В ряде работ по истории фашизма, вышедших в свет в Западной Германии, а также в США и Англии, настойчиво проводится миф о нацизме как «радикальной» социальной силе, стремившейся якобы к революционному преобразованию социальной структуры общества и возникшей в качестве реакции на кризис, бессилие и другие отрицательные стороны парламентаризма и демократии.
В соответствии с этой «концепцией» захват власти гитлеровцами изображается как «национальная революция», нередко даже как «спасительный акт», который помог «покончить с язвами» Веймарского режима, а гитлеровцы и их партия — как «праворадикальные революционеры», которые якобы отражали интересы широких слоев общества — мелкой буржуазии, крестьянства и значительной части рабочего класса.
Так, западногерманский буржуазный историк Э. Францель в книге под названием «Империя коричневых якобинцев» пытается даже обнаружить какое-то политическое родство между, якобинцами, пролетарскими революционерами и… гитлеровцами. Социальную сущность немецких фашистов Э. Францель определяет специально придуманным для этой цели термином «неогермано-фашистское якобинство».
Буржуазные историки утверждают, будто бы развитие Веймарской республики всем своим ходом выдвигало неизбежную альтернативу: либо «революция справа», либо социалистическая революция. В их трудах настойчиво звучит утверждение о двух возможных «вариантах социальной революции» в современную эпоху — фашистском и коммунистическом. Именно это положение отстаивал американский историк Ю. Вебер на XIII Международном конгрессе исторических наук в августе 1970 г. в Москве, когда он утверждал, будто бы захват власти гитлеровцами в 1933 г. представлял собой лишь один из двух возможных вариантов революции в Германии. Вторым (и менее желательным для него. — А. Б.) вариантом был, по мнению Вебера, коммунистический переворот.
В аналогичном духе высказался на конгрессе западногерманский историк Э. Нольте. Вопреки очевидным фактам, он пытался доказать, будто бы фашизм имел некую «народную» природу, а захват власти гитлеровцами объяснял лишь гнилостью парламентской демократической системы.
В работах Ю. Вебера и Э. Нольте фашизм предстает антикапиталистической силой, обладавшей на определенных этапах «динамической революционностью». Голландский историк Д. Конзениус, представлявший на конгрессе Ватикан, призвал искать в политике фашизма не только реакционное, но и прогрессивное начало. Оценку фашизма как проявление крайней реакции Д. Конзениус назвал односторонней и ошибочной.
Одним из вариантов легенды о «правом радикализме» или даже «революционности» германского национал-социализма является широко распространяемый реакционной, особенно западногерманской, историографией тезис об отсутствии преемственности между политическим и социальным строем Веймарской республики, с одной стороны, и гитлеровского третьего рейха, с другой. Такие историки, как Г. May, Г. Краусник, В. Конце, Г. Ротфельс, Г. Бухгейм и другие, игнорируют классовую сущность фашизма, как одной из форм политического господства империалистической буржуазии, и стараются «доказать», что гитлеровская диктатура носила «радикально-революционный» характер по отношению к империалистической Веймарской республике. Нетрудно, однако, заметить, что в этих рассуждениях преднамеренно игнорируется тот неопровержимый факт, что как в годы Веймарской республики, так и в годы фашистской диктатуры политическое господство монополистической буржуазии в Германии оставалось неизменным.
Некоторые реакционные историки доходят даже до того, что, рассчитывая на неосведомленность читателя, пытаются оклеветать международное коммунистическое движение, Коминтерн, КПСС и КПГ, возложить на них вину за усиление фашизма в Германии и захват власти гитлеровцами.
Так, уже упомянутый американский историк С. Поссони пытается протащить тезис о том, что гитлеровская партия в период с 1928 по 1933 г. будто бы осуществляла совместные действия с немецкими коммунистами, выполнявшими «соответствующие распоряжения Москвы».
Цель подобных циничных фальсификаций состоит в том, чтобы оклеветать революционные партии рабочего класса. Исторические факты, однако полностью изобличают фальсификаторов. Известно, например, что еще в 1922 г. Коммунистический Интернационал обратил особое внимание коммунистических партий на необходимость борьбы против фашистской опасности. В тезисах Конгресса подчеркивалось, что для буржуазии оказывается уже недостаточно «законных методов подавления революционной борьбы трудящихся», поэтому она переходит «к созданию особой белой гвардии, которая специально направлена против всех революционных стремлений пролетариата и все более и более служит для насильственного подавления всякой попытки рабочего класса улучшить свое положение».
