Кевин Тейт поднял мухобойку и на цыпочках подкрался к окну. Мушка, которая только что грызла его щиколотку, сейчас билась о стекло. Мухобойка опустилась, и мушка получила по заслугам. Действуя мухобойкой как лопаткой, он соскреб со стекла трупик и понес его к двери, приоткрыв дверь лишь на время, которое требуется, чтобы выбросить мушку, не впустив под кров Кевина Тейта, к его, так сказать, столу, ее товарок.

Стирая со стекла пятнышко клинексом, он увидел, как к лагерю подкатил черный БМВ Рыжего Медведя. Надо отдать должное, умеет пожить этот Рыжий Медведь. Одетый с головы до пят во все белое, Медведь представлял собой внушительное зрелище: шесть футов росту, черные волосы до плеч и черный внедорожник в качестве фона. Он вылез из машины, а вслед за ним выпорхнули две хорошенькие птички, блондинка и брюнетка, чьи статные фигуры говорили о часах упорных занятий фитнесом.

Втроем они пересекли бывшую бейсбольную площадку, направляясь к хижине Медведя, без сомнения, лучшей в этом ветшающем кемпинге и единственной многокомнатной. Кевин глядел на это из окна: высокий индеец, одетый в белое, что тебе Элвис Пресли в его последние годы, шел, обнимая за плечи обеих девушек. Бус и браслетов на нем было такое количество, что при каждом его шаге они позвякивали, но вульгарным это не казалось благодаря красоте индейца и исходившему от него ощущению мощи.

Кевин Тейт был не из тех, кто особенно ценит в людях мощь или харизму, возможно, потому, что сам он ими не обладал. Хотя в привлекательности своей он не сомневался — ведь женщины питают слабость к нищим поэтам, а эротизм непреходящей меланхолии давно и всем известен.

Кевин плюхнулся на кровать и раскрыл свою записную книжку. Вытащил черную авторучку, подаренную ему Терри на его двадцать первый день рождения. Он собирался набросать стихотворение о бедности и жажде, но авторучка замерла, так и оставшись неподвижной.

Он пролистал записную книжку, проглядывая записи, сделанные в последние месяцы, — размышления, наблюдения, стихотворные строки.

Бессвязный обрывок, и Леонардом Коэном слишком уж попахивает.

Одному богу ведомо, куда он собирался с этим вырулить. Кажется, давно уж не писал он ничего путного. Завершил было поэмку в марте, но ни в какой из журналов так и не отправил — надо еще ее почистить малость. А последние месяцы он все собирался с силами, бездействовал, ждал озарения, которое он сразу распознает. Оно вспыхнет фейерверком, рассыплется фонтанами искр в густом мраке его сознания.

— Рады видеть вас на нашем шоу, Кевин Тейт!

Кевин любил воображать, как его станет интервьюировать Дэвид Леттерман, хотя ему и было известно, что тот никогда не интервьюирует поэтов. Кевин мечтал, как станет первым таким интервьюируемым.

— Вот вы здесь, Кевин Тейт, — мысленно проговорил он. — Тиражи вашей последней книги распроданы и побивают все рекорды. Ваши стихи разобраны на цитаты. Вы теперь не просто поэт, вы — культурная сила. И в то же время вы — не знаю, как бы помягче выразиться, — связались с подонками, отбросами общества. Наркодилерами. Как вы сами это объясняете?

— Наркодилеры, Дейв, оказывают неоценимую услугу обездоленным. Они — скажем прямо — очень востребованы. На протяжении многих веков люди использовали наркотики. И всегда будут их использовать. Вспомним Колриджа. Вспомним Рембо. Легкий разброд в сознании никому еще не причинил вреда. Не только одни художники спасаются подобным образом. Мы брошены в темную пропасть, Дейв, и каждому, кто хочет выбраться, нужна помощь.

(Аплодисменты, которые Леттерман пропускает мимо ушей.)

— Но вы, поэт, якшаетесь с бандитами. Это вас не тревожит?

— Тревожит? Не то слово. — Кевин забарабанил пальцами. — Я просто в шоке!

(Смех.)

— Так обрисуйте нам, пожалуйста, как может такое — простите, но мне приходится это сказать — нетрадиционное поведение… согласовываться с вашими творческими замыслами?

— Замысел у меня, Дейв, один-единственный. Это заработать продажей контрабанды как можно больше и как можно быстрее. А после отчалить на несколько годков куда-нибудь в Грецию и там написать что-нибудь великое. А может быть, это будет Барселона или Танжер. Я еще не решил.

