На часах было половина одиннадцатого, но Каролина не спала. Не могла заснуть. Она смотрела на книгу, а книга смотрела на нее. «Возьми меня, — умоляла книга. — Коснись меня. Открой меня. Почитай меня».

Как же Каролина ее ненавидела.

Каролина прознала про новый дом греха в их маленьком городе. Именно поэтому сейчас она сидела у себя в гостиной и смотрела на книгу. Естественно, Каролина была возмущена. Немыслимо, чтобы в Броукенвиле продавали гомосексуальную порнографию. Даже сами эти слова вызывали у нее отвращение. Может, в Броукенвиле и остались одна церковь и один никудышный священник, но пока она, Каролина, жива, она не позволит здесь твориться таким непристойностям. Или во всяком случае сделает все, чтобы остановить это распутство. Каролина была готова к новой битве. Давно уже она не сталкивалась со столь сильным противником. Каролина чувствовала, что стареет. Силы были уже не те. Ей нужен был новый вызов, чтобы вернуть душевные силы. Она и не ожидала, что такая жалкая женщина, как Сара, осмелится бросить ей вызов. Она же даже глаз не могла на нее поднять. Эти европейцы понятия не имеют об истинном христианстве. Откуда им знать, как много значит религия для жителей Айовы. Но даже атеизм не мог быть оправданием наличия порнографии в ее книжном магазине. Их приличный маленький город — не место для разврата.

Каролина ворвалась в книжный. Сара еще ниже опустила голову за прилавком.

— Сара, — угрожающе произнесла Каролина, — ты продаешь порнографию.

Каролина всегда выражала свои мысли прямо. Сара выпрямилась. Каролина даже почувствовала уважение. Немногие отваживались выпрямить спину под грозным взглядом Каролины. Смеяться за ее спиной они могли, но не открыто смотреть ей в глаза. Да и смеяться люди начинали, только если знали, что никто не передаст Каролине. Пятнадцать лет она работала учительницей в Броукенвиле. Не было в городе жителя, которому она хоть раз не прочла бы нотацию.

— Это не так, — сказала в свою защиту Сара.

— Не так? — возмутилась Каролина. — Я вижу полку отсюда. Ты даже особо ее выделила. И осмеливаешься утверждать, что это не так. Я и не подозревала, что ты способна на столь наглую ложь. Конечно, у тебя много недостатков (Каролина выделила голосом «много»), но так врать — это уже слишком.

— Это эротика, не порнография.

— Сути это не меняет, — отрезала Каролина, буравя Сару глазами.

Сара смело встретила ее взгляд, но выдержала только несколько секунд.

— Это эротическая литература. Истории любви и дружбы. В некоторых, конечно, есть секс, но в отличие от порнографии (она выделила голосом «порнографии», подсознательно провоцируя Каролину), секс здесь только дополняет историю, а не является ее главным элементом. Даже гетеросексуальные книги содержат постельные сцены.

— Ты осмеливаешься утверждать, что между ними нет никакой разницы?

— Осмеливаюсь. В отличие от тебя, я их прочитала.

— Прочитала?

— Разумеется, — сказала Сара. — Я всегда считала, что это аморально — осуждать людей или книги, не зная их или не читая.

— Аморально?

Каролина почувствовала, как лицо ее наливается кровью. Разговор получался совсем не таким, как она ожидала. У нее появилось неприятное чувство, которое она не могла выразить словами. Но оно рвалось наружу.

— Да. Это не по-американски. И не по-христиански.

— Не по-христиански?

Неприятное чувство нарастало. Каролина поняла, что ее так сильно беспокоит. В чем-то Сара была права. Но она бросала ей вызов. А Каролина не боялась вызовов.

— Мне надо подумать! — выпалила Каролина и в ярости выбежала из магазина.

Священник работал в саду, когда на него упала тень Каролины.

— Уильям Кристофер! — процедила она. Священник вздрогнул. Раньше она была его учительницей.

— Разве единственному священнику в Броукенвиле больше нечем заняться, как выдергивать сорняки? Где твое достоинство?

Уильям беззвучно вздохнул и оторвался от грядки.

— Ты права, — согласился он.

Каролина кивнула.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил он, прекрасно зная, что это скорее Каролина хочет помочь ему делать его работу, невзирая на его мнение на этот счет. Но ее вопрос его удивил.

— Я много думала. — Каролина замолчала, словно ждала, что он закончит за нее фразу. Уильям тоже ждал. Каролина начала искать слова. С минуту она молчала, а потом нервно продолжила: — Допустим, кто-то слышал, что что-то неправильно, но сам никогда этого не делал, но слышал из надежных источников, и все свидетельствует о том, что это неправильно; можно ли осуждать людей, которые этим занимаются, если сам человек никогда этого не пробовал?

Уильям ничего не понял из этой тирады, но признался, что, по его мнению, и это, естественно, только его мнение, надо проявлять осторожность в вопросах осуждения вещей, о которых понятия не имеешь. Каролину его ответ явно не обрадовал. Но это был ответ, и она понимала, что отчасти священник прав. Нельзя осуждать всех и вся, не имея серьезных на то оснований. Но все равно это было неприятно.

— Спасибо, — ответила Каролина.

Уильям снова вздрогнул.

— Не за что, — пробормотал он.

Ситуация, в которой Каролина просит у него совета, да еще и нервничает, была для него непривычной.

Каролина вернулась в книжный.

— Окей, — сказала она после того, как убедилась, что в магазине нет других посетителей. — Дай мне одну.