Борьба против наступления фашизма приобрела особое значение в деятельности КПГ в годы мирового экономического кризиса, наполненные крупными социальными событиями и потрясениями.
Уже XII съезд компартии Германии, состоявшийся в июне 1929 г., с особой силой указал партии и всем трудящимся на опасность фашизма, подчеркнул губительное влияние нацистской пропаганды на трудящихся. Коммунистическая партия Германии сумела разглядеть за демагогическим камуфляжем нацистов их подлинную классовую сущность как орудия реакционных монополий. Вождь германского рабочего класса Э. Тельман, разоблачая претензии гитлеровцев представлять интересы «всей нации», указал, что нацисты — «партия, которую задаривают деньгами не только германские промышленники, но и из-за границы, является самым опасным и самым грязным орудием германского финансового капитала… Национал-социалистам, которые в своих выступлениях говорят о «третьей империи», следует заявить, что за их словами «нация» и «социализм» скрывается зверская рожа капиталистов-эксплуататоров».
В январе 1931 г. ЦК КПГ на специальном пленарном заседании обсуждал практические вопросы борьбы против нараставшей фашистской опасности. Он поставил во главу угла вопрос о вовлечении социал-демократических рабочих в боевой антифашистский фронт. Организованная в мае 1932 г. Коммунистической партией Германии «антифашистская акция» вылилась в широкое движение борьбы против угрозы нацистской диктатуры. В него включались десятки тысяч рабочих коммунистов и социал-демократов. В то же время правые лидеры германской социал-демократии и руководство профсоюзов систематически отклоняли призывы коммунистов к установлению единства действий и перед лицом фашистской опасности продолжали политику раскола рабочего класса.
Не будет преувеличением сказать, что в политической деятельности компартия Германии в годы, предшествовавшие захвату власти гитлеровцами, важнейшей задачей являлось разоблачение той опасности, которую представляли нацисты для германского народа, и борьба за. укрепление и объединение антифашистских сил в стране. Большую помощь в этом направлении оказывал немецким коммунистам Коммунистический Интернационал. ХII пленум Исполкома Коминтерна, состоявшийся в августе 1932 г., определил ряд конкретных задач мобилизации масс на борьбу против фашизма, реакции и войны. В воззвании к рабочим всех стран, опубликованном в марте 1933 г., ИККИ выдвинул боевую программу антифашистской борьбы коммунистов и социал-демократов как платформу их единства действий. Исполком Коминтерна выразил твердое убеждение, что «единый фронт рабочего класса против буржуазии отбил бы наступление капитализма и фашизма…».
В 1933–1935 гг. Коммунистический Интернационал предпринял ряд важнейших шагов на пути выработки стратегии и тактики антифашистской борьбы. Героическая схватка Г. Димитрова с гитлеровским режимом на Лейпцигском процессе по делу о поджоге рейхстага способствовала сплочению всех противников нацизма и подъему антифашистской борьбы. В решениях XIII пленума ИККИ, состоявшегося в декабре 1933 г.» было дано определение фашизма как открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее шовинистических и наиболее империалистических элементов финансового капитала. Это определение вскрывало подлинную классовую сущность фашизма, помогало разоблачать. социальную демагогию гитлеровцев, давало основу для будущих выводов о возможности объединения всех антифашистских демократических сил.
Огромное значение для развития борьбы всех революционных и демократических сил против фашизма имели исторические решения VII Всемирного конгресса Коммунистического Интернационала. Конгресс подчеркнул, что фашизм, превратившийся в угрозу интернациональную, является наиболее опасным и наиболее жестоким врагом, с которым когда-либо сталкивалось международное рабочее и демократическое движение. Целью этого врага является уничтожение сил социализма, демократии и прогресса. Особенно большую опасность, как отметил конгресс, представляет собой германский фашизм — ударный кулак международной контрреволюции, главная сила мировой империалистической реакции. В выступлениях делегатов конгресса указывалось также^на огромный вред социал-демократических взглядов на фашизм как на мелкобуржуазное движение. Такие оценки фашизма притупляли бдительность трудящихся, дезориентировали партии рабочего класса и могли лишь привести к тому, что в решающий час значительная часть трудящихся не узнала бы в фашизме «кровожаднейшего финансового хищника, своего злейшего врага». Конгресс предупредил коммунистов и всех трудящихся, что фашизм широко пользуется в своей политической практике изощренной демагогией, играет на радикальных требованиях трудящихся, спекулирует на их ненависти к эксплуататорам, заражает их шовинистической, расистской, человеконенавистнической идеологией.
