики неожиданно покинула свою базу и вышла в неизвестном направлении. Впрочем, вскоре появилось новое сообщение, что корабли снова вернулись на базу. Просидев у окна до глубокой ночи и так ничего не дождавшись, он лег спать. Проснулся Виктор Морьентес рано, в начале восьмого утра, от доносившейся с площади стрельбы. Вскоре к звукам выстрелов добавились разрывы авиационных бомб. Несмотря на продолжавшееся местами еще почти неделю сопротивление, уже к вечеру этого дня операцию „Кентавр“ можно было считать завершенной.

Из столицы Морьентес вернулся на следующий день после путча. Лукас, явно утратив к нему всякий интерес, слушал его отчет невнимательно и, не дослушав окончания, жестом остановил Виктора:

— Мистер Морьентес! Сейчас, я думаю, нам следует взять небольшую паузу в наших делах — сами видите, что творится в стране! — он едва заметно ухмыльнулся, — Поезжайте в свою, как там ее… Арекипу, отдохните пару недель. Деньги за выполненную работу уже перечислены на ваш счет, так что, можете на какое-то время забыть о делах! А где-нибудь в середине, или, лучше, в конце октября позвоните мне — решим, чем вы будете заниматься дальше…

Предложением Лукаса Виктор вначале решил воспользоваться и, проведя несколько дней в обществе крайне расстроенного и напуганного происшедшими событиями дона Алехандро, вернулся домой. Однако вскоре новые обстоятельства вынудили его пересмотреть свое решение.

Об аресте К., Морьентес узнал из газет. Журналисты, словно соревнуясь друг с другом, с восторгом описывали, как „благодаря помощи истинных друзей и союзников Генерала, удалось поймать этого „хитрого лиса“, скрывавшегося на конспиративной квартире более двух недель“. Когда же в прессе появилась информация, что его переводят в лагерь, расположенный на небольшом, изолированном и расположенном вдали от цивилизации островке, Виктор заподозрил неладное, и, выжав из старенького „форд-меркьюри“ остатки его былой прыти, спустя всего час снова оказался в Арике. К счастью, сеньора Гарсеса не коснулись проводившиеся хунтой многочисленные чистки и аресты, и он по-прежнему работал в своей мэрии, все так же заведуя Департаментом парков и зеленых насаждений. Зная о работе Морьентеса в компании ТТТ, и в то же время, полностью полагаясь на его честность и порядочность, дон Алехандро с радостью согласился встретиться с ним, чтобы обсудить последние события в стране. Знакомое кафе на Пласа де Армас вполне подходило для этой встречи…»

* * *

Вернувшись домой, в повседневной суете и заботах, Алексей вскоре забыл о том, что рассказывал ему старый приятель. И лишь теперь, несколько месяцев спустя вновь оказавшись в своей квартире на Профсоюзной улице в Москве и узнав о гибели Леонида, он вспомнил все мельчайшие детали той короткой встречи.

Желание тут же, немедленно уехать куда-нибудь подальше от города, от людей, от всех примет этой новой, непонятной и не принимаемой им жизни возникло спонтанно. Мысль о затерянной в лесу, в полузаброшенной деревеньке даче пришлась как нельзя кстати, и Алексей, быстро скидав в сумку какие-то попавшие под руку вещи, запер квартиру и отправился на вокзал. Здесь, по внезапно пробудившей в мозгу привычке, решил добираться до места на «перекладных». И лишь в электричке, отправлявшейся в Бологое, он понял всю неуместность своих опасений. «Никого это уже не интересует — ни наши прошлые просчеты, ни такие же прошлые и уже давно забытые заслуги!» — с горечью думал он, сидя в полупустом ночном вагоне, и пытаясь разглядеть что-то в заоконной темноте…

* * *

«…— Vamos conmigo, muchacho! Porque eres tan timido? Todo, lo que te pasa, es que tu eres un timido! (Пойдем со мной, парень! Ты чего такой застенчивый? Все твои проблемы из-за этой робости!)

Подсевшая к нему за столик мулатка настойчиво тянула его за рукав.

— Digame, no te gustan las mulatas? (Тебе что — не нравятся мулатки?)

Вскоре уже должен был появиться дон Алехандро, и Морьентес, не желая привлекать к себе внимание, растеряно озирался вокруг. Начальник проходившего мимо военного патруля что-то негромко скомандовал подчиненным и решительно направился к Виктору. Заметив патруль, девица тут же исчезла, а подошедший офицер, отдав честь, вежливо поинтересовался:

— Problemas, Senor? (Какие-то проблемы, господин?)

— Nadie, senor oficial! Ya no tengo algunas! (Никаких, господин офицер! Уже никаких!)

Проводив взглядом быстро удалявшуюся мулатку, офицер понимающе ухмыльнулся:

— Estas muheres… — и вопросительно взглянул на Виктора — senor…eh…? (Эти женщины, сеньор… э…?)

Виктор протянул ему свое удостоверение. Увидев на обложке значок компании, офицер изменился в лице и, почтительно козырнув еще раз, — „Oh! Perdoneme, senor Morientes!“, — быстро удалился.

И как раз вовремя — через площадь к кафе медленной грузной походкой немолодого уже человека направлялся дон Алехандро.

— Эти грингос — они опять что-то замышляют! — усаживаясь за столик, вполголоса произнес сеньор Гарсес.

Он казался не на шутку напуганным.

— Я думаю, сеньор Морьентес…

Виктор укоризненно взглянул на него:

— Дон Алехандро! С каких это пор вы стали величать меня „сеньором“?

— Ох, простите, мой мальчик! Но ваше положение… ваша работа…

— Мне казалось, вы достаточно хорошо знаете меня, чтобы сомневаться в моей порядочности!

Морьентес произнес это с нескрываемой обидой, чем окончательно смутил бедного дона Алехандро.

— Basta, basta, hijito! (Ладно, достаточно, сынок) — замахал тот руками, — Хватит, пристыдил старика! Давайте забудем, друг мой, об этом неприятном эпизоде… Тем более что я хотел поговорить совсем о другом!

Он нетерпеливо повертел головой и, заметив, наконец, официанта, жестом подозвал его.

— Два бокала „Cabalo Loco“! Только, ради Бога, не вздумайте его охлаждать!

Повернувшись к Виктору, он пояснил:

— Они почему-то решили, что все вина непременно следует пить охлажденными! Но я попросил тебя прийти совсем по другой причине. Ты, разумеется, слышал об аресте сеньора К.?

— Еще бы! — удивился Виктор, — Об этом писали все газеты!

— И о том, что его собираются отправить на этот ужасный остров на юге страны?

— Ну, конечно! Это ведь тоже было в новостях!

— Так вот, — дон Алехандро перегнулся через стол и прошептал ему на ухо, — это неправда! На самом деле его уже перевезли оттуда в тюрьму „Tres Alamos“!

Он с подозрением огляделся вокруг и предложил:

— Пойдем-ка лучше в парк! Это слишком опасная тема…»

 

Глава 5

…на следующий вечер, сидя вместе с С.А. на кухне конспиративной квартиры на Юго-Западе, он с удивлением читал отчет о подготовке к операции в N., принесенный ему С.А. для ознакомления и анализа.

— «…главная роль возлагалась на спецгруппу, которая должна была десантироваться на вертолетах и на бреющем полете атаковать казармы охраны и радиостанцию лагеря. Основной расчет при этом делался на внезапность и мощь удара, что должно было подавить любую попытку сопротивления, а высадившийся десант завершил бы операцию„…Они что, действительно, так и планировали? — недоуменно спросил Алексей, — А как же переданная мной информация? Я ведь сообщал о готовящейся западне еще за несколько дней до начала операции?“

— Решение готовилось и принималось не нами! — недовольно оборвал его С.А. — Твою информацию сочли недостаточно убедительной, и упор был сделан на силовую акцию. Впрочем, сейчас все это уже не имеет смысла — что сделано, то сделано! К тому же, операцию вовремя свернули, и больших потерь удалось избежать. Погибло меньше полусотни агентов. К тому же, насколько мне известно, некоторым удалось уйти. Но это уже вне нашей компетенции. Наше дело — информация, а это, как тебе известно, гораздо более мощное оружие. И вообще — к чему эти интеллигентские сопли?! Мы здесь не в бирюльки играем!

„Нет, мы играем в солдатиков“, — подумал про себя Алексей, — „В оловянных, а чаще — бумажных! И старательно засовываем их в любой подвернувшийся огонь…“

Молчание затянулось. С.А., чувствуя, что Захаров не расположен к продолжению беседы, встал и сухо, подчеркнуто официально сказал:

— На подготовку отчета у вас есть два дня. Так что, советую не терять напрасно времени…»

* * *

…то мелькали заснеженные ели, сосны, березы, выхватываемые из этой мрачной и неприветливой темноты светом окон электрички. То вдруг неожиданно появлялась и так же быстро исчезала фигурка дежурной на каком-нибудь из многочисленных разъездов и полустанков… Чуть поодаль несколько скамей занимала шумная студенческая компания. Лыжи, рюкзаки, закопченные котелки свидетельствовали об успешном окончании зимней сессии. Сидевшая в центре компании худенькая темноволосая девушка энергично играла на гитаре, а вся компания громко и весело подхватывала: «… в воскресенье, бабка, в воскресенье, любка…».

Захаров посмотрел на девушку, и на мгновенье ему показалось, что это рядом именно с ней когда-то давно, в какой-то совершенно другой жизни он стоял с гитарой в руках, а огромная толпа молодых людей с зажженными факелами в руках, дружно подхватывала: «El pueblo unido hamas sera vencido!..» Он помотал головой, стряхивая с себя внезапное наваждение — «…в воскресенье, ты моя сизая голубка!» — нет, показалось…

В Бологое он приехал поздно вечером, в пустом и холодном зале ожидания на широкой деревянной скамье дождался состоявшего всего из двух стареньких вагонов рабочего поезда. С поезда он сошел на небольшом полустанке, где пересел на рейсовый ПАЗик, курсировавший между райцентром и окрестными деревушками, а ближе к полудню уже подходил по узенькой, протоптанной в глубоком снегу тропинке к небольшому деревенскому дому на берегу речки с необычным названием Локня…

* * *

…— муж одной из наших сотрудниц работает переводчиком у грингос, — рассказывал дон Алехандро Виктору, держа его под локоть и прогуливаясь вместе по одной из дальних аллей парка, — Он рассказал ей, что один из них перебрал pisco (местный сорт дешевого крепкого напитка, похожего на виски) и после разглагольствовал у себя в кабинете: «Этот ваш К… Никакой он не Генеральный секретарь! Он всего лишь ма-а-ленький кусочек сыра! Но на этот крохотный кусочек мы скоро поймаем огромную толстую Красную Мышь! И эта Мышь, насколько мне известно, уже начала принюхиваться к нашему сыру!»

Дон Алехандро рассказывал это торопливо, заметно волнуясь, и поминутно заглядывая Морьентесу в глаза — хорошо ли он понимает его прозрачные намеки.

— Я очень боюсь, друг мой, что готовится большая провокация, и нашу несчастную страну втягивают в ужасную авантюру, в которой мы окажемся между молотом и наковальней! И если десять лет назад, на Кубе, все еще как-то обошлось, то сейчас у Estados Unidos уже нет мистера Кеннеди, чтобы вовремя остановиться…

Теперь, после всего, услышанного от сеньора Гарсеса, Виктор ясно представлял себе и ту хитроумную комбинацию, которую задумали грингос, и ее возможные последствия. Оставалось только постараться успеть предупредить об этом Центр…

* * *

… звонил его бывший однокурсник-москвич Серега:

— «…две недели назад был взорван особняк одного из руководителей регионального отделения Международного Гуманитарного Фонда по оказанию продовольственной помощи Леонида Альбертовича Быкова. Помимо самого чиновника, в доме находились также его жена и 9-летний сын. Следствие полагает, что Быков мог быть причастен к хищению более двух миллионов долларов, предназначенных для закупок продовольствия во Франции и Германии» … Алло! Ты слышишь меня?

— Слышу… — ответил он, и положил трубку…

* * *

…обратной дороги в Арекипу Виктор не запомнил. Он гнал машину, думая лишь о том, как успеть предупредить своих о готовящейся провокации, но дома его уже ждало сообщение из Центра. Расшифровав наклеенную под маркой красочной открытки «точку» с микрошифром, он прочитал: «Операция по освобождению К. (кодовое название „Пятница“) запланирована на … Срочно сообщите сведения о точном местонахождении К. на острове. План операции находится в тайнике „церковь“. Сразу после отправки схем приступайте к операции „Берег“».

Тайник «церковь» был расположен на территории монастыря Святой Католины, всего в нескольких минутах ходьбы от его квартиры. На следующее утро, отправляя свою шифровку в Центр, он ясно понимал, что опоздал. Судя по времени, оставшемуся до начала операции, торговое судно со штурмовой группой на борту уже находилось поблизости от места ее проведения.

Однако уйти сразу не удалось — вечером к нему домой позвонил Лукас.

— Появилась новая работенка, малыш! — фамильярно сообщил он Виктору, — Нужно будет слетать в Пунта-Аренас на денек-другой, там должно произойти кое-что интересное. Кинокамеру мы доставим прямо в аэропорт…

«…не понимаю, почему мы должны быть безучастными и смотреть, как страна становится коммунистической из-за безответственности ее собственного народа!»

(Г.Киссинджер, из выступления на пресс-конференции по вопросам участия США в военных переворотах в иностранных государствах, Нью-Йорк, 197… г.)

— Чевой-то ты ноне рано заявился! — удивился его приезду Иван Алексеевич, — И не предупредил даже! Я и продуктов никаких не припас, да и в избе не топлено… А я еще и приболевши был тут пару деньков, даже воды наносить было некому — никого ж в деревне не осталось! Почитай, кроме нас никого и нету!

— Ничего, Алексеич! — успокоил его Захаров, — Продуктов я с собой немного захватил, а после можно будет и в поселок за реку сходить. Река-то встала?

— Встала, давно уж! Как не встать — с Рождества, считай, мороз давит! Давненько таких морозов не было!

Затопив обе плиты, Алексей, пока изба не прогрелась, отправился к соседу. Там он достал из сумки кое-какие, прихваченные в Москве продукты и бутылку джина и выложил все это на стол.

— Эт-что еще за бурдень? — разглядывая длинную бутылку «Beefeater»'a, недовольно проворчал Алексеич, — Не, я такую не буду! Еще траванемся с тобой… Посиди, я сейчас свою достану, с осени нагнал литров пять.

Он вышел в сени, и оттуда донесся скрип открываемой двери старого шифоньера, служившего ему холодильником.

— Вот, на коре настоянная! — Алексеич водрузил на стол литровую бутылку из-под «Пшеничной», заполненную мутноватой коричневой жидкостью…

В уже нагревшейся от двух жарко протопленных плит избе Захаров достал из сумки простую картонную папку с веревочными тесемками, вынул из нее пачку чистых листов бумаги и, сев за стол у окна, задумался. Потом написал на первом листе «Как это было», подумал еще, перечеркнул и написал другое — «Команда 45». Он встал из-за стола, походил немного по комнате, включил лампу, — за окном уже стало смеркаться, — снова вернулся к столу, перечитал название и, решительно смяв лист, бросил его в ящик у плиты, где складывал мусор, предназначенный для растопки. Потом взял чистый лист и крупно вывел посредине — «Учебная поездка»…

* * *

…латинос! — опытным взглядом определил таможенный офицер приближавшегося к стойке молодого мужчину.

Пассажир бесцеремонно перегнулся через стойку и, подчеркнув ногтем свою фамилию в паспорте, продиктовал:

— Викто′р Анхель Люсиа Морьентес де Гарроба…

 

Послесловие

«…время рассудит… время осудит… время излечит… время все расставит по своим местам…» — сколько раз мы повторяли эти слова, уповая на скрытую в них мудрость веков.

Но пословицы ошибаются!

Время никого не «рассуждает» и не «осуждает», ничего не «лечит» и не «расставляет по своим местам». Оно лишь помогает забыть, стереть из памяти все, что когда-либо, где-либо и с кем-либо происходило, совершенно не принимая во внимание наши собственные желания и интересы…

Так и ты, дорогой Читатель, вероятно, вскоре перестанешь ломать голову над тем, что из прочитанного тобой — вымысел, а что — правда. Затем названия мест, где происходили, или могли происходить эти события, и даже сами имена их возможных участников навсегда исчезнут из твоей памяти, оставив лишь крохотную царапину на сердце, которая, скорее всего, тоже постепенно затянется… Мне же остается только попрощаться с тобой.

Осторожно, двери закрываются! Поезд отправляется и Следующей Остановки уже не будет!

Ве-е-чна-я!!!..

Тс-с-с…

…

…

 

Предисловие

Первые две части романа уже были опубликованы, и я искренне считал, что на этом необычная история, изложенная неведомым автором и случайно попавшая в мои руки, окончена. Видимо, и сам автор этих записок считал так же, прямо указав на это в последних строках своего повествования. Однако, почти год спустя на мой электронный адрес пришло короткое письмо, в котором было всего два слова — «Пожалуйста, позвоните!» — и приведен номер сотового телефона. Подпись на письме тоже выглядела странно, если не сказать — загадочно: «Зотов» (Захаров). Не скажу, что я сразу догадался, от кого именно пришло это послание, но, заинтригованный, тем же вечером позвонил по указанному в письме телефону и между мной и неизвестным мне автором письма состоялся весьма любопытный разговор, который я привожу ниже.

С уважением, И.В.Солдатов.

Я:

— Добрый вечер! Вы просили позвонить…

«Зотов»:

— Игорь Владиславович? Спасибо что откликнулись на мое письмо. Я — Захаров! Тот самый…

Я (сообразив, наконец, с кем разговариваю):

— В смысле — Алексей Алексеевич?! Вот уж, никак не ожидал, что когда-нибудь доведется поговорить с вами!

«Зотов» (коротко хмыкнув в трубку):

— Ну, не совсем Алексей… Но, если вам так удобнее, можете называть меня Алексеем! Я, честно говоря, тоже не предполагал, что увижу свои записки в такой форме! Я имею в виду — в литературной. Но я попросил вас связаться со мной не совсем поэтому…

Затем, после довольно продолжительной паузы, вызванной, очевидно, размышлениями над тем, как точнее изложить причины, побудившие его искать со мной связи, он, наконец, произнес:

— Видите ли, история, изложенная в них — точнее, в той части, которая попала к вам — на этом не оканчивается. Если помните, Иван Алексеевич рассказывал, что я писал их вплоть до конца 1998 года. Но так получилось, что на даче я оставил лишь их часть, которую уже посчитал оконченной, и к которой не думал уже возвращаться. Остальное — частично завершенное, частично в черновиках — я забрал с собой, и продолжил это, если можно выразиться, жизнеописание уже дома. Впрочем, ни о какой публикации я никогда и не помышлял! Думал, может, впоследствии детям и внукам будет интересно узнать, как мы жили… Но, раз уж вы опубликовали первую часть моих воспоминаний, возможно, вас заинтересует и продолжение этой истории?

Растерявшись от неожиданно свалившегося на меня столь щедрого предложения, и даже слегка заикаясь от волнения, я сумел лишь промямлить:

— К-конечно это… как его… заинтересует! Непременно! Если нужно, я могу сам приехать за ними!

Было слышно, как «Зотов» негромко рассмеялся:

— Ну, зачем же приезжать! Как никак, ХХI век на дворе… Надеюсь, с информационными технологиями знакомы? Я отправлю записки по электронной почте. Думаю, даже прямо сейчас! Мог, конечно, и сразу отправить, но не был уверен, что вам они покажутся интересными…

Помолчав немного, он добавил:

— Кстати, имена героев, приведенные в вашем романе, меня вполне устраивают! Я даже заменил в своих записках те, что были, на придуманные вами! Так что, вам и поправлять ничего особо не придется! Впрочем, если захотите, можете вносить любые изменения по своему усмотрению. Я полностью доверяюсь вашему вкусу и… порядочности.

Последнее слово он произнес после небольшой заминки, словно не был уверен, что об этом вообще стоит упоминать.

На этом наш разговор, собственно, и окончился, а, спустя еще полчаса, на мой адрес пришел и обещанный «Зотовым» текст. Несмотря на весьма внушительный размер, я, буквально, «проглотил» его той же ночью. На подготовку к публикации и саму публикацию тоже много времени не понадобилось — как я уже упоминал в предисловии к первой части, мне еще тогда довольно легко удалось приноровиться к манере письма автора записок, и теперь я уже ощущал себя почти что его двойником. Правда, иногда с небольшим чувством зависти и сожаления, что это — лишь ощущения.

Больше мне не довелось общаться с «Зотовым-Захаровым», хотя не так давно на мой адрес вновь пришло письмо, подписанное этим именем. Кроме подписи, правда, в тексте письма больше ничего не было, но в качестве приложения оказался еще довольно объемный текст, который, возможно, я еще предложу вашему вниманию.

 

Вместо пролога

Удивительное это занятие — складывание «пазлов». Удивительное и увлекательное. Особенно, когда речь идет о картине, начатой более четверти века назад и все еще неоконченной. Она постоянно изменяется, живет какой-то собственной, не зависящей от нас, жизнью, и, казалось бы, уже нашедший свое место элемент, вдруг оказывается частью совсем другого портрета или события, полностью меняя все изображение. И мы начинаем складывать их заново, уже догадываясь, что вскоре и эта картина исчезнет, сменившись другой, новой…

 

Глава 1

1996 г., февраль

…из того, что рассказывал Быков, какая-то деталь показалась ему смутно знакомой. Но под грудой других событий и фактов повествования она вначале ускользнула от его внимания, а после и вовсе забылась. И лишь теперь, в этой занесенной снегом избушке, сидя за простым, застеленным клетчатой скатертью столом, при свете старой настольной лампы, он понял, что же так царапнуло его слух тогда, в Москве: «Змей…»

1981 г., апрель

Частые звонки «межгорода» разбудили далеко за полночь. Он приподнял голову с подушки — светящийся циферблат электронного будильника показывал четвертый час. Быстро, но осторожно, чтобы не разбудить спавшую рядом жену, проскользнул в прихожую, где на тумбочке стоял телефон, и снял трубку.

— 37–41? — переспросила телефонистка, — Ответьте Орджоникидзе!

Почти тут же в трубке, сквозь шорох и треск помех, послышался знакомый, хриплый бас, который с заметным кавказским акцентом весело уточнил:

— Алексей? Надеюсь, еще не спишь? Или — уже не спишь? Ну, тогда извини!

— Коля? Что случилось?

— Да ничего не случилось! Просто в другое время от нас по межгороду не позвонить. Да и все-таки разница во времени… У вас, кстати, который час? А у нас начало десятого!

— Подожди, я перейду на кухню…

Захаров взял телефон и, разматывая длинный провод, вышел на кухню, заглянув по пути в комнату двухлетней дочери — она сладко спала, не обращая на шум внимания.

— Ну, излагай, что там у вас! — продолжил он разговор, устроившись поудобнее на табуретке и облокотившись спиной о стену.

— Ты, кажется, собирался в этом году к нам приехать? — спросил Николай.

— Ну да, у меня же отпуск за три года! Проезд оплачивается — так что мы, наверное, всей семьей двинемся! Думали вначале съездить вместе на море, а после я бы отвез их к моим родителям. Ну, а сам бы сходил куда-нибудь. Ненадолго — на недельку, не больше. А что?

— Да я как раз хотел тебе предложить, как эту недельку использовать и с пользой, и с удовольствием! Ты же в ущелье Куро бывал?…

1981 г., июль

В Домодедово Алексей прилетел рано утром. Прямо из аэропорта переехал в Быково, пересел на Як-40 и, спустя три часа, оказался в Орджоникидзе. До отправления рейсового автобуса в Казбеги оставалось еще больше часа, и он устроился за столиком в небольшом кафе у автовокзала, не спеша потягивая теплое горьковатое местное пиво, и закусывая его горячим фычином (осетинский пирог с мясом).

— А я, вот, думаю — это действительно Леха Захаров, или у меня уже от жары глюки начались! — послышался сзади знакомый голос.

При виде Рустама, рот Захарова невольно растянулся в улыбке:

— Нет, старик, от тебя как в песне — не спрятаться, не скрыться! Ты-то как сюда попал?

— Стреляли… — отозвался Рустам, тоже не скрывая радости, — Наверное, надеялся, что будешь один тут вино пить, пока я во Фрунзе на солнце жарюсь?

— Ну, допустим, не вино, а пиво, но это, я полагаю, только пока… Пока мы до места не добрались! А там… — Алексей мечтательно прикрыл глаза.

— Вот, вот, отсюда, пожалуйста, поподробнее! — заинтересовано произнес Рустам, присаживаясь к нему за столик, — Так чего тут намечается? А то меня наши сюда отправили, а зачем — толком не объяснили! Сказали, будут какие-то армейские соревнования по прикладному альпинизму… Кстати, а что это такое — прикладной альпинизм?

— Да я, честно говоря, и сам не в курсе! Я вообще, можно сказать, сюда случайно попал. Мне Рубеныч — надеюсь, помнишь его? — позвонил. Говорит: — «Ты все равно „на материк“ собирался, в отпуск. Съезди, мол, заодно в Казбеги — помоги провести соревнования по скалолазанию для армейцев!» Я-то думал, будет что-то вроде первенства ЦС, а выходит — вообще соревнования только для «спецов»! Ну, и зачем мы им тут нужны? Непонятно…

— Что неясно — объясним, остальное — заучите наизусть! — строгим голосом вмешался в их беседу неожиданно оказавшийся рядом военный, и, заметив на их лицах удивление и растерянность, рассмеялся:

— Вольно! Шучу!

Захаров незаметно, стараясь, чтобы это не слишком бросалось в глаза, присмотрелся к военному. На вид тому было не больше сорока. Чуть выше среднего роста, он, несмотря на кажущуюся грузность и неповоротливость, двигался на удивление мягко и почти беззвучно. Легкая и свободная песочного цвета форма без опознавательных знаков совершенно не стесняла движений. Брюки-бриджи и короткая до пояса куртка были снабжены множеством карманов и ремешков с застежками, явно предназначавшихся для крепления каких-то инструментов или снаряжения. Ноги были обуты в высокие новенькие ботинки-вибрам армейского образца, а на крупной, наголо бритой и до черноты загорелой голове совершенно терялась необычной формы кепка, больше напоминавшая бейсболку. Она тоже была песочного цвета, с длинным солнцезащитным козырьком и отворачивающимися ушами, застегнутыми сверху на «липучку». Из-под широко раскрытого ворота куртки виднелась легкая летняя тельняшка, а высоко засученные рукава куртки не скрывали мускулистые, густо поросшие рыжеватыми волосами руки.

— Майор Кузьмин! — представился он, протягивая руку, — Можно просто Майор, или Старый Майор!

И, заметив на их лицах недоумение, улыбнулся:

— Если до тридцати ты все еще майор, то до генерала уже точно не дослужишься! А мне, как понимаете, уже далеко не тридцать… Так что, я и есть самый настоящий Старый Майор! Впрочем, можете звать и просто Сергей, без отчества. Друзья меня зовут или Серый, или Старый — кому как нравится!

— А «не друзья»? — с едва заметной подначкой поинтересовался Рустам.

— Не друзья… — майор неожиданно жестко усмехнулся, — «Не друзья» зовут Удав, или Змей. Тоже — кому как нравится… А сейчас собирайте свои пожитки и ко мне в УАЗик — я вас тут с утра дожидаюсь! Ваши, из Федерации сообщили, что вы сегодня прибываете. А вы что же, одним поездом ехали и не встретились даже?!

Он повернулся и, не дожидаясь, когда Алексей с Рустамом возьмут свои сумки, двинулся через площадь к стоявшему чуть в стороне УАЗику. Отойдя на пару шагов, обернулся к Захарову и, похлопав себя по куртке и штанам, сказал:

— Это новая летняя полевая форма, для юга! Мог бы и спросить, а не пялиться втихаря!

Майор развернулся и, больше уже не оглядываясь, пошел к машине. Захаров почувствовал, как от неловкости у него покраснели щеки…

1996 г., февраль

…он встал из-за стола и подошел к окну. За окном уже заметно стемнело. Солнце скрылось за лесом, и только багрово-красный закат указывал, куда оно ушло. Из окна были видны крутой спуск к реке и маленькая фигурка Алексеича, возившегося на льду.

«„Вешки“ ставит…» — подумал Захаров. Он подошел к одной плите, открыл дверку и, видя, что угли уже прогорели, закрыл заслонку. Затем повторил эту операцию со второй плитой, вернулся к столу и зажег настольную лампу…

1981 г., июль

У Ермоловского камня майор приказал водителю остановить УАЗик и предложил выйти размять ноги. Прикурив сигарету, протянул пачку Алексею и Рустаму:

— Курите?

Рустам с любопытством взял пачку:

— Ого, «Партагас»! Как ты их куришь? У меня от одной затяжки слезы выступают… А в горле — словно рашпилем прошлись!

Майор усмехнулся:

— Привык после одной командировки… Там сигарет вообще не было — только «сигарильос». Знаете, что это?

— Я что-то слышал… — ответил Рустам, — Это вроде маленьких сигар, что ли?

— Ну да, табак такой же, только скручен тонко. И, заметьте — никакого фильтра! Тут хоть фильтр есть!

Майор глубоко затянулся и спросил:

— Ну что, парни, решайте — где ночевать будете? Тут рядом, назад немного вернуться, небольшой санаторий. У нас с ними договоренность, так что, можно у них. А хотите — можете с нами, в полевых, так сказать, условиях! Палатки я вам выделю…

— Палатка и у меня есть! — перебил его Захаров, — Ты лучше скажи, майор, нас-то зачем позвал? Я так понимаю, соревнования у вас специальные, по своим требованиям и правилам… Ну, и чем мы можем тебе помочь?

— Да, откровенно говоря, ничем! — подумав, ответил тот, — Просто командование решило, что на соревнованиях должен быть кто-то из профессиональных альпинистов. Ну, я позвонил знакомым в Федерацию, вот они и предложили вас! Так что, если найдете пару деньков свободных — водки попить, шашлыков поесть — то, считайте, ваша миссия выполнена полностью! Ну, а нет — оставьте свои закорючки на наших протоколах соревнований, и свободны! Хоть завтра отвезу назад в Орджоникидзе!

— Вот, за что я люблю военных, — рассмеялся Рустам, — так это за честность и прямоту! Ты, старик… ничего, что я так тебя называю? Сам же предложил! Ты, старик, сам подумай, ну чего бы мы сюда поперлись, если бы у нас не было времени попить водки? И вообще — где ты видел нормальных мужиков, у которых на это нет времени? Верно я говорю, Леха?

Он обернулся за поддержкой к Захарову. Тот утвердительно кивнул головой и добавил:

— Тем более, на халяву!

Затем с притворным беспокойством уточнил у майора:

— Или не на халяву? Тогда лучше сразу вези нас обратно!

Майор рассмеялся:

— Больше вопросов нет? Тогда — по машинам! Едем пить водку! Если, конечно, у меня ее хватит на таких сурьезных бойцов…

Не доезжая Казбеги, УАЗик свернул влево и по заброшенной, уже едва заметной на каменистом склоне старой Военно-Грузинской дороге, медленно пополз в гору, к повороту на Бешеную Балку.

Место для лагеря было выбрано и оборудовано грамотно, по-армейски обстоятельно. На большой поляне, в нескольких десятках метров от каменистого русла маловодной в это время года речки Куро уже стояло несколько просторных армейских палаток. В центре поляны высился свежесрубленный и ошкуренный шест, предназначенный для флагштока, а в тени деревьев на краю поляны примостился ГАЗ-66 с дизель-генератором и радиоузлом. Из расположенного на крыше его будки «колокола» на весь лес разносилось: «Не плачь, девчонка!»…

 

Глава 2

1996 г., февраль

…Иван Алексеевич осторожно постучал в дверь соседа, подождал немного и, не дождавшись ответа, толкнул дверь — она была не заперта. Он отряхнул с валенок снег, вошел и поднялся по ступенькам к двери, ведущей в сени. Она тоже оказалась открытой. Не запертой была и дверь, ведущая в комнату.

— Леха, ты дома? — шумнул на всякий случай, проходя в комнату.

На стоявшем у окна столе горела настольная лампа, а по столу были в беспорядке разбросаны листы бумаги. Часть из них была исписана мелким почерком, на других записи были сделаны лишь местами, словно пометки «для памяти». Захаров спал, сидя на стуле и опустив голову на лежавшие на столе руки. Иван Алексеевич, стараясь не слишком шуметь, прошел за занавеску, отделявшую от жилой комнаты небольшую кухоньку, и вытащил из принесенной с собой сетки крупную рыбу. Пошарив глазами вокруг и не найдя ничего более подходящего, он вытащил из стопки приготовленных для растопки бумаг газету, расстелил ее на клеенке кухонного стола и положил на газету рыбу, после чего вернулся в комнату и осторожно потряс спящего Захарова за плечо:

— Просыпайся, писака, утро на дворе!

Алексей открыл глаза и ясным, словно и не спал вовсе, голосом поинтересовался:

— Который час?

— Да кто ж его знает! — ответил Иван Алексееич, — Я, мил человек, на часы гляжу, когда телевизор включаю вечером! Да и то, чтобы «Время» не прозевать… Утро уже! Солнце скоро подымется, значит, часов восемь будет.

Он присел на соседний стул и, протянув руку, нажал на кнопку настольной лампы:

— Свет-то, небось, всю ночь горел? Электричества, верно, нажег!.. Нешто, не жалко?

— А чего его жалеть, Алексеич? — Захаров встал, потянулся, встав на цыпочки, и прошел на кухню к висевшему на стене рукомойнику, — Да и сколько там с одной лампы нагорит?

Иван Алексеевич с любопытством взял один из лежавших на столе листов бумаги.

— «У Ермоловского камня…» — прочел он вслух и, обернувшись, спросил:

— Это который же камень будет? Тот, что на Кавказе, на «грузинской дороге»? На котором генерал Ермолов с Шамилем мировую подписывали?

— Ты-то откуда знаешь? — удивился Алексей.

— Так ить, и я, брат, в школе учился! И еще в техникуме тоже, на механика. Я же у нас в совхозе, считай, лучшим трактористом был! Грамот вон сколько — нешто в избе не видал?

Он положил листок обратно на стол, встал и направился к дверям.

— Ладно, пошел я! А то с утра как на речку ушел вешки проверять, так еще и не завтракал даже! Я тебе тут судачка на столе оставил — сжаришь. Можешь сейчас, а хучь и на обед! А то, гляди, давай ко мне, вместе пообедаем!

С этими словами он надел шапку и вышел из комнаты.

Захаров вытерся полотенцем и вернулся в комнату. Обе плиты уже остыли, и в комнате стало холодно. Он растопил вначале одну плиту, стоявшую в кухне. Затем, поставив на нее чайник, растопил вторую, в комнате, после чего подошел к столу и взял в руки свои записки, перечитывая то, что записал ночью…

1981 г., июль

…из расположенного на крыше его будки «колокола» на весь лес разносилось: «Не плачь, девчонка!..» Заметив, как поморщился Рустам, майор с усмешкой заметил:

— Что, бойцы, песня не нравится? Сами-то служили?

— Служили, куда ж от вас денешься!

— А я нет! — ответил Захаров, — Как после института загремел в «ящик», так и просидел там почти семь лет! Тоже, считай, как в армии!

Алексей заметил, как майор бросил на него быстрый и острый взгляд, и как-то странно ухмыльнулся. Но тут же вернулся к своей, очевидно, излюбленной теме:

— Сейчас, если других планов нет, оставляйте свои вещи в штабной палатке и пойдем смотреть скалу. Послушаем, так сказать, мнение специалистов! Только учтите — скалу выбирал я сам, а к критике я отношусь, как бы это помягче выразиться, не слишком положительно… Прошу учесть, если рассчитываете вечером на шашлыки!

— Ладно, учтем, Старый! — рассмеялся Захаров и дружески похлопал его по плечу.

— Ну вот! — улыбнулся в ответ майор, — А я уже решил, что вы ко мне «товарищ майор» обращаться станете! А там, глядишь, еще и честь друг дружке отдавать начнем…

Скала, выбранная майором для соревнований, оказалась всего в получасе ходьбы от лагеря. Гладкая гранитная стена начиналась почти от самого русла речки и, постепенно становясь более пологой, покрываясь редкими чахлыми деревцами, терялась где-то далеко вверху. Метрах в 30–40 выше ее основания на уступе была организована небольшая страховочная станция — виднелись несколько крючьев, висела перильная веревка. По самой стене были проложены две параллельные трассы, на которых выделялись написанные белой краской цифры.

— Ну что, неплохая стенка, не ниже «четверки» будет! — заметил, подходя ближе к скале Рустам, — А карнизы, пожалуй, и на «пятерку» потянут!

— Что значит, «четверка»? — обиделся майор.

— Не кипятись! — успокоил его Алексей, — Это у нас так сложность маршрута обозначается! Всего шесть категорий, с полукатегориями между ними. Твоя стенка вполне даже ничего! Будь она немного подлинней, да еще где-нибудь на высоте — и на «шестерку» хватило бы!

— А цифры что обозначают? — поинтересовался Рустам, — Места промежуточной страховки?

— Какой еще страховки? — пришла очередь ухмыляться майору, — Где это ты видел в реальном бою какую-то промежуточную страховку? У нас, как в песне — «надеемся только на крепость рук»!

— Это ты брось! — поправил его Захаров, — Не перевирай песню! Есть там и про страховку, и про вбитые крючья… Лучше скажи, зачем цифры, если не для страховки?

— Что значит — зачем? Мы же не ради спортивного интереса по скалам ползаем! Это вы в своем альпинизме дурью маетесь! — ответил майор, и издевательски пропел:

— «Я спросил — зачем идете в горы вы?…» А нам в горах воевать нужно! Соответственно, цифры эти обозначают места выполнения специальных заданий.

— Каких таких «специальных»? — продолжал свои расспросы неугомонный Рустам.

— Ага, сейчас! Все брошу и сразу раскрою тебе страшную военную тайну! — пошутил в ответ майор, — Потерпите до завтра — сами все увидите!

— Слушай, я вот тоже спросить хотел… — вмешался Алексей, — А для чего такая серьезная горная подготовка? Ну, я понимаю, там, горно-стрелковые части… Так ведь и они по стенкам не лазят! Да сейчас, вроде бы, и боевых действий в таких местах не ведут — чего ж войскам-то в горах делать?

— А кто сказал, что войскам? — хитро прищурился майор, — Где ты тут регулярные войска увидел? Мы — спецы! Не регулярная армия, и даже не разведка!

— Это что, «пятерка», что ли? — безобидным тоном уточнил Рустам.

При этих словах майор, мгновенно посерьезнев, строго спросил:

— Что значит «пятерка»? Откуда знаешь? Ну-ка, докладывай!

— Да, ладно тебе Мальчиша-Кибальчиша изображать! Тоже мне, военная тайна! Про Пятое Управление у нас только глухой не слышал — верно, Леха? — обернулся к Захарову Рустам.

— Так точно! Слышали! — прикладывая к виску руку, шутливо отрапортовал Алексей.

— К пустой голове руку не прикладывают… — все так же хмуро прокомментировал его действия майор, — Так, где, все-таки, вы про «пятерку» слышали?

— Расслабься, никто ничего не разглашал! — успокоил его Рустам, — У вас же база здесь недалеко, в Лагодехи, верно? А у нас с Лехой в Лагодехи парнишка знакомый живет, тоже альпинист. Мы у него уже дважды в гостях были, на сбор винограда ездили. Ты, кстати, на «ртвели» ни разу не был? Вначале пашешь, как раб на плантациях, а после кормят до отвала и поят каким-то сладким компотом — «маджари» называется. Так от этого компота два дня еще потом пьяный ходишь!

Он рассмеялся и толкнул Захарова в бок:

— Помнишь, как тебя прямо из-за стола в сидячем положении в автобус грузили?

— Еще бы! — подтвердил Алексей, — Главное, голова чистая, все соображаю, а руки и ноги как парализовало! Даже пальцем не пошевелить! Хорошо, хоть Нодар своих братьев позвал. Они нас прямо вместе со стульями в ПАЗик и погрузили!

— Отставить воспоминания! — перебил его майор, — Повторяю вопрос: откуда знаем про «пятерку»?

— Ну, так я же и объясняю! — удивился Рустам, — В Лагодехи находится учебная база для спецов, верно? О ней же все местные знают! У них там полный контакт — фрукты, продукты… Ну, и спецы, если нужно, и техникой колхозу помогают, да и ребят выделяют, если председатель попросит… Чего это ты так всполошился?

— Да я не про Лагодехи спрашиваю! — отмахнулся от него майор, — Тем более, что там и база уже не наша, а «дяди Васина»…

— Чья-чья? — в один голос переспросили ребята.

Майор усмехнулся:

— «Шпаки» — они и есть «шпаки»! Десантников! ВДВ, «войска дяди Васи» — что, не слышали ни разу? Ну, да ладно, не о том речь! Тем более что и самой «пятерки» уже нет. Точнее, она, конечно, есть, только называется по-другому. Но вам об этом знать не положено!

— Постой, так вы не из Лагодехи прибыли? — удивился Рустам.

— Точно, мне же Рубеныч говорил! — вспомнил Алексей, — Вы из Армении, из этого, как его… Ленинакана, кажется, правильно?

— Болтун ваш Рубеныч! — беззлобно ругнулся майор.

— Нет, постой! — словно клещ вцепился в него Рустам, — Тогда вообще непонятно, с какого боку-припеку здесь скалолазание!

— Как это, с какого? — пришла очередь удивляться майору, — Да вы, парни, с Луны свалились!

— Не, не с Луны! Я — из Фрунзе, а Леха — так вообще с БАМа! Ну и что с того? Это как-то объясняет ваше увлечение скалолазанием?

— Вы что, про Афган не слышали?

— Ну, почему не слышали, что-то такое было в газетах … про «интернациональный долг», «братскую помощь»… — отозвался Алексей.

— Какая, на хрен, помощь! Мы там уже второй год, и увязли по … Вобщем, «мама, не горюй»! Понятно, что об этом нигде не говорят и не пишут…

— Все равно не понял! — упрямо повторил Рустам, — Насколько я слышал, там какие-то местные бандиты… Ну, вроде душманов, как в Средней Азии! И армия, я так понимаю, занимается их уничтожением! А твоим спецам что там делать?

— Спецам? — зло прищурившись, переспросил майор, — Душманы, говоришь? Эти «душманы» воюют столько, сколько живут на свете, а точнее — столько, сколько существует этот самый Афган! И, уж поверь, воевать они умеют! Тем более что они — у себя дома, и каждый камушек в своих горах знают! А во-вторых, они же не просто сами воюют, у них и учителя хорошие имеются — наши старые знакомые еще по Вьетнаму… И оружие подкидывают — да, не простое, а самое наиновейшее! — и самих «духов» обучают на своих тренировочных базах. А в последнее время и сами все чаще стали в горах появляться. А ты спрашиваешь: чего, мол, там спецам делать! Вот регулярной армии там точно делать нечего! Да только, кто ж нас слушает? Гонят туда молодых пацанов, как баранов — думают, чем больше, тем лучше! На одних морально-волевых только и выезжают, с-суки!

Майор замолчал, похлопал себя по нагрудным карманам и, достав пачку своего любимого «Партагаса», закурил, жадно затягиваясь крепким дымом. Сделав несколько быстрых затяжек, он решительно затушил сигарету.

— Все! Политминута окончена! Вечером поговорим! Если, конечно, будет такое желание… — закончил он разговор и быстрым шагом пошел по направлению к лагерю.

Друзья, походив еще немного вдоль скалы, на которой были размечены маршруты предстоящих соревнований, тоже направились к своей палатке…

 

Глава 3

1995 г., декабрь

Прилетая в Абакан, Захаров всякий раз невольно вспоминал аэропорт в Таллинне. Действительно, построенные по одному проекту, они были похожи, словно братья-близнецы, вплоть до высоких кожаных кресел в зале ожидания на втором этаже. Но внешним сходством все и ограничивалось. В отличие от Таллинна, аэропорт в Абакане был хронически пуст. Самолеты садились здесь, в основном, пролетом. Местные же рейсы особой популярностью перестали пользоваться сразу после прихода Нового Времени. Впрочем, «новым» это время Алексей никогда не называл. Скорее это был такой странный его отрезок, когда внезапно исчезло Прошлое, со всем хорошим и плохим, что в нем было. Исчезло так, словно и не существовало никогда. А то, что пришло ему на смену, оставляло ощущение чего-то ненастоящего, временного… Казалось, еще немного, и оно тоже исчезнет, растворится в белесой туманной пустоте, не имеющей ни границ, ни самого Времени. Одно слово — Безвременье…

Выйдя на привокзальную площадь, он огляделся. На стоянке виднелись несколько машин частников-таксистов, а немного в стороне, ближе к служебному входу, стояла новенькая черная «Волга». «Начальник какой-нибудь приехал, наверное», — подумал Захаров, но «Волга» неожиданно тронулась с места и, подъехав к нему, затормозила.

— Алексей Алексеевич, садитесь, я за вами! — приоткрыв форточку, крикнул ему водитель.

— Олег, ты здесь какими судьбами? — обрадовано спросил Захаров, забираясь внутрь машины, и понимая, что теперь ему уже не придется добираться до городского автовокзала и затем несколько часов трястись до конечного пункта своей командировки на рейсовом ЛАЗе.

— Семеныч отправил вас встретить!

Олег был личным водителем начальника монтажного управления Владимира Семеновича Горбенко, к которому и направлялся Захаров.

— А «Волга» откуда? У Семеныча, вроде, УАЗик был? — спросил Алексей, устраиваясь на просторном переднем сидении, покрытом еще заводской полиэтиленовой пленкой. Видимо, хозяин машины никак не решался снять ее, чтобы не испачкать новенькую обшивку.

— Так это не его машина, это — моя! — не отрываясь от заснеженной, покрытой тонкой ледовой коркой трассы, весело рассказывал Олег, — На служебной неохота было трястись, вот я и поехал на своей. Пусть обкатывается!

— Постой, а у тебя-то «Волга» откуда? Вам же, помнится, уже полгода как зарплату одними окорочками выдают!

— Так, это… купил, за «ваучеры»! Точнее, за акции, которые нам вместо них выдали.

— Это что — за акции вашего СМУ? — еще больше удивился Алексей, — Кому же, интересно, они понадобились?

— А вот, кому-то, значит, понадобились! — гордо ответил Олег, — Да вы сейчас с ними сами познакомитесь, они тоже в «гостинке» живут!

«Гостинкой» здесь называли небольшой коттедж, предназначенный специально для таких, как Захаров, командированных. Правда, командировочные приезжали сюда крайне редко, и здание, по большей части, использовалось как своеобразный «дом отдыха» для местного начальства. На многочисленных проходивших здесь застольях можно было встретить, как главу местной администрации, так и начальника какого-нибудь соседнего СМУ. Заглядывало сюда и милицейское начальство, и даже прокурор города. Семеныч был радушным хозяином и не отказывал никому. Впрочем, радушие это было продиктовано, скорее, природной деловой хваткой и предприимчивостью — ни один крупный государственный заказ не обходился без его участия, при котором он никогда не забывал и о собственных личных интересах. Огромный особняк с гаражом на четыре машины и сауной с бассейном явственно подтверждали это.

— И много их, этих покупателей? — поинтересовался Захаров.

— Двое! — отозвался Олег, — Правда, там, в «гостинке» еще один мужчина поселился, но тот сам по себе. Да вы не волнуйтесь, для вас место всегда есть, вы же знаете!

Захаров и вправду это хорошо знал. С Семенычем он был знаком уже почти десять лет, практически со дня своего приезда на БАМ. Тогда Семеныч был еще только бригадиром монтажников и в поселок строителей, где работал Захаров, приехал в командировку. В первый же день своего приезда Семеныч сильно напился в рабочей столовой, служившей по вечерам кафе, и Алексей увел его от греха подальше к себе в общежитие.

— Как звать-то тебя, алкаш? — с иронией поинтересовался он на следующее утро.

— Меня?

С похмелья мозги, очевидно, работали туго, и гость надолго задумался. Потом, наконец, вспомнив, радостно воскликнул:

— А звать меня, как Высоцкого! Семеныч я! Владимир!

Память, однако, у Семеныча оказалась хорошей, и когда два года назад они встретились в кабинете главного инженера алюминиевого завода, он радостно воскликнул:

— Ба, знакомые все лица! Да это же мой «бамовский» спаситель!

И, обращаясь к главному инженеру, безапелляционно заявил:

— Как хочешь, Николай Сергеевич, а этот парень будет жить у меня в «гостинке»!

С тех пор Захаров, приезжая в Саяногорск, всегда поселялся у Семеныча, даже если и забывал предупредить того о своем приезде.

«Гостинка» состояла из расположенного на первом этаже просторного холла, служившего одновременно гостиной и столовой, и помещавшейся рядом с ним кухни, оборудованной всем необходимым. Здесь же на первом этаже находился небольшой санузел с туалетом и умывальником. На второй этаж вела довольно крутая лестница. Там располагались две комнаты для гостей, — на два и три спальных места, — и ванная комната.

Захаров вошел в прихожую, разделся и прошел в гостиную. На диване перед обеденным столом сидели два крепких коротко стриженных молодых парня, одетых в одинаковые китайские спортивные костюмы. Рядом на стуле бочком пристроился смутно знакомый Захарову монтажник из управления Семеныча и заполнял какие-то бумаги. На полу перед ними стояла большая спортивная сумка, доверху набитая денежными купюрами. Захаров негромко кашлянул, чтобы привлечь внимание:

— Добрый вечер! Меня зовут Алексей!..

1996 г., февраль.

…возиться с рыбой не хотелось, и он отнес судака Алексеичу.

— Чего мы с тобой будем по своим избушкам прятаться, точно медведи в берлогах? — объяснил он старику, — Во всей деревне кроме нас ведь никого нет! Зажарь его, бедолагу, вместе и съедим!.. А можем и по стаканчику пропустить — принести?

— Ну, уж нет! Сказал же, я твою отраву и нюхать не стану! — обрезал Алексеич, — Али тебе самогонка не по нраву пришлась?

— Скажешь! Самогонка отличная, прямо как по маслу проходит, сразу в кровь! Я вот читал в какой-то книге насчет такого напитка: «… словно ребенок босыми ножками по душе прошел!»

— Надо же! — усмехнулся Алексеич, — Чего только не удумают — «босыми ножками…»

Потом ненадолго задумался и неожиданно выдал:

— А, ить, верно — именно бОсыми! Потому как, мягонькие они — ножки-то ребячьи — и душу, должно, ласкают, ласкают… Ну, прям, как моя самогонка!

От такого сравнения Захаров невольно расхохотался…

К себе в избу он вернулся, когда уже стало смеркаться, и первым делом протопил обе плиты, пожалев в который раз, что прежняя хозяйка дома разобрала стоявшую прежде в доме настоящую русскую печь. Протопить плиту было, конечно, легче, да и жар она давала быстрее. Но так же быстро и остывала, и уже к утру в доме становилось ощутимо холодно.

Он прошел к столу с разбросанными по нему исписанными листками, зажег лампу и вернулся к своим мыслям. Воспоминания путались, вытесняя, и сменяя друг друга, как картинки в калейдоскопе. «Я мозаику сложу из разбившихся сердец» — неожиданно всплыла в памяти строка недавно еще популярной песни…

1981 г., июль

…палатку поставили немного в стороне от лагеря спецназовцев.

— Правильно! — одобрительно заметил майор, подходя к ним, — Незачем бойцов смущать неуставными застольями!

— А у нас еще и застолье будет?! — хитро улыбаясь, «удивился» Рустам, — Правда, помнится, какой-то военный — майор вроде бы… Ты не помнишь, Леха, в каком он был звании? Ну, пусть будет майор! Так вот, этот майор вроде какие-то шашлыки обещал…

— Да-а, точно! — подхватил Захаров, — Теперь и я тоже припоминаю! И еще, кажется, речь шла о какой-то водке… Старый, а ты случайно этого майора тут не встречал? Сбежал, наверное, от ответственности!

— Ладно, хватит трепаться, балаболки! — прервал их насмешки майор. — Сказал, будут шашлыки, значит, будут!

Он обернулся к лагерю и крикнул:

— Сержант! Курбатов, ко мне!

— Я, товарищ майор! — тут же отозвался, словно из-под земли возникший, невысокий черноволосый и широкоскулый солдат.

Захаров и Рустам снисходительно рассматривали подошедшего бойца.

— Что, парни, не похож на «спеца»? — усмехнулся майор, — А вы вообще как себе представляете настоящего спецназовца? Ладно, не напрягайте то, чего мать-природа не дала! Так и быть, расскажу я вам одну байку. Мне ее еще мой инструктор рассказывал, а теперь и я ее своим бойцам повторяю. Вместо аутотренинга, чтобы уверенность в них выработалась. Вобщем, слушайте! Вот дерется, к примеру, деревня с деревней. А в одной из них парень такой есть — здоровенный, тренированный… Каратист, вобщем! Назовем его, скажем, Петя. Вот этот Петя — бац одному ногой, бац другому рукой! Стоит на поле, мускулами играет. Думаете, он спецназовец? Не-а, спецназовец — Вася! Маленький такой, щупленький. Сидит этот Вася себе тихо в кустах и кирпичи пуляет… Как дал — так Петя и с копыт! Такая вот у нас байка…

Пока майор рассказывал эту историю, Алексей искоса поглядывал на сержанта. Тот стоял, не шевелясь, уставившись влюбленными глазами на своего командира и ловя на лету каждое его слово. Майор заметил взгляд Захарова, обернулся к сержанту и рассмеялся:

— Вольно, Курбатов! Что там у нас с мясом?

— Поросенок дожаривается, товарищ майор! Еще минутки три подождите, пожалуйста!

— Как поросенок? — удивился Рустам. — Ничего себе «шашлычки»! Да мы с тобой, Старый, вовек не рассчитаемся!

— Так я как раз к этому и веду! — ухмыльнулся майор, — Послушайте, парни, чего вам шляться на своей «гражданке»? Мотаетесь, где ни попадя…

Он ткнул пальцем в Захарова:

— Этот, вон, вообще куда-то в тундру-тайгу удрал! Небось, натворил чего? Так, не переживай! Приходи ко мне — у нас тебя точно никто не достанет!

— Это ты нас к себе на службу что ли приглашаешь? — полюбопытствовал Захаров, — Так мы же, хоть и уже не очень молодые, но все равно «необученные»!

— А мне от вас много и не нужно! Будете ребят тренировать да своим хитростям обучать. Я так думаю, в горах-то много чего попробовать успели? Небось, и на льду ночевали, и в лавинах бывали…

— Было, а то как же! — солидно подтвердил Рустам, — Леха — тот вообще, можно сказать, большой любитель на лавинах кататься! А что, Леш, где наша не пропадала! Может, рванем к майору в его Центр?

Он обернулся к майору:

— У тебя там условия-то как? Ну, жилье, девочки…

— Сержант! — неожиданно прервал его разглагольствования Захаров, обращаясь к продолжавшему стоять рядом солдату, — Откуда у тебя это?…

 

Глава 4

1995 г., декабрь

В двухместном номере, который обычно занимал Захаров, одна кровать была смята, а на тумбочке возле нее лежали чьи-то туалетные принадлежности. Хозяин, впрочем, не явился ни к ужину, ни позже, когда Захаров уже ложился спать. Лишь утром, встав с постели и направляясь в ванну, он заметил на соседней кровати спящего мужчину.

Придя в монтажное управление, Алексей поднялся на второй этаж и, поздоровавшись с приветливо улыбнувшейся ему секретаршей, вошел в кабинет начальника.

— Что там у тебя за хлопцы поселились? — поинтересовался он у Семеныча после первых приветствий.

— А что, беспокоят?

— Да, нет… Просто видок у них, прямо скажем, не очень. Больше на каких-то рэкетиров похожи. Или на «братков»!

— Да они, считай и есть «братки»! — со злостью отозвался о своих постояльцах Семеныч, — Знаешь, чем они занимаются? Скупают у моих рабочих акции, которые мы им выдали взамен ваучеров! У меня, сам понимаешь, «налички» — кот наплакал! Только на самый крайний случай держу, если кому в командировку ехать, или в отпуск, там… Нет, продуктами я всех обеспечил! С этим у нас все в порядке! И старых связей хватает, да, если нужно, и город помогает. Но это же все только по бартеру! А людям нужна наличка! Кто-то в другой город к родне съездить хочет, другому — детям какую-никакую одежонку прикупить нужно… Да, мало ли для каких целей! Чего говорить, мы и сами без налички никуда! А у этих — денег немеряно! И откуда только берут!

— Да я вчера заметил! — подтвердил Захаров, — Полный баул денег. И работяги твои тоже там толпятся… Откуда, говоришь, они?

— Вроде как из Москвы… Но это, разумеется, просто скупщики. Настоящие хозяева по стране не мотаются!

— А ты сам-то хоть понимаешь, к чему это может привести? — спросил Алексей.

— Да понимаю, не маленький! А что я могу сделать?! Ты же видел, какими они деньгами ворочают! Вон, Олег мой, сразу «Волгу» себе взял!

— Ну, и зачем ему, спрашивается «Волга»? Да еще сейчас, когда денег совсем нет! Тогда уж лучше деньгами бы взял…

— Э, брат, эти скупщики — они тоже не дураки! Они ведь что предлагают: если акции за деньги — цена одна, пониже, а если в обмен на машину, то выходит почти в полтора раза дороже! Да и народ тоже ведь думает… Деньги что — сегодня есть, а завтра уже все и проел! Или того хуже — вовсе в бумагу превратятся! А если машину взял, так ее у тебя уже никто не отнимет и не обесценит. К тому же, я так думаю, у них с автозаводом или с какой-нибудь торговой фирмой договоренность есть. Те им цену скинули, чтобы поскорее машины продать, а эти здесь продают по магазинным ценам. Еще и дополнительный навар получается!

