Открытия, завоевания и колонии скандинавских викингов от Белого моря до Северной Америки — это первые проблески света в том море тьмы, которое окружало маленький остров известного христианского мира. Условия того времени сложились так, что открытия викингов ознаменовали начало неизбежной европейской экспансии. После распространения ислама сарацины захватили важнейшие торговые пути на юге и востоке. Лишь на западе и севере побережье было свободным от всяких опасностей, кроме природных.

В мусульманских халифатах процветала торговля, эта древняя традиция Востока, расширялась сфера торговой деятельности и, следовательно, распространения цивилизации; ученые занимались толкованием древних текстов греческих и римских авторов или «подгоняли» эти тексты к новоприобретенным знаниям.

В христианских же странах, пребывавших в состоянии духовного и творческого застоя (который кое-где ненадолго нарушался — в периоды правления Карла Великого, исаврянских императоров Оттона I, Альфреда и его династии), практическая энергия языческих врагов — норманны не принимали христианства почти до конца I тысячелетия — была первым признаком возрождения. Материальное возрождение сопровождалось духовным пробуждением: средневековое общество пробудилось после обращения северных народов и Венгрии. Однако всей славной и богатой событиями историей XI–XIII вв. мы отчасти обязаны неукротимым скандинавам, а также ирландским, франкским и английским миссионерам, которые в средневековый период христианства создавали империю Иннокентия III.

Теория подчас отстает от практики, что особенно справедливо для географических открытий. Флавио Джойа из Амальфи не использовал магнит на судах — не «передал матросам искусство пользования магнитом», — пока мореплаватели не осмелились сами выйти на неизведанные просторы Атлантики. Вот почему история географических открытий в начале средних веков — это скорее приключенческая хроника, чем научный отчет.

Открытия скандинавских викингов — не только первые, но и основные достижения западных путешественников на их пути в неизведанное между эпохой Константина и крестовыми походами. Основным событием европейской экспансии в эпоху раннего средневековья (между VII и XI вв.) было достижение викингами Арктического континента и Америки (ок. 1000 г). Предшествующие открытия в этом направлении сомнительны и неосновательны. Из всех прочих путешествий на Запад в VI, VIII и X вв. хотя они после успеха Колумба и оспаривали первенство в открытии Нового Света, ни одно не заслуживает упоминания.

Святой Брандон в 565 г., семь испанских епископов в 734 г., баски и 990 г., возможно, и открыли острова Антилию, Атлантиду и Семнградие, но это невозможно проверить или удостоверить, равно как и путешествия «Волшебного коня» или «Третий календарь»… Доподлинно известно лишь несколько незначительных и полуслучайных фактов о посещении ирландскими отшельниками Исландии и Фарерских островов в VIII в., остатки их келий и часовен — колокола, развалины, кресты, — найденные норманнами в IX в.

— Викинги впервые высадились в Англии в 787 г.; к началу следующего столетия они угрожали всем прибрежным христианским областям — от Галиции до Эльбы; в 874 г. они начали колонизацию Исландии; в 877 г. открыта Гренландия; в 922 г. Рольф Предводитель получил от Карла Простоватого по договору в Клер-сюр-Эпт «Нормандию», еще в 840 г. было основано первое скандинавское наместничество на Оркнейских островах; приблизительно в это же время викинги, по-видимому, достигли Северного моря и крайнего севера Европы.

Это продвижение было почти таким же стремительным, как экспансия сарацин в первые века ислама; за сто лет после того, как растущая и всеобъемлющая мощь новых национальных государств начала беспокоить датчан и норманнов, — в течение трех поколений после Хальфдана Черного — вначале пираты, а затем преследующие их роялисты достигли крайних западных и северных границ известного мира: от Финистерре в Испании до Прощального мыса в Гренландии, от Северного мыса в Финляндии до северо-западных мысов Ирландии от Новгорода (Хольмгарда) на Руси до Валланда между Гаронной и Луарой.

Северная экспансия развивалась по трем основным направлениям: на северо-запад, юго-запад и северо-восток, и на каждом из них со временем были достигнуты важные результаты.

Первым морским путем, проходившим мимо Кейтнесса, Оркнейских, Шетландских и Фарерских островов, достигали Исландии, Гренландии и, наконец, Винланда на Североамериканском континенте. Новая волна пиратов-колонистов из поселений на берегах и островах Шотландии устремилась на юго-запад и, миновав пролив Святого Георга, осела в восточной, северной и южной частях Ирландии и на западных берегах Англии и Бретландии.