Потом по настоянию Леттермана он читает свою последнюю поэму. По окончании следует почтительная пауза, а за нею благодатный шквал аплодисментов.

В замысле этом была одна закавыка, о которой Леттерман и не подозревал: Кевин питал слабость к своему товару и был даже склонен думать, что именно личное знание предмета торговли обеспечивает исключительный успех его операциям. Но так или иначе, в настоящее время он не злоупотреблял: редкие подкожные инъекции роли не играют. Никто еще не пострадал от таких инъекций. А кроме того, Кевин был твердо уверен, что в его власти прекратить и их. Может, вновь вернуться к «двенадцати шагам».

Таков был замысел Кевина: продолжать не злоупотреблять и копить денежки весь следующий год. А потом рвануть, куда — один бог ведает. В Грецию, Танжер, Барселону и жить в счастливом творческом уединении, попивая крепкий кофе и сочиняя стихи. Стихи он будет раз за разом посылать Терри, чтобы знала о его успехах и что он в порядке. Иначе она во что бы то ни стало разыщет его, пытаясь окружить своей заботой.

Терри склонна относиться к нему по-матерински, и порой жутко некстати. Так несколько дней назад ему пришлось просветить ее на этот счет, после чего она собрала вещи и исчезла — ни слуху ни духу. Может, вернулась в Ванкувер. Вот и прекрасно. Через пару недель он звякнет ей — сообщить, что не сердится. А пока надо подкопить кое-какую сумму, и поможет ему в этом Рыжий Медведь.

Когда Рыжий Медведь, весь в белом, появился на авансцене и стал намекать на то, что имеет кое-какие связи в наркобизнесе, Кевин не принял это всерьез — решил, что парень просто бредит. Было это почти год назад. Кевин и Леон сидели на свежем воздухе за столиком кафе «Лимонное деревце» на Алгонкин-авеню и трепались, оглядывая проходящих мимо девушек. Был один из последних погожих летних дней, и все столики были заняты. Рыжий Медведь вылез из своей черной машины — за рулем был кто-то другой — и направился в заведение. Через минуту он вышел с лимонадом в руке и подошел прямо к их столику.

— Не возражаете, если я здесь присяду? — спросил он, обращаясь к Леону, не к Кевину.

Тот пожал плечами:

— У нас свободная страна.

Рыжий Медведь подвинул стул, крутанув его спинкой к столу, сел напротив них, облокотившись на спинку. Бахрома его белой куртки свесилась, чуть ли не подметая тротуар.

— В обмен на вашу любезность я вам погадаю на картах. — Речь его была странно литературной, словно переведенной с другого языка.

Кевин ожидал увидеть карты Таро, но Рыжий Медведь вытащил колоду обычных карт и разложил их веером на столике.

— Вытащи свою карту, — обратился он к Леону. Леон указал на червонного короля — нехитрый выбор — и, откинувшись на стуле, потер указательным пальцем лоб. У Леона на лбу был шрам, и время от времени он тер его, словно пытаясь стереть.

Рыжий Медведь собрал все карты, кроме выбранной, перетасовал их и стал выкладывать квадратами и крестами. Между бровей у него пролегла складка сосредоточенности.

— Ты недавно поссорился с родственником, — сказал он. — Из-за денег поссорился.

Леон покосился на Кевина. Гостивший у него всю зиму кузен спер две сотни долларов и исчез среди ночи, сев на междугородний автобус. На следующий день Леон напился в таверне «Чинук» и едва не забил до смерти незнакомого парня — слава богу, Кевин успел его оттащить. Леон бушевал чуть ли не месяц — так переживал по поводу кузена.

— В точку попал, — сказал он Рыжему Медведю. — Давай дальше.

— В прошлом у тебя случались приступы бешенства. — Рыжий Медведь поднял глаза от карт. На лице его отобразилась тревога. — Ты можешь впадать в бешенство.

Леон засмеялся. Возможно, нервничая.

— Ну, не так чтобы очень. Я ведь отходчивый. Ладно, ты прав. Бывает, что и не удержишься.

Рыжий Медведь опять уставился на карты:

— Но у тебя, похоже, будут возможности исправиться. Научиться управлять своим бешеным характером.

— Ладно. Согласен. Может, переменим тему?

— Период твоих любовных разочарований скоро минет.