— Гляди… А то завтра придешь на работу, а здесь — новый хозяин! И попрет он тебя, как говорится, без выходного пособия! — без улыбки заметил Алексей.

Семеныч только расстроено махнул рукой:

— Да я и сам уже думал об этом! Хотел на них прокурора натравить, так он говорит: «А что я сделаю?» На деньги у них все бумаги есть, из московского банка. Есть и командировочные удостоверения, и даже какая-то коммерческая компания там указана — ООО «Приват-Капитал», кажется… Так это что — они уже и акции САЗа скупают полным ходом!

— Не может быть! — ахнул Захаров. — Это же алюминий, стратегическое сырье! Да у нас таких предприятий на всю страну с десяток, не больше!

— Может, брат, может! Сейчас все возможно! Если в газетах, вон, пишут, что наши вояки стратегическим оружием торгуют, то что говорить про какое-то там сырье! Да ладно, плетью обуха не перешибешь… Как там сосед твой — не беспокоит? — решил сменить тему Горбенко.

— А я его, считай, и не видел! Спать ложился — его еще не было, а сейчас уходил — он еще спал.

Семеныч ухмыльнулся:

— Так это я его вчера угостил… Ну, ты знаешь, как я угощаю!

— Да, уж, не приведи господи тебе в лапы попасть! — пошутил Захаров. — А кто он? Тоже из этих, из скупщиков? С чем пожаловал?

— Я, честно говоря, и сам толком не знаю, кто он и откуда! Познакомились в Комсомольске, на вокзале, поезд вместе ждали. Потом до Хабаровска вместе ехали, в одном купе. Разговорились… Он охотничьим оружием торгует. Нет, ты не подумай — у него все законно! И договоры есть с Тулой, с Ижевском — кто там у нас еще охотничьи ружья выпускает? Но связи и возможности у него — будь здоров! Все, что хочешь, может достать! А ты же знаешь мою слабость к охоте. Вот я и поинтересовался у него, нельзя ли «сайгу» купить. Ее же в свободной продаже не найти даже в Москве! А я у Пети Мельниченко такую прошлым летом на охоте видел. Ты же Петю-то знаешь?

— Это который из Черемушек, со станции?

— Нет, на станции там другой начальник, а он — управляющий электросетями… Так вот у Пети я тем летом как раз и видел такую «сайгу». Ну, и тоже загорелся — хочу! А тут прямо как по заказу и этот парень подвернулся! «Без проблем!» — говорит, — «Готовь деньги — через неделю привезу.»

— Ну и что, привез? — поинтересовался Захаров.

— А что же мы, по-твоему, обмывали?! Просидели у меня в сауне до трех ночи! Но, скажу я тебе, это не ружье, а сказка! Штучное изготовление, приклад резной, инкрустированный… Так он мне еще и оптику к нему привез, причем не нашу — немецкую!

Подумав немного, Семеныч неожиданно предложил:

— Слушай, а давай сегодня вечером у меня соберемся! Пригласим этого хлопца, — его, кстати, тоже Лешкой зовут, — посидим, побеседуем… Может, и у тебя с ним какие-то дела сложатся! Парень-то неплохой, а главное — честный. А это сейчас, сам знаешь, бо-о-льшая редкость!..

Вернувшись вечером после работы в гостиницу, своего соседа Захаров там не застал, и в гости отправился один, оставив на тумбочке записку, в которой сообщил о предложении Семеныча присоединиться к ним. К тому времени, когда его тезка появился у Семеныча, они успели только по разу зайти в парилку да выпить по бутылке пива.

— Ну, и как же мне теперь к вам обращаться? — пошутил Семеныч.

— Давай, ты будешь Леха Первый, как царь-батюшка! — указал он на торговца оружием, — а ты, Алексеич, соответственно, Леха Второй!

— Зови меня лучше Лис, — негромко предложил «оружейник»…

1981 г., июль

…— Сержант! — неожиданно прервал его Захаров, — Откуда у тебя это?

Вместо пояса брюки сержанта были стянуты ярко-оранжевым австрийским репшнуром (вспомогательная веревка), пряжкой в котором служила заметно потертая титановая «восьмерка» (приспособление для спуска по веревке, по форме напоминающее цифру 8).

— Так, это… Змей подарил… то-есть, извините, товарищ майор!

— Отставить разговорчики! — строго, но беззлобно рыкнул на него майор. — Тащи лучше сюда поросенка! А вы кончайте болтовню! Режьте хлеб, доставайте зелень…

— И стаканЫ! — добавил неугомонный Рустам.

— Щас! — отрезал майор, — Стаканы им еще подавай! Кружками обойдетесь! Выполняйте, время пошло! А я пока за водкой схожу…

Он поднялся и своей характерной мягкой и быстрой беззвучной походкой направился в сторону лагеря.

— Интересный мужик! — заметил Рустам, обращаясь к Алексею, — Заметил, как он ходит? Тихо, как кот… Такой подойдет сзади — и раз!

— Брось ерунду нести — «и раз»! Нужен ты ему! — передразнил его Захаров, — Лучше скажи, ты ничего в этой «восьмерке» не заметил?

— Вроде нет… «восьмерка» как «восьмерка»! А что?…

1996 г., февраль

… — Слышь, Алексеич, может привезти тебе какую-нибудь бердану? Сидишь тут один среди леса… Вон, и волки уже наследили!

Захаров с сумкой через плечо беседовал с Иваном Алексеевичем на пороге его дома.

— Ты, никак, уже домой собрался! — обратил внимание на его сумку старик, — Чего ж так? Побыл-то три денька всего… Али дома дела какие срочные?

— Брось, какие там дела! Заскочу на денек в Питер, родителей навещу, Ну, в Москве еще кое-чего для работы прикупить нужно, а после сразу домой. Дочка, наверное, уже забывать стала, как папка выглядит!

Вспомнив о жене и дочери, Захаров улыбнулся.

— Дочка-то большая? — полюбопытствовал Алексеич.

— Скоро пять! — с гордостью ответил Захаров.

— Какая же это большая! — удивился Алексеич, — Самому-то, уж, поди, за сорок?

— Так я женился поздно! Чего, думаю, спешить? Вначале на семейные дела времени не было, после — подходящей невесты не найти… Зато теперь жена у меня молодая, красивая! Привез бы показать, да, боюсь, отобьешь!

— Ой, не смеши старика! Куда мне здесь молодуха? Мне б какую-нибудь бабульку лет шестидесяти! Да чтобы своя была, деревенская! Чтобы и в огороде управлялась, и дома порядок был. А то одному уже тяжко стало… Да и скучно! Вот ты сейчас уедешь, и у меня кроме курей да кота ни одной живой души рядом и не будет. С ними только и обчаюсь! Как этот… «робинзон крузе»!

— Ты мне не ответил, отец, — ружьишко-то привезти? Могу обычную двустволку, а можно и «двойник» — «белкой» называется. А то, хочешь, «тройник» привезу! Здесь такого точно ни у кого нет!

— Про «белку» слыхал… Это у которой один ствол под мелкашку заделан? Мне-то такая куда? Ворон, разве что, с огорода гонять! А «тройник» — это что ж за зверь такой будет?

— Считай, та же «белка», только есть еще один ствол, третий. Нарезной, под автоматную гильзу.

— Нарезной, конечно, неплохо бы… — задумчиво протянул Алексеич, — Да, только три ствола все ж многовато! Их ведь на себе таскать надобно! А мне уже, чай, не двадцать годков! Ты, лучше, вот что скажи — у нас тут охотники с городу приезжали, так я у них видел ружье такое, на «калашникова» сильно похоже. Только очередями стрелять не может. Да мне очередями и не нужно! Главно — нарезное! С ним, понятно, поспокойнее будет, эт-правда! Людей-то в округе совсем не стало, вот зверь и осмелел! И волки шалят, да и медведи появляться стали, чуть не в дом лезут! А уж кабаны прошлой осенью весь огород у меня изрыли! Едва совсем без картошки не остался! А кабаны какие? Что твой паровоз! Такого кабанчика только с «винтаря» и возьмешь!

Обняв старика на прощанье, Захаров закинул сумку на за спину и пошел по проторенной в снегу тропинке вверх, к расположенной в полукилометре автобусной остановке…

 

Глава 5

1995 г., декабрь

… — Можете звать меня Лис, — предложил «оружейник».

— А почему Лис? — удивился Семеныч.

— Мне так привычнее, — не вдаваясь в долгие объяснения, коротко ответил тот.

— А что, у нас в школе одного парня тоже Лисом звали! — поддержал его Захаров, — У него фамилия была — Лисовенко. Ты, часом, не Лисовенко?

«Оружейник» промолчал, и Захаров, видя, что он не расположен к откровенности, добавил:

— А, впрочем, какая разница! Лис — так Лис!..

Семеныч сломался быстро. Вероятно, сказались и предыдущее застолье, и напряженная обстановка на работе. Да и возраст — ему было уже далеко за 50 — тоже давал о себе знать. Заметив, что хозяин уснул на лавке в предбаннике, Лис предложил:

— Может, пойдем в гостиницу? А то неудобно как-то — хозяин спит, а мы тут гуляем…

— Давай! — согласился Захаров, — У меня в «гостинке» еще бутылка «Кремлевской» есть. Из Москвы везу. Хотел Семеныча угостить, да ему, видно, уже ни к чему! Нужно только жену его предупредить, что он тут остался…

По дороге в гостиницу Лис немного разговорился.

— Я, ведь, почему оружием занялся… Жить как-то нужно, а специальности у меня, считай, никакой нет! До перестройки в армии служил, помотался по миру — даже в Африке побывал! А в восемьдесят шестом, после ранения списали вчистую. Как из госпиталя вышел, так и мотался без работы. А когда перестройка началась, совсем туго стало! Никто никуда брать не хотел, только бандюки, считай, постоянно предлагали: «Давай, мол, к нам, кооператоров доить! Бабла — немеряно!» Но к браткам меня как-то не тянуло. Повезло, что старых армейских друзей встретил. Помогли с деньгами, дело подыскали… Они, оказывается, давно уже охотничьим оружием занимались. Ну, и предложили мне, бери на себя Сибирь и Дальний Восток, «окучивай»!

Он невесело усмехнулся:

— Вобщем, как у Ильфа и Петрова с сыновьями лейтенанта Шмидта!

— Постой, — перебил его Захаров, — а как же ты в Африку-то угодил? Туда ведь только военных советников отправляли!

— Все верно — я и числился военным советником! В… да это уже и не важно! Скажем так: в одной «банановой республике»… Тогда ведь нигде не писали, что мы вообще там были! Да и «советник» — это только название, сам понимаешь…

— Спецназ, что ли? — уточнил Захаров.

— Ну, да, типа того… А после этой Африки даже записи никакой нигде не осталось, только номер части, да и тот — «левый»! Если бы не Змей, так и болтался бы по гарнизонам…

— Змей? — переспросил Захаров. Ему показалось, что он уже слышал это прозвище, но где и когда, вспомнить не смог, и вскоре уже забыл об этом факте.

— Ну, да! У командира моего кличка была такая — Змей!

Вспомнив о нем, Лис невольно усмехнулся:

— Правда, иногда еще Горынычем звали! Серьезный был мужик, строгий…

1981 г., июль

Когда в отблесках костра у палатки появился сержант, у Алексея с Рустамом перехватило дух — в руках он держал короткий и толстый, выструганный из ветки орешника вертел, на котором, блестя румяной корочкой и капая не успевшим еще остыть, горячим жиром, красовался молочный поросенок.

— Ты как? — судорожно сглотнув слюну, спросил Рустам.

— Щас захлебнусь!

— Я тоже… Ну, что ты там застыл, как статуя Командора?! Давай скорее клади его сюда! — поторопил сержанта Рустам, подвигая к нему широкую плоскую крышку от бочки с водой, предусмотрительно прихваченную им из лагеря.

Из темноты к костру бесшумно скользнула фигура майора с двумя бутылками водки в руках.

— Ну, что, бойцы, начнем знакомиться? — сказал он, водружая бутылки на импровизированный стол.

— Начнем, начнем! — быстро повторил за ним Алексей, вытаскивая из ножен охотничий нож, и попутно решая, с какой стороны отхватить кусочек поаппетитнее.

— Дай-ка сюда! — деловито произнес майор, отбирая у него нож, — Вам, штатским, только доверь — или порежетесь, или продукт испортите!

Захаров послушно отдал нож майору и, вспомнив о своих сомнениях, позвал сержанта:

— Сержант! Курбатов! Можно взглянуть на твою «восьмерку»?

— Что ты в ней такого нашел? — поинтересовался майор, быстро разделывая поросенка на крупные, исходящие паром куски.

— Да уж больно знакомой показалась… — ответил Захаров, внимательно рассматривая ее в тусклом свете костра, — Ты где ее взял, Старый? Это же не фабричная, верно? У нас такие не делают…

— «Где взял, где взял»… купил! — отшутился майор. Но, заметив напряженный взгляд Захарова, погасил улыбку и уже серьезно добавил:

— Парнишка один из моих бывших бойцов отдал. Инструктором у меня работал. А после Афгана, когда домой возвращался из госпиталя, заехал в гости, ну и подарил! Вроде как талисман или сувенир, что ли… Говорит, «восьмерка» эта жизнь ему спасла. Он когда по стене от «духов» на ней уходил, так пуля прямо в нее и попала! Только срикошетила в плечо. А так бы точно в грудь вошла! Там и отметка осталась…

— Вижу… — отозвался Захаров, ощупывая пальцами зазубрину на одном из ее колец, — А как звали парнишку не помнишь? Не Нодар?

Услышав знакомое имя, Рустам тут же повернулся к Захарову и взял «восьмерку» в руки.

— Думаешь, его приспособа?

— Что это вы там все шепчетесь?! — вмешался майор, — Ну, да, Нодар его звали, точно! Знакомый, что ли?

— Знакомый… — подтвердил Алексей, — И приспособа тоже знакомая… Мне ее на Кировском сделали. Видишь, на верхнем кольце дырки почти совсем не видно? Это я специально так заказывал! Там дырка и не нужна вовсе — через верхнее кольцо веревка просто перекидывается! Потому и пуля насквозь не прошла.

— Ну, вы, парни, даете! Чисто мистика какая-то! — удивленно произнес майор, — Такие совпадения, что впору в судьбу поверить да к гадалке идти!

— А ты сходи! — серьезно предложил ему Захаров, — Я уже как-то раз пробовал…

— Ну, и…

— Ничего! Живой, как видишь! Пока что…

Он повернулся к Рустаму:

— Верни парню его амулет — глядишь, и ему поможет!

— Сержант! — майор обернулся к стоявшему в сторонке парню, — За речку пойдешь?

— Так точно, товарищ майор, обязательно пойду! — радостно отрапортовал тот, — Как не пойти! Нодар ходил, другие ребята ходили — почему Курбатов не пойдет?

— За какую «речку»? — не поняв, переспросил Рустам.

— Это у нас так командировка в Афган называется! — пояснил майор, продолжая между тем разделывать поросенка.

Затем неожиданно поднял голову и в упор посмотрел на друзей:

— А вы, парни, пошли бы «за речку»?…

 

Глава 6

1995 г., декабрь

…негромко беседуя, тезки неспешно шли по пустынным заснеженным улицам ночного города. В гостиницу они пришли уже во втором часу ночи. «Братки», очевидно, намаявшись за день, спали в своей комнате.

— Ну, что — на кухню? — спросил Захаров.

Охотник усмехнулся:

— А где еще бывшим «совкам» посидеть за рюмкой… чаю!

В сумке Лиса нашлась банка югославской ветчины, а в холодильнике — блюдце с кем-то забытым, изогнувшимся от старости сыром.

— Ну, прямо ресторан! — потирая в предвкушении руки, заметил Алексей.

— Ага, привокзальный! — с усмешкой уточнил Лис, — Ну, доставай, что ли, свою «Кремлевскую»! Она что, действительно для «этих» делается?

— Брось, они, наверняка, о ней даже и не слышали! Это из Бельгии! Сейчас все, кому не лень, везут к нам «настоящую русскую водку»! Но, честно сказать, эта — неплохая, особенно «смородиновая»!

После сауны и прогулки по морозному свежему воздуху голова, несмотря на изрядное количество выпитого, была ясной и легкой. Захаров и его тезка, не спеша, мелкими глотками пили ледяную водку, закусывая ее ветчиной и засохшим сыром. Водка, впрочем, действительно, оказалась хорошей, что полностью компенсировало недостатки закуски.

— Да, насчет оружия… — вернулся к прежней теме Лис, — Сам-то не хочешь заняться? У меня тут зависло пару неплохих стволов, «тройники», по спецзаказу. Вояки заказывали. Кстати, из ваших краев, из Благи! Инкрустированные, с червленьем… И калибр удобный, под «калаша».

— А разве тройники под калаша делают? — удивился Захаров, — Там же или под мелкашку, — «двадцатка», кажется, — а «тридцатки» все идут на 9 мм!

— Я же говорю — спецзаказ! Сейчас за деньги тебе, что хочешь, сделают!

— Ну, в принципе, можно поинтересоваться… А как тебя найти потом?

— А меня искать не нужно. Я сам тебя найду. У Семеныча ведь есть твои координаты? Вот и договоримся — через месячишко я тебе перезвоню!

Пообещав, Захаров, как это чаще всего и бывает, вскоре забыл и о своем обещании, и о том, что Лис должен через месяц ему позвонить, и вспомнил об этом разговоре лишь месяц спустя, когда приехал на свою дачу на речке с необычным названием Локня…

1981 г., июль

— Ну, все, бойцы, отбой! Завтра с утра будем трассу осматривать и принимать!

— Как — принимать? — огорчились ребята, — А соревнования когда? Ты хочешь сказать, что нам тут еще несколько дней торчать?

— Расслабьтесь! — рассмеялся майор, — Будут соревнования, завтра же и будут! Только вечером… Точнее, ночью.

— Что за бред! Кто ж ночью по скалам ходит? — спросил, недоумевая, Захаров.

— Мы ходим! — обрезал его майор…

На следующее утро, когда Алексей с Рустамом вылезли из палатки, в лагере уже кипела жизнь. Участники проверяли и подгоняли снаряжение, обсуждали между собой маршруты, готовили оружие.

— Это, наверное, и есть их «спецупражнения»? — показывая на автоматы, предположил Рустам.

— Наверное… — согласился с ним Захаров, и подозвал одного из бойцов:

— Эй, друг, можно тебя!

Невысокий, крепкий парнишка, застегивая на ходу комбинезон, подошел к ним.

— Не покажешь свою «пушку»? — попросил Захаров, протягивая руку к автомату.

Парень убрал оружие за спину и нерешительно пробурчал:

— Не положено! Нужно у Змея спросить…

— Да, ладно, подумаешь — военная тайна! — насмешливо заметил Рустам, — Мы же не пострелять просим! Так, поглядеть…

— Отставить! — послышался за спиной голос, как всегда неслышно подошедшего майора, — Что значит «поглядеть»! Это что — игрушка?

— Да, понимаешь, мы таких «игрушек» не видели ни разу! — объяснил ему Алексей, — Еще в институте, на «военке» давали нам пострелять из АКМ-а, а тут… Ну, дай взглянуть, не жлобься!

Майор поскреб наголо бритый череп:

— Ладно, шут с вами… Рядовой, дайте им автомат! Только рожок уберите от греха…

Алексей с Рустамом с любопытством разглядывали необычно короткий автомат.

— Это что за модель такая? И калибр, вроде бы, поменьше, чем у АКМ…

— Видишь, уже и военные тайны выведывать принялся! — рассмеялся Змей, — На «5.45» мы перешли давно, лет пять-шесть назад. Только это совсем новый, опытный образец, АКС-74У — «специальный укороченный»… Ладно, пощупали, и хватит! Пошли маршруты смотреть…

— Ну, и чего тут смотреть? — недовольно высказал свое мнение Рустам, когда они подошли к стене, — Мы их еще вчера посмотрели. Их бы пощупать, ручками да ножками…

— Вот и щупайте! — спокойно отозвался майор, — Для того вас и позвали! Переодевайтесь, если нужно, и — вперед! Потом дадите оценку, мы ее запишем в протокол соревнований, чтобы все чин-чинарем было!

Переодевшись, они вернулись к скале.

— А это что еще за чудо? — удивился майор, заметив у них на ногах резиновые галоши.

— Что значит — чудо? Если стенка сложная, первая связка обычно в галошах проходит. Лучше пока никто в мире ничего не придумал! — объяснил Захаров, удивляясь в свою очередь незнанию майора.

— Да, это-то я, как раз, слышал! — отмахнулся майор. — Можешь не объяснять! Ты лучше скажи, вы что — и по горам в них ходите?

— Ну, по горам никто в галошах не ходит! А на скалах… Я же говорю — если стенка сложная, лучше галоши надеть. А что тебя так удивляет?

— Да я, вот, думаю, как же вы маршрут оценивать будете, если его в галошах пройдете, а мои парни — в обычных «берцах»? По-вашему получится, что маршрут — так себе… Как ты сказал? «На четверочку»! А ты его в своих «вибрамах» пройди!

— В вибрамах? — Алексей задумчиво еще раз взглянул на стену, — В вибрамах, пожалуй, посложнее будет… Только зачем этот геморрой? Разве так трудно переобуться? Да и на высоте такие стенки вообще лазанием редко ходят! Для этого шлямбуры есть, «площадки», «лесенки»…

Майор, не выдержав, рассмеялся:

— Нет, с вами и в цирк ходить не нужно! Ну, сам подумай — где и когда в реальном боестолкновении боец переобуваться станет? А галоши эти — он что, тоже с собой таскать станет? Вместе с твоими «площадками» и «лесенками»? Короче — будете стенку проходить, или мне своих парней позвать, чтобы они вам ее показали?

— Подумаешь, стенка! — примирительно ответил за обоих Рустам, — Пройдем и вибрамах, если тебе так сильно хочется…

— Апресян, Курбатов! — обернувшись к стоявшим в сторонке бойцам, вызвал майор, — Ко мне! Смотрите и запоминайте, как нужно проходить каждый участок. Потом каждый разберет это со своим отделением! А то будете после на соревнованиях разборки устраивать!

— А им-то чего смотреть? — заметил, застегивая обвязку, Рустам, — Этот Курбатов твой, еще вчера всю стенку в сапогах излазил. Я думал, он маршруты размечает!

— Как — излазил?! — неожиданно рассердился майор, — Курбатов! На стенку поднимался?

— Так точно, поднимался! — смущенно доложил боец, — Но я же маршрут не знал! Я так, для разминки…

— Отставить! — оборвал его объяснения майор, — Сержант Курбатов! От участия в соревнованиях отстраняетесь! За попытку сжульничать — два наряда!

— Есть — два наряда! — хмуро ответил Курбатов.

Подходя к скале, Алексей почувствовал знакомое волнение — с этой короткой скальной стенки для него начинался новый сезон, и все, что было внизу, в обычной жизни, отступало, растворялось в этом радостном ощущении возвращения в горы…

 

Глава 7

1995 г., декабрь

— Тебе, наверное, домой лучше поездом, через Красноярск, — посоветовал Семеныч. — Я утром звонил в аэропорт. Они говорят, у них штормовое предупреждение, ожидается усиление морозов до минус пятидесяти, туман… Короче, порт закрыт и на прием, и на вылет! Самолеты все направляют через Барнаул, так что, дня три-четыре отсюда будет не выбраться!

— Поездом? Так это же, считай, четверо суток ковылять! — воскликнул Захаров.

— Смотри сам, я тебя не гоню! Хочешь — поживи еще у меня, в гостинке. Развлекать, правда, тебя нечем. Тезка твой уехал в Красноярск, оттуда, вроде бы, в Братск собирался. Я сегодня тоже в Красноярск еду, в ГЭССтрой. Может, там какие-никакие объемы для себя выпрошу. Так что, решай! Надумаешь — позвони, часикам к десяти я за тобой заеду…

Как он и предполагал, пассажиров в поезде почти не было, а единственная соседка по купе сошла еще в Иркутске. Больше до самой Читы к нему никого не подсаживали. Зато в Чите оказалось неожиданно многолюдно — по перрону бродили толпы молодых подвыпивших ребят в военной форме. «Дембелей мне только сейчас не хватало!» — тоскливо подумал Захаров, и, словно подслушав его мысли, дверь в купе открылась, и в проеме появились две коротко стриженые головы:

— У вас свободно?…

— Чего спрашивать! Солдату всегда место должно быть! — втолкнул ребят в купе высокий детина в распахнутом пуховике, под которым виднелась заношенная до черноты тельняшка.

Он бесцеремонно хлопнулся на полку напротив Захарова и нагло взглянул ему прямо в лицо. Захаров ответил ему равнодушным спокойным взглядом, потом вновь перевел его за окно, где на перроне суетились не успевшие еще устроиться дембеля.

— Ну, где там у нас бухло? Доставай! — распоряжался между тем «морячок», презрительно поглядывая на сидевшего напротив Алексея.

Парни послушно полезли в свои сумки, на столе появилось две бутылки водки, несколько бутылок пива и какая-то нехитрая закуска.

— А вы с нами не выпьете? — поинтересовался один из дембелей.

— Нет, спасибо! — отказался Алексей.

— Что, западло с простым солдатом вмазать? — ядовито спросил «морячок».

— Ну, почему же! — спокойно ответил Захаров, — Просто у меня правило — в дороге не пить. Тем более с незнакомыми людьми. Мы ведь с вами незнакомы, не так ли? А вы тоже только демобилизовались? Что-то для дембеля вы немного староваты …

— Тебе-то, какое дело, староват или нет? — грубо ответил «морячок», — Я свой долг Родине давно отдал! И не при штабе, а в десантуре!

Он гордо постучал себя по замызганному тельнику. Продолжать этот бессмысленный разговор Алексею не хотелось, и он, прихватив сигареты и зажигалку, направился в тамбур. Вернувшись из тамбура, Захаров зашел к проводнице и поинтересовался своими попутчиками.

— Мальчишки эти — они до Сковородино едут! — пояснила пожилая полная проводница, — А третий у нас регулярно катается! У него уже давно здесь дорожка намята — от Читы до Благовещенска и обратно. Не поймешь — то ли «бич», то ли бывший «зек»… И вечно с ним одни неприятности! То драку затеет, то в карты кого-нибудь обчистит…

— Чего ж вы в милицию его не сдадите? — спросил Алексей.

— Так, ведь не за что! Он же хитрый, сволочь! Выкрутится, да еще и своих попутчиков-собутыльников виноватыми сделает! А билет у него в порядке, не придерешься…

Между тем, обстановка в купе уже заметно изменилась. Один из парней, постоянно срываясь и падая, пытался залезть на верхнюю полку, а второй непонимающими пьяными глазами смотрел на стоявшего в проходе «морячка».

— Тебе что, бабок жалко? Для своего братишки-солдата? Я спрашиваю — бабки есть еще? — настойчиво требовал тот.

Поняв, наконец, что он требует, парнишка полез в нагрудный карман и достал оттуда несколько десятитысячных купюр:

— Вот… все, что осталось… Только нам еще до дома добираться…

— Доберетесь! — успокоил его «морячок», и, забрав деньги, направился к выходу. — Щас я в вагон-ресторан сгоняю по-быстрому!

Спустя полчаса он вернулся в купе еще с двумя бутылками водки:

— Гуляем, ДэМэБэ!

1981 г., июль

…работать с Рустамом было легко. В связке они ходили уже несколько лет и понимали друг друга с полуслова. Да, собственно, и слов-то было немного: «закрепи…», «выбери…», «принимаю…».

Собравшиеся внизу бойцы негромко обсуждали их прохождение. Добравшись до верхней площадки, они пропустили страховочную веревку через свои «восьмерки» и по очереди спустились «дюльфером», в два прыжка проскочив всю стену до самого низа. Среди зрителей раздались негромкие аплодисменты.

— Ничего! — одобрительно похлопал их по спинам майор, — Могете!

— А то! — в тон ему отозвался Рустам.

— А может, с нами? Своей, так сказать, командой! Что, слабо?

— Ты, майор, «на слабо» нас не бери! — отозвался Захаров, — Мы эти твои спецупражнения в глаза не видывали, а у тебя, наверняка, еще какие-нибудь «супризы» припасены, точно?

— А как же! — усмехнулся майор.

— Ну вот, видишь! Так что, давай, где тут у тебя закорючку поставить нужно? Маршруты, так и быть, оцениваем по пятой категории! С учетом «кое-чего»…

После обеда Алексей с Рустамом стали собирать вещи, укладывать спальные мешки. Заметив, как они сворачивают свою «серебрянку», майор подошел к ним:

— Вы что, уже уходить собрались? А как же соревнования?

— Да зачем мы тебе там нужны! — ответил за обоих Рустам, — Все равно правил твоих не знаем, упражнений не понимаем… Так, для галочки! А «галочку» мы тебе прямо сейчас и поставим — давай свои протоколы!

— Подожди, я думал, мы еще завтра посидим, поговорим…

— Вот, видишь! Поговорим, потом выпьем, потом отдохнуть захочется, на баб потянет… — Рустам с ухмылкой подмигнул майору, — А с бабами, как я понимаю, у тебя напряженка, верно? Так что мы, пожалуй, лучше двинемся…

Рустам застегнул верхний клапан рюкзака, засунул палатку под ремни снизу и затянул их.

— Ну, все, Старый, будь!

Он протянул майору руку, обернулся к Алексею, — Я пойду потихоньку, догоняй! — и, подпирая снизу рюкзак зажатым в обеих руках ледорубом, не спеша двинулся вверх по Бешеной Балке.

— Туда? — спросил майор у Алексея, кивая головой в направлении двух заснеженных вершин в конце ущелья.

— Туда! — подтвердил Захаров, — Хотим траверсом пройти, если получится, конечно… А после — по Кистинке вниз, на Военно-Грузинскую. Ну, давай, что ли, покурим твоих крепких!

Майор протянул ему пачку, подождал, пока он вытащит сигарету и щелкнул зажигалкой.

— А ведь я тебя помню, парень! — наклонившись к зажигалке, неожиданно услышал Алексей его негромкий голос.

— Откуда? Мы, вроде, раньше не встречались… — удивился Захаров.

— Это верно, ты меня вряд ли видел! — ответил майор, — А вот я тебя хорошо тогда разглядел! В одном маленьком южном городке на берегу большого, большого океана… Ты, правда, тогда выглядел получше — модный такой, с усиками! Все бегал с кинокамерой, снимал что-то…

И, заметив, недоуменный растерянный взгляд Алексея, рассмеялся:

— Ладно, не ломай голову! Вряд ли ты мог тогда меня видеть! Да и увидел бы — вряд ли запомнил! На мне тогда и форма была другая — пришлось у одного из местных «одолжить»… Вижу, догадался!

Еще более удивленный Алексей сумел только кивнуть головой. Затем с трудом проглотив сухой комок, наконец, выдавил из себя:

— Ничего себе совпадения!

— Да уж! — согласился майор. — А ты говоришь — «к гадалке»… Тут никакая гадалка не предсказала бы! Я так понимаю, «контора»? Или ГРУ?

— Ну да, примерно… — неопределенно кивнул головой Захаров.

Впрочем, майор все прекрасно понимал и на ответе не особо настаивал.

— Правильно говорят, что и параллели тоже пересекаются! Мы, вон, с тобой, вроде бы никак пересечься не должны были, а пересеклись! Судьба, наверное… Ладно, давай, двигай! Тебя уже твой Рустам заждался!

Он крепко пожал Алексею руку и, слегка задержав ее, добавил:

— Бывай! Может, еще пересечемся когда-нибудь, где-нибудь…

Через пару минут Алексей догнал не успевшего уйти далеко Рустама.

— О чем это вы там трепались? — поинтересовался тот.

— Да так, ни о чем… О математике…

 

Глава 8

…— тормози, приятель! — остановил его Захаров, — Я думаю, им уже достаточно!

— А кто спрашивает, что ты там думаешь, мужик? — грубо парировал сосед, — Слышь, парни! Вам как — достаточно, или будем гулять дальше?

— Г-гулять! — с трудом оторвав голову от стола, кивнул тот, что сидел за столом.

Второй, добравшись, наконец, до верхней полки, судя по всему, отвечать уже не мог. Стараясь подавить накипавшую злость, Алексей достал из кармана сигареты и зажигалку и направился к двери.

— Покурим? — ехидно подмигнув, встал следом за ним «морячок».

Алексей молча протянул ему пачку, подождал, пока тот возьмет сигарету, и вышел в коридор. «Морячок» догнал его у самого тамбура и, с вызывающе-наглой вежливостью, услужливо распахнул дверь. Захаров почувствовал, как от затылка вниз, по спине побежали холодные мурашки наплывавшего бешенства. Он бросил за дверь быстрый взгляд, — в тамбуре было пусто, — и, едва «морячок» закрыл за собой дверь, уже не сдерживая себя, коротко и резко ударил его в бок. Удар, как и рассчитывал Алексей, пришелся точно в печень. «Морячок» охнул, согнулся пополам и сполз по двери на пол.

— Ну, и чего это мы на проходе расселись? Ну-ка, давай отодвинемся в сторонку, пока дверью не зашибли…

Негромко приговаривая так, он оттянул «морячка» за пуховик от двери, и, приблизив губы к самому его уху, совсем тихо добавил:

— И купе лучше поменяй! Чтоб не зашибли…

Потом смял в кулаке так и неприкуренную сигарету, швырнул ее на пол и вернулся в вагон. Там постоял несколько минут у окна, чувствуя, как уходят из затылка противные мурашки, вошел в свое купе. Пока он отсутствовал, обстановка почти не изменилась. Один из попутчиков спал, уронив голову прямо на заваленный объедками стол, второй лежал на верхней полке, свесив вниз голову и одну руку, и не подавая признаков жизни. В воздухе стоял резкий запах мочи и рвоты…

— Да что же это тут такое творится! — воскликнула появившаяся в дверях проводница, пытаясь протиснуться мимо Захарова внутрь купе.

— Ничего не творится! — спокойно ответил ей Алексей, — Просто ребята немного перебрали…

— Ничего себе — немного! — все сильнее возмущалась она, — Кто теперь все это убирать будет? Ковер заблевали, матрас обосс. ли!.. Это что, мне теперь еще и матрасы за вами стирать?!

— Не стоит так шуметь! — Захаров продолжал разговаривать с ней вежливо и спокойно, — Не такая великая сложность — убрать купе. Вот, возьмите за беспокойство…

Он сунул в карман ее форменного пиджака пятитысячную бумажку. Проводница мгновенно успокоилась, и, проворчав для порядка: «Возись теперь с этим матрасом!» — отправилась к себе в купе за ведром и тряпкой. Едва она скрылась, в дверь просунулась голова сопровождавшего поезд милиционера. Окинув обстановку взглядом, он обернулся к Захарову:

— Ваша работа?

— Вы о чем, сержант? — удивился Алексей, — Вы что, считаете, это я их напоил?

Сообразив, что стоявший перед ним пассажир абсолютно трезв, сержант осекся:

— Извините… А где этот… в тельняшке?

— А он перешел в другой вагон, — спокойным голосом ответил Захаров, — Обстановка, видно, не понравилась…

— А, понятно… Ну, что — будем оформлять?

— Бог с тобой, сержант! — Захаров серьезно взглянул сержанту в глаза и перешел на «ты», — Сам-то служил?

— А то, как же! Служил, разумеется!

— Ну, раз служил, значит, и дембелем был, и домой, наверное, возвращался?

— Было дело! — хохотнул сержант, — Возвращались!

Затем, очевидно, догадавшись, о чем речь, уточнил:

— Так, это… Я, значит, тогда пойду? Вы уж тут присмотрите за ними… чтобы все, то-есть, по уму…

— Не беспокойтесь, сержант! — Захаров был предельно вежлив, — Я прослежу, чтобы все было в порядке!

Спустя сутки, рано утром поезд прибыл в Сковородино.

— Ну, а теперь куда? — спросил Захаров, стоявших рядом с ним на перроне мальчишек.

— Да, вы не волнуйтесь, теперь-то мы уже доберемся! Нам тут недалеко, на электричке пару часов всего!

— Денег хватит? Может, еще дать?

— Не, не нужно, теперь точно хватит! А за деньги не беспокойтесь, мы сразу вышлем, как только до дома доберемся. Вы только адрес свой запишите!

— Не нужно ничего высылать — невеликие деньги. И пить в дороге, да еще с незнакомыми людьми тоже не нужно! А то придется после еще пару лет в штрафбате дослуживать…

По пустому заснеженному перрону ветер носил обрывки газет и конфетных оберток, на скамейке в привокзальном скверике несколько бомжей допивали пиво из собранных тут же в сквере бутылок. До поезда на Тынду оставалось еще шесть часов…

1996 г., март

Поездка не заладилась с самого начала. Едва выехав из поселка, он сразу поймал гвоздь. За Тындой дело пошло лучше. Трасса была тщательно отутюжена грейдером, и на промороженном насте колеса держали не хуже, чем на асфальте. Захаров с ходу проскочил Могот, Лапри… Дорога, плавно поднимаясь, полезла к перевалу на Нагорный. За Нагорным Амурская область заканчивалась и начиналась Якутия, и дорога вновь оказалась разбитой лесовозами и дальнобойщиками, давно нечищеной и местами перекрытой снежными переметами. Лишь после Беркакита она приобрела более-менее цивилизованный вид, однако и этот участок вскоре закончился. За Хатыми мела пурга, и перевал оказался заперт многокилометровой пробкой. У перевала Алексей простоял почти сутки.

На той стороне оказалось неожиданно тепло, и он не сразу почувствовал, как колеса стали «плавать» на подтаявшей в оттепель трассе. За Николкиным ручьем дорога широкой плавной дугой заворачивала влево, высоко поднимаясь над окружающей тундрой по сделанной прошлой осенью насыпи. Блестевший под ярким мартовским солнцем наст наискось пересекал свежий тракторный след, наткнувшись на который передние колеса подпрыгнули, на мгновение потеряв сцепление с дорогой. Когда они вновь коснулись ее, было уже поздно. Алексей успел заметить, как за стеклами завертелись стоявшие где-то далеко внизу чахлые лиственницы, «семерка» сделала несколько пируэтов и, пробив задним бампером высокий снежный буртик, высоко взлетела над уходящим вниз склоном. В воздухе машина перевернулась и в таком положении упала в глубокий снег, оставив снаружи только изрядно стертые протекторы колес…

Все произошло настолько быстро, что Захаров не успел даже испугаться. Пристегнутый привязным ремнем, — привычка, выработанная многолетними поездками по Северу, — он висел в абсолютной темноте вниз головой. Откуда-то из продолжавшего работать двигателя на голову лился тосол и, по-видимому, моторное масло — он ощущал его горячий терпкий запах. Затылок слегка саднило от некстати выпавшего из-под сиденья огнетушителя. Алексей уперся головой в оказавшийся теперь снизу потолок кабины и, прижавшись к сиденью, сумел, наконец, отстегнуть привязной ремень. «Если жидкость попадет на аккумулятор, пиши — пропало!» — сообразил он и, с трудом дотянувшись до ключа зажигания, повернул его. Теперь нужно было поскорее выбраться из закупоренной снегом машины, поскольку опасность вовсе не исчезла.

Алексей открыл боковое стекло и, разгребая обеими руками снег, словно крот стал рыть в нем проход. Вскоре он уже лежал на рыхлом сыром снегу в нескольких метрах от машины. Извиваясь, словно червяк, отполз от машины еще немного и застыл в ожидании взрыва. Но взрыва, к счастью не произошло. На трассе послышался шум мощного двигателя. Захаров, увязая в снегу по пояс, с трудом выбрался на дорогу. И как раз вовремя — из-за поворота показался 25-тонный тяжелогруженый скальником «Магирус»…

На остававшиеся сотню с небольшим километров пути он потратил почти семь часов и приехал уже под утро.

— Ну, у тебя и видок! — удивился директор МК-89 Марченко, когда Захаров, появился на пороге его кабинета, — Ты откуда такой свалился?

— Именно, что свалился! — ответил Захаров, разглядывая свое отражение в висевшем у двери большом зеркале, — С трассы!

Теперь он смог, наконец, рассмотреть результаты своего вчерашнего приключения, и нельзя сказать, что увиденное его обрадовало. Из-за уха по шее и внутрь, за ворот рубашки тянулась засохшая полоска крови из разбитого огнетушителем затылка, правое плечо и рукав новенького канадского пуховика украшало жирное пятно моторного масла, а на животе болтался здоровенный лоскут ткани, оторванный, очевидно, при аварийном «катапультировании» через форточку.

— М-да!.. — огорченно протянул он, отходя от зеркала и присаживаясь к столу.

— Ничего, не расстраивайся! После работы поедем ко мне домой — Алена все и отчистит, и зашьет! У нее там какая-то китайская химия есть — знакомые торгаши из Харбина привезли — отчищает все, включая краску!

— Вот-вот — «включая»… — усмехнулся Захаров. — Да, ладно, не вешаться же, в конце концов, из-за какой-то куртки! Петр Дмитриевич, ты позвони своей комендантше, пусть мне «служебку» откроет! Схожу умоюсь, переоденусь и можно начинать работать.

Но, присаживаясь к длинному директорскому столу, неожиданно почувствовал как у него крупно и часто застучали колени.

— Надо же! — растерянно произнес Захаров, пытаясь руками остановить эту дрожь.

— Что?! — встревожился Марченко, — Ноги повредил?

Алексей нервно рассмеялся:

— Да нет, стучат… Колени стучат! Представляешь, первый раз в жизни колени трясутся!

— Колени — это ерунда! — успокоился Марченко, — Отходняк это, после нервного, так сказать, стресса! Это мы сейчас поправим!

Он встал из-за стола, подошел к занимавшему половину боковой стены книжному шкафу, достал оттуда бутылку молдавского коньяка и два небольших граненых стаканчика.

— «Сюрприз»… — прочел Захаров на этикетке, — Откуда ты его только берешь? Сейчас ведь в Молдавию никто не ездит!

— Да у нас в КООПе старых запасов еще лет на двадцать! Знают, шельмы, что я только этот коньяк пью, вот и подгоняют понемногу… Когда чего-то понадобится, ясное дело! Ну, давай, чтобы нам в огне не гореть и в авариях не биться!

Он налил Алексею полную стопку, а себе чуть-чуть, на самом донышке, — «Мне еще весь день с людьми работать!» — достал из ящика стола большую шоколадку, не разворачивая, разломал ее и положил на стол.

— Пей, закусывай! Сейчас я Кузьминичне позвоню, чтобы она тебе квартиру открыла. Ты давай, умойся с дороги и ляг, поспи! Ночью, небось, не спал?

— Так я же ехал — какой там спал!

— Ну, вот и выспись! Сделаем тебе сегодня выходной! А сразу после работы я за тобой заеду. Поедем ко мне — в бассейн сходим, поплаваем, попаримся, ну и коньячку, разумеется, еще для расслабления примем… Завтра снова будешь как огурчик! А переночуешь у меня, дома. Чтобы машину зря не гонять!

Вечером, оставив у Марченко вещи и переодевшись в заботливо предложенный им рабочий дубленый полушубок, Алексей вместе с гостеприимным хозяином отправился в обещанный бассейн…

Построенным когда-то давно на средства мехколонны культурно-спортивным комплексом Петр Дмитриевич искренне гордился, и не без основания. Помимо большого зала, служившего одновременно и кинозалом, и местом проведения всевозможных культурных мероприятий, комплекс включал еще два спортзала и построенный по типовому проекту 25-метровый плавательный бассейн — единственный такого рода на весь район. Обе раздевалки, — и мужская, и женская, — были снабжены также небольшими финскими парилками, а в просторном холле напротив кожаных диванов и кресел для отдыха стоял внушительных размеров телевизор и музыкальный комплекс. В период, когда разваливавшиеся от безденежья предприятия, стремились поскорее избавиться от непосильной «социалки», хозяйственный начальник мехколонны наотрез отказался передавать комплекс в ведение поселковых властей. Вероятно, только за счет этого КСК удалось не только выжить, но постепенно обновить оборудование кинозала, приобрести мягкую мебель и установить аппаратуру в холле бассейна. Только название всего этого великолепия каждый раз вызывало беззлобное подшучивание Алексея.

— Нет, ну почему — «Пингвин»? — в который раз спросил он своего друга, — Ты, конечно, не обижайся, но уж очень напоминает старый анекдот про попугая, которого заперли в холодильник! Назвал бы «Дельфин», что ли!

— А мы и есть попугаи в холодильнике! — тоже нимало не обидевшись, в который раз объяснял ему Марченко, — Дельфины — они ведь на Черном море, где тепло! А где ты тут видишь море? Или хотя бы тепло? «Пингвин» — в самый раз! Самое «северное» название и есть!..

 

Глава 9

1996 г. март

Фасад спортивного комплекса украшала большая красочная афиша. «Всего один день! Гастроли всемирно известных артистов цирка и эстрады! Удавы, дрессированные собачки, эквилибр на шестах…» — прочел Алексей, и неожиданно запнулся. Ниже, крупными разноцветными буквами выделялось: «Лауреат всесоюзных и международных конкурсов магов и чародеев, заслуженный…»

— Петр Дмитриевич, давай зайдем на минутку! — попросил он своего попутчика.

— Тебе что, вокруг цирка мало? — удивился тот, — Не смеши, Алексей, это же для детей! Я своему профкому денег дал, чтобы детей наших сотрудников свозили на спектакль. Не хватало еще, чтобы нас там увидели!

— Да я не на спектакль! — объяснил Алексей, — Фамилию знакомую увидел, понимаешь?

Крохотная полутемная комнатка за сценой была наспех переоборудована под гримерку. У потемневшего треснутого зеркала с сигаретой в зубах сидел немолодой уже артист и быстрыми привычными движениями накладывал на лицо грим. Услышав скрип открывшейся двери, он обернулся.

— Вы? Какими судьбами? — без удивления, ничего не выражающим равнодушным голосом поинтересовался Фокусник…

1978 г. август

…«прямой» билет достать не удалось. Ближайшим оказался рейс на Баку, откуда уже можно было попробовать добраться на поезде. Как оказалось, это было далеко не лучшим решением, и почти сутки Алексей провел на третьей, багажной полке плацкартного вагона. Прямо напротив него на такой же багажной полке лежали несколько мешков с крохотными, но удивительно ароматными дынями, которые вез старик-азербайджанец на рынок в Ростов.

— Скушай, сынок! Ошень вкусный дынь! — несколько раз предлагал он Алексею, но тот, одурев от пряного запаха дынь и знойной духоты, царившей под крышей вагона, от угощения упорно отказывался.

С поезда он сошел, еще не доезжая до вокзала, когда поезд, въехав в город, немного притормозил на очередной стрелке.

Впрочем, все тяготы командировки из его памяти быстро стерлись, оставив только одно воспоминание — о совершенно неожиданной встрече, которую своевольная судьба подкинула ему в том старинном городе на Волге…

Увидев в вестибюле гостиницы афишу местного цирка, а на ней — знакомую фамилию, Алексей сразу решил для себя: «Нужно встретиться!». Он чувствовал, что они расстались, словно чего-то не договорив, не объяснив или не доказав друг другу. Да и двусмысленность его тогдашнего положения все эти годы, как оказалось, тоже не давала покоя. Поэтому, не откладывая в долгий ящик, он купил тут же в холле гостиницы билет, и вечером он отправился на представление…

Когда Фокусник закончил свой номер, Алексей встал со своего места и, пригибаясь, чтобы не мешать другим смотреть продолжавшееся представление, вышел из зала. Фокусника он отыскал в гримерке в служебном коридоре цирка.

— Нет, нет, я здесь совсем по другим вопросам, — ответил Алексей на его настороженно-вопросительный взгляд, — просто приехал в командировку! Да вот увидел в гостинице вашу афишу, и решил зайти… Я ведь в прошлый раз так и не попал на ваше представление!

— Ну, раз уж пришли… — Фокусник уже не казался таким напряженным. — Ну, и как вам мое выступление?

— Понравилось! — с энтузиазмом воскликнул Алексей, — Честно и без малейшей лести! Я, конечно, не специалист, но многие фокусы видел впервые. А этот, с протыканием руки спицей, меня вообще поразил! Надеюсь, это не из йоговских «штучек»?

Фокусник рассмеялся:

— Да этот, как раз, из самых простых! Какие там «штучки»! Просто на ладонь надевается тонкая накладка под цвет кожи, а спица сделана из очень гибкой и упругой стали!

— Вы хотите сказать, что она просто проходит по какому-то канальчику вокруг ладони?! — догадался удивленный Алексей.

— Видите, вы уже все и сообразили! Ничего сложного! Вот с кольцами, пожалуй, посложнее будет…

— Ладно, бог с ними, с кольцами! Я вовсе не собираюсь выведывать все ваши секреты! — улыбнулся Алексей, — Лучше расскажите, как тогда прошли ваши гастроли? Вы тогда, кажется, во Францию собирались, верно?

— Во Францию, во Францию… — снимая с лица грим, невнятно пробормотал Фокусник.

Затем повернулся к Алексею и предложил:

— А что если нам посидеть где-нибудь вечером в кафе? По старой, так сказать, памяти!

— Не возражаю! — сразу согласился Алексей, — Мне вечером все равно заняться нечем! Заодно и о Париже расскажете!..

День был будний, и расположенное на первом этаже типовой многоэтажки молодежное кафе «Мозаика» оказалось полупустым. Лишь за несколькими столиками сидели по двое-трое молодых людей — очевидно, студентов местного университета, для которых это кафе было обычным местом времяпровождения даже в период летних каникул.

— Сто пятьдесят коньячку и пару «столичных» салатов! — сказал Фокусник подошедшей к ним молоденькой официантке и вопросительно посмотрел на Алексея.

Тот согласно кивнул головой:

— Вполне! Потом можно будет заказать еще кофе и мороженого…

Выпив по рюмке коньяка, они некоторое время молча жевали свои салаты. Первым не выдержал Алексей.

— Так, ты расскажешь о своей поездке? Или нет желания вспоминать? — переходя на «ты», спросил он у Фокусника.

— Ну, почему нет желания! Нормально съездили… И выступили неплохо, мне даже диплом какой-то вручили! Но тебя же, наверное, не это интересует?

— Ну да, не это… — согласился Алексей, — Ты скажи — тебе там, в Париже, остаться предлагали?

— В Марселе… Мы в Марселе гастролировали… Но остаться предлагали, — спокойно и даже как-то буднично подтвердил Фокусник, — И даже обещали сразу дать целое отделение в программе. Только я ведь тоже не новичок! Я же прекрасно понимал, что на собственное отделение еще не наработал. Нет, конечно, и у меня были очень неплохие номера, можно даже сказать международного уровня, но… Не «экстра», не «экстра»… Хотя — врать не стану! — вначале мне это очень польстило, и я чуть было не согласился…

Он немного замялся, видимо решая, стоит ли об этом рассказывать.

— Вобщем, спросил я у их импресарио, что нужно делать, чтобы остаться. Вот тогда он и свел меня с одним человеком, который, по его словам, должен был мне помочь. Ну, а дальше все было в точности, как и описывают в детективах — началась самая обычная вербовка. Этого господина, — он был явно не француз, — меньше всего интересовали мои профессиональные успехи. Первым делом он предложил организовать мне встречу с журналистами, на которой я должен был рассказать об ужасах жизни при «советах». Когда я ему сказал, что никаких особых ужасов не видел, а что-то придумывать у меня желания нет, он просто рассмеялся мне в лицо: «Зачем придумывать? Вам и не нужно ничего придумывать! Все уже давно придумано и записано! Вам нужно только запомнить основные моменты, чтобы после на пресс-конференции не путаться». Тогда я и понял, что как артист я их совершенно не интересую. Я был нужен только как карта в какой-то их собственной игре. И карта совсем даже не козырная! Так, «шестерка»…

— И как ты из этого выпутался? — нетерпеливо перебил его Алексей, — Они же, наверняка, подготовились к твоему возможному отказу. Всякие там провокации, шантаж… Обычно так и делается!

— Ну, да, так оно и было! И разговор наш весь записали, и снимки сделали, как я встречался с этим господином. Он, между прочим, оказался сотрудником американского посольства! Военным атташе, кажется… Только я заранее решил, что если что-то пойдет не так, то просто приду к своим и честно расскажу обо всем!

— Ты что, с ума сошел?! — удивился Алексей, — Кто ж такое рассказывает?

— Ну, ты меня совсем уж за дурака не держи! — обиделся Фокусник, — «Честно» — вовсе не означает все до конца! В меру, разумеется, в меру… Главное, что инициатива была не моя, и я оказался в этой ситуации не по своей воле!

— И как, поверили? — спросил Алексей.

— Поверить-то поверили! — невесело усмехнулся Фокусник, — Но на всякий случай тут же вернули домой, прямо из Марселя. Так я в Париж и не попал…

— Ничего, попадешь еще! — успокоил его Алексей, — Какие твои годы!

— Да я и не переживаю! — спокойно ответил Фокусник, — В Париже я уже был, в прошлом году! Причем по персональному приглашению Барнум-цирка! Они как раз гастролировали в Европе и пригласили меня принять участие в представлении, как дипломанта последнего всемирного фестиваля магов и иллюзионистов.

— Ничего себе! — восхищенно воскликнул Алексей, — Так ты теперь знаменитость? А угощаешь как студент-второкурсник…

— Да я как-то не сообразил! — растерялся Фокусник.

— Ладно, — «смилостивился» Алексей, — прощаю! Можешь заказать еще 150 коньяка. Только, ради бога, не этого — гадость редкостная!

1996 г. март

…не ожидавший такого холодного приема, Алексей не сразу нашелся, что ответить.

— Да, так, в командировку… Вот, к товарищу, в мехколонну приехал. А вы здесь с гастролями?

— С гастролями! — усмехнулся Фокусник, — Ну, если «чес» считать гастролями… Слышали про такое явление в артистической среде?

Про «чес» Алексей, разумеется, слышал. Вот только не увязывалось никак в его мозгу это понятие с многочисленными званиями и дипломами Фокусника, перечисленными на афише.

— А что ж на гастроли не поедете? За границу, скажем… Сейчас-то это совсем несложно!

— Да, несложно… Если деньги есть! А у кого в нашей стране сейчас есть деньги? У бандитов, у воров, у бывших коммунистических начальников — да, у кого угодно! Только не у артистов… Так что, мы уж по-старинке, «чесом» пробавляемся!

— А дальше куда? — не зная о чем еще говорить, спросил Алексей, — Домой?

— Домой? — Фокусник невесело рассмеялся, — Так мы ведь и так дома! Как в песне — «…и фургончик в поле чистом — это наш родимый дом!»

Он затянулся несколько раз, положил сигарету на край стола и продолжил накладывать грим на щеки и лоб. Затем, разглядывая результаты своей работы в зеркале, с жесткой убежденностью произнес:

— Нужно было мне тогда, в Марселе, соглашаться… Сейчас бы ездил на гастроли не в Куранах ваш сраный, а в Лондон или Нью-Йорк!..

 

Глава 10

1996 г. март

С чувством неловкости, Алексей попрощался с Фокусником и вместе с начальником мехколонны вышел из гримерки.

— Слушай, а он вправду — «лауреат, заслуженный…»? — поинтересовался Марченко.

— Вправду… — думая совсем о другом, рассеяно ответил Алексей.

Но тот все не отставал.

— А насчет Марселя он тоже правду говорил? Ну, что его приглашали остаться там?

— И это правда, приглашали! — подтвердил Алексей.

— Вот, дурак-то! Нужно было соглашаться! — уверенно высказал свое мнение Петр Дмитриевич, — Я бы ни секунды не раздумывал!

— Слушай, «гордая северная птица пингвин», сам-то чего здесь торчишь? — спросил насмешливо Захаров, — Денег куры не клюют, границы все открыты — езжай куда хочешь! Да, хоть в ту же Украину. Ты ведь, кажется, из Луганска?

— Ну, да, из Луганска! — подтвердил Петр Дмитриевич, — Только, чего я там забыл? Я ведь как приехал сюда в шестьдесят восьмом по распределению, так с тех пор и не уезжал никуда! И женился здесь, и сыновей вырастил, и Олежку своего здесь похоронил…

Старший сын начальника мехколонны Олег после возвращения из Афганистана так и не сумел вернуться к обычной жизни. Ежедневные пьянки, драки… Вскоре он уже основательно подсел на наркотики, и только гибель в автомобильной аварии прервала этот короткий «полет в никуда».

— И куда мне теперь ехать?! Это у тебя на материке дом, родители… Хоть завтра возвращайся! А мой дом — здесь! Я теперь самый что ни на есть «местный»! Якутский хохол, можно сказать!

После парилки и бассейна напряжение, наконец, отпустило, исчезло, растаяв в жарких клубах пара, или растворившись в остро пахнувшей хлоркой воде. На низком, но слишком широком для журнального, столе, рядом с открытой коробкой «Ассорти» и блюдечком с тонко нарезанным лимоном, красовалась полупустая бутылка «Сюрприза». Вторая такая же, но уже пустая, стояла у кресла. Марченко с Захаровым сидели, укрывшись простынями, в просторных кожаных креслах.

— Мне на днях Семеныч звонил, из Красноярского управления. Говорит, «сайгу» себе купил какую-то особенную. Нарезную, да еще и с оптикой! Сказал, что ты, вроде бы даже видел ее — точно? — спросил Марченко, не спеша дожевывая лимонную дольку вместе с кожурой.

— Видел, хорошее ружье, красивое! Цевье все резное, да и по металлу тоже червленый узор!

— Да я ж не о красоте! Ты скажи — точно, нарезное?

— Точно, сам смотрел — 7.62, под старый калашниковский патрон! — подтвердил Алексей.

— Так их, вроде бы, раньше выпускали только «двадцатки», под мелкашку? — продолжал сомневаться Петр Дмитриевич.

— Я так понял, это какой-то спецзаказ был! Семенычу его парнишка один достал, он оружием занимается.

— Вот-вот! Мне Семеныч о нем и говорил! — обрадовался Марченко, — А еще сказал, что ты с ним, вроде, в гостинице жил, и даже к Семенычу в сауну вместе ходили!

