Йен
Утро среды наступает чересчур быстро, как по мне. Сказать, что я спал больше двух часов – это преувеличение. Все, что поведала Грэйс, каждое слово, каждый проблеск этих ее странных ясных глаз проигрывался у меня в голове бесконечным циклом. Зак сказал, она была абсолютно на все согласна, она хотела его. И он поделился фотографиями, чтобы это доказать. Я давно с ним знаком. Я могу определить, когда Зак лжет, и не думаю, что он лжет. Хотя, дело вот в чем – я также не думаю, что Грэйс лжет.
Это не самое худшее. Остаются еще ее слова о совершении правильных поступков вместо легких. Она смотрела прямо на меня, то есть, прямо мне в глаза, и, клянусь, я практически слышал ее мысли: "Я знаю, что ты знаешь, гад, так почему же просто не признаешь это?".
Но даже эта часть не самая худшая. Нет, хуже всего то, что я поцеловал ее. Я, мать вашу, поцеловал Грэйс Колье – девушку, выдвигающую ложные обвинения в изнасиловании. И я едва не сделал это снова.
Боже, бесполезно! Отбрасываю одеяло в сторону, поднимаюсь с кровати, тру глаза, затем иду в душ. Я не могу рисковать, разъезжая с ней по всему району, чтобы сфотографировать папины проекты. Я не могу находиться рядом с ней. Не могу встречаться с девушкой, которая пытается разрушить жизнь Зака. Заканчиваю одеваться, но уходить еще рано, поэтому плюхаюсь обратно на кровать и смотрю на стены.
На одной из них висит паутина. Я поднимаюсь, хватаю полотенце, смахиваю ее. Какого черта. Почему бы во всей комнате не прибраться, раз уж начал. Бросаю грязную одежду в корзину, ту, что не воняет апельсинами или мной, складываю в комод, навожу порядок на столе. Управившись, замечаю, что пора выезжать.
– Йен, ты готов, уже… – Папа открывает дверь, просовывает голову внутрь и забывает завершить предложение. – Ты сделал уборку? – Нахмурившись, он прикладывает руку к моему лбу. – Ты заболел, или что?
Уворачиваюсь от его руки.
– Я в порядке. Вы договорились о моем визите к доктору?
– Да, на пятницу.
– Клево. Спасибо. – Беру свою куртку, телефон, бумажник. – Идем.
– Ладно, что с тобой такое? Ты не наводишь в комнате порядок без угроз. Что происходит?
– Спать не мог. Проснулся рано, нужно было чем-то заняться.
– Голова болит?
– Да… нет! Не из-за сотрясения. Из-за всей этой истории с Заком и Грэйс.
Папа взмахивает рукой.
– Почему ты не спросишь у остальных своих друзей, что они видели? Возможно, это поможет.
Я пожимаю плечами и киваю.
– Ага. Возможно.
– Завтрак готов. Не задерживайся.
Он захлопывает дверь, а я смотрю на нее, гадая, что, черт возьми, сейчас произошло. Этот более добрый, спокойный папа приводит меня в замешательство.
Он предложил расспросить других моих друзей. Вообще-то, я ни с кем не разговаривал. Джереми, Мэтт и Кайл были там. Линдси, Миранда и Сара Гриффин тоже были там. Я ни у кого не спрашивал, что они видели. Есть ли смысл? Парни встанут на сторону Зака. Линдси и Миранда кинули Грэйс, поэтому они наверняка верят его версии развития событий. Единственная темная лошадка – это Сара. Я должен поговорить с ней, посмотреть, верит ли она в нынешнюю теорию. Грэйс поссорилась с Мирандой, Грэйс захотела поквитаться с ней и замутила с Заком.
Качаю головой. Никакая глупая ссора с кем угодно не могла поселить в глазах Грэйс тот страх, какой был виден вчера, когда папа бросил мне ключи от машины.
Во время промежуточных экзаменов мистер Тебитт неверно сформулировал вопрос в тесте по биологии. Все остальные сидели и ныли о несправедливости, но Грэйс единственная бросила ему вызов. Она на полном серьезе подошла к учителю и сказала, что на тот вопрос было два правильных ответа, и каждый, кто выбрал один из этих двух ответов, должен получить балл. Тебитт велел Грэйс сесть на место, а потом пригрозил отправить ее к мистеру Джордану, только она не отступила. Я бы провалил этот тест, если бы Грэйс не отвоевала для всех нас балл за плохой вопрос. До вчерашнего дня я бы поклялся Богом – быть не может, чтобы Грэйс Колье чего-то боялась.