— Ну, уж это как пить дать, — сказал Леон. — Женщины, знаешь ли. Я в них толк знаю.

— Но теперь ты один. В личном плане, я имею в виду. И так уже довольно давно. — Рыжий Медведь переложил червонную двойку по другую сторону короля. Снял темные очки. Взглянул на Леона. — Скоро, друг мой, это окончится.

Именно тогда Кевин заметил, какой красивый парень этот Рыжий Медведь. Твердые скулы. Ямочки около рта, когда он улыбается. И эти глаза. Когда он снял свои очки, глаза его оказались нежно-голубыми, светлыми. Таких глаз Кевин никогда не видел. Голубее, чем у эскимосских ездовых лаек. Светлые-светлые. Почти прозрачные.

Рыжий Медведь наговорил еще что-то Леону, глядя в его карты, что именно — Кевин уже не помнил. Леон был под впечатлением, даже взволнован, Кевин же хранил хладнокровие. Тогда, во всяком случае насчет денег, догадка оказалась удачной, а все остальное — обычная ерунда, из тех, что печатают газеты на страничке астрологических прогнозов.

— А ты настроен скептически, — сказал Кевину Рыжий Медведь. Эти прозрачные глаза, эти удивительные скулы. Чероки. Это слово само всплыло в мозгу Кевина, хотя он и не отличил бы чероки от черноногого. Вылитый Рыжий Медведь — это было ясно еще до того, как он упомянул о своих корнях. — Но это не важно, веришь ты или не веришь, — продолжал Рыжий Медведь. — Предсказание исполнится независимо от этого. — Он опять разложил карты. — Выбери теперь твою.

— Нет, не надо.

— Давай, выбери-ка.

— Да не стоит, ей-богу. Не люблю я это.

— Ну, я выберу карту за тебя. — Рыжий Медведь выбрал бубнового валета. Что это означает? Мастер на все руки? Вечный прихлебатель — чего изволите? Пройдоха? Осведомитель? Одноглазый циклоп и разбойник с большой дороги?

Рыжий Медведь перетасовал карты и начал одну за другой выкладывать их, снимая верх колоды.

— В семье не все ладно, — объявил он. — Ссоры с кем-то, кто старше. Вечно вы с ним сталкиваетесь лбами.

Близко к истине. Очень близко. Но Кевин промолчал.

— Недавно ты поборол в себе дурную привычку, возможно привычку к наркотикам. Вот. Здесь это ясно показано. — Он накрыл две тройки бубновой семеркой. У Кевина зашевелились волосы на голове.

На стол легла червонная дама. Другая тройка отделила ее от короля.

— В твоей жизни есть женщина, — сказал Рыжий Медведь.

— А это уж не про меня, парень. Вот уж полгода как я с ней порвал. И теперь мы в разлуке, как эти карты.

— Я же не сказал «любовница». Сказал «женщина». Хорошая женщина, которая тебя любит. Но наркотики встали между вами.

Ладно. Положим, что это Терри. Если речь зашла о наркотиках, остальное додумать нетрудно. Либо счастливая догадка, либо простой здравый смысл.

Щелк, щелк, щелк… Король, туз, король.

— О, на тебя гадать легко, друг. Легко и приятно.

— Чем же это?

Рыжий Медведь постучал по картам крепким пальцем с наманикюренным ногтем:

— Короли, друг. Короли. Ты разбогатеешь…

У Кевина эти слова вызвали смех.

Рыжий Медведь подался вперед, сосредоточенно вглядываясь куда-то:

— Я различаю какие-то странные фигуры вокруг. Какие-то «Т». Эту твою женщину, случайно, не Тэмми зовут? Или как-то похоже.

— У меня есть знакомая Терри, — сказал Кевин. — Но она вовсе не моя женщина.

— Правда? А я вижу между вами сильное притяжение.

Рыжий Медведь допил свой лимонад и встал. Каким-то образом он ухитрялся пить лимонад так, словно это был бурбон. Он сделал знак черной машине подъехать. Та развернулась и встала у входа.

— Если мы еще встретимся, ты мне расскажешь, друг, как собираешься разбогатеть.

— Это ведь ты у нас провидец. Ты и расскажешь.

Рыжий Медведь улыбнулся, сверкнув голливудским оскалом, распахнул дверцу машины.