— Ну, ходили! — не понимая, чего от него хочет собеседник, снова подтвердил Захаров, — Да ты толком объясни, чего хочешь? Тебе что, тоже «сайга» нужна?

— Да, на хрена мне эта пукалка! — с неожиданной злостью ответил Петр Дмитриевич, — У меня самого, вон, «вепрь» уже второй год, как куплен!

— Так какого же рожна тогда тебе нужно? — удивился Алексей.

— Ладно, видно все-таки придется рассказать… — вздохнул Петр Дмитриевич, — Вобщем, не так давно наехали на меня какие-то отморозки! Никто даже точно не знает, откуда они здесь взялись. Ты же знаешь — я тут уже почти тридцать лет, меня здесь каждая собака знает! И ни разу, ни один урка, даже намеком!.. А тут!

Он залпом допил свой коньяк и, задыхаясь от распиравшей его злости, продолжил:

— Короче, заявляется ко мне эдакий хлыщ в кожаном пальто — по виду на кавказца похож — и с порога в лоб объявляет: «Я, — говорит, — Жаба! Будешь платить нам 10 % от выручки!»

— Жаба? — недоверчиво переспросил Алексей, — Странное какое-то погоняло!

— Ну, «жаба», или что-то похожее!.. — недовольный тем, что его перебили, уточнил Марченко.

— Может, Джаба? — догадался Захаров.

— Точно, Джаба! А ты что, знаешь его?

— Да нет, это абрек такой был на Кавказе, еще в начале двадцатого века. Ну, вроде местного Робин Гуда! Отнимал у богатых, раздавал бедным…

— Это я, что ли, богатый? — возмутился начальник мехколонны.

— Ты сильно-то не прибедняйся! — усмехнулся Захаров, — Во сколько, ты сказал, тебе твой домишко обошелся? Больше 4-х миллиардов? Если считать по официальному курсу, получается миллиона полтора «зеленых»!

— Да я всю жизнь здесь, на Севере!.. — начал, было, Марченко, но Захаров лишь скептически глянул на него.

— Давай, как говорится, «ближе к телу»!

— Куда уж ближе! «Армяну» нашему — ну, тому, который паленой осетинской водкой торгует — дом уже спалили!

Он плеснул себе еще немного коньяка, снова залпом выпил его и, немного успокоившись, окончил:

— Вобщем, найди мне этого мужика, который оружием торгует! Закажи для меня «тигр»…

— Какой еще «тигр»? — не понял его Захаров, — Ты выражайся яснее! Знаешь ведь, я к охоте равнодушен.

— Да, чего тут знать — это охотничий вариант СВД…

— Ничего себе! — ахнул от удивления Захаров, — Ты что же, охоту на него устроить хочешь?

— А чего ты удивляешься? И устрою! Я его, как зверя, с километра завалю — понять не успеет, откуда прилетело!

— Ладно, решил, так решил… Только у меня с этим мужиком связи нет! Мы договорились, что он сам со мной свяжется недельки через две! Так что, если позвонит, я ему твою просьбу обязательно передам! Ну, а там — уж как у него получится!

— Да что я, не понимаю, что ли! Ты только передать не забудь! — обрадовался Марченко.

С довольным видом он быстро наполнил фужеры коньяком:

— Давай! Как говорится, за успех нашего безнадежного мероприятия!

Немного погодя, не спеша посасывая дольку лимона, он вновь обратился к Захарову:

— Слышь, Алексей! Я тут хотел тебя попросить еще об одной услуге…

— Какой? — спросил Алексей, — Ты бы уж выкладывал все свои хотелки сразу! Чувствую, их у тебя еще немеряно!

— Да ну, какое там — немеряно! Так, совсем небольшая услуга, мелочь, можно сказать… Ты же знаешь, сейчас «налом» никто не рассчитывается!

— Да, уж! — подтвердил Алексей, — Меня тоже уже достал этот бартер! Что ж мне, окорочка вместо денег домой возить?… Постой… Так ты что, хочешь тоже со мной на бартер перейти?! Даже не мечтай!

— Нет, ну что ты! Мы же с тобой сразу договаривались — никакого бартера! Не переживай, рассчитаюсь наличкой как положено! Дело не в тебе… Понимаешь, мне «обогатиловка» уже полгода платит только своими золотыми изделиями. Ну, там, кольца, цепочки, серьги… Я их почему беру? У меня в Москве старый дружбан в коммерческом банке работает, в руководстве. Ну, и они у меня эти изделия скупают за наличку. Не за полную стоимость, конечно, но по вполне приличной цене! Одна проблема — до Москвы это золото доставить. Особенно после всех этих наездов… Я ведь точно знаю, что всех моих потенциальных курьеров «пасут»! Думаю, кто-то из моих стучит этому «жабе»! А ты здесь появляешься редко, человек посторонний… Кто подумает, что я тебе золото доверю?

— А что — правда, доверишь? — усмехнулся Алексей.

— Брось! — отмахнулся Марченко, — Мы же с тобой уже лет пятнадцать знакомы! Если теперь и нам друг другу не доверять…

Он тоскливо посмотрел Захарову прямо в глаза.

— Это что же за жизнь пошла такая, Леха? Раньше я знал, что могу доверять здесь любому — от инженера, до монтажника или водителя! А теперь у меня осталось таких, как ты, да Семеныч, человек пять-шесть — и все!..

По дороге домой он объяснил Захарову свой план.

— Ты машину свою здесь оставь — ну, вроде как, поломалась она у тебя! Я ее через пару дней с кем-нибудь из своих водителей переправлю на наш участок в Тынде, а ты потом оттуда сам домой перегонишь. А завтра, прямо с утра, забирай изделия и на моем УАЗике дуй в Якутск! К самолету мы тебя подвезем и в самолет посадим. В аэропорту у меня все схвачено, да и документы на золото в полном порядке! Так что, с этим проблем не будет… Ну, а в Москве сам смотри, как тебе лучше до банка добраться. Наверное, на такси?

— Там видно будет… — неопределенно ответил Алексей, догадавшись, что в оперативной работе начальник мехколонны ничего не смыслил.

Некоторое время они шли молча, и Захаров напряженно обдумывал варианты доставки. Потом, решив, что продумал все окончательно, обернулся к Марченко:

— Сколько, говоришь, там золота?

— Изделий! — поправил его начальник мехколонны, — С золотом тебя никто отсюда бы не выпустил, даже при моих связях! А изделий около трех килограмм…

— Да, ты не переживай! — успокоил он Захарова, заметив, как у того полезли вверх брови, — Это же золото! Его только по весу много, а по объему это небольшой пакет, в любой ридикюль поместится!

«Ридикюлями» Петр Дмитриевич презрительно именовал новомодные мужские сумочки-барсетки.

— Вобщем, сделаем так, — выложил ему свой план Захаров. — Ни на каком твоем УАЗике я не поеду. Но машину ты все же отправь! Придумай сам для чего. Может, в какое-нибудь министерство документы отвезти… И обязательно с водителем отправь кого-нибудь вроде нарочного! Если у тебя кто-то «стучит» бандитам, пусть думают, что золото у него. Пока будут уточнять, выяснять — пройдет время… А я как раз успею вылететь на Москву!

— А ты сам до Якутска как доберешься?

— А я туда и не поеду! — ответил Алексей, — У тебя же в Беркаките тоже участок есть, верно? Вот и отправь туда какую-нибудь «летучку». Я у тебя видел там, в гараже УАЗ-микроавтобус — вот на нем я и уеду. В Чульмане попрошу, чтобы он меня подбросил в порт. Документы на золото, ты сам сказал, в порядке, значит, проблем при посадке на самолет не будет. Да, кстати, подготовь «сопроводиловку» на золото, чтобы мне не пришлось долго там объяснять, где я его взял! Только «сопроводиловку» подготовь в двух экземплярах — одну на меня, а вторую — на того, кто в Якутск поедет. Мою фамилию не вписывай, только печати проставь — фамилию я сам потом впишу…

Марченко удивленно слушал эти указания, лишь изредка согласно кивая головой. Когда Захаров закончил, он с энтузиазмом воскликнул:

— Слушай, а давай я тебя своим замом сделаю! Переезжай сюда, к нам, зарплату дам такую, что никакие твои шабашки не сравнятся! Ты же прирожденный экспедитор!

— Ну уж нет, уважаемый, это мы уже проходили! Я как со стройки ушел, решил, что больше ни в какой официальной организации работать не буду! Не обижайся, но хватит с меня уже начальников! Я теперь сам себе начальник!

До аэропорта он добрался безо всяких приключений. Билеты на Москву, после того, как цена на них повысилась едва ли не вдвое, можно было купить и за полчаса до посадки. Поэтому, чтобы не привлекать лишнего внимания, он до последней минуты не появлялся в порту, просидев все это время в служебной столовой авиаотряда. И только когда из расположенного над входом громкоговорителя донеслось объявление о начале регистрации и посадки, Захаров прошел в зал.

Уже стоя в очереди на регистрацию, Алексей заметил, как к аэропорту подъехал высокий и угловатый Nissan-Patrol. Из него вышел худощавый небольшого роста мужчина в длинном кожаном плаще и решительной походкой направился в зал отправления, напряженно вглядываясь в лица стоявших у стойки регистрации пассажиров.

— Нодар? — неуверенно произнес Захаров.

Но уже через секунду решительно и громко через весь зал крикнул:

— Нодар!..

 

Глава 11

1996 г. март

Не доходя нескольких шагов, Нодар остановился, но Захаров, почувствовав его нерешительность, улыбнулся и протянул навстречу обе руки. Нодар с радостью ухватился за них и, мгновение спустя, они уже крепко сжимали друг друга в объятиях.

— Лексо, Лексо… — бормотал Нодар, прижимаясь лицом к измазанному моторным маслом пуховику Захарова.

За его спиной тут же выросли два крепких парня в одинаковых китайских пуховиках.

— Свой! — коротко бросил им Нодар, с трудом оторвав голову от куртки Захарова.

Потом, легонько хлопнув Захарова еще раз по плечу, сказал:

— Подожди минутку, я сейчас!

Он отошел к ожидавшим его чуть в сторонке парням. После короткого тихого разговора парни вышли из зала, а Нодар вернулся к ожидавшему его у стойки регистрации Захарову.

— Пошли в кафе — посидим, поговорим немного!

— Так, регистрация же…, — неуверенно возразил Захаров.

Нодар загадочно усмехнулся:

— А у вас рейс задерживается! Сейчас объявят… Кажется, Барнаул не принимает!

И, словно подтверждая его слова, из висевшего на стене динамика раздалось: «Уважаемые пассажиры! Вылет рейса 4079 до Барнаула-Омска-Москвы задерживается до шестнадцати часов тридцати минут, время местное. Вылет задерживается по метеоусловиям Барнаула. Повторяю…»

Захаров с удивлением посмотрел на Нодара. Тот в ответ лишь хитро улыбнулся:

— Ну, что, посидим на дорожку?…

1983 г., июнь

…сразу попасть в КПЗ не удалось. Вначале начальник ГОВД предложил проехать в поселковое отделение милиции и самим ознакомиться с местом, где произошли вчерашние события. Картина, которую там увидели Захаров и комиссар отряда Удальцов, произвела на них удручающее впечатление. Единственная комната, собственно, и являвшаяся поселковым отделением милиции, более походила на поле битвы. У разбитого, теперь закрытого фанерой, окна на полу громоздились остатки письменного стола и поломанные детали нескольких стульев, одна дверь платяного шкафа была оторвана, вторая же висела на единственной уцелевшей петле, обитые сухой штукатуркой стены напоминали щиты для отработки ударов в какой-нибудь секции каратэ. Довершал картину валявшийся прямо посредине комнаты милицейский погон с капитанскими звездочками.

— Це мий… — пояснил начальник отделения капитан Хрипко, стыдливо прикрывая рукой заплывший левый глаз.

— Ну вот, а теперь можете поговорить и с вашим бойцом! — довольный произведенным впечатлением, насмешливо заметил начальник ГОВД.

Дорога до города заняла не больше двадцати минут, и вскоре они уже входили в здание Горотдела. Дежурный открыл им железную дверь с небольшим зарешеченным глазком и опасливо отошел в сторонку. Захаров с Удальцовым и начальником ГОВД полковником Хвостовым вошли внутрь. Внутри грязной, с обшарпанными, покрытыми множеством надписей стенами, камеры на деревянной скамье спиной к ним лежал, свернувшись в клубок, худощавый небольшого роста паренек. Услышав звук открывающейся двери, он повернулся к ним лицом и сел.

— Ты?! — ахнул Захаров.

В разорванной, очевидно, во время вчерашней драки, куртке, с засохшими следами крови на лице и огромным кровоподтеком на лбу, на скамье перед ним сидел Нодар.

— А ты здесь откуда? — смущенно поинтересовался он, — Извини, что в таком месте встретились…

Дальнейшее обсуждение Захаров предложил перенести в кабинет Первого секретаря горкома партии. С Иваном Ивановичем Протодьяконовым Алексей был в хороших, почти дружеских отношениях. Он искренне уважал того за мудрость и рассудительность, далеко не всегда свойственную партийным функционерам. Как считал Захаров, во многом это было вызвано тем, что Иван Иванович по национальности был наполовину якутом и не слишком оглядывался на мнение вышестоящих, но очень далеких от местных особенностей столичных начальников. Вот и теперь, когда начальник ГОВД принялся обвинять Нодара во всех мыслимых и немыслимых грехах, он решительно остановил его:

— Подождите, полковник! Давай вначале выслушаем участников вашего «сражения»!

Первым в кабинет пригласили капитана Хрипко. С его слов выходило, что, когда привлеченные сигналом автобуса и шумом драки, сотрудники милиции выбежали на улицу, то застали там лишь одного Нодара. Несмотря на то, что он, по их словам, был изрядно пьян, они вежливо пригласили его для дачи объяснений в участок. Вначале он якобы согласился, но затем, пройдя внутрь, неожиданно набросился на милиционеров, стал избивать их и крушить мебель.

— Вы ж сами бачылы! — возмущался капитан, мешая русскую речь с украинской, — Вин же ж з мэнэ, з офицэра, погон зирвав! Да тильки за це можно було сажаты його рокив на п'ять! А колы б врачи со «скорой» не зробылы йому укола, то ж вин запросто мог кого-нэбудь и вбыты!

— Плохой вы офицер, если позволяете так запросто с себя погоны срывать! — заметил первый секретарь, — Ну, ладно, давайте теперь послушаем, что скажет этот драчун…

Он обернулся к Удальцову:

— Сергей Викторович, пригласите сюда вашего комсомольца!

В изложении Нодара происшедшее выглядело совсем иначе. Возвращаясь на рейсовом автобусе после второй смены, он услышал, как возле кабины водителя двое подвыпивших парней пристают к девушкам из его же стройотряда. Находившиеся рядом пассажиры вмешиваться в происходящее побоялись, и водитель, не мудрствуя лукаво, остановил автобус прямо напротив поселкового отделения милиция. Здесь добравшийся, наконец, до распоясавшихся хулиганов Нодар просто вышвырнул их из автобуса и сам выскочил за ними следом. Увидев это, водитель тут же захлопнул двери и уехал. Хулиганы же, сообразив, где оказались, тут же сбежали. Зато появились двое милиционеров, которые в грубой форме приказали ему пройти в участок. Спорить он не стал, поскольку был уверен в своей правоте, и уже собрался войти в помещение, когда один из милиционеров со словами — «Шевелись, чурка!» — толкнул его в спину. Но и тогда Нодар не стал отвечать ему, а лишь попросил милиционера не распускать руки. В ответ тот обругал его, упомянув при этом мать Нодара.

— Вы понимаете, — горячился Нодар, — у нас на Кавказе нельзя ругать по матери! За это сразу зарезать могут!

При этих словах начальник ГОВД посмотрел на Ивана Ивановича и развел руками. Мол, сами видите — настоящий уголовник! А капитан Хрипко возмущенно возразил:

— Та, шо вы слухаете, як та чурка бреше?! Да я, так его мать, никогда, бля, на людях не выражаюсь! Я, бля, все ж таки представитель власти!

Алексей заметил, как у Нодара напряглись скованные наручниками руки. Заметил это и Иван Иванович и, прервав тираду капитана, предложил Нодару закончить свое изложение событий.

— Я ему два раза сказал, чтобы он не ругал мать, но он продолжал ругать, а другой милиционер ударил меня сзади кулаком прямо по затылку. Я дальше точно не помню, что было… Помню, мне показалось, что я в Афгане, а вокруг — «духи»… Только я их не хотел убивать, мамой клянусь! Если бы захотел — сразу убил бы! Их же там всего трое было!..

Когда в кабинете не осталось лишних лиц, Иван Иванович спросил начальника ГОВД:

— Ну, и чем это грозит парню?

— Если только за «хулиганку», то от трех до восьми! — не задумываясь, ответил тот, — Но не забывайте — он напал на сотрудников милиции, и, между прочим, «при исполнении»!

— О том, что и как они «исполняли», я думаю, и вам, и вашим сотрудникам лучше помалкивать! — веско заметил первый секретарь, — Иначе легко можете оказаться рядом с ним!

Он обернулся к Захарову и невесело добавил:

— Да, что называется, «встречает Родина героев»! Вон какой «прямой плацкарт» у твоего друга получился — из Афгана да в Алдан…

В следующий раз Алексей увидел Нодара только на суде, где ему определили наказание в виде лишения свободы сроком на три года с отбыванием в колонии-поселении и возмещением нанесенного ущерба…

1996 г., март

…расположенное в зале ожидания кафе было пустым, как и весь аэропорт.

— Мариночка! Сделай нам, пожалуйста, два хороших кофе! — обратился к молоденькой официантке Нодар, и, повернувшись к Алексею, уточнил:

— Или тебе чего-нибудь покрепче? Сам-то я, если помнишь, пью только вино. А здесь откуда хорошему вину взяться? Придется, наверное, как Гиви, на араку переходить… Помнишь Гиви?

— Помню, конечно! — ответил Алексей, — Ты лучше скажи, где пропадал все это время? Я тебе писал в зону, но ответа не получил. Ты, наверное, обиделся на меня тогда?

— За что мне было на тебя обижаться? — с недоумением посмотрел на него Нодар, — Ты для меня тогда очень много сделал. Я ведь запросто мог загреметь лет на десять! А не писал, потому что самому стыдно было… И себя подвел, и тебя опозорил — вот, мол, какие у него друзья! Да и встретиться с тобой совсем не так думал… Я же после Афгана почему на БАМ поехал? Знал, что ты тоже где-то здесь! Думал, найду, снова вместе будем…

Нодар замолчал, но Захаров, понимая его состояние, не торопил, терпеливо ожидая, когда тот сам решит продолжить свой рассказ.

— Сидел я в Верхнем Куранахе, хотя «сидел», наверное, громко сказано! Ночевал в зоне, а работал как обычный рабочий, без конвоя и охраны. Направили меня в ДРСУ, которое АЯМ обслуживает. «Скальник» на КРАЗе возил, на грейдере тоже работал… Через два года и вовсе с «надзора» сняли по УДО. Домой возвращаться не захотел — стыдно было… Так и остался там, в Верхнем. «Подженился» на одной разведенке — у нее там свой домик — так и жил бы, наверное, до пенсии… А после из Афгана стали возвращаться наши… Особенно много — в 89-м, когда оттуда войска совсем вывели. И через одного — либо «на поселение», либо в «строгую»! Ты же слышал, наверное, какие они оттуда приходили! Чуть что — сразу в «бой», а воевать нас научили хорошо!..

Нодар задумался, отхлебнул из чашки глоток. Потом продолжил:

— Многие уже с Афгана на наркоте сидели. Им бы помочь, успокоить… А здесь — дома, между прочим, на Родине! — к нам относились, как к собакам бешеным! На работу брали неохотно, чуть где какая заварушка — «афганцы» виноваты! Вобщем, решил я пацанов этих как-то защитить, что ли! Вместе собрать, чтобы и их к нормальной жизни вернуть, да и семьям тех, кто «в колясках» вернулся, тоже помочь! Ну, и у тех, кто совсем не вернулся, тоже ведь семьи остались! Родители, жены, у кого-то и дети были… Родина на нас тогда «забила» и забыла! Получалось, что, вроде как, мы по собственной глупости туда полезли!

Застарелая обида, которую он тщательно пытался скрыть, рвалась из каждого его слова.

— Короче, собрали мы тогда что-то вроде боевого братства, чтобы помогать друг другу. Сейчас у нас уже почти рота бойцов!

— Извини, брат, — перебил его Алексей, — но то, что вы сейчас делаете — это же уголовка, чистой воды бандитизм! И статьи за это нехилые светят!

— А мы особо об этом и не задумываемся! Да и не на всех же подряд наезжаем! Только на тех, кто на наших бедах бабки себе зарабатывает. Да и «мокрухой» тоже не занимаемся. Хватит с нас этого добра! У каждого за спиной еще с Афгана не один десяток жмуриков бродит…

— А как же с Айрапетяном? Ну, с этим, с Али-Бабой? Дом же ему спалили!

— Дом?! — с неожиданной злостью ответил Нодар, — Ему не дом — его самого вместе с его дворцом спалить нужно было, собаку! Это ведь он сюда наркоту гонит! Вначале из Средней Азии, а теперь из Китая взялся! Про «белый лед» слышал? Так это Али-Баба его сюда и везет! Сколько наших парней угробил!

— Ну, да ладно, бог с ним, с «армяном»! А начальника мехколонны за что решили раскулачить?

— А это не мы решили! — хитровато ухмыльнулся Нодар, — Ты лучше спроси, откуда я знаю, что ты золото в Москву везешь! Не знал только, что это будет мой старый друг Лексо…

— Слушай, — неожиданно сообразил Алексей, — а действительно — откуда?! Про это золото знали всего два-три человека!

— Елена Николаевна сказала! Еще вчера вечером, когда вы из сауны вернулись…

— Алена?! Не может быть! Это что же — она собственного мужа?… Брось, никогда не поверю!

— Поверишь, брат, поверишь… Это она ему за сына, за Олега своего, мстит! Когда он приехал, твой Петр Дмитриевич, вместо того, чтобы помочь парню, поддержать его, решил просто откупиться! Машину подарил, денег давал, не считая… А в душу парню заглянуть — времени не хватило! А уже после того, как Олег разбился, когда наши парни пришли к твоему Марченко с просьбой — мол, помоги семьям тех, кто не вернулся, создай какой-нибудь фонд, что ли! Денег же у тебя на фирме достаточно — вон какие особняки себе отгрохали! Так он их просто послал! Пообещал, что если еще придут, то будет отстреливать! И ничего, мол, ему за это не будет — все менты и прокуратура у него давно прикормлены!

Захаров ошарашено смотрел на своего старого приятеля. Потом неожиданно вспомнил:

— Постой, он же мне ствол заказал нарезной! Как раз на тебя и твоих парней!

— А через кого доставать собираешься, — с хитроватой улыбкой полюбопытствовал Нодар, — через Лиса, наверное?

— Ну, да! — подтвердил Захаров, — А ты откуда знаешь?

— Так это тоже мой парень! А ствол… не нужно, не заказывай ничего! Я сам подарю Марченко хорошее ружье! Давно пора с ним серьезно поговорить, а то, действительно, мы так далеко зайдем… И за золото свое не переживай, вези спокойно! Не нужно оно нам! Думаю, Петр Дмитриевич сам нам помогать станет. Ты же говоришь, он нормальный мужик?

— Хороший мужик! Правда, с этой перестройкой деньгами немного увлекся… Но, думаю, для него это не главное! Я еще мозги ему прочищу, да и Алена поможет! Ты только обязательно поговори с ним, нормально поговори, по-человечески!

Из висевшего на стене динамика раздался голос диктора: «Внимание! У первой стойки начинается регистрация и посадка в самолет на рейс 4079 Барнаул — Омск — Москва. Пассажиры, имеющие на руках регистрационные талоны, проходят вне очереди…»

 

Глава 12

1996 г., апрель

…три дня, проведенные в занесенной снегом по самые окна избе в полузаброшенной деревушке, желанного успокоения не принесли. Напротив, словно очнувшись от сна, жизнь подкидывала все новые и новые вопросы.

Передав Марченковское золото, из Москвы Алексей заехал на денек домой, где неожиданно узнал, что мать давно и тяжело больна. При виде сильно похудевшей и осунувшейся, практически не встающей с постели матери, сердце Захарова болезненно защемило.

— Не обращай внимания, сынок, просто печень немного пошаливает! Но это ведь естественно в наши годы, верно? — ненатурально бодрым голосом успокаивала она Алексею, и он подыгрывал ей, улыбаясь, и скрывая притворной улыбкой тревогу.

Отец тоже молчал, только хмурился в сильно поседевшие усы. И лишь на вокзале, провожая Алексея в Москву, за несколько минут до отправления поезда произнес всего одну фразу:

— У мамы обнаружили рак…

Эта фраза звучала в его ушах, пока он ехал до Москвы, летел до Читы, снова ехал в поезде до Тынды и дальше — в свой поселок строителей.

— Мне кажется, нам пора возвращаться домой, на «материк»! — сказал он Ирине сразу по возвращении.

— Именно сейчас? — удивилась жена, — У нас только-только начала жизнь налаживаться… Может, задержимся еще хотя бы на год-два?

— Да ты не спеши расстраиваться! — успокоил ее Алексей, — Никто и не предлагает так вот сразу сорваться с места и уехать! Нам еще нужно собраться, подготовиться… И с жильем не ясно — где жить будем? У моих или у твоих?…

О покупке отдельной квартиры можно было и не мечтать — цены на жилье на «материке» непрерывно росли, в то время, как квартиры на «северах» быстро обесценивались. Они оказались, фактически, запертыми здесь, словно в западне, выхода из которой Захаров никак не мог найти. «Нужно ехать к Марченко — может, он чем-то поможет!» — решил Захаров, хотя и не знал, чем именно сможет помочь ему начальник мехколонны. И тут неожиданно вспомнил его просьбу насчет ружья.

— Мне никто не звонил? — поинтересовался Алексей у жены.

— Звонил какой-то Алексей из Лашкаргаха! Я сказала, что ты будешь через неделю. А, кстати, что это за поселок такой — Лашкаргах? Это тоже на БАМе? Я раньше о таком поселке не слышала…

— Нет, это в Афганистане, — ответил Захаров, — в провинции Кандагар.

— Надо же! — удивилась жена, — А слышимость лучше, чем с Питером!..

О своем приезде он предупредил Марченко еще накануне вечером. Тащиться через два перевала на своей машине не хотелось, поэтому до Тынды Алексей добрался поездом, а оттуда на «летучке» мехколонны, регулярно курсировавшей между Управлением и Тындинским участком, выехал в Томмот. Ехать обычным пассажиром оказалось намного менее утомительно и, что главное, интереснее. Теперь можно было не беспокоиться о дороге и спокойно разглядывать окружающий пейзаж, на который раньше он, сидя за рулем своей «семерки», редко обращал внимание. Необязательные разговоры «ни о чем» тоже заметно снимали усталость и создавали ощущение быстроты течения времени. Вблизи перевала, у Бригадирского Разъезда в небольшом карьере, служившем дорожникам для добычи щебня, Алексей заметил сгоревшую дотла «японку».

— Что, опять якуты до дома не доехали? — спросил он водителя.

Вопрос был не случайным. Нередко, — особенно зимой, — якутские оленеводы, заработав на сдаче оленины и пантов хорошие деньги, отправлялись за иномаркой во Владивосток или Находку. Там, пользуясь их простотой и доверчивостью, местные торгаши продавали им вконец «убитые» подержанные иномарки, на которые предварительно был наведен внешний лоск. Случалось, что такая машина вовсе не добиралась до места, окончательно разваливаясь где-нибудь по дороге, и, чаще всего, именно на этом участке трассы. Дальнейшая ее участь была незавидной — машину попросту сжигали в ближайшем карьере у дороги, поскольку тащить ее дальше было не только накладно, но и бессмысленно — ремонту она уже не подлежала.

— Нет, это не якуты! — пояснил водитель, — Это неделю назад тут какие-то залетные коммерсанта грохнули! Он из Алдана возвращался с хорошими деньгами, а они его как-то вычислили, ну и напросились, вроде, в попутчики, до аэропорта! Тут в карьере машину тормознули. Его самого из «калаша» расстреляли, а машину спалили. А после сами на «марковнике» (Тойота-Марк 2) — он, оказывается, за ними сзади ехал! — дернули на «сковородку» (ст. Сковородино).

— И что — так и свалили?! — удивился Захаров.

— Ага, как же! — усмехнулся водитель, не отрывая взгляда от дороги. — Куда тут свалишь? Трасса-то одна — от Колымы до «сковородки» никуда не свернешь! Догнали их наши… Еще до Нагорного догнали! Там всех рядком и положили! Говорят, «афганцы» постарались…

Марченко встретил его радостной улыбкой:

— Ну, ты вовремя! Будто знал! Завтра будем мою покупку обмывать!

— Ты, извини, Петр Дмитриевич, я твою просьбу пока не выполнил! — не зная, как рассказать ему о своей встрече и договоренности с Нодаром, неловко произнес вместо приветствия Алексей, — Но я про нее не забыл, не думай!

— Какую просьбу? — удивился начальник мехколонны, — Ты это о «тигре»? Забудь! Мне уже достали, да еще и получше — «белку»! И знаешь, кто достал? Не поверишь — тот самый Джаба! Ну, помнишь, я тебе еще в прошлый раз рассказывал!

— Постой, ты же хотел что-то серьезное, а «белка», по-сути, та же мелкашка!..

— Да куда мне серьезнее? Воевать, что ли? А на соболя да на песца — лучше и не придумать!

Марченко привычным движением открыл свой книжный «бар» и выудил оттуда хорошо знакомую Захарову бутылку коньяка.

— Ну, давай по чуть-чуть… С прибытием, так сказать!

Быстро опрокинув коньяк в рот, он продолжил:

— Да, парень этот, — его Нодар, кстати, зовут! — оказывается, и Олежку моего знал! А деньги ему нужны были как раз для таких, как мой Олег, для «афганцев»! Вобщем, у меня с его парнями сейчас, что называется, полный контакт! Я им и зал свой для тренировок дал! А они мне за это обеспечивают охрану всех участков — от Селигдара до самого Благовещенска! Вобщем, завтра сам познакомишься! Он тоже придет в бассейн. Отличный парень! Один недостаток — водку не пьет… Ну, да это дело поправимое!

В гостинице Захаров долго думал, стоит ли сказать Петру Дмитриевичу, что он уже знаком с Нодаром, или нет. Наконец, решив, что сказать все же нужно, лег спать.

Когда на следующее утро он пришел к Марченко в кабинет, Нодар уже был там. Бросив быстрый взгляд на Алексея, Нодар застыл в ожидании, как себя поведет тот. Захаров, не скрывая радости, подошел к нему и, обняв его одной рукой за плечи, обернулся к начальнику мехколонны:

— Знакомься — мой старый друг-альпинист Нодар!

— Так вы, оказывается, знакомы?! — рассмеялся Марченко, — Ну, черти, ну конспираторы! То-то я думаю, чего это Нодар, как про тебя услышит, так сразу теряется!

Он направился было к своему заветному шкафу, но Алексей остановил его:

— Давай отложим коньяк до вечера! Нужно сегодня постараться все дела закончить — я хотел завтра с твоими монтажниками вернуться в Тынду.

— Да и мне сейчас в церковь нужно… — поддержал его Нодар.

— Постой, в какую церковь? — удивился Алексей, — Здесь же никогда церкви не было!

— Да это он в Алдан собрался в церковь! — объяснил вместо Нодара Марченко, — Там недавно отстроили, всем поселком деньги собирали! Кстати, советую съездить — красивая получилась! А купола — синие, как в старину было принято!

— А в церковь тебе зачем? — спросил у Нодара Захаров, — Ты же, вроде, раньше этим не особо интересовался…

— Так я и сейчас «не особо»! Просто мы на сегодня службу заказали. Поминание, кажется, называется. Нужно съездить, проверить, все ли путем, а то мои бойцы запросто могли чего-нибудь напутать!

— Друг у него погиб недавно, — объяснил Алексею Марченко, когда Нодар уехал, — Сегодня как раз девять дней… А ты чего так резко на материк собрался? Случилось что?

— Да, как сказать… — не зная, с чего начать, замялся Захаров, — Приехал, вот, просить у тебя совета и помощи!

— Да, дела!.. — выслушав его, протянул задумчиво начальник мехколонны, — Тут нечего и рассуждать — возвращаться домой тебе надо, а то и попрощаться не успеешь, тьфу-тьфу! Просто так, я понимаю, ты денег не возьмешь?

Захаров отрицательно покачал головой.

— Тогда давай вот что: заключаем с тобой договор на три года полного обслуживания моей конторы, а я тебе всю сумму авансом сразу перегоняю на счет, идет?…

По пятницам после восьми вечера бассейн всегда закрывался «на спецобслуживание». Это время принадлежало только начальнику мехколонны и тем посетителям, кого он сам приглашал. В этот раз кроме Алексея и Нодара никого посторонних в бассейне не было.

Плавание в бассейне сменяла сауна, за которой следовал небольшой отдых в холле с рюмкой коньяка и долькой лимона или ломтиком апельсина, после чего вся процедура начиналась сначала. Нодар, как обычно, от алкоголя отказался, заменив его обычным яблочным соком.

— Ну, с такой охраной можно быть спокойным! — подсмеивался над ним Марченко, — Вот был бы он еще и к бабам равнодушен!..

— Если мужчина равнодушен к женщинам, то это уже не мужчина, а только половина мужчины! — словно тост произнес Нодар.

— Почему половина? Тогда уж прямо говори — не мужчина! — поправил его Марченко.

— Нет, батоно Петре, именно половина! Вторая его половина — это его друзья. Вот когда у мужчины нет друзей, то он совсем не мужчина! Ты согласен, Лексо?

— Конечно, согласен! — подтвердил Захаров, не понимая, к чему Нодар клонит.

— Ну, у нас и друзья есть, и женщины любимые… Так что, вполне можем считать себя полноценными мужиками! — пошутил Марченко.

— Все верно… только и те, и другие иногда от нас уходят… — продолжал гнуть что-то свое Нодар.

— Ладно, «генацваля», — перебил его Петр Дмитриевич, — кончай тоску нагонять своей восточной философией! Пошли лучше в бассейн! Давайте на спор — кто дальше нырнет! На коньяк! Гарантирую, хоть я и самый старый, а каждому из вас форы дам! Ну, как — согласны?

С этими словами начальник мехколонны скинул с себя простыню и решительно направился в бассейн. Убедившись, что тот их не слышит, Захаров негромко спросил Нодара:

— По дороге сюда мне водила сказал, что на Бригадирском кто-то замочил четверых залетных. Говорит, что, вроде бы, твои ребята…

Нодар грустно посмотрел на него и, немного помолчав, ответил:

— Я ведь тебе еще прошлый раз сказал, что мы мокрухой не занимаемся! Это Али-Бабы работа…

— Постой, а Али-Бабе это зачем? — удивился Захаров, — Он ведь сам из этих…

— Да! — спокойно согласился Нодар, — Вроде незачем… Тем более что Али-Баба уже не просто «авторитет» — он сейчас в районе «смотрящий». А завалил потому, что нас испугался! Испугался, что мы про этого парня убитого на него подумаем и мстить станем!

— Хочешь сказать, что тот коммерсант из ваших был? — догадался, наконец, Захаров.

— Из наших… — хмуро подтвердил Нодар, — Да ты его тоже знал — тезка это твой, Алексей! А в Афгане его звали Лисом…

 

Глава 13

1998 г., август

…Старика он застал сидящим на высоком взгорке и внимательно вглядывающимся в пологий противоположный берег реки, на котором бурно кипела жизнь. Вот по широкой тропинке к реке спустилась какая-то баба с тазиком и принялась полоскать выстиранное белье в реке. Чуть выше по течению в воде с шумом и визгом плескались дети приехавших на лето московских и питерских дачников. А метрах в ста ниже, где спадавшая к концу лета река открывала неглубокий брод, загорелый до черноты худой парнишка-тракторист мыл в реке свой старый, выкрашенный голубой краской, но уже изрядно облупившийся, трактор «Беларусь».

Услышав шаги, старик, не оборачиваясь, махнул Алексею рукой.

— Я вот думаю, почему так получается? Река, вроде как, одна, а на разных берегах и жизнь совсем разная! Ты как, Леха считаешь?

— У тебя что — глаза на затылке? — удивился Захаров, — Я ведь только с автобуса. Не мог же ты знать, что я именно сегодня приеду!

— Почему на затылке? Тоже, велика задача! Кто ж, окромя тебя, ко мне ишшо заявится? Ты надолго, али как?

— Да нет, на денек, завтра двухчасовым уеду. А что ты там насчет реки-то спрашивал?

— Да вот, говорю, жизнь — интересная штука! Вроде этой речки… Будто, и рядом берега, а не пересекутся нигде! И мы на них тоже — вроде и рядом, а не стренуться нам, не пересекнуться! Вона, соседка у меня была, Верка Клюка… Сына у ней в 41-м на войну забрали, а через год прислали бумажку: мол, так и так, пропал ваш Мишка без вести! Она где только его не искала после войны! По всем военкоматам письма писала! Только в 67-м и нашла, года за два до смерти. Сообщили, значит, что погиб он в Синявинских болотах, и даже фамилия евоная на этом памятнике братском есть. Она так и ездила туда, пока не померла — все цветы возила…

— Ну? — нетерпеливо перебил его Захаров, — А речка тут причем?

— А притом! — настырно повторил Алексеич, повернув к нему лицо, — Притом! Нонешним летом копались в нашем лесу поисковики эти… ну, которые солдат погибших ищут — они кажен год тут копают! Говорят, тут солдат наших тысяч триста, а, может, и все пятьсот в болотах еще без успокоения лежат! Ну, и нашли медальон смертный, а в нем так и прописано: Алексеев Михаил Иванович, деревня Хотынь. Сынок Веркин, то есть! Вот и получается, что она его незнамо где искала, а он — вона, тут рядом и лежал. Так и не стренулись…

Алексеич достал из нагрудного кармана «беломорину», тщательно продул ее и закурил. Потом, затянувшись несколько раз, спросил:

— А ты чего не ко времени приехал? Сейчас еще ни охоты, ни рыбалки… Али случилось чего?

— Случилось… Я, наверное, больше уже не приеду, Алексеич. В последний раз заехал, можно сказать — попрощаться!

— Что так? Нешто дорого стало с твоих «северов» сюда летать-то?

— Да мы, вроде как, уже уехали с этих «северов»… Вобщем, вернулись домой! Да, собственно, причина не в этом… Понимаешь, я смысла во всем этом, — Захаров широким жестом обвел пейзаж вокруг себя, — не вижу! Раньше видел, а сейчас словно потерял…

— А знаешь, Леха, — оживился старик, — я, вот, тоже чегой-то понимать перестал! Всю жизнь мы что-то строили, строили, а теперь — вроде и строить нечего! Али, некому… А, может, незачем? Начнешь вспоминать — самому не верится, что была какая-то другая жизнь! Вроде как приснилось, что ли? Вроде, я так и просидел здесь на бережке, на другую сторону речки глядючи, как там настоящая жизнь идет! Н-да… Так чего случилось-то?…

1997 г., февраль

На похороны матери Захаров не попал. Телеграмма пришла, когда он мотался в одной из своих бесчисленных командировок, и в родительский дом он приехал только на «сороковины».

В квартире кроме согнувшегося под грузом потери, отца, он застал двоюродных сестер Дашу и Таю, и какую-то сильно накрашенную и молодящуюся пожилую даму. Дама по-хозяйски распоряжалась подготовкой к поминкам, давала указания сестрам и называла отца «Лешей».

— Познакомься, сынок! — представил ее отец, — Это Татьяна Петровна, наша с мамой боевая подруга! Они вместе служили, в одном медсанбате. Только Таню в самом конце войну у нас «увел» артиллерийский капитан, а после и мы с мамой тоже поженились. Так и разошлись наши дороги! А теперь вот снова встретились. Повод, правда, не очень веселый…

Потом, уже поздно вечером, когда гости разошлись, сидя вдвоем с отцом на кухне, Захаров узнал, что у отца с матерью, оказывается, было много боевых друзей, с которыми они все эти годы постоянно переписывались. А иногда, когда позволяли финансы, время и здоровье — встречались на День Победы в каком-нибудь из тех городов, через которые когда-то пролегал их боевой путь. Во время одной их таких поездок отец и встретился вновь с Татьяной. Она к тому времени уже давно похоронила мужа-артиллериста, а сын, женившись на своей однокурснице — немке из ГДР — после окончания института переехал к ней в Германию.

— Так что, теперь мы с ней остались просто два никому не нужных старика! Ты не обижайся, сынок, но я же понимаю, что у тебя своя семья, дети…

— О чем ты, батя! — возмутился Алексей, — Ты что же, думаешь, мы тебя одного бросим? Мы все равно уже собирались возвращаться, так что будешь жить с нами! Я сейчас немного денег подкопил, обменяем нашу «двушку» на трехкомнатную…

Отец тогда ничего не ответил Алексею, лишь грустно посмотрел на него и с сомнением покачал головой. А полгода спустя, прислал письмо, где написал, что они с Татьяной Петровной решили пожениться и уехать к ее сыну в Германию. Там, мол, для стариков условия лучше, и медицинское обслуживание намного качественнее. Спустя год Захаров, продав все свое «движимое и недвижимое», и обменяв питерскую «двушку» на трехкомнатную квартиру, забрал семью и окончательно простился с Севером…

1998 г., август

…— Так что, теперь эта дача мне, вроде как, без надобности! Ты уж извини, Алексеич, остаешься тут совсем один…

— Да мне, поди, и оставаться-то недолго осталось — на девятый десяток скоро перевалит! Заезжала на днях на лисапете Надька с почты, пенсию привезла. Так, она прямо так и сказала: «Тебя, — говорит, — Лексеич, — на том свете давно уже черти с фонарями ищут! Да и старуха твоя, поди, заждалась! А мне гоняй тут, вози, понимаешь, твои копейки!»…

1998 г., ноябрь

После отъезда отца в Дюссельдорф Захаров сильно обиделся на него, посчитав поспешную женитьбу предательством по отношению к памяти матери, а переезд — и вовсе ничем не оправданной глупостью. Долгое время он не звонил отцу и не отвечал на его письма. И лишь получив из Германии третье или четвертое письмо, решился позвонить. По голосу было слышно, насколько сильно отец сдал, но все равно старался бодриться и даже шутить. И лишь в самом конце разговора несмело спросил:

— Может, найдешь какую-нибудь возможность приехать? Так хочется увидеть напоследок тебя, да и внуков тоже… Я тут немного отложил со своего пособия — так что, смогу добавить, если что…

Сознаться отцу, что даже с его помощью приезд оставался малореальным, что устроенный «реформаторами» дефолт поставил его семью на грань выживания, Захаров не мог, да и не хотел — к чему было добавлять огорчений к его и без того нелегкой жизни? Он ссылался на крайнюю занятость, на сложности с оформлением документов, необходимость решать вопрос дальнейшего обучения детей… Разумеется, при этом он ни в малой степени не кривил душой, хотя прекрасно понимал, что времени для встречи остается все меньше. А оно — это безжалостное и неумолимое время — словно река, текло своим чередом, постепенно затягивая в этот неспешный но неодолимый поток людей с их делами, заботами и судьбами…

1998 г., декабрь

Ноябрь уступил место декабрю, сглаживая следы недавних финансовых потрясений, и жизнь постепенно возвращалась в привычное русло. Вернувшись с работы и поужинав, Захаров устроился в кресле у телевизора в надежде немного отдохнуть после длинного и тяжелого, насыщенного всевозможными встречами, совещаниями и переговорами, дня. Появление возле кресла сына с огромным, подаренным на день рождения роботом-трансформером в руках, Алексея обрадовало не очень.

— Чего тебе? — скрывая недовольство, спросил он.

— Пацаны в школе сказали, что из этого трансформера можно сделать ракетный катер! — радостно сообщил ему сын, — Поможешь? А то мне никак…

— Ну, если вопрос чисто технический!.. — перебарывая наваливавшуюся усталость и дремоту, с нарочитым энтузиазмом согласился Захаров.

Однако, вскоре эта простенькая, на первый взгляд, задача увлекла его и он уже забыл о своем намерении подремать у телевизора. В комнату заглянула Ирина.

— Ну, правильно! Они тут в игрушки играют, а я должна одна на кухне возиться! Хоть бы с женой пообщался несколько минут! А то я вас только как кухарка и интересую: «Когда кушать будем? А что у нас на ужин?» — передразнила она своих «мужиков».

— А ты присоединяйся к нам, верно сынок?

— Еще чего! — возмущенно парировала жена, — Только ваших роботов мне и не хватало!

— Ну, тогда садись рядом с нами — я тебе и кресло уступлю! Будешь развлекать нас разговорами. А, кстати, где у нас Ленка?

— Вот, заботливый папаша! Даже не знает, где его дочь! — снова начала, было, Ирина, но ее перебил Вовка:

— Да в музыкалке она, к концерту готовится! У них на Новый год праздничный концерт будет для родителей!

— А во сколько у них заканчивается репетиция? — поинтересовался у жены Алексей. — Может, сходим, встретим ее? Заодно погуляем немного…

В это миг что-то, прозвучавшее с экрана, неожиданно привлекло его внимание. Он отложил робота в сторону и повернулся к телевизору.

— Па, ну давай делать дальше! — тут же недовольно стал канючить Вовка.

— Подожди, дай послушать! — отмахнулся от сына Захаров.

Он протянул руку к пульту и прибавил громкость.

«…в этот день, ровно десять лет назад, в 11 часов 41 минуту по местному времени на территории Армении произошло катастрофическое землетрясение, унесшее жизни более 25 тысяч человек. За каких-то 30 секунд стихия практически уничтожила город Спитак и нанесла сильнейшие разрушения городам Ленинакан, Кировакан и Степанаван. Сегодня гостем нашей передачи является один из свидетелей этой трагедии, принимавший непосредственное участие в спасении пострадавших, Герой Советского Союза, Герой Армении, полковник в отставке…»

Захаров невольно наклонился ближе — с экрана, блестя гладким, словно отполированным, загорелым черепом, знакомым строгим и уверенным взглядом прямо в глаза ему смотрел Старый Майор…

 

Послесловие

Вот и заканчивается еще одна история. Все листки разобраны и пронумерованы, и каждое событие нашло, наконец, свое место в этом удивительном пазле под названием «жизнь».

Впрочем, заканчивается ли?

Нас сменят наши дети, а их — их собственные, и картина рассыплется, чтобы кто-то вновь начал собирать ее из крохотных кусочков, в надежде, все-таки, добраться до конца. Но конца не будет, пока существует на свете настоящая дружба и настоящая любовь, пока мы верим в добро и справедливость, а слова «честь» и «родина» не стали только словами. И мы любим свою страну не потому, что она что-то сделала или должна была сделать для нас, а потому, что другой у нас нет, и не будет. И мы перед ней в вечном долгу, как сыновья перед Матерью. И какие бы правители или властители не пытались присвоить себе право говорить от ее имени, мы все равно будем слышать только Ее голос…

2002 г., март

… — Цель поездки? — оторвавшись от изучения паспорта, таможенник внимательно взглянул на стоявшего перед ним невысокого, седого, склонного к полноте мужчину.

— Туризм, — ответил тот.

И, усмехнувшись чему-то своему, давнему, добавил:

— Dusseldorf — c'est la petit Paris!

— Простите?… — не понял таможенник.

— Нет, извините, это я так… Вспомнилось…

 

Пролог

Появлению в деревне чужака никто не удивился. К тому времени деревня уже практически опустела: кто был помоложе, в поисках заработка подались в близлежащие большие и малые города, а несколько еще остававшихся там стариков и старух — пенсионеров, которым уезжать было попросту некуда, вскоре ушли в мир иной. История хоть и безрадостная, но вполне обычная для многих, некогда многолюдных и оживленных сел, деревень и поселков, вычеркнутых из жизни безжалостной рукой Нового Порядка. Грунтовая дорога, связывавшая деревню с соседними такими же деревушками и поселками, а через них — с райцентром, оставшись без ухода, постепенно размывалась дождями, небольшими речушками и ручьями, во множестве стекавшими с невысоких холмов правого берега реки. Вскоре местами на ней появилась молодая поросль берез, осин и ольхи. Вначале невысокая и худосочная, но постепенно набиравшая силу, она затем превратилась в небольшие рощицы, перемежавшиеся зарослями ивового кустарника и бесформенными грязно-зелеными пятнами лесных болотцев в низинах. И ничто уже не указывало, что когда-то здесь пролегала наезженная и заботливо ухоженная дорога, а в деревню теперь можно было попасть лишь с реки, спустившись на лодке от находившегося в десятке километров выше по течению автомобильного моста, либо переплыв — опять же, на лодке — с противоположного берега. Правда, никакой особой надобности в этом у местных жителей не было. Грибных и ягодных мест в округе и без того было предостаточно, а плавать на противоположный берег за древесиной — лес на том берегу был отменный, строевой! — казалось и вовсе верхом глупости. Ну, много ли его вывезешь на какой-нибудь старенькой «казанке»! И теперь лишь рыбаки, влекомые своей всепоглощающей страстью, на самых разнообразных посудинах — от самодельных «фанерок» и долбленок, до самых современных надувных и пластмассовых лодок и катеров, на веслах или с моторами всех возможных марок и мощности — с ранней весны до глубокой осени бороздили реку вверх и вниз по ее течению. Поэтому ничего удивительного не было в том, что именно они первыми заметили нового поселенца, а вскоре и познакомились с ним. Новостью этой рыбаки, разумеется, не замедлили поделиться со своими друзьями и близкими, а уж те разнесли описание «отшельника» по всей округе. Вот как оно выглядело в изложении одного из лично пообщавшихся с переселенцем рыбаков:

«Мужик высокий, ладный такой… Видать, спортом раньше занимался. Или из армейских… Выправка-то у него чисто армейская — идет, ровно по плацу марширует! Только прихрамывает слегонца. Да и то, как не прихрамывать, когда у него правая нога, словно ножка у табурета колченого набок вывернута! Словно ему вначале ее оторвали, а после пришили. Да только пришили кое-как, наспех… Про возраст ничего не скажу — неясный какой-то возраст. Может, сорок, а может и все пятьдесят будет! Волосы у него светлые, блондинистые. Ежели и есть в них седина, да только так сразу ее и не разглядишь. А взгляд у него молодой, острый такой взгляд… Ну, и на лицо тоже ничего себе мужик, даже симпатичный, можно сказать! Только это если с одного бока, с левого смотреть. Вот я и задумался, чего это он ко мне все левым боком стать норовит? И говорит все больше через левое плечо — вроде как гребует [1]«гребует» (местн.) — брезгует.
… Но когда он лицом обернулся, так я даже сробел малость! Врать не стану — сробел… Весь правый бок лица, — щека, то есть, — словно черти на сковородке жарили! Кожа на ней красными пятнами, и пожумкана вся, как портянка мятая! А уж как гри´бы [2]«грИбы» (местн.) — губы.
его увидал, так и вовсе перекрестился! Нет, с левого боку рот как рот, и губы тоже вполне обычные. А вот с правого… Верхняя губа чуток задрана, и зубы из-под губы видать малость — вроде, как он их нарочно скалит, ухмыляется! Да только не по-доброму ухмыляется, а как волк, когда зарычать хочет… Ну, лешак, и все тут! Чистый лешак! А он как увидел, что я струхнул, так и впрямь ухмыльнулся: „Что, — говорит, — красивый? Да ты не бойся — это не заразное!“ Ну, я после этих слов, конечно, осмелел немного: „А я и не боюсь! Только где ж это, мил человек, тебя так разукрасили?“ А он отвечает, мол, баллон газовый в доме взорвался — вот, мол, и обгорел. Ну, баллон, так баллон — всяко бывает… А звать его Леонидом! Вот только отчества я не запомнил — не то Альфредович, не то Адольфович… Я так думаю, из сибирских немцев он — ну, из тех, что перед войной за Урал выселили! Потому как он сам про себя сказал, что родом из тех краев…»

Похожие описания давали и другие рыбаки, которым тоже довелось немного пообщаться с переселенцем. Описания эти, конечно, не могли ответить на все вопросы, возникавшие в головах любопытствующих местных старух, оставляя им обширное поле для всевозможных домыслов и догадок и тему для пересудов и сплетен во время вечерних посиделок на скамеечках у своих изб. Впрочем, вскоре значительная часть вопросов была разрешена самым банальным образом — через несколько месяцев после своего таинственного появления чужак сам явился в администрацию сельского поселения, в чью сферу ответственности входила и наша заброшенная деревенька. Предъявив там паспорт, оказавшийся, к глубокому удивлению работников администрации, в полном порядке, он попросил продать ему один из бесхозных и не имевших законных наследников домов и зарегистрировать его там в качестве полноправного жителя. Из паспорта следовало, что новоявленным домовладельцем желает стать Рыков Леонид Альбертович, 1949 года рождения, уроженец города Кемерово, проживавший в городе Осинники Кемеровской области по адресу… А из приложенной к паспорту небольшой справки можно было также узнать, что дом, в котором проживал Леонид Альбертович, в 1992 году сгорел, что и явилось основанием для выбытия с прежнего места жительства.

Сведения эти вполне удовлетворили как работников администрации, так и местного участкового, давно собиравшегося наведаться к «самозахватчику», в котором он втайне надеялся опознать — и, конечно же, задержать! — какого-нибудь опасного и давно разыскиваемого преступника всероссийского масштаба, заслужив, таким образом, поощрение, а то и (чем черт не шутит!) награду своего непосредственного начальства. Администрация, поторговавшись для порядка, согласилась продать Леониду Альбертовичу в собственность дом умершей позапрошлым летом старухи Козиной Марии Захаровны за 180 тысяч неденоминированных рублей, что составляло по тем временам чуть больше шестидесяти долларов — сумму, несмотря на свою кажущуюся смехотворность, для тощего бюджета сельской администрации весьма существенную! Следует, правда, заметить, что дом был добротный и совершенно не нуждался в ремонте — все бревна были целыми, не гнилыми и не побитыми короедом, а крышу старухе несколько лет назад заново покрыли шифером за счет администрации. Участковый — тоже для порядка! — провел с новым поселенцем небольшую беседу и, убедившись в совершенной чистоте и прозрачности его планов и замыслов, а также в образованности, доброжелательности, и даже — несмотря на устрашающую внешность! — приятности в общении, регистрацию и сделку по приобретению недвижимости господином Рыковым одобрил. Так в деревне Щукино впервые за послесоветские годы появился новый житель.

 

Глава 1

— Ну что, губернатор, показывай свой райский уголок! — грузный мужчина средних лет в дорогом стального цвета костюме, лацкан которого украшал депутатский значок, повернул голову к сидевшему в соседнем кресле собеседнику.

Движение это далось ему с заметным трудом — короткая, заплывшая жиром, туго сдавленная воротником сорочки и галстуком шея, казалось, намертво срослась с крупной, заметно полысевшей головой, и ее владельцу пришлось даже слегка откинуться назад, разворачиваясь к соседу всем своим втиснутым в узкое кресло телом.

— Сейчас, Реваз Георгиевич, минутку!.. — суетливо — услужливо привстал со своего кресла сосед и наклонился к квадратному иллюминатору, располагавшемуся рядом с креслом, — Вот, взгляните — за той извилиной уже будет видна деревня!

Тот, кого он назвал Ревазом Георгиевичем, развернул кресло к находившемуся рядом с ним такому же иллюминатору и послушно посмотрел вниз. В нескольких сотнях метров под ними причудливо извивалась неширокая, но, насколько можно было судить с этой высоты, весьма полноводная река. Узкий и вытянутый, похожий на небольшую хищную рыбу геликоптер неспешно плыл над ней, в точности повторяя все ее изгибы. В салоне в темно-коричневых кожаных креслах расположились четверо пассажиров. Два кресла, находившихся по обе стороны двери, ведущей в пилотскую кабину, занимали высокие и крепкие коротко стриженые мужчины в одинаковых темных костюмах. Тонкие проводки, тянувшиеся к едва заметным вставленным в ушную раковину наушникам, а также характерно оттопыривавшиеся на левой стороне груди пиджаки безошибочно указывали, что это были телохранители. Напротив, лицом по направлению полета, в кресле у правого иллюминатора, небрежно вытянув короткие толстые ноги, развалился уже упомянутый нами Реваз Георгиевич. Рядом с ним в таком же кресле у левого борта, слегка ссутулившись, сидел его долговязый и тощий спутник. В отличие от «толстого», он был одет в фирменный камуфлированный охотничий костюм, голову украшала такая же камуфлированная широкополая шляпа, а на ногах красовались новенькие охотничьи ботинки на высокой рифленой подошве.

Долговязый украдкой озирался, с тщательно скрываемой завистью и восхищением оглядывая салон вертолета. И, нужно сказать, посмотреть было на что! Салон был обтянут светлой кожей, пространство между задними креслами занимала овальная, тоже обтянутая кожей тумба, выполнявшая, очевидно, роль бара, а над ней расположился широкий плоский экран телевизора. Оба задних кресла могли перемещаться вдоль салона по едва заметным направляющим в полу, и, кроме того, вращаться вокруг оси, что позволяло при необходимости и желании вполне комфортно смотреть телевизор, не выворачивая набок голову. Пол салона был застлан ковровым покрытием с высоким ворсом, обеспечивающим дополнительное шумопоглощение. От этого в салоне было не более шумно, чем в кабине легкового автомобиля представительского класса, и пассажиры могли беседовать свободно, совершенно не напрягая для этого свои голосовые связки.

Тут долговязый увидел, что один из его ботинок оставил легкий след на ковровом покрытии, и осторожно попытался втянуть ноги еще глубже под свое кресло. Заметив это движение, толстый рассмеялся:

— Брось, губернатор, ты бы еще пылесос взял!

Со свои спутником он разговаривал подчеркнуто фамильярно, обращаясь к нему только на «ты» и именуя не иначе, как «губернатор».