Только она боится.
Выругавшись, швыряю полотенце на кровать. Очередной день с Грэйс. Как, черт побери, мне смотреть ей в лицо после всего, что я наговорил вчера?
Как, черт побери, мне справляться, если она до сих пор мне нравится?
***
Полчаса спустя я натягиваю латексные перчатки, а Грэйс не видно на горизонте. Распаковываю новую бутылку промышленного апельсинового чистящего средства и начинаю опрыскивать, старательно пытаясь не дышать. Бросив взгляд вдоль коридора на шкафчики, которые мы уже вычистили, чувствую себя отлично.
Пока не смотрю в другой конец коридора на все оставшиеся шкафчики.
Мы никогда с ними не закончим. Инструкция на емкости гласит, что нельзя оставлять пену на любой поверхности дольше тридцати минут. Пожав плечами, решаю – особого вреда не будет. Используя универсальный ключ, открываю все шкафчики отсюда до мужского туалета в конце холла второго этажа и принимаюсь опрыскивать. Если повезет, аромат "О д'оранж" станет менее непереносимым к тому времени, когда я до них доберусь со щетками и полотенцами. Вернувшись к месту, откуда начал, вытираю пену так быстро, как только могу, и двигаюсь к следующему шкафчику. Требуется не более двух минут, или около того. Через тридцать минут я у последнего шкафчика.
Грэйс до сих пор не появилась.
Так даже лучше. Что, черт возьми, мне ей сказать? Я считаю тебя ненормальной, потому что ты не отказываешься от этой истории с изнасилованием? Ага, это точно прокатит. Внезапно мне на ум приходит Линдси. Может, все началось потому, что Миранда хотела, чтобы Грэйс выступила ее компаньоншей, как было с Линдси тем вечером? Может, Грэйс струсила. Может...
Ах, черт, Грэйс Колье не могла струсить ни перед чем. Эта девчонка – определение смелости. То, как она борется? То, как она одолела меня? До сих пор не могу поверить, что Грэйс не справилась с Заком.
Я была без сознания.
Ее слова крутятся на повторе у меня в голове. Я не знаю, что думать. Девушки врут. Я видел истории в новостях. Но стала бы Грэйс лгать о таком?
Металлическая дверь внизу открывается со скрипом, затем звонко захлопывается. Стук каблуков привлекает мое внимание, мой пульс учащается. Мне знаком этот звук. Грэйс надела свои крутые сапоги – сапоги, в которых она всегда появляется в моих снах.
Да. Мне снится Грэйс Колье. Ну и что?
– Ты опоздала, – говорю, чтобы взбесить ее. Однако в ответ получаю лишь тишину.
Отлично. Мы вернулись к взаимному игнору. Но, когда я смотрю на нее, она не делает вид, будто меня не существует. Нет, Грэйс стоит на месте с отвисшей челюстью и округлившимися глазами.
– Что?
– Ты вычистил все эти шкафчики? Сам?
– Ох. Да. Я просто все опрыскал и примерно полчаса потратил, отдраивая их. Это дает шанс "Агент Оранж" развеяться.
Ее губы дергаются, слышится звук, который, по-моему, вполне можно принять за смех. Не могу утверждать.
– Да, думаю, эта гадость вполне может уничтожить джунгли, одни или парочку. – Она вешает свой рюкзак на тележку, хватает перчатки и принимается за дело.
– Ну, и где ты была?
– Пришлось добираться пешком. Мама по-прежнему не разрешает мне брать машину, а ей нужно было пораньше на работу уйти.
Она шла в этих сапогах? Боже.
– Фигово. Эй, почему ты мне не позвонила? Мы бы тебя подвезли.
Ее брови ползут вверх.
– А) У меня нет твоего номера. У меня есть номер твоего папы. Плюс, вчера ты довольно ясно дал понять, что ездить с тобой – не очень хорошая идея.
Я сую свою голову в шкафчик, делая вид, будто там попалось что-то, требующее особенно тщательного соскабливания, бормочу извинения, но, когда Грэйс уходит дальше по коридору, отклоняюсь назад, чтобы посмотреть; мои глаза прикованы к ее виляющей заднице.
***
Где-то в районе часа дня мой живот громко урчит. Грэйс бросает на меня взгляд с ухмылкой. Она с ног до головы одета в черное. Ее глаза подведены этим странным способом, как у Клеопатры, который Грэйс так любит, но губы не накрашены.
Не могу перестать пялиться на них.
– Ага. Время для ланча. Ты свой принесла?
Она пожимает плечом.
– Да. Опять сэндвичи.
