Из архива нагобота с идентификационным позывным

«Деке», категория информации — «аудиозаписи»

— Где она сейчас?

— Внизу, в кафе. Репетирует. То есть распевается. У нее завтра кастинг.

— И как, на твой вкус?

— Голос неплохой. Клиентов вроде не отпугивает.

— Голос! Мы что, ради этого репутацией кафе рискуем?! Я про… Сама знаешь.

— Марь, я этим больше не увлекаюсь. Федор против.

— Да ладно! Мне-то не ври, знаю я, как он против. До сих пор небось втихую прикладывается, когда тебя в постель тащит… Ну так что?

— Воздействие определенно похожее.

— Определенно?

— Очень похожее!

— Значит, я была права. Нужная девочка, такую бы использовать… Представляешь, перспективы какие!

— Она же родственница!

— Пф! Подумаешь! Отцу ты о ней не сказала, так что он и знать ничего не будет, сестричка твоя невесть когда явится за дочкой, а нашей маме по фигу, кто она там, лишь бы на пользу делу… Ань, а ты уверена, что она вообще человек? Очень уж своеобразно на ее пение народ реагирует. Может, она маскируется просто? Маска какая-нибудь эластичная, а под ней атрионка?

— Нет никакой маски. Кожа, волосы — все натуральное.

— Н-да?.. Кстати! Где образцы? Ты мне для теста обещала! Сколько уже тянешь с этим?!

— Ну не получалось… Обещаю, завтра утром отправлю в лабораторию.

— Утром… А пораньше никак? Ладно. Значит, вечером результаты будут. Вот и узнаем точно, кто она. А я пока найду способ маме втихую идейку подкинуть, как использовать девчонку, раз родительница у нас такая недогадливая. Стареет, теряет хватку…

— Марь, может, не стоит? Рианна хорошая!

— Хорошая, не спорю. Вот и пригодится.

— А если не получится? Если раскроется все? Она же у инвестора была, хоть и не признаётся. Никто другой ей пароля бы не дал. Наверняка ее ко мне отправили, чтобы под присмотром держать, раз уж она в курсе.

— Правильно. Потому и прибрать твою племяшку к рукам нужно побыстрее. Найдем чем замотивировать, запугаем в крайнем случае, будет молчать как миленькая, даже если родственники объявятся. Тут главное — успеть… Ну не убивать же ее?

— Нет, конечно! Но… Марь, давай все же маме скажем, что Рианна наша родственница, а? Не будем больше скрывать.

— Анька, не зли меня! Иначе я все твоему отцу расскажу. Он и так с тобой редко общается, а узнав правду, вообще все связи разорвет. Гражданства лишишься моментально. Конфедералы кафе твое с землей сровняют. И производству каюк. Что после этого с тобой мама сделает, сама знаешь. А Федору ты не нужна без… гм… дохода. Разведется, уедет на свою Землю и детей заберет. Все потеряешь, ни с чем останешься. Ты этого хочешь?

— Нет!

— Вот и умничка. Значит, сиди тихо, помалкивай и мне не мешай. И вот еще что… Спустись-ка вниз. Связь не блокируй, я хочу послушать, что там за голос такой…

Звук лился, затапливая пространство, поднимаясь ввысь и обрушиваясь обратно. Стекал по стенам, струился по полу, порождая водовороты. Перекатывался через мебель и через ноги сидящих у стены слушателей. Ласково взбирался по телам, нежно гладил приоткрытые на полувдохе губы, затягивал топкой поволокой глаза и возвращался ко мне.

Я не знала, чем именно его наполнить: основываться на скудной мимике людей и полноценно формировать эмоциональный фон для меня по-прежнему было непосильной задачей. Поэтому использовала единственное, мне доступное, — просто отражала то, что улавливала. Настороженность расположившейся в крайнем кресле пожилой дамы в идеально пошитом сиреневом юбочном костюме, с убранными в строгую высокую прическу белыми волосами. Сосредоточенность постукивающего пальцами по колену, солидного, с проседью на висках, тучного мужчины, который недостатки своей фигуры пытался скрыть под не менее объемным свитером и широкими брюками. Задумчивость долговязого, похожего на тонкую ветку, землянина в странной, словно не по размеру, растянутой черной одежде, прижавшего ко лбу указательный палец. И завороженность Дмитрия, не отводящего от меня взгляда.

Опрятный бежевый костюм, белая рубашка, ровный боковой пробор на светлых волосах, в основной своей массе переброшенных на другую сторону, маленький шрам над верхней губой… Он ведь защищая меня, его получил.

Я вновь окунулась в события вчерашнего дня. Нервное напряжение после перемещения. Испуг, когда я посмотрела на стоящего рядом спутника и увидела ползущую от разбитой губы к подбородку красную струйку. Моя рука, невольно поднявшаяся к его лицу, и пальцы, скользнувшие по влажной коже…

— Это что?

Вопрос, недоумение и понимание того, насколько же мы разные, когда услышала пояснение:

— Кровь. Не страшно, до свадьбы заживет.

Тревога сменилась благодарностью, которую я не задумываясь выплеснула, окатив ею опекуна. Ну и всех остальных заодно.

Дмитрий побледнел, закрывая глаза, женщина покачнулась, тонкий мужчина вздрогнул и уронил руку, а во взгляде пожилого появилась растерянность.

Упс… Я перестаралась?

Сменила тональность, поспешно нивелируя полученный эффект менее яркими ощущениями. Интересом, с которым я рассматривала гигантские неподвижные дома, напоминающие комплекс на Терре. Приятным и уже знакомым комфортом жилых помещений. Легким волнением в ожидании начала прослушивания. Это наверняка всем землянам знакомо, должно легче восприниматься.

Кажется, не ошиблась, потому что слушатели расслабились. На этом я и решила закончить выступление. На первый раз хватит. Ну а если им мало, тогда попросят, и я еще что-нибудь придумаю.

Финально подбросила звук, переливчато-нежно опустив его на зрителей, и замолкла. Несколько секунд мне пришлось постоять в тишине, но я не волновалась, помня, что люди — не атрионы и не сразу проявляют реакцию. Наконец земляне зашевелились. Мужчина в свитере принялся растирать подбородок и шею, словно она у него затекла. Женщина повернулась к нему и начала что-то тихо говорить. Долговязый не сразу, но тоже к ним присоединился. А вот Дмитрий почему-то покраснел и смущенно кашлянул.

Надеюсь, ему не за меня стыдно? Решив, что стоять столбом не имеет смысла, подошла, чтобы сесть на свободное кресло рядом.

— Я нормально пела? — шепотом спросила, пользуясь тем, что остальные занялись обсуждением и на меня больше внимания не обращали.

— Да… То есть очень хорошо, — с заминкой ответил опекун.

Голос хриплый, дыхание неспокойное, глаза как-то быстро отвел… Может, ему не понравилось, а обижать не хочет? Ох, как же с людьми трудно! По реакции атриона я бы сразу поняла, что он чувствует!

Голоса тех, кто обсуждал мою кандидатуру, стали громче. Они определенно спорили, и не услышать наиболее отчетливых фраз мог бы только глухой.

— Да не бывает так!

— Тогда что это было?

— Докажи!

— А запись на что?

Долговязый мужчина сорвался с места. Выскочив в распахнувшийся проем стены, через секунду он появился за прозрачной перегородкой, которая отделяла зал для пения от еще одной, совсем маленькой комнатки. Наверное, она была важна в каком-то функциональном смысле, о котором я ничего не знала. А когда в помещении вновь зазвучал мой голос, лишь коротко ахнула, потому что воспринимать его единым с собой — это одно, а слышать независимым, отдельным — совсем иное. Неприятно, надо признать. Как-то неправильно.

Я невольно поморщилась. Звук казался сухим, чужим, лишенным эмоциональности. Он шел ровным потоком из углов комнаты, вызывая колебания воздуха, и потому порождал нечто, аналогичное голосовой речи, разве что без слов. Но это нельзя было назвать музыкой в привычном смысле. Неужели все, чем я так старательно наполняла звук, исчезало и не воспринималось людьми? Тогда понятно, почему Дмитрию не понравилось.

Бросила на него виноватый взгляд, извиняясь за то, что не оправдала ожиданий, и опешила. Опекун улыбался! Приопустив веки, чуть заметно покачивал головой, вслушиваясь в эти сухие колебания воздуха, и, вне всяких сомнений, наслаждался. Мм… Это как?

Обернулась к комиссии, и мое недоумение усилилось. Земляне внимательно слушали, реагируя совсем иначе, чем на живое пение. В позах — уверенность, в глазах — облегчение, словно они наконец слышат что-то им понятное и знакомое.

Брр… Ничего не понимаю!

— Удачная секвенция, — едва умолкло звучание, вынесла вердикт женщина. — И то, что хроматическая, в данном случае, с учетом специфики голоса, мне кажется вполне уместным.

— Три регистра или мне показалось? Контральто вроде было? — уточнил тучный мужчина и, получив согласные кивки, продолжил: — И все же воспринимается как однородный, эмиссия легкая. Давно такого не слышал.

— Парадокс, — буркнул вернувшийся в зал долговязый землянин. — Откуда тогда такое воздействие?

Комиссия зашумела. Теперь посыпались совсем уж непонятные слова. «Форшлаг», «мелизмы», «вибрато»… Слушая земную терминологию, я растерянно хлопала глазами, надеясь, что все это не означает совсем уж плохого результата. И волновалась, напряженно ожидая вердикта. Нервно стискивала пальцы, вздрагивая от зябкого ощущения прохлады, прокатывающегося по телу, хотя до этого температура была комфортной. Неужели мои надежды не оправдаются?

Видимо, мое состояние Дмитрий заметил. Осторожно спрятал мои холодные ладони в своих, согревая, а во взгляде появилось выражение, которое сложно было трактовать иначе, нежели желание вернуть мне уверенность в себе.

Поддержка была своевременной и приятной. Наверняка потому, что опекуна я больше не воспринимала как чужого. Мне рядом с ним было хорошо. Вернее… ладно, что уж лукавить… мне от его прикосновений было хорошо! Он словно делился со мной чем-то очень важным. Уютным, добрым, ласковым. Терять этот контакт не хотелось. И, похоже, не только мне. Дмитрий тоже не спешил убирать руки, даже когда прения комиссии закончились и с победным: «В общем, вы поняли, что это не мое» — женщина вышла из зала. Тучный мужчина помедлил, он явно сомневался, но в итоге кивнул долговязому и, буркнув: «Пробуй сам» — тоже покинул помещение.

Оставшийся посидел еще немного в задумчивости. Сначала рассматривал меня цепким взором совсем маленьких черных глаз, затем поднялся и пересел ближе. Неловко подтянув вверх сползшие на кисти растянутые рукава, сцепил пальцы в замок. Облокотился на сведенные колени, нелепо расставив ступни в стороны, и представился:

— Сарсон Яргович Лай, главный режиссер концертного комплекса МАСС.

Имя у него оказалось таким же угловатым и нескладным, как он сам. Да и речь отрывистая, но вполне доброжелательная, и это меня в некоторой степени успокоило.

— Прошу простить моих коллег, у нас музыкальный сезон на носу: гастроли, репертуары распределены. Брать новых исполнителей — настоящая авантюра, а ваш случай сложный, скажем прямо, нестандартный, этим заниматься серьезно надо. Но меня вы заинтриговали, готов рискнуть.

Он улыбнулся и протянул руку. Удивительно, но улыбка моментально его преобразила. Нос стал казаться менее острым, тонкие бледные губы проявились отчетливее, даже выпирающий подбородок словно втянулся, округлив лицо. Лишь глубоко посаженные глаза по-прежнему цепко следили за всем, что происходит.

Вспомнив о том, как на Терре приветствовал меня Дмитрий, я положила пальцы на узкую ладонь. И не ошиблась — Сарсон Яргович склонился над рукой. Вот только кожи он не коснулся, лишь видимость создал. Любопытно… А еще любопытнее то, что опекун, едва моя рука вновь обрела свободу, немедленно вернул ее в свои. Это для меня подтверждение, что он все будет контролировать и без его поддержки я не останусь? Или же для собеседника намек на… на то же самое? Или и то и другое одновременно?

Кажется, последнее. Ведь мне так спокойнее, а во взгляде визави появилось понимание и… вопрос. Только вслух он его не задал, просто смотрел на Дмитрия, ожидая, что тот ответит.

Охватившее меня недоумение длилось ровно секунду, его моментально смела догадка. Вернее, воспоминание о том, что мужчины-земляне умеют общаться телепатически! Ох, сколько раз мне мама это говорила, а я… Я забыла напрочь! Но как я могла об этом вспомнить, если на Терре Дмитрий ни с кем так не разговаривал? Ни со своим братом, ни с дедушкой, ни с Федором Антоновичем. Я слышала лишь обычную речь, даже когда они между собой диалог вели. Стоп! А почему?

— Простите, я не телепат, — коротко сообщил опекун.