— Что, нравится «птичка»? Ничего, скоро сможешь и себе в область такой же взять! Думаю, не позже марта-апреля уже наладим выпуск первых машин. Ты как — найдешь пятнадцать «лимонов» в своем бюджете?

— Долларов? — уточнил губернатор.

— Ага, обрадовался! — ухмыльнулся толстый, — Евриков, дружок, евриков!

— Можно и евро…, — стараясь придать голосу солидность, согласился губернатор, — Запишем на МЧС или ГИБДД, на чем-нибудь сэкономим маленько… Только мне четырехместный ни к чему! Мне бы хотя бы человек на семь-восемь…

— Хоть на пятнадцать! Кстати, базовая модель как раз на пятнадцать пассажиров и рассчитана. А хочешь — возьми транспортный вариант. Будешь на дачу навоз возить! — толстый издевательски расхохотался.

— Скажете тоже, навоз… — обиделся губернатор, — Мне тоже с VIP — салоном, только чтобы мест больше было!

— Не переживай, есть и такие модели! Ты, главное, бабки готовь! А сейчас лучше скажи — там в твоей деревне сесть-то есть куда? Площадка какая-никакая найдется?

— В самой деревне, конечно, будет не приземлиться! Там ведь и дома старые стоят, да и лес вокруг… Мы напротив сядем, на противоположном берегу! Там раньше ферма была большая — так её давно разобрали на кирпичи, а площадка осталась. Побольше футбольного поля будет, да еще и забетонирована! А берег тоже высокий, и с него все хорошо видно, как на ладони! Да вот, кстати, и наше Щукино!

Из-за очередного поворота реки показался высокий, поросший сосновым лесом берег, на котором виднелось с десяток старых, почерневших от времени деревенских изб.

— Вот, и ладно! — одобрительно кивнул толстый. — Иди, командуй пилотам, а то мне уже надоело болтаться между небом и землей!

Заложив небольшой вираж, вертолет завис над площадкой и, прижимая к бетонным плитам редкие кустики пробивавшейся сквозь них чахлой травы, плавно опустился. Двигатели тут же смолкли, но далеко раскинутые в стороны лопасти несущего винта некоторое время еще крутились, постепенно замедляя свое вращение. От стоявших чуть поодаль двух сверкавших черным лаком внедорожников тут же отделились несколько фигур и торопливо зашагали к вертолету. Широкая створка боковой двери салона выдвинулась немного вперед и съехала в сторону. В открывшемся проеме показались головы телохранителей. Быстро оглядевшись по сторонам, они выпрыгнули наружу и стали по обе стороны двери. И только после этого в двери появилась фигура толстого. Он недовольно скосил взгляд на одного из охранников и, опираясь на незамедлительно протянутую им руку, грузно шагнул на землю. Следом, низко пригибаясь, наружу выскользнул долговязый губернатор.

Толстый заложил руки за голову, слегка привстал на цыпочки и, разводя локти в стороны, с силой, до хруста в суставах потянулся. Затем опустил руки и немного покачал головой из стороны в сторону, разминая затекшую за полет шею. Глубоко вдохнул полной грудью, взглянул на чистое голубое небо с редкими белесыми облачками и, удовлетворенный увиденным, обернулся к губернатору:

— Хорошо-о-о!.. Ну, да ладно, пошли смотреть место! Давай, веди, «сусанин»! А это у тебя кто?

Встречавшие их на земле чиновники остановились в нескольких шагах в сторонке и теперь робко ожидали, когда на них обратят внимание.

— Так это глава районной администрации со своими замами! Если появятся какие-то вопросы или пожелания, можете сразу дать поручения — выполнят, как мои собственные! — суетливо пояснил губернатор.

— Еще бы не выполнили! — презрительно усмехнулся толстый и, обернувшись, требовательно махнул рукой, — Ну, чего застыли? Давайте сюда!

Толстый, не протягивая руки, небрежно кивнул подошедшим чиновникам: «Хабелов!» Те, в свою очередь, перебивая друг друга, принялись торопливо называть свои фамилии и должности, но толстый повелительным жестом остановил их:

— Не трудитесь, все равно не запомню!

Затем вновь повернулся к губернатору и стоявшему рядом с ним главе района.

— Ну, кто у нас сегодня в роли гида, ты, что ли? — ткнул пальцем в живот главы района. — Тогда не стой, как истукан! Давай, показывай и рассказывай, что тут у вас такого замечательного!

— Да, да, конечно! — засуетился глава района. — Идемте, Реваз Георгиевич, к реке! Оттуда открывается прекрасный вид на то место, которое мы предлагаем для вашей, так сказать, охотничьей заимки… Конечно, потребуется что-то снести, что-то построить, привести в порядок подъездные пути… Но с этим, я думаю, у вас проблем не будет?

— У вас, милейший, у вас! — властно поправил его Хабелов. — Деньги я, конечно, выделю, сколько нужно, а дальше — ваша забота! И имейте в виду — считать деньги я умею!

— О чем вы? Как можно… — глава района покрылся румянцем. — Идемте, я все сейчас покажу! Там, кстати, у нас и катер приготовлен! Так что, если захотите, можем и по реке прокатиться, и на тот берег сплавать!

— Там видно будет… — неопределенно кивнул головой Хабелов и неспешной походкой последовал за губернатором и главой района.

Охранники расположились по обе стороны от него: один — чуть впереди, а второй — немного позади, справа. А уже за ними следом, суетясь и толкаясь в надежде оказаться поближе к уважаемому гостю, засеменили местные чиновники…

 

Глава 2

Негромкий стрекот вертолета Рыков услышал давно. Некоторое время прислушивался, пытаясь угадать, кто бы это мог быть. «Двухмоторный… Движки, похоже, „праттовские“ … Значит, скорее всего, американский… Bell Textron-206… Или 427-й? Ну, не „ирокез“ же, в конце концов!» — прокручивал он в голове давно, казалось, забытые сведения.

— Что-то случилось, учитель? — донесся из-за спины озабоченный юношеский голос.

Рыков недовольно обернулся:

— Сколько раз повторять — не зови меня учителем! Насмотрелся, понимаешь, боевиков… Не хочешь называть по имени-отчеству, зови просто — дядя Лёня… Или еще проще — дед!

— Ну, какой же вы дед! — смущенно отозвался стоявший за его спиной юноша. — Да вы крепче любого из нас будете!

Рыков окинул взглядом худосочную фигуру юноши и иронически хмыкнул:

— Да, уж, богатырем тебя не назовешь… Только это, брат, не моя вина, а твоя! Будешь тренироваться — через полгода сам не заметишь, как станешь меня дедом звать. А то и вовсе — Старым…

Тут он неожиданно поперхнулся, вспомнив совсем другого человека, носившего такой псевдоним. «В другой жизни!» — мысленно постарался успокоить себя. — «Это было в другой жизни…» А вслух попросил:

— Принеси-ка лучше бинокль! В прихожей, на вешалке… Найдешь?

Парень, не дослушав до конца, побежал исполнять просьбу, лишь бросив через плечо:

— Да, знаю я, дядя Лёня, видел!..

К тому времени, когда он вернулся, вертолет уже показался из-за поворота реки и принялся медленно снижаться, направляясь, очевидно, к пустырю на противоположном берегу. Рыков поднес бинокль к глазам и удовлетворенно отметил: «Да, похоже, 427-й!» Затем, внимательно рассмотрев уже приземлившуюся машину, мысленно поправил себя: «Нет, немного отличается… Новая модель, видимо… Интересно, кого это могло принести сюда на такой дорогой игрушке?…»

Молодой человек между тем нетерпеливо переминался у него за спиной с ноги на ногу, очевидно ожидая от него каких-либо комментариев происходившего на противоположном берегу. Наконец, не выдержав, перепросил:

— Так, что там случилось, дядя Леня? Это кто — пожарные? Или, может, МЧС?

— МЧС, как же! — усмехнулся Рыков, не отрываясь от бинокля. — Откуда у МЧС деньги на такую машину? Ты хоть немного-то напрягай иногда мозги! Нет, брат, это кто-то из этих…из «новых русских»…

— А им-то чего здесь нужно? — удивился парень.

— Ну, может, на рыбалку собрались, или поохотиться… Хотя, нет — скорее, все же на рыбалку! Вон и катер у берега дожидается!

Действительно, у противоположного берега, в том месте, где к реке спускалась узкая тропинка, на воде покачивался небольшой белый катер с обтекаемой каютой сверху и двумя мощными подвесными моторами на заднем транце. Как и вертолет, катер выглядел солидно и достойно. На борту красовался государственный герб, а на корме был установлен высокий флагшток с российским триколором.

Рыков оторвался от бинокля и обернулся к юноше:

— Чего мы с тобой гадаем? Сейчас пассажиры вылезут, займутся своими делами — тогда и ясно будет, зачем пожаловали! А ты пока собери всех наших и предупреди, чтобы без дела по деревне не слонялись. А еще лучше и вовсе пусть сходят в лес — грибов пособирают или просто погуляют… Ни к чему нам этим приезжим глаза мозолить. Кто знает, что им может в голову прийти! А я пока тут постою, понаблюдаю…

Рыков внимательно следил, как собравшаяся у вертолета компания, немного посовещавшись, направилась к берегу, намереваясь, очевидно, сесть в стоявший у берега катер. Фигура толстяка, его манеры и походка показались Рыкову смутно знакомыми. Внезапно мелькнувшая в голове догадка отозвалась легкой холодной дрожью, скользнувшей от затылка к спине. Он направил бинокль прямо на толстяка и немного покрутил верньер, приближая изображение. Правая обожженная сторона его лица дернулась, поднимая вверх изуродованный край верхней губы, отчего лицо приняло еще более жуткое и зловещее выражение, а на губах появилась жесткая злая ухмылка.

— Ну, здравствуй, Пузырь! — негромко, словно про себя произнес Рыков, — Видишь, а ты не верил! Я же сказал, что мы еще встретимся, пусть мне даже с того света вернуться придется! Вот и встретились…

У самого края обрыва, там, где начиналась тропинка, ведущая вниз к реке, вся группа остановилась. Хабелов, близоруко сощурившись, взглянул на противоположный берег, затем вопросительно посмотрел на губернатора. Тот, сообразив, что от него требуется, тут же снял с шеи мощный бинокль и протянул его Хабелову. Хабелов едва заметно кивнул ему головой и, подняв бинокль к лицу, принялся рассматривать холмистый высокий берег, густой сосновый бор, начинавшийся едва ли не от самой реки, небольшие бревенчатые избы, без какого-либо заметного порядка разбросанные на просторной вырубке у леса. Тут он заметил на краю деревни высокого мужчину в таком же, как у губернатора, камуфляжном костюме. Мужчина, прижав к глазам бинокль, откровенно разглядывал их группу.

— А это еще кто? — недовольно обернулся Хабелов к главе района. — Там что, кто-то живет? Вы же докладывали, что деревня давно заброшена!

— Так она и есть заброшенная! — заторопился с объяснениями глава района. — Там один этот мужик и живет-то! Приезжий он, пенсионер какой-то с Урала… Правда, в последнее время прибились к нему еще какие-то чудики — не то бомжи, не то сектанты. Так что теперь у них там что-то вроде общины! Но вы не волнуйтесь, мы их оттуда быстро выселим!

— Что значит — выселим? — оборвал его Хабелов. — Ты хоть немного головой-то думай! Выборы на носу, а он — выселим! Скажи — переселим! В новые комфортабельные коттеджи. Оформите это, как проявление заботы о жителях глубинки, улучшение жилищных условий и прочее такое… Там, небось, и электричества давно нет? Вот тебе и повод! А нам лишний плюсик в предвыборной кампании!

Он достал из кармана пиджака носовой платок и, вытирая им вспотевшие затылок и шею, пробурчал:

— Ничего сообразить не могут! Обо всем приходится думать самому…

Затем снова поднес бинокль к глазам и навел его на все еще стоявшего на противоположном берегу мужика. Но разглядев его лицо, невольно отдернул руки и обернулся к главе района:

— Ну и урод! Он что, еще и инвалид к тому же?!..

Прежде, чем начать спускаться к реке, губернатор проскользнул между охранников и, заботливо придерживая Хабелова под руку, заговорщицки зашептал:

— Реваз Георгиевич, а что это вы насчет выборов говорили? До них же еще почти полгода! Регистрации партий еще не было, списки кандидатов не утверждены… По закону ведь и предвыборную агитацию вести пока нельзя — или я чего-то не знаю?

Хабелов обернулся и презрительно посмотрел ему в лицо:

— Дурак ты, хоть и губернатор! Причем тут какие-то списки кандидатов! Я и сейчас уже депутат Госдумы и, между прочим, действующий! Какая еще агитация? Не вздумай даже слов этих упоминать, когда будешь общаться с прессой! Можешь просто сказать, что это моя обычная депутатская работа — заботиться о своих избирателях. А к тому времени, когда действительно начнется новая предвыборная компания, эти твои «сектанты» уже должны жить в новых домах, уразумел? Обещания раздавать тогда уже будет поздно!

— Так это… — растерялся губернатор, — на переселение ведь деньги нужны, Реваз Георгиевич! А где я сейчас в нашем бюджете отыщу такие средства? Тем более вы сказали, что их нужно обеспечить коттеджами …

— Нет, точно — дурак! «Где я деньги найду!..»— передразнил его Хабелов. — Небось, когда про вертолет заговорили, ты о бабках даже не задумывался! А здесь речь-то всего о десяти-пятнадцати миллионах рублей!

Он на мгновение умолк, затем отвернувшись от губернатора и, продолжая осторожно спускаться по крутому склону, спокойно и жестко закончил:

— Найдешь! А не найдешь — можешь сразу паковать чемоданы! Место начальника ЖЭКа в каком-нибудь Гадюкине я тебе обеспечу!

Губернатор испуганно отстал. Наконец, спуск окончился, и тропинка уперлась в пологий песчаный берег, возле которого застыл большой белоснежный катер с яркими изображениями Российского государственного Герба на обоих бортах. Носовая часть его находилась на берегу, а с высокого борта на песок вел узкий трап с веревочными поручнями. Хабелов с нескрываемым любопытством осмотрел его и, обернувшись к губернатору, поинтересовался:

— Твой?

Тот утвердительно кивнул головой, но тут же поправился:

— Вообще-то он числится за Рыбнадзором…

Хабелов насмешливо покосился на губернатора и тот, напуганный этим взглядом, зачастил:

— Да вы поднимайтесь на борт, Реваз Георгиевич, знакомьтесь, командуйте…

Толстый стал к штурвалу, охранники расположились за его спиной, сопровождавшие их чиновники тоже быстро рассеялись по катеру. Выбросив небольшое облачко синеватого дыма, взвыли оба подвесных мотора, катер сполз с песчаной отмели, немного сдал назад, медленно развернулся и, быстро набирая ход, двинулся поперек реки прямо к берегу, на котором стоял Леонид…

 

Глава 3

«Никак, сюда собрались!» — усмехнулся он и спокойным уверенным шагом спустился к реке, вышел на далеко выступающий в русло реки узкий дощатый мосток и, дойдя до его края, принялся дожидаться гостей. Ждать, впрочем, пришлось недолго. Разделявшие берега сотню метров катер проскочил за считанные минуты и, заранее заглушив моторы, уже по инерции дрейфовал к импровизированному причалу. Стоявший на носу высокий крепкий мужчина в темном костюме, размахнувшись, бросил Рыкову ярко оранжевый фал:

— Держи конец!

Вскоре катер оказался плотно притянут правым бортом к мостку, и пассажиры спустились на берег. Не доходя нескольких шагов до Рыкова, они остановились. Двое стоявших впереди спортивного вида мужчин в строгих темных костюмах несколько мгновений настороженно осматривали Рыкова, после чего расступились, пропуская вперед толстого.

— Здравствуйте, уважаемый! — изображая на лице приветливую улыбку, и стараясь не смотреть в обезображенное лицо Рыкова, толстяк протянул ему пухлую влажную руку.

— И вам не хворать! — с едва заметной насмешкой отозвался Рыков и крепко сжал ладонь толстяка.

Тот быстро выдернул ее:

— Осторожнее! Вы мне так все пальцы раздавите!

Рыков изобразил виноватую улыбку:

— Извините, не рассчитал немного…

— Ничего себе — немного!.. — возмутился, было, толстый, но вспомнив о цели своей поездки, осекся:

— Впрочем, ничего страшного! Это у нас в городе все такие изнеженные и хилые, а здесь в глубинке народ другой, крепкий!

Он обернулся к стоявшему у него за спиной долговязому мужчине, которому Рыков мысленно дал прозвище «богомол»:

— Вот, Николай Викторович, это и есть наша главная надежда и опора! Это те самые избиратели, ради которых…

Не дожидаясь окончания его речи, Рыков перебил:

— Извините, а вы сами кто будете? Видите ли, я здесь живу недавно, и местное руководство знаю не очень… Я так понимаю, вы из районной администрации?

— Из районной? — толстый самодовольно рассмеялся. — Берите выше, уважаемый, значительно выше! Ну-ка, представь нас! — обратился он к «богомолу».

Тот поспешно вышел вперед:

— Это — депутат Государственной Думы от нашего округа Реваз Георгиевич Хабелов, я — губернатор области Смирнов Николай Викторович, а это…

— Ну, остальных можешь не представлять! — перебил его Хабелов. — Они тут все местные, должны знать друг друга!

— А от кого депутат? — с невинным выражением поинтересовался Рыков.

— В каком смысле? — удивился Хабелов.

— Ну, от какой партии?

Лицо Хабелова выразило еще большее удивление. Рыков, заметив это, едва не рассмеялся и, вскинув извиняющимся жестом руки, с улыбкой произнес:

— Понял! Вопрос снимается!

Хабелов тоже изобразил улыбку и с довольным видом кивнул головой.

Во время беседы Хабелов, словно подчиняясь какому-то безотчетному страху, всеми силами старался не смотреть Рыкову в лицо. От этого взгляд его сделался бегающим, а голос — неуверенным, робким. Рыков же напротив, заметив это, уперся взглядом в лицо Хабелова и, насмешливо ухмыляясь, откровенно его разглядывал. Впрочем, назвать усмешкой исказившую его лицо гримасу можно было лишь с большой натяжкой. Наконец, Хабелов не выдержал:

— Ну, я думаю, нам уже пора! Приятно было познакомиться! Об остальном вам расскажет глава вашей администрации!

Он повернулся и направился, было, к лодке, но Рыков неожиданно придержал его за рукав:

— А можно один вопросик? Чисто из любопытства…

Хабелов удивленно обернулся:

— Какой вопросик?

— Да так, ерунда, можно сказать… Вертолет у вас больно красивый… Американский, наверное?

Вопрос был для Хабелова настолько неожиданным, что он поначалу даже растерялся:

— Почему американский? Итальянский, «Агуста Вестланд», модель 139… А почему вы спросили? Знакомы с такой техникой?

— Я? — переспросил Рыков. — Ну, что вы, откуда! В советское время, было дело — летал пару раз на наших, отечественных, а уж иностранные… Разве что в кино! Салон, наверное, не хуже, чем в «мерсе»?

На откровенную лесть, прозвучавшую в словах Рыкова, Хабелов клюнул настолько легко, что Леонид с трудом сдержал усмешку:

— Да никакой «мерин» с ним рядом не стоял! Будь у нас побольше времени, я бы свозил вас, показал его изнутри! Но, ничего — думаю, скоро таких машин в России будет достаточно много. Моя корпорация уже, практически, завершила подготовку к их выпуску совместно с итальянцами. Еще полгода — год, и мы выведем их на все рынки!

— А что за корпорация? — невинно поинтересовался Рыков.

— «АВРус»! — гордо пояснил Хабелов. — А я как раз являюсь председателем ее правления. Нет, формально, конечно, она считается государственной… Но вы же понимаете — фактически корпорация принадлежит мне!

Губернатор осторожно тронул Хабелова за руку:

— Реваз Георгиевич, нам пора…

Хабелов, словно очнувшись, умолк и настороженно посмотрел на Рыкова, но взгляд того выражал такую невинность, что Хабелов успокоился: «Нет, этот деревенский придурок наверняка ничего не понял!» Небрежно бросив губернатору: «Вы правы, Николай Викторович, что-то мы тут немного заболтались! Пора, как говорится, и честь знать!», он с нарочитой приветливостью махнул Рыкову на прощанье рукой, шагнул с высокого мостка прямо на борт катера и спустился вниз в каюту. Следом за ним и остальные участники поездки поспешили занять места в катере. Затем один из охранников стал к штурвалу, и вскоре катер уже быстро удалялся от берега, а Рыков постоял еще немного, провожая его взглядом, развернулся и пошел вверх по косогору в деревню…

Как только катер отчалил от берега, губернатор торопливо сбежал вниз по трапу в каюту.

— Коньячку? — угодливо поинтересовался он у небрежно развалившегося на небольшом кожаном диване Хабелова.

Тот лишь молча кивнул головой, обдумывая увиденное и услышанное на берегу и не в силах избавиться от ощущения, что уже встречался этим жителем деревни раньше.

— Где же я мог его видеть? — задумчиво произнес Хабелов, не замечая, что говорит вслух.

— Что вы, Реваз Георгиевич! Не могли вы его раньше видеть, ну, никак не могли! Да такую рожу один раз увидишь — на всю жизнь запомнишь! Не дай бог встретить в темном переулке! — отозвался губернатор.

Он достал из небольшого бара в стене початую бутылку «Hennessy», два широких бокала и коробку «Ассорти». Плеснув в каждый из бокалов немного коньяка, протянул один из них Хабелову:

— Прошу, Реваз Георгиевич! Как говорится, за успех нашего безнадежного дела!

Но Хабелов шутку не принял и грубо оборвал его:

— Типун тебе на язык!

Затем взял из рук губернатора бокал и, слегка повращав, несильно сжал его в ладонях, после чего поднес бокал к лицу, с наслаждением вдохнул исходивший от него горьковато-терпкий аромат и лишь после этого сделал небольшой глоток, медленно выдохнул воздух носом и удовлетворенно откинулся на спинку дивана.

Губернатор, устроившийся на таком же диване напротив, тоже немного отхлебнул из своего бокала и, жуя предусмотрительно вынутую из коробки конфету, спросил:

— Я вот что хотел спросить, Реваз Георгиевич… Эти ваши вертолеты… Я понимаю — ну, бизнесмены, там, крупные чиновники, вроде меня… Но это ведь не так много, верно? Желающих-то наберется, может, с полсотни на всю страну! Не слишком мало для таких серьезных вложений?

Хабелов снисходительно посмотрел на него:

— А кто сказал, что я только на них рассчитываю? Гражданские машины — это так, для широкой общественности. У меня уже давно с оборонкой все согласовано. Можно сказать, уже и контракт почти подписан. А там совсем другие объемы и совсем другие цены! Там такие деньги светят, что тебе и не снилось!

Губернатор понимающе закивал головой, но, помолчав немного, все же решился задать еще один вопрос:

— А как же «камов»? Ну, все эти «акулы», «аллигаторы»?… Мне казалось, что там уже все заказы давно расписаны! Да и деньги тоже…

— Креститься нужно, когда кажется! — коротко хохотнул Хабелов. — Подвинуться придется твоему «камову»! Ничего, тридцать лет ждал — подождет еще немного! Или вообще накроется! Этим самым местом…

Он наклонился к губернатору и громким шепотом произнес:

— Это, кстати, было одним из основных условий сделки с итальянцами! А ты думал, они нам за красивые глазки согласились технологии передать?…

 

Глава 4

Жители Дедовой Луки были немало удивлены, когда в одно погожее июльское утро, обещавшее ясный и жаркий день, на окраине появилась самая разнообразная дорожная техника. Экскаваторы, бульдозеры, катки, самосвалы осторожно сворачивали с недавно заасфальтированной автотрассы областного подчинения и въезжали на единственную, а потому безымянную улицу небольшой деревушки. Они длинной гремящей и дымящей вереницей тянулись через всю деревню, постепенно скапливаясь за дальней околицей на пустыре. Когда движение, наконец, прекратилось, моторы были заглушены, а водители, выйдя из своих кабин, уже выкурили не по одной сигарете, на трассе появились еще две машины — грязно-серая «Нива» и уже знакомый нам черный внедорожник Главы районной администрации. Они тоже свернули с трассы в деревню и, медленно объезжая многочисленные, заполненные желтоватой жижей лужи и колдобины, проследовали к дожидавшемуся их скоплению строительной техники. Здесь, выйдя из машин, Глава администрации и сидевший за рулем «Нивы» высокий и полный мужчина средних лет в рабочей спецовке с яркой желтой надписью на куртке «РемДорСтрой» — очевидно, прораб — о чем-то недолго посовещались, после чего Глава сел в машину и отбыл восвояси, а прораб отправился к ожидавшим его строителям. С этого дня привычная тишина и сонный покой Дедовой Луки, основное население которой составляли пенсионеры да десяток московских и питерских дачников, были безвозвратно разрушены.

Прошло еще несколько дней, и пустырь за деревней полностью преобразился, больше напоминая теперь обычную базу передвижной механизированной колонны. Площадка была выровнена, засыпана песком и обнесена невысоким забором из сетки-рабицы. В дальнем углу, ближе к лесу установили небольшой вагончик на резиновых колесах, в котором разместилась контора. Рядом с конторой из щитовых панелей был собран длинный барак — своего рода общежитие для строителей, большинство которых составляли украинские и таджикские мигранты. Еще один, но значительно меньший по размерам барак стал импровизированной кухней, а пристроенный к нему навес с длинным, сколоченным из досок столом посредине и двумя такими же длинными и тоже дощатыми скамьями — столовой. И теперь не успевали деревенские петухи еще закончить свою утреннюю побудку, а из расположившегося за околицей лагеря дорожников уже доносились звуки запускавшихся дизелей, стук открываемых кабин и капотов машин, негромкие переговоры людей… Это, впрочем, продолжалось недолго, и вскоре вся техника уже покидала базу и разъезжалась по своим объектам. Экскаватор въезжал на давно заброшенный, но теперь спешно возрожденный песчаный карьер в полукилометре от деревни. У экскаватора сразу выстраивалась очередь большегрузных самосвалов «Iveco» с высокими металлическими бортами. Заполнив кузов до самого верха, очередной самосвал отправлялся по уже отсыпанному участку дороги в самый ее конец выгружаться, а его место занимал следующий. Привезенную и высыпанную на новый участок кучу тут же принимался разглаживать тяжелый бульдозер. Словно огромный утюг, он сновал взад и вперед, не останавливаясь ни на мгновение, лишь смещаясь вправо и влево от одного края дороги к другому, чтобы освободить место для выгрузки новой порции песка. Этот своеобразный «конвейер» работал с раннего утра и до самых сумерек, прерываясь только на короткий обед, и вскоре уже восстановленная, а правильнее было бы сказать — заново отстроенная — дорога вначале заметно отодвинулась от деревенской околицы, а затем и вовсе скрылась далеко за поворотом.

Спустя неделю на высоко нависавшем над рекой автомобильном мосту появился черный внедорожник главы района. Остановив машину посредине моста, он вышел из кабины и принялся осматривать желтую ленту недавно выстроенной грунтовки, уже на несколько километров протянувшуюся от окраины деревни вдоль реки вниз по ее течению. Тут же из лагеря строителей выехала серая «Нива», быстро пропылила по ухабистой деревенской улице, слегка рыкнула двигателем, преодолевая крутой подъем, выбралась на автотрассу и завернула на мост. Посредине моста, визгливо скрипнув колодками и едва не упершись своим бампером в передний бампер внедорожника, «Нива» резко затормозила. Из нее выбрался прораб и торопливым шагом направился к стоявшему у перил главе районной администрации.

— Ну, много прошли? — не здороваясь, хмуро спросил тот. — Ты мне давай, понимаешь, не затягивай! Чтобы, понимаешь, до конца месяца дорога была мне закончена! А то я вам быстро тут, понимаешь, всем пооткручиваю… И не только головы, понимаешь?!

— Да понимаю я, Сергей Валентинович! — недовольный таким обращением пробурчал прораб. — Мы и так гоним без выходных и «проходных»… Успеем, какой вопрос! Там осталось-то всего километра три, не больше! Вы только насчет бетонных труб распорядитесь, а то у нас еще два ручья впереди — без труб ну никак будет не пройти! Если хотите, съездим — сами посмотрите…

— Некогда мне с тобой тут раскатывать! — невольно покосившись на свой чистенький внедорожник, буркнул в ответ глава администрации, — А трубы тебе будут, сегодня же будут! Еще вопросы есть? Нет? Тогда я поехал!

Он развернулся и направился, было, к своей машине, но прораб успел ухватить его за рукав.

— Сергей Валентинович, минутку… У нас тут еще один вопрос остался… Там, это… деревня эта… ну, Щукино… Так ее точно сносить будем? Там же вроде бы живет кто-то, нет? А если они, ну, откажутся это… в смысле — съезжать? Нам эти разборки с местными ни к чему!

— Не переживай, без тебя разберутся! Понадобится — и милиция приедет, и ОМОН, если что, подгоним! Ты, главное, делай свое, а это — наши проблемы! Еще что — то? Тогда бывай!..

Кипевшая за околицей деревни бурная деятельность, разумеется, не могла остаться незамеченной ее обитателями и бурно обсуждалась ими при каждой встрече. И, как легко было догадаться, основным интересовавшим их вопросом была конечная цель ведущегося строительства. Мнения на этот счет высказывались самые разнообразные, иногда совершенно противоположные.

«Военный объект будут строить!», — уверенно заявлял местный пенсионер Мухин, — «Вот еще чуток от деревни отойдут и приступют! Чтобы, значитца, за космосом наблюдать! Раньше такой под Валдаем был, а как новые власти пришли, так его, значитца, сразу похерили! Мишка Горбатый и похерил, чтоб ему пусто было! Туда — в шахты эти — опосля еще деньги старые скидывали! Ну те, советские, когда самая первая реформа была… А опосля, когда кто-то из местных пацанов в этих шахтах разбился — за деньгами они, значитца, лазали — тут их сразу все и прикрыли! Плитами бетонными прикрыли, а сверху еще жидкого бетону налили, чтоб уж совсем никто не залез!»

«Ерунду вы городите, уважаемый!» — солидным тоном возражал ему другой пенсионер, только московский, Николай Алексеевич Кашицин. Николай Алексеевич со своей супругой уже третий год почти безвыездно проживали в Дедовой Луке и по праву считали себя вполне местными жителями. В Москву они наведывались всего два раза в год — проверить состояние своей «двушки», да собрать с арендовавших ее жильцов плату за очередные полгода. Плата давала ощутимую прибавку к их с супругой скромной пенсии. На эту прибавку Николай Алексеевич вскоре приобрел себе новенький «Ford Fusion» и теперь считался в деревне человеком весьма зажиточным. Характер у него, впрочем, был добрый, не прижимистый, и он, собираясь в райцентр за покупками, никогда не отказывался подвезти любого из соседей в поликлинику, сберкассу или по каким-либо другим надобностям.

«Ну, подумайте сами — какой такой военный объект может тут строиться? Считай, в самом центре России, да еще и между двумя столицами! Все значительно проще — дорогу они хотят сократить!»

«Какую еще дорогу?» — горячился пенсионер Мухин. — «У нас тут одна дорога — из районного центра в областной! Ну, и чего ее сокращать?»

«Не скажите, уважаемый, не скажите!» — усмехался в ответ Николай Алексеевич. — «Вы забываете о федеральной трассе! Она, между прочим, проходит всего в тридцати километрах ниже по течению! А сейчас, чтобы попасть на нее — это тоже между прочим! — нужно сделать крюк чуть ли не в двести километров! Уж, поверьте — это я вам как автомобилист заявляю! Да я сам по этой дороге два раза в год гоняюсь…»

Но ближе всех к истине, как выяснилось впоследствии, оказалась старейшая жительница деревни, восьмидесятидвухлетняя Мария Харитоновна Рохлова. По причине весьма преклонного возраста она страдала обычными для этого возраста суставными и сердечными заболеваниями, и врач районной поликлиники, помимо длинного списка всевозможных лекарственных препаратов, прописал ей также ежедневные получасовые прогулки на свежем воздухе. Понятно, что чего-чего, а уж свежего воздуха в деревне было предостаточно! А «баб Маша», как ее называли местные жители, вскоре настолько приохотилась к этим прогулкам, что постепенно увеличила их продолжительность до часу, а то и полутора. «Не у телевизора же сидеть день-деньской!» — объясняла она свое увлечение. — «У меня и так от него уже давление в сердце делается и глаза слезятся. Глядишь, скоро совсем ослепну!» И, невзирая на погодные условия, она обходила по кругу всю деревню, после чего отправлялась в расположенный поблизости лес, где бродила по ближним опушкам, попутно собирая грибы и ягоды. Нужно заметить, однако, что помимо этих личных дел, баба Маша также присматривала за расположенным в небольшой березовой рощице у автотрассы воинским захоронением. Последнее она исполняла добровольно, с большим тщанием и заботой.

«Была я у ихнего старшого, говорила с им!» — уверенным тоном сообщила она своим односельчанам, выслушав все их мнения и доводы относительно строящейся дороги. — «Бордель там будут строить в Щукине! Для бандюков московских бордель! Говорит, в Москве уже и бля…» Тут баба Маша запнулась, тоненько хихикнула и быстро перекрестила рот: «Прости меня господи! Нечистый поблазнил! Я хотела сказать, уже и девки в Москве заказаны, которые с легким поведением! Ну, сами понимаете… И сейчас дожидаются только, когда домики там поставят. А дорогу делают, чтобы материалы всякие на стройку возить. А как все построят, так дорогу снова и зароют! Это чтобы, значит, никто чужой не совался!»

«Что-то, Мария Харитоновна, привирает этот твой старшой!» — с сомнением заметил Николай Алексеевич. — «Нет, насчет борделя, может, и не врет, а вот касательно дороги… Сами-то они как потом добираться туда будут — по воздуху?»

«Точно, по воздуху!» — спокойно подтвердила старуха. — «Он так и сказал: мы, говорит, там стоянку вертолетную делать будем. Чтобы бандюки эти прямо из Москвы сюда вертолетом добирались!»

«Постойте!» — продолжал сомневаться Николай Алексеевич. — «А если погода будет нелетная, тогда как? Будут сидеть и ждать погоды?»

«Зачем сидеть! У них на это катер будет приготовленый — на катере доедут до московской дороги, а там уже и на машинах недалече… Вроде как, наш Голова даже уже распорядился всю речку от топляков очистить. Чтобы катеру было сподручнее ездить!»

Тут уже заволновались все разом. И, нужно сказать, было отчего: топляки эти уже не один десяток лет служили основным и, заметьте — совершенно бесплатным! — источником дров для изб, бань и сохранившихся кое у кого скотных дворов. А при необходимости использовались также для строительства и ремонта всех упомянутых хозпостроек.

«Как это очистить?» — возмутился активный дед Мухин. — «А дрова тогда где брать? Машина дров, почитай, три с лишним тыщи стоит! А сколь таких машин на зиму надо? Да еще ведь и про баню не забудь!»

«Опять ты торопишься с выводами!» — тут же возразил извечный мухинский оппонент Николай Алексеевич. — «Вы за сотню лет все топляки не выбрали, а он надеется за раз всю реку очистить? Глупости это! Глупости и прожектерство! Можете не переживать — ничего у него не выйдет!»

Немного поразмыслив, остальные согласились с мнением Николая Алексеевича, хотя кое-кому упоминание какого-то «прожектора» показалось неуместным…

 

Глава 5

Интуиции своей Алексей доверял полностью и безоговорочно. Нередко, повинуясь безотчетному импульсу, порыву, он совершал действия, о которых еще минуту назад даже не думал. Так и в эту пятницу, подчиняясь какому-то внутреннему зову, он после ужина вместо привычного просмотра вечерних новостей надел спортивный костюм, кроссовки и, бросив жене короткое: «Я в гараж!», вышел из квартиры. На проспекте дожидаться троллейбуса не стал, пробежав несколько остановок, отделявших дом от гаражного кооператива, трусцой. Домой он вернулся спустя час.

Услышав звук отпираемой двери, возившаяся на кухне Ирина подошла к окну и взглянула вниз. Так и есть — на автомобильной площадке у подъезда стояла серебристая «девятка» мужа. Под укрывавшим верхний багажник брезентовым тентом угадывались очертания надувной лодки с уже установленным на ней лодочным мотором.

— Ты что, на рыбалку собрался? — поинтересовалась она у появившегося в дверном проеме Алексея.

Почувствовав в ее вопросе скрытую обиду, Алексей виновато обнял жену за плечи и прижал ее голову к своей груди.

— Извини, что не предупредил! Просто все как-то так неожиданно получилось… Помнишь, я тебе рассказывал про свой домик в одной заброшенной деревушке на речке с каким-то смешным названием? Там еще дед такой интересный жил, Иван Алексеевич… Последний раз я был там больше десяти лет назад. А сейчас словно кто-то в бок толкнул — нужно съездить! Не знаю, откуда это ощущение взялось, но… В общем, я сгоняю на пару деньков, ладно? Порыбачу, заодно деда проведаю, если жив еще… Не обидишься?

— С чего это мне обижаться! Съезди, конечно, развейся… Вернешься, насколько я понимаю, в воскресенье?

— Ну, да! В понедельник же на работу… Да ты не волнуйся, я буду каждый день звонить! И когда до места доберусь, да и с лодки могу… Ну, а когда буду выезжать обратно — само собой!

— Надеюсь… — скептически заметила Ирина. — Тебе термос приготовить?

Из дома Алексей выехал затемно, рассчитывая уже к утру быть в Хотыни…

Когда за очередным поворотом показались крыши первых домов, Алексей съехал с трассы к обочине и остановил машину у съезда на грунтовку, ведущую в деревню. Не без оснований опасаясь, что в низине у реки, где находилась деревня, его сотовый может оказаться «вне зоны доступа», он решил позвонить Ирине отсюда, с возвышавшейся над окрестностями трассы. Однако, набрав номер, вместо ожидаемых привычных длинных гудков услышал неприятный музыкальный перелив, а на экране появилось сообщение: «Недостаточно средств для выполнения соединения. Пополните ваш баланс». С досадой сунув телефон в карман, и отогнав мелькнувшую мысль, что возвращаться — плохая примета, Алексей снова сел за руль, развернул машину и направился назад в райцентр, в котором, по его мнению, наверняка должно было быть отделение Сбербанка, а стало быть, и банкомат или хотя бы платежный терминал.

Полтора десятка километров, отделявших Хотынь от райцентра, он проскочил быстро, и теперь ехал по центральной улице, внимательно вглядываясь в редкие вывески на домах по обеим ее сторонам. Характерную зеленую вывеску Сбербанка Алексей заметил еще издали и, припарковав машину рядом у обочины, торопливо зашел внутрь. У стоявшего в глубине зала банкомата стоял всего один мужчина в камуфляжном костюме и коротких резиновых сапогах — обычной для большинства сельских мужиков одежде. Алексей стал за ним и, изредка поглядывая через его плечо, терпеливо дожидался, пока тот закончит свои манипуляции. И вдруг фигура стоявшего перед ним человека показалась ему хорошо знакомой. Холодея от неожиданной догадки, он тихо и неуверенно спросил:

— Леонид?… Ленька?…

Мужчина заметно вздрогнул и, не поворачивая головы, невнятно пробормотал:

— Обознались, гражданин!

После чего небрежно сунул полученные купюры в бумажник и быстро вышел из зала наружу. Алексей растерянно проводил его взглядом…

Добравшись, наконец, до Хотыни, Алексей был поражен произошедшими в ней переменами. На месте старых, полуразвалившихся заброшенных изб красовались небольшие дачные домики всех возможных конструкций и архитектурных решений. Там же, где их еще не было, уже тоже высились штабеля досок, бруса, кучи песка и щебня, вовсю кипели строительные работы. Во дворах либо рядом с ними у дороги стояли автомобили хозяев дач, с подмосковными или московскими номерами. Реже встречались номера тверские, а кое-где можно было заметить и питерские.

Притормозив у одной из дач, Алексей вышел из кабины и подошел к занятому покраской калитки мужчине средних лет в ярких длинных шортах:

— Простите, тут когда-то жил один старик, Иван Алексеевич… Не подскажете, как его найти?

— Извини, дорогой, приезжие мы, дачники, из Москвы… Да только местных тут, насколько знаю, уже не осталось! А где он, говоришь, жил?

Алексей посмотрел по сторонам, с трудом узнавая местность:

— Кажется, там, ближе к реке!

— А, знаю! — обрадовался мужчина, довольный, что может чем-то помочь. — Там сейчас тоже наши, москвичи живут. Они этот участок давно уже купили, лет пять назад! А старик, наверное, или умер, или в город, к родным перебрался.

Алексей поблагодарил его и уже собрался, было, вернуться за руль, но остановился и задал еще один вопрос:

— А тот вон домик… он чей?

Он указал рукой на свой собственный дом, выделявшийся среди других крайне запущенным, неухоженным видом.

— Да, ничей! Уже многие им интересовались, хотели купить участок, да только хозяев найти не могут! И в администрации тоже ничего не знают… Сейчас, вот, решили дать объявление в газету и, если хозяева не объявятся, то администрация его изымет. А после уже и купить можно будет. Так что, если интересуешься, подъезжай ближе к осени!

Заходить в свой дом Алексей не захотел. Отогнав машину в конец деревни, где к реке вел широкий и пологий спуск, он снял с багажника лодку и отволок ее на берег. Затем поднялся назад к машине, выгрузил рюкзак с едой и рыболовными принадлежностями, чехол с удочками и спиннингом, и, закрыв машину, вернулся на берег. Погрузив в лодку весь свой нехитрый багаж, оттолкнул ее от берега, завел подвесной мотор, и вскоре уже деревня осталась далеко позади, а затем и вовсе скрылась за поворотом.

Спустившись ниже по течению на километр-другой, Алексей заглушил мотор, достал из широкого чехла обе удочки, разложил их на всю длину и уже собрался закинуть в воду, когда вспомнил, что не приготовил наживку. С досады попытался сплюнуть за борт, но сделал это так неловко, что угодил прямо на туго накачанный борт лодки. Еще более раздосадованный происходящим, он со вздохом зачерпнул ладонью воды из реки и тщательно смыл свой плевок. Причина плохого настроения, как он уже догадался, крылась вовсе не в переменах, встреченных им в некогда хорошо знакомой и любимой старой деревне. И даже не в том, что не застал в живых старика. Все это были события, хоть и не слишком приятные, но понятные и естественные. Тревогу и беспокойство вызвала та странная встреча в райцентре. Он вновь и вновь пытался восстановить перед глазами фигуру стоявшего у банкомата мужчины. Но чем упорнее он пытался ее вспомнить, тем расплывчатее и туманнее она становилась. И если поначалу он был почти полностью уверен, что перед ним стоял именно Ленька Быков по прозвищу «бычок» — старый и верный студенческий друг и сосед по общежитию — то теперь сомнения стали пересиливать первое впечатление. «Нет, правильно сказал этот мужик — обознался я, о-бо-знал-ся! Просто фигура очень похожа…»

Он полез в нагрудный карман куртки, вытащил из него небольшую плоскую флягу и, заранее сморщившись, сделал небольшой глоток. Чешская «зубровка» привычно обожгла глотку и ударила в нос терпким ароматом полыни. Пошарив в рюкзаке, достал большую пластмассовую кружку, зачерпнул из реки воды и крупными глотками с наслаждением выпил. После городской, водопроводной, чистая и прозрачная речная вода показалась особенно вкусной. «Зубровка», тем временем, уже добралась до желудка, обдала его жаром и, всё ускоряя свой бег, вместе с кровью заспешила по жилам. В голове Алексея слегка зашумело, настроение заметно улучшилось. «Ну, и ладно!» — вслух произнес он. — «Теперь можно и рыбалкой заняться!»…

 

Глава 6

Появление в деревне отца Глеба поначалу ничем особым отмечено не было. Ну, разве что одним, на первый взгляд несущественным, но крайне важным для людей сведущих, обстоятельством. Дело в том, что все прежние переселенцы — а на тот момент в деревне проживало уже более десятка семей — прибывали сюда, как правило, либо летом, либо, на крайний случай, ранней осенью. И это было вполне оправдано. Причины, толкнувшие их на столь радикальное решение, могли быть — и, разумеется, были! — разные и в каждом случае свои, уникальные. Но выбор времени и места добровольного ухода от цивилизации всегда подчинялся главному правилу: и время, и место, в первую очередь, должны были позволить людям обеспечить себя самым необходимым — крышей над головой и пищей для пропитания. Решившиеся на столь рискованный шаг люди отлично сознавали, что помощи теперь ждать будет неоткуда. И, согласитесь, решать эти проблемы в далекой, затерянной в лесах деревушке, значительно проще в теплое время года. Попутно заметим, что именно этим во многом и объяснялись причины, по которым в деревне практически никогда не появлялись «бомжи» в привычном, обыденном значении этого слова. Обитатели городского «дна», как никто другой, понимали, что, даже не имея обустроенного, комфортного места жительства и постоянного источника дохода, выжить в крупном городе несравнимо легче, чем в самой благополучной деревне, где благополучие это создается исключительно собственным и весьма тяжелым трудом.

Отец Глеб, вопреки всем этим резонным соображениям, выбрал для своего переселения, пожалуй, едва ли не худшее время года — середину весны. Время, когда даже у самых рачительных хозяев зимние запасы подходят к концу, а до появления новых еще весьма далеко.

Было, впрочем, и еще одно обстоятельство, озадачившее и удивившее жителей деревни, пожалуй, даже в большей степени. Пришел отец Глеб не традиционным и, по твердому убеждению местных жителей, единственным путем — со стороны располагавшейся выше по течению Дедовой Луки. Деревни, хоть и небольшой, но, в отличие от Щукино, благоустроенной и обеспеченной всеми основными благами цивилизации — природным газом и электричеством — и, к тому, же связанной с районным и областным центрами автодорогой. Тем не менее, в Щукино отец Глеб пришел прямо из густого, малопроходимого леса, простиравшегося на многие десятки километров на юго-запад, вплоть до берегов озера. В советское время вся эта территория числилась государственным заказником и поэтому была практически не заселена.

В длинном, ниже колен, черном драповом пальто, из-под которого виднелась еще более длинная черная ряса, почти полностью скрывавшая простые кирзовые сапоги, покрытые толстым слоем грязи, в черной мятой шляпе с опущенными вниз полями, едва скрывающей длинные пряди спутанных седых волос, отец Глеб появился на опушке леса у дальней окраины деревни, постоял немного, с нескрываемым удовольствием обозревая открывшуюся перед ним картину, и принялся спускаться вниз, неловко и неуверенно ступая по мокрому и скользкому косогору. Спустившись, постоял еще минутку у околицы, после чего неспешно обошел всю деревню, иногда останавливаясь у никем не занятых пустовавших изб, пока, наконец, не остановил свой выбор на одной из них.

В тот же день, ближе к вечеру, узнав о появлении в деревне еще одного жителя, Рыков оделся и направился к дому, в котором, как ему сообщили, обосновался новичок. Подойдя к дому, хмуро окинул взглядом скотный двор с рухнувшей крышей, покосившуюся веранду, окна со старыми деревянными давно некрашеными рамами, тяжело вздохнул и, подумав про себя: «Попа нам только недоставало! И что с ним дальше делать прикажете?», поднялся по полусгнившим ступеням к входной двери. У двери немного задержался, прислушиваясь и пытаясь уловить хоть какие-то звуки внутри дома. Затем громко постучал и, не дожидаясь ответа, решительно потянул дверь на себя.

В избе стоял сырой затхлый запах, но большая русская печь, занимавшая едва ли не половину единственной небольшой комнатки, уже топилась, негромко потрескивая полусырыми дровами. Новый поселенец сидел на небольшом табурете за самодельным фанерным столиком и, склонившись боком к затянутому помутневшей от времени полиэтиленовой пленкой, заменявшей оконное стекло, поминутно поправляя сползавшие на нос круглые очки в простой металлической оправе, читал небольшую, но весьма толстую книгу в черном кожаном переплете. Услышав скрип половиц, он снял очки и обернулся к двери, встретив появившегося в проеме Рыкова приветливым улыбающимся взглядом.

— День добрый! — поздоровался Рыков и, пройдя к столу, по-хозяйски достал из-под него второй табурет и устроился напротив священника.

— И вам доброго здравия! — продолжая улыбаться, отозвался тот. — Чему обязан?…

Рыков замялся, не зная, с чего начать.

— В общем, я здесь вроде местного старосты! — после небольшой паузы пояснил он. — Ну и, разумеется, должен знать, кто и зачем к нам пожаловал. Живем, сами видите, на отшибе и осторожность тут — дело совсем не лишнее!

— Да, да, конечно! — торопливо согласился священник. — Я и сам собирался пройти, познакомиться с жителями, вот только хотел обогреться да подсушиться немного… Но раз уж вы меня опередили — спрашивайте. Что именно вас интересует? Секретов у меня никаких нет…

— Ну, что-то особенное выпытывать у вас мы и не собираемся! Ни милиции, ни паспортного стола у нас нет… Поэтому давайте вначале просто познакомимся! Звать меня Леонид Альбертович, я тут, видимо, самый старший — и по возрасту, да и по времени тоже. В том смысле, что живу здесь дольше всех, почти двадцать лет уже…Так что, правильнее, наверное, считать меня не старостой, а старейшиной!

На последней фразе Рыков слегка усмехнулся, поскольку считать себя старейшиной никак не намеревался. Во всяком случае, еще, по крайней мере, лет двадцать.

— Понимаю, — кивнул головой священник. — Ну, а меня можете называть отец Глеб, или просто — батюшка. Вы только не подумайте… Я не настаиваю, чтобы все тут сразу в христианскую веру обратились! Господь сам наставит вас на Путь Истинный, когда время придет! Просто «батюшка» мне как-то привычнее и удобней…

— Не возражаю! — согласился Леонид. — Батюшка, так батюшка… Только что ж занесло вас сюда, в этот забытый богом уголок? Да еще в такое неурочное время!

— Ну, это только мы так считаем, что сами выбираем и свой путь, и время для него, — усмехнулся отец Глеб. — На самом деле все в руках Господа нашего, и всё есть его Божественный промысел!

«Ну, вот, понесло!» — недовольно поморщился Леонид. — «Сейчас проповедовать начнет…»

— Нет, нет, — словно читая его мысли, поспешил уточнить отец Глеб, — я вовсе не собираюсь сейчас излагать вам основы православия! Давайте я просто расскажу вам, что привело меня в этот, как вы выразились, «богом забытый уголок», а там уж судите сами… Да, кстати, может чайку хотите? Мне тут ваши сельчане и чаю принесли, и сахару. И даже конфет с печеньем! Хорошие у вас тут, добрые люди живут! А то у меня ведь с собой кроме нескольких книг да иконы памятной, почитай, ничего и не было, никаких припасов!..

— Можно и чаю! — согласился Леонид. — А люди… Они везде, в основном, хорошие и добрые! Хотя, конечно, не всегда. И не все…

Отец Глеб поднялся из-за стола, и с неожиданной для его, очевидно, немалого возраста и солидной комплекции прытью принялся суетиться у печи, на которой стоял уже горячий старый, изрядно закопченный чайник. С висевшей на стене самодельной деревянной полки достал две алюминиевые кружки, початую пачку сахара-рафинада и небольшую мисочку, в которой оказалось с полпачки печенья и несколько конфет. Расставляя свои нехитрые припасы на столе, он продолжал рассказывать.

— Видите ли, родом я из Закарпатья, из небольшого городка Хуст, что на границе с Румынией и Венгрией. Вы, наверное, сейчас подумали, отчего ж я в таком случае не стал католиком? В тех краях православие, вроде бы, не очень жалуют… Все верно! Но дело в том, что по национальности мы русины — не знаю, слышали вы о таком народе, или нет. Не слышали? Неудивительно! Нас уже не одну сотню лет всё пытаются ассимилировать — с украинцами, румынами, чехами, венграми… Где-то — как, скажем, в той же Венгрии — это уже фактически произошло, где-то мы еще сохраняем свои корни, язык, историю… Ну, и веру, конечно же! Мой отец был православным священником, и его отец — тоже! И меня, как только вырос, тоже отправили в Киев, в духовную семинарию. А после ее окончания — в один из приходов в Прибалтике. Оттуда в другой, в Смоленской епархии, потом еще… У нас ведь служба, как в армии — куда прикажут, туда и идем служить! В общем, помотались мы с матушкой вдосталь, даже за Уралом побывали!

Услышав знакомое название, Леонид удивленно покосился на священника.

— Да, да! — заметив его взгляд, подтвердил отец Глеб. — Были и за Уралом, в Соликамске… Но вот уже третий десяток лет как обосновались — думаю, окончательно — на берегу озера в небольшом поселке Трухино. Места красивейшие, церковь старая, намоленная, и прихожане все — очень хороший народ! И, что особенно радует, не забыли о Боге! Церковь посещают регулярно, к проповедям прислушиваются… А уж в престольные праздники народу собирается великое множество! Бывает, что в церковь внутрь и не попасть сразу, дожидаться нужно! Кажется, живи себе, радуйся, да благодари Господа нашего! Да только в последние годы стали появляться в округе приезжие разные… И не дачники даже — дачников-то у нас и до того немало было! И московские приезжали, и питерские… Да, почитай, со всех краев приезжали! А эти новые… Земли все в округе скупили, домов богатых понастроили, заборами поогораживали — к озеру теперь и не подойти стало! Повсюду таблички понаставили: «Частная собственность. Охраняется законом». Да только не законом она охраняется! У них там псы бегают злющие, хуже волков! И охрана вся ходит с оружием. А на воротах вывеска: «Элитный рыбацкий клуб „Судак-Хаус“»!

Услышав это название, Рыков не удержался и громко расхохотался:

— Как вы сказали? «Судак-Хаус»?

— Вот именно — «хаус»! — подтвердил священник. — А посмотришь, как ведет себя эта элита, так хоть святых выноси! Одно пьянство и разврат! Но о том не мне судить — на то мирская власть поставлена. А ведь совсем рядом с их «хаусом» — буквально, за забором — храм стоит заброшенный, церковь святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Вот тогда я и смирил гордыню, обратился к ним: мол, не ставьте свои хоромы близко к храму — грех это! Да еще ведь у церкви, как всегда было принято, и кладбище вокруг располагалось. Получается, строили-то они свой клуб едва ли не на костях умерших! Вы лучше, говорю, если деньги у вас такие шальные, потратьте их на восстановление храма — вам же самим будет, где грехи свои замаливать! Все это я им и сказал, только результат получился совсем не такой, как я ожидал — двух месяцев не минуло, как они свой собственный храм воздвигли, неподалеку, на взгорке. Церковь построили деревянную, красивую, бревна — один к одному, гладенькие, лаком покрыты! А купола — те и вовсе золотом! Словно в первопрестольной! Да только неживая какая-то церковь вышла, словно картинка… Нарисована-то красиво, а души в ней нет! А уж как рядом с калиткой на заборе, что церковь огораживает, надпись появилась — «Вход только для членов и постояльцев „Судака“» — меня и вовсе сомнение взяло! Богоугодное ли это дело — церковь от народа отгораживать? И кто же в ней службу нести будет, коль туда такие «прихожане» ходить станут? Тогда я и решил в мир уйти…

Отец Глеб, задумавшись, надолго умолк. Леонид мелкими глотками прихлебывал горячий ароматный чай и терпеливо ждал, когда он завершит свое повествование. Наконец, не выдержал и, слегка усмехнувшись, спросил:

— Так это вы, получается, от конкурентов сбежали? Покинули, так сказать, вверенный вам пост?

Отец Глеб грустно взглянул на него и спокойно ответил:

— Напрасно смеетесь, уважаемый! Не конкурентов я опасался, а сеемого ими безверия. А пост свой покинуть мне бы Господь не позволил! На кого бы тогда я паству свою оставил? На «элиту» эту, одному Мамоне поклоняющуюся? Но и выходить с Божьим словом к людям, когда у тебя самого в душе сомнение поселилось, тоже не годится — обман это будет. Людям, тебе поверившим и доверившимся, чистый обман выйдет! Не сам я решал… Да и решился не сразу, а только когда храм освятили и батюшку в него служить поставили. А освящать приехал сам наш благочинный… По-вашему это как районный голова! Тогда я и отправился к тому, кто повыше него был, к «голове» областному, если по-вашему. Так и так, говорю, отче, нет мира в душе моей, а без мира как служить буду? Он меня выслушал и дал год на размышление и обретение душевного спокойствия. Вроде как отпуск за свой счет! За себя на приходе я оставил отца Амвросия — недавно мне в помощь прислали из епархии! Батюшка он, конечно, совсем молодой, но образованный! Да и, к тому же, современную молодежь лучше меня знает и понимает. А ежели трудности какие у него будут, так ему и матушка моя поможет! Вот и получается, если и сбежал я от кого, так это от себя… Да только от себя убежишь ли?

— Постойте, отец Глеб! — только сейчас до Леонида дошло, какой путь проделал этот немолодой уже человек в поисках душевного мира и покоя. — Так ведь от этого Трухина до нас почти сотня верст! Да не просто верст, а через заказник, где ни дорог, ни людей! Там и в советское-то время никто не жил!

— Про расстояние ничего, уважаемый, не скажу… Не силен я в километрах да верстах этих! — спокойно ответил священник. — А только добирался, считай, полную неделю!

— Неделю пешком? — ошеломленно воскликнул Рыков. — И это в середине апреля, по распутице?! А ночевали где, питались чем? Да вы меня просто разыгрываете!

