1

Начнем, пожалуй, так: со стороны жизнь мистера Бергера могла бы показаться скучной и однообразной. Возможно, он и сам согласился бы с такой оценкой.

Мистер Бергер служил в жилищном отделе заурядного английского муниципального совета в должности регистратора закрытых счетов. Его обязанности сводились к тому, чтобы год за годом составлять списки тех, кто выехал из выделенного советом жилья, не уплатив по счетам. Выселение представляло собой нелегкую задачу и порой превращалось в затяжную переписку между советом и арендатором. Это напоминало обмен сообщениями между окруженным крепкой стеной городом и осадившей его армией. Вне зависимости от того, была ли это плата за неделю, за месяц или даже за год, мистер Бергер заносил сумму в большую бухгалтерскую книгу в кожаном переплете, носившую название «Реестр закрытых счетов». В конце года он сравнивал фактическую арендную плату с той, что должна быть предоставлена. Если он вел свои записи правильно, разница совпадала с итоговой суммой в его реестре.

Даже сам мистер Бергер считал, что смысл этих действий уловить довольно трудно. Редко какой водитель такси или попутчик в поезде либо автобусе расспрашивал о его занятиях после того, как мистер Бергер вкратце упоминал о них. Но он не обижался. У него не было иллюзий относительно себя самого и своей работы. Он прекрасно ладил с коллегами и с удовольствием составлял им компанию за пинтой пива, но не более того, в конце рабочей недели. Он добросовестно сдавал деньги на подарки сотрудникам к свадьбе или к выходу на пенсию, а также на похоронные венки. Однажды в его сердце затеплилась надежда, что и он сам может вскоре стать адресатом для подарков: в то время регистратор робко ухаживал за одной девушкой из бухгалтерии. Намерения мистера Бергера, казалось, встречали благосклонный прием, но отношения пары целый год не двигались с места, а потом у него появился более решительный соперник. Девушка, по всей видимости, отчаялась дождаться, когда мистер Бергер отважится переступить некую запретную черту, и вышла за другого. Следует признать, что мистер Бергер – и это многое о нем говорит – сделал свой взнос на ее свадебный подарок, не выказав и тени обиды.

Жалованье регистратора не было ни скудным, ни особенно щедрым, однако его вполне хватало на одежду, еду и кров над головой. Оставшаяся часть уходила на книги. Мистер Бергер жил фантазиями, которые подпитывались романами. Большую часть его квартиры занимали полки, уставленные любимыми книгами. В их расстановке мистер Бергер не придерживался строго определенного порядка. Да, он ставил рядом труды одного автора, но не располагал книги ни по алфавиту, ни по тематике. Он мог в любое время протянуть руку и взять нужный том, и этого ему было достаточно. Порядок – удел скучных людей, а мистер Бергер вовсе не был таким скучным, каким казался. (Недовольные собственной жизнью порой принимают удовлетворенность других за беспросветную скуку.) Возможно, мистер Бергер временами и ощущал одиночество, но не тяготился им, проводя досуг за чтением.

Полагаю, что в моем рассказе мистер Бергер может предстать пожилым человеком. Но это не так. Ему было тридцать пять, и он, ничуть не опасаясь быть принятым за кумира публики, все же имел довольно привлекательную внешность. Однако что-то в его облике производило впечатление если не полного равнодушия, то, во всяком случае, отсутствия деятельного интереса к противоположному полу; впечатление, усиленное воспоминаниями о том, что произошло – или же, напротив, не произошло – между ним и девушкой из бухгалтерии. Так и получилось, что мистер Бергер оказался причисленным к серой массе старых дев и закоренелых холостяков – этому легиону замкнутых, странных и печальных людей, к каковым на деле не относился. Ну хорошо, возможно, в определенной мере относился к последним: пускай он никогда не упоминал об этом и даже отказывался признаться самому себе, но все же сожалел, что не сумел подобающим образом выразить свои чувства к девушке из бухгалтерии, и безропотно смирился с тем, что ему не суждено связать свою жизнь с другой женщиной. Постепенно душа его словно застыла, окаменела, и книги, которые он читал, лишь подтверждали его взгляд на самого себя. Он не был великим романтическим героем, но и трагическим тоже. Скорее он напоминал тех рассказчиков в романе, на которых автор порой вешает сюжет, словно пальто, пока не появится настоящий герой, чтобы примерить его на себя. Превосходный и ненасытный читатель – вот кем был мистер Бергер, упорно не желавший понимать, что та жизнь, которую он наблюдает, является его собственной.

Осенью 1968 года, в тридцать шестой день рождения мистера Бергера, совет объявил о переезде. До того момента разные отделы были разбросаны по всему городу, словно сторожевые заставы. Но теперь власти решили, что целесообразнее собрать их в одном, выстроенном по специальному проекту здании, а освободившиеся помещения продать. Мистер Бергер был крайне опечален таким поворотом событий. Жилищный отдел занимал несколько обветшавших кабинетов в большом краснокирпичном доме, в котором некогда располагалась частная школа, и в его неприспособленности к новому роду деятельности была своеобразная прелесть. Новое здание представляло собой примитивную коробку, спроектированную одним из тех последователей Ле Корбюзье, кто считает своим долгом заменить любую индивидуальность и эксцентричность безликостью, воплощенной в стали, стекле и бетоне. Такой вот приземистый бункер и занял территорию, на которой прежде стоял прелестнейший вокзал Викторианской эпохи. Со временем мистер Бергер узнал, что остальные жемчужины архитектуры города тоже вскоре обратятся в прах, и новые уродливые постройки непременно отравят души горожан, поскольку иначе и быть не может.

Мистеру Бергеру сообщили, что при теперешнем порядке работы отпадет необходимость в реестре закрытых счетов и ему поручат другие обязанности. Новая система учета, как показало время, на деле оказалась, подобно многим другим скороспелым инициативам, не такой уж продуктивной и куда более дорогостоящей, чем прежняя. Эти нововведения совпали со смертью престарелой матери мистера Бергера. Кроме нее, у него не было никого из близких. Мать оставила сыну скромное, но весьма существенное наследство: свой дом, немного акций и денежную сумму, которую трудно было назвать состоянием, – однако, при умелом вложении средств, она могла обеспечить мистеру Бергеру определенную степень комфорта до скончания его дней. Он всегда ощущал в себе тягу к сочинительству, и теперь у него появилась прекрасная возможность испытать на деле бойкость своего пера.

Так что мистер Бергер все-таки получил подарок от коллег, собравшихся, чтобы попрощаться с ним, пожелать удачи, а затем позабыть о нем, как только он выйдет за порог.

2

Мать мистера Бергера свои последние годы провела в домике на окраине маленького городка Глоссом. Это было одно из множества невероятно милых английских поселений, как нельзя лучше подходящих тем, чье время пребывания на земле медленно приближается к концу и кто желает избежать излишних волнений, способных этот конец ускорить. Население по большей части состояло из прихожан Высокой Церкви, и вся общественная жизнь сосредоточивалась вокруг храма – редко выдавалось утро, когда его помещения не были запружены самодеятельными драматическими артистами, доморощенными историками или молчаливо-обеспокоенными фабианцами.

Создавалось, однако, впечатление, что мать мистера Бергера предпочитала уединение, и мало кто в Глоссоме удивленно приподнял брови, когда сын выказал ту же наклонность. Он целые дни напролет составлял план задуманной книги – романа о несчастной любви со сдержанными заметками социальной направленности, на фоне суконных заводов в Ланкашире девятнадцатого века. Но очень скоро мистер Бергер понял, что такую книгу весьма одобрили бы фабианцы, и это соображение некоторым образом замедлило его работу. Он попытался отвлечься, сочинил несколько коротких рассказов, но, убедившись в том, что и они не оправдали ожиданий, обратился к поэзии – последнему прибежищу литераторов-неудачников. В конце концов, только ради того, чтобы не утратить навыка, он принялся писать для газеты заметки, посвященные национальным и международным проблемам. Одну из его статей, рассказывающую о барсуках, напечатали в «Дейли телеграф», но в сильно сокращенном виде, представляя мистера Бергера как субъекта, одержимого барсуками, что было крайне далеко от истины.

Постепенно ему становилось ясно, что он не предназначен для жизни писателя, джентльмена или кого-то еще и, видимо, принадлежит к породе людей, получающих удовольствие просто от чтения. Как только мистер Бергер сделал этот вывод, словно бы тяжелый груз свалился с его плеч. Он отложил в сторону тяжелую записную книжку, купленную в магазине «Смитсон» в Мэйфейре, и освободившееся место в его кармане занял последний том романа-эпопеи Энтони Пауэлла «Танец под музыку времени».

По вечерам мистер Бергер имел обыкновение прогуливаться вдоль железнодорожных путей. Заброшенная тропинка вела от задней калитки его дома через лес к насыпи. До недавнего времени в Глоссоме ежедневно останавливалось четыре поезда, но из-за сокращения вырубки буков станцию закрыли. Поезда еще проходили мимо, их шум напоминал о прошлом, но вскоре, после изменения маршрутов, и это эхо должно было исчезнуть. Когда-нибудь полотно железной дороги зарастет травой и вокзал придет в запустение. Кое-кто в Глоссоме предлагал выкупить здание у «Британских железных дорог» и устроить в нем музей. Но что́ могло бы находиться в его экспозиции? Увы, история Глоссома не помнила ни грандиозных сражений, ни имен особ королевской крови или выдающихся изобретателей.

Все это ничуть не заботило мистера Бергера. Ему было вполне достаточно того, что есть подходящее место, где можно с удовольствием погулять и в хорошую погоду посидеть с книжкой в руках. Возле старого вокзала через рельсы был перекинут помост, и мистер Бергер любил дожидаться здесь момента, когда на юг проходит последний поезд. Он смотрел на мелькающих в окнах бизнесменов в деловых костюмах и каждый раз благодарил судьбу за то, что годы его службы хоть и преждевременно, но вполне благополучно закончились.

С приближением зимы он не отказался от прогулок, хотя темень и холода не позволяли больше читать на улице. Однако он продолжал брать с собой книгу, поскольку завел привычку заглядывать в «Пятнистую лягушку» и проводить там час за чтением с бокалом вина или пинтой мягкого пива.

Однажды вечером мистер Бергер, как обычно, остановился, чтобы подождать поезд. Экспресс явно задержался в пути. Время шло, опоздание уже не казалось мистеру Бергеру незначительным, и он задумался, приведет ли на самом деле вся эта рационализация к какому-либо улучшению. Он раскурил трубку и обернулся на запад, чтобы полюбоваться тем, как солнце садится за лесом, освещая последними лучами оголенные ветви деревьев.

Неожиданно мистер Бергер заметил поодаль женщину, пробиравшуюся сквозь густой кустарник у железнодорожного полотна. Судя по сломанным веткам, там была какая-то жалкая тропка. Мистер Бергер никогда не ходил тем путем, поскольку не испытывал ни малейшего желания порвать одежду и оцарапать кожу или свою вересковую трубку. Женщина была в темном платье, но ярко-красный мешочек, переброшенный через плечо, резко выделялся на фоне одежды и сразу бросался в глаза. Незнакомка удалялась в сторону от мистера Бергера, и он так и не сумел разглядеть ее лица.

В этот момент раздался отдаленный свисток, и помост под ногами мистера Бергера задрожал. Последний за этот вечер экспресс подходил к станции. Из-за деревьев показались его стремительно приближающиеся огни. Женщина тоже услышала свисток и остановилась. Мистер Бергер решил, что она намерена подождать, пока поезд пройдет мимо, но женщина, наоборот, прибавила шагу. Возможно, она задумала перебраться через пути до прохождения экспресса, но это было весьма опасно. В сумерках немудрено ошибиться в оценке расстояния, и мистер Бергер слышал немало историй о том, как у кого-то нога застряла между шпалами, а кто-то поскользнулся на рельсах и так или иначе нашел свою смерть под колесами поезда.

– Эй! – крикнул мистер Бергер. – Подождите!

Инстинктивно он соскочил с помоста и быстрыми шагами направился к женщине. Она оглянулась, услышав его крик. Даже издали мистер Бергер увидел, как она прекрасна. Лицо ее было бледным, но она вовсе не казалась несчастной. От нее веяло сверхъестественным, пугающим спокойствием.

– Не переходите пути! – крикнул он. – Пусть пройдет поезд!

Женщина вышла из-за кустарника. Она чуть приподняла юбки, так что под ними стали видны шнурованные сапожки, а выше угадывались чулки, и начала взбираться на насыпь. Мистер Бергер пустился бегом, продолжая кричать, но его возгласы заглушил экспресс – он пронесся мимо, обдав волной шума, света и запаха солярки. Мистер Бергер успел разглядеть, как женщина отбросила в сторону красный мешочек, вобрала голову в плечи и, вытянув руки, упала на колени, прямо на шпалы.

Мистер Бергер вздрогнул и зажмурился. Правда, со своего места он не мог наблюдать момент столкновения и не мог расслышать за ревом поезда крик несчастной. Когда он открыл глаза, женщины нигде не было видно, а поезд уходил все дальше.