У меня в бумажнике сколько, тридцать или сорок баксов? Я достаю его, чтобы проверить.
– Оставайся на месте. Я сбегаю через дорогу. Принесу тебе что-нибудь.
Грэйс опять пожимает плечами и возвращается к мытью шкафчиков. Я выхожу из здания. Как только за мной захлопывается дверь, дышать становится легче. Дует прохладный ветерок, который ощущается великолепно после того, как я надышался апельсиновыми испарениями, поэтому какое-то время стою возле двери и просто смотрю на команду по лакроссу. Тренер Брилл орет на Кайла, размахивая руками, словно коп-регулировщик. Я смеюсь. Кайл, скорее всего, пропустил мяч. Случается порой. Не страшно.
Перебегаю через парковку и двигаюсь к главной дороге. На противоположной стороне улицы, вниз примерно на полмили, расположена пиццерия. К тому времени, как добираюсь до нее, мой желудок выворачивает себя наизнанку. Я уминаю три куска в пиццерии, потом заказываю еще два для Грэйс.
Получается, я у нее в долгу, раз она кормила меня всю неделю.
Я вздрагиваю от вдруг раздавшегося автомобильного сигнала. За рулем девушка. Осматривает меня оценивающе. Распрямляю плечи и улыбаюсь в ответ. Спасибо, детка. Возвращаюсь обратно по подъездной аллее, ведущей от магистрали к школе. Она длинная и ветреная, вдоль нее по сторонам растут массивные деревья. Грэйс идет по этой аллее к игровому полю. Она достает свою здоровенную камеру, наводит фокус прямо на Зака. Грэйс не заметила меня. Хоть нас и разделяет стоянка, невозможно не заметить напряженность ее тела, ее лица.
В самом деле, что, черт побери, происходит? Почему она здесь, тайком фотографирует Зака, если так сильно его боится? Должен ли я разоблачить ее? Должен ли притвориться, будто не видел ее? Должен ли я рассказать Заку? Твою мать, я не знаю. Вернувшись в здание школы, кладу пакет с двумя кусками пиццы для Грэйс на тележку. Надеваю перчатки и поворачиваюсь к шкафчикам, задев ногой какую-то мелочь, лежащую на полу, которая со стуком рикошетит от противоположной стены. Приглядевшись, обнаруживаю, что это металлическая заклепка – наверно, одна из миллиона с сапог Грэйс. Сунув ее в карман, приступаю к работе. Проходит пять минут, потом десять. Я слышу, как в женском туалете спускают воду, и резко оборачиваюсь. Каким образом она вернулась внутрь, что я даже тяжелую металлическую дверь не услышал?
Она подходит ко мне, поэтому я указываю на пакет.
– Купил тебе пиццу.
– Спасибо.
На этом все. Одно слово. Грэйс открывает пакет, достает картонные тарелки с пиццей, садится на пол, прислоняясь спиной к шкафчику, и откусывает более чем щедрый кусок. В прошлом году я пригласил Кимми Филлипс на ужин. Она съела половину кусочка, используя нож и вилку. Так что смотрится это чертовски впечатляюще.
– Как твоя голова сегодня? – спрашивает Грэйс спустя минуту.
Пожав плечом, отвечаю:
– Нормально, наверно. Не кружится.
– Как ты заработал травму?
– В этот раз? Меня сбил довольно крупный игрок.
– Сколько сотрясений у тебя было? – Она хмуро смотрит на меня, немного опустив тарелку.
– Это второе.
– Разве они не опасны?
– Да. Поэтому меня отстранили от игры. Нужно, чтобы меня осмотрел доктор и дал разрешение.
– Значит, тебе удастся сыграть в плей-офф? Ты, должно быть, рад. – Открыв бутылку воды, она делает несколько глотков. – О. Чуть не забыла. Это для твоей сестры. Ее одежда. Выстиранная, высушенная, сложенная. – Грэйс показывает мне пластиковый пакет, лежащий на нижней полке тележки, который я не заметил раньше. – Передай ей спасибо.
– Да. Без проблем.
Так мы тратим остаток дня. Беседы ни о чем, с такими гребано-вежливыми манерами, что аж тошно. Она не упоминает ни Зака, ни фото, ни мои вчерашние слова, сказанные в машине. Грэйс ничего не упоминает, но оно все здесь, висит в воздухе, как проклятое апельсиновое дерьмо, которое нас заставляют использовать. И, пока я гадаю, что придушит меня быстрее, дверь открывается с громким скрипом; мгновение спустя Зак вальяжно входит в коридор.