О как… Такое бывает? Мама не говорила, что есть исключения.

— Понимаю, — сочувственно кивнул Сарсон Яргович. — Последнее десятилетие все чаще появляются люди без способностей. А всё наша космическая экспансия! Я уверен, она виновата. Сидели бы на Земле, и проблем бы не было. Куда катится мир…

Он трагично вздохнул. Однако сожаление было проявлением деликатности, поэтому долго не продлилось. Землянин быстро вернулся к текущим делам.

— Так вот… Флориана, верно? — уточнил, хотя наверняка знал, ведь для прослушивания меня в зал по имени вызвали. — Красиво. Броско. Узнаваемо. Хороший выбор. Менять не будем. Так вот, Флориана, голос у вас своеобразный. Не буду мучить вас терминологией, вижу, что она вам ничего не объяснит, вы ведь не профессионал. Скажу только, что потенциал у вашего голоса огромный, но поставлен он ужасно, совсем никакой школы. Вы им пользуетесь, применяя сразу все, что вам доступно. Это… — Он запнулся, подбирая ассоциации. — Это как есть одновременно соленые огурцы и торт. Горчицу и мороженое. Вы не ели мороженого?

Мужчина задумался, сообразив, что я не реагирую с тем эффектом, на который он рассчитывал.

— Тогда кофе и…

Он не договорил, а меня уже передернуло от неприятных воспоминаний. Зато Сарсон Яргович успокоился.

— В общем, с этим надо что-то делать, причем радикально. И быстро, потому что я надеюсь вывести вас в этот сезон. Значит, работать придется много. Очень много. Отдыхать — мало. От слова «совсем». Вы к этому готовы?

— Вполне.

Я даже не раздумывала. Вот еще не хватало — отлынивать от обучения и стенать, что большая нагрузка! Можно подумать, я на «Агране» отдыхала!

Мой энтузиазм мужчине понравился. Он даже приосанился как-то, принимая невероятно неудобную позу — прямая спина, шея чуть с наклоном вперед, одна рука упирается ладонью в колено, а сама нога приподнята на носок узкой черной туфли, пальцы другой руки лежат на вновь заострившемся подбородке, а локоть почему-то отведен в сторону.

— Очень хорошо. Тогда мне нужен контакт вашего вильюта, я подготовлю и сброшу расписание. Надеюсь, вы будете следовать ему точно, никаких опозданий. Заниматься придется не только со мной, преподавателей у нас много, но жалоб на них я не потерплю. Понятно?

Уверенно кивнув, я протянула ему руку. Наши запястья соприкоснулись, раздался краткий писк… Не сумев сдержать радостного возбуждения, я посмотрела на опекуна и получила в ответ улыбку. Он прекрасно понял, что я чувствую, ведь со вчерашнего вечера я официально стала настоящей землянкой! Да, еще не гражданкой Конфедерации, потому что работы у меня нет, я осталась в категории опекаемых, но зато теперь никто не усомнится в моем статусе! Ведь под кожей на руке у меня тот самый вильют — микроскопический прибор, без которого жизнь человека на Земле не будет полноценной. В нем все: идентификатор, пропуск в здания, ключ от дома, кредитка, коммуникатор для общения, активатор странных устройств для перемещения — флёров… И это отнюдь не полный список.

Дмитрий первым делом, едва мы покинули пограничный комплекс, отвез меня в Бюро социальных отношений, чтобы я это устройство получила.

— Это обязательно, — убеждал меня опекун. — Иначе такие эксцессы, как на Терре во время нашего отбытия, неизбежны.

Соглашаться на вживление было страшно. Я долго собиралась с духом, ведь на Атрионе не практикуется никаких внутренних вмешательств. А тут во мне будет что-то, да еще и неорганическое! Хотя как раз последнее меня и примирило с процедурой. Неорганика — это что-то инородное, оно не будет «жить» внутри меня. А сам укол… Я ведь и не почувствовала ничего толком. Наверное, потому, что, закрыв глаза, уткнулась лицом в плечо опекуна. Он меня приобнял и… И на этом все закончилось.

— Готово, — совершенно буднично известил служащий, убирая инструменты. — Настройки стандартные. Обучение требуется?

— Нет, спасибо, я сам этим займусь, — ответил Дмитрий вместо меня.

Я же завороженно изучала крошечное красное пятнышко на коже. Невероятное ощущение — знать, что я на Земле не чужачка. Я такая же, как все!..

— О чем задумалась? Сомневаешься в своих возможностях?

Мы уже вышли из зала следом за воскликнувшим: «Как время-то летит!» — и рванувшим по коридору, но все же успевшим попрощаться Сарсоном Ярговичем. Теперь Дмитрий крепко держал меня за руку, чтобы быть уверенным в том, что я останусь в очерченных на полу границах флёра, и выбирал на виртуальной панели, зависшей перед его лицом, параметры места, куда нам нужно попасть.

Внимательно наблюдая за тем, как именно и что делает опекун, я его успокоила:

— Нет, что ты! Я очень рада тому, как все удачно складывается. Не верится даже. После всего произошедшего… Можно я попробую?

— Конечно. — Дмитрий осторожно сместил невесомый экран ко мне. — Вот перечень наших последних перемещений. Выбрать из списка и нажать возврат.

— Понятно.

Палец коснулся активатора, и пространство заволокло белым сухим туманом. Вернее, он обрушился на наши головы, скрыв все, что нас окружало, а когда рассеялся, мы уже стояли в холле апартаментов, где жил мой опекун. Я с любопытством проследила за тем, как медленно погасло свечение напольного кольца. Ох, какой же необычный, а главное, удобный и быстрый способ перемещения используют люди, чтобы попасть в нужное место! Флёр… Вчера я засыпала опекуна вопросами, и он честно попытался объяснить мне принцип действия, хотя сам не был специалистом в этой области. Я поняла лишь то, что два таких устройства на небольшом удалении друг от друга при активации образуют между собой соединительный канал — коридор, пролегающий в подпространстве, и сквозь него тебя протаскивает какой-то физический закон. И это было самым удивительным, ведь я никакого движения не ощущала.

— Замечательно, — похвалил Дмитрий мое стремление все освоить. — Сейчас переоденемся и пойдем ужинать. Точнее, обедать, гулять и ужинать. Ты не против ресторана? Боюсь, что при твоей занятости у нас в ближайшее время не появится возможности полноценно расслабиться.

Я активно закивала, соглашаясь. Как можно отказываться от таких приятных перспектив? Вчера мне мало что удалось увидеть: пара офисных зданий, кабинеты, столовая в апартаментах опекуна и спальня, которую я даже не рассмотрела толком, — на кровать свалилась, как говорит мама, без задних ног. День оказался долгим, нервным и выматывающим. Утром же мне было не до любования интерьерами — я на прослушивание настраивалась. Даже от приобретения новой одежды отказалась, опасаясь не успеть. Надела ту, что носила вчера. К тому же она была удобной, я привыкла, а петь лучше в том, в чем тебе комфортно. Но теперь, когда проблемы позади, примерить что-то другое я не против.

— Вот здесь встань. Замри, — инструктировал Дмитрий, когда мы проследовали из холла в гостиную. Отошел, опустился на диван, потыкал пальцами по маленькому экранчику вильюта и разрешил: — Все, можешь сесть. Посмотрим…

Я так и поступила, а потом не поверила своим глазам — я продолжала стоять там, в центре комнаты! Не сразу сообразила, что это всего лишь мой голографический слепок в полный рост.

— Ну вот, — резюмировал опекун, развернув передо мной виртуальную панель, похожую на ту, что показывает гардероб. — Магазин доступен. Лимит на покупку я выставил, то, что не по средствам, заблокировал, остальное можешь примерять. Понравившееся откладываешь в корзину, потом удалишь, если передумала. Справишься?

А то ж! Я с азартом принялась осваивать новый способ приодеться. С увлечением меняла платья, юбки, блузки, обувь, поворачивая свое второе «я», чтобы как следует рассмотреть результат. Даже не заметила, как Дмитрий, поначалу наблюдавший за моими действиями, исчез из комнаты.

Неведомая мне «корзина» представляла собой перечень желаемых покупок и заполнилась моментально — очень уж много всего того, что мне приглянулось. Однако я сообразила, что там немало однотипных по функциональности вещей, потому и удалила две трети, оставив только то, что по-настоящему мне нужно. А когда убедилась, что больше ничего не требуется, подтвердила заказ…

Голограмма моргнула и исчезла, вместо нее появилась объемная надпись: «Благодарим за покупку. Время ожидания — 1 минута 10 секунд». Цифры менялись, мигали, и я зачарованно на них смотрела, с нетерпением ожидая, что же произойдет.

Наконец надпись погасла, и… И ничего. Подождав еще немного, я вскочила, рванула на выход искать опекуна. А вдруг я что-то не то сделала?! Ну и столкнулась с идущим мне навстречу Дмитрием.

Он устоял. Почти. То есть устоял бы, если бы не нес в руках свертки. Наверное, хотел меня поддержать, пакеты посыпались вниз, я же, как-то неудачно скользнув туфелькой по полу, подсекла его ногу, рефлекторно схватилась за рубашку…

Вертикальное положение сменилось на горизонтальное. Быстро, но на удивление мягко. Я не сразу сообразила, что Дмитрий в падении ухитрился развернуться и уронить меня на себя, не позволив удариться. Теперь я лежала на нем, он — на пакетах, а те — на полу. Не знаю, кому из нас было менее удобно, но мое сердечко бешено стучало, не желая успокаиваться. Впрочем… Грудь мужчины под моими ладонями тоже неподвижной не оставалась. Дышал опекун тяжело, смотрел с беспокойством. Волосы растрепались, рубашка порвана… Так вот что трещало!

Ойкнув, я попыталась с него сползти. Верное направление нашла не сразу, руки пару раз скользнули по телу. Голому телу, между прочим! Наконец мне все же удалось переместиться на твердую поверхность. Дмитрий сел, пару раз сглотнул, прежде чем заговорить.

— У меня доставка находится в холле… — зачем-то пояснил, словно это было сейчас самым важным. И только после этого поинтересовался: — Испугалась?

— Немного, — выдавила я, отчаянно краснея. — Больно? Я могу помочь? — в свою очередь проявила заботу, увидев, как опекун потирает ушибленный локоть.

И лишь потом сообразила, что я этого делать не умею. Вот была бы не экзотом, а фидером, запросто бы справилась. А так… Толку от меня никакого. Одни расходы и проблемы. Еще и рубашку ему порвала… И веду себя как ребенок…

В носу защипало, комната поплыла, размылась…

— Ты расстроилась? — спохватился Дмитрий. — Из-за меня? Ну вот еще не хватало! Все хорошо, слышишь?

Он притянул меня к себе, чтобы успокоить, но это почему-то дало обратный эффект. Я позорно разревелась. Всхлипывала, сжимая в пальцах разорванную ткань, но все же слушала, как над ухом раскатисто-мягко искал нужные слова мужской голос:

— Рианна, милая, да если б я переживал насчет каждого ушиба и не умел терпеть! Знаешь, сколько раз мне в детстве доставалось? Я же каждое лето в спортшколе проводил, а иногда и по нескольку раз в году, внепланово приходилось ездить, а там синяки и ссадины в порядке вещей. Вот и привык не обращать на них внимания. Мне обиднее другое было — и Гелия, и Эд оставались дома, а меня за тридевять земель отправляли. Я из-за этого даже постоянных друзей не имел и с родственниками редко общался, а уж про гостей и знакомых говорить нечего. Вот твои же родители и брат пару-тройку раз прилетали, а мне так и не довелось с ними пообщаться…

— Мои родители? Брат?

Я встрепенулась. Нет, я знала, что они до моего рождения дедушку навещали, а потом общение прекратилось из-за политических разногласий Конфедерации и атрионов, но знать — это одно, а видеть свидетеля тому — совсем другое. Хотя как раз «свидетель» из опекуна аховый. Зато есть Эд! То есть нет его, он на Терре. Тогда… Гелия!

— А ты меня с сестрой познакомишь? Она на Земле?

— Познакомлю, конечно. Да и родители, уверен, будут тебе рады. Особенно мама. Ну, успокоилась? Вот и хорошо. — Дмитрий улыбнулся, осторожно провел рукой по моим щекам, стирая мокрые дорожки. — Может, ну его, этот ресторан? Останемся дома? Поужинаем спокойно, а Землю потом посмотришь…

«Ресторан» (информация из Мировой энциклопедии по состоянию на 2810 год):

— предприятие общественного питания с широким ассортиментом блюд сложного приготовления (устар.);

— место досуга, совмещающее в себе функции обеспечения потребностей населения в питании, отдыхе, общении и развлечениях (совр.).

Перегнувшись через ограждение, то есть нагло пользуясь тем, что силовой экран не позволит мне свалиться вниз, я восхищенно ахала, Дмитрий сидел совсем рядом за столиком и неторопливо доедал ужин, а под нами медленно скользила идеально ровная водная гладь, перекатывалась через край обрыва, которым заканчивалось плато, и с грохотом всей своей разрушительной мощью обрушивалась на каменные уступы. Закатное желто-оранжевое светило ласкало воду лучами, а брызги разбивали их на многоцветные радужные дуги, утопающие в туманной мгле.