Кевин почесал укус на шее и вперился взглядом в неоструганное дерево бревенчатого потолка. Послышался шум подъехавшей машины и какие-то возгласы. Похоже, Леон вернулся из города — он всегда делает это шумно. Вот сейчас стукнет в дверь Кевина — поболтать. Поболтать Леон любит, но слишком он бешеный какой-то, чтоб можно было болтать с ним без опаски, а с тех пор как они связались с Рыжим Медведем, начинает вдруг нести всякую бредятину.

Хотя Кевин и не верил в астрологию, гадание на картах и всю эту чушь, однако пару раз догадки Рыжего Медведя заставляли все его существо дрожать мелкой дрожью, а желудок ухать куда-то в пропасть. И несмотря на то, что относился к нему Медведь вполне прилично, страх не покидал его, постоянно теплясь в нем, как слабая лихорадка.

До появления в их жизни Рыжего Медведя в команде Кевина было четверо. Кенга считался предводителем в основном потому, что являлся владельцем единственной машины, которой можно было доверить рейсы за товаром в Торонто и обратно. Наркоманом Кенга был продвинутым. Однажды он признался Кевину, что торговлей этой он занялся лишь для того, чтобы самому всегда иметь доступ к товару. Кенга был оптимистом и неизменно компанейским их главой, если можно считать главой человека, постоянно витающего в эмпиреях. Он был аккуратный, подтянутый и не слишком задумывался о будущем.

Леон Рутковски, бывший амфетаминщик, имел репутацию неуравновешенного. Вспышек его ярости, кроме случая в «Чинуке», сам Кевин никогда не видел, но рассказы о них ему были известны: поговаривали о парне, в результате стычки с ним угодившем в больницу, о другом, которого он треснул бейсбольной битой. Леон был жаден до денег. Кенга раз сказал даже, что он в жизни бы так не втянулся в торговлю героином, если б у него над душой вечно не стоял Леон, канюча насчет денег. К тому времени как к ним присоединился Кевин, дело было уже хорошо налажено. Леон был мускулистый, жилистый, но с животиком, выпиравшим из-под ремня джинсов, — виной тому была дерьмовая еда, которую он обожал. Кевин не очень понимал причину, но с появлением в их компании Рыжего Медведя Леон словно бы угомонился, стал поспокойнее и даже поздоровее — уже не лопал без разбору что попало и перестал ныть по поводу девочек. Время от времени Рыжий Медведь привозил из Торонто девочек, судя по всему проституток, и делился ими с Леоном. А еще был Клык. По-настоящему его звали Моррис Тилли, но он был известен как Клык благодаря торчавшему над его ровными зубами добавочному резцу. Эта особенность вместе с патлами и понурым видом придавала ему нечто собачье, что вполне отвечало и его месту в команде. Он не был ее полноправным членом, а ценность имел скорее знаковую. Клык был разговорчив, но укоренившаяся страсть к наркотикам делала его речи не всегда понятными и осмысленными. К тому же он как никто другой умел потеряться, а потеряться в маленьком Алгонкин-Бей было не так легко, однако у Клыка, видимо, отсутствовал орган, отвечающий за ориентацию в пространстве, — тот орган, который позволяет вышедшему утром из дома надеяться, что вечером он вернется обратно.

Появился Рыжий Медведь в один из самых неудачных для них периодов. Викинг-байкеры стали агрессивнее и распространили свою хватку чуть ли не на всю северную территорию. Они ворочали тоннами товара, и Кенга и его ребята ничего не могли с этим поделать. Кевин уныло бродил по Оук-стрит в надежде, что кто-нибудь из старых клиентов проявит верность и купит у него немножко героина. Но мало кто отваживался на это — все боялись викингов.

И тогда Кенга решил, что с байкерами пора устроить «совещание» и «договориться». Вот вам доказательство прекраснодушного оптимизма Кенги: если с байкерами есть проблема, надо запастись табачком и выкурить с ними трубку мира. Байкеры объяснили Кенгу с чрезмерной, как ему казалось, наглядностью, что лучше отступить и перестать вести дела на их территории. Иначе будет плохо. Для пущей убедительности их предводитель по кличке Вомбат насрал на Кенгу в буквальном смысле.

Вначале иссякла клиентура, затем стали исчезать поставщики — они не хотели вести дела с субподрядчиками, а предпочитали действовать напрямую и обращаться непосредственно к байкерам, не рискуя, если воспользоваться мягким выражением, быть отстраненными от бизнеса. Кенга в отчаянии попытался расширить территорию поиска, захватив даже Монреаль с его первоклассным товаром.

