Узнай Сара, сколько разговоров возбудило ее появление в городе, она бы весьма удивилась. Сара не считала себя интересной. Не считала себя экзотикой. Она определенно не была красавицей. У нее — и Сара готова была это признать — самая заурядная внешность. Уже в семь лет Сара смирилась с тем, что волосы у нее мышиного цвета. И нужно быть слепым, чтобы назвать их цвет медовым, или каштановым, или любого другого оттенка, какой бывает у героинь в книгах, которыми зачитывалась Сара. Чувства стиля у нее тоже никогда не было. Все, что можно было сказать о ее одежде, — это что она была чистой и аккуратной.

Единственным достоинством Сары были ее глаза. Большие, выразительные, они могли бы вызвать у людей интерес, если бы Сара не прятала их за книгой. Но в Броукенвиле никогда не видели туристов.

На следующий день после визита Сары в «Потрясающую Грейс» она стала предметов разговора старейших жительниц города. Они заглянули в закусочную на чашку кофе, чтобы узнать последние сплетни про туристку.

— Удачный она выбрала момент для приезда, — сказала одна старушка, которую почти не видно было за стойкой. Отчасти потому, что с годами ее и так тощее тело усохло, отчасти потому, что его скрывало облако дыма. Гертруда курила как паровоз. И пила как сапожник. Но ни одной из этих вредных привычек и даже ее любимой жирной еде до сих пор не удалось убить Гертруду вопреки всем чаяниям двоих ее бывших мужей, ставших жертвами пассивного курения и жирной пищи. Посетительница была вдовой.

— Похороны, — продолжала Гертруда. — Хоть какое-то событие в этом городишке. Так надоело, что ничего не происходит.

Ее подруга Энни-Мэй помахала рукой, чтобы прогнать дым.

— Похороны — это красиво, — согласилась она. — Все в черном. В лучших нарядах. И столько вкусной еды.

— Я приносила рагу из кукурузы, — сообщила Гертруда, — с двойной порцией бекона…

Обе выжидающе уставились на Грейс. Та наклонилась ближе.

— Приятная женщина, — рассказала она. — Вчера зашла и сидела здесь около часа. И еще мы болтали, когда она только сюда приехала.

— Вот как! — выдохнула Гертруда, и этого поощрения было достаточно, чтобы Грейс выдала все, что знала.

— Приятная, но со странностями. Когда Сара первый раз зашла сюда, у нее в руках была книга. И туристка держала ее так, словно это была ее единственная защита в мире. Я сразу это поняла, как ее увидела. Но разве книга может кого-то защитить? Вот дробовик — это да…

Она сделала многозначительную паузу, но Гертруда и Энни-Мэй не горели желанием услышать историю жизни Грейс. Они пришли сюда не за этим.

— Но не будем сейчас об этом, — продолжила Грейс. — У нас, у Грейс, всегда была какая-нибудь страсть. Одна из первых Грейс была без ума от шерифа. Кончилась эта история плохо, как и следовала ожидать. Ее даже выгнали из города.

Энни-Мэй не стала комментировать эту историю. Вместо этого она спросила про туристку:

— Она надолго задержится?

— А почему бы ей не задержаться? — выпалила Гертруда, хотя раньше и не задумывалась о таком развитии событий. У Энни-Мэй были тонкие седые волосы, собранные в хвост. Она была похожа на чью-то добрую бабушку. Причем выглядела она так последние пятьдесят лет. Энни-Мэй никогда не была замужем — одна из странных причуд природы. Хорошо выглядеть как бабушка, когда у тебя есть внуки, но вряд ли такая внешность поможет ими обзавестись. По иронии судьбы, Энни-Мэй всегда больше интересовалась мужчинами, чем детьми. Она мечтала о романтике. А в детях нет ничего романтичного.

— Я думаю, она с кем-нибудь познакомится, — предположила она.

— Познакомится? — с тревогой переспросила Гертруда.

— Они всегда так делают, — оправдывалась Энни-Мэй.

— Они?

— Одинокие люди в новом городе. В книгах всегда так происходит. Даже с мужчинами.

— Мужчинами… — повторила Грейс так, словно это слово все объясняло. — Если у нее есть хоть немного ума, она свалит. В этом городе нечего делать.

— Почему? — удивилась Гертруда. — Тут наверняка лучше, чем в Европе.