— Как же здесь замечательно! — Подпрыгнув от переполнявших меня эмоций, я с трудом оторвала ладони от ограждения и вернулась на диванчик. С него тоже все прекрасно видно, но мне этого мало, хотелось острых ощущений.

Да, в тот вечер, когда я столь опрометчиво врезалась в своего опекуна, мы никуда не пошли. По просительной интонации, по той легкой скованности, с которой он смотрел мне в глаза, я поняла — ему никуда не хочется. Потому и настаивать не стала. Какой смысл торопиться? У меня вся жизнь впереди! Но Дмитрий все же компенсировал мне мою самоотверженность. И теперь мы пусть полчаса, но каждый вечер (я — после занятий, он — после работы) отдыхали. И общались. Дмитрий много знал и охотно рассказывал мне о Земле. Я с энтузиазмом впитывала новые впечатления. Это же такой багаж эмоций! Для экзота непередаваемо важный!

Полет на стратосферной платформе. Парк с красными деревьями, очень необычными для Земли, где растительность преимущественно зеленая. Берег моря, безумно странного, потому что невероятно спокойного и теплого. Теперь вот водопад…

Бросив последний восхищенный взгляд на природное чудо, я поднялась следом за спутником, вложив ладонь в протянутую мне руку. Усталость, накопившаяся за день, все же давала о себе знать: голова пухла от информации, ужин плотно улегся в желудке и требовал покоя, время позднее, вставать рано…

— А завтра мы куда пойдем? — преодолев нарастающую сонливость, не удержалась от вопроса.

— Завтра?.. — Опекун задумался.

Однако узнать, что же он запланирует, мне не удалось.

— Димочка! — Радостное восклицание, не менее восторженное «ах!» и совсем уж экзальтированное: — Неужели ты вернулся?! Почему не сообщил? Я ждала! И почему не сказал, что сегодня в «Гайяну» собираешься? Я же просто чудом тут оказалась. Утром еще планировала в «Стаккоре» отдохнуть, а потом все же решила сюда. Как почувствовала! Жаль, опоздала. Уходишь уже? А это кто?

Воркующий голос приобрел тревожные интонации, голубые глаза впились в мое лицо изучающим взглядом, в котором мгновенно вспыхнуло отторжение. Я незнакомке не понравилась.

Впрочем, она мне тоже. Нет, чисто внешне красивая: высокая, с отличной фигурой, в темно-синем платье простого покроя, очень хорошо на ней сидящем, волосы шикарные, цвета светлого песка, гладкие, блестящие, черты лица приятные. В общем, все в ней чисто внешне неплохо, но… Но звать моего опекуна «Димочка» — это перебор. Даже если он ее на свидания приглашал. Что за фамильярность?! А может…

Мелькнувшая мысль мне не понравилась ничуть не меньше дамы. Может, у Дмитрия с ней серьезные отношения? Не супруга, понятное дело, иначе бы они вместе жили, но, возможно, она таковой станет в будущем? А что? Ведет себя уверенно, претензии предъявляет, вопросы задает без стеснения. Опять же обращение…

Перевела взгляд на опекуна и поняла, что ошиблась. Ну нельзя на женщину, к которой испытываешь настоящие чувства, смотреть с таким унылым выражением лица.

На душе стало спокойнее. И уверенность, вытесненная неприятными мыслями, вновь вернулась. К тому же Дмитрий скрывать мой статус не стал:

— Рианна, моя подопечная. Извини, Дарьяна, у меня не было времени. Я завтра обязательно с тобой свяжусь.

— Подопечная? Как же тебя угораздило?.. — удивленно моргнула женщина, а когда опекун нахмурился, подняла ладони, наглядно показывая, что с вопросами поторопилась: — Ладно-ладно, прости, я, как обычно, бестактна. Завтра все расскажешь. Пока!

Она лучезарно улыбнулась и стремительным движением подалась к Дмитрию. Руки легли на плечи, губы коснулись щеки… Лишь на мгновение. Отпрянув, Дарьяна взмахнула ладонью и отправилась за столик, который мы освободили. Дмитрий, так и не отпустивший моей руки, потянул меня к флёру. Встреча определенно испортила ему настроение. Он даже тихо чертыхнулся, пока устройство активировал. И не с первого раза нужный маршрут выбрал.

— Почему она так сказала? — спросила я, едва нас окутал конденсат. Даже не стала ждать, пока мы до дома доберемся, очень уж неприятной и непонятной казалась ситуация. Федор Антонович брать опекунство не торопился. Дарьяна на то же самое в отношении Дмитрия намекнула. — Разве быть опекуном плохо? Мама говорила, что это обязанность граждан Конфедерации — заботиться о тех, кто не имеет работы. Правда, это давно было. За это время что-то изменилось?

— Нет, не изменилось. Но опекунство затратно. Не каждый рискнет, если его доходы ограниченны.

— А твои? — Я заволновалась. Ведь у него раньше подопечных не было, значит, содержать их он возможности не имел. — Я тебя не очень сильно разоряю? Ой… — спохватилась, сообразив, что каждый наш поход в ресторан обходится ему недешево. — Давай ужинать дома, я прекрасно обойдусь без…

— Так.

Не дав договорить, Дмитрий подхватил меня на руки и вынес из круга. От неожиданности я прикусила язык и замолчала, недоумевая — чего он этим добиться-то хочет? На объяснение его поступок совсем не похож. Впрочем, последнее я тоже получила, когда на открытой террасе опекун поставил меня на ноги, но не отпустил, а прижал, развернув спиной к себе. Видеть его я не могла, зато прекрасно чувствовала гулкие удары сердца, шумное дыхание и голос, хрипловатый то ли от волнения, то ли от усталости. А может, мне это лишь показалось в ночной темноте, опустившейся на здания, контуры которых были подсвечены мягким сиянием.

— Смотри, Рианна. Небо, звезды, космос, Вселенная… Все это всегда меня манило. Тянуло и оставалось недоступным. Телом я находился здесь, а душой стремился туда. Я жил в уютном мире, созданном людьми, а хотел иного. Чего именно? Не знаю. И откуда у меня такая тяга, тоже не могу объяснить. Пока я был маленький, отец говорил, что это просто детские фантазии и нет в космосе ничего привлекательного, потом списывал все на юношеский максимализм и амбиции… Наверное, поэтому старался организовать мою жизнь так, чтобы не оставалось времени на глупости. По его мнению, глупости. А я все равно мечтал. А еще учился и спортом занимался, потому что надеялся стать одним из немногих, кто отправляется в экспедиции в открытый космос. К сожалению, отбор я не прошел, мне отказали. Тогда Натан Лайрович предложил стажироваться в его отделе. Я согласился. С анализом информации у меня никогда проблем не было, да мне и нравилось. А когда выяснилось, что меня отправляют в командировку на Терру, я был на седьмом небе от счастья! Мне выпал шанс побывать на другой планете, в другом рукаве Галактики! Однако Терра моих ожиданий не оправдала. Она мало чем отличается от Земли. Зато там я встретил тебя… Когда ты пела… когда я в первый раз тебя слушал, ведь голоса почти не воспринимал. Будто в другой мир провалился. Пустыня… Огромные, похожие на корабли живые существа, утопающие в рыхлом песке… Бушующий, практически черный океан… Все это вызвало в душе такой отклик, такую бурю эмоций, словно это и был тот мир, в который я мечтал попасть. Суровый, неуютный, но мой! Рианна, это было бесподобно! Изумительно! Это оказалось круче реальности, глобальнее всех фантазий. Я не знаю, как ты это сделала, но бесконечно благодарен тебе за возможность увидеть мою мечту. А когда ты попала в беду… Рианна, разве я мог отказать в помощи той, которая подарила мне то, к чему стремилась моя душа? Можно ли вообще думать о затратах, если чего-то очень сильно желаешь? Вот так. Понятно?

— Да, понимаю. — Мой голос тоже прозвучал не слишком спокойно. Тронутая его искренностью, я разволновалась. — Хочешь, я для тебя спою? Сейчас. Только тебе, больше никому.

— Очень! Но не здесь, не сейчас… — Мужчина спохватился, словно испугался.

— Почему?

Разговаривать спиной к нему было неудобно, и я все же развернулась в кольце удерживающих меня рук. Заглянула в глаза, совсем темные, ведь света было немного, поэтому их выражение осталось для меня загадкой. Однако стоять вот так, рядом, совсем близко, казалось правильным и неправильным одновременно. Видимо, не только мне, потому что, помолчав, опекун признался:

— Я боюсь, Рианна.

— Чего именно?

— С некоторых пор я боюсь своих желаний, — едва слышно выдохнул Дмитрий.

Ладони ласкающим движением скользнули по моей спине, объятия стали еще теснее. Я замерла, почувствовав жаркое, тяжелое дыхание у своего виска, и… И услышала:

— Время! А ну-ка спать! Быстро!

Он отстранился резко, стремительно. Перехватив мою ладонь, увел с террасы в дом.

Я расстроилась. Да, понимала, что он прав, что на сон мне осталось меньше, чем обычно, но ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось побыть с ним еще немного. А еще больше хотелось узнать, как дальше повел бы себя землянин. Он бы коснулся губами моих губ? То есть поцеловал? Мама так называла этот контакт. А еще она говорила, что если мужчина и женщина друг другу симпатизируют, то поцелуй совершенно закономерен. И что после него они не всегда становятся парой и женятся. Ну последнее как раз логично — люди льер не вырабатывают, их организмы иным способом настраиваются друг на друга. А я сейчас не в облике атрионки, значит, и мне поцелуй никакими серьезными последствиями не грозит. Вот и узнала бы, симпатизирует мне Дмитрий или же просто свои опекунские обязанности выполняет. Эх…

Нездоровое любопытство жгло изнутри и мешало уснуть. Подушка была неудобной, кровать — слишком жесткой. То я замерзала, то мне становилось жарко — автоматика комнаты никак не могла подстроиться под мои ощущения. В голове перемешивались воспоминания…

Сильные руки, заботливо меня обнимающие…

Приятно. Томительно.

Сдержанность мужчины, которую так хочется разрушить…

Как заставить его раскрыться?

Признание… «Голоса почти не воспринимал. Будто в другой мир провалился…»

Что-то еще было.

«…словно в другой мир попала. Вернулась обратно и даже не сразу поняла, где нахожусь…» — влажный блеск глаз взволнованной террианки, вручившей мне приглашение на второй тур.

Удивительное совпадение.

«Пустыня… Огромные, похожие на корабли живые существа, утопающие в рыхлом песке… Бушующий, практически черный океан…»

Дмитрий описывал Атрион, вне всяких сомнений. Эх, жаль, я не спросила, что именно увидела девушка. Можно было бы сравнить. И точно узнать, что за видения в головах людей стимулирует мое пение.

В том, что это именно так, я больше не сомневалась. И не только из-за слов опекуна. Вклад Сарсона Ярговича был ничуть не меньше. Правда, от версии о схожести видений пришлось отказаться. Разные люди видят разное, ибо желания и потребности у них различаются. Точка.

Почему я так решила? Да потому, что режиссер прямым текстом об этом заявил, когда я к нему явилась на следующий день, следуя пришедшему на мой вильют расписанию.

— Я был прав, когда заподозрил, что ваше пение сопровождается необычным эффектом. Вы не просто поете, Флориана, вы бьете по воображению в прямом смысле этого слова!

Расхаживающая передо мной по светлому паркету, размахивающая руками, затянутая в белый обтягивающий тонкий свитерок с высоким воротом и не менее узкие бежевые брюки, угловатая фигура Сарсона Ярговича смотрелась еще более нескладной. Даже черты лица казались еще острее из-за возбуждения, которое владело землянином.

— Я думал, это у меня одного такие странные галлюцинации возникают, думал с ума схожу потихоньку. Но нет! У других они тоже появляются. Различные. Основанные на тех мыслях, что в данный момент владеют сознанием.

Ах, так вот почему в предыдущие дни он просил меня спеть что-то коротенькое на свой вкус! И каждый раз моими слушателями были разные сотрудники репетиционного комплекса, с которыми режиссер потом уединялся для беседы.

— С научной точки зрения я это объяснить не в состоянии, я не специалист, но могу предположить некоторую стимуляцию участков мозга, отвечающих за образное мышление. Причем воздействует не сам звук, а что-то иное, неведомое, потому что прослушивание записи такого эффекта не дает.

Я лишь плечами пожала. Если уж он объяснить не может, то я тем более. Я ведь сама об этом побочном эффекте до откровений Дмитрия даже не догадывалась.

— Ваш опекун сказал, что вы на другой планете жили. Весьма вероятно, что непривычные условия на вас как-то необычно повлияли. Ваш организм отреагировал вот таким странным образом, и… Вуаля! Прорыв в вокале! Это поразительно!

