К сумеркам битва за Холлиуэлл-Грейндж завершилась. Потому что, по сути, она и не начиналась. Я была обезоружена: все мои доводы сошли на нет, когда я увидела выражение лица матери. В ее глазах читалась странная смесь нежной материнской заботы и торжества, с некоей долей разочарования. Такое выражение бывает у родителей, когда, преподнеся ребенку дорогой подарок, они обнаруживают, что любознательный отпрыск уже заглянул в коробку.

— Как ни странно, мама ожидала от нас обеих выражения искренней радости. — Я сидела на краю Таниной постели, а она, примостившись у туалетного столика, возилась с новой пудрой «Ля Помпадур». За распахнутыми окнами стояла теплая душистая ночь, где-то вдалеке послышался гром.

— Что я ей и выразила, моя любимая сестренка. Я была просто потрясена! — Таня нанесла пятнышко тона на кончик своего безукоризненного носика и склонила голову набок, чтобы оценить эффект. — То была блистательная идея. И подумать только, она все держала при себе! Я прямо вижу, как она вырезает газетное объявление и пишет ответ. И ни словом не обмолвилась! Кто сказал, что женщины не умеют хранить секретов?

— Она всегда втягивала нас в свои великие проекты, не так ли? — тихо сказала я.

— Еще бы! А как увлеченно она читала колонки частных объявлений! И еще каталоги.

— Помнишь, когда у нас появилась Леди Джейн? Тоже в результате объявления в частной колонке. Мы и знать ничего не знали, пока ее не доставили. Помнишь?

— Мне ли это забыть? «Отдаем в хорошие руки, — процитировала она, — прекрасную серую кобылу. Ходит под седлом и в упряжи. Требует особого обращения». Мы даже не знали, как к ней подойти. Но, в общем мы с ней справились. Или, точнее, ты. — Милые синевато-зеленые глаза Тани, лукаво поблескивая, смотрели на меня из зеркала. — Будем надеяться, что ты столь же быстро справишься и с этой командой киношников.

— Думаю, им потребуется несколько иное обхождение.

— Им? — с невинным видом переспросила Таня. — Или ему?

Но я не клюнула на эту наживку. Я спросила, помнит ли она, как мама купила нам на Рождество большие куклы, которые умели ходить и разговаривать. Раздобыла она их задешево, поскольку игрушечный магазин крепко пострадал из-за пожара.

— Господи, конечно. Я тогда надеялась получить губную помаду и маникюрный набор, а ты хотела уздечку с трензелем и какую-нибудь упряжь.

В первый раз после появления мистера Пембертона я развеселилась.

— То-то и оно, — продолжила Таня. — Я говорила ей, что такая домашняя птичка, как ты, будет орать как резаная. Из-за этой киногруппы.

— Но ведь я не орала, так ведь? Молчала, как воды в рот набрав.

— Да. Но по выражению лица мистера Пембертона я поняла, что до нашего появления ты уже успела выдать ему по первое число.

— Возможно. Но я испытала такое потрясение! Потребовалось время, чтобы принять эту идею.

— Вот и хорошо. — Таня взмахнула пуховкой, которую она обмакнула в блестящую светлую пудру. — Тебе надо выбраться из своей привычной колеи. Хоть немного узнать жизнь, моя дорогая. Только подумай о всех интересных людях, которых ты встретишь, — кинозвезды, операторы, осветители, журналисты.

— Я уже встретила одного из них, — сухо заметила я. — И вовсе не горю желанием знакомиться с остальными.

Вскинув брови, Таня рассмеялась:

— Да, это явно не любовь с первого взгляда.

Я ответила, что это было бы самым большим недоразумением года.

— Я должна была бы догадаться, — сказала Таня, — что человек, который укрощает амбициозных кинозвезд, без труда оставит от сельской учительницы мокрое место.

Мы расхохотались, и я призналась:

— В определенной мере так оно и было. Мне казалось, что меня пропустили через мясорубку, если ты это имеешь в виду. — И затем, чтобы поддеть ее, я добавила: — Но как бы там ни было, и к тебе и к матери он относится совершенно по-другому. Похоже, ты произвела на него впечатление.

Услышав, как у нее со всхлипом перехватило дыхание, я бросила взгляд на ее отражение в зеркале. Как ни странно, я всегда стремилась защищать и опекать сестру, хотя она была на полтора года старше меня и казалась куда умнее.

Дело в том, что, при всей своей яркой и броской привлекательности, Таня так и не обрела счастья. У нее была фигура манекенщицы, изящная и тоненькая, правильные черты овального лица с высокими скулами, гладкая белоснежная кожа, а свои густые каштановые волосы она укладывала на французский манер.

Конечно, Таня утверждала, что успехом своей внешности она обязана косметике фирмы «Мадам Помпадур», сотрудницей которой она являлась, хотя даже без макияжа, без маникюра и изысканной прически она оставалась столь же привлекательной. Но я-то знала, как она беззащитна и ранима. Ибо ее облик, от которого нельзя было оторвать глаз, притягивал явно не тех мужчин.

И теперь, глядя на ее отражение, я увидела, как сузились ее тщательно подведенные глаза. Рука с пуховкой остановилась на полпути. Мне показалось, Таня чуть покраснела. Затем она опустила взгляд и пробормотала, что, мол, испортила макияж. Пока она стирала несуществующие мазки, ей, судя по всему, что-то пришло в голову, и она приняла решение, потому что повернулась на стульчике и оказалась лицом ко мне.

