Говорить при Симе отец не стал и жестом позвал меня в другую комнату. Я уже догадывалась, о чем будет предстоящий разговор и, отпустив голову, поплелась за ним.

– Что делала Сима у нас у нас на чердаке? – начал он, как только я закрыла за собой дверь.

– Я попросила ее залезть, узнав, что там находится гитара. А Манди научил бы меня играть, – соврала я.

– Какая гитара?! – взревел отец. – Твоя обязанность не играть на музыкальных инструментах, а научиться убирать и готовить!

– Но я не хочу всю жизнь простоять у печи, как многие деревенские женщины: необразованная и невидящая ничего кроме метлы и швабры.

– Не хочешь быть необразованной, – нехорошо протянул он.

– Тогда сразу после окончания зимы поедешь в пансионат. Там тебя научат всему, что должна знать, образованная и умеющая вести себя в обществе, девушка. А за время твоей учебы и я перееду в город. Давно хотел открыть собственную обувную лавку в Выгроде. Теперь же такая возможность представилась.

– Но я совсем не это имела в виду… – забормотала я, ошарашенная папиным решением. И как объяснить ему, что я просто хотела выглядеть в его глазах кем-то больше, нежели будущей кухаркой.

– Тема закрыта, – перебил меня отец. – У меня много работы. У тебя теперь тоже.

Выйдя из комнаты и проходя мимо убирающей обломки Симы, он сурово взглянул на нее. Девушка потупилась, а папа, не останавливаясь, вышел из дома. Следом из комнаты вышла я, унылая и огорченная.

– Что он сказал? – тут же набросилась на меня подруга. – Ты сказала ему, что-нибудь о Рубине?

– Да ничего я не сказала, – угрюмо проговорила я, в тот момент думая о камне в самую последнюю очередь. – Весной папа отправляет меня в пансионат. А я больше всего на свете не хочу туда ехать. Мне здесь так понравилось, даже надеялась, что не уж то мы в этой деревне жить и останемся, но нет – как закончатся зимние холода, мы снова в дорогу. Я в пансионат, а папа – в Выгрод.

– Слушай, до весны еще время есть, может, и передумает.

– Не думаю, – вздохнула я, беря в руки метлу. – И обиднее всего, что я сама же натолкнула его на эту мысль. Хотя и выбор-то не велик: либо прожить жизнью домохозяйки, либо жизнью образованной домохозяйки. В обоих случаях выполнять скучную и неблагодарную работу…

– Но зато быть уверенной в завтрашнем дне, – привела хоть один плюс Сима.

– И не только в завтрашнем, ведь все будет однообразным и через десять лет, и через двадцать, и тридцать…

– Ну, через сто-то вряд ли, – усмехнулась девушка.

– Видишь, для домохозяйки лишь смерть является неким разнообразием.

– Хм, но почему-то они не спешат вешаться, дабы испытать хоть какие-то перемены.

– Тогда я буду первой, – отрезала я. – А если серьезно, ты думаешь как там, на том свете?

Обычно когда разговор заходил на эту тему, я рефлекторно поднимала глаза к небу, но теперь взгляд встретился не с облаками, а с дырищей в потолке.

– Думаю, не так уж плохо, раз никто оттуда не возвращается, – заметила Сима.

– А может, и возвращаются, только в других обликах, и после того, как дадут клятву о неразглашении.

– И все прямо-таки молчат, – усомнилась девушка.

– Ну, кто не может держать язык за зубами, дальше психиатрии не уйдет.

Разговор мало помалу поднимал упавшее настроение, и уезд в пансионат уже не казался глобальной проблемой, а комната – катастрофически заваленной. В центре кухни остались лишь медвежья шкура, да поломанная гитара. Запоздало пришла мысль, что именно она служила причиной всего случившегося. Мне теперь ее даже в руки брать не хотелось, но все-таки…

Корпус потрескался в нескольких местах, хотя форму все равно не потерял, колки отбились, а струн не было вообще. На такой особо ничему не научишься… Перевернув ее розеткой вниз, я слегка потрясла. Естественно, рубины оттуда не посыпались, зато выпало кое-что другое.

– Что это?

Наклонившись, Сима подобрала свернутый клочок пергамента, развернула и зачитала вслух:

– Том… кмо ищет – вса… найдет… Ерунда какая-то, – она свернула бумажку в комок и бросила через плечо, – пойдем, нам еще мусор надо вынести.

– Постой! – Не обращая внимания на недоуменно уставившуюся девушку, я подобрала и прочитала сама:

Девушка ошарашено всмотрелась в записку снова, но, убедившись, что это не придуманное на ходу четверостишие, уже с уважением спросила:

– Что это?

– Не знаю, – задумчиво протянула я. – Тот, кто ищет – все найдет… Похоже речь идет о Рубине, точнее о том, кто его ищет. …Сердце алчное поймет… Дальше – не понятно. Причем здесь алчное сердце и, что оно должно понять? В полночь в сад падет звезда, полнолуния пора. Падет звезда? Что за глупость?