Сбросив ту энергию, которая не давала ему покоя и заставляла бегать по залу, Сарсон Яргович плюхнулся на низенький диванчик, сев вполоборота ко мне. Подался ближе, и нога, закинутая на ногу, смешно дернулась вверх, потому что сиденье было низким, а его голени — намного длинней. Но режиссеру было не до анализа своего облика, он вдохновенно описывал перспективы:

— Ваши выступления, когда мы поймем суть механизма, а вы научитесь его контролировать и дозировать, соберут аншлаг! Флориана, вы же сейчас этим чудным эффектом пользуетесь ничуть не лучше, чем голосом. Это как самую изумительную музыку включить на полную громкость. Вы просто оглушаете своих слушателей. Сбиваете их с ног! Топите в пучине образов и видений. Они даже не понимают, что в этот момент вы еще и поете. Они вас не слышат. А нужно… — Он заговорил тише, словно хотел на собственном примере показать то, о чем говорит. — Нужно мягко, нежно, едва касаясь, пробуждать сокровенное. Заставлять зрителя вслушиваться в ваш голос, искать в нем отголоски мечты, томиться в предвкушении, балансировать на грани между явью и фантазиями. И лишь в финальном крещендо вы можете позволить ему насладиться кратким мигом столь страстно желаемого удовольствия. Вот тогда и только тогда и ваш голос, и ваш дар заиграют теми красками, на которые способны.

Гм… Как-то я об этом не задумывалась. Никто из моих учителей-атрионов даже не намекал на необходимость гасить эмоциональное воздействие, скорее наоборот. Мы и во время репетиций, и на выступлениях всегда отражали эмоции и выравнивали их фон в полную силу. Потому как в этом и заключается суть нашей работы и смысл существования экзотов в доме. А тут на тебе — снижать. Вопрос: как?

— Я попробую, — осторожно пообещала.

— Не «попробую», а «научусь»! Справишься обязательно, — тоном абсолютной убежденности заявил режиссер и пояснил: — Верить в себя, Флориана, для артиста так же важно, как иметь хорошие данные. Без этого не будет отличного результата.

А вот это мне как раз знакомо. Поучение Иты-Ял практически дословно. Да и в глобальности моего воздействия Сарсон Яргович прав, недаром Дмитрий меня вчера остановил и не позволил петь. Его фраза о страхе перед желаниями — тому подтверждение. Кому же понравится, если видения захлестывают с головой? Наверняка страшно не вернуться обратно и потерять связь с реальностью.

Значит, будем над этим работать. Искать способы убрать воздействие вообще. Анализировать, в какой момент оно возрастает до максимума. Сопоставлять с силой звука и тембром. Увязывать с моим собственным эмоциональным состоянием.

Путь проб и ошибок. Он, конечно, долог, но нет у меня иных возможностей. А так хочется оправдать ожидания, уложиться в срок, обрести нужные навыки и… спеть для Дмитрия. Управляемо, чтобы он перестал опасаться и доверился мне. Я ведь вижу, как сильно его что-то беспокоит. Каждое утро, заходя в маленькую столовую, ловлю взгляд, встречающий меня легкой тревогой. Каждый вечер во время ужина сталкиваюсь с задумчивой рассеянностью, владеющей мужчиной. Каждую ночь, уходя в спальню, замечаю напряжение, с которым он желает мне хороших снов. Опекун явно что-то скрывает! Но что?

— Не отвлекайтесь! Вы опять потеряли дыхание!

Возмущенное восклицание репетитора, поспешная коррекция звука и новое погружение в невеселые рассуждения.

Дмитрий откровенных бесед себе уже не позволяет. Да, по-прежнему много рассказывает, но как-то обезличенно, не раскрывая при этом себя. А мои рассказы о жизни на Атрионе выслушивает с молчаливой настороженностью, впадая после этого в еще большую задумчивость.

— Нет-нет-нет! Забудьте об импровизации, даже если это консонанс. У нас отработка шаблона, а не экспромт!

Очередное замечание уже другого наставника, отпечаток образа композиции перед глазами и сосредоточенность, которой не хватает надолго…

Есть вероятность, что у моего опекуна на работе проблемы. Он ведь иногда даже раньше меня из дома уходит, да и возвращается не всегда одновременно. Последние дни все чаще задерживается. Однако эти опоздания могут быть связаны с чем-то иным… Или с кем-то…

— Флориана, немедленно снизьте частоту вибрато! Вы же не барашек! Амплитуду сохраните…

Да, я не барашек. Я овца! Кажется, так земляне называют совершенно глупую женщину, которая не видит очевидных вещей, творящихся перед носом. Например, того, что кое-кто, кроме нее, имеет свободный доступ в дом! Иначе как объяснить наличие Дарьяны на диване холла?! Причем забравшейся на него с ногами и развалившейся в такой свободной позе, словно это она здесь живет.

Еще до того, как осел конденсат отработавшего флёра, гостья бросила на меня презрительный взгляд и, не соизволив даже поздороваться, совершенно невежливо поинтересовалась:

— Где твой опекун?

— Понятия не имею.

Я церемониться тоже не стала. Надев невозмутимую маску, прошла в столовую. Активировала меню и принялась листать перечень, чтобы выбрать легкую закуску. Уже почти вечер, а я не обедала, лишь позавтракала.

— Не груби мне, — пригрозила за моей спиной землянка. Видимо, не удержалась, пришла следом. — Я тебя рядом с мужем не потерплю. Быстро найду, куда пристроить.

— Ага, учту, — словно между делом отозвалась я, старательно не меняя интонации. — Кстати… — Отвлеклась на мгновение, чтобы посмотреть на нее и наивно похлопать ресничками. — А муж в курсе, что он муж? Или между гражданами браки заключаются в одностороннем порядке?

Наобум спросила. Наугад. Я ведь постеснялась выяснить у Дмитрия, кем именно приходится ему эта… дамочка. Лишь по тому факту, что в ресторане она появилась одна, без сопровождения, вывод сделала, что у нее статус гражданки. Подопечные всегда приходят с кем-то, иначе их система не обслужит.

— Не твоего ума дело! — прошипела Дарьяна, а когда я обернулась, ее уже не было.

Из столовой она удалилась, но не из дома, потому что не успела я доесть появившийся передо мной салатик, как из ведущего в холл проема раздались голоса. Мужской — спокойный, уставший, тихий. Женский — напористый, уверенный, громкий. То, что требовал последний, я прекрасно разбирала: уважения к ее чувствам, честности, порядочности и немедленной регистрации. С восприятием того, что на это отвечал мой опекун, были проблемы, поэтому я, прихватив с собой хрустящую хлебную палочку, отправилась к месту выяснения отношений.

— Я отдала тебе лучшие годы своей жизни! — экзальтированно восклицала землянка.

— Разделив их на двоих, — парировал опекун. — Или, когда Эдуард появлялся на Земле, ты не с ним кувыркалась?

— Димочка, я же просто не устояла! Ты со мной виделся редко, я себя чувствовала одинокой, а Эд этим воспользовался, — плаксивым тоном надавила на жалость женщина.

— Дарьяна, не нужно оправдываться, это твое право гражданки — распоряжаться своим телом так, как ты сама считаешь нужным.

— Тогда к чему твои претензии? — В голосе вновь появилась настойчивость. — Я же не собираюсь тебе изменять в браке!

От изумления мои челюсти непроизвольно сомкнулись и…

Хрум!

Спорщики вздрогнули, синхронно развернулись ко мне и замолчали.

— Простите, — извинилась я, прожевав и проглотив откушенный кусочек. — Я не хотела мешать. Продолжайте.

— Дима, ты… — начала было Дарьяна капризным тоном, но опекун, не дав ей договорить, подхватил под локоть и потащил… в свою спальню.

Пару секунд я стояла как столб, пытаясь понять, что он собирается делать, а потом пожала плечами и, доедая палочку, отправилась к себе. Ладно. Не хотите — как хотите, а у меня… У меня подслушивающий мячик есть. Получается, не зря я совету Оксаны последовала…

Спустя минуту в спальне Дмитрия Олеговича Лисовского

— Дарьяна, какого черта ты заявилась? И завела этот разговор, зная, что моя подопечная дома?! — грозно рыкнул мужчина, отпустив женскую руку, и решительно отошел в сторону.

— А ты не знал, — закатила глаза к потолку его оппонентка.

— Нет. Я не успел посмотреть отчет «домового».

— Не вижу в этом проблемы. Ну услышала она, и что? Пусть привыкает, девочка взрослая. Ты, надеюсь, замуж ее быстро отдашь? Зачем нам лишняя обуза. У меня на примете пара кандидатов есть, могу сосватать.

— Себе их сватай!

— Дима?! — обиделась Дарьяна. Настолько, что в расстройстве упала спиной на кровать, «не заметив», что пышная легкая юбка взметнулась и оставила открытыми не только ноги.

— Чего ты от меня хочешь? — сквозь зубы процедил Дмитрий. Однажды уступив напору пожелавшей с ним переспать женщины, теперь он не мог от нее избавиться.

— Я замуж за тебя хочу! Неужели это так трудно понять?! — Дарьяна приподнялась на локте, принимая самую соблазнительную позу, на которую была способна. Прекрасные голубые глаза наполнились слезами.

— Дарь, я похож на идиота? — устало выдохнул Лисовский. — Гражданин среднего класса обеспеченности. Второсортный мужчина без способностей к телепатии… Ты шесть лет жила, не имея в голове даже мысли о замужестве, а теперь что изменилось?

— Теперь появилась она, — ревности в женском голосе было хоть отбавляй.

— То есть если бы не появилась, ты продолжила бы искать лучший вариант, оставив меня на скамейке запасных? Любопытная логика.

— Женская. — По ярко-красным губам скользнула «застенчивая» улыбка и шаловливый язычок. — И что, ты действительно собрался жениться на этой… малолетке?

— Может, и собрался.

— Но… — Дарьяна, поняв, что присоединяться к ней любовник не собирается, легким движением оттолкнулась от матраса, поднялась и грациозно шагнула к Дмитрию. Ладони ласково погладили шелк рубашки, добрались до пуговиц пиджака. Расстегнув, проскользнули дальше, обнимая мужчину за талию. Подняв голову, она томно прошептала: — Между прочим, «второсортные» мужчины — лучшие любовники, потому что сосредоточены только на том, что делают, а телепаты ухитряются даже во время секса переговоры вести… Дим, нам же было так хорошо… Ты ведь не позволишь мне это забыть?

— Я в браке изменять не собираюсь, — вернул ее же слова Лисовский, крепко перехватив ее запястья и решительно отведя руки в стороны. — Так что прости, но на посещение моего дома и на встречи со мной тебе придется оставлять открытые запросы и получать разрешение, как и всем остальным. Допуска у тебя больше нет.

Нет допуска — это хорошо. Значит, сюрпризов, подобных сегодняшнему, можно не опасаться. И вообще хорошо, что я разговор подслушала, теперь точно знаю: Дмитрий не из-за этой… липучки сам не свой в последние дни. Однако это не снимает с повестки дня вопроса, что с ним происходит. Ну а раз уж сегодня день откровений…

Выключив и спрятав мячик, я стряхнула на пол с платья крошки, оставшиеся от моего «пиршества», посмотрела на маленького робота-уборщика, мгновенно метнувшегося к мусору из угла комнаты, и пошла искать опекуна.

Обнаружила его в холле, задумчиво созерцающего медленно тающую белую дымку флёра. Видимо, выпроводил-таки свою гостью.

— Извини, Рианна, я не ожидал, что она до такой степени обнаглеет и сюда заявится. — Среагировав на мое появление, мужчина постарался прийти в себя. Взъерошил волосы, попытался застегнуть пиджак. Так и не добившись успеха, шагнул к своей комнате. — Сейчас я переоденусь, и сходим в какой-нибудь ресторан.

— Дмитрий… — остановила я его, опускаясь на диван. — Сядь, пожалуйста.

Он замер в недоумении, помедлил, но все же подошел, чтобы опуститься на сиденье рядом.

— Слушаю.

Наконец-то на меня смотрит, а то ведь старательно глаза отводил, словно ему стыдно. Однако во взгляде прежняя настороженность и легкое замешательство, которое я даже не попыталась снизить, скорее наоборот, усилила, взяв опекуна за руку.

— Я хочу знать, что тебя тревожит. Дарьяна не в счет, — решила говорить прямо, чтобы у него не осталось возможности скрыть правду.

— Рианна… — Он так смотрел на мои пальцы, поглаживающие его ладонь, словно я что-то совершенно невероятное делаю. — Это семейные проблемы. Зачем тебе взваливать их на себя? У тебя своих много…

— Но я ведь тоже твоя семья! — не сдержала я возмущения и пригрозила: — Признавайся сию секунду, а не то… спою!