На основе глубокого и всестороннего анализа фашизма VII конгресс выработал действенную политику единого рабочего и народного фронта как главного средства борьбы против фашизма. На основе решений VII конгресса Коминтерна немецкие коммунисты, ушедшие в подполье, выработали стратегию, тактику и методы борьбы против гитлеровской диктатуры.
Таковы факты. Но они мало смущают реакционных историков, которые выполняют социальный заказ империалистической буржуазии. Немало сил прилагают они, чтобы выставить фашизм «спасителем» немецкого народа в годы кризиса, в период социального и экономического хаоса. Именно фашизм, утверждают его апологеты, сумел создать крепкий фундамент, состоящий из благосостояния, внутриполитической стабильности и внешнеполитического престижа. Одним Из распространенных аргументов в пользу «радикализма» гитлеровцев являются разглагольствования о «ликвидации» фашистской диктатурой безработицы и других последствий экономического кризиса.
Известно, однако, что Гитлер пришел к власти, когда наиболее острый период экономического кризиса был уже позади. Расходуя все резервы страны ради создания лучшей конъюнктуры, форсируя гонку вооружений, используя некоторое экономическое оживление, наступившее по окончании циклического кризиса и связанное с ним сокращение безработицы, фашистский режим старался убедить широкие массы в том, что его политика привела к «экономическому возрождению». Однако на деле это было не так. Ограбление рабочих путем повышения налогов, принудительного использования их сбережений, ликвидации всех видов социального обеспечения явились основным источником, питающим фашистский государственный бюджет, две трети которого поглощались расходами на вооружение. Аграрная политика гитлеровцев обрушилась на крестьян-бедняков, которых разоряли низкие принудительные цены, высокие налоги, расходы на строительство дорог и т. п. В гитлеровской Германии был установлен режим «организованного голода», снабжение населения резко ухудшилось. Широкую известность приобрела крылатая фраза Геринга: «Мы дадим немцам пушки вместо масла».
Распространению легенды о Гитлере-«революционере» способствуют и такие «труды», как книга М. Домаруса, содержащая обширные комментарии речей и публикаций фюрера в 1932–1945 гг. Особенно много внимания уделяет автор личности Гитлера, подчеркивая «динамичность» его натуры, «патриотизм» и «независимость». Под последним качеством Домарус понимает «свободу» фашистской верхушки от каких-либо связей с монополистическим капиталом. Механизм фашистского господства в фундаментальном по объему «труде» полностью искажается, и вся политика гитлеровской клики предстает перед читателем как «функция воли» нацистского вождя.
В унисон с западногерманскими реакционными историками выступают социологи и историки США и Англии. Автор книги «Коричневая революция. Социальная история третьей империи» американский историк Д. Шёнбаум утверждает, например, будто бы в фашизме всегда преобладали антикапиталистические «революционные» тенденции. В гитлеровской партии «были революционные элементы», подчеркивает и американец Д. Хогган. Английский автор Б. Гранцов в книге «Зеркало нацизма. Английское общественное мнение о возвышении Гитлера в 1929–1933. годах» объявляет Гитлера «пролетарским революционером», а его идеологию — «революционно-разрушительной».
Чувствуя слабость своей «аргументации» и пытаясь как-то обосновать мифические утверждения о «радикальных» или даже «революционных» тенденциях, которые будто бы имели место в фашистском режиме, буржуазные историки обычно ссылаются на тот период деятельности гитлеровской, партии, когда она еще находились в оппозиции.
В этом смысле характерно утверждение одного из реакционных социологов, в прошлом «теоретика» национал-социализма Армина Моллера о том, что нацизм вообще следует оценивать и рассматривать «не от Аушвица, не с конца его существования, а с самого начала его возникновения», когда он якобы содержал революционные, радикальные черты.
Буржуазная историография тщательнейшим образом препарирует историю раннего национал-социализма в Германии, пытаясь во что бы то ни стало найти в ней аргументы для своих фальсификаторских измышлений.
