— …таким образом, соблюдение правил поведения при экстренных ситуациях является…

«Жу-жу-жу», — муха описала круг по комнате и опустилась на подоконник. Покрутив головой, она совершила пару шагов вдоль него, остановилась и принялась чистить крылья.

— …точно выверенные действия могут…

Закончив чиститься, муха несколько раз взмахнула крыльями и снова поднялась в воздух.

— …гренадерам также не следует забывать о…

«Жу-жу-жу», — муха принялась кружить прямо перед моими глазами. Вверх-вниз, вверх-вниз.

— Гренадер номер семьдесят семь, вы меня слушаете?

«Жу-жу», — Задолбало.

— Гренадер номер семьдесят семь, вы…

Хлоп!

— Есть! — победно воскликнула я, прихлопнув назойливое насекомое. — Простите, вы что-то сказали?

Вальтер негодующе поправил очки.

— Да, я сказал, что…

— Фу-у-у, гадость какая! У вас салфетки не найдется? — поинтересовалась я у секретаря, изучая раздавленный на ладони труп. Возмущенно раздувая ноздри, мужчина протянул мне платок.

— Вернемся к теме. Я просвещал вас о…

— Спасибо, — поблагодарила, я, возвращая носовой платок. Вальтер, брезгливо сморщась, взял его кончиками пальцев. — Так о чем вы говорили?

— Я говорил о…

— Да-да-да! Знаю я эту капусту. Правила о том, как «порядочные гренадеры должны вести себя во время летних месяцев». Со спичками не играть, дороги переходить аккуратно, за буйки не заплывать…

— Гренадер номер семьдесят семь, — сквозь зубы прорычал секретарь.

— А? Ой, извините! Это правила для школьников во время летних каникул! Какая я глупая! Все перепутала. Ничего, бывает, тем более большой разницы нет. Одна парашка. Так, а что у нас? Вспомнила! Следить за этими самыми детьми, выпущенными на долгожданную свободу и не знающими никакой меры, — принялась я загибать пальцы. — Летом возрастает количество грабежей, вследствие того что люди из-за жары оставляют на ночь открытые окна, надо за этим посматривать во время патрулирования; также в летние месяцы в город приезжают иностранные и иногородние торговцы или просто туристы — не исключена контрабанда и карманничество, ну и т. д. и т. п. Давайте оставим долгие чайные церемонии. Все это я прекрасно знаю. Вы столько раз нам зачитывали, можно было уже и выучить, — закончила я, лениво потянувшись на стуле.

Почти все утро я торчала в кабинете секретаря ЗОГа. Минуты, проведенные в его стенах, были безвозвратно потеряны. По великому счастью, из-за недавнего пищевого отравления (угораздило же) я пропустила очередной ежегодный летний инструктаж. И теперь с девяти утра Вальтер упорно пудрил мне мозги, пытаясь хоть что-то донести до моего здравого смысла и, возможно, совести. Но, честно, первого у меня отродясь не было, а вторая была в отпуске. Единственное доходящее до моих ушей было «жу-жу-жу» и «бла-бла-бла». «Жу-жу-жу» прекратилось — я разделалась с его источником, а «бла-бла-бла» продолжалось. К сожалению, избавиться от него без криминальных действий практически невозможно. Приходилось мужественно терпеть. Невыносимая духота кабинета, заманчивые звуки, доносящиеся с улицы, ларек с мороженым, которое вот-вот разберут, долгожданный выходной — все беспощадно играло на моих и без того шатких нервах.

— Вижу, гренадер номер семьдесят семь, вы хорошо запомнили все наставления, — после минутной тишины заговорил Вальтер. — Но кое-что вы все же упустили из виду.

— Упустила? — удивилась я, перебирая в памяти перечень предписаний. — Хм, ничего не припоминаю.

— Форма.

— Э?

— Форма! — дрогнувшим голосом повторил секретарь. — Все сотрудники Отдела в летние месяцы обязаны строго придерживаться определенной формы. Так как летняя одежда в основном открытая и вызывающая, что совершенно не подобает носить сотрудникам ЗОГа, дабы не уронить честь Отдела, была введена летняя униформа. Гренадер номер семьдесят семь, я вас спрашиваю, почему вы не в форме?

— У меня сегодня выходной, зачем мне быть в форме?

— Но вас вызвали в Отдел. Вы должны были привести себя в подобающий вид.

— По-моему, у меня и без того весьма подобающий вид.

— Подобающий?! — Вальтер начинал задыхаться. — Как это можно назвать подобающим видом? Что на вас надето? Я не могу понять, вам на брюки ткани не хватило или это вообще мужские трусы?!

— Это шорты, — сквозь зубы процедила я. Шорты, между прочим, были приличные. Темно-синие, до колен, свободные, классического покроя а-ля брюки. Где он здесь трусы увидел?

— Почему у вас голые ноги? — не унимался секретарь.

— Потому что это шорты!

— Вы не могли надеть классические брюки или юбку подобающей длины? Как в подобном виде вы ходите по улице?

— Через брюки или юбку подобающей длины ноги не загорят!

— Гренадер номер семьдесят семь, в первую очередь вы должны помнить о правилах приличия, а не о загаре.

— Господин секретарь, в первую очередь у нас с вами очень разные приоритеты и взгляды на мир. И вообще, я же к вашему носовому платку не цепляюсь, а могла бы! — не осталась в долгу я.

— А что с моим носовым платком?! — ошарашенно спросил Вальтер.

— А вы видели, какой он жуткой расцветки! Мрак! Вы с ним лучше в высшем обществе не появляйтесь, засмеют.

Секретарь, издав то ли стон, то ли рык, схватился за сердце и опустился на стоявший позади стул. Я, быстро налив из графина водичку, услужливо подала ему. Выпив залпом, словно там было что-то покрепче кипяченой воды (я на всякий случай понюхала стакан), он достал новый платок с расцветкой последнего писка моды (интересно, а сколько всего он их с собой носит?), вытер пот со лба и заговорил медленным, вкрадчивым голосом:

— Гренадер номер семьдесят семь, надеюсь, в следующий раз вы соизволите прийти в Отдел в форме, а иначе…

Договорить он не успел, на столе зазвонил телефон. «Ура, он был спасен ударом гонга!» — подумала я, с обожанием смотря на аппарат. Вальтер поднял трубку.

— Да, слушаю? Госпожа Роза, да, сейчас же буду, только закончу разбираться с номером семьдесят семь, и… что? Но зачем? Да, извините, выходим. — Закончив разговор, секретарь вздохнул, поправил рукой и без того безупречно лежащие волосы и внимательно посмотрел на меня. Мне почему-то не понравился блеск его очков.

— Так я, того, пойду? — проговорила я, разворачиваясь к двери.

— Да, вы можете идти. К госпоже Розе, вместе со мной.

— К шефу? Зачем?

— Госпожа Роза не пояснила. На месте вам все скажут, — коротко бросил секретарь, открывая дверь и пропуская меня вперед.

— Не нравится мне это, — проворчала я, выходя из кабинета.

— Ноги, — незабвенно раздалось при входе в кабинет руководителя Отдела. Мы с Вальтером, сделав широкий шаг, встали напротив стола шефа. Особым вниманием наш приход не был одарен, лишь только дог вяло махнул хвостом, тут же вернувшись к любимой роли безжизненного коврика. Госпожа Роза, поглощенная изучением каких-то бумаг, даже не подняла на нас глаза.

— Вот, — наконец произнесла она, протянув Вальтеру один из листков. Секретарь быстро пробежал по нему глазами. Одна бровь у него недоуменно поднялась.

— Так это…

— Я знаю, что это. Читать умею, — раздраженно махнув рукой, прервала его госпожа Роза. — Я хочу, чтобы ты разобрался. Желательно как можно скорее. Для Отдела большое потрясение потерять такого спонсора, а тут и какие-то проблемы с завещанием! Почему с завещаниями вечно происходят проблемы? Не понимаю! Сейчас мне меньше всего хотелось бы их решать.

В глазах руководителя Отдела отражалась тревога. Встав с места, она подошла к окну, задумчиво провела пальцем по стеклу и вновь заговорила:

— Я распорядилась насчет билетов. Отправление сегодня в два. Будет время собрать вещи. Я полагаюсь на тебя.

Вальтер учтиво поклонился.

— Можете на меня рассчитывать. Я вас не подведу.

— Да, — тихо вымолвила она. — Ты меня ни разу не подводил. И еще кое-что. Билетов два плюс.

— Два плюс? — недоуменно переспросил секретарь.

— Господин Вальтер — вы главный секретарь Западного отделения. Я не могу отпустить вас одного, даже если вопрос касается лишь юридических неурядиц. Вам придется ехать в сопровождении одного из оперативных сотрудников ЗОГа.

— Несомненно, — кивнул мужчина. — Я понимаю, вы поставили в известность данного человека?

— Акира? — окликнул меня шеф.

— А? Да? — вздрогнув, отозвалась я, во время всего разговора находясь в сонном состоянии. Когда они меня отпустят?

— Ты слышала все вышесказанное?

— Слышала. Но смысл остался для меня неясным.

— Ничего, Вальтер тебя просветит.

— То есть как? — дрогнувшим голосом проговорил Вальтер. — Не хотите ли вы сказать…

— Хочу. Гренадер номер семьдесят семь Акира, ваша новая миссия — сопровождать господина Вальтера, главного секретаря ЗОГа, в Босвелл. Есть вопросы?

— Да! — мигом отозвалась я. — Я хочу домой!

Я рванула к двери, но та предательски захлопнулась у меня перед носом. Точнее, на носу. Постанывая, я схватилась за ушибленную часть тела.

— Это не вопрос. И, к твоему сведению, отказ не принимается, — холодно возразила госпожа Роза, опуская руку. Как удачно ей вспомнилось, что она еще и маг!

— Разрешите вновь попробовать задать вопрос? — поднимая руку, смущенно попросила я, утирая выступившую от боли слезу.

— Попробуй, — удивленно кивнула женщина.

— За что?!

Крик души получился громкий. Руководитель Отдела от неожиданности невольно шарахнулась к окну, чуть из него не выпав. Придя в себя, она заговорила куда менее уверенным тоном:

— В смысле «за что»? Не понимаю, это всего лишь твое новое задание. С чего вдруг столь бурная реакция, словно тебя ссылают в ссылку?

— Нет, это вы не понимаете! Не хотите понять! Отпустите меня! Я хочу жить жизнью обычного работника Отдела. Мне многое надо успеть в жизни, и вообще…

— Хочешь печенье? — вдруг предложила госпожа Роза.

— Печенье? Какое печенье? — заинтересовалась я, в мгновенье позабыв обо всем вышесказанном.

— Вкусное. С изюмом, — продолжала соблазнять женщина.

— Хочу, — не раздумывая согласилась я. Через секунду я сидела на месте шефа с целой тарелкой печенья на коленях. Единственное, что от меня теперь слышали, — деловой хруст.

— Один бунт подавили, — похлопав по рукам, заключила госпожа Роза. — Вальтер, я надеюсь, ты-то не имеешь возражений?

— Вынужден признаться — имею, — решительно произнес секретарь.

— Боже, и какие же? — обреченно спросил шеф.

— Не хочу показаться грубым, но гренадер номер семьдесят семь является не самым выдающимся сотрудником Отдела. Она некомпетентна, несобранна, часто не исполняет приказов начальства, склонна к так называемой импровизации и расточительству выдаваемых Отделом средств. К тому же у нее небогатый опыт и средний уровень выполнения заданий. Принимая во внимание все вышеперечисленное, я заключаю: гренадер номер семьдесят семь не подходит для выполнения данной работы.

— Начнем с того, что, подходит она или нет, решать мне. А насчет опыта — ведь надо же ей его где-нибудь набирать, разве нет? Выполнение работы… хм, но тут самое обычное задание по сопровождению. Ты, разумеется, ценный сотрудник, но отнюдь не дочь посла. Зачем тебе высококвалифицированная охрана? Одна Акира, вполне сгодится.