— Зачем же мне вас разыгрывать? — удивился отец Глеб. — Никакой хитрости тут нет! Ночевал я где придется: когда — в заброшенных деревеньках, их, правда, не так много в этих краях, а чаще — в землянках солдатских. Вот уж их-то здесь предостаточно! Сами, наверное, знаете, какие тут бои были в Великую Отечественную! А еды я немного с собой взял — хлеба, яблок сушеных, медку баночку… Нет, голодать не пришлось! Так ведь еще и Великий Пост сейчас, неужто не помните? До Пасхи всего-то неделя осталась! Сказано же: «отправляясь в путь, помни о цели своей». И если Пасха, Воскрешение и Вознесение Господа нашего — это Цель, то Великий Пост и есть тот самый путь, по которому следует пройти, направляясь к Цели. Путь, конечно, подразумевается духовный, через очищение мыслей своих. А у меня получился еще и самый что ни на есть материальный! Думаю, это испытание мне сам Господь послал! Дабы укрепить дух мой и веру…

— Ладно, батюшка, верю! — бесцеремонно перебил его Рыков — И, честно говоря, восхищаюсь и мужеством вашим, и силой вашей духовной! Оставайтесь, живите, сколько сочтете нужным. А то, может, останетесь с нами совсем? И матушку свою сюда вызовете! Ей, конечно же, путешествовать по лесам мы не дадим, уж, найдем способ, как сюда доставить!

Так в деревне Щукино появился свой священник. А к началу июня, незадолго до Троицы, на пригорке у опушки леса, откуда отец Глеб явился в Щукино, уже красовалась крохотная, но чрезвычайно красивая часовенка, срубленная мужским населением деревни по просьбе батюшки…

 

Глава 7

Ближе к вечеру, когда солнце уже клонилось к горизонту, клев заметно уменьшился, а медленно дрейфовавшая по течению лодка приблизилась к автомобильному мосту, высоко над водой протянувшемуся между берегами, Алексей снова завел мотор. Ночевать у моста, по которому, грохоча на металлических пластинах, прикрывающих стыки мостовых плит, с шумом проносились автомобили, не хотелось, и он отогнал лодку назад, немного выше по течению. Оглянулся и, убедившись, что мост окончательно скрылся за изгибом реки, причалил к пологой песчаной отмели, далеко выдававшейся к середине русла. Здесь он выгрузил из лодки рюкзак с продуктами, отцепил привязанный к борту садок с рыбой и повесил его на заранее вбитый крепкий колышек у кромки воды так, чтобы вода полностью покрывала шевелившуюся в садке рыбу. Некоторое время Алексей раздумывал, за что взяться первым делом. Затем взглянул еще раз на быстро темнеющее небо и решительно отправился по песчаному берегу к глинистому склону. Поднявшись наверх, накопал на опушке вплотную подступавшей к берегу березовой рощицы червей, вернулся к лодке и принялся готовить донки. Занятие это отняло у него совсем немного времени, и Алексей, забросив донки ближе к основному руслу реки, где по его предположению должны были находиться глубокие ямы и обитать лещи и налимы с сомами, установил их на загодя вбитые рогатины. Наконец можно было позаботиться и об ужине…

В это же время, пока Алексей возился у лодки, двенадцатью километрами ниже по течению Рыков вышел из дома, не спеша спустился к реке и присел на край крупного валуна, прижимавшего конец мостка к берегу. Как и Алексей, он взглянул на повисшее у самого горизонта ярко оранжевое солнце, на быстро темнеющее небо, по которому едва заметно плыли небольшие полупрозрачные облака, затем перевел взгляд на медленно текущую перед ним реку и задумался. Шум двигателей строительной техники, доносившийся из-за ближайшего к деревне поворота заброшенной дороги, наконец, стих и теперь тишину летнего вечера нарушал лишь громкий всплеск выпрыгнувшей из воды крупной рыбы… «Ну, догонят они дорогу до нас, а дальше?» — Рыков то с одной, то с другой стороны пытался проанализировать происходящие уже совсем рядом с деревней события. — «То, что собираются здесь себе дачи строить — понятно! Только почему в такой глуши? Что, поближе к цивилизации мест уже не осталось? Нет, тут что-то другое…»

«Разведка» в лице двух молодых односельчан, постоянно информировала Рыкова обо всех, происходящих на дороге событиях. Но содержание переговоров Хабелова с губернатором области им, разумеется, известно не было. И Рыков, чувствуя недостаток информации, напряженно искал ответы на все новые возникающие у него вопросы. Затем, видимо, устав от этих бесплодных попыток, еще раз взглянул на окончательно потемневшее, покрытое многочисленными звездами небо, развернулся и, прихрамывая на покалеченную ногу, стал подниматься по склону к уже светившимся своими окнами избам…

Алексей, тем временем, собрав на берегу многочисленные, оставшиеся еще с половодья, но уже высушенные солнцем сучья и ветви, он сложил из них небольшой, но плотный костер, предварительно выложив площадку под ним крупными плоскими камнями, которые нашел тут же на берегу. Затем вынул из садка небольшого, пойманного им на спиннинг судачка, вычистил и уже собирался, было, зажарить его над костром, надев на тонкую тщательно оструганную палочку, когда неожиданная мысль пришла ему в голову: «А давай-ка мы запечем тебя, дружок, в глине!»

Этим способом он пользовался не раз, правда, в далеком детстве. Когда с такими же, как он, пацанами, проведя целый день на море, накупавшись до синевы и проголодавшись до острых колик в животе, они били самодельными острогами прятавшуюся на мелководье в песке камбалу. Остроги эти изготавливались тут же, на берегу, всего за несколько минут. Для этого бралась длинная прямая палка, к концу которой тонкой проволокой приматывалась обычная алюминиевая вилка, как правило, «заимствованная» юными рыбаками в ближайшей столовой. После этого они становились цепочкой и брели по неглубокой песчаной косе, методично втыкая свои «вилки» в песок. Камбала, как все местные мальчишки не раз и сами могли наблюдать, любила отдыхать здесь, на мелководье. Словно огромный лист неведомого растения она плавно опускалась на песчаное дно и принималась мелко вибрировать, поднимая небольшое облачко песка и постепенно погружаясь в него. Вскоре над песком виднелись только два ее небольших черных глаза. Хитрость же такой охоты заключалось в том, чтобы, почувствовав легкое дрожание попавшей в цель остроги, тут же просунуть в песок под тело пригвожденной к нему рыбы руку, чтобы прижатая к зубчикам вилки ладошка не позволила рыбе соскочить с остроги. Рыбаки-промысловики, с которыми мальчишки частенько встречались на берегу лимана, говорили, что такая ловля считается браконьерством… Но много ли пацанам этой рыбы было нужно? Проходило всего каких-то десять — пятнадцать минут, и у них на проволочных куканах у пояса оказывались по одной, а то и по две небольших рыбины. Ожидавшие их на берегу друзья — а острог, как правило, хватало не на всех — разводили тем временем из плавника костер, и теперь оставалось только вычистить пойманную рыбу и, хорошо обмазав ее глиной, засунуть в пышущие жаром красные угли. Спустя еще десяток минут лакомство было готово.

Именно таким способом и решил воспользоваться Алексей сейчас. Наковыряв на склоне берега синеватой кембрийской глины, он тщательно размочил ее в воде и обмазал получившейся «замазкой» вычищенного и вымытого в реке судака. Затем дождался, когда костер прогорит, и от него останутся только угли, разгреб их, уложил судака на находившиеся под углями камни и засыпал его углями сверху. Самым трудным для Алексея оказалось, вдыхая исходивший от углей запах запекавшейся рыбы и глотая обильную слюну, дождаться окончания процесса приготовления. Но нежный вкус получившегося блюда окупил все его мучения, а хороший глоток из заветной фляги сделал ужин поистине царским…

Проснулся он рано, едва начало светать. Взглянув на часы и отметив, что ему сегодня еще возвращаться назад, в город, быстро свернул крохотную одноместную палатку, которой укрывался ночью. Вчера вечером устанавливать палатку Алексей не стал, решив заночевать прямо в лодке, лишь накрывшись палаткой сверху от ночной и утренней росы. Палатку он сунул в рюкзак, а его, в свою очередь, бросил в передний отсек лодки. Проверив установленные с вечера донки и обнаружив на одной из них крупного подлещика, довольно хмыкнул: «Неплохое начало!» После этого он сменил снасть на донках на ярких, похожих на крохотных щучек, воблеров и уложил все вещи в лодку. Лодку, которую накануне вытащил на берег подальше от кромки воды, столкнул в воду, запрыгнул в нее и немного отгреб на веслах от берега, уходя с мелководья. Затем завел мотор и вырулил на основное течение реки. Здесь он опять заглушил мотор и достал обе удочки. Установил удилища в специальные упоры у бортов, опустил снасти за борт, после чего вновь завел мотор и на самых малых оборотах, подгоняемый едва заметным в это время года течением, медленно отправился вниз по реке.

Однако, вопреки его ожиданиям, клева не было. Спустившись вниз по течению уже на добрый десяток километров, он поймал лишь пару окуней и одну небольшую щучку — «карандаша», как называли таких щучек местные рыбаки. Алексей хмуро смотрел на тянувшиеся за лодкой лески, на покрытые густой растительностью берега реки, и мысль о прекращении этого бессмысленного занятия все чаще приходила в его голову. Неожиданно резкий рывок едва не выдернул одно из удилищ из крепления. Лодка замедлила ход, а затем, несмотря на продолжавший работать мотор, и вовсе остановилась. «Ну, вот, теперь еще и зацеп! Топляк, похоже…» — расстроено подумал Алексей и поспешно заглушил мотор. Он несколько раз осторожно потянул удилище на себя, попробовал крутить катушку — все бесполезно. Терять воблер не хотелось, поскольку как назло в этот раз он решил не брать с собой запасные снасти. Тогда Алексей взялся обеими руками прямо за леску и принялся тянуть ее на себя — прием, нередко выручавший его в подобных ситуациях. К его радости, глубоко врезавшаяся в ладони леска едва заметно подалась. «Нет, не топляк! Сук, наверное…» — догадался он. — «Ну, такого-то мы и руками вытянем!» Порвать леску он не опасался. Финская «сороковка»*, намотанная на обеих удочках, легко выдерживала на рывок до тридцати килограмм, а уж на растяжение — и того больше. И только подтянув воблер уже совсем близко к борту, Алексей неожиданно почувствовал, как снасть плавно пошла в сторону. Затем так же медленно и плавно — в другую… «Что за черт!» — удивился он. — «Течения ведь почти нет!» В этот момент на другом конце лески раздался громкий всплеск и над водой мелькнул широкий черный хвост. Чувствуя, как от волнения забилось сердце, Алексей осторожно подтащил рыбу вплотную к борту и затем рывком обеими руками втянул ее в лодку — огромный, килограммов на пять, налим лениво постукивал хвостом по туго накачанному днищу лодки прямо между ног Алексея.

Рыков тоже проснулся рано. Ощущение надвигающейся опасности уже вторую неделю не покидало его, мешая спокойно уснуть вечером, и заставляя просыпаться ни свет, ни заря. Умывшись под висевшим в углу кухни умывальником, он поставил на двух конфорочную туристскую газовую плитку чайник, дождался, пока он закипит, и заварил себе в большой фарфоровой чашке пакетик «Принцессы Нури». Выпив чай, надел старую, выцветшую и застиранную до белизны камуфляжную куртку, натянул на ноги короткие резиновые сапоги и вышел наружу. Деревня еще спала, и тишину нарушало только пение ранних птиц, да негромкое потявкивание чьей-то беспокойной собаки. Закуривая на ходу, Рыков спустился к реке и, уже дойдя почти до самого мостка, заметил в сотне метров выше деревни медленно плывущую по течению лодку. Мотор на лодке едва слышно мягко урчал, а с обоих бортов далеко назад тянулись тонкие нити лески. Ни на лодку, ни на сидевшего в ней лицом к корме мужчину Рыков особого внимания не обратил — за день таких лодок проплывало мимо деревни немало. И лишь когда лодка заметно приблизилась, а сам он почти дошел до мостка, Рыков узнал в сидевшем в лодке рыбаке того самого мужчину, с которым днем раньше столкнулся в райцентре. Изуродованное страшным ожогом лицо неожиданно осветила мягкая улыбка. Он, не спеша, вразвалочку, слегка прихрамывая на покалеченную ногу, дошел до края мостка и остановился там, широко расставив ноги.

За возней с налимом Алексей не заметил, как продолжавшая медленно дрейфовать по течению реки лодка приблизилась к берегу, до которого теперь оставалось каких-то пятнадцать-двадцать метров. Он торопливо отцепил воблер от широкого плоского рта налима, опустил снасть за борт и вновь запустил лодочный мотор. Но, уже начав выруливать на основное течение, почувствовал с берега чей-то взгляд. Алексей обернулся и посмотрел на берег — на далеко выступавшем в реку дощатом мостке стоял высокий мужчина, в котором Алексей с удивлением узнал вчерашнего незнакомца, встреченного им в райцентре. Широко расставив ноги в коротких резиновых сапогах и засунув руки в карманы штанов, незнакомец стоял у самого края мостка и, улыбаясь, смотрел на медленно проплывавшую мимо лодку. Поймав взгляд Алексея, еще сильнее скривил изуродованный шрамами рот и громко насмешливо произнес:

— Чего уставился, дядя! Да, я это, я!

— Ленька, Бычок! — уже не сдерживая себя, радостно заорал Алексей.

Забыв о свисавших с обоих бортов лодки удочках, о тянувшихся за ними снастях, о болтавшемся у борта садке с рыбой, он до упора крутанул ручку газа, развернул сразу осевшую на корму лодку и направил ее прямиком к берегу. Скрипя прорезиненной тканью по песку, она вылетела на берег, едва не сбив волной стоявшего на мостке Рыкова, но тот словно не заметил этого, спрыгнул с мостка в воду и, широко раскинув руки и загребая голенищами сапог воду, шагнул навстречу уже вываливавшемуся из лодки Алексею:

— Ну, здравствуй, братишка, здравствуй!..

 

Глава 8

Обычный деревенский «пятистенок» старухи Козиной, за бесценок купленный когда-то Рыковым у администрации сельского поселения, за прошедшие без малого два десятка лет изменился неузнаваемо. С разных сторон к нему были пристроены всевозможные, самого необычного вида верандочки и комнатки, чердак превратился в мезонин с крохотным «французским» балкончиком с одной стороны и широкой террасой с другой. И все это архитектурное многообразие было аккуратно выкрашено в самые невероятные цвета.

— Да тебя, брат, раскулачивать пора! — подходя к дому, шутливо заметил Алексей. — Архитектура — чистый Ле Корбюзье!

— Да твой Корбюзье от зависти удавился бы, если бы увидел! — хвастливо заявил Рыков, весьма довольный произведенным на Алексея впечатлением. — Ты, кстати, еще внутри не был! А там, между прочим, тоже есть на что посмотреть!

— Вот я и говорю — пора раскулачивать! — рассмеялся Алексей. — Давай, боярин, веди в свои хоромы!

Некоторое время спустя, проведя Алексея по всем закоулкам своего необычного «дворца», Рыков усадил его за массивный дубовый стол в центре довольно просторной кухни, а сам принялся суетиться у самодельной кухонной стенки, занимавшей всю боковую стену кухни.

— Ты же, наверное, не завтракал? — не оборачиваясь, поинтересовался он. — Сейчас немного перекусим…

Вскоре на столе перед Алексеем появилось два больших блюда с теплыми еще пирогами — «Эти с рыбой, а эти — с грибами!» — пояснил Рыков, — а затем и небольшой никелированный электрический самовар.

— У вас тут и электричество? — удивился Алексей. — Я что-то столбов не заметил… Или у тебя генератор?

— Есть и генератор… — заливая заварник кипятком из самовара, пробормотал Рыков.

Затем вернулся к своим шкафчикам, достал из них мешочек с какой-то сушеной травкой — «чуть не забыл!» — и бросил несколько листиков в чайник.

— И генератор есть, и обычная сеть имеется! — усаживаясь напротив Алексея, самодовольно ухмыльнулся Рыков. — Поставили «ТЭПушку»* возле ЛЭП, со счетчиком, как положено! Теперь раз в квартал езжу в райцентр, сдаю показания, перечисляю бабки… Ты, кстати, меня как раз и встретил, когда я деньги снимал для оплаты!

Алексей налил себе чаю, выбрал пирог попышнее, однако, уплетая один пирог за другим, мучительно соображал, как спросить о том, о главном… Наконец Рыков сам, видя, что того мучает множество вопросов, подсказал:

— У тебя, я так понимаю, ко мне накопилось множество вопросов, верно?

Алексей бросил на него благодарный взгляд и согласно кивнул головой:

— Точно! Вот только не знаю, как спросить…

— А ты не ломай голову — я сам все расскажу. А начну, пожалуй, со своей «смерти». Выходной день был тогда, суббота. Жили мы тогда уже в собственном доме — да ты должен помнить, я ведь рассказывал тебе! Да… А в тот день мы, как обычно, с утра поездили по магазинам, заскочили на рынок — жили-то, считай, почти за городом! — и где-то к обеду вернулись домой. Ольга с Лешкой сразу в дом пошли, а я машину в гараж загнал, ворота закрыл и тоже зашел. Только через гараж — там сбоку дверь была, прямо в прихожую и лесенка такая небольшая. Гараж-то на земле, а прихожая — метра на полтора повыше, там под ней технический этаж был, вроде подвала, что ли… Вот… Ну, я уже подниматься начал, когда Ольга мне из прихожей крикнула:

«Лень, ты продукты из машины забрал?»

«А, блин», — думаю, — «забыл!» И рванул назад в гараж. Обежал машину — она к двери левым боком стояла, а сумка с продуктами — с другой стороны, у правой дверки — и уже хотел, было, дверку открыть, как вдруг что-то как шар-рахнет! Словно самолет, когда на сверхзвук переходит. Ну, меня тут от машины к стене кинуло, и я сразу оглох. Совсем оглох, на оба уха… А из двери, что в прихожую вела дли-и-нный такой язык пламени вырвался и давай по потолку гулять! А я как раз недавно потолок в гараже плиткой оклеил — такой, знаешь, из тонкого пенопласта! Они тогда только-только в продаже появились. Наши «мешочники» их из Польши возили… Ну, и эта плитка от этого «языка» сразу занялась! Нет, не гореть стала, а быстро-быстро так плавиться! А тут еще вижу, по наружной стене, к которой меня взрывом кинуло, вдруг трещина пошла. Большая трещина, от потолка и до самого пола. И плита перекрытия, которая на этой стене лежала, стала медленно опускаться вниз…

Январь 1992 г.

Боковым зрением Быков заметил, как по наружной стене, к которой его бросило взрывной волной, пошла вначале небольшая, но быстро расширяющаяся трещина. Вскоре трещина уже достигла пола, а затем с верхнего края стены стали по одному вываливаться наружу кирпичи, и лежавшая на них бетонная плита перекрытия начала опускаться вниз. Она опускалась медленно, словно при замедленной съемке, рывками, выдавливая постепенно наружу один за другим составлявшие её опору кирпичи и, по мере того, как кирпичей оставалось все меньше, все сильнее увеличивая скорость падения. «К машине, Ганс, к машине!» — взявшийся невесть откуда, прямо в его мозгу прозвучал голос Змея. Впоследствии ему скажут, что именно машина, принявшая основной удар — вначале, взрывной волны, а затем — рухнувшей сверху плиты — спасла его от смерти. Но в тот момент он ни о чем не рассуждал, просто выполняя принятый мозгом приказ.

Лежа на левом боку, извиваясь всем телом, словно уж, он подполз к машине и прижался к остро пахнувшему резиной заднему колесу, когда плита, наконец, рухнула, придавив его отставленную в сторону ногу. От жуткой боли Быков громко закричал, а плита, даже встретив неожиданную опору, все равно продолжала ползти вниз, выдавливая остатки кирпичей из стены и все сильнее прижимая его ногу к полу. По пенопластовым плиткам, покрывавшим ее поверхность, временами пробегали тонкие синие огоньки пламени, и от этих огоньков плитка плавилась и, словно дождик, то редкими капельками, то целыми струйками стекала на землю и на лицо лежащего на полу Быкова. «Дождь? Откуда дождь? Зима же на дворе!» — пришла в голову неожиданная мысль, и это было последнее, о чем он успел подумать, прежде чем окончательно провалился в безмолвную черноту забытья…

* * *

— Очнулся я только на шестые сутки…

Леонид рассказывал совершенно спокойным голосом, видимо, уже давно и не один раз прожив и пережив в памяти все события того страшного дня, и теперь лишь стараясь не упустить в своем повествовании каких-либо важных, на его взгляд, деталей.

— Врачи сказали, что, в общем-то, отделался легко: переломом коленного сустава — заметил, наверное? (Алексей кивнул головой) — ну, и еще ожогом…

Он машинально потрогал шрам на щеке, потом похлопал себя по карманам, встал, подошел к кухонной стенке, открыл один из шкафчиков и достал с полки пачку сигарет. Затем повернулся к Алексею:

— Пошли, покурим?… Ты как, не бросил?

Не дожидаясь ответа, он направился к двери, и Алексей, торопливо встав со своего стула, последовал за ним. Выйдя из дома, они присели рядом на ступени крыльца и, закурив, некоторое время молча тянули свои сигареты.

— Сила привычки! — неожиданно заметил Рыков.

Алексей удивленно посмотрел на него:

— Ты об этом?

Он показал на дымящуюся в руке сигарету.

— Нет! — отмахнулся Рыков. — Хотя и это тоже! Я о другом… Ведь сколько лет уже живу один, а закурить в доме не могу! Хоть ты меня убей! Все время такое ощущение, что в доме ребенок…

Он еще раз глубоко затянулся, затем решительно затушил сигарету в стоявшей тут же на ступеньках консервной банке, и, казалось, безо всякой связи с предыдущим, неожиданно сказал:

— Короче, первое, что я увидел, когда открыл глаза — была круглая физиономия в белом докторском колпаке и белом халате, наброшенном прямо поверх темного костюма. Физиономия явно была нерусская. Я еще подумал, башкир или татарин…

Январь 1992 г.

Первое, что он увидел, был невысокий круглолицый и коренастый мужчина в белой шапочке и белом халате, наброшенном поверх строгого темного костюма. «Башкир или татарин…» — лениво шевельнулось в голове. — «Врач, наверное… Хотя нет, врачи так халаты не носят…» Думать было тяжело, и он вновь устало закрыл глаза. Однако сидевший на металлическом табурете у кровати мужчина, заметил его движение и осторожно, но настойчиво принялся трясти за плечо:

— Леонид Альбертович, пожалуйста, если вы в состоянии говорить, откройте глаза! Я следователь! Это нужно и мне, и вам! Я вас очень прошу, всего несколько вопросов…

Быков с трудом вновь открыл глаза, вопросительно взглянул склонившегося над ним человека и попытался ответить, но лицо было словно стянуто маской, и мышцы отказывались повиноваться.

— Если вам трудно говорить, просто кивайте головой, или моргайте! Что вам легче? Моргать? Вот и ладненько! — наклонившись к самому лицу Быкова, негромко и вкрадчиво зачастил следователь.

При разговоре он поминутно поднимал глаза и поглядывал на дверь палаты, словно чего-то опасаясь, но за то короткое время, пока длилась их первая встреча, в палату никто не заглянул.

— Я знаю, что незадолго до этого… — он запнулся, подбирая слово помягче, — несчастья… вы встречались с представителем какой-то коммерческой организации…

Леонид утвердительно моргнул.

— И они предложили вам сотрудничество в закупе и поставке очередной партии продовольствия, так?

Леонид снова моргнул и вопросительно взглянул на следователя. Тот сразу догадался, что означает этот взгляд и пояснил:

— Мы полагаем, что взрыв в вашем доме произошел не случайно, хотя официальная версия выстроена как раз на случайном, бытовом характере происшедшего. Дело в том, что причиной взрыва стал баллон с ацетиленом… Ну, такой, большой баллон, из тех, что используют при сварочных работах! Его остатки обнаружили в доме на месте взрыва… У вас велись какие-нибудь сварочные работы в прихожей?

Быков не мигая, тревожно смотрел в лицо собеседнику.

— Нет? Я так и думал… А не припомните название той фирмы? Ну, которая предлагала вам сотрудничество!

Быков, не в силах даже пошевелить губами, и, не зная, как изложить свой ответ, пошарил глазами вокруг. Затем, заметив в руках следователя ручку и листок бумаги, указал взглядом на них. Тот, понимающе кивнул, осторожно своей рукой выпростал из-под одеяла правую руку Быкова, вставил в пальцы ручку и подсунул под нее листок. Пальцы слушались плохо, и Быков после долгих стараний сумел изобразить только небольшой кружок.

— «Круг»? «Шар»? — попытался угадать следователь, но Быков продолжал, не мигая, смотреть на него.

Затем снова сжал пальцами ручку и нарисовал рядом с кружком корявую фигуру, отдаленно напоминающую контуры африканского континента.

— «Африка»? Нет?

Следователь на мгновение задумался, и тут его осенило:

— «Глобус»? Ну, конечно, как я сразу не сообразил, «Глобус»! Знакомая компания…

От волнения он даже привстал, было, со стула, но тут же, вновь оглянувшись на дверь, быстро сел.

— Еще, буквально, пару вопросов и я вас оставлю в покое… Итак, если я правильно понял, речь идет об ООО «Глобус»? — продолжил он все тем же негромким вкрадчивым голосом. — Ну, учредители нам хорошо известны: Николай Пузырев, он же «Пузырь», местный криминальный авторитет, Анатолий Левицкий — в обиходе «Толян», правая рука Пузырева, «силовик», и Рудольф Кунц, или просто «Немец» — мозговой центр группировки, ее, можно сказать, финансовый директор… Ну, вот теперь все стало на свои места! Да, кстати, какой процент от сделки они требовали передать им? (Быков закрыл один глаз) Пятьдесят? От почти двухсот миллионов долларов? Однако!.. Ну, все, все! Больше никаких вопросов! Поправляйтесь, набирайтесь сил, а я попозже зайду, когда вы сможете нормально разговаривать…

 

Глава 9

Быков встал со ступенек и, сделав шаг по направлению к калитке, спросил:

— Так ты точно решил ехать сегодня? Ну, ладно, не буду настаивать, пошли к лодке…

Он подождал, пока Алексей последует за ним, и продолжил рассказывать:

— В следующий раз он появился у меня почти через две недели. Я к тому времени действительно уже почти полностью оклемался. Щеку заклеили каким-то специальным клеем, а вот с ногой у них получилось не очень… Хирург, который мне сустав из осколков собирал, напортачил. Собрать-то собрал, а снимок посмотрел то ли невнимательно, то ли совсем не смотрел… Короче, неправильно срослись кости! Теперь хожу как этот, как его… граф Доширак!

— Кто-кто? — изумленно переспросил Алексей.

— Ну, этот… из «Анжелики»! — раздосадованный непонятливостью друга, уточнил Рыков.

— А-а… — догадался, наконец, Алексей, — де Пейрак, наверное?

— Ну, да! А я как сказал? Да, бог с ним, с этим графом! Я уже привык, даже внимания не обращаю… И к шраму на щеке тоже. Да и люди, я заметил, только поначалу пугаются! А после ничего, привыкают…

Они уже вышли со двора и теперь не спеша возвращались к реке.

— А хорошо у нас тут, правда? — обернулся к Алексею Быков. — Тишина такая, что аж в ушах звенит! А у реки наоборот — журчит все время… Словно кошка мурлычет! А ночью звезд на небе!.. Я больше нигде столько не видел! Оно, конечно, понятно: других-то источников света — ну, там фонарей уличных, рекламных вывесок, многоэтажек со своими окнами — здесь нет! То-есть, звездам никто светить не мешает! Вот они и светят…

— Тебя послушать, так здесь вообще «земля обетованная»! — почувствовав невольную зависть, натянуто усмехнулся Алексей.

— «Обетованная», говоришь? Тебе бы на этот счет с нашим батюшкой пообщаться, с отцом Глебом! Я, кстати, недавно сцепился с ним на эту тему…

— Постой, так у вас еще и батюшка свой имеется? — бесцеремонно перебил его Алексей.

— У нас еще и церковь своя имеется! — гордо добавил Рыков, но тут же поправился:

— Ну, не то, чтобы церковь… так, часовенка… Но очень красивая! Пошли, посмотришь! Можем заодно и к отцу Глебу заглянуть — он там рядом живет.

— Нет, давай к батюшке в следующий раз, ладно? — попросил Алексей и украдкой бросил взгляд на наручные часы.

— Торопишься? — поинтересовался Рыков.

Обида в его голосе казалась едва заметной, но Алексей уловил ее и виновато опустил голову:

— Извини, старик, там супруга уже, наверное, волнуется… К тому же я обещал ей звонить почаще, а сам со вчерашнего вечера еще ни разу не отзвонился!

— Супруга — это серьезно! Значит, пошли звонить супруге! — с легкой добродушной усмешкой согласился Рыков и с легкой хитрецой в голосе добавил:

— Правда, мобильники у нас только с пригорка берут, от часовни…

Алексей невольно рассмеялся и поднял вверх обе руки:

— Ладно, убедил! Пошли смотреть часовню! Только ты все-таки доскажи свою историю! А то я так и не понял, за каким лешим тебя сюда принесло!

— Тогда вперед! По дороге доскажу… — скомандовал Рыков и, слегка подволакивая искалеченную ногу, решительно двинулся по выложенной речной галькой извилистой широкой дорожке вверх, к видневшейся у опушки леса часовне.

Алексей, задержавшись на секунду, окинул его сбоку взглядом и солидно констатировал:

— А что, и вправду похож! Точно, этот… как ты сказал? Граф Доширак! Хоть завтра на съемки!

— Ладно, «феллини», шевели батонами! — ухмыльнулся Рыков. — А то супруга, поди, совсем заждалась! Так, на чем, говоришь, мы остановились? А, вспомнил — на том, как ко мне следователь во второй раз пришел! Так вот, ровно через две недели он снова появился в моей палате…

Февраль 1992 г.

В следующий раз следователь появился у Быкова ровно через две недели. Но теперь он выглядел как обычный посетитель, зашедший навестить больного товарища — в руке был большой полиэтиленовый пакет, в котором оранжево просвечивали апельсины, а в заметно оттопыривавшемся под белым больничным халатом пиджаке угадывалась сунутая за пазуху бутылка. Бутылку, впрочем, семенившая позади него дежурная сестра, решительно отобрала: «Что это вы себе позволяете! Здесь больница, а не пельменная!». Следователь неожиданно легко уступил ей бутылку и, когда она, возмущенно хлопнув дверью, вышла из палаты, нагнулся к лежавшему на кровати Быкову и шепотом пояснил:

— Это для конспирации! После объясню… Вам вставать, ходить уже разрешают? Тогда давайте я помогу одеться! Пойдемте, прогуляемся по двору — разговор есть…

Они спустились к служебному выходу, через него вышли в небольшой сквер, расположенный позади больницы, и теперь медленно прогуливались по единственной дорожке, покрытой плотно утрамбованным ногами больных снегом, и тянувшейся вдоль окон больничных палат от одного забора к другому. Быков неуклюже ковылял на одной ноге, опираясь на костыли и держа другую, закованную в гипс, на весу. Иногда он случайно задевал ею за встреченный на пути выступ или бугорок, и тогда колено пронзала острая игла мгновенной боли, заставляя его невольно морщиться. Заметив это, следователь хотел взять его под руку, но Быков решительно замотал головой:

— Так мы еще и грохнемся парой! Вот тогда моему колену точно хана будет!

Когда они отошли от дверей на достаточное, по мнению следователя, расстояние, он негромко спросил:

— Хотите знать, что в действительности произошло с вами и вашей семьей? Если — нет, то я больше не стану вас беспокоить своим присутствием. Вы и так в этой истории самая пострадавшая сторона!

— А что нового вы мне может сообщить? — с трудом выталкивая слова через перекошенный травмой и стянутый многочисленными пластырями рот, равнодушно поинтересовался Быков. — Я и без того уже понял, что это дело рук Пузырева и его компании. И причина, в общем-то, тоже большого секрета не представляет — почти сотня миллионов долларов… Если говорить точно — половина от ста семидесяти двух миллионов, от того транша, который нам должна была выделить Европейская гуманитарная миссия. А доказательств, как я понимаю, у вас никаких нет, верно? Видно, сейчас время такое, что убить легко, а доказать — трудно. Да, что там — практически невозможно! Ну, и чем вы мне можете помочь? Посочувствовать? Кстати, вы так и не представились…

— Да, конечно, извините… Кияшев, Равиль! — торопливо назвал себя следователь. — Отчество не называю — вы его все равно ни произнести, ни, тем более, запомнить не сможете!

— Отчего же? — голос Быкова по-прежнему не выражал никаких эмоций. — На память я, вроде бы, до сих пор не жаловался!

Следователь скептически усмехнулся:

— Ну, если настаиваете… Отца моего звали Нурмухаммеддин. Продолжать?…

Быков на секунду задумался, потом тоже усмехнулся и согласно кивнул головой:

— Вы правы, лучше без отчества! Да, между прочим, у меня самого оно не слишком благозвучное! Так что, давайте оба обойдемся без этих политесов! И вообще — почему бы просто не перейти на «ты»? Не против? Тогда, может, объяснишь, зачем такая конспирация? Ни опасности, ни даже интереса для этой публики я, как мне кажется, не представляю… Во всяком случае, с их точки зрения!

Кияшев бросил на него короткий косой взгляд и, снова глядя себе под ноги, негромко произнес:

— Как я и думал…

— Что думал? — неожиданно обозлился Быков, прекрасно расслышавший и понявший его негромкое замечание. — Что я постараюсь отомстить?! Не забывай — у меня там жена и сын остались…

Произнести «погибли» он не смог. Слово застревало в глотке, вызывая в ней першение, и едва не заставив Быкова закашляться.

— Жена и сын… — повторил он и жестко закончил мысль. — Поэтому, так или иначе, а ответить им придется! И рассуждать на эту тему или обсуждать ее я не собираюсь!

Такая длинная фраза далась ему с трудом, и он замолчал, стараясь успокоить и дыхание, и бешено колотившееся сердце. Он неловко зажал один костыль под мышкой и, опираясь на второй, полез в карман пальто за носовым платком. Достав платок, прижал его к начавшим кровоточить губам, и некоторое время держал так. Затем убрал платок в карман и обернулся к наблюдавшему за его действиями следователю:

— Еще вопросы?

Кияшев огорченно покачал головой:

— Зря… Я и не собрался тебя ни в чем убеждать! Ты ведь не малое дитя, и не мужик безграмотный — сам прекрасно все знаешь и понимаешь… В том числе и о том, что отвечать за свои поступки, если так случится, придется не только им, но и тебе! Только, прежде чем кидаться с шашкой на амбразуру, может, все же выслушаешь меня?

— Да я, в общем, и не против… — смутившись, ответил Быков. — Извини, погорячился…

— Ничего, я все понимаю… Ладно, вернемся лучше к нашим «баранам», в смысле — ко всем этим «пузырям» и «толянам». Только давай так: я тебе по порядочку все изложу и разложу, а после ты уже задашь свои вопросы, если они, конечно, появятся, договорились?…

Следователь подумал немного, собираясь с мыслями, затем стал рассказывать:

— Ну, прежде всего, я здесь представляю не местную милицию или прокуратуру, а областной УБОП. Но и это, говоря откровенно — надеюсь, мы говорим откровенно? — не совсем правда… Точнее, не вся правда. Фактически, местный УБОП — только прикрытие. На самом деле меня еще полгода назад командировали сюда из Москвы. Есть там при ФСК служба такая, СЭБ называется… А с тобой мы знакомы уже давно, почти год.

Быков удивленно покосился на него, но ничего не сказал. Заметив его взгляд, Кияшев пояснил:

— Все эти ваши «гуманитарные» фонды давно вызывали у нас подозрения. Деньги крутятся огромные, продовольствие, вроде бы, тоже закупается в больших количествах, а из регионов постоянно жалобы идут — мол, опять на прилавках пусто, талоны отоваривать нечем. Зато коммерческие лавки от товаров ломятся! В общем, было решено провести массовую проверку их деятельности. Понятное дело, афишировать проверку никто не собирался, поэтому нас и отправили по регионам — вроде как «в помощь» местным УБОПам. Но и их тоже особо посвящать не стали — было такое предположение, что они во всех этих махинациях каким-то боком участвуют. Не напрямую, конечно! Где-то информацией поделятся, где-то наоборот — придержат ее… В том числе и от нашей службы! А на тебя я обратил внимание сразу, как только приехал сюда и занялся вашим фондом. Навел по нашим каналам справки, а когда получил подробную оперативку, решил задействовать тебя в операции напрямую.

— Это вроде «агента под прикрытием»? — язвительно поинтересовался Быков. — «Знаем, плавали»… Я этих американских боевиков уже насмотрелся по видеосалонам, когда по аэропортам мотался, да вылета сутками ждал! А меня спросить постеснялись? Ну, типа, «готовы ли вы, дорогой наш Супергерой, еще раз рискнуть жизнью за любимую нашу Родину?» Или были уверены, что я тут же соглашусь? Извини, но этими пирогами я еще при «совке» наелся досыта!

Кияшев невозмутимо выслушал его гневную отповедь и спокойно заметил:

— Так ведь не задействовали! Просто не успели… А если бы успели, может, здесь нам и встречаться бы не пришлось! Да и твои, скорее всего, были бы живы …

«А ведь он прав!» — с неожиданной злостью подумал Быков, а вслух с досадой ответил:

— Тем более, значит, хреново работаете! Как обычно, всё «задним умом», да «знал бы, где упасть…»

— Извини, — согласился следователь, — есть тут, конечно, и моя вина, только… Это же был не первый твой контракт, правильно? Ну, и где гарантии, что все это не могло произойти раньше, до того, как мы на них обратили внимание? А ты сам? Неужели не подумал, что на такие серьезные суммы обязательно найдутся желающие их прибрать к рукам? Тем более в наше время! Расслабился, видно, гордыня взыграла! Я, мол, теперь большой человек, уважаемый… За границу летаю, как домой, денег немеряно! Платили-то неплохо, наверное?

— Неплохо… — хмуро отозвался Быков, понимая, что следователь, в общем-то, прав, — Десять штук «зелеными»…

— Ух, ты! — завистливо присвистнул Кияшев. — Действительно, неплохо! Нам такие зарплаты и не снились… Ну, да ладно, хватит сопли и слюни жевать! Давай к делу…

 

Глава 10

Чем выше поднимались они по косогору, тем больше открывалась стоявшая у опушки небольшая часовня.

— Сами, говоришь? — не отрывая от нее взгляд, недоверчиво переспросил Алексей. — Заливаешь! Перевезли, небось, из какой-нибудь заброшенной деревушки…

— Сами! — солидно, с гордой улыбкой подтвердил Рыков, явно довольный произведенным впечатлением. — Чего мне заливать? Поручил своим мальцам, они по Интернету порылись — по архитектурным сайтам, по туристическим, где памятники деревянного зодчества указаны… А там же и фотографии есть, с любого ракурса! Эту мы с Кижей скопировали. Не полностью, конечно, немного и своей выдумки добавили… Но все под контролем отца Глеба — он у нас вроде как за Главного Заказчика! А после бревен из реки натаскали — да, заметь, бревна дубовые, от воды уже черные! Правда, дуб в воде каменеет, и что-то рубить из него потруднее, чем из железа ковать! Но, ничего, помаленьку справились! Как говорит отец Глеб, с Божьей помощью!

Вдоволь налюбовавшись этим маленьким рукотворным чудом, Алексей вспомнил, наконец, о своем намерении позвонить жене. Он вытащил из нагрудного кармана мобильник и вопросительно взглянул на Рыкова.

— Звони! — милостиво согласился тот. — Да не забудь от меня привет передать! Скажи, жаждет познакомиться!

Алексей отошел в сторонку и, набрав код быстрого вызова, прижал трубку к уху.

— Ну, ты где? — раздался встревоженный голос Ирины. — Со своей рыбалкой уже забыл, конечно, обо всем на свете! Обещал ведь, что будешь звонить чаще!

— Ну, извини… — принялся виновато оправдываться Алексей. — Я тут, понимаешь, друга встретил, давнего… Очень давнего, еще с института… Мы с ним в общаге в одной комнате жили… Нет, ну что ты, какая пьянка! Я же за рулем! Да, обязательно, к вечеру буду дома… Да, буду осторожно… Не волнуйся… Ну, все, ладно, до вечера! Целую…

— Ну, так что, заглянем к батюшке? — спускаясь по тропинке назад, в деревню, Леонид кивнул головой в сторону небольшого аккуратного домика, стоявшего у самой окраины, неподалеку от часовни.

— Нет, старик, времени уже совсем мало осталось… Давай в следующий раз, ладно? — извиняющимся тоном попросил Алексей. — Да и неловко так, без приглашения…

— Насчет приглашения можешь не переживать! Отец Глеб сам говорит: «Чтобы с Господом общаться приглашение не требуется! А я у него, вроде как, посредник!» Правда, всегда добавляет, что, мол, в посредниках Бог тоже не нуждается. Впрочем, смотри сам…

— Товарищ Рыков! Товарищ Рыков! — донесся откуда-то из-за спины высокий женский голос.

От неожиданности оба приятеля обернулись — сбоку по тропинке, ведущей от одного из домов, который они уже миновали, к ним торопливо спускалась невысокая худощавая старушка. Впрочем, название «старушка» совершенно не сочеталось с ее обликом. В строгом, темно-коричневом в тонкую полоску «английском» костюме, под которым виднелась однотонная бежевая капроновая блузка, стянутая у ворота коротким коричневым же — в тон костюму — бантом, завязанным в виде галстука, с непокрытой гладко зачесанной седой головой, к ним направлялась пожилая дама. Заметив изумленный взгляд Алексея, Рыков едва заметно усмехнулся и пояснил:

— Ракитина, Антонина Николаевна! Наша, так сказать, активистка… И «женсовет», и «отдел образования», и вообще… Между прочим, заслуженный учитель! Не то Мордовии, не то Удмуртии…

— Товарищ Рыков! — подойдя к ним вплотную, строгим голосом обратилась дама. — Если не ошибаюсь, вы у нас председатель сельсовета?

— Знакомьтесь, тетя Тоня, это мой старый институтский друг, Алексей… — бесцеремонно перебил ее Рыков.

Она бросила на Алексея короткий сердитый взгляд и, едва заметно кивнув в знак приветствия, вновь обернулась к Рыкову:

— Я, кажется, просила вас, обращаться ко мне по имени-отчеству! Что за фамильярность! Какой пример вы подаете нашим молодым согражданам!

Алексей заметил, как лицо Рыкова, и без того покрытое пятнами ожогов, стало совсем пунцовым. Скрывая улыбку, Алексей отвернулся в сторону, а Рыков принялся, было, неловко оправдываться, но «учительница» не дослушав его до конца, все тем же строгим голосом повторила свой вопрос:

— Так вы у нас председатель или нет?

— Тё… Антонина Николаевна, дорогая! Вообще-то, ни председателей, ни, тем более, сельсоветов уже лет двадцать как не существует! — принялся терпеливо объяснять Рыков. — А я здесь вроде как за старосту! Да и то, больше по личной, можно сказать, инициативе…

— За старосту! — возмущенно хмыкнула учительница. — Прямо как в оккупацию, при немцах… Лучше скажите, вы знакомы вот с этим? И как прикажете это понимать?

Она сунула едва ли не в нос Рыкову зажатый в руке небольшой газетный листок.

— Что понимать? — удивился Рыков. — Что вы там такое ужасное прочли?

— Именно, что ужасное!

С этими словами она повернулась к Алексею, стоявшему рядом и с улыбкой наблюдавшему эту сцену.

— Нас выселяют! Как в тридцатые годы при Сталине! И это в двадцать первом веке! Прямо, крепостничество, да и только!

— Постойте… — растерялся от такого напора Рыков. — Кто выселяет? Кого? Куда? И причем здесь Сталин! Крепостничество же при царизме было… Дайте-ка вашу газетенку!.. А, ну понятно… «Вести Приозерья»! И вы что, верите всему, что здесь пишут?! Кстати, а что там «такого» написано?

— Вот, — она ткнула пальцем в одну из заметок, — читайте!

— Так… «Деревня возрождается»… «Начавшееся не так давно восстановление дороги, некогда связывавшей деревню Щукино с районным и областным центрами, вызвало у наших читателей множество вопросов. С просьбой прояснить ситуацию мы обратились к Главе районной администрации Сергею Валентиновичу Бересневу. Предлагаем вашему вниманию интервью, взятое нашим внештатным корреспондентом Люсьеной Тукаловой у Главы нашего района»… — Рыков принялся, было, читать вслух обведенную красным карандашом заметку, но затем умолк.

По мере того, как он углублялся в текст, лицо его приобретало все более хмурое выражение. Наконец он дочитал до конца, на мгновение задумался, затем решительно сложил газету пополам и сунул в карман куртки. Правый уголок верхней губы Рыкова подрагивал, приоткрывая иногда крайние зубы, а по лицу бродила зловещая ухмылка, некогда так напугавшая первого встреченного им местного рыбака. Он обернулся к ожидавшей его ответа «учительнице» и, продолжая все так же ухмыляться, жестко обрезал:

— Все, уважаемая Антонина Николаевна, обсуждения не будет! Спасибо, что проинформировали, но… Возвращайтесь сейчас домой и ни о чем больше не переживайте! Никто вас никуда не выселит и не переселит! Уж это-то я вам точно обещаю!

Оробев при виде происшедших с Рыковым перемен, старушка — теперь ее преклонный возраст стал вдруг очевидно заметен — согласно кивнула головой и торопливо засеменила назад к своему дому, а Рыков развернулся и решительно зашагал вниз, к реке. Алексей проводил женщину взглядом и поспешил вдогонку за другом. Догнав Рыкова он некоторое время молча шел рядом. И лишь пройдя порядочное расстояние, бросил на него косой взгляд и с деланным равнодушием поинтересовался:

— А чего это она тебя Рыковым назвала? Ты что, фамилию сменил?

— Рыковым? — растерялся от неожиданного вопроса Леонид. — А, это! Ну, да… типа того… сменил.

— Так ты что, в бегах? — уже не скрываясь, уточнил Алексей. — Если не хочешь, можешь не говорить! Просто, я подумал…

Он помолчал еще немного и, наконец, решился:

— Так ты что — разобрался с этими? Ну, которые твою семью… Ты только не думай, я вовсе не собираюсь осуждать тебя или, тем более, читать мораль!

От удивления Рыков даже остановился.

— Так, ты решил, что я их грохнул, да?! А после, значит, смылся сюда, в вашу глухомань?! Ну, ты меня уморил, старик!..

Рыков от души расхохотался во весь голос. Алексей, чувствуя, как спадает невольно возникшее напряжение, тоже улыбнулся и, смущаясь, с вызовом ответил:

— Ну, решил! А что? Ты считаешь, что это было бы чем-то «из ряда вон»? Нормальный поступок нормального мужика!

— Ладно, кончай нести этот бред! — уже совсем благодушным тоном прервал его излияния Рыков. — Фамилию я действительно сменил. И насчет «в бегах» ты тоже правильно догадался. Только причина совсем другая, а не то, что ты там нафантазировал. Ты, видно, не обратил внимания или забыл, что я тогда валялся в больнице с переломанной ногой и с забинтованной обгоревшей башкой. Это только в кино, брат, героя убивают, убивают, а он снова оживает и побеждает всех врагов! В жизни так не бывает…

Февраль 1992 г.

— Платили, хоть, неплохо? — поинтересовался следователь.

— Неплохо… Десять штук «зелеными»…

— Ух, ты! — завистливо присвистнул Кияшев. — Действительно, неплохо… Ну, да ладно, хватит сопли да слюни жевать, давай к делу! А дело такое…

Из объяснений следователя Рыков понял, что компания «Глобус» была далеко не единственным и даже не самым главным звеном в той криминальной цепочке, что крепко опутала все Гуманитарные фонды. Как те, что занимались, как фонд, возглавлявшийся им самим, поставками продовольствия, так и те, через которые в страну завозились другие гуманитарные грузы, в частности — собиравшуюся простыми гражданами других стран и доставлявшуюся в Россию поношеную, или вышедшую из моды взрослую и детскую одежду. Большинство поставок осуществлялось бесплатно, хотя деньги на них выделялись немалые. Эти деньги поступали в региональные отделения всевозможных фондов и миссий, откуда, по замыслу руководителей и организаторов фондов, должны были перечисляться на счета поставщиков товаров за рубежом. Тут и включались в дело многочисленные посредники вроде Пузырева и его компании. Через своих покровителей, находившихся на значительно более высоких уровнях и занимавших самые высокие государственные должности, все эти «глобусы» получали достоверную информацию о том, какая именно часть гуманитарных грузов требует оплаты, а какая поставляется совершенно бесплатно. Так у этой денежной реки появлялся первый «исток». Первый, но далеко не единственный! Гуманитарные грузы, закупленные и доставленные в страну — «сопровождение» и контроль доставки обеспечивали также включенные в цепочку чиновники в таможенных службах и транспортных компаниях — вместо оговоренных в контрактах мест назначения, попадали в коммерческие сбытовые сети — еще один источник дохода. Но и этого им казалось мало! Значительная часть указанных в таможенных декларациях — действительно, первой необходимости! — товаров, подменялась другими, представлявшими для этих коммерсантов значительно больший интерес. Так в страну попадали сигареты и алкоголь, дорогостоящая бытовая техника, мебель, автомобили…

— Поэтому, — спокойно пояснил Быкову следователь, — меня сейчас беспокоят не твои наивные фантазии относительно мести, а вполне реальная опасность того, что они сами постараются доделать неоконченное дело. Попросту — убрать тебя! Сам знаешь, в наше лихое время проще убрать всех потенциальных свидетелей, чем выяснять, кто из них действительно что-то знает. Так что, никто и не станет разбираться, догадываешься ты об истинных причинах взрыва, или нет. И даже в случае, если тебя убьют прямо здесь, в госпитале, могу дать почти стопроцентную гарантию, что в заключении о смерти будет фигурировать вполне безобидная причина, вроде сепсиса, возникшего после переливания крови, или даже обычной простуды, с которой ослабленный организм не смог справиться. Да, мало ли профессиональный врач-патологоанатом может найти причин! Особенно, если за это хорошо заплатят… А надежно прикрыть тебя я сейчас не могу — я ведь и сам здесь на полулегальном положении! — спокойно констатировал Кияшев.

— Ну, и что ты предлагаешь? Бежать? А куда? Если я правильно понял, то найти им меня будет совсем несложно — с такими-то связями!

Кияшев немного помолчал, затем ответил:

— В общем, так… Мы, когда еще планировали твое участие в этой операции, разумеется, учитывали возможные риски для тебя и твоей семьи. Ну, и подготовили на этот случай необходимые документы и легенду, чтобы при необходимости быстро выдернуть вас отсюда!

Эти документы у меня с собой — паспорта, свидетельства о рождении, о браке… Короче, все, что нужно! Думаю, разберешься. Легенду, конечно, придется немного доработать, с учетом возникших обстоятельств… Но с этим, думаю, ты и сам справишься! Деньги-то на первое время имеются?

— Имеются — и наличкой сотни полторы, и на банковских картах… Только у нас же в стране банкоматов нет — значит, пока что только наличка!

— Полторы сотни долларов? — удивился Кияшев. — Маловато, даже на первое время!

Быков покосился на него и скептически ухмыльнулся:

— Полторы сотни тысяч — думаю, пока этого хватит! А там посмотрим… Так, а что делать сейчас?

Он вопросительно посмотрел на следователя.

— Пока ничего. Просто лежи и выздоравливай! Я к тебе больше приходить не буду — незачем лишний раз светить и тебя, и себя! Мне сейчас нужно добрать еще кое-какие документы и переслать их в Москву. Если, конечно, успею! А то меня уже настойчиво выпроваживают отсюда! Почувствовали, крысы, что тонут, вот и засуетились… Короче, я планирую выбираться отсюда не раньше, чем через две недели. Если до этого времени произойдет что-то необычное — ну, меня отошлют раньше или еще чего…

Быков тревожно покосился на следователя.

— Или еще чего… — задумчиво повторил Кияшев и, после короткой паузы, добавил. — Тогда сваливай сразу! Только заранее посмотри, как это лучше сделать! А дальше уже все будет зависеть только от тебя! Тут я тебе не советчик, и не помощник. Но насчет мести помни — если меня будут спрашивать, я прикрывать тебя не стану! Я «по понятиям» не работаю!

Он полез за пазуху, вытащил небольшой пакет, упакованный в полиэтилен и перетянутый тонкой резинкой, и протянул его Быкову. Тот освободил одну руку от костыля, забрал пакет и засунул его под халат, за пояс больничных штанов.

— Все, давай! Возвращаться в палату я уже не буду! — следователь крепко сжал его руку, затем обернулся и решительно направился по дорожке к забору.

Леонид махнул ему вслед рукой и, повернувшись спиной, заковылял к служебному входу.

Ждать чего-то необычного, впрочем, долго не пришлось. Не прошло и недели, как сидя в кресле у стоявшего в холле больничного коридора телевизора и просматривая ежедневную вечернюю передачу «600 секунд», выпуски которой он старался не пропускать, Быков услышал:

«Еще одно странное событие произошло в деле о Гуманитарных фондах, о котором я рассказывал вам две недели назад. В Кемеровской области на одной из горных дорог, связывающих два малоизвестных поселка, сорвалась с трассы и упала в обрыв машина следователя областного УБОП Кияшева Равиля Мухаммеддиновича. В возникшем после падения и взрыва пожаре следователь погиб. Областная прокуратура уверена, что речь идет об обычном ДТП. Нас же настораживает тот факт, что по нашим сведениям у Кияшева, — кстати, не так давно командированного из Москвы для усиления местного УБОП, — до этого происшествия никаких интересов в поселках, между которыми оно и случилось, не было. А пока продолжаем новости…»

 

Глава 11

Лишь теперь Алексей заметил, что деревня вовсе не такая безлюдная, какой показалась ему вначале. Во дворах и на огородах у домов копошились люди, доносились петушиные крики и кудахтанье кур, жалобное блеяние коз… У реки возились, вытаскивая на берег почерневшие от воды бревна, несколько крепких, голых по пояс, загорелых молодых людей. Негромко весело переругиваясь, они дружно цепляли баграми очередной топляк и, подбадривая себя криками «И-и-р-раз! И-и-р-раз!», ловко вытаскивали его на берег для просушки. Вдоль всего берега, в нескольких шагах от кромки воды покоился не один десяток таких же бревен, но с реки к мостку уже направлялась очередная лодка, с привязанными к бортам двумя толстыми бревнами. При движении бревна мерно покачивались на воде, отчего их торчавшие из воды комли то поднимались высоко над водой, то полностью скрывались под ней, напоминая головы двух огромных рыб.

— Слушай, а моя лодка им не помешает? — кивнул Алексей головой в сторону своей надувной лодки, так и остававшейся наполовину вытянутой на берег в полуметре от мостка.

— Не помешает… — рассеянно отозвался Рыков, продолжая о чем-то напряженно размышлять. — Они могут и с другой стороны подойти!

Алексей тем временем с любопытством оглядывался по сторонам, поминутно кивая в ответ проходившим мимо и приветливо здоровавшимся местным жителям.

— Дологу, дядьки! — неожиданно раздался сзади требовательный детский возглас.

Они едва успели расступиться, как между ними, оглушительно шлепая босыми ногами по выложенной галькой дорожке, промчался совершенно голый бутуз лет четырех-пяти в ярком разноцветном надувном жилете. Добежав до реки, он с размаху бросился в воду прямо упитанным розовым животиком вперед, поднимая тучу брызг, и оглушительно визжа от восторга.

— А народу-то здесь хватает! — вновь попробовал привлечь внимание своего друга Алексей. — Я думал, кроме тебя тут живет, от силы, ну, человек пять-шесть!

— Почти полсотни… Точнее — сорок семь вместе с ребятней… — все так же рассеянно ответил Рыков.

— Да о чем ты так задумался! — не выдержал, в конце концов, Алексей. — Может, поделишься? А то мне уже скоро отваливать, а мы с тобой так путем и не поговорили! Даже свою историю до конца не рассказал!

— А чего там дальше рассказывать? После того, как следака убили — а я в ни минуты не сомневался, что его именно убили! — я сразу решил, что пора из больницы сваливать! Вот только времени, чтобы нормально подготовиться, маловато было. Во всяком случае, я так думал! А оказалось, что его не было совсем…

Февраль 1992 г.

В пакете, оставленном следователем, помимо документов Быков обнаружил еще и небольшую сумму денег, которой оказалось достаточно, чтобы приобрести в одном из расположенных поблизости «сэконд-хендов» вполне приличный шерстяной спортивный костюм и даже вязаную шапочку к нему в тон. Приобретение это сделала по его просьбе дежурная медсестра на следующий же день после того, как он узнал о гибели следователя.

Быков прекрасно понимал, что времени у него остается не так много, но не предполагал, что его уже не оставалось совсем. Еще через день прямо к нему в палату явился лично сам Николай Пузырев по кличке «Пузырь». В черном кожаном плаще на меховой подстежке, поверх которого был небрежно наброшен белый больничный халат, с широкой улыбкой на полном, покрытом легким здоровым румянцем лице, он уверенной походкой вошел в палату, задержался на секунду у порога, протянул небольшой букетик гвоздик, который держал в одной руке, суетливо семенившей за ним медсестре и, бросив ей через плечо: — «Найдите, какую-нибудь вазочку или бутылку с водой, что ли!» — прошел прямо к койке, на которой лежал Быков. Пошарив глазами по сторонам, поставил на прикроватную тумбочку большой полиэтиленовый пакет — «Апельсины, виноград! Мне сказали, что вам витамины нужны!». Таким же уверенным жестом придвинул ближе к койке металлический табурет с короткой фанерной спинкой и свободно устроился на нем, откинувшись на спинку и небрежно закинув одну ногу поверх колена другой.

— Ну, здравствуйте, дорогой вы наш Леонид Альбертович! Весьма рад, что вы не только живы, но и, судя по тому, что мне сказала ваш лечащий врач, успешно идете на поправку! Да… простите, ради Бога!..