Мистер Бергер побежал туда, где в последний раз видел ее. Он готовился к самому худшему, ожидая найти лужи крови и разрезанный на части труп, но ничего похожего там не было. Он не обладал опытом в подобных делах и понятия не имел, что должно остаться от человека при столкновении с поездом – кровавое месиво или совсем ничего. Возможно, удар был так силен, что разбросал останки во все стороны, или же поезд мог унести изувеченное тело дальше по рельсам. Обыскав кустарник, мистер Бергер и там не обнаружил никаких следов. Не нашел даже выброшенный красный мешочек. Однако он не сомневался в том, что видел женщину. Она не была плодом его воображения.

Мистер Бергер находился теперь ближе к городу, чем к своему дому. В Глоссоме не было полицейского участка, ближайший располагался в Морхэме, в пяти милях отсюда. Мистер Бергер поспешил в зал ожидания вокзала, где сохранился таксофон, позвонил в полицию и рассказал обо всем, чему стал свидетелем. Затем, выполняя указания дежурного, вышел и сел на скамейку, дожидаясь прибытия патрульной машины.

3

Полицейские проделали почти то же самое, что и мистер Бергер, только с большими расходами на почасовую и сверхурочную оплату. Они осмотрели кусты и железнодорожное полотно, а также осведомились в Глоссоме на случай возможного исчезновения одной из здешних обитательниц. Затем связались с машинистом поезда, и экспресс был задержан на перроне в Плимуте на целый час, пока полиция проверяла, не сохранились ли на стенах локомотива и вагонов следы человеческих останков.

Наконец дошло дело и до мистера Бергера, просидевшего все это время на помосте. Его повторно допросил инспектор из Морхэма по имени Карсуэлл. Он держался с мистером Бергером гораздо холоднее, чем в первый раз. Вскоре после начала поисков пошел дождь, так что Карсуэлл и его помощники изрядно устали и промокли. Мистер Бергер тоже вымок и чувствовал слабый, но не прекращающийся озноб. Он подозревал, что это было следствием потрясения. Ему никогда прежде не случалось быть свидетелем смерти другого человека. И она глубоко взволновала его.

Инспектор Карсуэлл стоял перед ним, надвинув на глаза шляпу и засунув руки в карманы пальто. Его подчиненные уже закончили работу, а двух служебных собак, выделенных в помощь полицейским, отвели обратно к фургону, в котором их сюда и доставили. Горожане, собравшиеся на месте происшествия, тоже потянулись ближе к дому, бросая, однако же, последние любопытные взгляды на мистера Бергера.

– Давайте повторим все по порядку, хорошо? – попросил Карсуэлл.

Мистер Бергер снова рассказал всю историю, не изменив ни одной подробности. Он был уверен в том, что́ видел своими глазами.

– Должен вам сообщить, – заявил Карсуэлл, как только мистер Бергер замолчал, – что машинист поезда ничего не заметил и не почувствовал столкновения. Можете себе представить, как он был потрясен, услышав о том, что какая-то женщина бросилась под колеса. Он сам вызвался помочь в осмотре состава. Как выяснилось, у него уже был печальный опыт. До того как его назначили машинистом, он работал кочегаром на паровозе, который сбил человека неподалеку от узловой станции Коулфорд. В тот раз машинист увидел человека на путях, но не успел затормозить, и паровоз раздавил беднягу всмятку. И ни у кого не возникло сомнений в том, что произошел несчастный случай. Машинист считает: если бы поезд действительно сбил женщину, то мы без особых затруднений нашли бы ее останки.

Карсуэлл закурил сигарету и предложил вторую мистеру Бергеру. Тот отказался, предпочитая свою трубку, хотя она к тому времени давно уже погасла.

– Вы живете один, сэр? – спросил Карсуэлл.

– Да, один.

– Насколько я понимаю, вы поселились в Глоссоме сравнительно недавно.

– Так и есть. Моя мать умерла и оставила мне в наследство дом.

– И вы сказали, что вы писатель?

– Пытаюсь им стать. Откровенно говоря, я начинаю сомневаться, что из меня получится хороший писатель.

– Писатели обычно ведут затворническую жизнь, или мне это только кажется?

– Да, они склонны к уединению.

– Вы не женаты?

– Нет.

– А подружка у вас есть?

– Нет, – ответил мистер Бергер и добавил: – Сейчас нет.

Ему не хотелось, чтобы инспектор Карсуэлл заподозрил что-либо странное и предосудительное в его холостяцкой жизни.

– Ага.

Карсуэлл затянулся сигаретой.

– Вы скучаете по ней?

– Простите, по кому?

– По вашей матери.

Вопрос удивил мистера Бергера, тем не менее он ответил:

– Конечно скучаю. Я навещал ее при любой возможности, и раз в неделю мы разговаривали по телефону.

Карсуэлл кивнул с таким видом, будто бы это многое объясняло.

– Должно быть, вы чувствуете себя не очень уютно, приехав в другой город и поселившись в доме, где умерла ваша мать. Она ведь скончалась дома?

Мистер Бергер подумал, что инспектор Карсуэлл, похоже, неплохо осведомлен. Очевидно, он расспрашивал жителей Глоссома не только о пропавшей женщине.

– Да, дома, – подтвердил мистер Бергер. – Прошу прощения, инспектор, но какое это имеет отношение к гибели той молодой леди?

Карсуэлл вытащил изо рта сигарету и принялся разглядывать ее тлеющий кончик, словно надеялся отыскать в пепле некий ответ.

– Я начинаю задумываться, правильно ли вы истолковали то, что увидели.

– Правильно ли? Как можно неправильно истолковать самоубийство?

– Трупа нет, сэр. А также пятен крови, клочков одежды – вообще ничего. Мы даже не смогли отыскать тот красный мешочек, о котором вы упоминали. Нет никаких признаков того, что здесь произошел несчастный случай. Так что… – Карсуэлл сделал последнюю затяжку, выбросил окурок и с ожесточением затоптал его в грязь каблуком. – Так что позвольте нам заключить… что вы просто ошиблись, и довольно об этом, хорошо? Возможно, вам стоит подыскать другое вечернее развлечение, тем более что скоро начнется зима. Запишитесь в карточный клуб или в хор. Можете познакомиться с какой-нибудь молодой леди, чтобы прогуливаться вдвоем. Должен заметить, что на вашу долю выпали тяжелые потрясения, и было бы лучше, если бы вы меньше времени проводили в одиночестве. Так вам будет проще избежать подобных ошибок в будущем. Вы меня хорошо поняли, сэр?

Смысл его слов был предельно ясен. В ошибке нет ничего зазорного, но заставлять полицию тратить время впустую – это уже противозаконно. Мистер Бергер спустился с помоста.

– Я уверен в том, что́ видел, инспектор, – заявил он, отчаянно надеясь, что голос не выдаст зародившихся в душе сомнений, и направился к дому в несколько смятенном состоянии духа.

4

Неудивительно, что мистер Бергер плохо спал той ночью. Раз за разом он представлял себе сцену гибели незнакомки, и хотя не видел на самом деле момента столкновения и не слышал звука удара, теперь, в тишине спальни, видел и слышал все. Вернувшись домой, он решил успокоить свои нервы и выпил большой бокал бренди, оставшегося от покойной матушки, но с непривычки ему лишь сделалось хуже. Он метался в бреду, и ужасная картина так часто представала перед ним, что мистер Бергер понемногу укрепился во мнении, что в тот вечер видел ее не впервые. Его охватило ощущение дежавю, настолько сильное, что от него невозможно было избавиться. С мистером Бергером и раньше случалось во время недомогания, что какая-либо мелодия или слова застревали в голове, не давая уснуть, и он не мог справиться с наваждением, пока болезнь не проходила. То же самое происходило и теперь, и бесконечное повторение страшных кадров заставило мистера Бергера предположить, что он уже был знаком с этой сценой, прежде чем оказался ее свидетелем.

К счастью, усталость наконец взяла свое и он уснул, но, пробудившись утром, мистер Бергер обнаружил: навязчивое состояние никуда не делось. Он накинул пальто и вернулся на место так взволновавших его событий минувшего вечера. Мистер Бергер прошел по узкой тропинке в надежде отыскать что-либо ускользнувшее от глаз полиции, какой-либо признак того, что он не оказался жертвой собственного разыгравшегося воображения, – клочок темной ткани, каблук от сапожка или красный мешочек, – но так ничего и не нашел.

Как раз мешочек больше всего и беспокоил его. Это был ключ к пониманию событий. В его мозгу, не затуманенном больше алкоголем, – хотя, по правде сказать, голова все еще кружилась после вчерашнего бренди – забрезжила догадка, которая превратилась в уверенность. Да, гибель молодой женщины напоминала эпизод из какой-то книги, и не просто эпизод, а возможно, самую знаменитую в литературе сцену, связанную с поездом и самоубийством. Отчаявшись добиться успеха в натурных исследованиях, мистер Бергер решил приступить к поискам литературным.

Он давно распаковал свои книги, но еще не нашел для них полок. Мать мистера Бергера далеко не так сильно любила читать, как ее сын, и предпочитала книжным шкафам голые стены, украшенные кое-где дешевыми репродукциями морских пейзажей. И все же в этом доме было больше места для библиотеки, чем в его прежней квартире, в немалой степени благодаря большей площади, ибо все, что нужно истинному книголюбу для хранения своей коллекции, – это ровная горизонтальная поверхность. Мистер Бергер отыскал том «Анны Карениной» в куче книг, лежавших на полу в столовой, – между «Войной и миром» и «„Хозяином и работником“ и другими притчами и историями». Последняя была прекрасным изданием «Эвриманс лайбрери» 1946 года. Мистер Бергер о ней совсем позабыл и, увидев теперь, невольно отложил в сторону «Анну Каренину» и провел почти час в компании только что найденного сокровища. Однако здравый смысл вскоре восторжествовал, и «Хозяин и работник» до поры до времени перекочевал на обеденный стол. Там уже лежала дюжина не менее чудесных книг, неделями или даже месяцами дожидавшихся, когда же пробьет их час.

Мистер Бергер устроился в кресле и раскрыл «Анну Каренину». Это было клубное издание с ограниченным тиражом, Кембридж, 1951 год, подписанное Барнеттом Фридманом, которое мистер Бергер приобрел на благотворительном базаре в Глостере за такую смехотворно низкую цену, что ему пришлось позже внести щедрое пожертвование, чтобы успокоить свою совесть. Он торопливо пролистал страницы, пока не добрался до тридцать первой главы, начинавшейся со слов «Раздался звонок…». С этого места он продолжал читать хотя и быстро, но внимательно, проследовав вместе с Анной мимо Петра в его ливрее и штиблетах, мимо наглого кондуктора и уродливой дамы, мимо испачканного безобразного мужика, и наконец добрался до нужного эпизода:

«Она хотела упасть под поравнявшийся с ней серединою первый вагон. Но красный мешочек, который она стала снимать с руки, задержал ее, и было уже поздно: середина миновала ее. Надо было ждать следующего вагона. Чувство, подобное тому, которое она испытывала, когда, купаясь, готовилась войти в воду, охватило ее, и она перекрестилась. Привычный жест крестного знамения вызвал в душе ее целый ряд девичьих и детских воспоминаний, и вдруг мрак, покрывавший для нее все, разорвался, и жизнь предстала ей на мгновение со всеми ее светлыми прошедшими радостями. Но она не спускала глаз с колес подходящего второго вагона. И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи голову, упала под вагон на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась на колена. И в то же мгновение она ужаснулась тому, что делала. „Где я? Что я делаю? Зачем?“ Она хотела подняться, откинуться; но что-то огромное, неумолимое толкнуло ее в голову и потащило за спину. „Господи, прости мне все!“ – проговорила она, чувствуя невозможность борьбы. Мужичок, приговаривая что-то, работал над железом. И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

Мистер Бергер дважды прочитал эти строки, а затем откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Все совпадало вплоть до таких деталей, как красный мешочек, который, подобно Анне, отшвырнула в сторону женщина перед гибелью. Движения ее тоже были чрезвычайно похожи: она вжала голову в плечи и протянула руки, словно ее ждала крестная му́ка, а не мгновенная смерть под чугунными колесами. Даже сам мистер Бергер невольно выражал свои воспоминания о происшествии совершенно теми же словами.

– Боже мой, – прошептал он, обращаясь к почтительно слушавшим его книгам, – вероятно, инспектор прав, и я в самом деле слишком много времени проводил в компании одних лишь романов.

Какое еще можно придумать оправдание человеку, вообразившему, что увидел кульминационную сцену из «Анны Карениной», заново разыгранную на железнодорожной линии Эксетер – Плимут?

Мистер Бергер положил книгу на подлокотник кресла и направился в кухню. В какой-то момент он почувствовал мимолетное желание снова выпить бренди, но, припомнив последствия прошлого опыта, отдал предпочтение привычному чаю. Он сидел за кухонным столом и пил одну чашку за другой, пока не осушил целый чайник. Мистер Бергер не решался вернуться к чтению и не пытался отвлечься кроссвордом в «Таймс», что так и остался с утра неразгаданным. Просто смотрел на облака и слушал пение птиц, раздумывая о том, не сходит ли он понемногу с ума.