— Но… — уже менее твердо попытался возразить мужчина.

— Господи, Вальтер, что еще?

— Господин секретарь хочет добавить, что у нас с ним половая несовместимость, — засунув за щеки две последние печеньки, ответила я за Вальтера.

— Да, — согласился он, тут же опомнившись: — Что?! Какая еще «половая несовместимость»?

— Ну, это когда один пол не подходит к другому полу. В таком случае спасает только ламинат, — услужливо пояснила я.

Госпожа Роза, вздрагивая, поспешно отвернулась к окну. Вальтер, кипя и задыхаясь, выпученными глазами смотрел на меня. Наверное, мои объяснения его не вполне устроили.

— Госпожа Роза, вы видите! Как я смогу работать с таким несерьезным человеком! — взвыл секретарь, обращаясь за помощью к шефу. Руководитель Отдела откашлялась и с серьезным видом повернулась к нам:

— Вижу. Ничего, сработаетесь как-нибудь. Стерпится — слюбится. Разговор окончен. Вам пора собираться.

На этом наш прием у шефа был окончен. Вальтер, темнее тучи, отправился к себе в кабинет, а я поспешила домой. Надо было многое успеть сделать, поскольку сегодня я совсем не планировала работать. А главное — не забыть надеть форму. Трусы ему мои, тьфу ты, шорты не угодили, видишь ли!

— Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, ты его только недавно забирала? — изумленно осведомился Азурро, смотря на протянутую ему переноску.

— Забирала, но сегодня меня посылают на новое задание. Не знаю, сколько я там пробуду.

— Понятно, — понимающе кивнул парень, забирая у меня клетку с хорьком. Шнурик, как обычно, громко скребся, требуя свободы, а иначе устроит всем кузькину мать. Разумеется, на его возмущение никто не обращал внимания. — Куда едешь?

— На кудыкину гору, — печально вздохнув, ответила я. Азурро недоуменно поднял брови. — Я серьезно. Босвелл вроде в горах расположен?

— Да, это маленький горный городок. Неужели там может найтись серьезная работа?

— Понятия не имею. Честно говоря, работать там должен Вальтер. Я его только сопровождаю.

— Вальтер? — в голосе смотрителя за собаками прозвучал тихий ужас. — Постой, ты будешь сопровождать Вальтера? Нашего Вальтера?!

— Ага, — обреченно подтвердила я. — Нашего.

— Сочувствую, — искренне пожалел меня Азурро.

— Спасибо, только мне не легче. Ладненько, я побежала, позаботься о Шнурике.

— Не беспокойся. Я за ним присмотрю, — улыбнувшись, пообещал парень. — Акира, мужайся!

— Постараюсь.

— О-о! А-а! Ох! — без остановки вздыхала я, смотря на мелькающие снаружи пейзажи. Горы большие, величественные, заставляющие чувствовать себя жалкой букашкой в сравнении с их вечной красотой. Зеленые, серые, кое-где на верхушках кристально-белоснежные, напоминающие многоярусные торты из любимой кондитерской «Сладкая жизнь». Огромные, слегка аляповатые, но с такими взбитыми сливками и творожной начинкой, что крылья за спиной и ты на вершине мира! Торты. — О-о-о, — с придыханием протянула я, позабыв о горах.

— Гренадер номер семьдесят семь, может, вы прекратите стонать и сядете нормально? — раздался рядом недовольный голос секретаря Отдела. Я отлипла от окна вагона и растерянно посмотрела на Вальтера.

— А?

— Я говорю: сядьте, пожалуйста, ровно, — стараясь сохранять последние капли самообладания, повторил он.

— Ладно. — Я слезла с коленок, повернувшись спиной к окну. — Сойдет?

— Вполне, благодарю.

Сидеть, тупо пялясь на свои ноги, мне быстро наскучило. Посмотреть снова в окно я не решалась. Лучше не испытывать терпение Вальтера. Шум колес поезда и гудение других пассажиров нельзя назвать занятным развлечением. Я решила попытать счастья:

— Господин секретарь, госпожа Роза сказала, вы введете меня в курс дела. Но вы мне так ничего и не рассказали, в чем, собственно, состоит работа.

— Ваша работа состоит в моем сопровождении.

— Это я знаю. А в чем состоит ваша? Зачем вы едете в Босвелл?

— Данная проблема вас не касается, — сухо ответил секретарь.

— Еще как касается! А если вас во время службы прикончат? И я даже не буду знать за что!

Мужчина холодно посмотрел в мою сторону.

— Я буду надеяться, вы этого не допустите.

— А уж я-то как! — пробурчала я, понимая, что из этого зануды больше нечего выудить.

В подобные минуты я жутко жалела об отсутствии Кима. Парень тоже не отличался особой словоохотливостью, но зато честно старался отвечать на все расспросы. Эх, Ким, и почему тебя загрузили кучей совершенно непонятной мне работы? С тобой бы эта поездка была намного веселее. В мою коленку внезапно уткнулось что-то мокрое и холодное. Я опустила голову.

— Хе-хе, похоже, ты будешь составлять мне компанию. Правда, я совершенно не понимаю, зачем нам тебя дали, — сказала я, гладя по голове голубовато-серебристого дога.

Именно Ландыш и был тем самым загадочным плюсом. Во время разборок в кабинете шефа мы совершенно об этом забыли и были ужасно удивлены, когда госпожа Роза лично пришла проводить нас на вокзал. В тот момент она со словом: «доверяю» вручила мне поводок с собакой. Но на наши вытянутые лица не нашлось внятного ответа, кроме туманного «так надо». Ох, еще один конспиратор. У нас прям не Отделение гренадеров, а какой-то секретный штаб. Задания стали секретными даже для самих сотрудников, которые их выполняют. Как жить дальше будем?

— Господин секретарь, а вам шеф не говорил, для чего нам нужна ее собака?

— Нет. Но если госпожа Роза считает это необходимым, значит, так надо, — с непоколебимой уверенностью ответил Вальтер.

— Кто бы сомневался, — согласилась я, окончательно осознав, что решение вести себя дипломатично совершенно не оправдывается.

Переговоры никуда не приводят. Помочь может только старый добрый силовой метод. Но по иронии судьбы именно мне выпала честь защищать того, кого я больше всего желаю пристукнуть. «Судьба-злодейка, за что ты так ко мне?» — на сей радостной ноте мы приехали на Главный (и похоже, единственный) железнодорожный вокзал Босвелла.

Стоило мне выйти из поезда, а точнее сказать, вылететь, Ландыш, измученный долгой поездкой в душном вагоне, как очумелый выбежал на станцию, совершенно не заботясь о том, кто болтается на другом конце поводка. Чудо, что моя рука не оторвалась от плеча. Только теперь слышался какой-то странный хруст. В общем, как только я оказалась на свежем воздухе, тут же поняла, что лихо ошиблась с выбором одежды, да и с сезоном в принципе. Серое ровное небо с редкими темными полосами театральным занавесом накрыло маленький город. Казалось, сквозь свинцовые тучи не мог пробиться ни единый луч солнца. Колючие капли, падающие на лицо, заставляющие быстро их смаргивать, приминали жухлую траву, медленно наполняя выбоины на дорогах улиц. Смотря на небо, трудно было сказать, начнется ли настоящая гроза с сильным проливным дождем, или облака разойдутся и вновь ярко засветит солнце. Как оптимистке, мне хотелось верить в лучшее, но пусть небольшой, но жизненный опыт и все более частые и крупные капли убеждали меня в обратном. Над головой раскрылся зонтик.

— Босвелл славится своей дождливой погодой. Даже в самые засушливые дни здесь всегда идет дождь. Нужно быть предусмотрительным, если вы собираетесь в эти края, — произнес Вальтер, возникший за моей спиной вместе с зонтом.

— Вижу, господин секретарь об этом позаботился, — заметила я. — Но не переживайте, я тоже весьма предусмотрительная, — с этими словами я опустила с плеча сумку и быстро начала в ней рыться.

— Не то, не то, а, вот! Мой дождевичок! — радостно вскричала я, надевая предмет одежды. — Ну как?

— Не кажется ли вам, что он слишком броского цвета? — с сомнением осматривая меня, спросил Вальтер.

— Правда? Мне не кажется, — изучая красный дождевик в большой черный горошек, схожий по расцветке с божьей коровкой, заявила я. — По-моему, веселенький.

— Веселье не входит в содержание работы, — черство заметил секретарь.

— Это каждому самому решать, — сказала я, решительно накидывая капюшон. — Так куда нам идти?

— Нас должны были встретить на станции, но я не вижу никакого сопровождения. Поезд пришел вовремя. Что за вопиющее безобразие! Так обращаться с официальными лицами! Неудивительно, что у них юридические нестыковки вылезли. Разгильдяйство ни к чему хорошему не приводит, — пыхтя от возмущения, проговорил Вальтер, широким шагом направляясь к выходу. Я с трудом сдвинула с места собаку и быстро последовала за ним.

Упертый и своевольный пес оказался для меня настоящей проблемой. С одной стороны, у меня достаточно сил, дабы дернуть его, так что он улетит, а с другой — он же реально улетит! И Роза меня убьет. Приходилось контролировать себя и использовать один процент «мощности», который равнялся собачьим ста. И дог отнюдь не заботился о том, куда улечу я.

— В жизни разное бывает. Может, они задерживаются. Ну, там, жена рожает, пожар в доме или туалет засорился? Не лучше ли подождать?

— В этом нет необходимости. Мы лишь потеряем время. Я знаю, где находится гостиница, в которой нас расположили. Оставим вещи и направимся к этим несуразным адвокатам. Я с удовольствием послушаю их отговорки, — со злобным блеском в глазах произнес секретарь, но сбавил темп, позволив мне укрыться под зонтом.

Я всегда побаивалась главного секретаря ЗОГа, и сейчас жутко радовалась тому, что нахожусь по одну сторону баррикады. Бедные адвокаты, не знаю, что у них произошло, но от Вальтера пощады они точно не дождутся.

Босвелл являл собой маленький провинциальный городок, окруженный со всех сторон горами и лесом. Запах хвои и прелой листвы, особенно четко ощущаемый во время дождя, сильно отличал его от смрада пыльных городов. Здесь были широкие вымощенные булыжником улочки, по одной стороне которых располагались маленькие аккуратненькие дома. Смотря на эти причудливо искривленные домики, я вспоминала сказки про лесных эльфов и гномов. Да, пожалуй, именно в таких домиках жили бы семеро гномиков из детской книжки. Стальные рыжеватые крыши, овальные двери и окна со скромными цветами, растущими в ящиках на подоконниках, скамеечки и вьющийся из труб дымок. И в самом деле прям, как в сказке! Лишь только Босвелл почему-то казался сказкой с печальным концом. Возможно, виновата промозглая погода, но во всем городе царила гнетущая атмосфера. Печально стучащий по мостовой дождь, ветер, срывающий засохшие листья, и грозно возвышающиеся горы только усугубляли ее. У меня в голове назойливо звучала одна и та же мелодия. Мелодия до боли знакомая, но я никак не могла ее вспомнить. Я пыталась поймать ее, но она быстро ускользала, оставляя меня в неведении. И стоило мне про нее окончательно забыть, как она появлялась вновь. Мелодия, по каким-то загадочным причинам настойчиво ассоциирующаяся у меня именно с Босвеллом. «Но что за мелодия? Почему она у меня вызывает ассоциации с городом, который я впервые вижу?» — эти мысли не давали покоя. Одно я поняла точно: музыка, звучащая в моей голове, заставляла болезненно сжиматься сердце. Не люблю я грустные сказки.

В который раз меня слегка толкнуло ручкой зонта в плечо. Ох уж этот Вальтер, ему дороги мало? Зачем каждый раз ко мне прижиматься?

— Пришли, — объявил секретарь, останавливаясь напротив бордюра, от которого шла каменная дорожка к трехэтажному дому.