Второй путь проходил вдоль северогерманского побережья до пролива Па-де Кале, после чего норманны устремлялись по той или другой стороне Ла-Манша, в зависимости от того, в Уэссексе или в земле франков было слабее сопротивление. На островах Силли и в Корнуолле передовые отряды объединялись с колонистами из Исландии и Оркнейских островов для набегов на побережье Бискайского залива. Наиболее нетерпеливые норманны вскоре узнали о богатствах мусульманского халифата в Кордове и стали добираться до берегов Дуэро и Тахо.

Экспансия в этом направлении прекратилась лишь после создания на основе норманнской колонии на Сене норманнского королевства в Англии и доминиона в обеих Сицилиях, но это произошло уже в XI в., том самом, когда организовалась прочная империя.

На третьем направлении скандинавской экспансии — на восток и северо-восток — было два различных пути: первый через Балтику шел либо на север, в Финляндию, до Ботнического залива, либо на восток, на Русь и Новгород (Гардарики и Хольмгард); второй — вдоль берегов Хемьюланда до Биармии, вдоль Лапландии до русского Севера.

Из этих трех направлений наибольший интерес для нашей темы представляет первое, к тому же и самое раннее; второе направление — на юг и юго-запад — с нашей темой непосредственно не связано; третье направление — на восток и северо-восток — больше относится к русской истории. Еще до рождения короля Альфреда скандинавские поселения были созданы в отдаленных местах — на побережье и островах Шотландии и Ирландии, а в годы его детства (около 860 г.) фарерский ярл Надодд достиг Исландии, которая была открыта в 795 г. ирландскими монахами, но которую лишь после этого можно было считать новой областью Европы — «Страной снегов», а не только приютом религиозных изгнанников из разных стран. Четыре года спустя (в 864 г.) швед Гардар посетил эту новую Крайнюю Фулу и переименовал остров в Гардархольм. Еще один викинг, Равен Флок, повторил путь первооткрывателя в 867 г., до того, как в 874 г. за островом закрепилось нынешнее его название и началась ранняя колонизация Исландии норвежцами во главе с Ингольфом и Лейфом и овцеводами с Фарерских островов.

Три года спустя, в 877–878 гг. в момент кульминации датской агрессии в Англию, когда Гутрум сослал английского короля на остров Этельней, скандинавы достигли крайней точки в своем продвижении на север: Гуннбьорн открыл на северо-западе новую землю, которую из-за снежных равнин он назвал «Белоснежной» и которую столетие спустя Эйрик Рыжий переименовал в Гренландию, поскольку «лишь хорошее название может привлечь туда поселенцев». Теперь Старый Свет был как никогда близок к открытию Нового Света.

Географически эта сторона Арктического континента относится к Северной Америке, и, после того как гренландские фьорды стали центром колонизации и перевалочной базой, открытие Ньюфаундленда и Кейп-Кода выглядело вполне естественным. Трудным было плавание от мыса Фэруэлл (Прощального) до Европейского континента; переход от Гренландии до Лабрадора, хотя и опасный из-за частых штормов, был непродолжительным, и, насколько можно судить по скудным письменным источникам, эта область не была столь холодной и скованной льдами, как сейчас.

Но дальнейшие географические открытия сдерживал процесс колонизации. Лишь в 981 г., спустя более века после открытия Гуннбьорна, Эйрик Рыжий, один из предводителей исландских колонистов, отправился с группой своих сторонников и друзей в вечное изгнание на неведомую землю. За первые годы было заложено несколько поселений, и вскоре последовали новые открытия. Около 989 г. Бьярни Херьюлфссон, следовавший за отцом из Исландии в фьорд Эйрика в Гренландии, был заброшен штормами на запад; вначале их прибило к плоской лесистой земле, а затем к гористому острову, покрытому ледниками. С попутным ветром они вышли в море и через четыре дня вернулись в фьорд Эйрика.

Рассказ Бьярни вызвал большой интерес; пришло время, и скандинавские скитальцы и мореплаватели после всех прошлых успехов были готовы вновь рискнуть и охотно соглашались пройти новым маршрутом. Когда Бьярни посетил Норвегию и рассказал о своем путешествии, многие его осуждали за отсутствие Предприимчивости, а когда он вернулся в Гренландию, там «много говорили об открытии неведомых земель». В 1000 г. Лейф, сын Эйрика Рыжего, твердо решил открыть новую землю. Он купил корабль, тот самый, на котором плавал Бьярни, набрал двадцать пять человек команды и вышел в море. Скоро они добрались до земли, которую видел Бьярни, и пристали к берегу. Травы не было видно, вдали белели снежные горы, а «от побережья до гор тянулось одно снежное поле, и страна показалась им бесполезной», поэтому они поплыли дальше, назвав эту землю Хеллюланд («Страна плоских камней»); по-видимому, это был Лабрадор, как назвали его в XVI в.