В западногерманской историографии, например, отчетливо прослеживается тенденция представить фашистское движение начала 20-х годов как весьма пестрое по своей социальной сущности явление, включавшее в себя «революционные» и «леворадикальные» течения. Поэтому нацизм-де 20-х годов резко отличается от периода после 1933 г. своим «радикализмом» и «романтизмом».
В ряде работ, посвященных раннему национал-социализму, особое место занимает монография западногерманского историка Рейнгарда Кюнля, рассматривающая взаимоотношения между различными группировками в рядах гитлеровской партии. Как уровень исследования, так и разнообразная источниковедческая база этой работы делает ее заметным явлением в западногерманской историографии фашизма. Автор стоит на демократических позициях и оценивает национал-социализм как величайшее зло, содержащее даже в первые годы своего существования зародыш будущей катастрофы немецкого народа. Он отбрасывает тезис о единоличной виновности Гитлера в преступлениях нацизма. Однако отсутствие четкого представления о классовой сущности нацизма мешает Р. Кюнлю убедительно опровергнуть эту точку зрения.
Ошибочны и оценки классовой сущности НСДАП в целом и ее «левого» крыла в частности, которые приводит Р. Кюнль. «НСДАП, пишет он, по своим требованиям была рабочей (!) партией. Ее программа, идеология и агитация, однако, с начала несла на себе мелкобуржуазный отпечаток». В другом месте Р. Кюнль называет гитлеровскую партию «мелкобуржуазным движением возрождения». И хотя Р. Кюнль отнюдь не затушевывает антикоммунизма, антисоветизма, агрессивности «левых» нацистов и неоднократно подчеркивает демагогический характер их заявлений, его монография объективно все же дает известную почву для утверждений о «радикальном» и «революционном» характере нацизма на раннем этапе его развития.
Конечно, даже реакционные буржуазные историки, как правило, не рискуют в наши дни открыто называть прогрессом чудовищные преступления фашизма перед миром и человечеством. Оправдывать и прославлять гитлеровский террор, зверства Освенцима и Бухенвальда, злодейский «новый порядок» отваживаются лишь немногочисленные неонацистские историки. Поэтому-то поиски «прогрессивных тенденций» и «революционности» фашистского движения ведутся не в разбойничьей контрреволюционной практике гитлеровцев, а в политической программатике нацизма 20-х годов, нередко именуемого «романтическим национал-социализмом». Аргументами, «доказывающими» «радикализм» гитлеровцев, служат при этом ссылки на их многочисленные демагогические заявления, рассчитанные на привлечение в ряды фашистского движения средних слоев населения и определенной части трудящихся. Буржуазные историки, ссылающиеся на документы и лозунги гитлеровцев, как правило, пытаются выдать их за чистую монету и преднамеренно абстрагируются от того, что нацистская программа, являясь своеобразной формой идеологии монополистического капитала, имела в то же время определенную специфику, так как предназначала свое содержание для другого класса, т. е. для объекта эксплуатации и подавления, и была по существу лишь суррогатом идеологии для тех, кого требовалось подчинить империалистическим интересам.
«Почему германские фашисты, эти лакеи крупной буржуазии и смертельные враги социализма, выдают себя массам за «социалистов» и свой приход к власти изображают как «революцию»? — говорил Г. Димитров. — Потому, что они стремятся эксплуатировать веру в революцию, тягу к социализму, которые живут в сердцах широких трудящихся масс в Германии…
Фашизм… обставляет свой приход к власти как «революционное» движение против буржуазии от имени «всей нации»….
Немаловажно отметить, что применение гитлеровцами радикальной и псевдореволюционной фразеологии тщательно «дозировалось» таким образом, чтобы не отпугнуть руководящие круги монополий. Чем ближе были гитлеровцы к осуществлению своих целей и реальнее становилась перспектив установления их диктатуры, тем осторожнее и с большей оглядкой пользовались они в своей пропагандистской практике псевдосоциалистической и радикально звучащей фразеологией.
В доверительных же беседах с представителями монополии фашистские лидеры высказывались вполне определенно. «Социализм — скверное слово, — подчеркивал Гитлер в беседе с правобуржуазным деятелем Р. Брейтингом. — Марксизм нужно убить… О моем отношении к частной собственности я не могу говорить на народных собраниях, так, как это говорю я вам. Ведь мы здесь среди порядочных людей».
С первых же месяцев существования нацистской партия Гитлер и его сообщники с нескрываемым презрением относились к рабочему классу, к трудящимся и утверждали, что люди, «работающие только физически», не в состоянии «логически мыслить».