Он сделал многозначительную паузу и, изобразив на лице сочувствие, нарочито скорбным тоном произнес:

— Примите, мои глубокие соболезнования по случаю трагической гибели вашей супруги и сына! Но… их уже не вернешь, а жизнь продолжается! Как, надеюсь, продолжится и наше с вами сотрудничество! Вы ведь помните — у нас еще осталось нерешенным одно небольшое дельце… Конечно, сейчас, видимо, не самое удачное время…

Но Быков, вначале растерявшийся от столь неожиданного визита, не дожидаясь конца его разглагольствований, вдруг резко выбросил вперед руку и ухватил Пузыря за ворот плаща:

— Ты еще смеешь упоминать их?! Да я тебя сейчас удавлю, гнида!..

Пузырь испуганно отдернулся, аккуратно расправил смятый ворот и злобно покосился на Быкова:

— Значит, этот следователь все-таки успел наболтать вам лишнего… Ну, что ж, может, это и к лучшему! Меньше придется объяснять и уговаривать!

И, окончательно успокаиваясь, вновь перешел на спокойный, почти дружеский тон.

— А ведь вы, Леонид Альбертович, сами виноваты в том, что случилось! Не станьте вы так артачиться, а согласитесь сразу на наши — очень, кстати, неплохие! — условия, сейчас, вместо того, чтобы валяться на этой грязной койке, лежали бы на пляже где-нибудь на Канарах! Слышали, наверное — в последнее время отдыхать там стало очень модным! У приличных, состоятельных людей, разумеется… Да и ваша семья была бы сейчас в полном здравии и благополучии! Так что, винить вам некого, кроме как самого себя! Но, повторюсь — случившегося уже не поправить, а дело нужно заканчивать… Предложение наше пока остается в силе — вы ведь живы и по-прежнему руководите этим вашим фондом, не так ли? Вот и думайте теперь, что вам дальше делать! Только не слишком долго думайте! Наше терпение тоже не безгранично, да и дело долго ждать не может… Иначе отправитесь прямиком вслед за вашими близкими!

— Ты, Пузырь, лучше не обо мне — ты о себе думай! — прохрипел в ответ Быков. — В одном ты прав — дело еще не завершено и мы с тобой обязательно встретимся! Пусть мне даже с того света вернуться придется!..

Однако после этих слов Пузырь лишь презрительно хмыкнул, встал с табурета и направился к двери. У самой двери задержался на мгновение и, обернувшись к Быкову, небрежно бросил:

— Дурачок, да ты сам-то в это веришь?!.. Короче, на то, чтобы успокоиться и принять разумное решение даю тебе еще сутки! А дальше… Как говорит народная мудрость, что посеешь, то и пожнешь!

И коротко хохотнув, довольный своим, как ему казалось, весьма уместным и остроумным замечанием, вышел, громко захлопнув за собой дверь…

Угроза была высказана прямо и недвусмысленно, и Быков понял, что, как и предполагал следователь, теперь они продолжат убирать свидетелей, пока не будут уверены, что зачистили всех. В тот же день, сразу после дневного врачебного осмотра, он сунул под спортивную куртку пакет с документами и остатками денег и вышел во двор — якобы на обычную послеобеденную прогулку. Дойдя до огораживавшего больничный двор забора, с трудом — мешала закованная в гипс нога и два длинных костыля — протиснулся в давно примеченную им дыру в заборе и оказался на неширокой и тихой боковой улочке. Оглянулся по сторонам и, убедившись, что его появление не привлекло внимания редких прохожих, не спеша доковылял до соседнего перекрестка, где, как поведала ему медсестра, и находился тот самый «сэконд-хенд». Остававшихся денег ему едва хватило на то, чтобы купить пуховик и высокие зимние кроссовки — больничный халат оставил еще во дворе клиники, а гулять по улицам в одном, хоть и довольно теплом, спортивном костюме было явно «не по сезону».

Садиться в общественный транспорт Быков не рискнул, опасаясь привлечь ненужное внимание видом наполовину забинтованной и заклеенной пластырями физиономии и несуразно выпяченной вперед загипсованной ноги. Избегая центральных многолюдных улиц, окраинами добрался до развалин своего дома, достал из тайника заначку и так же не спеша заковылял к находившейся совсем неподалеку автотрассе, связывавшей их городок с областным центром. Здесь тормознул первую встреченную большегрузную фуру — дальнобойщики народ сердобольный, отзывчивый — и без особых приключений добрался до областного центра. Впрочем, там он задерживаться не стал, понимая, что теперь его ищут не только Пузырь и его подельники, но и милиция. Быков перебирался из одного населенного пункта в другой, меняя районы, города, области, используя для своих перемещений попутки, автобусы, поезда, самолеты, останавливаясь в малоприметных заштатных гостиницах, мотелях и кемпингах… От гипса избавился в крохотной амбулатории в отдаленном хакасском селе. Молодой сельский врач, попавший туда по распределению незадолго до развала Союза, забытый и брошенный своим руководством и уже полгода не получавший заработной платы, за скромное вознаграждение с радостью согласился снять с него изрядно надоевший гипс и даже подарил небольшую деревянную трость, случайно оказавшуюся в его медпункте. Зрелище усохшей почти вдвое, обтянутой желтоватой кожей ноги, Быкова, разумеется, обрадовало мало. Но, вспомнив известную пословицу — были бы кости, а мясо нарастет! — смирился с увиденным и, рассчитавшись с сельским эскулапом, отправился дальше. Мышечная ткань, действительно, восстановилось довольно быстро, а вот неправильно сросшаяся коленная чашечка так и осталась вывороченной на сторону — теперь, по-видимому, уже на всю жизнь.

Не лучше обстояло дело и с обожженной щекой. Кожа на ней покрылась корявыми бурыми пятнами и выглядела, словно сильно измятая и вымазанная томатной пастой бумага. Мясо на верхней губе заросло и вовсе плохо, отчего правый уголок рта постоянно оставался приоткрытым, выставляя, словно напоказ, два крайних клыка. «Прямо, как у Дракулы!» — невесело усмехался Быков, в очередной раз накладывая на щеку грим, и разглядывая полученный результат в зеркале. В качестве грима он использовал обычную дамскую крем-пудру интригующе-заманчивого «персикового» цвета. Помогала крем-пудра мало, лишь слегка затушевывая наименее заметные из шрамов и красных пятен от ожогов, и оставляя крупные, практически, без изменений. Впрочем, решил Быков, есть и определенная польза от той жуткой маски, в которую превратилось его лицо. «Ну, уж теперь-то меня ни по одной фотографии не узнают! И никакая пластическая операция не понадобилась!» — злорадно думал он, в очередной раз изучая свое отражение в зеркале.

Так он добрался до Читы и лишь там, спустя почти два месяца после побега из больницы, к нему, наконец, пришло осознание того, что здесь, в Сибири ему помощи ждать не от кого. И уж тем более глупо и нелепо было, скрываясь от бандитов в небольших городках и заброшенных поселках, надеяться на некий счастливый случай, который помог бы ему совершить «справедливое возмездие». Для этого требовались совершенно другие возможности, связи, ресурсы, которыми он пока не обладал, и приобрести которые здесь представлялось малореальным. Тогда-то к нему и пришла мысль перебраться в Центральную Россию, ближе к цивилизации, прежним друзьям, связям и возможностям. Откладывать реализацию нового плана он не стал и, переночевав в зале ожидания в аэропорту, уже наутро вылетел в Москву.

Несмотря на пятичасовую разницу во времени, в Домодедово Быков прилетел поздно ночью — сказалась длительная задержка рейса при промежуточной посадке в Новосибирске. До первого рейсового автобуса, доставлявшего пассажиров до конечной станции метро, оставалось еще более 3-х часов, и, чтобы как-то убить это время, Быков купил с лотка один из толстых еженедельников «Экспресс — газета». И там, среди наполнявших еженедельник «светских» новостей, слухов и сплетен, между пошловатыми анекдотами и откровенными фотографиями полуголых девиц, в традиционной для подобных изданий рубрике «Криминальные новости» прочел сообщение, в корне изменившее все его планы:

КТО РАСКРУТИЛ ГЛОБУС?

Как сообщает наш восточносибирский корреспондент, несколько дней назад неподалеку от Братска, в одном из заброшенных карьеров на берегу водохранилища был обнаружен сожженный автомобиль «Ниссан-Лаурель», в салоне которого находились три мертвых тела. Поскольку тела сильно пострадали в огне, поначалу идентифицировать личности погибших не представлялось возможным. Однако вскоре по сохранившимся номерам на двигателе и кузове автомобиля удалось установить имя его владельца — им оказался криминальный авторитет Анатолий Левицкий, более известный под кличкой «Толян». Сопоставив эту информацию с другими найденными на месте преступления предметами и вещественными доказательствами, следователи пришли к выводу, что, с высокой долей вероятности можно предположить, что, помимо уже упомянутого Анатолия Левицкого, найденные тела принадлежат двум его ближайшим дружкам и партнерам по бизнесу: Николаю Пузыреву, по кличке «Пузырь», и Рудольфу Кунцу, носившему в криминальных кругах прозвище «Немец»…

 

Глава 12

Алексей, до того внимательно слушавший своего друга, неожиданно перебил его:

— Так это же здорово! Нет, я, конечно, понимаю — ты, наверное, хотел сам рассчитаться с этими уродами… Зато теперь у тебя руки чистые, без крови! А это, согласись, не так уж мало! Хоть по ночам будешь спать спокойно!

— Спокойно, говоришь? — саркастическим тоном переспросил Рыков. — Если бы… Там, в этой заметке упоминалось еще много чего… В том числе и моя фамилия! Короче, они — не корреспонденты эти, понятное дело, а следователи местные — сразу вспомнили и о покушении на меня — там же погибли мои жена с сыном! Чем не повод для мести? Но и это еще не все. Очень кстати пришлась им и гибель Кияшева! Мол, он специально был прислан из Москвы, чтобы расследовать мои — заметь, мои! — хищения средств фонда, и вдруг эта странная авария! А после — и снова, вдруг! — я и сам исчез загадочным образом!.. Ну, и завершающий аккорд, так сказать… Со счетов «Глобуса» буквально за пару дней до убийства этой троицы таинственно пропало более четырехсот миллионов долларов! В общем, такой пасьянс разложили — почище любого «королевского» будет! И, главное — всяко лыко в строку, все детали сходятся до мелочей!.. Я, когда всё это прочел, снова подумал — как же все-таки был прав следователь! Видимо, там и впрямь участвовали такие монстры, что нам, грешным, и не снилось! И, главное, как быстро и аккуратно все сделали — и бабки увели, и свидетелей ненужных убрали! Даже мой побег использовали — все стрелки тут же перевели на меня! Кстати, в этой же заметке сообщалось, что меня уже объявили в федеральный розыск…

— Теперь понятно, чего ты сюда забрался! — задумчиво заметил Алексей.

— Ну, да, — согласился Рыков, — тогда мне это казалось единственным выходом…

— Но сейчас уже столько времени прошло! Ты же не думаешь, что кого-то еще интересует, жив ты или нет? — спросил Алексей.

— Нет, конечно, — спокойно согласился с ним Рыков, — наверное, не интересует…

— Ну, так и живи себе спокойно! Забудь о них! Как сказал бы этот твой батюшка: «Мне возмездие, и Аз воздам»! Считай, что бог им и воздал, и преступники, как говорится, «понесли заслуженное наказание»!

Рыков искоса взглянул на него, но решил о недавней встрече с Пузырем не рассказывать.

:

— Да, наверное, ты прав, «понесли»… И теперь нужно просто забыть. Считай, что я уже забыл! Почти…

Они уже несколько минут вышагивали вдоль берега, то подходя к лодке Алексея, то вновь удаляясь от нее. Наконец, Рыков решительно взял Алексея под руку и чуть ли не силой усадил в лодку:

— Всё, давай, двигай! Долгие проводы — лишние слёзы! Ты, когда соберешься свою Ирину привезти, заранее позвони — мы вам встречу организуем!

Затем Рыков сильно оттолкнул лодку от берега и, лишь когда она уже удалилась на несколько метров, неожиданно вспомнил:

— Алексей, Лёха! Может, тебе рыбы с собой дать? А то неудобно как-то получится — ехал на рыбалку, а вернулся без рыбы!

— Ты что, сдурел, парень! — удивился Алексей. — Да если я после всего этого еще и с рыбой вернусь, моя сразу решит, что я совсем на другой рыбалке был! И тогда уж точно оторвет мне… крючок!

— Ага! — крикнул с берега Рыков. — И поплавок тоже!

Алексей завел мотор, развернул лодку против течения и, постепенно добавляя обороты, стал быстро удаляться от берега и от мостка, со стоявшим на нем Рыковым. Он внимательно следил за набегавшей навстречу лодке рекой, однако то и дело оборачивался назад, отыскивая взглядом на берегу Рыкова. А Рыков уже повернулся к реке спиной, не глядя назад, махнул прощально рукой и, припадая на правую ногу, принялся медленно подниматься по дорожке в гору — к видневшемуся вдали домику отца Глеба…

Священника он застал за прополкой небольшого, в несколько грядок, огорода. Подоткнув подрясник и повязав поверх него холщовый передник, отец Глеб сидел на коротеньком деревянном чурбачке и не спеша выдергивал проросшие между уже показавшимися из земли оранжевыми, с веселыми зелеными хвостиками морковными головками, стебли пастушьей сумки, осота и одуванчиков. Стараясь не отрывать верхушки сорняков, узким коротким совочком он аккуратно выкапывал их из земли и так же аккуратно складывал в стоявшее у ног жестяное ведро. Операцию эту он проделывал, по-видимому, регулярно, поскольку травинки встречались нечасто и были невысокими и тонкими, а ведро, несмотря на то, что работа уже близилась к концу, заполнилось едва на треть. Лысина на ничем не покрытой голове батюшки, проглядывавшая сквозь редкие длинные и седые волосы, под жарким летним солнцем заметно покраснела.

— Не напечет? — подойдя к забору и опершись на него локтями, спросил Рыков. — Я говорю, голову-то не напечет? Вы бы шляпу надели или платком каким прикрыли!

— Благодарствую, любезный! Думаю, Господь не допустит! — поднимаясь с гряды, с приветливой улыбкой отозвался отец Глеб и привычно перекрестился.

— День добрый, батюшка! — поздоровался, наконец, Рыков и слегка наклонил голову.

— И вам дай Бог добра! — ответил священник и, с той же приветливой улыбкой, поинтересовался:

— Какие заботы привели вас в мою скромную обитель? Давненько вы уже ко мне не заглядывали, давненько мы с вами не беседовали просто, по душам…

— Давненько… — согласился Рыков, — только, боюсь, и сегодня нам будет не до задушевных разговоров…

Отец Глеб посерьезнел:

— Какие же заботы привели вас ко мне, сын мой? Ничего, что я вас так назвал? Привык, знаете ли… Видимо, дело важное, раз уж вы пришли ко мне, да еще среди дня?

— Не знаю… судите сами!

Он достал из кармана и протянул отцу Глебу свернутый пополам газетный лист. Тот вынул из нашитого на передник накладного кармана большие очки в простой пластмассовой оправе, водрузил их на нос и, развернув газету, принялся читать, вполголоса повторяя вслух некоторые, заинтересовавшие его места. Дочитав до конца, поднял взгляд на Рыкова:

— Вы считаете, что это, действительно опасно для наших сограждан? Мне напротив показалось, что власть хочет как-то нам помочь! Возможно, неуклюже, необдуманно… Но ведь и мы можем ей подсказать, предложить более простые и полезные для нас решения! Полагаю, они обязательно прислушаются к нашему мнению!

— Полагаете? — в голосе Рыкова отчетливо прозвучал сарказм. — Наивная вы душа! В одном вы правы — если бы власть действительно хотела помочь нам, то нашла бы намного более простые решения! Нет, ни о какой заботе тут и речи нет! Им нужно убрать нас отсюда, а проще говоря — очистить от нашего присутствия эту территорию!

— Да зачем же? — искренне удивился отец Глеб. — Кому понадобился этот клочок земли? Чем это место могло так привлечь наши власти?

— Бросьте! — досадливо отмахнулся Рыков. — Власти здесь — всего лишь инструмент! Вроде кнута в руках погонщика. А мы — то самое стадо, которое этот погонщик гоняет по разным углам! Вот только знать бы, с какой целью…

— А кто же этот таинственный погонщик? Вы хотя бы примерно знаете? — забеспокоился отец Глеб.

— Зачем же — «примерно»! Знаю, и достаточно хорошо… — на лице Рыкова мелькнула, было, неприятная ухмылка, но тут же исчезла. — Собственно, поэтому я и заглянул к вам! Решил, вот, посоветоваться… Как с лицом духовным, более нравственным, что ли! Чем мы, грешные…

О предстоящей встрече с главой района жителей Дедовой Луки предупредили загодя. Объявление об этом важном для них событии вот уже четыре дня украшало автобусную остановку. Остановка, правда, находилась почти в сотне метров от крайних домов, у обочины автотрассы, но посещалась населением Дедовой Луки регулярно, поскольку служила местом вечерних встреч и посиделок молодежи.

Андрей Харитонович Мухин, заслуженный механизатор и ветеран труда, а ныне почетный пенсионер, в город выбирался не чаще двух-трех раз в год, на молодежные тусовки, по понятным причинам, тоже не ходил, а посему о предстоящей встрече проинформирован не был. Поэтому появление у калитки местной активистки Синцовой Таньки его несколько удивило. «Не иначе, за самогонкой пожаловала!» — пришла поначалу, казалось, вполне разумная догадка, однако он тут же ее отверг: «Так ейный мужик еще прошлой весной помер — куда ей теперь самогонка-то!»

Синцова Танька, в девичестве Татьяна Вихрова, была давней, еще школьной любовью Мухина, но предпочла ему, ударнику труда и знатному механизатору, его же школьного дружка — совхозного электрика и, по совместительству, сельского киномеханика Петьку Синцова. За это она была решительно вычеркнута Мухиным из списка близких ему людей, как и сам Петька. С Петькой, впрочем, они быстро помирились и оставались друзьями вплоть до его смерти. А вот Таньку Синцову Мухин с той поры недолюбливал, поначалу считая ее досадной помехой их с Петькой мужской дружбе, а впоследствии мысленно виня в смерти своего друга. Справедливости ради, следует отметить, что она отвечала ему полной взаимностью. Неприязнь эта, однако, никак внешне не демонстрировалась и не проявлялась, поэтому при виде Синцовой Мухин, улыбаясь самым любезным образом, вежливо поинтересовался:

— Чего хотела-то, Леонидовна? Если самогонки — так я на этой неделе и не гнал! Заходи ближе туда, к четвергу…

— Ты чего, Мухин, совсем уже выстарился?! — возмутилась Синцова. — Мне твоя отрава без надобности! Ты лучше скажи, почему до сих пор не на площади? Давай, собирайся сей же час!

«Площадью» в Дедовой Луке именовалась небольшая поляна в центре села, напротив недавно поставленного вагончика, снабженного фанерной вывеской «Мини-маркет».

— Чего я там забыл, на этой вашей «площаде»? — удивился Мухин. — Сход, что ли собираете? Так меня никто не упредил даже!

— Какой еще сход! Глава района приезжает, на вопросы отвечать будет! — возмущенная его легкомысленным отношением к общественной жизни, ответила Сивцова. — Сам же бегал, требовал объяснить, что в Щукино за секретный объект строят! Вот, теперь иди, спрашивай!

— Это что, — засуетился Мухин, почувствовав появившуюся возможность поскандалить с самим Главой района, — это мы мигом! Вот только…

Он озабоченно поскреб покрытый недельной седой щетиной подбородок:

— Не побривши я… Как думаешь, ничего?…

— «Не побривши»! — недовольно передразнила его Синцова. — Раньше-то чего думал? С утра чего не побрился?

— Так я бреюсь раз в неделю! Для этой… для экономии! По субботам как раз и бреюсь, когда в баню иду! А вчера ж «тихвинская» была — бани-то никто не топил! Вот я и остался…

— Да, ладно, — смилостивилась Синцова, — иди уж так! Кто там тебя, хрена старого, разглядывать станет!

— А и то верно! — обрадовался Мухин. — Кто там меня станет разглядывать!..

На площади, между тем, было уже весьма многолюдно. Пришли не только все местные жители, но и значительная часть дачников, составлявших большинство деревни, и теперь все ждали только приезда важного гостя — главы районной администрации Береснева Сергея Валентиновича. Ждать, впрочем, долго не пришлось — на мосту показался его внедорожник, спереди и сзади сопровождаемый милицейскими — а по-новому, полицейскими — «десятками» с включенными сиренами и мигалками на крышах. Небольшой кортеж свернул с автотрассы на ухабистую дорогу, ведущую в Дедову Луку и, спустя минуту-другую, остановился на площади. Мигалки были погашены, сирены выключены и, наконец, из задней двери салона внедорожника, предупредительно открытой водителем, появилась высокая, грузная фигура главы района. Он небрежно пожал заискивающе протянутую деревенским старостой Иваном Курочкиным руку, и широко расставив длинные полные ноги в лакированных штиблетах, обратился к собравшимся:

— Здравствуйте, господа! Как видите, власть совсем не так далека от простого народа, как это пытаются представить некоторые не очень порядочные журналисты! И вам вовсе не обязательно ехать к нам в райцентр и записываться ко мне на прием — я сам приехал к вам и готов внимательно выслушать все ваши вопросы и пожелания и ответить на них! Разумеется, в пределах моей компетенции…

Староста попытался, было, зааплодировать, но, заметив, что его никто не поддержал, быстро умолк.

— Ишь, как наш Ванька-то старается! — ехидным громким шепотом прокомментировал этот эпизод пенсионер Мухин, обращаясь к своему давнему приятелю и вечному оппоненту во всех спорах Николаю Алексеевичу Кашицину.

Кашицин, человек столичный и образованный, ответил тоже шепотом, но не совсем понятно:

— Видимо, рассчитывает на какие-то дивиденды!

— На что, Алексеич, говоришь, он рассчитывает? — решив, что плохо расслышал его, переспросил Мухин. — На деньги?

— Может, и на деньги… — согласился Кашицин. — Ладно, помолчи! Давай послушаем, что он нам вещать будет…

— Вы интересовались, — продолжал глава района, — что за дорогу мы строим, и что будет с деревней Щукино. Я недавно давал по этому поводу подробное интервью в нашей местной прессе — надеюсь, большинство из вас уже ознакомились с ним!

Он потряс зажатым в руке газетным листом, как бы подтверждая факт наличия этого интервью.

— Однако, как мне сообщили, разговоры и слухи, не прекратились, а только усилились!

— Кто ж это ему сообчил-то? — вновь зашептал на ухо Кашицину пенсионер Мухин. — Не иначе, Ванька-Курица!

— Поэтому хочу еще раз заверить вас, уважаемые сельчане, что никаких тайных планов в отношении Щукино у нас нет! Действительно, по федеральной программе развития села, мы планируем переселение всех жителей этой заброшенной, лишенной элементарных бытовых удобств деревни в комфортабельные современные коттеджи! И, хочу подчеркнуть, помимо средств, выделенных федеральным бюджетом в рамках этой программы, огромную спонсорскую помощь нам оказал наш с вами депутат Государственной Думы Хабелов Реваз Георгиевич!

Береснев умолк в ожидании аплодисментов, однако староста, напуганный своим предыдущим неудачным опытом, даже не попытался захлопать. Береснев недовольно покосился на него и продолжил.

— Но и это еще не все! Нам задавали множество вопросов о дальнейшей судьбе и самой деревни Щукино. Так вот, на ее месте будет организовано крупное звероводческое хозяйство, в котором будут трудиться более сорока наших с вами земляков из разных регионов области. А это уже реальные рабочие места, гарантированная высокая зарплата и, что немаловажно, тоже новое комфортабельное жилье! На месте прежней деревни будет построен элитный поселок для тружеников фермы — два десятка домов из оцилиндрованного бруса по самым современным проектам! И деньги на это строительство также предоставила корпорация «АВРус», руководителем и главным акционером которой является уважаемый Реваз Георгиевич Хабелов!

— А дорога? — раздался из толпы чей-то любопытствующий голос. — С дорогой-то что будет? А то она уже сейчас разваливается! Чего ж, считай, из гольного песка сделана!..

— Да, вы совершенно правы! — в голосе Береснева звучал все тот же оптимизм. — Дорога, и в самом деле, носит лишь временный характер. Сейчас она нужна для эвакуации населения Щукино, а также для завоза стройматериалов. Затем надобности в ней уже не будет, и мы, скорее всего, ее закроем… Тем более, что существовавший ранее в окрестностях деревни заказник мы намерены восстановить!

— Что, тоже государственный? — ехидно уточнил Мухин.

— Ну, на государственный нам никто денег, разумеется, не выделит! — ничуть не смутившись, ответил глава района. — Так что, заказник, видимо, будет частным!

— Ну, все, хана теперь и рыбалке, и охоте! — обернувшись к соседу, возмутился Мухин.

Однако глава района услышал его замечание и поспешил возразить:

— Ничего подобного! И на рыбную ловлю, и на охоту или сбор грибов и ягод владелец данной территории будет продавать соответствующие лицензии. Причем, по вполне приемлемым, умеренным ценам. Это было нам твердо гарантировано!..

Расходились с собрания молча, с хмурыми и унылыми лицами. У калитки дачи Кашицина Мухин, протягивая ему на прощанье руку, заметил:

— А что, Лексеич, еще годик-другой и нас тоже какой-нибудь «хабелов» сначала купит, а опосля продаст… Китайцам!

— Болтун ты, Андрей Харитонович! Как есть болтун! — в сердцах отозвался Кашицин…

 

Глава 13

Отец Глеб и Рыков давно уже переместились на скамеечку возле палисадника, и теперь спокойно беседовали в тени нескольких невысоких рябин, доставшихся отцу Глебу в наследство от прежних хозяев. Священник сидел, опершись локтями на колени, и, не перебивая, слушал рассказ Рыкова. Дослушав до конца, оторвался от изучения травы у собственных ног и не по-старчески ясным взором светлых голубых глаз взглянул прямо в глаза Рыкову.

— Любезный мой Леонид Альбертович, — голос отца Глеба выражал неподдельное сочувствие и, одновременно, удивление. — Господь послал вам тяжелое испытание, которое вы достойно выдержали, не сломившись и не потеряв веру…

Рыков недоуменно посмотрел на священника, однако тот взмахом руки предупредил уже готовый сорваться с его губ вопрос:

— Я не ошибся — именно веру! Хоть вы, по-видимому, и считаете себя атеистом, но в добро-то вы верите! И в честность и порядочность людей… Фактически, вы верите в справедливость тех моральных и духовных заветов и наставлений, что Господь завещал нам устами пророков своих! И за это именно Он помогал вам в самые трудные минуты жизни, оберегал вас, если хотите. А покарав врагов ваших, Господь тем самым уберег вас от греха ненужной крови, от нарушения одной из главных заповедей — не убий! Так отчего же неспокойна душа ваша? Почему вы вспомнили всю эту историю именно сейчас, когда совсем другие люди и события вновь испытывают вас на крепость? Я не очень понимаю…

Рыков, до того внимательно, с нескрываемым удивлением слушавший горячую отповедь священника, неожиданно перебил его:

— Спасибо, конечно, за столь высокое мнение о моих духовных и моральных качествах, но тот, кого и я, и вы — с моих слов, разумеется! — считали уже наказанным самим богом, оказывается, жив и здоров!

Услышав такое заявление, Отец Глеб невольно растерялся:

— Простите, кого вы имеете в виду? Вы же сказали…

— Да я и сам думал, что все эти пауки давно загрызли друг друга! А теперь получается, что не все… Во всяком случае, Пузырь, о котором я только что рассказывал, живет и здравствует!

— И где же он скрывается? — с нескрываемым удивлением спросил отец Глеб.

— Скрывается? — саркастически усмехнулся Рыков. — Это я скрываюсь! А он на самом, можно сказать, виду — в Госдуме заседает!

— Вы хотите сказать, что это… — отец Глеб указал пальцем на газетную заметку, которую по-прежнему держал в руке.

— Вот именно, — не дослушав его, подтвердил Рыков, — Хабелов и Пузырь — один и тот же человек! Уж поверьте — я его запомнил на всю жизнь!

Рыков не стал рассказывать отцу Глебу, что причина этой уверенности кроется не только в его памяти…

Двумя неделями ранее

…с нарочитой приветливостью Хабелов махнул Рыкову на прощанье рукой, шагнул с высокого мостка на борт катера, и вскоре катер уже быстро удалялся от берега. Рыков постоял еще немного, провожая его взглядом, затем развернулся и пошел вверх по косогору в деревню.

— Сережа! — проходя мимо, бросил он возившемуся с мотоблоком высокому молодому парню лет двадцати пяти — тридцати. — Освободишься, загляни ко мне, ладно?

Парень оторвался от своего занятия и уже вослед ему крикнул:

— Сейчас, Леонид Альбертович, мне тут немножко осталось! Минут на десять…

Рыкова он застал на кухне с чашкой кофе в руках.

— Будешь? — хмуро поинтересовался Рыков, указывая взглядом на чашку.

— Ага! — смущаясь, улыбнулся молодой человек. — У вас всегда такой вкусный кофе!..

— Обычный… Просто не нужно жалеть ни кофе, ни сахара — вот и вся премудрость!

Он достал из шкафчика банку «Нескафе-Голд», зачерпнул из нее чайную ложку с верхом и высыпал в маленькую кофейную чашку. Затем бросил в нее два кусочка сахара-рафинада и залил кипятком.

— Ты у нас, вроде бы, специалист по разным базам данных? — спросил он, протягивая чашку молодому человеку.

— Вроде бы… — парень неловко покраснел. — Только я ведь этим уже не занимаюсь, вы же знаете!..

Еще два года назад Сергей Ломов, студент четвертого курса факультета математической лингвистики одного из престижных столичных ВУЗов, был в среде хакеров личностью весьма известной. Он с легкостью взламывал компьютерные базы частных и государственных организаций, не оставляя при этом никаких следов, если не считать «фирменного сообщения», появлявшегося на экранах его жертв: «Против Лома нет приема!». Сведения, хранившиеся в этих базах, его интересовали мало, если не сказать — не интересовали вовсе, поэтому никакого дохода из своего увлечения Лом не извлекал. Этот факт, хоть и служил слабым утешением владельцам пострадавших от его хобби компаний, но позволил ему избежать весьма значительного денежного штрафа и даже вполне реального тюремного срока — наказание за хакерскую деятельность ужесточалось с каждым годом.

Возможно, профилактической беседы в известном управлении «К», было бы достаточно, чтобы навсегда отбить у «шутника» охоту продолжать свои далеко не невинные забавы. Однако сотрудники этой службы посчитали, что, небольшого давления на совсем еще юного парня, изрядно напуганного их появлением и перспективами своей дальнейшей судьбы, о которых ему весьма красочно поведали, будет достаточно, чтобы привлечь его к работе в качестве секретного сотрудника — «сексота», выражаясь обывательским языком. К большому удивлению ФСБ-эшников самих сотрудников, и к радости многочисленных друзей-хакеров Лома, сразу узнавших и о его задержании, и о полученном им предложении, «стучать» Сергей отказался. Отказ свой он оформил наиболее простым и незамысловатым способом. Едва вернувшись домой после проведенной в «высоком доме» беседы, он скидал в свой небольшой студенческий рюкзачок все, что посчитал самым необходимым, не забыв, разумеется, и свой любимый ноутбук. Затем прихватил у отца в загашнике, о котором давно и прекрасно был осведомлен, немного денег на первое время и, оставив родителям записку с просьбой не волноваться и обещанием при первой возможности сообщить о себе, исчез. Первое время сотрудники подразделения «К», оскорбленные и возмущенные тем, как нагло и беззастенчиво их провели, установили даже наблюдение за родителями Сергея, в надежде, что тот как-то проявит себя. Однако прошел месяц, за ним другой, а «студент» словно в воду канул. Разумная, на первый взгляд, идея установить его местопребывание при выходе в Интернет или при попытке воспользоваться мобильной связью, изначально оказалась несостоятельной. Мощный компьютер, которым он пользовался при своих хакерских атаках, был изъят самими же следователями еще при задержании, а мобильный телефон с тщательно изрезанной ножницами «симкой» они обнаружили у него в комнате, куда явились на следующий день после его исчезновения. Они, разумеется, догадывались, что у Лома, скорее всего, имеется и другой компьютер, и другой мобильник, однако их регистрационные номера следователям были неизвестны. Тогда, посетовав на всеобщую компьютерную грамотность и осведомленность в следственной работе, они и решили, что особого смысла продолжать поиски Ломова, нет. Претензий ни одна из пострадавших компаний не заявила, никакого ущерба никому нанесено не было, а о факте проникновения в чужие компьютерные сети могло свидетельствовать лишь уже упомянутое хвастливое сообщение, которое, впрочем, самоуничтожалось спустя всего несколько секунд после своего появления.

Эту крохотную и, как он полагал, нежилую деревушку Сергей отыскал на Google’овской карте в своем ноутбуке. Протекавшая рядом река, а также отсутствие дорог его вполне устраивало. К тому же неподалеку находилась автотрасса, а рядом с ней — другая, жилая деревня, в которой, видимо, можно было рассчитывать и на какую-нибудь лавку или даже небольшой магазинчик. Тот факт, что в деревне оказалось уже немало жителей, поначалу сильно его озадачил, и он уже собрался, было, продолжить свои поиски, если бы не встреча и состоявшаяся затем беседа с Рыковым…

Увидев переплывавшего с другого берега молодого человека с небольшим, упакованным в полиэтилен, пакетом на голове, Рыков терпеливо дождался, когда тот доберется до мелководья, и, широко расставив ноги и засунув, по обыкновению, руки в карманы, преградил ему путь. На то, чтобы узнать о причинах его появления в этих местах, а также подробностях побега, Рыкову понадобилось не более пяти минут, после чего он сделал юноше предложение, от которого, как принято говорить в плохих детективах, тот не смог отказаться.

Так деревня обзавелась собственным специалистом по компьютерным технологиям. О том же, что и он нашел, наконец, свою «землю обетованную», Сергей сообщил родителям лишь спустя еще несколько месяцев. Сообщил не напрямую, а через своих друзей-хакеров, не указывая, разумеется, где именно находится этот благословенный богом уголок. «Грехами молодости» его никто никогда не попрекал, поскольку никто, кроме Рыкова, и не знал об истинных причинах, приведших Сергея сюда. И лишь теперь, когда Рыков почувствовал потребность в его помощи, он обратился к парню с не вполне обычной просьбой…

— Знаю, — все так же хмуро подтвердил Рыков, — но сейчас мне нужны твои прежние таланты — надеюсь, ты их не растерял?

— Мастерство не пропьешь!.. — с шутливой гордостью заявил, было, Сергей, но тут же смутился и, покраснев, поинтересовался:

— А что за базу нужно «крякнуть»?

«Крякнуть!» — Рыков невольно улыбнулся, но тут же вновь принял серьезный вид.

— Не знаю. Это ты уже сам решишь. Мне нужно собрать всю информацию об одном человеке. Могу подсказать, где ее лучше искать, и на что обратить внимание. А уж, в каких базах это может храниться, и как их «крякнуть», — Рыков вновь не сумел сдержать улыбки, — решай сам. Только информацию необходимо собрать максимально быстро и — самое главное! — максимально скрытно! Задание понятно?

— Так точно, шеф! — с радостной улыбкой отозвался Сергей.

Рыков развернул его за плечи, слегка подтолкнул в спину и, уже не скрывая улыбки, шутливо напутствовал:

— Ладно, иди, занимайся… «шеф»!

Спустя сутки он уже знал, что бабушка Николая Георгиевича Пузырева по материнской линии в девичестве носила фамилию Хабелова и была уроженкой небольшого курортного городка Цулукидзе, неподалеку от Батуми. Вычислить дальнейшие метаморфозы, превратившие криминального авторитета Пузыря в депутата Госдумы Хабелова Реваза Георгиевича, для Рыкова уже не составило труда…

* * *

— И сейчас этот человек вновь угрожает разрушить мою жизнь, и не только мою! Кстати, мы ведь и понятия не имеем, сколько еще жизней он сгубил и тогда, в начале 90-х, и за все, прошедшее с той поры, время! Вот я и хочу спросить вас, уважаемый батюшка, — в голосе Рыкова прозвучал едва заметный сарказм, — могу ли я взять на себя этот грех — избавить, в конце концов, от него всех нас? И тех, кто живет в нашей небольшой деревушке, и тех, чья жизнь и благосостояние зависит от него, как представителя верховной власти? Или опять ждать, пока его преступления заметит этот ваш «верховный судья»?

Священник с сожалением посмотрел на Рыкова и, подумав немного, негромко сказал:

— Вы никогда не задумывались, что означают известные всем слова: «Неисповедимы пути Господни»?

— Чего ж тут хитрого? — удивился Рыков. — Это всего лишь означает, что мы их не знаем — и что?

— Вы и правы, и неправы одновременно… — с кроткой и доброй улыбкой заметил отец Глеб. — А все дело в том, что пытаетесь найти сложное в простом, ищете толкование того, что уже растолковано. «НЕ-ИСПОВЕДИМЫ» — значит, не могущие быть поведаны нам, простым смертным! Господь не нуждается в исповеди, не нуждается в пояснении своих Божественных замыслов! А от нас требует лишь веры в то, что все замыслы Его направлены нам во благо. И даже если Господь изберет именно вас своим орудием, то вы вряд ли об этом узнаете. Поэтому прежде, чем совершить какой-то поступок, спросите себя: «А правильно ли я поступаю? Не умножится ли Зло от моего поступка?» Уверен, Господь подскажет вам правильный ответ!

Выслушав эту неожиданную проповедь, Рыков не выдержал и рассмеялся:

— Удивительный вы человек, батюшка! Излагаете как профессиональный психотерапевт! Вам бы свой консультационный пункт открыть — от клиентов отбоя бы не было!

— А у меня и сейчас от «клиентов», как вы выразились, отбоя нет! Да и какой еще пункт нужен, если уже храм стоит? Приходите, спрашивайте — помогу… На то мы, слуги Его, и назначены! — спокойно ответил отец Глеб. — Но, мне кажется, что-то еще беспокоит вас, верно? Спрашивайте, не стесняйтесь! Не так часто мы с вами встречаемся!

Рыков помедлил. Затем, преодолевая внутреннее стеснение от «неудобного», как ему казалось, вопроса, который намеревался задать отцу Глебу, спросил:

— Я, вот, много раз слышал, особенно в первые годы этой «перестройки», что, мол, все беды наши — это наказание за, как вы выражаетесь, «грехи наши тяжкие»… Ну, за те годы, что мы жили при советской власти, при коммунистах… И теперь, мол, должны, как в истории с пророком Моисеем, сорок лет «ходить по пустыне», «пока не умрет последний рожденный в рабстве» — то есть, при прежней власти!

На последних его словах отец Глеб удивленно вскинул брови, но промолчал, ожидая, пока Рыков прямо задаст свой вопрос.

— Уже прошло двадцать лет — фактически, половина этого срока! — а я — да, думаю, и вы тоже — наблюдаю только ухудшение жизни наших людей. Но, если бы только ухудшение! Одновременно стремительно рушатся нравственные и моральные устои, падает культурный уровень, а все запросы сводятся к одному — как можно больше потреблять! И все эти нынешние «пророки» и «мессии», помимо прежних наших духовных и моральных устоев и принципов, всячески стараются стереть даже самую память о том, как мы жили раньше! Тех, кто еще помнит нашу прежнюю жизнь и способен отличить правду ото лжи, остается все меньше, а молодые уже просто ни о чем другом, кроме собственного — материального, в первую очередь! — успеха не задумываются. Вот и получается, что эти сорок лет нужны нашим «перестройщикам», чтобы полностью истребить в нашем народе все прежние духовные ценности, низвести его до примитивного уровня материального потребления — фактически, до животного уровня… Так кого же вы будете учить морали и нравственности еще через двадцать лет? Когда уже никто и представлять себе не будет, что это такое! В чем здесь этот ваш пресловутый «замысел божий»?

— Я понял вас, дорогой мой Леонид Альбертович! — на лице отца Глеба появилась неясная улыбка. — И, конечно же, отвечу! Но, давайте по порядку… Что касается истории пророка Моисея, то здесь, сын мой, у вас в голове просто настоящая каша образовалась! И, в первую очередь, от незнания! Видите ли, в Ветхом Завете, где описана эта история, нет ни слова о «рожденных в рабстве». А те сорок лет странствий и мучений, на которые Господь обрек их, вызваны вовсе не стремлением истребить в них какую бы то ни было память о рабстве. Вы спросите, тогда зачем Он сделал это? Что ж, послушайте…

Он откинулся на спинку скамейки и, полуприкрыв глаза, негромко начал:

— «А в третий месяц по исходе сынов Израиля из земли Египетской, в самый день новолуния, пришли они в пустыню Синайскую и расположились там станом против горы. И Моисей взошел к Богу на гору, и воззвал к нему Господь…»

 

Глава 14

Мелодичный звонок раздался неожиданно. Губернатор, невольно вздрогнув, торопливо нажал клавишу «интеркома».

— Николай Викторович, возьмите трубочку, пожалуйста! Москва на проводе! — защебетала в динамике секретарша.

Он взглянул на часы, показывавшие начало 6-го, и недовольно подумав: «Конец рабочего дня! Кому там до завтра не потерпеть!», коротко бросил:

— Соедини!

— Смирнов? — раздался в трубке уверенный требовательный голос. — Чего трубку сразу не берешь? Нюх потерял?

— Реваз Георгиевич! — голос губернатора стал бархатным, зазвучали подобострастные нотки. — Никак не ожидал вашего звонка, да еще в конце рабочего дня!..

— А должен был ждать! — наставительным тоном заметил Хабелов. — Я чего звоню — считай, месяц прошел, а от тебя никакого доклада! Что там с моим участком? Дорогу закончили?

— Заканчиваем, Реваз Георгиевич, там работы на пару дней еще! Со следующей недели начнем материалы завозить!

— А с этими что, с «сектантами»? Переселять когда думаешь? Или уже?…

— Никак нет, пока еще не переселяли… Но тоже, как дорогу закончим, так и их вывезем! Место им уже присмотрели, но там же еще и построить что-то нужно… ну, домики эти, для переселенцев! Думаю, за месяц управимся!

— «Думает» он! — раздраженно бросил Хабелов. — За тебя уже давно обо всем подумали! А тебе не думать нужно, а делать! Почему домиками только сейчас заниматься начал?! Деньги я тебе еще на той неделе перегнал! Смотри, приеду — проверю, куда ты их уже пристроил! И не дай Бог!..

— Ну, что вы, Реваз Георгиевич! — поспешил успокоить собеседника губернатор. — Как вы могли подумать! Деньги мы сразу перечислили строителям! Нашли тут одну неплохую компанию, из щитовых панелей делают, цены приемлемые… Обещали до конца сентября собрать уже по месту!

Деньги Смирнов, действительно, перечислил сразу. Только не строителям, которым пообещал рассчитаться за дома лишь к концу года, а в один из питерских автоцентров за новенький «майбах» для сына. «Нужно будет со строителями еще раз переговорить!» — подумал он. — «Чтобы чего лишнего где-нибудь не ляпнули!», а вслух заискивающе добавил:

— Так что, Реваз Георгиевич, всё идет строго по графику! Максимум к началу октября площадка уже будет свободна! Кстати, насчет ваших коттеджей — ну, в этом, в Щукино — я тоже все порешал! Обещали за месяц сдать «под ключ»!

— Ну, ладно… Если не врешь, хвалю!.. Да, а что там со вторым участком? С этой, как его… — в трубке послышался шелест листаемых бумаг, — … а, вот… с Гнилой Горкой! Документы оформил?

— Обижаете, Реваз Георгиевич, всё уже оформлено! Можете приехать забрать!

Документы на «Гнилую Горку» Смирнов оформил еще неделю назад, и теперь был доволен, что может доложить об этом.

— Вот это другое дело! — голос Хабелова выражал удовлетворение. — Приеду, обязательно приеду! Сейчас только гляну, когда там найдется время посвободнее… У нас сегодня что, вторник? Вот, через недельку, в четверг жди!

В разговоре возникла пауза, и губернатор решил, было, что можно положить трубку, когда собеседник неожиданно заговорил вновь:

— Да, только в этот раз я на машине приеду, прямо в Гнилую Горку, по федеральной! Ты там дорогу до места проверь, в порядок приведи… Чтобы никаких, понимаешь, проблем!

— А во сколько вас встречать? — забеспокоился Смирнов.

— Встречать не нужно! Жди на месте, часам к девяти-десяти… Объект посмотрим, а там, глядишь, и в это твоё Щукино заодно смотаемся! У тебя катер-то на ходу? Вот на катере и смотаемся!

Хабелов помолчал еще мгновение и добавил:

— И насчет обеда не забудь! Да, тоже там, в этой… в «горке»! Только не вздумай какую-нибудь ресторанную бурду притащить! У вас дичь-то в лесах еще осталась? Вот и подумай, чем «дорогих гостей» уважить!

Он самодовольно заржал и, не прощаясь, бросил трубку.

«Дичь?» — задумался губернатор — «Дичь… Постой, а что там мне Береснев пел насчет Утиной Заводи?» Неожиданная мысль пришла ему в голову, и губернатор, уже предвкушая свой очевидный успех, радостно потёр руки: «Будет тебе дичь! Еще и пострелять её дадим!»

Он наклонился к «интеркому» и включил микрофон:

— Анжела, ну-ка отыщи мне Береснева!..

* * *

Воскресный разговор с отцом Глебом вот уже третий день не давали Рыкову покоя. И сейчас, спускаясь в наступавших сумерках к реке, он продолжал мысленно перебирать все детали той встречи. Несмотря на то, что сам он был убежденным атеистом, высказанная священником мысль о «каре господней» для тех «лжепророков», что завели их в эту «пустыню Синайскую», ему определенно понравилась.

— «И воспылал на них гнев Его!» — сам того не замечая, произнес он вслух.

— Кого «его», дядь Лёня? — раздался сзади мальчишеский голос.

Рыков, вздрогнув от неожиданности, обернулся:

— Тьфу ты, нечистая! Это ты, тёзка? Чего подкрадываешься «аки тать»? А если бы меня «кондратий» хватанул?!

— Не, дядь Лёнь, — рассмеялся мальчишка лет двенадцати-тринадцати, стоявший в двух шагах позади Рыкова, — не хватанёт! Вы сами кого хотите хватанёте!

Но улыбку тут же словно ветром сдуло с его лица и, подойдя к Рыкову вплотную, он оглянулся по сторонам и громко зашептал:

— Мы с пацанами на той стороне завод нашли! Секретный…

Рыков недоверчиво покосился на него:

— Так уж и секретный! С чего вы взяли?

— Точно, дядь Лёнь, секретный! Там весь лес «колючкой» огорожен и таблички стоят «Запретная зона»! Только он заброшенный, «колючка» не везде осталась, можно запросто дырки найти!

— И вы, конечно, за колючку залезли! — полувопросительно, полуутвердительно прокомментировал его слова Рыков.

— Ну, да! А чего, нельзя было? — удивился Лёнька. — Так там же никого не было! Нас никто и не прогонял даже!

— Ну, и что вы там такого секретного обнаружили? — насмешливо поинтересовался Рыков. — Базу инопланетян?

— Нет там никаких инопланетян! — не уловив юмора в его словах, простодушно ответил Лёнька. — Там вообще ничего нет, одни стены разваленные… А между стен такие площадки здоровенные, хоть в футбол играй, и вместо пола плитка кафельная — сразу видно, что цеха раньше были! А в одном цехе прямо на полу ворота лежат — большие, из нержавейки!

— Как это — лежат? — удивился Рыков. — Просто валяются?! Так это же здорово, Лёнька! Мы их оттуда вытащим и через реку сюда переправим! Нержавейка — это замечательно! Да мы из этой нержавейки столько полезного наделаем!.. Как говорится, в кулацком хозяйстве и пулемет не помеха! Молодцы, бойцы!

Он довольно засмеялся и одобрительно хлопнул парня по плечу, но тот лишь с досадой отдернул плечо:

— Дядь Лёнь, да вы же даже не дослушали! Нельзя эти ворота утащить оттуда! Они же к земле приварены!

— Что значит — приварены?… — еще больше удивился Рыков. — Как это можно металл к земле…

Но неожиданная догадка заставила его задуматься.

— А, понятно… Шахта, скорее всего… И большие, говоришь, ворота?

— Ну, да, каждая створка метра по три будет! Квадратные такие… А еще там на полу рельсы раньше были — от них следы остались. Их, наверное, местные пацаны на металлолом уволокли! Или бомжи… А ворота, наверное, не смогли — они так приварены, что не оторвать!

— Еще что-нибудь интересное видели? — с тем же напряженным вниманием поинтересовался Рыков.

— Интересное?… — мальчишка на мгновение задумался, — А, вот еще — там в одном месте пол провалился и дырка получилась! Небольшая, но пролезть можно!

— И вы что — туда лазали?! — встревожено спросил Рыков.

— Не, честное слово! — покраснел Лёнька. — Сначала хотели, но когда фонариком посветили, то побоялись — там дна совсем не видать! Вот если бы верёвка была…

— Я тебе дам — верёвка! — в голосе Рыкова послышались металлические нотки. — Завтра передашь своим пацанам, чтобы к развалинам даже близко не совались!

Он подумал немного и добавил:

— И вообще на тот берег больше ни ногой!

— Совсем, что ли? — недовольно переспросил мальчишка.

— Совсем! — строго повторил Рыков и, немного помедлив, уточнил:

— До моего особого разрешения, ясно?!

Ленька испуганно кивнул головой.

— Тогда брысь отсюда! Сейчас же домой — родители, наверное, уже в лесу тебя ищут!

Он проводил взглядом бросившегося вверх по тропинке мальчишку, не спеша забросил донки, уложил длинные удилища на заранее приготовленные рогатины и тоже пошел в деревню. Однако пошел не к своему дому, а направился к избе Сергея…

На следующее утро Рыков, прихватив с собой бухту веревки и несколько фонарей, а также двоих молодых крепких парней, отправился на лодке вниз по реке. Несколькими километрами ниже они причалили к левому берегу у высокого обрыва, над которым возвышалась металлическая опора линии электропередачи, тянувшейся с одного берега реки на другой. В деревню они вернулись уже затемно. Ломов уже поджидал его у калитки дома.

— Ну, как, нарыл что-нибудь? — вместо приветствия озабоченно спросил Рыков.

— Да, так…кое-что есть…

Но по его довольной улыбающейся физиономии Рыков понял, что тот нашел какую-то важную информацию.

— Давай, не томи! Только без ненужных деталей — излагай главное!

— Ну, главное, так главное! — согласился Сергей. — Значится, так… Место это называется Гнилая Горка. Там возвышенность небольшая, хотя местность болотистая. Странно, конечно, но вполне может быть, что холмик этот искусственный, насыпной… Или еще с ледникового периода остался!

— Я же просил покороче! — оборвал его рассуждения Рыков. — Там что — поселок, деревня? Что за населенный пункт? Если есть название, значит должен быть какой-то населенный пункт или промышленный объект, так?

— Совершенно верно! — подтвердил его догадку Ломов. — Есть там населенный пункт! Точнее, промышленный объект… Точнее, был, раньше! Закрыли в конце 80-х…

— Ну, дальше… что за объект… Да, что ж тебя за язык тянуть приходится?! — разозлился Рыков.

— Так вы же сами говорить не даете, перебиваете! — обиделся Сергей. — В общем, был там обычный гидролизный завод… Ну, из тех, что спирт перегоняют! Там даже железнодорожная ветка на старых картах показана, от самого областного центра шла. Но на новых схемах её уже нет — закрыли, наверное.

— Наверное… — задумчиво согласился Рыков. — А рельсы, конечно, растащили и сдали в металлолом… А запретная зона зачем? Как думаешь, студент?

— Не знаю, я учился не на химика! — обиделся Ломов.

— Вот и я не на химика… — задумчиво заметил Рыков.

— А может они там метиловый спирт гнали? — предположил Ломов. — Я слышал, он очень ядовитый! Потому и запретную зону сделали!

— Возможно, я тоже такое слышал. Помню, даже на каком-то предприятии плакат видел: «Метил — яд! Не пей — ослепнешь!»

Они некоторое время молчали, затем Ломов спросил:

— Леонид Альбертович, а как ваш поход? Вы-то нашли что-нибудь?

— Да, так, ничего особенного… Ну, спустились в эту дырку, а там просто пустые помещения, тоже, вроде цехов… Да еще и наполовину затоплены! Была, правда, одна любопытная деталь: в нескольких комнатах, — небольших, кстати, по размеру! — полы нержавейкой покрыты. Видимо, раньше и стены были тоже, только со стен ее оторвали, а с пола, видно, не смогли!

— А оборудование какое-нибудь?

— Брось, какое оборудование! За два десятка лет там все давно вычистили! Только одну бочку пустую и нашли! Хотел я с нее этикетку оторвать, да не смог. Но надпись переписал…

Он достал из кармана бумажку и, посветив на неё фонариком, показал Сергею. Тот, поднеся бумажку к самому лицу и сильно щурясь, при бледном свете фонарика принялся разглядывать стремительный, с большим наклоном вперед, словно летящий почерк Рыкова:

— Так, что тут у нас… «Осторожно! Токсично!»… Ну, это можно было и так догадаться… Ага, вот и название! «Диметиламин. Хранить при температуре — 5 °C. CAS 124-40-3. SMILES CNC»… Там что, так и было написано «смайлз»?

— Ну да, причем именно заглавными! — подтвердил Рыков. — Я и сам удивился — что еще за «смешки» такие!

Сергей продолжал разглядывать запись, однако Рыков, понимая, что ничего нового тот не увидит, решительно прервал этот процесс:

— Все, заканчивай! Забирай эту бумаженцию и лезь в свой Интернет! Чтобы к утру мы уже все знали!..

 

Глава 15

Приказы начальства Глава районной администрации Сергей Валентинович Береснев был приучен выполнять точно, в срок и не обсуждая. Первую школу «чиновничьей грамотности» он прошел еще в советское время, в областном сельхозинституте, где к четвертому курсу сумел занять должность освобожденного секретаря комитета комсомола. По окончании института, проработав год в находившемся неподалеку от райцентра животноводческом совхозе, перебрался в райком комсомола инструктором по сельскому хозяйству. Теперь, попав на партийно-номенклатурный «эскалатор», он уже не задумывался над своей дальнейшей судьбой, а просто выполнял поступавшие указания. Поэтому, по совету «старших товарищей», не тратя времени попусту, за три года заочно окончил партийную «вышку» — хорошо известную всем советским гражданам ВПШ — после чего теми же «старшими товарищами» был переведен в райком партии.

Первая полученная им партийная должность была скромной и малоприметной — инструктор отдела капитального строительства. Однако начальство довольно быстро заметило услужливого и исполнительного молодого человека. А заметив, отметило, назначив начальником этого же отдела, взамен ушедшего на заслуженный отдых «динозавра» времен хрущевской оттепели.

В завотделах Сергей Валентинович задержался надолго, как ему казалось — уже до пенсии. Такое положение, впрочем, его не огорчало, поскольку ни особым честолюбием, ни карьеризмом он не отличался, в плетении всевозможных номенклатурных интриг искушен не был, а тех — заметим, немалых! — льгот и возможностей, что давала нынешняя должность, вполне хватало на безбедную и весьма обеспеченную жизнь. Поэтому неожиданное повышение до второго секретаря райкома он воспринял настороженно, с некоторым, даже, испугом. «Вот, сидел же, не высовывался, никого не подсиживал… Так, нет — здрасьте, вам!» — думал он, всем нутром ощущая проблемы, неизбежно ожидавшие его на этом посту.

И проблемы не заставили себя ждать, хоть и возникли совершенно с другой, неожиданной стороны. Распад Союза и последовавшее за ним лишение, некогда «руководящей и направляющей силы», всех своих властных полномочий оставили Сергея Валентиновича не только без привычных уже льгот и привилегий, но и вовсе без работы — райком партии прекратил своё существование. Однако партия, привыкшая бережно относиться к своим уже проверенным и надежным кадрам, о нём не забыла. Не прошло и двух месяцев, как он был назначен на должность начальника СМК «СпецДорРемстрой», взамен прежнего руководителя, спешно уволенного под предлогом «должностного несоответствия».

Последовавшая за этим финансово-имущественная комбинация восхищала своей простотой и эффективностью и, разумеется, не могла родиться в голове нашего скромного «партвыдвиженца», от которого — как и прежде! — требовалось лишь точное выполнение указаний, поступавших… Впрочем, кто именно давал эти указания остается загадкой по сей день, поскольку расследование, предпринятое компетентными органами, пытавшимися отыскать в происшедшем чей-то корыстный умысел, никаких результатов не дало. Но следует, видимо всё же, рассказать немного подробнее о самой комбинации…

Виктор Иванович Кондрашов, до этого более двадцати лет возглавлявший специализированную механизированную колонну «СпецДорРемстрой», как ни странно, своим увольнением не был ни огорчен, ни даже удивлен, и практически сразу открыл кооператив с незатейливым названием «Дорога». Первый год деятельности кооператива, впрочем, никакой «деятельностью» отмечен не был — ни строительной техники, ни собственных ремонтно-строительных бригад, ни толпящихся у дверей конторы заказчиков у кооператива не было. Да и сама контора представляла собой однокомнатную квартиру, располагавшуюся на первом этаже старого двухэтажного четырёхквартирного дома. Дом этот давно превысил все установленные нормы и степени износа, и, скорее всего, был бы уже снесен, если бы не начавшаяся в стране перестройка. Однако эти, как принято говорить, «временные трудности», Виктора Ивановича нисколько не смущали и, как довольно скоро выяснилось, для подобного оптимизма были весьма веские основания.