Они вновь вышли в море и открыли поросшую лесом землю с песчаным берегом, расположенную низко над уровнем моря. Эту землю, сказал Лейф, мы назовем Маркландией («Лесная земля»). После еще двух дней плавания при северо-восточном ветре они достигли какого-то острова и пристали к берегу в ожидании хорошей погоды. Они отведали росы на траве и поняли, что никогда не пробовали ничего слаще. Пройдя проливом между островом и мысом, увидели устье реки, вытекавшей из озера. Здесь они бросили якорь, вынесли свои постели на берег, разбили лагерь, поставив большой удобный дом в центре стоянки, и приготовились к трудной зимовке.

Не было недостатка в рыбе — «в озере были лососи невиданных дотоле размеров», а страна им понравилась еще и тем, что никаких кормов для скота на зиму не требовалось. Морозов не было, трава зеленела почти круглый год, день и ночь по времени были почти равными (отличались даже меньше, чем в Исландии или Гренландии). Вся команда была разделена на две группы: одна работала в лагере, а другая исследовала страну, возвращаясь на ночь в лагерь. Когда фуражиры нашли дикий виноград, всю область назвали Винландией («Страна вина»), а образцы винограда, заполнившие кормовую лодку, а также деревьев и «самосевной пшеницы», обнаруженной на полях, были привезены в фьорд Эйрика. После этого плавания Лейфа прозвали Счастливым и он стяжал богатство и славу. Но его брат, Торвальд Эриксон, дотоле мало путешествовавший, решил превзойти славой первопоселенца Винландии.

С командой в тридцать человек он направился прямо в лагерь Лейфа в Винландии, где остался на зимовку. С первыми признаками весны Торвальд приказал снарядить свой корабль и отправил баркас на разведку.

Местность была красива и покрыта густым лесом; они заметили, что лес близко подходит к морю, что берег всюду песчаный, много островков у берега и мелководных участков, но не нашли следов пребывания людей или животных, за исключением деревянного амбара на одном острове, расположенном далеко на западе. Проплавав все лето вдоль берега, они вернулись осенью в лагерь.

Следующей весной Торвальд отправился на восток, и, «плывя к северу вдоль берега, они напоролись на мыс, сломали киль, задержались надолго с починкой и назвали это место Кильнесс («Килевой мыс»). Затем они поплыли на восток вдоль берега, густо заросшего лесом, наконец Торвальд приказал остановить корабль у берега, выбросить сходни и сказал: «Здесь я хотел бы заложить мой дом».

Но тут они впервые встретили людей: вдалеке на песчаном берегу виднелись три точки — три кожаные лодки скрелингов, или эскимосов, под каждой из которых пряталось по три человека. Люди Торвальда схватили и убили восьмерых, но один убежал «туда, где в фьорде было несколько хижин наподобие небольших куч на земле». Сага рассказывает, что тяжелый сон напал на скандинавов, пока «внезапный крик не разбудил их, и они увидели, как несметные толпы из фьорда приблизились в кожаных лодках и окружили их корабли».

Викинги выставили вдоль планшира стену из щитов и укрылись за ней от стрел эскимосов, пока те не расстреляли весь свой запас, смертельно ранив Торвальда в бок, и не «обратились в бегство со всей возможной быстротой». Он успел лишь приказать своим людям «перенести его на то место, где он хотел поселиться, ибо он и вправду побыл там недолго, с крестом в головах и ногах; и он умер и был похоронен так, как распорядился». Это место было названо Кросснесс в честь умершего предводителя, а команда оставалась там всю зиму и, нагрузив корабль виноградными лозами и плодами, весной возвратилась к Эйрику в Гренландию.

Вот тогда-то, после первой неудачи, открытие новых земель стало считаться делом более серьезным: подобные предприятия требовали сильных, хорошо вооруженных флотилий. Именно это сдерживало дальнейшее расширение арктических колоний; при всем желании сделать больше колонисты были слишком немногочисленны и могли лишь удерживать в борьбе с природой и дикарями-скрелингами уже имевшиеся мелкие поселения, разбросанные вдоль побережья, где ледяные поля медленно, но верно оттесняли человека в море вместе с отвоеванными с таким трудом клочками сенокосов, полей и пастбищ.

Но колонисты не сдавались до тех пор, пока были силы, и вот они поднялись на завоевание новых земель, найденных ими, и найденных в борьбе.

Сначала третий сын Эйрика Рыжего, Торстейн, напомнил отцу, что надо забрать из Винландии тело его брата Торвальда. Он пустился в море и совершенно потерял из виду землю, скитаясь по океану целое лето, пока не вернулся в Гренландию на первой неделе зимы (1005 г.).