В одной из бесед со своим бывшим соратником О. Штрассером Гитлер подчеркивал, что в случае прихода его партии к власти собственность монополий останется нетронутой и предприятия не будут социализированы. Еще откровеннее высказывался относительно подлинной сущности демагогических заявлений нацистов Германии Геринг. В письме на имя директора одной из крупных фирм, которое случайно проникло в печать, он писал: «По поводу Вашего замечания о социалистическом движении — антикапитализме, как вы выражаетесь, я должен вам сообщить: не вводите себя в заблуждение текстом наших публичных плакатов… Если вы боитесь за будущее, то вы нигде лучше не охранены, как в нашей национал-социалистической партии. Конечно, есть фразы «долой капитализм» и т. д., но они необходимы; ведь под знаменем «национальный», как вам известно, мы не придем к цели».
Буржуазные историки, выдвинувшие миф о «радикализме» справа и даже «революционности» германского фашизма, старательно обходят факты, проливающие свет на теснейшие связи гитлеровцев с монополиями и руководящими кругами рейхсвера, которые установились я окрепли задолго до 1933 г., т. е. именно на заре национал-социалистского движения в Германии. Безуспешными являются поиски каких-то «революционных» и «радикальных» тенденций в выступлениях «раннего Гитлера» и его сообщников. Достаточно, например, обратиться к анализу речей «фюрера» за 1919–1920 гг., чтобы убедиться, что все они содержат злобные нападки на марксизм, планы интервенции против Советской России, призывы «отправить на виселицу либералов» и выпады антисемитского характера. Ни в публичных выступлениях фашистских главарей, ни в их прессе, ни, наконец, в их программе — 25 пунктах — нет и намека на требование каких-либо действительно радикальных преобразований общества.
Факты также неопровержимо свидетельствуют о том, что с первого до последнего дня своего существования гитлеровская партия была прямой агентурой реакционных монополий, на содержании у которых она находилась.
Особенно большую роль в финансировании гитлеровской партии в ранний период ее деятельности сыграли берлинский монополист Борзиг, владелец стального треста Тиссен, концерн Стиннеса, уполномоченный «И.Г, Фарбениндустри» Питш и другие.
В кассу гитлеровской партии текли деньги также и из иностранных источников — английских и американских монополий.
Значительное количество новых, ранее не известных документов, проливающих свет на теснейшие связи нацистской верхушки с монополистическим капиталом Германии, содержит сборник «Анатомия войны», подготовленный группой историков ГДР.
Материалы сборника убедительно вскрывают сущность контактов германских фашистов с капиталистами и банкирами Германии, а также США, установившихся задолго до захвата власти гитлеровцами. Верхушка империалистической буржуазии видела в НСДАП единственную силу, которая «одна только в состоянии противостоять революционному перевороту».
В 1931–1932 гг. Гитлера и его партию прямо или косвенна поддерживали такие крупные монополисты, как Кирдорф (ежегодный взнос около 6 млн. марок), Гугенберг (2 млн.), Феглер, Шахт, фон Штаусс, Флик, Шницлер, Тиссен, Сименс, Цанген, Рейш, Шпрингорум, Гельферих, Мерк, Виттхефт, Вейндорф, Ростерг и многие другие. Эти фамилии представляли почти всю угольную, металлургическую, химическую, судостроительную и многие другие отрасли промышленности, а также крупнейшие банки страны, всего более 160 гигантских монополий с капиталом более 1,5 млрд. марок, составлявшими около 70 % общего капитала всех акционерных компаний Германии.
«Революционность» и «радикализм» справа, якобы присущие гитлеровцам, не более чем миф, рассчитанный на обман неосведомленных или легковерных людей. Факты неопровержимо свидетельствуют о том, что как в ранний период своего существования, так и впоследствии, когда перед лицом преступлений нацистов содрогнулся мир, гитлеровский фашизм был реакционной политической силой, инструментом наиболее экстремистских кругов империалистической буржуазии, смертельным врагом прогресса и демократии. Это полностью справедливо как для раннего национал-социализма, когда ареной его действий были, еще только мюнхенские пивные, так и для фашизма, создавшего Освенцим и Бухенвальд. Фальсификаторские потуги реакционной историографии, выдвигающей миф о «радикализме» германского фашизма, бессильны изменить приговор истории.