В это же самое время, унаследовавший его «империю» Береснев в отличие от своего предшественника развил бурную деятельность. Невзирая на чрезвычайно узкую специализацию доставшейся ему мехколонны, он спешно набирал заказы на строительство… индивидуальных коттеджей! Но не для любого, пожелавшего стать владельцем собственного «родового поместья» — а таких в начале 90-х, как ни удивительно, оказалось немало! — а исключительно для работников Крайнего Севера, попавших под программу переселения в центральные районы России. Деньги от располагавшихся в этих далеких северных регионах муниципалитетов, организаций, да и лично от самих работавших там граждан, рекой текли на счета «СпецДорРемстроя» — Сергей Валентинович требовал стопроцентной предоплаты, обосновывая свои требования сумасшедшей инфляцией. Удивительно, но ни один из заказчиков не поинтересовался, имеются ли у этой чрезвычайно «специальной» строительной организации нужные специалисты, техника, строительные материалы или хотя бы поставщики, к тому же, в количестве, достаточном для выполнения огромного объема уже набранных заказов. Впрочем, как полагали занимавшиеся впоследствии этим делом следственные органы, отрабатывать полученные заказы Береснев, судя по всему, и не собирался. Выполнив на очередном участке земляные работы — так называемый «нулевой цикл» — он отправлял заказчику грозную телеграмму с требованием немедленно произвести доплату, поскольку перечисленных денег, в связи с уже упомянутой инфляцией, якобы, едва хватило на подготовку фундамента. В противном случае строители грозились разорвать договор и даже выставить заказчику неустойку за невыполнение договорных обязательств — соответствующий пункт возмущенные, но крайне доверчивые и не очень разбиравшиеся в юридических тонкостях заказчики с удивлением обнаруживали в уже подписанных ими договорах. А далее они оказывались перед нелегким выбором: либо доплатить требуемую сумму, нередко превышающую уже произведенную «стопроцентную» предоплату, либо плюнуть на всё — и на уже потраченные деньги в том числе! — и просто выкинуть происшедшее из памяти, как кошмарный сон. Большинство, как и предполагал оказавшийся неплохим психологом Береснев, выбрало второй путь, хотя нашлось несколько наиболее настырных, продолжавших добиваться справедливости еще два или три года. Впрочем, на такой долгий срок Сергей Валентинович и не рассчитывал — чтобы довести мехколонну до банкротства ему понадобилось чуть больше года. За это время все поступившие от заказчиков деньги таинственным образом исчезли со счетов мехколонны, строительная техника — частично приватизирована, частично — продана за копейки… Да, да, вы не ошиблись! Тому самому кооперативу с незатейливым названием «Дорога». Постепенно туда же устроились на работу и все бывшие сотрудники мехколонны, включая уборщицу, секретаря-машинистку и бухгалтера-экономиста. Правда, этот завершающий этап своей «коттеджной» эпопеи Сергей Валентинович не застал, поскольку к тому времени был приглашен на работу в районную администрацию на должность замглавы по строительству и архитектуре. А кооператив «Дорога», на неожиданно обнаружившиеся у его основателя и владельца Виктора Ивановича Кондрашова личные сбережения, выкупил предназначенный под снос двухэтажный четырехквартирный дом вместе с прилегавшей к нему немалой территорией. Нужно ли говорить, что теперь все дорожно-ремонтные и строительные работы, оплачивавшиеся из городского и районного бюджетов, поручались исключительно «Дороге», как наиболее опытной и обеспеченной всеми ресурсами компании!

Для полноты картины осталось лишь упомянуть о небольшой, но довольно важной детали: несмотря на все критические замечания и недостатки в работе, четыре коттеджа мехколонна все же сумела построить. Именовались они весьма скромно — «дачные домики». Материалы на их строительство, включая чешскую сантехнику, испанскую кафельную плитку и наборный паркет из карельской березы, были найдены в «неликвидах» на складе стройматериалов мехколонны. Разумеется, по «советской», доперестроечной цене. Так что, даже скромной зарплаты госслужащих с небольшим добавлением личных накоплений вполне хватило, чтобы оплатить эти «дачи». Оставался, правда, один небольшой нерешенный вопрос — отсутствие подъездных путей к этому новому дачному поселку, однако силами уже упоминавшегося дорожно-строительного кооператива, дорога была не только проложена, но и заасфальтирована в строгом соответствии со всеми СНИПами и прочими нормативными документами. Расходы на ее строительство районная администрация, разумеется, взяла на себя — «чай не для чужих граждан строим, а для своих, местных!». В число «местных» попали глава районной администрации, его первый зам, а также Виктор Иванович Кондрашов, как оказавший немалую помощь и районной администрации, и самим дачникам.

Что вы говорите? Что коттеджей было четыре? Ах, да, действительно, как мы могли забыть о четвертом счастливчике! Впрочем, о том, кто им стал, можно было уже догадаться — конечно же, наш уважаемый Сергей Валентинович Береснев! Стоит ли после этого удивляться, что глава района, уйдя на повышение в областную администрацию, рекомендовал его на своё место, как проверенного, надежного и исключительно исполнительного человека.

Вот и сейчас, узнав, что его разыскивает вечный руководитель и «старший товарищ», Сергей Валентинович тут же примчался в свой кабинет и позвонил в приемную губернатора — «шеф» терпеть не мог, когда подчиненные звонили ему по мобильнику.

— Николай Викторович, искали? — елейным голосом поинтересовался Береснев, как только секретарша соединила его с начальником.

— Ты где шляешься? — недовольно проворчал Смирнов. — Битый час разыскиваем!

На самом деле после разговора с Хабеловым прошло едва минут двадцать, но Смирнов любил иногда нагнать страху на подчиненных, чтобы они, как он выражался, «шустрее шевелились!».

— Так, это… рабочий день-то уже закончился, Николай Викторович! — попробовал, было, оправдаться Береснев, но губернатор решительно пресек его робкую попытку:

— Что значит — рабочий день? У тебя ненормированный рабочий день, забыл? Так я живо напомню!

— Конечно, конечно! — поспешно согласился Береснев, прекрасно, впрочем, понимая, что строгость начальника носит скорее формальный характер и демонстрируется им больше «для порядку». — А что за срочность такая? Кто-то приезжает?

— Точно, угадал, чувствуется моя школа!! — довольно подтвердил Смирнов. — Хабелов приезжает — помнишь такого?

— Спрашиваете! А от меня-то что требуется?

— От тебя пока что требуется совсем немного! Он тут намекнул, что не прочь бы пообедать дичью…

— Так это мы запросто! — не дав шефу закончить, обрадовано поспешил заверить Береснев. — Хотите — кабанчика, а можно и косулю…

— Да, постой ты, не тарахти! — недовольно перебил его Смирнов. — Я решил его угостить этой… лебедятиной… или лебежатиной? Тьфу ты, чёрт! Короче, лебяжьим мясом! Время у нас еще есть — он на той неделе, в четверг собирается — но ты не тяни! Завтра же бери своих и чтобы лебедей мне нашли! Помнишь, ты что-то рассказывал об Утиной заводи? Вот и двигайте туда!

— Лебедей-то мы найдем, не беспокойтесь! Только там плёс такой… В общем, он широкий, но, как бы мелкий… Мне бы катерок на воздушной подушке, а? У вас в областном МЧС вроде был такой…

— Ага, сейчас! Катер ему у МЧС-ников забрать! Я ж тебе в прошлом году для рыбнадзора покупал этот… как его… вот, вспомнил — «Стрелец»! Ну, и куда ты его дел, «прихватизировал»?!

Катер Сергей Валентинович, действительно, уже фактически изъял в личное пользование, однако сознаться в этом было смерти подобно.

— Так ведь этот «Стрелец» он резиновый, надувной! А если топляк попадется? — попытался он как-то оправдаться.

— Ничего, пропорете — сами же и заклеите! Так что, бери свой рыбнадзор, и чтобы завтра к вечеру вся информация по лебедям была у меня на столе! — решительно закончил разговор губернатор.

— Николай Викторович, а… — хотел было спросить Береснев, но собеседник уже положил трубку.

Береснев привык к тому, что все получаемые от губернатора указания были предельно конкретны, и хотел лишь уточнить — лебедей нужно добыть уже завтра, или достаточно лишь установить место их обитания. Теперь же ему приходилось брать ответственность за принятие этого нелегкого решения на себя. «Ладно, одного подстрелим! А если шеф захочет дать гостю самому поохотиться, так там еще две пары останутся!» — подумал он и набрал на своем мобильнике номер районного инспектора рыбнадзора…

* * *

Рыкова деревенские мальчишки не только уважали, но и слегка побаивались. Не за угрожающий вид, который придавал ему уродливый шрам на щеке — напротив, шрам этот был, скорее, предметом тайной зависти.

«— Точно говорю — он в Чечне на гранате подорвался!»

«— Какая еще Чечня — он же старый! Я сам слышал, мужики говорили, что это у него с Афгана!»

Такие споры происходили между ними регулярно, не давая, однако, никакого конкретного ответа на мучивший мальчишек вопрос. В одном, правда, сходились все — «дядя Лёня» где-то воевал и, разумеется, воевал героически! А что ордена и медали не носит — так это только из скромности.

Причина же их боязни крылась совсем в другом. Они прекрасно знали, что если «дядя Лёня» что-то запретил делать, то за нарушение своего запрета запросто может выпороть. А эта процедура была не столько болезненная, сколько унизительная и обидная, поскольку «экзекуция», хоть и носила больше показательный характер, не причиняя никакого вреда здоровью «нарушителя», однако всегда проводилась в присутствии других мальчишек, давая им наглядный урок, что законы — пусть и местные, деревенские! — следует уважать и соблюдать.

Поэтому, получив указание «дяди Лёни» не соваться на противоположный берег «до особого распоряжения», Серёга и Лёнька не допускали даже мысли, что его можно нарушить, и, взяв свои коротенькие спиннинги, отправились вдоль своего, «родного» берега, забрасывая на ходу снасть, в надежде случайно попасть на какого-нибудь любопытного окуня, судачка или небольшую щучку-«карандаша». Успеха такая тактика им, однако, не принесла, и они, пройдя несколько километров вниз по течению, устроились на отлогом берегу напротив обширного плёса, изредка поглядывая в его сторону.

— Глянь, чайки толпой кружат! — заметил Лёнька.

— Ну, кружат, и что с того? — не понял его Серёга.

— Как это, что! — удивился бестолковости своего дружка Лёнька. — Мне папаня говорил — раз чайки кружат, значит, там окунь мальков по мелководью гоняет!

— А с чего ты взял, что окунь? — возразил тот. — А может щука или судак!

— Не, щука и судак так не охотятся! — голос Лёньки выражал уверенность. — Они только поодиночке ходят! А окунь — он стаей собирается и мальков на мелководье загоняет! Поэтому и чайки туда слетелись, надеются, что им тоже перепадет…

Забросив собственную рыбалку, мальчишки с завистью наблюдали за происходящим на плёсе, когда один из них вдруг толкнул второго в бок:

— Вон, смотри — там мужик на «резинке» под кустиком пристроился, видишь? Да вон, левее, у самого берега!.. Вот повезло-то мужику! Щас полную лодку надергает!..

— Точно, надергает!.. — согласился с ним второй. — А это что, моторка, что ли?

Чуть дальше плёса из-за поворота реки, не касаясь воды, вылетела необычная надувная лодка с большим пропеллером на корме. У дальнего края плёса она резко остановилась, и почти одновременно оттуда донесся звук выстрела и сразу за ним — второго…

— Видал? Дуплетом жахнули! — восторженно воскликнул Серёга.

— А чего это они? — удивился Лёнька. — Сейчас же охоты еще нет… Ой, смотри — лебеди!

И точно — по неподвижно блестевшей в лучах утреннего солнца глади плёса, набирая ход, по направлению к берегу устремилась пара белоснежных лебедей. У самого берега они плавно оторвались от поверхности, но прозвучавший в это мгновение еще один, уже одиночный выстрел бросил одного из них на крыло, и он рухнул назад в воду, отчаянно молотя здоровым крылом по воде. Вторая птица, сделав небольшой круг, неожиданно заложила крутой вираж и спикировала к бьющемуся на поверхности товарищу. Ребята с испугом наблюдали происходящую на их глазах трагедию, когда из них вдруг заметил:

— Слушай, а мужик-то куда делся? Ну, тот, с лодки!

Теперь уже они вдвоём уставились на качавшуюся у береговых кустов пустую лодку. Наконец один из них с облегчением указал рукой на берег:

— Да вон он, на берегу!

По берегу, сильно припадая на одну ногу, торопливо карабкался к расположенному на взгорке лесочку тот самый «счастливчик», удаче которого они еще минуту назад так завидовали…

— Сергей Валентинович! Вы, кажется, там мужика зацепили… — осторожно тронул Береснева за плечо сидевший у него за спиной инспектор рыбнадзора.

— Какого еще мужика? Где?… — недовольный тем, что ему мешают прицелиться, не оборачиваясь, буркнул Береснев.

Но тут до него дошел смысл вопроса, и он испуганно обернулся к инспектору:

— Ты что, сдурел?! Кого зацепил?! Ты чего всякую ерунду несешь!

— Да вон, рыбак какой-то, к лесу захромал… Испугался, видно… Чего делать-то будем?

— Делать… делать… чего делать… — торопливо забормотал Береснев, и вдруг громко заорал на инспектора:

— Давай, заводи движок! Сматываться будем!

— А как же этот… — инспектор показал рукой на бьющуюся в воде птицу. — Может, заберем?…

— Какой еще «этот», кого заберём?! — в голосе Береснева зазвучали истеричные нотки. — Заводи, говорю, придурок!..

 

Глава 16

Прозвучавший неподалеку взрыв взбудоражил жителей Щукино и они, побросав дела, устремились к окраине деревни, откуда донесся этот пугающий звук. Услышав его, Серёжка с Лёнькой, уже подходившие к деревне, испуганно переглянулись и припустили бегом. Рыкова ребята застали в толпе сельчан, о чем-то озабочено беседовавшего с ними.

— Дядь Лёнь, мы к вам! У нас такое дело, такое дело! — толкаясь, и перебивая друг друга, закричали мальчишки.

— Какое еще дело? — недовольно обернулся к ним Рыков. — Не до вас сейчас, парни, дуйте-ка домой! Не видите — взрослые заняты!

— Да дело же у нас! — чуть не плача от обиды, повторил Серёжка и, отпихнув дружка, разом выпалил:

— Там, на Утиной Заводи какие-то мужики рыбака застрелили!

— Ну, чего ты врёшь, чего врёшь! — ткнул его кулаком в бок Лёнька. — Ничего и не застрелили, а только подстрелили!

— Это там, где плёс, что ли? — удивился Рыков. — Бред какой-то! Кто застрелил, кого застрелил?…

— И вовсе даже не бред! — в два голоса возмущенно закричали мальчишки. — Мы сами видели!

— Так, стоп! Ну-ка прекратили орать! — остановил их Рыков и обернулся к ожидавшим его мужчинам, — Вы тут проследите, чтобы за деревню никто не выходил, а я пока с пацанами разберусь!

Спустя минуту он уже знал всё.

— Лебедей, говорите, стреляли?

— Точно, лебедей! — подтвердил Лёнька. — Одного подбили, он еще в воду упал и там сильно так крыльями хлопал!

— Да, а второй сразу к нему как спикировал! Прям как настоящий истребитель! — добавил Серёжка. — Я сперва даже подумал, что он на этих мужиков пикирует!

— А лодка, говорите, с пропеллером? Такая, вроде, только у рыбнадзора была… Они что там, совсем уже и совесть, и страх потеряли?! Ладно, разберемся… Так, орлы, сейчас бегом по домам и чтобы ни ногой! Тут и без вас дел хватает… А о лебедях никому ни слова, ясно?!

Мальчишки, послушно кивнув головами, рванули назад в деревню, а Рыков вернулся к оживленно переговаривавшимся сельчанам:

— Граждане, давайте, пока ничего не выяснится, не будем паниковать и строить догадки! Возможно, это строители что-то взорвали — ну, там камень большой, или еще чего… Мало ли! Мы сейчас с мужиками сходим, все разузнаем, а вы пока расходитесь по домам! Когда выясним, соберемся и обсудим, договорились?

Толпа, соглашаясь, недружно загудела в ответ, а Рыков прихватил с собой двух молодых людей покрепче и отправился по старой заброшенной дороге в направлении Дедовой Луки — туда, откуда донесся взрыв…

* * *

— Что это было, Максимыч?! — выбираясь из кабины завалившегося набок грейдера, и сжимая обеими руками голову, прокричал оглохший от взрыва водитель. — Что рвануло?

— Не ори! Я-то откуда знаю! — зло отозвался бригадир.

Он подошел к образовавшейся на месте взрыва глубокой воронке, с опаской заглянул в нее и удивленно присвистнул. Затем обернулся к испуганно толпившимся поодаль рабочим:

— Кто видел, как взорвалось?

«… Да мина, наверное, или снаряд!.. Скорее всего, с карьера с песком завезли!.. Да ну, наверное, еще с войны!..»

Дорожники вразнобой принялись выдвигать самые разнообразные версии. В одном лишь мнение было единодушным — разорвался какой-то из боеприпасов, которых в этих местах со времен войны оставалось еще немало.

— Так чего теперь делать-то будем, начальник? — раздался из толпы чей-то громкий наглый голос. — А если тут еще такие «подарки» остались?! Я тебе не «сашка матросов», чтобы голой ж…ой на мины кидаться!

— Ну, ты-то, Ляшко, точно не Матросов! — язвительно оборвал его бригадир. — Так что лучше заткнись, если не хочешь сегодня же домой, к своей бабе отправиться! И без всякого расчета, понял?!

Затем подошел к лежавшему в канаве грейдеру и обошел его кругом, внимательно осматривая нанесенный ущерб и бормоча себе под нос: «Так, кардан… ковш… вся передняя с рулевой… ну, кабина, само собой…» Окончив осмотр, задумчиво почесал небритый подбородок и злобно крякнул:

— М-да… Проще новый купить!

Заметив появившуюся со стороны деревни группу людей, он недовольно обернулся к рабочим:

— А этих кто сюда пустил?! Ну-ка, гоните их в шею, чтобы и духа…

Но жители деревни уже подошли вплотную и Рыков, изобразив на той жуткой маске, что представляло его лицо, вежливую улыбку, протянул бригадиру руку:

— Добрый день, уважаемый! Мы из Щукино, тут рядышком…

Растерявшись от неожиданности, бригадир машинально протянул в ответ свою и, охнув, присел — Рыков крепко сжал его ладонь и тем же вежливым вкрадчивым голосом произнес:

— Некрасиво себя ведете, товарищ, некультурно! Больше так не делайте, ладно?

Он отпустил бригадира и тоже внимательно осмотрел воронку.

— Я бы посоветовал вызвать МЧС. У них там сейчас все специалисты имеются, и сапёры тоже… А то, не ровен час, в следующий раз нарветесь не на такую «мелочь», а на что-нибудь посерьезнее! Впрочем, это уже ваше дело…

Рыков обернулся к сопровождавшим его молодым людям:

— Пойдемте, нужно наших успокоить!

И, уже отойдя на несколько шагов, неожиданно обернулся к дорожникам и насмешливо заметил:

— Только, если что — мы ваши кишки с кустов собирать не будем! Вы уж тогда как-то сами, своими силами… Договорились?

Нарисованная Рыковым картинка впечатляла, и толпа с возмущенным гулом тут же обступила бригадира:

«Всё, завязываем, нах…!»

«Пока сапёры не приедут, я сюда близко не сунусь!»

«Да в гробу я видал ваши бабки! Мне моя жизнь дороже!»

И над всем этим грозным гудением рефреном звучало главное: «Вызывай Кондрашова, нехай сам разбирается!»

Напуганный бригадир, достав из нагрудного кармана мобильник, принялся судорожно набирать номер шефа…

Несмотря на предложение разойтись по домам, жители Щукино, негромко переговариваясь, терпеливо ждали возвращения «разведчиков» у околицы.

— Ничего страшного! — поспешил успокоить их Рыков. — Просто грейдер зацепил «лопатой» какой-то снаряд или мину. Видно, еще с войны оставалась, а теперь они ее выгребли наружу. Но никто не пострадал! Грейдер только сильно повредили. Так что, работы они теперь приостановят!

Народ одобрительно зашумел — статью в газете прочли, практически, все жители деревни, и о том, с какой целью строится дорога, были прекрасно осведомлены. Рыков же подумал, что это всего лишь временная отсрочка, радикально проблему не решающая. Сосредоточенно размышляя над тем, что можно предпринять, он направился, было, к своему дому, когда вдруг встретился глазами с улыбающимся отцом Глебом. Рыков недоуменно посмотрел на него, и тут батюшка неожиданно указал взглядом на небо. Рыков тоже взглянул на небо, но ничего особенного там не обнаружил и вновь вопросительно посмотрел на священника:

— Что вы там интересного увидели, отец Глеб?

— Не там — выше, значительно выше! — загадочно улыбаясь, заметил тот. — Вы не находите, что в том, что случилось виден Промысел Божий? Он сам остановил творящееся беззаконие, и при этом, заметьте, никто не пострадал!

— О чём вы говорите, какой еще «промысел»? — с досадой отмахнулся Рыков. — Вызовут сапёров, проверят всю местность вокруг и примутся строить дальше! Это так, небольшая задержка, передышка, можно сказать. А после, — не сегодня, так завтра, — дойдут и до деревни… И что тогда прикажете делать? Баррикады строить?

— Полагаю, Господь и дальше не оставит нас в своей милости! — спокойно и уверенно ответил священник.

— А я полагаю, пора нам уже и самим позаботиться о себе! — с вызовом возразил Рыков. — Как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай!

— Вы что же, воевать собираетесь?! — испуганно спросил отец Глеб. — Упаси вас Бог от неразумных поступков! Помните, что вам доверены десятки невинных душ! Да и супротив вас, чай, не враги иноземные!

— Да, помню я, всё помню! Хотя насчет врагов я бы так уверенно не заявлял…Другой раз и свои могут быть хуже иноземных!

Он немного помолчал, затем бросил на батюшку косой взгляд и неожиданно спросил:

— Помните, мы как-то беседовали с вами о Ветхом Завете, пророке Моисее, скитаниях по пустыне?…

Отец Глеб кивнул головой и удивленно спросил:

— А почему вы вдруг вы об этом вспомнили?

— Да, так, мысли кое-какие появились… Вот вы говорили, что евреи четыреста лет были у египтян в рабстве, верно?

— Четыреста тридцать! — уточнил отец Глеб. — Только… Неужто вы собрались рассуждать о столь сложных вещах, не имея достаточных познаний в предмете своих рассуждений?

— Не беспокойтесь, батюшка! Ни теологией, ни, тем более, теософией заниматься я вовсе не собираюсь! Просто возникли кое-какие параллели, вот и хотел их обсудить с вами… А с кем еще такое обсуждать, как не с вами? Только давайте найдем место поудобнее — не разговаривать же на улице — представляете, если наши философские сентенции люди услышат!..

* * *

Добравшись до райцентра, Сергей Валентинович уже окончательно решил о случившемся на плёсе губернатору не докладывать: «Чего зря начальника беспокоить! Да там, скорее всего, и не было ничего! Подумаешь, зацепил мужика утиной дробью, да еще и на излете! Максимум, пара царапин на ноге осталась… Небось, уже водку дома жрёт, а я тут нервы должен тратить! Да и не видел нас никто, если что — отбрехаемся, не впервой!»

Вечером он, окончательно успокоившись и уже почти забыв о случившемся, позвонил губернатору и доложил, что поручение шефа выполнено. Однако к удивлению, тот выслушал его доклад невнимательно и, даже не дослушав до конца, перебил:

— А что там у тебя за ЧП произошло? Ну, на дороге этой, на Щукино! У нас, понимаешь, с самого утра все разговоры только об этом! То ли что-то взорвалось, то ли кого-то взорвали… Сапёров, понимаешь, из области вызвали, а ты не в курсе! Ну и что с того, что на реке был? Ты первый должен узнавать, что у тебя в районе происходит! А то, глядишь, в следующий раз администрацию взорвут, а ты и знать не будешь! Короче, иди, разбирайся, после доложишь!..

 

Глава 17

Вопреки ожиданиям, разговор затянулся до самого вечера. Сидя за кухонным столом, отец Глеб прихлебывал горячий ароматный чай и с любопытством посматривал по сторонам.

— А я ведь у вас в гостях впервые! — неожиданно заметил он.

— Что? О чем вы?… — Рыков недоуменно посмотрел на священника. — А, ну да, конечно… Вам, наверное, неинтересно, всё, что я тут наболтал…

— Нет, что вы! — решительно запротестовал отец Глеб. — Напротив, я слушал вас очень внимательно! Только вот, понять не могу — вы это всерьез? Ну, все эти рассуждения насчет «второго исхода» и прочее…

— А сами-то как думаете? — с вызовом спросил Рыков. — Я, кажется, достаточно аргументировано всё изложил!

— Возможно, возможно… Только какое к этому имеет отношение Ветхий Завет? Выражаясь вашим, мирским языком — это ведь всего лишь летопись! Да, к тому же еще, летопись вполне конкретного народа — израильского! А вы сюда зачем-то Иоанна Третьего Великого присовокупили, переворот 17-го года…

— Да поймите же, дело вовсе не в Ветхом Завете, и даже не во всей этой библейской истории! — в голосе Рыкова отчетливо прозвучала досада. — Слишком очевидные аналогии просматриваются между тем, что там описано, и тем, что происходило и происходит у нас, в России! Вот, скажем, если считать, что именно Иван Третий — первый царь Руси — собрал народ русский воедино. Фактически, то же, что сделал библейский Исаак с израильтянами! — то и у нас, в России, после его смерти народ оказался в рабстве! Только израильтяне — у египетского фараона, а русские — у собственных правителей. Вначале — это период Смуты. А после уже и цари пошли один чище другого! И лишь через четыреста с небольшим лет — точно, как в библии! — мы попытались из этого рабства вырваться! Вот только собственного «моисея» у нас, к сожалению, не нашлось, а самозваные «пророки» завели совсем не туда, хотя, кстати, тоже обещали привести в «землю обетованную»!

Отец Глеб с удивлением дослушал его рассуждения, после чего ответил:

— Конечно, можно найти какие-то совпадения, хотя, скажу откровенно, такое своемыслие — большой грех! Но о каком «втором исходе» русского народа вы толкуете? И, потом, если есть «второй», значит, был и «первый»? И какой же?

Рыков недовольно покосился на него:

— Так, я ведь сказал — если считать четыреста лет от правления Ивана Великого, то Великая Октябрьская революция и есть тот самый «первый исход»! Точнее, его попытка… А «второй» — это уже нынешняя «перестройка» и всё, что за ней последовало. И тоже, пока что, не слишком удачно… Вот только третьей попытки, похоже, нам просто не пережить!

— И вы, значит, решили взять на себя роль пророка Моисея… — заметил отец Глеб.

Рыков усмехнулся и шутливо погрозил пальцем:

— А вы, батюшка, язва! Нет, если серьезно, то я, конечно, на такие «высокие» роли не претендую. Но и сидеть, сложа руки, тоже не хочу и не буду! Как говорится, Бог тому помогает, кто помогает себе сам! Так что, я начну, помолясь, а Он, если захочет, пусть догоняет!

Священник невольно вздрогнул, поспешно перекрестился несколько раз и, пробормотав: «Вот ведь охальник!», заторопился к выходу. Когда он ушел, Рыков постоял немного в раздумье, затем решительно накинул старенькую тонкую камуфляжную куртку и тоже вышел из дома.

«Некрасиво получилось с батюшкой, неловко…» — размышлял он по дороге к Ломову, — «Как мальчишка, подшутить вздумал над старым человеком, да еще на такую болезненную для него тему! Нужно будет как-то извиниться… Ладно, после разберемся! Интересно, что там нарыл Лом?»

Свет от настольной лампы, пробивавшийся сквозь шторы одного из окошек, явственно свидетельствовал, что хозяин не только дома, но и занят своим любимым делом — работает на компьютере. Рыков громко постучал в дверь, предупреждая о своем приходе, и, не дожидаясь приглашения, вошел. Сергей, не оборачиваясь, махнул ему рукой:

— Заходите, Леонид Альбертович! Вы, наверное, насчет диметиламина?

— Не только… — отозвался Рыков из прихожей, снимая и вешая куртку на крючок куртку. — Впрочем, давай с диметиламина! Нашел что-нибудь интересное?

Он прошел в единственную крохотную комнатку, собственно, и представлявшую это обиталище деревенского компьютерного «гения», и устроился рядом с ним на табурете. Пальцы юноши забегали по клавишам, и, наконец, отыскав нужный материал, он развернул ноутбук экраном к Рыкову:

— Вот, смотрите, я тут сохранил пару статеек с разных сайтов и из энциклопедий, но эта, пожалуй, самая короткая и конкретная — так, чисто для ознакомления!

Он обернулся и вопросительно взглянул на Рыкова. Тот одобрительно кивнул головой:

— Все правильно, парень — в деталях будем разбираться после!.. Так, что тут у тебя…

Рыков нацепил на переносицу очки и приблизил лицо к экрану:

— Так… химическая формула… температура кипения… масса… Ну, это все мы уже знаем…

— Кстати, — обернулся он к Ломову, — ты выяснил, что это за «смайлз» такой?

— А, это… — махнул небрежно рукой Ломов. — Это такое международное обозначение, типа шифра… Ну, чтобы в справочниках легче было искать… Просто аббревиатура по первым буквам — поэтому и пишется все заглавными!

— Ясно… — Рыков вновь уперся взглядом в экран, — «… используется рыжими тараканами для коммуникации…»

Он вновь обернулся к Сергею:

— Это что, наш друг Хабелов рыжих тараканов разводить собрался, что ли?!

И, не удержавшись от смеха, добавил:

— И в Африку или Юго-Восточную Азию продавать! У них там это, вроде бы, большой деликатес! Ладно, шутки в сторону, поехали дальше!

Коснувшись пальцем touchpad'а, Рыков пролистнул документ и продолжил чтение:

— «…служит сырьём для производства НДМГ или „гептила“ — ракетного топлива, использующегося на российской РН „Протон“, российско-украинских РН „Днепр“, „Космос“, украинской РН „Циклон“; американских — семейства „Титан“; французских — семейства „Ариан“ и т. д…»

Теперь его лицо выражало еще большее недоумение, чем раньше:

— Ну, ладно, предположим, делали на этом заводе гептил, — слышал я уже где-то такую версию, — но что это объясняет? Что Хабелов собрался конкурировать с поставщиками гептила? Глупо! У них давно все технологии отлажены, оборудование установлено и работает, да и с экологами тоже все проблемы решены… А это — ой какой непростой вопрос, как считаешь?

— Никак не считаю! — невнятно буркнул заглядывавший через его плечо Ломов. — Я в этих делах — полный «баобаб»!

— Ну, я, положим, тоже не «лавуазье»! — заметил Рыков. — Но что-то же и ты, наверное, слышал! И про наши «Протоны», которые иногда до орбиты не долетают, а после всё вокруг приходится обеззараживать… Нет, это не вариант… Так, что у нас есть еще?…

Он продолжил листать документ дальше, но внезапно остановился:

— А вот это уже интересно! «В годы Второй Мировой войны диметиламин использовался в производстве химического оружия „табун“. В последнее время на его основе были разработаны совершенно новые БОВ (боевые отравляющие вещества) нервнопаралитического действия, именуемые GV, поскольку сочетают свойства агентов G и V серий. К этой новой группе отравляющих веществ относят такие соединения, как: GV1 — 2-диэтиламиноэтил-(диметиламидо) фторфосфат, GV2 — 2-диметиламиноэтил-(диэтиламидо) фторфосфат и ряд других. Всего около десяти различных соединений…»

Он встал и принялся возбужденно ходить по комнате, затем резко остановился и, глядя в лицо Ломова, произнес:

— Что-то мне подсказывает, что нашего друга Хабелова заинтересовали именно они — эти «дживи»!

Напуганный его тоном и выражением лица Сергей, вскочил со своего табурета, затем снова сел и, глядя снизу вверх, спросил:

— Так, а нам-то… ну, это… делать-то нам чего?!

Рыков, заметив испуганно-удивленный взгляд Сергея, невольно рассмеялся:

— Да ты не пугайся раньше времени, за автоматы пока хвататься не нужно! У тебя же вон какая «пушка» имеется!

Он кивнул на ноутбук Ломова.

— Из такой, если грамотно шарахнуть, мало не покажется! Вот этим мы с тобой сейчас и займемся…

На объяснение своего замысла он потратил еще с полчаса, после чего потребовал от Ломова повторить полученное задание.

— Во-первых, — словно студент на экзамене послушно отвечал Сергей, — разослать по всем знакомым мне социальным сетям информацию о том, что замышляет Хабелов…

— Не какой-то там «хабелов», а депутат Государственной Думы! — уточнил Рыков.

— Ну, да, депутат… — поправился Ломов.

— И не замышляет, а «предположительно может организовать…», разницу ощущаешь? Не хватало еще, чтобы нас просто обвинили в клевете! Хотя… ну-ка поясни — смогут нас привлечь за клевету или вообще хоть как-то на нас «наехать»?

— Не должны! — Сергей быстро сообразил, какой ответ ожидает от него Рыков, — Поскольку сделать нужно всё максимально скрытно, чтобы нельзя было установить не только IMSI, но даже физическое местонахождение нашей «симки»!

— Молодец, усвоил! — похвалил его Рыков. — Так, еще что?

— Еще нужно дать информацию о вертолетах…

— Какую информацию — зачем он собирается их выпускать, или что в этом плохого и опасного? Ну же, не тяни, поясняй, разжевывай! Тебе же после все эти тексты писать придется! — недовольно поторопил его Рыков.

— Опасность в том, что это может подорвать обороноспособность страны, поскольку будет составлять прямую конкуренцию с нашими «камовыми»! К тому же вертолеты, производимые фирмой «AWRO» будут полностью зависеть от поставок зарубежных комплектующих и электроники…

— Хорошо… Еще что?

— Еще нужно отслеживать всю, появляющуюся в Сети информацию о связанных с Хабеловым людях — в первую очередь, чиновниках, работающих в нашей области… Да, Леонид Альбертович, кстати, тут в новостях в рубрике «Происшествия» проскочила информация по нашей области! — неожиданно вспомнил Сергей. — Вроде бы какого-то рыбака ранили! И, судя по его описанию, подозревают местный рыбнадзор! Добавить это в нашу инфу?…

Как и предполагал Рыков, уже на следующий день, использовав вброшенную Ломом информацию о происшествии на Утиной Заводи, местный еженедельник «Глубинка», претендовавший на звание оппозиционного, разродился крупной статьей с претенциозным заголовком «Царская охота». Губернатор, узнав о статье, устроил Бересневу разнос, после чего дал указание своему помощнику связаться с редактором еженедельника и потребовать немедленной публикации опровержения приведенных в статье сведений. Помощник губернатора, обладавший некоторыми познаниями в юриспруденции, догадывался о бесперспективности подобного требования, но перечить начальнику не стал и позвонил в редакцию.

— Слушаю вас внимательно, уважаемый Николай Аркадьевич! — исключительно приветливым и доброжелательным тоном ответила редактор.

Журналистка с более чем тридцатилетним стажем, поднаторевшая в многочисленных «разборках» и с властью, и с «крутыми» самых разных мастей, она прекрасно чувствовала ситуацию, как и то, что накалять ее без крайней на то необходимости, не стоит.

— Вы, наверное, по поводу статьи?

— Статьи?! — возмутился помощник губернатора. — Это не статья, а грязный клеветнический пасквиль! И вы за него еще ответите!

— Ну, ну, уважаемый, не нужно так горячиться! — в голосе редакторши зазвучали металлические нотки. — Мы ведь тоже можем предъявить вам иск! Скажем, о защите деловой репутации…

— Какая там у вас репутация? — не успокаивался помощник. — Сборщиков грязных сплетен и измышлений? Да мы…

— Извините, Николай Аркадьевич, — она решительно прервала его тираду, — у вас ко мне какие-то конкретные вопросы? Если нет, то я кладу трубку — у меня слишком много работы!

— Конкретные, вполне конкретные! — немного успокоившись, заявил помощник губернатора. — И не вопросы, а предложения! Точнее — требования! Вы немедленно публикуете опровержение вашей фальшивки и приносите публично извинения! Взамен мы обещаем не подавать на вас судебный иск.

— Фу, какие некрасивые слова! — укоризненно ответила журналистка. — «Фальшивка», «иск»… Вы же по образованию юрист, не так ли? О каком иске может идти речь, если в статье не приведено ни одного факта и не предъявлено ни одного обвинения?

— Вот именно — ни одного! — возбужденно согласился с ней помощник.

— А вы сами-то статью читали? Полагаю, что нет! Иначе бы обратили внимание на фразу, с которой она начинается! Сейчас… минутку… я вам сама прочту… вот: «По непроверенным данным, поступившим в редакцию от не представившегося гражданина, ко вчерашнему инциденту с ранением рыбака в районе Утиной Заводи, могут быть причастны руководящие лица района и даже области…» Заметьте — «по непроверенным»!

— Так зачем же вы публикуете эти самые «непроверенные данные»?! — возмутился помощник.

— Ну, прежде всего, девиз нашего издания, если помните, три «О»: Осведомленность, Оперативность, Объективность. И в чем же мы, по-вашему, нарушили его? Видимо, вы считаете, что мы были необъективны, верно? Тогда позвольте вам напомнить, что проверка сведений входит в нашу обязанность только в том случае, если мы сами получили эту информацию непосредственно с места события! Вы, как юрист, должны это прекрасно знать, не так ли? К тому же, мы сразу предупредили читателей, что сведения «НЕ-ПРО-ВЕ-РЕН-НЫ-Е»!

Последнюю фразу редактор произнесла по буквам, затем продолжила:

— Не согласны с ними? Ну, так проверяйте, Бог вам в помощь! Далее, о том, что рыбак был ранен, мы узнали из сводки местного УВД — можете сами убедиться, что там это происшествие зафиксировано. Объективная информация? Вполне! Более того, нам сообщили, что прокуратурой уже возбуждено дело по факту… Как там у них это называется?.. А, вот: «…неумышленного причинения вреда здоровью средней тяжести с применением огнестрельного оружия». Так что, насчет «фальшивки» и говорить нечего! Что же касается причастности или непричастности вашего руководства к этому инциденту — так это не к нам, это к следователям! Я бы вообще посоветовала вам не поднимать большого шума, а тихо спустить всё «на тормозах». Те двое свидетелей, что сообщили нам по электронной почте о том, что видели катер Главы района и, вроде бы, даже его самого, скорее всего, ни к какому следователю на допрос не явятся. Есть еще, конечно, фотографии убитого лебедя — мы их, кстати, и в газете поместили! — но на них не видно, ни лиц этих свидетелей, ни каких-либо характерных примет. Да и вообще трудно понять, кто подстрелил лебедя, где, когда… Может, они сами его…

Она замолчала на мгновение, дав собеседнику время переварить всё, сказанное ею, и закончила:

— Так что, успокойтесь, и не суетитесь! Я же знаю, что вы сейчас по своим каналам и связям начнете давить на следствие, чтобы всё замять — вот и давите! А на меня давить не нужно! И вообще со мной лучше не ссориться по таким пустякам! А опровержение… Разумеется, опубликуем, сразу! Как только вы его САМИ подготовите, — улавливаете разницу? Разумеется, обоснованное и обеспеченное соответствующими доказательствами! Вот и подумайте, нужно оно вам или нет!

И, не дожидаясь ответа собеседника, она положила трубку, а Николай Аркадьевич некоторое время еще слушал доносившиеся частые гудки и размышлял над происшедшим разговором: «А что, ведь права эта с…чка! Чем больше мы станем оправдываться, или возмущаться, тем больше внимания привлечем к этому делу! Действительно, лучше все замять втихаря, словно ничего и не было!» Придя к такому заключению, он позвонил губернатору и доложил, что вопрос, в основном, улажен.

Смирнов немного успокоился и собрался, было, уже отправиться домой, когда секретарша испуганным голосом сообщила ему по интеркому, что его срочно разыскивает Хабелов, и, не дожидаясь разрешения, спешно соединила Смирнова с абонентом.

— Ты что, урод, сдать меня решил?! — не здороваясь, заорал в трубку Хабелов. — Ну, тогда заказывай себе поминки!..

 

Глава 18

Сергей уже полчаса бегал по деревне, разыскивая Рыкова, но тот словно сквозь землю провалился. Полностью отчаявшись, он спустился к реке, и тут один из возвращавшихся с утренней рыбалки мальчишек сообщил ему, что видел «дядю Лёню» ранним утром, уходившим с корзинкой в лес. «Если за грибами», — взглянув на наручные часы, подумал Сергей, — «значит, скоро уже будет возвращаться!» и, решив дождаться его у опушки леса, отправился по дорожке вверх, к часовне. Миновав часовню, Ломов дошел до небольшой полянки, откуда в лес вела хорошо натоптанная тропинка, прилег у её края на выгоревшую под жарким июльским солнцем траву и, зажав в зубах травинку, принялся изучать проплывавшие высоко в небе редкие белые комочки облаков.

Очнулся он оттого, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Рывком приподнялся, сел и настороженно повернул голову — рядом с ним, откинувшись на спину и опираясь на один локоть, вальяжно развалился Рыков. Увидев, что юноша открыл глаза, он насмешливо заметил:

— Ну, ты и горазд спать! Так, глядишь, с тебя боты снимут, а ты и не заметишь!

Сергей бросил испуганный взгляд на свои кроссовки, а Рыков усмехнулся:

— Да, на месте твои опорки — кому они нужны!

Юноша покраснел и пробормотал себе под нос:

— Задремал малость… на солнце сморило…

— Задремал? Малость?! — Рыков уже не сдерживал смеха. — Да ты, парень, дрых как суслик!

Сергей, между тем, окончательно проснувшись, встал, отряхнул с одежды налипшие травинки и поинтересовался:

— А вы откуда?

— Не, с тобой и в цирк ходить не нужно! Что значит «откуда»? Из лесу, вестимо! Только не спрашивай, что я там делал!

Ломов покраснел еще больше:

— За грибами ходили… Мне пацаны на реке сказали… Ну, и как, набрали?

Рыков небрежно подтолкнул к нему стоявшую у ног корзинку.

— Ух, ты! — завистливо произнес Сергей, — А я вчера ходил, почти ничего не нашел… Так, маслята, «зеленухи»… А у вас одни черноголовики да белые! И как вы их только находите!

Рыков поманил его пальцем и, наклонившись к самому уху, таинственно зашептал:

— Я тебе один секрет открою, только ты — никому! Ладно?

Ломов послушно кивнул и приготовился внимательно слушать, когда сообразил, что Рыков над ним просто подтрунивает, и обиженно отодвинулся:

— Я серьезно, а вы…

— Да, ладно, парень, не обижайся! — хлопнул его по плечу Рыков. — Я тоже серьезно! Просто ты меня развеселил своими «куда» да «откуда»!

Он снова усмехнулся, но тут же погасил смех, и уже вполне серьезно принялся объяснять.

— Ладно, слушай… Все дело в том, что вы — и ты, да и другие наши молодые — не умеете ВИДЕТЬ! Понимаешь о чем я? То-есть, смотреть-то вы смотрите, но видеть не умеете… А тут есть довольно простая, даже не хитрость, а просто особенность человеческого глаза — замечать то, что вдали, и не замечать то, что вблизи, рядом.

— Ну, почему! — возразил Сергей. — Я всегда смотрю под ноги!

— Так я же как раз об этом и говорю! — настойчиво повторил Рыков. — Ты-то смотришь, а глаз-то не замечает, не может заметить!

Он на мгновение задумался, затем неожиданно спросил:

— Не обращал внимания, чем отличается опытный водитель от водителя-новичка?

— А причем тут водитель? — удивился Ломов.

— Сейчас поймешь, не перебивай! — отмахнулся Рыков. — Так вот, новичок всегда смотрит на дорогу перед капотом, верно? Да еще старается с сиденья привстать, чтобы заглянуть поближе! А в результате все равно «собирает» все ямки, и к тому же рискует на другие неприятности нарваться, которые неожиданно появляются прямо у него перед носом… Для него — неожиданно! А на самом деле их давно уже можно было бы заметить! Конечно, если бы он смотрел на дорогу, а не «под ноги», как ты сказал! А опытный водитель всегда смотрит на полсотни-сотню метров вперед, а то и дальше, согласен?

— Не знаю… — хмуро буркнул Сергей. — Я не водитель! У меня и машины-то никогда не было…

— Тогда просто поверь на слово! У меня водительский стаж больше сорока лет! Но я еще не окончил… Так вот, водитель не просто замечает всё вокруг: и качество дорожного покрытия, и другие машины — хоть встречные, хоть попутные! — и пешеходов, и знаки, и вывески придорожных магазинов, кафе или заправок, и даже расписание их работы! Он их еще и запоминает! Конечно, выборочно, то, что представляет для него какой-то интерес! Или, скажем, потенциальную опасность… Спросишь, как это возможно? Тут два момента: первый — профессионализм водителя, особое устройство его памяти и внимания. Его мозг уже сам, на основе многолетнего опыта отсеивает нужное от ненужного и запоминает это «нужное» где-нибудь «поближе», чтобы в случае необходимости тут же выдать эту информацию. У тебя в компе ведь тоже есть что-то похожее, верно?

— Ну, да! — согласился Ломов, довольный, что объяснение перешло на вполне понятные и близкие ему предметы. — Скажем, когда в поисковике набираешь какую-то инфу, сразу начинают вываливаться подсказки, по каждой нажатой букве! Ну, из последних, что ты, или кто-то другой недавно уже набирал!

— Вот, вот! — обрадовался Рыков, что парень нашел себе подходящий образ для сравнения. — Но это только один момент. А второй связан с еще одной особенностью нашего зрения — с тем, что называется «боковым зрением». Так вот, это боковое зрение намного острее, чем наше обычное, «прямое»! Что, не знал? Я в первый раз услышал об этом еще в школе, от училки по астрономии — был в советской школе и такой предмет, если ты не в курсе! Дело в том, что у Большой Медведицы одна звезда сдвоенная. В смысле, там две звезды, совсем рядышком! Только увидеть их обе очень трудно — одна немного поярче и вторую, понятное дело, забивает! Вот нам астрономичка и сказала, мол, смотрите на неё не прямо, а как бы искоса, боковым зрением — мол, боковое зрение намного острее!

— И что, увидели? — заинтересованно спросил Сергей.

— А как же! — подтвердил Рыков. — Вот с тех пор я и стал тренировать боковое зрение. Дело, ведь, не только в том, чтобы заметить, но и в том, чтобы это отметить у себя в мозгу, усекаешь? Кстати, этому умению замечать и отмечать всё вокруг, в том числе, и боковым зрением, специально натаскивают бойцов разных спецподразделений…

— А почему вы вдруг вспомнили о спецподразделениях? — удивился Ломов.

— Я? Вспомнил? — растерялся Рыков. — Не знаю… Наверное, просто к слову пришлось! По ассоциации…

По какой, именно, ассоциации уточнять не стал, хотя сразу догадался, почему это вспомнилось именно сейчас, в такой, казалось, совершенно неподходящий момент…

— Ладно, вернемся к грибам! Так вот, выходя за грибами, ты мысленно настраиваешь свое зрение — и мозг, разумеется! — на грибы, на то, чтобы их замечать. Ну, как настраиваются эти…

Рыков замялся, пытаясь подобрать нужное сравнение.

— Как спецназовцы? — с легкой усмешкой подсказал Сергей.

— Ну, можно и спецназовцы… — подумав, согласился Рыков. — Хотя, насколько я представляю, им настраиваться как раз не нужно! У них это уже «на автомате», как у водителей на дороге! Скорее, как спортсмены перед соревнованиями! А после просто гуляешь по лесу!

— Что, вот так просто «гуляешь»? — недоверчиво переспросил юноша.

— Ну, да! — подтвердил Рыков. — Просто гуляешь! Разумеется, выполняя всё, о чем я тебе говорил — автоматически поглядываешь по сторонам — не под ноги, а подальше, метров на пять-шесть! — используешь боковое зрение… И, поверь, грибы сразу найдутся! И еще — когда найдешь гриб, не торопись скорее его срезать и бежать дальше! Спокойно присядь с ним рядом и снова используй все возможности зрения — ты ведь теперь будешь находиться совсем в другом положении, прямо у земли! А, значит, и угол обзора у тебя будет другой! Гарантирую на личном опыте — еще пару штук увидишь точно!

Он ненадолго умолк, затем, неожиданно меняя тему, спросил:

— Так чего ты меня искал? Надеюсь, не из-за грибов?…

— Леонид Альбертович! — взволнованно воскликнул Сергей. — Хабелов приезжает!

Рыков быстро огляделся, но ничего подозрительного не заметил.

— Кричать-то зачем! — негромко упрекнул Ломова. — Говори спокойно и, главное, по порядку. Куда приезжает, когда приезжает, зачем… Ну, и так далее! Кстати, откуда информация?

Юноша замолчал, сделал несколько глубоких вдохов, — Рыков с любопытством наблюдал за этими «упражнениями», — затем, окончательно успокоившись, принялся рассказывать:

— Короче, я, как вы приказали…

— Попросил! — уточнил Рыков.

— Ну, ладно, попросили! — согласился Сергей — В общем, стал отслеживать все контакты Хабелова. Прослушку, разумеется, поставить не мог, поэтому стал просто следить за информацией о переговорах через базу «Телекома» и тех сетевых операторов, симками которых он пользуется. Симки отыскал через их базы данных…

Рыков слушал внимательно, иногда вставляя одобрительные замечания: «Молодец, неплохо!..»

Юноша покосился на него и уточнил:

— Да для любого уважающего себя хакера — это плёвое дело! Тем более что «ронять» их базы или сервера вы мне не поручали! А просто полазить по ним — чего тут сложного?

— Ладно, не хвастай! — оборвал его Рыков. — Ты проявил себя как хороший спец, хвалю! У нас каждый должен быть спецом в своем деле, особенно когда война уже началась — а она началась, я правильно тебя понял?

Ломов энергично закивал головой, затем продолжил:

— Ну, короче, после того как наша инфа попала в блоги и на сайты социальных сетей, Хабелов звонил почти непрерывно — даже ночью! Конечно, я все звонки отслеживать не стал. А только те, которые могли представлять интерес для нас — ну, там, губернатору или его секретарше… Да еще этим своим итальянским контрагентам, с которыми он по вертолетам завязан!.. Ой, чуть не забыл, он еще кому-то в «РосОборонПром» звонил — которые военными заказами занимаются! Только я в их базу войти не смог — там такая защита!.. Меня их сервер сразу «зацепить» попытался, а если бы зацепил, то тут уже никакие примочки не помогли бы!

— Ну, и?… — спросил Рыков.

— А я сразу отключился! — улыбнулся Сергей. — Взял и вообще питание вырубил! А после еще и симку на компе поменял, на всякий случай!

— Тридцать шестая стратагема! — усмехнулся Рыков.

— Какая еще стратагема?

— Да это у китайцев так называются мудрые изречения, вроде пословиц, обозначающие разные военные хитрости! — пояснил Рыков.

— Ну, а эта «тридцать шестая» о чем?

— Тридцать шестая? Так, ничего сверхъестественного… «Бегство — лучший выход в безнадежной ситуации»!

— Точно! — обрадовался Сергей. — Что я и сделал!

— Ладно, не отвлекайся! Ты же хотел что-то сказать о приезде Хабелова, так? — напомнил Рыков.

— Ну, да, я говорю — после всех этих переговоров он позвонил нашему губернатору, Смирнову! А я потом залез в их комп, который в приемной — там же на сайте администрации «мейл» указан! — ну и нашел у секретарши в ежедневнике запись, что в следующий четверг на 9 утра у них встреча запланирована …

— А где — не указано? — нетерпеливо перебил его Рыков.

— На Гнилой Горке! Там еще помечено: «подготовить обед на шесть персон»!

— Отлично! — Рыков довольно потер руки. — Всё просто замечательно!

— Что замечательно, Леонид Альбертович? Мне-то что дальше делать? — озабоченно спросил Ломов.

— Пока ничего! Сиди и никуда не лазь! Ни по каким сайтам, блогам и прочей вашей трихомудрии! А где-нибудь в пятницу, к выходным, снова инфу закинешь, как в прошлый раз…

— А что за инфу?

— Не торопись, я сам подготовлю! У меня, между прочим, тоже компьютер имеется! Пусть, не такой навороченный, как у тебя, но для набора текста хватит с головой!..

 

Глава 19

Взрыв на дороге поначалу не слишком напугал Кондрашова — за долгие годы работы он не раз натыкался на такие «сюрпризы», оставшиеся со времен войны. Поэтому, предложив бригадиру устроить рабочим незапланированный выходной, решил лишь попросить у губернатора сапёров. Но торопиться с просьбой не стал, отложив звонок на следующее утро. Однако то, что он услышал утром по одному из новостных каналов, пока жена готовила завтрак, полностью изменило все его планы, и он тут же позвонил губернатору.

— Викторович, привет!

— Кондрашов? Чего в такую рань названиваешь? Не мог подождать до начала работы? — недовольно отозвался Смирнов. — Чего там у тебя стряслось?

— У меня? — переспросил Кондрашов. — Да у меня-то как раз ничего нового… Про взрыв ты ведь уже слышал?

— Ну, слышал! Что, с саперами помочь нужно? Тоже, проблема!

— Не проблема… — согласился Кондрашов. — Только я, пожалуй, дорогой пока заниматься не буду. В смысле, приостановлю работы! До прояснения, так сказать, ситуации…

— Какой еще ситуации?! — разозлился губернатор. — Ты в курсе, что через неделю Хабелов сам сюда приезжает? Хочешь, чтобы он нам обоим холки намылил?!

— Никому ничего он не намылит! — презрительно возразил Кондрашов. — Ты новости утром смотрел?

— Да, видел я это всё еще вчера еще! Ну и что? С его-то связями и положением — отмажется! А через пару недель никто уже и не вспомнит об этих публикациях! Зато нам он припомнит всё, уж поверь моему опыту!

— Нет, уважаемый Николай Викторович, видно ты всё же, не совсем в курсе… Сегодня в утренних новостях передали, что в Думе в отношении Хабелова было инициировано депутатское расследование — коммунисты с либералами постарались. И не только из-за дачек в Щукино! Они и завод в Гнилой Горке, и вертолеты итальянские упоминали… Уже и запрос направили в «РосОборонПром», и даже предложили лишить его на период расследования депутатской неприкосновенности!

— Ну, положим, неприкосновенности его никто не лишит! — уверенно заявил Смирнов. — У их фракции в Думе абсолютное большинство! Да и запрос этот… Думаю, никто на него реагировать не станет!

— Думай, не думай — дело твоё! — равнодушно отозвался Кондрашов. — А я лучше пережду… Чего спешить? Вот, как ты говоришь, уляжется всё, тогда и продолжим! Бывай!

Он положил трубку, а губернатор некоторое время еще постоял в растерянности, затем схватил мобильник и стал судорожно набирать Хабелова…

* * *

На следующий день к вечеру Рыков уже принес флешку Сергею. Тот скинул ее на свой ноутбук, быстро пробежался по тексту написанной Рыковым заметки…

— Так это же то, что я нарыл по Хабелову еще в первый раз!

— Ну! — подтвердил Рыков, — А что тебя удивляет?

— А чего ж мы ее сразу не запустили, вместе с предыдущими?… Эффект, наверное, был бы сильнее!

— Может, и сильнее, — согласился Рыков, — только короче… По длительности короче! Тогда вся их фракция сразу кинулась бы на «защиту мундиров» — думаешь, у них там один такой «хабелов»? Заголосили бы о «происках Запада», да еще и с грядущими выборами увязали бы … А там, глядишь, и суть вопроса забылась бы! А мне нужно как раз наоборот — чтобы эту самую суть выпятить вперёд, подальше и поярче! Чтобы на него на улице пальцами указывали: «Глядите, тот самый Хабелов!»… Знаешь, есть такой тип зарядов — кумулятивные? Это когда первый заряд прожигает броню, а уже второй разрывается внутри и разносит всё в пыль! Вот так и эти заметки должны сработать — первая, считай, уже «прожгла», а вторая… Впрочем, подождём до пятницы!

— А вот еще, Леонид Альбертович… Текст давать под ником «Ганс»?

— Только! — строго заметил Рыков.

— Да мне-то без разницы… — смутился Сергей. — Это что-то личное, да?

— Личное… Потом как-нибудь расскажу…

Больше вопросов Ломов не задавал, а в пятницу сразу после обеда написанная Рыковым заметка, практически, без изменений была размещена сразу в нескольких блогах известных оппозиционных политиков.

* * *

«… Господин Хабелов, Интернет-журнал „Голоса“! Несколько слов, пожалуйста! Вы будете подавать иск?…»

«…Телекомпания „7-я студия“! Господин Хабелов… или вас теперь следует называть Пузырёв? Что вы может сказать по поводу поднятой вокруг вас шумихи — это правда?…»

«… Еженедельник „Власть и мы“! Как вы считаете — это связано с предстоящими выборами?…»

Корреспонденты плотной толпой обступили появившегося в дверях Хабелова, назойливо просовывая сквозь заслонявших его охранников микрофоны, и ослепляя вспышками фотокамер. Прикрываясь тонкой черной папкой, он торопливо сбежал по ступенькам и направился к уже ожидавшему внизу лимузину. «Без комментариев! Без комментариев!» — повторял, следовавший позади помощник. «Что, Пузырь, сдулся?!» — раздался из толпы чей-то задорный молодой голос. Разъяренный Хабелов рванулся, было, на крик, но охранники тут же зажали его с двух сторон, быстро повели к машине и буквально втолкнули внутрь. В салоне было прохладно от работавшего кондиционера, а из динамиков весело неслось:

«Пятница! Всё к чёрту катится! Иду ко дну-у-у!

Пятница! Порой мне кажется — не дотяну-у-у!»

Водитель в такт песне кивал головой и постукивал пальцами по рулю. Заметив, что хозяин уже занял место на заднем сиденье, обернулся и весело спросил:

— Куда едем, Реваз Георгиевич?