— Ты ненормальный, — сказал ему Кевин. — Если мы провернем такое, викинг-байкеры просто взбесятся.

Они находились в полуподвале у Кенги. Кенга, лежа, поднимал штангу, одновременно покуривая травку. Затянувшись, он протянул сигарету Кевину, но тот отказался, и сигарета была помещена в пепельницу.

Улыбнувшись, Кенга выжал вес в 150 кг и сквозь зубы выпустил дым.

— Мы сделаем это красиво, — сказал он, чуть задыхаясь от травки. — Я не стану тягаться с ними. Я хочу, чтобы мы заделались их поставщиками.

— Не надо этого, парень! Даже не думай! Они же просто порвут тебя на части. У них такой оборот, что нам не выдюжить, какую бы цену они ни давали!

— Положись на меня, парень. Я знаю, что делаю.

— Жизнь тебе надоела, что ли?

— Типун тебе на язык, парень! Ведь против-то был всего один. — Кенга опустил штангу и затянулся еще раз. Слова невнятно вылетали из стиснутых зубов вместе с дымом. — А все другие к проекту отнеслись очень даже сочувственно.

Таким образом, Кенга вновь отправился на свидание с викинг-байкерами. Ни Кевин, ни Леон, ни Клык больше его не видели.

Без Кенги дела у группы пошли хуже некуда. Кевин регулярно ездил в Торонто за небольшими партиями амфетамина и героина. Но покупателей по-прежнему не было. В довершение всех бед он вдруг понял, что опять на игле. Чтобы завязать, потребовалась вся его сила воли, опять замелькали, как в калейдоскопе, метадон, «двенадцать шагов» — все эти жалкие потуги и усилия. К тому времени ему уже и за квартиру платить было нечем.

— Что нам надо, — размышлял однажды Леон, — так это не перекупать у викингов и не пытаться действовать в обход, а попробовать завладеть их импортом.

Они сидели в тени под скалой, неподалеку от железнодорожных путей, и глазели на французских девчонок, как те шли по Фронт-стрит в свою ecole secondaire.

— Они каким-то образом ухитряются вывозить товар из Штатов, а потом распространяют его по стране. Если б нам удалось присосаться с этого конца, им ничего бы не осталось, как считаться с нами.

— Ага, — поддакнул из-за облачка марихуаны Клык. — Звучит разумно. Почему бы нам и не приняться за это?

— Потому что этого же хотел и Кенга, — сказал Кевин. — Из-за чего и сгинул.

Итак, они остались втроем: Леон — большой болтун, но никак не лидер, Кевин, вовсе не имевший склонности руководить, и Клык, чья способность брать на себя ответственность не обсуждалась. На эту-то унылую сцену и ступил Рыжий Медведь, соблазняя их волшебством гадания и возможностью разбогатеть. Какой наркоман против этого устоит?

Рыжий Медведь быстро освоился в Алгонкин-Бей и покорил его, считай, ничем другим, кроме как красивой внешностью и колодой карт. Его часто можно было видеть в Эверетт-баре на Самнер-стрит, в последней из самостоятельных кофеен. Рыжий Медведь сидел за угловым столиком со своей колодой карт, и вскоре люди потянулись к нему. Эверетт не возражал: в конце концов, он привлекал в кофейню посетителей. Они брали кофе и подсаживались к Рыжему Медведю — погадать. Они знали, что гадает он хорошо — еще бы, за такую-то цену: семьдесят пять монет! Давал он и астрологический прогноз, что стоило в два раза больше.

Поговорить с ним бывало трудно, потому что столик постоянно осаждали любители гадания. Кевин не знал, сколько заколачивал Рыжий Медведь, но видать, приличные суммы, налогом, естественно, не облагаемые. При этом он знакомился с разными людьми. К нему захаживали местные музыканты, разок заглянула и парочка парикмахеров, в свою очередь рассказавших о нем своим клиентам. Он уверял, что выступал некогда в Торонто в качестве модели, для чего внешность у него, конечно, была подходящая. Однако Кевин подозревал, что зарабатывал он не только этим.

Порой, когда он бывал свободен от своих гаданий, он ради разнообразия общался с Кевином и Леоном. Он угощал их высокосортной марихуаной — лучшей им пробовать не доводилось. Пару раз водил в кино и всегда платил за выпивку, хотя сам пил немного. Он терпел даже Клыка. Как и двум его друзьям, Кевину льстило такое внимание, хотя настороженность он все-таки испытывал.