В тот день мистер Бергер больше ничего не прочел и два просмотра тридцать первой главы «Анны Карениной» стали единственным его соприкосновением с миром литературы. Он не мог припомнить день, когда читал меньше. Он жил ради книг. Они поглощали все его свободное время, начиная с раннего детства, когда он открыл для себя, что может взяться за книгу без помощи матери, обыкновенно читавшей ему вслух. Он помнил первые попытки одолеть рассказы Уильяма Эрла Джонса о Бигглзе, помнил, как спотыкался на длинных словах и разбивал их на слоги, чтобы из одного трудного слова получились два более легких. С тех пор книги стали его неразлучными друзьями. Бергер жертвовал ради них даже дружбой – ему не раз случалось скрываться от приятелей после школы; не отвечать на их стук в дверь, когда дома, кроме него, никого не было; выбирать окольную дорогу домой и не подходить к окнам, чтобы никакие футбольные баталии, никакие экспедиции в соседские сады не помешали дочитать очередную захватывающую историю.

В определенном смысле книги отчасти были виновны и в роковой нерешительности его ухаживаний за девушкой из бухгалтерии. Видимо, она все же иногда читала – мистер Бергер видел у нее в руках роман Джорджетт Хейер и еще какую-то невзрачную книгу из двухпенсовой библиотеки, – но чтение определенно не было ее страстью. А вдруг она потребовала бы, чтобы мистер Бергер смотрел вместе с ней спектакли или балеты или же сопровождал ее в модные магазины – по той простой причине, что у них «должны быть общие интересы»? В конце концов разве не так поступают все молодые пары? Но чтение книг – это занятие, требующее уединения. О да, можно читать и в комнате, где находится твоя жена, или даже лежа рядом с ней в постели перед сном, но это предполагает полное согласие между супругами, если хотите – родство душ. Было бы настоящим бедствием связать свою жизнь с женщиной, которая, пробежав глазами две-три страницы, начинает напевать, или постукивать пальцами по столу, привлекая к себе внимание, или – боже упаси вас от этого! – возиться с настройкой радио. Затем она начнет высказывать свое мнение относительно книги в ваших руках, и с этой минуты мир и спокойствие будут утрачены навсегда.

Однако сейчас, сидя в кухне дома своей покойной матери, мистер Бергер внезапно осознал, что никогда и не стремился выяснить мнение девушки из бухгалтерии по поводу книги или того же балета. В глубине души он не решался изменить свою упорядоченную жизнь, в которой редко принимал более сложные решения, чем выбор следующей книги. Он жил сам по себе, отгородившись от окружающего мира, и вот теперь расплачивается за это безумием.

5

В последующие дни мистер Бергер обходился исключительно газетными и журнальными статьями о совершенствовании характера. Он почти убедил себя в том, что все увиденное им на путях Юго-Западной железной дороги было не более чем психической аномалией, своего рода отсроченной реакцией на чрезвычайно огорчившую его смерть матери. Когда ему случалось бывать по делам в городе, он нередко становился объектом специфического внимания и ловил на себе чужие взгляды, брошенные исподтишка или откровенно бестактные. Но этого и следовало ожидать. Мистер Бергер надеялся, что память горожан о безуспешных поисках полиции в конечном счете потускнеет и сотрется. У него не было ни малейшего желания закрепить за собой репутацию местного чудака.

Однако по прошествии времени произошло нечто странное. Обыкновенно, по мере того как событие удаляется от нас, воспоминания о нем становятся все более туманными. По всем законам человеческого поведения, мистер Бергер должен был окончательно уверовать, что вся эта история с молодой женщиной, напоминающей Анну Каренину, порождена одним лишь его болезненным психическим состоянием. Но мистер Бергер с каждый днем все сильнее убеждался в обратном. Он видел эту женщину, и она была реальна – разумеется, в несколько расширенном понимании термина «реальность».

Мистер Бергер снова начал читать, сперва с опаской, но вскоре окунулся в чтение с головой. Он возобновил свои прогулки вдоль железнодорожных путей и, как и прежде, останавливался на помосте в ожидании вечернего поезда. Каждый раз, когда приближался экспресс из Эксетера в Плимут, мистер Бергер всматривался в уходящую на юг узкую тропинку. Темнело теперь раньше, и уже было трудно что-либо разглядеть, но мистер Бергер сохранил отменное зрение и благодаря постоянной практике без труда заметил бы малейшую перемену в очертаниях густого кустарника.

Но все было безмятежно до наступления февраля, когда женщина появилась вновь.

6

Вечер был холодным, бодрящим. В воздухе почти не ощущалось сырости, и мистер Бергер, совершая обычную вечернюю прогулку, любовался тем, как пар его дыхания завитками уходит в небо. Из «Пятнистой лягушки» доносилась музыка: нечто вроде современной обработки народных песен, к которым мистер Бергер испытывал тайное пристрастие. Он собирался заглянуть туда на часок-другой, после того как проследит за прохождением поезда. Ежевечерний караул у перехода через железную дорогу превратился для него в своеобразный ритуал, и хотя он уверял себя, что это не имеет никакого отношения к той женщине с красным мешочком, в глубине души понимал, что это неправда. Ее образ продолжал преследовать мистера Бергера.

Он сел на помост и раскурил трубку. Откуда-то с востока послышался гул приближающегося поезда. Мистер Бергер посмотрел на часы: самое начало седьмого. Поезд появился слишком рано. Это было неслыханным делом. Если бы мистер Бергер все еще писал заметки для «Телеграф», то мог бы рассказать об этом удивительном событии, как натуралисты-любители по весне сообщают читателям о прилете первой кукушки.

Он уже мысленно составил текст заметки, когда услышал какой-то шум справа от себя. Кто-то шел по тропинке и явно торопился. Мистер Бергер спрыгнул с помоста и направился в ту сторону, откуда раздавались шаги. Небо было ясное, и луна уже посеребрила листья кустарника, но даже без ее света мистер Бергер смог бы разглядеть спешащую к поезду женщину с красным мешочком через плечо.

Он выронил трубку, но успел подхватить ее на лету. Ведь это была его любимая трубка.

Вы не ошиблись бы, решив, что мистер Бергер одержим этой женщиной, однако на самом деле он вовсе не ожидал новой встречи с ней. В конце концов, никто из людей не может обзавестись привычкой бросаться под поезд. Подобное совершают один раз или не совершают вовсе. Что касается первого случая, то сокрушительный удар поезда исключил бы любую возможность его повторения, но если даже человек каким-то чудом уцелеет при столкновении, одного лишь воспоминания от перенесенной боли будет достаточно, чтобы отвратить его от новых попыток. И все же, вне всякого сомнения, это была та же самая женщина, с тем же самым красным мешочком, и она спешила совершить точно такой же самоубийственный поступок, свидетелем которого однажды уже оказался мистер Бергер.

«Должно быть, это привидение», – подумал он. Другого объяснения не существует. Перед ним дух бедной женщины, умершей много лет назад – насколько успел разглядеть мистер Бергер, платья такого фасона носили в прошлом веке – и обреченной повторять последние мгновения своей жизни снова и снова, до тех пор пока…

Пока – что? Мистер Бергер не мог с уверенностью ответить на этот вопрос. Он прочитал довольно много произведений Монтегю Родса Джеймса и Уильяма Уаймарка Джейкобса, Оливера Онионса и Уильяма Хоупа Ходжсона, но ни разу не сталкивался с чем-то подобным. Он вынес из прочитанного смутное представление о том, что в таких случаях иногда помогает перезахоронение покойника в более подходящее место, в то время как Джеймс предпочитал возвратить в могилу какой-либо древний артефакт, и тогда связанная с ним неприкаянная душа должна упокоиться. Однако мистер Бергер понятия не имел, где была погребена эта женщина, и во время своих прогулок он ни разу не выкопал из земли даже цветок, не говоря уже о старом свистке или манускрипте. С этим можно будет разобраться позже, а сейчас мистера Бергера больше заботило другое, более важное дело.

Была ли эта женщина призраком или нет, но столь раннее прибытие экспресса, очевидно, стало для нее полной неожиданностью. К тому же ветки кустарника, словно сговорившись препятствовать ей на пути к гибели, цеплялись за платье, и один раз женщина даже упала на колени. Однако мистер Бергер мгновенно осознал, что, несмотря на все эти помехи, она еще может вовремя добежать до путей и принять на себя сокрушительный удар поезда.

Мистер Бергер помчался к ней, размахивая руками и пытаясь криком привлечь внимание женщины. Так быстро он еще никогда в жизни не бегал и потому первым успел к тому месту, где обрывалась тропинка. Незнакомка на мгновение остановилась, увидев его. Возможно, она была так сосредоточена на своих гибельных замыслах, что не слышала предупреждающих криков, но теперь, оказавшись лицом к лицу с мистером Бергером, вернулась в реальность. Она выглядела моложе, чем он, кожа ее казалась чрезвычайно бледной, хотя, возможно, во всем была виновата луна. Таких черных волос мистеру Бергеру еще не доводилось видеть; они будто поглощали весь свет без остатка.

Женщина метнулась сначала вправо, а затем влево, пытаясь обежать мистера Бергера, но кустарник оказался слишком густым. Земля под ногами задрожала, грохот приближающегося поезда сделался оглушительным. Гудок не застал мистера Бергера врасплох. Вероятно, машинист увидел человека, стоявшего рядом с рельсами. Мистер Бергер помахал машинисту правой рукой, показывая, что все в порядке. Женщина не могла проскочить мимо него, а у самого мистера Бергера не было намерения бросаться под колеса.

Сжав в отчаянии кулаки, незнакомка молча провожала взглядом проходящий поезд. Мистер Бергер тоже повернул голову, из окон на него с любопытством смотрели пассажиры, а когда он оглянулся, женщины на тропинке уже не было. Только когда затих шум поезда, он услышал, как вдалеке шуршит кустарник, и догадался, что она побежала назад, вверх по склону. Мистер Бергер кинулся вдогонку, продираясь сквозь те же самые кусты, что мешали таинственной брюнетке пройти к насыпи. Он порвал пиджак, потерял трубку и слегка подвернул лодыжку, запнувшись о корень, но все же не сдавался. Выбравшись на дорогу, он успел заметить, как женщина скрылась в проулке, идущем параллельно главной улице Глоссома. По одну его сторону тянулись дома с окружавшими их садами, другую занимала задняя стена бывшей городской пивоварни, ныне заброшенной, хотя слабый аромат лежалого хмеля до сих пор витал в воздухе.

Дальше проулок раздваивался, и левое ответвление в конце соединялось с главной улицей, а правое уходило в темноту. Слева мистер Бергер никого не заметил, притом что улица была хорошо освещена. Он решил свернуть направо и вскоре очутился среди пережитков славного промышленного прошлого Глоссома. Здесь находились старые склады, часть которых еще служила по прямому назначению, но большинство давно было заброшено; стена с вывеской, объявлявшей, что тут размещаются бондарная мастерская и свечной заводик, хотя вид полуразрушенного здания не оставлял никаких сомнений в том, что время, когда здесь изготовляли бочки или свечи, давно миновало; и наконец, двухэтажное строение из красного кирпича, с зарешеченными окнами и поросшим травой крыльцом. Дальше дорога упиралась в тупик. Мистер Бергер готов был поклясться, что слышал, как в этом доме мягко закрылась дверь, как только он подошел ближе.

Он остановился и оценивающим взглядом изучил дом. Свет нигде не горел, а на окнах скопился такой слой копоти и грязи, что не было ни малейшей возможности рассмотреть что-нибудь внутри. Прямо на каменной кладке выше двери была вырезана какая-то надпись. Мистеру Бергеру пришлось напрячь зрение, поскольку луна в данном случае явно не годилась в сообщники. Наконец удалось разобрать слова: «Частная библиотека Кекстона».

Мистер Бергер нахмурился. В свое время он справлялся, есть ли в городе библиотеки, и ему отвечали, что нет ни одной, а ближайшая, как и многое другое, чего не доставало в Глоссоме, находится в Морхэме. Правда, был газетный киоск, владелец которого также торговал и книгами, но по большей части детективными и любовными романами, а мистер Бергер мог читать и то и другое лишь в весьма ограниченном количестве. Разумеется, существовала большая вероятность того, что «Частная библиотека Кекстона» давно прекратила свою работу, но если так, то почему трава на крыльце местами примята? Кто-то все же захаживал сюда, и если мистера Бергера не обманывала интуиция, среди посетителей была и женщина – или же некий фантом, напоминающий женщину, – очевидно, одержимая навязчивой идеей повторить судьбу Анны Карениной.

Он достал спичечный коробок и зажег спичку. Справа от двери в крохотном окошке из цветного стекла виднелась пожелтевшая табличка: «По всем вопросам звоните в колокольчик». Мистер Бергер извел три спички в тщетных попытках отыскать что-либо напоминающее колокольчик. Ничего похожего. И никакой прорези или ящика для писем.

Мистер Бергер обогнул здание справа, поскольку слева дорогу преграждала сплошная стена. За углом он обнаружил еще один узкий проход, упиравшийся в другую кирпичную стену. С этой стороны дома не было ни окон, ни дверей. За стеной простирался пустырь.

Вернувшись к парадной двери, мистер Бергер постучал в нее кулаком, скорее надеясь, чем действительно ожидая ответа. И ничуть не удивился, когда его не последовало. Затем мистер Бергер присмотрелся к одинокой замочной скважине. Она вовсе не выглядела проржавевшей, и когда он коснулся пальцем края выреза, на коже остался липкий след, пахнущий смазочным маслом. Все это выглядело весьма странно и в немалой степени зловеще.