Следующим был величайший из мореходов Винландии — Торфинн Карлсефне, который действительно принялся за создание нового поселения за Западным морем. Он попал в Исландию из Норвегии вскоре после смерти Торвальда в 1004 г., добрался до Гренландии в 1005 г., «когда, как и прежде, много говорили о путешествии в Винландию», и в 1006 г. подготовился к отплытию, имея сто шестьдесят мужчин и пять женщин на трех кораблях. Они взяли с собой скот, имея в виду поселиться на этой земле, если смогут, и заключили между собой соглашение: каждый получит равную долю в добыче. Лей разрешил им временно пользоваться своими хижинами в Винландии, «ибо ни за что не отдал бы их насовсем», и они поплыли сначала в Хеллюланд (Лабрадор), где обнаружили много лис, потом в Маркландию, где в изобилии водились многие лесные животные, а затем к острову в устье фьорда, дотоле неизвестного. Они назвали вновь открытые места Ручейный остров и Ручейный фьорд, так как здесь в море сбегал поток, и послали в лодке отряд из восьми человек, на поиски Винландии. Эту лодку сильным западным ветром отнесло обратно к Исландии, но Торфинн с оставшимися людьми плыл на юг, пока не добрался до открытой Лейфом Эриксоном «реки, которая течет в море из озера, с островами, лежащими у устья, где низменные места покрыты дикорастущей пшеницей, а возвышенности заросли виноградной лозой». Здесь они обосновались, переименовав страну в «Надежду» — в честь добрых надежд, которые она принесла им», и стали валить лес, пасти на возвышенностях скот и собирать виноград.

После первой зимы к ним пришли скрелинги, сначала с миром, чтобы обменять меха и соболей на молоко и молочные продукты, а потом с войной; коль скоро туземцы не понимали языка пришельцев и пытались силой ворваться в хижины Торфинна и завладеть оружием его людей, ссора была неизбежна.

Опасаясь этого, Карлсефне окружил поселение оградой и подготовился к бою, «но в это самое время у него в поселении родился сын, названный Снорре, от его жены Гудрид, вдовы Торстейна Эриксона, которую он привез с собой». Потом на них напали эскимосы, «гораздо более многочисленные, чем прежде, и был бой, и люди Торфинна победили и уберегли скот», а их враги спаслись бегством в лес.

Торфинн оставался там всю зиму, но ближе к весне стал уставать от своего предприятия и возвратился в Гренландию «со многими товарами» — виноградными лозами, лесом и изделиями из кожи, прибыв, таким образом, в фьорд Эйрика летом 1008 г.

Так заканчивается рассказ о последней серьезной попытке колонизовать Винландию, и сага, хотя и не приводит какой-либо определенной причины этой серии неудач, по-видимому, показывает, что даже не слишком опасных нападений скрелингов оказалось достаточно, чтобы перетянуть чашу весов. Естественные преграды были столь велики, людей было так мало, что даже этот противник смог стать последней соломинкой, сломавшей спину верблюду. Действительное сопротивление американских туземцев европейским колонистам никогда не было слишком серьезным ни в одной из частей этого континента, но удаленность от родных мест и лишения, с которыми была сопряжена жизнь в новой стране, оказывались способными, даже во времена Ралея и Де Сото, остановить людей, которые с гораздо большей легкостью основывали и удерживали европейские империи в индийских морях.

Поэтому теперь, несмотря на то что по возвращении Торфинна «опять пошли разговоры о путешествии в Винландию, сулящем и добычу и честь», и дочь Эйрика Рыжего по имени Фрейдис подговаривала мужчин, в особенности двух братьев, Хельге и Финнбоге, совершить новый поход в страну, где уже успела попытать счастье и потерпеть неудачу вся династия Эйрика; хотя Лейф, как и прежде, разрешил пользоваться своими хижинами и шестьдесят могучих мужчин (не считая женщин) были согласны отправиться в путь, колония так никогда и не смогла прочно закрепиться. Фрейдис и ее спутники отплыли в 1011 г., достигли старого поселения, которое было заселено уже в третий раз, и остались там на зимовку; но в лагере вскоре вспыхнули зависть и раздоры. Хельге и Финнбоге вместе со своими приверженцами были убиты, а остальные в 1013 г. возвратились в Гренландию, «где Торфинн Карлсефне уже приготовился к отплытию обратно в Норвегию, и повсюду говорили, что никогда еще из фьорда Эйрика не выходил такой богатый корабль, как тот, который он снаряжает». Это был тот самый Карлсефне, который дал полнейший отчет обо всех своих путешествиях, заключает сага, но возвращался ли Торфинн еще когда-нибудь в Винландию, были ли еще попытки поселиться в хижинах Лейфа или еще где-нибудь, является ли дошедший до нас отчет об этих путешествиях подлинной сагой об Эйрике, повествующей только о подвигах Эйрика Рыжего и его потомков, ибо после Бьярни почти все предводители в Винландии были из этой семьи, — сказать мы не можем. Мы можем только утверждать, что все эти версии согласуются с немногими дополнительными фактами, известными скандинавским скальдам.