По сторонам дорожки стояли высокие уличные фонари с чугунными скамейками, блестящими от дождя. Над входом в гостиницу возвышался козырек, на котором располагалась ржавая статуя человека под зонтом. «Очень актуально, особенно с такой погодкой», — подумала я. Никаких опознавательных табличек я не увидела. Любопытно, как Вальтер решил, что здесь находится гостиница? Может, это частные владения? Узнать мне предстояло очень скоро: мужчина проследовал внутрь.

«Капитальный ремонт тут бы не помешал», — была первая моя мысль, когда я оказалась в холле гостиницы. Зеленоватые стены с облупленной штукатуркой и следами неоднократных потопов, выцветший от времени деревянный пол, пыльные занавески и лестница с прогнившими ступеньками, неумело прикрытыми облезлым ковром. Тяжелая кованая люстра со стеклянными плафонами, висевшая посреди холла, откровенно болталась на соплях, лично я бы не рискнула под ней пройти. Единственное, за что можно было похвалить обстановочку, была мебель. И мебель, надо сказать, высшего качества. Пара деревянных, отполированных до блеска столов и стульев стояли возле нечищеного камина. Прямо перед нами находилась добротного вида стойка. Книга постояльцев была раскрыта и усыпана скрепками и другими канцелярскими товарами. Рядом располагался медный звоночек для вызова персонала. Как и улочки городка, гостиница пустовала. Вид у нее был такой запущенный, казалось, здесь давно никто не останавливался.

Вальтер, отряхнув зонт, повесил его на стоявшую рядом вешалку. Почистив от микроскопической грязи костюм, поправив очки и затянув потуже галстук, мужчина прошел к стойке. Бросив на него взгляд, я, к своему удивлению, обнаружила, что левое плечо секретаря промокло. Чудно, ведь мы шли под зонтом и весь остальной костюм у него сух? Тут до меня внезапно дошло. На моем дождевике не было ни капли. Те толчки, которыми меня награждали всю дорогу, были по причине того, что мужчина старался прикрыть меня от дождя. Зонт маленький, на нас двоих его не хватало. Что ни говори, а воспитание у Вальтера было высший класс.

Позвонив несколько раз, после каждой пятисекундной паузы, секретарь брезгливо вытер руку. «Третий платок», — мысленно сделала я пометку.

— Иду-иду, — послышалось из прохода за стойкой. К нам вышел усатый мужчина в черном фартуке. — Слушаю.

— Здравствуйте, — сдержанно поздоровался Вальтер. — Мы бы хотели получить комнаты. Западное отделение гренадеров должно было заказать для нас номера. Я полагаю, вы осведомлены?

— Разумеется, господин Вальтер Рант и госпожа Акира Фенвик, — щуря глаза, прочитал мужчина с какого-то листочка. — Для вас приготовлен третий номер, на втором этаже.

— Один номер?

— Да, но не переживайте, там имеется две кровати и ширма для юной госпожи, чтобы ее не смущать.

— Юную госпожу трудно чем-либо смутить, — заверила я его, чуть ли не на руках затаскивая Ландыша в холл. Мужчина сдержанно кашлянул, а Вальтер наградил меня укоризненным взглядом.

— Пожалуйста, простите меня за неучтивость, господин Вальтер. Постояльцы у нас теперь редкость, мы скоро совсем разучимся их принимать, — вздохнул мужчина, беря наши чемоданы. — Так вы и есть те самые господа из большого мира? Это правда, у нас ходят слухи, вы приехали по поводу наследства достопочтимого господина Соверена?

Я во все уши стала прислушиваться, может, хоть что-то станет для меня ясным в этом таинственном деле.

— Да, но я не могу распространяться по данному поводу, — вежливо, но коротко бросил Вальтер, когда мы подымались вверх по лестнице.

— О, разумеется. Наш скромный городок, должно быть, разочаровал вас. Люди из большого мира всегда ждут большего, чем есть на самом деле. Ох, а это такая потеря. Видите ли, вы, разумеется, в курсе, иначе зачем вам сюда прибывать? У нас сейчас горестные дни. Вчера состоялись похороны господина Соверена, да, такая потеря для Босвелла. Господин скончался, наследников у него не было, фабрика закрывается. Надеюсь, ваш приезд поможет решить проблемы Босвелла и подарит ему второй шанс. Сейчас наша судьба в ваших руках. А вот и ваши апартаменты.

Мужчина впустил нас в небольшую комнату все с той же обшарпанной штукатуркой и двумя превосходными дубовыми кроватями, разделенными между собой резной ширмой.

— Ну, я вас, пожалуй, оставлю. Отдыхайте, у вас впереди много работы, — ставя чемоданы, продолжал болтать мужчина. — Надежда на новое возрождение фабрики для нас очень значимое событие.

— Разумеется. Боюсь только, сейчас мы не сможем отдохнуть. Нам нужно незамедлительно посетить местную адвокатскую контору, — сказал Вальтер, ни на минуту не забывая о цели нашего визита.

— О, извиняюсь, но об этом не может быть и речи. Видите ли, как я говорил раньше, кончина господина Соверена — большая трагедия для нашего городка. В связи с этим все магазины и другие заведения, не считая нашей гостиницы (приходится работать, знаете ли), на эти два дня закрыты. Вас некому будет принять.

— Неужели даже адвокатская контора не работает в эти дни?

— Да, сожалею.

— Но они же соизволили отправить нам извещение.

— Ну, это совсем другое дело, тем более сейчас уже такой час, поздно. Ночная жизнь у нас тут не развита, видите ли.

— Да, круглосуточные учреждения, я так понимаю, у вас не предусмотрены? — колко поинтересовался Вальтер.

— О, боже упаси! У нас спокойный городок, особенно сейчас. Сумасшедший темп жизни от нас далек. А вот если бы вы только могли видеть Босвелл раньше. Это был великолепный город. Люди приезжали к нам со всего света, только чтобы купить нашу продукцию. Вот это было время, — с мечтательной улыбкой произнес усач. — Ну что ж, господа, если вам что-нибудь будет нужно, вы знаете, к кому обратиться.

Я устало уселась на одну из кроватей.

— Похоже, сегодня мы не поработаем.

— Видимо, так. Жаль, придется потратить день впустую. — Вальтер принялся раскладывать из чемодана вещи. — Хорошо, будет возможность лечь спать пораньше.

— Пораньше? Но ведь сейчас только семь часов, — недоуменно проговорила я, смотря на пузатые напольные часы. Надеюсь, по ночам они не бьют.

— Прекрасно, ляжем в девять.

— Девять?! Да даже детей во столько спать не гонят!

— Несомненно, мы не дети, а представители Западного отдела. Завтра нам рано вставать, нужно как можно скорее уладить все дела. Вы ведь понимаете всю важность нашей работы, гренадер номер семьдесят семь? — с ожиданием во взгляде спросил у меня Вальтер.

— Если честно — нет. И как я могу понимать, если вы мне ничего не рассказываете?

— Гренадер номер семьдесят семь, вы знаете, что такое бла-бла-бла, бла-бла-бла?

— Э… че? — прочищая ухо, удивленно переспросила я.

Кажется, с господином секретарем мы разговариваем на совершенно разных языках. Нужно будет обзавестись словариком.

— Неважно. Вы даже слушать меня не желаете. Полагаю, в этой брошюре вы найдете интересующую вас информацию, — с этими словами мужчина протянул мне яркий буклетик, лежащий на журнальном столике. «Добро пожаловать в Босвелл», — прочла я надпись на брошюре. Пожалуй, этим чтивом я займусь перед сном.

— А как насчет поужинать? — задала я животрепещущий вопрос.

— Я не голоден. Но если вы желаете, то спросите у хозяина гостиницы. Он сам вызвался обращаться к нему с любыми вопросами. В конце концов, это его работа.

Встав с кровати и подняв с пола задремавшего дога (собаку же тоже нужно кормить), я спустилась на первый этаж. Стойка вновь пустовала. И куда он все время отходит? Я позвонила в звоночек. Послышался скрип половиц и звук приближающихся шагов.

— Извините, а как у вас обстоят дела с ужином?

— О, разумеется, никак.

— Разумеется?!

— Понимаете, в нашей гостинице не предусмотрены такого рода услуги. Если вы желаете поесть, то пожалуйста, но только в питейных заведениях города. Правда, уж точно не сегодня. Траур, как вы помните.

— Помню, — угрюмо кивнула я. — Тогда вы не могли бы…

— Я бы с радостью помог вам, госпожа Фенвик, но понимаете, что будет, если вдруг зазвонит телефон или придет неотложная почта? Или заглянет клиент? Мы здесь работаем не разгибая спины. Простите, госпожа, но…

— Все ясно. Спасибо и на этом, — без особого энтузиазма поблагодарила я.

Что за жалкий городишка, даже поесть негде! Ландыш, натягивая поводок, стал крутиться возле моих ног. Насколько я помню из курсов собаковедения их следует выгуливать два раза в день, и это в лучшем случае. Я посмотрела в сторону маленького окна, о которое беспощадно стучал дождь. Гулять почему-то совершенно не тянуло.

— Может, ты потерпишь до утра? — с надеждой спросила я, глядя на дога. У Ландыша была такая несчастная морда, что я поняла — терпеть он не может, иначе здесь будет лужа, и лужа — это еще самый благополучный вариант. Я, издав мучительный стон, надела свой дождевик и героически ступила навстречу непогоде. Долг превыше всего.

После часа прогулки (этот несчастный блоходав никак не мог найти себе кусты по вкусу!) я вошла в номер, представляя собой жалкую пародию на невыжатую тряпку. Дождевик не пропускал воду, но порывистый ветер, который то и дело задирал его, пропуская тем самым все летящие капли, и добрая собачка, умудрившаяся, как только мы оказались в помещении, отряхнуться возле меня, будто окатив ведром воды, сделали свое черное дело. Вальтер, сидящий за письменным столом и просматривающий неизвестные мне документы, при виде нас подскочил с места.

— Гренадер номер семьдесят семь, немедленно примите горячую ванну и переоденьтесь! Только вашей простуды нам не хватало во время работы. Святые угодники, с вас вода ручьем течет, да вы еще и наследили! Собаку тоже надо немедленно вымыть! У нее на лапах грязь! Теперь все это надо убирать! Животных категорически нельзя приводить в номера!

— И что вы предлагаете? Оставить его в коридоре? Сомневаюсь, что госпожу Розу устроит подобное обращение с ее любимой собакой, — остудила я пыл Вальтера, запираясь на пару с догом в ванной комнате.

Вдоволь накупавшись в горячей воде, мы вновь почувствовали себя человеком и собакой. Хотя не знаю, может, собакам положено быть грязными? Тем не менее теперь мы сверкали и благоухали, и это не могло не радовать. Вытеревшись махровым полотенцем и развесив одежду на натянутую веревку для просушки, я, облачившись в пижаму, вышла из ванной. Вальтер лежал в постели. Грязных следов на полу не наблюдалось. Когда я плескалась в ванне, то не слышала, чтобы в комнату кто-нибудь заходил. Неужели господин секретарь соизволил вытереть пол самолично? О боже, какое святотатство и как жаль, что я все пропустила! Язвительно хихикая, я прошла на свою сторону, за ширму. Ландыш, не церемонясь, быстро запрыгнул ко мне на кровать. Ладно, во всяком случае, он чистый. Подвинув собаку, я уместилась рядом. Спать не хотелось, и я, включив ночничок, принялась изучать ранее выданный мне буклет.

Вековые традиции столярного дела

Ни с чем не сравнимое чувство восхищения красотой девственной природы вызовет у вас великолепие пейзажей, окружающих Босвелл — маленький городок, расположенный среди великих западных гор. Босвелл прославился своей знаменитой мебельной фабрикой, принадлежащей семье Соверен, чья знаменитая мебель и другие предметы столярного производства известны по всему миру, и вот уже долгие годы приносят процветание нашему городу.

Столярное дело более 600 лет передается из поколения в поколение в семье Соверен. Совершенное мастерство и преданность своей работе — вот что делает их продукцию настоящими произведениями искусства!