Мистер Бергер рассудил, что ничего больше не может поделать в настоящий момент. К вечеру еще больше похолодало, и он до сих пор не ужинал. Хотя Глоссом был тихим и безопасным городком, мистера Бергера не радовала перспектива провести всю ночь возле темных окон этой библиотеки, в надежде дождаться появления призрачной женщины и спросить у нее, зачем она с такой настойчивостью пытается броситься под поезд. Помимо всего прочего, мистер Бергер пренеприятнейшим образом оцарапал себе руки, и их требовалось обработать антисептиком.

Поэтому он, бросив прощальный взгляд на библиотеку Кекстона, направился домой в еще большем смятении, чем прежде, и «Пятнистая лягушка» в тот вечер так и не дождалась своего постоянного посетителя.

7

На следующее утро, в начале одиннадцатого, мистер Бергер вернулся к библиотеке Кекстона, справедливо рассудив, что это вполне благопристойное время для визита, и если библиотека все еще работает, он может кого-нибудь там застать. Однако здание выглядело таким же тихим и заброшенным, как и накануне вечером.

Не придумав ничего лучшего, мистер Бергер принялся наводить справки, но без всякого проку. Он не выяснил ничего ни в газетном киоске, ни в бакалейной лавке, ни среди немногочисленных ранних посетителей «Пятнистой лягушки». О да, все эти люди знали о существовании библиотеки, но никто не мог припомнить то время, когда она в действительности работала, назвать имя ее владельца или хотя бы подтвердить, что там до сих пор хранятся книги. Ему предложили обратиться в морхэмскую ратушу, где вели учет имущественных дел для всех окрестных поселений.

Закончилось тем, что мистер Бергер и в самом деле отправился на автомобиле в Морхэм. По дороге он рассуждал о поразительном отсутствии интереса к библиотеке у жителей Глоссома. Казалось, горожане напрочь забыли о ней и никогда бы не вспомнили, если бы не мистер Бергер со своими расспросами. В скором времени эти смутные воспоминания будут снова погребены под грузом забот, что вполне объяснимо – ведь библиотека давно прекратила работу. Гораздо любопытнее то, что в большинстве своем жители города не знали и не желали ничего узнавать о ней, пока мистер Бергер не привлек их внимание. Он уже успел убедиться в чрезвычайной сплоченности глоссомского общества, поскольку ехидные комментарии по поводу галлюцинаций и неоправданной задержки поезда преследовали его даже теперь, когда он спрашивал о библиотеке. Похоже, в городе существовали лишь две разновидности дел и событий: те, что интересовали всех, и те, что не интересовали никого, пока слухи не привлекут к ним внимание публики. Пожилые обитатели Глоссома могли во всех подробностях рассказать о любой странице истории города вплоть до шестнадцатого века, и своя биография имелась здесь у каждого здания, как старинного, так и недавно построенного.

За исключением частной библиотеки Кекстона.

В ратуше Морхэма смогли пролить лишь слабый свет на эту загадку. Собственником здания библиотеки числился некий Фонд Кекстона, в качестве адреса которого был указан почтовый ящик в Лондоне. Фонд исправно оплачивал все счета на собственность, включая муниципальный налог и плату за электричество, и это все, что сумел выяснить мистер Бергер. Его расспросы о библиотеке встречали в Морхэме недоуменными взглядами. Он провел не один час за изучением старых номеров местной еженедельной газеты, начиная от рубежа веков, однако не нашел ни единого упоминания о библиотеке Кекстона.

Уже стемнело, когда мистер Бергер вернулся домой. Он приготовил себе омлет и попытался почитать перед сном, но все мысли его были заняты странным фактом: библиотека существовала и в то же время ее словно не было. Он видел это здание. Оно стояло посреди Глоссома и занимало значительную площадь. Каким же образом немногочисленное городское сообщество могло не замечать его столь долгое время?

Нельзя сказать, что следующий день сложился для мистера Бергера более удачно. Звонки в книжные магазины и библиотеки, включая Большую Лондонскую библиотеку и библиотеку Крэнстона в Рейгейте, старейшую в стране, лишь подтвердили всеобщую неосведомленность относительно Кекстона. В конце концов мистер Бергер поймал себя на том, что беседует с представительницей Ассоциации специализированных библиотек в Британии – организации, о существовании которой он прежде и не подозревал. Библиотечная леди пообещала свериться с отчетами, но признала, что никогда не слышала о Кекстоне, и будет сильно удивлена, если выяснится, что кто-либо другой о нем слышал, учитывая ее энциклопедические познания в этом вопросе, а уж в этом-то мистер Бергер, после часовой лекции по истории библиотечного дела в Англии, не посмел бы усомниться.

Он предположил, что и в самом деле ошибся с адресом. В той части города были и другие здания, куда незнакомка могла бы забежать, спасаясь от преследования, однако библиотека Кекстона оставалась наиболее вероятным местом для убежища. Где еще может скрываться женщина, неоднократно пытавшаяся воспроизвести последние мгновения жизни Анны Карениной, как не в старой библиотеке?

Тем вечером, ложась спать, мистер Бергер принял окончательное решение. Он превратится в своего рода детектива и будет тайно наблюдать за частной библиотекой Кекстона до тех пор, пока не разгадает все ее тайны.

8

В скором времени выяснилось, что работа детектива не такое уж приятное занятие. У крутых парней из книг все получалось очень ловко, когда они, сидя в автомобиле или ресторане, могли вести наблюдение в относительно комфортных условиях, особенно если дело происходило в Лос-Анджелесе или каком-либо другом местечке, где всегда тепло и солнечно. Однако все выглядит совсем иначе, когда вы ходите вокруг ветхого здания в маленьком английском городке сырым и холодным февральским вечером, надеясь, что никто из знакомых не пройдет мимо или, чего доброго, какой-нибудь излишне бдительный и деятельный обыватель не сообщит полиции о подозрительном бродяге. Мистер Бергер живо представлял себе, как инспектор Карсуэлл прикуривает, делает затяжку и приходит к заключению, что ему в руки определенно попал человек, одержимый особой формой безумия.

На свое счастье, мистер Бергер отыскал укрытие в старой бондарной мастерской, обеспечивающее ему хороший обзор через обвалившийся участок стены. При этом сам наблюдатель оставался незамеченным. Он перенес сюда одеяло, подушку, флягу с чаем, бутерброды и шоколад, а также две книги. Одну из них – сочинение Джона Диксона Карра под названием «Согнутая петля» – он выбрал для того, чтобы глубже погрузиться в атмосферу детектива, а вторая – «Наш общий друг» – была последней книгой Чарльза Диккенса, которую еще не прочел Бергер. «Согнутая петля» оказалась весьма недурна, хотя и несколько фантастична. Впрочем, мистер Бергер рассудил, что черная магия и роботы едва ли могли вызвать большее удивление, чем две одинаковые попытки самоубийства со стороны одной и той же женщины. Причем первая попытка привела к полному успеху, а вторая – ну, вторая удалась куда в меньшей степени.

День миновал без происшествий. Никто не появлялся в проулке, если не считать копошащейся там крысы. Мистер Бергер закончил читать Диксона Карра и принялся за Диккенса. Это был последний из завершенных романов автора, и от зрелого Диккенса, по сравнению с «Оливером Твистом» и «Посмертными записками Пиквикского клуба», следовало ожидать большей сложности, требующей от читателя терпения и внимания. Когда начало смеркаться, мистер Бергер отложил книгу, не желая привлекать к себе внимание светом фонаря, и выждал еще час в надежде на то, что с наступлением темноты в библиотеке Кекстона начнется какое-то оживление. Однако свет в старом здании так и не загорелся, и мистер Бергер наконец покинул свой пост, направившись к «Пятнистой лягушке», чтобы получить горячий ужин и бодрящий бокал вина.

Он возобновил свою вахту на следующее утро, но решил поменять Диккенса на Вудхауса. Второй день тоже прошел без особых волнений, за исключением внезапного появления маленького терьера. Он начал лаять на мистера Бергера, который безуспешно пытался отогнать пса, пока вдали не раздался пронзительный свисток хозяина. Терьер убежал. День выдался более теплым, чем предыдущий, и это было настоящее благословение небес: утром мистер Бергер проснулся с замерзшими ногами и решил, что наденет два пальто, если погода будет такой же холодной, как накануне.

В сумерках мистера Бергера стали одолевать сомнения в разумности выбранного плана действий. Но он не мог бесцельно бродить по проулку. Это было просто недопустимо. Он прислонился к стене и задремал. Ему снилось, что в библиотеке Кекстона зажглись огни, а по проулку катится поезд, пассажирами которого были одни лишь темноволосые леди с маленькими красными мешочками, и все они готовились совершить самоубийство. Во сне мистер Бергер слышал чьи-то шаги по гравию, а затем по траве, однако, когда он проснулся, звук шагов не исчез. Кто-то шел по проулку. Мистер Бергер приподнялся и устремил взгляд в сторону библиотеки. Он различил на крыльце силуэт незнакомца с саквояжем в руке, а в замочной скважине заскрежетал ключ.

Мистер Бергер стремительно поднялся на ноги, пробрался через пролом в стене и выскочил в проулок. Пожилой мужчина на крыльце библиотеки Кекстона уже провернул ключ в замке. Этот господин с пышными серебристыми усами был ниже среднего роста и носил длинное серое пальто и фетровую шляпу с белым пером. Он с видимой тревогой посмотрел на мистера Бергера и поспешно распахнул дверь.

– Постойте! – крикнул мистер Бергер. – Мне нужно с вами поговорить!

Пожилой джентльмен явно не был расположен ни с кем разговаривать. Он вошел в дверь, но вспомнил, что оставил на крыльце саквояж, и протянул к нему руку. Однако мистер Бергер был тут как тут, и двое взрослых людей устроили неподобающую их возрасту игру в перетягивание каната – каждый дергал за одну ручку саквояжа.

– Немедленно отпустите! – воскликнул старик.

– Ни за что, – ответил мистер Бергер. – Мне нужно поговорить с вами.

– Нужно было позвонить заранее и договориться о встрече.

– Вашего номера нет в телефонной книге.

– Тогда пришлите письмо.

– У вас нет почтового ящика.

– Послушайте, приходите завтра и позвоните в колокольчик.

– Здесь нет никакого колокольчика! – крикнул мистер Бергер, голос которого от огорчения подскочил на целую октаву.

Он в последний раз решительно потянул саквояж на себя и выиграл состязание. В кулаке у старика осталась лишь ручка.

– Вот незадача! – проворчал усатый господин, задумчивая рассматривая свой саквояж, крепко прижатый к груди незваного гостя. – Полагаю, раз так, вы можете войти, но только ненадолго. Я очень занят.

Он отступил в сторону, пропуская мистера Бергера. Теперь, когда ему наконец-то представилась возможность попасть в библиотеку, этот достойный джентльмен испытал приступ острого беспокойства. Внутри было совершенно темно, и кто знает, что ожидало его за дверью? Он предавал себя во власть странного – возможно, сумасшедшего – старика, не имея никакого другого оружия, кроме взятого в заложники саквояжа. Но мистер Бергер уже так далеко зашел в своих поисках, что должен был получить хоть какой-то ответ, если надеялся когда-либо вернуть себе душевное спокойствие. Все еще прижимая к себе саквояж, словно это был спеленутый младенец, Бергер переступил порог библиотеки.

9

В библиотеке зажглись лампы. Они были тусклыми и придавали окружающим предметам желтоватый оттенок, но все же осветили ряды полок, уходящие вглубь. Мистер Бергер сразу уловил тот особый застоявшийся запах, характерный для помещений, где долгие годы, подобно марочным винам, хранились книги. С левой стороны стоял дубовый стол, ящики его были наполнены бумагами, к которым, судя по толстому слою пыли, давно никто не притрагивался. Позади стола виднелась открытая дверь в соседнюю комнату, и мистер Бергер разглядел в ней телевизор и край кровати.

– Послушайте, – начал он, – мне необходимо знать ответ. Я больше не выдержу.

– Чего вы не выдержите?

– Эти женщины, они бросаются под поезд, потом возвращаются и снова пытаются сделать то же самое. Просто немыслимо! Я понятно выражаюсь?

Пожилой джентльмен нахмурился, подергал себя за кончики усов и глубоко вздохнул.

– Не могли бы вы вернуть мне саквояж? – попросил он.

Мистер Бергер отдал свою добычу, старик обошел вокруг стола, поставил саквояж в гостиной, потом возвратился. Тем временем мистер Бергер, по привычке всех книголюбов, принялся изучать содержимое ближайшей полки. Книги были расставлены в алфавитном порядке, и он случайно оказался возле буквы «Д». Здесь была неполная подборка сочинений Диккенса, ограниченная, по-видимому, лишь самыми известными произведениями. «Наш общий друг», как и следовало ожидать, отсутствовал, зато имелся «Оливер Твист», а также «Давид Копперфилд», «Повесть о двух городах» и «Посмертные записки Пиквикского клуба». Все книги выглядели очень старыми. Мистер Бергер взял с полки «Оливера Твиста» и внимательно осмотрел. Переплет из коричневой ткани с золотыми буквами и издательским клеймом на корешке. Титульный лист приписывал авторство Бозу, что указывало на почтенный возраст книги, подтвержденный также и выходными данными: «Ричард Бентли, Лондон, 1838». Мистер Бергер держал в руках первое издание романа.

– Осторожнее, прошу вас, – произнес пожилой джентльмен, беспокойно топтавшийся за спиной у мистера Бергера.