Первый из них состоит в том, что в 983–984 гг. Аре Марсон из Рейкьянеса в Исландии на своем корабле был отнесен штормами далеко на запад, к земле белого человека, где впоследствии также оказались Бьярни Асбрандсон в 999 г. и Гудлейф Гудлангсон в 1029 г. Об этом рассказывали друг Гудлангсона Рафн, «лимерикский торговец», и Аре Фроде, его праправнук, который называл неизвестную землю Великой Ирландией. Правда это или нет, но, во всяком случае, это открытие было более поздним, чем открытия Эйрика и его сыновей, если весть о нем, как принято считать, не достигла Исландии или Норвегии даже после путешествия Торфинна Карлсефне. С другой стороны, подозрение вызывает величина пройденного пути, и вообще все дело выглядит сомнительно — как попытка соперничать с сагой об Эйрикс с помощью гораздо более блестящего успеха, якобы достигнутого несколькими годами ранее.

Мы, очевидно, ступаем на более твердую почву, переходя к следующей и последней главе об исследованиях викингов на северо-западе, в которой речь пойдет о фрагментальных заметках о путешествиях в Гренландию и Винландию вплоть до середины XIV в., а также о совершенно ясном и последовательном отчете о двух гренландских поселениях на берегах западного и восточного заливов.

Мы узнаем, например, о епископе Эрике, ходившем из фьорда Эйрика в Винландию в 1121 г.; о священниках из Гардара в области Восточного залива, доплывших до каких-то земель на западе, далеко к северу от Винландии, в 1266 г.; о двух людях по имени Хельгассон, открывших какую-то страну к западу от Исландии в 1285 г.; о путешествии из Гренландии в Маркландию в 1347 г. команды из семнадцати человек, письменное упоминание о котором относится к 1354 г.

Если все эти сведения не выдумка, то они, казалось бы, подтверждают факт постоянного общения между материнскими и дочерними колониями северо-запада Европы и северо-востока Америки; и если допустить реальность такого общения, становится возможным существование какого-то постоянного поселения норманнов на новом континенте. Между 981 и 1000 гг. и Исландия и Гренландия стали «христианскими по фамилии и католическими по имени», в 1126 г. с Арнольда начинаются епископы Гардарские, и священники вряд ли пустились бы на такую авантюру, как путешествие в Винландию, ради обращения в христианство скрелингов в почти пустынной стране.

Последующая история гренландских колоний, интересная сама по себе (ее можно проследить до 1418 г.), была не процессом расширения, а скорее процессом сужения Европы и христианства. А у путешествий Зени в 1380–1395 гг. в Гренландию и к западным островам Эстотиланд и Дрогео сущность иная — это последние географические открытия средневековья перед тем, как Генрих Португальский начинает свою деятельность, и они являются естественным концом введения к рассказу об этом.

Но интересно отметить, что, как раз тогда, когда льды и эскимосы стирали последние следы скандинавских поселений на Арктическом континенте, как раз тогда, когда всякое общение между Винландией, Гренландией, Исландией и Норвегией полностью прекратилось, португальские моряки, продолжая дело Эйрика, Лейфа и Торфинна совсем в другом конце света, огибали мыс Верден и приближались к южной оконечности Африки. Их открытия и заронили в голову Колумба предположения, приведшие впоследствии к окончательному открытию мира, который викинги уже видели и колонизовали, но не смогли удержать.

Претензии венецианцев, валлийцев и арабов на то, что они, подобно скандинавам, посещали Америку до путешествия 1492 г., относятся скорее к деталям географических споров. Совершенно очевидно, что в северо-западном направлении скандинавская миграция к X в. достигла мыса Код и побережья Лабрадора. Также очевидно, что в этом направлении скандинавы так никогда и не добились дальнейшего продвижения, устойчивого или документально подтвержденного. По поводу всех прочих средневековых открытий Западного континента можно вынести лишь один приговор: «не доказано».