— Одну?

— Одну такую книгу, естественно.

Каролина не могла произнести это слово вслух.

— Я справедливый человек, — добавила она. — Как ты правильно сказала, нельзя осуждать людей, не выслушав их сначала. В нашем же случае нельзя осуждать книги, не читая их. Так что дай мне одну. Я прочту и скажу свое мнение.

Сара уставилась на нее, не зная, что ей делать. Но Каролина не двигалась с места. Поняв, что она не отступит, Сара пошла к полке с гомоэротикой и выбрала книгу в суперобложке. Каролина заплатила, не проронив ни слова. Но, придя домой, она поняла, что не знает, что делать с книгой. Эмоции поутихли, и теперь она уже была не столь уверена в том, что нужно было прочитать книгу, прежде чем осуждать ее. Каролину бросало в холодный пот при одной мысли о том, что подобная литература находится у нее в доме. Она повертела книгу в руках. Убедилась, что через обложку не видно картинку и название. Потом положила ее под стопку газет, чтобы не испытывать искушения открыть ее. Потом снова достала, чтобы проверить, что написано на корешке, потом спрятала под вышивкой на ночном столике на случай, если кто-то придет к ней в гости и обнаружит книгу под газетами в гостиной. Каролина вздрогнула при этой мысли. И чем чаще она касалась книги, тем сильнее было искушение. Голос в голове говорил ей: «Неужели ты так ее и не откроешь? Будешь и дальше осуждать, не читая? Что такого опасного в том, чтобы прочитать одну главу? Ты же уже не девочка, Каролина. Ты всю жизнь жила праведно. Одна книга не сможет это изменить». Книга словно смотрела на Каролину, призывая открыть ее. Давно уже Каролина не чувствовала себя так ужасно. Эта книга вызывала у нее раздражение. Как она осмеливается провоцировать и смущать Каролину? Как ей не стыдно скрывать свой порок под этой невинной обложкой с дубами и надписью «Дубовая роща», набранной цветом осенней листвы. Но сквозь обложку просвечивала картинка, изображающая полуголых мужчин, слившихся в объятье в неоновом свете вывесок в одном из злачных районов, какие бывают в больших городах. Разврат! Разврат! Разврат! — кричала картинка. Что подумали бы люди, узнай они, что Каролина читает такое! Правда, как они узнают, если книга спрятана у нее в спальне? Хорошо спрятана. Может, наоборот, положить ее на столик в гостиной и говорить всем гостям: «Смотрите, что Сара продает в своем книжном!» Интересно, какая реакция была бы у Джен. Она сделала шаг по направлению к спальне и остановилась. Черт, о чем она только думает. Положить книгу с голыми мужчинами на столик в гостиной? Рассказать о ней Джен? Да она всему городу расскажет. Нет, пусть лежит в спальне.

Ночами присутствие книги в спальне не давало Каролине спать. Ее власть над женщиной становилась все сильнее. Каролина стала нервной и раздражительной. Бессонные ночи лишили ее сил. Растерянная, она слонялась по дому, вместо того чтобы заняться подобающими женщине ее возраста делами. Наконец она решила прочитать одну главу. В чисто исследовательских целях. Каролина готова была поклясться, что книга смеется над ней, когда она наконец ее открыла.

— Если другие книги такие же наглые, как ты, неудивительно, что люди столько веков жгли вас на кострах, — пригрозила она книге. Это подействовало. Каролина почувствовала облегчение. Собравшись с силами, она открыла книгу. Пять лет работы учителем, напомнила она себе. Что может меня напугать? Ничего. Каролина приступила к чтению.

Сара Линдквист
Эми

Корнвэген 7-1

13638 Ханинге

Швеция

Броукенвил, Айова, 19 января 2011 года

Дорогая Сара!

Том никогда не умел принимать помощь. И никогда не показывал, что в ней нуждается. Я его в этом не виню. Я очень люблю Тома. Мне кажется, он очень одинок, но он сам выбрал одиночество. Наверно, он считает, что ему никто не нужен. Такой он человек, Том. Если бы я сказала, что ему необходим кислород, он и это стал бы отрицать. Просто улыбнулся бы и сказал, что не надо за него волноваться. «Я справлюсь» — его обычные слова. Не сомневаюсь, втайне он уверен, что он единственный человек на свете, который может прожить без кислорода. Но кто знает, где заканчивается независимость и начинается глупость.

В ту ночь, когда Энди поссорился с отцом и решил переехать в Денвер, он ночевал у меня. Я была вдовой, так что мне не нужно было никому ничего объяснять. Я никогда никому не рассказывала, что он спал у меня и что это я дала ему денег на автобусный билет и первое время в Денвере. Он уехал в Денвер, потому что хотел сбежать из штата. Не только из Броукенвила, вообще из Айовы. Не знаю, простил ли он отца, но расстояние определенно улучшило их отношения. Я не хочу, чтобы ты думала, будто Энди было легко принять мои деньги. В нем столько же гордости, сколько в Томе и в Клэр. Просто эта гордость — другая. Я думаю, ему нужно было знать, что существуют люди, которым важно знать, что у Энди есть крыша над головой. Спустя месяц после его отъезда я получила конверт. Там были деньги, которые я одолжила, и открытка с полуголым юношей. Я не просила его вернуть деньги, но открытка мне понравилась. Она свидетельствовала о том, что Энди сохранил свое чувство юмора.

С наилучшими пожеланиями,