Голубые глаза округлились, взгляд стал совсем уж ошалевшим, а потом… Дмитрий засмеялся. Негромко, не слишком весело, но, по крайней мере, удрученности в его голосе больше не было. Поэтому и я вздохнула с облегчением — справилась.

— Это была самая приятная угроза в моей жизни.

Теперь уже не я гладила его руку, а он мою. И от этого желание помочь затапливало все сильнее. Наверное, Дмитрий это почувствовал, потому что признание я получила:

— Моя сестра в сложной ситуации, мы с родителями пытаемся найти выход, но пока не получается. Ей тридцать пять лет, она не гражданка, работы нет — Гелия никогда не стремилась к самообеспечению. Замуж вышла десять лет назад, отец настоял и нашел жениха. Она его не любила, но согласилась. Вроде у них нормально все было, только детей так и не появилось. Сейчас Кирай, это ее муж, с ней разводится, а опеку с себя не снимает, хоть и может вернуть права опекунства моему отцу. Не отпускает, потому что хочет выдать замуж за своего друга, который Гелии симпатизирует. Сестра против, но это ничего не меняет. Либо она повторно выйдет замуж за того, кого одобрит опекун, либо так и останется его подопечной. Все законно.

— А найти работу и стать гражданкой она не может? Чтобы быть самостоятельной?

— Сейчас получение статуса уже ничего не даст. Она замуж выходила опекаемой, значит, после развода новый брак должен быть одобрен тем, кто на момент получения гражданства выполнял функции опекуна.

— Сложно как. И несправедливо! И… жаль, что вы ничего не придумали… — Вздохнула, понимая, что если уж те, кто знает все нюансы земного законодательства, не в состоянии найти решение, то мне тем более нечем помочь. Разве что морально поддержать. — Ничего. Вот появится дедушка, с ним посоветуемся. Он обязательно найдет выход… Дмитрий, а помнишь, ты обещал меня с родителями познакомить? И с Гелией.

— Да, помню. Но, сама понимаешь, сейчас не самый лучший момент.

— Как раз наоборот, — не согласилась я. — Новые впечатления раскрывают новые грани восприятия. Когда я зацикливалась на проблеме и начинала паниковать, мама всегда говорила: «Расширь сознание! Вокруг тебя целый мир, который готов тебе помочь. Нужно лишь его увидеть!»

Убедила. Настолько, что он больше не стал спорить и даже активировал свой вильют, чтобы договориться о встрече. В общем, на ужин мы не в ресторан пошли, а в гости. Чему я была безумно рада. Красоты Земли — это замечательно, но общение с теми, о ком мне так много рассказывали родители, намного желаннее.

— Олег Романович Лисовский, — едва мы вышли из флёра, представился ожидающий нас в холле крепко сложенный немолодой шатен в объемных тапочках и теплом домашнем халате, надетом поверх рубашки и брюк.

Седины в волосах не было, но морщины у глаз и в уголках рта имелись, да и на лбу тоже. Однако меня другое поразило — фактически я увидела постаревшего Эдуарда, настолько сильным было сходство.

Хотя, конечно, и от своей мамы, Аиды, второй сын Лисовских тоже взял немало. Правда, это «немало» в большей степени касалось не внешности, а характера — импульсивного, активного, легкомысленного. Я это сразу поняла, когда мы прошли вглубь дома — настоящего дома, отдельного, а не маленьких жилых апартаментов, — и на меня обрушилась эмоциональная лавина:

— Ой, Таечка! То есть Риечка! Иди ко мне, девочка! Как же я ждала! Уже и отчаялась, и не верила, а оно вон как…

Словами мамина подруга не ограничилась. Она меня тискала, целовала, гладила… И продолжала причитать:

— Хорошенькая какая! А худенькая какая! Дима, ты ее впроголодь держишь? Ну-ка, детки, за стол, за стол, быстренько…

Она действительно могла говорить без умолку, а я маме не верила! Думала, преувеличивает. Нет, разумеется, тетя Аида не только болтала, но и меня вопросами засыпала, и на стол новые блюда выставляла, и в тарелки еду подкладывала. Однако выслушивать ответы спокойно и молча была не в состоянии. Ахала, охала, поддакивала, ужасалась, выводы делала…

— Как я рада, что все у Таечки хорошо… Лаш, твой папа, мне всегда нравился… Олежек, не ревнуй, я в общем смысле… Понятно, что на «Дизаре»… Что за «Агран»?.. Как это «сбежала»?.. Как шеклак?.. Да что ж творится-то?!.. Кошмарики… Нет, я на Терру ни ногой, если только к Таис… Прилетит? Олег, слышишь?! Собираемся!

Я, конечно, не все рассказала, можно сказать, даже меньше, чем дедушке, но этого хватило почти на час задушевного разговора с этой полненькой привлекательной женщиной, с гладко зачесанными русыми волосами и в опрятном домашнем платье. Дмитрий в беседу не вмешивался, лишь внимательно слушал, ведь кое о чем я ему не сообщала, не было подходящего случая. А Олег Романович периодически что-то отвечал жене, но несущественное, делая вид, что увлечен ужином.

Гелия пришла, когда я свою порцию уже доела. Миниатюрная симпатичная шатенка в длинном темно-зеленом платье появилась в проеме столовой совершенно неожиданно для всех. Прямые волосы до плеч, чуть вздернутый носик, кругленькое миловидное личико. И вся она такая мягкая, уютная, располагающая к себе. Мне сразу понравилась.

— Отпустил-таки, — с явственным облегчением выдохнула Аида. Видимо, были у нее сомнения.

— На час всего, — грустно пояснила Гелия. Подошла к матери, невесомо поцеловала ее в щеку, кивнула отцу, улыбнулась Дмитрию и лишь затем посмотрела на меня: — Рианна? Ну надо же… Совсем не атрионка.

— Я тоже удивилась, — тут же подхватила благодатную тему Аида, набрав в грудь побольше воздуха. — Это так неожиданно! Ал-Риф был такой зелененький-зелененький! Мне за него до слез было обидно. Зато Рианна — вылитая Таис, от Ис-Лаша я вообще ничего не нахожу. Хотя, конечно, я его давно не видела, могла забыть…

— Такое можно забыть? — Олег Романович поперхнулся и закашлялся, чем спас нас от очередной порции болтовни, потому что тетя Аида отвлеклась и теперь хлопотала, стуча мужа по спине и бегая за водой.

— Ал тоже прилетел? — пользуясь отсутствием внимания, тихо спросила присевшая на соседний стул Гелия.

Вопрос меня поразил до глубины души. Первое, о чем она захотела узнать, — о моем брате? Почему? Да, в детстве она его видела, но ведь не только его! Мою маму и отца тоже.

Старательно сдерживая любопытство, я отрицательно качнула головой.

— Остался на Атрионе с женой?

Второй вопрос ввел меня в еще больший ступор. И даже не столько сам вопрос, сколько интонация. Обреченная, тоскливая, безысходная.

— Ал не женат, — растерянно ответила я, а когда на лице женщины отразилась целая гамма эмоций — от неверия до надежды, ахнула от резанувшей сознание догадки: — Ты с ним?.. Ты его?.. Он тебя…

Я сбивалась, фразы никак не желали формулироваться, потому что мне не хватало информации и времени для анализа. Хорошо, что Гелия правильно все поняла. Прихватила мою руку, вскочила, потянув за собой, и объявила:

— Мы скоро вернемся! Нам надо.

Последнее предложение прозвучало незавершенно, но безапелляционно, поэтому и тетя Аида, которая уже возмутилась было на предмет «пришла и не поела даже», вдруг замолчала и махнула рукой. Мужчины тем более останавливать не стали, проводив нас заинтригованными взглядами. Но мне было не до них. Мой мозг просто разрывался от одной-единственной мысли: вот она — причина, по которой Ал так и не перешел от свиданий к серьезным отношениям! Я же всегда о девушке из другого дома думала, а его любовь, оказывается, на Земле осталась! Ох, как же так-то?!

— Неужели помнит?..

Упав на диван в маленькой комнатке, дверь в которую не забыла плотно закрыть, Гелия всхлипнула и тут же зажала рот ладонью. Помотала головой и другой рукой остановила меня. Дескать, не мешай, сейчас пройдет. И тут же снова схватилась за мое запястье, словно испугалась, что я исчезну, как и тот, кто…

— Обещал… Обещал, что вернется, а сам больше не прилетел.

— Он не мог, — вздохнула я, присаживаясь рядом с разволновавшейся землянкой. — Наверняка хотел, но не мог. Конфедерация не поладила с Атрионом. Это не его вина.

О том, что Ал-Риф — майнер и именно поэтому не мог пойти против воли отца, который категорически против полетов на Землю, упоминать не стала. Совершенно незачем.

— Я знаю, — грустная улыбка скользнула по пухлым губкам. — Мне говорили. Но я все равно надеялась… Папа злился, мама недоумевала, а я его ждала. Тринадцать лет… Потом отец все же заставил замуж выйти. Мне ведь всего двенадцать было, когда мы в последний раз виделись. Алу шестнадцать. Тебя еще не было.

— Почти была, — не удержалась я. — Мама беременная с Земли улетала. То есть сбегала. Правда, об этом почти никто не знал.

— Ал знал. — Гелия погладила меня по голове. — А с меня клятву взял, что я никому-никому не скажу. У нас друг от друга секретов не было. Он тебе не рассказывал?

— Молчал как этот… «партизан». — Я с трудом, но вспомнила непонятное, любимое мамино словечко. Вернее, одно из любимых.

— Странно.

Женщина помрачнела. Наверняка подумала, что это был способ ее забыть. Вот только проникнуться пессимизмом я ей не позволила. Экзоты для того и существуют, чтобы помогать. И объяснять. Ведь моя уверенность в правоте догадок относительно чувств брата росла в геометрической прогрессии. Я вспомнила и его слова про настоящую любовь, и убежденность в том, что истинные чувства сразу проявляются, и то, что посчитала его плохим советчиком, не имеющим опыта… Какая же я была глупая!

— Он дорожил воспоминаниями. Жил ими. Не хотел, чтобы его жалели. Разве это достойно мужчины — сетовать и жаловаться на несбывшиеся мечты? Так что ты в нем не сомневайся.

Гелия закрыла глаза, вот только слезинки все равно сорвались с ресниц, оставив дорожки на пухленьких щеках.

— Жил мечтой, не предал… А я? — Горечь в голосе от меня не укрылась. — Может, и к лучшему, что Ал не прилетел. Не будет разочарован. Я ведь замужем…

— Была замужем, — не согласилась я. — Теперь-то свободна. Свободна! Потому что в разводе, — повторила с напором, хотя Гелия и попыталась меня поправить. — А от опекуна и навязанного брака будем избавляться. Ты мне лучше скажи, что за придурь такая — бывшую жену отдавать лучшему другу. Брр… Это из-за того, что нет детей? Или он мстит за то, что ты его не любила? Я правильно поняла?

— Нет, что ты! Кирай мне не мстит. Ему никогда не была нужна моя любовь, и сам он не любил, хотя как женщина я его привлекала. Главным в его намерении жениться была протекция моего отца. Папа в то время курировал контракты с Террой, а Кир пытался расширить рынок сбыта — у него завод по производству бытовой химии. Разумеется, моему мужу было отдано предпочтение в праве на поставки.

— Что изменилось сейчас?

— Год назад папа сменил место работы. Да и бизнес Кирая встал на прочную основу. Ну и зачем в таком случае невыгодная жена? Тем более нелюбимая и бездетная.

— Понятно. А с другом что за история?

— Друг — партнер по бизнесу. Они с Кираем вместе его начинали. Жерар сырьем занимался, а Кир — переработкой и упаковкой. Поначалу они хорошо ладили, хоть Жер иногда и вносил разлад, проявляя ко мне симпатию и делая недвусмысленные намеки. Когда денег стало больше, отношения изменились. Если раньше все строилось на доверии и бескорыстной помощи, то теперь в основу легли исключительно меркантильные соображения и деловые интересы. Жер в общем-то и подтолкнул нас к разводу. Пообещал Киру, что если я за него замуж выйду, сделает тому хорошую скидку на сырье как «родственнику».

У меня волосы на голове зашевелились. Скидка, поставки, обмен с Террой, брак, мнение невесты спросить «забыли»… Невероятно! Полный комплект совпадений! С моей судьбой — совпадений! А ведь я думала, что это только мне так «повезло» с женихом и деловой хваткой его отца.

— Да уж… — потрясенно пробормотала, пытаясь прийти в себя. — Неужели нет способа заставить твоего бывшего мужа отказаться от опеки? Мама говорила, что у опекаемых нет социальных прав и за них все решения принимают опекуны, но еще она говорила, что контроль за исполнением опекунских обязанностей в Конфедерации очень строгий. И за нарушение правил опеки опекун может даже лишиться гражданства.

— Все правильно. Но ведь это только я знаю, как обстоят дела на самом деле. Мои слова никто на веру не примет. В отчетах системы наблюдения службы социального контроля Кирай — добросовестный опекун, который все делает исключительно в моих интересах, а Жерар — влюбленный мужчина, готовый ухаживать и ждать, пока я соглашусь.