Другие направления продвижения норманнов, отмеченные такой же отвагой и гораздо большими военными подвигами, дали меньше оригинальных открытий, множество сражений, обмен тяжелыми ударами со всеми нациями — от Архангельска до Кордовы и от Лимерика до Константинополя. Как только викинги достигали новой земли, они переименовывали большинство мысов и берегов, рек, островов и стран Европы, Северной Африки, Западной Азии. Иберия стала называться Спанланд Галиция — Якобсланд, Галлия — Франкланд, Британия— Энгланд, Скотланд, Бретланд, Гиберния — Ирланд, мусульманские страны за пределами Спанланда превратились в Серкланд, или Сарацинскую землю. Греция стала Грикландом, Россия — Гардарики, Геркулесовы столпы, Гибралтарский пролив — проливом Норвы, что позже производили от имени первого норманна, проплывшего этим проливом. Город Константина был «Великим городом» — Миклагардом, Новгород — Хольмгардом. Новгород был затронут больше всех других городов северной экспансией эпохи викингов…

Но все это было лишь продвижением активного народа на земли, когда-то хорошо известные Риму и христианству, даже если впоследствии большинство из них было забыто. И только в глубине России и на дальнем севере норманны заметно расширили западный мир на восток и северо-восток, как сделали они это на северо-западе, создав свои исландские поселения.

На юге и юго-западе ни викинги, ни их потомки, такие, как Сигурд Крестоносец, не бороздили морей за пределами пролива Норвы и Серкланда, а их деятельность как паломников, торговцев и путешественников, конечно же, не была исследовательской. Они внесли выдающийся вклад в дело сокрушения мусульманского бремени в Южной Европе; они посещали святые места:

Они сражались в качестве варяжских телохранителей в армиях великих византийцев Никифора Фоки, Иоанна Цимисхия, Василия II, но повсюду здесь они совершали открытия скорее для себя, чем для Европы.

Но Россию, т. е. древнюю Русь вокруг Новгорода и Киева, Белое море, Северный мыс и побережье Финляндии, так же как отдаленные части Шотландии и Ирландии, Европа впервые отчетливо узнала благодаря норманнам. Этот народ сделал многое для открытия современной Литвы и Пруссии и для обращения в христианство всей Скандинавии, как метрополии, так и колоний. В IX–XI вв. его усилиями нынешние Норвегия, Швеция и Дания вкупе со всеми поселениями викингов были присоединены к цивилизованному миру и римской церкви.

Сначала на востоке в 862 г. славяне призвали на помощь своих менее опасных соседей, живших вокруг Упсалы, против своих более беспокойных соседей, живших вокруг Киева, и в сентябре того же года Рюрик прибыл в Новгород и основал средневековое Русское царство, которое в X в., при Олеге, Игоре и Владимире, выступало по отношению к Византийской империи сначала в роли открытого врага, а затем союзника по вере и оружию.

Как все это время, так и впоследствии, вплоть до татарского нашествия, общение шведов, датчан и норманнов с Гардарики было постоянным и тесным, в том числе и во времена походов в Винландию, когда Владимир и Ярослав княжили в Новгороде, а два Олафа, Трюгвесон и Святой, находили убежище при их дворе до и после своего жестокого правления в Норвегии.

Дядя Олафа Трюгвесона уже состарился в изгнании в Новгороде, когда молодой Олаф и его мать, бежав из Норвегии, чтобы присоединиться к нему, были захвачены на Балтике викингами и шесть лет пробыли у них в плену на берегу Рижского залива, пока наконец не добрались до Хольмгарда (972 г.).

В 1019 г. Ингигерда Шведская была выдана замуж за Ярослава, а десять лет спустя Олафу Святому, изгнанному мятежниками из Норвегии и бежавшему на Русь, было предложено царство, называвшееся Булгария — современная Казань, — древняя столица которого, Булгар, чьи развалины еще можно было видеть, была известна арабским путешественникам IX в. Олаф колебался между принятием этого предложения и паломнической смертью в Иерусалиме и наконец предпочел с боем проложить себе дорогу назад, в Норвегию.

Следующий король норвежцев, Магнус Добрый, прибыл из Новгорода через Ладогу в Тронхейм, когда сын Олафа Гарольд Гардрада вновь укрылся в убежище своего отца при дворе Ярослава; пока Магнус оставался в изгнании, соплеменники расспрашивали о нем всех купцов, торговавших с Новгородом.

Последний из древних королей — Гарольд Гардрада был связан с Новгородом в продолжение своих необыкновенных приключений на востоке и на юге до того, как он прибыл в Миклагард. После своего бегства, а также все время службы в варяжской гвардии императрицы Зои он считал Новгород своим домом. Его паломнические реликвии из святой земли и его военная добыча из Серкланда — Африки и Сицилии — все было отослано на попечение Ярослава, пока хозяин не прибудет и не потребует свое имущество. Когда Гарольд наконец прибыл, спасаясь бегством от мести византийцев, через Черное море в Азовское и «вокруг всего Восточного царства» — Киевского княжества, то нашел все свои богатства в неприкосновенности, а княжну Елизавету— готовой стать его женой, помочь ему русскими людьми и деньгами отвоевать Норвегию и умереть при Стэмфорд Бридже ради английской короны (1066 г.).