– А, по-моему, это подсказка! – не согласилась подруга. – Для тех, кто ищет камень.

– Но зачем Милахелю писать какие-то подсказки?

– Может, это вовсе не Милахель писал, а кто-то другой, – пожала плечами Сима.

– Например?

– Ну, не знаю, – сдалась она, – единственное, что я поняла, так это то, что мы первые заметили ее.

– С чего ты взяла?

– Если б ее кто-то и прочел до нас, то не думаю, что положил бы обратно в гитару. Скорей всего, она была права. Никто бы не стал класть ее обратно, и мы не станем. Отчасти из-за вредности, отчасти из-за нехватки целых гитар. Хотя кому нужна подсказка, которая больше путает, чем подсказывает. Похоже, автор переусердствовал с рифмой, напрочь забыв о смысле.

– Знаешь, Сима, единственное, что я поняла, так это то, что нам необходимо дождаться полнолуния. А там уж видно будет, падет звезда или нет, – и тут мне в голову пришла гениальная идея: – Сима! Я кажется знаю, как можно убедить отца отказаться от сомнительной поездки в пансионат!

– И как же? – заинтересовалась девушка.

– Отыскать проклятый камень и доказать, что я достойна права выбора!

– Идея конечно хорошая, но ты только не забывай, что нам сначала нужно его найти, – мало веря в результат, напомнила подруга.

– Найдем, не волнуйся, – меня переполняло столько энергии, что я была готова начать поиски в любую секунду и проверить чердаки всех домов в деревне. – Кстати, когда следующее полнолуние?

– Не раньше, чем через неделю, – чуть задумавшись, ответила она.

– Даа, многовато… – разочарованно протянула я. – Ладно, ты иди к Манди и покажи ему записку, а я пока выходить не буду. Лучше приберусь, приготовлю что-нибудь, a-то папа может решить, что я не восприняла его слова всерьез и отправить в пансионат не весной, а прямо сейчас.

– Хорошо, я посоветуюсь с Манди и сразу к тебе.

Сима ушла, и я в сотый раз позавидовала тому, что у нее есть мама. Ей не нужно было брать все хозяйство на себя, а лишь помогать, зная, что, если не придет вовремя, обед приготовит мама. Конечно, в жизни с отцом тоже много плюсов, но жизнь в полноценной семье намного лучше.

В подвал я спустилась с некой опаской, и пока быстро набирала картошки из мешка, мне постоянно слышалось, что в подвале что-то щелкает. Стоило слегка дотронуться до стенки, как казалось, будто кладка уходит внутрь, и пол все время пошатывается, как при легком землетрясении. И лишь когда массивное кольцо скрылось под шкурой, я вздохнула с облегчением. Но надолго моего облегчения не хватило. Находиться в доме было просто невыносимо. Отовсюду я чувствовала взгляды: из-за стола, из занавеси, скрывающей дрова за печью, под лавкой. Но больше всего меня пугала потолочная дыра. Я каждый раз оборачивалась, опасаясь застать кого-нибудь у себя за спиной, и не выдержав, вышла из дома, перенеся чистку картофеля на ступеньки крыльца. Здесь я почувствовала себя намного увереннее, ведь в нескольких шагах работал отец. Скрипела пила, теперь к его и так немалым работам прибавилась деревянно-потолочная. Благодаря мне.

К куче очистков сбежало с десяток крольчат. Наверняка соседи снова выпустили их и чистят клетки, а зря. Они ведь и с прошлой чистки еще всех не нашли. Не удержавшись, я аккуратно приподняла пушистый комочек, уложила на колени. Пропажа очистков не на шутку его озадачила, но потом он заметил миску с очищенным картофелем и тут же успокоился. Пришлось опустить его обратно, слегка щелкнув по влажному носику.

Пила на заднем дворе продолжала выть на той же ноте, пиля уже не доски, а мои нервы… и совесть. С чего же я решила, что как только найду Рубин (найду Рубин!) отец сразу же откажется отправлять меня в пансионат? Может, он вообще рассердится из-за того, что я все это время скрывала от него правду. С другой стороны, я обещала Манди не говорить, но потому ли я молчу? Или просто хочу доказать, что способна на большее, чем он от меня ожидает?

Раздумья окончательно и безвозмездно испортили настроение. Оставив крольчат пировать на крыльце, я вошла в дом, разожгла печь, заранее вытащив и слив в миску вчерашний, недоеденный суп. Запах от него исходил не наилучший, вкус – еще хуже, но крутящаяся вокруг дома кошка наверняка им не побрезгует.

Оставшееся до обеда время я решила потратить на сбор высохшего белья, но не успела – в дом вбежала запыхавшаяся Сима. От нее я узнала, что Манди, изучив записку, согласен с решением ждать полнолуния. А подсказку он временно оставил у себя.

От приглашения остаться на обед, Сима отказалась. Отец обедать тоже отказался, тактично умолчав почему. Так, что ела я в гордом одиночестве.