Гелия печально вздохнула, а я… Я осталась в недоумении. Как же так? Разве можно скрыть столь явную прагматичность и попытку использовать другого человека в своих целях? Да любой разговор наедине докажет обратное! Это же очевидно! Его нужно только правильно провести и записать.

Открыла рот, чтобы высказаться и закрыла. Не потому, что передумала. Причина была иной — внезапной, настойчивой, яркой… Я вызывной сигнал вильюта имею в виду. Вот только не моего, а моей собеседницы, которая вздрогнула, напряглась, но все же коснулась пальцами запястья.

Перед ней тут же развернулась голограмма торса мужчины в белой рубашке и темном жилете. Серьезного, короткостриженого, темноволосого, круглолицего. Узкие, словно прищуренные глаза смотрели внимательно, но спокойно, а уголки тонких губ приподнимались, создавая эффект доброжелательности.

— Гелия, дорогая, будь добра, переместись от родителей сразу в клинику. Я тоже прямо с работы приду. И не опаздывай, пожалуйста.

Голос звучал очень мягко, заботливо. Слушая его, кто угодно пришел бы к мысли, что о принуждении и речи не идет.

— Да, конечно, — согласилась женщина, а когда голограмма погасла, едва слышно вздохнула. Посмотрела на мое растерянное лицо и объяснила: — Он всегда так со мной разговаривает, даже когда мы наедине, даже когда я возмущена его решениями. И всегда находит способ меня ограничить так, что придраться не к чему. Я попросилась к родителям, а он: «У тебя запись к врачу». Если откажусь — ко мне будут вопросы у социальных служб, а не к нему. Инцидент попадет в базу нарушений, а когда их количество превысит установленный законом лимит, то меня могут и в тюрьму отправить. Как лицо, не принимающее социальных норм и правил.

Н-да… Вот и «очевидность»…

— И Жерар тоже очень умно действует, — продолжила Гелия. — Ухаживает, с разрешения опекуна подарки дарит, цветы, в рестораны приглашает. А я даже отказаться не могу, потому что для всех это будет выглядеть так: ко мне со всем вниманием и заботой, а я нос ворочу.

Логика ясна. Какая-то подопечная, не работающая и не приносящая пользы обществу, отвергает гражданина! А он после этого будет страдать из-за неразделенной любви и плохо выполнять свою работу? Непорядок!

Страшно. Страшно, когда плохие намерения не скрывают и тебя принуждают. Но когда все прячут под маской благопристойности — это еще ужаснее. И ведь такое не только на Земле происходит. Вот Ол-Чес, например, он ведь тоже, прикрываясь благими намерениями, свою линию гнул. Все делал, лишь бы рэд получить…

Перед глазами как наяву возникли упаковки — опутанные прозрачным тонким материалом серые баллончики с оттиском маленького рисунка в нижней части: зеленый знак бесконечности в черном круге.

Стоп! Я ведь такой же только что видела! Только куда большего размера.

— Гелия, а что за изображение было за спиной Кирая?

— Это логотип фирмы. Он на всей продукции стоит… Так, — она спохватилась, бросив взгляд на запястье, где начал мигать розовый огонек, — пора мне, а то и вправду к доктору опоздаю.

— А зачем тебе в клинику? — успела все же спросить я, пока мы выходили из комнаты.

— Врачи пытаются определить причину бесплодия. Обычное обследование. Я сама попросила его провести. Жерар детей хочет, и, возможно, если специалисты дадут заключение, что у меня их не будет, он откажется от идеи жениться.

Больше я вопросов не задавала. Подождала, пока Гелия попрощается с родителями, вместе со всеми проводила ее в холл к флёру, выслушала расстроенное: «Бедненькая! Как же теперь быть-то?» — от тети Аиды и ответное недовольное: «Сама не захотела вовремя гражданство получить», — от Олега Романовича. Едва дождалась, когда и мы наконец доберемся до дома. И, по всей видимости, ждала этого не только я. Дмитрий даже в гостиную не потрудился пройти, прямо в холле усадил меня на диван, чтобы поговорить.

— Рианна, я понимаю, как жутко теперь в твоих глазах выглядит опека, и, наверное, я тут тоже не в лучшем свете, но, поверь, все не так страшно. Для гражданина угроза лишиться гражданства и оказаться в положении бесправного опекаемого — самая сильная мотивация для добросовестного выполнения своих обязанностей. Ведь если вскроется факт того, что опекун, принимая решение, действовал в своих личных интересах, а не в интересах подопечного, — его самого лишат статуса гражданина. На всю жизнь. Без права снова его получить. К сожалению, доказать личную заинтересованность Кирая в браке Гелии и Жерара мы не можем. Хотя я и пытаюсь придумать, как это сделать, чтобы функции опекуна вернулись к нашему отцу.

— Да я в общем-то не слишком шокирована, все же мама мне многое объясняла, — успокоила я Дмитрия, понимая, как сильно он переживает, что я могу и его заподозрить в преследовании личной выгоды. — А если найдутся другие нарушения? Не связанные с опекаемой. Это поможет? Кирая за них могут лишить гражданства?

— Смотря какие нарушения. Зависит от степени вины перед Конфедерацией. — Дмитрий удивленно поднял брови: — Ты на что-то конкретное намекаешь?

— Я не намекаю. Я уверена, что его фирма изготавливает психотроп, который террианки потом меняют на льер. Я логотип на баллончиках узнала. Это серьезное нарушение?

— Очень, — хрипло выдохнул опекун. — А подробнее можешь рассказать?

Для меня не составило труда описать упаковки, привезенные контрабандистками на обмен, и их содержимое. Дмитрий ловил каждое слово, запоминал, буквально в рот мне смотрел, а когда закончила…

Когда закончила, он уже не сдерживался. Подскочил с дивана и меня за собой увлек. Прижав к себе, приподнял над полом, закружил и поставил, лишь когда я засмеялась.

— Какая же ты умничка…

В его голосе было столько облегчения, нежности, благодарности, что я просто растаяла. Хотелось слушать и слушать эти ласкающие интонации. Наслаждаться тесными объятиями и…

Подняла голову, встречаясь с потемневшим взором, — освещение холла стало менее ярким, автоматика почему-то его приглушила. Впрочем, меня в этот момент другое волновало: близость мужчины, его руки, лежащие на моей талии, тяжелое дыхание, которое становилось все чаще, приоткрытые губы, с которых сорвалось:

— Так поздно… Давай-ка спать.

Как? Опять спать?! Безобразие. Он вообще поцелует меня когда-нибудь?! И кстати, ничего не поздно — мы раньше обычного домой вернулись.

Вот только не могу же я высказать все это мужчине, который, более ни о чем не спрашивая, проводил меня до двери в спальню и исчез?

Забралась с ногами на кровать, безжалостно сминая юбку, и сердито уставилась на плавно меняющиеся цветовые переливы на стене. Почему он уже второй раз отказывается от принятого у людей выражения симпатии, хотя ситуация очень даже… подходящая? Может, ждет, пока я инициативу проявлю?

Перебрала в голове все, что слышала на этот счет от мамы, но так ничего и не вспомнила. Был бы Дмитрий атрионом, а я — влюбленной в него атрионкой, я бы точно знала, что делать. А тут… У кого бы совета попросить? Оксана на Терре, с ней на связь не выйти, даже если и есть такая возможность. Тетя Аида — точно не вариант. Она, вне всяких сомнений, отзывчивая женщина, но ведь мама, то есть будет волноваться за сына. Да и болтушка та еще. Гелия? У нее, конечно, хватает проблем, но… Но ведь не откажет. Хотя, с другой стороны, она Дмитрию сестра и тоже будет потом за брата переживать. Эх…

В общем, спать я легла, так ничего и не придумав. Нащупала под подушкой мячик-прослушку, вытащила и хотела было включить — ну как вдруг повезет и узнаю что-нибудь интересное, — но потом покрутила устройство в пальцах и передумала. Опекун в спальне один, спит наверняка, что я услышать-то хочу?

Вернула упругий шарик обратно и закрыла глаза. Пусть все идет как идет…

Этой же ночью в спальне Дмитрия Олеговича Лисовского

Разбуженный легкой вибрацией, Дмитрий несколько секунд лежал неподвижно, всматриваясь в темноту, озаряемую голубоватым переливом, пока наконец не сообразил нащупать указательным пальцем запястье левой руки.

— Дмитрий? — раздался в тишине спокойный голос. — Спишь? Прости, если разбудил.

— Натан Лайрович?

Сонную расслабленность как рукой сняло. Дмитрий даже сел, натянув на ноги одеяло, хотя и знал, что связь исключительно голосовая.

— Я твое сообщение прочитал. Очень занятная информация. Будем ее увязывать с основным расследованием. Как раз удачно, что ты на Земле. Я распоряжение в отдел отправил, так что завтра займись финансовыми отчетами по деятельности Кирая, поищи, где у него сомнительные источники дохода. Психотроп однозначно производится нелегально, и нам зацепки нужны, чтобы понять, где именно.

— Хорошо, сделаю.

Дмитрий замолчал. Молчал и его собеседник, словно ждал чего-то. Наконец не выдержал:

— «Хорошо» — и все? Даже не поинтересуешься, как на Терре дела?

— Разве я имею право об этом спрашивать?

— Да? — будто бы удивился Натан Лайрович. Впрочем, вопросом подчиненного он определенно остался доволен. — А у меня как раз есть что тебе сообщить. Твой брат не причастен к утечке, разве что косвенно, потому что без проверки одобрил решение, принятое его заместителем. Говорил я твоему отцу, что Эдуард не потянет эту должность, — все же не сдержав возмущения, презрительно фыркнул. — А что мне Олег сказал в ответ? «Ответственности же минимум! Это несложно — следить, чтобы выделяемые средства шли по назначению», — процитировал и печально вздохнул: — Вот и результат.

— Теперь Конфедерация перестанет инвестировать строительство?

То, что Лисовский-старший предпочел видеть во главе созданной им когда-то корпорации младшего сына, не мешало старшему переживать за будущее «Вектора».

— Нет, к счастью, не настолько все плохо. Ограничатся штрафами и компенсацией. Да и та вернется, как только мы выясним, где осели финансы… Ты мне лучше скажи, как у девочки нашей дела? Освоилась? Может, лучше было бы все же жить в моем доме, а не у тебя?

— Нам места хватает, — упрямо не согласился Дмитрий.

— Маленькая площадь — теснее контакт? — не удержался от насмешки Натан Лайрович. — Ладно-ладно, — миролюбиво отступил, поняв, что переигрывает, — не обижайся на старика, который глупеет и забывает, каково это — быть молодым… Ты, Дмитрий, только не увлекайся. Строить личные отношения с опекаемой — это тебе не с гражданкой в постели барахтаться. Другая ответственность. Смотри, как бы Рианна не решила, что ты пользуешься своим положением и ее зависимостью.

— Я ее не принуждаю. И не тороплю.

— Вот и славно.

Связь прервалась, сигнал вызова пропал, погрузив комнату во тьму, но Дмитрий так и остался сидеть, обдумывая разговор. Последнюю часть разговора, потому что именно она волновала его больше всего.

Проснуться, потянуться, улыбнуться… От последнего трудно удержаться, если обнаруживаешь утром в постели цветок.

Скользнув пальцами по длинному толстому стеблю с темно-зелеными листочками, я погладила огромный бутон из нежных, плотно прилегающих друг к другу лепестков. Поднесла к носу, утонув в будоражащем запахе, который теперь стойко ассоциировался с моим опекуном. В радостном волнении поставила растение в вазу, присоединив к другим, подаренным мне вчера, позавчера, позапозавчера… Одинаковым и разным одновременно, потому что первый цветок был белым, второй — едва заметно розовым, третий — куда более насыщенным, почти красным. Тот, что появился сегодня, — пурпурный. Любопытно, какой будет завтра, почему Дмитрий выбирает именно такую цветовую гамму и чем все это закончится?

Пока одевалась, не раз возвращалась к ним взглядом. Эти цветы нравились мне куда больше, чем тот шикарный букет, что я благополучно оставила в доме тети на Терре, потому как не смогла перебороть брезгливость и взять его в руки. Видела же, как туда один рижд забрался. И его никто не прихлопнул, он там и остался сидеть. Брр…

Вздрогнув от отвращения, тряхнула головой, прогоняя неприятные воспоминания. Не хватало еще порции негатива перед генеральной репетицией! Значит…

Забыть о жутких тварях. Поправить волосы. Оценить голограмму, сформированную гардеробом. Убедиться, что бирюзовое платье мне идет больше, чем вчерашнее бежевое. И на выход. Завтракать.

— Доброе утро! Как спалось?

Теперь каждый день в столовой меня встречает этот вопрос и улыбка мужчины, поднявшегося навстречу, чтобы взять за руку и усадить рядом с собой за стол.