Творения Соверенов завораживают своей четкостью линий и продуманностью форм, которые имеет любая продукция, выпущенная их фабрикой. Будь то дорогой сервант или обычный прикроватный столик, внимание, которое было уделено при создании данного предмета, нельзя не отметить. Со всех концов страны в Босвелл приезжали люди только ради того, чтобы увидеть и приобрести продукцию фабрики.

Мебельная фабрика Соверенов, имеет всю современную технику обработки дерева. Но наряду с автоматизированными конвейерами ручной кропотливый труд остается главной основой производства.

Семья Соверен также славится своей неповторимой техникой резьбы по дереву, для которой, разумеется, подходит только данный труд. Фабрика выполняет работы любого вида резьбы. Строгой классификации нет, под заказ возможны различные комбинации резьбы, на усмотрение клиента. Примерно можно выделить три основных типа, использованных на фабрике:

1). сквозная резьба,

2). глухая резьба,

3). скульптурная резьба.

В былые времена фабрика Соверенов обеспечивала работой сотню мастеров Босвелла — плотников, резчиков, столяров, дизайнеров и текстильщиков.

Любая вещь, произведенная на фабрике Соверенов, имеет свои отличительные черты, по которым ее легко узнать: высочайшее качество работы и фирменная эмблема — цветок босвеллии. Именно в честь этого ладанного дерева, так предполагают историки, и был назван Босвелл. До сих пор остается тайной, почему для города выбрали именно это название. Босвеллия произрастает на юге, в сухих горных районах, и нигде больше. Попытки выращивания ее в теплице не увенчались успехом. Также известно, что это растение обладает рядом лечебных свойств. Но ничто не дает нам ясного объяснения загадочного именования города.

Фабрика Соверенов изготавливает мебель из местной древесины, но для более высококлассной работы и по желанию клиента используются куда более дорогостоящие материалы. Для изготовления декорирующих элементов могут использоваться различные металлы, включая золото и серебро.

Мебельная фабрика Соверенов претерпела многих хозяев. Нынешним ее владельцем стал господин Эбон Соверен, последний представитель великой ветви столярных мастеров. Под его руководством создалось много новых произведений искусства для настоящих ценителей классической качественной мебели. Творения Соверенов имеют вековую историю; надеемся, что и в будущем непревзойденные мастера своего дела будут радовать мир своими новыми шедеврами столярного производства.

Прочитав брошюру, я выяснила для себя несколько новых моментов: покойный господин Соверен был владельцем местной мебельной фабрики; Босвелл назван в честь непонятного саксаула, который даже не растет на Западе; я совершенно не смыслю в резьбе по дереву, и местная литература действует на меня умиротворяющим образом.

«Утро добрым не бывает» — как часто я слышала эту фразу от Кима и как часто не соглашалась с ней! Сейчас же я полностью разделяла мнение пессимистичного друга. Вчера вечером, зачитавшись непривычной мне литературой (привычной у меня считается только кулинарная, там такие картинки, закачаешься), я уснула, забыв погасить ночник. Из-за этого маленького инцидента Вальтер спустил с меня три шкуры, не поленившись прочитать целую лекцию об экономии электроэнергии и моем халатном расточительстве. Вследствие чего мои и без того не проснувшиеся мозги окончательно впали в ступор. Кое-как одевшись, я, пошатываясь и волоча за собой Ландыша, который, не оценив столь ранней побудки, упирался всеми четырьмя лапами, так что на полу коридора оставалась процарапанная дорожка, спускалась вниз за неуемным секретарем.

Стойка пустовала. Похоже, здесь это нормальное состояние. После четырех звонков нарисовался сонный хозяин.

— Чем могу быть полезен, господа?

— Не подскажете, где нам найти местную адвокатскую контору «Тюдор&Енвер»?

— У нас в городе только одна адвокатская контора, ее офис легко найти. Поверьте, мимо не пройдете!

— Благодарю, — откланявшись, мы отправились на поиски пресловутых адвокатов.

Я была вовсе не прочь как можно быстрее закончить работу, но меня волновало одно очень важное обстоятельство.

— Вчера я выяснила, что, по причине траура, дела с ужином обстоят ужасно грустно. Но как у нас завтрак?

— Завтрак? — переспросил секретарь, казалось, само слово было ему совершенно чуждо. — У нас нет времени на подобные мелочи. Вам следует знать, гренадер номер семьдесят семь, человеку следует употреблять пищу не только для тела, но и для разума.

— От такой пищи мой разум скоро впадет в маразм.

Мою реплику секретарь одарил молчаливым презрением. Да, я жалкая смертная, но кормить-то меня надо!

Хозяин гостиницы нас не обманул. Контора адвокатов находилась в единственном четырехэтажном доме города. «Похоже, дом богатых гномиков», — решила я, задирая вверх голову. Внешне здание отличалось только размерами, дизайн не выбивался из общей кучи. Возле парадной лестницы висела позолоченная табличка с гравировкой: «Адвокатская контора „Тюдор&Енвер“». В приемной конторы нас встретил молодой человек, с ужасом во взгляде разбирающий ящики с документами. Видимо, он пытался навести в них порядок. Приметив нас, он отвлекся от своего гиблого дела и проводил в кабинет. Оказалось, господин Енвер давно почивал, в конторе остался только господин Тюдор. Кабинет адвоката был обставлен со всем шиком. Богатый книжный шкаф из темного дерева, причудливой формы письменный стол с кучей ящиков, два удобных стула, кожаный диван, пара непонятных картин на стенах и махровый ковер. Усевшись, — Ландыша я предусмотрительно привязала на улице к фонарному столбу (надеюсь, его не украдут), — я принялась рассматривать самого господина Тюдора. Полный мужчина лет шестидесяти, в дорогом костюме, с сияющей лысиной и умным взглядом из-за круглых очков в золотой оправе. Он вольготно расположил свое бренное тело в полустуле-полукресле, на выпирающем животе у него громоздилась ароматная чашка чая вместе с блюдцем. «Господин адвокат не бедствует… и не голодает», — с завистью подумала я.

— Думаю, вы знаете, зачем мы здесь, — начал секретарь.

— Разумеется. Боюсь, господин Рант, дела с передачей наследства покойного господина Соверена вашей организации обстоят не так просто, как нам всем хотелось бы, — ленивым голосом, растягивая слова, проговорил адвокат, прихлебывая из чашки.

— Просто превосходно! Взять во внимание то, что все условия с покойным обсуждались десять раз! У господина Соверена в последнее время имелись трудности, касающиеся работы его фабрики. Он не был в состоянии справляться со всеми проблемами самостоятельно. Так как господин Соверен долгое время спонсировал Западное отделение гренадеров, он договорился с нашим начальством о передаче прав на владение фабрики Отделу. Все было согласовано, но, к сожалению, господин Соверен не успел подписать соответствующих документов: он скончался. Отдел получил информацию, что господин Соверен, видно чувствуя свою близкую кончину, составил новое завещание, в котором оставляет ЗОГу все права на владение фабрикой. Все предельно точно и ясно. Неожиданно от вас приходит извещение о том, что с завещанием возникли какие-то проблемы; замечу, какие — вы не уточняете. Наше начальство тут же отреагировало и направило меня на разрешение данной проблемы. Теперь, беря во внимание все мною сказанное, я немедленно жду от вас точного и подробного объяснения возникшего у вас форс-мажора, — закончил Вальтер с вызовом в голосе.

— Я понимаю ваше недовольство, господин Рант, прекрасно понимаю. Поверьте, я возмущен не меньше вашего. После смерти господина Соверена мы обнаружили пропажу.

— Только не говорите, что пропало завещание.

— Нет, завещание находится у меня в целости и сохранности, — господин Тюдор похлопал по ящику стола. — Права на владение фабрикой пропали. Вы осознаете, что без этих документов, даже имея согласие господина Соверена, записанное в завещание, фабрика не может перейти к вашей… хм, фирме? Это будет незаконно.

— В высшей степени восхитительно, — едко прошипел Вальтер. Мне стало жутко. — Хочу узнать, куда же могли пропасть эти бумаги?

— Я тоже хочу. Но чего не знаю, того не знаю. Завещание — все, что передал мне покойный. В других документах, хранящихся у нас в конторе, ничего нет. Господин Соверен не отличался особой аккуратностью. Возможно, вам удастся отыскать документы в архивах фабрики или же у него дома. Не исключаю, что они могут валяться где-нибудь под диваном. Господин Соверен мог думать только о работе, забывая все на свете. Чудесный был человек, все его здесь любили. Пусть земля ему будет пухом, эх. Мой помощник выдаст вам ключи от фабрики и дома.

— Благодарю вас, — со сталью в голосе поблагодарил секретарь. От подобной благодарности лично у меня пошел мороз по коже. — Так и поступим.

Оказалось, что длинный глухой забор, тянувшийся по одной стороне улицы, был территорией фабрики. Сама фабрика брала не ввысь, а вширь, из-за забора выглядывала только макушка. Ворота, ведущие на ее территорию, оказались чугунными, массивными, с гравировкой в форме пятилистного цветка на засове. Наверное, той самой загадочной босвеллии. Вальтер дернул засов, и ворота со скрипом распахнулись, открывая перед нами проход в святая святых столярного производства.

— Буррр, — не вовремя раздалось на округу, прерывая всю важность момента.

— Что это за звук?

— Какой звук? — попыталась изобразить я полное непонимание и глухоту.

— Буррр, — предательски протянул мой живот.

— Этот звук.

— Простите, я вчера не ужинала и сегодня не завтракала. Мои кишки бунтуют.

— Давайте оставим ваш ливер в покое, — морщась, попросил секретарь. — Значит, вы проголодались. Пожалуй, это моя вина. Погрузившись в работу, я совсем забыл о ваших потребностях. Прошу принять мои извинения. Думаю, на фабрике ваша помощь мне не понадобится. Вы ведь совершенно не представляете себе, как должны выглядеть эти документы?

Я отрицательно покачала головой.

— Как я и предполагал. Пока я занимаюсь делами на фабрике, можете позавтракать, да и взять на сегодня отгул. Толку от вас мне все равно не будет, — подумав, решил Вальтер.

При слове «отгул» мои глаза засияли. Неужели я дождалась от этого бюрократического бронтозавра хоть каплю понимания и человечности? Да ради такого дела я и все напасти утра перенесу!

— Тогда я побежала, а то без меня все вкусное съедят! Огромное спасибо за выходной! — Отсалютовав секретарю, я поспешно скрылась вниз по улице. Вдруг передумает.

— И все-таки это дыра, — угрюмо протянула я, засовывая одну сушку себе в рот, а другую собаке.

Ландыш с хрустом прожевал угощение, громко чихнув в подтверждение моему мнению. Так называемые питейные заведения оказались вовсе не питейными; все, что я смогла раздобыть, было пара булочек и пара бутербродов, которые мы, разделив по-братски, тут же съели вместе с собакой. Теперь, сидя на скамейке, мы давились сушками, пустыми глазами смотря на стелющийся по дороге туман. Тоска зеленая.

— Здравствуйте, милая девушка, позволите присесть с вами рядом? — спросил появившийся из тумана пожилой мужчина с палочкой в руках. — Если ваша собачка, конечно, подвинется.

Я посмотрела на «собачку», высота которой в холке составляла семьдесят два сантиметра, а вес девяносто килограммов. Ландыш одарил мужчину презрительно-равнодушным взглядом.

— Да-да, садитесь. Щас я его подвину, — с этими словами я взяла дога себе на руки. Ух, тяжелый кабанчик. По-моему, он весит больше девяноста килограммов. Все, сушками больше не кормлю. Ландыш, воспользовавшись сменой позиций, положил свою морду мне на голову. О-очень удобно. Только не слюнявь ее, ради всего святого! — Пожалуйста, присаживайтесь.

— Благодарствую. — Мужчина с кряхтением опустился на скамью. — Старые кости. Приятно увидеть среди этих развалин симпатичную девушку. Вы не против, если я посижу с вами пару минут, подышу свежим воздухом?

— Не против. Воздуха мне не жалко.