По прошествии нескольких месяцев Рыжий Медведь стал неотделим от их жизни. Постепенно он поведал им и о другом своем бизнесе — перевозке по стране средних размеров пакетиков с кокаином и героином.

— Ты с викинг-байкерами давай поосторожнее, — предупредил его Кевин. — Мы же тебе рассказывали, что случилось с Кенгой.

— Байкеры меня не волнуют, — сказал Рыжий Медведь. — У меня есть защита.

— Защита?

Вместо ответа Медведь указал на небо.

Однажды в холодный день конца апреля или начала мая — до сезона мошкары — они устроились на берегу. Рыжий Медведь разжег великолепный костер — жертвенный костер, как он его назвал. Пламя горело ровно и ярко в течение нескольких часов. Леон и Клык тоже сидели рядом, на небе мерцал Млечный Путь, с озера дул ветерок. Волны тихо плескались о берег. Дальше по берегу шумно праздновала какая-то компания, но настроение нашей четверки было созерцательным, если не сказать — торжественно-серьезным.

Они обменивались историями жизни. Леон, тыча палкой в подошвы своих грубых башмаков, счищал с них грязь и делился воспоминаниями о прошлом. Он был единственным сыном сильно пьющих родителей, один из которых убил другого, когда Леону было шестнадцать лет, и, видимо, получил пожизненное. Шрам на лбу у Леона от матери, запустившей в него тостером. Клык уставился в огонь. На его лице играли отсветы костра, когда он рассказывал, что в семье он младший из семи детей, что мать его вдова, разрывалась на трех работах и никогда не знала, который из сыновей угодит в тюрьму. На этот раз Кевин был не очень словоохотлив. Родителей он лишился десяти лет. Увлекся поэзией. Из колледжа вышибли на втором курсе. Пристрастился к героину. Потом бросил. О том, что он колется сейчас, Кевин не сказал — ни к чему обременять друзей чрезмерной информацией.

Втроем они воззрились на Рыжего Медведя. Ведь до сих пор они знали о нем лишь то, что жил он раньше в резервации где-то на севере.

Медведь улыбнулся, и безупречные его зубы сверкнули при свете костра.

— Хотите и обо мне узнать? Я расскажу первым делом вот это. — Он вытащил бумажник, а из него шлепнул на стол карточку.

Кевин поднес ее к глазам. Это было удостоверение личности, выданное Департаментом по делам индейцев. Документом удостоверялось, что Реймонд Рыжий Медведь принадлежит к племени аборигенов чиппева с Красного озера, обитающих за северными пределами озера Верхнее, где климат таков, что Алгонкин-Бей по сравнению с этими местами кажется чуть ли не Флоридой.

Огонь костра отбрасывал яркие театральные сполохи на лицо Медведя. Голос его был негромок, едва различим за плеском воды.

— Холодно было в резервации, — говорил он. — Трудная там жизнь. В доме мы никогда не могли согреться. И холодильник всегда пустой. А по утрам на окнах морозные узоры.

Рыжий Медведь замолчал, уставившись в огонь. Помолчали.

Наконец Леон проговорил:

— А еще что-нибудь нам расскажешь?

Рыжий Медведь покачал головой:

— Я и рад бы. Я доверяю вам. Всем вам доверяю. — Он оглядел их всех по очереди: Леона, Кевина, Клыка. — Но существуют вещи, говорить о которых я не могу. Есть и другие, узнать которые еще не готовы вы. Кое-что доступно лишь немногим.

Кевину захотелось уйти, забраться в постель, забыться сном. Слишком все это казалось странным.

Рыжий Медведь улыбнулся.

— Не волнуйтесь, — сказал он. — Через неделю-другую я принесу жертву, и мы в точности узнаем, как нам действовать.

— Жертву? — удивился Кевин.

— Больше ничего сейчас не говори, Кевин. Скоро ты узнаешь, что я имею в виду.

Леон бросил в огонь свою сигарету:

— Может быть, ты имеешь в виду, что после этой жертвы я смогу свободно разгуливать по главной улице и никакие байкеры мне будут не страшны?

— О, конечно. Это я тебе гарантирую. Если все будет так, как я ожидаю, то через полгода викинг-байкеров при виде тебя будет бросать в дрожь.

— Хорошо бы так, — сказал Леон.