— Отлично спалось! — Мой ответ тоже традиционный, хотя, конечно, куда больше хотелось сказать Дмитрию, что, если бы он поцеловал меня на ночь, спала бы я еще лучше.

— Волнуешься? — поинтересовался опекун, неторопливо поедая приготовленный автоповаром завтрак и наблюдая, как я расправляюсь со своим.

— Нет, что ты! У меня все отработано идеально, я уже даже не знаю, где еще шлифануть.

Последнее слово — любимое в жаргоне Сарсона Ярговича. «Ребятки, давайте-ка шлифанем последний куплет, не лег он мне на ушки». «Флориана, ты бы шлифанула с Татьяной Сергеевной фиоритуру, пригодится». И я, и инструменталисты оркестра к нему привыкли.

— Тогда удачи на репетиции. Буду ждать сообщений.

— И тебе легкой работы!

Обмен пожеланиями перед флёром тоже традиционный. И вообще, жизнь на Земле стала для меня привычной. Я перестала замечать те различия, что так сильно поражали воображение в первые дни пребывания на этой планете. Мне стали казаться обычными неживые дома, знакомыми — те, кто их населяет, естественными — привычки, присущие людям. Я приняла этот мир, он принял меня.

— Микуся, привет! — радостно поздоровалась, врываясь в ближайшую свободную гримерную.

Плюхнувшись на сиденье парящего кресла, склонилась над косметическим столиком, выбирая подходящий к платью стиль грима.

— Добрый день, Флориана, ваш выход на сцену через полчаса, — мягко отозвался певучий женский голос местной системы контроля и, реагируя на сделанный мной выбор, попросил: — Лицо погрузите в мембрану, пожалуйста.

Вскоре я придирчиво рассматривала изумительно выразительные глаза, четко очерченные губы, приятный тон кожи, чуть более яркие, чем обычно, скулы. Еще немного времени потратила на укладку, которую столь же предупредительно предложила Микуся. Практически вприпрыжку шла по коридору, в счастливом предвкушении. Новая манера пения меня ничуть не угнетала — учителя прекрасно справились со своей задачей, а Сарсон Яргович приложил немало усилий, чтобы разобраться с эмоциональным наполнением, так своеобразно влияющим на людей.

Уверенная в себе, с легким сердцем я выпорхнула на сцену, где разноголосо настраивал инструменты оркестр.

— Пришла? Отлично! — тут же обернулся ко мне разговаривающий с приемной комиссией режиссер. Опустился в кресло и скомандовал дирижеру: — Виктор, начинайте, пожалуйста. Без выхода. Первая композиция. «Адажио небесных сфер».

Эту вещь я любила, пожалуй, больше остальных. Она рождалась свободной, как космос, расширялась медленно, как Вселенная, лилась неукротимым потоком, как звездная плазма… И лишь на последних аккордах я влила в нее переполнявшую меня эйфорию, стремясь убрать надменность с лиц и скептицизм из взглядов строгих, придирчивых слушателей.

Мне удалось. И пусть к началу следующего номера они успели прийти в себя, я отлично видела растерянность, изумление, даже шок тех, кто впервые испытал погружение в мечту. Краткое, но именно поэтому теперь ожидаемое с нетерпением и стремлением к большему.

Я их не разочаровала. Поощряемая довольной улыбкой Сарсона Ярговича, в следующей композиции сменила эмоциональный фон дважды: подразнила в середине и в полной мере позволила насладиться в конце.

Эффект был именно тот, о котором говорил режиссер: гармония земного звучания и атрионских возможностей покорила всех. Стоя на сцене в ожидании решения, я в этом даже не сомневалась, и все равно сердечко радостно забилось, когда услышала: «Репертуар одобрен. Вы получаете официальное приглашение на работу, будьте добры завтра с утра зайти в отдел кадров для оформления…»

Вот оно! Я больше не любитель, не ученица и не стажер! Я квалифицированная певица, признанная музыкальной ассоциацией!

— Поздравляю, Рианна! Ты такая молодец!

— Ой… — Я аж задохнулась от восторга, когда, закончив репетицию и сняв грим, направилась на выход и не дошла, потому что на полпути меня остановил огромный букет белых цветов.

Дмитрий сегодня изменил привычному распорядку, встретив меня в самом комплексе МАСС. Ему как моему опекуну пришло на вильют сообщение о приглашении на работу, а ведь это для любого землянина еще одна причина для радости.

— Завтра сможешь получить гражданские права. Я отведу тебя в комитет после трудоустройства, — озвучил мои мысли Дмитрий, подхватывая меня под руку и увлекая к флёру.

— А если не получу? Не захочу получать? Я могу остаться опекаемой и при этом работать? Так бывает? — забросала я его вопросами, крепче прижав к себе букет.

— Бывает, но очень редко. Работа дает человеку личный капитал, а гражданские права — возможность им распоряжаться и свободу решений. Иногда суд лишает человека гражданства за нарушение закона, но чтобы он захотел этим пожертвовать по собственному желанию… Тут должна быть веская причина, ведь зарплата опекаемого будет начисляться опекуну. Неужели ты не хочешь независимости?

Как сложно. Хочу. Но не от него.

— Флориана, подождите! — почти у самого флёра остановил нас громкий окрик.

Догоняющий меня Сарсон Яргович шел неуклюже, смешно выбрасывая вперед тонкие ноги, но оказался рядом быстро. Кивнув Дмитрию, торопливо заговорил:

— Завтра начинается сезон, пойдут премьеры, я не хотел вас заранее обнадеживать, мало ли каков был бы итог сегодняшнего прослушивания, но, раз он положительный, сообщаю: у вас два номера в программе «Трепет ночи». Поете «Адажио» и «Лунную». Восьмая концертная площадка главного корпуса МАСС, в семь начало, прибыть за час. Все понятно? Тогда до завтра.

— Сарсон Яргович, — теперь уже я его остановила. — А можно билет? Наверняка ведь нет свободных мест в продаже.

Он лишь на мгновение опешил, но тут же перевел взгляд на моего спутника, и в глазах появилось понимание.

— Конечно, пришлю. Стоимость вычту из зарплаты! — предупредил, рассмеялся, подмигнул Дмитрию и исчез за нашими спинами.

— Я смогу сделать тебе этот подарок? — заволновалась я, заметив, что Дмитрий активировал вильют и, пробежав пальцами по маленькому экранчику, вчитывается в появившуюся на нем информацию. И это однозначно были расценки на билеты! — Он не будет слишком дорогим, чтобы тебя скомпрометировать?

— Сегодня мог бы, вне зависимости от стоимости, все же ты иждивенка, и это я должен тебя содержать, а не наоборот. Но ведь билет ты получишь только завтра, в это время твой статус уже будет другим. А цена… — Он снова пробежал глазами по символам. — Нет, моего лимита не превышает. Но теперь тебе точно нельзя от гражданства отказываться, — улыбнулся опекун, выключая технику.

Ну что ж, нельзя так нельзя. Может, и к лучшему, что решение пришло само собой.

— А мы разве не домой? — удивилась, когда из рассеявшейся дымки мы шагнули на глянцево-кремовое покрытие, настолько гладкое, что, казалось, ходить по нему невозможно. Однако подошвы на удивление прочно фиксировались и даже не думали скользить.

Впрочем, необычным был не только пол. Огромное, наполненное свежим воздухом пространство сияло чистотой, играло нежными пастельными красками, сверкало бликами, отражающимися от зеркальных, стеклянных и золотых поверхностей. Насыщенный цвет зеленых растений в прозрачном, разноцветном, желеобразном грунте лишь усиливал эффект воздушности помещения, в котором хотелось парить. Ну или хотя бы сидеть в уютных объятиях пушистых белоснежных диванчиков, упруго покачивающихся над полом.

— Я тоже хотел тебе подарок сделать, — неожиданно признался Дмитрий, притормаживая у одной из прозрачных стен, за которой медленно вращались неведомые мне изделия. Именно на них и были направлены потоки света. Именно они играли его лучами, рождая новые. — Завтра ты его не примешь, а сегодня… Ведь не откажешься?

Голубые радужки искрились, отражая сверкающее великолепие, а взгляд… взгляд горел надеждой и искренним желанием доставить мне удовольствие. Завороженная этим сочетанием, я кивнула, хоть и осталась в неведении относительно самого подарка.

Ненадолго. Через минуту, стоя в слепящем потоке света перед зеркалом, приоткрыв рот, смотрела на свое отражение, в то время как Дмитрий надевал мне на шею сложное сплетение ярко-желтого металла с красными прозрачными камнями. Отступил, скользнул глазами по лицу и украшению, недовольно поморщился и снял, чтобы надеть другое, иного дизайна, но ничуть не менее прекрасное.

В итоге он штук десять перемерил, но так и не сделал окончательный выбор. Я же пребывала в недоумении, почему опекун так придирчив? По мне, так они все изумительные! И желтые, и белые, и серые — цвета моих глаз, когда я в облике атрионки. Мне все нравились! Витые, гладкие, узорчатые — я такие даже представить себе не могла.

— Давай вот это примерим.

Ушедший куда-то уж совсем далеко в поисках, Дмитрий вернулся, а на мою шею легло нечто широкое, отлитое из темного, почти черного металла, практически скрытого под россыпью камней: зеленых, бирюзовых, розовых и бледно-желтых.

— Идеально, — восхищенно выдохнул мужчина.

Смотрел он при этом вовсе не на украшение, мои глаза привлекали его куда больше. Да и мне отвести взгляд становилось все сложней. Я не сразу осознала, что на запястье правой руки защелкнулся браслет, ведь Дмитрий ни на секунду не отвлекся, чтобы на него посмотреть.

— Тебе нравится?

— Очень.

Я даже не уверена, что он это вслух спросил, а я ответила. Происходящее казалось нереальным и восхитительным. А когда моей кожи на тыльной стороне запястья коснулось теплое дыхание, когда Дмитрий поцеловал ладошку, когда губы сместились на подушечки пальцев, приласкав каждый по очереди… я едва не застонала в голос. Приятно, безумно приятно и так хочется большего!

Но все же я сдержалась. Не подалась навстречу, не обвила руками шею, не зарылась пальцами в светлые волосы, растрепав укладку. Просто улыбнулась, коротко вздохнула, реснички скромно опустила…

— Значит, берем, — услышала над головой.

Дмитрий отпустил мою руку, чтобы скользнуть пальцами по запястью и подтвердить покупку. Подхватил со столика букет, который я положила, чтобы не мешал, вновь вручил его мне и приобнял за талию:

— А теперь — ужинать.

— Где? — весело отреагировала я, послушно шагая рядом с ним к флёру. Сожалеть об упущенной возможности стать ближе мне и в голову не пришло — вон сколько народу здесь гуляет, не хватало еще на глазах у всех целоваться!

— Любопытной Варваре на базаре нос… прищемили.

Опекун определенно подхватил мой игривый тон, вот только я мало что поняла и потому растерялась:

— Чего сделали? Почему Варваре? И при чем тут ужин?

— Это поговорка. Я потом тебе объясню, — вздохнул Дмитрий, набирая код на панели флёра.

Моего недоумения это не уменьшило. Странная у землян особенность — говорить загадками. Я и от мамы постоянно какие-то несуразности слышала, теперь вот опекун их же демонстрирует. Кстати, губа-то у него уже почти зажила, а он ведь сказал…

— До свадьбы заживет.

— Что? — вздрогнул мужчина, впиваясь в мое лицо изумленным взглядом.

— Ты сказал: «До свадьбы заживет». Когда мы через портал прошли, — напомнила я и уточнила: — Это тоже поговорка была или… — Не договорила и ахнула: — Ты хотел жениться на Дарьяне? И даже знал, когда это сделаешь?

Вывод логичный. Скорость регенерации рассчитать несложно. А у Дмитрия с землянкой серьезные отношения были. Получается, своим появлением я все планы разрушила? С другой стороны, он ведь сам категорично ей отказал. Правда, это намного позже случилось. Да и опекун не знает, что я в курсе их приватного разговора.

— Мм… — опешил он, но все же ответил: — Нет, не на Дарьяне.

— Тогда на ком? — напряглась я, не обращая внимания на то, куда мы пришли и почему Дмитрий упрямо тянет меня куда-то вниз, вынуждая сесть.

Меня в этот момент иное волновало. Может, у него еще одна пассия есть? Просто мне не довелось с ней пересечься? И он поэтому меня не целует? Это очень… неприятно.

Неприятно? Да это возмутительно! Я тут мечтаю, видите ли, страдаю, понимаете ли, а он?.. Он!.. Он…

Он зарылся пальцами в волосы на затылке, мягко провел ладонью по спине, склонился к лицу, коснулся губами лба, переносицы, кончика носа, верхней губы, поймал мой полувздох-полувсхлип и… И я напрочь забыла обо всем, что только что владело моим сознанием.