— Воздух, он здесь все еще свеж. Я хорошо помню те времена, когда улицы города были полны жизни. Нельзя было и сотни шагов пройти, не поздоровавшись с хорошим знакомым… Да. Все изменилось. Наш городок не тот, что раньше. Совсем не тот… — мужчина покачал седой головой. — Молодежь уезжает из Босвелла в более перспективные города. Нельзя их винить, каждому нужно зарабатывать себе на хлеб, правда? На фабрике Соверенов теперь нет работы; возможно, скоро и самой фабрики не будет. Быть отрезанным от большого мира не так уж и приятно, вы мне поверьте! Остается только покой, но и покой быстро надоедает. Плохо, когда он приходит раньше смерти, ведь как бы ни хотели, мы все равно к нему придем.

— Не все. Некоторые очень упертые души отказываются от вечного покоя, предпочитая волочить свое жалкое существование, пугая простых смертных, — авторитетно заверила я.

— Неправильно, никто не должен противиться неизбежному.

— Но если вы не попытаетесь ему воспротивиться, вы так и не узнаете, неизбежно оно или его все же можно избежать?

Мужчина посмотрел на меня, и на его морщинистом лице заиграла улыбка.

— Хорошо быть молодым. Вы многого не знаете, для вас все море по колено!

— Неправда.

— А?

— Неправда, что мы многого не знаем. Считается — опыт приходит с годами, но это не всегда так. Порой один день может заменить всю жизнь. За один день узнаешь, что такое предательство. За один день почувствуешь вес одиночества. За один день поймешь цену жизни. За один день впервые ощутишь запах крови. За единственный день уже никогда не сможешь стать прежним. Станешь на порядок строже и старше. Никогда не забудешь. Не будешь доверять глупой уверенности. Сможешь различать неизбежное и то, что только им кажется, — говоря, я так сильно сжала рукой складки брюк, что костяшки пальцев побелели. Ну вот, меня опять занесло.

— Действительно, — мужчина произнес слово, будто пробуя его на вкус. — Я сейчас заметил, вы не из этих мест?

— Разве не видно? — удивилась я, выглядывая из-за собаки и демонстрируя на шее ошейник. На своей шее.

— А, так вы, как это… наемник?

— Гренадер, — поправила я. — Но не суть важно.

— Вот оно что. Такая милая девушка — и занимаетесь подобной работой. Куда катится наш мир? Так у вас из-за этого… ну, — мужчина смущенно указал на лицо. Летом моя физиономия хорошо покрывалась загаром, из-за чего белесая полоса особенно сильно становилась заметной. И не только на лице.

— Нет. Это было до того. Но, наверное, послужило поводом.

— Надо уметь забывать.

— Память коварная штука. Я превосходно забываю, куда дома кладу ключи, даже если держала их в руках минуту назад. А то, что было несколько лет… Все жду, когда ясная погода станет переменной облачностью, а потом и вовсе испарится туманом.

— В Босвелле всегда облачно. Редко здесь увидишь ясную картину. Не знаю, радоваться ли этому или грустить.

Голове стало мокро. Очень надеюсь, это пошел дождик, а не потекли слюни Ландыша. Вверх по дороге к дому с железным человечком под зонтом широким шагом шла высокая фигура мужчины с саквояжем в руках.

— Пожалуй, нам пора идти, — решила я, провожая глазами фигуру, пока она не скрылась внутри. Ландыш неохотно слез с колен. — Приятно было с вами поговорить.

— Мне тоже очень приятно. Найдете еще минутку-другую — приходите, я вам расскажу пару историй о старых временах.

— Обязательно, до свидания!

Я не стала задавать вопрос «удалось ли что-нибудь найти». По хмурому лицу секретаря все было понятно. «Дело труба», — сочувственно подумала я, разглядывая выложенные на стол бумаги. Счета, счета, опять счета. М-да, теперь понятно, о каких трудностях говорил Вальтер. Но откуда эти задолженности? Если верить буклету, мебельная фабрика Соверенов — золотой компост! А тут такое.

— Прошу, не путайте бумаги. Мне в них еще разбираться, — требовательно попросил Вальтер, садясь за стол. Я быстро отошла.

— Насколько я могу понять, это не те документы, которые нам нужны. Зачем вам в них разбираться?

— Они могут дать зацепку, — нехотя ответил мужчина, устало протирая очки. — Указать, куда могли пропасть документы на владение фабрикой. Возможно, господин Соверен, имея многочисленные финансовые проблемы, продал их какой-нибудь фирме или оставил в залог.

— Но он обещал передать фабрику Отделу, неужели он мог поступить так, как вы говорите?

— Человеческая глупость не знает границ, гренадер номер семьдесят семь. Теперь, с вашего позволения, я вернусь к работе. Мне нужно еще раз просмотреть все документы, сделать несколько звонков и отослать письма. Дел невпроворот. Если вы продолжите путаться у меня под ногами, я могу занять вас…

— Нет-нет! Я уже испаряюсь. Удачной вам работы! — С этими словами я закрыла за спиной дверь. Уф, легко отделалась, но, в самом деле, чем мне заняться в такой глухой провинции? Незадача.

С едой в Босвелле было действительно грустно. Но, к своему величайшему счастью, я обнаружила изумительную кондитерскую и узнала, что босвеллский шоколад — самый лучший шоколад в мире! Вот это было открытие! Там продавали все виды шоколада: черный (горький), молочный, белый (ах, как давно мне такой не попадался!), пористый и диабетический — новинка в шоколадном производстве, предназначен для больных сахарным диабетом. Вместо сахара используются подсластители. Например: сорбит, ксилит, маннит (понятия не имею, что такое, но звучит не особо вкусно). А еще в Босвелле имелся собственный музей шоколада! Такое количество сладостей мне и во сне не снилось! Чего в музее только не было! Фигуры из шоколада, фонтаны из шоколада, самая большая шоколадная плитка в мире, дворцы, леса, люди. Чтобы все описать, мне и всей жизни не хватит. Накормив свои глаза и искапав пол музея слюной, я сделала заказ в кондитерской и вприпрыжку отправилась гулять по городку. А может, Босвелл и не совсем дыра?

Нагулявшись по серым улицам, я решила вернуться в гостиницу. К моему великому удивлению, стойка не пустовала. Надо ловить момент.

— Простите, можно от вас позвонить?

— О, конечно. Сию минуту, госпожа. Пройдемте сюда.

Меня отвели в маленькую комнатку под лестницей. Дождавшись, когда мужчина уйдет, я достала смятый клочок бумажки и посмотрела на нацарапанные кривым почерком цифры с пометкой: «Да выучи ты его, наконец!» Бесполезняк, я могу запомнить только цены на отбивную. Я начала крутить колесо телефона. Пора приступать к решительным мерам. Я осторожно поднесла трубку к уху. Затаила дыхание. Один гудок, второй. А вдруг его нет дома? Что тогда? Я не успела перейти к полной панике, как в трубке раздался щелчок и затем до боли знакомый меланхоличный голос:

— Да? Слушаю.

— Привет от старых штиблет! Летом пойдет снег, ты подошел к телефону!

— Не вопи ты так. Зачем тогда звонить, заранее ожидая, что никто не подойдет? Не понимаю тебя. Ладно, говори, чего хотела?

— Почему ты сразу думаешь, что мне что-то нужно?

— Разве нет?

— Ну, может, я просто соскучилась.

— Даже когда соскучилась, ты обращаешься затем, чтобы получить внимание. Так всегда. Не мучай, говори по существу.

— Ким, ты невыносимый зануда!

— Какой есть. Так, слушаю.

— Понимаешь, тут такое дело. Мне нужна твоя консультация.

— Чтобы ее получить, нужно сначала объяснить, в чем проблема.

Я объяснила.

— Ясно, — протянул парень.

— Что ясно?

— Дело ясное, что дело темное. У Вальтера сплошная головная боль. Не завидую, но тебя-то чего беспокоит? Твоя работа — бродить за ним тенью и следить, чтоб не прирезали в темной подворотне, а судя по твоим описаниям города и обстановки в целом, короче, ее у тебя нет. Так в чем проблема?

— Ну, Ким, если бы ты знал, какая здесь тоска собачья! Вальтер все копается и копается, а мне как-то не хочется оставаться в Босвелле на зимовку.

— Ох, тебе не угодишь. Работа — плохо, нет работы — тоже. Определиться не пробовала?

— А поможет?

— Тебе? Не уверен. Дай подумать. Эй, ты куда лезешь? Какое кладбище? Вали отсюда! Хей!

— Ким, ты там с кем? — удивилась я, все сильнее и сильнее прижимаясь к трубке. На другом конце провода стала раздаваться возня, ругань и потом громкий стук. Видно, трубку уронили на пол.

— Сколько тебе лет, а ведешь себя, как ребенок. Привет, Акира!

— Эм, привет, Жюли, — опешив, поприветствовала я сестру Кима. — Стесняюсь спросить, ты сейчас у него дома?

— Да.

— М-м-м. — У меня отнялся язык. — Дом цел?

— Разумеется, цел, о чем ты таком говоришь? А! Понимаю. Не переживай, у нас с братишкой холодная война, массовых разрушений нет. Кстати, Акира, сходи на кладбище.

— На кладбище? Зачем?

— Прогуляться, свежим воздухом подышать, за компанию проведать господина, как его, а, Соверена!

— Но господина Соверена похоронили только позавчера, думаю, он еще не успел соскучиться по общению.

— Возможно, ты права, — задумалась Жюли. — Но с другой стороны, такая симпатичная девушка решила уделить ему свое внимание, он будет польщен.

— Ну, если ты настаиваешь, я схожу на кладбище.

— Замечательно, как только оттуда вернешься, позвони нам. Пока!

— П-пока. — Я повесила трубку. А если не вернусь? Так, глупые мысли прочь! — На кладбище! — бойко заявила, распахивая дверь комнатки и тут же с грохотом падая на пол. А какой был выход. — Ландыш, престань разлеживаться под дверьми!

Кладбище, кладбище, и где оно может быть? Нет чтобы спросить у хозяина гостиницы, я как ошпаренная вылетела на улицу и понеслась в неизвестном направлении. Хорошо, хоть тормоза сработали раньше, чем направление стало окончательно неизвестным. «Ничего, город маленький, обязательно наткнусь», — успокаивала я себя. Ага, маленький, но ведь можно и в трех соснах блуждать.

Я печально свесилась через перила моста. Нет, топиться я не собиралась. Я всего лишь бросала еловые шишки в темную воду. Шишки плюхались, всплывали и отправлялись в путешествие вниз по каналу. Дог, просунув свою морду между перилами, периодически капал тягучей слюной, словно по ниточке спускающейся к воде, оставляя круги.

— О-хо-хо-хо, — протянула я, кладя голову на руки. Одна я совершенно бесполезна. Глупая собака, гуляющая без хозяина. Я знаю, где мой дом, но где все остальное? И спросить-то не у кого. Улицы безмолвствуют. А может, и нет.

Словно из ниоткуда на мосту возникла черная кошка. Не спеша она прошла к нам. Села. Склонила голову. В ее янтарных глазах мелькнула насмешка. Приехали, теперь и кошки надо мной насмехаются. Кошка издала невнятное фырканье, ассоциирующееся лично у меня со вздохом (не знаю, разве кошки умеют вздыхать?), встала, занесла когтистую лапку и дала ею Ландышу по заднице. Пес взвизгнул, подскочил и кинулся на мерзавку. Кошка оказалась проворнее (чего еще ожидать от кошки). Ловко увернувшись от пасти Ландыша, она ринулась прочь. Ландыш за ней. Я за Ландышем. Я и представить себе не могла, что этот ленивый блоходав может так бегать! Чувство было, словно я воздушный змей, парящий на веревочке. Не знаю, сколько могла продолжаться погоня. Казалось, ни у кошки, ни у собаки не кончались силы. И почему эта глупая Мурка не запрыгнет на ближайшее дерево! Ей так нравится сдавать кросс?! И вот перед нами возникла каменная стена с большими коваными воротами. В последнюю секунду кошка свернула и вспрыгнула на стену. Ландыш остановился, а вот я по инерции продолжала лететь. Будь прокляты законы физики!