— Ты, в самом деле думаешь, что он обратил на меня внимание? — тихо спросила она. — И я ему понравилась?

— Не сомневаюсь, что так оно и есть.

— И мне, — столь же тихо продолжила Таня, — он тоже понравился.

— Это я заметила.

— Ведь как ни крути, но кто-то же должен проявить к нему внимание. Мать только и знает, что суетиться и волноваться. А я с первого взгляда заметила, что ты отнюдь не расстелила перед ним красный ковер при встрече. А ведь, — она вздохнула, рассматривая меня, — задним числом я думаю, что, скорее всего, он, то есть мистер Пембертон, — самый привлекательный мужчина из всех, кого я видела. — Как я ни старалась, так и не могла понять, поддразнивает она меня или нет. Ибо Таня обладала способностью дурачиться с самым серьезным видом или под большим секретом излагать сведения, которые оказывались пустышками. И хотя я не сомневалась, что понимаю Таню лучше, чем кто бы то ни было, я порой толком не знала, что она на самом деле думает.

Тем не менее, подсознательно я чувствовала, что когда ради разнообразия она полюбит мужчину — вместо того, чтобы позволять влюбляться в себя, — то выберет явно не того персонажа, который ей нужен. И шестое чувство подсказывало мне, что этим человеком может оказаться Николас Пембертон.

Я рассказала ей о фотографии, которую мистер Пембертон таскает с собой, — частично, чтобы проверить свое предположение, а частично и потому, что изображение просто восхитило меня.

— Я догадываюсь, кто это, — воскликнула Таня. — Сейчас вспомню. Должно быть, Сильвия Сильвестр. Я читала о ней в киножурнале. Из тех, что мы получаем в салоне, чтобы следить за последними тенденциями в прическах. Съемки в этом фильме — ее большая удача. В журнале было специальное интервью с ней. Очень трогательная история. Ты сама в этом убедишься. Николас Пембертон открыл совершенно неизвестную актрису, влюбился в нее и собирается сделать из нее кинозвезду. С моей точки зрения, эта девушка — личность. У нее хватает смелости носить рыжие волосы. Я видела ее снимки в каком-то другом издании. С тех пор как она появилась на людях, ее называют мисс Темперамент.

— В таком случае они очень хорошо подходят друг другу — она и Николас Пембертон.

— Это всегда чем-то кончается, — еле слышно и задумчиво пробормотала Таня.

— Что ты имеешь в виду?

Она лишь слабо улыбнулась.

— Таня, ты не должна!

— Почему бы и нет? В любви все прекрасно.

— Если это, в самом деле любовь. Пусть преходящая. Но ты же его совсем не знаешь!

— Сейчас ты говоришь как настоящая школьная учительница. А ведь сама подкинула мне эту идею.

— Ничего подобного!

— Нет, это ты. Ты сказала, что он явно обратил на меня внимание.

— Это совершенно иное, чем… — начала я, но тут же возмутилась: — Ради Бога, Таня! Что с тобой делается? Ты снова дурачишься? Ты просто не можешь быть серьезной! Да ты можешь вскружить голову любому мужчине, которого выберешь. Стоит ли обращать внимание на того, кто обручен? И тем более на такого, как Николас Пембертон. Вокруг куча порядочных мужчин…

Я остановилась на полуслове. Внезапно я вспомнила Робби. В суматохе, которой были заполнены день и вечер, я начисто забыла о его приглашении. И теперь оно высветилось у меня в памяти, как луч маяка.

— Кстати, я сегодня утром видела Робби Фуллера. Он хочет, чтобы в субботу мы составили ему компанию на яхте. Таня, давай поедем?!

Как бы я ни восприняла его приглашение, Таню оно только разозлило. Она вскочила. Более того, она топнула ногой!

— Ты что, в самом деле, сравниваешь Робби Фуллера и Николаса Пембертона? И у тебя хватает глупости уверять меня, что Робби — порядочный человек? Ты абсолютно ничего не понимаешь. Нет уж, благодарю! — Она вскинула голову. — Я даже не ступлю на его поганую яхту. И если хочешь моего совета, то и тебе там делать нечего!

Тут уж и я вышла из себя.

— Ведешь ты себя просто мерзко, — возмутилась я.

Раскрасневшись, сверкая глазами, мы стояли друг против друга. Таня так яростно замотала головой, что ее аккуратная прическа растрепалась и пряди волос упали на побледневшее лицо. Внезапно она показалась мне очень юной, почти девочкой. Я смягчилась.

— Прости, Таня, — мягко сказала я, — я не хотела злить тебя.

Она улыбнулась, когда я погладила ее по руке.

Затем я подошла к окну и, облокотившись на подоконник, уставилась в сад. И он, и тянувшиеся за ним луга навевали на душу мир и покой.

Хотя недавнее гневное возбуждение прошло, меня не покидало странное внутреннее напряжение, чуть не физическая боль. Команда киношников еще не появилась, а мы с Таней уже сцепились из-за нее. Да так, что сестры, которые и спорили-то редко, чуть не подрались.

Над холмистыми склонами Даунса взошла чистая луна. Я смотрела на ее отражение в речных струях; и долина, и сад были залиты призрачным светом. Можно было разглядеть каждую веточку, каждую травинку.

Только Тропа мисс Миранды была неразличима под непроницаемым покровом зарослей плюща — так и наше будущее было покрыто тайной.