Но тот уже поставил на место «Оливера Твиста» и теперь изучал обложку «Повести о двух городах» – возможно, любимого своего романа у Диккенса. «Чапмен и Холл, 1859», в красном переплете. Тоже первое издание.

Но самое большое удивление вызвал том «Посмертных записок Пиквикского клуба». Он имел очень большой формат, и внутри находились не отпечатанные типографским способом листы, а сама рукопись. Мистер Бергер знал, что большинство автографов Диккенса хранится в Музее Виктории и Альберта, как часть коллекции Фостера, поскольку видел их своими глазами, когда они в последний раз были выставлены на всеобщее обозрение. Остальные принадлежат Британской библиотеке, Музею Уисбеча и Библиотеке Моргана в Нью-Йорке. Фрагменты рукописи «Посмертных записок Пиквикского клуба» входили в коллекцию Нью-Йоркской публичной библиотеки, но, насколько было известно мистеру Бергеру, полной рукописью романа не владел никто.

За исключением, как выяснилось, частной библиотеки Кекстона в Глоссоме.

– Но это ведь… – пробормотал мистер Бергер. – Я хочу сказать, что это ведь не…

Пожилой джентльмен бережно забрал том из рук мистера Бергера и поставил обратно на полку.

– Именно так, – ответил он и посмотрел на мистера Бергера задумчиво, словно изменив мнение о госте, который, очевидно, неплохо разбирался в книгах. – Это она, и у нее здесь хорошая компания.

Старик выразительным жестом указал на ряды полок. Они уходили в темноту, тусклый желтый свет не проникал в глубину библиотеки. Слева и справа от входа виднелись дверные проемы, хотя мистер Бергер не обнаружил дверей, изучая наружную стену здания. Возможно, снаружи их заложили кирпичом, но никаких следов этого он тоже не заметил.

– И все это первые издания? – спросил мистер Бергер.

– Или рукописи. Первых изданий вполне достаточно для наших целей. Рукописи – это скорее для того, чтобы усилить впечатление.

– Если не возражаете, я бы хотел взглянуть на них, – сказал мистер Бергер умоляюще. – Я больше не буду ничего трогать руками. Только посмотрю.

– Как-нибудь позже, – ответил пожилой джентльмен. – Вы еще не объяснили мне, зачем пришли сюда.

Мистер Бергер проглотил комок в горле. После неприятной беседы с инспектором Карсуэллом он никому не рассказывал о своих встречах с той женщиной.

– Дело в том, – начал он, – что я видел, как одна женщина совершила самоубийство, бросившись под поезд. А потом, некоторое время спустя, она снова пыталась сделать то же самое, но я помешал ей. И я думаю, что она могла войти сюда. Точнее говоря, я в этом почти уверен.

– Удивительная история, – сказал пожилой джентльмен.

– Я тоже так думаю, – согласился мистер Бергер.

– И вам известно, кто эта женщина?

– Не совсем, – признался мистер Бергер.

– Но у вас есть предположения?

– Это может показаться странным.

– Несомненно.

– Вы можете посчитать меня безумцем.

– Дорогой мой коллега, мы с вами едва знакомы. Я не осмелюсь делать подобные выводы, пока не узнаю вас получше.

Мистер Бергер подумал, что это вполне справедливо. Он уже зашел так далеко, что пора было заканчивать путешествие.

– Мне и в самом деле пришло в голову, что она могла быть Анной Карениной. – В последнее мгновение мистер Бергер решил подстраховаться: – Или ее призраком, хотя она показалась мне слишком реальной для привидения.

– Она не призрак, – сказал пожилой джентльмен.

– Не призрак… Что ж, я и сам в это не верил. Все говорит о том, что эта женщина существует на самом деле. Полагаю, теперь вы скажете, что она не Анна Каренина.

Пожилой джентльмен снова подергал себя за усы. На его задумчивом лице отразилась внутренняя борьба.

– Нет, – наконец заявил он. – По совести говоря, я не могу отрицать, что она Анна Каренина.

Мистер Бергер наклонился к нему и изрядно понизил голос:

– Значит, она не в своем уме? Как бы вам объяснить… некая особа, считающая себя Анной Карениной?

– Нет, это вы считаете ее Анной Карениной, а она просто знает, что она Анна Каренина.

– Как? – воскликнул мистер Бергер, несколько ошарашенный ответом. – Вы хотите сказать, что она и в самом деле Анна Каренина? Но ведь это же просто персонаж романа Толстого! Ее не существует!

– Но вы только что говорили, что она существует.

– Я сказал, что существует эта женщина.

– И вы решили, что она может быть Анной Карениной.

– Да, но поймите же, многое можно сказать или допустить, но лишь в надежде на то, что найдется более рациональное объяснение.

– Но ведь более рационального объяснения у нас нет?

– Должно быть, – возразил мистер Бергер. – Просто я не могу сейчас думать об этом.

От волнения у него голова пошла кругом.

– Не хотите ли чашечку чая? – предложил пожилой джентльмен.

– Да, – ответил мистер Бергер. – Пожалуй, хочу.

10

Они сидели в гостиной, пили чай из фарфоровых чашечек и ели кекс с орехами, который пожилой джентльмен хранил в жестяной коробке. В камине горел огонь, в углу светила лампа. На стенах висели картины – акварель и масло, очень красивые и очень старые. Многих художников мистер Бергер опознал по стилю. Он не стал бы заключать пари, но все же был уверен, что здесь есть по крайней мере один Тёрнер, один Констебл и два Ромни – портрет и пейзаж.

Пожилой джентльмен представился мистером Гедеоном, он заведовал этой библиотекой. Как он объяснил мистеру Бергеру, его обязанности заключались в том, чтобы хранить и пополнять коллекцию, реставрировать книги по мере необходимости, а также заботиться о персонажах.

Услышав последнюю фразу, мистер Бергер едва не захлебнулся чаем.

– Персонажах? – переспросил он.

– Да, – подтвердил мистер Гедеон.

– О каких персонажах вы говорите?

– О персонажах романов.

– Вы хотите сказать, что они живые?

Мистер Бергер начал сомневаться не только в собственном здравом уме, но и во вменяемости мистера Гедеона; казалось, он томится в плену кошмарного сна, какой может привидеться лишь библиофилу. Однако мистер Бергер продолжал надеяться, что проснется дома, пусть даже и с головной болью, вызванной вдыханием клея с книжных корешков.

– Вы ведь уже видели одну из них, – напомнил мистер Гедеон.

– Позвольте, – возразил мистер Бергер. – Если я встречу человека в карнавальном костюме Наполеона, то не стану рассказывать дома, что видел настоящего Бонапарта.

– У нас нет Наполеона, – сказал мистер Гедеон.

– Нет?

– Нет. Здесь только вымышленные персонажи. Должен признать, что с героями Шекспира все несколько запутанно, и у нас возникали некоторые недоразумения. Здесь нет никаких твердых правил. Если бы они были, вести дела стало бы намного проще. Но, с другой стороны, согласитесь, литература не сводится к одним лишь правилам. Представьте, насколько унылой была бы она тогда.

Мистер Бергер уставился в свою чашку, словно надеялся по расположению чайных листьев познать всю суть вещей. Когда из этого ничего не вышло, он поставил чашку на стол, скрестил пальцы и смирился с неизбежным.

– Хорошо, – произнес он. – Расскажите мне о персонажах…

– Так всегда бывает с публикой, – сказал мистер Гедеон. – В какой-то момент отдельные персонажи становятся привычными и хорошо знакомыми – причем не только для читателей, но и для тех, кто не больно-то дружит с литературой, – и начинают жить своей жизнью.

Возьмите, к примеру, Оливера Твиста. Людей, знающих о нем, намного больше, чем тех, кто прочитал одноименную книгу. Это так же справедливо и для Ромео и Джульетты, и для Робинзона Крузо, и для Дон Кихота. Назовите их имена любому, даже не слишком образованному человеку, и тот, вне зависимости от того, читал он эти книги или нет, скажет, что Ромео и Джульетту погубила роковая любовь, Робинзон Крузо много лет провел на необитаемом острове, а Дон Кихот что-то там не поделил с ветряными мельницами. Вы услышите от каждого, что Макбет слишком высоко вознесся, Эбенезер Скрудж в конце концов встал на путь исправления, а д’Артаньян, Атос, Портос и Арамис были мушкетерами.

Следует признать, что количество литературных героев, достигших такой известности, весьма ограниченно. Само собой разумеется, все они попадают сюда. Но вы будете удивлены, узнав, сколько людей могли бы многое вам рассказать о Тристраме Шенди, или о Томе Джонсе, или о Джее Гэтсби. Честно говоря, я не могу с уверенностью сказать, где находится точка перехода. Я только знаю, что в определенный момент известность персонажа становится достаточной для того, чтобы он начал самостоятельное существование, и когда это случается, каждый из них появляется либо в самой частной библиотеке Кекстона, либо поблизости от нее. Так происходит всегда, с тех самых пор, как мистер Кекстон основал первую библиотеку, незадолго до своей смерти в тысяча четыреста девяносто втором году. Легенда утверждает, что эта идея пришла ему в голову в тысяча четыреста семьдесят седьмом, когда на пороге его дома появилось несколько паломников Чосера.

– Несколько? – повторил мистер Бергер. – Но не все?

– Всех никто не помнит, – объяснил мистер Гедеон. – Кекстону повстречались Мельник, Мажордом, Рыцарь, Вторая монахиня и Батская ткачиха. Они о чем-то спорили на его дворе. Убедившись, что это не актеры и не сумасшедшие, Кекстон понял, что должен найти для них какое-нибудь пристанище. Он вовсе не хотел, чтобы его обвинили в колдовстве и прочей подобной чепухе, а врагов у него хватало: там, где есть книги, всегда найдутся не только их любители, но и ненавистники.

Поэтому Кекстон приобрел деревенский дом и разместил там часть своей библиотеки. Он даже выделил средства для финансирования библиотеки после своей смерти, которые мы продолжаем использовать и по сей день. По существу, мы просто повышаем цену там, где нужно было понизить, и понижаем, где нужно было повысить.

– Не уверен, что понял вас, – признался мистер Бергер.

– На самом деле все просто. Мы проводим эти операции с половинами пенса и дробными частями цента, лиры и прочих мелких монет. Скажем, если писателю должны заплатить гонорар в размере девяти фунтов, десяти шиллингов и шести с половиной пенсов, половина пенса отнимается в нашу пользу. Точно так же, если компания должна издателю семнадцать фунтов, восемь шиллингов и семь с половиной пенсов, она платит восемь пенсов. Так происходит всегда, с каждой проданной книгой. Мы имеем дело только с долями пенса, но если собирать их со всего мира, получится сумма, более чем достаточная для финансирования Фонда, поддержки библиотеки и содержания персонажей. Это настолько укоренилось во всей системе книготорговли, что никто уже ничего не замечает.

Такой ответ озадачил мистера Бергера. Составляя реестр закрытых счетов, он не имел возможности ознакомиться с подобными бухгалтерскими хитростями. Тем не менее все выглядело вполне логично.

– И что же это за Фонд?

– О, Фонд – это всего лишь название, которым удобно пользоваться. На самом деле Фонда никогда не было, во всяком случае, такого, в котором числились какие-либо сотрудники. Вот он, весь Фонд, целиком и полностью. Я и есть Фонд. А когда я умру, Фондом станет другой библиотекарь. Здесь не так уж и много работы. Мне редко приходится даже подписывать счета.

Вся эта структура финансового обеспечения библиотеки была, разумеется, весьма оригинальной, но мистера Бергера больше интересовал другой вопрос.

– Я хотел бы вернуться к теме персонажей… Они прямо здесь и живут?

– О да, именно так. Как я уже объяснял, в нужное время они появляются где-то поблизости. Поначалу многие из них пребывают в растерянности, но со временем привыкают и начинают обживаться. И одновременно с ними появляется первое издание соответствующего произведения, в оберточной бумаге, перевязанное тесемкой. Мы помещаем книгу на полку и следим, чтобы с ней все было в порядке. Это жизнеописание героя, вся его история запечатлена на этих страницах.

– А как насчет циклов произведений? – поинтересовался мистер Бергер. – О Шерлоке Холмсе, например. Полагаю, он тоже где-то здесь?

– Конечно, – ответил мистер Гедеон. – Мы обозначили его комнату номером двести двадцать один «бэ», чтобы он чувствовал себя как дома. Доктор Ватсон живет по соседству с ним. В данном случае я совершенно уверен, что библиотека получила полную коллекцию первых изданий канонических рассказов.

– Вы имеете в виду рассказы Конан Дойла?

– Да. Все, что написано после смерти Конан Дойла в тысяча девятьсот тридцатом году, в счет не идет. Точно так же и с другими культовыми персонажами. Как только умирает их настоящий создатель, история героев заканчивается. В этом заинтересованы и мы, и они сами. Книги других авторов, заимствующих чужих персонажей, мы не учитываем. Иначе все вышло бы из-под контроля. Думаю, нет нужды уточнять, что персонажи не появляются здесь, пока их создатели не умерли. До тех пор с ними еще могут произойти какие-то изменения.

– Должен признаться, что все это чрезвычайно трудно осознать, – сказал мистер Бергер.

– Мой дорогой коллега… – Мистер Гедеон успокаивающе похлопал мистера Бергера по плечу. – Можете не сомневаться, вы не один такой. Я чувствовал то же самое, когда впервые оказался здесь.