Гул чугунных ворот вышел звонким. Оу, мой нос. Почему снова он?! Хоть не сломался? Я с хрустом подергала сей орган. Теперь вроде нормально. Посмотрим, во что я влетела. За воротами проглядывались холмики, каменные плиты, засохшие деревья и загадочного вида здание.

— Бом-бом!

Я задрала голову. Высокая башня с колоколами, увенчанная крестом, на котором примостилась здоровая черная птица. Птицу я опознать не могла. Я же не антрополог… или орнитолог? Вечно их путаю! Столь изысканный антураж мог принадлежать только одному месту.

— Кладбище! — радостно вскричала я, обнимая собаку. — Мы нашли кладбище! Ура!

За долгие годы своего существования кладбище никогда не видело таких посетителей. Выпустив из объятий слабо дрыгающего пса, я потянула за ворота. Ворота отказались открываться. Как так? Неужели у них выходной?

— Эй, живые здесь есть?

Глупый вопрос на кладбище, но мало ли, вдруг кому не спится, может, заодно ворота откроет. Но нет, все жильцы оказались порядочными покойниками спокойно почивающими в своих могилах. Может, махнуть через забор? С Ландышем на руках опасно, да и меня могут принять за расхитителя могил. Я пригорюнилась. Достав купленный в кондитерской леденец, я засунула его в рот. Как быть? Как быть? Сбоку раздались чьи-то шаги. Неужели живые? Я обернулась. Шаги принадлежали мужчине с метлой в руках. Хоть кто-то, уже прогресс.

— Простите, я безутешная родственница, и мне позарез нужно попасть на кладбище. Вы не знаете, как можно туда войти?

Мужчина критически посмотрел на «безутешную родню» в лице и морде меня с собакой. Ландышевая морда несла в себе куда больше скорби, чем моя сияющая физиономия с леденцом во рту. Но я надеялась, что все прокатит.

— На кладбище, значит, хотите попасть? Я тоже хочу. Я тут местный смотритель. Только, эх, зараза, ключ от ворот уронил в канализационную решетку. Начальство все никак новый не смастерит. Второй день без дела слоняюсь.

— И в какую же решетку вы его уронили?

— Да вы на ней стоите!

Я удивленно посмотрела себе под ноги. И правда, решетка.

— Знаете, приходите в другой раз. Может, начальство и пошевелится. Через недельку.

— А если кто помирать соберется?

— Подождет. Ему уже будет не к спеху, — пожал плечами мужчина, удаляясь вместе с метлой.

Действительно, куда спешить? Я нагнулась. На дне канализационной решетки помимо прелой листвы и прочего мусора блестел серебристый ключ. Я поскребла решетку ногтем. Хм, может, выломить ее, и дело с концом? Я могу, но как бы не пришли жалобы на порчу городского имущества, а если еще про это прознает Вальтер… Я сглотнула. Нет, лучше не рисковать. В задумчивости я вытащила леденец изо рта. Покрутила, осмотрев со всех сторон. Разноцветная спираль радугой переливалась в свете скудного солнца. Хм, а леденец-то длинный, может сработать. Конфета идеально прошла сквозь решетку. Чуть-чуть…

— Есть!

Ключ ловко приклеился к самому кончику. Главное, теперь его осторожно поднять. Поднятие оказалось намного труднее, несколько раз я чуть не уронила ключ обратно. Но вот долгожданная минута — он у меня в руках. Отодрав ключ, я внимательно посмотрела на леденец. Безусловно, я непривередливая, но не до такой степени.

— Ландыш, хочешь конфетку? — Пес оживился. Клацнув челюстью, он аккуратно стянул конфету с палочки, сразу же проглотив. — Жевать не пробовал? — критически поинтересовалась я, гладя собаку по голове. Ландыш лишь облизнулся. Помнится мне, собакам нельзя давать сладкое. Ладно, от одного леденца ничего не будет, особенно этому троглодиту.

Открыв ворота, мы очутились на территории кладбища. Я посмотрела из стороны в сторону. Вот нам и вторая задача: отыскать, где похоронен господин Соверен. Кладбище маленькое, и если мыслить логически (можно ведь, во всяком случае, попытаться?), семья Соверен как бы знатного рода, значит, у нее должен быть свой личный склеп. Отлично, будем искать склеп. Интересно, как он выглядит? Я пропетляла мимо надгробий. Говорят, если не можешь найти нужную тебе могилу, позови ее хозяина по имени, тогда она сразу отыщется. Попробовать, что ли.

— Господин Соверен! Господин Соверен! Ау! Отзовитесь! Ух! — Я споткнулась о торчащий из тропинки камень и бухнулась на землю. Моей неуклюжести нет предела. Равно как и глупости. Но дуракам везет. Я оторвала голову от земли. Перед моим носом расстилалась каменная дорожка с двух сторон обсаженная стройными осинками, печально шелестящими на ветру. Дорожка переходила в пару широких ступенек, ведущих к маленькому домику из серого камня. На вершине постройки сидела статуя ангела со скорбным выражением лица и почему-то держала в руках рубанок. Над входом в «домик» с железными прутьями была выгравирована надпись: «Склеп семьи Соверен». — Бинго! — радостно воскликнула я, быстро вскакивая на ноги и отряхивая испачкавшуюся рубашку. Надо же, сработало, да как быстро! Я мигом оказалась при входе в склеп. — Опять закрыто! У них что, день закрытых дверей? Честные люди пройти не могут!

На этот раз я решила не изгаляться. Осторожно раздвинув два прута до состояния прохождения между ними, я, втянув живот и поджав еще кое-что, просочилась внутрь склепа. Буду выходить — согну все на место.

Склеп, как ему и положено, встретил сыростью, запахом плесень и тлена. Я стала осторожно спускаться вниз, стараясь не поскользнуться на влажных ступенях. Спустившись и все же умудрившись упасть (нам не привыкать), я вошла в круглый зал, в стенах которого от пола до самого потолка торчали «ящики» с написанными на них буковками и циферками. Поглаживая пальцами дверки «ящиков» я в итоге нашла нужного мне Соверена. Призадумалась. Не знаю. Как-то неприлично вламываться без разрешения. «А ты постучи сначала», — ехидно посоветовал внутренний голос. Я постучала. Мне не ответили. «Молчанье — знак согласия», — решила я и потянула ручку. Бесшумно выкатился гроб, отполированный, блестящий, из рыжеватого дерева, с золотой табличкой и пятилистным цветком в центре. По бокам гроба шла витиеватая резьба в виде веток оливы. А оливы тут каким местом? Но кто-то очень постарался, делая такой гроб. На всякий случай я постучала и по крышке. Тишина. Набрав в легкие побольше воздуха и прикрыв рот и нос рукой, я решительным жестом откинула крышку и… замерла.

Не спорю, современная медицина способна творить чудеса. Чего стоит пластическая хирургия, превращающая захудалых кикимор в сногсшибательных красавиц; были бы деньги, а все остальное пришьем и отрежем. Надо заметить, конкуренция сильно ударила по заработной плате магов. Омолаживающие зелья и заклинания перестали пользоваться прежним бешеным спросом. Зачем тратиться на сомнительную жидкость в пузыречке, не гарантирующую тебе ожидаемого эффекта, если можно просто лечь на операционный стол? В случае неудачи хирурга и засудить намного легче. Мага еще поди отыщи. Говорят, операции по смене пола тоже перестали быть редкостью. До чего дошла наука. Порой жуть берет.

Отмерев, я еще раз посмотрела на надпись на «ящике». Может, я адресом ошиблась? Ан нет: «Эбон Соверен. Покойся с миром». Адрес тот. Я снова уставилась в гроб. Возможно, процесс разложения так подействовал на тело? Но оно довольно свеженькое, всего пару дней назад похороненное. Как ни крути, тело в гробу ну никак не может быть господином Совереном, наверное.

— Кхе-кхе. Господин Соверен, должна вам сказать, для своих шестидесяти вы выглядите просто отменно! — выдохнула я, глядя на миловидную блондинку в белоснежном кружевном платье. Девушке было не больше двадцати.

— Ну, как твой поход на кладбище? — радостно поинтересовалась Жюли с другого конца трубки.

— Можно сказать, очень плодотворно. Я под впечатлением. Под глубоким.

— Вот оно как. А как нос? Не болит?

— Нет, я уже про него забыла. — Я внезапно опомнилась: — Жюли, откуда ты знаешь про нос?

— Но он ведь у тебя есть, верно? Решила поинтересоваться его самочувствием, а то вдруг болит? Ладно, не будем о носах, даю братишку.

— Погоди… — запротестовала я, но трубку уже передали.

— Да, что там у тебя с носом? — озадаченно спросил Ким, слыша наш разговор.

— На месте он. Я только удивилась, откуда… Неважно, ты, наверное, не знаешь.

— Не знаю чего? Ох, одна с тобой головная боль. Была на кладбище?

— Была. Ким, у меня, конечно, бывают проблемы с анатомией и с биологией. Но мужчину от женщины я в большинстве случаев отличаю. Вот скажи, господин Соверен мужского пола?

— Мужского, если мы будем верить его медкарточке.

— Тогда почему в гробу лежит женское?

— Там женщина?

— Точнее, девушка лет примерно двадцати.

— Ты гробом случайно не ошиблась? — с сомнением спросил друг.

— Нет! Я несколько раз перепроверила! И крышку два раза закрывала и открывала, вдруг почудилось!

— И?

— Не почудилось! Труп как был, так и лежит, и совсем не тот! Ким, я не понимаю, что все это значит?

— Это значит, что тут дело нечистое. Сдается мне, пропажа документов на владение фабрикой и твой труп…

— Не мой!

— Не твой, не твой. Не ори. Все связано между собой.

— И каким таким волшебным образом?

— Каким, тебе и предстоит выяснить.

— Почему мне?

— Есть еще претенденты?

— Нет. И что мне делать с трупом?

— Ничего не делать. Пусть себе лежит. Нам он не мешает. Сделай ты вот что: сходи к местному гробовщику.

— Зачем?

— Гроб себе заказать. Честное слово, включай мозги. Кто-то похоронил девушку, так?

— Так.

— Кто у нас занимается похоронами?

— Конкретно у нас?

— Конкретно у вас. Не тупи.

— Гробовщик?

— Да, гробовщик. Замечательно. Он должен быть в курсе, кого хоронит. Сходи и прижми его к стенке. Как выяснишь, звони мне, понятно?

— Понятно. — Я повесила трубку. Еще одно милое место.

— К гробовщику! Оу!

Бум!

— Ландыш, я же просила!

— Похоронное бюро «Закопайка», — прочла я надпись на вывеске. — Миленькое названьице. А тому, кого устраивает «сжигайка», как быть?

Стоило мне только ступить за порог, как черная тень вместе с какой-то желтой лентой стала кружить вокруг меня.

— Стойте, стойте так, так. Ага, метр шестьдесят… четыре. Надо записать. — Тень удалилась за стол.

— Простите, я вообще-то гроб не собираюсь покупать, — смутившись, пояснила я.

— Понимаю, это на будущее. Так чем могу помочь госпоже гренадеру?

Молодой человек, облаченный в смоляной костюм, с любопытством смотрел на меня. Каштановые волосы волнами спадали на его плечи, на шее небрежно был накинут желтый портновский метр. Жизнерадостное выражение лица и живые глаза противоречиво вязались с его специфичной работой.

— Друг сказал прижать вас к стенке, — честно сообщила я.

— У него был некачественный гроб или похороны прошли не так, как планировалось? — серьезно спросил гробовщик.

— Нет, проблема не в этом. Он жив.

— Жизнь — проблема многих, — понимающе кивнул он. Я почувствовала, что начинаю терять нить разговора.

— Нет, не то. Вы хоронили два дня назад господина Соверена?