Гарольд — весьма характерная фигура для викингов-скандинавов с присущей им величайшей и неукротимой энергией. Вильгельм Завоеватель, Кнут Великий, Роберт Гискар или Роджер Сицилийский — все они люди более умудренные и более сильные, чем Гарольд, но не было в истории ни одного вожака, ни одного морского разбойника такого, как этот человек, который в 50 лет, воевав почти всюду, где жили христиане или соседи и враги христианства, все еще надеялся, что настанет время и он уплывет к новооткрытым странам и таким образом исполнит свою клятву и завершит жизнь, полную неповторимых приключений, беспримерным открытием. Он сражался с дикими зверями на константинопольской арене; он купался в Иордане и очищал от разбойников дороги Сирии; он взял штурмом восемьдесят крепостей в Африке; он пришел на помощь исландцам в голодные годы; он жил князем на Руси и в Нортумберленде; в своих песнях он похваляется, что проплыл вокруг всей Европы; но он кончил свой путь, этот предтеча морских королей, подобных Дрсйку и Магеллану, так и не сделав ни одного открытия. Его соотечественники и современники побывали везде раньше его, но он объединил в своей судьбе труды и приключения, завоевания и открытия многих. Он был олицетворением северного духа, и именно благодаря усилиям и достижениям таких, как он, Европа наполнилась той новой энергией мысли и действия, той новой жизнью и знаниями, которые дали и почву и импульс движению, возглавленному Генрихом Мореплавателем, Колумбом и Кэботами.

Войны, которые вел Гарольд, не позволили ему стать великим исследователем, но скандинавские капитаны, служившие при мирных королях, сделали кое-что из того, что он намеревался сделать сам.

Нам следует вернуться к походам Отера и Вульфстана при короле Альфреде (около 890 г.), примерно в то время, когда один из норвежских королей, Гарольд Светловолосый, впервые появился в шотландских и ирландских водах.

Их открытия Белого моря, Северного мыса и Ботнического и Финского заливов были продолжены и доведены до конца в течение следующих полутора веков усилиями многих норманнов, таких, как Торер Гунд при Олафе Святом, но поход Отера был первым и главным из этих смелых предприятий как по намерениям, так и по результатам.

«Он сказал своему повелителю, королю Альфреду, что поселился севернее всех норманнов, на земле, омываемой Западным морем, и что он желает узнать, как далеко протянулась эта земля прямо на север и обитает ли хоть один человек дальше на север в этой пустыне. Так он направился прямо на север вдоль суши — три дня пути пустынная земля оставалась справа, а открытое море слева, — достигнув самых дальних мест, до которых когда-либо доходили китобои»; и все же он держал на север еще три дня (к Северному мысу — северной оконечности Европы).

«Потом берег повернул прямо на восток, и, гонимый западным ветром, Отер плыл четыре дня, пока берег не повернул на юг, и он плыл вдоль него еще пять дней до великой реки Двины, которая уходит в глубь суши, и где за рекой все необитаемо» — теперешние пермяцкие и архангельские края.

Здесь он торговал с жителями, первыми людьми, каких он встретил с тех пор, как покинул свой фьорд (если не считать финских охотников). Кроме того что он хотел посмотреть эту страну, он также искал моржовые клыки и шкуры.

Финны и жители Биармы (Архангельска), как показалось ему, говорили почти на одном языке, но между его домом и этим Биармаландом не было ни одного человеческого существа, обитающего в постоянном жилище, и вся эта земля была длинной, узкой и скудно заселенной; по мере продвижения к северу ширина ее уменьшилась от шестидесяти до трех дней пути.

И еще Альфред рассказал, как Отер, плывя в течение месяца к югу от своего дома и имея Ирланд справа, а побережье Норвегии все время слева, добрался до Ютландии, «где море вдается в сушу, причем настолько широко, что не видно противоположного берега», отсюда еще через пять дней он достиг побережья, «с которого англы пришли в Британию».

Вульфстан, служивший этому же королю, рассказал ему, как он доплыл за семь дней от Шлезвига до Трусо и Вистулы, имея Вендланд (или Померанию и Пруссию) в течение всего пути справа от себя. Он описал «Витланд близ Вистулы, и Эстланд, и Вендланд, и Эстемере, и Илфинг, текущий из озера Трусо в Эстмере», но ни сам король, ни его капитаны еще не обладали достаточными познаниями, чтобы опровергнуть старую идею, заимствованную у Птолемея и Страбона, будто Скандинавия — это один обширный остров.