Вместо ответа Хабелов торопливо забормотал:

— Что это, что?… Убери, убери, убери…

И неожиданно, указывая пальцем на приемник, из которого по-прежнему звучала песня, разразился истеричным криком:

— Да убери это, я сказал!!!

Водитель испуганно выключил приемник. Сидевший впереди охранник, глядя прямо перед собой, хмуро бросил:

— На «дальнюю»…

«Дальней» именовалась одна из трех дач Хабелова, находившаяся вдали от Москвы, в небольшой деревушке на самом стыке Московской и Тверской областей. Никакими особыми природными богатствами, деревня похвастать не могла, кроме, разве что, раскинувшегося вплоть до Валдайского заповедника глухого нехоженого леса. Этим, очевидно, объяснялся и крайне низкий интерес к ней дачников, в последние годы скупивших все мало-мальски пригодные под застройку участки от одной столицы до другой, «северной». Такая малолюдность, впрочем, полностью устраивала Хабелова, предпочитавшего проводить время вдали от нескромных взглядов. Да и сама дача, выстроенная в стиле американского бунгало, низкая, с плоской покатой крышей, но обнесенная высоким забором из металлического профиля, тоже в немалой степени способствовала сохранению полной конфиденциальности происходившего на ней, поскольку снаружи абсолютно не просматривалась.

Оба автомобиля с «мигалками», составлявшие небольшой кортеж депутата, не задерживаясь, проскочили сквозь автоматически распахнувшиеся ворота и остановились на усыпанной крупным белым песком площадке у входа в дом. Ворота тут же захлопнулись. Хабелов, не дожидаясь охранника, сам открыл дверку машины, тяжело дыша, выволок своё грузное тело наружу и засеменил к дверям дачи. «Точно, Пузырь!» — незаметно ухмыльнувшись, подумал про себя помощник депутата и поспешил следом за хозяином.

Небольшую прихожую с застекленной передней стенкой и просторную гостиную разделяла только резная деревянная арка, и Хабелов, не задерживаясь, прошел прямиком в зал — к находившемуся в его центре широкому приземистому столику из темного стекла, сплошь заставленному бутылками с выпивкой, блюдечками со всевозможными холодными закусками и тонко нарезанными дольками лимона и грейпфрута. Некоторое время перебирал стоявшие на столе бутылки, затем остановился на початой бутылке «Баллантайнс», плеснул в широкий бокал немного виски и, запрокинув назад голову, одним движением опрокинул его в глотку. Не глядя, нащупал дольку грейпфрута, сунул её в рот и только после этого медленно опустился в стоявшее у столика мягкое кожаное кресло. Некоторое время молча сидел с закрытыми глазами, откинувшись назад и обхватив затылок руками. Затем, не открывая глаз, негромко спросил:

— Вы нашли этого ублюдка?

— Никак нет, Реваз Георгиевич! — отозвался стоявший навытяжку по другую сторону стола помощник. — Пока еще не установили…

Хабелов открыл глаза, снял руки с затылка… Затем резко наклонился вперед и, с хищным прищуром уставившись в лицо помощника, сипло прохрипел:

— Пока еще?! Уже сутки прошли, а ты мне говоришь «пока еще?!» Что, напомнить, из какого дерьма я тебя вытащил, майор?! Хочешь, чтобы я вернул твои документы в «контору»?!

— Так, Реваз Георгиевич, — виновато произнес помощник — мы же ищем, ищем… Только там, видно, тоже не мальчики с улицы сработали! Все сделано профессионально, даже зацепиться не за что!

— А что твои бывшие коллеги говорят? Ты их подключил к поискам?

— Конечно! — энергично подтвердил помощник. — Сразу, после первой же рассылки! Но… они говорят, рассылки — а их было пять или шесть штук, по разным адресам — сделаны по типу «пакетной»! Ну, это когда информация кодируется на самом низком уровне, чуть ли не в машинных кодах, а затем упаковывается и дополняется несколькими командами распаковки. А когда достигает адреса «цели», то автоматически распаковывается в простейший текстовый файл типа Notepad, а исходник самоуничтожается!

— Ну, и для чего ты мне все это рассказываешь? — презрительно поинтересовался Хабелов. — Чтобы я пожалел тебя? Или это ваше хваленое «Управление К»?

— Что вы, Реваз Георгиевич! Дело не в жалости! Просто такая рассылка по объему оказывается совсем небольшой, и на ее доставку уходят доли секунды! Даже в самых медленных сетях! Вот если бы он сделал еще несколько таких посылок…

— Тогда ищите тех, кто способен на такие «фокусы»! Мне что, еще ваших конторских учить работать? Если ты говоришь, что это профессионал, то вы таких профессионалов давно должны были знать пофамильно!

— Так в том-то и дело, что хакеров такого уровня в стране меньше десятка, и ни один из них к этому отношения не имеет!

Помощник задумался и неожиданно предполжил:

— А может это «штатники»? Ну, ЦРУ, АНБ или кто там еще… У них ведь тоже своё «Управление К» имеется!

— Нет, ты полный дебил! — раздраженно прокомментировал его идею Хабелов. — Им-то это зачем?

Он снова откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Посидев так некоторое время, тяжело вздохнул, открыл глаза и посмотрел на помощника:

— Короче, сейчас что ты думаешь делать? Я имею в виду, в ближайшее время! У тебя есть какой-то план, программа действий?

— Да, конечно! Вот, пожалуйста, ознакомьтесь! — помощник достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо листок бумаги с мелко напечатанным текстом и, перегнувшись чрез стол, протянул его Хабелову…

 

Глава 20

Плотный поток машин, в котором оказалась зажата и серебристая «девятка» Алексея, застыл, казалось, намертво. «Конец недели!» — философски подумал Алексей. — «Кто-то рвется за город, на дачи, кто-то — в центр, развлекаться…» Он включил приемник, выбрал один из музыкальных каналов и, бездумно глядя перед собой, слушал доносившуюся из динамиков музыкальную смесь. Одна из песен привлекла, было, его внимание, когда неожиданно раздался звонок мобильника.

— Ты где? Домой-то вообще собираешься?

— На Охте, в пробке стою…

— В пробке? — недоверчиво переспросила жена. — А чего ржешь как конь? И что там за музыка? Небось, опять на работе «задержался»?

— Брось, у нас все давно по дачам разъехались! Я же говорю — в пробке! А музыка… Так это Чиж с Маргулисом, «Родные друзья» — не слышала?

Он поднес телефон к одному из динамиков.

«Та ванна шампанского всех развела по местам — кто помнит тот вечер, тот вряд ли присутствовал там!» — суховатым высоким голосом, не спеша, не пел — скорее, рассказывал — Маргулис. Затем песню мягко подхватил Чиж: «Прошло столько лет, сожжены разводные мосты, оставив там девушек, что не сумели остыть…» И вот уже подключились все участники группы: «Вот бы вновь на ту квартиру, чтобы пить все выходные!..»

— Класс, да?! — поинтересовался Алексей, вновь поднося телефон к уху.

— Вот! — назидательно отозвалась жена, — В этом вся твоя суть: «чтобы пить все выходные!..» Что бы ты делал, если бы я не подобрала тебя тридцать лет назад! Наверняка давно бы спился вместе со своими друзьями!

— Да, любимая, конечно! — весело согласился Алексей. — Только ты одна могла меня вырвать из их грязных лап! Но иногда так хочется «вновь на ту квартиру»!..

Он любил подтрунивать над супругой, понимая, впрочем, что в чём-то она и права… Когда они познакомились, Ирина только-только окончила второй курс университета, а Алексей уже достиг «возраста Христа» и был, что называется, закоренелым и закостенелым холостяком. Пройдя через множество влюбленностей и «любовей», он к тому времени так и не встретил ту «единственную», и уже окончательно поставил крест на семейной жизни. Хорошие, верные друзья, интересная и любимая работа, многочисленные увлечения, которые мгновенно захватывали его и к которым он так же быстро остывал — что еще нужно, чтобы жизнь казалась прекрасной? Встреча с Ириной сразу и, как оказалось, навсегда, разрушила этот устоявшийся холостяцкий уклад. Случайно встретившись в тургостинице на Кавказе, где им по ошибке предоставили один и тот же номер, и проведя вместе всего один день, — Ирина на следующий день отправилась по путевке дальше, к морю, а Алексей ушел покорять очередную вершину, — они затем ежедневно переписывались и перезванивались целый год. Ровно через год, летом, они, невзирая на энергичные протесты обеих пар родителей, поженились.

— И так я мучаюсь уже почти тридцать лет! — ни к кому конкретно не обращаясь, воскликнула жена в трубку. — Да мне памятник при жизни поставить нужно!

Она помолчала немного, затем добавила:

— В общем, выключай-ка этих своих «неостывших девок» и поищи лучше 16-й канал! У тебя же в машине приемник телевизор ловит?

— Да! — озадаченно подтвердил Алексей. — А чего так вдруг? Что-то случилось?

— Про скандал в Думе слышал? А сегодня в новостях про него опять рассказывали и упоминали ту деревню, где этот твой дружок живет! Как её… Щукино, кажется?

— Ну! А что там в Щукино?

— Вот послушаешь и узнаешь! — отрезала Ирина. — Там в 17.45 будет встреча с блогером, который эту статейку разместил!

Подумав, она добавила:

— И давай, не задерживайся! Я, между прочим, тоже еще не ужинала!..

Она отключила телефон, а Алексей взглянул на часы и включил автопоиск каналов. «16-й канал… 16-й канал… „Седьмая студия“, что ли?» — пытался сообразить он, поглядывая на часы. Судя по всему, передача уже должна была начаться. Наконец, он услышал: «…гостя нашей передачи — блогмена, хорошо известного многим завсегдатаям Сети под ником „Флюгер“. Кстати, что означает ваш ник?».

Было слышно, как собеседник рассмеялся и ответил: «Без комментариев — так, кажется, у вас принято отвечать на неудобные вопросы?»

«Хорошо, ответ принимается!» — весело отозвался тележурналист. — «Тогда давайте определимся с форматом нашего общения. Вам как будет удобнее: если мы будем задавать вопросы, или вы сами расскажете обо всем, что связано с этой нашумевшей заметкой в вашем блоге? Кстати, а как она к вам попала?»

«Думаю, оба варианта — о чем-то спросите вы, что-то я расскажу сам… Короче, давайте начнем, а там посмотрим!» — ответил блогер. «Да, насколько я понял, первый вопрос вы уже задали, не так ли? Так вот, ответ будет очень кратким — НЕ ЗНАЮ! Просто в четверг утром, позавтракав, я, как обычно включил свой ноутбук, чтобы поработать, ну и обнаружил там эту заметку.»

«Вот так прямо на собственном компьютере?» — в голосе журналиста явно слышалось недоверие.

«Именно! Прямо на „Рабочем столе“, — если вы понимаете, что это такое, — находился обычный текстовый файл — не „вордовский“, а именно текстовый! — с заголовком „Срочно! Важно!“. Я его открыл и прочел ту заметку, которую, насколько я понимаю, сегодня многие уже прочли.»

«И вы тут же разместили её в своем блоге?» — поинтересовался журналист.

«Нет, конечно!» — ответил блогер. «Вначале я связался кое с кем из своих знакомых — у меня, знаете ли, есть знакомые в самых разных организациях! — ну, и попросил их проверить эту информацию. Я же не мог просто дать её в Сеть, даже не проверив вначале! Речь все-таки шла о депутате Государственной Думы! Но текст сопровождался ссылками на вполне конкретные документы, так что проверить информацию оказалось не очень сложно. Мы управились менее, чем за сутки.»

«И?…»

«И всё подтвердилось!» — спокойным голосом ответил Флюгер.

«Хорошо…» — после небольшой паузы, продолжил журналист. — «А как вы считаете — нас спрашивают об этом многие зрители! — это как-то связано с предыдущей заметкой, которая также касалась господина Хабелова? Кстати, вам ведь её не прислали, верно?»

«Вначале отвечу на второй вопрос — нет, мне ту заметку не присылали! И сразу уточню: по какой причине — понятия не имею! Теперь что касается их возможной связи… На первый взгляд, ничего общего эти заметки не имеют. И дело даже не в том, что они подписаны разными именами! Просто они совершенно разные и по языку, и по форме написания… Да, даже по характеру информации!»

«Значит, не связаны?…» — попытался уточнить журналист.

«Не нужно торопиться!» — поправил его блогер. — «Я же сказал — на первый взгляд! С другой стороны, там ведь может работать целая команда, готовящая компромат на этого Хабелова! Или Пузырёва? Но этим, я считаю, должны заниматься соответствующие органы! Если, разумеется, сочтут нужным…»

«А если не сочтут?» — в голосе журналиста явно послышался легкий сарказм.

«Ну, если не сочтут…» — блогер на мгновение умолк, очевидно, размышляя над ответом. — «Вы, видимо, намекаете, что этим мог бы заняться я? Хочу заверить и вас, и ваших зрителей — подобными расследованиями я не занимаюсь! Моё дело дать соответствующую информацию, а уж как на неё отреагируют власти — их дело! Но я бы хотел предостеречь и власти, да и самого Хабелова от легкомысленного отношения к полученной информации! Да, что я — автор заметки сам об этом прямо пишет! Вот, если позволите, я напомню вам концовочку.»

После небольшой паузы из приемника вновь послышался его голос, безо всякого выражения цитировавший текст заметки:

«Ты, Пузырь, наверное, решил, что убрал всех свидетелей и скрыл все следы, и теперь можешь наслаждаться жизнью на все, украденные тобой миллионы? Напрасно! Ты просто забыл известную истину, что всё тайное рано или поздно становится явным! Теперь пришел и твой черед, и тебе придется в полной мере ответить за всех ограбленных и убитых тобой! И не надейся, что тебя снова прикроют или защитят от наказания твои дружки и сообщники во властных структурах! Даже если тебе опять удастся уйти от законного правосудия, тебя настигнет Высший Суд — справедливый и безжалостный. А по твоему кровавому, грязному следу уже бегут гончие мести! Беги, толстый лис, беги — охотники близко!»…

«Да, это уже похоже на прямую угрозу!» — согласился журналист. — «Но… позвольте немного сменить ход нашего обсуждения! Скажите, это может быть связано с предстоящими выборами? Ну, там „чёрный пиар“ или еще какие-нибудь политтехнологи…»

«Я вынужден повториться — однозначного ответа на этот…»

Продолжение передачи слушать Алексей не стал. Он выключил приемник и, машинально продвигая машину вместе с едва шевелившейся пробкой, напряженно обдумывал услышанное. «Значит, Лёнька разыскал-таки, Пузыря! Не наломал бы теперь дров…» Домой Алексей добрался только к семи часам. Войдя в квартиру, разулся в прихожей, прошел в спальню и переоделся в спортивный костюм.

— Ну, что, ужин подогревать? — крикнула из кухни Ирина.

Алексей зашел на кухню и коротко чмокнул жену в щеку:

— Извини, я поужинаю позже!

— Выходит, зря я тебя два часа дожидалась!.. — недовольно начала, было, Ирина, но увидев озабоченное лицо мужа, замолчала.

Алексей налил себе чашку кофе и так, с чашкой в руке направился к двери.

— Что, всё так серьёзно? — спросила Ирина.

Алексей обернулся и, извиняясь, молча кивнул головой, после чего направился в свой кабинет.

— Ладно, я подожду! — бросила ему вдогонку Ирина, и негромко, себе под нос добавила:

— Не двадцать же раз греть…

Алексей зашел в кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Потом сел за письменный стол, поставил рядом чашку с кофе, вынул из кармана спортивных брюк мобильник и набрал номер Быкова. Тот долго не отвечал, но, наконец, взял трубку.

— Привет, старик! — Алексей постарался придать голосу беззаботный оттенок. — Не отвлекаю?

— Нет, о чем ты! Спасибо, что позвонил! — отозвался Быков и поинтересовался:

— Хотел чего-то?

— Да, так, ерунда! — ответил Алексей. — Я просто вспомнил — ты что-то насчет охоты говорил … Может, помощь нужна?…

 

Глава 21

За те, без малого, два десятка лет, что он прожил в Щукино, Рыков, собирая в окрестных лесах грибы и ягоды, либо бродя по ним в поисках дичи, не раз встречал многочисленные свидетельства ожесточенных боёв, бушевавших здесь в годы Великой Отечественной. Нередко это были человеческие останки, разрытые дикими зверями, либо вымытые из земли дождями или вешними ручьями. Однако значительно чаще встречалось самое разнообразное оружие. Поначалу он просто сторонился таких находок. Но вскоре сообразил, что оружие вполне может попасть в руки «черных копателей» или местных жителей — в том числе и мальчишек. О том, что могло произойти дальше, догадаться было несложно, тем более что истории с разорвавшимися гранатами или снарядами, унесшими немало жизней уже в мирное время, частенько появлялись на страницах местных газет. Еще опаснее было то, что эти находки могли попасть на нелегальные рынки оружия. Осознав это, Рыков стал найденное в лесу оружие относить к себе домой и прятать в подпол. Брал, разумеется, только стрелковое и холодное оружие, не трогая неразорвавшиеся мины и снаряды. Собранное оружие отвозил с оказией в райцентр, где сдавал в милицию. К найденным более серьезным боеприпасам Рыков вызывал МЧС. Первое время к его сообщениям МЧС-совцы относились с недоверием, опасаясь нередкого в подобных случаях розыгрыша. Однако довольно быстро убедились, что единственному на то время щукинскому жителю доверять можно, и с тех пор всегда приезжали по его вызовам.

Когда же число жителей деревни стало быстро расти, учитывая традиционно повышенный интерес мужской части населения к оружию, Рыков собрал сход, на котором разъяснил свою позицию по данному вопросу. Позиция, впрочем, была предельно проста: к найденным в лесу боеприпасам никто не должен прикасаться до прихода группы мужчин, которую жители деревни тут же окрестили «чрезвычайкой». В эту комиссию, помимо, разумеется, Рыкова, который её и возглавил, входили еще два молодых человека, отслуживших армию и имевших достаточно хорошее представление, как о стрелковом оружии, так и о таких боеприпасах, как снаряды, мины или неразорвавшиеся бомбы. Далее уже комиссия принимала решение, что можно самостоятельно доставить в милицию, а что лучше не трогать до прибытия сапёров из МЧС. Порядок этот, однако, соблюдался далеко не всегда, и Рыков догадывался, что некоторые из жителей деревни прятали в различных потайных местах — в тайнике в лесу, или в укромном уголке в избе, — что-то из найденного, но разумно закрывал на это глаза, помня известную поговорку, что строгость наших законов компенсируется необязательностью их исполнения.

Впрочем, и сам он в глубине души полагал, что «в кулацком хозяйстве и пулемёт не помеха», и изготовил в лесу два тайника — закладки. В одной из таких закладок хранился немецкий карабин Маузер с двумя магазинами по 5 патронов, а в другой «тридцать восьмой» Вальтер — тоже с двумя обоймами. Такой выбор объяснялся довольно просто: это оружие в немецкой армии было самым массовым, поэтому и встречалось чаще других. А уж собрать из нескольких стволов один, и довести его до рабочего состояния было, что называется, делом техники. Такого запаса, по мнению Рыкова, было вполне достаточно на любой «всякий случай», однако наткнувшись однажды в разрытом кабанами окопе на снайперскую винтовку Мосина, не удержался и добавил её в свой небольшой арсенал. Была она в крайне плохом состоянии, и долгое время Рыков сомневался, что сможет привести её в порядок. Лишь год спустя, потратив уйму времени и сил, он решился её испытать, и испытаниями остался вполне доволен — выпущенная из неё пуля за 300–400 шагов легко пробивала небольшую березку в руку толщиной.

Единственное, что мешало ему в полной мере насладиться обладанием этой замечательной вещью — отсутствие оптического прицела. Там, где была обнаружена винтовка, он наткнулся и на полусгнившие остатки «токаревского» прицела с разбитыми линзами, но о его восстановлении, разумеется, не могло быть и речи. Рыков поначалу смирился с этим фактом, и долгое время о прицеле не вспоминал. Однако, зайдя несколькими годами позже в расположенный в райцентре магазин охотничьих и рыболовных товаров и обнаружив на его прилавках множество самых разнообразных оптических прицелов, сразу вспомнил о своей давней находке. Не откладывая в долгий ящик, Рыков тут же приобрел один из них, остановив свой выбор на простой и недорогой модели производства Вологодского ОМЗ. Единственное, что его смущало, так это крепление прицела к винтовке. Классическое верхнее расположение затвора мосинской винтовки не позволяло использовать предлагавшиеся продавцом стандартные кронштейны, поскольку тогда пришлось бы после каждого выстрела для перезарядки снимать прицел. Ни о какой точности, разумеется, уже не могло быть и речи.

Над решением этой проблемы Рыков бился еще неделю, после чего вспомнил о найденном рядом с винтовкой оптическом прицеле Токарева. Окоп, где была обнаружена винтовка, отыскать оказалось несложно, однако песчаный грунт за эти годы заметно осыпался и просел, и Рыков уже, было, отчаялся в своих поисках, когда между корнями выросшей на самом краю бруствера сосны заметил небольшой проржавевший измятый кусок металла с короткой трубкой. Тщательно отряхнув налипшие на него песок и листву, он отнес прицел домой, где довольно быстро разобравшись в нехитром устройстве крепления, изготовил такой же из подручных материалов, которыми был буквально забит его небольшой сарайчик. С тех пор иногда, «под настроение», сунув в карман куртки прицел, отправлялся к заветной закладке, извлекал из нее винтовку и уходил с ней подальше в лес, где развлекался стрельбой по шишкам и веточкам. Через год-два, впрочем, занятие это ему приелось, и он все реже навещал свою любимую «игрушку».

Неожиданная встреча с Пузырём заставила Рыкова вновь вспомнить о винтовке, которой отводилась весьма важная роль в его замысле. Правда, предварительно требовалось оснастить её глушителем, который, как известно, в охотничьих магазинах не продавался, и ему оставалось только попробовать изготовить его самому. Конструкция, которую Рыков выбрал, была предельно проста: две разного диаметра стальных трубки длиной сантиметров 35–40 каждая, вставлялись одна в другую с небольшим зазором между стенками. При этом более тонкая предварительно обматывалась стекловатой, обычно использовавшейся в строительстве для утепления. Эта прослойка выполняла одновременно две функции — гасила пламя, а заодно и звук вылетавших из ствола и резко расширявшихся газов. Внутри же тонкой трубки, снабженной множеством небольших отверстий, были вставлены резиновые шайбы, изготовленные из микропорки, взятой с подметок старых ботинок. В центре каждой из шайб был сделан крестообразный разрез. Шайбы эти должны были погасить скорость пули, что тоже заметно влияло на шум от выстрела. Во всяком случае, как утверждал много лет назад его инструктор по стрелковому вооружению, в теории все было именно так. Был, правда, у подобных самоделок один существенный недостаток — после нескольких выстрелов они попросту разваливались. Поэтому он решил сделать сразу два глушителя — один нужен был для подтверждения теоретических выкладок, а второй, — в случае успешных испытаний, — непосредственно для выполнения задуманной акции…

* * *

— Леонид Альбертович, а я вас по всей деревне ищу! — обнаружив Рыкова в сарайчике за домом, возбужденно затараторил Сергей. — Я же влез в комп Хабеловского помощника!

Рыков, возившийся возле небольшого самодельного верстачка, отложил в сторону ножовку и обернулся к Ломову:

— Отдышись вначале! И говори потише — ни к чему чтобы вся деревня слышала! А теперь излагай…

— План! — оглянувшись по сторонам, таинственным шепотом доложил юноша. — Я у него план действий нашел! Ну, что они дальше делать собираются!

— План, говоришь? — заинтересованно посмотрел на него Рыков. — Надеюсь, ты его скачал?

— Обижаете! — укоризненно отозвался Сергей. — И скачал, и уже распечатал!

Он достал из заднего кармана джинсов сложенный вдвое, изрядно помятый листок и протянул его Рыкову. Тот развернул листок и пробежал глазами отпечатанный мелким шрифтом текст:

— Это всё?

Вопросительно взглянул на Ломова и перевернул листок другой стороной:

— А, вижу…

Дочитав текст до конца, Рыков достал из кармана зажигалку и сжег листок.

— Ну, в принципе, ничего необычного! Я примерно этого и ожидал!

— Как это — ничего? — удивился юноша. — Вы же сами прочитали — они сейчас уничтожат все документы во всех архивах, а после заявят, что это была фальшивка!

— Так я же и говорю — ничего необычного, — спокойно повторил Рыков, — стандартная «зачистка»… А ты чего ожидал? Что они побегут в прокуратуру с повинной?

— Но у нас же ничего, кроме копий этих документов, больше нет! Чем мы потом докажем, что не выдумали всё?

Рыков усмехнулся:

— А зачем нам вообще что-то кому-то доказывать? Это уж власти пусть сами решают, заниматься им Пузырёвым или нет! Важно, что теперь он «под колпаком», просекаешь? И любое его действие сразу будет обрастать уже новыми свидетелями! А дальше? Ему что — их тоже зачищать? Нет, брат, теперь он увяз по самые, как говорится, «не балуй»!

Он удовлетворенно рассмеялся, но тут же снова принял серьезный вид:

— А мы, сейчас еще в этот костерок керосину добавим, чтобы ему жизнь малиной не казалась! Ты, вот что — закинь-ка в Сеть этот план!

Ломов восхищенно взглянул на него и помчался выполнять поручение, а Рыков вернулся к верстаку, осмотрел уже приготовленные обрезки стальных трубок, отложил их в сторону и пошарил взглядом вокруг: «Так, теперь резиновые шайбы… Где-то тут были старые подошвы от обуви…» В сарае он провозился до вечера, и лишь когда солнце уже заметно склонилось к горизонту, обтёр чистой тряпкой два полностью готовых глушителя, еще раз заглянул внутрь каждого из них, заверну в оторванный от старой рубашки рукав и сунул получившийся свёрток за пояс брюк. Оставалось их испытать…

* * *

— Почему не позвонил? — голос Хабелова звучал властно и уверенно, — Решил, мол, всё, спёкся наш депутат? Зря надеешься! С этими фальшивками я разберусь быстро, а тебе со мной еще работать и работать! Если, конечно, будешь правильно себя вести…

— Что вы, Реваз Георгиевич, — испуганно залебезил губернатор, — у меня такого и в мыслях не было! А не звонил… Так ведь мы, вроде, обо всём договорились! Или что-то изменилось?

— Ничего не изменилось! С какой еще стати что-то должно было поменяться? — недовольно отозвался Хабелов. — И чтобы к моему приезду приготовил документы на оба участка! Как там, кстати — местных уже переселили из этого Щукино?…

Немного помолчав, добавил:

— И про катер не забудь!

Как только он положил трубку, Смирнов тут же приказал секретарше срочно разыскать Кондрашова. Несколько минут спустя она уже соединила его с начальником стройки.

— Слушай, Иваныч… — мягким, просительным тоном начал губернатор, — Мы сколько лет уже вместе работаем? Тридцать? Ну, так кончай бузить!

— Бузить? — удивился Кондрашов, — Ты это о Хабелове, что ли?

— О нем, родимом, о ком еще! — с досадой отозвался Смирнов. — Он-то сейчас отбрехается от всех этих «наездов», а после на нас отыграется! Еще, глядишь, и на бабки выставит! В общем, как хочешь, а деревней этой заниматься нужно!

— А чего это ты вдруг задергался? Хабелов звонил, что ли?

— Звонил… — подтвердил губернатор, — только что… Напомнил, что в четверг приезжает. А заодно предупредил, что сам поедет проверять, как идет стройка в Щукино!

— Ладно, не напрягай, дай подумать!..

Собеседник умолк, а губернатор терпеливо ждал, прижав трубку к уху. Наконец, трубка ожила вновь:

— В общем, сегодня у нас вторник? А приедет он, значит, в четверг… Так ты мне на завтра присылай своих сапёров, и пусть они там покопаются по полной, дня на три-четыре! А Хабелову скажем, что рвануло в понедельник. Мол, пока разобрались, пока сапёров вызвали… Ну, и эти, МЧС-овцы пусть тоже не молчат, навешают ему на уши! Уловил мысль?

— Уловил! — с заметным облегчением отозвался губернатор. — Молодец, Иваныч! Я знал, что ты что-нибудь придумаешь! А уж потом и стройку нагонишь, и Хабелов останется доволен, верно?

— Нагоним, конечно, нагоним… — согласился Кондрашов.

Однако какие-то едва уловимые интонации в его голосе вызвали у губернатора смутные подозрения. И эти подозрения тут же обрели реальные очертания.

— Только тебе придется немного добавить! — после секундной паузы закончил свою мысль Кондрашов.

— Что значит добавить?! Совесть-то поимей! Ты и без того уже вдвое смету превысил! — возмутился Смирнов.

— Ну, начнем с того, что смета была вдвое завышена уже при её составлении! — спокойно заметил Кондрашов. — Тебе напомнить, по чьей просьбе? А сейчас, кстати, я вовсе и не предлагаю её превышать — не дай бог этот твой Хабелов попросит кого-нибудь из своих знакомых её проверить! Открутят и тебе, и мне… Я думаю просто нужно пересмотреть наши прежние договоренности! Ну, ты понимаешь, в каком плане…

— Ну, ты и жук, Виктор Иванович! — Смирнов уже не скрывал злости. — Это, значит, я тебе должен свои бабки отдать, так что ли?

— Не свои, а Хабеловские! — усмехнулся в трубку Кондрашов, — Ты, Николай Викторович, не путай свою шерсть с… чужой! Короче, моя доля увеличивается на десять процентов, и это не обсуждается!

Не дожидаясь ответа, он положил трубку, прекрасно понимая, что положение у губернатора безвыходное. На следующее утро к месту, где произошел взрыв, стали стягиваться машины МЧС с надписью «разминирование» на дверках кабин…

 

Глава 22

Рыков немного подтянул пояс, чтобы свёрток не выпал по дороге, затем достал с полки тубус с прицелом, сунул его в нагрудный карман куртки и застегнул ее. Убедившись, что ни глушители, ни прицел под курткой не заметны, вышел со двора и знакомой дорожкой направился к лесу. Поднявшись к часовне, заметил, что дверь в неё приоткрыта, и заглянул внутрь. Батюшка возился с тоненькими свечами у немногочисленных образов и икон, украшавших часовню: какие-то, уже догоревшие, убирал, вставляя на их место новые и сразу зажигая их, другие же — еще достаточно высокие, но потухшие — зажигал вновь…

— Вечер добрый! — поздоровался Рыков с порога часовни.

Священник обернулся и, увидев стоявшего у двери Рыкова, приветливо кивнул головой. Затем перекрестился на образа, и вышел наружу.

— И вам доброго вечера, Леонид Альбертович! Только отчего ж внутрь-то не заглянете? Молиться или свечки ставить не предлагаю! Это уж, как сами захотите… А вот просто постоять, о вечном подумать, от мыслей греховных избавиться, дух свой укрепить — что ж в том дурного или зазорного?

— Да я, в общем-то, не против… Только, лучше не сегодня! — замялся Рыков. — Я, собственно, чего заглянул — извиниться хотел… в прошлый раз наговорил лишнего… Так вы уж не держите на меня обиды!

— Помилуй Бог! — удивился священник, — Да мне-то за что ж на вас обижаться? Вы ведь не мне это говорили, а Ему! — он указал взглядом вверх, — А Его, поверьте, обидеть не в нашей силе или воле! А если повиниться хотите, так перед Ним и винитесь, а уж Он всегда простит заблудшую душу! Я вот только спросить хотел… Неужто вы в своей жизни ни разу не встречали проявления той высшей силы, высшего духа, что нас повсеместно хранит и оберегает?

— Духа?

Рыков задумался, вспомнил взрыв и мгновенный крик командира, прозвучавший прямо в мозгу, словно приказ, посланный откуда-то свыше: «К машине, Ганс, к машине!..»

— А что, пожалуй, было такое, как вы сказали, «проявление»… Только, думаю, это был не какой-то абстрактный дух, а мой боевой товарищ! Хоть и давно погибший…

Отец Глеб снисходительно усмехнулся:

— Эк вас неверие-то давит! Не хотите верить даже тому, что сами видели, или слышали! Ну, да мы еще поговорим об этом… Вы заглядывайте, не стесняйтесь!

Он церемонно поклонился и вернулся в часовню, а Рыков торопливо направился в сторону леса, не заметив, как отец Глеб вновь показался в дверях часовни и тихонько перекрестил его вдогонку.

Тайник с винтовкой находился достаточно далеко от деревни, и Рыков больше часа шел по лесу, иногда, больше по привычке, проверяясь на отсутствие «хвоста». Добравшись, наконец, до места, достал из ямы, скрытой густым валежником, обернутую мешковиной и полиэтиленом винтовку, достал из тубуса прицел и закрепил его над затвором, тщательно совместив давно уже сделанные отметки. Отсчитав триста шагов, положил на небольшой пенёк еловую шишку, вернулся назад, лег поудобнее на мешковину от винтовки и, прицелившись, выстрелил. Затем сходил к пеньку, на котором обнаружил остатки разнесенной в клочья шишки, и заменил её на другую. Только теперь, убедившись, что прицел выставлен правильно, он аккуратно навинтил на ствол глушитель, перезарядил винтовку и вновь занял положение для стрельбы. Сделав несколько глубоких вдохов, выдохнул воздух, задержал дыхание и мягко нажал курок. Раздался негромкий скрежет, словно кто-то осторожно провёл металлической щеткой по стеклу, а шишка, за которой он по-прежнему наблюдал в окуляр прицела, исчезла. Подавив радостное волнение, Рыков всё же не поленился вновь сходить к пеньку. Лишь после этого вернулся к винтовке и, с едва заметной недоброй ухмылкой, принялся не спеша отвинчивать глушитель…

* * *

Дорога на Гнилую Горку начиналась сразу за находившимися у трассы Порожками, поэтому Хабелов, чтобы не привлекать лишнего внимания, за несколько километров до Порожков приказал отключить мигалки на обеих машинах. Переправившись через мост, они доехали до конца деревни и свернули с федеральной трассы влево.

Некогда отличная дорога, связывавшая гидролизный завод с федеральной трассой, за двадцать послеперестроечных лет превратилась в обычную полузаброшенную грунтовку, с многочисленными рытвинами, ухабами и заполненными грязной коричневой жижей ямами. Бетонные плиты, составлявшие её покрытие, были давно вытащены и распроданы предприимчивыми дельцами. Лишь на небольшом участке в несколько сотен метров, связывавшем Порожки с расположенной чуть в стороне молочной фермой, покрытие чудом сохранилось, и теперь казалось, что дорога когда-то была построена именно к ней, а отсутствие на федеральной трассе каких-либо указателей, только усиливало это впечатление.

Впрочем, Кондрашов, следуя прямому указанию губернатора, двумя днями раньше спешно засыпал все неровности дороги мелким щебнем и несколько раз отгрейдеровал её. А непосредственно перед приездом важного гостя, ранним утром он направил туда еще и поливальную машину, прекрасно понимая, что густая пыль, которую неизбежно поднимут машины Хабеловского кортежа в установившуюся жаркую и сухую погоду, вряд ли создадут у него благоприятное впечатление от оказанного приема.

Поднаторевший в отношениях с любыми власть имущими Кондрашов рассчитал все правильно — в Гнилую Горку Хабелов прибыл в хорошем настроении. Доволен он остался и подготовленным к его приезду просторным разборным павильоном, в котором гостей уже ожидал изысканный завтрак.

— Обедать тоже здесь будем? — благосклонно протягивая губернатору пухлую руку для пожатия, спросил Хабелов.

— Если, конечно, вы не против… — заискивающе отозвался губернатор. — Сейчас у нас 9.40. Как считаете, к 14 часам управимся, Реваз Георгиевич? Тогда я сейчас дам указание, чтобы к этому времени всё приготовили!

— К четырнадцати? — Хабелов недовольно поморщился, — Что тут делать-то столько времени? Документы по обоим участкам я заберу в Москву — пусть дальше мои юристы ими занимаются. Что еще… Ах, да, сходить к заводу — это займет, ну, пусть еще с полчаса…У меня, кстати, с собой человечек грамотный прихвачен — он посмотрит, что там, да как! Ну, потом еще можно будет проскочить в Щукино — короче, делов, считай, максимум на час — полтора… По моим прикидкам получается, что к двенадцати мы все дела закончим, а ты мне тут про два часа дня талдычишь!

— Так это… — вкрадчиво начал Смирнов, — вы же просили что-нибудь особенное… ну, там дичь какую-нибудь… Вот я и подумал… у нас тут чуть ниже по течению на реке заводь большая имеется, — Утиная называется, — так на ней лебеди постоянно гнездятся… Может устроим небольшую такую охоту… — в памяти неожиданно всплыл скандальный заголовок из местной газеты, — «царскую»… Вы как, не против?

Хабелов живо представил себе стоящее на длинном и широком столе, покрытом расшитой золотом скатертью, блюдо с величественной белоснежной птицей, — в точности, как виденное когда-то в далеком детстве на картинке, иллюстрирующей царский пир — и жадно сглотнул слюну.

— Ну, шельма, удивил! — довольно воскликнул он и покровительственно похлопал губернатора по плечу, — А что, ради такого, пожалуй, можно и задержаться на часок!

* * *

Место для лёжки Рыков подобрал и оборудовал давно. Сопоставив всю, собранную Сергеем информацию, он представлял себе программу пребывания Хабелова в Гнилой Горке так ясно, словно сам её составлял. Было очевидно, что инспекцию местных объектов Пузырь начнёт с посещения Щукино и строящейся дороги. И, хотя порядок их осмотра принципиального значения не имел, началом осмотра, скорее всего, должна была стать дорога — от степени её готовности зависел и характер разговора Хабелова с жителями Щукино. Если строительство дороги уже близко к завершению, то и напор на сельчан мог быть сильнее, чтобы ускорить их переселение. Если же дорога еще не готова, то и давить на жителей особого смысла не было.

На всё это Рыков отводил Хабелову час с небольшим. Затем, скорее всего, губернатор должен был отвезти его в Утиную Заводь. Вот там, между Гнилой Горкой и Утиной Заводью, находившейся чуть ниже по течению, Рыков и намеревался их встретить. Пешком туда от деревни можно было пройти берегом минут за пятнадцать. Но Рыков вовсе не желал, чтобы его кто-нибудь по пути заметил, и решил идти через лес. Путь этот был несколько длиннее и занимал около получаса. Еще минут десять требовалось, чтобы достать из тайника возле лёжки отнесенную туда накануне винтовку и приготовиться самому. Итого, по его прикидкам, сорока-сорока пяти минут было вполне достаточно, чтобы полностью подготовиться к выполнению задуманного. Оставалось дождаться, когда мимо деревни проследует губернаторский катер…

* * *

— Ну, что, — допив кофе и вытерев губы салфеткой, поинтересовался Хабелов у губернатора, — куда двинемся вначале? Да, кстати, у тебя там, на катере, бар еще не опустел?

— Бар заполнен под завязку! — угодливо отозвался Смирнов. — Сейчас сами взглянете… А начать я предлагаю с Дедовой Луки — там недавно ЧП небольшое произошло, и стройка немного затормозилась.

— Что значит — немного? — настроение Хабелова ухудшилось. — Ну-ка, рассказывай, что вы там еще учудили!

— Не мы, Реваз Георгиевич, не мы! — поспешил оправдаться губернатор. — Просто грейдер зацепил лопатой какой-то снаряд или бомбу — видно, с войны оставалась! Ну, она и рванула… Но вы не беспокойтесь — всё обошлось без жертв, технику только немного повредили! Да техника — это ерунда! Мы уже пригнали новый грейдер! Сейчас МЧС-ники проверят, чтобы больше сюрпризов не было, и погоним дальше!

— И сколько времени вы потеряли на этом? — хмуро поинтересовался Хабелов.

— Всего-то четыре дня! Но мы их нагоним!

— Четыре, говоришь?… — задумчиво повторил Хабелов, — Неделю, значит… Ну, так давайте, нагоняйте! А параллельно готовьте дома для переселения! И чтобы никакой задержки больше не было! К концу октября всё должно быть закончено — и с переселением, и со строительством нашей базы в Щукино!

Он вопросительно огляделся по сторонам:

— Ну, где твой дредноут? Пошли грузиться!..

Рыков уже минут двадцать стоял с удочкой возле мостка, понемногу дергая обитавших у берега небольших окуньков, и изредка поглядывая на реку. Услышав негромкий рокот лодочных моторов, дождался, пока из-за поворота, поднимая перед собой высокий бурун, появился знакомый катер губернатора, после чего достал одной рукой из кармана куртки бинокль и поднес его к глазам. Хабелов сидел, развалившись на задней скамье и, недовольно морщась, о чем-то беседовал с губернатором. Завидев на берегу фигуру Рыкова, он что-то сказал губернатору и требовательно протянул руку. Губернатор снял с шеи болтавшийся на тонком ремешке бинокль, передал его Хабелову, и тот торопливо навёл его на берег. Рыков демонстративно ухмыльнулся, не спеша смотал удочку, вытащил из воды садок и так же демонстративно медленно, слегка прихрамывая, направился вверх по дорожке к собственному дому.

Разглядев лицо уже знакомого ему «урода», Хабелов невольно опустил бинокль и обернулся к губернатору.

— А этот… ну… — хотел, было, спросить, но понял, что губернатор попросту его не поймет, и умолк, додумывая вопрос уже в собственном мозгу.

«Этот… Кто он? Откуда я его знаю? Нет, я точно видел эту рожу раньше, только где?!» Вопрос этот полностью поглотил его, и он отрешенно смотрел перед собой, пытаясь хоть что-то вспомнить. Губернатор, заметив, что гость о чем-то всерьез задумался, угодливо предложил:

— Может, коньячку, Реваз Георгиевич?

Тот рассеянно взглянул на него:

— Что, говоришь?… А, ну давай…

Смирнов нырнул в каюту и вскоре вернулся с двумя наполненными бокалами «Хеннесси».

— Ну, и куда ты столько набухал! — недовольно пробурчал Хабелов, принимая из его рук широкий плоский бокал. — Это же не пиво, всё-таки…

Он сделал небольшой глоток, толстыми пальцами взял с услужливо протянутого Смирновым блюдца лимонную дольку и сунул её в рот, после чего небрежно выплеснул остатки коньяка за борт. Губернатор, в душе крайне возмущенный такой расточительностью, внешне, однако, ничем своё недовольство не выказал. Впрочем, Хабелов и не обращал на него ни малейшего внимания, по-прежнему поглощенный поисками ответа на мучивший его вопрос…

Едва двери дома за ним закрылись, как движения Рыкова обрели четкость, а темп их заметно вырос. Он снял с головы широкополую рыбацкую шляпу, надел на голову капюшон камуфляжной куртки и стянул его вшитым в край шнурком. Затем переобулся в высокие берцы и вышел из дома. Пройдя через двор к задней стенке забора, отодвинул одну из досок и, проскользнув в образовавшуюся щель, оказался в десятке метров от кустарника, покрывавшего весь берег за деревней. Мгновение спустя он уже скрылся в этих зарослях, уверенный в том, что в деревне никто его исчезновения не заметил.

Добравшись до заранее присмотренного места засады, он ковырнул пальцами немного сырой коричневато-серой земли между кустами, быстрыми движениями нанес несколько неровных грязных полос на щеки и лоб, тщательно обтер руки тряпкой, предусмотрительно сунутой в карман брюк, и лишь после этого занялся оружием. Закончив все приготовления, взглянул на часы — с того момента, как покинул деревню, прошло тридцать семь минут. По его расчетам Хабелов уже давно должен был находиться в Дедовой Луке, а, значит, до его появления здесь, если он, конечно, решит заехать в Щукино, было минут двадцать, и теперь Рыкову оставалось только ждать…

В Дедовой Луке Хабелов рассеянно поздоровался с представленным ему начальником строительства Кондрашовым, невнимательно осмотрел дорогу, и возившихся на ней сапёров из МЧС, лишь для проформы спросил:

— Ну, и как — нашли еще что-нибудь?

И, получив отрицательный ответ, заторопился назад, в Гнилую Горку. Напротив Щукино губернатор робко поинтересовался:

— Реваз Георгиевич, в деревню-то заезжать будем?

Встречаться с незнакомцем вновь Хабелову почему-то очень не хотелось, и он молча махнул Смирнову рукой — мол, двигай прямо, без остановки…

Шум катера послышался неожиданно рано, и Рыков, догадавшись, что от посещения Щукино гости отказались, прижал к лицу резиновый наглазник, надетый на окуляр прицела. Вскоре из-за поворота показался несущийся на большой скорости катер. По размеру цели на сетке прицела Рыков привычно пересчитывал в уме расстояние до неё. «Шестьсот метров… пятьсот пятьдесят… пятьсот…» Он уже решил, что стрелять начнет, когда расстояние будет метров двести пятьдесят — двести и теперь терпеливо следил за приближением катера. Неожиданно в прицел он увидел, как Хабелов что-то раздраженно и требовательно сказал губернатору, но тот, по-видимому, его не понял и лишь развёл руками. Тогда Хабелов вскочил со скамьи, шагнул к стоявшему прямо перед ним у штурвала катера охраннику и тоже стал что-то требовательно ему объяснять… Затем резко оттолкнул его в сторону и ухватился за штурвал сам. Рыков невольно напряг лежавший на спусковой скобе палец…

Они уже почти добрались до Утиной Заводи, когда неожиданная мысль пришла в голову Хабелову и он, обернувшись к губернатору, требовательно спросил:

— Как фамилия? Как фамилия этого урода?!

— Какого урода? — растерялся Смирнов.

— Ну, этого… из Щукино!

— Кажется, Рыков… — неуверенно ответил губернатор, — но я могу уточнить, если хотите!

— Рыков… Рыков… нет, не знаю… — с досадой пробормотал Хабелов и уже по инерции задал еще один вопрос:

— А звать-то его как?

— Вроде бы, Леонид… Леонид Альбертович, кажется!

— Да что ты всё заладил — «кажется», «вроде бы»! Так, «вроде бы», или…

Тут Хабелов запнулся и замолчал, словно вспоминая что-то. Затем вскочил со скамьи и, дергая за плечо стоявшего у штурвала охранника, заорал:

— Поворачивай! Поворачивай назад!

Охранник испуганно обернулся и непонимающе посмотрел на него. Тогда Хабелов грубо оттолкнул его и крутанул руль влево. От резкого маневра мчавшийся на полном ходу катер сильно накренился на правый борт, затем стал, было, выравниваться, направляясь в обратную сторону, но в этот момент его настигла волна, поднятая секунду назад его же моторами. Удар пришелся спереди-сбоку, отчего катер задрал нос, подпрыгнул, и взмыл высоко над поверхностью реки. Затем, уже в воздухе, медленно перевернулся вверх килем и, нещадно молотя воздух обоими продолжавшими работать моторами, рухнул в воду, накрыв тяжелым корпусом пассажиров…

По дороге домой Алексей, как обычно, застрял в пробке и, ожидая пока она рассосется, вполуха слушал «Дорожное радио». Неожиданно музыка смолкла, а в динамике прозвучал голос ведущей: «Мы прерываем концерт по вашим заявкам для передачи для экстренного сообщения. Сегодня в первой половине дня потерпел крушение катер губернатора … области. Помимо самого губернатора, на судне находился депутат Государственной Думы Хабелов Реваз Георгиевич, а также ряд сопровождавших его лиц. В результате крушения депутат получил множественные ранения, от которых впоследствии скончался по пути в больницу. По предварительному заключению медиков, ранения могли быть нанесены винтами катера после его опрокидывания. В качестве основной причины аварии следствие рассматривает нарушение правил судовождения, однако не исключает и других причин, связанных, как с осуществлением Хабеловым своих депутатских полномочий, так и его предпринимательской деятельностью. По мнению же коллег Хабелова по фракции в Государственной Думе, именно эти последние причины и нужно рассматривать в качестве основных, а само происшествие следует квалифицировать как заказное убийство. Поводом для таких выводов, считают депутаты, является неслыханная по своим масштабам и напору компания по дискредитации Хабелова, развернутая в ряде электронных СМИ…»

Дослушав сообщение до конца, Алексей потянулся, было, за мобильником, чтобы связаться с Быковым, но затем отложил его в сторону. «А что я ему скажу?» — подумал он. Радио, между тем, вновь ожило, и ведущая весело защебетала: «…а мы продолжаем концерт по вашим заявкам! Напомню, вы еще можете успеть поздравить своих друзей и близких, если позвоните нам прямо сейчас по телефону прямой линии… А сейчас по многочисленным просьбам наших слушателей и в преддверии Дня десантника, мы передаем песню группы „ЧайФ“ „Точка“…»

«…он старался жить, как надо, перестать рубить с плеча. Вроде бы, поставил точку — точка снова стала горяча…»

Слова песни резанули словно бритвой, и он с досадой выключил магнитолу. Однако это помогло мало, и до самого дома в голове, словно испорченная пластинка, крутилось: «…точка снова стала горяча… точка снова стала горяча… точка снова стала горяча…»

* * *

Рыков, наблюдавший происходящее на реке в прицел, забыл о всякой маскировке и вскочил на ноги, бросив ставшую вдруг совершенно ненужной винтовку на землю. Катер тем временем медленно погружался, винты его некоторое время еще работали, разгоняя по воде поднимавшиеся из глубины темно-бурые пятна. Минуту спустя над поверхностью появилась одна человеческая голова, за ней — другая… Рыков нагнулся и вновь схватил винтовку, пытаясь в окуляр её прицела рассмотреть на воде еще кого-либо. Но, сколько он ни всматривался, больше на поверхности никто не появился, а бурые пятна, растягиваемые течением реки, постепенно двигались вниз, превращаясь в едва заметные полосы, которые вскоре и вовсе исчезли.

И тогда он поднял голову вверх и, глядя прямо в ясное голубое небо, что-то негромко прошептал. Со стороны могло показаться, что это была молитва. На самом же деле он произнес всего два слова, понять смысл которых, кроме него самого, уже давно никто бы не смог: «Спасибо, Змей…»

 

Послесловие

Заканчивается очередной рабочий день. Я запираю кабинет, прохожу вместе с сотнями других сотрудников нашей компании через один из турникетов проходной и отправляюсь на автостоянку. Там сажусь в машину и, пока двигатель прогревается, включаю один из четырех запрограммированных музыкальных каналов. Вообще-то, программных кнопок на пульте магнитолы шесть, а если учесть еще и возможность переключения диапазонов, то запрограммировать можно, наверное, десятка два каналов — точнее не скажу, поскольку не могу считать себя до такой степени меломаном, чтобы проверять это на практике. Реально же у меня запрограммированы лишь шесть — четыре музыкальных и два новостных, — причем все в одном частотном диапазоне. Причина, по которой я пошел на такое добровольное самоограничение, банальна — так проще переключать каналы, не глядя ни на пульт, ни на экран магнитолы.

И действительно, разве можно, двигаясь в плотном вечернем потоке, по плохо освещенным улицам, покрытым, к тому же, многочисленными выбоинами, в слепящем свете встречных фар, отвлечься от дороги хоть на миг? Да еще с учетом того, что творится на наших трассах! Cкладывается устойчивое впечатление, что, по крайней мере, половина водителей, купили свои права в ближайшем подземном переходе, а другая половина, видимо, при получении медицинской справки ловко сумели скрыть признаки тяжелого хронического психоза, но который со всей очевидностью начинает проявляться, стоит лишь им оказаться за рулём! К этому, пожалуй, стоит еще добавить не поддающееся никакой логике и элементарному инстинкту самосохранения поведение пешеходов, глядя на которых, приходишь к неизбежному выводу, что, практически, все они страдают суицидальным синдромом. Причем свести счеты с жизнью они твердо решили именно под колесами вашего автомобиля! Так что, ни о каком переключении частотных диапазонов не может быть и речи!

Впрочем, число музыкальных каналов особой роли не играет, как и музыка, которую по ним передают. Если же она не устраивает, можно вставить в проигрыватель один из валяющихся на полке под бардачком дисков, поскольку все это — лишь фон, необходимый мне, чтобы, оказавшись, наконец, в одиночестве спокойно поразмышлять. Да, такой вот парадокс современной жизни — уединиться можно только в салоне собственного автомобиля, даже если тебя при этом со всех сторон окружают десятки и сотни таких же металлических коробок, со своими собственными раками-отшельниками внутри!

Дорога, ведущая к дому, знакома до мелочей, поэтому управлять машиной можно, что называется, «на автомате». Мозг в данном процессе участвует крайне мало, и это короткое время удается использовать, чтобы вновь обдумать сюжет повествования, характеры и поведение своих героев, их дальнейшие судьбы.

Некоторых из читателей, видимо, интересует, кто из реально существовавших лиц послужили прототипами моих героев, какие события легли в её основу. И, хотя в «Обращении к Читателю», с которого начиналось всё повествование, я уже высказывался по этому поводу, могу еще раз пояснить: весь роман основан на вполне реальных событиях — разумеется, не изложенных с документальной точностью, но все же имевших место быть. То же самое можно сказать и о людях, которые упоминаются в нем. Более того, как мне кажется, если оглянуться вокруг, то можно без труда найти похожие персонажи в любом городе, где бы ты, уважаемый Читатель, не проживал. Да и события и ситуации, подобные описанным, случались и случаются не так уж и редко. Так, уже, практически, закончив эту часть, я столкнулся с… Впрочем, судите сами.

Проезжая по одной из трасс федерального значения, поблизости от которой, насколько мне было известно, в советское время располагался завод по производству гептила — в 90-е годы разрушенный и полностью разграбленный — я обратил внимание на небольшую вывеску, установленную на металлической опоре у малоприметного съезда с трассы. Как было указано на вывеске, здесь, рядом с трассой, располагался комбинат по производству клееного профилированного бруса, а также изготовления из него индивидуальных деревянных домов, коттеджей, бань и т. п. Заинтересовавшись полученной информацией, я решил заехать на этот новый «домостроительный комбинат».

Проехав около полукилометра по густому сосновому бору, я уперся в высокий — более трех метров! — забор из металлического профиля, за которым виднелись стены и крыши нескольких крупных, очевидно, промышленных зданий. Никаких признаков ворот, проходной или просто какого-либо прохода на территорию этого объекта поначалу я не обнаружил. Тогда я объехал его кругом по опоясывавшей территорию «бетонке», но вновь безуспешно. И лишь когда я принялся сигналить, в заборе открылось небольшое окошко, в котором появился чей-то глаз. Окошко затем закрылось, зато рядом с ним отворилась незаметная со стороны калитка, из которой вышел охранник в черной униформе и с пистолетной кобурой на бедре. Вежливо поинтересовавшись, какого чёрта я тут сигналю, и, получив от меня подробное объяснение, он забрал мой паспорт и скрылся за своей калиткой. Еще минуту спустя он появился вновь и пригласил следовать за ним. Мы прошли на территорию предприятия и направились к расположенному в самом центре двухэтажному административному зданию. Помимо него на территории располагались еще три огромных не то цеха, не то склада. Территория между этими цехами представляла собой сплошной аккуратно подстриженный газон, над которым в нескольких местах возвышались небольшие будки принудительной вентиляции. Цеха были связаны между собой широкими заасфальтированными автомобильными проездами, хотя никакого транспорта на них я не заметил, как не заметил и ни одного работника на всей этой огромной территории.

Поднявшись в сопровождении не отстававшего от меня ни на шаг охранника на второй этаж административного здания, я прошел по коридору, в который выходило с десяток дверей кабинетов, снабженных лишь номерами, и, наконец, попал в тот, в котором, как сообщил охранник, находился нужный мне менеджер. Менеджер, впрочем, выслушал меня совершенно равнодушно и невнимательно, после чего объяснил, что их компания не занимается индивидуальным строительством, а работает только по групповым заказам. А вопрос, зачем, в таком случае, они поместили свою рекламу на трассе, и вовсе оставил без ответа. После этого мне оставалось только попрощаться и удалиться, что я и сделал. В дальнейшем я еще несколько раз пытался разузнать что-либо об этом предприятии у местных жителей, но ничего нового к тому, что я сумел увидеть сам, добавить они не смогли.

Вообще, от того, что мы все наблюдаем вокруг, иной раз складывается ощущение нереальности происходящего! Мы действительно, не можем уже отличить, где реальность сменяется чем-то искусственным, выдуманным, когда наши правители всех уровней и их оппоненты всех мастей говорят правду, а когда, нимало не стесняясь, откровенно лгут, уверенные, что никто не опровергнет их ложь. И только наша память дает нам небольшую защиту от этих потоков лжи, льющихся со всех сторон.

Видимо, это замечаем не только мы, но и те, кто был у власти вчера, находится сегодня, или стремится пробиться к ней завтра. И они дружно, всеми силами стараются эту память стереть, уничтожить, заменить её неким суррогатом. Каждый — собственным, и каждый — весьма далеким от истины. И когда они, наконец, этого добьются, мы исчезнем, как народ, как общность людей, имеющих какое-то общее прошлое. Останутся только «потребители», «электорат», главное предназначение которых — обеспечить сытую и безбедную жизнь тех, кто сумел прорваться к власти. И неважно, кто ими окажется — нынешние правители, или их противники. Они одинаковы в своей сути, в своих желаниях и устремлениях, схожи, словно близнецы.

Вот обо всем этом я и думаю сейчас, в понедельник вечером, в салоне своего автомобиля по пути с работы домой. А когда приеду, постараюсь записать свои мысли на компьютере и, если успею, выложить вечером в Сеть. После я, конечно, буду не один раз править их, стараясь привести в более понятный и грамотный вид. Но это будет после. А сейчас я спешу, потому что времени остается всё меньше, как и тех, кто еще что-то сохранил в своей памяти и готов поделиться этим с другими.

Очередной музыкальный канал вновь переключился на рекламу, и я вставляю в магнитолу один из моих любимых дисков «Рок без границ. Русская версия» и включаю песню под номером 78. Теперь до самого дома я буду просто слушать…

(В качестве иллюстраций в повести использованы картины Андрея Будаева, Петера Грица, Дэвида Брунжеса, Рене Магритта, Виктора Молева, а также фото автора)