– А как вы здесь оказались?

– Я встретил Гамлета на остановке автобуса номер сорок восемь «бэ», – ответил мистер Гедеон. – Должно быть, бедняга провел там немало времени. Мимо прошло по меньшей мере восемь автобусов, но он не сел ни в один из них. Полагаю, этого и следовало ожидать. Вполне в его характере.

– И что вы сделали?

– Я заговорил с ним, хотя он действительно был склонен произносить монологи, так что мне пришлось запастись терпением. Откровенно говоря, теперь мне кажется странным, что я не обратился в полицию и не рассказал о чрезвычайно возбужденном молодом человеке, воображающем себя Гамлетом. Но я, видите ли, всегда любил Шекспира, и этот человек на автобусной остановке совершенно очаровал меня. К концу монолога я безоговорочно поверил ему, затем помог вернуться сюда и передал на попечительство библиотекаря. Им тогда был старина Хэдли, мой предшественник. Мы с ним выпили чаю, как с вами сегодня, и с этого все началось. Когда Хэдли ушел на покой, я занял его место. Проще простого.

Мистеру Бергеру это вовсе не казалось таким простым. Наоборот, представлялось загадкой почти космического масштаба.

– Можно мне… – начал было он, но осекся. Ему вдруг пришло в голову, что просьба крайне необычна, и он сомневался, имеет ли на это право.

– Посмотреть на них? – закончил за него мистер Гедеон. – Да ради бога! Только прихватите с собой пальто. Думаю, там довольно холодно.

Мистер Бергер так и сделал. Он прошел вслед за мистером Гедеоном мимо полок, на ходу отмечая названия книг. Ему очень хотелось коснуться каждой из них, погладить, словно кошку, но он сдерживал себя. В конце концов, если верить мистеру Гедеону, его ждет еще более удивительная встреча с миром литературы.

11

Все оказалось немного скучнее, чем ожидал мистер Бергер. У каждого персонажа была своя чистенькая комнатка, обставленная в соответствии с обычаями того времени. Мистер Гедеон объяснил, что никто специально не размещал персонажей по авторам и историческим эпохам, поэтому здесь нет отдельных флигелей, полностью предоставленных героям Диккенса или Шекспира.

– Мы пробовали так делать раньше, но ничего не вышло, – продолжил мистер Гедеон. – Даже хуже, это привело к ссорам и отвратительным дракам. Персонажи наделены отменной интуицией в подобных делах, и я разрешаю им самим выбирать место.

Мы прошли мимо комнаты номер 221-б, в которой Шерлок Холмс, по-видимому, пребывал в состоянии наркотической прострации, в то время как за стенкой Том Джонс проделывал с Фанни Хилл нечто такое, что рука не поднимается описывать. Также мистер Бергер видел задумчивого Хитклиффа и Фейгина со следом веревки на шее, но большинство персонажей просто дремали, словно животные в зоопарке.

– Многие из них спят, – сказал мистер Гедеон. – Кое-кто не просыпается по нескольку лет и даже десятилетий. Они не испытывают голода, но едят с удовольствием, чтобы избавиться от монотонности жизни. Полагаю, в силу привычки. Мы стараемся не давать им вина. От этого они становятся буйными.

– Но они понимают, что они вымышленные персонажи? – спросил мистер Бергер.

– О да. Некоторые из них воспринимают это легче других, но все в конце концов осознают, что их жизнь кем-то уже описана, а их воспоминания – всего лишь плод литературной фантазии. Впрочем, как я уже говорил, с историческими лицами дело выглядит более запутанным.

– Но вы же утверждали, что сюда попадают только вымышленные персонажи, – возразил мистер Бергер.

– Как правило, так и происходит, но верно и то, что некоторые герои книг становятся более живыми, чем их исторические прототипы. Возьмите, к примеру, Ричарда Третьего. По большей части его образ сформирован пьесой Шекспира и пропагандой Тюдоров, так что в некотором смысле он вымышленный персонаж. И наш герой прекрасно осознает, что он не подлинный король Англии, но все же Ричард Третий. С другой стороны, в глазах общества настоящим выглядит именно он, а не результат более позднего пересмотра характера и деяний Ричарда Третьего. Однако это скорее исключение, чем правило; лишь немногим историческим личностям удается подобная метаморфоза. И это к лучшему, иначе у нас здесь яблоку было бы негде упасть.

Мистера Бергера давно уже занимал вопрос о внутреннем пространстве библиотеки, и сейчас наступил подходящий момент, чтобы все выяснить.

– Я заметил, что изнутри здание больше, чем кажется снаружи, – сказал он.

– Это весьма занятно, – ответил мистер Гедеон. – Похоже, внешний облик здания не играет никакой роли – с приходом каждого нового персонажа пространство будто увеличивается. Я часто думал о том, как такое возможно, и полагаю, что нашел удовлетворительный ответ. Это естественное следствие способности любого книжного магазина или библиотеки вобрать в себя целые миры и вселенные, помещенные под обложками книг. В каком-то смысле любая библиотека или книжный магазин не имеют границ. Наша библиотека лишь доводит эту идею до логического завершения.

Они прошли мимо двух комнат, убранных с кричащей роскошью, но производящих определенно мрачное впечатление. В одной из них сидел и читал книгу человек с мертвенно-бледным лицом, бережно переворачивая страницы пальцами с необычайно длинными ногтями. Он оглянулся на проходящих, и губы его чуть раздвинулись, обнажая пару длинных клыков.

– Это граф, – обеспокоенно произнес мистер Гедеон. – На вашем месте я бы здесь не останавливался.

– Вы хотите сказать, что это граф Дракула, персонаж Стокера? – уточнил мистер Бергер, поневоле раскрыв рот от удивления.

В обведенных красными кругами глазах графа бесспорно ощущался некий магнетизм. Ноги мистера Бергера сами понесли его к двери, а хозяин комнаты отложил книгу в сторону, чтобы поприветствовать его.

Мистер Гедеон дернул гостя за правую руку.

– Я же предупредил, что здесь лучше не останавливаться, – проворчал он. – Вы ведь не хотите остаться один на один с графом? Он непредсказуем. Говорит, что давно оставил в прошлом все эти вампирские глупости, но я бы не стал ему доверять.

– Я правильно понимаю, что он не может выйти наружу? – спросил мистер Бергер, по-иному взглянув на свою привычку к вечерним прогулкам.

– Нет, это особый случай. Мы держим подобные книги взаперти, и эта уловка, похоже, удерживает и самих персонажей.

– Но некоторые все-таки выходят, – отметил мистер Бергер. – Вы повстречали Гамлета, а я – Анну Каренину.

– Да, и это самое удивительное. В большинстве своем персонажи пребывают в своеобразном застое. Подозреваю, что многие из них, оставшись одни, просто закрывают глаза и вспоминают свою литературную жизнь. Однако у нас проводятся довольно оживленные турниры по бриджу, да и рождественские мистерии всем очень нравятся.

– Но как же ваши постояльцы все-таки выходят наружу?

Мистер Гедеон пожал плечами:

– Не знаю. Я держу двери на замке и сам отлучаюсь крайне редко. И сейчас я просто взял отпуск на несколько дней, чтобы навестить моего брата в Бутле. Но за все годы, что я служу в этой библиотеке, я отсутствовал не более месяца. Да и зачем мне куда-то уходить? У меня здесь есть книги для чтения и персонажи для разговоров. Я могу исследовать целые миры, не выходя из этих стен.

Закончив фразу, мистер Гедеон подошел к закрытой двери и вежливо постучал.

– Oui? – послышался изнутри женский голос.

– Madame, vous avez un visiteur, – сказал мистер Гедеон.

– Bien. Entrez, s’il vous plait.

Мистер Гедеон открыл дверь, за ней стояла та самая женщина, которая на глазах у мистера Бергера бросилась под поезд и которой он позже в каком-то смысле спас жизнь. Она была в простом черном платье – возможно даже, именно в том, что так очаровало Кити в романе, – волосы ее были не убраны, а шею украшала нитка жемчуга. Казалось, даму напугало появление мистера Бергера, но он понял, что она его узнала.

Он успел слегка забыть французский, но кое-что сумел выудить из своей памяти.

– Madame, je m’appelle Monsieur Berger, et je suis enchanté de vous rencontrer.

– Non, tout le plaisir est pour moi, Monsieur Berger, – ответила Анна после недолгой паузы. – Vous vous assiérez, s’il vous plait.

Они сели и завели учтивую беседу. Мистер Бергер постарался в самых тактичных выражениях объяснить, что стал свидетелем недавнего происшествия на железной дороге и был потрясен. Анна с огорченным видом рассыпалась в извинениях за все волнения, какие невольно могла ему доставить, но мистер Бергер заявил, что это пустяки и что он больше переживал за нее, чем за себя. А когда, продолжал он, на его глазах была предпринята вторая попытка – если слово «попытка» применимо для действия, которое уже прежде увенчалось успехом, – он почувствовал, что обязан вмешаться.

Первоначальная неловкость скоро прошла, и беседа потекла живее. Мистер Гедеон вернулся с чаем и кусочком кекса, но они едва заметили его появление. Мистер Бергер неожиданно осознал, что понемногу вспоминает французский, а Анна за проведенные в библиотеке годы весьма понаторела в английском. Они проговорили до поздней ночи, потом мистер Бергер наконец взглянул на часы и извинился за то, что отнял у Анны так много времени. Она ответила, что наслаждалась его обществом и в любом случае не привыкла много спать. Он поцеловал ей руку и спросил, можно ли навестить ее завтра, и она охотно дала разрешение.

На обратном пути мистер Бергер не столкнулся с серьезными трудностями, если не считать попытку Фейгина украсть у него кошелек. Старый негодяй еще и оправдывался – мол, привычка, что поделаешь. Мистера Гедеона Бергер нашел в гостиной: пожилой джентльмен дремал в кресле. Мистер Бергер осторожно разбудил библиотекаря, тот открыл входную дверь и выпустил гостя.

– С вашего позволения, – сказал мистер Бергер, стоя на крыльце, – я хотел бы завтра прийти сюда и еще раз побеседовать с вами и госпожой Карениной. Если, конечно, это не причинит вам излишнего беспокойства.

– Совсем никакого беспокойства, – ответил мистер Гедеон. – Просто постучите в окно. Я буду здесь же.

С этими словами он закрыл дверь, а мистер Бергер, чувствуя себя одновременно смущенным и счастливым, как никогда в жизни, вернулся домой и уснул глубоким и спокойным сном.

12

На следующее утро, умывшись и позавтракав, мистер Бергер поспешил в библиотеку Кекстона. Он принес с собой свежую выпечку, купленную в местной пекарне, чтобы пополнить припасы мистера Гедеона, а также томик русской поэзии в переводе на английский. Эта книга чрезвычайно ему нравилась, но теперь он загорелся желанием подарить ее Анне. Удостоверившись, что никто не наблюдает за ним, мистер Бергер свернул в переулок, дошел до библиотеки и постучал в окно. На мгновение его охватил страх при мысли о том, что мистер Гедеон мог за ночь перевести куда-то и книги, и персонажей, и все прочее – из опасения, что новое знакомство может обернуться большими неприятностями, поскольку мистер Бергер узнал тайну библиотеки. Но пожилой джентльмен открыл дверь, явно довольный возвращением вчерашнего гостя.

– Хотите чаю? – предложил мистер Гедеон.

Мистер Бергер согласился, несмотря на то что уже позавтракал и ему не терпелось снова увидеться с Анной. Однако у него накопилось немало вопросов к мистеру Гедеону, и часть из них касалась именно госпожи Карениной.

– Почему она это делает? – спросил он, как только они с мистером Гедеоном поделили на двоих яблочный пирожок.

– А что она делает? – удивился мистер Гедеон. – Ах, вы хотите знать, почему Анна бросается под поезд? – Он подобрал крошку с жилета, положил ее на тарелку и продолжил: – В первую очередь, должен заметить, что это не вошло у нее в привычку. За все годы, что я служу здесь, она проделывала подобное не больше десяти раз. Нельзя не признать, что эти случаи участились, и я поговорил с ней, надеясь оказать какую-либо помощь, но она, видимо, и сама не знает, что побуждает ее вновь и вновь переживать свои последние мгновения, описанные в романе. Другие персонажи тоже иногда возвращаются к моменту своей гибели – например, этим, похоже, одержимы все герои Томаса Гарди, – но лишь Анна на самом деле восстанавливает сцену смерти. Я могу только поделиться своими соображениями по этому вопросу, и вот что я вам скажу: она заглавный персонаж, и жизнь ее настолько трагична, а смерть настолько ужасна, что они глубоко отпечатались в памяти как читателей, так и ее самой. Все дело в том, как написана книга. Книги обладают удивительной силой. Теперь вы не можете не понимать этого. Вот почему мы так тщательно храним первые издания. В них раз и навсегда определены судьбы героев. Между книгами и персонажами, появившимися здесь вместе с ними, существует очевидная связь. – Мистер Гедеон поерзал в кресле и скривил губы. – Позвольте поделиться с вами, мистер Бергер, тем, о чем я не рассказывал никому, – снова заговорил он. – Несколько лет назад у нас потекла крыша. Щель была невелика, но ведь и этого бывает достаточно. Даже незначительное количество воды, капающей несколько часов подряд, может натворить много бед, а я, как назло, отлучился в Морхэм. Был в кинотеатре. Понимаете, перед самым уходом я выложил на стол рукописи «Алисы в Стране чудес» и «Моби Дика».