Таким образом, ради удовлетворения интересов своего саксонского повелителя Вульфстан и Отер походами вдоль берегов Норвегии и Лапландии, Померании и Пруссии, вокруг Белого моря, Рижского залива и Южной Финляндии создали в западной географии логически последовательное, связное представление о северо-востоке Европы, особенно о Балтийском море; но эти скандинавские открытия, хотя и совершенные на службе английского короля, едва ли использовались кем-либо, кроме скандинавов, и должны быть поставлены в заслугу викингам столько же, сколько Альфреду Великому. В 965 г. норвежский король Гарольд Бледнокожий «пришел и сражался с народом на берегах Двины» и ограбил его, а в 1026 г. Торер Гунд присоединился к флоту, посланному Олафом Святым в Белое море, разграбил храм идола Йомалы и предательски истребил своих соотечественников на пути домой. Где отмечены две экспедиции, там вполне может быть еще двадцать, неизвестных и не богатых событиями, и такое же допущение можно сделать о постепенном расширении круга географических знаний в ходе непрекращающихся нападений скандинавских королей и пиратов на земли к югу от Балтийского моря, где жили венды.

Так норманны имели возможность осуществлять и осуществляли определенное продвижение в неведомое — на запад и восток, северо-запад и северо-восток; даже норманнские вторжения и расселения в юго-западном направлении, хотя они едва ли дали какие-либо ощутимые результаты с точки зрения географических открытий, привели к более прочному присоединению всех Британских островов к цивилизованному Западу благодаря графствам викингов в Кэйтнессе, на Оркнейских и Шетландских островах, на острове Мэн и Гебридах, а также на побережье Ирландии, где остманские колонии превращались в королевства. Примерно с 840 г., когда возникло первое из этих постоянных поселений, до XI в., когда после ряда поражений, понесенных Брайаном Бору при Клонтарфе в 1014 г., Годвином и Гарольдом в Англии в 1042–1066 гг. и норманнскими и шотландскими королями в следующем поколении, скандинавские владения повсюду, кроме Оркнейских островов, были практически уничтожены. В течение этих двухсот лет датчане и норманны не только грабили и колонизовали, но правили и реорганизовывали, хозяйничая на доброй половине Британских островов.

Ко времени Альфреда владения викингов были разбросаны по всему северному и западному побережью большего из двух островов и окаймляли с трех сторон меньший. Около 900 г. Гарольд Светловолосый, пионер среди скандинавских королей, пустился в погоню за изменившими ему подданными — сначала до Шетландских и Оркнейских островов, а затем до Кэйтнесса, Гебрид и острова Мэн. Его сын и последователь Эйрик прошел по северным морям от Архангельска до Бордо; Хокон Добрый в 936 г. и другие скандинавские принцы в 946, 961, 965 гг., а особенно два великих короля Олафа в 985–989 гг. и в 1009 и 1014 гг. с боями и блестящими победами прошли большую часть известного норманнам мира. Таким образом, Франция, Англия, Ирландия, Шотландия пришли к более тесному единению благодаря общей опасности; в то же время морские короли основывали прочные государства, расширявшиеся с помощью союзов — сначала между собой, а затем с их прежними христианскими жертвами, ибо скандинавские королевства сами стали частью латинского христианства после того, как оно было оживлено и разбужено их нападениями; это время испытаний принесло ценные результаты обеим сторонам — и завоеванным и завоевателям, ибо воздействие — формирующее, воодушевляющее, побуждающее— вторжений северных народов стало одним из побудительных импульсов к экспансии, которая должна была начаться в следующую эпоху. Это верно даже для таких уравновешенных и рассудительных западных стран, как Англия, Франция и Италия, для которых время миграции давно миновало и где викинги не могли, как на дальнем северо-востоке и северо-западе, расширить пределы цивилизации и географических познаний.

Мир по Марино Сануто (ок. 1306)

Наконец, новый рывок, сделанный Англией в области географических исследований, торговли и даже паломничества, был прямым результатом — как по действию, так и по противодействию — норвежских и датских нападений, пробуждающих старый дух родственного народа, старших кузенов, которые впали в летаргию и забыли свое мореходное искусство.

Но со времени Уэдморского мира (878 г.) Альфред сперва начал строить английский флот, способный встретить и настичь корабли викингов, потом ввел ежегодное паломничество и раздачу милостыни у апостольского порога в Риме, а затем отправил многих капитанов, состоявших у него на службе, проводить исследования там, где это было необходимо для его нового описания Европы. Венцом его усилий по распространению религии был 833 год, когда Сигехельм и Ательстан доставили дары и письма Альфреда в Иерусалим, в Индию и христианам Сан-Томе; соответственный успех научных исследований этого короля — открытие Белого и Балтийского морей — пришел, по-видимому, ближе к концу его царствования, где-то перед 895 г.