— Я. Большие были похороны, весь город стянулся. А сколько цветов! Последний праздник жизни прошел на славу, господин Соверен не может пожаловаться.

— Еще как может, его-то не хоронили.

Молодой человек взглянул на меня испытующим взглядом. «Сейчас он начнет все отрицать», — подумала я, соображая, сколько времени мне потребуется, чтобы развязать ему язык, и какие для того понадобятся разрушения. Но ничего подобного. Гробовщик улыбнулся коварной улыбкой и заговорил:

— Так-так, вы всё знаете.

— Как раз ничего и не знаю. Поэтому пришла к вам для выяснения.

— Сожалею, но вряд ли я смогу вам много рассказать. Не потому, что не хочу, а потому, что сам мало знаю. Два дня назад ко мне пожаловал господин Тюдор.

— Адвокат? — удивилась я.

— Да, вы знакомы?

— Угу, во Вальтер порадуется, — потирая руки протянула я.

— Кто, простите?

— Неважно, продолжайте.

— Он сказал, нужно организовать похороны. Я не удивился, в конце концов, у нас здесь похоронное бюро, как-никак. Я лишь спросил, кто скончался, он ответил — господин Соверен. Это меня поразило, вы, должно быть, знаете, господин Соверен считался в Босвелле очень значимой фигурой, его кончина любого могла ошарашить. Господин Тюдор доверил мне все вопросы по поводу похорон, но с одним условием: гроб он предоставит сам. Интересное заявление, не правда ли? Меня такая деталь несколько озадачила. Фабрика Соверенов специализируется на работе по дереву; возможно, у господина Соверена был заготовлен гроб, сделанный на его фабрике по его пожеланиям, как знать? Я так решил, и, когда его увидел, мои предположения подтвердились. Но вот что интересно, — гробовщик сделал выжидательную паузу. — Господина Соверена хоронили в закрытом гробу.

— Закрытом?

— Да. На это господин Тюдор ответил, что господин Соверен умер от приступа, его тело скрутила ужасная судорога. Его не могли хоронить в открытом гробу.

— Вас такой ответ не устроил?

— Совершенно, — молодой человек вновь улыбнулся. — Видите ли, я не просто гробовщик. В мою специальность также входит косметическое обновление усопших.

— Э?

— Я делаю из малопривлекательных трупов привлекательные и почти как живые, — разъяснил гробовщик для особо умных.

— О! Здорово! И вы могли бы исправить даже судорогу?

— Ручаться не могу. Надо вначале посмотреть, с чем придется работать. Раньше я работал помощником патологоанатома. Я знаю, как обращаться с телами.

— Господин Тюдор знал про вашу… эм, специальность?

— Да.

— И все равно не обратился к вам за помощью?

— Да.

— Да-а, действительно странно, — согласилась я.

— Вот, вы тоже заметили, — довольно кивнул гробовщик.

— Может, у господина Тюдора были на то причины?

— Причины не показывать мне тела, — фыркнул молодой человек.

Час от часу не легче. Выходит, адвокат замешан во всей неразберихе с телом; возможно, и с документами тоже.

— Раз вам не показали тело и похороны провели с закрытым гробом, как вы догадались, что там не господин Соверен?

— Никак. Вы сами мне об этом сообщили. — Я шлепнула себя ладонью по лбу. Шпион из меня никакой. Все сдаю врагу. — Конечно, взяв во внимание данные нюансы, я и сам понимал — здесь что-то не так, — поспешно добавил он, попытавшись меня утешить.

— Ага, еще как не так. Закопали, то есть задвинули в «ящик» какую-то девушку вместо господина Соверена, делов-то, — невесело пошутила я.

— Какую девушку?

— Откуда мне знать. Блондинку, но это мало о чем вам расскажет.

— Может, и немало, — лукаво улыбнулся гробовщик. Я недоуменно посмотрела на него. — В любом случае вам следует навестить господина Тюдора и уже его «прижать к стенке».

— Хорошая мысль, пожалуй, так и поступлю, — согласилась я. — Спасибо вам за доставленные сведения.

— Всегда пожалуйста. Приходите еще! — пожелал молодой человек мне вслед. Ну уж нет, повременю.

Я недооценила Босвелл, назвав его скучным городком, где ничего интересного и криминального отродясь не водилось. Оказалось, водилось. Просто очень мало и очень редко, и во все время моего пребывания здесь мы с ним не сталкивались. До сих пор.

Начав более-менее ориентироваться в улочках города, я решила срезать путь от лавочки гробовщика до конторы господина Тюдора. Перепрыгнув через маленький заборчик и нагло пройдясь по цветочной клумбе, я угодила в темненький закоулочек. В просвете закоулочка виднелась долгожданная контора. Сначала виднелась, в другое мгновенье ее загородила пьяная, небритая физиономия со всеми следами разгульной жизни. Честно сказать, встреть я ее у себя в Крушице, прошла бы мимо, не заметя. Но здесь, в Босвелле, для меня ее появление стало настоящим культурным шоком. Глаза физиономии собрались в кучку, узрев меня. «Дежавю», — пронеслось у меня в голове.

— Оба на! Какие люди, и без охраны, ик! Девушка, у вас такие большие, замечательные… глаза, ик, — произнесла она, уставясь, правда, намного ниже глаз и шеи. — Представляете, меня жена из дома выгнала, ик. Говорит, ик, иди, говорит, работай, месяц, говорит, дурака валяешь. Нечем, ик, говорит, семью кормить. А как ее кормить, ик, я вас спрашиваю? Как?! Была у меня работа, да, вы не сомневайтесь, я не тунеядец какой там, ик. Работал на этом, как его, ну как, а! Заводе, нет… не заводе, а на чем тогда? — Мужчина глубоко задумался.

— На фабрике? — услужливо подсказала я, сама прикидывая, как мне лучше обойти честного работягу.

— Точно! На фабрике, ик! Меб… меб… мебельной! Столяром я был, да! Не верите? А я говорю, был! Был, был. Работа была. Деньги были. Потом пошли проблемы, сокращения, и кончилось все ее закрытием. Грустно, ик. Где теперь работу найти в этой дыре? Вы не знаете? Вот и я не знаю. Остается только с горя напиваться, да. Только все пропито. Эй, девушка, вы не скрасите серые одинокие будни мужчины в расцвете лет?

— Вы ведь женаты, — вежливо напомнила я.

— Фю! Когда это останавливало! — махнул рукой мужчина в расцвете лет. В самом деле, когда и кого? «Как низко пали нравы», — неожиданно промелькнуло у меня в голове.

— Простите, я на работе.

— Ну так хорошо! Я вам ее сейчас организую! — обрадовали меня. «Не на такой!» — вскричала моя уязвленная гордость.

— Вы ошибаетесь. Такая работа не по моей специальности.

— Взаправду? А у вас такие хорошие… качества. Очень подходящие. Но ничего, всегда полезно менять поле деятельности.

После последнего заявления моя красноречивость поиссякла. Разговорами я здесь ничего не добьюсь. «Надо брать силой», — решила я. Одного точного удара в солнечное сплетение ему будет достаточно. У человека черная полоса жизни: работу потерял, жена из дома выгнала. Зачем его еще и пары зубов лишать? Обойдемся малой кровью. Однако моему высшему проявлению милосердия не суждено было свершиться.

По мужскому плечу деликатно, но настойчиво постучали ручкой зонта.

— Извините за бестактность. Я разыскивал свою коллегу. Услышал тут ее голос. Вы не могли бы отойти в сторону, вы мешаете ей пройти, — мирно попросил секретарь. Мужчина кинул на него недовольный взгляд.

— А ну пошел отсюда! Пижон расфуфыренный! Я первый ее застолбил!

— Прошу прощения, но как вы соизволили выразиться, то я намного раньше «застолбил» номер семьдесят семь. И на это имеется официальный указ начальства.

— Ты тут что, сутенер? Так вали к чертовой бабушке! Деньги я отдам.

— Простите?! — негодующе вопросили секретарь, раздувая ноздри.

— Не, ну ты че, по-человечески не понимаешь? Накось! — с этими посулами мужчина развернулся, замахнувшись кулаком на Вальтера.

У меня остро скрутило живот. Перед глазами отчетливо замаячила помятая фигура секретаря в разбитых очках. Очередной мой прокол и разнос от начальства. Не допущу! Я готова была кинуться на перехват, но вдруг случилось то, чего ни я, ни тем паче мужчина не ожидали. Вальтер увернулся. С легкостью уйдя из-под удара, секретарь сделал выпад вперед и ловко подхватил крючковатой ручкой зонта ногу нападающего. Резкий рывок — и мужчина уже лежал на спине. Но сопротивление со стороны противника ничуть не усмирило разгорячившегося работягу, оно его только подзадорило. Быстро вскочив на ноги, он попытался нанести новый удар. На этот раз Вальтер решил не уворачиваться. Перекрутив в руках зонт, он направил на противника его острый кончик. Укол — зонт со щелчком раскрылся, и мужчина влетел в ограду. Бедные маргаритки, теперь на них еще и валяется тело. Я медленно отклеилась от стены, к которой предусмотрительно прижалась, когда поняла, что «полет шмеля» будет направлен в мою сторону. Присев на корточки, я потыкала пальцем в мужчину. Раздались невнятные стоны. Слава богу, живой.

По железным крышам раздался звук ссыпающегося гороха. Дождь. Щелчок — я невольно вздрогнула. Над головой раскрылся зонтик.

— Вы вновь в неподходящем виде. Где же ваш дождевик, смею я спросить? Так вы промокнете до нитки. И что у вас с рубашкой, она вся в грязи? — задал Вальтер ряд привычных вопросов и наездов, поправляя свои сползающие на кончик носа очки.

Я была в ступоре. Вальтер — человек, которого вне Отдела никто почти никогда не видел. Человек, с дотошной кропотливостью занимающийся всей бумажной работой. Настоящая мигрень всех сотрудников, не исключая госпожу Розу. Высокомерный, пунктуальный, щепетильный. И этот человек…

— Господин секретарь, вы умеете драться? — ошарашенно спросила я. Вальтер удивленно приподнял бровь.

— Безусловно, умею. В юношеские годы я занимался фехтованием. Не буду хвастаться, скажу лишь, что в данной деятельности я достиг больших высот. Гренадер номер семьдесят семь, неужели вы считаете, будто сотрудник Западного отдела гренадеров может являться человеком, не умеющим постоять за себя? Это было бы просто нелепо.

— Тогда какого… в смысле, я хочу сказать, зачем нужна я, если вы сами способны себя защитить?

— Указы начальства не оспариваются. Тем более применять силу в моем нынешнем положении секретаря просто не этично.

— Вот как, — только и смогла выдохнуть я.

Ландыш, обнюхав постанывающего мужчину, задрал ногу и невозмутимо сделал свое дело. На данном пес не остановился, принявшись закапывать следы нашего бесчинства. Маргаритки и комки земли летели в разные стороны. Закопать тело можно назвать хорошей идеей, но когда оно еще живое — едва ли. Я оттащила собаку.

— С вашего позволения, хочу кое о чем спросить.

— М-м-м?

— Зачем вы ходили в местное бюро ритуальных услуг?

— А я туда ходила? — неподдельно удивилась я, наученная недавним опытом.

— Хозяин гостиницы утверждал, что вы интересовались его местом расположения, или я ошибаюсь?

— Может, это он ошибается? Но нет, вы правы. — Озадаченность на лице секретаря возрастала с каждым моим словом. — Господин секретарь, я вам потом все разъясню, но сейчас нам нужно немедленно нанести визит господину Тюдору!

Вальтер достал свои карманные часы.

— Слишком позднее время для визитов. К тому же контора уже закрылась.

— Ничего, я вижу, у них в окошке горит свет.

— Гренадер номер семьдесят семь, столь поздний и незапланированный визит будет крайне неуместен.

— Еще как уместен! Вы сами убедитесь. Никаких возражений, все после!

Секретарю ничего не оставалось делать, как проследовать за мной.

Ради спокойствия Вальтера я решила сразу не выбивать дверь, а для начала постучаться. Послышалось шебуршание.