В ушах зазвенело, в голове возникла пустота, в теле поселилась такая легкость, что начало казаться — еще немного, и я улечу далеко-далеко ввысь. Вот только руки, прижимающие меня к твердому корпусу, крепко удерживали, а губы, лаская, все сильнее льнули к моим, становились настойчивее, увереннее, требовательнее. В какой именно момент поверхностный контакт превратился в нечто совершенно невообразимое — глубокое, тягучее, подчиняющее, я так и не поняла. Мне было не до анализа происходящего. Я тонула в новых ощущениях, задыхалась и не находила сил освободиться, судорожно хватала воздух, когда Дмитрий на краткий миг отстранялся, и послушно замирала, едва вновь увлекал за собой в темную глубину, окрашенную яркими всполохами эмоций.

Сколько это продолжалось? Не знаю. Время тоже изменилось, странным образом перемешиваясь с фрагментами реальности, все же прорывающимися в сознание. В один из таких моментов я поняла, что опекун меня больше не целует, просто прижимает к себе. Я же, положив голову ему на плечо, бездумно рисую нечто абстрактное пальцем на шелковой рубашке под расстегнутым пиджаком.

Встрепенулась, убирая руку, и с изумлением осознала, что уютно устроилась у мужчины на коленях, а он сам сидит на траве, плотной подушкой покрывающей землю. Над нами полусферой раскинулось звездное небо, неподалеку покачиваются светящиеся бледно-голубые кольца флёра, а совсем рядом завис маленький столик, на котором вместо меню стоят уже готовые блюда.

— Я ответил на твой вопрос? — Жаркое дыхание обожгло висок.

— Какой вопрос? — пролепетала я, не сразу вспомнив свои терзания.

Посмотрела на ставшего таким близким землянина и смутилась — настолько выразительным был взгляд голубых глаз.

— Однако… — хрипло посетовал Дмитрий.

Руки сжались, возвращая меня в объятия, из которых я почти выбралась. Вот только вовсе не для нового поцелуя. Сильным движением опекун поставил меня на траву, а сам остался у моих ног, опираясь на одно согнутое колено и удерживая мои ладони в своих. Я понимала, что в его поступке скрыт какой-то смысл, какая-то традиция землян, а потому приготовилась к неожиданностям. И все равно оказалась не готова к тому, что услышала.

— Рианна, ты — музыка моей души. Единственная, навсегда пленившая мое сердце. Для меня счастье — даже просто быть рядом с тобой, слышать твой голос, смотреть в глаза. Я люблю тебя. Люблю твою непосредственность, порывистость, открытость. Все в тебе для меня желанно. И потому я больше всего на свете хочу, чтобы ты стала моей женой. Прости, если тороплюсь, если слишком рано говорю об этом, но я очень боюсь тебя потерять. Я не прошу немедленного ответа, просто хочу, чтобы ты знала о моих чувствах и знала, с каким нетерпением я жду твоего решения.

Он замолчал и опустил голову, прижав мои руки к своему лбу. И, наверное, хорошо, что не видел, как я судорожно борюсь с организмом за каждый вдох, за слова, которые застревали в горле и никак не хотели появляться на свет, за спокойствие, которого не было в душе, растревоженной признанием. Нежным, искренним и таким желанным! Я ведь только сейчас поняла, как хотела услышать от него именно это.

Стоять на теряющих опору ногах стало уже просто невозможно, и я опустилась вниз, оказываясь на одном уровне с Дмитрием. Осторожно освободила руку, чтобы скользнуть пальцами по линии бровей, носу, очертить скулы, коснуться губ…

— Дмитрий… — запнулась от волнения, не в силах выдержать взгляд, наполненный нежностью. — Мне кажется, я тоже тебя люблю.

— Кажется? — как-то грустно улыбнулся опекун.

— Люблю! — спохватилась я.

Мне совсем не хотелось его расстраивать! Ведь я невольно так сказала, и мои сомнения связаны вовсе не с моими чувствами в земном облике, а со страхом потерять их, не испытать в атрионском. И проверить ведь нет никакой возможности! Если я сейчас позволю себе трансформироваться… Дмитрий будет в шоке. Ой! Может, он вообще не захочет иметь со мной ничего общего!

От захлестнувшей сознание паники потемнело в глазах. Наверное, я и в лице тоже переменилась, потому что опекуна перепугала основательно.

— Рианна, любимая, что случилось? Плохо? Да что ж такое… Потерпи, сейчас домой попадем и…

— Нет-нет, все нормально! — встрепенулась, почувствовав, как он сгребает меня в охапку. — Не надо домой! Это от голода! Я есть хочу. И от нервов: Столько событий за один день!

Успокоился Дмитрий не сразу, но постепенно его напряжение исчезло. Я, удобно устроившись в его руках, с аппетитом дегустировала блюда, приготовленные на ужин. Опекун же совсем не ел, только пил сок, да и то редко и как-то вяло, словно еда его не слишком интересовала. А может, я мешала? Все же руки-то заняты…

— Дмитрий, давай я тоже на траву сяду, — предложила, а когда он отрицательно мотнул головой, засмеялась и шутя пригрозила: — Если не отпустишь, тогда я сама буду тебя кормить!

— Ну, во-первых, я не на траве сижу, а на воздушной подушке. А во-вторых, мне нравится ход твоих мыслей. Корми, — с напускной серьезностью ответил опекун и еще крепче сжал пальцы в замок.

— Да? — удивилась я. — Ну ладно.

Подтянула ближе столик, развернув его чуть иначе, села вполоборота к высказавшему столь своеобразное желание мужчине, поправила юбку и взялась за вилку. То есть за две сразу. Однако быстро поняла, что удобства в этом немного, поэтому, поощряемая одобрительным взглядом, с одной все же рассталась. Да, это негигиенично, но ведь мы целовались, значит, микрофлора уже общая.

— А почему здесь никого больше нет? — Аккуратно скормив Дмитрию очередной кусочек нежного мяса в соусе, вспомнила, что еще не так в этом ресторане. Обычно в них много людей.

— Я заказал индивидуальный столик, чтобы нам никто не мешал. Видишь вон там огонек? И вон там. И чуть дальше, совсем маленький, но вроде заметен.

Проследив за его рукой, ради этого оторвавшейся от моей талии, действительно заметила вдали клубочки такого же мягкого голубоватого свечения, как и то, что окружало нас, совершенно не мешая наслаждаться темнотой и звездным небом. Светилась трава. Или земля под ней. Я так и не поняла, где находится источник света.

— Это соседние столики, — пояснил мой спутник. — «Сагиварра» — самый большой по площади ресторан, он занимает несколько километров. Производственная часть — кухня, находится под землей, как и климатические установки. Потому и условия вокруг столика комфортные. Тебе же не холодно? Просто неуютно? Как же я сразу не подумал?..

Ну вот, опять в голосе беспокойство. И новая порция движений, по завершении которых мои ноги укутал теплый пушистый плед. Такой же закрывал плечи и спину — мои и Дмитрия, потому как набросил он его на нас обоих. Забота, может, и излишняя, но необычайно приятная. Как и близость наших тел, которая стала ощущаться еще острее, напряженнее, желаннее…

Сладко-кислый вкус ягод, к которым я успела перейти, потому как ужинать начала раньше, смешался с терпким привкусом сока, оставшегося на губах опекуна. Руки все же добрались до волос — мягких, шелковистых, в которые я давно мечтала запустить пальцы. А сознание, успев уловить странное «дзынь», уплыло в мир чувственного восприятия, в котором мне было так хорошо!

Оказывается, целоваться так приятно… Интересно, а при полноценном обмене льером такие же ощущения возникают? Или еще более сильные? Или, наоборот, слабые? И как будет ощущаться односторонний вариант, когда Дмитрий меня целует, а я ему льер отдаю?

Рия, стоп, стоп! С такими мыслями недолго и до эксперимента дойти, а землянин к нему точно не готов. Он же с атрионами не сталкивался никогда, в лучшем случае изображения видел, а может, вообще только по словесным описаниям Гелии облик представляет. Так что пусть сначала с моим отцом и братом встретится, а там уже я посмотрю на его реакцию и пойму, как действовать. Сразу признаться, как-то осторожно к этому подвести или вовсе не говорить. В принципе мне же не сложно постоянно в земном облике находиться, особенно если мы на Земле жить будем.

Как ни крути, мне нужно время. А его-то как раз опекун мне предоставил, сказал же, что не требует немедленного ответа.

— Я теперь буду твоей девушкой? — уточнила, когда у меня появилась возможность это сделать.

— Да, — просто ответил Дмитрий, ласково перебирая мои кудряшки. Немного подумал, но все же спросил, тихо, мягко, совсем ненавязчиво: — А невестой не хочешь?

— Какой же ты нетерпеливый! — Я засмеялась, быстро коснулась его губ и тут же отстранилась, не позволив увлечь себя в новый водоворот эмоций. — Дело ведь не в моих чувствах, а в том, что ты совсем незнаком с моей семьей.

— Думаешь, они будут против?

— Мама точно тебя примет, а вот папа, может, и не сразу. Ему непросто пришлось, пока земляне не признали его в качестве мужа мамы. А дедушка отдал ему права на опеку, только когда Ал-Риф уже подростком был. Да и вообще у Атриона с Конфедерацией отношения сложные. Скажем прямо — дистанционно-отторгательные. Не хотят гайды, чтобы кто-то влиял на их мир. Если ничего не изменится, мне, как и моей маме, придется выбирать, где жить, а ты… Вдруг ты не захочешь следовать моему выбору? Не стоит загонять себя в жесткие рамки, из которых потом будет невозможно выбраться.

— Я понял, — кивнул Дмитрий. — Не волнуйся, я же сказал, что буду ждать твоего решения и… — Многозначительно не завершив фразу, зарылся носом в волосы у виска и, щекоча дыханием, хрипло выдохнул: — Я не передумаю, даже не мечтай.

Как приятно это слышать. Хоть сомнения остаются — все же я знаю больше, чем мой опекун, — но его настрой мне нравится. Оптимистичный, дающий надежду и вызывающий такой сладкий трепет в груди! Предвкушение. Нетерпение… В этот момент я даже пожалела, что приходится ждать.

— Так… Одной вилки мы лишились, — констатировал Дмитрий, отыскав глазами упавший на траву столь важный предмет. Оказывается, это она, задев столик, так своеобразно звякнула.

— У нас вторая имеется! — Я триумфально схватила и продемонстрировала ему отложенную в «запас». — Только ты больше меня не целуй, пока мы ужинать не закончим. А то уйдем из ресторана, так и не насытившись.

— Не целовать? — Мужчина с таким выражением посмотрел на мои губы, что я смущенно хихикнула. — Рианна, ты просто в невыносимые условия меня ставишь. Нет, я не согласен. Лучше уж голодным останусь. Или буду потом руками есть.

Наверное, последнее было бы занятно, но все же грязно, поэтому я старалась контроль над столовым прибором больше не терять. А когда есть не хотелось, просто сидела, наслаждаясь новыми ощущениями и завороженно созерцая звездное небо.

— Аш-Хори отсюда не видно, — задумчиво не то спросил, не то посетовал Дмитрий.

— Верно, — вздохнула я.

— Ты любишь Атрион и скучаешь по нему. — И снова непонятно, то ли вопрос, то ли сочувствие. — Ты рассказывала о семье, о доме, о том, как оказалась на Терре, но никогда не говорила о самом мире. Какой он?

— Не похож на Землю. Там совсем нет растительности, условия почти везде одинаковые. Влажный воздух, бескрайние песчаные равнины, редкие горные поднятия и океан… Помнишь, ты мне о видении рассказывал? Которое возникло от моего пения на кастинге. Мне кажется, ты что-то очень похожее себе представил. Правда, понять не могу почему.

— Родство душ? — неуверенно предположил мужчина, грудь которого согревала мою спину.

Я не знала, что на это ответить. Некоторые вещи невозможно объяснить с точки зрения разума и науки. Их можно только чувствовать. В них можно верить. На них можно опираться, строя свою жизнь. Так же, как это сделал Сарсон Яргович, слепо поверив в невесть откуда взявшиеся способности стимулировать видения и подтолкнув меня учиться их контролировать.

Ветер всколыхнул траву, пробежав зелено-голубой волной, обнял силовой экран, защищающий наш маленький мирок, и унесся с тихим присвистом атаковать других. Потревоженные обитатели равнины тут же проявили себя. Маленькие светящиеся точки разлетелись в разные стороны, кто-то невидимый возмутился, издав совершенно необычный, стрекочущий звук. Я сплела с ним свой, более плавный и тягучий. Качнула, меняя тональность и диктуя свои правила. Треск стал отчетливей, а потом так же неожиданно, как появился, стих, не желая соперничать. Но я этого уже не замечала. Я пела, выплескивая все то, что чувствовала. Тоску, радость, счастье, надежду…

Где-то далеко ворчал гром, световые зарницы все чаще лизали горизонт, Земля застыла в ожидании, а мелодия уносилась вдаль, к звездам, которые медленно гасли, скрываясь в нарастающей массе практически невидимых облаков.