– «Моби Дик»? – удивился мистер Бергер. – Я и не знал, что эта рукопись сохранилась.

– Должен признать, история необычная, – сказал мистер Гедеон. – В какой-то мере это связано с путаницей между американским и британским первыми изданиями. Американское издательство «Харпер и братья» набирало текст по рукописи, а британское «Бентли» – уже по американским гранкам, однако между ними обнаружилось около шестисот отличий. В тысяча восемьсот пятьдесят первом году, еще до того, как американский издатель дал окончательное согласие, Мелвилл сам внес правки в готовые гранки для британского издания, добавил заключительную часть, а также воспользовался случаем, чтобы переписать некоторые эпизоды. Так что же считать первым изданием, которое должно храниться в нашей библиотеке? Американское, основанное на рукописи, или британское, выпущенное с учетом переработки? Фонд решил приобрести британское издание, а на всякий случай еще и рукопись. Когда капитан Ахав появился в библиотеке, вместе с ним появились и оба источника.

– А рукопись «Алисы в Стране чудес»? Насколько я понимаю, она находится в собрании Британского музея?

– Мне представляется, что это был ловкий фокус, – ответил мистер Гедеон. – Как вы, вероятно, помните, преподобный Доджсон подарил рукопись Алисе Лиддел, но той пришлось продать ее, чтобы уплатить налог на наследство после смерти ее супруга в тысяча девятьсот двадцать восьмом году. «Сотбис», действуя от ее имени, предложил начальную цену в четыре тысячи фунтов. Разумеется, рукопись ушла за сумму, почти в четыре раза бо́льшую, которую уплатил американский покупатель. В этот момент вмешался Фонд, и вместо рукописи в Америку отправили ее точную копию.

– Значит, в Британском музее сейчас хранится фальшивка?

– Не фальшивка, а более поздняя копия, сделанная рукой самого Доджсона по наущению Фонда. В те времена Фонд думал на много шагов вперед, и я стараюсь поддерживать эту традицию. Я всегда присматриваю за книгами и персонажами, которые могут ускользнуть от нас. Так что Фонд был крайне заинтересован в приобретении оригинальной «Алисы» Доджсона. Понимаете, столько культовых персонажей, и еще иллюстрации. Очень мощная рукопись. Но все это к делу не относится. Обе рукописи не требовали особого внимания – разве трудно смахнуть накопившуюся пыль или обернуть сокровище в полиэфирную пленку?.. Но когда я вернулся из Морхэма, то едва не закричал от ужаса. Вода с потолка попала на драгоценные листы – всего несколько капель, не более, но они размыли чернила «Моби Дика», и те перетекли на страницу «Алисы».

– И что случилось дальше? – спросил мистер Бергер.

– Целый день во всех изданиях «Алисы в Стране чудес» на чаепитии у Болванщика присутствовал кит, – мрачно сообщил мистер Гедеон.

– Что? Не замечал ничего подобного.

– Никто не замечал, кроме меня. Я целый день очищал эту страницу и в конце концов удалил с нее все следы чернил Мелвилла. «Алиса в Стране чудес» вернулась в прежнее состояние, но в тот день во всех книгах и критических статьях упоминалось о белом ките на чаепитии.

– Подумать только! Значит, книги подвержены изменениям?

– Только рукописи, хранящиеся в нашей библиотеке, но они, в свою очередь, могут повлиять на другие издания. Это не просто библиотека, мистер Бергер, это прабиблиотека. Она имеет дело с редкими книгами и их персонажами. Вот почему мы так бережно храним свою коллекцию. Мы обязаны это делать. Ни одну книгу нельзя считать чем-то неизменным. Каждый человек читает книгу по-своему, и она по-разному воздействует на каждого читателя. Но здесь собраны особенные книги. Из них вышли все последующие издания. И вот что я скажу вам, мистер Бергер: не проходит и дня, чтобы эти книги не преподнесли мне новый сюрприз, и это истинная правда.

Однако мистер Бергер больше не слушал собеседника. Он снова задумался об Анне Карениной, о ее ужасных последних мгновениях, когда поезд уже приближался к ней, о том страхе и той боли, на которые она обречена по сюжету одноименного романа.

Но оказывается, содержание книг не остается неизменным. Они открыты не только для различающихся версий, но и для прямых исправлений.

Сама судьба персонажа может стать иной.

13

Мистер Бергер не стал пороть горячку. Он не считал себя лицемером и теперь пытался оправдаться в собственных глазах. Да, он старался завоевать доверие мистера Гедеона, однако не только потому, что горел желанием избавить Анну Каренину от очередных сцен гибели под колесами поезда. Просто мистеру Бергеру нравилось общество пожилого джентльмена, не говоря уже о восхищении самой библиотекой Кекстона.

В этом было зерно истины. Мистер Бергер действительно получал удовольствие от общения с мистером Гедеоном, поскольку тот был неистощимым кладезем информации о библиотеке и об истории его предшественников на этой должности. К тому же вряд ли нашелся бы хоть один любитель книг, которого не очаровало бы это собрание. Каждый проведенный здесь день открывал новые сокровища – многие из них были приобретены исключительно в силу своей редкости и ценности, а не из-за прямой связи с персонажами. Такие как, например, аннотированные рукописи, относящиеся к периоду до изобретения книгопечатания, включая поэтические произведения Донна, Марвелла и Спенсера. Не один, а сразу два экземпляра Первого фолио Шекспира, один из которых принадлежал самому Эдварду Найту – суфлеру «Слуг короля» и предполагаемому корректору вошедших в издание рукописей. Сохранились сделанные от руки исправления ошибок, вкравшихся в его личный экземпляр, поскольку Первое фолио продолжало корректироваться в процессе напечатания, так что каждая книга могла иметь отличия от остальных. И наконец, наброски к так и не законченным главам «Тайны Эдвина Друда», принадлежавшие, как подозревал мистер Бергер, перу самого Диккенса.

Этот редкий экспонат мистер Бергер отыскал в папке с еще не внесенными в каталог рукописями, где хранилась также отброшенная Фрэнсисом Скоттом Фицджеральдом версия заключительных глав «Великого Гэтсби», в которой за рулем в момент гибели Миртл сидел Гэтсби, а не Дэзи. Мистер Бергер видел его мельком, когда направлялся к Анне Карениной. Жилище Гэтсби было одним из чудес библиотеки и состояло из раздевалки и бассейна, который, впрочем, выглядел не слишком привлекательно из-за испачканного в крови надувного матраса.

Гэтсби казался довольно симпатичным, но вид имел измученный. Находка альтернативного окончания книги, которой Гэтсби, подобно Анне Карениной, дал свое имя, заставила мистера Бергера задуматься над тем, что могло произойти, если бы Фицджеральд опубликовал эту версию вместо конечного варианта, в котором за рулем роковой ночью находилась Дэзи. Изменило бы это судьбу Гэтсби? Мистер Бергер решил, что нет: в бассейне по-прежнему плавал бы запачканный кровью матрас, но конец Гэтсби представлялся бы тогда менее трагическим и менее возвышенным.

Однако сама возможность рассуждать о подобной метаморфозе укрепила в мистере Бергере веру в то, что Анну можно спасти, и он все больше времени проводил в отделе, посвященном творчеству Толстого. Бергер погрузился в историю написания «Анны Карениной», и его исследования показали, что даже этот роман, который и Достоевский, и Набоков назвали безупречным, при первой публикации не миновали трудности. Начиная с 1873 года его печатали по частям в журнале «Русский вестник», и редакционные споры по поводу заключительной его части означали, что роман тогда еще не принял тот окончательный вид, в каком был издан отдельной книгой в 1878 году. В библиотеке хранились как журнальный вариант, так и первое книжное издание, однако познания мистера Бергера в русском языке были, мягко говоря, ограниченными, и он не решился связываться с оригиналом. Первое издание на английском, выпущенное «Томасом Кроуэллом и К°» в Нью-Йорке в 1886 году, как он рассудил, вполне подойдет для его намерений.

Проходили недели и месяцы, но мистер Бергер бездействовал. Мало того что он страшился этого замысла – как же, переписать одно из величайших произведений мировой литературы! – так еще и мистер Гедеон никуда не отлучался из библиотеки. Он так и не рискнул доверить мистеру Бергеру ключи и по-прежнему не спускал глаз со своего гостя. Тем временем мистер Бергер заметил, что Анна с каждым днем становится все более неуравновешенной и порой, во время обсуждения книг или музыки, а также нечастых посиделок за вистом или покером, вдруг отстраняется и начинает шептать имена своих детей или возлюбленного. К тому же она неоднократно проявляла нездоровый интерес к железнодорожному расписанию.

Наконец судьба подарила мистеру Бергеру возможность, которую он так долго искал. Брат мистера Гедеона тяжело заболел, и его расставание с этим миром было, как говорится, неизбежным. Мистер Гедеон заторопился в дорогу, надеясь застать брата в живых, и после недолгих колебаний поручил заботу о библиотеке Кекстона мистеру Бергеру. Мистер Гедеон оставил ему ключи и номер телефона своей невестки в Бутле на случай крайней необходимости, а затем умчался, чтобы успеть на вечерний северный экспресс.

Впервые оставшись в библиотеке в одиночестве, мистер Бергер открыл чемоданчик, собранный им после звонка от мистера Гедеона, и извлек оттуда бутылку бренди и свою любимую перьевую ручку. Он налил себе большой бокал бренди – больше, чем требовало благоразумие, как он сам позднее признал, – взял с полки кроуэлловское издание «Анны Карениной», положил на стол мистера Гедеона и раскрыл на нужной странице. Затем сделал глоток бренди, второй, третий… В конце концов мистер Бергер намеревался изменить одно из лучших произведений литературы, так что немного спиртного, как он считал, пошло бы ему только на пользу.

Он посмотрел на почти опустевший бокал и снова наполнил его. Еще один подбадривающий глоток – и мистер Бергер снял колпачок с ручки. Прошептав безмолвную молитву богу литературы, он тремя резкими штрихами вычеркнул один-единственный фрагмент.

Дело было сделано.

Мистер Бергер снова глотнул бренди. Все получилось легче, чем он ожидал. Он подождал, пока высохнут чернила на издании Кроуэлла, и вернул книгу на полку. К этому моменту мистер Бергер был уже более чем «слегка навеселе». Когда он подходил к столу, на глаза ему попалось название: «Тэсс из рода д’Эрбервилей». Это было первое издание романа Томаса Гарди, «Осгуд, Макилвейн и К°», Лондон, 1891 год.

Мистеру Бергеру всегда внушал отвращение финал «Тэсс».

«Ну что ж, – подумал он, – семь бед – один ответ».

Мистер Бергер снял книгу с полки и сунул под мышку. Затем он с воодушевлением принялся за исправление пятьдесят восьмой и пятьдесят девятой глав. Он трудился всю ночь, и когда наконец заснул, забаррикадированный томами, бутылка бренди была пустой.

По правде говоря, мистер Бергер немного хватил через край.

14

В истории частной библиотеки Кекстона этот короткий период, последовавший за «исправлениями» мистера Бергера, известен под названием «сумятица», и рассматривают его как наглядный урок, объясняющий, почему подобных экспериментов следует избегать.

Брат мистера Гедеона чудесным образом пошел на поправку, причем настолько уверенно, что даже пригрозил своим врачам немедленным судом. И первую подсказку о том, что возникли непредвиденные обстоятельства, пожилой библиотекарь получил, когда спешил на обратный поезд в Глоссом. Проходя мимо Ливерпульского театра, мистер Гедеон обнаружил, что там давали комедию «Макбет». Он бросил повторный взгляд на афишу и тут же ринулся на поиски ближайшего книжного магазина. Там он без труда отыскал экземпляр комедии «Макбет», вместе с комментариями, характеризующими ее как «одну из самых трудных для понимания поздних пьес Шекспира, где причудливо переплетаются сцены насилия и неуместный юмор, граничащий с ранним альковным фарсом».

– Господи! – воскликнул мистер Гедеон. – Что он натворил? Точнее говоря, что он еще натворил?

Старый джентльмен задумался, вспоминая, какими романами и пьесами мистер Бергер был особенно недоволен. Кажется, он говорил, что плакал, читая последние страницы «Повести о двух городах». Проверка книги показала, что теперь она заканчивалась так: Сидни Картон спасается от гильотины, улетая на дирижабле, который пилотирует Алый Первоцвет, а в комментариях сообщается, что эта сцена послужила источником вдохновения для целого цикла романов баронессы Орци.

– Боже мой, – простонал мистер Гедеон.

Следующим был Гарди.

Роман «Тэсс из рода д’Эрбервиллей» теперь завершался побегом Тэсс из тюрьмы, который организовал Энджел Клэр при помощи команды взрывников, а в финале «Мэра Кэстербриджа» Майкл Хенчард поселился в увитом розами домике, по соседству со своей недавно вышедшей замуж падчерицей, и занялся разведением щеглов. В заключительных сценах «Джуда Незаметного» Джуд Фаули вырвался из лап Арабеллы и выжил после своего отчаянного похода к Сью в морозную погоду, а потом они оба убежали и благополучно поселились в Истборне.

– Это ужасно, – вздохнул мистер Гедеон, хотя в глубине души не мог не признать, что предпочел бы такой финал тому, что описан у Томаса Гарди.