— И все-таки я считаю это бескультурной затеей, — не унимался мужчина, терпеливо продолжая стоять надо мной с зонтом.

— Вначале все так считают, а потом стоит сотни раз повести себя бескультурно, как привыкаешь.

— Сколько раз?! — в ужасе переспросил Вальтер. Своим откровением я доведу его до нервного срыва. Секретаря спасла открывающаяся дверь.

— Извиняюсь, но мы закрыты. Приходите завтра, — смущенно сообщил молодой человек, который утром занимался сортировкой бумаг.

— До завтра, боюсь, не дотерпит. Народ должен знать правду!

— Правду? — удивился и одновременно испугался парень.

— Господин Тюдор у себя в кабинете? — не отвечая на вопрос, поинтересовалась я.

— Да, но он просил его не беспокоить. Я очень извиняюсь, но вам правда нельзя. — Парень попытался закрыть дверь, но я быстро просунула ногу.

— Нам все можно, — непоколебимо заявила я, оттесняя его в сторону.

Дверь в кабинет адвоката оказалась запертой. Я выразительно постучала, и с верхних полок попадали книги.

— Господин Тюдор, открывайте! Вам не уйти от закона! Признавайтесь, зачем вы спрятали документы? Куда дели труп господина Соверена? И что за девушка лежит в его гробу?

— Какой труп? Что за девушка? — оживился Вальтер.

— Вот и я хочу знать, что за… Немедленно открывайте, иначе лишитесь двери, а может, и еще некоторых предметов интерьера. — Мои угрозы остались без внимания. — Ах, так! Ну и пожалуйста! — Я занесла было ногу, но секретарь меня остановил.

— Гренадер номер семьдесят семь, что вы собираетесь сделать?

— Эм, разве не видно? — удивилась я. — Применяю свою угрозу на практике.

— Ни в коем случае! Вы не имеете права повреждать чужую собственность.

— Но…

— Никаких возражений! Это приказ, гренадер номер семьдесят семь. У вас есть ключ? — обратился Вальтер к помощнику.

— Да, есть. Но я не имею права…

— Имеете. Сейчас же откройте дверь, если не желаете приобрести новые проблемы, — непреклонно произнес секретарь.

Парень сглотнул и дрожащими руками принялся открывать дверь. Через мгновенье мы вчетвером, считая собаку, вошли в кабинет адвоката. И я поняла, почему мои угрозы и гневные тирады никак не подействовали на господина Тюдора. Теперь его ничто не могло беспокоить.

Помощник адвоката, бледнея, осел на пол. В комнате до сих пор чувствовался запах пороха. Револьвер валялся на полу. В неестественно закинутой голове алела небольшая дырочка с запекшейся кровью. Господин Тюдор выбрал самый простой путь уйти от ответов. На столе лежало недавно законченное письмо. Чернила влажно блестели на свету. Незакрытая ручка покоилась рядом. Вальтер подошел к столу и зачем-то закрутил колпачок, затем взял письмо. Его строки были обращены к нам.

Представителям Западного отделения гренадеров, приехавшим в Босвелл по вопросам передачи прав на владение фабрикой.

Да будет вам известно, соблюдение чужой тайны — самый большой крест, который может нести человек. Откровения, коими я с вами хочу поделиться, были для меня тягостными раздумьями.

17 июля этого года.

Поздно вечером в дверь моей конторы постучал господин Эбон Соверен. С этим человеком я был знаком всю свою сознательную жизнь, и услуга, оказанная мне им когда-то, не знает границ. Он был самым достойным и влиятельным человеком нашего города. Но власть никогда не омрачала его сердце, а разум его всегда был тверд и ясен. В тот судьбоносный день шел дождь, один из тех дождей, которые так часто проходят у нас в городе. Лицо моего старого друга, сияющее в ударах молний, отражало глубокую боль и страдание. С глазами, полными пугающей пустоты, он сообщил, что его дочь Оливия скончалась из-за болезни. Эта новость поразила меня до глубины души. Ни я, ни кто другой в городе не знали, что у господина Соверена была дочь. Я был знаком с его юной помощницей по имени Оливия, но я и не подозревал об их родстве! Как оказалось, сам Эбон узнал о том, что она его дочь, только месяц назад. Я не хочу сообщать вам, откуда у господина Соверена появилась внебрачная дочь, пусть это останется только на его совести, но так или иначе девушка скончалась от лейкемии. Для моего друга данное событие стало большой потерей. Он был сильно привязан к девушке, и, только недавно обретя единственную дочь, он почти сразу же ее потерял.

Он желал похоронить ее в своем фамильном склепе, но из-за их неофициальной связи это могло вызвать проблемы. Босвелл — маленький городок, где слухи распространяются со скоростью лесного пожара. Господин Соверен хотел уберечь память о дочери от ядовитых обвинений и глупых пересудов. Тогда он решил: пусть официально именно он — Эбон Соверен скончается для Босвелла. Я пытался его отговорить, но он оставался непреклонным. Оливия должна быть похоронена в фамильном склепе со всеми почестями, и точка. Он уже стар и чувствует, что силы его вскоре покинут, особенно сейчас, когда он потерял все: смысл жизни — фабрику и свою дочь. Я решил принять последнюю просьбу моего друга, тем самым вернув ему старый долг, который, как и положено благородному господину, он давно забыл и простил мне.

Оливию мы похоронили в закрытом гробу. Ни единая душа не подозревала о нашей подмене. Сразу после похорон господин Соверен покинул Босвелл. Я не знаю, куда он отправился, но знаю точно — это его последний путь.

Вернусь к вашей проблеме. Господин Соверен действительно завещал права на владение фабрикой вашему Отделу. Но предо мной как перед адвокатом возникла проблема: завещание не могло вступить в силу, пока господин Соверен жив. Для всех он был мертв, но я знал, что это не так. Как быть? Я понимал, что надо поступить следуя нашей легенде, но меня охватила личная дилемма. Долгие столетия мебельная фабрика семьи Соверен была сердцем нашего города. Я понимал, передай ее в чужие руки — и Босвелл обречен. Он уже погибает, медленно, чуть заметно, но все же гибнет. Я осознаю, что своими безрассудными действиями я ни чем не могу спасти его. Но я все равно не мог расстаться с последней, пусть совершенно пустой, но надеждой. Борясь сам с собой, я отправил вам письмо о том, что произошла некая проблема. Я не ожидал, что ваш Отдел отреагирует так быстро. Мне приходилось всеми силами сдерживать свое волнение, когда на следующий день после отправки письма вы заявились ко мне в контору. Я думал, что еще, возможно, смогу все исправить и сохранить возложенную на меня тайну, но когда из окна своего кабинета я увидел, как ваш сотрудник идет в похоронное бюро, то понял — все кончено.

Нужные вам документы вы найдете на моем столе рядом с этим письмом. Надеюсь, ваша организация мудро поступит с мебельной фабрикой Соверенов, в любом случае Бог мне судья, я пытался поступить, как считал нужным. Теперь я понимаю, насколько был глуп. Все тайное всегда становится явным, возможно, все так. Я не смогу пережить свалившийся на меня позор, поэтому я ухожу. Ухожу, будучи еще достопочтимым адвокатом Босвелла. Как странно, даже на пороге смерти мы так тщеславны…

На этих словах письмо обрывалось. Как и говорил господин Тюдор, документы на владение фабрикой мы обнаружили здесь же, на столе, рядом с последним признанием. Все дела были улажены, и на следующее утро первым поездом мы покинули Босвелл. Но до этого произошло кое-что еще.

Мы стояли на станции в ожидании прибытия нашего поезда, как вдруг ко мне подскочил незнакомый человек.

— Вы, если я не ошибаюсь, гренадер из Западного отдела?

— Не ошибаетесь.

— Замечательно, а это, должно быть, Ландыш? Малыш сильно подрос с нашей последней встречи, — с этими словами мужчина наклонился к собаке, заглянул ей в пасть, оттянул шкуры, посмотрел уши и ощупал позвоночник.

Довольно хмыкнув, он занес что-то в свою записную книжку. Я испугалась, не собирается ли он съесть Ландыша?

— Очень хорошо. Собака в замечательной форме. Еще один укольчик, и можете быть свободны, — с этими словами незнакомец принялся доставать из саквояжа шприц.

— Укольчик?! — После моей недавней болезни я очень нервно реагировала на данное слово. — Господин секретарь, тут какой-то незнакомый человек пристает к собаке госпожи Розы!

— Что?!

Секретарь каменной стеной возник между нами и незнакомцем. Но мужчина ничуть не смутившись, ловко сделал свое черное дело. Пес недовольно рыкнул и почесал лапой уколотое место.

— Вот так-то.

— Простите, вы кем будете? И что вы делаете? — грозно спросил Вальтер.

— Я? Разве не видно? Укол против бешенства. Конечно, его лучше было бы делать в начале лета, а не в конце, но госпожа Роза не смогла прибыть раньше.

— Откуда вы знаете госпожу Розу?

— И Ландыша?

— Как откуда? Так ведь она у меня щенка и брала! Три года назад. Да и каждый год приезжает на осмотр. Я здешний ветеринар, — удивленно пояснил мужчина.

— Приезжает сюда, в Босвелл?!

— Ну да! Она не доверяет местным врачам, говорит, им лишь бы деньги содрать, а качество лечения оставляет желать лучшего. В этом году она написала, что не сможет приехать лично, но пришлет своих сотрудников вместе с собакой на осмотр. Я так понял, у вас было много дел, поэтому вы сразу же ко мне не зашли, хорошо, что я догадался вас на станции перехватить! — радостно сообщил ветеринар, не понимая наших унылых лиц.

— Получается, по большому счету мы приперлись сюда только ради того, чтобы показать Ландыша ветеринару, а трудности с документами просто пришлись госпоже Розе как нельзя кстати? — убитым голосом спросила я у секретаря.

— Получается, именно так, — таким же тоном ответил он мне.

— Эй, ребята, что это с вами? Хей?

В эту минуту у нас с Вальтером впервые было полное взаимопонимание. Дожили.

Размеренно стучали колеса, и меня, как обычно, разбирало на расспросы.

— Господин секретарь, а что будет с мебельной фабрикой?

— Это решать начальству.

— И что решит начальство?

— Гренадер номер семьдесят семь, почему бы вам не спросить у него лично? И говоря откровенно, данные вопросы вас не касаются.

— Может, очень даже касаются, — пробубнила я себе под нос.

Поезд качнуло, и на меня чуть не обрушился шквал коробок. Я быстро удержала шатающуюся конструкцию, построенную из коробок с шоколадом в мой полный рост.

— Гренадер номер семьдесят семь?

— А?

— Меня интересует, зачем вам столько шоколада?

— Это сувениры. У меня много друзей, — ответила я, покрепче перевязывая коробки.

— Надо было купить что-нибудь практичное, — нравоучительно заявил Вальтер.

— Что может быть практичней шоколадных конфет? — неподдельно изумилась я. Мужчина решил не спорить, отвернувшись к окну. За горами скрывался крохотный городок. — Без фабрики Босвелл долго не продержится, так?

— Возможно, мебельная фабрика — единственная крупная промышленность в данном районе.

— Что будет со всеми местными жителями?

— Разъедутся. Кто-то, может, останется, но это будет глупым решением. В Босвелле нет приличного заработка.

— Значит, город исчезнет?

— Со временем. Это неизбежно, — безучастно ответил Вальтер.

Перед моим взором вновь проплыли маленькие домики, обшарпанные стены гостиницы, сырые безрадостные улицы, кондитерская, сушки, мужчина на скамейке, кладбище, печальный звон колокола. И всему этому было суждено безвозвратно исчезнуть. «Никто не должен противиться неизбежному», — вспомнились мне слова пожилого мужчины. Босвелл вовсе и не пытался противиться. Он смирился. Он просто ждал. Снова заиграла музыка, но теперь я смогла ее схватить.

— Реквием.

— Простите, что?

— Нет, ничего. Просто я действительно не люблю грустные сказки.