Наконец очередь дошла и до «Анны Карениной». Мистеру Гедеону понадобилось немало времени, чтобы найти изменения, поскольку здесь они были более тонкими: всего лишь удаление небольшого фрагмента текста вместо откровенного и весьма бездарного переписывания. Это тоже было плохо, но, по крайней мере, не вызывало вопроса, почему Бергер решился на такой поступок. Если бы мистер Гедеон испытывал подобные чувства к героине, вверенной его заботам, то, возможно, и сам нашел бы в себе мужество вмешаться. Ему приходилось видеть, как литературные герои страдают по воле бессердечных авторов, и не в последнюю очередь Гарди с его безысходностью. Но главной обязанностью мистера Гедеона были и оставались книги. Все следовало привести в порядок, какими бы благими намерениями ни руководствовался мистер Бергер.

Мистер Гедеон положил том «Анны Карениной» обратно на полку и направился к вокзалу.

15

Наутро мистер Бергер проснулся, мучимый ужасным похмельем. Ему даже не сразу удалось вспомнить, где он находится, не говоря уже о том, чем он здесь занимался. Во рту у него пересохло, голова раскалывалась от боли, шея и спина затекли, поскольку он заснул прямо за столом мистера Гедеона. Он заварил себе чай, приготовил тосты, каким-то образом ухитрился проглотить бо́льшую часть завтрака, и только затем в ужасе уставился на груду первых изданий, над которыми надругался накануне ночью. У мистера Бергера возникло неясное подозрение, что эта пирамида не отражает в полной мере размер его вчерашних деяний, поскольку он смутно припоминал, как возвращал некоторые исправленные книги на полку, весело напевая себе под нос. Но будь он проклят, если в памяти у него сохранились их названия! Совершенно разбитый и напуганный, мистер Бергер рассудил, что у него нет никаких причин оставаться в бодрствующем состоянии. Вместо этого он свернулся калачиком на диване в робкой надежде, что, когда он снова откроет глаза, литературный мир сам собой придет в порядок и его голова, возможно, уже не будет болеть так сильно. Лишь об одном сделанном изменении он нисколько не сожалел – и оно касалось «Анны Карениной». В этом случае его пером управляла любовь.

Когда он пробудился, перед ним стоял мистер Гедеон. Лицо пожилого библиотекаря отражало причудливую смесь негодования, разочарованности и немалой доли жалости.

– Нам необходимо поговорить, мистер Бергер, – произнес он. – Но, учитывая все обстоятельства, вы, вероятно, захотите сначала освежиться.

Мистер Бергер поплелся в ванную, умыл лицо и окатился до пояса холодной водой. Затем почистил зубы, расчесал волосы и постарался придать себе по возможности цивилизованный вид. Он чувствовал себя как приговоренный, надеющийся произвести приятное впечатление на своего палача. Вернувшись в гостиную, мистер Бергер уловил аромат крепкого кофе. Чай в его случае вряд ли возымел бы должное действие.

Он сел напротив мистера Гедеона, внимательно изучавшего оставленные на столе первые издания, и теперь к ярости пожилого библиотекаря уже не примешивались прочие эмоции.

– Это вандализм! – воскликнул он. – Вы хотя бы осознаете, что натворили? Мало того что осквернили мир литературы и изменили истории персонажей, находящихся под нашей опекой, так еще и повредили коллекцию библиотеки. Как может человек, называющий себя книголюбом, докатиться до подобного?

Мистер Бергер не осмеливался взглянуть в глаза библиотекарю.

– Я сделал это ради Анны, – признался он. – Просто не мог больше видеть, как она страдает.

– А все остальные? – спросил мистер Гедеон. – Как насчет Джуда, Тэсс и Сидни Картона? Боже милосердный, а Макбет?

– Я испытывал сострадание и к ним, – отозвался мистер Бергер. – И если бы авторы знали, что спустя некоторое время их герои попадут в наш мир в человеческом облике, отягощенные воспоминаниями и переживаниями, которые выпали на их долю, неужели они не позаботились бы о судьбе этих несчастных?

– Но в литературе все происходит иначе, – возразил мистер Гедеон. – Как и в жизни. Книги уже написаны. Не вам и не мне что-то менять в них. Эти персонажи обладают необыкновенной силой именно потому, что прошли через все испытания, уготованные им авторами. Изменяя финал, мы ставим под угрозу место произведений в литературном пантеоне и, как следствие, само их присутствие в нашем мире. Не удивлюсь, если мы, совершив обход библиотеки, обнаружим, что добрая дюжина комнат опустела, будто там никто никогда не жил.

Об этом мистер Бергер не задумывался. И теперь чувствовал себя еще хуже прежнего.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Я виноват, безмерно виноват. Может быть, еще не поздно хоть что-нибудь исправить?

Мистер Гедеон вышел из-за стола, открыл большой буфет в углу комнаты и достал оттуда коробку с реставрационными принадлежностями: клеем и нитками, лентами, грузами и рулонами переплетной ткани, иголками, кисточками и шильями. Он положил коробку на стол, поставил туда несколько стеклянных флаконов, а затем закатал рукава, зажег свет и подозвал мистера Бергера.

– Соляная кислота, лимонная кислота, щавелевая кислота, винная кислота, – называл он, поочередно касаясь каждого пузырька.

Затем мистер Гедеон тщательно смешал в чашке содержимое трех последних флаконов и велел мистеру Бергеру обработать этим раствором его поправки к «Тэсс».

– Раствор удалит чернильные пятна, но не тронет типографскую краску, – объяснил мистер Гедеон. – Только будьте осторожны и не спешите. Нанесите раствор, подождите несколько минут, потом промокните бумагу салфеткой и дайте просохнуть. И так повторяйте до тех пор, пока от чернил не останется и следа. А теперь начинайте, у нас впереди долгая работа.

Они трудились всю ночь и следующее утро. Усталость заставила их поспать несколько часов, но после полудня они снова принялись за дело. К вечеру самые худшие повреждения были устранены. Мистер Бергер даже вспомнил названия тех книг, которые в пьяном рвении исправил и отнес обратно на полки. Все, кроме одного. Он собирался немного сократить «Гамлета», но не пошел дальше четвертой и пятой сцен, где чуть урезал пространные монологи принца. В результате в начале четвертой сцены отмечалось, что часы пробили полночь, затем появлялся Призрак, а к середине пятой сцены, после короткого обмена репликами, уже наступало утро. Много лет спустя преемница мистера Бергера обнаружила его сокращения и решила оставить все как есть, поскольку полагала, что «Гамлет» и без того несколько затянут.

Мистер Гедеон и мистер Бергер вместе обошли жилые комнаты. Все персонажи были на месте и в надлежащем виде, только Макбет казался чуть веселее прежнего, и с тех пор его настроение не менялось.

Лишь одну книгу не успели отреставрировать – «Анну Каренину».

– Но нужно ли это? – спросил мистер Бергер. – Если вы настаиваете, я приму ваше решение, но мне кажется, что с ней все иначе, чем с остальными. Никто из персонажей не совершал того, что вынуждена была сделать она. Никто из них не испытывал такого отчаяния, заставляющего ее снова и снова искать забвения. Я не внес существенных изменений в кульминацию романа, лишь добавил немного неопределенности, и, возможно, это немногое – как раз то, что ей необходимо.

Мистер Гедеон внимательно разглядывал книгу. Да, он был библиотекарем, хранителем коллекции частной библиотеки Кекстона, но он был также и опекуном персонажей. Он ощущал моральный долг одновременно и перед ними, и перед книгами. Может ли одно перевесить другое? Он обдумал то, что сказал мистер Бергер. Если бы Толстой знал, что своим литературным даром обрекает героиню на навязчивую идею самоубийства, неужели он не нашел бы способа чуть изменить свой роман и принести покой ее душе?

И разве это не правда, что окончание романа Толстого в любом случае выглядит ущербным? Вместо того чтобы показать читателям некое осмысление гибели Анны, он сосредоточился на возвращении Левина к религии, на поддержке сербов Кознышевым и на преданности Вронского делу славянского братства. Даже последние слова об Анне он отдал порочной матери Вронского: «…самая смерть ее – смерть гадкой женщины без религии». Неужели Анна не заслуживала лучшей памяти?

Мистер Бергер вычеркнул из тридцать первой главы всего три строчки:

«Мужичок перестал бормотать, встал на колени перед изувеченным телом и зашептал молитву о прощении ее души. Но если падение ее было непреднамеренным, то она больше не нуждалась ни в какой молитве, ибо уже предстала перед Богом. Если же все произошло иначе, то молитва могла только навредить ей. Но он все равно молился».

Мистер Гедеон прочитал окончание предыдущего абзаца:

«И свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла».

«Пожалуй, на этом месте тридцать первая глава легко может закончиться и принести покой Анне», – подумал он и закрыл книгу, оставляя ее с изменениями мистера Бергера.

– Пусть все так и остается, хорошо? – сказал он. – Почему бы вам не вернуть роман на место?

Мистер Бергер с почтением принял у него книгу и бережно, любовно поставил на полку. Ему хотелось в последний раз увидеться с Анной, но момент казался неподходящим для того, чтобы просить разрешения у мистера Гедеона. Мистер Бергер сделал для Анны все, что мог, и надеялся, что этого достаточно. Он направился в гостиную и положил на стол ключи от библиотеки Кекстона.

– Прощайте, – произнес он. – И спасибо вам.

Мистер Гедеон кивнул, но ничего не ответил, и мистер Бергер покинул библиотеку, ни разу не оглянувшись.

16

В последующие недели мистер Бергер часто думал о библиотеке Кекстона, о мистере Гедеоне и в особенности об Анне, но сознательно обходил стороной проулок и вообще старался не заглядывать в эту часть города. Он читал книги и возобновил прогулки вдоль железной дороги. Каждый вечер он дожидался, когда пройдет последний поезд, и никаких происшествий при этом не случалось. Мистер Бергер надеялся, что мучения Анны прекратились.

Однажды вечером, когда лето уже подходило к концу, в его дверь постучали. Мистер Бергер открыл и увидел на пороге мистера Гедеона. Два чемодана стояли рядом с ним, а возле садовой калитки ожидало такси. Удивленный визитом мистер Бергер предложил гостю войти, но мистер Гедеон отказался.

– Я уезжаю, – объявил он. – Я устал и утратил прежнюю энергию. Пора уйти на покой и поручить заботу о библиотеке Кекстона кому-то другому. Я сразу догадался, кто это будет, как только вы пришли в ту ночь следом за Анной. Обычно библиотека сама находит своего нового хранителя и доводит его до дверей. Когда вы изменили содержание книг, я решил, что, возможно, ошибся в вас, и примирился с тем, что придется ждать другого преемника, но в конце концов понял, что библиотеке нужны именно вы. Ваша единственная ошибка состояла в том, что вы слишком любили одну литературную героиню, и в результате похвальные намерения подтолкнули вас к предосудительному поступку. Надеюсь, мы оба извлекли урок из этого происшествия. Уверен, библиотека Кекстона и сами персонажи получат в вашем лице надежного защитника, пока на смену вам не придет новый библиотекарь. Я оставил для вас письмо, в котором изложено все, что вам необходимо знать, и номер телефона, по которому можно позвонить и задать любой вопрос, но, думаю, вы и сами прекрасно справитесь.

Он протянул мистеру Бергеру тяжелую связку ключей. Тот на мгновение замер в нерешительности, однако принял их и заметил, что мистер Гедеон не сумел сдержать слез, препоручая библиотеку и персонажей новому хранителю.

– Знаете, я буду безумно скучать по ним, – признался мистер Гедеон.

– Вы можете без всякого стеснения навещать нас в любое время, – предложил мистер Бергер.

– Возможно как-нибудь… – ответил мистер Гедеон, но так никогда и вернулся.

Они в последний раз пожали друг другу руки, а потом мистер Гедеон уехал, и больше они ни разу не встретились и не поговорили.

17

Частной библиотеки Кекстона больше нет в Глоссоме. В начале нашего столетия город привлек внимание застройщиков, и земли вокруг библиотеки наметили для возведения высотных домов и торговых центров. Вокруг необычного старого здания возникло слишком много вопросов. И однажды вечером длинная вереница грузовиков, неизвестно кому принадлежавших и управляемых неизвестными лицами, подъехала к библиотеке и за одну ночь перевезла книги, персонажей и все прочее на новое место – в небольшую деревушку, расположенную у моря, довольно далеко от городов и железных дорог. Библиотекарь, пожилой сутулый человек, любил прогуливаться по пляжу в сопровождении маленького терьера, а если позволяла погода, компанию им составляла красивая женщина с бледным лицом и длинными темными волосами.

Как-то раз вечером, когда на смену увядающему лету уже спешила осень, в дверь частной библиотеки Кекстона постучали. На пороге библиотекарь увидел юную девушку, державшую в руке «Ярмарку тщеславия».

– Простите, – начала она. – Понимаю, это может показаться странным, но я абсолютно уверена, что недавно видела человека, похожего на Робинзона Крузо. Он собирал ракушки на пляже, а потом, полагаю, направился… – Она скосила глаза на бронзовую табличку справа от двери. – В эту библиотеку.

Мистер Бергер шире открыл дверь, впуская гостью.

– Проходите, пожалуйста, – сказал он. – Это может показаться не менее странным, но полагаю, что я ожидал вас…